|
Так далеко, как ветер вздымает пенящиеся волны,
простирается наша империя, и здесь наш дом.
Байрон
Течение Гольфстрим так близко подходит к южному побережью Норвегии и к Оркнейским и Западным островам, что местный климат гораздо мягче, чем мог бы быть. Все же удивительно, что эти земли были раньше гораздо более населенными, чем сейчас, и что люди, которые стремились обосноваться на западе в то далекое время, когда происходили великие арийские миграции, не упорствовали в том, чтобы осесть на более плодородных землях, лежащих южнее. Несмотря на все недостатки, Скандинавский полуостров и неприветливые острова северных морей были населены мужчинами и женщинами, которые по уму и изобретательности намного превосходили соседей.
Теперь, при современном уровне развития транспорта и простоте перемещения, эти неплодородные страны могут получать все необходимое из других частей света. И хотя в Норвегии летний сезон очень короткий, темный и туманный, и очень трудно вырастить на горных склонах даже немного травы, торговля может возместить недостатки в любых продуктах. В давности торговли не было, кроме той, что осуществлялась пиратами – если только можно определить их занятия таким респектабельным словом, – и было очень трудно выжить, пользуясь лишь дарами земли.
Песчаные дюны Дании, так же как скалистые земли Норвегии, не привлекали земледельцев, однако, вопреки всем нашим представлениям об успешной колонизации, народы этих стран покинули их сначала лишь для того, чтобы образовать новые поселения в таких местах, как Исландия, Фарерские, или Оркнейские, острова и штормовые Гебридские острова. Не потребуется много времени, чтобы обнаружить, что древние жители Северной Европы были не крестьянами, а охотниками и рыбаками. Добывать пропитание в реках и на широких травянистых равнинах материковой Европы становилось все труднее, и, устремляясь на запад, северяне наконец достигли мест, где они могли жить у вод, изобилующих рыбой, и среди холмов, где было вдоволь дичи.
Кроме того, они не просто совершали этот долгий путь, а были вынуждены сражаться, вытесняя народы, которые там уже обитали. Сведений о прежних обитателях Восточной и Северной Европы очень мало, известно лишь, что они были невысокого роста, темнокожи, жили в пещерах и на разных стадиях своего развития последовательно использовали каменные, бронзовые и железные орудия труда и оружие. Обнаружено много домашней утвари и оружия, в настоящее время хранящихся в музеях.
Лишь небольшая часть современных европейцев ведет свое происхождение от этих далеких предков. Жители Северной Испании, баски, говорят на другом языке и отличаются внешне от окружающих их людей, и даже в Великобритании сохранились потомки древнейшей расы человечества, которую не смогли полностью уничтожить и вытеснить в ходе великой естественной войны рас светловолосые кельты Южной Европы и тевтоны Северной Европы. Множественные изменения и смешения обитателей этих стран, длительное становление определенных племен, благоприятные, а также и неблагоприятные условия существования повлияли на то, что в настоящее время различные европейские нации значительно отличаются друг от друга, но, полагают, что они имеют одни и те же корни, а определенные слова санскрита сегодня можно обнаружить не только в персидской и индийской речи, но и в английском, греческом, латинском, немецком языках и во многих диалектах, образованных от этих языков.
Племена, расселившиеся на севере, со временем обрели свои собственные черты, и по мере роста населения им требовалось все больше вещей, добыть которые было непросто. Поэтому вскоре вошло в обычай грабить соседей. Мужчины в той или иной мере походили на хищных зверей. В конце концов, основными занятиями скандинавов почти повсеместно стали непрекращающиеся сражения и мародерство.
Появилась необходимость в строительстве кораблей и в неограниченных запасах доспехов и оружия. Недостатка в камнях, которые использовали в качестве снарядов или как материал для наконечников стрел и копий, не было. Для тех же целей весьма искусно обрабатывался металл. Металлические предметы особенно часто обнаруживают в Норвегии и Швеции. Когда северяне планировали крупные сражения, они вынуждены были перевозить огромное количество камней, железа и бронзы.
Нетрудно понять, почему в древности почти всегда решающими были однодневные сражения: необходимые запасы невозможно было быстро доставить из одного места в другое. И после того как все стрелы бывали выпущены, побежденные рассеяны по полю боя и у нападавших не оставалось никаких средств наступления, начиналась рукопашная схватка с теми, кому удалось подобрать какое-нибудь оружие.
