Литература

Источник: Л. А. ЕЛЬНИЦКИЙ. ЗНАНИЯ ДРЕВНИХ О СЕВЕРНЫХ СТРАНАХ

СКИФСКИЙ СЕВЕР В СОЧИНЕНИЯХ ПОМПОНИЯ МЕЛЫ И ПЛИНИЯ

Историко-географические труды, возникшие в Риме в эпоху республики под пером Катона, Варрона и Корнелия Непота, до нас не дошли, а от географических экскурсов "Историй" Саллюстия сохранились лишь сравнительно немногочисленные отрывки. Поэтому очень трудно высказать какое-либо суждение о предшественниках Помпония Мелы и Плиния в латинской географической литературе. Но насколько можно судить по трудам этих последних, географическая наука развивалась в Риме хотя и всецело на основе греческой географии, однако воспринимала греческое наследство своеобразно и далеко не полностью.

Если описательная часть "Географии" Страбона и построена по принципу перипла в угоду традиции, сложившейся еще в ионийскую эпоху, то Страбон все же ни на минуту не забывает о том, что его "География" – это география земного шара. Что же касается Помпония Мелы, а в значительной степени и Плиния, то несмотря на вводные заявления или на отдельные замечания, разбросанные в "Хорографии" и в "Естественной истории", их землеописания – это, как и у ионийцев, география земного диска или, точнее, того, что римляне называли "кругом земель" (orbis terrarum).

Если и согласиться с тем, что географические сочинения Мелы и Плиния основывались преимущественно на латинских источниках, – мнение, которое, однако, не так легко было бы обосновать ввиду недостаточности прямых данных, с одной стороны, и многочисленных следов использования греческой литературы, с другой, – пришлось бы принять, что эти латинские источники представляли собой компиляции греческих периплов и землеописаний, возникших, вероятно, в большинстве случаев в эллинистическую эпоху, но содержавших данные, восходящие к древнеионийской науке.

"Хорография" Помпония Мелы была составлена не позже 43 г. н. э., что явствует из содержащегося в ней указания на предстоящий триумф императора Клавдия в связи с Британской экспедицией (II, 96). Она является не только наиболее ранним чисто географическим сочинением, сохранившимся в латинской литературе, но и отличается при всей ее компактности всеобъемлющим характером. В этом смысле она могла бы быть сопоставлена лишь с "Географией" Страбона, от которой разнится не только объемом и отсутствием интереса к математической и астрономической географии, но также и тем, что Мела не ставит перед собой утилитарной цели. Его сочинение не могло служить для практических надобностей полководца или торговца ввиду отсутствия в нем путевых подробностей и указаний на разделяющие те или другие пункты расстояния. "Хорография" Мелы могла служить поучительным и занимательным чтением, удовлетворяя лишь наиболее общим и отвлеченным географическим интересам. И в этом смысле отсутствие у Мелы внимания к теоретической географии представляется чрезвычайно характерной чертой; оно свидетельствует не об индивидуальных склонностях автора "Хорографии", а о принципиальном отрицании значения теории, которое в качестве реакции на контроверзы и практические затруднения, стоявшие перед александрийской математической географией, давало себя достаточно остро чувствовать уже и в рамках греческой науки в трудах Полибия, Посидония, Диодора. Что же касается римской литературы, то ей ввиду слабого развития математических знаний отсутствие интереса к теоретическим вопросам и математическим расчетам свойственно в еще большей степени.

Характер изложения, да и сам материал, наполняющий "Хорографию", равно как и большей частью далеко не случайные ошибки Мелы, убеждают во множественности и разнообразии его источников. В их числе был перипл, содержавший описание средиземноморского берега, типа перипла Пс. Скилака и землеописание, располагавшее данными, восходящими к "Землеописанию" Гекатея, однако переделанное и дополненное на основании приобретений греческой науки после Эратосфена. Помимо того, текст "Хорографии" изобличает во многих случаях пользование ее автором картой, однако не греческой картой типа карты Гекатея или Дамаста, а римской картой-дорожником – образцом нового типа географической литературы, возникновение которого обязано всецело потребностям римской военной администрации.

Возникновение подобных карт относится к последним временам республики и связано с римской экспансией на западе и востоке; плодом же этой картографии следует считать знаменитую карту мира (orbis pictus) Випсания Агриппы, начертанную после его смерти в качестве фриза на портике Випсания в Риме по распоряжению Августа¹.

Карту Агриппы следует предполагать и в более доступном для обозрения и пользования виде, – на таблицах, подобных таблицам известной Tabula Peutingeriana или Itiuerarium Antonioni, ближайшим оригиналом-источником которых и являлась, несомненно, карта Агриппы. Судить о ней, помимо прямых ссылок Плиния или косвенных следов пользования ею у Плиния. и Мелы, позволяют еще такие документы, вышедшие из-под пера римских чиновников, как Divisio orbis terrarum и Dimensuratio provinciarum, составленные, как это явствует из сопоставления их данных с соответствующими данными Плиния, по карте Агриппы².

Об использовании Мелой карты Агриппы или какой-либо другой подобной ей карты свидетельствует обозначение Мелой некоторых горных хребтов по племенным наименованиям, очевидно надписанным близ графического изображения этих гор (I, 109). Таковы горы Амазонские и Кораксийские на Кавказе.

Некоторые пассажи свидетельствуют о том, что описание производилось с картой перед глазами, как, например (I, 110), при описании кавказского побережья Черного моря, когда город Кикнос оговаривается как находящийся у "берегового изгиба" и т. п. Всего же убедительней, быть может, является описание Рипейских гор – сначала в Европе (I, 109), а потом в Азии (II, I), потому, несомненно, что на карте их изображение, как об этом свидетельствует Плиний в отношении карты Агриппы³, было распространено также и на северную часть Азии.

Мела, точнее – его хорографический источник, хотя и не без некоторого противоречия, принимает развитую во II столетии до н. э. грамматиком Кратесом Маллотским теорию экваториального океана, соответственно которой вся тропическая зона земной поверхности была покрыта водой океана, отделявшего северную, умеренную зону от южной и жителей северного полушария от антиподов⁴. Мела также делит мир на две полусферы (I, 9 сл.), о которых он в дальнейшем описании не упоминает. Лишь говоря о Тапробане (Цейлоне), известном уже и Эратосфену⁵, и ссылаясь на Гиппарха, Мела высказывает предположение о том, что Тапробан, быть может, и не остров, а оконечность южного материка (III, 153), частично, однако, расположенного в северном полушарии. В этом мнении соединились, вероятней всего, представления Кратеса об экваториальном океане с более древними подозрениями о существовании на юго-востоке материка, соединяющего Индию с Африкой и обнимающего Эритрейское море (см. выше).

Общее представление об обитаемой Земле у Мелы построено на данных Эратосфена. Средиземное море, Танаис и Нил делят сушу на три материка, описание которых он и дает, следуя первоначально по их внутреннему, а затем по их внешнему океаническому контуру. Суша, по его мнению, омывается со всех сторон океаном (III, 44 сл.), в доказательство чего, помимо ссылки на ионийских географов и на Гомера, Мела приводит рассказ, заимствованный из Корнелия Непота, на которого он в этом случае прямо ссылается, о том, что Квинту Метеллу Целеру в бытность его проконсулом Галлии (в 62 г. до н. э.) царь племени ботов (у Плиния⁶, приводящего этот же рассказ, вместо ближе неизвестных ботов фигурируют свевы) подарил несколько индийцев, сообщивших ему, что они занесены были бурей из Индийского моря к берегам Северной Европы. В этом рассказе не без некоторого основания усматривают наиболее древний факт, подтверждаемый случаями, зафиксированными в средние века и в новое время, заплыва в европейские воды эскимосов от берегов Гренландии.

О берегах и островах Северного океана, западную часть которого Мела называет Британским океаном, он знает, однако, гораздо больше своих предшественников, будучи, очевидно, в курсе наблюдений и открытий, произведенных во время операций Германика с флотом в районе озера Флево (Зюдерзее) и у северных Геракловых столпов (Гельголанд), о чем подробно сообщает Тацит⁷. Предприятия Клавдия в Британии также, вероятно, помогли расширению географического кругозора римлян. Во всяком случае Мела, помимо описаний Британии и Иерны (Юверны), называет острова Оркады (Оркнейские острова), Эмоды (Гебридские острова), а также о. Скандинавию (III, 54) в Кодацском заливе (Северное море). Все названные наименования известны также и Плинию⁸. Еще далее на восток по североевропейскому побережью Мела знает р. Вистулу (Вислу) в качестве западной границы Сарматии (III, 33). Оба эти наименования могли быть им скорее всего заимствованы с карты Агриппы, данные которой повторяет и Плиний⁹ и другие позднейшие источники, воспроизводящие римское административно-географическое деление.

У северных границ Азии, а может быть, и по всему северо-востоку Европы, Мела поселяет скифские племена, известные ему под общим именем бельков (III, 36), о которых он упоминает также в связи с определением положения о. Туле, лежащего против побережья бельков (III, 119). В этом имени, так же как в наименовании о. Балции, или Басилеи¹⁰, позволительно, быть может, угадывать отголосок имени позднейшей Балтики.

Северное побережье Азии образует Скифский полуостров, частично пустынный вследствие его недоступности, частично же заселенный дикими племенами, из которых Мела называет скифов-андрофагов и саков. В их соседстве обитают лишь дикие звери. В качестве наиболее удаленного к востоку пункта Мела называет спускающийся к побережью Восточного океана горный хребет Табис, известный еще и Плинию и, видимо, заимствованный обоими авторами из одного и того же источника. Мела представляет его как крайнюю оконечность Тавра, пересекающего, по учению Эратосфена и его последователей, азиатский материк с запада на восток. Ввиду этого имя Табис должно быть сопоставлено с наименованием Тапурийских гор у Птолемея¹¹, отождествляемых с западными отрогами Тянь-Шаня.

У азиатской части Рипейских гор, на самом севере Азии, Мела помещает гипербореев (III, 36). Подобная их локализация станет понятней, может быть, после того, как представишь себе, что при переделке древнеионийской карты, изображавшей Каспийское море в виде замкнутого бассейна, некоторые обозначения должны были сместиться, когда оно приняло вид океанского залива. Так, вероятно, случилось и с гипербореями у Мелы, которые переместились к востоку и очутились по ту сторону залива Скифского океана. Описание же гипербореев Мела производит в чертах, близких к Геродоту, но, исходя из неких параллельных данных, подновленных в эллинистическое время на основании знакомства с северными странами.

Более поздняя, нежели у Геродота, стадия развития легенды о гиперборейских дарах делосскому Аполлону, представленная у Мелы, свидетельствуется тем, что о пересылке даров повествуется в прошедшем времени, как об обычае, прекратившемся и оскверненном народами, жившими к югу от гипербореев и служившими передатчиками даров. Однако чрезвычайная отчетливость идей Золотого века, в которые окрашена легенда о гипербореях, пересказанная Мелой, и ее явная связь с каким-то древним центром культа Аполлона (судя по намекам на ритуальные самоубийства, засвидетельствованные на о. Левкаде¹² и использованные легендой для характеристики счастливой смерти гипербореев) изобличает в ней древнеионийскую основу.

Каспийское море, представленное в качестве узкого залива океана, расширяющегося в глубину (III, 38), разделяется Мелой, а также и Плинием¹³ еще на три залива: Гирканский, Скифский и Каспийский (у Плиния, ссылающегося при этом на М. Варрона как на источник, – Скифский, Албанский и Каспийский). Разделение Каспийского моря на заливы, имеющие свои особые названия и вызывающие представление как бы об отдельных морях, восходит к Аристотелю¹⁴; промежуточные стадии развития этого представления неизвестны. Однако можно думать, что оно развивалось не без влияния картографии в том смысле, что названия заливов возникали из обозначенных у их берегов наименований племен.

Диафеса (перечисление) племен, живших вокруг Каспийского моря, прочитана Мелой, несомненно, на карте, иначе трудна было бы объяснить соседство албанов, мосхов и гирканов, понятное лишь при аберрациях, вызываемых размещением наименований на карте типа Tabula Peutingeriana. Этим и единственно этим можно объяснить то, что реки Кир и Камбис (Кура и Иора) оказываются текущими через земли не только иберов, но и гирканов (III, 41). В результате этой же самой аберрации реки Кир и Камбис у Птолемея, также читавшего с карты, оказываются в Мидии¹⁵.

