Языки

(приблизительно в 1225-1375 гг.)

Письменные памятники шведского языка XII-XIII вв., этого важного периода, когда мировоззрение и жизненный уклад "периода викингов" окончательно уступают место средневековой христианской культуре, очень немногочисленны. Их совершенно недостаточно для того, чтобы дать картину развития языка в этот период. Эпоха первых письменных памятников в Швеции начинается около 1225 г., т. е. более чем на сто лет позже, чем в Норвегии и Исландии, и, видимо, также позже, чем в Дании. Первые документы на шведском языке, для записи которых был применен латинский алфавит, – это законы, передававшиеся ранее в устной традиции. Так, "Вестгётское право" (Västgötalag) было записано, по-видимому, в двадцатых годах XIII в. по распоряжению лагмана Эскиля, брата ярла Биргера. От списка, относившегося к 1225-1250 гг., сохранились лишь два листа. Почти полностью сохранился текст "Вестгётского права" в рукописи 1280 г. (Cod. Holm., B 59), представляющей собой самую старую шведскую книгу. Остальные областные законы дошли до нас в списках первой половины и середины XIV в. Древнейший список "Уложения короля Магнуса Эрикссона" (Magnus Erikssons landslag) возник около 1350 г. Кроме рукописей законов, к этому времени относится только одна довольно большая рукопись (Codex Bureanus), содержащая части "Древнешведского собрания легенд" (Fornsvenska legendariet), а также несколько листов с "Откровениями Биргитты", будто бы записанными самой Биргиттой. Кроме того, в этот период возникло еще несколько произведений, дошедших до нас, однако, лишь в более поздних списках или же в печатных изданиях. Таковы сочинения "О правлении королей" (Konungastyrelsen), изданное в 1634 г. Буреусом (Joh. Bureus) по рукописи, теперь утерянной, переложение "Пятикнижия", "Евфимиевы песни" (Eufemiavisorna) и так называемая "Эрикова хроника" (Erikskrö nikan). В некоторых отношениях, а именно, по своему словарному запасу и синтаксису, эти тексты также могут служить источником наших сведений о языке рассматриваемого периода.

Главной основной областных законов являлось устное право, сохранявшееся и передававшееся в стабильной форме от поколения к поколению. Поэтому язык законов сохранил в общем простое построение фразы и особенности живого, непринужденного ритма устной речи. В средневековой шведской литературе законы представляют чрезвычайно своеобразный стилистический тип, наиболее архаичный и в то же время самый народный. К тому же, и в художественном отношении законы стоят несравненно выше всех других памятников того периода. Стилистическую традицию областных законов продолжают "Уложение Магнуса Эрикссона" и "Уложение 1734 г.". В них мы видим уже книжный юридический язык, основа которого уходит, однако, в глубокую скандинавскую древность. "Собрание легенд" и "Пятикнижие" заложили основы религиозной прозы. Будучи памятниками переводными, они обнаруживают влияние языка оригинала, но вместе с тем и ряд характерных скандинавских черт, в особенности в словаре и синтаксисе. Сложные периоды по образцу латинских еще не получили в них широкого распространения. Между древней скандинавской поэзией с ее специфическими размерами (например, размером fornyrðislag) и средневековой поэзией с ее рифмой и размером народной баллады (knittelvers) нет никакого посредствующего звена ни в метрическом, ни в языковом отношении. В "Евфимиевых песнях" и "Эриковой хронике" мы встречаем новый стих, новый стиль, так же как и новые жизненные идеалы. Поэтический язык этих произведений отличается более современным характером, чем язык относящихся к тому же времени законов. Это находит свое выражение прежде всего в большом количестве заимствованных слов, а также в некоторых более поздних грамматических формах, в более обильном употреблении артикля, в порядке слов и т. д.

Три стилистических типа старейшего древнешведского письменного языка – язык законов, язык религиозной прозы и поэтический язык – представляют три различных социальных слоя средневекового шведского общества, три разные культуры: старую крестьянскую культуру, церковь и модную рыцарскую культуру двора и аристократии. Однако грамотность в средние века ограничивалась главным образом узким кругом клириков. Крупный немецкий поэт средневековья Вольфрам фон Эшенбах сам был неграмотным. Другой немецкий поэт, Хартманн фон дер Ауе, который был рыцарем, хвалится тем, что он настолько учен, что "может читать написанное в книгах". Упомянутого выше лагмана Эскиля один старинный список лагманов особо хвалит за то, что он "был учен, как хороший клирик". С другой стороны, до нас дошел судебный документ 1472 г., в котором "все члены государственного совета, умеющие читать", свидетельствуют, что этот документ верен. Таким образом, даже в конце средник веков вовсе не было само собой разумеющимся, что член государственного совета должен уметь читать.

