| (Магнус Эрлингссон и Свейн-Магнус Астридссон)
Итак, мы видели, что в эпоху бастардов и самозванцев имя Магнус стало обычным и освященным традицией средством для подкрепления прав на престол в том случае, если претендент по тем или иным причинам нуждался в подобном подкреплении. Чаще всего оно использовалось, чтобы закрепить династические права бастарда, причем бастард мог получить его непосредственно от отца-конунга (если был официально признан им при рождении) или присвоить его себе сам, если решил претендовать на престол и подчеркнуть свое происхождение от конунга, будучи уже взрослым.
Во всяком случае, имя Магнус, по-видимому, прочно ассоциировалось с "удачливым" бастардом - бастардом на троне. Оно стало своего рода династическим именем со специфической функцией. К определенному периоду бастард на троне сделался фигурой привычной, и (в силу этой же привычности) хотя бы отчасти легитимной (57). Время от времени в Скандинавии, как уже упоминалось, появлялись претенденты на престол, чьи права были более сомнительны, чем у бастардов, хотя они и были рождены в законном браке и их принадлежность к королевскому роду не вызывала никаких сомнений.
Речь идет в данном случае о людях, принадлежавших к королевскому роду лишь по женской линии. Таков был норвежский правитель Магнус Эрлингссон (1162-1184), сын Кристин - дочери конунга Сигурда Крестоносца и сестры другого конунга, Магнуса Слепого, таков был и конунг Свейн Астридссон, взошедший на датский престол в 1047 г.
Магнус Эрлингссон, как известно, был конунгом Норвегии, когда Сверрир-Магнус объявил о своих притязаниях на власть. Можно сказать, что успех Сверрира, да и само возникновение такого претендента хотя бы отчасти было спровоцировано нелегитимным происхождением правящего конунга (ср. "то, что Вы говорите мне, будто я не могу быть конунгом Норвегии, мог бы также я сказать Вам, если бы я помирился с Вами, поделившись отчим наследством, ибо никогда не случалось в Норвегии, чтобы тот, кто не сын конунга, был назван конунгом до того, как ты был назван им, Магнус конунг" [Sv., 68]). Произнося эти слова, Сверрир опирался, по-видимому, на закон, традиционно приписываемый в сагах Олаву Святому: "тот есть действительный конунг Норвегии, кто является сыном конунга, а не сыном дочери конунга или сыном сестры конунга" (saa einn er rettr konungr i Noregi er konungssun er enn eigi dottursun edr systursun konunga) [Flat., III, 8].
Таким образом, позиция человека, связанного с королевским родом лишь по женской линии, заведомо уязвима: человеку, объявившему себя побочным сыном конунга, можно верить или не верить и в зависимости от этого считаться или не считаться с его притязаниями на власть (58). Права же законнорожденного родственника конунга по женской линии в любом случае "дефектны".
Это неполноправие потомков по женской линии, видимо, осознавалось как древнее, исконное и непреложное установление. Недаром закон, согласно которому "каждый его <Харальда Прекрасноволосого - Ф. У.> потомок по мужской линии должен носить сан конунга, а если он происходит по женской линии, то сан ярла" (hans ættmenn skyldi hverr konungdóm taka eptir sinn föður, en jarldóm sá, er kvensifr væri af hans ætt kominn [Hkr., I, 147-148]), сага приписывает основателю норвежской династии Харальду Прекрасноволосому (X в.) (59).
Интересно, что права побочного ребенка - будь он сыном конунга или простолюдина - безусловно "дефектны" прежде всего, в том новом правовом пространстве, которое формируется христианской культурой и которое не могло не оказывать влияния на Скандинавию XI-XIII в. В то же время в рамках местной правовой традиции побочные дети, как уже говорилось, не слишком сильно отличались от законнорожденных (ср.: [Hoffmann 1976, 28]).
С точки зрения церкви, бастард, теоретически говоря, не должен был наследовать престол, но традиция делала это вполне допустимым. Между тем права потомка по женской линии ничем специальным образом не противоречили церковным установлениям, но при этом отвергались традицией.
Таким образом, в условиях взаимодействия двух правовых культур и права бастарда, и права королевского потомка по женской линии были в определенном смысле ущербны, хотя преимущество здесь явным образом оставалось на стороне бастарда. До тех пор, пока в стране отсутствовали законы о престолонаследии, соответствующие новой христианской эпохе (а вернее, до тех пор, пока эти законы не обросли традицией, и не превратились в общепринятый порядок престолонаследия), династическая регуляция оставалась делом сложным, зависящим от целого ряда подчас случайных обстоятельств.
Существенный перелом в пользу законнорожденных наследников в Норвегии совершается, на наш взгляд, в середине XIII в. при конунге Хаконе Старом (60). В период его правления явно идет на убыль число самозванцев, претендующих на норвежский престол, правящему конунгу удается успешно с ними бороться и передать власть своему законному сыну.
Показательно в этом отношении публичное заявление конунга Хакона о том, что "никогда его потомки не унаследуют Норвегии, кроме того одного, кто будет происходить из рода королевы Маргареты" [Flat., III, 116]. Королева Маргарета - законная жена Хакона Старого и, следовательно, он берет и на себя обязательство в конце концов передать всю полноту власти своему законнорожденному сыну (хотя у самого Хакона были к этому времени другие, побочные, сыновья) (61). В то же время, Маргарета - дочь герцога Скули, который в этот период вел политическую борьбу против Хакона, пытаясь закрепить престол за своим побочным сыном по имени Петр. Своим заявлением Хакон заодно декларирует, что если у рода герцога Скули и есть какие-либо права на власть, то они могут быть реализованы не иначе, как через Маргарету.
Таким образом, Хакон решает три столь значимые для нас династические задачи: разделение прав между законными и побочными детьми, устранение сомнительных претендентов и проблему наследования по женской линии.
Норвегию после Хакона действительно наследует его собственный сын от законной жены, королевы Маргареты (62). Для нас весьма существенно, что Хакон называет этого законнорожденного ребенка именем Магнус. Можно считать, что с тех пор оно утрачивает все свои специфические функции и становится обычным династическим именем.
Однако нас интересует тот период до правления Хакона Старого, когда это имя в течение двух с половиной веков служило удобным средством для того, чтобы в известном смысле компенсировать дефектность, некоторую неполноценность происхождения. Это касалось не только побочных сыновей конунгов, судьбы которых рассматривались выше, но и королевских потомков по женской линии.
