| Скандинавские языки принадлежат к германской семье языков и представляют самостоятельную, своеобразно развившуюся ветвь этой семьи. В начале нашего летоисчисления германцы жили в Скандинавии и северной Германии, на запад и на юг до Рейна, на восток до Вислы (1). Их язык, прагерманский (2), постепенно распался на диалекты, объединяемые в три главные группы, которые по их положению относительно друг друга в этот древнейший период называют северногерманской, восточногерманской и западногерманской. Восточные германцы являются, видимо; выходцами из Скандинавии (о чем говорят, в частности, некоторые из их племенных названий, рассматриваемых на стр. 41-42). Восточногерманские языки полностью вымерли. Важнейший из них - готский, древнейший германский литературный язык. От готского - перевода библии Вульфилы (середина IV в.) сохранились лишь части. Важнейший список этой библии - так называемый "Серебряный кодекс" (Codex Argenteus), написанный около 500 г. в Италии, вероятно, в Равенне, столице Теодориха Великого. В настоящее время "Серебряный кодекс" хранится в Упсале. Западногерманские племена жили главным образом между Эльбой и Рейном. Большая часть их погибла в эпоху переселения народов, некоторые же вошли в новые племенные образования. В более поздний период переселения народов славянские народы (венды и др.) вышли на севернонемецкую равнину, между скандинавами и остальными германцами, и, таким образом, скандинавские языки оказались на ряд столетий отделенными (за исключением крайнего запада) от континентальных германских. В начале средних веков существовали следующие западногерманские языки (3): древнеанглийский, древнефризский, древненижнефранкский (по нижнему течению Рейна), древнесаксонский (между Рейном и Эльбой), древневерхненемецкий (южнее области древнесаксонского). Первые памятники древнеанглийского и древневерхненемецкого языков относятся к VIII в., первые памятники древнесаксонского - к IX в. (4).
В низовьях Эльбы во времена Тацита (около 100 г.) жили лангобарды. Но вскоре они покинули эти места и направились сначала в Венгрию, а затем (в VI в.) в Италию, в названную впоследствии по их имени Ломбардию. К северу от поселений лангобардов, по словам Тацита, лежали большие леса и реки. Большой лес, называвшийся. "Железным лесом" (на языке скандинавов Iarnwith, на языке саксов Isarnho), тянулся от р. Траве до залива Шлей. На западе вдоль р. Эйдер простирались обширные болота. Таким образом, это была редко населенная пустынная местность, служившая естественной границей между Ютландией и страной саксов. Жители назывались по-исландски Holtsetar "лесные жители", по-древнесаксонски - Holtsāti, откуда произошло название Holsten, получившее затем в верхненемецкой переделке форму Holstein - Голштиния. На полуострове Ангель, в немецком Шлезвиге, жили англы, которые в V в. вместе с саксами и ютами переселились в Англию. Согласно сообщению историка Беды (ум. в 735 г.), после их ухода осталась незаселенная область между землями ютов и саксов. Постепенно лесные земли были распаханы и заселены с юга, однако разница в языке между этими новыми поселенцами и их северными соседями в Ютландии была настолько резко выражена, что не могла сгладиться. Уже в IX в. юты столкнулись с необходимостью построить на северном краю дремучего леса крепостной вал Даневирке для защиты от немцев.
Однако кажется маловероятным, чтобы одним только переселением южноютских племен можно было полностью объяснить возникновение резкой языковой границы между скандинавскими и западногерманскими языками. Большее значение имели оживленные связи, существовавшие между южной Ютландией и различными частями скандинавского севера, особенно Упландом и близлежащими областями. В "период викингов" между Бирка (5) и Хедебю (6) проходил оживленный торговый путь. В южной части Ютландии в Х в. находилось королевство, основанное шведскими викингами. Можно констатировать замечательные совпадения в диалектах от долины оз. Меларена вдоль шведского восточного побережья до южнодатских островов и южной Ютландии (7). Постоянные набеги викингов и их поселения укрепляли скандинавский элемент как раз в этой пограничной области, подвергавшейся угрозе с юга. Языковые нововведения, центр которых находился севернее, укреплялись благодаря этому и здесь, и языковое развитие Ютландского полуострова окончательно определилось в чисто скандинавском направлении.
Ряд общих черт, сближающих скандинавские языки с восточногерманскими, восходит к тому времени, когда готы и другие восточногерманские племена жили еще в Скандинавии. Важнейшие из этих черт следующие:
1. Сочетания -jj- и -ww- превратились в -ggj- (гот. -ddj-) и -ggw-. Например, прагерм. *twaı-ıō (род. п. от *twai "два", др.-исл. tveir): др.-в.- нем. zweiio, гот. twaddje, др.-исл. tveggia, др.-швед. twæggia; прагерм. *аııа "яйцо": нем. Ei, крымско-гот. adda, др.-исл. egg, др.-швед. ægg (англ. egg заимствовано из скандинавского); прагерм. *hauuan "рубить": нем. hauen, гот. haggwan, др.-исл. hǫggva, др.-швед. hugga; прагерм, *trеuuu- "верный": нем. treu, гот. triggws, др.-исл. tryggr, др.-швед. trygger. Тот же переход наблюдается в др.-исл. dǫgg "роса", швед. dagg (нем. Tau); др.-исл. skuggi "тень", швед. skugga (нем. schauen "смотреть"): швед. uggla "сова" (нем. Eule) (8).
2. 2-е л. ед. ч. прошедшего времени оканчивается на -t: гот. gaft "ты дал", namt "ты взял", др.-исл. gaft, namt (в противоположность, например, др.-в.-нем. gābi, nāmi).
Наибольшее сходство с готским обнаруживают восточноскандинавские языки - датский и шведский. Готский, так же как и древнешведский. имеет долгое о в открытом слоге там, где исландский подобно западногерманским языкам имеет долгое u: гот. bauan "жить" (читается bōan), др.-швед. bōa, др.-исл. búa, др.-в.-нем. būan. В готском отсутствует так называемый "а-умлаут" (9), который в восточной Скандинавии встречается реже, чем в западной: причастие прошедшего времени гот. budans "предложенный", др.-швед. buþin - др.-исл. boðinn, нем. geboten.
