Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
Высшие боги  

Источник: В. Я. ПЕТРУХИН. МИФЫ ДРЕВНЕЙ СКАНДИНАВИИ


 

Альвы были волшебными умельцами, но они не были богами. Да и о ванах, не вошедших в число асов, специально в скандинавских мифах ничего не рассказывается. В поэтических текстах (и комментариях Снорри) различаются языки асов, ванов и альвов - они по-разному называют богов и объекты мифологической вселенной. Но в религиозном культе, с которым обычно связана мифология, почитаются лишь те ваны, которые остались у асов и стали равными им богами.

Асы и ваны могут именоваться богами лишь постольку, поскольку известен их культ - жертвоприношения и мольбы, клятвы их именами и т. п.; боги должны дать что-то взамен людям (так, славянское слово "бог" означало в языческие времена "наделяющий богатством"). В мифах асы и ваны по преимуществу лишь два рода сверхъестественных существ. Поэтому христианин Снорри так легко рассказывает эти мифы - его читатели не станут поклоняться мифическим богам и совершать грех перед Богом христианским.

Но Снорри знал, что скандинавы почитали Одина и других асов как богов, приносили им жертвы, помнил и о тех святилищах, которые располагались не на небе, в мифическом Асгарде, а на земле - в реальной Швеции. Поэтому он изображал языческих богов реальными людьми, историческими правителями, которые были настолько умудрены, что в состоянии оказались внушить подданным веру в свои сверхъестественные способности.

Первым, кто должен был поверить в силу асов, был тот самый любопытствующий Ганглери, под именем которого скрывался шведский конунг Гюльви. Асы оказались мудрее Гюльви в тех словесных состязаниях, "хитростях и мороченьях", на которые он первым решился, явившись в их чудесный город и назвавшись Ганглери. Согласно "Саге об Инглингах", Гюльви пошел на мир с Одином, уступив ему земли в Швеции. Тот обосновался в месте, называемом Старыми Сигтунами, на озере, созданном великанскими быками его невестки Гевьон. Там Один построил капище и стал приносить жертвы по обычаю асов, и все свои земли он называл Сигтунами и селил там жрецов. Прочие асы получили жилища в Швеции, и Снорри дал им названия небесных жилищ Асгарда: Ньёрд поселился в Ноатуне, Хеймдалль - в Химинбьерге, Тор - в Трудванге, Бальдр - в Брейдаблике; Фрейр же поселился в Упсале.

Жилища Одина и Фрейра в Швеции не были мифическими. Сигтуна - это столица средневе­ковой Швеции, но само название Сигтуна было действительно распространено в этой стране и связано с одним из имен Одина: "Сиг" - значит "Победа", характерное имя для бога сражений. Упсала - один из древнейших шведских городов, рядом с которым до сих пор высятся три огромных кургана, традиция приписывает их правителям из рода Инглингов; рядом с ними - еще один курган с плоской вершиной, это курган тинга, народного собрания. Фрейр, или Ингви-Фрейр, которого Снорри поселил в Упсале, был основателем дина­стии Инглингов и над ним первым насыпали курган. Так в "Саге об Инглингах" Снорри перешел от мифической истории асов к реальной истории конунгов Швеции и Норвегии.

Фрейр,согласно Снорри, воздвиг святилище в Упсале; и это был главный храм Швеции, хоро­шо известный по описанию другого - латиноязычного - ученого клирика, жившего в Герма­нии в XI веке и именовавшегося Адам Бременский. В этом храме, изукрашенном золотом, и располагался собственно скандинавский пантеон, (собрание богов, буквально - "все боги") где стояли идолы трех главных богов. Самым могущественным Адам назвал Тора, который сидел на своем престоле посреди храма. По сторонам от него сидели Водан - Один и Фрикко - Фрейр. Тор почитался как бог грома и молнии, ветра и дождя, от которого зависит хорошая погода и урожай. Имя "Водан" значит "ярость", и он вселяет в людей храбрость в битвах. Фрикко, пишет Адам, вселяет в людей сладострастие. Каждому богу присущ специальный атрибут: у Фрикко это - огромный детородный орган, Водан изображен в доспехах, как латинский Марс (вспомним, что, по Тациту, Марсу поклонялись и германцы, а Один в песнях "Старшей Эдды" именовался "блещущий доспехами"). Тор же со своим скипетром - так Адам назвал молот - напоминает Юпитера.

Может быть, датский автор назвал Тора главным среди богов как раз потому, что он на­поминал этому знающему античную мифологию ученому римского царя богов Юпитера, или в Упсале почитали, прежде всего, древнего громо­вержца, а не новоявленного воинского бога - сказать трудно. В языческой религии - религии многобожия - вообще трудно сказать, какой бог считается безусловно главным. Ведь в раз­ные моменты жизнедеятельности древних людей главным делом могла оказаться забота об урожае, или победа в войне, или продолжение рода. Снорри рассказывает, будто сам Один за­поведал совершать жертвоприношения три раза в год: в начале зимы - за урожайный год, в се­редине зимы - за весеннее прорастание, и ле­том - когда урожай уже выращен - за победу; свой собственный культ, бог войны поставил на последнее место.

Мы еще вернемся к упсальской святыне в главе 8, где речь пойдет о религиозном культе. Сейчас обратимся, наконец, к главным богам скандинавского пантеона, воплощающим три главные для разных индоевропейских народов функции: магической мудрости, божественной силы и божественного плодородия.

Один и Вальхалла: магическая мудрость и воинские культы

Мы уже знаем, что Один - тот, кто зовется скальдами Всеотцом - отцом всех богов и людей, на самом деле не отец всем богам, что боги плодородия Ньёрд и Фрейр - вообще из другого рода. Один именуется отцом Тора - его матерью называется Ёрд, воплощение земли, которая была Одину одновременно дочерью и женою, но и это отцовство историки религии могут считать приписанным Одину. Брак неба и земли - священный брак во многих религиях, - как правило, заключается между светлым небесным богом, тем же громовержцем или другим воплощением неба, но не богом бури и боевой ярости. Древним небесным богом у скандинавов был Тюр, лишившийся руки ради спасения мира богов и людей. Его имя стало в скандинавской мифологии синонимом "бога" вообще. В многочисленных именах самого Одина, любившего менять прозвания и обличья, сохраняется это имя - бог войны может именоваться Аса-Тюр ("Тюр асов").

Вероятно, Один и Тюр дополняли друг друга как бог магической власти и бог права. Один был магом: пока его тело лежало бездыханным, дух бога (хамингья) превращался в зверя или птицу, рыбу и даже змею, чтобы проникать во все миры. Бог воспользовался этой способностью к оборотничеству, когда добывал в Стране великанов мед поэзии - и об этом будет рассказано особо. Своим словом он мог потушить огонь и усмирить море, повернуть ветер в нужную для плавания сторону. Колдовством он умел вызывать из могилы мертвецов и узнавать у них тайны иного мира, судьбы людей, насылать порчу и смерть недругам, отнимать силу у одних и передавать другим. Не брезговал он и просто ограблением древних курганов - заклинаниями он лишал силы погре­бенных там мертвецов и отнимал их сокровища.

Снорри писал в "Саге об Инглингах", что колдовство - это зазорное для мужей искусство: ему больше обучались женщины-жрицы. И это не приговор писателя-христианина: колдовство, как и оборотничество, не считалось занятием, достойным даже языческого бога; это был, скорее, удел нечистой силы и ведьм, превращавшихся в лошадей, волчиц, тюленей и т. п.

В эпоху бесконечных войн, знаменовавшую Переселение народов, и в завершивший эти переселения век викингов магия и воинская ярость оказались выше традиционного права. Один оттеснил благородного Тюра и стал именоваться Отцом всех богов, Богом богов и т. п.

Те, кому Один действительно стал отцом, не были богами, но присоединились к божественному миру. Он именуется Отцом павших, ибо павшие в бою становились его приемными сыновьями. Они именовались эйнхериями, и одно из многочисленных имен Одина - Херьян, Воитель - напоминает о связи бога с павшими героями. Для них Один выстроил в Асгарде два загробных чертога. Главным был Глядсхейм - Вальхалла, или Зала мертвых, другой - Вингольв, "Обитель блаженства" (она должна уцелеть и после гибели богов). Вингольвом именуется и святилище богинь на небе, что, может быть, не случайно. Одна из богинь делила поровну с Одином павших героев, и может показаться странным, что это была Фрейя, а не супруга Одина Фригг. Тем не менее именно чертог Фрейи Фолькванг означал "Поле боя", и там Фрейя решала, где сядут герои.

Участие женских персонажей в воинских культах и загробной жизни эйнхериев становится понятным, если мы вспомним, что главными помощницами Одина были девы-воительницы - валькирии. Их название означает "выбирающая мертвых", они определяли судьбу тех, кто вышел на поле боя и кому суждено на нем пасть, пополнив дружину эйнхериев. Сам Один в "Речах Гримнира" перечисляет имена своих валькирий; значение некоторых из них ясно свидетельствует о занятиях воинственных дев:

Христ и Мист

пусть рог мне подносят,

Скеггёльд и Скёгуль,

Хильд и Труд,

Хлёкк и Херфьётур,

Гель и Гейрахед,

Рандгрид и Радгрид

И Рейнглейв тоже

цедят пиво эйнхериям.

Христ - "Потрясающая", Мист - "Туманная", Хильд - "Битва", Труд - "Сила", Хлёкк - "Шум (битвы)", Херфьётур - "Путы войска", первом Мерзебургском заклинании речь идет неких девах, именуемых идисами, которые куют оковы и останавливают войско, другие, напротив, развязывают узы - их немецкое наименование сходно со скандинавским именем "дисы", так могли называться все богини и валькирии. В "Младшей Эдде" специально говорится еще о трех валькириях - они скачут на поле боя и решают исход сражения. Их имена - Гунн ("Битва"), Рота ("Сеющая смятение") и Скуль ("Долг") которая именуется "младшей норной".

Павших героев валькирии встречали кубком меда в Вальхалле и, зная воинские обычаи реальных дружин викингов, которых сопровождали в походах женщины, можно представить, что валькирии не только прислуживали героям за столом. Девы Вальхаллы напоминали гурий мусульманского рая - ведь там тоже должны были наслаждаться загробной жизнью те, кто пали в священной войне. "Сага о Вёльсунгах" рассказывает с том, как валькирия ослушалась Одина и сделала так, чтобы в бою пал старый конунг, а не юный герой, и бог наказал ее за это несчастливым браком. Валькирии были возлюбленными, но не женами, скандинавских эпических героев, легендарного конунга Хельги и кузнеца Вёлунда - об этом пойдет еще речь. Значит, валькирии были ближе богине любви и плодородия Фрейе, чем богине законного брака и помощи в родах Фригг. Любовь не была запретна для дев Одина, но этим девам претило замужество и жизнь за пяльцами.

Как и другие девы судьбы - дисы и норны, - валькирии имеют отношение к пряже, прядению нитей жизни, но страшна эта пряжа. В "Песни валькирий" из исландской "Саги о Ньяле" двенадцать дев подъезжают к дому и садятся у ткацкого станка: основа ткани из человеческих кишок пред­вещает смерть, вместо грузил - человеческие черепа, вместо ткацких инструментов у них - ко­пья, стрелы и мечи. Валькирии ткут боевой стяг, но не завершают работы - рвут ткань и мчатся прочь, в битву, на диких конях без седел. Песнь была знамением - этих валькирий видел некий человек перед великой битвой при Клонтарфе в Ирландии (1014), в ней погиб сам ирландский король Бриан, но он разбил войско викингов.

Эйнхерии в Вальхалле продолжают жизнь боевой дружины; днем они сражаются и гибнут в поединках, чтобы вечером воскреснуть к пиршественному столу. Чертог этот огромен - ведь он должен вместить всех павших в битвах от сотворения мира, в него ведут "пять сотен дверей и сорок еще". Историки думали даже, что на это описание Вальхаллы повлиял некогда увиденный во время войн с Римом Колизей - ведь там тоже непрестанно сражались гладиаторы.

Сам Один так описывает Вальхаллу в "Речах Гримнира":

Легко отгадать,

где Одина дом,

посмотрев на палаты:

стропила там - копья,

а кровля - щиты

и доспехи на скамьях.

В Вальхаллу ведут ворота Вальгринд ("Ворота мертвых"), запоры которых неведомы простым людям. Сам же пиршественный зал окружает бурный, вздувшийся поток Тунд - его приходится переходить вброд эйнхериям. В потоке играет некая рыба Тьодвитнира - в ней видят мирового змея, кольцом опоясавшего Мидгард. Значит, Вальхалла, построенная у мирового дерева в центре Асгарда, одновременно воплощает и Срединный мир в целом.

У Одина есть священный престол Хлидскьяльв; это название означает то ли отверзающуюся скалу или утес, то ли сторожевую башню, но главное, что с него видны все миры. Значит, этот пре­стол сродни мировому дереву. В мифах многих народов в центре мира располагалось не космичес­кое дерево, а гора, скала или камень, вроде античного омфала - "пупа земли". Памятные камни с острова Готланд с изображениями светил, мирового древа и самой Вальхаллы были такой "моделью" космоса. Гора Одина - распространенное название урочищ у германцев, там некогда существовали святилища бога. Вальхалла, Асгард и Мидгард - Срединный мир в целом - оказываются взаимосвязанными и даже отчасти совпадающими в мифологическом пространстве, центр которого - мировое древо. Так, слово "хейм" означает мир в целом (хеймскрингла - земной круг), отдельную страну или область мира (Альвхейм, Ванахейм, Нифльхейм) и просто дом.

С настоящим мировым деревом связан в Вальхалле нескончаемый источник меда для дружин эйнхериев, текущий из вымени козы Хейдрун. Но воинам нужно и мясо: повар Андхримнир готовит им мясо чудесного вепря Сэхримнира в котле Эльдхримнире - съеденный вечером, к утру вепрь опять цел.

Сам Один, сидящий на высоком престоле за пиршественным столом, пьет только вино и не притрагивается к еде - он бросает ее двум вол­кам, что вместо псов лежат у его ног. Гери и Фреки - Жадный и Прожорливый - именуются вол­ки. На плечах у бога сидят два ворона - Хугин и Мунин - Думающий и Помнящий. Один отправ­ляет их летать над миром - они приносят ему все вести и нашептывают их на ухо своему хозяину. Волки и вороны - животные бога смерти и на по­ле боя: они питаются трупами. Но другой гигант­ский волк висит на западной стене Вальхаллы; это Фенрир, скованный волшебной цепью, - ему суждено поглотить самого Одина в конце времен.

Это постоянное напоминание заставляет Одина своим единственным глазом пристально всматриваться во все миры - благо его престол высится у самого мирового древа, откуда должно быть видно все на свете. Но ему мало этого взгля­да и мало того, что доносят вещие вороны Хугин и Мунин, - он сам странствует по всем мирам, для чего ему и нужен восьминогий конь Слейпнир. Один должен знать заранее о приближении Судьбы богов.

Один в Хель. Прорицание вёльвы

Знаки, свидетельствующие о приближении конца света, становились для асов все зловещее. В Мерзебургском заклинании конь Бальдра спо­тыкается, и все боги стремятся залечить его - устранить знак беды. В "Старшей Эдде" Бальдра, прекрасного и чуждого злодеяний сына Одина и Фригг, мучают тревожные сны, они не дают покоя асам и асиньям, они предвещают смерть бога, и эта смерть предшествует концу света. В особой песни "Сны Бальдра" рассказывается, как боги собираются на тинг, чтобы разгадать вещие сны. В поисках разгадки Один отправляется к вёльве - давно умершей провидице; он седлает Слейпнира и едет вниз, в преисподнюю Нифльхель, царство богини Хель, где должны томиться все, кто не пал в битве и не стал избранным геро­ем Одина. Ворота Хель сторожил чудовищный пес с грудью, обрызганной кровью трупов, но он не мог остановить Отца колдовства. Тот помчался дальше, к востоку от ворот, туда, где была могила вёльвы. Заклинаниями бог поднял провидицу из могилы; она назвала свое пробуждение "нелегким путем", ибо давно уже мертва, и спросила, что за неведомый воин принудил ее проделать этот путь.

