Литература

Источник: ИСТОРИЯ НОРВЕГИИ (1980)

Проведенная в Норвегии лютеранская реформация не была подготовлена предшествовавшим общественным развитием, так как местное бюргерство, которое в других странах принимало в реформации активное участие, было еще недостаточно развито для того, чтобы отстаивать требование "дешевой церкви". Поэтому сторонников реформации в Норвегии до 1536 г. было немного. Преобразование церковного строя диктовалось преимущественно экономическими и политическими интересами короля и датского дворянства, стремившихся захватить церковные имущества. В скандинавских странах, как и в Германии, лютеранство было поставлено на службу дворянам. После отстранения католических епископов началась секуляризация их владений, а также земель закрываемых монастырей. Переход в руки короля тысяч крестьянских дворов, принадлежавших прежде духовенству и монахам, а также десятин, церковных штрафов, богатейшей церковной утвари привел к многократному увеличению доходов казны. После реформации в собственности короля сосредоточилось до 45% всех крестьянских дворов в Норвегии. Часть этих земель была передана датским дворянам. Если мы вспомним, что католическая церковь была крупнейшим землевладельцем, более богатым, нежели король и дворяне, вместе взятые, то станут понятнее как причины норвежской реформации, так и огромное ее значение для дальнейшего развития страны.

На Норвегию было распространено датское церковное устройство – ординация, богослужение отправлялось на датском языке. Введение реформации в Исландии и на Фарерских островах способствовало подчинению этих старых норвежских колоний Дании. Важнейшим итогом реформации в Норвегии было усиление власти датского короля и дворян, из числа которых король назначал и суперинтендантов – протестантских епископов, являвшихся такими же государственными служащими, как и лица, ведавшие светскими делами. Часть суперинтендантов и пасторов были в прошлом католическими священниками. От них требовалась в первую очередь не глубокая приверженность учению Лютера, а преданность королю.

Реформация не встретила поддержки у широких слоев населения Норвегии. Помимо отмеченной выше неразвитости слоя горожан, это объяснялось и другими причинами. Консерватизм хозяйственной жизни крестьян порождал недоверие ко всяким новшествам, особенно если они исходили от датского правительства. В последние годы перед реформацией католическое духовенство во главе с Олавом Энгельбректссоном было по сути дела единственной силой, пытавшейся возглавить сопротивление подчинению страны датской короне¹. Новые священники-лютеране были в большинстве датчанами. Считалось, что прихожане-протестанты имеют право выбирать себе священника, однако, согласно королевскому предписанию, пастор должен был получить образование в Копенгагене и практически назначался властями. В отличие от других стран, принявших реформацию, в Норвегии богослужение было переведено не на национальный язык, а на язык господ-датчан. В Норвегии были введены датские постановления о церковных десятинах, не учитывавшие старые правила о выделении в пользу бедняков четвертой их части, и из-за этой "части бондов" на протяжении XVI в. шла постоянная борьба между крестьянами и протестантским духовенством. Закрытие монастырей, в которых бедняки и больные находили помощь и пропитание, нанесло им тяжелый удар. Реформация отменила культ святых, в которых народ привык видеть своих заступников и целителей; длительное неодобрение вызывало и уничтожение религиозных изображений в храмах.

В этих условиях новая государственная церковь не могла сразу же укрепить свои позиции. Бóльшим влиянием она стала пользоваться в конце XVI в., когда окрепло норвежское бюргерство, склонное принять протестантское учение. Король, который в первый период проведения реформы был заинтересован преимущественно в том, чтобы поставить духовенство себе на службу и присвоить огромные богатства католической церкви, старался осуществлять эти перемены по возможности постепенно. Но со второй половины столетия королевская власть стала вмешиваться в богословские вопросы и выступать в качестве высшей инстанции в разрешении споров между приверженцами различных направлений в реформации. Что касается католиков, то их высылали из страны, конфискуя имущество. Хотя Норвегия и не была глубоко затронута коллективными психозами, подобными преследованиям ведьм, какие охватили в тот период равно и католические, и протестантские государства Европы, все же и в ней начиная с 90-х годов XVI в. было проведено до 500 ведовских процессов и сожжено некоторое число женщин по обвинению в сношениях с нечистой силой.

После прекращения в 1530 г. "графской распри" в Дании значительная часть дворянства сплотилась вокруг короля, который поэтому мог успешно продолжать политику централизации. Полное включение Норвегии в состав Датского государства, предусмотренное "рецессом" 1536 г., практически означало упразднение норвежского риксрода. Отныне все вопросы управления Норвегией решались королем и государственным советом в Копенгагене. Датские феодалы получили возможность неограниченно ее эксплуатировать, управляя ленами, на которые делилась страна. Но король, стремившийся проводить политику абсолютизма, приступил к реорганизации системы ленов. Владельцы ленов из самостоятельных господ все более превращались в высших чиновников короля, находившихся в его непосредственном подчинении и получавших часть доходов, которые они собирали с населения. Наряду с четырьмя крупнейшими "замковыми ленами", которые охватывали бóльшую часть Норвегии (лены с центрами в крепостях Бохус, Акерсхус, Бергенхус, Стейнвиксхольм – в Тронхейме; Финмарк входил в лен Вардейхус), в Норвегии существовало значительное число мелких ленов, стоявших под управлением должностных лиц, тогда как сами ленники обычно пребывали в Дании.