С другой стороны, скандинавские языки обладают рядом общих черт с западногерманскими языками. Сюда относятся:
1. Переход прагерм. ē > ā: гот. jēr "год" - др.-исл., др.-швед. ār, нем. Jahr; гот. lētan "допускать, позволять" - др.-исл., др.-швед. lāta, др.-в.-нем. lāzzan, нем. lassen.
2. Переход прагерм. z > r: гот. maiza "больше" - др.-исл. meir, др.-швед. mēr, нем. mehr, англ. more.
З. Появление местоимения "этот" - швед. denne (detta, dessa), нем. dieser, англ. this (10).
Прагерманский - и, следовательно, вся германская семья языков - характеризуется прежде всего следующими языковыми изменениями:
1) германским перебоем согласных,
2) передвижением ударения на первый слог слова,
3) образованием слабого склонения прилагательных.
4) образованием слабого спряжения глаголов.
1. Так называемый перебой согласных изменил различным образом все индоевропейские взрывные звуки: bh, dh, gh > ƀ, ð, ɡ: (b-, d-, g-), т. е. звонкие придыхательные стали звонкими щелевыми (в начале слога они превратились затем в звонкие взрывные); р, t, k > f, þ, h, т. е. глухие взрывные стали глухими щелевыми; b, d, g > p, t, k, т. е. звонкие взрывные стали глухими взрывными.
Примеры:
скр. bharati ("он несет", гр. φέρω, лат. fero - гот. bairan (читается beran), др.-исл. bera;
скр. pād "нога", гр. πουσ, ποδός, лат. pes, pedis - гот. fots, др.-исл. fótr, нем. Fuss, англ. foot;
скр. daça "десять", гр. δέχα, лат. decem - гот. taihun (читается tehun), др.-исл. tíu, нем. zehn, англ. ten.
Перебоем не затронуто лишь сравнительно небольшое число слов, и поэтому он служит критерием для выделения германских языков. Слово какого-либо германского языка, содержащее согласные, не подвергшиеся перебою, должно рассматриваться как заимствование.
2. Индоевропейское словесное ударение было, по-видимому, преимущественно музыкального характера и заключалось в чередовании высоких и низких тонов. В германском праязыке оно заменилось экспираторным ударением. Далее, индоевропейское словесное ударение было подвижным: оно могло падать на коренной слог слова, на словообразовательный суффикс или на флексию, а в некоторых словах могло и изменять место в различных формах при склонении и спряжении. Это первоначальное положение сохранилось в санскрите и греческом языке.
Примеры:
скр. pitā "отец (вин. п. pitáram, дат. п. pitrē, зват. п. pítar), гр. πατήρ (вин. п. πατέρα, род. п. πατρόςб, зват. п. πάτερ);
скр. pād "нога" (вин. п. pádam, род. п. padás), гр. πουσ (вин. п. πόδα, род. п. ποδός);
скр. vēda "я видел" (мн. ч. vidmá), др.-исл. vеit "знаю" (vitum);
скр. bu-bōdha "я понял" (мн. ч. bu-budhimá), др.-исл. bauð "предложил" (buðum).
В латинском же языке, как и в германских языках, ударение передвинулось к началу слова (11).
В германских языках передвижение ударения произошло, как показал датский языковед Карл Вернер, после второго этапа перебоя, т. е. после того как р, t, k превратились в f, þ, h. Еще до передвижения ударения глухие щелевые прагерм. f, þ, h и s превратились в соответствующие звонкие ƀ, ð, ɡ и z в тех случаях, когда предшествующий им сонант не нес на себе основного тона ("закон Вернера").
Ср., например, с одной стороны, скр. pitā (вин. п. pitáram) "отец", гр. πατήρ - гот. fadar; с другой - скр. bhrāta (вин. п. bhrātaram) "брат", гр. φράτωρ - гот. broþar.
Окончание именительного падежа -s (например, лат. servus "слуга", civis "гражданин" , fructus "плод") по закону Вернера превратилось в германском праязыке в -z, откуда в др.-рунич. -R, др.-исл., др.-швед. -r, например, лат. ventus "ветер" - др.-исл. vindr, лат. hostis "враг" - др.-рунич. -gаstiR "гость", др.-исл. gestr.
Сюда же относится чередование согласных в прошедшем времени сильных глаголов (индоевропейский перфект): др.-исл. vas "был", мн. ч. várum; fann "нашел", мн. ч. fundum из прасев. *fanþ, мн. ч. *funðum (ср. приведенные выше скр. vēda - vidmá).
Передвижение ударения на начальный слог постепенно вызывало серьезные изменения в формах слов: гласные слогов со слабым ударением сократились или совершенно исчезли (редукция или синкопа гласных). Эти изменения в окончаниях начались еще в германском праязыке, но в основном относятся к истории отдельных германских языков. Общие правила при редукции следующие: 1) в положении абсолютного исхода гласный ослабляется легче, чем в тех случаях, когда за ним следует согласный; 2) открытый гласный а редуцируется раньше, чем закрытые i, u; 3) после долгого слога гласный ослабляется скорее, чем после краткого.
В готском языке а отпало во всех окончаниях, i - после долгого слога; u сохранилось: гот. stains "камень" (др.-рунич. -stainaR), gasts "гость" (др.-рунич. -gаstiR), handus "рука", sunus "сын". В древних западногерманских языках а отпало во всех окончаниях, i и u - только после долгого слога (др.-в.-нем. stein "камень", gast "гость", hant "рука", но wini "друг", sunu "сын", fridu "мир", situ "обычай": др.-англ. stān, giest, hand, но wine, sunu).
В скандинавских языках редукция зашла несколько дальше. Синкопа краткого гласного происходит во всех случаях, хотя после долгого слога раньше, чем после краткого. Раньше всего подверглось выпадению а, затем i, еще позже u (12).