Как правило, неожиданные вторжения заканчивались успешно; и когда северяне высаживались у какого-нибудь прибрежного города Британии или Галлии, несчастные жители полностью оказывались в их власти. В то время как норманны занимались рыбной ловлей и охотой, их каменистые земли и рудники обеспечивали осуществление их военных предприятий, а леса снабжали корабельным лесом. И по мере распространения славы о них они становились все более известными как неплохие мореплаватели.
Существовала большая разница между образом жизни в Норвегии и, например, в Англии или Франции. Норвежские камни были хороши для наконечников стрел и для топоров, но они не годились для строительных целей. К тому же вряд ли здесь можно было найти месторождения глины для производства кирпича. Таким образом, дерево обычно было единственным материалом, используемым для строительства домов. Жители южных стран могли найти убежище в грубо построенных замках. Северяне не могли построить никакого замка, неподвластного огню. Норманны больше доверяли своим кораблям, чем своим домам, а некоторые из их великих предводителей считали ниже собственного достоинства жить на суше вообще.
Есть какая-то свежесть в рассказах о жизни древних скандинавов, об их простоте и свободе, об их детской непосредственности. Один из древних писателей упоминает, что они стремились к "помпезности и шику", благодаря чему в конце концов изготавливали вещи аккуратно и тщательно и стали законодателями моды для остальной Европы.
Ведение домашнего хозяйства и повседневная жизнь норманнов свидетельствуют о чувстве собственного достоинства. Их дома нередко были очень большими, достигая в длину 200 футов. В центре на полу был выложен из камня очаг, у трех стен располагались кровати, которые иногда накрывались широкими полотнищами домотканой материи или тканью, привезенной викингами из походов. Перед кроватями стояли скамьи, где у каждого мужчины было свое место и скамеечка для ног, а наверху, на стене, висели его доспехи и оружие. У хозяина дома было место с высоким сиденьем посередине длинной скамьи, расположенной у северной стены; напротив находилась другая скамья для гостей и странников, женщины рассаживались у третьей стены.
Крыша была высокой и в ней было несколько окон, затянутых кусками тонкой кожи, пропускавшей совсем немного света. Дым выходил через отверстия, вырезан-ные в черной от сажи крыше. И хотя в более поздние времена дома богатых людей напоминали скорее деревни из-за целого ряда более мелких построек, используемых в качестве складов, гостевых комнат или мастерских, расположенных вокруг, идея основного большого зала или гостиной осталась. Особенно интересны более поздние варианты таких домов, сохранившиеся в Англии и Франции; и какое же это должно было быть прекрасное зрелище, когда по вечерам, освещаемые отблесками пламени, воины сидели на своих скамьях в торжественном порядке, а скальды читали свои длинные саги о храбрости хозяина дома или о доблестных делах его предков!
Гостеприимство было одной из самых важных добродетелей северян. История сохранила рассказ об одной норвежской женщине с острова Гельголанд по имени Герида, которая поселилась в Исландии. Она построила себе дом около большой дороги и часто сидела у двери на маленькой скамеечке, приглашая всех путников войти в дом и отведать кушаний со стола, который всегда был накрыт. И она была не единственной, посвятившей всю свою жизнь выполнению обязанностей хозяйки. Когда в доме находились важные гости, особое внимание уделялось их развлечению. И лучшим развлечением, которое можно было предложить, были саги.
"Эти древнейшие произведения были абсолютно чужеродными для стран, где преобладал латинский язык. Они почти ничего общего не имели с хронологией или общей историей, сводясь к преданиям о каких-то героических семьях, повествующих об их жизни и приключениях. Эти композиции, в стихах или прозе, всегда простые, иногда поэтические, были произведениями диких северных гениев. Они развивались, не сохраняя образцов, и в конце концов исчезали, не оставив имитаций; и наиболее примечательным является то, что на острове Исландия, само название которого говорит о его суровом климате, и где уже сам факт появления поэта почти чудо, – на этом самом острове скальдами (поэтами) было создано бесчисленное количество саг и других композиций на протяжении двенадцатого, тринадцатого и четырнадцатого столетий" (Деппинг. Морские путешествия норманнов).
