Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
Рыдзевская Е. А. О названии Руси Garðaríki  

Источник: Е. А. Рыдзевская. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. – М.: Издательство "Наука", 1978


 

Одним из вопросов, долго остававшихся невыясненными в области скандинаво-русских отношений в древнейший, домонгольский, период русской истории, является вопрос о названии Руси у скандинавов Garðar или Garðaríki; первое является более ранним и более народным, второе – позднее и носит скорее книжный характер (1). Разъяснение этого вопроса дал недавно вкратце Ф. А. Браун (2). Настоящая небольшая работа примыкает к его постановке вопроса и является развитием кратко очерченной им темы, давно уже указанной им мне в качестве предмета исследования, за что я приношу ему здесь глубокую благодарность (3).

Основное – двойное – значение слова garðr в древнескандинавском языке: 1) "ограда, забор", 2) "огороженное место, участок земли, жилье, двор". По существу, мы его находим во всех языках германского корня; с ним оно переходит и в финский и родственные ему языки (финское – kartano, мордовское – kardas, зырянское – karla и др.) (4). В славянских же языках, заимствовавших его из готского (5), оно получило значение не "дом, двор, жилье", как в германских, а "город" в смысле urbs, "укрепление", arx – в частности, "городская стена". В древнескандинавском языке garðar – именительный падеж множественного числа от существительного мужского рода garðr (основа на -a; garða – родительный падеж множественного числа); ríki – в территориальном смысле "страна, область, государство"; в виде имени существительного это слово встречается еще в праиндогерманском ĝhortos и ĝhordis; обе эти формы восходят к корню ĝher со значением "охватывать, окружать"; отсюда же латинские cohors и hortus и греческий (…) (6).

"Город, городок, городец" (в зависимости от размеров) у русских славян называлось как всякое укрепленное место – постоянное или служившее временным убежищем для населения (многие русские городища являются, по-видимому, остатками таковых), так и крупные и значительные в военном, торговом и административном отношении – Киев, Новгород, Смоленск и др.

По мнению В. О. Ключевского, Русь называлась у скандинавов Garðaríki, т. е. "Страна городов", по множеству этих последних, возникавших преимущественно по главным речным торговым путям и становившихся в некоторых случаях средоточием крупных земель-областей (7). Это же толкование принято еще одним из первых исследователей русских городов и городищ – З. Я. Доленга-Ходаковским (8), а также многими авторами вышедших в России работ, касающихся этого вопроса (9). Правильно ли это толкование вообще и насколько правильно, может показать исследование слова garðr в самом древнескандинавском языке.

Ставя вопрос о его значении в так называемую эпоху викингов (VIII-XI вв.) – наиболее интенсивную и значительную для скандинаво-русских отношений, мы имеем, по-видимому, возможность пользоваться данными памятников, не только сравнительно близко стоящих к ней по описываемым событиям и по времени записи, т. е. XII-XIII вв., но и таких, которые заходят далее в XIV в. (как, например, некоторые шведские законы), так как слово garðr не имело заметной эволюции основного значения.

I

Основное и первоначальное значение слова garðr в древнескандинавском языке – "ограда, изгородь, забор" (10) – встречается в сагах и других памятниках во множестве примеров, "дом с ближайшими жилыми и хозяйственными постройками" – древнескандинавское "bær" в тесном смысле этого слова; т. е. жилье, дом был обнесен оградой, за пределами которой лежали поля, луга и выгоны, принадлежавшие тому же владельцу, в свою очередь также обнесенные изгородью (11).

В древнешведских законах мы встречаем термин toptargarþer, toftgarþer (от topt, toft – "участок земли") (12). Исследователь древнешведского права К. И. Щлютер отождествляет этот термин с bolgarþer (13) в противоположность внешней ограде, utgarþer, которой были обнесены пахотные и луговые земли усадьбы. Тем же словом garðr обозначалась в языческие времена и ограда, которой был обнесен храм (hof) – hofgarðr.

Следующее значение слова garðr – самый участок земли, окруженный изгородью для какой-нибудь определенной цели, – "пашня, выгон, огород". Терминов, в которых это слово встречается с подобным значением, очень много во всех отраслях хозяйства, земледелия, рыболовства и охоты (14). В христианскую эпоху появляется слово kirkjugarðr в смысле, во-первых, ограды, окружающей церковь, во-вторых, кладбища (15).