Передвижение ударения к началу слова является, видимо, предпосылкой аллитерации, характерной для германской поэзии. Древнейший пример аллитерации встречается в изложенном у Тацита сказании, из которого видно, что германцы в своих старых песнях выводили свое происхождение от Мана; они приписывали ему трех сыновей, по именам которых были названы основные германские племена: ингвеоны, иствеоны и (г)ерминоны (13).
3. Прилагательные первоначально склонялись так же, как существительные. В формальном отношении существительное и прилагательное ничем не отличались друг от друга, составляя единую категорию имени (14). Один и тот же корень мог употребляться и как существительное и как прилагательное. Например, др.-исл. sárr "раненый" и sár "рана"; гот. weihs "святой" и др.-исл. vé "святилище"; др.-исл. hárr "высокий", др.-швед. høgher, швед. hög и др.-исл. haugr "холм, курган"; др.-швед høgher, др.-исл. holr "полый, пустой" и hol "дыра"; швед. ljus - "светлый" и "свет", djup - "глубокий" и "глубина" и др. В тех случаях, когда склонение прилагательных в германских языках отличается отдельными формами от склонения существительных, это объясняется влиянием склонения местоимений.
Первоначально прилагательное выражало одной и той же формой как "определенное", так и "неопределенное значение": лат. bonus vir - один хороший человек" и "этот хороший человек". В германских языках для выражения "определенного значения" выработалась особая форма, так называемая слабая форма прилагательного. Она образуется от сильной формы при помощи суффикса -n:
др.-исл. góði "добрый" (косвенные падежи góða), ж. р. góða (косв. п. goðu), ср. р. góða (косв. п. góða). Ср. hani (м. р.) "петух", gata (ж. р.) "улица", hiarta (ср. р.) "сердце"; нем. der gute Mann "хороший человек", р. п. des guten Mannes и т. д. Ср. der Bote "посланник", des Boten и т. д. (15).
Таким образом, слабое склонение прилагательных совпадает со склонением существительных основ на -n.
В греческом и латинском языках также возможно образование обозначений лиц от корней прилагательных посредством суффикса -n. Особенно часто это бывает в именах, образовавшихся из прозвищ: гр. Στράβωγ от прилагательного δτράβος "косоглазый", лат. Rufo от rufus "красный". Аналогичные случаи субстантивации наблюдаются и в германских языках: гот. weiha "жрец" (род. п. weihins) от weihs "святой".
Было высказано предположение, что эта функция суффикса -n служила исходной точкой для развития слабого склонения прилагательных и что в германском праязыке были широко распространены подобные образованные от прилагательных существительные, которые могли играть роль приложения, определяя другие существительные. Следовательно, Sigurðr ungi "Сигурд молодой" означало собственно "Сигурд юноша".
Этот способ выражения стал настолько продуктивным, что превратился в постоянную составную часть парадигмы. Употребление обычной "сильной" формы прилагательного все более ограничивалось случаями, когда выражалось "неопределенное значение": sunr góðr "(один) хороший сын". Одновременно форма, расширенная суффиксом -n, превращалась в прилагательное, выражавшее "определенное значение": sunr góði - первоначально "сын добряк", затем "(этот) добрый сын".
Наконец, при возникшем таким образом слабом прилагательном стали употреблять указательное местоимение. Это местоимение превратилось в носителя определенного значения, положив начало "свободностоящему артиклю" (16) при прилагательных.
Примеры: др.-исл. inn góði konungr "славный конунг", др.-швед. þæn goþe konungrin.
4. В германских языках мы находим два различных способа образования прошедшего времени (претерита): путем изменения коренного гласного по аблауту (17) (швед. giva "давать", прош. вр. gav; fara "ехать", прош. вр. for) и при помощи окончания, составной частью которого является дентальный согласный (швед. ställa "ставить", прош. вр. ställde). Со времени Якова Гримма глаголы, изменяющиеся по аблауту (а также и первоначально редуплицирующие глаголы) (18), называются сильными, а остальные - слабыми. Претерит, образуемый изменением по аблауту, непосредственно восходит к индоевропейскому перфекту как по форме корня, так и по окончаниям; претерит с дентальным суффиксом - германское новообразование.
Для образования основ этого претерита и соответственно причастия прошедшего времени в германском праязыке к глагольному корню прибавлялось -ð-. Прагерм. ð по правилам перебоя могло возникнуть или из индоевр. dh, или из t (по закону Вернера).
В причастии мы несомненно имеем дело с индоевропейским суффиксом -to: лат. ama-tu-s "любимый", doc-tu-s "ученый", audi-tu-s "услышанный". Таким образом, прагерманское причастие *kаllō-ðа- "позванный" имеет суффикс -tо- > -ða-, присоединяемый к основе *kallō-, точно соответствующей латинскому первому спряжению на -а (19): аmā-. Также образованы, но без"соединительного гласного": от глагола лат. video ("я вижу" причастие vīsus "увиденный" (из индоевр. *vīd-to-), прагерм. *vīsa-, др.-исл. víss "мудрый" (нем. weise).
Казалось естественным попытаться объяснить отсюда же и происхождение германского слабого претерита. Действительно, многие ученые толковали слабую форму претерита как содержащую индоевропейский суффикс -t-. Однако доказать это положение не удалось, и, вероятно, здесь нужно искать иное объяснение.
Большая часть слабых глаголов является производными, вторичными. Часть из них - так называемые побудительные глаголы (каузативы), образованные от сильных глаголов: швед. bränna "жечь", прош. вр. brände (ср. brinna "гореть" - прош. вр. brann); lägga "класть", lade (ср. ligga "лежать" - låg); föra "вести", förde (ср. fara "ехать" - for); leda "вести", ledde (ср. lida "проходить" [говорится о времени] - led) и т. д. Другая часть слабых глаголов - отыменные образования, производные от существительных и прилагательных (20): швед. döma "судить" (от dom "суд"), välja "выбирать" (от val "выбор"), fylla "наполнять" (от full "полный"), glädja "радовать" (от glad "веселый") и т. д. Подобные производные глаголы первоначально могли образовывать при помощи флексии только настоящее время; формы же прошедшего времени приходилось образовывать посредством описания с вспомогательным глаголом. Подобное описательное (перифрастическов) образование времен очень распространено в различных языках. Примером может служить французское будущее время: j'aimerai "я буду любить" от j'aimer ai "я имею любить" (из лат. amare habeo). Первоначальный перифраз слился в сложное слово, которое затем перестало осознаваться как сложное. Лат. amabo (буд. вр.) и amabam (имперфект) представляют собой сложные образования, включающие формы глагола "становиться" (лат. fui "стал, был"). Перфект от скр. sādayati "он сажает" (каузатив) - sādayam cakāra - буквально "он сделал сажание".