Реорганизация ленов диктовалась как политикой централизации, проводившейся Кристианом III (1537-1559) и Фредериком II (1559-1588), так и чрезвычайно возросшими после реформации доходами, собираемыми ленниками (в виде ландскюльда, налогов и иных поборов)². Поэтому исчезли лены, которые отдавались во владение дворянам с правом присвоения ими всех доходов, собираемых с населения лена, и преобладающей формой пожалования стал, как уже упоминалось ранее, "расчетный лен"; большую часть сборов получал король, а леннику, подчас незнатному лицу, оставлялся определенный процент. Установление "расчетных ленов" было связано не только с возрастанием поборов, но и с изменением характера поступлений: наряду с продуктами сельского хозяйства, рыболовства, охоты, промышленными и другими: изделиями с середины XVI в. поборы стали уплачиваться и в денежной форме ("чрезвычайные налоги"), и это сделало возможным более строгий учет доходов ленников.

Ранее аристократы исполняли рыцарскую службу и были свободны от налогообложения; XVI век в Европе – эпоха наемных армий, распространения огнестрельного оружия, и король приобрел право требовать платежи от дворян взамен их личной службы, которая отныне утратила свою былую ценность. Возросла роль служилых людей – ленников-фогтов, непосредственно ведавших фискальными и другими делами. Вместе с тем эти фогты все более превращались в чиновников, подчиненных самому королю³. В то же время лены приобрели постоянные границы, стали административными округами.

Рост доходов казны и ленников вызывался не только переходом в их руки секуляризованных земель, но и развитием торговли, промышленности и сельского хозяйства в XVI в. Глубокая и длительная экономическая депрессия XIV и XV вв. была наконец преодолена, и, несмотря на ряд неблагоприятных условий – контроль иностранных купцов над норвежской торговлей, датское политическое господство, сопряженное с засильем чужеземных феодалов, растущими налогами и иными поборами, – в Норвегии начался хозяйственный подъем.

Хотя сельскохозяйственная техника оставалась в основном неизменной, XVI век характеризовался освоением новых земель, корчевкой и расчисткой заросших пространств, возобновлением хозяйства во многих усадьбах, остававшихся заброшенными в течение двух столетий⁴. Правительство поощряло этот процесс. Так, Кристиан III предписал жителям Треннелага возделывать заброшенные земли на правах собственников за уплату налога. Спрос на зерно и рост цен на продукты земледелия и животноводства в период "революции цен" стимулировали крестьян в их хозяйственной деятельности. Тем не менее Норвегия по-прежнему не могла обеспечить себя хлебом, и ввоз его из-за границы вследствие увеличения неземледельческого населения еще более возрос. Зерно ввозили теперь не только ганзейцы, но и купцы из других стран, предлагавшие его по более низким ценам. Крестьянство должно было производить больше продуктов прежде всего потому, что с него взимались повышенные арендные платежи и правительственные налоги. Вследствие этого увеличение производства не сопровождалось повышением, благосостояния большинства крестьян, чей прибавочный продукт поглощался казной. Часто поборы продолжали взыскиваться в натуре, и поэтому рост крестьянского производства далеко не всегда способствовал усилению его связей с рынком. Хозяйство норвежских крестьян в своей основе оставалось натуральным. Денег у крестьян было очень мало, и шли они главным образом на уплату налогов. Имели место случаи, когда в ответ на попытки правительства заменить военную службу денежными взносами крестьяне просили не делать этого.

Наряду с сельским хозяйством рыба давала средства к существованию значительной части населения. Рыбаки Северной Норвегии, где сельское хозяйство играло второстепенную роль, занимались своим промыслом по старинке и выменивали рыбу на хлеб и другие продукты у купцов Бергена, прежде всего у немцев, у которых они находились в постоянной кабале, беря товары в задаток будущего улова. Не менее тяжелой была их зависимость от продавцов соли, от владельцев судов и сетей. Как уже было сказано, XVI век – время быстрого роста цен в Европе, вызванного главным образом притоком драгоценных металлов из Нового Света. Но цены на хлеб в Норвегии росли быстрее, чем на рыбу, и положение рыбаков ухудшилось. Кроме того, мелким рыболовам было трудно конкурировать с появившимися в то время крупными предпринимателями, которые поставили ловлю и засол рыбы на широкую ногу. Многим рыбакам приходилось отказываться от самостоятельного промысла и превращаться в работников богатых хозяев. Рыболовство и торговля рыбой все в большей степени сосредоточивались в руках бюргеров Бергена и Тронхейма, которые начали энергично вытеснять ганзейцев и экспортировать рыбу.

С конца XVI – начала XVII в., пользуясь соперничеством между нидерландскими, немецкими, английскими и другими иностранными купцами, которые спешили воспользоваться благоприятными условиями в Норвегии, отечественное купечество усиливало собственные позиции. Правда, в его среде видное место занимали иммигранты: выходцы из Нидерландов, Англии, Шотландии, Германии, Дании становились норвежскими бюргерами. Об успехах норвежского купечества, в частности, красноречиво свидетельствуют таможенные списки Эресунна. В первой половине XVI в. через пролив ежегодно проходило всего лишь по нескольку норвежских судов, в период между 1605 и 1620 гг. – в среднем 97 кораблей в год, а в 1635 г. – 302 норвежских корабля. Значительная часть судов принадлежала бергенским судовладельцам и купцам. При этом необходимо учесть, что норвежцы вели торговлю не только на Балтике, но и на Северном море, омывающем юг страны. Еще большее число судов ежегодно прибывало в Норвегию из других стран. Наиболее оживленные торговые связи поддерживались с Северной Германией, Данией, Нидерландами, Англией и Шотландией.