Устройство ограды являлось особым ремеслом, обозначаемым словами leggja garðr (класть ограду), verpa garðr (насыпать ее), глагол того же корня gerða (реже – girða), gripa með garðum (охватить, окружить оградой) (16). Древнескандинавские законы очень подробно определяют ее высоту и устройство калитки и ворот, сделанных в ней (17), за прочность ее отвечал сам владелец; всякая порча ее имела определенную расценку в смысле наложения взыскания. В пределах огороженной таким образом усадьбы заключалась частная недвижимая собственность, неприкосновенность которой законы строго охраняли.

Третье значение слова garðr или bugarðr (bu – "дом, жилье, хутор") – "двор, принадлежащий частному владельцу". Многие местные названия в скандинавских странах есть названия таких одиночных, более или менее крупных дворов-усадеб. Так же назывался и двор, входящий в состав селения или города (18). В связи с этим термином в древнескандинавском языке имеется целый ряд производных: garðsbondi (владелец двора), garðsmaðr (человек, живущий в чужом доме и находящийся в известной зависимости от хозяина), Konimgsgarðr – что соответствует нашему древнерусскому "княжъ дворъ", в христианскую эпоху biskupsgarðr, т. е. "двор епископа", и т. п.

Во всех этих значениях слово garðr встречается и в различных образных выражениях, в пословицах и поговорках, в юридических терминах, а также в поэзии скальдов.

Говоря о нем, нельзя не упомянуть о другом слове, часто совпадающем с ним по смыслу, а именно tún (существительное среднего рода, основа на -а). Древнейший смысл его в индоевропейских языках – "укрепленное место". По мнению Г. А. Хирта (19), оно перешло в германские языки из кельтского (dunon, отсюда такие местные названия, как Lugdunum, August о dunum и т. п.) и в древнейшем своем значении осталось в английском town – "город" и в скандинавских местных названиях Lugtuna, Eskilstuna и др., н о в смысле "город" оно встречается в древнескандинавском языке очень редко (20), а больше в смысле garðr и часто в соединении с этим словом (tungarðr – "ограда").

II

Таким образом, все данные древнескандинавского языка сводятся к тому, что слово garðr никогда не обозначало город в смысле urbs или arx (для этого имелись другие слова – by, staðr, borg), Тем не менее существует одно место в Hauksbók (21), где в географическом обзоре русские города называются именно garðar, höfuðgarðar, т. е. "главные города" (22), причем перечислены Киев, Новгород, Полоцк и др.: "í því ríki er þat Ruzcia heitir þat kollum ver Garðaríki þar ero þessir hofuðgarðar. Moramar. Rostofa. Surdalar. Holmgarðar. Syrnes. Gaðar. Palteskja. Kænugarðr", т. е. "в том государстве (или в той стране), которое зовется Руссия и которое мы называем Гардарики, главные города: Муром, Ростов, Суздаль, Хольмгард (Новгород Великий), Сирнес (?), Гадар (?), Полоцк и Кёнугард (Киев)" (23).

Те скандинавские ученые, которые касались этого вопроса, находили объяснение создающемуся, по-видимому, противоречию между выводами, вытекающими из исследования слова garðr в древнескандинавском языке, с одной стороны, и этим местом Hauksbók – с другой, в том, что это слово, действительно не совпадающее по смыслу с русским "городъ", принимает свойственное тому последнему значение в тех случаях, когда речь идет о русских городах. Происходило это потому, что города имели деревянные укрепления, походили по своему типу на скандинавские дворы – garðr'ы (24). Последнее предположение высказано В. Томсеном. Оно заставляет нас задаться вопросом – была ли такая существенная разница во внешнем виде варяжского и русского города в этот период?

Вопрос о типах русских городов и городищ давно уже разрабатывается русскими историками и археологами. Положение этих мест определяется, как известно, прежде всего топографическими условиями; большинство из них находится близ водных путей, редко – на ровном, открытом месте, а большей частью – на высоком берегу реки, на мысу, образуемом слиянием двух рек, между рекой и оврагом и т. п.; с той стороны, где не было естественной защиты, сооружались искусственные валы и рвы.