Какой же вспомогательный глагол входит в германский слабый претерит? Западногерманские языки до сих пор сохранили один глагол с значением "делать" (нем. tun, англ. do), исчезнувший, однако, в готском и скандинавских языках уже в дописьменный период. Он употребляется для образования описательных временных форм: нем. wir taten ihn lieben "мы любили его", англ. he did not come "он не пришел". Претерит этого глагола можно видеть в др.-в.-нем. teta (мн. ч. tātum), др.-сакс. deda (мн. ч. dādun, dēdun). Полагают, что эти формы нетрудно распознать в спряжении готского претерита: 1 л. ед. ч. salboda "я мазал", мн. ч. salbodedum.
Аналогично в прасеверном языке можно предположить формы 1 л. ед. ч. *kallō-ðeðō > *kalloðō "звал", от которого произошло др.-исл. kallaða, 1 л. мн. ч, *kallo-ðēðum (гот. *kallodedum) > kalloðum и, далее, др.-исл. kǫlluðum. Таким образом, прагерм, *kallō-, *vali-, *domi-, *habē- (основы глаголов "звать", "выбирать", "осуждать", "иметь" представляют собой первые элементы сложных слов, вторым элементом которых был вспомогательный глагол, не несший на себе ударения. По мере слияния составных частей сложного слова в единое целое второй член утрачивал свое значение вспомогательного глагола и превращался во флексию.
Что касается частностей в этом процессе образования германского дентального претерита, то выяснение их связано с рядом трудных проблем, разрешаемых разными учеными различно.
Индоевропейский праязык, с которым мы знакомимся, сравнивая между собою различные древние индоевропейские языки, отличался ярко выраженным флективным характером. Грамматические отношения в предложении обозначались здесь с помощью различных окончаний. Таким способом у имен образовывались формы чисел и падежей, у глаголов - чисел и лиц. Окончания могли присоединяться или непосредственно к корню слова, или к основе, образованной от корня с помощью словообразовательного суффикса. Падежные окончания у различных основ были не всегда одинаковы (21) и еще больше отдалились друг от друга в результате слияния с основообразующими гласными. Таким путем возникли отдельные типы склонения, различавшиеся в зависимости от основы и рода данного существительного: склонение односложных (коренных) основ, основ на -о (в германских языках на -а), основ на -ā (в германских языках на -ō), основ на -i, -u, -n, -r и др. При этом в древних германских языках дробность основ, пожалуй, была больше, чем в ряде других индоевропейских языков (в латинском, например, насчитывается только пять склонений).
Имена имели три числа: единственное, множественное и двойственное, и восемь падежей: именительный, винительный, родительный, дательный, звательный, отложительный, местный и творительный. Лучше всего эта система склонения сохранилась в санскрите. Греческий и латинский языки имеют шесть падежей или, если не считать звательного (который в большинстве случаев совпадал с именительным), только пять. В древних германских языках мы, как правило, находим четыре падежа. Остатки творительного падежа сохранились в древнеанглийском и древневерхненемецком языках; в общем, он совпал с дательным или заменен им. Орудийная функция форм дательного падежа (соответствующая функции творительного) ясно видна в древних скандинавских языках: kasta steini "бросить камнем", ríða hesti "ехать конем" (т. е. на коне) и т. п. Две падежные формы, имевшие пространственное значение, - местный падеж (локатив), обозначавший пребывание на месте, и отложительный (аблатив), обозначавший движение от предмета или происхождение, - употреблялись первоначально в ограниченном числе случаев; в германских языках они растворились в дательном падеже или заменились предложными оборотами (22). По мере того как происходило разрушение падежного склонения, возрастало число предлогов, расширялась сфера их употребления, устанавливался твердый порядок слов. Двойственное число в исландском языке сохранилось только у личных местоимений: vit "мы оба", it (þit) "вы оба".
Вопрос, каким путем образовались флексии, окончательно еще не разрешен. Вероятно, это были вначале словечки или частицы, энклитически примыкавшие к основе и сливавшиеся с нею. Некоторые из них, возможно, были послелогами (т. е. словечками, которые лучше всего можно сравнить с нашими предлогами, хотя они и ставились после существительного); другие, видимо, были менее важными частицами и имели указательное или усиливающее значение. В некоторых случаях в систему склонения входила чистая основа без какого-либо окончания, указывавшего на падеж или число: ср. именительный падеж единственного числа от ряда слов, например, лат. pater "отец", nomen "имя", terra "земля", mare (из *mari) "море", cornu "por"; именительный и винительный падежи множественного числа от основ среднего рода на -о, например, лат. verba "слова"; звательный падеж единственного числа от основ на -о, например, serve "слуга".
Категория грамматического рода, так же как и склонение, унаследована от индоевропейского праязыка. Группировка существительных по трем родам - мужскому, женскому и среднему - полностью проведена уже в наиболее архаичных известных нам текстах индоевропейских языков: в песнях Веды и поэмах Гомера. Грамматический род по существу представляет собой средство морфологического согласования. Это проявляется прежде всего в том, что прилагательные и местоимения принимают различные формы в зависимости от рода существительного, с которым они синтаксически связаны. Кроме того, родовые различия проявляются и в. склонении самого существительного: в некоторых случаях существительные, образующие одинаковым образом свои основы, но относящиеся к разным родам, имеют различные падежные формы.