У Мелы находим мы впервые упоминание об острове Талга (Талка Птолемея)¹⁶, а также о Скифских островах на Каспийском море, находящихся в одноименном заливе. Сообщения Аминты у Элиана¹⁷ о безыменных островах на Каспийском море позволяют как будто отнести происхождение известий о каспийских островах ко времени Александра Македонского, однако подчеркнуто культовый характер сведений Мелы об о. Талга заставляет связывать эту традицию с рассказами Страбона об анариаках и с его же, основанными на сообщениях Теофана Митиленского, рассказами об албанских божествах и их культах¹⁸.

Кавказские горы, для частей которых Мела знает много названий, явно возникших из наименований племен (Мосхий-ские, Амазонские, Кораксийские и т. д. горы), прочитанных вокруг изображения Кавказа на карте, представляются как бы частью Рипейских гор; точнее – последние представляют собой продолжение Кавказа к северу (I, 109). Эти горы имеют весьма существенное значение при локализации различных: европейских и азиатских племен, явно связанных либо с положением самих гор, либо с изображением стекающих с них рек на карте.

Диафеса скифских племен у Мелы мало чем отличается от таковой Геродота или Пс. Скилака. Она основана на параллельном древнеионийском источнике и помогает поэтому разрешить некоторые возникающие при чтении Геродота недоумения и противоречия. Отличает ее от диафесы Геродота преимущественно лишь изобилие восточночерноморской топонимики, у последнего почти отсутствующей: некоторые не известные ни из Геродота, ни из других более древних источников местные и племенные наименования, в особенности же их локализация, производившаяся явно в результате консультации с картой-дорожником. Так, исседонов (эсседонов) у р. Танаиса, занимающих территорию вплоть до Меотиды, Мела мог обнаружить скорее всего именно на карте, на которой близ русла Танаиса, отождествленного с Яксартом, были помещены исседоны, оказавшиеся к тому же из-за недостатка места неподалеку и от Меотиды. Аримаспы, упомянутые Мелой наряду с исседонами, также оказываются недалеко от Кавказа, что и не удивительно, принимая во внимание, что на использованной Мелой карте Кавказ соединяется с Рипеями, близ которых локализует аримаспов и древняя легенда.

В Крыму Мела называет сатархов (II, 4 – сатархеев, известных ранее лишь из отрывка Домития Каллистрата у Ст. Византийского s. v. Τάφραι да из неаполисской надписи¹⁹), подставляя их явно на место тафриев Страбона и "слепых" Геродота. Следует поэтому предполагать, что имя сатархеев и в этой форме, а не только как тафрии или тафры, могло быть достоянием традиции, и при этом не только эллинистической, но и более древней, подобно тому, как Гекатею известно было меотийское племя дандариев (фр. 161), в этой же самой форме засвидетельствованное также и боспорской эпиграфикой²⁰. Существование этой древней традиции подтверждается, несомненно, еще и тем, что у Мелы имя сатархов облечено легендой, связанной с идеями Золотого века. Сатархи не знакомы с металлами и принадлежат, таким образом, к числу "справедливых" народов. Но, кроме того, Мела придает представлению о сатархах и некоторые любопытные локально-этнографические черты: они живут в пещерах, параллелью чему может служить Плиниево наименование племени сатархеев-спалеев²¹, а также археологические указания на соответствующую древность пещерных городов Крыма.

Гидрография европейской Скифии у Мелы подобна во всем Геродотовой, отличаясь от нее наличием реки Асиака и одноименного племени к западу от Гипаниса – Буга. Эта река, указанная также Плинием²², Птолемеем именуется Аксиаком²³. Племя асиаков должно быть, вероятней всего, отождествлено с исиаками Арриана²⁴, локализующимися у Тилигульского лимана; с ним (или с одной из впадающих в него речек) следует отождествить и р. Асиак, для которой, таким образом, тоже можно предполагать древнюю традицию, тем более что аснаки также принадлежат к числу "справедливых" народов (II, 11). Этой традицией Птолемей воспользовался независимо от Мелы и Плиния.

Геродотову Гилею Мела характеризует как местность, покрытую большим и высоким лесом, что могло бы быть принято лишь как некоторое преувеличение сообщаемых Геродотом сведений²⁵, если бы Плиний не назвал имени племени гилеев²⁶, для которых он знает греческое имя энойкадиев, живущих на берегу "Гилейского" моря²⁷. В связи с этим восходящую к древнеионийским источникам традицию о приднепровской Гилее приходится рассматривать как рассказ, возникший в порядке этимологизации племенного имени гилеев.

Кроме того, Мела знает р. Бук (II, 2), известную также Плинию²⁸, называющему, помимо нее, этим именем также и Сиваш, и Птолемею²⁹, на основании координат которого эта река может быть отождествлена с р. Ногайкой или р. Молочные воды, – одной из небольших речек, впадающих с запада в Азовское море.

Танаис Мела заставляет брать начало в Рипейских горах, что соответствует ионийской легендарной традиции в ее чистом виде, характеризуя его притом как реку с необычайно быстрым течением (I, 115). Это обстоятельство позволяет подозревать, что описание Мелы первоначально относилось во всяком случае не к Дону, скорее к Фасису, вернее же всего – к Араксу.

Весьма любопытные сведения сообщает Мела о савроматах. Прежде всего он придает им эпитет "гамаксобии" (II, 2), засвидетельствованный также как самостоятельное племенное наименование³⁰, но представляющийся, однако, в отрыве от реального племенного имени чисто литературной конструкцией. Впрочем, имя савроматов у Мелы является собирательным и распространяющимся также на меотов, к которым он прилагает эпитет "женоуправляемые", другими авторами связываемый с именем самих савроматов³¹. Мела ставит их на место савроматов еще и указанием на то, что они-де занимают владения амазонок (I, 116).

Затем к савроматам причисляются также будины, занимающие город Гелоний, по Геродоту – местопребывание одноименного племени, являющегося лишь северным соседом савроматов. За этим сопоставлением Мелы будинов-гелонов с савроматами также приходится усматривать параллельную Геродоту древнюю традицию, которая, вероятно, даже была небезызвестна Геродоту, но им в какой-то степени отвергалась, впрочем, не без противоречий. Несмотря на то что он считает гелонов племенем эллинского происхождения, в одной из скифских генеалогий Гелон фигурирует у него вместе со Скифом и Агафирсом, в то время как, по его собственной версии, вместо Гелона должен был бы быть назван Будин, а, принимая во внимание версию, переданную Мелой, вероятней всего именно Савромат.

Сверх всего этого сопоставление имени савроматов (сармат) и гелонов объясняет нам и тот факт, что в латинской поэзии позднереспубликанского времени имя гелонов употребляется в качестве синонима имени сармат и скифов³². Это значит во всяком случае, что версия, принятая Мелой, была и до него широко известна в латинской географической литературе и заимствована им скорее всего у Варрона или Корнелия Непота.

Мела широко использует легендарную этнографию и прочно связанный со скифами мифологический материал. Его характеристика племени аремфеев (I, 117), отождествляемых с агриппеями Геродота, как людей справедливых, не носящих волос на головах, почитающихся священными и обеспечивающими неприкосновенность всем прибегающим к их защите, не оставляет сомнения в культовом происхождении этой характеристики, тем более что, как было показано выше, племя это самим своим именем связано с культом женского божества плодородия.

Весьма небезынтересно то, что с херсонесско-таврской богиней Девой, которую он называет Дианой, Мелой связывается та же легенда о ее пещерном, хтоническом культе, которую Геродот рассказывает о скифской Ехндне, а Страбон о боспорской Афродите Апатуре. Перед нами, стало быть, или варианты одной и той же легенды, или, что еще более вероятно, сходные легенды, относящиеся к племенным божествам плодородия, пользующимся одинаковым культом.

Ионийские данные об обычаях скифских племен Мела пере-сказывает совершенно сходно с Геродотом, если не считать того, что обычай сдирания кожи с убитых врагов и употребления этой кожи в качестве украшения (скальпов) и предметов обихода (утиральников) у Геродота, относящийся к скифам вообще, Мела относит к гелонам, что опять-таки подтверждает высказанные выше соображения об известной синонимичности имени гелонов и скифов (савроматов).

При всей стройности изложения Мелы, отличающего его в этом отношении, например, от Страбона или от Плиния, механически контаминировавших различные и нередко противоречивые источники, в тексте его заметны следы пользования, помимо хорографии и перипла, основанных преимущественно на ионийских данных, и помимо карты дорожника, служившей ему преимущественно для наглядности и для локализации тех или иных имен, также и некоего позднего литературного источника. Из него им были почерпнуты сведения о Сарматии, как ее представляла себе римская военная администрация, с западной границей по Висле и Дунаю. На основании этого же источника, которым могли бы быть "Комментарии" к карте Агриппы, – о их существовании упоминает Плиний в указанном выше месте, – Мела сообщает о сарматах (III, 37 сл.) приблизительно тс же сведения, которые он до того относил к икса-матам, т. е. к тем же савроматам, поскольку он помещает икса-матов среди меотийских племен (I, 114). И в том и в другом месте он повторяет рассказ о сарматских девушках, обязанных до замужества убить хотя бы одного врага³³.

Плиний, как в этом уже не однажды можно было убедиться, имеет много точек соприкосновения с Мелой. Некоторые наименования, например греческий город Кихн (или Кигн) на кавказском берегу, не засвидетельствованный другими древними авторами, но тем не менее представляющий собой, видимо, достаточно древнее наименование, наподобие Тиндариде (Диоскуриаде) и Киркею, упомянутым Плинием для той же местности³⁴, известен лишь из Плиния и Мелы, а у других авторов, вероятно, фигурирует под другим именем, как об этом позволяет судить пример Тиндариды-Диоскуриады, из чего следует, что Мела и Плиний пользовались, по крайней мере в некоторых случаях, одними и теми же источниками. Это может быть установлено с точностью в отношении Корнелия Непота, на которого оба автора прямо ссылаются, и с достаточными основаниями предположено в отношении Варрона. Кроме того, имеется несколько случаев текстуальных совпадений между Мелой и Плинием, как, например, при передаче легенды о гипербореях³⁵, свидетельствующих о том, что Мела служил источником Плиния.

Прямое использование Плинием Мелы не исключало, однако, критического к нему отношения. Так, в указанном выше месте Плиний уличает Мелу, не называя при этом его по имени, в невежестве: он оспаривает высказанное Мелой на основании данных, восходящих к Эратосфену, мнение о том, что Солнце у Северного полюса восходит один раз в год – в день весеннего равноденствия и заходит в день осеннего равноденствия. По этому мнению Солнце у полюса скрывается лишь на один день, длящийся, правда, полгода. По мнению же Плиния, заимствованному из неизвестного источника, днем восхода Солнца является день летнего солнцестояния, а днем захода – день зимнего солнцестояния³⁶.

Характерной чертой изложения Плиния следует считать его стремление к энциклопедизму. В своих географических описаниях Плиний старался охватить весь материал – и древний и новый, при этом без особенной заботы о его согласовании. Повествование Плиния вследствие этого содержит повторения и противоречия, тем более ценные, как показано ниже, что они позволяют судить не только о разнообразии источников Плиния, но и о некоторых историко-географических фактах, установить которые без такого истолкования разноречивых данных было бы несравненно труднее. Наряду с хорографией, послужившей источником также и для Мелы, наряду с Корнелием Непотом и в особенности М. Варроном, из которого он заимствовал свои многочисленные цифровые данные, восходящие в конечном счете к Эратосфену, Плиний пользовался широко и картой Агриппы,, о ссылках его на которую выше уже была речь.