Важную роль во внешней торговле Норвегии стала с XVI в. играть и торговля с соседней Россией. Вдоль побережья Северной Норвегии и Кольского полуострова плавали в XIV-XVI вв. русские данщики, собиравшие дань с саамов Финмарка. Но только с середины XVI в. установились регулярные торговые сношения между Норвегией и Россией. Главной предпосылкой для этого явилось развернувшееся в середине XVI в. интенсивное промысловое освоение северного (мурманского) побережья Кольского полуострова (до того лишь в небольшой степени эксплуатировавшегося русскими промышленниками). С середины XVI в. Мурман стал ежегодно привлекать на время путины со всего побережья Белого моря: целые флотилии рыболовных судов, на Мурманском берегу возникли первые постоянные русские селения: Печенга (Печенгский монастырь), Кегор (Цып-Наволок) и первый город – Кола. Купцы-мореплаватели из соседней Норвегии первыми в Западной Европе начали вести торговлю в русских поморских селениях Мурмана. Не англичане, как это принято считать в западноевропейской историографии, а норвежские купцы первыми проложили торговый путь на Север России. Английские торговые корабли, пришедшие в пограничные с Норвегией русские селения на Мурмане, уже нашли там норвежские суда⁵.

Центром торговли с русскими приморскими селениями стал пограничный город Вардё, но ведущую роль в торговле играли купцы из Бергена и Тронхейма. С 70-х годов XVI в. торговые операции норвежских купцов в основном переместились в Колу, где для норвежцев был устроен гостиный двор. Отдельные норвежские купцы ездили в XVI-XVII вв. и дальше на восток, торговали в Холмогорах, Архангельске, Сумском посаде.

В 60-70-е годы XVI в. вслед за норвежцами по морскому пути на Север России устремились купцы из ведущих торговых держав Западной Европы – из Англии и Нидерландов, а также из Германии, Франции, Дании. Вдоль берегов Норвегии стал во второй половине XVI и в XVII в. проходить один из важнейших морских торговых путей Европы.

Дания, подчинив Норвегию, пыталась взять этот путь под свой контроль, как это издавна было с балтийскими проливами. В 70-80-е годы XVI в. датское правительство пыталось силой воспрепятствовать иностранным торговым судам совершать плавания в русские владения. Когда эти действия потерпели неудачу, датские власти (с середины 1580-х годов) принудили все иностранные корабли, проходившие вдоль Норвегии и мимо Вардё в Россию, уплачивать пошлину в датскую казну.

Резко возросшая значимость ранее бедного и пустынного северного побережья, прилегавшего к новому торговому пути, побудила датское правительство обратить большее внимание и на само побережье, и на лежавшую за ним территорию. И тут обнаружилось существование общего округа по сбору дани с саамов, т. е. давно вошедшее в обычай право и русских, и владевших с конца XIV в. Норвегией датских властей одновременно взимать дань с саамов со всей территории саамской тундры – от западной границы Финмарка до восточного побережья Кольского полуострова⁶. Обстоятельства, вызвавшие возникновение этого института, и русско-норвежские договоры 1251-1326 гг., его узаконившие, были к концу XVI в. забыты обеими сторонами. Право сбора дай и с саамского населения всего Кольского полуострова датское правительство с 80-х годов XVI в. стало трактовать как основание для территориальных притязаний на Кольский полуостров. Присоединение Кольского полуострова к Норвегии могло дать возможность Дании еще более усилить свой контроль над северным путем в Россию. Возник дипломатический конфликт, затянувшийся на несколько десятилетий. Русское правительство отклонило эту датскую претензию. В основном в 1602 г. общий округ по сбору дани прекратил свое четырехвековое существование; после этого конфликт постепенно стал затухать⁷.

Подъем норвежской торговли, связанный с экспортом продуктов рыболовства и животноводства, в неменьшей мере объясняется и появлением новой отрасли хозяйства – лесного дела. С XVI в. лес становится источником богатства Норвегии. Первоначально лесопиление было подсобным промыслом в хозяйствах крупных землевладельцев и крестьян в отдельных приморских районах, где лес скупали или выменивали на товары иностранцы. Вскоре спрос на строевой лес, которым в тот период изобиловала Норвегия, и на пиломатериалы⁸ резко возрос, особенно со стороны голландцев, и началась широкая вырубка лесов. Вдоль рек она распространилась в глубь страны; в отдельных районах леса стали исчезать, вследствие чего свободная рубка леса была запрещена. Бревна сплавлялись к морю по рекам, в устьях которых выросли населенные пункты, со временем превратившиеся в города.

В это время лесное дело стало вестись на новых началах. Его все более забирали в свои руки богатые горожане, вкладывавшие в производство значительные капиталы. Они скупали лесные участки, строили крупные лесопилки, приводимые в действие водой, и на собственных судах экспортировали продукцию. Бонды со временем были из торговли лесом вытеснены, и для того, чтобы заняться лесным промыслом, требовалось разрешение властей⁹. Лесное дело привлекало много рабочих рук, и сплошь и рядом крестьяне, их сыновья, а также батраки и рыболовы на определенное время или совсем уходили на лесоразработки и лесосплав. Государство использовало рост лесопильной промышленности и лесного экспорта в своих интересах. С 1545 г. король стал требовать каждую десятую доску с лесопилок и превратился в крупнейшего экспортера, хотя "королевские доски" обычно были низкого качества, и иностранцы неохотно их покупали. Кроме того, король пользовался правом преимущественной покупки лесных материалов. Дворяне были освобождены от уплаты десятины досками, как и от других налогов. Возросший вывоз леса за границу, производившийся преимущественно голландцами (хотя правительство и пыталось направить лесной экспорт исключительно в Данию), ослаблял позиции ганзейцев в норвежской торговле, так как немецкие купцы не были заинтересованы в приобретении леса.