Один знает, что нельзя называть своего под­линного имени, и именуется Вегтамом, "Привыч­ным к пути"; и это не был обман, ведь Один дейст­вительно был богом-странником. Он предлагает вёльве обменяться новостями: сам расскажет ей о мире живых, от нее же узнает о том, что происходит в Хель - для кого в жилище богини смерти скамьи устланы кольчугами, а пол усыпан золотом?

Ответ провидицы страшен для бога: в загроб­ном мире мед уже сварен для Бальдра и накрыт щитом - Хель ждет мертвого бога. Больше она ничего не скажет.

Но Один имеет власть спрашивать (в первой песни "Эдды" "Прорицание вёльвы" он подкрепля­ет это право подарками - ожерельями и кольца­ми) и поднимать из могилы мертвецов. Бог заставляет вёльву рассказать о том, кто будет убийцей Бальдра и кто отмстит за сына: без мести за родича скандинавы не мыслили жизни. Наконец, Один за­дает последний вопрос: какие девы будут оплаки­вать Бальдра, подбрасывая к небу края покрывал?

Ответ вёльвы неожидан для читателя: "Ты не Вегтам, ты, верно, сам Один!" Почему вместо от­вета, вёльва вдруг раскрывает "псевдоним" бога?

Общение с существами иного мира для богов (и людей) - всегда состязание. Один силой ма­гии заставляет вёльву отвечать на его вопросы. Последний вопрос, не касающийся собственно судьбы Бальдра, - загадка для вёльвы. Может быть, она даже знает разгадку: скорее всего, Один имеет в виду волны или дочерей Эгира - ведь погребальный костер Бальдра будет разожжен на его ладье, а та - спущена в море. Но главное для вёльвы, что Один выиграл в состязании, вынудив провидицу раскрыть свои тайны. В ответ она лишь раскрывает его собственное имя и клянется, что никто больше не явится к ней, пока не наступит гибель богов.

Один у великанов. Речи Вафтруднира

Состязания в мудрости с существами иного мира не было для богов праздным развлечением. Победа в таком состязании подтверждала их власть над мирозданием, которому угрожали чудовища и великаны. Те же были сведущи в тайнах ми­роздания, ибо были причастны времени его творе­ния. Поэтому поездка к великанам для состязания в мудрости - трудная задача, и сам Один спраши­вает совета у Фригг, следует ли ему ехать к мудрей­шему из ётунов - Вафтрудниру. Фригг предосте­регает Отца ратей от состязания с великаном - и не напрасно: ведь само имя "ётуна" значит "Силь­ный в обмане, запутывании". Когда Один является в палату к Вафтрудниру и после приветствия гово­рит, что хочет постичь его познания - все ли ведает мудрый великан, тот гневается. Настоящее по­чтение к гостю неведомо великанам. Вафтруднир спрашивает, что за незваный пришелец явился ис­пытывать его в собственном доме; он не покинет дома живым, если не выиграет в состязании.

Один знает, что нельзя называть своего под­линного имени, и называется Гагнрад - "Правя­щий победой". Он устал в пути и просит у ётуна приюта. Великан готов оказать гостеприимство и усадить гостя на скамью, но тот должен пройти испытание - состязание в мудрости и ответить на вопросы хозяина. Один проявляет смирение, как "бедный в доме богатого", и готов стоя отве­чать великану. Это означает, что впереди - настоящий поединок, а не беседа у очага. В другой песни "Эдды" - "Речах Высокого", которые при­писываются самому Одину и повествуют об обыч­ных нормах поведения, говорится, что сначала гость должен сесть и отогреться у огня.

Тогда Вафтруднир начинает задавать вопро­сы, и они относятся к основам мироздания и божественной истории: как имя коню, что приносит по­утру сияющий день? Какой конь приносит ночной сумрак? Что за река разделяет мир великанов - Утгард и мир богов? Наконец, как будет зваться поле, на котором великан Сурт вступит в бой с бо­гами в последние времена?

Один знает ответы - ведь он сам участвовал в сотворении мира и выведывал у вёльвы знания о событиях последних времен. Вафтруднир вынужден признать, что гость разумен, и еще раз предлагает гостю сесть - лучше беседовать сидя. Но это не переход к мирной беседе: великан предлагает по­ставить головы на кон в споре о том, кто мудрее.

Пришел черед спрашивать Одину, и великан рассказывает о том, как был сотворен мир из тела Имира, кто родил солнце и месяц, день и ночь, зиму и лето, кто был древнейшим из великанов и как у него появилось потомство. Все это было ве­домо Вафтрудниру, так как он сам был первобытным великаном, и первое, что он помнит: как за много зим до создания земли богами при нем положили в погребальную ладью турса Бергельмира, прародителя инеистых великанов. Он знает и откуда берется ветер: великан Хресвельг - "Пожиратель трупов" - сидит в обличье орла у края небес, вздымая крылья, он поднимает ветер.

Эти ответы относятся ко времени первотворения в земле великанов - здесь трудно состязаться с Вафтрудниром. И тогда Один задает вопросы о жизни богов: как Ньёрд появился среди асов и где каждый день происходят сражения? Но великан знает не только о том, как Ньёрд стал заложником, но и о том, что перед концом света он вернется к ванам; ему известны и обычаи эйнхериев в Вальхалле.

Настал черед Одину признать мудрость великана, которому известны все тайны богов и турсов. Но откуда они стали ведомы обитателю Утгарда? Оказывается, Вафтруднир, как и Один, проник во все девять миров и даже спускался в самые глубины царства смерти - Нифльхель.

Наконец, Один начинает выспрашивать о бу­дущем - ив этом, должно быть, заключается тайная цель его поездки к Вафтрудниру. Великан рассказывает о том, что будет после гибели богов, какие потомки асов уцелеют, как погибнет и будет отомщен сам Один. Один нуждается в этих тайнах будущего, потому что гибель богов бли­зится, и Бальдр уже мертв. Читатель узнает об этом из последнего вопроса, заданного богом тур-су, и этот вопрос оказывается роковым для Вафтруднира: "Что шепнул Один сыну, когда Бальдр лежал на погребальном костре?"

Тут великан узнает вопрошающего и должен признать свое поражение:

Никто не узнает,

что потаенно

ты сыну сказал!

О кончине богов

я, обреченный,

преданья поведал!

С Одином тщился

в споре тягаться:

ты в мире мудрейший!

Смысл "Речей Вафтруднира", конечно, не просто в победе бога над великаном. Как и в "Прорицании вёльвы", Один постигает мудрость, принадлежащую существу иного мира, но мертвую вёльву можно было заставить говорить - поднять из могилы заклинаниями; чтобы заставить Вафтруднира поделиться мудростью, нужно было вовлечь его в состязание.

Все это относится к судьбам сверхъестественного мифологического мира. Но "Речи Вафтруднира" - песнь "Старшей Эдды" - исполнялась среди людей, также жаждавших приобщения к высшей мудрости. Эти "Речи" представляли собой диалог, состоящий из вопросов и ответов. Полагают, что в языческие времена, когда "Эдда" еще не была собранием увлекательных мифов, почти сказок, этот диалог был ритуальным: его исполняли в храме два жреца во время языческих празднеств. Как правило, такие ритуальные диалоги, описыва­ющие основы мироздания и грядущие судьбы мира, воспроизводились во время главного годового праздника, когда начинался Новый Год, и все судьбы были открыты для будущего.

Так добытые Одином сокровенные знания доставались людям. Бог должен был делиться с ними, ибо лучшие из людей, становящиеся героями Одина, пополняли его дружину, с которой он выйдет на последнюю битву. Но нелегко давались людям эти знания и тяжкими бывали встречи с богом.

Один в мире людей. Речи Высокого и Речи Гримнира

Судьба сводит людей с богами. Чаще всего их посещает постоянно странствующий Один. "Старшая Эдда" сохранила целый "моральный кодекс" эпохи викингов, приписанный Высокому - так именовался сам Один. "Речи Высокого" содержат всю мудрость раннего Средневековья - от советов осмотреть все входы в жилище, не скрывается ли там враг, до речении, которые напоминают библейские слова Экклезиаста, так же, как Один, "поучающего в собрании":

Следует мужу

в меру быть умным,

не мудрствуя много;

ибо редка

радость в сердцах,

если разум велик.

В этих речениях поначалу нет ничего собственно "божественного" и даже мифологического. Кажется странным, что сам Один, обещающий воинский рай своим эйнхериям, изрекает:

Лучше живым быть,

нежели мертвым;

живой - наживает;

для богатого пламя,

я видел, сияло,

но ждала его смерть.

В "Речах Высокого" Один раскрывает себя постепенно, когда переходит от проповеди житейской мудрости и воздержания к советам о том, как вести себя с хитроумными девами. Одна из них обманула его, когда назначила свидание на ложе: пришедший на любовную встречу бог увидел лишь суку, привязанную к лежбищу. Зато бог взял свое, соблазнив деву Гуннлёд, что стерегла мед поэзии, похищенный богом; в строфах, передающих этот миф, Один именуется уже Бёльверком - Злодеем. Его клятва, данная на священном кольце, коварна, ей нельзя верить.

Только тут выясняется, что Один говорит с престола тула - жреца-прорицателя, высящегося у самого источника Урд, то есть у корней мирового дерева. Его советы обращены к некоему Лоддфафниру, и бог опять обращается к житейской мудрости, пока не доходит до повествования о том, как он сам приносит себя в жертву на мировом дереве, чтобы узнать тайную мудрость. И здесь рассудочность не оставляет бога, даже когда он говорит о жертвоприношениях:

Хоть совсем не молись,

но не жертвуй без меры,

на дар ждут ответа.

Таков закон язычества: отношения между миром людей и миром богов (как и отношения между мирами богов и великанов) строятся на ос­нованиях обмена. Правда, сам Один делает все, чтобы этот обмен не был равноценным.

"Речи Высокого" завершаются перечисле­нием заклинаний, известными лишь Одину. Первое - от печали, второе - для врачеванья, третье - притупляющее клинки врагов и делающее их оружие безвредным, четвертое - осво­бождающее от оков, пятое - отражающее стрелу, пущенную из лука, шестое - приносящее болезнь тому, кто сам собирался навести порчу при помощи кореньев, седьмое - усмиряющее пламя, восьмое (к которому редко прибегал Один) - примиряющее воинов, девятое - успо­каивающее бурю на море.

Читатель, может быть, устал от этого пере­числения, но в нем и даже в этой нумерации заклятий - особый смысл. Их остается еще девять, и десятое не позволяет ведьмам-оборотням вернуть их человеческое обличье. Одиннадцатое заклинание оберегает друзей в битве - Один "поет в щит", и те становятся неуязвимыми. Двенадцатое сопровождается вырезанием рун под деревом, где висит повешенный: мертвец оживет и будет рассказывать о тайнах иного мира - недаром Один зовется Богом повешенных. Тринадцатое заклятье сопровождает обряд освящения водой младенца: в очистительную силу воды скандинавы верили и до крещения, но заклинание Одина делало ребенка невредимым в битвах. Четырнадцатое раскрывало число асов и альвов и имена богов: знание имен да­вало особую власть над их носителями.

Пятнадцатое заклинание напел некий карлик Тьодрёрир перед дверью аса Деллинга - отца Дня; он напел силу асам, почести - альвам, а Одину - дух. Мы не знаем содержания мифа, связанного с этим заклятьем, но карлик - ночное хтоническое существо - должен был, рискуя жизнью, исполнять песнь перед родителем Дня: ведь днем он превращался в камень. Лишь эта угроза могла заставить враждебное богам существо поделиться с ними тайными знаниями. Шестнадцатым и семнадцатым заклинанием Один мог приворожить полюбившуюся деву. Восемнадцатое же Высокий не может сказать ни женам, ни девам - оно остается сокровенным.

Перечисленных заклинаний - дважды девять; это священное число, и сам поэтический перечень должен был способствовать запоминанию этой мифопоэтической системы заклятий. Недаром Высокий именовал себя тулом - жрецом-прорицателем.

В другой песни Один, оказавшийся в мире людей, представляется поначалу беспомощным стариком, он не может не только освободить себя заклинаниями от пут, но и оградить от пыток. Но в этом - смысл поведения бога, ждущего от своих почитателей той мудрости, которой учил их Высокий.

В прозаическом введении к "Речам Гримнира" из "Старшей Эдды" рассказывается, как двух детей некоего конунга - старшего Гейррёда и младшего Агнара - уносит в лодке в открытое море. Их лодка разбилась о неведомый берег, и детей приютили старик со старухой. Пока дети зимовали у них, старик ходил за Гейррёдом, старуха - за Агнаром. По весне старик дал им лодку и, провожая детей, сказал что-то с глазу на глаз своему воспитаннику. Когда лодка причалила к родной земле, Гейррёд, выскочив на берег, оттолкнул ее в море с проклятием, обращенным к брату: "Плыви туда, где возьмут тебя тролли!" Гейррёд вернулся ко двору отца, которого уже не было в живых, и был избран конунгом.

Далее рассказывается о том, что Один и Фригг сидели на престоле Хлидскъяльв в Асгарде и осматривали все миры. Один спросил супругу, видит ли она своего питомца Агнара? Он народил детей с великаншей в пещере. Питомец же Одина - конунг и правит страной.

Мы уже знаем, что соперничество свойственно этой божественной паре. Связь с дикой великаншей для отпрыска конунга и воспитанника Фригг - самое позорное деяние, хоть виновен в нем злой совет Одина ( ведь он сам скрывался в облике заморского старика). Ответ Фригг не менее оскорбителен для Одина и Гейррёда - конунг, по ее словам, так скуп на еду, что морит голодом гостей, когда ему кажется, что их слишком много. Один не может смириться с этим и бьется об заклад с женой, что это - клевета. Он сам взялся проверить гостеприимство своего питомца, прикинувшись незнакомым гостем.

Тем временем Фригг отправила свою слу­жанку Фуллу предупредить Гейррёда, что к нему явится злой колдун, и распознать его можно по­тому, что собаки не станут нападать на него. Конунг был радушен и гостеприимен, но колдуна, явившегося к нему в синем плаще, Гейррёд велел схватить. Когда же тот назвался колдовским именем Гримнир - "Скрывающийся под маской" - и больше не пожелал о себе рассказы­вать, конунг приказал пытать его, посадив между двух костров - подвергнув очистительной силе огня - и не давая пищи и питья. Так Гримнир провел восемь ночей, а Гейррёд поневоле под­твердил обвинение Фригг.

У конунга был юный сын, которого Гейррёд назвал Агнаром в честь брата: давать имена при­нято было в честь умерших родичей, а Агнар, от­правленный к троллям, считался мертвым. Маль­чик дал Гримниру напиться из полного рога и ска­зал, что отец поступает плохо, ибо пытает невинного - уже плащ гостя стал тлеть от огня.

Тогда Гримнир заговорил, предрекая счастье Агнару за глоток влаги - он будет властителем воинов. Далее скрывающийся под колдовским плащом бог начинает повествовать об открываю­щемся ему видении - он видит священную зем­лю асов и альвов и чертоги богов, собственную Вальхаллу и мировое дерево Иггдрасиль со всеми их обитателями, колесницу солнца, которую та­щат усталые кони, Имира, из тела которого со­здан мир, все лучшее, что есть в мире богов:

Дерево лучшее -

ясень Иггдрасиль,

лучший струг - Скидбладнир (ладья Фрейра),

лучший ас - Один,

лучший конь - Слейпнир,

лучший мост - Бильрёст,

скальд лучший - Браги

и ястреб - Хаброк,

а Гарм - лучший пес.

Гарм (страж преисподней) - тот пес, лай которого в "Прорицании вёльвы" будет предвестием надвигающегося конца света. Видение Одина охватывает весь мир, поминает его начало (Имир) и конец. Один вещает на девятый день своих пыток - однажды он уже висел меж ветвей мирового древа девять дней и ночей, чтобы познать тайны мира. Теперь он передает их Агнару и всем, кто слышит его в зале Гейррёда.

Это вещее сказительство, даже его отрывоч­ность и бессвязность напоминает камлание шамана, пребывающего в мучительном трансе и описы­вающего свое путешествие по мировому дереву и вселенной. Загадочная строфа этого камлания действительно обнаруживает черты шаманского ритуала: Один говорит, что Улль и все асы благо­словят того, кто размечет костры и поднимет котлы - тогда откроются все миры. Котлы над очага­ми закрывают дымовое отверстие в кровле - в шаманских ритуалах считается, что именно через него шаман отправляется в свое странствие по вселенной. Освобождение Одина - это открытие божественного мира.