Кроме всего этого, в распоряжении Плиния были военные дорожники, составлявшиеся римскими штабными офицерами для нужд действующих армий и содержавшие приблизительно те же практические сведения, какие Страбон черпал из записок Теофана Митиленского. У Плиния есть несколько ссылок на подобные источники; в частности, относительно Кавказа он ссылается на спутников Корбулона, составленные ими ситуационные карты и на какие-то еще более поздние данные, относящиеся, вероятно, ко времени Веспасиана, на основании которых он поправляет Корбулона³⁷. Плиний пользовался также историческими трудами своих современников (он ссылается, например, на историю императора Клавдия, из которой заимствовал сообщение о Патрокле³⁸, а также и устными сообщениями некоторых сведущих людей. Так, например, сообщение о прикаспийском племени талов (сопоставляемых с валами Птолемея)³⁹ основывает он на рассказе Митридата, бывшего боспорским царем в 41-46 гг. н. э., а затем вовлеченного в борьбу со своим братом Котисом и вынужденного бежать к савроматам⁴⁰. Будучи захвачен в плен и доставлен в Рим⁴¹, Митридат прожил там "около 20 лет и был казнен в 68 г. н. э. по распоряжению императора Гальбы⁴². В эти годы с ним и мог встречаться и получать от него сведения о кавказских народах Плиний,

Плиний, как мы видели, судя по его критике Мелы, был далеко не силен в вопросах астрономической географии, хотя он всецело стоит на позициях Эратосфена и его последователей.. Общность Мирового океана и возможность обхода по воде суши со всех сторон он пытается подкрепить фактами, указывая, например, что с северной стороны берега Европы и Азии исследованы на достаточном для подобных утверждений пространстве: римский флот при императоре Августе (5 г. до н. э.)⁴³ прошел на восток до Кимврийского Херсонеса (Ютландии) и установил, что море тянется вплоть до скифов.

Берега же Скифского океана (который Плиний, со слов Гекатея Абдерского, называет Амальхийским и сообщает тут же, будто кимвры называют его, по свидетельству одного из современников Плиния, греческого географа Филимона Моримаруса, что на их языке должно означать "Мертвое море") были обследованы военными силами македонян при Селевке Никаторе (Плиний имеет в виду, очевидно, плавание Патрокла по Каспийскому морю). В связи с этим Плиний полемизирует с Аристотелем и его последователями, доказывавшими, что избыток влажности в атмосфере⁴⁴ в высоких широтах порождает те явления, которые Питей называл смешением всех стихий, делавшие невозможным плавание севернее острова Туле.

Плиний уделяет весьма большое внимание физической географии Вселенной, в частности орографии, не упуская случая упомянуть находящиеся в описываемых им странах горы и указать их известные ему наименования. В особенности детально описывает он малоазийский Тавр, тянущийся через всю Азию с запада на восток, отступающий местами к северу и достигающий, таким образом, Рипейских гор⁴⁵. Плиний приводит более двадцати названий отдельных его частей, начиная от берегов Восточного океана и до берегов Киликии. При этом он включает в Тавр и Кавказ, для отдельных частей которого он также знает много различных наименований. В, своих зоологических, ботанических й минералогических экскурсах Плиний касается и вопросов географии, в том числе географии северных стран.

Мы находим у Плиния весьма многое из того, что содержалось в соответствующих сочинениях Аристотеля, Теофраста и их последователей. Немало собрано у него и так называемых "чудесных рассказов" (Θαυμάσια), в которых присутствуют черты мифической, а подчас и реальной этнографии различных варварских народов.

Географии северных стран посвящены значительные части IV и VI книг "Естественной истории" Плиния. Юго-западную границу Скифии, или Сарматии⁴⁶, Плиний, подобно Помпонию Меле, проводит по нижнему Дунаю, указывая при этом, что имя скифов повсеместно переходит в имена сармат и германцев и что-де древние скифские наименования сохранились лишь за племенами, живущими в отдаленных местностях и благодаря этому избежавших ассимиляции. Пользуясь тем же, что и Мела» источником, Плиний называет в числе савроматов (отождествляемых им с сарматами) гамаксобиев – имя, которое он прилагает в качестве эпитета к аорсам, что позволяет причислить и это племя к числу племен, отпочковавшихся от савроматов, в дополнение к тем, о которых сообщает Мела. Плиний упоминает о троглодитах, или пещерных скифах, рабского происхождения; нет сомнения, что он имеет в виду сатархов, в этой связи не называемых им, однако, по имени, но отождествляемых, несомненно, по указанному признаку с Геродотовыми "слепыми".

Далее Плиний упоминает об известных уже из Страбона, но опущенных Мелой, роксоланах и аланах; первое упоминание о них в античной литературе⁴⁷ связывается с кавказским походом Помпея во времена Домициана и его ближайших преемников, уже совершавших набеги сначала на закавказские страны, а в последующее время также и на Каппадокию⁴⁸.

Язиги-сарматы, локализованные Страбоном к востоку от Днепра, у Плиния занимают придунайские области, вплоть до Геркинского хребта (Шварцвальда) и Карнунта, оттеснив даков к р. Патиссу (Тиссе).

Описание черноморского побережья от Дуная до Крыма Плиний производит путем контаминации хорографических данных, совпадающих с данными Помпония Мелы, а также на основании карты Агриппы, на которую он пряма ссылается⁴⁹. Однако в его распоряжении находился также некий эллинистический перипл, содержавший сведения, восходящие к эпохе Александра

Македонского, из которого он почерпнул отдельные детали. В частности, он помещает к востоку от р. Пантикапа р. Акесин, в которой трудно видеть что-либо, кроме переименованного на индийский образец Танаиса, после того как это имя было приложено спутниками Александра к отождествлявшемуся с Танаисом Яксарту⁵⁰, что прямо свидетельствуется Стефаном Византийским со ссылкой на Никанора.

Далее Плиний полемизирует с теми авторами, которые хотят видеть р. Гипанис также в азиатской части Причерноморья, имея в виду, может быть, Александра Полигистора⁵¹ и перенося в связи с этим соединенную с именем Гипаниса топонимику на запад, к Днепру. Так как он при этом консультировался с какой-то картой, то к востоку от Днепра, туда, где Страбон (VII, 3, 6), а за ним позднее и Птолемей⁵² помещают р. Гипанис, переместилась Ахейская гавань, которую под именем Старой Ахеи локализует на северокавказском побережье перипл Арриана⁵³. Подобного же происхождения скифы-сарды и сираки, помещаемые Плинием над Ахилловым бегом. В первом из этих имен, другими авторами не засвидетельствованном, по конъектуре А. Бека⁵⁴ следует видеть синдов, сираков же, вместе с аорсами, локализует близ Меотиды Страбон (XI, 2, 1).

К числу наименований, перенесенных вслед за Гипанисом из азиатской Скифии в Приднепровье, необходимо присоединить авхетов, во владениях которых берет начало Гипанис⁵⁵. Это имя, известное из Геродота в качестве одного из древнейших скифских племенных наименований, фигурирующих в легенде о происхождении скифов⁵⁶, относится скорее всего вместе с некоторыми другими сопутствующими этой легенде именами к среднеазиатской Скифии и испытало, быть может, два перемещения: по отождествлении Яксарта с Танаисом оно попало на некоторых картах первоначально в область Кавказа, а оттуда вместе с Гипанисом было перенесено в Приднепровье. К вопросу о локализации имени авхетов нам еще придется вернуться несколько ниже.

Для описания Крыма и берегов Меотиды Плинием привлечены были в качестве источников римские военно-административные данные, добытые в связи с экспедицией Дидия Галла на Боспор при Клавдии, а также, вероятно, и более поздние сведения, полученные в период оккупации западной части Крыма при Нероне. На основании этих данных Плиний сообщает о двадцати трех племенных (родовых?) общинах во внутреннем Крыму и о шести городах, называемых им по имени, которые звучат так же, как племенные наименования, не известные из других источников. Из их числа лишь имя Харакены может быть отождествлено с наименованием таврско-римской крепости Харакс, названной Птолемеем⁵⁷ и локализуемой на мысу Ай-Тодор, да в имени Стактатары позволительно усматривать сходство с Сатархой Птолемея (III, 6, 5), локализуемой у Сиваша.

Город Херсонес назван Плинием дважды в одном и том же параграфе (IV, 85): сначала как Новый Херсонес – наименование это может быть противопоставлено Страбонову "древнему Херсонесу" (VII, 4, 2) – имени, связанному с остатками эллинистических вилл на Гераклейском полуострове, подвергшихся, видимо, разрушению в эпоху Митридатовых войн и лежавших во времена, близкие к началу н. э., в развалинах, а затем как Гераклея-Херсонес – община, получившая элейферию при римлянах (т. е. во времена Августа, судя по нумизматическим данным). Это повторение изобличает контаминацию двух источников – одного, соответствующего тексту Страбона, другого – более позднего, относящегося уже ко времени империи и имеющего скорее всего официальное происхождение. Из него же, видимо, заимствованы сведения о городах и племенах внутреннего Крыма, приведенные выше, а также и сообщение о том, что в Крыму были раньше, кроме того, города Киты, Зефирий, Акры, Нимфей и Дия⁵⁸.

Локализация этих пунктов, за исключением Нимфея, до сих пор связана с большими затруднениями. В отношении же Нимфея, открытого и раскопанного в недавние годы на мысу Камыш-бурун, по археологическим данным вполне допустимо предположение, что пункт этот находился некоторое время на рубеже н. э. в развалинах. В соответствии с Мелой Плиний называет еще на месте современной Керчи (между Пантикапеем и Мирмекием) населенный пункт Гермисий, отсутствующий у других авторов.

Особенно запутанную картину, изобличающую пользование разновременными и разнохарактерными источниками, являет у Плиния его описание кавказского побережья Черного моря и близлежащих местностей. Неоднократное упоминание одних и тех же наименований, в разных при этом сочетаниях, убеждает в том, что Плиний контаминировал данные, происходящие из различных периплов, одни из коих производили описание побережья с юга на север, другие же в обратном направлении: в § 11-12 книги IV Плиний начинает описание черноморского побережья от р. Термодонта и доводит его через Фарнакию и Трапезунт до саннов-гениохов. Затем в том же 12 и следующем 13 параграфе движение начинается в обратном порядке: гениохи, амиревты, лазы и т. д. – до мосхов и Абсара. Наконец, в § 14 еще раз обрывок подобного же перипла – от абсилов, мимо Севастополя (Диоскуриады), до санигов и гениохов. Обрывки периплов и периэгсс мелькают еще не раз и в дальнейшем описании Кавказа.

Однако из текста Плиния явствует, в особенности если его описание сопоставить с появившимся на полстолетия позже периплом Арриана, что причина путаницы и столкновений одних, и тех же наименований заключается не только в отмеченной контаминации Плинием различных источников, но и в значительных переменах, произошедших в Западном Закавказье на рубеже н. э. Перемены, эти были вызваны процессами бурного этногенеза и экспансии гениохийских племен, имя которых распространилось на причерноморские племена Кавказа почти так же широко, как имя сармат (савроматов) на степные племена черноморского Севера.

Появление новых племенных наименований, вышедших из общей массы гениохийских племен, и их продвижение с севера на юг произошло в эпоху между Страбоном и Аррианом. Ближайшим свидетелем этих событий является, однако, именно Плиний, у которого наряду с древнейшими моссиниками, называемыми им моссинами⁵⁹, макрокефалами и бехирами⁶⁰, ,в южной части кавказского побережья фигурируют махороны, саниги, санны-гениохи, ампревты, лазы. Фтейрофаги, отождествляющиеся у более древних авторов с гелонами, Плинием названы салтиями⁶¹ – именем, из других источников не известным. Крепость Севастополь помещена между областями абсилов и санигов, за которыми к северу снова показаны гениохи. Таким образом, из диафесы Плиния передвижение гениохийских племен к югу, во времена Страбона живших к северу от Диоскуриады⁶², вырисовывается достаточно наглядно.

Наиболее крупные населенные пункты Колхиды – Диоскуриада и Питиунт – стали предметом римских интересов еще, вероятно, во времена войны Помпея с Митридатом, когда первый достиг Фасиса. При Августе близ Диоскуриады было построено укрепление Себастополис, помещаемое Плинием (по данным Агриппы) на расстоянии ста миль от Фасиса⁶³. Колхида, а следовательно и названные выше пункты, входила во времена Страбона и в последующие годы в царство Полемонов⁶⁴, лишь при Нероне, около 62 г. н. э., обращенное в римскую провинцию⁶⁵. И если Помпоний Мела помещает Диоскуриаду, являвшуюся до того центром Колхиды, в области племени гениохов⁶⁶, то Плиний, сообщает уже о том, что город, недавно столь славный, находится в запустении⁶⁷. Несколькими строками ниже он при-совокупляет к этому, что богатый город Питиунт разграблен гениохами⁶⁸ – события, о которых ровно ничего еще не знает Помпоний Мела, писавший в начале 40-х годов I столетия н. э. Таким образом, наиболее интенсивное проникновение гениохийских племен в Колхиду и в области к югу от нее падает на 50-е и 60-е годы I в. н. э. и должно быть поставлено в связь со знаменитым восстанием Аникета, произошедшим в Закавказье в 69 г. н. э., в смутные времена, предшествовавшие вступлению на римский престол императора Веспасиана⁶⁹.