Книжники, которые первыми стали писать по-шведски на пергаменте, не были свободны от иноземных влияний. Латынь была языком церкви, "книжным языком", и латинские церковные книги появились в Швеции уже во времена Ансгара, первого проповедника христианства в Швеции (IX в.). Древнейший фрагмент "Вестгётского права" обнаруживает в начертании букв и в орфографии совпадение с современными ему норвежскими рукописями. В то же время возник и ряд рукописей в Вестергётланде, издавна связанном с Норвегией. В дальнейшем письмо и способы обозначения звуков развивались под влиянием современной латинской и нижненемецкой письменности, в конце же средневековья – под влиянием датской. Но уже раньше сказывается действие унифицирующих тенденций в самом шведском языке. В школах писцов при монастырях и соборах вырабатывается орфографическая и грамматическая традиция, которая все больше упрочивается. В результате этого диалектного расхождения, хотя они и существуют, бесспорно оказываются меньшими, чем можно было ожидать, учитывая характер литературы. Не всегда язык той или иной рукописи областного права можно рассматривать безоговорочно как отражающий особенности областного диалекта: две из рукописей "Упландского права" были, по-видимому, написаны датчанами. Изменения, происходившие в разговорном языке, отражались письменными памятниками неполно и непоследовательно. Средневековые писцы большей частью работали механически, не проявляя большого стремления к точной передаче звуков. Естественный консерватизм письменного языка, его тенденция к нормализации и восприимчивость к иноземным влияниям – вот те факторы, которые следует в первую очередь принимать во внимание при попытке воссоздать картину развития разговорного языка на основе дошедших до нас письменных памятников.

Из рунического алфавита в древнешведскую графику вошел знак þ, обозначавший интердентальный щелевой, (например, в словах þing "тинг, вещь", riþa "ехать"). Около 1375 г. он был заменен написаниями th и dh: thing, ridha. Сочетание gh обозначало щелевой звук, например, в øgha "глаз", lagh "закон". Долгота звука часто передается удвоением буквы (например, naal "игла"), но согласный на конце слова не удваивается (ср., например, fal "падение" и falla "падать") в противоположность нынешнему написанию (fall).

По сравнению с руническим шведским языком в классическом древнешведском языке произошли, между прочим, следующие изменения:

1. Произошло стяжение дифтонгов; е перешло в æ, например, vægher "дорога" (др.-исл. vegr), læsa "читать" (др.-исл. lesa); ia во многих случаях перешло в iæ, iu в у, например, hiærta "сердце" (др.-исл. hiarta), bryta "ломать" (др.-исл. brióta); произошло преломление y > iu, например, в siunga "петь" (др.-исл. syngva).

2. Между согласным и r появляется вставной гласный, например, vægher (др.-исл. vegr); появляются также вставные согласные d, b, p, например, aldra "всех" (род. п. от allir), andrir "другие" (мн. ч. от annan), himblar "небеса" (мн. ч. от himil), hambrar "молоты" (мн. ч. от hamar), nampn "имя" (ср. глагол namna "называть").

3. Палатализованное - r (рунич. R) отпадает (особенность диалектов Гётланда), чаще всего после а, например, hæsta "лошади" (в других диалектах hæstar), han kasta "он бросает", реже – после i или u, например, goþi(r) "добрые", vi "мы", syndi(r) "грехи", dømi(r) "судит", gatu(r) "улицы" и т. д.

От современного ему исландского языка древнешведский отличается, кроме того, следующими чертами: в древнешведском языке мы часто имеем iu в тех случаях, когда в исландском стоит io, например, skiuta "стрелять", lius "свет" (др.-исл. skióta, liós); реже проходит а-умлаут (особенно в восточных областях): brut "перелом", kul "уголь", stukker "ствол, бревно" и т. п. (др.-исл. brot, kol, stokkr); в настоящем времени сильных глаголов умлаут отсутствует: skiuter "стреляет" (др.-исл. skýtr); в ряде случаев происходит устранение u-умлаута под влиянием аналогии: land "страна", мн. ч. land, дат. п. мн. ч. landum (др.-исл. land, lönd, löndum).

Существительные древнешведского языка делятся по роду на три группы (мужской, женский и средний род), отличающиеся разным склонением как самого существительного, так и сопровождающих его определений (foter "нога" – han "он", hand "рука" – hon "она", skip "корабль" – þæt "оно"). Существительные и прилагательные имеют формы четырех падежей (именительного, родительного, дательного и винительного), например, им. п. ед. ч. staver "палка", bok "книга", barn "ребенок", род. п. stafs, boka(r), barns, дат. п. stavi, bok, barni, вин. п. star, bok, barn; им. п. мн. ч. stava(r), bøker, barn, род. п. stava, boka, barna, дат. п. stavum, bokum, barnum, вин. п. stava, bøker, barn. Определенная форма существительных образуется присоединением склоняемого местоимения: stafrin "эта палка", bokin "эта книга", barnit "этот ребенок"; род. п. stafsins, bokinna(r), barnsins и т. д. От исландского языка отличаются две формы: 1) род. п. ед. ч. ж. р., например, др.-исл. handarinnar "этой руки" – др.-швед. handinna(r) и 2) дат. п. мн. ч., например, др.-исл. fótunum "ногам" – др.-швед. fotumin.

У глаголов слабого спряжения и в настоящем времени глаголов сильного спряжения все три лица единственного числа совпали в одной форме, например, iak (þu, han) skiuter "я стреляю" и т. д. Однако в прошедшем времени сильных глаголов 2 л. ед. ч. еще сохраняет особую форму: iak (han) skøt "я (он) стрелял", но þu skøst "ты стрелял". Во множественном числе формы трех лиц различаются во всем спряжении: vi skiutum "мы стреляем", I skiutin "вы стреляете", þeskiuta "они стреляют".

Синтаксис сохраняет ряд архаических черт даже в сравнении с исландской прозой. Преобладает сочинительная, паратактическая связь предложений; придаточные предложения встречаются редко, причем только некоторых, более элементарных типов. Обычны бессоюзные придаточные предложения, отличающиеся от главных только порядком слов.

Источник:

Вессен. Скандинавские языки