Но Один сам открывает себя. Он собирается со всеми асами на более гостеприимный и священный пир к великану Эгиру. Собравшимся же у Гейррёда он открывает свои имена. Этот список имен - тула - самый длинный в древнеисландской литературе: он содержит 54 имени. Таков обычай Одина - он не называл себя божествен­ным именем в мире великанов и людей. Перечисление же имен само по себе имело магический смысл: слово "тула" родственно наименованию жреца-прорицателя, который именовался "тул" и знал все имена, объединенные единым стихотворным ритмом. С "престола тула" у источника Урд сам Один произносит свои "Речи Высокого" - моральный кодекс, сохранившийся в "Старшей Эдде"; среди сокровенных знаний, ко­торыми владеет только Отец всех богов, Один на­зывает число асов и альвов, а также прозванья богов. Стало быть, Один - тул; слово "тулья" оз­начало также глагол, передающий бормотание, монотонное говорение. Это бормотание и произ­водил старик-нищий на пиру у Гейррёда, и слышать его мог только пожалевший измученного старика юноша Агнар. Удачлив тот, кто может разобрать эти вещие слова, и обречен тот, кто не смог распознать Одина.

Смысл многих имен Одина остается для нас неясным - как они могли быть неясны и верив­шим в Одина древним людям, но среди них есть уже знакомые читателю - в том числе Ганглери, Странник, сбившийся с пути, - так прозвался конунг Гюльви, явившийся на состязание к само­му Одину, Высокий (Хар) и Равновысокий, как называли себя двое из троицы таинственных персонажей, представших перед этим Гюльви. Про­чие относятся к божественным признакам и атри­бутам Одина - он Вождь Ратей и Шлемоносец, Отец мертвых и Губитель в битве, Отец победы, Щит и Посох богов, Гаут - вождь германцев (готов), Фёльвинн - Многомудрый, но и Глапсвинн - "Мудрый обманщик", Игг - Ужасный, Бёльверк - Злодей и т. д. Одно из них - Сидхётт, "Владелец шляпы с широкими полами" - характерно, что Один часто появлялся среди лю­дей в этой шляпе; дело было не только в том, что можно было сразу узнать одноглазого бога - не должно было видеть его взгляда. Специальные имена - Бильейг и Бальейг - означали этот мерцающий и вспыхивающий мрачным огнем взгляд единственного глаза. Бальейг - это взгляд, вспыхивающий огнем погребального костра: Один сам ввел обряд сожжения умерших - с дымом погребального костра можно было по­пасть к нему в Вальхаллу. Гейррёду, не узнавшему бога и поместившему его самого между кост­ров, эти имена предвещали смерть.

Главное имя бога звучит как приговор Гейр­рёду: он, - говорит Гримнир, - был не в меру пьян и не понял, что былой друг - Один - его уже предал, и конунг лишен помощи Одина и эйнхериев. Бог уже видит обагренный кровью меч - Игг, Ужасный, получит пораженного мечом. Дисы разгневаны, - молвит Один, - и если конунг посмеет приблизиться, то увидит самого бога.

Гейррёд сидел с полуобнаженным мечом и, когда услышал имя Одина, вскочил. Меч выскользнул из ножен, а конунг, споткнувшись, упал на него и был пронзен собственным оружием. Конунгом стал его сын Агнар, как предсказывал Один.

Несмотря на свой гнев, верховный бог про­явил великодушие по отношению к Гейррёду. Его смерть - смерть от оружия, хоть и напоминала проклятие (поражаемы собственным оружием были те, кто совершили клятвопреступление), но была одновременно жертвенной смертью, посвящением Одину.

Герои Одина. Хедин и Хильд. Хаддинг и Старкад

В "Саге об Инглингах" Снорри наделял Одина - мудрого правителя Швеции - магическими способностями: он мог сделать врагов слепыми и глухими во время битвы, вселял в них ужас (недаром одно из его имен - Игг, Ужасный), оружие было не опаснее хворостинки. Воины же Одина приходили в боевую ярость, и об этом свойстве поклонников бога свидетельствует его главное имя - Один, Неистовствующий, Яростный. Они сражались без кольчуг, но были неуязвимы - ни огонь, ни железо не причиняло им вреда. Кусая собственные щиты, словно бешеные собаки или волки, они бросались на врага, и были сильны, как медведи и быки. Недаром их именовали берсерками - "медвежьими шкурами" или "волчьими шкурами". Имя же одного из главных германских эпических героев, происходящего из племени гаутов (геатов) победителя чудовищ, ан­глосаксонского Беовульфа, означало "Пчелиный волк" - "Медведь".

Один считался прародителем эпических ко­ролевских династий - франкских Вёльсунгов, к которой принадлежал Сигурд, и датских Скьёльдунгов, которым служил Беовульф. Герои Одина прославили себя победами над врагами и драконами - мы расскажем о них в главе 9.

Но победы в земных битвах не были целью бога, хоть он и именовался "Отцом побед". Один собирал дружину героев в Вальхалле для битвы с самыми страшными чудовищами, которые набираются сил, чтобы погубить мир богов и лю­дей. Ему с древних времен посвящались все убитые в сражении и пленные, принесенные в жерт­ву. Саксон Грамматик рассказывает, что Один обещал датскому конунгу Харальду Боевой Зуб неуязвимость в бою, но за это Харальд должен был посвящать богу души тех, кого он поразил своим мечом.

Избранные герои - эйнхерии - должны бы­ли в расцвете сил вступать в чертог Одина. По­этому бог бывал столь несправедлив с точки зре­ния повседневной жизни к своим любимцам - он спешил призвать их в свой загробный пиршест­венный зал. На это сетовал в своей песни - "Утрата сыновей" - скальд Эгиль Скаллагримсон.

В одной из поздних саг рассказывается, как Один добивался умножения своей дружины. Ког­да Локи похитил ожерелье Фрейи, Один пообе­щал вернуть его, но за это богиня должна возбу­дить распрю двух конунгов, чьи войска должны непрестанно сражаться. Фрейя, делившая с Одином убитых воинов, посылает валькирию Гёндуль к конунгу Хедину, и та подстрекает героя помериться силами с другим конунгом - Хёгни. Ге­рои оказываются равны своими доблестями и становятся побратимами. У Хёгни же была красави­ца дочь по имени Хильд ("Битва" - характерное имя валькирии). Гёндуль подговаривает Хедина похитить красавицу, зная, что Хёгни нет в стра­не. Она дает выпить герою волшебный напиток, от которого тот приходит в боевую ярость, сокру­шает все на своем пути, убивает жену Хегни и по­хищает дочь. Возвратившись, конунг видит стра­ну разоренной и узнает, Что дочь уведена в плен. Он бросается с флотом в погоню и настигает Хе­дина у острова, что зовется Высокий.

"Младшая Эдда" повествует о том, что Хильд полюбился Хедин: она идет к отцу и даже предлагает ему ожерелье, которое скрепило бы мир (неяс­но, было ли это ожерелье Фрейи, но распря из-за сокровища - обычный мифологический и эпичес­кий сюжет). Но Хильд не случайно носит имя валь­кирии (в "Младшей Эдде" она, видимо, заменит Гёндуль) - она гордо говорит, что ее возлюблен­ный готов к бою. Хёгни принимает вызов, но теперь уже Хедин предлагает выкуп за мир (в саге расска­зывается, что Гёндуль дала ему выпить волшебный напиток, и он осознал совершенное зло). Но оскор­бленный конунг отвечает, что его противник позд­но заговорил о мире. Хёгни уже обнажил свой меч - Наследство Дайна (Дайн - значит Мерт­вый, это имя карла), выкованный альвами. Свойство этого меча таково, что, будучи извлеченным из ножен, он должен зарубить врага, и нанесенные им раны не заживают. Хедин ответил, что конунг рано хвалится мечом - лучше похваляться победой.

Конунги рубились целый день, и ночью ос­татки их дружин вернулись к кораблям. Хильд же пошла на поле боя и волшебством оживила всех павших. На другой день конунги вернулись на поле боя, и их дружины вновь сошлись в смер­тельной схватке, и наутро павшие вновь готовы были сражаться. Так будет длиться до конца све­та - ночью убитые и их оружие превращаются в камни, наутро бой продолжается. Скальды назы­вают эту битву битвой Хьяднингов.

Историю одного героя, который наблюдал эту битву, рассказал уже известный нам датский хронист XII века Саксон Грамматик в "Деяниях датчан". Он писал по-латыни и, видимо, не все понимал (и, как христианин, не все принимал) в древних сказаниях, но первые книги его хроники посвящены героям древности. Один из них - Хаддинг, сын датского конунга Грама, внук Скьёльда и, стало быть, потомок самого Одина, должен был бежать после гибели отца и воспитывался в Швеции, в стране великанов: Швеция для датчан - северная страна, и там было место для обитателей края ойкумены. Его воспитательница Хардгрепа учила Хаддинга магическому искусству, в том числе и тому, которым владел Один - некромантии, умению оживлять мертвецов и при­нуждать их говорить. Странную плату приходи­лось платить Хаддингу - он сожительствовал со своей кормилицей, но мы знаем, что вне мира бо­гов и людей не было правильных брачных норм.

Когда кормилица Хаддинга сгинула, погибнув от рук других великанов, у героя появился новый покровитель. Он был стар и крив на один глаз. Старик свел Хаддинга с викингами, которые хотели захватить Курляндию, но были разбиты, и но­вый покровитель спас героя на своем коне, летя­щем над морем - таинственный старик укрывал его плащом, чтобы тот не испугался. Хаддингу вновь удалось собрать дружину, и он сумел, ото­мстив за отца, вернуть себе Датское королевство.

В те времена, пишет Саксон, был человек по имени Один, которого многие в Европе ложно принимали за бога. Автор "Деяний датчан" пря­мо не отождествляет таинственного покровителя Хаддинга с этим ложным богом, но всякий чита­тель Саксона, конечно, понимал, о ком идет речь.

Хаддинг совершил много подвигов: он изба­вил норвежскую принцессу от домогательств ве­ликана, убив его. Благодарная королевна смогла опознать спасшего ее героя лишь по ране на ноге, которую он получил, сражаясь, с гигантом. Этот мотив нам уже знаком - по красивым ногам выбрала себе Ньёрда в мужья великанша Скади. Хад­динг также тоскует в горах, как Ньёрд, а норвежку не прельщают крики чаек - спутниц викинга.

Кроме того, вслед за волшебной проводни­цей герой отправился в загробный мир, чтобы увидеть там полюбившиеся плоды. Помимо хтонических богатств преисподней, Хаддинг увидел реку, воды которой состояли из потока мечей и копий. Перебравшись через нее по мосту, герой встретил два сражавшихся войска. "Это те, кто пали от меча - они вечно сражаются, убивая друг друга", - объяснила Хаддингу его спутни­ца. Мы уже знаем об этой битве, что вечно длит­ся по воле валькирии Хильд. Знает об этой битве и Саксон - в другом месте он рассказывает, как Хильд, увидевшая, что отец и возлюбленные по­гибли от нанесенных друг другу ран, жалобнымипеснями пробуждает их, но те снова начинают сражаться.

Битва, которую наблюдал Хаддинг, проис­ходит в преисподней. Но другой герой - исландец Торстейн из "Книги Плоского острова" - наблюдает такую же битву не на том свете, а в кургане. Там сражаются две дружины, оде­тые в красное и черное. Мы уже знаем, что преисподняя и могила могут совмещаться в мифологических рассказах. Один направляет­ся в Хель, чтобы поднять там из могилы вёльву. Торстейн был христианином и не занимал­ся вызыванием умерших из могилы, напротив, он знал, что мертвые должны покоиться в по­следнем пристанище, а не сражаться друг с другом. Поэтому он и упокоил их навеки - его меч нанес обеим ратям смертельные раны. О таких расправах с живыми мертвецами нам придется еще рассказывать.

Вернемся, однако, к Хаддингу, который про­должает путешествие по иному миру и не вмеши­вается в жизнь его обитателей. Дальше перед путниками высилась стена, и можно было лишь догадаться, что за нею: волшебница отрубила го­лову петуху, который был при ней, и перекинула птицу через стену - там петух вновь закукаре­кал. За стеной была вечная жизнь - Хаддинг сподобился зрелища Асгарда и Вальхаллы, но не был допущен туда живым.

Тем временем на Норвегию напали враги - шведы и биармы, и Хаддинг готовился отразить их со своим флотом. Тогда он и заметил на берегу старика, прикрывающегося плащом. Он взял покровителя на борт ладьи, и тот научил героя, как строить войско: в первом ряду должно сто­ять двое, во втором - четверо, в третьем - восемь и т. д. Этот порядок назывался "клин" или"свинья" - его атака напоминала натиск вепря. Когда Хаддинг стал побеждать, враги - а это были жители северной страны Биармия, умелые в колдовстве, вызвали непогоду. Но старый маг был сильнее и поднял бурю. Хаддинг одержал верх, и тогда таинственный покровитель поведал ему, что герою не суждено пасть от руки врагов - он сам выберет себе смерть.

Хаддинг посадил на престол побежденной Швеции дружественного ему конунга Хундинга, сам же вернулся в свою страну, где героя ждала засада. Заговор был разоблачен - ведь Хаддингу не суждено было погибнуть от руки врага. Но до Хундинга дошли ложные вести о смерти друга, так что тот решил созвать свою знать на поминальный пир. Огромный чан с пивом был приготовлен для поминок, и шведский конунг стал сам потчевать гостей. В разгар пира он поскользнулся и упал в чан. Эта странная смерть напоминает жертвоприношение - так погиб один из Инглингов, упившийся на пиру у датского конунга Фроди; этот конунг был сам воплоще­нием Фрейра, а Хаддинг приносил жертвы этому богу, основателю династии Инглингов. Но почти такой смертью погиб и мудрый Квасир, кровь которого стала волшебным питьем - медом поэзии. Так или иначе, узнав, что Хундинг погиб из-за него, Хаддинг не захотел пережить друга - он повесился на глазах своего народа, выполнив завет Одина.

Круговорот странных смертей, которыми кончали жизнь первые языческие короли (и мифологические существа), поклонявшиеся ложным богам, занимал христианских писателей - им они казались отвратительными, свидетельствующими о греховной жизни, но язычники думали по-другому.

Один именовался Богом повешенных, ибо сам девять дней и ночей висел на мировом древе. Другой воспитанник Одина, описанный и хронистом Саксоном, и исландской сагой о древних временах ("Сага о Гаутреке"), совершил жертвоприношение богу, повесив своего побратима. Речь идет о Старкаде, герое более загадочном, чем воин Хаддинг.

Старкад также слыл могучим воином, но он не просто воспитывался у великанов, а происходил из их рода. Недаром, по преданию, он родился чудовищем - имел шесть рук; бог Тор, главный враг великанов, отсек ему лишние руки, придав Старкаду человеческий вид. Его дед, также именовавшийся Старкад, вообще имел восемь рук, а другим его внуком был Берсерк, у которого были двенадцать сыновей - неистовых воинов. Великанское происхождение Старкада хорошо помнили составители разных саг; в одной из них Старкаду приходится сражаться с самим Сигурдом, главным героем германского эпоса, и тот поражается великанскому росту противника, его волчьим клыкам. В схватке Сигурд побеждает Старкада и выбивает у него клыки, один из них до сих пор висит на колокольном канате в городе Лунде. Это типичный народный рассказ о великанах древних времен, которые исчезли после появления настоящих человеческих героев - богатырей: так, в русских былинах Святогор нашел смерть после встречи с Ильей Муромцем.