Гениохийские племена (к их числу должно быть отнесено также и названное Тацитом племя седохезов⁷⁰, у которых в устье р. Хоба (Ингура) укрывался Аникет от преследования Виридия Гемина, как еще раньше Митридат от преследования Помпея) противопоставили себя Риму еще в I столетии до н. э. Их экспансия, осуществлявшаяся в южном направлении, и их разбойничья морская торговля, о которой подробно сообщал Страбон (XI, 2, 12), не могли не вызвать отпора и репрессий со стороны римской провинциальной администрации, чем и следует объяснить постройку укреплений и помещение римских гарнизонов в Абсаре, Фасисе и Диоскуриаде (Себастополе)⁷¹. Хотя Колхида и черноморское побережье, расположенное к северу от нее, и не были включены при Нероне в образованную им из Полемонова царства Понтийскую провинцию, вассальное и зависимое положение населявших кавказское побережье племен и подчинение их Риму не подлежит сомнению. Об этом свидетельствует Иосиф Флавий, говорящий в "Иудейской войне" (II, 16, 4) о племенах колхов, гениохов и других причерноморцах, удерживаемых Римом в повиновении с помощью трех тысяч гоплитов и сорока военных судов.

Иосиф Флавий имеет, очевидно, в виду те помещавшиеся в Трапезунте вспомогательные войска и тот флот, о которых упоминает в связи с историей восстания Аникета также и Тацит. Воспользовавшись ослаблением римских военных сил на Кавказе, на что опять-таки специально указывает Тацит⁷², гениохи захватили и разграбили Питиунт, Диоскуриаду и Трапезунт. Следует думать, что ими не были пощажены и такие торгово-административные пункты побережья, как Фасис, Абсар, Архабий и др.

Плиний в одном месте⁷³ специально указывает на множественность гениохийских племен. Некоторые из них (абсилы, саниги – санны – гениохи) он называет сам, другие же становятся известны из более позднего и подробного источника – перипла Арриана, показывающего гениохов необычным образом рядом с макронами – племенем, известным у юго-восточного угла Черного моря в районе Трапезунта уже Гекатею Милетскому и подробно описанному Ксенофонтом⁷⁴. Более поздние писатели отождествляют макронов с саннами⁷⁵, имя которых вряд ли может быть оторвано от названных выше санигов (саннигов, илисанихов, по другим чтениям). Далее к северу по черноморскому побережью Арриан называет зидритов, лазов, апсилов, абазгов и санигов, в земле которых находится Себастополь (Диоскуриада). Еще севернее Арриан упоминает племя зилхов, чье имя должно быть сопоставлено с зигами Страбона, называемыми им в числе разбойничьих племен вместе с ахеями и гениохами⁷⁶. Существенным обстоятельством является и то, что Арриан помещает к северу от Диоскуриады р. Абаск, связанную своим наименованием с названными ранее и локализованными к югу от Диоскуриады абасгами. Он упоминает также Старую Лазику, откуда, видимо, происходят названные им между зидритами и апсилами и локализуемые в южной части восточного берега Черного моря, на новом для них месте, лазы – племя, имя которого позднее, в IV-V столетиях н. э., распространилось на всю Колхиду, именующуюся у ранее византийских писателей Лазикой.

Все названные Аррианом между Трапезунтом и Диоскуриадой племена или отсутствуют в обычной у древних авторов (вплоть до Страбона) диафесе восточночерноморских племен или фигурируют в ней применительно лишь к северному участку этого побережья. Таким образом, картина расселения вышедших из ахейско-гениохийских пределов племен, какую мы находим у Плиния и Арриана, свидетельствует о значительных географических переменах, происшедших в период времени от Страбона и до Арриана, т. е. за сто лет, и, с другой стороны, об определенном стремлении северокавказских племен к югу, точнее – к юго-восточному углу Черного моря.

Наиболее раннее свидетельство, отмечающее эту тенденцию, находим у Страбона, помещающего в указанном месте, по соседству с саннами и халдами, племя аппаитов, "ранее называвшихся керкетами"⁷⁷. Керкеты же и у Страбона и у более древних авторов локализуются между синдами и ахеями, т. е. в северовосточном углу Черного моря. Необходимо, очевидно, предположить, что во время, недалекое от Страбона, часть племени керкетов, под новым именем аппаитов, переселилась из области Северного Кавказа на пространство между Колхидой и Малой Арменией.

Керкеты тоже принадлежали к числу разбойничьих ахейско-гениохийских племен, и, может быть, поэтому границы племени гениохов могут быть раздвинуты в глубь Кавказа, вплоть да Армении, где их помещает Тацит⁷⁸. Имя гениохов звучит, однако, у этих границ и при Таците не впервые. Его угадывают в содержащемся в древнеурартских текстах племенном наименовании игани⁷⁹, оно же звучит, быть может, и в позднейшем лезгинском родовом имени Гайнухи. Следует упомянуть и о том, что Плиний отождествляет северо-западные склоны Кавказа, именуемые у него Гениохийскими горами, с Кораксийскими горами других авторов⁸⁰, чем подтверждается преемственность племенных наименований кораксов, известных авторам, опирающимся на ионийскую традицию⁸¹, и гениохов, называемых преимущественно на основании более поздних данных.

Плиниево описание закавказских стран соответствует во многих чертах тому, что в более пространном изложении содержится у Страбона. В Иберии Плиний называет три населенных пункта: Гармаст, соответствующий Гармозике Страбона, а также Неорис, не поддающийся ближайшему отождествлению и локализации, и крепость Куманию, которая по положению своему у Кавказских ворот (Дарьяльского прохода) должна соответствовать СтрабоновымСвесаморам⁸². Замечание Плиния о том, что укрепление Кумания построено близ Кавказских ворот с тем, чтобы препятствовать проходу через них бесчисленных племен, следует связать с теми упомянутыми выше свидетельствами, которые сообщают о бурном расселении сарматских и аланских племен в степях к северу от Кавказа на рубеже н. э. и о стремлении их, в особенности же последних, в области Закавказья.

Описывая Кавказские ворота, Плиний полемизирует с авторами, называющими эти ворота Каспийскими (наименование, прилагавшееся к горному проходу близ мидийских Раг, а также к Дербентскому проходу с Северного Кавказа в Закавказье). Плиний указывает, что их именовал ошибочно также и Корбулон, ибо это наименование (Каспийские вместо Кавказские) стоит на тех топографических картах Кавказа, какими он пользовался во время парфянской войны (VI, 40). Плиний не знает другой возможности прохода в Закавказье с севера, кроме Кавказских ворот (Дарьяльского прохода), и это убеждает, что существование Дербентского прохода оставалось ему не известным. Дербентский проход отчетливо отличает от других кавказских проходов Птолемей, называющий его Албанскими воротами⁸³.

Однако, настаивая на различии вышеназванных наименований, Плиний прилагает к Кавказским воротам те сведения, которые известны были ему о воротах Каспийских; таковы его сообщения о железных заграждениях Кавказских ворот⁸⁴, равно как и то его замечание, что ворота разделяют две части света – представление, связанное с Каспийскими воротами, рассматривавшимися Эратосфеном в качестве границы между северной и южной Азией⁸⁵. Так же как и у Мелы, Кавказ у Плиния связан с Рипейскими горами⁸⁶ и группирует вокруг себя "рипейскую" топонимику. Владения эсседонов (исседонов), живущих по вершинам гор, простираются до колхов⁸⁷, т. е. до тех мест, откуда "Кавказ поворачивает к Рипейским горам "⁸⁸.

В характеристике азиатского Боспора и Северного Кавказа у Плиния присутствуют и могут быть выделены данные, полученные скорее всего в результате экспедиции Дидия Галла. Плиний знает совершенно оригинальное название для Темрюкского залива – Корет⁸⁹, в который он заставляет впадать р. Гипанис (Кубань) своим естественным устьем. Искусственным же устьем, о котором сообщает также Страбон (XI, 2, 11), как о древнем и лишь царем Фарнаком расчищенном устье р. Кубани, выводившим ее в Черное море, Плиний связывает Кубань ошибочно с заливом Бук (Сивашем). Делает он это потому, что у него, как и у многих других древних авторов, представления о Гипанисе-Кубани смешиваются с представлениями о Гипанисе-Буге (см. выше).

Для боспорской периферии, и в особенности для областей Северного Кавказа, Плиний называет большое количество местных и племенных наименований, зафиксированных впервые, быть может, тогда, когда римский отряд под командованием Юлия Аквилы, поддерживавший Котиса, проник в 47 г. н. э. вплоть до области сираков⁹⁰. Вследствие своей оригинальности, а отчасти, вероятно, и вследствие позднейшей порчи текста подавляющее большинство из них не вызывает ассоциаций с именами, известными из других авторов. Так, Плиний называет несколько наименований меотийских и сарматских племен, из которых лишь немногие могут быть сопоставлены с какими-либо параллельными данными. То же самое относится и к наименованиям некоторых местностей, рек и племен Северного Кавказа, находящих редкие параллели у Птолемея, Равеннского Анонима или в эпиграфически засвидетельствованных сарматских собственных именах. Ввиду плохой сохранности этих наименований и спорности вызываемых ими ассоциаций мы не будем производить здесь их разбора, отсылая читателя к тем примечаниям, которые сопровождают соответствующие пассажи Плиния в эксцерптах из "Естественной истории", вошедших во 2-е издание Латышевских "Scythic et Caucasica"⁹¹.

Многие наименования из Плиниевой топонимики прикавказских стран должны быть, несомненно, отнесены в основе своей к соответствующим среднеазиатским наименованиям, по отношению к которым они являются лишь разночтениями, и нахождение их в области Кавказа объясняется все тем же совмещением представлений о Яксарте и Танаисе. Когда Плиний пишет: "Танаис же перешли... аиасы, иссы, катееты, тагоры, кароны" и т. д., то в этих именах нельзя не угадать искаженных асиев, иасианов, тохаров и сакаравлов, перешедших, по словам Страбона, во II столетии до н. э. из-за Яксарта и отнявших у эллинов Бактриану⁹². Плиний сообщает при этом, что скифы называют Танаис Силом⁹³, и сам же ниже, в §49 той же книги VI, раскрывает смысл этого сообщения, поясняя, со слов Демодаманта, что Силис – это местное наименование р. Яксарта, которая греками Александра Македонского была принята за Танаис.

Заканчивая описание племен Северного Кавказа, Плиний добавляет: "по другим авторам, сюда вторглись скифские племена авхетов, атарнеев, асампатов и истребили поголовно танаитов и инапеев⁹⁴. Это место является парафразой того, что сказано им же ниже, при перечислении племен, живущих за Яксартом: "авхеты, котиеры, автусианы и т. д. Там напей, как говорят, были уничтожены палеями"⁹⁵. Как уже было указано, имена авхатов, катиеров, траспиев, палеев и напеев фигурируют в легендах о происхождении скифов, пересказанных Геродотом (IV, 6) и Диодором (II, 43, 3) скорее всего на основании данных иранского происхождения. Поэтому резоннее всего истинное место этих имен видеть в Закаспийской Скифии, а не на Кавказе. С фактами подобного перенесения топонимических и племенных наименований из Средней Азии на Кавказ и обратно нам еще придется встретиться, при рассмотрении "Географии" Птолемея.

При описании закаспийских стран Плиний называет в качестве своего главного источника Демодаманта. Однако он неоднократно обнаруживает признаки пользования сочинениями Исидора Харакского, своего старшего современника, которому он, может быть, обязан своими сведениями, в частности о том, что в Маргиану были приведены пленные римляне, захваченные в 53 г. до н. э. Среди племен, населяющих пространства от Гиркании до Бактрианы, большая часть которых также не поддается отождествлению с наименованиями, известными из других авторов, Плиний называет аорсов, гелов, сирматов и матианов⁹⁶ – племена, несомненно, кавказского происхождения, перенесенные в закаспийские области в результате смешения наименований Танаис-Яксарт и Аракс-Яксарт.