Другой новой отраслью хозяйства, также организованной как крупное производство, была горнодобывающая промышленность. Повысившийся в XVI в. спрос на металлы, в особенности в связи с многочисленными войнами Датско-норвежского государства, сопровождался усиленной разведкой горных недр страны. В 20-е годы началась широкая добыча меди в Сельйорде (в Телемарке), железа (в районах Осло, Акера, Шиена и др.); в более позднее время наряду с железом и медью¹⁰ стали добывать серебро (Конгсберг). Горнорудная промышленность вызвала большой спрос на уголь, который выжигали из дерева отчасти наемные рабочие, но более всего крестьяне, получавшие за эту работу небольшую плату либо исполнявшие повинности по приказу короля. Опустошение лесов вследствие развития горного дела пошло ускоренными темпами. Добывающая промышленность развивалась при прямом вмешательстве и участии государства. Королевская власть раздавала монополии крупным предпринимателям, среди которых были епископы (до реформации), саксонские горные мастера и датские и норвежские горожане. В 1624 г. было создано "Железное общество", получившее право вести разработки руды по всей Норвегии, но вскоре его монополия была отменена, так как оно не было в состоянии использовать все запасы железа. Ряд рудников первоначально находился в собственности государства, а впоследствии перешел в распоряжение частных лиц и компаний.

Таким образом, экономический подъем, начавшийся в XVI и продолжавшийся в XVII в., сделал возможным зарождение капиталистического предпринимательства. Элементы буржуазных отношений, сильные в горной и лесной промышленности, были заметны и в рыболовстве и в торговле. Эксплуатация наемной рабочей силы получила широкое распространение, хотя не влекла за собой полного отделения производителя от своего хозяйства: часто занимались лесным делом и работали в рудниках крестьяне, не порывавшие с земледелием. Но и в сельском хозяйстве труд батраков использовался довольно широко.

Однако развитие экономики шло противоречивыми путями. Наряду с зарождением капиталистических отношений в Норвегии впервые в XVI в. появляются ремесленные цехи. Их запоздание объясняется тем, что, как мы знаем, до этого времени ремесло в норвежских городах находилось преимущественно в руках немцев, монопольное положение которых мешало развитию отечественной промышленности. В 1508 г. иностранным ремесленникам было предписано либо покинуть страну, либо принять норвежское подданство. В результате многие немецкие мастера уехали из Осло, Тёнсберга и Тронхейма; в 1558 г. их судьбу разделили немецкие ремесленники в Бергене, но часть их приняла условия правительства и осталась, растворившись среди местных бюргеров.

Лишь с уничтожением засилья иностранных мастеров норвежские ремесленники смогли создать свои корпорации. В 60-е годы появляется цех бергенских золотых дел мастеров, его устав был утвержден королем в 1599 г. К этому времени в Бергене возникли цехи портных, цирюльников, хлебопеков и других, несколько цехов – в Осло, в XVII в. – в Тронхейме. В прочих городах ремесленники в цехи не организовывались. Создание цехов преследовало цель сосредоточить ремесло в городах. Тем не менее в сельской местности, вопреки королевским запретам, существовало множество ремесленников. Королевская власть, утверждавшая цехи, вмешивалась в отношения между ними, регулировала цены на ремесленные изделия, заработную плату и т. д. В большинстве своем ремесленники были мелкими, многие мастера работали без помощи учеников и подмастерьев.

Ремесло все же было развито недостаточно, и короли приглашали в Норвегию иностранных специалистов и предпринимателей, располагавших большими капиталами. Но теперь иностранцы, как правило, делались норвежскими подданными, оседали в норвежских городах и вливались в ряды отечественного бюргерства, составляя его высший слой. Иммиграции буржуазных элементов в Норвегию способствовали политические и религиозные конфликты и преследования в Германии, Нидерландах, Франции, Англии и других странах в эпоху реформации и католической реакции.

Экономический подъем привел к некоторому повышению уровня жизни населения, что сказалось и в быту: традиционные формы жилищ, домашней обстановки, одежды стали изменяться, у норвежцев возникли новые потребности. В городах кое-где стали возводить каменные строения (правда, в небольшом числе; как правило, дома по-прежнему строили из дерева). В жилищах появились печи вместо открытых очагов, дым которых выходил через отверстия в крыше; в окнах – стекла. В это время расширился ввоз в страну, наряду с зерном, солодом, мукой, солью, таких товаров, как ткани, вина, мыло, стекло, табак, фрукты. Немаловажным новшеством была водка, и современники жаловались на распространение пьянства и сопровождавших его бесчинств, на то, что многие прихожане вместо посещения церкви зачастили в кабаки и что даже среди пасторов встречается немало пьяниц.

Показателем подъема явился рост населения, численность которого примерно к середине XVI в. достигла уровня, существовавшего до "Черной смерти". Предполагают, что на протяжении XVI в. население увеличилось со 180-200 тыс. человек до 400 тыс., а в начале второй половины XVII столетия составляло около полумиллиона человек. При этом в городах число жителей утроилось, с 10 тыс. до 30 тыс., преимущественно за счет иммиграции и притока ремесленного люда из сельской местности.