Индоевропейский род - очень сложное по своей природе явление. Он восходит, по-видимому, к классификации предметов, подобной той, которая известна нам из ряда экзотических языков. Древнейшей индоевропейской дифференциацией по роду является, несомненно, различение одушевленного и неодушевленного, т. е. живого, активного, и мертвого, пассивного. Средний род - это прежде всего неодушевленное, - это обозначение различных предметов (23). Формально слова среднего рода во многих отношениях отличаются от слов мужского-женского рода. Во многих группах основ именительный и винительный падежи слов среднего рода выражаются чистой основой, тогда как существительные мужского и женского рода принимают окончания соответствующего падежа. Примеры:
лат. mons (< *mont-s), м. р., "гора"), vox (< *vok-s), ж. р., "голос" - cor (< *cord), ср. р., "сердце", ver, ср. р., "весна"; homo, м. р., "человек", вин. п. hominem - nomen, ср. р., "имя", вин. п. так же;
ignis, м. р., "огонь", вин. п. ignem - mare (< *mari), ср. р., "море", вин. п. так же;
fructus, м. р., "плод", вин. п. fructum - cornu, ср. р., "рог", вин. п. так же.
Неодушевленные предметы редко выступают в роли подлежащего в предложении. Поэтому первоначально для существительных среднего рода не было надобности в особой форме именительного падежа. В тех случаях, когда это требовалось, в функции именительного падежа употреблялась форма винительного. Примеры:
лат. servus, м. р., "слуга", fagus, ж. р., "бук"; вин. п. servum, fagum - verbum, ср, р., "слово", вин. п. = им. п.
Ср. также местоимения: лат. quis "кто", вин. п. quem - quid "что", вин. п. = им. п.; др.-швед. hva(r) "кто", вин. п. hvan - hvаt "что", вин. п. = им. п.; лат. is, еа "этот, эта", вин. п. eum, eam - id "это", вин. п. = им. п.; др.-исл. sá, sú "этот, эта", вин. п. þann, þana - þat "это", вин. п. = им. п.
Разделение одушевленного рода на мужской и женский относится к более позднему времени, Различия в склонении слов мужского и женского рода в исландском языке являются вторичными: ср. gestr, м. р., "гость" и nauðr, ж. р., "нужда"; fófr, м. р., "нога" и kýr, ж. р., "корова". То же наблюдается и в латинском языке. Здесь в первом склонении мы также находим слова как мужского, так и женского рода: terra, ж. р., "земля", nauta, м. р., "моряк"; так же и во втором склонении: servus, м. р., "слуга", fagus, ж. р., "бук"). Древние германские языки представляют в соответствующих основах уже более позднюю ступень: все основы на -о в германских языках - женского рода, все основы на -а - мужского (или среднего).
Между тем, среди индоевропейских основ на -а имелся ряд слов, обозначавших существа, женского пола; сюда относится, например, слово *gena "женщина" (гр. γυνή). Они составили одну семантическую группу. Суффикс -ā стали употреблять затем для образования существительных женского рода от других слов, например, лат. equa "кобыла" (от equus "конь"). Такую же функцию выполнял и суффикс -i, например, др.-исл. merr "кобыла" (от marr "конь"), gyltr "свинья" (от gǫltr "боров"), mær "дева" (от mǫgr "сын"). Важнейшее значение приобрело образование особой формы женского рода на -ā или -ī для личного местоимения 3 лица: лат. is "этот" - еа "эта", гот. is "он" - si "она" (нем. er - sie). Прилагательное в атрибутивной функции также получило особую примету для женского рода: лат. bona equa "хорошая кобыла".
В дальнейшем это развитие продолжалось. Слова на -ā, не обозначавшие существ женского пола, также оказались втянутыми в группу существительных женского рода, и определяющие их слова (местоимения, прилагательные) получали соответствующее оформление. Это означало возникновение женского рода как грамматической категории. Таким образом, небольшая группа слов, обозначавших существа определенного пола и оформленных определенным суффиксом, оказала унифицирующее воздействие на все другие слова с тем же суффиксом в том отношении, что они получили тот же род.
Итак, мы видим, что при возникновении категории рода имело место взаимодействие значения и формы слов, семантических и морфологических ассоциаций. То же происходило и в процессе дальнейшего развития категории рода. Одни слова примыкали к группе слов женского рода из-за своего значения, другие - из-за формы. Многое в этом процессе остается для нас неизвестным, так как разбивка существительных на три группы в зависимости от рода была полностью проведена еще до распадения праязыка на диалекты.
Так, довольно трудно объяснить тот своеобразный факт, что множество слов, обозначающих предметы и абстрактные понятия, относились в древних индоевропейских языках к мужскому и женскому роду, а не к среднему, как можно было бы ожидать. Ясно, что объяснение этому факту мы должны искать в более примитивном, анимистическом мировосприятии, видевшем повсюду в природе действующие силы, сходные с живыми существами. Слова, обозначающие солнце, луну, звезды, - мужского или женского рода, так же как небо - мужского, а земля - женского рода (terra Mater "мать сыра-земля"). Названия деревьев, как растущих и приносящих плоды, также относятся к группе одушевленных и, как правило, женского рода, притом не только оканчивающиеся на -а (например, лат. tilia "липа", betula "береза" и др.), но и с другими окончаниями, например, лат. fagus "бук", quercus "дуб", alnus "ольха", populus "тополь". В исландском языке названия деревьев также частью женского (eik "дуб", bók "бук", biǫrk "береза" и др.), астью - мужского рода (askr "ясень", almr "вяз", reynir "рябина", einir "можжевельник" и др.). Напротив, слова, обозначающие плоды, везде среднего рода: лат. pirum "груша" от pirus "грушевое дерево", oleum (olivum) "олива" от olea (oliva) "оливковое дерево" и др., швед. äррlе "яблоко", ållon "желудь". Из частей тела активные и подвижные - мужского или, женского рода, например, швед. band "рука" (кисть руки), arm "рука" (выше кисти), fot "нога": пассивные и внутренние части - среднего рода, например, швед. blod "кровь", ben "кость". Названия веществ относятся обычно к именам среднего рода, например, швед. vаttеn "вода", гр. ϋδορ; исключение представляют слова, обозначающие нечто подвижное, активное, например, "река" - лат. amnis, нем. Fluss - оба мужского рода; "огонь" - лат. ignis, др.-исл. eldr - также мужского рода. Среди абстрактных существительных слово, обозначающее сон, - мужского рода: гр. ϋπνος, лат. somnus, др.-исл. svefn, очевидно, потому, что сон - сила, покоряющая человека. Другие абстрактные существительные - также или мужского или женского рода, но причины этого не ясны. Многие предметные существительные были первоначально абстрактными и сохраняют по традиции мужской или женский род.