Что касается наименований сакских племен, живших, по Плинию, к северо-востоку от Яксарта, то их имена в известной части находят свои параллели в закаспийских племенных наименованиях, названных Птолемеем. Вероятно, со слов Демодаманта, Плиний приводит два имени на языке саков: хорсары – прилагавшееся к персам, и Кроукасис – наименование гор Паропаниса, или индийского Кавказа, что якобы должно было означать "белый от снега". Исследования Патрокла относительно водного пути из Индии в Колхиду Плиний, ссылаясь на Варрона, приписывает Помпею, установившему будто бы, что индийские товары за пять дней могли быть доставлены к Фасису⁹⁷.

ВОЕННАЯ И ТОРГОВАЯ ЭКСПАНСИЯ НА ВОСТОК В ЭПОХУ ИМПЕРИИ И "ГЕОГРАФИЯ" ПТОЛЕМЕЯ

Развитие картографии в эпоху Римской империи для военно-административных и торговых нужд имело своим результатом создание монументальных карт Вселенной, вроде упоминавшихся уже ранее карты Випсания Агриппы, представлявшей собой сумму усилий римских агрименсоров⁹⁸, или Tabula Peutingeriana, восходящей к римской карте-дорожнику II столетия н. э. А появление подобных карт также привело и к возрождению интереса к географии земного шара.

На возросшем материале, с уточненными данными относительно расстояний между отдельными пунктами, производились попытки осуществления картографических принципов, высказанных еще Гиппархом, т. е. делались опыты построения географической карты посредством нанесения на градусную сетку пунктов, широта и долгота которых была каким-либо способом определена. Известие о подобной попытке, произведенной Марином Тирским на рубеже I-II столетий н. э., дошло до нас через Клавдия Птолемея – александрийского грека, около 150 г. н. э. опубликовавшего свое "Географическое руководство" (Γεογραφιχή ύφήγησις). Сочинение это содержало теоретические обоснования, а также и необходимый конкретный материал для построения карты по способу, разработанному Марином Тирским. Последний, как об этом сообщает Птолемей⁹⁹, принял за основу измерение земного меридиана, произведенное Посидонием в результате которого была получена совершенно ошибочная цифра 180 000 стадий. На основании этого Марин Тирский, определив ширину эйкумены равной 87°, или 43 500 стадиям (из расчета от экватора к северу до о, Туле, который у Марина располагался под 63° северной широты и от экватора к югу до Агисимбы – ливийской местности, находившейся, по его мнению, на 24° южной широты, т. е. на тропике Козерога).

Длина эйкумены равнялась, по его расчетам, 225°, или 91 280 стадиям по параллели, проведенной через о. Родос, от Островов блаженных (Канарские острова) до берегов Восточного океана, – цифра, которую Марин округлил до 90 000 стадий. Из расчета этого пространства Марин построил градусную сетку с пересекающимися под прямыми углами меридианами и параллелями. На эту сетку он наносил прежде всего те пункты, координаты которых были определены астрономическим путем, пункты же промежуточные наносились из расчета отделявших их от основных пунктов расстояний. Эту-то систему и принял Птолемей, подвергнув ее, впрочем, критике и внеся необходимые изменения.

Приняв Посидониеву цифру длины меридиана и положение о. Туле на 63-й параллели, Птолемей, однако, признал ширину эйкумены преувеличенной ввиду чрезмерного удаления на юг области Агисимбы, которую он находил возможным поместить под 16° южной широты¹⁰⁰, получив, таким образом, 80°, или 40 000 стадий. Длину эйкумены Птолемей также сократил до 180°, или 72 000 стадий. Птолемей разработал, кроме того, способы проекции меридианов, что должно было уточнить положение пунктов, наносимых на карту.

Из всей географической литературы древности "Географическое руководство" Птолемея остается сочинением наиболее полным по охвату топонимического материала, накопленного греческой географической наукой и римской картографией. В своем стремлении к полноте перечня местных, племенных и т. п. наименований Птолемей добился значительно большего, чем, например, Плиний, не только потому, что географический кругозор последнего был несколько уже, но также, видимо, и вследствие его более ограниченных возможностей в отношении использования соответствующих литературных источников. Римскими военно-административными географическими данными Птолемей, видимо, пользовался достаточно широко, и поэтому его сведения о северных странах находятся вполне на уровне знаний его времени и учитывают не только результаты римских военных экспедиций в Британию и в придунайские области, но также и те сведения, которые с целью военной информации добывались у местных царьков, купцов и т. д.

Если данные Птолемея относительно Британии и других пунктов Северного моря, значительно дополняющие Страбона и Плиния, обязаны своим происхождением предприятиям императора Клавдия в 43 г. до н. э. и экспедиции Агриколы в 84 г. н. э., то его осведомленность относительно внутренних областей Германии, куда не проникало римское оружие, и тем более Северной Сарматии, бывшей совершенно вне поля зрения римлян, базируется, видимо, целиком на периегесах, составлявшихся для торговых целей, и на сведениях, собиравшихся римской провинциальной администрацией. Опираясь на подобного рода фактические данные, Птолемей (так же, как, вероятно, и его источник Марин) отрицает начисто Эратосфенову теорию общности океанов и островного характера Вселенной, с таким жаром поднятую на щит Плинием, приводившим, как мы помним, столь яркие ее доказательства, основанные, казалось бы, также на фактах, добытых в результате македонских и римских военных и географических предприятий.

На том основании, что восточный берег Ливии имеет направление к юго-востоку у мыса Рапта (Вассина), а индийский берег за Золотым Херсонесом поворачивает к западу¹⁰¹, Птолемей заключает о замкнутости Эритрейского моря, или Южного океана. Западный, или Атлантический, океан начинается, по его мнению, также у западных берегов Ливии, которые на широте Агисимбы поворачивают к западу, образуя залив и материк неизвестного протяжения¹⁰². Точно также и североевропейский берег к востоку от Венедского залива поворачивает к северу, образуя западный рубеж европейского материка, тянущегося на неизвестное протяжение к северу и востоку¹⁰³.

В изображении северных берегов Западной Европы Птолемей исправляет ошибку Страбона в том отношении, что помещает Британию на соответствующее ей место от устья Рейна до полуострова венетов и осисмиев (Арморики, современной Бретани), имеющего у Птолемея, впрочем, весьма незначительные размеры. От этого полуострова галльский берег Атлантического океана поворачивает к югу, и Бискайский залив вновь приобретает право на существование.

При всех этих поправках Птолемей совершает, однако, и весьма грубые ошибки, проистекавшие отчасти из того способа, посредством которого определялись координаты тех или других пунктов, отчасти же из неправильных общегеографических представлений, как это особенно видно на примере с Эритрейским морем, Атлантическим и Сарматским (Северным) океаном, о чем речь была выше. В силу этих Ошибок западная часть Средиземного моря представлена чересчур длинной, южный берег Галлии и юго-восточный берег Испании чрезмерно вытянутым, Ютландия получает вид узкого и длинного полуострова, вытянутого на северо-восток.

Восточная Европа имеет весьма незначительное протяжение, в особенности на пространстве между Венедским заливом и Меотидой, имеющей преувеличенные размеры и чересчур повернутой к северу. Каспийское море хотя и представлено впервые на основании реальных данных, как это будет показано далее, в виде замкнутого бассейна, но длинной своей осью повернуто с запада на восток. Преувеличенные размеры и неправильную конфигурацию имеет Персидский залив, огромные размеры приданы Тапробану (о. Цейлону). При сохранении эратосфеновой "диафрагмы", части одного из ее восточных звеньев – хребту Имава, придано северное направление, благодаря ему он как бы делит в меридиональном направлении всю Северо-Восточную Азию на две части.

При всем том "Географическое руководство" содержит так много нового, что даже и эти ошибки, закономерность которых проливает определенный свет на характер географической осведомленности Птолемея и его зависимость от источников и от современной ему картографической техники, представляют существенный интерес, точно так же, как, впрочем, ошибки и искажения, содержащиеся в трудах его предшественников.

Прежде всего поражает осведомленность Птолемея в отношении прибалтийских стран. У Плиния были названы Висла и венеды в качестве впервые выступившего на историческую арену славянского племенного имени, а также приведены некоторые наименования, к Прибалтике, вероятней всего, отношения не имеющие (см. выше). У Птолемея содержится уже длинный перечень местных и племенных наименований, далеко не всегда, к сожалению, поддающихся опосредствованию. Так, по берегу Венедского залива Птолемей показывает, идучи с запада на восток, устья четырех рек, расположенных к востоку от Вистулы (Вислы) – Хрона, Рубона, Турунта и Хесина¹⁰⁴, отождествление которых последовательно с Прегелем, Неманом, Виндавой и Западной Двиной, хотя и весьма вероятно, но бездоказательно. В именах этих рек следует предполагать отзвуки каких-то древних местных наименований, представленных у Птолемея в латинизированно-грецизированном виде. Поскольку непосредственные сношения римских или греческих купцов с прибалтийскими местностями следует считать исключенными, то вероятней всего, что знание этих имен, так же как и имен, населяющих прибалтийские страны племен, необходимо приписать осведомленности их западных соседей германцев, сообщивших их римлянам.

Птолемей называет у Венедского залива целый ряд племен, из которых лишь венеды, галинды, гитоны и финны могут быть Истолкованы соответственно в качестве славянских, германских и финских племенных наименований. Что же касается остальных имен, то они, помимо того, что не вызывают никаких ассоциаций, могут быть еще заподозрены как перенесенные в Прибалтику из других мест в силу ошибок, происшедших при заимствовании Птолемеем картографических данных, положение которых на римских картах-дорожниках обусловливалось необычайно вытянутой формой последних в долготном направлении. Это приводило, как уже отмечалось при рассмотрении географической номенклатуры Плиния и как еще будет показано ниже, ко многочисленным искажениям.

Кроме того, имена некоторых племен, помещенных Птолемеем у Венедского залива, могли попасть на сарматский север вместе с названными несколько южнее гелонами, гиппоподами и меланхленами, локализация которых, связанная с Кавказом, отождествлявшимся с Рипеями, подвергалась в связи с постепенным перемещением Рипеев к северу значительным изменениям. Так, в частности, из локализованных у Венедского залива племенных имен в кавказской топонимике имеют параллели салы¹⁰⁵, а в среднеазиатской, на р. Яксарте¹⁰⁶ – Καράται – кареаты.

Южную границу Сарматии Птолемей проводит по Карпатским, а также по Сарматским горам, которые должны быть признаны северными отрогами Карпат¹⁰⁷. Это первое в древней географической литературе упоминание Карпатских гор, хотя имя их и звучало ранее в наименовании одного из притоков Истра у Геродота – Карпис (IV, 49) и в племенном наименовании карпы, или карпиды (впервые у Пс. Скимна, ст. 841).

В своем перечислении гор, рек, озер, населенных пунктов и племен Птолемей использует всю доступную ему традицию, в том числе и мифологическую, однако не без некоторой ее критики. Может быть указано также и на стремление с его стороны избежать по возможности повторений одинаковых наименований, когда они встречаются хотя бы и в разных местах его Географии. Так у него встречаются на близких относительно территориях Άλαϋνοι и Άλανοί, Σχυμνϊται и Σαμνίται Άρπιοι и Καρπιανοί и т. д. Речь об это будет, однако, впереди, в несколько другой связи.

Мы не найдем у Птолемея в чистом виде мифических гипербореев, а лишь под именем сармат-гипербореев¹⁰⁸, хотя он и помещает в Европе Рипейские горы¹⁰⁹ под определенными координатами. У него отсутствуют сказочные аримаспы, но имеются гиппоподы, в качестве их вероятного эпитета¹¹⁰. Зато среди племен Азиатской Сарматии в области Северного Кавказа присутствуют амазонки¹¹¹.

Птолемей помещает также к северо-западу от Испании Касситеридские острова и указывает их координаты. Надо полагать, что известным критерием для него в этом отношении служил сам характер сведений об объектах, хотя бы и мифических: он принимал их в свой текст, если его источник располагал данными, позволявшими точно локализовать тот или другой пункт или племя. В отношении Касситерид Птолемей мог получить расстояние от европейского побережья, исчисленное в днях плавания, ср. у Страбона¹¹² подобное сообщение об острове Уксисама, который уже в древности отождествлялся с Эстримнидами или Касситеридами; что касается до кавказских амазонок, то в его распоряжении могли быть точные сообщения о гаргареях, основанные на данных Теофана Митиленского¹¹³.