Придворные поэты или нашедшие приют в великих семьях были самыми важными особами, они пользовались большим уважением, их почитали. Несомненно, они часто подвергались искушению и льстили или злословили, но ценили их за другое – их истинную преданность. Мы не можем ощутить реальную атмосферу в тех сагах, которые дошли до нас. Мир всегда был очень снисходителен по отношению к поэзии, захватывающей воображение. Конечно, нельзя было ожидать от скальда, что он всегда будет ограничиваться привычным литературным повествованием. Скальды создавали и хранили легенды и литературу в своей особенной манере, и, если сравнивать их произведения с другими образцами мировой культуры, следует признать, что они значительно превосходили в художественном отношении более поздних менестрелей и трубадуров, бродивших по дорогам Франции.
Если вспомнить о скудости запасов пергамента и его высокой цене даже в христианских странах Юга, тот факт, что было написано и сохранено такое большое количество саг, не может не вызвать удивления; при этом следует учесть, что должно было быть и огромное количество других, которые существовали только в обычаях и памяти тех, кто заучивал и передавал их из поколения в поколение.
Попытавшись узнать о жизни норманнов из французских или английских хроник, мы наткнемся на долгие, мрачные сетования по поводу их варварских обычаев и их языческой религии.
Английские монахи, запертые в своих монастырях, также вряд ли сказали бы доброе слово о мародерах, которые, опустошая побережье, были настоящим бедствием для страны. Если поверить им, можно ошибиться, приняв норвежцев и их спутников за хищных и диких язычников. Прочитав то, что написано на их собственном языке, мы испытаем больше уважения к викингам и морским королям, которые всегда выделялись среди них, поскольку, в то время как викингом – морским разбойником – при желании мог стать любой крестьянин, морской король был на самом деле королем, и должен был быть связанным с королевским родом своей страны. Он по праву получал королевский титул, как только брал командование над корабельной командой, хотя ему не нужно было владеть землями или королевством. Викинги были просто пиратами; они могли быть то крестьянами, то викингами по очереди, и свое название они получили от небольших бухт (viks или wicks), где ставили на якорь свои корабли. Морской король должен был быть викингом, но лишь немногие викинги становились морскими королями.
Если отойти от хроник, написанных монахами на латыни, и обратиться к сведениям, которые оставили о себе сами норманны, на своем собственном языке, обнаруживается удивительное: как эти жестокие язычники, эти безжалостные люди, которые сжигали церкви и деревни своих южных соседей, грабя и убивая тех, кого не уводили с собой в рабство, – как они на самом деле превосходили своих врагов в литературе, не говоря уже о военных успехах. Их законы и правительства, их история, литература и социальные устои были совершеннее, чем у англосаксов и у франков.
Все сказанное приводит к выводу: вряд ли несколько сотен человек, высадившись со своих огромных весельных лодок, смогли бы покорить огромные пространства суши, если бы не обладали более развитым умом и не были одарены удивительной быстротой и храбростью. Великий военачальник не тот, кто может поднять самый большой вес или нанести самый сильный удар, а тот, у кого достаточно ума, чтобы спланировать, организовать кампанию, установить жесткую дисциплину, и настойчиво добиваться поставленных целей, идя в случае необходимости на риск. Население же южных стран было смиренным и неактивным. Сильное влияние на них оказывали церковь и предрассудки, и они уже не обладали той энергией и интеллектом, которые были присущи их предкам пять столетий назад. Римская империя способствовала превращению англичан и большинства французов тех времен в население рабов и работников, у которых не было никакой собственности и которым нечего было защищать, кроме своей жизни.
Викинг имел определенные права в своей собственной стране и знал, как ими воспользоваться; если он мог завоевать больше земли, он должен был знать, как распорядиться ею, – и он знал, за что он сражается. Задавшись вопросом, почему вся эта энергия тратилась на морские походы и на завоевание чужих стран, можно получить два ответа: первый – сражения были естественным занятием мужчин, и второй – никакие права не могут соблюдаться, если их не защищать.
Но, кроме того, одна из форм этой активности проявлялась дома в неумелых попытках литературной деятельности. К своему удивлению, мы обнаруживаем, что и качественно, и количественно древние саги значительно превосходят то, что можно найти на латыни или на английском языке из созданного в те времена в Англии. Все эти саги написаны на одном языке, так что любой мог понять их, восхищаться ими и черпать новые знания. Они предназначались не только для монахов и людей, которые жили в монастырях. Легенды о красоте или храбрости предков в равной степени принадлежали всем, и это сделало норвежцев единой нацией людей, работающих и питающих симпатии друг к другу, – не просто толпой индивидуумов.