Однако норвежский народ извлек очень скромные выгоды из хозяйственного прогресса, так как Датское государство и дворянство еще более усилили его эксплуатацию. Главное ее бремя, как и прежде, ложилось на крестьян. Большинство их оставалось на положении лейлендингов и вело хозяйство на землях крупных землевладельцев; таких хозяев в начале XVII в. было до 25 тыс., тогда как свободных собственников насчитывалось 11 тыс., хотя этот слой несколько увеличился в результате освоения ранее заброшенных усадеб. Почти половина лейлендингов сидела во владениях короны и церкви¹¹, 13% – на землях дворян (преимущественно датских); но около 17% лейлендингов находились в зависимости от чиновников, бюргеров, богатых одальманов. Среди последних были хозяева, которые к своим наследственным владениям присоединили арендованные ими усадьбы и обладали иногда 10 и даже 20 дворами. Эта "аристократия бондов", державшая в зависимости от себя многочисленных лейлендингов, хусменов (работников, наделенных участками или жилищами) и других бедняков, заступила место почти исчезнувшего норвежского дворянства, многие представители которого, как мы знаем, влились в число бондов¹². Зажиточные крестьяне извлекали выгоды из благоприятной рыночной конъюнктуры в период "революции цен", богатели на торговле лесом и скупали или брали в залог земли разорявшихся собственников. Слой малоземельных крестьян все увеличивался, чему в немалой степени способствовали разделы старых больших дворов, ставшие особенно частыми в период развития товарно-денежных отношений. Только 25% земли обрабатывали сами владельцы.

Социальные и имущественные контрасты в норвежском обществе стали резче. В XIV и XV вв. Норвегия была крестьянской страной, в которой не существовало ни сколько-нибудь влиятельного дворянства, ни значительного городского населения (если не говорить об иностранцах-аристократах и купцах). В XVI в. в этой по-прежнему аграрной стране все более дифференцировавшемуся крестьянству противостояли дворяне, вновь собравшие в своих руках немалые владения, и богатевшее бюргерство, в среде которого появились уже буржуазные элементы. Среди дворянства ведущее положение занимали теперь выходцы из Дании. Например, семья Круммедиге, обосновавшаяся в Вестфолле в 40-е годы XV в., была собственницей более чем 270 дворов или частей дворов, разбросанных в разных частях страны. Уже упоминавшийся ранее Хенрик Круммедиге в начале XVI в. чрезвычайно увеличил свои владения как в Норвегии, так и в Дании¹³.

В связи с общим подъемом товарно-денежных отношений и возросшим в XVI в. спросом на землю собственники стремились извлечь как можно больше доходов из своих владений. С этой целью вводились дополнительные поборы: вступительные взносы сверх ежегодного ландскюльда; платежи, вносившиеся каждый третий год; платежи, возникшие из обязанности крестьянина принимать у себя и угощать земельного собственника, и др. Хотя фактически крестьянская аренда была наследственной, старые законы о трехлетнем сроке сдачи земли не были отменены, и крупные собственники использовали их для увеличения чрезвычайных поборов. Наследников умершего лейлендинга собственник земли принуждал вносить более высокую плату либо сгонял их с участков. Попытки вмешательства правительства¹⁴ были малоэффективными. Во второй половине XVI в. наблюдается тенденция к повышению ландскюльда. Крестьяне страдали от засилья чиновников и королевских управляющих, слабо контролируемых из-за отсутствия правительства в Норвегии.

Наряду с увеличением поземельных платежей дворяне стремились распространить на Норвегию барщинную систему, существовавшую в Дании. Кое-где в южной части страны им удалось принудить лейлендингов исполнять еженедельные отработки на барских дворах. Но барщиннообязанных крестьян в Норвегии было немного, а попытки крупных земельных собственников установить судебную власть над своими арендаторами натолкнулись на сопротивление вольнолюбивого крестьянства, опиравшегося на вековые традиции личной свободы, и на нежелание королевской власти расширять привилегии дворян. Отсутствие крупного барщинного поместья, неблагоприятные условия для развития земледелия и исторически сложившиеся порядки, способствовали тому, что крепостничество так и не внедрилось в Норвегии.

Датско-норвежское дворянство вело наступление на крестьян по другой линии. Не получив полного удовлетворения от секуляризации монастырских и епископских земель, так как они в значительной части остались в собственности короны, дворяне хотели расширить свои владения за счет крестьян и использовали тяжелое материальное положение многих из них. На протяжении XVI столетия происходит превращение дворов обедневших одальманов в арендные владения. С целью облегчить и ускорить этот процесс дворянство неоднократно поднимало вопрос об отмене права одаля и преимущественной покупки земли одальманами; в 1548 г. дворяне выдвинули требование, чтобы "купля-продажа земли не зависела от столь многих условий, как до сих пор". Но королевская власть не могла пойти на такую меру, сознавая, что она не прошла бы безболезненно.

В период укрепления абсолютной монархии король заботился прежде всего об увеличении доходов государства. К многочисленным прежним повинностям и поборам в XVI в, прибавились новые и очень тягостные. Монополия короны на разработку горных богатств страны была сопряжена с введением обязательной повинности крестьян безвозмездно или за жалкое вознаграждение рубить лес и выжигать древесный уголь, возить руду, снабжать продовольствием мастеров, работавших на рудниках и литейных заводах. Сверх того бондов заставляли строить дома в королевских усадьбах, работать по возведению укреплений, возделывать в обязательном порядке пустовавшие дворы. XVI и XVII века, когда Дания вела многочисленные войны, были временем дальнейшего роста государственных налогов. Не довольствуясь постоянными налогами, правительство вводит всякого рода дополнительные поземельные и подушные платежи. Для упорядочения раскладки этих поборов крестьянские усадьбы были классифицированы на несколько категорий в зависимости от их платежеспособности: "полный двор", "половинный двор", "пустующий двор" (обычно – четверть "полного" двора). Однако налоги подчас были столь велики, что многие дворы забрасывались хозяевами, материальные возможности которых не соответствовали чрезмерным фискальным требованиям. Как и в прежнее время, король мог взыскивать с крестьян угощения во время поездки по стране, но поскольку датские монархи посещали Норвегию редко, они добились предоставления этого угощения их наместникам. Со временем угощение было превращено в налог, уплачивавшийся до начала XVI в. в виде продуктов, а впоследствии – деньгами и тканями. Введение новых чрезвычайных налогов неоднократно вызывало сопротивление крестьян: так, они отказывались платить их в 1491 и 1529 гг.