Пользование разными источниками и следы их контаминации у Птолемея едва приметны; как было указано выше, он всячески избегает столкновения одинаковых или повторения одних и тех же наименований. Кое-где, однако, и при этом в особенно разительных случаях, ему не удалось устранить подобных повторений и возникавших в их результате противоречий. Так, например, меланхлены показаны им на севере Восточной Европы у Венедского залива на основании источников, следующих Геродоту¹¹⁴, но он помещает их также и на Кавказе, следуя источникам, опирающимся на древнеионийские данные¹¹⁵.

Помещая в качестве наиболее далеко продвинувшегося к западу сарматского племени язигов-меганастов у Карпатских гор¹¹⁶, Птолемей называет также и другие племена, наименования которых были широко распространены и далеко известны в первые века н. э. Между ними в особенности выделяются роксоланы, которых он знает также под именем ревкиналов, что уже звучит весьма близко к эпиграфически засвидетельствованным ревксиналам¹¹⁷. Среди этих новых для причерноморских степей имен, распространившихся, однако, на племена, известные и ранее под другими наименованиями, должны быть также названы хуны, помещенные Птолемеем между бастарнами и роксоланами¹¹⁸, в качестве древнейшего упоминания позднее столь широко распространившегося племенного имени гуннов.

В числе имен, заимствованных из древней традиции и у других авторов неизвестных, следует назвать амадоков – имя, фигурирующее у Птолемея и в качестве племенного наименования (III, 5, 10) и как название населенного пункта (III, 5, 14), озера (III, 5, 6) и горного хребта (III, 5, 15). Наименование это, восходящее через Стефана Византийского к Гелланику¹¹⁹, должно быть сопоставлено с именем Геродотовых андрофагов (IV, 52), местной основой которого оно, быть может, является.

С именем сармат Птолемей связывает такие традиционные эпитеты, характеризующие древних скифов, как Βασιλιχοί¹²⁰ Ίπποφαγοι, Ύπερβόρειοι, тогда как засвидетельствованный Мелой и Плинием для сармат (савроматов) эпитет Άμαξόβιοι фигурирует у него как самостоятельное племенное наименование, прямо с сарматами не связанное (III, 5, 19). В то же время Птолемей, подобно Плинию, пользуясь источниками военно-административного или торгового происхождения, называет такие сарматские племенные имена, которые не имеют ассоциаций в сохранившейся литературе и могут быть лишь отдаленно подтверждены эпиграфическими данными (μέγα εθνος Περιέρβιδοι)¹²¹.

При описании прибрежных местностей северного Черноморья Птолемей располагает данными весьма подробных периплов, которые охватывают не только маршруты вдоль морского побережья,, но также и вдоль некоторых наиболее важных рек.

Выше уже было отмечено, что сведения Страбона в его описании Азовского моря восходят скорее всего к Посидонию, на которого он ссылается и которого критикуете предшествующей этому описанию главе (XI, 1, 5 сл.). Кроме того, они весьма близки к периплу Азовского моря, содержащемуся у Птолемея¹²², но являющемуся более подробным, чем описание Страбона. Такие же периллы, относящиеся, однако, видимо, к более позднему времени, чем перипл Азовского моря, ибо они неизвестны не только Страбону, но и Плинию, Птолемей приводит при описании пунктов, расположенных по течению рек Борисфена (III, 5, 14), Каркинита (Каланчак, VI, 5, 13) и Вардана (Кубани).

Поименованные в этих периплах пункты неизвестны из других Источников и могут быть локализованы лишь на основании позднейших фонетических аналогий и археологических данных. К тому же, Птолемею остались неизвестны те источники военно-административного происхождения, на основании которых Плиний описывает внутренние области Крыма и азиатской части Боспора. Имеющиеся между обоими авторами незначительные совпадения, которые приходится угадывать в довольно разно звучащих харакенах (Харакс), стактарах (сатархах), ассирианах (Лагира) и т. п.¹²³, показывают, что Птолемей черпал свою топонимику из другого источника, нежели Плиний.

Что касается восточного побережья Понта, то значительные и весьма близкие совпадения с данными Арриана свидетельствуют в пользу того, что в руках Птолемея был хотя и не сам Аррианов перипл, но во всяком случае некое, быть может, на его данных основанное сочинение¹²⁴, описание свое ведущее, однако, в противоположном направлении.

В Закавказье у Птолемея представлены те же области, что и у Страбона, однако в отношении Армении и Албании он располагает несравненно более подробными сведениями, чем его предшественники. Вследствие этого весьма значительная древнеармянская и албанская топонимика, сообщаемая Птолемеем, не находит себе твердого места на современной карте ввиду того, что единственным критерием при попытках ее локализации являются признаки фонетического сходств с позднейшими наименованиями. Одна лишь Хабала, поименованная Птолемеем (V, 12, 6) в Албании, может быть сопоставлена с плиниевой Кабалакой¹²⁵, которую он называет столицей албанов; локализуется она в позднейшем Ширване, на месте древней Кабалы (развалины близ современного Кижа).

Птолемеевы данные о прикаспийских и закаспийских странах отличаются значительной полнотой и новизной. Самый характер осведомленности Птолемея о странах Северной Азии показывает с несомненностью, что приобретение новых сведений о северо-востоке обитаемого мира происходило в связи с оживленным развитием торговых отношений между средиземноморскими странами, Индией и Китаем на рубеже I-II столетий н. э. через посредство иранских и сирийских купцов. Одновременно с оживлением торговых сношений на путях, лежавших к югу от Каспийского моря, о чем сохранились достоверные свидетельства китайских источников¹²⁶, следует предполагать то же самое и в отношении путей, проходивших к северу от Каспия. Ибо то, что сообщает об этих областях Птолемей, заставляет подозревать в качестве его источника итинерарий, проводивший от берегов Азовского моря по нижневолжским степям, минуя Аральское море, к какому-либо пункту на берегу Аму-Дарьи и через Хорезм далее на юго-восток.

Предполагать существование такого итинерария и использование его Птолемеем заставляет то обстоятельство, что при наличии некоторых оригинальных и сравнительно весьма точных данных относительно внутренних областей к северу от Каспия – их гидрографии и орографии – данные, касающиеся самого Каспийского моря, устий впадающих в него рек и лежащих при нем пунктов, страдают грубыми неточностями. Последние обусловлены, вероятней всего, тем, что устья рек, таких, как Оке (Аму-Дарья), Яксарт (Сыр-Дарья), Политимет (Зеравшан), Иаст (Эмба), показаны Птолемеем из расчетов, произведенных путем экстраполяции данных, относящихся к их среднему или верхнему течению, таким же точно способом, каким Патрокл, по-видимому, определил расстояние между устьями Окса и Яксарта на основании данных, сообщенных Демодамантом и относящихся к верховьям этих рек (см. выше).

Поэтому реки, устья которых в действительности находятся на Аральском море в степных озерах или же исчезают в песках к северу и к востоку от Каспия, показаны Птолемеем впадающими в Каспийское море. А вслед за устьями рек им перемещена была, вероятно, к Каспийскому морю и некоторая приаральская топонимика; в особенности подозрительно в этом смысле нахождение на берегу Каспийского моря пункта Аспабата, близ устья р. Окса, неизвестного другим авторам.

Из этого источника Птолемей заимствовал свои сведения о р. Ра (Волга), впервые появляющейся в античной географической литературе. При этом следует думать, что в итинерарии – предполагаемом источнике Птолемея – содержались также и указания о пути по самой Волге.. Птолемей сообщает удивительно точные сведения о направлении ее русла и о впадении в нее р. Камы, которую он обозначает как восточное русло самой Волги, подобное ее западному руслу, берущему начало в Гиперборейских горах¹²⁷. Горы эти, несомненно, тоже, что и Рипеи, фигурируют у Птолемея как их разновидность и для известной конкретизации имени мифических гипербореев. Реально они могут быть связаны лишь со смутным представлением о Северном Урале.

Птолемей, однако, ничего не знает о волжской дельте, из чего следует заключить, что описанный в итинерарии маршрут проходил севернее ее устья. Наименования местностей и племен, связанных своей локализацией с волжским руслом, представляются в значительной части заимствованными с запада, вроде области Несиотиды, показанной к востоку от р. Ра (V, 9,17). Наименование этой области сопоставляется с пунктом Нес нем на северо-восточном берегу Черного моря, названным Аррианом в его перипле¹²⁸. Так же обстоит дело и с фтейрофагами, локализующимися в действительности, как уже было показано, в области Кавказа. На Волге же их помещает Птолемей (V, 9, 17), вероятно, не без влияния той восходящей к древнеионийским источникам версии, на основании которой Геродот связывает имя фтейрофагов с будинами.

Называемая Птолемеем между Гиппийскими горами и р. Ра страна Митридата (V, 9, 19) должна быть сопоставлена с той восточночерноморекой областью, где нашел прибежище от преследовавших его римлян Митридат¹²⁹. Рабаски, помещаемые Птолемеем у истоков восточного русла р. Ра, т. е. у Гиппийских гор, должны быть сопоставлены с борусками, локализованными им у Рипейских гор (III, 5, 10). Все эти сопоставления указывают на то, что к реальным данным о р. Ра Птолемей прибавил посредством экстраполяции данные, относящиеся в действительности к Кавказу или к мифическим Рипейским горам, с которыми р. Ра была связана по ходячим в древности представлениям, подобно другим северным рекам, своими истоками.

Из того же итинерария Птолемей заимствовал, вероятно, и такие наименования, как Риммийские (отождествляемые с Южным Уралом) и Норосские горы (Мугоджары), связанные с ними своими верховьями реки Римм (Узень), Даикс (Яик-Урал) и Иаст (Эмба), а также и связанные с этими местными наименованиями имена племен: риммы, тибиаки, табиены, иасты, махайтеги, норосбы, нороссы, кахаги-скифы¹³⁰. Все эти имена известны по большей части только лишь из Птолемея и не поддаются опосредствованию, чем подчеркивается оригинальный характер Птолемеевой осведомленности.

Если в отношении источников Птолемея для описания прикаспийских областей приходится судить преимущественно лишь по различным косвенным признакам, то в отношении северо-восточных районов Средней Азии и Дальнего Востока он сам называет источник своей информации. Из этого источника его предшественник Марин Тирский почерпнул много нового по сравнению с тем, что о названных странах было известно на основании сообщений Демодаманта и даже Исидора Харакского, греческого географа, жившего на рубеже новой эры, автора дошедшего до нас сочинения Σταθμοί Παρθιχοί. Птолемей указывает, что Марин воспользовался описаниями македонского купца и торговца шелком Маеса Титиана, агенты которого, совершавшие путешествия из Бактрианы через Согдиану и область саков в Серику, представили ему необходимые для его географического труда сведения¹³¹.

Несомненно, что лишь в результате ознакомления с итинерарием Маеса Титиана достоянием текста Птолемея стали такие пути, как "Каменная башня" (Λίθινος πύργος) в области саков, близ границы Серики, локализуемая у Таш-Кургана, в районе Кашгара, равно как и "Путевая стоянка" (Όρμητήριον), находившаяся к северо-востоку от этого пункта, в верховьях р. Тарим, у современного Бугура, Маесу Титиану обязан Птолемей также и сведениями относительно горной области комедов (Дарваз на Памире), а также некоторыми племенными наименованиями, каковы, например, комары, грикаи-скифы, тоарны и билты, которые локализуются в области саков. В основе этих сообщений торговых агентов Маеса Титиана лежат данные, находящие себе полное подтверждение в китайских источниках, в частности в гл. 96 летописей династии Хань¹³².

Совершенно несомненно, однако, что на общие представления Марина-Птолемея о восточных странах, об их орографии, направлении рек и границах областей, влияли хорографии типа "Землеописания" Помпония Мелы и карты-дорожника типа кар-ты Кастория (Tabula Peutingeriana). Об этом свидетельствует прежде всего наблюдающееся совпадение между разделением мира на страны и области у Птолемея и тем разделением, которое выясняется из IV-VI книг Плиния и восходит к карте Агриппы, являющейся источником также и для карт типа Tabula Peutingeriana.

Если в главных чертах Птолемей воспроизводил картину мира, созданную еще Эратосфеном, то на формирование этих общих представлений влияли, несомненно, и более поздние схематические изображения земной сферы, представление о которых может дать "Землеописание" Юлия Гонория, восходящее в основных чертах к середине I столетия до н. э. Пользование этими источниками послужило причиной ряда искажений реального облика изображаемых Птолемеем стран, о чем речь уже отчасти была несколько раньше.