Чем больше мы узнаем о норманнах, тем больше убеждаемся в том, насколько они превосходили в своем знании полезных ремесел людей, которых покоряли. По преданию, в девятом веке Карл Великий, император Священной Римской империи, увидев несколько пиратских кораблей в Средиземном море, закрыл лицо руками и заплакал. Но не жестокостью и варварством этой цивилизации он был так сильно напуган. Никто лучше него не знал, что ни в одной из христианских стран, находящихся под его правлением, не было ни таких кораблей, ни людей, способных совершить такое смелое путешествие. Он знал, что они были мастерами изготовления изделий из дерева и железа, умели вязать канаты и ткать, могли делать бочки для запасов питьевой воды и знали, как подготовить продукты, необходимые в долгих путешествиях. Их мечи, копья и тетива луков содержались в хорошем состоянии и были защищены от воздействия морской воды.
Следует напомнить, что норманнские флоты не были собственно королевским флотом, хотя король при необходимости имел право использовать все военные корабли для несения государственной службы. Они снаряжались всеми, кто желал принять участие в походе, – отдельными искателями приключений и крестьянами, живущими вдоль скалистых берегов.
Корабли в основном были не очень большими, однако все без исключения должны были обладать хорошими мореходными качествами и иметь достаточно места для размещения необходимого груза, помимо самих викингов. Иногда они использовались в качестве транспортных средств, для перевозки снаряжения и продуктов питания и для доставки домой награбленного. Возможно, большинство крестьянских лодок имели в длину лишь тридцать-сорок футов, но, если вспомнить, как сотни людей отправлялись в море после сбора скудного летнего урожая, можно сделать вывод, что очень многие в Норвегии знали, как строить прочные корабли, как снаряжать их подобающим образом, как подбирать команду для участия в последующих сражениях. Никакой другой флот в английских или французских гаванях не снаряжался в таком количестве и так эффективно.
Если представить себе эти знаменитые корабли морских королей, становится понятно, почему норманны так гордились ими и почему скальды без устали восхваляли подвиги, совершенные на них. Существовало два типа кораблей: грузовые корабли, перевозившие грузы, и галеры, или военные корабли.
Поговорим о достоинствах "Длинной змеи", самого длинного корабля, когда-либо построенного в Норвегии. Начнем с того, что это был корабль типа "дракон", поскольку на носу каждой галеры имелась фигура в виде дракона. Исключение составляли лишь самые небольшие из них, так называемые тендеры (одномачтовые парусные судна), вдоль каждого борта которых располагалось от десяти до двадцати рядов весел. У "Длинной змеи" имелось тридцать четыре ряда весел с каждой стороны, а в длину корабль имел сто одиннадцать футов. Вдоль бортов висели сверкающие красные и белые щиты викингов; на носу корабля высоко вздымалась позолоченная голова дракона, а на корме, над головой рулевого, извивался его позолоченный хвост. Затем из длинного корпуса торжественно входили и выходили из воды тяжелые весла, по тридцать четыре с каждого борта. И когда корабли опускались ниже фиорда, "Длинная змея", должно быть, была похожа на огромную многоножку, выползшую из своей норы с ужасной миссией и разрезающую пенящиеся волны навстречу своей жертве.
Обычно команда спала на палубе, а в качестве укрытия использовались корабельные тенты. На кораблях не было глубоких трюмов или комфортабельных кают, поскольку они строились с таким расчетом, чтобы их легко можно было вытащить на покатый берег. А паруса часто окрашивались в яркие цвета или украшались красными, голубыми и белыми полосами. И лишь много лет спустя мир услышал о крестоносце, который в течение длительного времени дожидался попутного ветра в проливе Дарданеллы и украшал свои паруса, чтобы во всем великолепии прибыть к иностранным берегам.
Сегодня в Бергенской бухте Норвегии вы наверняка увидите по крайней мере один или два корабля, которые принадлежат тому великому флоту, что ежегодно перевозит меха и сушеную рыбу из Хаммервеста, Тронхейма и Нордкапа. Вы не увидите на них красных и белых щитов или рядов длинных весел, но у них высокие нос и корма и большой коричневый парус. И вы невольно подумаете о том, что это какая-то запоздалая группа викингов прибыла в порт после длительного путешествия. Эти "потомки" галер и грузовых кораблей викингов мало напоминают мирные торговые суда, когда торжественно плывут по спокойным водам Бергенского фиорда.