Существительные среднего рода образуют множественное число на ā: лат. bella "войны", maria "моря", cornua "рога", corda "сердца", др.-исл. bǫrn "дети" (прасев. *barnu из более старого *barnō). Первоначально эти формы имели собирательное значение и образовывались с помощью того же суффикса, что и женские основы на -ā. Так, лат. opera может быть как формой множественного числа от opus (ср. р.) "творение", так и формой единственного числа женского рода "труд". В индо-иранском и греческом языках множественное число среднего рода на -ā сочетается со сказуемым в единственном числе.
Сложные существительные и прилагательные в скандинавских языках в формальном отношении бывают двух типов: так называемые "истинные" сложные слова ("äkta sammansättningar"), первый член которых имеет форму чистой основы, и "неистинные" сложные слова ("oäkta sammansättningar"), первый член которых имеет форму какого-либо падежа (если этот первый член - существительное, оно обычно имеет форму родительного падежа). Например, др.-исл. land-búi; "житель страны" - "истинное" сложное слово, но lands-lǫg "законы страны", landa-merki "граница между землями" - "неистинные" сложные слова; sól-hvarf "поворот солнца", но sólar-hiti "жар солнца". Оба эти типа существовали со времени индоевропейского праязыка. "Истинное" словосложение как тип несомненно является изначальным. Оно возникло, видимо, как словообразовательное средство еще до появления падежного склонения; например, гр. αχρó-πολις "акрополь" (от αχρος "наивысший" и πóλις "город"), гот. weina-gards "виноградник", gasti-gods "гостеприимный", fotu-bandi "ножные оковы". "Неистинное" же сложное слово с первым членом в падежной форме представляет собой вначале словосочетание, элементы которого только со временем сливаются в единое целое, объединяемое и в отношении ударения. Оба способа образования сложных слов получили в дальнейшем широкое распространение благодаря образованиям по аналогии, выйдя далеко за свои первоначальные естественные пределы. Сохранение словосложения и развитие его как живого словообразовательного средства - характерная особенность германских языков, отличающая их в первую очередь от латыни и от языков, выросших на ее основе. Сложными словами является основная масса германских личных имен, а также значительная часть скандинавских географических названий (24).
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. О древних германцах см. Ф. Энгельс, К истории древних германцев, Соч., т. XVI, ч. I; Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, Соч., т. XVI, ч. 1, гл. VII-VIII; "Древние германцы", сборник документов, вступительная статья и редакция А. Д. Удальцова, 1937.
2. См. предисловие.
3. Вессен дает традиционный в буржуазной науке перечень древних западногерманских языков, в котором остается неотраженным важный племенной язык франков-иствеонов, легший в основу не только современного голландского, но и всех эападнонемецких диалектов вдоль среднего течения Рейна. В советской германистике принято деление западногерманских племенных языков на три группы, соответствующее тому племенному делению, которое дает опирающийся на свидетельство римского, историка I в. н. э. Плиния Старшего и на ряд других исторических и лингвистических данных Фридрих Энгельс (см. его фрагмент "Германские племена", Соч., т. XVI, ч. 1, стр.376-389). Согласно этому делению, мы различаем: а) ингвеонские языки - языки саксов, англов и фризов, б) иствеонский, или франкский, - племенной язык с рядом подразделений, и в) герминонские языки (в том числе баварский, алеманский и др.).
4. Древненижнефранкский язык лежит, в основе современного голландского, древнесаксонский - в основе средненижненемецкого, распространившегося с XII в. в результате немецкой экспансии по всей северной Германии, а также в основе современных севернонемецких диалектов. Средненижненемецкий, как мы увидим ниже, оказал в средние века значительное влияние на скандинавские языки.
5. Бирка - один из наиболее значительных торговых городов в Швеции в IX-X вв., расположенный, по всей вероятности, на о. Бьёркё, одном из островов на оз. Меларен (название "Бирка", видимо, латинизированная форма швед. Birkö, более поздняя форма - современное Björkö).
6. По сообщению автора английской хроники Этельвеарда (около 975 г.), саксы называли этот город Слесвиг (Шлезвиг), а даны - Хедебю. Таким образом, здесь налицо двойное имя, так же как у вышеупомянутого пограничного леса Iarnwith - Isarnho.
7. См. В. Hesselman, Ordgeografi och språkhistoria, 1936. стр. 127 и сл.
8. В данном случае Вессен вслед за всем буржуазным языковедением называет "важнейшей чертой", определяющей взаимоотношения между группами германских языков, совершенно случайный фонетический признак, охватывающий лишь ничтожное количество слов и форм и потому мало о чем говорящий. Этот признак приводится Вессеном только потому, что он отлично укладывается в традиционную схему. Именно против оперирования подобными случайными, выхваченными из связи со всем строем языка формальными признаками возражал Энгельс в упомянутом выше труде "Франкский диалект", когда применительно к классификации немецких говоров указывал, что "кабинетная ученость втискивает мало известные или совсем не известные ей живые народные говоры в прокрустово ложе a priori сконструированных признаков" (Соч., т. XVI, ч, 1, стр. 425).
Для понимания приводимых Вессеном древнеисландских и шведских примеров (в которых w почти везде отсутствует) необходимо учесть факт раннего выпадения в скандинавских языках звука w в большинстве положений в неударном слоге. На наличие этого w в предшествующую эпоху указывает ряд моментов, например, лабиальный умлаут от а (см. след. прим.) в др.-исл. dǫgg или сохранение w (v) в некоторых косвенных падежах, например, от tryggr - вин. п. ед. ч. tryggvan; в древнешведском языке указанием на наличие в более раннее время w служит -u- в корне (дальнейшее развитие лабиального умлаута от а), особенно при наличии формы того же корня с гласным а; ср., например, др.-швед. dugga "моросить" (др.-исл. dǫggva "падать росой") и dagg "роса".