Но сам Старкад проводит детство, похожее на молодые годы Муромца, - в бездействии, лежа в золе очага. В "Саге о Гаутреке" он в младенчестве лишается отца, и сам Один воспитывает его под именем Грани-с-Лошадиной-гривой и призывает к подвигам. Однажды со своим побратимом норвежским конунгом Викаром он собирается на кораблях в поход, но непогода не дает войску выступить. Ночью воспитатель будит Старкада, садится с ним в лодку и отправляется на некий остров, где на поляне восседают одиннадцать мужей; двенадцатым оказывается воспитатель героя, который занимает свой престол, и боги приветствуют его как Одина. Читателю уже ясно, что перед нами двенадцать диев-асов, собравшихся на суд. Один говорит, что настало время определить судьбу Старкада, и здесь в решение судьбы вмешивается Тор. Громовник не только противник всего рода великанов; оказыва­ется, он спас некую деву, которую похитил из Альвхейма дед Старкада. Но дева, вступив в связь с великаном, зачала сына - отца нашего героя. Мстительный громовержец объявляет: коли мать героя предпочла великана Тору, у Старкада не будет потомства - род его соперника прекратится. Один не может оспаривать решения одного из асов, но зато дарует своему воспитаннику три жиз­ненных срока. Тогда Тор предрек, что в каждой жизни он совершит по злодеянию. Один наделил героя оружием и сокровищем, Тор же сказал, что тот не приобретет земельных владений и никогда не будет довольствоваться тем, что имеет, - будет жить как викинг. Один обещал Старкаду победы и воинскую славу, Тор - тяжелые раны в каждом бою. Один наделил воспитанника искусством поэзии: он мог сочинять стихи-висы так быстро, будто это была простая разговорная речь (в современном языке это называется экспромтом). Старкад действительно стал скальдом - его стихи пересказывают Саксон Грамматик и цитирует сага. Но Тор напророчил, что сам поэт не запомнит ни одного своего стиха. Наконец, Один предрекает Старкаду почести у знати, Тор же обещает ненависть народа.

Расположение Одина Старкаду пришлось оп­лачивать своим первым злодеянием, которое предрек ему Тор. Но потребовал совершить это злодеяние - поднять руку на побратима - сам Один: бог велел герою послать Викара к нему - то есть убить - и дал ему копье, с виду напоми­нающее камышинку (но мы то знаем, что копье Одина Гунгнир - волшебное творение цвергов, от которого нет защиты). Но смерть Викара должна быть ритуализована - ведь предательское убийство или смерть на ложе обрекает умершего на загробную жизнь в преисподней, он не может попасть в героическую Вальхаллу. Для прекращения непогоды (явно вызванной Одином - ведь он был богом бурь) и выступления в поход нужно было принести человеческую жертву, и жребий пал на Викара. В саге Старкад пытается обмануть судьбу: устраивая жертвоприношение у самого высокого дерева (вспомним высочайший ясень Иггдрасиль), он просто набрасывает петлю на шею побратиму и берет в руки "камышинку", чтобы имитировать удар копьем по "завету Одина". Но когда герой произносит заклятие: "Теперь я дарю тебя Одину", - петля за­тягивается, а камыш превращается в копье.

Невольный убийца конунга вызвал ненависть всего народа, и вынужден был бежать как изгой в Упсалу, к Инглингам. Там он убивает 12 берсерков, которые называли его великанским отродьем и попрекали убийством конунга-побратима. Старкад совершает множество подвигов (среди них - даже поход в далекую Гардарику, Киев-Кенугард) и произносит много вис, призванных оправдать героя, но рок тяготеет над ним. Состарившийся и по­луслепой, он ищет смерти от меча, чтобы попасть в Вальхаллу. Герой даже прибегает к хитрости - вешает на шею кошель с золотом, чтобы убийцы позарились на богатство. Наконец, находится некий мститель за отца, погибшего от руки Старкада, он и прекращает последний жизненный срок героя Одина. В "Старшей Эдде" он погибает в битве с другим героем из рода Вёльсунгов - Хельги.

На поддержку Одина уповали не только полумифические герои преданий о древних временах. Один был почитаем историческими конунгами, которые давали обеты богу, чтобы он даровал им победу. В исландской "Книге Плоского острова" рассказывается, как в 960 году шведский ко­нунг Эйрик перед битвой в долине реки Фюрис (на ней стоит Упсала) пообещал, что сам принесет себя в жертву Одину и отправится в Вальхаллу по истечении десятилетнего срока, если бог даст ему победу. Его соперник Стюрбьёрн Сильный молил о помощи Тора. Перед битвой к Эйрику явился высокий старик, лицо его было скрыто под капюшоном, и дал конунгу тонкий прут. Он велел бросить прут в войско Стюрбьёрна и сказать: "Всех вас получит Один".

Эйрик бросил этот прут, и в воздухе он обра­тился в копье. Немедленно слепота поразила вой­ско Стюрбьёрна и его самого. С гор же хлынула лавина, и все войско Стюрбьёрна погибло. Копье, которым пригвоздил себя Один к мировому древу, чтобы постичь в ином мире тайные знания, и ко­пье, что бросил один в войско ванов в начале пер­вой войны, стало символом посвящения Одину.

Мы помним о соперничестве богов из-за сво­их любимцев - сам Один погубил Агнара, любимца Фригг (да и античному Геркулесу суждено было совершить лишь двенадцать подвигов из-за соперничества богов). Но соперничество между Одином и Тором имеет более глубокий смысл, чем личное пристрастие. Наделенный сверхъестественной силой и даже даром поэзии герой-индивид, сам сохраняющий нечеловеческий облик великана-берсерка (у него волчьи волосы и клыки), осужден на жизнь изгоя, лишенного потомства и владений. Избранные герои Одина, при­званные защищать мир от чудовищ хаоса после смерти, при жизни оказываются враждебными этому миру. С берсерками сражаются герои саг и сам громовержец Тор, защитник простых людей.

Нет мира и в царстве богов, ибо и сам его владыка - отнюдь не мирный бог, а бог раздора и распри. О его соперничестве с Тором рассказывает "Песнь о Харбарде" из "Старшей Эдды".

Один и Тор. Песнь о Харбарде

Эта песнь "Эдды" повествует не о подвигах богов и не об их стремлении ко всеведению, не об асах на престолах могущества, а, на первый взгляд, о "быте".

Тор возвращался пешком с востока - и лишь указание этой стороны света заставляет ду­мать, что он был в Стране великанов, Ётунхейме. Бог подошел к некоему проливу и увидел по ту сторону перевозчика с лодкой.

Тут затевается диалог, который сразу предвещает конфликт. Тор спрашивает, что за парень стоит у пролива - вопрос об имени, как мы знаем, самый естественный вопрос при встрече, тем более, что встреча эта происходит на границе Ётунхейма. Но перевозчик отвечает вопросом на вопрос - он спрашивает, что за старик кричит там, за проливом.

В этом поступке уже содержится вызов: к тому же "парень"-перевозчик явно противопос­тавляет себя "старику" Тору и по возрасту. Бог готов пойти на мирное продолжение переговоров и обещает "парню" еды за перевоз - сам он вдоволь наелся селедки с овсянкой (обычная еда эпохи викингов). И тут разговор принимает со­вершенно неожиданный оборот: "Ты хвалишься тем, что сыт сегодня, - говорит перевозчик, - а сам не ведаешь своей судьбы - даже того, жива ли твоя мать".

Тор не готов к такому повороту и возмущает­ся тем, что готов ему напророчить перевозчик, тот же продолжает свои насмешки: с виду путник совсем не богат, едва ли владеет тремя дворами, да и одежка у него худая. Тор все же надеется на мирное завершение возникающей перебранки и спрашивает, кому принадлежит лодка. Перевоз­чик называет имя хозяина, но продолжает разговор в том же духе - хозяин, дескать, не велел ему перевозить бродяг и конокрадов, а брать на челнок лишь известных людей.

Тор должен назвать свое имя, хоть и понимает, что он среди врагов; он Сын Одина и отец Магни - Мощи, сам именующийся владыкой богов - громовержец Тор. Теперь, говорит бог, очередь назваться перевозчику.

Тот притворяется, что тоже отвечает откро­венно: его имя Харбард. Но Тор не так прост (как иногда думают ис­следователи "Песни о Харбарде"); он понимает, что это не только не настоящее имя, но и вызов на дальнейшее словесное состязание: ведь "Харбард" означает "Седобородый", а на том берегу пролива стоит "парень", а не старик. Он делает вид, что не замечает вызова, но его ответ содержит намек на возможный конфликт: скрывать имя престало то­му, кто, затеяв распрю, боится расплаты.

У Харбарда готов ответ: он не боится Тора - смерть зависит только от судьбы. Громовержец, наконец, выходит из себя и говорит, что проучил бы мальчишку, если бы не ноша, которую ему не­охота мочить, переправляясь вброд. Харбард продолжает издеваться и говорит, что подождет Тора на своем берегу, - ведь бог не видал таких храбрецов с тех пор, как в давние времена погиб великан Хрунгнир.

Здесь, после словесной разминки, начинает­ся серьезный поединок, именуемый в древней Исландии "сравнением мужей": перед битвой проти­воборствующим героям-богатырям принято было прославлять свои подвиги и хулить соперника. Тор принимает вызов и вспоминает, как он убил каменноглавого турса Хрунгнира в славном бою, а вот что сделал Харбард?

Харбард же пять зим сидел на некоем остро­ве, где убивал врагов, но больше прославился тем, что соблазнял дев, которые во всем были ему покорны, готовы были даже вить веревки из песка; он добился любви сразу семи сестер.

Настал черед Тора, и он вспомнил, как убил великана Тьяцци, а глаза его забросил на небо - две звезды, лучшие свидетели его подвига, горят там до сих пор. Если читатель помнит конец рассказа Снорри о великанском строителе Асгарда, то он поймет, что Тор здесь "присваивает" себе деяние, совершенное Одином: ведь это он превратил глаза великана в звезды. Неясно, сохранилась ли в "Старшей Эдде" другая версия мифа, или Тор решил спровоцировать соперника на то, чтобы он, наконец, раскрыл свое имя.

Но Харбард продолжает в своем духе: он со­блазнял ночных наездниц - ведьм; храбрый туре Хлебард дал ему волшебный жезл, Харбард же, воспользовавшись подарком, лишил его рассудка. Такая расплата за дар была вопиющим нару­шением всех архаичных норм варварского общества, и Тор не упускает случая попрекнуть Харбарда, что тот заплатил злом за подарок. Ответ Харбарда прост: "Всяк должен печься о себе - чем еще может похвалиться Тор?"

Громовник продолжает повествование о подвигах: на востоке он истреблял злобных великанш, бежавших от него в горы; там они так расплодились, что их потомство могло заполонить Мидгард. Харбард в ответ рассказал, как в Валланде (так в Скандинавии именовали Францию, но слово можно понимать и как "Страна павших в битвах") он подстрекал конунгов к битвам, не склоняя их к миру. Зато, утверждает Харбард, почти раскрывая себя, у Одина - ярлы и герои, павшие в битвах, у Тора - рабы.

Конечно, называя громовержца богом рабов, Харбард хотел унизить Тора, но за этими словами хулы мы уже видим вполне серьезные проблемы, волновавшие слушателей саг и эддической поэзии. Один действительно был богом избранных героев, Тор же - богом народа в целом: герои Одина, вроде Старкада, не внушали любви этому народу. И Тор отвечает скрывающему свое имя сопернику, что если бы он имел власть, то делил бы людей несправедливо.

Этот упрек, видимо, достигает цели, ибо Один-Харбард в ответ припоминает Тору, пожалуй, единственный случай в его мифологической биографии, когда громовник можно было попрекнуть в трусости. Замороченный колдовской силой великана Фьялара, Тор со спутниками спрятался в его рукавице.

Громовержец снова вскипает от гнева, Харбард же продолжает состязание на безопасном расстоянии, рассказывая, как он развлекался с девой и выслушивая, как Тор истреблял жен берсерков.

Здесь состязание переходит на новое тематическое поле, и Харбард говорит, что истреблять жен - это позорное дело. Громовержец оправдывается - ведь то были не женщины, а злобные ведьмы-волчицы, разбившие его лодку, прогнавшие слугу и грозившие железными палицами самому Тору. Чтобы не остаться в долгу, он вновь задает вопрос о деяниях Харбарда и слышит в ответ, что тот спешил сюда с дружиной, чтобы окровавить копье.

Это - очередная насмешка: ведь с "парнем"-перевозчиком нет никакой дружины. Харбард спешит только досадить ему, говорит Тор. За такую досаду, ответствует Харбард, он готов расплатиться кольцом, если посредники будут мирить соперников на таких условиях. Но это - не предложение о мире: Харбард утверждает (и не без основания), что он выиграл в словесном поединке, и Тор оказывается той стороной, которая нуждается в возмещении ущерба.

Тор вроде бы признает поражение и спрашивает, где научился Харбард таким глумливым речам? Ответ достоин Одина - он слышал эти речи от древних людей, что живут в домовинах под курганами. Действительно, из могильного жилища бог поднял вёльву, чтобы выведать у нее тайные знания.

Но и Тор в своем последнем ответе не остается в долгу: "Хорошо же ты придумал - называть каменные кучи курганами". Знающие погребальные обычаи скандинавов поймут, на что намекает Тор: под курганами покоятся благодетельные предки, под кучами камней - вредоносные мертвецы и колдуны; от них Харбард и набрался срамных речей.

Тор еще грозит расплатиться с обидчиком, переправившись через залив; тот взвоет пуще волка, когда отведает удар молота Мьёлльнир! Скорее, отвечает Харбард, Тору придется совершать подвиги, повстречавшись в собственном доме с любовником Сив. Пока же простой перевозчик оказался помехой на пути громовержцу. Тор сдается и просит указать дорогу к дому; отказ был быстрым, да путь будет долгим, говорит Харбард. Тору еще придется брести до Страны людей (Верланд), пока он не встретит свою мать Фьёргюн, которая и укажет ему дальнейший путь в землю Одина. На прощание Тор обещает отмстить, в ответ же слышит знакомое нам проклятие: "Да возьмут тебя тролли!" С этими словами питомец Одина Гейррёд оттолкнул лодку своего брата, оказавшегося в Стране великанов.

Исследователи этой эддической песни спорят о времени ее составления - в те языческие времена, когда еще верили в богов, или после победы христианства, когда эти боги вызывали на­смешку. Безусловно, "Песнь о Харбарде" служила развенчанию языческих богов - ведь сам их глава, которого, конечно, сразу узнали читатели этой песни, признается в грехах, равно мерзких и христианам и даже язычникам. Проблема в том, что Одину - богу распрей и вождю павших героев - действительно были присущи свойства, которые не могли быть присущи нормальному человеческому обществу. В языческую эпоху эти свойства воплощал Тор, бог всего народа, а не избранных для последней битвы героев-мертвецов.

Молот Тора; громовник Тор - защитник богов и людей

Само происхождение бога грома и молнии в скандинавских мифах описывается по-разному: его матерью именуется то Ёрд, воплощение земли, то некая Фьёргюн, чье имя совпадает с именем отца Фригг. Имя Фьёргюн объединяет Тора с именами громовержцев других индоевропейских народов, в том числе славянского Перуна. Отцом Тора считается Один, но Снорри в прологе к "Младшей Эдде" говорит что Тор, или Трор, был первопредком всех богов (впрочем, Трором именует себя и сам Один в знаменитом перечне имен - туле из "Речей Гримнира"). Так или иначе, Тор, как и Тюр оказался потесненным на скандинавском Олимпе: Один со своей Вальхаллой занял там центральное место в эпоху викингов, хотя культ Тора оставался самым популярным - недаром его идол стоял в середине храма в Упсале.

Тор - сильнейший среди богов и людей. И его владения на небесах именуются Трудвангар - "Поля силы". Чертог бога Бильскирнир - "Сверкающий как молния" - также огромен, как Вальхалла - там "пять сотен палат и сорок еще".

Имя и самый облик Тора - рыжебородого богатыря - свидетельствовали о его главной роли: имя Тор (германское Донар) означало "Гром, Громовержец", рыжая борода была символом небесного огня - молнии. Одна исландская статуэтка, относящаяся к эпохе, когда идолов уже ниспровергали христианские правители и молиться можно было лишь "портативным" карманным божкам, изображает Тора, держащего себя за бороду, а борода эта имеет форму молота - знаменитого Мьёлльнира, Молнии, некогда выко­ванного искусными карлами. Потрясая своими волосами, громовержцы в разных традициях вы­зывали гром и молнию.