Таков в самых общих чертах тип русского города в интересующую нас здесь эпоху. Кроме непосредственных археологических изысканий, много интересных и подробных сведений в этой области могут дать русские летописи, в языке которых город имеет двойное значение, уже указанное выше, т. е. 1) "городская стена, ограда" и 2) "город как населенное и укрепленное место". Многие такие места служили временным убежищем для окрестного населения в случае нашествия неприятеля (25).

Приблизительно такую же картину дают и археологические разыскания, произведенные в Прибалтийском крае и в области полабских славян (26). В гористых и скалистых местностях располагались норвежские и исландские города-крепости; саги дают много сведений об укреплениях (borgar) и разных защитных сооружениях (virki) (27). Как на Руси преобладали в связи с природными условиями дерево и земля в качестве материала для сооружения укреплений, так у норвежцев и исландцев могли иметь, в зависимости от природы их страны, большее применение камень, торф и даже лава, но знаменитый датский вал Danavirki был в большей части своей сооружен из дерева. Положение укрепленного пункта определялось теми же приблизительно топографическими условиями. Есть указания на то, что и здесь, как и всюду, он мог служить временным убежищем для окрестных жителей с их имуществом в случае нападения врагов, т. е. являться тем, что немецкие ученые называют Fluchtburg.

Необходимо отметить также характерные картины укрепленных дворов-усадеб, рисующиеся нам в сагах. Ограда хутора могла приобрести значение укрепленного вала, если была достаточно высока и прочна; обнесенный ею, удобно расположенный, с точки зрения, так сказать, стратегической, двор приобретал значение укрепленного пункта, и картина враждебного столкновения двух вождей производит впечатление осады и обороны настоящей крепости (28). Но едва ли можно в этих известиях искать подтверждения существованию такой значительной разницы между русскими и скандинавскими городами того времени, что вследствие нее первые назывались garðr'ами по сходству со скандинавскими городами-усадьбами. Во-первых, не все эти последние бывали укреплены, а во-вторых, большинство подобных известий относится, как это видно из Sturlunga saga, к довольно позднему периоду, ко времени наиболее обостренных междоусобий в Исландии (первая половина XIII в.).

Таким образом, несмотря на то, что разница между скандинавским и славяно-русским типом расселения и соответствующего быта и устройства, несомненно, была, литературные и археологические данные едва ли подтверждают предположение В. Томсена. Разъяснение и вместе с тем поправку к Garðariki – "Страна городов" может дать иная постановка вопроса, предложенная Ф. А. Брауном: в применении этого слова к русским городам в окончании скандинавских названий Киева и Новгорода Kænugarðr и Holmgarðr (29), а также, вероятно, и Константинополя Miklagarðr следует видеть не древнескандинавское слово garðr с присущим ему в этом языке смыслом и значением, а переделку на скандинавский лад русского "городъ" – слова одного корня с ним и близкого по значению. Его-то и следует считать исходной точкой при истолковании того названия, которое скандинавы давали Руси.

Неизбежно возникает вопрос о том, почему скандинавы не называли русских городов привычным им словом borg, которое, кстати сказать, к укрепленным дворам-усадьбам, как таковым, саги не применяют. Возможно, что причину следует искать в том особом оттенке, который имел его смысл в древнескандинавском языке; наиболее знакомое нам его значение – "город, главным образом укрепление", arx; второе – "возвышенность, небольшая гора, утес, уступ, горная площадка, круто обрывающаяся с одной стороны над низменной полосой земли" (30). Местные названия, заключающие в себе это слово, могут происходить как от укрепления, постоянного или временного, так и от природной возвышенности, хотя бы на ней и не было никогда укрепленного пункта (31). Их довольно много как в Исландии, так и в Норвегии. Саги, кроме того, часто употребляют это слово и в значении природной возвышенности, как таковой (32). Не исключена поэтому возможность, что оно было слишком тесно связано с представлением о высокой горной местности, чтобы вполне подходить к русским городам в большинстве случаев (33). Вместо него могло скорее привиться другое, а именно garðr. Оно было очень обычно, так как выражало собою весьма распространенную форму скандинавского быта и поселения. Посредством него же легко передавалось близкое ему по происхождению и по значению русское "городъ", весьма обычное, в свою очередь, и в русской речи, и в русском государственном, военном и экономическом быту, в котором город имел такое выдающееся значение, как военный, защитный и торговый центр. Это возвращает нас опять к той же "теории городов" В. О. Ключевского (34).