Весьма вероятно, что представление Птолемея о северном хребте горной цепи Имава основывалось именно на схематических изображениях центральноазиатских гор на картах-дорожниках, диспропорционально вытянутых с запада на восток и потому представляющих помещаемые на них страны с их горными реками и населенными пунктами в условном и весьма искаженном виде. Соответствующие изображения на картах-сферах (глобусах) страдали во многих отношениях теми же недостатками, что и дорожники, ибо последние служили источниками для построения сферических изображений в такой же мере, как и для описательных "хорографии". Влияние такого рода источников сказывается, по-видимому, еще в особенности и потому, что для закаспийских областей Птолемей располагал лишь незначительными данными астрономического характера и полагался поэтому более чем при изображении европейских стран на свои картографические данные. Во всяком случае, очертания этих стран искажены преимущественно в том смысле, что они вытянуты в долготном направлении и сужены в меридиональном, подобно странам, изображенным на Tabula Peutingeriana.

Сказанное относится прежде всего к конфигурации самого Каспийского моря, на что уже указывалось и выше.

Области Гиркания, Маргиана, Согдиана и Бактриана представлены суженными и вытянутыми в долготном направлении. Это не могло не повлечь за собой соответствующего перемещения географической номенклатуры. Так, племена анариаков и мардов, живущих на одноименной реке (Сефид-руд), относимые Страбоном к Гиркании (XI, 7, 1), у Птолеемея оказываются в Мидии¹³³.

В Маргиану у Птолемея попадают дербики, массагеты, парны, даи¹³⁴, из которых лишь первые частично относятся к этой области также и Страбоном, помещающим их к востоку от гирканов (XI, 8, 8). Остальные же племена населяют у него пространства к северу от Гиркании, по восточному берегу Каспийского моря¹³⁵. Некоторые наименования, локализующиеся по тем или иным признакам в Согдиане, у Птолемея фигурируют в Бактриан не. Таковы река Даргаман (современная Даргхам) и населенный пункт Мараканда (Самарканд). Наоборот, племя дрепсиан и пункт Дрепса, относимые Птолемеем к Согдиане, в действительности должны быть, по всей вероятности, локализованы в Бактриане (по аналогии с Дарапсой¹³⁶ и Драпсакой¹³⁷).

Однако еще более разительные примеры перемещения топонимики из одной страны в другую у Птолемея наблюдаем мы как раз в области Кавказа. Всякого, кто взглянет на карту Албании ш Армении, вычерченную по координатам Птолемея, не может не поразить отсутствие на Кавказе такой значительной реки, как Камбис Плиния¹³⁸ и Мелы (III, 41) или Алазоний Страбона (XI, 3, 2), отождествляемой с современной Алазанью. Однако мы находим у него эту реку в Мидии¹³⁹ вместе с повторным упоминанием р. Кира (ср. V, 12, 2), а также целого ряда кавказских племенных имен, локализуемых другими авторами по западно-каспийскому побережью и в Великой Армении. Здесь оказываются и кадусии, и каспии, и леги¹⁴⁰, локализуемые Страбоном в Албании и в горах над Албанией (XI, 8, 8; XI, 5, 1). Находим мы тут также и кардухов, через землю которых на верхнем Тигре и по р. Кентриту (Бохтан-су) проходил Ксенофонт¹⁴¹, а также дрибиков, которых следует сопоставить с дербиками, живущими на восточном берегу Каспийского моря¹⁴².

Птолемей, располагавший данными итинерариев, описывавших пути по степям к северу от Каспийского моря, изображал это море впервые на основании реальных географических данных в качестве замкнутого бассейна. Предшественники Птолемея, начиная, быть может, уже от Патрокла, плававшего по южной части Каспия, считали его, как известно, заливом Северного (или Восточного¹⁴³) океана. Соответственным образом должно было изображаться Каспийское море и на картах. Однако известно, кроме того, что в более древние времена Геродот (I, 203), так же, как, видимо, и Гекатей Милетский, насколько об этом можно судить по описанию пути Ио в "Прикованном Прометее" Эсхила (ст. 788), сопоставленному с фр. 172 Гекатея, равным образом считали Каспийское море замкнутым бассейном, видимо, отчасти из теоретических соображений¹⁴⁴. Это представление также должно было найти свое место на древних картах, начиная с карты Анаксимандра. Когда же Каспийское море из замкнутого бассейна обратилось в залив океана, естественно, что на картах многим наименованиям, располагавшимся по его сторонам, пришлось потесниться и отступить несколько к югу, оттесняя в свою очередь номенклатуру, относящуюся к Мидии и Гиркании или же вклиниваясь в нее.

В особенности это бросается в глаза при рассмотрении Птолемеевой карты западной стороны Каспийского моря, где географическая номенклатура обильней и свободного места соответственным образом меньше. Такого рода перемещения, постепенно, при переносе с карты на карту, должны были узакониваться; будучи же подмечены и объяснены, они помогают восстановить историю карты Птолемея и облегчают ее сопоставление с более древними географическими и картографическими данными, выясняя происхождение некоторых им всем и в более или менее одинаковой степени присущих ошибок.

Пользование Птолемеем в качестве источника картами служило причиной ошибок и другого рода, о которых уже также отчасти была речь. Причина их происхождения была в особенности ясна при рассмотрении географической номенклатуры, использованной Плинием дважды и трижды в связи с отождествлением Яксарта и Танаиса, Гипаниса-Кубани и Гипаниса-Буга. Самый факт такого двойного использования Птолемеем одних и тех же названий не подлежит сомнению. Достаточно будет указать на то, что в азиатской Сарматии в качестве одного из главных племен упомянуты гиппофаги-сарматы (V, 9, 16). Эти же гиппофаги, но под именем гиппофагов-скифов фигурируют в Скифии за Имавом (VI, 15, 3).

На Кавказе, "за Албанией" (ύπέρ δέ τήν Άλβανίαν), т. е. на западном берегу Каспийского моря, упомянуты санареи (V, 9, 25). Это же наименование в слегка измененном виде – скифы-анареи – фигурирует в "Скифии по сю сторону Имава", где указываются также и одноименные горы (VI, 14, 3), в которых приходится, быть может, видеть не что иное, как редупликацию северных отрогов Кавказа. То же самое приходится сказать и о кораксах, помещенных Птолемеем на левом берегу р. Ра (Волги), для которых на Кавказе находим у него параллели в р. Кораксе (Кодоре) и Кораксийских горах (V, 9, 7 и 14). Самое племя кораксов, отсутствующее у Птолемея на Кавказе, называет там Гекатей (фр. 185) и Плиний¹⁴⁵.

За рекой Танаисом, близ ее устья, Птолемей помещает пункт Паниардис (V, 9, 2), которому в "Скифии по сю сторону Имава", к востоку от р. Ра, соответствует племя паниардов (VI, 14, 10). Скимнитам – сарматскому племени, локализованному между Гиппийскими горами (Северным Кавказом) и р. Ра (V, 9, 19), соответствуют у Риммийских гор самниты (VI, 14, 9). Закатам, одному из главных племен азиатской Сарматии (V, 9, 16), локализованному в северной ее части, соответствуют зараты (VI, 14, 11) в "Скифии по сю сторону Имава" за Аланскими горами, которым в свою очередь в европейской Сарматии соответствуют Алаун-ские горы¹⁴⁶, отождествляемые с возвышенностью Донецкий кряж.

Сарматскому племени сербы, локализованному между Керавнскими горами (Сев. Кавказ) и р. Ра¹⁴⁷, соответствуют суебы (Σύηβοι) в "Скифии по сю сторону Имава", в северной ее части (VI, 14, 9). Алаунам-скифам, одному из главных племен европейской Сарматии, к северу от Меотиды (III, 5, 19), соответствуют аланы-скифы в северной части "Скифии по сю сторону Имава" (VI, 14,. 9), а аланорсы, помещенные к югу от последних, обязаны своим происхождением скорее всего совмещением в одно тех же аланов и аорсов (III, 5, 22), локализованных к северу от Кавказа; так же как и мологены, в "Скифии по сю сторону Имава", по соседству с самнитами (VI, 14, 10) образовались, вероятно, из ошибочно написанных меланхленов, которых Птолемей, как было показано выше, и без того уже использовал дважды, поместив их на севере европейской Скифии и между Кавказом и Волгой (ср. у Псевдо-Скилака¹⁴⁸, локализующего их вместе с гелонами близ Колику на восточном берегу Черного моря).

Приведенные примеры можно было бы умножить за счет не совсем буквальных совпадений племенных наименований, например: массаи-асаи, суобены-суаны и т. д., которые, будучи взяты по отдельности, может быть, и не вызывали бы подобных подозрений, вкупе же они заставляют задуматься об их вероятном происхождении в порядке дублирования, установленного на вышеприведенных примерах, не подлежащих сомнению. Могли бы быть также указаны случаи, когда имена племен, помещаемые Птолемеем в "Скифии по сю сторону Имава", свидетельствуются как сарматские, т. е. европейские, другими источниками, например, сасоны Птолемея (VI, 14, 11) и сасоны-сарматы на Tabula Peutingeriana.

Нам хотелось бы, однако, не столько исчерпать этот список, что потребовало бы дальнейшего кропотливого сличения древней номенклатуры Азии и Европы.у различных авторов, сколько подтвердить те закономерности в происхождении подобного дуб-лирования, подмеченные нами еще на материале Плиния. А в этом отношении весьма знаменательным является тот факт, что почти все дублеты, фигурирующие у Птолемея в Сарматии и на Кавказе, с одной стороны, и в закаспийских областях, с другой, группируются близ двух рек – Танаиса, в одном случае, и Яксарта – в другом.

В непосредственной близости от Танаиса находим Паниардис, аорсов, сербов, закатов и асаев. Несколько далее на периферии – маланхленов, скимнитов, кораксов, гиппофагов. Исоответ-:ственно этому близ р. Яксарта: аорсов, паниардов, кораксов; далее на периферии, к северу и северо-востоку: самнитов, алан-орсов, суебов. Так как суебы (suevi) фигурируют также и на Tabula Peutingeriana, то в перемещении европейской топонимики в закаспийские области следует предполагать известную традицию, и именно традицию картографическую. Поскольку вся названная топонимика группируется так или иначе близ Танаиса и Яксарта, в обстоятельстве этом позволительно усматривать указание на то, что подобное перемещение названий происходило скорей всего таким же образом и по тем же причинам, как и перемещение наименований авхетов, траспиев, палеев и напеев, наблюденное нами ранее у Плиния.

Танаис-Яксарт притягивал к себе топонимику, группировавшуюся вокруг Танаиса-Дона. Однажды перенесенные наименования впоследствии несколько искажались и начинали жить на новом месте своей собственной жизнью, как это можно сказать об Аланских и Анарейских горах и о племенах аланорсов, суебов и др. Некоторые же из них, как аорсы, кораксы, паниарды, сохранились в поразительной чистоте, облегчая этим задачу выяснения их происхождения. Только возникновением и упрочением соответствующей традиции в хорографической литературе, которой отчасти может быть возведена птолемеева "География", и можно, кажется, объяснить такое обилие дублетов. С другой стороны, как будто бы нет никаких оснований предполагать в таком серьезном труде, как "География", наличие сознательной фальсификации, как это допускают некоторые исследователи Птолемея. Происхождение дублетов в птолемеевой географической номенклатуре в сущности таково же, как и происхождение других неточностей и условностей, например одной из весьма существенных в их числе – представления о горном хребте Имава, как о цепи, тянувшейся вначале к востоку от Паропаниса, в продолжение эратосфеновой "диафрагмы", а затем поворачивающей резко к северу и достигающей высоких широт. И точно так же, как не может быть отрицаема определенная традиция в стремлении к сохранению и продолжению "диафрагмы" (за счет присоединения к ней горы Эмода), такая же традиция может быть предположена и в отношении северной части горы Имава, реальным основанием для возникновения которой могли быть смутные предоставления о Тянь-Шане и Алтае.