Мы ничего не знаем об обстоятельствах имянаречения Магнуса Эрлингссона. Не исключено, что это имя было дано с некоторым расчетом и отражает попытку повлиять на династическую судьбу его обладателя. В отсутствие прямых наследников, происхождение Магнуса, а, возможно, отчасти и его имя (63), в действительности сыграли решающую роль при избрании его конунгом: "Тогда спросили у Николаса сына Скьяльдвер, племянника конунга Магнуса Голоногого, не возьмется ли он быть предводителем войска. Николас ответил, что, по его мнению, надо провозгласить конунгом того, кто происходит из рода конунгов (af konungaætt værí kominn), а предводителем войска сделать того, у кого можно ожидать достаточно ума для этого. Тогда будет и войско легче собрать. Спросили у Арни, отчима конунга, не позволит ли он провозгласить конунгом кого-нибудь из своих сыновей, братьев Инги конунга. Тот ответил, что сын Кристин, племянник Сигурда конунга <Сигурда Рта - Ф. У.>, по своему происхождению имеет всего больше права быть конунгом в Норвегии (væri bezt ættborinn til konundóms í Nóregi)" [Hkr., III, 433].
Уже будучи избран конунгом, Магнус Эрлингссон, очевидно, ощущал некоторый недостаток легитимности своей власти. Надо полагать, этот личный недостаток лишь усугублялся общим дефицитом легитимности королевской власти. Определенный кризис возник из-за череды бастардов на престоле и из-за практики разделения страны между несколькими конунгами, начавшейся еще с сыновей Магнуса Голоногого. Этот кризис, несомненно, лишь обострился из-за претензий многочисленных самозванцев.
В попытках легитимизации Магнус Эрлингссон и его сторонники стремились использовать инокультурные образцы, в особенности те, где королевская власть санкционировалась церковью. Необходимо напомнить в этой связи, что Магнус Эрлингссон был первым коронованным и помазанным конунгом в Скандинавии (64).
При этом приближенные Магнуса всячески подчеркивали и эксплуатировали тот факт, что и сам Магнус рожден в законном браке, и его мать была законной дочерью конунга, понимая, однако, что это обстоятельство само по себе не уравнивает его в глазах народа с побочным сыном конунга. Ср. "Эйстейн архиепископ и Эрлинг Кривой часто беседовали друг с другом с глазу на глаз. <Эрлинг, отец Магнуса, спрашивает, соответствует ли увеличение подати, которое предпринял архиепископ, закону Олава Святого>. Архиепископ говорит: "Когда Олав Святой давал свои законы, он получал согласие и одобрение всего народа. Но в его законах не говорится, что запрещено приумножать права Бога". Эрлинг отвечает: "Если Вы хотите приумножить Ваши права, то Вы, конечно, поможете нам также приумножить права конунга". "Архиепископ отвечает: "Ты уже раньше возвысил сан и власть твоего сына (aukit hefir þú nú áðr með gnógu nafn ok ríki sonar þíns). И если я противозаконно взял с трендов более высокую подать, то, как я полагаю, ты больше нарушил закон, поскольку тот теперь правит страной, кто не сын конунга (er sá er konungr yfir landi, er eigi er konungs sonr). А это противозаконно и беспримерно здесь в стране". Эрлинг говорит: "Когда Магнус был провозглашен конунгом норвежской державы, то это было сделано с Вашего ведома и по совету Вашему и других епископов страны"" (65). <Эрлинг уговаривает архиепископа поддержать власть конунга и укрепить его права>: "Если Магнус не так провозглашен конунгом, как исстари было в обычае здесь в стране, то в Вашей власти дать ему корону и в согласии с Божьим законом помазать его на царство (at smyrja konung til veldis). И хотя (я не конунг и не из рода конунгов, большинство конунгов на нашей памяти не так хорошо разбиралось в законах и правах, как я. Но мать Магнуса конунга - дочь конунга и его законной жены (en móðir Magnús konungs er konungs dóttir ok drуttningar skilfengin). Так что Магнус законнорожденный сын дочери конунга (Magnъs er ok drótningar sonr ok eiginkonu sonr). И если Вы помажете его в конунги, то никто потом не сможет оспаривать его сан (En ef þér vilið gefa honum konungs-vígslu, þá má engi hann taka síðan af konungdóminum at réttu). Вильяльм Незаконнорожденный (Viljálmr bastarðr) (66) не был сыном конунга, однако он был посвящен и коронован (vígðr ok kórónaðr) в конунги Англии, и с тех пор сан конунга сохраняется в его роде в Англии, и все его потомки были коронованы. Свейн, сын Ульва, в Дании тоже не был сыном конунга, однако он был коронован (kórónaðr) и с тех пор его сыновья и их потомки один за другим были коронованы (67). Здесь в стране есть теперь архиепископ. Это высокая честь и слава нашей стране. Так приумножим их. Пусть у нас будет коронованный конунг (konung kórónaðan), как у англичан или датчан" [Hkr., III, 461-464].
Единственный пункт, по которому потомок по женской линии мог быть с выгодой для себя противопоставлен бастарду, это законность происхождения (ср.: [Paasche 1948, 134-135]) (68). Внебрачное происхождение явно было недостатком с точки зрения церкви, и поэтому апелляция к законности происхождения была рассчитана, соответственно, на поддержку церкви.
Характерно при этом, что, как мы можем судить по реакции архиепископа Эйстейна, церковь занимала двойственную позицию в этом вопросе. С одной стороны, обычай, согласно которому конунгом мог быть только сын конунга, оказывал сильное влияние на норвежских епископов. С другой стороны, церковь периодически стремилась воздействовать на королевскую власть, а такое воздействие легче было осуществлять в тех случаях, когда претендент имел спорные права на престол. Принадлежащее церкви право помазания и коронации, приумножавшей легитимность королевской власти, являлось немаловажным инструментом влияния на государственную политику.
По-видимому, взаимоналожение церковной традиции и местного права, восходящего к языческим временам, приводило к тому, что в Скандинавии, как и во многих других областях Европы, постепенно складывался такой порядок престолонаследия, при котором монарх должен был быть, во-первых, рожден в законном браке, а во-вторых, - принадлежать к королевскому роду по мужской линии. Разумеется, на всем протяжении существования европейских монархий имели место отступления от указанных правил. Для Норвегии XI-XIII в. - до стабилизации порядка престолонаследия - второе условие было гораздо более весомым, чем первое.
Закон, согласно которому престол должен был занимать законный сын конунга, появляется в XII в., однако еще в течение полувека бастард в глазах общества имел все основания претендовать на власть (69), а у потомка конунга по женской линии такие основания были минимальны.
Замечательно, что в Дании порядок престолонаследия претерпел наиболее значительные изменения при конунге, который был связан с королевским родом именно по женской линии (см. подробнее: [Hoffmann 1976] с указанием литературы; ср. в этой связи также: [Knýtl., 62, 65-71, 149, 166, 196]). Речь идет о том самом Свейне Ульвссоне, которого Эрлинг Кривой, отец конунга Магнуса, упоминает как достойный образец для норвежской династии (ср. "Свейн, сын Ульва, в Дании тоже не был сыном конунга, однако он был коронован и с тех пор его сыновья и их потомки один за другим были коронованы").
Свейн Ульвссон был законным сыном Астрид-Маргареты, которая, в свою очередь, являлась родной сестрой одного из самых известных датских правителей - конунга Англии и Дании Кнута-Ламберта Могучего (1014-1035) - и дочерью другого конунга - Свейна Вилобородого (ок. 986-965?, 974?, ум. в 1014).
Как известно из саг, Свейн Астридссон получил Данию не от кого-либо из своих родственников из датской династии, а от Магнуса Доброго, сына Олава Святого. После смерти Кнута Могучего в 1035 г., который владел не только Данией, но Англией и недолгое время Норвегией, власть окончательно перешла к его сыновьям. Согласно Адаму Бременскому, Кнут поделил власть между своими законными и незаконными сыновьями следующим образом: законный наследник - Хардекнут (Хёрдакнут в сагах) - получил во владение Данию, а два сына от наложниц остальные владения, Свейн сын Альвивы (не путать со Свейном Вилобородым и Свейном сыном Астрид!) - Норвегию, Харальд - Англию [Adam, 134] (70). Такое положение вещей сохранялось недолго: после смерти своего единокровного брата Харальда, Хардекнут стал владеть также и Англией, а Свейн сын Альвивы уступил норвежский престол призванному из Руси сыну Олава Святого, Магнусу Доброму, и вернулся в Данию.
После смерти Хардекнута в 1042 г. Магнус Добрый - на основании некогда заключенного с Хардекнутом договора - взял власть над датской державой и правил ею вплоть до своей смерти в 1047 г. Перед смертью Магнус Добрый распорядился отдать власть над Данией ярлу Свейну, племяннику Кнута Могучего и своему постоянному сопернику в борьбе за датский престол. С 1047 г. Свейн Астридссон был повсеместно признан как правитель Дании, а в Норвегии окончательно утвердился единоутробный брат Олава Святого, Харальд Суровый.
Таким образом, отношения Магнуса Доброго и Свейна Астридссона, по-видимому, не укладывались в рамки тривиального политического соперничества, сопровождаемого кровопролитными битвами и взаимной враждой. Недаром незадолго до кончины Магнус Добрый отдал на попечение Свейну Астридссону ближайшего родича - своего брата Торира, - по-видимому, опасаясь за его судьбу после того, как тот открыто вступил в конфликт с Харальдом Суровым (см.: [Hkr., III, 116; Ágr., 39; Msk., 142, 144; Flat., III, 330-331]).
В силу указанных обстоятельств своего происхождения Свейн Ульвссон в качестве наследника датского престола оказался в том же положении, что, примерно столетие спустя, норвежский конунг Магнус Эрлингссон. В самом деле, оба могли пользоваться всеми преимуществами законного рождения, но при этом принадлежали к королевскому роду лишь по женской линии. Уже в христианскую эпоху на датском престоле, как и на норвежском, успели побывать побочные сыновья конунга (в Дании это был внебрачный сын Харальда Синезубого - Свейн Вилобородый (71)), а права наследника по женской линии по-прежнему были куда сомнительнее, чем права бастарда.
В то же время в борьбе за датский престол законному сыну Свейну Ульвссону пришлось пройти путь "бастарда-самозванца". Поскольку его династия потеряла датский престол, а его собственные права на власть были, по крайней мере, сомнительны, Свейн был вынужден добиваться этих прав своими силами: собирать войско, вербовать сторонников, вести сложную политическую интригу. В этой игре ему со временем удалось добиться успеха, причем скорее политического, нежели военного. В начале его деятельности, таким образом, выбор стратегии поведения, выбор "династического имиджа", был чрезвычайно важным делом.
Будучи законным сыном своих родителей - ярла Ульва и Астрид-Маргареты - Свейн как бы избирает маску королевского бастарда. Из чего же складывается этот образ? Представляется существенным, что Свейн берет себе патроним, производный от имени матери, и становится не Свейном Ульвссоном, а Свейном Астридссоном. Обычно связь с родом отца была настолько важной в Скандинавии, что патроним служил едва ли не наиболее существенным после имени средством идентификации человека. Как правило, имя матери в качестве патронима использовали побочные дети, не имеющие возможности или избегающие декларировать свою связь с родом отца (72).
Так, из уже упоминавшихся знаменитых бастардов по имени матери назывался двоюродный брат Свейна Астридссона - Свейн, побочный сын Кнута Могучего и Альвивы; в источниках он часто фигурирует как Свейн Альвивусон. Норвежский конунг Магнус Слепой (1130-1135, ум. в 1139), побочный сын Сигурда Крестоносца, согласно показаниям некоторых источников, также именовался по имени своей матери: "Магнус конунг, который был прозван сын Боргильд. Его мать была "Боргильд, дочь Олава из Долины" (Magnus konongr er callaðr var Borgilldar sunr. Moðer hans var Borgilldr dotter Olafs af Dale [Fask., 390]) (73). Характерно, что такое наименование не помешало им обоим занять престол в качестве наследников конунга.
Конечно, положение Свейна Астридссона несколько отличалось от положения этих бастардов. Совершенно очевидно, что Свейн использует имя матери потому, что именно оно демонстрирует его принадлежность к королевскому роду, и опускает имя отца не потому, что не имеет на него права, а, прежде всего потому, что оно ему не выгодно. В сагах подчеркивается любая родственная связь с королевской семьей. Если человек не претендовал на престол, такая связь для него, тем не менее, была важна и полезна.
Для знатных семей зачастую единственным средством породниться с семьей конунга были браки с его дочерями, законными и незаконными. Дети, рожденные в таких браках, редко вступали в прямую борьбу за королевский трон, они составляли своего рода "третий эшелон" претендентов на власть, до которых дело, как правило, не доходило. Они и их потомки занимали высокое положения при конунге и иногда подчеркивали свою связь с королевским домом, беря себе в качестве патронима имя матери, если та была дочерью или внучкой конунга (74). Связь же Свейна Астридссона с королевским родом, датской династией была очень близкой и непосредственной: его мать была не только законной дочерью конунга (Свейна Вилобородого), но, как говорится в сагах, и сестрой двух конунгов (Кнута Могучего и Олава Шведского). Таким образом, по происхождению он был почти равен бастарду-наследнику престола по мужской линии. Его отчество, образованное от женского имени, еще больше сближает его с бастардами.
Точно так же, по имени матери ("сын Кристин"), мог в исторически значимые моменты именоваться и Магнус Эрлингссон, для которого Свейн, по-видимому, в определенной степени служил образцом. См., например: [Hkr., III, 433]; ср. также стихотворный "Перечень норвежских королей", где обозначение Магнуса по имени матери становится регулярным [Flat., II, 527].
Сколь ни специфичны были мотивы Свейна и Магнуса, побуждающие их использовать имя матери, в результате оказывается, что они именуются как бастарды (75). Тем самым они неожиданным образом повышают свой династический статус на одну ступень: будучи законными сыновьями, имеющими отношение к королевскому роду по женской линии, они именуются так, как мог бы именоваться один из побочных сыновей конунга (76).
Еще более показательным в этом отношении является второе имя Свейна. Уподобляясь незаконнорожденному сыну Олава Святого, он берет себе имя Магнус (77). Мы не знаем точно, с какого времени Свейн зовется Магнусом, однако есть веские основания полагать, что это не было крестильным именем, полученным при рождении (78). По-видимому, он стал именовать себя так уже в зрелом возрасте, и избрание именно этого имени было, на наш взгляд, частью определенной политической стратегии. Необходимо учесть, что к тому времени в скандинавских королевских семьях был известен только один человек по имени Магнус - норвежский конунг Магнус Добрый, сын Олава Святого.
Как было показано выше, процедура имянаречения Магнуса Доброго задала своего рода образец для норвежской королевской династии, причем этот образец, как мы видели, со временем не утрачивает силы, а лишь все более подкрепляется традицией. Вероятно, этот образец оказался значимым не только в самой Норвегии, но и за ее пределами. При этом в Норвегии это имя в значительной степени было обязано своей популярностью не только самому Магнусу Доброму, но и его отцу Олаву Святому, покровителю норвежской державы, фигуре, постепенно приобретавшей житийную авторитетность. Олаву Святому подражали норвежские конунги, дававшие это имя своим бастардам, к его покровительству прибегал Сверрир, присвоивший себе это имя сам. Что касается датчанина Свейна Астридссона, то для него, по-видимому, образцом служил не поступок Олава Святого, приведший к благополучному царствованию Магнуса Доброго, а само это царствование.
Для Свейна Астридссона фигура Магнуса Олавссона была одной из наиболее значимых в его политической биографии. Именно у него он вынужден был с 1043 г. оспаривать власть над датской державой, именно от него он получил эту власть в 1047 г. Позднее, уже сделавшись конунгом Дании, он попытался получить и Норвегию - то, что некогда Магнус Добрый отнял у датчан. Становясь Магнусом, Свейн как бы заявляет о себе как о полноправном правителе Дании и о потенциальном владетеле Норвегии.
Интересно, что в ту же эпоху соперничества между датской и норвежской династиями Харальд Суровый, как мы помним, называет своего старшего побочного сына Магнусом (79). Создается впечатление, что и здесь имя Магнус играет роль своего рода "талисмана" - держава будет принадлежать тому, кто является его обладателем.
Характерно при этом, что Свейн Астридссон подражает бастарду - Магнусу Доброму - и соперничает с бастардом: Магнусом Харальдссоном. Взяв себе имя Магнус и воспользовавшись именем матери для патронима, он как будто становится таким же внебрачным сыном конунга, как и они. Пользуясь маской бастарда, Свейн-Магнус достиг желаемых результатов - ему удалось закрепить датский престол за своей ветвью рода. Он не только правил Данией сам около тридцати лет, но и сумел стать новым основателем династии, к которому впоследствии на протяжении столетий возводили свой род все датские конунги.
Таким образом, династические судьбы двух наследников престола по женской линии, отдаленных друг от друга во времени и пространстве, еще раз демонстрируют, что имя Магнус в скандинавских правящих домах имело вполне определенную функцию - компенсировать недостатки происхождения и обеспечить удачную династическую позицию. Это относится в первую очередь к королевским бастардам, получающим имя Магнус от отца, но опосредованно в "подражание бастардам" эту функцию мог эксплуатировать любой, кто претендовал на власть и не мог объявить себя законным сыном конунга, будь то самозванец или законнорожденный потомок по женской линии.
Как мы видели на примере норвежской династии, первоначальный образец наречения бастарда Магнусом немедленно подхватывается и многократно повторяется уже на протяжении XI в. В Дании ситуация оказывается отчасти сходной: Свейн Астридссон, подражая Магнусу Доброму, не только взял себе это относительно новое для Скандинавии имя в качестве второго, но и дал его одному из своих побочных сыновей.
События, связанные с жизнью этого мальчика, с одной стороны, весьма значимы для датской королевской династии, а с другой стороны, не слишком хорошо известны и до некоторой степени загадочны. Согласно Адаму Бременскому, Свейн отправил своего сына Магнуса в Рим, чтобы папа совершил над ним обряд посвящения на царство, но в пути Магнус скончался (Cumque rex Suein filium Thore, Magnum vocabulo, Romam transmitteret ut ibi consecraretur ad regnum, infelix puer in via defunctus est [Adam, 164]). По-видимому, так впервые в датской династии была предпринята попытка получить помазание на царство.
Не вполне ясно, почему сын Свейна должен был быть помазан при жизни своего отца. Но каковы бы ни были объяснения этого факта, представляется весьма вероятным, что Свейн отправил в Рим того из сыновей, в ком видел своего непосредственного преемника. Таким образом, очевидно, что наречение именем Магнус могло и в Дании выполнять функцию своеобразной "десигнации", прижизненного провозглашения наследника.
Неясно также, было ли имя Магнус единственным именем этого сына Свейна. В саге, составленной в Исландии в середине XIII в., старший из внебрачных сыновей Свейна Астридссона назван Кнутом: "Кнут звали старшего, он скончался по пути в Рим при жизни своего отца" (Knútr hét enn elzti, hann andaðiz at lifanda feðr sínum í Rómferð) [Knýtl., 61]. Возможно, в тексте саги допущена ошибка, поскольку в этом же перечне побочных детей Свейна Астридссона упоминается еще один сын по имени Кнут (будущий конунг Дании - Кнут Святой) (80).
Однако не исключено, что старший из побочных сыновей конунга действительно получил два имени - исконно династическое (Кнут) и христианское (Магнус) - что нередко бывало у членов датской династии (ср.: [Hoffmann 1976, 29-30]). В этом случае наречение одного и того же ребенка именами Кнут и Магнус, по-видимому, отражает попытку отца обеспечить династическую позицию старшего сына сразу двумя различными способами, один из которых связан с давним дохристианским родовым обычаем, а другой с новой "политической модой".
Имя Кнут являлось традиционным династическим именем для датчан; ближайший по времени конунг с этим именем был Кнут-Ламберт Могучий, правитель, владевший Данией, Англией и Норвегией, обладавший безусловной легитимностью в глазах своих современников и потомков. Он приходился дядей (братом матери) Свейну Астридссону и был тем полноправным представителем рода, на чье наследие претендовал сам Свейн. Известно, кроме того, что в некоторых латинских источниках этот конунг упоминается как Кнут Магнус, причем Магнус, скорее всего, является здесь приименным эпитетом (81). Не исключено, что когда имя Магнус давалось в качестве второго личного имени при имени Кнут, то учитывались возможности определенной семантической игры, возникающей из-за совпадения крестильного имени и приименного эпитета (82).
На существование определенной связи между Кнутом-Магнусом, сыном Свейна, и знаменитым датским конунгом Кнутом Могучим дополнительно указывает и то обстоятельство, что младший Кнут, согласно "Саге о Кнютлингах", был отправлен отцом в Рим. Сообщение об этой поездке не может не вызвать в памяти другого свидетельства древнескандинавских источников - о знаменитом путешествии Кнута Могучего в Рим (Румаборг) (см., например: [Fask., 188-189]). Остается добавить, что Кнут-Магнус Свейнссон был не единственным бастардом в датской династии, получившим христианское имя Магнус. В XII в. конунг Эйрик-Давид Ламм (1137-1146) назвал так своего побочного сына, умершего в 1175 г. (об имени Магнус в датской династической традиции см. еще: [Steenstrup 1892-1894; 730; DGP 1941, 877; ср. о появлении имени Магнус в семье конунга Нильса (ум. в 1134), взявшего в жены вдову Магнуса Голоногого [Steenstrup 1918, 51]).
В шведской династии ситуация с именем Магнус, по-видимому, была совершенно иной. Сюда Магнус попадает относительно поздно из Дании и Норвегии в качестве обычного имени, пользующегося определенной популярностью в Скандинавии, но лишенного каких-либо специфических коннотаций (ср.: [Grape 1911, 87]).
ПРИМЕЧАНИЯ:
57. Так, на норвежском престоле с 1030 по 1162 гг. побывало всего два конунга, обладавших несомненно законным происхождением. Один из них - Харальд Суровый, о котором речь шла выше. Другой - Инги Горбун (1136-1161), один из сыновей Харальда Гилли. Инги был рожден в законном браке между Харальдом Гилли и шведкой Ингирид (см.: [Hkr., III, 348; Orkn., 193; Flat., II, 472; Msk., 404, 412; Fask., 341]) и был назван в честь своего прадеда по материнской линии - шведского конунга Инги Стейнкельссона.
В шведском королевском роду имя Инги было династическим и часто давалось старшему сыну - потенциально главному наследнику [Wessén 1927, 31]. Для норвежского же правящего дома имя Инги также не было совсем чужим, так как связывало его носителя с Инглингами, легендарными родоначальниками как шведской, так и норвежской династии.
Более обычные норвежские династические имена получили другие, побочные, сыновья Харальда Гилли - Сигурд (будущий конунг Норвегии Сигурд Рот), рожденный от наложницы конунга Торы, дочери Гутхорма Седобородого [Hkr., III, 316], Эйстейн (ок. 1142-1157), возможно рожденный еще до появления Харальда Гилли в Норвегии (его мать звали кельтским именем Бьядок) [Hkr., III, 368-369] и признанный своими братьями [Fask., 351], и уже упоминавшийся здесь Магнус [Hkr., III, 369], о котором почти ничего не известно.
Судя по всему, Инги Горбун был единственным законным сыном Харальда Гилли и Ингирид, русский же перевод "Круга Земного", в том, что касается их общих детей, следует признать ошибочным: ср. "А Ингирид, конунгова вдова, сразу же отправилась на восток в Вик. Другого ее сына от Харальда звали Инги. Он воспитывался в Вике у Амунди, сына Гюрди, сына Берси Законодателя" [Круг Земной 1980, 514] при ... en Ingiríðr dróttning fór þegar austr í Vík. Ingi hét sonr þeira Haraldz konungs, er var at fóstri þar í Víkinni með Ámunda Gyrðarsyni Lögbersasonar [Hkr., III, 348] в оригинале.
58. Естественно, права любого бастарда, не признанного своим отцом официально, не могли не подвергаться сомнению. Самозванцу гораздо чаще приходилось подтверждать и отстаивать свои права силою оружия, но зачастую и победа не делала его статус несомненным.
Показателен в этом отношении случай с "Сигурдом Слембидьяконом, называвшим себя побочным сыном Магнуса Голоногого. Организовав заговор, он убил правящего конунга Харальда Гилли и потребовал, чтобы его самого, по праву рождения, объявили конунгом. Однако непреодолимое препятствие заключалось в том, что Харальд Гилли также считался побочным сыном Магнуса Голоногого, и никто не захотел видеть "Сигурда Слембидьякона конунгом, говоря, "никогда этого не будет, чтобы они подчинились и служили убийце своего брата:
- А если он не был твоим братом, тогда ты не конунг по рождению" (en ef hann var eigi þinn bróðir, þá áttu engi ætt til at vera konungr) [Hkr., III, 346].
59. По-видимому, законы Харальда Прекрасноволосого, касающиеся его династии, были первой попыткой вывести королевский род из под юрисдикции общего для всего народа наследственного права. До Харальда то, чем владел конунг, рассматривалось как одаль, который как каждый одаль должен был быть распределен в определенных пропорциях между сыновьями. Харальд, установив единовластие, отдал страну в управление своему сыну Эйрику Кровавой Секире.
Это установление, как уже говорилось, противоречило обычному праву, противоречило общепринятой традиции. При этом и самим Харальдом оно проводилось не вполне последовательно, так как, согласно одному из его законов, все его наследники по мужской линии имели право на сан конунга. Остается не вполне понятным, как права этих конунгов должны были соотноситься с правами верховного конунга в единовластной Норвегии. См. подробнее: [Taranger 1934-1936].
60. Перелом в пользу законнорожденных нашел свое отражение и в законе о престолонаследии, принятом Хаконом Хаконарсоном в 1260 г. В законе оговаривается, что конунгом в Норвегии может стать лишь (skilgetenn) законный сын конунга Норвегии [NGL, II, 309]. Сам Хакон Хаконарсон, как известно, был побочным сыном конунга.
61. В действительности, сыновья Хакона - Сигурд, Хакон и Магнус - поочередно становились конунгами еще при жизни отца, но ко времени его смерти в живых оставался лишь один из них - Магнус. Находясь на смертном одре, Хакон Старый специально подчеркивал тот факт, что не оставляет после себя ни одного сына, кроме конунга Магнуса [Flat., III, 230]. Очевидно, что подобное признание было призвано исключить саму возможность появления самозванцев, выдававших себя за бастардов. Ср. в этой связи [Flat., III, 162], где специально оговаривается отсутствие признанных сыновей у герцога Скули, одного из главных противников конунга Хакона.
62. В "Саге о Хаконе Старом", по-видимому, обыгрывается двусмысленность обещания Хакона, и то, как он сам попадает в ловушку этой двусмысленности - в сущности, его обещание, в конце концов, оказывается исполненным независимо от его воли. Когда архиепископ Норвегии предложил Хакону дать своему младшему сыну Магнусу титул герцога и треть страны, то Хакон, не желая ущемлять права других своих сыновей и сеять раздор между ними, отказался это сделать. В дальнейшем, когда у Хакона Старого из сыновей остался только Магнус, архиепископ, как отмечает сага, был вынужден убедиться в правильности такого решения (см.: [Flat., III, 190, 198-199]). Магнус, таким образом, волею судьбы сделался единственным наследником норвежского престола, и его отец смог выполнить свое обещание, ничего не предпринимая для этого.
63. Недаром уже упоминавшийся самозванец Бенедикт, претендовавший на то, что он сын Магнуса Эрлингссона, назвал себя Магнусом в честь своего отца. Для него, в отличие, например, от Сверрира, актуальной оказывалась связь не с легендарным историческим прошлым, а с непосредственно предшествующей династической ситуацией.
64. По-видимому, помазание в Европе изначально служило универсальным средством для возмещения недостатка легитимности, недостатка наследственных прав у царствующего монарха. Во франкском королевстве, например, впервые помазан на царство был Пипин Короткий, сместивший законного правителя Гильдерика III и не обладавший правом на престол по рождению. Замечательно, что в Скандинавии эта функция - компенсировать недостаток родовых прав - вполне осознавалась: ср. в этой связи речь Хакона Старого перед епископами, произнесенную перед коронацией и помазанием [Flat., III, 165].
65. В "Красивой коже" Эрлинг отвечает архиепископу несколько иначе: В ответ на опасения архиепископа, что появятся истинные наследники престола и будут оспаривать власть над страной, он говорит: "ни в одной книге законов не написано, что тот, кто не сын конунга, не должен быть конунгом (æighi er ritat i allum loghbokum. at sa skule konongr vera er æighi er konongs sun) [Fask., 367]. Замечательно, что после помазания и коронации Магнуса сына Эрлинга, состоявшейся в 1163/64 г., в Норвегии был принят закон о престолонаследии, который начинался словами: "конунгом Норвегии должен быть тот, кто является законнорожденным сыном конунга Норвегии" (sa skal konogr vera at Norege er skilgetenn er Norex konongs sunr) [NGL, I, 3].
66. Слово bastarрr появляется поздно в исландских источниках и употребляется прежде всего как прозвище Вильгельма Завоевателя (см.: [Cleasby 1957, 53]). Его значение было несомненно понятно составителям саг. Так, в "Саге об Эдуарде Святом" говорится: "...Вильгельм, которого прозвали бастард (bastardr), хотя он был законнорожденным сыном (eiginkonu sun) и его мать звали Гунхильд. Она была сестрой конунга Адальрада. Но все герцоги в Нормандии, [правившие] до него были сыновьями наложниц (frillusynir). Поэтому, он, как все его предки, был назван бастард (bastardr)" [Flat., III, 463] (ср.: [Flat., III, 400]). Замечательно, что, согласно саге, когда "...Вильгельм посватался к Матильде, дочери Балдуина, графа Фландрии, она ответила ему сперва отказом, мотивируя его тем, что девушка королевского рода не может выйти замуж за бастарда. "...Вильгельму, как сказано в саге, пришлось объяснить, что он бастард по прозвищу, а не по происхождению (eigi er ek bastard nema at auknefni [Flat., III, 463-464]).
Кроме того, в сагах упоминается меч по имени Бастард, принадлежавший одному из противников Эрлинга Кривого (см.: [Fask., 361]).
67. Этот аргумент Эрлинга Кривого не соответствует действительности: первым коронованным правителем в Скандинавии был Магнус Эрлингссон, а не упомянутые здесь конунги Дании.
68. Законность происхождения зачастую использовалась в качестве аргумента в пользу различного рода сомнительных претендентов. Так действовали приближенные могущественного герцога Скули, сына Барда (1217-1240). Он был единокровным братом умершего конунга Инги (подробнее об их семье см. сноску № 43 в настоящей работе). Сторонники Скули утверждали, что тот может наследовать конунгу, будучи "законнорожденным братом конунга".
69. Ср. "The Norwegian succession law of 1163, which required the successor to be legitimate, was not followed. It was not until 1240 that the principle was accepted, and illegitimate sons were not completely excluded from the order of succession as laid down in 1260" [Sawyer 1996, 171].
70. Заметим, что различные источники содержат различные сведения о происхождении сыновей Кнута Могучего. Так, если Адам Бременский считал Хардекнута законным сыном, а Харальда и Свейна побочными, то в "Саге о Кнютлингах" и ряде других саг Харальд и Хёрдакнут названы законными сыновьями конунга и королевы Эммы, причем Харальд назван здесь старшим из них [Knýtl., 49; Fask., 298]. В сагах сын Эммы, английский конунг Ятвард (Эдуард) называет своим единоутробным братом иногда только Хёрдакнута [Flat., III, 286], а иногда Харальда и Хёрдакнута [Hkr., III, 72]. В качестве последнего члена древней датской династии, прекратившей свое существование приблизительно в середине XI в., древнескандинавские источники называют то Хёрдкнута [Knэtl., 54], то Харальда [Fms., XI, 206], но никогда Свейна. Источники вообще единодушны в вопросе, касающемся его происхождения от наложницы конунга по имени Альвива. Не исключено, что Свейн сын Альвивы и Кнута получил свое имя в честь Свейна Вилобородого (отца Кнута Могучего), который считался побочным сыном конунга (см. ниже). Об именах сыновей Кнута Могучего см.: [Storm 1893, 211].
71. В "Саге о Кнютлингах" о нем, в частности, сказано, что отец не любил его и не хотел передавать ему власть над государством, поскольку тот был сыном от наложницы (Haraldr konungr unni honum lítit, þvíat hann var frilluson, ok vildi hann ekki ríki fá honum til forráða) [Knýtl., 32]. У Адама Бременского происхождение Свейна не обсуждается, но из текста скорее следует, что он был законным сыном [Adam, 63-64] (ср.: [Flat., I, 17; Saxo, II, 485]). Хорошо известно, что между отцом, Харальдом Синезубым, и сыном, Свейном Вилобородым, был конфликт, в результате которого Свейн занял датский престол, а Харальд был изгнан из страны и умер в изгнании. Саговая традиция приписывает всем этим событиям следующее объяснение: Свейн был рожден от случайной связи, отец не желал признавать его, и Свейн добивался признания своего высокого происхождения силой (см., например: [Müller 1973, 127-128], ср.: [Weibull 1948-1949, I, 275]). Не известно, насколько достоверным является такое объяснение этого конфликта. Для нас более интересно, как в литературной традиции рассматривается сюжет, построенный на непризнании отцом своего побочного сына. Характерно, что в сагах, которые трактуют Свейна как бастарда, он может называться по имени матери Саум-Эсы: "Прошло время и Эса родила мальчика. Ему было дано имя Свейн, а называли его Саум-Эсусоном [Jmsv., 44].
Стоит напомнить, что Свейн Вилобородый является первым конунгом Дании, который был известен под двумя именами - династическим (Свейн) и христианским (Отто).
72. Впрочем, известны случаи, когда имя матери используется для именования законных детей. Так, сыновья Эйрика Кровавой Секиры (ум. в 954) и его жены (т. е. внуки Харальда Прекрасноволосого) упоминаются в сагах и как "сыновья Эйрика" и как "сыновья Гуннхильд". Сама Гуннхильд, при этом, носила прозвище "Мать Конунгов" (konungamóðir), которое она получила после гибели своего мужа. Подобное "переключение" в именовании сыновей Эйрика Кровавой Секиры, возможно, отражает негативное отношение, которое закрепилось за ними в традиции. Сама Гуннхильд, мать конунгов, была дочерью датского конунга Горма (отца Харальда Синезубого). Использование имени матери при обозначении сыновей Эйрика, по-видимому, актуализировало их связь с датским королевским родом и призвано было подчеркнуть неуместность их притязаний на власть по сравнению с прямыми наследниками Харальда Прекрасноволосого. Тем самым, "сыновья Гуннхильд" как бы превращались в чужеродных, пришлых правителей у себя на родине.
По-видимому, описываемый обычай именования был повсеместно представлен в Скандинавии (ср.: [Sørensen 1984, 123-144]). Так, в сагах упоминаются датчане, сыновья Торгунн, именовавшиеся по имени своей матери [Knýtl., 92] (ср.: [Hermanson 2000, 162). В "Саге об оркнейцах" рассказывается, что после убийства Олава сына Хрольва, его сын Свейн стал зваться сыном Аслейв (так звали жену Олава и мать Свейна) [Orkn., 150; Flat., II, 451].
По свидетельству исландских родовых саг, использование имени матери в качестве патронима было естественно для человека, у которого рано умер отец. Как правило, в сагах такие случаи оговариваются: так, в "Саге о Глуме-Убийце" упоминается некий Торгрим, "который был назван по своей матери и прозывался сыном Хливы, поскольку она жила дольше, чем Гуннстейн <отец Торгрима - Ф. У.>" (var kendr við móður sína ok var kallaðr Hlífarson fyrir þuí at hon lifði lengr en Gunnsteinn), о знаменитых героях "Саги о сыновьях Дроплауг", которые обозначались по имени их матери, рассказывается: "Торвальд скончался, не дожив до старости, а Дроплауг и ее сыновья остались жить там" (Þorvaldr varð eigi gamall maðr ok andaðiz, en Droplaug bió þar eptir ok synir hennar), в "Саге о Крока-Рэве" о Геллире говорится, что "его мать звали Сигрид... ее муж умер, и поэтому Геллира звали сыном Сигрид" (móðir hans... hét Sigríðr... bóndi hennar var andaðr, ok þuí var Gellir kallaðr Sigríðarson), Торгильс сын Халлы, согласно "Саге о людях из Лососьей Долины", "потому был назван по своей матери <Халле>, что она жила дольше, чем его отец" (...en þuí var hann kendt við móður sína, at hon lifði lengr en faðir hans). Такого рода случаи использования в родовых сагах имени матери в качестве патронима тщательно собраны в работе: [Keil 1931, 2-4].
Существенно, однако, что из родовых саг известны и случаи подобного именования побочных детей. Так, например, Кьяртан Торродссон в "Саге о людях с Песчаного Берега" зачастую фигурирует как сын Турид (т. е. обозначение по имени матери), поскольку его происхождение вызывало определенные сомнения - недаром один из персонажей саги называет его однажды "сыном Торрода и всех остальных" (Kjartan, son þeira Þórodds allra saman) [Eb., 144]. Использование имени матери в качестве патронима воспринималось как оскорбительное утверждение о том, что у человека нет законного отца. Вспомним Свейна Саум-Эсусона (Вилобородого), которого, согласно саге, отказывается признать отец, датский конунг Харальд Синезубый.
В историческом романе Сигрид Унсет (1882-1949) "Улав, сын Аудуна из Хествикена" обыгрывается это обстоятельство: здесь описывается ссора между Улавом и Эйнаром, сыном Колбейна: Улав ответил ему довольно презрительно: - Не бойся, никто не станет призывать к ответу твоего отца или вас, его сынов: никому и на ум не взбредет, что Колбейн, сын Боргхильд, мог, да еще так не ко времени, подстрекать своего сводного брата к благородству. - Ну берегись, сопляк! Отца моего назвали в честь Туре из Хува; наш род столь же знатен, сколь и род потомков асов, не забывай о том, Улав, и нечего сидеть и тискать мою сродственницу! А ну убери лапы с ее колен, да поживее!" [Унсет 1984, 88, ср. 585].
Остается добавить, что в сагах бастарды часто характеризуются по роду матери - даже в описаниях их внешности часто отмечается, что своим обликом они напоминали предков по материнской линии (ср., например, описание внешности Петра, побочного сына герцога Скули, в [Flat., III, 160]).
73. Там, где существовали патронимы подобные скандинавским - в Древней Руси - имя матери для образования "отчества" также встречается в именовании побочных детей княжеского рода. Так, сын Ярослава Галицкого и его наложницы Анастасии упоминается в летописи как Олег Настасьич (1187 г.) (см.: [Тупиков 1903, 80-81]). Ср. в этой связи русское выражение "отецкий сын / отецкая дочь", которому могут быть противопоставлены как выражение "не отецкий сын / дочь", так и выражение "мбтерин сын / дочь" (то есть незаконные, внебрачные дети). См. подробнее: [Успенский 1988, 257].
74. Так, например, сын Суннивы (внучки Магнуса Доброго) звался Хакон Суннивасон. Другой датский политический деятель XII в., Педер Бодильсен также своим именованием подчеркивал, что через свою мать, Бодиль, он связан с конунгом Эйриком Добрым (1095-1103). См. подробнее: [Hermanson 2000, 154-176].
75. Следует оговориться, что Свейн Астридссон использует имя матери в качестве патронима относительно регулярно, а Магнус Эрлингссон окказионально называется "сыном Кристин" в сагах и регулярно у скальдов (ср.: [Paasche 1948, 134]).
76. До своего восшествия на датский престол Свейн Астридссон был ярлом, что было достаточно обычным явлением для потомка по женской линии (ср. закон, приписываемый Харальду Прекрасноволосому: "каждый его потомок по мужской линии должен носить сан конунга, а если он происходит по женской линии, то сан ярла" [Hkr., I, 147-148]). Титул ярла (jarlsnafn) Свейн получил, по-видимому, непосредственно от Магнуса Доброго. Поэтому всякое изменение статуса Свейна оставалось незамеченным для Магнуса: ср. слова составителя "Красивой кожи", который, ссылаясь на скальдические стихи Тьодольва, где Свейн назван ярлом, отмечает: "конунг Магнус и его люди звали Свейна ярлом, тогда как он сам и его сторонники звали его конунгом (Magnus konongr oc hans menn kallaрo Svжin iarl. юo at sialfr callaрe hann sec konong oc hans vinir) [Fask., 213] (ср.: [Fask., 249-250; Flat., III, 284]). Ср. еще: [Hkr, III, 51], где различие точек зрения также выражается в том, что Магнус называет Свейна "своим ярлом", а датчане конунгом.
77. Ср., например: "Тогда власть в Дании взял Магнус, сын Олава Святого, он был тогда там конунгом, как говорится в жизнеописании норвежских конунгов. Он правил Данией одну зиму, прежде чем на престол взошел Свейн, которого, как сказано, другим именем звали Магнус" (En þá tók Magnús, son Óláfs ens helga, ríki í Danmörk; var hann þá þar konungr yfir, sem segir í æfi Nóregs konunga; hann réð einn vetr Danmörk, áðr þar hófz til ríkis í móti honum Sveinn, sá er sagt er Magnús héti öðru nafni [Knýtl., 55]); Sueno Magnus, nepos Kanuti [SmHD, I, 165], Sveno Magnus rex, Sveno cognomento Magnus [SmHD, I, 157, 178], в "Хронике Роскильде" (XII в.) - Sveno Magnus [SmHD, I, 23], Suenomagnum у Эльнота, Magnus Sueno в надписи на так называемом кресте Гуннхильд-Елены, его дочери (см.: [Steenstrup 1892-1894; 730; Meldgaard 1994, 205]. Один из его побочных сыновей, конунг Кнут Святой, писал о себе в 1085 г.: ego CNVTO quartus magni regis filius "я, Кнут, четвертый сын короля Магнуса" [Bergh, Birger 1988, 40 ff.]. О втором имени Свейна Астридссона см. еще: [DGP 1941, 877, 1316; Thoma 1985, 210-213].
78. Так, Адам Бременский, который, как правило, оговаривает наличие у того или иного исторического лица второго (крестильного) имени, был хорошо знаком со Свейном Астридссоном, но ничего не упоминает о наличии у него второго имени Магнус. Имя Магнус не встречается также в папских посланиях к этому правителю, хотя папа Григорий VII предпочитал именовать своих адресатов христианскими именами, если у них таковые имелись. На монетах, относящихся к раннему периоду его пребывания на престоле, это имя отсутствует. Оно появляется только на монетах, относящихся ко второй половине его правления. См. подробно: [Thoma 1985, 210-211].
79. Высказывалось мнение, что Свейн Астридссон берет себе имя Магнус, именно начиная борьбу за норвежский престол [Thoma 1985, 212]. Эта попытка закончилась ничем в 1068 г., норвежский престол остался у другого Магнуса - сына Харальда Сурового.
80. Наличие одинаковых имен у родных братьев или сестер - явление вполне возможное, хотя и не частое в средневековой Скандинавии. Одинаковыми именами, по-видимому, могли называть близнецов (см.: [Keil 1931, 26]) - в частности, одним именем были названы сыновья-близнецы Харальда Прекрасноволосого и Асы, их называли Хальвдан Белый и Хальвдан Черный. В исландских родовых сагах содержатся отдельные упоминания братьев, носящих одно и то же имя: так, в "Саге об Эгиле Скаллагримссоне" фигурирую два брата по имени Ульв, находившиеся на службе у ярла Арнвида, в "Саге о людях из Лососьей Долины" упоминаются братья - Ан Белый и Ан Черный, согласно "Саге о Ньяле", двух сыновей Асгрима сына Лодейного Грима звали Торхалль, в "Саге о Греттире" встречаются два брата, каждого из которых зовут Торд, в "Саге о Торстейне Битом" упоминается Гудмунд (правнук Халля с Побережья), у которого были две дочери по имени Тора, братья и сестры с одинаковыми именами фигурируют и в "Книге о занятии земли" (Landnámabók), посвященной истории заселения Исландии.
81. В том, что Магнус в латинском именовании Кнута Могучего является эпитетом, а не именем, нас убеждают следующие обстоятельства. Во-первых, хорошо известно второе, христианское имя Кнута - Ламберт. Св. Ламберт был епископом в Маастрихте и погиб мученической смертью в 705/706 г. Сам Кнут был назван Ламбертом в честь своего двоюродного брата герцога Мешко / Ламберта II (990-1034 гг.), старшего сына Болеслава Храброго (см.: [Gallén 1992, 15] с указанием литературы). Во-вторых, эпитет Магнус находится в явном соответствии с его скандинавскими прозвищами такими, как "Великий", "Старый", "Могучий", Магнус представляет собой как бы обобщенный перевод всех этих прозвищ. Наконец, само употребление элемента Магнус в источниках позволяет говорить о нем скорее как об эпитете, нежели как об имени: ср. в перечне правителей (Series et genealogiae regum Danorum) аббата Вильгельма (XII в.) "Kanutus cognomento Magnus" [SmHD, I, 178] или fortuna magni Kanuti у Саксона Грамматика [Saxo, II, 315]. У этого же автора встречается обозначение Кнута Могучего как Kanutus Major или magnitudo [Saxo, II, 304, 299]. Ср.: [Bolin 1931, 194].
82. Возможно также, имя Магнус было дано первому сыну Свейна Астридссона, поскольку осознавалось его значение "старший". Ср., например, использование элемента magnus в роду нормандских герцогов [Kienast 1967]. Ср. также ситуацию с сыновьями Харальда Сурового, старший (hinn elldri) из которых был назван Магнусом [Fask., 264; Flat., III, 344], а младший (hinn yngri) - Олавом. |
|