Памятники древнерусской литературы сохранили сравнительно немного местных названий, в состав которых неотделимо входит слово "городъ", – Новгород (Новгород Великий и Новгород "въ земле рустеи", т. е. Новгород Северский), Вышгород, Звенигород, Белгород, – но оно подразумевается при всяком таком названии, как Переяславль, Всеволожь, Глебль, Володимерь (Владимир Волынский), т. е. город Переяслава, Всеволода, Глеба и т. д., Киев – город Кия, по толкованию летописи, затем Полотьскъ, т. е. Полотский город, Смольньскъ, Сновьскъ и т. д., иногда в распространенной форме "градъ Бужескъ", "градъ Белъ", "Святополчь градъ" и т. п. (35).

Что у скандинавов со словом garðr не связывалось понятие о городе в русском смысле этого слова, доказывает, между прочим, и отсутствие у них как в древности, так и в нынешнее время крупных центров с названиями, в состав которых входило бы это слово; довольно распространенное в Исландии и в Гренландии Garðar имеет основное значение "двор, хутор, усадьба"; несколько таких дворов объединялись в одно поселение по родовым связям их владельцев, а также по культовым отношениям (общий храм). В таком же смысле, т.е. "единичный двор", является это слово и в составе местных названий в Норвегии, подробно изученных К. Д. Рюгом. По его мнению, они в большинстве случаев обозначают, что данный хутор является частью другого, более старого, основного поселения – по русской терминологии, "выселком"; на топографическое положение такого отделившегося двора по отношению к основному определению указывают такие названия, как Nordgaarden, Østgaarden и т. п.

История местных названий, их возникновения, их смысла и значения – область весьма обширная и сложная, неразрывно связанная с изучением того, что германские ученые называют Siedelungswesen, т. е. с историей расселения, его форм и эволюции в различные эпохи и у различных народов. В пределах поставленной здесь задачи, ограничивающейся разъяснением скандинавского названия Древней Руси, можно, мне кажется, сделать на основании всех имеющихся у нас данных следующий вывод: Garðaríki есть действительно "Страна городов", как переводили до сих пор русские историки, но слово garðr в его составе не имеет присущего ему в древнескандинавском языке значения, а является своего рода народной этимологией, приспособлением близкого слова, взятого из чужого языка, к своему.

[около 1924 г.]

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Söderberg S. Runologiska och arkeologiska undersökningar på Öland sommaren 1884. – "Antiqvarisk tidskrift för Sverige", 1905, del. 9, N 2, s. 17.

2. Braun F. Das historische Russland im nordischen Schrifttum des X-XIV. Jahrkunderts. – In: Festschrift Eugen Mogk zum 70. Geburtstag. Halle, 1924, S. 192.

3. Этого же вопроса мне уже пришлось коснуться вкратце в статье "Холм в Новгороде и древнесеверный Holmgarðr" (ИРАИМК, т. II. Пб., 1922, с. 110).

4. Mikkola J. J. Berührungen zwiscken den westfinnischen und slavischen Sprachen. Helsingfors, 1894, S. 20, где это слово рассматривается как заимствование из языка индоевропейского, но не славянского. См. также: Thomsen W. Über den Einfluss der germanischen Sprachen auf die finnisch-lappisclien. Halle, 1870, S. 41; Погодин А. Л. Киевский Вышгород и Гардарики. – ИОРЯС, 1914, т. XIX, кн. 1, с. 11.

5. Paul H. Grundriss der germanischen Philologie, Bd. I. Strassburg, 1891, S. 355; Bd. II. Strassburg, 1893, S. 826; Falk H. og Torp A. Etymologisk ordbok over det norske og det danske sprog. Kristiania, 1903-1906 (под словом gaard, где указано, между прочим, что литовское gardas заимствовано из германского, а литовское zarflis восходит к индогерманскому *ghordi); Krek G. Einleitung in die slavische Literaturgeschichte. Aufl. Graz, 1887, S. 147.