Новая волна крестьянских выступлений на протяжении XVI в. была ответом на усиление эксплуатации норвежского народа государством, дворянами и чиновничеством. Население страдало не столько от постоянно растущих налогов, так как обесценение денег несколько умеряло их тяжесть, сколько от всяческих притеснений чиновников, ленников, иностранных мастеров. В 40-е годы XVI в. крестьяне Телемарка, принуждаемые нести повинности по обслуживанию медных рудников, подняли восстание против ленников и фогтов короля. Восставшие действовали сплоченно: против королевских войск, направленных на подавление их выступления, поднялись вооруженные жители нескольких соседних приходов. Возмущение было подавлено оружием, крестьянских вожаков подвергли казни, на участников мятежа наложили тяжелые штрафы. Нужно отметить, что в отличие от более раннего времени, когда выступления крестьян часто возглавлялись выходцами из дворян, в XVI в. крестьянские восстания имели собственных руководителей¹⁵.

Не менее серьезным было движение в Треннелаге в 1573-1578 гг., где бонды из Геуладалена пожаловались королю на введение незаконных поборов. Приказ короля произвести расследование крестьяне поняли как поддержку их требований и отказались платить налоги. Волнения охватили большую часть Треннелага. Ленник Людвиг Мунк казнил крестьянских вожаков. Однако крестьяне не примирились с новыми податями после прекращения восстания и продолжали борьбу в судах до тех пор, пока правительство не согласилось отменить эти налоги, реабилитировать казненных руководителей восстания и приказало расправившемуся с ними Людвигу Мунку уплатить бондам возмещение. При этом Мунк, в прошлом статхолдер (наместник) Норвегии, лишился своего лена. Несколькими годами позже такая же участь постигла другого ленника, Эрика Мунка, у которого король отобрал лен по жалобе крестьян, так как он не только притеснял бондов, но и причинил ущерб казне. Злоупотребляя своей властью, ленники и другие официальные лица налагали на подчиненное им население непомерные штрафы с тем, чтобы вынудить их заложить свою землю. Статхолдер Аксель Гюлденшерна в 1590 г., отмечая распространенность таких вымогательств, просил короля запретить подобную практику.

Во второй половине XVI и в XVII в. крестьяне то и дело подавали жалобы королю на усиление эксплуатации и возбуждали тяжбы в судах. Правда, ленники и фогты подчас расправлялись с жалобщиками, раскрывавшими перед правительством их махинации, но угроза новых выступлений была настолько сильна, что при введении поборов властям неоднократно приходилось по этим вопросам вступать в переговоры с населением на тингах, и были случаи, когда бонды наотрез отказывались удовлетворить их притязания. Местные тинги вновь стали органами крестьянского сопротивления, с которыми королям приходилось считаться: стремясь укрепить свое влияние в Норвегии, датские монархи заверяли норвежских подданных, что желают придерживаться "Законов святого Олава", а по старинным норвежским обычаям новый налог мог быть введен лишь с согласия народа. Упорно сопротивляясь датским нововведениям, крестьяне пытались оградить себя от разорения и сохранить остатки тех вольностей, которые и в эпоху унии отличали социальный строй Норвегии. Тем не менее в XVII в. абсолютной монархии удалось нанести крестьянским тингам тяжелый удар, запретив их самовольные собрания и подачу коллективных петиций. Крестьяне отныне имели право подавать лишь индивидуальные жалобы на тингах, созываемых королевскими ленниками или другими чиновниками¹⁶.

Неповиновение крестьян властям проявлялось и во время военных действий. Когда соперничество между Данией и Швецией (Фредерик и стремился подчинить себе Швецию, а король последней, Эрик XIV, хотел захватить Норвегию, и оба оспаривали контроль над Балтикой) привело к Северной Семилетней войне (1563-1570), военные операции происходили в значительной мере на норвежской земле, и страна от них серьезно страдала. Шведский король пытался привлечь норвежцев на свою сторону, однако бесчинства шведских отрядов в Тронхейме восстановили население против них. Защищая свои хозяйства от грабежей наемных солдат, бонды изгоняли их со своей территории. В то же время крестьяне Восточной Норвегии, отказываясь воевать против шведских соседей, на собственный страх и риск заключали с ними мирные соглашения ("крестьянские примирения"); до споров между господами им было мало дела¹⁷. Нежелание участвовать в чуждых им войнах норвежские бонды проявляли и в XVII в.