Мы помним, что не только сам Тор, но и его жена Сив обладали чудесными волосами, изготовленными альвами. Волосы в народной традиции были символом плодородия - ведь их постоянный рост воспринимался как залог вечной жизни. И. М. Дьяконов, сравнивая мифы Востока и Запада, предположил, что волосы Сив - это символ колосящихся полей. Само имя Сив, означавшее "род", говорило о том, что она была не просто супругой громовержца, но и богиней плодородия. Тогда брак сына Земли Тора и богини земного плодородия Сив - это священный брак неба и земли. И недаром Тор так разгневался, когда Локи похитил волосы его жены - дело было не только в женской красоте, но и в этом залоге плодородия.

Дети Тора воплощали его богатырские качества: имя его дочери Труд означало "Сила", сыновья носили имена Моди и Магни, что означает "Смелый" и "Мощный".

Кроме молота Мьёлльнира у Тора есть еще два сокровища-талисмана. Это Пояс Силы, вдвое прибавляющий силы богу, и железные рукавицы, без которых невозможно держать в руках молот-молнию. Этим молотом Тор поражает своих вра­гов великанов, которые чувствуют его силу уже тогда, когда он еще только занесен. Поэтому они пытаются похитить Мьёлльнир, и об этом повествует особый миф.

Громовержец именуется также Эку-Тором - Тором-Колесничим, потому что разъезжает на колеснице; колесница - обычный атрибут громовников, гром - это грохот ее колес. Когда он скачет на битву с великанами, крошатся горы и пылает небо. Но в отличие от прочих богов-колесничих, Тор за­прягает в свою повозку не благородных божествен­ных животных - коней, а козлов. Их имена - Скрежещущий зубами и Скрипящий зубами - по­казывают, что козлы добавляют шума к грохоту ко­лесницы. Недаром одно из имен Тора в "Эдде" - Хлориди - "Скачущий в шуме". Но роль этих жи­вотных, конечно, не в производимом ими шуме.

Специальный миф в "Видении Гюльви" рас­сказывает о том, как Тор отправился на восток, в Страну Великанов, на своей колеснице, взяв с собой Локи. На ночь они остановились в одном доме (он принадлежал великану Эгилю, как свидетельствует "Старшая Эдда"), где Тор сам приготовил ужин: бог зарезал своих козлов и бросил их мясо вариться в котел. На ужин Тор позвал хозяев с дочкой и сыном Тьяльви, велев им не разгрызать кости, а бросать на расстеленные шкуры. Но Тьяльви (по коварному совету Локи) расколол одну бедренную кость. Наутро Тор взял молот и освятил им шкуры: козлы тут же воскресли, но один из них хромал. Громовнику пришлось продолжить путь пешком, а виновник этого приключения Тьяльви и его сестра Рёсква должны были стать его слугами.

Козлы Тора - воскресающие звери, источник неиссякаемой божественной пищи, подобно вепрю Сэхримниру в Вальхалле. Но вместе с тем козлы в фольклорных традициях многих европейских народов - воплощения плодородия вообще, особенно плодородия полей. В восточнославян­ском фольклоре популярна песенка:

Где коза ходит,

там жито родит,

где коза ногою,

там жито копною.

Урожай более всего зависел от воли громовника - плодородного дождя. Ему даже заплетали последний сноп "на бородку". Козлы - бородатые животные - были символом самого громовержца.

Небесный бог - сын матери-земли и супруг богини плодородия Сив - сам воплощал плодородный дождь. Недаром в одном древнеанглийском за­говоре Тор - Донар именуется "Громом благодатным, вечным для народа". Имя Тора было самым распространенным компонентом мужских и женских имен в Скандинавии, а амулеты - молоточки Тора - самыми распространенными оберегами.

В стихотворном проклятии (нид), направлен­ном против своего врага - норвежского конунга Эйрика Кровавая секира, самый знаменитый исландский скальд Эгиль Скаллагримсон (предок Снорри Стурлусона) призывал на его голову гнев Трора (Одина), некоего "Аса земли" (или края), а также Ньёрда и Фрейра: речь шла о верховных бо­гах скандинавского пантеона, и Асом (богом) земли мог именоваться только Тор, сын богини земли Ёрд. Тор был воителем-громовержцем, главным божеством, обеспечивающим жизнь людей (и богов); он сдерживал великанов, бывших не только чудовищами, жаждавшими захватить мир людей, и воплощением первобытного холода и мрака, но и зимы, отступающей под ударами первого грома.

В "Старшей" и "Младшей Эдде" Тор, прежде всего, силач - защитник Мидгарда, недаром одно из его имен - Веор - значит "Защитник". На­стойчивый странник Ганглери допытывается у таинственной троицы, правда ли, что Тору не страш­на никакая сила и колдовская власть. Высокий нехотя признает, что многое стоило Тору великого труда. Но негоже рассказывать о таком - ведь каждый должен верить, что нет сильнее Тора. Лишь под угрозой того, что вопрошающий объя­вит их побежденными, Третий решается рассказать Ганглери историю, на которую намекал Один-Харбард, так разгневавший громовника.

Тор у Утгарда-Локи

Вернемся же к Тору, оставшемуся без своих козлов на пути в Страну великанов. Вместе с Ло­ки и своими слугами Тьяльви и Рёсквой он пере­правился через море и углубился в лес, где и вынужден был заночевать. Путники набрели на жилище немалых размеров, но только они распо­ложились там, как началось землетрясение, и дом стал содрогаться так, что Тор со спутниками бро­сились в небольшую пристройку, где дрожали от страха, громовник же с молотом в руках ждал увхода, готовый защищаться. Лишь когда рассве­ло, Тор обнаружил храпящего в лесу великана и понял, что храп он принял за землетрясение.

Тор опоясался было Поясом силы, но тут ве­ликан проснулся и встал во весь свой рост, и гово­рят, что Тор впервые не решился ударить своим молотом. Громовник спросил гиганта о его имени, и тот назвался Скрюмниром, что могло означать "Хвастун", и, значит, не было настоящим именем великана. Более того, великан знал, с кем имеет дело, - перед ним сам Аса-Top (Тор асов). Не бог ли, спросил Скрюмнир, уволок куда-то его рукавицу? Тут Тор и обнаружил, что ночью принял рукавицу за дом, а палец - за пристройку.

Скрюмнир же напросился к Тору и его спутникам в попутчики да еще свалил всю еду в свой мешок. К вечеру же великан расположился под дубом и велел Тору с его людьми приготовить ужин, сам же уснул. Громовник принялся развя­зывать великанскую котомку и не смог развязать ни одного узла. Тогда разъярившийся Тор схва­тил молот и ударил-таки спящего великана по голове. Тот проснулся и спросил, не листок ли с де­рева упал ему на голову. Тор вынужден был улечься голодным и слушать великанский храп. Ночью он опять подошел к Скрюмниру и хватил его по голове так, что Мьёлльнир вошел глубоко в голову. Проснувшийся великан спросил, не желудь ли свалился с дерева. Снова посрамленный Тор дожидается, когда его незваный попутчик уснет, и изо всех сил ударяет его в висок, так что молот входит по самую рукоять. Скрюмнир же как ни в чем не бывало проводит по виску рукой и спрашивает, не сучок ли обломился под птицей.

Наконец, великан собирается продолжить путь и предупреждает своих спутников, что еще не настолько огромен: вот когда подойдут они к городу, что зовется Утгард, увидят людей повыше. Скрюмнир предупредил их, чтобы они не слишком заносились, ибо тамошние люди не терпят мелюзги. Сам же он направляется не на восток, а на север, в горы. "Не сказано, - говорится в "Младшей Эдде", - чтобы асы пожелали скоро с ним свидеться".

Тор же продолжил свой путь и вскоре увидел город среди поля с огромными стенами (такое, как мы помним, привелось увидеть и Ганглери). Решетчатые ворота были на запоре, и путники не смогли их открыть, зато смогли пройти в город прямо сквозь решетку. В городе были палаты, где действительно было много людей великанского роста, правил же там конунг Утгарда-Локи. Нас не должно смущать это совпадение имен, равно как и то, что сам ас Локи сопровождает Тора: в мифах, особенно пересказанных Снорри, все дву­смысленно. Во всяком случае, в имени Утгарда-Локи были совмещены все противники божест­венного мира.

Путники вежливо приветствовали конунга, тот же не слишком радушно поинтересовался, не этот ли коротышка именуется Эку-Тором? Если им действительно есть чем похвастаться, пусть отличатся в каком-нибудь искусстве и хитрости.

Тут вызвался показать себя Локи и сказал, что никто не может потягаться с ним в прожорливости. Конунг же вызвал человека по имени Логи, и имя его означает "Пламя". Соперники сели с двух концов деревянного корыта, наполненного мясом, и скоро встретились посредине; при этом Локи успел обглодать все кости, Логи же сожрал мясо вместе с костями и даже корытом.

Тогда Тьяльви решил показать свое искусство скорохода, и Утгард-Локи вызывает паренька по прозванию Хуги, и это имя, напоминающее кличку одного из воронов Одина, означает "Мысль". Трижды пытается Тьяльви обогнать Мысль, но хотя сам конунг и признается, что в Утгарде не бывало еще столь быстрого человека, слуга Тора проигрывает.

Наступает черед показать свое умение самому Тору, и тот говорит, что может потягаться с кем угодно силами в питье. Тогда богу приносят штрафной рог, и Утгарда-Локи говорит, что умеющий пить осушит его с одного глотка, а уж с трех выпьет каждый. Тор, мучимый жаждой, видит, что рог не велик, хоть и длинен, и делает первый глоток, думая, что он осушил сосуд. Но питья в роге не убывало - лишь с третьего раза удалось Тору отпить заметную часть воды, так что пришлось ему бросить рог.

Тогда Утгарда-Локи предлагает громовнику уж и вовсе пустячное состязание - оторвать от земли кошку: кошка была немалых размеров, но Тор поднял ее так высоко, как мог. Однако зверь выгнулся, и богу удалось оторвать от земли только одну его лапу. Тут хозяин даже пожалел Тора - ведь он такого малого роста в сравнении с велика­нами. Это было уже прямое оскорбление для врага великанов, и Тор вызвал на схватку любого, кто на нее решится.

Утгарда-Локи сказал, что не видит никого, кто посчитал бы это стоящим делом - разве что старуха Элли, его воспитательница, возьмется померяться силами с богом. Она многих осилила - признается великан, и это естественно, ведь имя старухи и значит "Старость". Чем больше сил прилагал Тор, чтобы свалить с ног старуху, тем крепче стоя­ла она на ногах. Наконец Тор упал на одно колено, и Утгарда-Локи велел прекратить поединок.

Хитроумный хозяин проявил гостеприимство, и гости получили хороший ночлег и стол на утро. Утгарда-Локи проводил гостей за ворота и тут спросил Тора, как ему понравилось его путешествие. Бог не скрывал, что оно ему не по душе. Тут хозяин раскрыл обман: это он встретил Тора в лесу, и одного удара Мьёлльнира хватило бы, чтобы убить великана, но тот подсунул вместо себя скалу. Напрасным было соревнование в про­жорливости с огнем, в быстроте - с мыслью. Рог же, из которого пил громовник, концом своим был опущен в море, и Тор выпил столько воды, что с тех пор это стали называть отливом.

Кошкой, которую хотел оторвать от земли Тор, был Мировой змей, опоясавший землю. Наконец, никому не удавалось еще устоять перед старостью. Услышав об обмане, Тор хотел поразить Утгарда-Локи молотом, но тот исчез, как исчез и сам город (такое же чудо доведется пережить и Ганглери, слушающему этот рассказ). Тор же отправился к себе в Трудвангар, но вспоминал о Мировом змее - ведь ему придется еще встретиться с этим чудовищем, которое не может исчезнуть, как Утгарда-Локи.

Тор выглядит одураченным, как глупый черт в европейских сказках - одну из таких сказок, "О попе и о работнике его Балде", пересказал поэтическим языком Пушкин. Но у Снорри в обра­зе одураченного персонажа выведен сам громовник и хитроумный ас Локи: сила и хитрость этих асов оказывается недейственной в Утгарде.

Поездка к великану Хюмиру и рыбная ловля Тора

Неутомимый в своей любознательности Ганглери, выслушав рассказ об Утгарда-Локи, спро­сил, не отомстил ли Тор за такой обман, и узнал, что месть не заставила себя ждать.

Наступила очередь проявить хитрость Тору, и он, обратившись в юношу, один, без спутников и колесницы, отправился в Утгард. Он остановился неузнанным в доме у великана Хюмира, и, когда тот собрался на рыбную ловлю, стал проситься с ним. Великан был недоволен такой обузой - попутчик был слишком молод да невелик ростом, но гость был настойчив, и Хюмир велел ему запасаться наживкой. Тор увидел стадо коров и большого быка, прозванного Вспоровший Небеса. Ему громовник отрубил голову - это и была его наживка.

Рыбаки стали грести в море, и тут великан увидел, что гость гребет славно. Лодка удалялась от берега, и Хюмир сказал, что дальше плыть опасно - там Мировой змей. Гость же налегал на весла, невзирая на недовольство хозяина. Нако­нец Тор насадил наживку, и Мировой змей проглотил бычью голову. Крючок впился ему в нёбо, и чудовище рванулось с такой силой, что кулаки Тора ударились о борт ладьи. Тор разгневался и рванул леску на себя так, что ноги его пробили дно ладьи, и громовник встал на морское дно.

Тут из воды показалась изрыгающая яд голова Ермунганда, и Тор уже поднял свой молот, но перетрусивший Хюмир обрезал леску, и Змей погрузился в пучину. Рассказывают, что Тор все же метнул свой молот и поразил Змея, но тот остался лежать на дне океана, ожидая своей очереди на месть. Раздосадованный Тор стукнул своего незадачливого спутника в ухо, тот упал в море, а сам вброд добрался до суши.

Этот забавный сюжет о трусливом великане и мести Тора, пересказанный Снорри, служит прелюдией к грядущей мировой драме, когда в последние времена Змей сам выползет на сушу и сразится с громовержцем. Но этот миф напоми­нает о главных подвигах других громовержцев, которые в начале времен поразили Змея, как Зевс - Тифона, а индийский Индра - Вритру. И славянский Перун бьет молнией в землю тогда, когда от него прячется черт, которого некогда представляли в виде змея.

В изложении Снорри миф включает хорошо нам знакомые сюжеты волшебной сказки - о теремке-рукавице и глупом великане. В более древнем рассказе, сохраненном "Песнью о Хюмире" в "Старшей Эдде", у Тора на уме была не месть Мировому змею, прикинувшемуся кошкой, а другие заботы.

Трудную задачу задал Тору друг богов - мор­ской великан Эгир, когда боги вернулись однажды с богатой охотничьей добычей и решили устроить у Эгира пир. У великана было много котлов, но не было подходящего для варки пива - его и должен был добыть громовник. Боги не знали, где добыть такой сосуд, чтобы пива хватило на всех, но Тюр подал совет, использовать который было нелегко: на востоке у края небес живет отец Тюра мудрый великан Хюмир, у него есть огромный котел в версту глубиной. Тюр и взялся сопровождать громовника в этой поездке.

Мы уже знаем, что пир не был для богов простой забавой - это было священное действо: недаром боги гадали на прутьях, испещренных волшебными рунами, и даже на жертвенной крови, как им устроить этот пир. Пир должен был состояться зимой - значит, он относился к главному празднику языческого календаря, Новому году, йулю.

Тору нужно было спешить из Асгарда в Страну великанов. По дороге Тор оставил своих козлов и повозку в доме великана Эгиля (как рассказывалось в мифе о волшебных козлах громовника), а сам вместе с Тюром пошел в палаты Хюмира. Первая встреча не предвещала добра, ибо Тюра встретила его великанская бабка, у которой было девять сотен голов! Но хозяйка дома, светлобровая красавица в золотом наряде, приве­тила сына и вынесла гостям пива.

Здесь Тора ждало испытание, напоминающее о позорном для бога поступке, когда он со спутниками прятался в варежке Утгарда-Локи. Хозяйка советует гостям спрятаться под котлом (за кото­рым они и явились в великанский дом), потому что муж ее злобен и скуп на еду - таков обычай великанов.