Будучи искусными мореплавателями, путешественники все же нередко попадали в бедственное положение. Морской компас был им неизвестен, и они ориентировались главным образом по звездам – достаточно непостоянным маякам в таких туманных штормовых морях. Они брали с собой также птиц, чаще всего воронов, которых выпускали, следуя за ними до ближайшей земли. Любимой эмблемой викингов был черный ворон, который изображался на их флагах. Эти флаги, бывало, чаще узнавали в чужих бухтах, чем в своих собственных. Викинги были отчаянно смелы и дерзки и придерживались рыцарского кодекса чести. Для вступления в наиболее известное общество викингов во времена правления короля Гарольда II претенденту необходимо было поднять огромный камень, лежавший перед воротами королевского дворца, что послужило бы первым доказательством того, что он достоин принятия в общество. Однако мы в замешательстве узнаем, что тот камень не смогли бы сдвинуть с места и двенадцать обычных мужчин.
Викинги были обязаны давать клятву, что не будут захватывать в плен женщин и детей, спасаться бегством во время бури или останавливаться до окончания битвы для обработки ран. Иногда ими овладевали странные приступы безумия, вызванные либо неистовым соперничеством и диким возбуждением от спортивных состязаний, либо хмельными напитками или наркотиками. Тогда они безумно кружились в диком танце, глотая горящие угли, круша камни и вырывая с корнями деревья, разрушая свою же собственность и нанося удары друзьям и недругам, без разбора. Эта ярость поощрялась, и отличившийся викинг получал высокую оценку в глазах товарищей. Если какой-нибудь морской король узнавал о том, что где-то по соседству на побережье живет светловолосая девушка, он просто плыл туда на корабле, сражался за нее, а затем с триумфом привозил к себе. При этом он старался захватить как можно больше принадлежащих ей вещей.
Богами викингов были боги войны и разрушения. Кроме Тора, бога грома, они поклонялись Бальдру, светлоликому богу изящной словесности и чистоты, а также Фрейру, управляющему солнечным светом и ростом растений. Ад представлялся викингам царством холода и темноты, а рай был местом, где проходили сражения от восхода солнца и до тех пор, пока не наступало время возвращаться в Валхаллу – дворец Одина, куда попадали после смерти павшие в битве воины, где они устраивали совместные пиры в огромном зале. Те же, кто умирал от старости или болезни, вместо того чтобы пасть на поле битвы, попадали в ад. Главными среди богов были Один, который создал человека и дал ему бессмертную душу, и его жена, Фригга, знавшая судьбу каждого человека, но никогда не раскрывавшая своих секретов.
Северяне расселились на огромных территориях. Энергичные и отважные, они основали колонии в Исландии и России. Сейчас мы можем только догадываться о том, что заставляло их отправляться в рискованное плавание среди айсбергов вдоль опасных скалистых берегов к плодородным землям Новой Англии и почему они не захватили этих владений и не воспользовались теми благами, которые бы получили, открыв Америку и обосновавшись там? К каким изменениям в мировой истории это могло бы привести!
До сих пор историки гадают, почему Лейф Эйриксон не проявил большого интереса к плодородным землям Винланда, теперешней Новой Англии, которую посетил в 986 году и красочно описал. Этим землям пришлось ожидать сотни лет прибытия отважных потомков исландцев из Старой Англии, которые построили здесь дома и провели остаток жизни на урожайных землях среди столетних сосен. На этих просторах смогла бы свободно уместиться вся Гренландия. Но мы не можем отделаться от мысли о том, что северяне не были хорошими земледельцами. Они предпочитали вести сражения и скорее отправились бы за тысячи миль через штормящее море, чтобы грабить других людей, лишая их урожая, чем терпеливо выращивать собственные зерно и шерсть и честно трудиться на своей земле.
Таким образом, вместо того чтобы понять, какое бы это было прекрасное наследие для потомков, если бы они захватили и удержали великий Западный континент, простирающийся от океана до океана, они продолжали рейды на восток. Долины рек Эльбы и Рейна, Сены и Луары стали местами охоты людей с кораблей-"драконов". Богатые морские порты и торговые суда, римские города, обнесенные крепкими стенами, древние монастыри и храмы с сокровищами и запасами продовольствия в результате этих набегов были вскоре разорены и оставлены.