Одним из последствий Северной Семилетней войны, не приведшей к территориальным изменениям, было то, что датское правительство, стремясь укрепить свое влияние в Норвегии и умиротворить ее население, пошло на создание в стране некоего подобия центрального управления, давно отсутствовавшего. В 1572 г. была учреждена должность статхолдера (штатгальтера) Норвегии, который должен был представлять интересы короля и осуществлять власть от его имени. В обстановке экономического подъема, благодаря которому роль Норвегии в унии возросла, эта реформа должна была привести к политической активизации норвежского дворянства¹⁸. В конце XVI в. Кристиан IV (1588-1648) расширил привилегии норвежских дворян и предоставил им ряд государственных постов. Эти пожалования были сделаны на собрании сословий, которые отныне стали созываться королем, постоянно нуждавшимся в деньгах и шедшим поэтому на известные уступки дворянству и бюргерам. На собрании, созванном в 1591 г., присутствовали представители всех четырех сословий: дворян, духовенства, бюргеров и бондов. Однако вскоре крестьян перестали вызывать на сословные собрания. Одновременно они окончательно были отстранены от участия в судопроизводстве на местах, так как судьями стали одни лишь королевские чиновники – лагманы и присяжные писцы (sorenskriverne).

То, что с Норвегией теперь приходилось больше, чем прежде, считаться, нашло свое выражение, между прочим, в изменении поведения монарха. Кристиан IV в отличие от своих предшественников часто посещал страну. Он поставил под еще более строгий контроль местные лены, назначал чиновниками норвежцев, поощрял сословие горожан, способствовал строительству флота. При нем был издан кодекс норвежского права (1604)¹⁹. В своей основе он представлял собой старый "Ландслов" Магнуса Лагабётира с добавлениями и "улучшениями" последующего времени; однако если "Ландслов" XIII в. считался фиксацией народного права, то свод законов 1604 г. рассматривался как королевское законодательство; он был напечатан в переводе на датский язык. После пожара, уничтожившего в 1624 г. Осло, по приказу Кристиана IV был заложен новый город, названный Кристианией²⁰. Он же основал город Кристиансунн.

Однако проводившаяся Кристианом IV агрессивная внешняя политика, втянувшая Норвегию вместе с Данией в серию войн (на протяжении полувека, между 1610 и 1660 гг., Датско-норвежское государство участвовало в пяти войнах), свела на нет положительные результаты его внутренних преобразований и имела губительные последствия для страны. Датско-шведские противоречия после войны 1563-1570 гг. достигли крайнего обострения; наряду с борьбой за господство на Балтийском море причиной новых конфликтов было стремление Швеции установить, а Дании сохранить контроль над Северной Норвегией и Финмарком.

Так называемая Кальмарская война (1611-1613) опять происходила отчасти на территории Норвегии. Норвежцы не хотели воевать, статхолдер жаловался на то, что они непокорны и склонны к мятежу. Согнанные для нападения на шведов, крестьяне разбегались по домам, пропускали через свою область шведские отряды, не оказывая им сопротивления. Но в то же время крестьяне продемонстрировали способность защитить свою землю от врагов: отряд шотландских наемников, шедших через Гудбрандсдален к шведской границе, в августе 1612 г. был атакован местными жителями, забросавшими его с горы камнями и стволами деревьев, и почти полностью уничтожен. Этот эпизод ("битва при Крингене"), не имевший большого значения для хода военных операций, остался в памяти норвежцев как свидетельство народного патриотизма и свободолюбия. Война закончилась тем, что Дания удержала все свои владения. Для народа Норвегии война означала новые тяготы, так как содержание наемных армий стоило очень дорого. Между тем от старинной системы всеобщего ополчения – лейданга давно уже оставались лишь воспоминания. Поэтому правительство прибегло к новой организации армии. Согласно постановлению сословий от 1628 г., каждые четыре "полных" двора должны были выставить одного полностью вооруженного солдата. Однако на практике эта система набора солдат была осуществлена лишь позднее, в 1640-е годы.

Успехи Кристиана IV были недолговечны; его вмешательство в Тридцатилетнюю войну (в 1625-1629 гг.) привело к поражению Дании²¹. Норвегия не была непосредственно затронута военными действиями, но норвежские моряки и солдаты должны были служить в вооруженных силах короля, а народ вновь испытал рост налогового бремени. Хотя в годы Тридцатилетней войны Швеции удалось установить контроль над большей частью Балтийского побережья, выход из Балтики на запад оставался в руках Дании.

Спор о контроле над Балтийским морем склонился в пользу Швеции в результате последней войны, которую вел Кристиан IV. В этой войне (1643-1645) Норвегия приняла более активное участие, чем в предыдущих войнах. Назначенный в 1642 г. статхолдером Ганнибал Сехестсд, зять короля, хорошо подготовился к военным действиям, усилил флот и навербовал большую боеспособную армию, воспользовавшись законом 1628 г. Во главе воинских частей были поставлены иностранные офицеры. Кроме того, Сехестед собрал огромный налог с населения. Норвежцы одержали ряд побед в боях на шведской границе, дальше которой, однако, бонды отказывались идти. Тем не менее именно Норвегия должна была расплачиваться за поражения, понесенные в этой войне Данией: мир в Бремсебру (август 1645 г.) был куплен ценой уступки шведам Емтланна и Херьедалена, а также островов Эзель и Готланд; Швеция расширила свое право беспошлинного прохода судов через Эресунн.