Храбрецы прячутся как раз вовремя, ибо с охоты возвращается Хюмир, и льдины сыплются с его бороды. Мать Тюра рассказывает великану о прибытии сына, но добавляет, что с ним - Веор, друг людей: они сидят за столбом, под балкой, на которой висят котлы.

Известие о Торе, враге великанов, приводит Хюмира в такую ярость, что от его взгляда столб сломался, балка треснула, а котлы рухнули. Эти разрушения прошли не без пользы для богов - лишь один котел был достаточно прочным, и не разбился: он-то и был нужен Тору. Но даже великан не может убить гостя в своем доме. Он велит приготовить еды - запечь трех быков в яме с рас­каленными камнями. Тут Тор показал свою силу - он один съел двух быков.

Наутро нужно было опять добывать пищу, и великан позвал Тора на рыбную ловлю. Тогда-то Хюмир выудил двух китов, а Тор - самого Мирового Змея. Мы видим, что эта рыбная ловля - всего лишь одно из испытаний - состязаний с великаном, - в котором вновь победителем вышел Тор.

Совсем помрачневший великан велит богу дотащить двух китов до жилища или привязать челнок. Но Тор, показывая свою божественную силу, не только взваливает на плечи улов, но прихватывает и ладью, даже не вычерпав из нее воду.

Злобный туре продолжал упорствовать в испытаниях бога и задал, наконец, действительно трудную задачу. Тор показал свое умение на рыбной ловле, но сможет ли он разбить кубок великана? Громовник схватил кубок и метнул его что есть силы в каменный столб, подпиравший кровлю жилища; столб разлетелся вдребезги, но кубок остался цел. Подмога опять пришла от матери Тюра - та подсказала, что кубок надо метнуть в голову Хюмира, ведь она крепче кубка. Тору опять пришлось напрячь все свои силы, и кубок разбился о голову хозяина.

Богам осталось одно испытание: унести "корабль пива" - котел - без чьей-либо помощи. Тюр дважды пробовал поднять сосуд, но так и не сдвинул его с места. Зато Тор тут же вскинул котел на голову так, что только котельные кольца зазвенели о его пятки (ведь котел был глубиной с версту).

Но не таковы были великаны, чтобы так просто уступить свое сокровище. Недалеко удалось уйти Тору, и он увидел, что из горных утесов движется войско многоголовых гигантов. Многоголовость, равно как и упомянутая многорукость, - признак первобытных чудовищ, возникших из ха­оса: Тор именуется поэтами "отрубившим девять голов Тривальди" (великана, известного только по имени). Время состязаний кончилось - настал черед битвы. Тор сбросил котел, взялся за Мьёлльнир и перебил все полчище. С тех пор, говорится в конце песни, боги каждую зиму пили пиво у Эгира.

Пропавший Мьёлльнир. Песнь о Трюме

Не только боги добывали блага в стране ве­ликанов. Ётуны тоже не оставляли надежд пожи­виться сокровищами Асгарда. Некогда могучий строитель города богов чуть было не добыл себе Фрейю. И другой раз князь великанов был близок к той же цели, обезоружив защитника Асгарда.

Однажды Тор, пробудившись от сна, обнару­жил, что пропал его молот. Разъяренный бог поведал эту страшную тайну только хитроумному Локи - земля и небо стали беззащитными. Тогда боги пошли к Фрейе, чтобы та одолжила принад­лежавший ей чудесный наряд из перьев. Получивший крылатый наряд Локи помчался по возду­ху в землю ётунов, где увидел их конунга Трюма, сидевшего на кургане (на курганах предков сиде­ли конунги - законные правители) и осматривавшего свои стада.

Трюм сделал вид, что удивлен появлением Локи. Вежливости ради он спросил, что слышно у асов и у альвов, а потом уже задал вопрос о том, почему Локи явился в Ётунхейм один: мы помним, как Локи путешествовал с Тором, и вопрос великана звучал не без злорадства. Имя Трюм оз­начает "Грохот", и великан выступал как бы дуб­лером Тора в Утгарде.

Локи вынужден был ответить, что неладно у асов и альвов - пропал Мьёлльнир; не Трюм ли запрятал молот?

Великан тут же признался, что он упрятал оружие громовника глубоко в землю - на восемь поприщ - и отдаст Мьёлльнир лишь в обмен на Фрейю.

Локи помчался назад, к жилищу асов, где его ждал громовник. С не лучшей вестью отправи­лись боги к жилищу Фрейи: они поведали богине, что ей придется облачиться в свадебный наряд, чтобы ехать в Ётунхейм.

Норманнская богиня красоты была сродни богатырским девам - валькириям (даром что по­эты именуют ее "прекрасной в слезах богиней");она разгневалась так, что затряслись палаты асов. Ее следовало бы назвать распутной, если она со­гласится на замужество в Стране великанов.

Пришлось всем асам собираться на тинг и ду­мать, как вернуть молот. Тут провидец Хеймдалль и дал добрый совет: невестой надо наря­дить самого Тора, украсив его принадлежавшим Фрейе чудесным ожерельем Брисингов, приве­сив на пояс ключи, как следует хозяйке, и скрыв колени силача под женским платьем.

Для громовержца это испытание было тяже­лее битвы с войском великанов: ведь для героя нарядиться женщиной - большой позор, и асы могли назвать Тора женовидным.

Но Локи напоминает, что сейчас не до со­блюдения обычных норм чести: ётуны готовы захватить Асгард! Сам Локи готов прикинуться до­брой служанкой, чтобы не оставлять Тора одного.

Громовник запряг своих козлов, и брачный поезд с грохотом отправился в Ётунхейм. Обрадованный Трюм велит застилать скамьи и встре­чать дочь Ньёрда - у него много сокровищ, и не хватает лишь Фрейи.

Путники поспели к ужину, и тут "невеста" показала недюжинный аппетит: она съела быка, восемь лососей и все, что было припасено для женщин, а запила все это тремя бочками меда.

Трюм изумился - ив Стране великанов он не видывал таких прожорливых невест. Тут и пригодилась разумная служанка, которая поведа­ла, что Фрейя не ела восемь дней - так не терпелось ей отправиться к турсам.

Тогда пылкий жених откинул покрывало и хотел было поцеловать невесту, но отпрянул, испугавшись того, с какой яростью она на него посмотрела - пламя сверкало в ее глазах! Опять Локи приходит на выручку и говорит, что восемь ночей Фрейя провела без сна, мечтая о поездке к турсам.

Тут явилась сестра жениха и потребовала се­бе положенных подарков - золотых браслетов в обмен на дружбу и любовь новых родичей.

Неизвестно, чем закончилось бы дело, но сам Трюм повелел принести Мьёлльнир, чтобы положить его на колени невесте и освятить союз "дес­ницей Вар".

Можно вспомнить, что молот громовника был не только оружием - Тор воскрешал своих коз­лов, освящая их шкуры Мьёлльниром. Оказывается, молот освящал и брачные узы: вар - это союз или договор (от этого слова происходит и обозна­чение скандинавских наемников - варяги).

Но получивший молот Тор, конечно, не соби­рался освящать им брачный союз: первым от уда­ра громовника пал сам Трюм, за ним его жадная до подарков сестра и все войско исполинов.

Так Тор вернул себе молот.

Бога ждало еще одно брачное испытание, но в этом мифе жених является в дом самого громов­ника и сватается к его дочери, а бог оказывается отнюдь не простоватым силачом и может потя­гаться в хитрости с существами иных миров.

Это не великан, а карлик, и имя ему Альвис, что значит "Всеведущий". Воспользовавшись ча­стым отсутствием Тора, он сватается к его дочери (ее имя Труд) и даже готов забрать ее в свой хтонический мир, но тут является отец невесты.

Тор видит, что лик жениха бледен - ведь он житель преисподней, а значит, не годится в мужья. Но спор в мифах выигрывает мудрейший, и карлик, называя свое имя и признавая, что его жилище - под камнем, готов пойти на брачное испытание.

Тор обещает любовь девы, если Альвис поведает правду обо всем, что есть во всех мирах. Альвис берется отвечать на вопросы громовника и перечисляет, как называется все в мире людей, у асов, у ванов, у турсов, у карликов: земля, небо, месяц, солнце, дождь, ветер; море, огонь, лес, ночь, жито, пиво.

Тор изумляется действительному всеведе­нию карлика, но бог перехитрил хтоническое создание: пока Альвис показывал всю свою муд­рость, взошло солнце, и непрошеный жених превратился в камень.

Кажется странным, почему силач громовник, сразивший строителя Асгарда, не расправился с каким-то карликом в собственном доме. Понять действия мифологических персонажей можно, если знать о жизни рассказывающих эти мифы людей больше, чем говорится в самих их расска­зах. Так, мы можем догадаться, почему карлик опасен людям и богам, даже силачам, и особенно их дочерям, из древнеанглийского заговора про­тив карлика-дворфа (дверга или цверга у скандинавов). Это существо является к девушкам в виде паука или другого кошмарного создания и может мучить их по ночам, как средневековый инкуб, лишает их здоровья. Чтобы избавить девушку от незваного любовника, нужно прочесть заговор с упоминанием зари, которая изгоняет ночные кошмары. Неслучайно и Альвис является ночью, собираясь забрать "невесту" с собой - на тот свет. Избавиться от него можно, лишь "загово­рив" нечистую силу.

Этому сюжету посвящена специальная песнь "Эдды" - "Речи Альвиса", но ее суть не сводится, конечно, к прославлению находчи­вости громовника (который не всегда ею отли­чался) или заговору против выходца из преисподней. Песнь содержит целый учебник поэти­ческого и мифологического языка, без овладе­ния которым человек не мог постигнуть ни ми­ра, ни поэзии.

Битвы с великанами

Главные подвиги Тора - спасение Асгарда и богов от вторгшихся в Мидгард великанов, как было со строителем Асгарда. Не один раз приходилось Тору спешить на выручку богам из Ётунхейма. Однажды сам Один стал тому виною. Об этом в "Младшей Эдде" (в разделе "Язык по­эзии") поведал морскому великану Эгиру сам бог скальдов Браги.

Когда Тор уехал на восток бить великанов, Один также отправился верхом на Слейпнире в Ётунхейм. Великан Хрунгнир (его имя означает "Шум") удивился, что за всадник в золотом шлеме скачет по водам и по воздуху к его жилищу. "Конь его на диво хорош", - признался великан. Тут Один, привычный к состязаниям и распрям, говорит, что готов заложить свою голову, если в Ётунхейме отыщется такой скакун. Хрунгнир, ко­нечно, вступает в спор и говорит, что ноги его ко­ня, прозванного Золотая Грива, длиннее. Он бро­сается верхом за Одином и, хотя бог тут же скрылся из глаз, влетел за ограду Асгарда.

Хоть и незваный гость появился в палатах богов, его нужно было встречать: боги поднесли ему пива. Рассвирепевший великан одним духом выпил чаши, из которых пил сам Тор, и, захмелев, стал похваляться. Он в силах унести Валь­халлу в Ётунхейм, утопить в пучине Асгард и перебить богов, кроме Фрейи и жены Тора злато­власой Сив: их он заберет с собой. Фрейя все подливала ему пива, а великан продолжал похваляться и говорил, что выпьет у богов все пиво.

Явно наставала пора звать Тора. Бог тут же явился в чертог и изумился - кому пришло в го­лову поить в Вальхалле великана и почему Фрейя подносит ему чашу, будто она прислуживает на пиру богов? Сам Один, отвечает великан, пригла­сил его в Асгард. Разгневанный громовник гово­рит, что Хрунгниру придется пожалеть об этом, прежде чем великан выйдет из Асгарда. Но вели­кан знает обычаи богов и людей - Тор покроет себя позором, если убьет его безоружным. Вот ес­ли бы он не оставил дома оружия, сетует Хрунгнир, громовник мог бы попытать свое мужество в поединке.

Тор, конечно принимает вызов, и Хрунгнир мчится назад в Ётунхейм за странным вооружением: помимо щита, он берет свое каменное точило. Среди великанов же разносится слава о поездке Хрунгнира, пировавшего в самой Вальхалле да еще вызвавшего громовержца на бой. Этот бой был судьбоносным для великанов - ведь Хрунгнир слыл сильнейшим из них.

Поединок должен был состояться у неких Каменных Дворов на границе Мидгарда и Уттарда. Там великаны пошли на хитрость и слепили в помощь Хрунгниру глиняного гиганта Мёккуркальви, девяти поприщ ростом и в три поприща обхватом. Но великана нужно было оживить, и в грудь ему вложили сердце кобылы. Конечно, оно затрепетало, когда появился Тор: глиняный ко­лосс даже обмочился при виде громовержца. Но у Хрунгнира было каменное сердце с тремя выступами, каменной была и его голова, а толстый щит также был из камня. На плече же он держал свое оружие - точило.

Хитроумный Тьяльви сопровождал Тора. Ког­да он увидел, что великан прикрылся щитом, то подбежал к Хрунгниру и дал ему коварный совет.Дескать, бог видел, как собирается защищаться великан, и хочет напасть на него снизу, из-под зем­ли. Тогда Хрунгнир бросил щит и встал на него. Тут великан увидел громовержца, приближающе­гося сверху - по небу в блеске молний. Тор издали метнул в противника Мьёлльнир, великан же бросил навстречу свое точило. Молот расколол ка­менный оселок, и части его попадали на землю - из них получились скалы. Но другой кусок вонзил­ся Тору в голову, так что бог рухнул на землю. Мо­лот же Тора раскрошил череп Хрунгниру, и тот упал на Тора так, что одна нога придавила богу шею. Тем временем Тьяльви напал на Мёккуркальви, и трусливый гигант бесславно погиб.

Тут Тьяльви попробовал выручить Тора и под­нять ногу Хрунгнира. На помощь ему пришли все асы, но их усилия были бесполезны. Тогда подо­спел Магни, сын Тора: ему было всего три дня, но он был сам рожден от великанши Ярнсаксы (зна­чит, и Тор не брезговал "невестами" из Утгарда). Младенец недаром звался "Сильный" - Магни спихнул ногу великана и посетовал, что опоздал - не то он загнал бы Хрунгнира в Хель одним кула­ком. Поднявшийся на ноги Тор, конечно предрек своему отпрыску богатырское будущее. Он даже подарил было коня Золотая Грива выручившему его сыну, да тут вмешался завистливый дед: Один сказал, что не пристало отдавать такого коня сыну великанши и обходить подарком родного отца.

Тор же вернулся в свой Трудвангар, но обло­мок точила все еще торчал в его голове. Пришлось вызвать вёльву - провидицу - по имени Гроа, жену некоего Аурвандиля Смелого. Мы ви­дим, что вёльвы не только замогильные пророчи­цы, но и ведуньи: Гроа стала говорить заклинания, чтобы вытащить точило из мощного черепа громовержца. Точило уже стало качаться, и обрадованный Тор решил отплатить вещунье, сооб­щив ей хорошую новость. Ведь Аурвандиль был с ним в Ётунхейме, и, переправляясь через поток Эливагар, Тор нес его в корзине за спиной. Это была истинная правда, уверял вёльву Тор, потому что ее муж высунул из корзины палец ноги и сов­сем его отморозил: ведь Эливагар - та ледяная река, из брызг которой возник первый инеистый великан Имир. Тор отломил отмороженный па­лец и забросил на небо, там он превратился в звезду, которую может теперь видеть и Гроа, ожидая скорого возвращения мужа. Палец пока­зался знахарке небольшой потерей в сравнении с известием о возвращении супруга, и она настоль­ко обрадовалась, что забыла все заклинания (не­чего отвлекать врачей беседами!). Точило же так и торчит в голове у громовника. Поэтому сущест­вует примета: нельзя бросать оселок поперек по­ла - точило начинает шевелиться в голове Тора, причиняя беспокойство громовнику.

Читатель видит, что опять древний быт втор­гается в мифологическое повествование; мы не можем до конца понять мифа, не зная смысла приметы, смысл же приметы, как обычно, не рас­крывается. Почему Хрунгнир имел столь необыч­ное оружие и почему его обломку суждено тор­чать в голове громовержца - из мифа неясно. Понятно лишь, что Тор должен был сокрушать каменные столпы, щиты и преграды, и эти собы­тия могли относиться к эпохе первотворения - ведь из обломков гигантского точила получились скалы. Оселок же был священным предметом у германцев, и это не случайно - ведь от точила зависела острота оружия, и оселок имел отноше­ние к кузнечному искусству, родственному кол­довству, козням. Но кроме того, оселок мог высе­кать огонь, и это имеет уже непосредственное отношение к культу громовержца, который также высекает огонь - молнию.