6. Hoops J. Reallexikon der germanischen Altertumskunde, Bd. I. Strassburg, 1911, под словом Garten.

7. Ключевский В. О. Курс русской истории, ч. 1. М., 1904, с. 155; Самоквасов Д. Я. Древние города России. СПб., 1873, с. 91.

8. Доленга-Ходаковский З. Я. Пути сообщения в Древней России. – В кн.: Русский исторический сборник. М., 1837, с. 1-50.

9. Падалка Л. В. Происхождение и значение имени "Русь". – "Труды XV археологического съезда в Новгороде", т. I. М., 1914, с. 371; Погодин А. Л. Указ. соч., с. 27-28.

10. Cleasby R., Vigfusson G. An Icelandic-English Dictionary. Oxford, 1874; Fritzner J. Ordbog over det gamle norske sprog, bd. 1. Kristiania. 1886, s. 559-562.

11. Høn. þor., 10; Laxd., 115; Eg., 96; Flóam., 128; Nj., 187; Dropl., 154; Glþ., NGL, I, 41; Frþ., NGL, I, 241; Grág., I, 82, 453; и многие другие.

12. Corp. jur., I, 31.

13. Ibid., I, 63, 213; bol – жилье, двор, хутор.

14. Dipl. Isl, I, 271-272, 268. Ср.: Corp. jur., I, 47; Nj., 255; Laxd., 182; Eyrb., 79; и многие другие.

15. Glþ., NGL, I, 8; и другие.

16. Svarfd., 180; Grág., II, 261, 282; и другие.

17. Что же касается материала, из которого ее сооружали, то здесь наблюдается большое разнообразие в зависимости от местных условий: были плетни, изгороди из заостренных кольев или жердей, из досок, брусьев, бревен и т. п.; камень, торф, земля – а в Исландии и лава – также часто шли в дело.

18. Laxd., 68; Flat., I, 293; Hkr., I, 386; Hkr., II, 94; Eg., 195; Msk., 95; In. Bard., 129.

19. Hirt H. A. Etymologic der neuhochdeutschen Sprache. Munchen, 1909, S. 96; Paul H. Grundriss der germanischen Philologie, Bd. III. Strassburg, 1900, S. 787.

20. Kauptún – торговый город: OSh (Fms., IV), 48-49.

21. Hauks., 155.

22. Ср. аналогичное выражение hôfvð staðr в этом же смысле OST, Munch, s. 18, 24.

23. Место это Ф. Йонссон считает вставкой из исландского источника; в несколько иной редакции те же известия мы находим в географическом сочинении исландского аббата Николая, жившего в XII в. (Symbolae ad geographiam medii sevi, ex monumentis islandicis, ed. E. Ch. Werlauff. Hauniae, 1821, p. 10).

24. Thomsen W. Der Ursprung des Russischen Staates. Gotha, 1879, S. 83. В русском переводе: Томсен В. Начало русского государства. – ЧОИДР, 1891, кн. 1, с. 73-74; Fritzner J. Op. cit., где указано также, что этим же словом скандинавы называли Константинополь – Miklagarðr (от mikill – большой, великий), византийский император – Garðskonimgr.

25. Доленга-Ходаковский З. Я. Указ. соч.; Самоквасов Д. Я. Указ. соч., с. 48, 113; Андриашев А. М. Очерк истории Волынской земли до конца XIV столетия. Киев, 1887, с. 51; Грушевский М. Очерк истории Киевской земли от смерти Ярослава до конца XIV столетия. Киев, 1891, с. 16; Ляскоронский В. Г. История Переяславской земли с древнейших времен до половины XIII столетия. Киев, 1903, с. 90-167; Зубарев Ф. Русские городища и города в связи с развитием русской государственности (Краткий обзор древнерусской стратегии). Старица, 1914, с. 42; Антонович. В. Б. О городищах докняжеского и удельно-вечевого периода, находящихся в западной части древней Киевской земли. – "Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца", кн. III. Киев, 1889, с. 10-16; Самоквасов Д. Я. Северянская земля и Северяне по городищам и могильникам. М., 1908, с. 2; Бобринский А. А. Сведения о различных курганах и земляных сооружениях, находящихся в Зеньковском уезде Полтавской губернии, в окрестностях села Глинища, и на границе губерний Полтавской и Харьковской. – В кн.: Отчет Императорской археологической комиссии за 1895 год. СПб., 1897, с. 125; Романцев И. О курганах, городищах и жальниках Новгородской губернии. Алфавитный указатель селении, при которых находятся археологические памятники, с кратким описанием последних. Новгород, 1911; Полонской П. Д. Археологические раскопки И. В. Хвойко 1909-1910 годов в мест. Белгородке.– "Труды Московского предварительного комитета XV археологического съезда". М., 1911, с. 47-66. Летописные известия: Новгородская I летопись, 989 г., 1092 г., 1115 г., 1146 г.; Новгородская II летопись, 1116 г.; Ипатьевская летопись, 1078 г., 1090 г., 1140 г.; Лаврентьевская летопись, 1151 г. и др.

26. Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края, т. I. Рига, 1876, с. 23; Баллод Ф. В. Отчет о командировке в Прибалтийский край летом 1909 года. – "Труды Московского предварительного комитета XV археологического съезда", с. 46; Pic J. L. Zur rumänisch-ungarischen Stroitfrage. Leipzig, 1886, S. 175-176, 230-231; Cohausen A. Alte Berschanzungen, Burgen und Stadtbefestigungen im Rhemland und in Preußen. – "Zeitschrift für Prenssiache Geschichte und Landeskunde", 111 Jg., H. 1, 1866, S. 613-627; Krek G. Op. cit., S. 316, 412.

27. Piper O. Burgenkunde. München – Leipzig, 1905, S. 7-8; Hildebrand H. Sveriges medeltid, del. 1. Stockholm, 1879, s. 27-62; Wiberg C. F. Om Gestriklands fornborgar. – "Svenska fornminnesföreningens tidskrift", bd. 1. 1871-1872, s. 46; Schetelig H. Notiser om bygdeborger. Aarberetning for 1908. – "Foreningen til norske tidsmindesmaerkers Bevaring", 64.aarg., 1909, s. 124-130; и др. Известия саг: OSh (Hkr., II, 94, 143, Fms., IV, 121), Uphaf Magnus Konungs berfœtts (Hkr., III, 250-251), Sverr. s. (Fms., VIII, 148), OST (Hkr., I, 300, Flat., I, 110-111, Fms., I, 123, 128), Uphaf Magnus blinda (Hkr., III, 331-332), liar. Harðr. (Fms., VI, 259), Knytl. (Fms. XI, 395).

28. Sturl., I, 58-59, 172, 182, 184-185, 273, 307; Korm., 140-148; Eyrb., 132, 207; þorst. vik., 419; Gaut. s. (Fas., III, 20, 21).

29. В поздних сагах Новгород – Nogarðr; ср. также латинизированное Novogardia.

30. Cleasby R., Vigfusson G. Op. cit., Jonsson E. Oldnordisk ordbok. Kjöbenhavn, 1863; Fritzner J. Op. cit.; Falk H. og Torp A. Op. cit.

31. Norske Gaardnavne, ed. O. Rygh. Forord og Indledning. Kristiania, 1898, s. 44; bd. I. Kristiania, 1897, s. 313; bd. III. Kristiania, 1900, s. 315; bd. IV, 2 halvdel. Kristiania, 1902, s. 155; bd. XIV. Kristiania, 1901, s. 275; Rygh O. Gamle personnavne i norske stedsnavne. Kristiania, 1901; Kålund K. Bidrag til en historisk-topografisk Beskrivelse af Island, bd. I. Kjøbenhavn, 1877, s. 374.

32. Eg., 271, 273; Sturl., I, 27-28, 330.

33. Исключение – Ладога (Aldeigjuborg); в песнях скальдов встречается, впрочем, краткое Aldeigja. Palteskiuborg вместо Palteskja – Полоцк встречается лишь в поздних сагах.

34. Ключевский В. О. Указ. соч., ч. 1, с. 155.

35. Ипатьевская летопись, 992 г., 1067 г., 1156 г.; Новгородская I летопись, 1216 г.; значительно позднее, а именно в договоре 1407 г. Полоцка с Ригой – "Полоцкой городъ", "Ризькой город" (Русско-ливонские акты, собранные К. Е. Напьерским. СПб., 1868, с. 129-130).