Какой ужас, должно быть, охватывал беззащитных жителей гаваней, когда на рассвете они обнаруживали стремительно приближающиеся к берегу со стороны моря корабли северян! Вскоре все вокруг застилал дым от горящих домов, и весь день отовсюду разносились пронзительные вопли несчастных. И когда с наступлением сумерек из укрытий вылезали уцелевшие горожане, то на месте своих домов они находили пепелища, а далеко в море удалившиеся от берега корабли, тяжело груженные награбленным. Мы, в наши относительно спокойные дни, едва ли можем себе представить реальную картину происходившего тогда.
Жившие в то время во Франции люди принадлежали к другому типу. Они зачастую знали, как защитить себя, в то время как северяне хорошо знали, как атаковать. Сохранились лишь немногие французские хроники, что касается литературы того времени, она была почти полностью уничтожена в храмах и общественных зданиях Франции. Кое-где сохранились разрозненные странички какой-либо поэмы, биографии или хроники, но уже по одному этому факту мы можем судить о том, в каком плачевном состоянии находилась страна в то время.
В 810 году северяне под предводительством датского короля Готфрида опустошили Фрисландию, однако одолеть императора Карла Великого оказалось им не под силу. Датчане отступили. После его смерти северяне подготовились к новой попытке, а так как его огромное королевство разделили между собой многочисленные правители, которые постоянно вели междоусобные войны, датчанам удалось добиться успеха. Неоднократно разграбив Гамбург, они опустошили побережье и наконец с комфортом поселились в устье реки Луары во Франции. В скором времени их уже не удовлетворяли рейды вдоль побережья. Снарядив небольшие суда, они отправились в глубь страны. Датчане сотнями продвигались вверх по французским рекам, сея повсюду разорение.
В 845 году они поднялись по Сене до Парижа, опустошив город, и не однажды; сорок лет спустя сорок тысяч датчан под предводительством Зигфрида прибыли из Руана на семистах судах и осаждали столицу в течение десяти месяцев. В конце концов парижане выкупили свою свободу за огромную цену, полностью лишившись провинции Бургундия. Представьте только, какую власть приобрели команды морских королей! Это была слишком дорогая цена, и парижане, должно быть, думали о том, как избавиться от такой армии в центре Галлии. Однако к этому времени датчане могли выдвигать любые условия. Несколько лет спустя группы датских морских разбойников, которые, возможно, приплыли лишь взглянуть на Бургундию, продвинулись дальше и поселились в Швейцарии.
Задолго до этого они покинули свои поселения, основанные в провинции Аквитания, и направились в Испанию. Трудно было удержаться от искушения разграбить богатые испанские города. Они прокладывали себе путь вдоль побережья Средиземного моря и проникали в глубь территорий, неся с собой разрушения и опустошая все на своем пути в Испании, Африке и на Балеарских островах, а затем направились вверх по реке Роне в Валенсию.
Мы находим следы их пребывания в Италии, где они сожгли города Пизу и Лукку, и даже в Греции, откуда пиратские корабли наконец повернули домой. Только представьте себе эти простенькие кораблики с единственной мачтой и длинными веслами, на которых предпринимались такие долгие путешествия! Подумайте о рассказах, которые передавались из города в город после набегов этих диких северных разбойников! Они были как ястребы, устремившиеся с неба на землю, и хотя испанцы, римляне и греки достаточно хорошо владели военным искусством, они, должно быть, чувствовали себя так, будто какие-то дикие звери из глубины леса примчались на городские улицы в полдень, бросаясь на всех и уничтожая все на своем пути.
Вся вторая половина девятого века связана с историями подобных вторжений. Мы можем проследить за развитием событий в Галлии, или Франции, как мы ее сейчас называем, хотя тогда пострадало много и других, меньших королевств. Результатом великой осады Парижа стало лишь временное разрешение проблем с норманнами; они освободили одну часть страны за счет другой. Норманнов можно было подкупить путем взяток и компенсаций лишь на какое-то время, однако они никогда не думали о том, чтобы вернуться в свою страну и навсегда оставить Францию в покое. По мере завоевания страны, вместо того чтобы воспользоваться богатством небольшой части населения и увезти его на своих кораблях домой, норманны начали обосновываться на новых землях, став не просто грабителями, а покорителями и колонистами. Вместо постоянных нападений на королевства и их разграблений они постепенно становились оккупантами и хозяевами покоренных территорий; они прокладывали себе путь от одного места к другому. Поначалу, как мы уже отметили, они рассчитывали лишь на свои корабли и всегда оставляли своих жен и детей дома, в своих северных странах. Но со временем они стали привозить с собой семьи и строить новые дома, которые затем им приходилось защищать не однажды.