Но труднее всего пришлось Тору, когда он должен был сам и в собственном обличье отправиться в Ётунхейм без молота, Пояса Силы и же­лезных рукавиц. И виноват в том был Локи. Этот ас так же, как Один и Тор, появлялся в Стране ве­ликанов, но не для того, чтобы добыть там блага и не для сражений. Однажды Локи просто забав­лялся, летая в соколином оперении, которое он одолжил у Фригг (богини и валькирии - сущест­ва небесного мира - имели эти птичьи наряды). Из любопытства он залетел на двор великана Гейррёда (мы помним, что так звался и воспитан­ник Одина, потом наказанный самим богом). Ло­ки увидел высокие палаты, спустился к ним и за­глянул в окно. Тут и Гейррёд увидел чудную пти­цу и велел поймать ее. Стена была высока, и слуга с трудом карабкался за добычей, а Локи со зло­радством наблюдал, как выбивается из сил бед­ный малый. Когда слуга великана был рядом, Ло­ки расправил уж было крылья и собрался улететь, но оказалось, что ноги его пристали к кровле. Тог­да-то Локи схватили, и Гейррёд по глазам понял, что перед ним оборотень, а не птица.

Великан велел пойманному отвечать, кто он такой, но Локи молчал. Тогда Гейррёд велел запе­реть его в сундук И морил Локи голодом три меся­ца (как его тезка держал Одина без еды и питья). Локи вынужден был признаться, кто он такой, и великан потребовал, чтобы в обмен на свободу этот ас поклялся, что приведет к нему Тора, но без молота и Пояса Силы.

Клятву не могли нарушить ни Локи, ни Тор - ведь они были одного рода. Боги отправи­лись в Ётунхейм. По дороге Тор остановился у ве­ликанши Грид, матери аса Видура. Она и рассказала, насколько хитроумен великан и что трудно будет с ним справиться. Но как и всякая мудрая советчица, которая встречается богатырям по до­роге в иное царство, Грид не только дала совет, но и снабдила Тора волшебными предметами. Она одолжила ему свой собственный Пояс Силы и свои железные рукавицы, а также посох.

Тор же направился дальше и дошел до Виму-ра - величайшей из рек, текущих между Мидгардом и Ётунхеймом. Пришлось богу опоясать­ся волшебным поясом, а посох воткнуть ниже по течению, чтобы переправиться через великан­скую реку. Локи же уцепился за Пояс Силы и последовал за Тором. Но тут вода в реке стала при­бывать, захлестывая Тора по плечи. Бог произнес вису-заклинание, призывая воду спадать, - иначе до небес будет расти его богатырская сила. Но тут выяснилось, что не колдовство было виной этому наводнению: гигантская дочь Гейррёда, упираясь в оба берега реки ногами, мочи­лась в воду. Пришлось Тору схватить огромный камень и бросить в великаншу, пошутив при этом: "Будет в устье запруда!" Камень вовремя попал в цель - Тор едва не погрузился в поток, и, только ухватившись за рябину, росшую у бе­рега, выбрался на сушу (у исландцев с тех пор есть поговорка о рябине, спасшей Тора, похожая на русскую пословицу про тонущего, хватающе­гося за соломинку).

Но на этом козни Гейррёда и его семейства не кончились. Когда путники пришли к великану, им отвели не самое почетное место для ночле­га - козий хлев. Там стояла скамья, на которую и уселся громовник. Тут он чувствует, что скамья под ним поднимается к самой крыше. Тогда Тор уперся в стропила посохом Грид что было силы и услышал хруст костей и крики тех, кто забрался под скамью - это были еще две дочери коварно­го великана.

Настал черед встретиться с самим велика­ном. Тот велел позвать Тора в палату позабавиться играми, и забава оказалась нешуточной. Во всей палате горели костры, и на одном из них был раскален железный брус. Гейррёд ухватил этот брус и метнул его в Тора; тут-то и пригодились громовнику его железные рукавицы, а великан сам невольно вооружил громовника привычным ему метательным оружием. Когда Тор поймал на лету раскаленное железо, Гейррёд спрятался за железный столб, но было поздно: Тор метнул свой снаряд с такой силой, что он пробил столб, вели­кана, стену его жилища и затем ушел в землю.

Тору суждено погибнуть от яда своего извеч­ного врага - Мирового змея - в конце времен. Но пока он сам охраняет границы Мидгарда и вторгается в Утгард, сдерживая чудовищ хаоса и отдаляя день Гибели богов.

Фрейр и Фрейя - боги плодородия и любви

Третий по значению после Одина и Тора бог скандинавского пантеона - Фрейр, сын Ньёрда и брат Фрейи. Фрейру подвластны плодородные дожди и даже солнечный свет - не случайно в "Речах Гримнира" говорится, что боги подарили на зубок Фрейру Альвхейм, солнечную страну светлых альвов. Этого бога следует молить о плодородии и мире. Он, как и Ньёрд, бог богатства; его волшебные атрибуты - вепрь Гуллинбурсти с золотой щетиной и корабль Скидбладнир ("Сложенный из тонких досточек"), которому всегда дует попутный ветер и который может вместить всех асов в полном вооружении.

Брата и сестру Фрейра и Фрейю подозревали в кровосмесительной связи, но мы уже знаем, что они принадлежали к роду ванов, а там были приняты браки между братьями и сестрами. Смысл этого запретного для нормального родоплеменного общества божественного обычая в том, что ваны призваны были гарантировать плодородие, а плодородие зависело в представлениях этого общества от сексуальных способностей богов и их жрецов. Недаром в приведенном рассказе об идоле Фрейра, разъезжающем в повозке во время ка­лендарных праздников, его должна была сопровождать земная жена - жрица.

Фрейр действительно почитался как бог теле­сной любви и сладострастия - в Упсале его идол был изображен с огромным детородным членом. Его любовное вожделение охватывало не только ближайшее божественное окружение, включавшее его сестру, - оно простиралось и за пределы мира богов и людей - Мидгарда. Об этом рассказывает песнь "Старшей Эдды" - "Поездка Скирнира".

Фрейр однажды сидел на престоле Хлидскьяльв, принадлежавшем Одину, и осматривал все миры. И тут он увидел на севере, в далеком Ётунхейме во дворе горного великана Гюмира, прекрасную деву Герд, от рук которой исходило сияние, освещавшее весь мир. Любовный недуг охватил Фрейра, и бог погрузился в тоску - он не спал и не ел, не говорил ни с кем ни слова.

Нет ничего страшнее тоски бога плодородия - ведь вся природа зависит от его благополучия: так в античном мифе богиня плодородия Деметра пребывала полгода в трауре по похищенной в преисподнюю дочь, и тогда наступала зима. Боги были обеспокоены тоской Фрейра, и сами Ньёрд и Скади отправили к сыну верного слугу Скирнира, который смолоду был предан Фрейру.

Слуга должен был выведать, что причинило та­кую печаль богу и почему целыми днями он сидит один в своих палатах.

Фрейр не сразу раскрывает Скирниру причи­ну своей тоски: ведь его возлюбленная обитает в Стране великанов. И хотя боги не брезговали лю­бовными связями с великаншами - сам Фрейр был сыном великанши Скади, - благословения на брак с Герд от асов и альвов ждать было трудно. Фрейр, однако, просит Скирнира сосватать ему Герд и привезти невесту, даже если на то не будет воли ее отца. Скирнир соглашается на трудную поездку, если Фрейр даст ему коня, который может проскакать сквозь мрачное пламя, отделяющее Мидгард от Ётунхейма, и волшебный меч-самосек - защиту от великанов.

Сватовство в ином мире - нелегкая задача, и Фрейр дает свату все необходимое для поездки. Герд услышала грохот копыт богатырского коня, и служанка поведала ей о приезде неведомого воина. Дева велела ввести гостя в палату, хотя и предчувствовала недоброе - приехавший издалека явно был врагом великанов и мог стать убий­цей ее родичей. К тому же Скирнир был не из асов, не из альвов и не из ванов - зачем он про­мчался через бурное пламя?

Скирнир признался, что он не относится к ро­дам богов и альвов, он человек, но прискакал как вестник любви бога Фрейра; как свадебный дар он принес Герд одиннадцать золотых яблок. Яблоко во многих ритуалах и мифах оказывается свадеб­ным даром, символом любовного соития (вспомним библейский миф об Адаме и Еве) и самой не­весты, но в скандинавской мифологии яблоки имели особый смысл. Это были молодильные яблоки, которые принадлежали богине Идунн и которыми все время жаждали обзавестись великаны.

Но Герд отказывается от драгоценного подарка. Скирнир не может привлечь ее любви даже обещанием волшебного кольца Драупнир - гордая дева отвечает, что у ее отца достаточно сокровищ.

Скирниру остается одно - угрозами угово­рить Герд. Он показывает меч с тайными рунами и говорит, что снесет им голову гордячке. Но Герд не боится и этой угрозы, больше ее страшит встреча столь настойчивого свата с отцом - им не избежать схватки.

Тут Скирнир проявляет все свое красноречие и живописует беды, которые обрушатся на Герд. Он убьет ее отца - старого турса, ее же ударит жезлом укрощения, и она окажется в его власти. Герд никогда не увидит людей и перед глазами ее будет только преисподняя - Хель; еда будет ей противней, чем змеи для людского взора; людям она будет казаться чудовищем. Скирнир обещает навести на строптивую невесту немочь и черную похоть, но выйти замуж она сможет только за трехглавого турса. Все эти обещания слуга бога завершает заклинанием, призывающим гнев верховных богов пантеона: Одина, всемогущего аса Тора и Фрейра - и вырезает магические руны, которые будут наводить порчу на деву до тех пор, пока их не уничтожит сам заклинатель.

Перед нами - типичный любовный заговор, к которому прибегали отвергнутые влюбленные (в русской традиции такие заговоры назвались "присушкой"); он и составляет основное содержание "Песни о Скирнире".

Заговор оказал свое действие. Герд соглашается на любовную встречу с Фрейром через девять ночей (традиционный срок испытания в скандинавской мифологии). Бог встречает верного слугу и требует от него рассказа о поездке, даже не дав снять седло с коня. Скирнир обещает господину встречу с Герд через девять дней. Песнь кончается элегической речью Фрейра:

Ночь длинна,

две ночи длиннее,

как вытерплю три!

Часто казался мне

месяц короче,

чем ночи предбрачные.

Поездка Скирнира - это героическое сватовство, которое считалось большим подвигом и в мифе, и в эпосе. Вооруженный герой замещает в этой поездке самого бога-жениха. Мы еще встретимся с этим сюжетом, когда будем рассказывать о героическом сватовстве Сигурда; и этому герою пришлось скакать на коне через огненную стену, окружающую девичий чертог, и бороться со строптивой невестой. Но любовь бога плодородия должна иметь особый смысл, и до этого смысла доискиваются исследователи эддической песни.

Некоторые из них видят в возлюбленной Фрейра Герд воплощение богини земли, а брак с ней бога понимают, как священный брак бога плодородия с землей - начало летнего календарного цикла. Имя Герд означает "женщина" в поэтическом языке, оно родственно слову "гард", обозначению огражденного пространства, и это имя интерпретируют как символ огражденного поля. Но мы видели, что Герд пребывала за совершенно иной оградой, никак не связанной с земледелием, - это была стена из пламени. Ее пребывание в Ётунхейме, на севере, и сияние, от нее исходящее, напоминает, скорее, о северном сиянии (да и имя "Скирнир" значит "Сияющий"), и тогда несчастная любовь бога к пре­красной, но холодной в буквальном смысле деве может значить не начало летнего аграрного сезона, а, напротив, относиться к зимней половине года. Вообще ваны - Ньёрд и Фрейр - не были очень удачливы в любви к великаншам (в эддической "Песни о Хюндле" выясняется, что отцы этих великанских дев - Гюмир и Тьяци - были родичами). Их встречи - как встречи горной лыжницы Скади и бога изобилия и богатства Ньёрда - действительно могли означать календарные встречи зимы и лета.

Эти встречи воспроизводили аграрные ритуалы, когда "бога" - идола Фрейра - должна бы­ла сопровождать жрица, призванная безотказно выполнять функции супруги (чем воспользовался хитроумный Гуннар из "Саги об Олаве Трюггвасоне"). Ведь от любовных утех бога зависел урожай. Ипостасями бога плодородия были его слуги, упомянутые в одной эддической песни - Бюггвир (чье имя родственно древнеисландскому слову "ячмень") и Бейля (чье имя может означать "Корова" или "Пчела"); они должны вопло­щать урожай и плодородие скота или пчел, дающих необходимый для пира хмельной напиток.

Снорри рассказывал в "Саге об Инглингах", что Ньёрд, наследовавший самому Одину как правитель Швеции, был удачлив на урожай, и его сыну Фрейру передалась удачливость отца. Когда он стал правителем Швеции после смерти Ньёрда, он велел построить капище в Упсале, где был его столица. Туда стекались к нему все богатства - дань, которую платили Фрейру шведы. Мир и благоденствие распространились тогда в северных странах - Швеции и Дании, и люди назвали это время "миром Фроди", в честь датского правители, внука Скьёльда и, стало быть, тоже потомка Одина. Это был священный мир, ибо никто не мог причинить зла другому, даже если встретишь убийцу родича. Тогда не было ни убийц, ни воров, и рассказывают, что золотое кольцо долго лежало на Ялангрсхейд-поле {возле резиденции датских конунгов в Йеллинге) - никто не брал чужого добра. Саксон Грамматик в "Деяниях датчан" добавляет к этому сюжету характеристику Фроди (Фрото) как правителя Дании. После победоносных походов в Британию и Ирландию он вернулся в Данию, и в течение тридцати лет там не было войн. Фроди покончил с грабежами и разбоями: воры так его боялись, что, когда конунг положил золотое кольцо на перекрестке дорог, никто не решался похитить сокровище.

Золотой век Фроди

Эти рассказы напоминают миф о золотом ве­ке в начале времен - до войны асов и ванов. Имя "Фроди" сближают с именем "Фрейр" - может быть, некогда это был один божественный персонаж. Имя "Фроди" означает "Мудрый", но вмес­те с тем и "Плодородный": золото именуют "мир­ным ячменем Фроди"; скорее всего, Фроди - это эпитет Фрейра. Правда, в рассказах Снорри и Саксона Фроди и Фрейр - это разные правите­ли, хотя их судьбы и судьбы их детей были связаны между собой. Оба христианских автора отно­сили их правление к веку, который считался в латинской ученой литературе временем общего мира - царствованию римского императора Августа, когда родился христианский Спаситель.

Золотой век Фроди в "Деяниях датчан" за­кончился из-за коварства некоей колдуньи. Зная, что конунг уже стар и едва передвигается по стра­не в своей колеснице, она подговорила одного из своих сыновей похитить кольцо. Разгневанный правитель явился с дружиной, чтобы наказать похитителей. Но гнусная ведьма превратилась сначала в кобылу, а потом - в самку тюленя, детей же своих обернула в маленьких тюленей. Конунг велел дружинникам отрезать оборотням путь к морю, где они могли бы укрыться, но тут самка бросилась спасать своих детенышей и нанесла престарелому Фроди смертельную рану. Дружинники расправились с оборотнями (после смерти к ним вернулся человеческий облик, лишь головы остались тюленьими), но конунг умер.

Роковое золото погубило не один род в мифологических и эпических рассказах германцев и скандинавов - о знаменитом кольце Нифлунгов у нас еще пойдет речь в главе 9. Сейчас нужно вспомнить, что и "золотой век" богов-асов закончился тогда, когда к ним явилась злобная ведьма Гулльвейг, воплощавшая жажду золота.