Предположение о существовании подобной традиции, основанной на смешении представлений о реках Танаисе и Яксарте, подтверждается как будто бы также и наличием примеров обратного порядка, когда племенные имена, засвидетельствованные ЛЛЯ центральноазиатских пространств, оказываются перенесенными на Кавказ. Наиболее разительным примером подобного перемещения с востока на запад, помимо тех, какие были подмечены ранее у Плиния, может служить имя племени исседонов, локализованное Геродотом за Танаисом, "напротив массагетов" (I, 201), и засвидетельствованное для Тибета и восточного Туркестана Птолемеем. Последний называет, помимо их племенного наименования, также и два одноименных пункта – Исседон скифский, в Скифии за Имавом (VI, 15, 4), и Исседон в Серике, в области племени исседонов, в дополнение чего могут быть привлечены данные Аммиана Марцеллина, воспользовавшегося латинским источником, передавшим имя этого племени в форме эсседоны (XXIII, 6, 66).

О причинах локализации этого полумифического племенного имени в Средней Азии и о связанных с ним легендах, влиявших на его локализацию, речь была выше. Здесь необходимо указать лишь то, что этих-то эсседонов мы находим на Кавказе по соседству с колхами, по свидетельству Плиния¹⁴⁹, где они оказались, вероятней всего, по тем же самым причинам, что и авхеты и напей. Стало быть потому, что от верховьев Аракса-Яксарта, по которым они были ориентированы в Азии, их переместили на какой-либо карте или в какой-либо хорографии, которыми пользовался Плиний, по ошибке к верховьям Аракса на Кавказе. Распространенное в древности совмещение представлений об этих реках засвидетельствовано Геродотом и Страбоном¹⁵⁰. Не исключено также, что и для имени анареев-санареев первичной и правильной формой следует предположить первую, имеющую параллели в закаспийских анареях и анариаках, равно как и в геродотовых энареях, тогда как санареи на западном берегу Каспийского моря могли появиться у Птолемея в порядке перемещения и искажения, подобно эсседонам по соседству с Колхидой.

Причина возникновения подобных перемещений в источниках Птолемея была та же, которая и его самого заставляла показывать на Каспийском море устья Окса и Яксарта, равно как и Римма (р. Большой или Малый Узень, которая в настоящее время по крайней мере не достигает Каспийского моря, оканчиваясь в Камыш-Самарских озерах), а также и Политимета (р. Зеравшан, пропадающей в песках у Каракуля), к западу от Бухары; причина эта заключалась в незнании Аральского моря, первые смутные представления о котором угадываются, впрочем, уже у Страбона.

В одном месте, противоречащем обычным древнеионийским данным, прежде всего в том, что Каспийское море именуется в нем заливом и, следовательно, предполагающем некий более поздний источник, может быть Демодаманта, Страбон (XI, 8, 6) сообщает о р. Арак (Аму-Дарье), что она впадает многими устьями в Северное море. В этом неизвестном "Северном море" позволительно угадывать Арал. Что же касается до Оксианского озера (Ώξειανή λιμνη, VI, 12, 3) Птолемея, неоднократно отождествлявшегося с Аральским морем позднейшими комментаторами, в которое впадают безыменные реки, берущие начало в Согдийских горах (Нура-тау), то в нем следует видеть не что иное, как известное своими соляными варницами современное озеро Туз-кане¹⁵¹.

Лишь Аммиан Марцеллин на основании какого-то неизвестного источника, называющего вместо Окса и Яксарта имена Дим и Араксат, применительно к Сыр-Дарье и Аму-Дарье, описывает под именем Оксианского озера (Oxia palus, XXIII, 6, 59) действительно Аральское море, характеризуя его при этом как обширный водный бассейн. Возможно, что источником Аммиана Марцеллина послужил какой-либо новый итинерарий, возникший в эпоху оживления торговли с дальневосточными странами после удачной Парфянской войны при Марке Аврелии (в 162-165 гг. н. э.), содержавший сведения, отличные от тех, какими располагал Птолемей. Во всяком случае лишь на исходе древнего времени были выяснены географические факты, незнание которых мешало Птолемею составить себе более правильное представление о среднеазиатских странах и толкало его к целому ряду весьма грубых искажений действительности, связанных цепью хорографической и географической традиции с подобными же, но еще более древними и более смутными представлениями об азиатской географии.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Plin., NH, III, 17.

2. P.-W., RE, X, 2, 2103 сл.

3. Plin., NH, VI, 33.

4. Strab., I, 2, 24.

5. Strab., I, 1, 14.

6. Plin., NH, II, 67.

7. Tacit., Germ., 34, ср. Ann., II, 23 сл.

8. Plin., NH, IV, 95 сл.; XXXVII, 43 сл.

9. Plin., NH, IV, 99.

10. Diod., V, 23, 1.

11. Ptolem., Geogr., VI, 14, 7.

12. Strab., X, 2, 8.

13. Plin., NH, VI, 38.

14. Ps. Aristot., De mundo, III.

15. Ptolem., Geogr., VI, 2, 1.

16. Ptolem., Geogr., VI, 9, 8.

17. Aelian., Hist. anim., XVII, 38.

18. Strab., XI, 4, 7.

19. IOSPE, I², № 244.

20. IOSPE, II, 66.

21. Plin., NH, VI, 22.

22. Plin., NH, IV, 82.

23. Ptolem., Geogr., VI, 54.

24. Arr., PPEux., 31.

25. Herod., IV, 18.

26. Plin., NH, IV, 84.

27. Plin., NH, IV, 83.

28. Plin., NH, IV, 84.

29. Ptolem., Geogr., III, 5, 4.

30. Ptolem., Geogr., III, 5, 10.

31. Ps. Scymn., 885.

32. Horat., Carm., II, 20.

33. Ср. М. И. Ростовцев. Скифия и Боспор. Л., 1925, стр. 42 слл.

34. Plin., NH, VI, 13.

35. Plin., NH, IV, 89; Mela, III, 36.

36. Plin., NH, IV, 89.

37. Plin., NH, VI, 40.

38. Plin., NH, VI, 31.

39. Ptolem., Geogr., V, 9, 21.

40. Plin., NH, VI, 16.

41. Tacit., Ann., XII, 15.

42. Sueton., Galba, 13.

43. Monum. Ancyr., 5.

44. Aristot., Meteor., I, 10, 6.

45. Plin., NH, V, 98.

46. Plin., NH, IV, 80.

47. Lucan., VIII, 223.

48. Jos. Flav., B. Jud., VII, 7, 4; Dio Cass., LXIX, 15, 1 сл.

49. Plin., NH, IV, 83.

50. Ср. Diod., II, 37; Steph. Byz., s. v. Τάναις.

51. Steph. Byz., s. v. (Ύπανις).

52. Ptolem., Geogr., III, 5, 6.

53. Arr., PPEux., 28.

54. CIG, II, 110. Относительно этой конъектуры, в связи с вопросом о скифах-сардах, см. ВДИ, 1949, № 2, стр. 280, прим. 6.

55. Plin., NH, IV, 88.

56. Herod., IV, 6.

57. Ptolem., Geogr., III, 6, 2.

58. Plin., NH, IV, 86.

59. Plin., NH, VI, 11.

60. Ps. Scyl., 79 сл.

61. Plin., NH, VI, 14.

62. Strab., XI, 2, 1.

63. Plin., NH, VI, 14.

64. Strab., XI, 2, 18.

65. Sueton., Nero, 18.

66. Mela, I, 111.

67. Plin., NH, VI, 15.

68. Plin., NH, VI, 16.

69. См. Ф. И. Болтунова. Восстание Аникета. ВДИ, 1939, № 3, стр. 57 сл.; "Северочерноморские заметки". ВДИ, 1950, № 1, стр. 198 сл.

70. Tacit., Histor., III, 48.

71. Arr., PPEux., 7 сл.

72. Tacit., Histor., III, 47.

73. Plin., NH, VI, 14.

74. Xenoph., Anab., IV, 8, 1.

75. Arr., PPEux., 15.

76. Strab., XI, 2, 12.

77. Strab., XII, 3, 8.

78. Tacit., Ann., XIII, 37; ср. Ann., II, 68.

79. П. Н. Ушаков, назв. раб., ВДИ, 1946, № 2, стр. 37.

80. Plin., NH,VI, 26.

81. Hecat., fr. 185.

82. Strab., XI, 3, 5.

83. Ptolem., Geogr., V, 18, 15.

84. Ср. Arr., Anab., III, 19, 2.

85. Strab., II, 1, 27.

86. Plin., NH, IV, 88; VI, 15.

87. Plin., NH, VI, 20.

88. Plin., NH, VI, 15.

89. Plin., NH, IV, 84.

90. Tacit., Ann., XII, 16.

91. ВДИ, 1949, № 2, стр. 293 сл.

92. Strab., XI, 8, 2.

93. Plin., NH, VI, 20.

94. Plin., NH, VI, 22.

95. Plin., NH, VI, 50.

96. Plin., NH, VI, 48.

97. Plin., NH, VI, 52.

98. Ср. C. Pallu de Lessert. L'oeuvre géographique d'Agryppa. Mémoires de la Société des antiquaris de France, LXVIII, 1908, стр. 215 сл.

99. Ptolem., Geogr., I, 6, 1 слл.

100. Ptolem., Geogr., I, 8, 9.

101. Ptolem., Geogr., I, 17, 5 сл.

102. Ptolem., Geogr., VII, 5, 2.

103. Ptolem., Geogr., II, 11, 2

104. Ptolem., Geogr., III, 5, 1.

105. Ptolem., Geogr., I, 5, 10; ср. Plin., NH, VI, 14.

106. Ptolem., Geogr., I, 5, 10; ср. Ptolem., Geogr., VI, 13, 3.

107. Ptolem., Geogr., II, 11, 14; ср. III, 5, 1.

108. Ptolem., Geogr., V, 8, 16.

109. Ptolem., Geogr., III, 5, 15.

110. Ptolem., Geogr., III, 5, 10.

111. Ptolem., Geogr., V, 9, 19.

112. Strab., I, 4, 5.

113. Strab., XI, 5, 1.

114. Ptolem., Geogr., III, 5, 10.

115. Ptolem., Geogr., V, 9, 19.

116. Ptolem., Geogr., III, 5, 1.

117. IOSPE, I², 185.

118. Ptolem., Geogr., III, 5, 10. Ср. также у Кисслинга (P.-W., RE, VIII, 2588), показывающего, что Птолемей локализует это имя примерно там же, где позднее помещает гуннов Аммиан Марцеллин (XXII, 8, 31).

119. Steph. Byz., s. v. Άμάδοχοι. Ср. W. Tomaschek у P.-W., RE, I, 1712 и 2168, где на основании санскритского amadaka производятся сопоставление мадоков и геродотовых андрофагов.

120. Ср. Strab., VII, 3, 17.

121. Ptolem., Geogr., V, 9, 16; ср. IOSPE, II, 367.

122. Ptolem., Geogr., V, 1, 2.

123. Ptolem., Geogr., III, 6, 1 слл.; ср. Plin., NH, IV, 85.

124. Ptolem., Geogr., V, 8, 8; Arr., PPEux., 27 сл.

125. Plin., NH, VI, 29.

126. Хоу-Хань шу, 88.

127. Ptolem., Geogr., V, 8, 12.

128. Arr., PPEux., 27.

129. Strab., XI, 2, 13.

130. Ptolem., Geogr., VI, 14, 11.

131. Ptolem., Geogr., I, 11, 7.

132. P.-W., RE, IX², 2241.

133. Ptolem., Geogr., VI, 2, 5.

134. Ptolem., Geogr., VI, 10, 2.

135. Strab., XI, 7, 1.

136. Strab., XI, 11, 2.

137. P.-W., RE, V₂, 1698.

138. Plin., NH, VI, 39.

139. Ptolem., Geogr., VI, 2, 1.

140. Ptolem., Geogr., VI, 2, 5.

141. Xenoph., Anab., VI, 1 сл.; ср. Strab., XVI, 1, 24.

142. Strab., XI, 8, 8.

143. Strab., II, 1, 17.

144. Поскольку внутренние моря не должны были сообщаться с внешним океаном. Ср. выше, стр. 132 сл.

145. Plin., NH, VI, 15.

146. το Άλαϋνον όρος, Ptolem., Geogr., III, 5, 15.

147. Ptolem., Geogr., V, 9, 21; ср. Plin., NH, VI, 19.

148. Ps. Scyl., 79.

149. Plin., NH, VI, 21.

150. Strab., XI, 8, 6; 14, 3.

151. Ср. P.-W., RE, XVIII₂, 2004.