Неудивительно, что женщинами также овладевала страсть к приключениям, и они настаивали на том, чтобы посмотреть на земли, откуда им привозилась богатая добыча. Они много раз повторяли своим мужьям примерно следующее: "Покажите нам места, где растет виноград и цветут фруктовые деревья, где люди строят великолепные дома и живут в них в роскоши. Мы устали от того, что видим лишь длинные балки из лиственницы от их высоких домов, лишь разные ткани пурпурного, красного и золотого цветов, лишь красное вино и желтую пшеницу, которые вы привозите из этих мест. Почему бы нам не поехать в эту страну и не жить там, вместо того чтобы разрушать ее? Почему многие из вас добираются туда каждый год лишь затем, чтобы быть убитыми на поле битвы? Мы устали от нашей бесплодной Норвегии, от наших обширных песчаных пустынь, от холодных ветров и сырости, от наших зим, которые тянутся так долго. Когда отплывают корабли? Мы бы хотели увидеть сам Париж и Севилью, а не их золото, и товары и стропила церквей, которые вы привозите домой для строительства кораблей".
В одной из старых баллад о любви и доблести говорится о тоскующих женщинах, поющих песню: "Далеко отсюда простираются защищенные от ветра земли Миклагарда и Испании". В этих дальних странах, куда отплывали корабли, было достаточно места – почему же тогда они были вынуждены оставаться дома во Фрисландии, в Норвегии и Дании, этих густонаселенных и голодных королевствах, которыми управляли морские короли?
Шли годы, северные земли становились более мирными, и морским путешествиям пиратов приходил конец. Хотя северяне все еще вели достаточно войн, это уже были датчане и норвежцы против Англии и Франции, одно королевство против другого, а не отдельные люди, грабящие только для себя.
Королевства Франции были разделены и ослаблены, и, хотя мы находим великое множество прекрасных примеров сопротивления и великих побед над норманнами, их так и не удалось ни вытеснить из страны, ни контролировать полностью. Вместо этого они постепенно сами становились французами, отличаясь от них лишь тем, что были более активными, энергичными и осторожными.
Они всячески способствовали развитию религии, языка и манер своей энергией и жизнеспособностью. Да, они были подобны растениям, которые росли на сухой бедной почве, а будучи пересажены в более благоприятные условия и получив двойное количество влаги и солнечного тепла, дали новые побеги. И сегодня мы понимаем, что житель Северной Европы (Northman) исторически связан с норманном (Norman). Что касается европейца-северянина, то главное, что вызывает восхищение в его характере, – это его удивительная энергичность; что касается норманна, как видим, его энергия была направлена в нужное русло и привнесла новые элементы в прогресс цивилизации.
Северяне прибывали в Галлию, чтобы обосноваться там. Однако, несмотря на многочисленность, они были разделены на небольшие группы. Поэтому для них было проще слиться с местным населением, чем держаться отдельно. Некоторые из их поселений были расположены глубоко внутри страны, и поначалу северяне активно смешивали свой язык с французским. Но в конце концов они практически полностью отказались от своего языка и в течение недолгого срока, можно сказать, уже перестали быть датчанами и норвежцами; они забыли свои старые обычаи и даже языческих богов северных стран, откуда прибыли их предки.
Наконец мы подходим ко времени, когда среди толпы северян можно отличить предводителей и других чем-то выделяющихся людей. Полагаться на старинные хроники Скандинавии, Дании и Исландии, как мы делаем в случае с греческими или римскими источниками, нельзя. Пытаясь узнать, когда родился или умер тот или иной человек, исследователь, изучая сагу, скорее всего будет разочарован. Чем больше он будет изучать эти истории о морских королях и их странах, тем отчетливее перед ним будет представать картина о том, как огромные толпы людей ежегодно снаряжают свои маленькие корабли и покидают скалистое, бесплодное побережье своей страны, чтобы отправиться на юг.
Как известно, земли Франции, