Литература

Источник: Древнейшие государства на территории СССР. 1990. – М.: "Наука", 1991 (стр. 219-229)

Легенда о призвании варягов, содержащаяся в "Повести временных лет" (далее – ПВЛ) и в Новгородской первой летописи (далее – НПЛ), со времени A. A. Шахматова рассматривается в историографии как результат объединения местных (новгородских, ладожских и др.) преданий и "бродячих" сюжетов с домыслами русских летописцев. Д. С. Лихачев указывал на главное противоречие, выдающее, по его мнению, компилятивный характер текста легенды: варяги из-за моря, собиравшие дань со словен, кривичей, мери и других племен и согласно НПЛ творившие насилие, были изгнаны этими племенами, но тут же призваны ими вновь в качестве князей-правителей. Д. С. Лихачев считает мотив добровольного призвания вымыслом летописца, стремившегося доказать легитимность правящей династии¹.

В. Т. Пашуто, напротив, считал исторически достоверным по крайней мере ядро повествования и обратил внимание на то, что варяжские князья были призваны "володеть", "судить" ("рядить") по праву, по "ряду", который определял условия приглашения князя занять престол². Если и согласиться с Д. С. Лихачевым, который предполагал, что на оформление легенды о призвании повлияло завещание, которым "нарядил" ("урядил") своих сыновей Ярослав Мудрый, раздав им города, и считать термин "ряд" принадлежащим относительно позднему княжому праву, то и тогда введение в легенду этого термина придает летописному повествованию вполне определенный смысл: вместо находников, творивших насилие, призываются князья, рядящие по праву, – их правление представлено законным.

Термин "ряд" в тексте легенды указывает, что, по крайней мере в восприятии летописца начала XII в., призвание варяжских князей осуществлялось в соответствии с некими установленными нормами. Это дает основание рассматривать содержание легенды с точки зрения дипломатической практики участвовавших в "ряде" сторон – славянской и скандинавской, чтобы попытаться определить его содержание и выяснить, в какой степени сведения легенды согласуются (или противоречат) с традициями договорных отношений IX-X вв.

Обратимся к тексту самой легенды в ПВЛ (по Лавр, и Ипат.) и в НПЛ для уяснения содержания ряда, разделив текст, относящийся, по нашему мнению, к "ряду", на отдельные смысловые отрезки.

Далее начинается рассказ об Аскольде и Дире.

По композиционной структуре текст легенды членится на четыре пассажа, внутреннее единство каждого из которых – в противопоставлении соседним – подчеркивается вариативностью их в разных списках. Первый (§ 1) дает описание ситуации, введение к сюжету, более краткое (Лавр., Ип.) или более развернутое (НПЛ). Второй (§ 2-4) определяет конфликт, который требует разрешения, т. е. восстановления нормы, что и предлагается в третьем пассаже (§ 5-И). Наконец, четвертый (§ 12-13) возвращает вновь к общей характеристике ситуации уже в новых условиях и создает кольцевую структуру текста. Обратим внимание, что пассажи II и III по типу изложения идентичны во всех редакциях, тогда как пассажи I и IV факультативны: в НПЛ последний отсутствует, а первый существенно пространнее.

Структура основного текста легенды (конфликт – его разрешение) традиционна для славянского, в том числе древнерусского, и для обычного права других народов, одной из особенностей которого является казуальность. Описание конфликта – первого нарушения нормы (в легенде: насилия варягов, изгнание их за море, отсутствие "правды" у изгнавших их) и последующее ее восстановление на основе права – является основным способом построения нормативных статей в обычном праве⁶. Сходную повествовательную структуру выявил Л.В. Черепнин в летописных статьях 1015-1016 гг., когда Ярослав после конфликта варягов с новгородцами дает им "Правду"⁷.

Обратимся теперь к содержанию ряда, как оно намечено в легенде.

1. Ряд заключается племенами новгородской конфедерации⁸. В. Л. Янин полагает, что призвание варяжских князей связано с древней вечевой традицией Новгорода, восходящей к нормам родового права. Согласно В. Л. Янину и М. Х. Алешковскому, Новгород был тем центром, откуда представители славянских и финских племен – видимо, неслучайно выделенных в НПЛ словен, кривичей и мери (наряду с ними упомянута чудь, а в ПВЛ и весь) – "искали" себе князя⁹.

2. Другая сторона, заключающая ряд, – предводитель (предводители) военного отряда "варягов", т. е. скандинавов. Определение прибывших как военного отряда вытекает, в частности, из весьма показательных вариантов чтения в § 9: "вся русь" (ПВЛ) – "дружина многа" (НПЛ).

3. Князь приглашается "княжить"¹⁰, "володеть" (§ 8) и "судить" (§ 5). Терминами "княжить" и "володеть" определяется совокупность обязанностей и прав будущего князя новгородской конфедерации, вытекающих из тех задач, которые надеялась решить с помощью "призвания" местная племенная верхушка.

Едва ли племенным старейшиной двигало осознанное стремление к консолидации всех земель. Однако можно предполагать стремление "к сильной власти" князя, "который бы защищал не интересы знати одной из земель, а их общие интересы"¹¹. Дело, видимо, в том, что и варяги, и местная племенная верхушка стремились к эксплуатации населения Новгородской земли. Она выражалась в сборе дани варягами-находниками – "по беле и веверице от дыма", но эта дань ущемляла интересы местной власти; совместить интересы тех и других можно было только при условии перераспределения дани на местах: в славянских городах, где сели варяги, а не за морем.

Вместе с тем племена северо-запада Восточной Европы не могли не считаться и с присутствием норманнов на Балтике, и с их проникновением вглубь страны по Балтийско-Волжскому пути уже к середине IX в. История названия "русь" (< сканд. rōþs-) свидетельствует о длительном процессе интеграции выходцев из Северной Европы в финской, а затем и восточнославянской среде¹². Норманны были реальной силой на севере Восточной Европы, и знать славянских и финских племен, образовавших новгородскую конфедерацию, должна была регулировать отношения с ними и иметь защиту от внешней опасности.

Наконец, термин "судить" ("рядить", § 5) указывает, вероятно, на судебные функции приглашаемого правителя: новгородские князья и позднее традиционно пользовались судебной властью.

4. "Владение" приглашаемого князя ограничивается в ряде условием "судить" ("рядить") "по праву" (§ 5), т. е. руководствоваться существующими в Новгородской земле правовыми нормами. Это чрезвычайно важное ограничение ставило приглашаемых князей в зависимость от местных условий, стимулировало быструю интеграцию их в восточнославянском обществе.

5. Возможно, что §§ 10 и 12 отражают еще два положения ряда. Они содержат перечни городов, где сели приглашенные князья и куда посадил своих мужей Рюрик по смерти братьев. Как принято считать, "сидение" князя или "посажение" им своих мужей непосредственно связано с институтом кормления. В. Т. Пашуто рассматривает "раздачу городов" Рюриком как раздачу ленов, т. е. права на сбор даней ("уроков")13. Можно поэтому предположить, что за краткой констатацией того, где именно сидят варяжские князья и их мужи, стоит статья ряда об условиях содержания князя, его мужей и дружины.

6. Перечни городов в то же время, возможно, определяют и территориальные пределы распространения власти приглашенного князя. Отметим, что перечень "розданных градов" Рюриком (§ 12) отсутствует в НПЛ и, по мнению А. А. Шахматова, не содержался и в Начальном своде¹⁴. В перечне городов, где сели Рюрик и его братья, названы Новгород (как главный центр, где находится старейший из братьев, Рюрик) или Ладога (по Ипат.), Белоозеро и Изборск.

Новгородская округа обнаруживает явные следы пребывания норманнов. Однако скандинавские древности второй половины IX-X в. концентрируются не в самом городе (древнейшие слои относятся к началу X в.), а на Городище¹⁵, которое и в XI-XII вв. было экстерриториальной резиденцией новгородского князя. В археологических материалах Ладоги отчетливо засвидетельствовано пребывание скандинавов с середины VIII в.¹⁶ В Изборске и Белоозере отсутствуют сколько-нибудь показательные материалы, которые могли бы свидетельствовать о пребывании там варяжских дружин в IX в. (в Белоозере слои IX в. вообще не открыты). Вместе с тем археологические исследования продемонстрировали роль Изборска и Белоозера как форпостов славянской колонизации на севере.

Если обратиться к лексике легенды, то обращает внимание наличие в ней пласта славянской правовой терминологии, имеющей архаичные истоки (в обычном праве)¹⁷: "правда", "володеть и судить по праву", "владеть и рядить по праву", "наряд", "володеть и рядить по ряду, по праву", "княжить и володеть". Формульность языка, сохранившаяся в легенде в целом, давно продемонстрирована при помощи англосаксонской параллели призванию варягов ("земля наша велика и обилна" – "terra lata et spatiosa"¹⁸). Последнее исследование ономастикона легенды показало, что имена призванных князей – Рюрик, Синеус и Трувор – восходят к архаичным скандинавским формам¹⁹.

Помимо правовых формул, в тексте легенды имеются и лексические параллели с договорами руси и греков. Согласно легенде, призванные князья берут с собой дружину (НПЛ), которая в ПВЛ именуется "вся русь". A. A. Шахматов считал это выражение домыслом летописца, который знал, что в Скандинавии племени русь нет, и потому счел, что это племя было выведено Рюриком в Новгород²⁰. Однако это выражение известно по договорам с греками, которые заключаются от имени "всех иже суть под рукою его сущих руси" (911 г.), "боляр и руси всей" (971 г.)²¹.

Наиболее показательны договорные формулы, традиционные для русского средневековья в целом: договор руси с греками 944 г. заключается "от всех людий Руския земля" (ср. "людье вси рустии" в том же договоре), с одной стороны, "с самим царем (и) со всемъ болярьством и со всеми людьми Гречьскими" – с другой²². Договорная грамота Новгорода с Готским берегом (1189-1199 гг.) гласит: "Се язъ, князь Ярославъ Володимеричь, сгадавъ с посадникомъ... и съ всеми новгородъци, потвердихомъ мира старого... съ всеми немъцкыми сыны, и с гты, и съ всемъ латиньскымъ языкомъ"²³. При этом формула "подтвердите мира" соответствует формуле "построите мира" в договорах с греками 911 и 944 гг., имеющей византийско-болгарское происхождение: в русской традиции используется формула "положите ряд"²⁴. В преамбуле к договору руси с греками 911 г. обе формулы помещены вместе.

Можно было бы предположить, что летописец, поместивший в ПВЛ тексты договоров, использовал их лексику при составлении варяжской легенды, однако этому противоречит другой источник середины X в. – сочинение Константина Багрянородного "Об управлении империей". Константин сообщает, что ежегодно в ноябре архонты выходят "со всеми росами" из Киева и отправляются в "полюдия... славинии вервианов, другувитов, кривитеинов, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов"²⁵. "Все росы" информатора Константина соответствуют здесь "всей руси" ПВЛ и обозначают дружину киевского князя, собирающую полюдье и кормящуюся у своих данников-славян.

Таким образом, анализ содержания и лексики легенды позволяет предположить, что ее фрагменты, касающиеся ряда²⁶, относятся к времени, приближенному к событиям второй половины IX в. Ряд, заключенный верхушкой северной конфедерации с предводителем одного из отрядов норманнов, предоставлял ему в качестве князя верховную власть с целью защиты от внешней угрозы и обеспечения интересов местной знати на условиях соблюдения местных норм обычного права. В ряде, возможно, была оговорена территория, на которую распространялась власть князя, а также центры, с которых он мог собирать дань.

Содержание ряда полностью отвечает практике урегулирования отношений с варягами на Руси. В описании Константином "образа жизни росов" термин "пактиот", которым обозначаются славянские племена, с которых росы собирают полюдье, имеет широкий спектр значений – от данника до союзника. Ему соответствует характер связей росов и славян: весной славяне поставляют и продают росам однодеревки для походов в Византию, осенью и зимой росы собирают дань и кормятся у славян. Использование слова "полюдия" свидетельствует об адаптации росами славянского термина (как и др.-исл. pólútasvarf): вероятно, росы включились в уже сложившуюся у восточных славян систему полюдья. При этом термин "пактиот" означал, по-видимому, не просто данников, но плативших дань по договору (пакту – ряду) с князем.

Важнейшим моментом в регулировании отношений с варяжскими дружинами был вопрос об их содержании и вознаграждении. Впервые о плате варягам сообщается в ПВЛ в связи с утверждением следующего после Рюрика скандинавского по происхождению князя, Олега, в новой столице Киеве (882 г.)²⁷. Этот текст очевидным образом связан с легендой о призвании: дань установлена тем самым племенам, которые призвали варягов в Новгород, с Новгорода и взимается плата варягам. Этот "устав" сохраняется вплоть до начала XI в., когда в 1014 г. Ярослав 1000 гривен раздавал своим гридям, а 2000 платил Киеву. По ПВЛ, варяги требовали плату не только во время походов на Византию, но и при участии во внутренних распрях (например, в 980 г.).

Краткие упоминания ПВЛ об оплате наемников-варягов существенно дополняются материалами "Саги об Эймунде", где подробно описана процедура заключения двух соглашений между Ярославом Мудрым и Эймундом²⁸. Обязанности варягов характеризуются общими формульными определениями. Права же варягов оговариваются подробно: отмечены порядок оплаты (по числу воинов), ее размер и формы (содержание дружины и ежегодное вознаграждение деньгами или мехами)²⁹.

Однако собственно скандинавская традиция не знает договоров-рядов. Сведения королевских саг и областных судебников о выборах шведских и норвежских конунгов на тингах при "законной" преемственности не дают оснований предполагать, что выборы носили характер соглашения. Только в тех случаях, когда претендент на трон вступал в борьбу с правящим конунгом, он заключал своего рода договор с бондами и знатью, давая определенные обещания в обмен на поддержку. Так поступают Хакон Добрый (ок. 970 г.), Олав Святой (ок. 1015 г.) и др. Важнейшее условие, которое привлекает знать на сторону этих претендентов, это – в условиях феодализации общества – обещание возвратить или поддерживать старые свободы бондов. Даваемые обеими сторонами клятвы фактически не ограничивают в дальнейшем деятельность претендента после его избрания конунгом.

В 1035-1036 гг. норвежская знать "призывает" сына Олава Святого Магнуса, скрывавшегося на Руси у Ярослава. Приезд посланцев в Новгород также сопровождается обменом клятвами, главным содержанием которых является взаимная лояльность: актуальность именно этого положения связана с тем, что десятью годами ранее приехавшие выступали против отца Магнуса.

В скандинавском материале выявляется ритуализированная процедура выбора конунга, которая, наряду с другими элементами, предполагает обмен клятвами верности, но отнюдь не соглашение между сторонами.

Одновременно существует и широко используется практика заключения соглашений между предводителями отрядов викингов и местными правителями нескандинавских стран, нанимающими их на службу. В описаниях подобных договоров присутствуют те же формулы, что и в "Саге об Эймунде", а в содержании на первом плане стоит вопрос об оплате норманнов³⁰.

Однако поступление скандинавских дружин и отдельных викингов на службу в Англии и Франции, столь широко известное в описаниях событий X-XI вв., получило распространение отнюдь не в начале движения викингов. На первом его этапе (до середины IX в.) оно носило характер изолированных грабительских набегов. Лишь во второй половине IX в. в условиях постепенного оседания скандинавов на территориях, которые сначала использовались как опорные базы для дальнейших набегов, возникают более стабильные отношения с местной властью. Именно в это время осуществляются попытки урегулировать отношения с норманнами путем заключения с ними договоров. Они происходят в обстановке тяжелейшей опасности, нависшей над Англией и Францией, выход из которой правители этих стран видят в привлечении ими на свою сторону наиболее сильной и наиболее связанной с местными интересами (т. е. уже осевшей) группировкой норманнов.

Договор 878 г. в Ведморе между королем Уэссекса Альфредом Великим и предводителем датского Великого войска Гутрумом (ок. 938 г. он был подтвержден и расширен преемником Альфреда Эдуардом) – это мирное соглашение (frið) заключенное от имени "всех уитанов (старейшин. – Авт.) англов и от всего народа, живущего в Восточной Англии"³¹. "Мир", или "мир и дружба" (938 г.) – первая основная цель договора; вторая – определить границы расселения датчан на английской территории, чтобы помешать их дальнейшему распространению в стране, а также вынудить осевших скандинавов оборонять побережье Англии от нападений других отрядов норманнов. Наконец, условие крещения оседающих норманнов преследовало цель их быстрейшей интеграции в обществе. Дипломатическая деятельность Альфреда, подкрепленная военными успехами, была удачной и пресекла набеги норманнов в X в.

Договор 911 г. в Сен-Клер-сюр-Эпт между французским королем Карлом Простоватым и вожаком отряда норманнов, осевших в долине Сены, Хрольвом (Роллоном) не сохранился в оригинале, но он пересказывается в ряде хроник и упомянут в грамоте Карла от 14 мая 918 г., где названы территории, пожалованные Роллону "за защиту государства"³². В условия договора входили также крещение Роллона и его дружинников и принесение присяги верности Карлу. Последующие (921, 924 гг.) договоры с Роллоном и его преемниками существенно расширили их владения, которые к концу X в. составили современную Нормандию, полуострова Котантен и Авранш; прерогативы и функции нормандских правителей, потомков и преемников Роллона, почти не отличаются от функций каролингских графов³³.

Таким образом, в Англии и Франции конца IX – начала X в. в чрезвычайно сходных с северо-западом Руси середины IX в. исторических условиях (основное различие заключается в развитой государственности Англии и Франции) предпринимаются более или менее успешные попытки урегулировать отношения с норманнами дипломатическим путем: установить "мир" с уже осевшими скандинавами, ограничить зону их расселения, обеспечить их помощь в охране от других отрядов викингов. В свою очередь скандинавы приобретали права на определенную территорию, на которой селились и с которой получали доходы; предводитель соответствующей группировки становился правителем области, независимым (как в Англии) или зависимым (как во Франции) от центральной власти; в области, заселенной скандинавами, на основании договора вводилось христианство и местные нормы права (которые на практике в той или иной степени модифицировались), что создавало почву для постепенной интеграции скандинавов.

Сопоставление дипломатических способов "обуздания" викингов в Западной Европе и "призвания" варяжских князей в Восточной Европе проливает свет на некоторые обстоятельства, существенные для оценки ряда в легенде. Во-первых, особенности, формы и характер соглашения с норманнами всецело обусловливались местной спецификой и подчинялись существующим в каждом из обществ традициям.

Во-вторых, все договоры преследуют задачи установления мирных отношений с скандинавами, с одной стороны, и защиты от набегов и грабежей иных групп скандинавов – с другой. Хотя вторая задача не нашла прямого отражения в ряде легенды, свидетельством ее решения, видимо, является то, что после 860-х гг. мы не имеем сведений о нападениях скандинавов на Ладогу (кроме одного в 980-х гг.) и Новгородскую землю. При этом, как показывает западноевропейский материал, подобные договоры заключались с уже закрепившейся на данной территории группой норманнов. Есть основания полагать, что и племена новгородской конфедерации заключали ряд с уже известной им "русью", осевшей на севере Восточной Европы до середины IX в.³⁴

В то же время в условиях еще нарождающейся государственности на Руси (в отличие от Англии и Франции с уже сложившимися государственными структурами) скандинавские дружины были необходимы как надплеменная нейтральная военная сила, способная оказать существенную помощь в борьбе с центробежными тенденциями.

В-третьих, территориальные условия, существенные для Англии и Франции, вероятно, не были столь актуальны для Руси. Однако не исключено, что указания легенды о городах, где "сидели" Рюрик и его братья, и городах, которые он раздал своим мужам, передают – уже в интерпретации летописца начала XII в. – условия "кормления" князя и его дружины, т. е. установление мест сбора князем даней с определенных территорий (ср. на более позднем этапе, в XIII в., подобные же ограничения в уставах Новгорода с приглашаемыми князьями).

Наконец, это сопоставление, как представляется, косвенно подтверждает историческую достоверность ряда легенды как соглашения представителей местной власти с группой скандинавов, поставленной этим соглашением в зависимость от местного общества.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Lichačev D. S. The legend of the calling-in of the Varangians, and political purposes in Russian chronicle-writing from the second half of the 11th to the beginning of the 12th century // Scando-Slavica. Supplementum I: Varangian Problems. Copenhagen, 1970. P. 170-185; ср. точку зрения А. А. Шахматова, считавшего сведения об освобождении от варяжской дани вставкой. См.: Шахматов A. A. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 295.

2. Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения и их место в истории раннесредневековой Европы // СС. 1970. Вып. 15. С. 53.

3. НПЛ. М.; Л., 1950. С. 106-107.

4. ПВЛ-1950. Ч. I. С. 18 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 12-13. – Прим. ред.].

5. ПСРЛ. М., 1962. Т. 2. Стб. 13-15.

6. Иванов В. В., Топоров В. Н. О языке древнего славянского права (к анализу нескольких ключевых терминов) // Славянское языкознание: VIII Международный съезд славистов: Докл. сов. делегации. М., 1978. С. 223.

7. Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. М.; Л., 1948. С. 247-248.

8. Пашуто В. Г. Черты политического строя Древней Руси: особенности структуры Древнерусского государства// Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 85; Он же. Летописная традиция о "племенных княжениях" и варяжский вопрос // Летописи и хроники, 1973 г. М., 1974. С. 103-114.

9. Янин В. Л., Алешковский М. Х. Происхождение Новгорода (к постановке проблемы)// ИСССР. 1971. № 2. С. 40-53.

10. По мнению А. С. Львова, термин "княжить" возник не ранее второй половины XI в. и был внесен в ПВЛ лишь в ХП в. См.: Львов А. С. Лексика Повести временных лет. М., 1975. С. 201. Отметим, однако, что термин "князь" восходит к праславянскому заимствованию из прагерманского *kuningaz.

11. Пашуто В. Т. Черты. С. 86; Он же. Русско-скандинавские отношения. С. 55.

12. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Название "русь" в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX-X вв.) // ВИ. 1989. № 9. С. 24-38.

13. Пашуто В. Т. Черты. С. 36 и след.

14. Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов. СПб., 1904. С. 42.

15. Носов E. H. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990.

16. Средневековая Ладога. Л., 1985.

17. Иванов В. В., Топоров В. Н. О языке древнего славянского права. С. 230-231.

18. Видукинд Корвейский. Деяния саксов. М., 1975. С. 68, 129.

19. Schramm G. Die erste Generation der altrussischen Fürstendynastie. Philologische Argumente für die Historität von Rjurik und seinen Brüdern // JfGO. 1980. Bd. 28. S. 321-333.

20. Шахматов A. A. Разыскания. С. 340.

21. ПВЛ-1950. Ч. I. С. 26, 52 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 18, 34. – Прим. ред.].

22. ПРП-1.С.31.

23. ГВНП. С. 55,56.

24. Ларин Б. А. Лекции по истории русского языка: Х – середина XVIII в. М., 1975. С. 43; ср.: Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л., 1989. С. 122-124.

25. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 44-45.

26. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Легенда о призвании варягов и становление древнерусской историографии // ВИ. 1995. № 2. С. 44-57.

27. ПВЛ. Ч. I. С. 20 [Цит. по: ПВЛ-1996. С. 14. – Прим. ред.].

28. Eymundar saga. Hafniae, 1833. Пер. на рус. яз.: Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М., 1978. С. 89-104.

29. Мельникова Е. А. "Сага об Эймунде" о службе скандинавов в дружине Ярослава Мудрого //Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978. С. 289-295.

30. См., например, "Сага об Эгиле Скаллагримссоне", гл. 4, 51.

31. Liebermann F. Die Gesetze der Angel-Saxen. Halle a. Saale, 1898. Bd I. S. 128-135.

32. Recueil des actes de Charles III le Simple, Roi de France / Ph. Lauer. P., 1940. Т. 1. P. 211.

33. Musset L. Naissance de la Normandie (Ve-XIe siècles) // Histoire de la Normandie. Toulouse, 1970. P. 104.

34. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Русь и чудь. К проблеме этнокультурных контактов Восточной Европы и Балтийского региона во 2 половине I тыс. н. э. // Uralo-indogermanica. Балто-славянские языки и проблема урало-индоевропейских связей. М., 1990. Ч. I. С. 28-34.