Важная роль, сыгранная Норвегией в "Ганнибаловой войне" (как назвали в Норвегии войну 1643-1645 гг. по имени статхолдера), дала Сехестеду возможность добиваться у Кристиана IV согласия на большую самостоятельность страны. Налоговое дело было реформировано, а государственные доходы, ранее отселявшиеся из Норвегии в Копенгаген, в 1647 г. было разрешено частично оставлять в распоряжении статхолдера и комиссии, ведавшей финансовыми и военными делами. Роль Норвегии в составе датско-норвежской монархии в финансовом отношении в этот период также чрезвычайно возросла, и доходы, получаемые казной с Норвегии, намного (почти вдвое) превышали поступления из Дании, экономика которой была подорвана войнами²². Однако в политике Сехестеда, направленной на создание самостоятельного норвежского правительства, датский риксрод усмотрел угрозу влиянию датского дворянства и целостности унии. Король Фредерик III (1648-1670) отказался от поддержки планов Сехестеда, который в 1651 г. был смещен со своего поста, а полномочия статхолдера были сужены. Тем не менее одновременно были созданы некоторые местные учреждения, занимавшиеся руководством горным и лесным делом, причем среди чиновников было немало норвежских горожан.

Новая война против Швеции (1657-1660) опять-таки, несмотря на успехи норвежцев, принесла стране большой ущерб вследствие поражений, которые потерпели датские войска. По Роскильдскому миру (февраль 1658 г.) король Фредерик III уступил шведам не только Емтланн и Херьедален, отвоеванные было норвежцами, но и Треннелаг и Бохуслен, а также датские территории восточнее Зунда. Швеция, достигшая наивысшего расцвета своего могущества на скандинавском Севере, вела в Норвегии пропаганду с целью отколоть ее от Дании. В результате возобновившихся в том же году военных действий, в ходе которых норвежцы героически обороняли крепость Халден, Треннелаг был возвращен Норвегии, а Борнхольм – Дании, но и Копенгагенский мир (май 1660 г.), заключенный при вмешательстве Англии, Франции и Нидерландов, сохранил в силе положение, при котором Норвегия и Дания более не имели общей сухопутной границы. Это обстоятельство благоприятствовало требованиям создания в Норвегии более самостоятельной администрации.

В понесенных Датско-норвежским государством поражениях народ винил датское дворянство, антагонизм между знатью и буржуазией чрезвычайно усилился. Изменившееся соотношение классовых сил создало предпосылки для перехода к абсолютизму.

2. Остается не вполне ясным, каков был реальный рост обложения, так как одновременно происходила "революция цеп" – резкое их повышение после притока в Европу большого количества драгоценных металлов из незадолго до того открытое Америки. См.: LundenK. Agrartilhøve ca. 1600-1720. – HT, 1969, Bd. 48, N 4, s. 245.

4. См.: Анохин Г. И. Общинные традиции норвежского крестьянства. М., 1971, с. 99 и след.

5. Шаскольский И. П. Экономические связи России с Данией и Норвегией в IX-XVII вв. – В кн.: Исторические связи Скандинавии и России. IX-XX вв. Л., 1970, с. 48-50.

6. Holmsen A. Finneskatt, finneleidang og nordmannsleidang. – In: Holmsen А. Gard, bygd, rike. Oslo; Bergen; Tromsø, 1966, s. 161-178.

7. Очерки истории СССР. Конец XV – начало XVII вв. М., 1955, с. 652.

8. Развивающееся рыболовство требовало поставки большого числа бочек.

9. Еще в 1490 г. на риксроде в Осло отмечалось, что крестьяне владеют собственными кораблями, на которых вывозят за границу доски, строевой лес и другие изделия, чем причиняют духовенству и дворянам "большой и гибельный вред". Вред этот, говорилось далее, заключался в том, что крестьяне не занимаются земледелием, так что многие дворы остаются заброшенными и зарастают лесом, и их собственники не получают доходов. Риксрод запретил бондам вести внешнюю торговлю, им было разрешено торговать лесом лишь в пределах страны и только на мелких судах. См.: Johnsen О. А. Norwegische Wirtschaftsgeschichte. Jena, 1939, S, 158.

10. С 40-х годов XVTI в. наибольшее значение приобрела добыча меди в Квикне (в Хедмарке).

11. Протестантские пасторы получали государственные земли.

12. Fladby R. Norges historie. Oslo, 1977, Bd. 6, s. 240 ff.

13. Benedictow О. J. Hartvig Krummedikes jordegods. Oslo; Bergen; 1970.

14. В 1604 г. Кристиан IV постановил, что "каждый крестьянин, который снимает двор и платит ландскюльд или первоначальный взнос, должен сохранять двор в течение жизни, и его нельзя передавать другому". Но одновременно было подтверждено предписание закона Магнуса Лагабётира о краткосрочной аренде, что открывало возможность для всяческих злоупотреблений.

16. Jahnsen О. A. De Norske staender. – Videnskabs-Selskabets Skrifter. II. Hist.-Filos. Kl. Christiania, 1906, s. 50 f.; Анохин Г. И. Указ. соч., с. 148.

17. "Крестьянские примирения" к тому времени имели длительную историческую традицию. См.: Lindberg F. Bondefreder under svensk medeltid. – Historisk tidskrift, Stockholm, 1928, 48 Årg., H. 1; Koht H. Norsk bondereising, s. 133 ff.

18. С. Суппхеллен предостерегает, однако, против преувеличения значения института статхолдера на первом этане его существования. См.: Supphellen S. Opprettinga av ein norsk stathaldarinstitusjon i 1572. Ny samling av Noreg? – HT, 1979, Bd. 58.

19. Kong Christian den Fjerdes Norske Lov-bog af 1604 / Udg. af E. Hallager, F. Brandt. Christiania, 1855.

20. Название "Кристиания" сохранялось за столицей Норвегии до 1925 г., когда город вновь был переименован в Осло.

21. См.: История Швеции. М., 1974, с. 188-180.

22. Petersen Е. L. Fra domaeneslat til skatteslat. Syntese og fortolkning. Odense, 1974, s. 30 f.