9. Умлаутом вообще называется свойственная всем германским языкам частичная ассимиляция (уподобление) гласного корня гласному последующего слога. В скандинавских языках выделяются два вида умлаута:
1. Палатальный умлаут - палатализация (смягчение) коренного гласного при наличии в последующем слоге i, j (в древнеисландском языке также при наличии палатальных r и g). Палатальный умлаут проявляется в том, что а переходит в е, o > ø, u > y, au > ey (или øy), jo > jø, ju > jy; соответственно изменяются и долгие гласные (á > æ и т. д.), например, др.-исл. telja "считать" от tal "число", mæli "говорю" от mál "речь", sønir "сыновья" от sonr "сын", dylja "укрывать" от dulr "укрытие", drøymi (или dreymi) "вижу сон") от draumr "сновидение и т. д.
2. Лабиальный умлаут - огубление коренного гласного при наличии в последующем слоге u или w. Лабиальный умлаут проявляется в том, что а переходит в открытое о (в древнеисландском изображалось как ǫ), е > ø, i > у, еi > øy (редко). Из долгих гласных подвергаются лабиальному умлауту только á (> ǫ) и í (> ý); например, др.-исл. sǫgur "саги" - мн. ч. от saga "сага", sǫrom "ранам" - дат. п. мн. ч. от sár "рана", øngva "никакого" - вин. п. ед. ч. от enge "никакой, никто" и т. д.
Палатальный умлаут дает во всех скандинавских языках чередования, играющие затем роль своеобразного грамматического средства, используемого при образовании множественного числа некоторых существительных, ср. швед. hand "рука" - händer, дат. Haand с тем же значением - Нændеr, новонорв. hand - hender; при образовании сравнительной и превосходной степеней некоторых прилагательных, ср. швед. lång "длинный" - längre - längst, дат. lang - længere - længst, букмол lang - lengre - lengst и т. д.
Вессен, как и другие представители компаративистики, различает еще третий тип умлаута, так называемый "а-умлаут", расширение коренных гласных i и u соответственно в е и о при наличии а или о в последующем слоге: др.-исл. niðr "вниз" - neðan "снизу", sunr "сын" - sonar "сына" (род. п. ед. ч.). Примеров этого умлаута в скандинавских языках очень немного, и он выводится компаративистами в большей мере из сопоставления с другими германскими языками (где такие факты действительно имеются), чем из наблюдения над самим скандинавским материалом. Наоборот, при взгляде на факты скандинавских языков не через призму праязыка отмечается явление, прямо противоречащее теории "а-умлаута", - явление широкого параллелизма вариантов с узким и широким гласным в одних и тех же фонетических позициях и, в частности, в одних и тех же словах и формах. Примерами такого параллелизма могут служить stige||stege "лестница", gull||goll "золото" и др. (см. А. Noreen, Altisländische und altnorwegische Grammatik, 1903, §154-155). Даже приведенная выше форма sunr непоказательна, так как наряду с ней стоит "незакономерная", с точки зрения Вессена ("возникшая по аналогии"), форма sonr. Отметим кстати, что сам Вессен не смог проиллюстрировать "а-умлаут" в древнеисландском языке на вполне ясном примере, так как в приведенной им форме boðinn никакого а в суффиксе нет и оно лишь предположительно восстанавливается здесь компаративистами на основе сравнения с другими германскими языками.
10. Подробнее о германских языках см. Т. Е. Karsten, Die Germanen, 1928; А. Meilletе, Caractères généraux des langues germaniques, 1917.
11. Говоря здесь о латинском ударении, Вессен имеет в виду отношения дописьменного периода, которые проявляются в выпадении или ослаблении гласных, бывших в дописьменный период неударными; например, repeperi > repperi "я возродил" (ср. pepěri "я родила"). См. Линдсей, Краткая историческая грамматика латинского языка, русск. пер. 1948, стр. 31 и сл.
12. О синкопе в скандинавских языках см. стр. 46 и Е. Wessén, Svensk språkhistoria, § 1.
13. Аллитерация - повторение одинаковых начальных согласных ударных слогов. Древнегерманская поэзия строилась на принципе аллитерации; см. пример из Эдды:
þar sitr Sigurðr
sveiti stokkinn.
Fafnis hiarta
við funa steikir (Fafnismál).
"Там сидит Сигурд, покрытый кровью, жарит на огне сердце Фафни".
В примере Вессена согласные, однако, как будто отсутствуют. Здесь предполагается аллитерация на так называемый "смычногортанный" или "сильный приступ" ("Knacklaut"), т. е. шум, сопровождающий начало ударного гласного, начинающего слово (или часть сложного слова). "Сильный приступ" мы находим и в современном, немецком языке (например, 'Uo'ordnung "беспорядок". Предполагают, что он был в древних германских языках и мог аллитерироватъ в стихе.
Ингвеоны, иствеоны и герминоны - названия трех главных групп западногерманских племен (см. прим. 3) наряду с четвертой северногерманской группой гиллевионов-скандинавов и пятой, восточногерманской, объединяющей готов, бургундов и т. д.
14. Акад. Н. Я. Марр прямо указывал на позднее происхождение имен прилагательных. В статье "Почему так трудно стать лингвистом-теоретиком", он писал: "Постепенно из частей предложения выделяются имена, которые служат основою для образования действия, т. е. глаголов переходных и впоследствии непереходных, имена существительные по функции становятся, служа определением, прилагательными, которые также выделяются" ("Избранные работы", т. II, стр. 417). Это значит, что то первоначальное тождество существительных и прилагательных, о котором говорит здесь Вессен, вовсе не есть только формальное тождество типа склонения, как он его понимает, и что корни такого тождества лежат глубже, в мышлении человека соответствующей эпохи. Согласно новому учению о языке, прилагательные поздно выделяются из прежде единой категории имен, так как самое отвлечение признака от предмета происходит лишь на более высокой ступени развития человеческого мышления. Полисемантизм первоначального предметно-качественного имени - прообраза стадиально позднейших существительных и прилагательных - вскрывается на материале языков, для которых характерно "более конкретное восприятие предмета неразрывно с его качественным состоянием" (акад. И. И. Мещанинов, Члены предложения и части речи, 1945, стр. 209).