Другая история о том, как прекратился золо­той век - "мир Фроди" - рассказывается в "Младшей Эдде". Фроди гостил в Швеции у сына Фрейра и Герд - Фьёльнира и купил там двух ве­ликанских рабынь - Фенью и Менью. У Фроди в Дании было два огромных, жернова, именовав­шихся Гротти (Мельница), их подарил конунгу некто, звавшийся Хенгикьёфт. Мельница была чудесной - на ней можно было намолоть все, что пожелает способный вертеть огромные жернова. Но имя дарителя, означающее "С отвисшей челю­стью", заставляет читателя усомниться в том, что подарок был сделан с добрыми намерениями: ведь под этим именем явно скрывался Один, "Бог повешенных". Да и рабыни оказались вещими женами, намоловшими, в конце концов, роковую судьбу своему хозяину.

Фроди велел Фенье и Менье молоть ему золо­то, мир и счастье. Рабыни принялись вертеть жернова, а Фроди не давал им ни сна, ни отдыха - разве что на то время, пока успеет прокуковать кукушка. Тогда рабыни запели "Песнь Гротти" (она сохранилась и в "Старшей Эдде"). Девы пе­ли, что Фроди верно выбрал рабынь, которым по силе было вертеть жернова, да не проведал, отку­да они родом. Их отец и Хрунгнир были храбрей­шими среди великанов, разве что Тьяцци мог состязаться с ними в силе. Девять зим сестры труди­лись в преисподней, воздвигая великанские стены, но потом стали валькириями, сражаясь в битвах и определяя судьбы правителей. В песни не говорится, за какую провинность вещие девы стали рабынями и почему они должны были принимать муки у Фроди. Видимо, здесь не обошлось без коварства Одина: девы намололи вражеское войско, которое с моря вторглось в Данию. Мор­ской конунг Мюсинг убил Фроди и завладел его богатствами - тогда кончился мир Фроди. Но по­бедитель недолго торжествовал - алчность погу­била и его. Мюсинг (А) взял Фенью и Менью на свой корабль; золота у него теперь было достаточно, и он велел великаншам молоть соль, считавшуюся большим богатством в средние века. Вновь рабы­ни принялись за работу, и вновь хозяин требовал от них без конца вращать жернова. Наконец соли стало столько, что корабль затонул, и все погибло в водовороте. С тех пор море стало соленым.

Этот миф опять заставляет нас вспомнить о конце золотого века, когда к богам пришли три вещие великанши - девы судьбы. Золотой век Фроди был прекращен благодаря козням Одина - он был богом распрей, а не мира, ведь ему нужно было пополнять дружину эйнхериев.

В одном скандинавском средневековом опи­сании мира рассказывается даже, что когда Фроди состарился - иссякла его божественная сила, разразилась страшная буря. Затем солнце исчезло с неба, а земля задрожала так, что разрушились горы. Лишь одна огромная гора поднялась из земли, и тогда нарушились все предсказания. Этот рассказ сравнивают с описанием землетрясения и возникновением вулкана, но еще больше он напоминает описание грядущей гибели мира - судьбы богов. Нарушение предсказаний - это нарушение нормально текущего, размеренного времени, когда день сменяет ночь и лето - зима. Конец золотого века Фроди совпадал с мировой катастрофой.

Золотой век Фрейра в Упсале должен был кончиться со смертью того, кого почитали богом. Когда Фрейр умер, подобно всем асам-диям в "Саге об Инглингах", близкие к нему скрыли его смерть, а тело Фрейра спрятали в заранее возведенном кургане, в три окна которого продолжали поступать все богатства: в одно - золото, в другое - серебро, в третье - медь. Так длилось три года, и три года в стране сохранялось благоденствие и мир. Когда шведы узнали, что Фрейр умер, они не стали сжигать его, чтобы он не ушел, как Один, в далекий Асгард, а оставался в Швеции. Здесь они продолжали приносить ему жертвы.

Похожую историю рассказывает о Фроди Саксон Грамматик. Когда этот датский конунг умер, то его дружинники набальзамировали труп и три года возили тело Фрото по стране в повозке, в которой он ездил престарелым в по­следние годы жизни. Три года мир и благополучие сохранялись в Дании, так как все подданные думали, что конунг жив. Нам известен подобный обычай - возить изображение почитаемого бо­жества на повозке по всей стране ради изобилия. Так шведы возили идол самого Фрейра, а германцы - богиню Нерту. Культовая повозка - колесница - была символом ванов, богов плодородия, и символом солнца, от которого это плодородие зависело не в меньшей степени. Но для поддержания этого плодородия нужны были кровавые жертвы, и этими жертвами славился культ Нерты и культ Фрейра.

Культовые животные Фрейра - конь и вепрь - были одновременно и жертвенными животными и символами плодородия. Лошадиное мясо было главной пищей на жертвенных пирах, призванных обеспечить плодородие и урожай, в скандинавских капищах. На посвященных Фрейру конях нельзя было ездить - они предназначались лишь для жертвоприношений. Когда норвежский конунг Олав Харальдсон крестил всю страну, в далеком северном углу сохранился странный обряд почитания детородного члена коня. Этот фетиш назывался Вёльси, и его выносили к пиршественному столу вместе с луком и другими травами, считавшимися священными. Хозяйка клала Вёльси на колени хозяину, а затем всем домочадцам, и все произносили заклинание, в котором призывали некое божество, именуемое Мёрнир, принять это жертвоприношение. Вероятно, этот фаллический культ был связан с культом Фрейра, и он мог именоваться Мёрнир. Растения и фаллический символ, помещенные на колени главы семьи, должны были способствовать и плодородию природы, и умножению человеческого рода.

Но то были невинные жертвы, приносимые в крестьянском хозяйстве. Культ богов требовал более жестоких обычаев.

Жертвоприношения и судьбы Инглингов

Эта традиция жертвоприношений отразилась на судьбах Инглингов - потомков Фрейра. Жертвенный обряд напоминает смерть наследника Фрейра - Фьёльнира. Он отправился на пир к родичу Фроди. В просторных палатах датского конунга был огромный чан, куда сливали мед. Ночью перепивший Фьёльнир перепутал двери и свалился в чан, где захлебнулся. Но настоящее жертвоприношение ждало другого потомка Фрейра - конунга Домальди. При нем в Швеции был неурожай, и люди стали приносить жертвы в Упсале. В первый год они приносили в жертву быков, но голод не кончался. На вторую осень стали совершать человеческие жертвоприношения, но прекратить голод и тут не удалось. На третью осень множество шведов собра­лось на тинг, и их вожди решили, что в жертву должен быть принесен тот, кто обязан был гарантиро­вать стране мир и урожай - сам правитель. Тогда кровью Домальди был окроплен алтарь в капище, построенном его мифологическим предком.

Фрейр (и его потомки Инглинги) воплощал плодородие не только земли: целые народы, вроде ингевонов, и династии возводили свое начало к этому богу, носившему также имя Ингви (как гермионы носили имя Ирмина - Тюра). Судя по "Саге об Инглингах", потомки Ингви - шведские конунги Инглинги - не порывали своих связей с ванами: внук Фрейра Свейгдир, любив­ший странствия и, в конце концов, пропавший в подземном жилище коварного карлика, был же­нат на женщине по имени Вана, родом из Ванахейма. Сына их звали Ванланди, он унаследовал шведский престол, но погиб из-за порчи, которую наслала на конунга финская колдунья.

Возможно, представления о роке, тяготевшем над потомками Фрейра Инглингами, погибавших странной смертью, сформировались тогда, когда "золотой век" язычества уже был позади. Но рок тяготел и над самим богом. Поездка Скирнира не закончилась только обретением прекрасной невес­ты - Фрейр лишился своего меча-самосека. Локи не зря упрекает бога в том, что он отдал за пре­красную невесту в Ётунхейм не только золото, но и свой меч. Оружия не было с богом, когда он дол­жен был сражаться с великаном Бели - Фрейр убил его оленьим рогом; и этот рог, согласно "Пес­ни о Солнце", Фрейру, именуемому Вигдвалинн, "Тот, кому помешали в сражении", пришлось до­бывать в кургане - отнимать у мертвеца. Это было не самое страшное испытание для бога - ведь в Прорицании вёльвы говорится, что в конце времен он должен будет сразиться с самим огненным великаном Суртом; тогда безоружный Фрейр падет, и Сурт спалит весь мир.

Отсутствие оружие у Фрейра символично - ведь он бог мира и благополучия. В его храмы нельзя было заходить с оружием. Но вместе с тем эта потеря богом меча напоминала поклонникам Фрейра о том, что он обрел вожделенную им деву в мире великанов.

Великаны также стремились заполучить кра­савиц-невест в мире богов, но обмена невестами, как мы уже знаем, не получалось. Боги не желали отдавать своих дочерей ни ётунам, ни карлам - те оказывались, в конце концов, обманутыми или побежденными.

Фрейя - богиня любви

Едва ли не главным предметом вожделения великанов был богиня Фрейя, прекрасная сестра Фрейра. Могучий строитель Асгарда, похититель молота Тора Трюм и поймавший Локи Хрунгнир требовали себе Фрейю взамен того, чем они обладали.

В "Саге об Инглингах" рассказывается, что после смерти она оставалась единственной, кого люди именовали богиней, и продолжала совер­шать жертвоприношения. Она настолько просла­вилась, что каждую хозяйку, у которой было мно­го добра, стали именовать Фрейей; это действи­тельно так - ведь имя "Фрейя" и значит "Госпожа". Ей по нраву были любовные песни, и Фрейю следовало призывать на помощь в любов­ных делах, добавляет "Младшая Эдда".

Фрейя слыла любвеобильной, что не было странным для языческих богинь любви. В поздней исландской саге рассказывается, что она провела ночь с четырьмя умельцами-карлами, чтобы получить у них свой фетиш - ожерелье Брисингов. Это ожерелье хотел присвоить Локи, но страж богов Хеймдалль сразился с ним на не­коем острове и добыл ожерелье: два бога сража­лись в облике тюленей (тюлени часто считались оборотнями).

Более древний миф свидетельствует о том, что это сокровище было некогда не ожерельем, а поясом, и этот атрибут больше подходил для бо­гини плодородия. Фрейя не случайно именова­лась дисой ванов - как всякая диса или норна она имела отношение к рождению младенца и должна была помогать при родах - развязывать пояс роженице.

У Фрейи, которую Локи упрекал в преступ­ной (с точки зрения асов) связи с братом, был муж в общине асов. Он именовался Од, и это имя означает "Исступление", в том числе поэтическое; имя Один - производное от этого слова. Супружеская пара Фрейя и Од во многом напоминают супружескую пару Одина и Фригг: функции обеих богинь близки, а Фрейя в "Речах Гримнира" поровну делит с Одином воинов, павших в битве, - она принимает их в своем чертоге Фолькванг (что и означает "Поле битвы", другое название палат Фрейи - Сессрумнир, "Вмещающий много сидений"). В ее загробный чертог имеют также доступ девушки, умершие до замужества. Это пребывание павших воинов и девушек в одном загробном мире - Фолькванге или Вальхалле, где эйнхериям служат валькирии, имеет особый смысл. И воины, павшие в битве, и девушки, умершие до замужества, не избыли своего жизненного срока. Они "доживают" его на том свете.

Эти занятия Фрейи, связанные с загробным миром, кажутся далекими от культа плодородия и любви, но в действительности она покровительствует любви и на том свете (недаром умерших девушками принято хоронить в подвенечном наряде). Кроме того, все боги скандинавского Олимпа так или иначе оказываются связанными с грядущей битвой в конце света и должны почитать эйнхерием - героев Одина.

Зато другой мифологический сюжет характерен для богов любви и плодородия во многих религиях. Од, супруг Фрейи, именуется в "Младшей Эдде" просто "человеком"; он отправился в дальние странствия, и Фрейя пошла на поиски мужа, обливаясь слезами. Слезы богини любви становились красным золотом. Разлука свойственна тем супружеским парам, когда в браке участвуют существа разного происхождения - боги и великаны, боги и люди. Эту драму переживали и ваны - Ньёрд и Фрейр. Фрейя и Од успели ро­дить двух дочерей, имена которых свидетельствуют о том, что и Фрейя - богиня богатства. Одну из них звали Хнос, что значит "Драгоценный камень", другую - Герсими, "Сокровище".

Подобно другим ванам Фрейя передвигается на колеснице; в нее запряжены кошки - животные, обычные для ближневосточных богинь любви, вроде египетской Бает, но непривычные для скандинавского Севера. Но у Фрейи, как и у ее брата, есть другое животное, и на нем она может ездить верхом - изготовленный карликами вепрь с золотой щетиной, что зовется Хильдисвини ("Боевой вепрь"). Сама богиня, странству­ющая в поисках Ода, меняет в разных землях свои имена (этим она подобна Одину), и одно из этих имен - Сюр, что значит "Свинья". На современный взгляд - странное имя для богини любви и красоты, но не следует забывать, что в древние времена вепрь был символом воинской доблести и плодородной мощи. Вспомним о вепре Сэхримнире - неиссякаемом источнике пи­щи для эйнхериев.

Песнь о Хюндле

Другой вепрь, которого использовала для езды Фрейя, оказался оборотнем - ее возлюбленным юношей Оттаром.

Фрейя, как и все ваны, была сведуща в магии, но превращение юноши в ездового вепря не было злодеянием ведьмы. Фрейя покровительствовала этому герою, а скрыла его под сияющей кабаньей шкурой для того, чтобы выведать в Утгарде у великанши Хюндли ("Собачки") подробности его знатного происхождения. Соперник Оттара Ангантюр вступил в спор из-за наследия, и валльский металл - франкское золото - достанется тому, чей род окажется древнее, и тому, кто в состоянии будет это доказать.

Хитрая богиня называет живущую в пещере великаншу подругой и даже сестрой, приглашает ее, оседлав волка, поехать в Вальхаллу, где Один раздает дары эйнхериям, обещает жертвами выпросить милость у Тора, хоть тот и не любит жен ётунов. Но Хюндля подозревает Фрейю в хитрости - она чувствует, что с ней на "дороге мертвых" милый ее сердцу Оттар (для людей путь в Утгард - дорога мертвых, ведущая на тот свет).

Богиня уверяет, что с ней только ее вепрь, на котором она приехала верхом. Оттар же - ее поклонник, воздвигший в ее честь алтарь и прино­сящий жертвы асиньям. Он просит рассказать о его родичах - кто лучший в Мидгарде?

Хюндля начинает повествование, и родственниками Оттара оказываются едва ли не все знатные роды, герои и даже боги - среди них Скьёльдунги и Вёльсунги, включая самого Сигурда, бог Бальдр и отмстивший за его смерть Вали... Генеалогия - главное знание, которым должен был обладать человек в родоплеменном обществе, саги об исландцах обязательно перечисляли предков своих героев. Но это главное знание было лишено смысла, если человек не представлял отношения своего рода с другими родами, в том числе сверхъестественными, не знал их начала и конца.

И Хюндля, "увлекаясь", как всякий вызван­ный магическим способом на вещую речь персонаж с "того света", рассказывает о начале вре­мен, и о том, откуда ведут свой род все вёльвы и все провидцы, чародеи и ётуны. Она вещает о рождении в давние годы бога Хеймдалля и о том, как Локи стал родителем чудовищ, пророчит о явлении нового бога после битвы Одина с Волком - эти ее речи именуются "Малым прорицанием вёльвы". Но эти мифологические (и даже космологические) мотивы необходимы для того, чтобы определить место Оттара и его рода в мире - только зная свое правильное место в мифо­логическом мире, можно претендовать на право наследства!

Фрейя выступает здесь не только как богиня любви, но и как диса или норна - покровитель­ница родовых традиций. Она добивается своего и уже не скрывает, что за "конь" у нее под седлом; она просит Хюндлю дать "вепрю" выпить "пива памяти", чтобы он запомнил родословную.

Великанша разражается проклятиями - Фрейя бегает по ночам, словно коза Хейдрун с козлами, и не дает ей спать. Но чародейка Фрейя грозит возвести стену из огня вокруг великанши, и та видит, как начинает гореть земля. Пусть Оттар пьет пиво, говорит она, но туда подмешан яд.

Фрейю не пугают заклятья великанши, она может испросить у богов помощи Оттару - произнести целительный заговор.

Фрейя и прочие богини скандинавского пантеона покровительствовали не только своим избранникам, они были покровительницами человеческого рода в целом. В этом отношении они были подобны, низшим духам - воплощениям судьбы: дисам, норнам и валькириям.