15. В приводимых Вессеном древнеисландских примерах -n отсутствует, потому что -n, стоявшее на конце слова, очень рано отпало в скандинавских языках. Только в древнейших памятниках скандинавской письменности - рунических надписях - до VII в. включительно конечное -n еще сохраняется. См., например, форму Igingon "Игинги" (имя собственное), род. п. ед. ч. ж. р., на стейнстадском камне (около 600 г.). То же наблюдается в глаголах: dalidun "украсили", 3 л. мн. ч., на камне из Туне (около 550 г.). В древнеисландском языке суффикс -n- сохранился в слабом склонении только в родительном падеже множественного числа существительных женского и среднего рода, например, gatna "дорог", hjartna "сердец".
16. Скандинавские языки имеют два типа определенного артикля:
1) постпозитивный, или суффигированный, следующий за существительным, к которому он относится и с которым пишется слитно, например, швед. gatan "улица", дат. Gаdеn (ср. без артикля gata, Gade); форма существительного с суффигированным артиклем называется "определенной" в противоположность "неопределенной" форме, не соединенной с этим артиклем;
2) так называемый свободностоящий артикль, употребляющийся в тех случаях, когда перед существительным стоит определение-прилагательное. Свободностоящий артикль предшествует прилагательному, например, швед. den långa gatan "длинная улица", дат. den lange Gade.
17. Аблаут - очень древнее по своему происхождению чередование гласных, как качественное (задний гласный - передний гласный), так и количественное (долгий гласный - краткий гласный - нуль, т. е. отсутствие гласного), представленное в том или ином виде во всех индоевропейских языках. Чередование такого типа имеет место и в русском языке: везу - воз, возить; лежу - ложе, положить (качественное чередование); уловить, улов - улавливать (старое количественное чередование, так как гласный о в славянских языках был в древности кратким, а гласный а - долгим). В германских языках чередование по аблауту получило широкое применение, особенно в глагольных формах так называемого сильного спряжения, о котором здесь и говорит Вессен
18. Редуплицирующими глаголами называют глаголы, образующие в некоторых германских языках (готском, частично в древнеисландском и англосаксонском) прошедшее время с помощью удвоения (редупликации) начальной части корня, например, гот. falþan "складывать", прошедшее время faífalþ (произносится fěfalþ). В личных окончаниях никакой разницы между редуплицирующими и остальными сильными глаголами, образующими свои формы с помощью аблаута, нет. В скандинавских и западногерманских языках редупликация подверглась стяжению, промежуточные стадии которого засвидетельствованы формами типа англосакс. leolc "играл" (гот. lailaik) или др.-исл. rera "греб" (инфинитив róa).
19. Говоря здесь о "точном соответствии", Вессен имеет в виду звуковое соответствие, согласно которому ō германских языков сопоставляется с ā латинского и других индоевропейских языков.
20. Фактически в разряд отыменных образований следует зачислить, по-видимому, и побудительные глаголы, выделяемые Вессеном в особую группу. Эти глаголы в германских языках образовывались первоначально не непосредственно от сильных глаголов, как об этом говорит Вессен, а от имен со значением действия, огласовка которых обычно совпадала с огласовкой прошедшего времени сильных глаголов. Такое понимание побудительных глаголов существенно облегчает трактовку дентального прошедшего германских языков как первоначально сложной формы, образованной с вспомогательным глаголом "делать".
21. Ср., например, лат. род. п. ед. ч. reg-is "Царя", servī (< *servo-i) "слуги", mensæ (< *mensa-i) "стола" и дат. п, мн. ч. reg-ibus, servis, mensis. См. в особенности именительный падеж единственного числа, который в одних основах оканчивается на -s (архаич. reg-s "царь", servo-s "слуга", civi-s "гражданин", fructu-s "плод", die-s "день"), а в других не имеет этого окончания (mensa "стол", pater "отец", homo "человек"). В частности, существительные среднего рода никогда не имеют окончания -s (ver "весна", архаич. bello-m "война", mare "море", cornu "рог").
22. Вессен повторяет традиционные положения так называемой теории падежного синкретизма, т. е. теории, согласно которой флективные падежи исторически засвидетельствованных индоевропейских языков представляют собой продукт позднейшего смешения в одной форме ряда падежей, существовавших в "индоевропейском праязыке" раздельно, каждый со своим единым значением. Теория синкретизма является попыткой объяснить с позиций формалистического языкознания, приписывающего флективной форме самостоятельное значение, многозначность флективных падежей реальных языков, свести многозначность к первоначальной однозначности. В действительности же, однозначные падежи - фикция. Каждый падеж всегда многозначен, причем его значения всякий раз уточняются конкретными лексико-синтаксическими условиями, т. е. характером словосочетания, в котором употреблен этот падеж.
23. В трактовке вопроса о происхождении грамматического рода Вессен, как и в других случаях, остается на поверхности явления и не пытается вскрыть его более глубоких корней. Между тем, в трудах акад. Н. Я. Марра и других советских лингвистов убедительно показано, что грамматическому роду стадиально предшествовала классификация предметов по их связи с данным коллективом, по их социальной функции, в частности - активности и пассивности в хозяйственной жизни. Позднейшим переосмыслением этих категория и явились одушевленность и неодушевленность, о которых говорит здесь Вессен. О происхождении грамматического рода См. работы Н. Я. Марра: "Язык и мышление" (1931), "Родная речь - могучий рычаг культурного подъема" (1930), "Актуальные проблемы и очередные задачи яфетической теории" (1929), "Лингвистически намечаемые эпохи развития человечества и их увязка с историей материальной культуры" (1926) и др. и книгу акад. И. И. Мещанинова, Новое учение о языке, 1936.
24. О словосложении см. подробнее Е. Wessén, Svensk språkhistoria, ч. II, стр. 50 и сл. |
|
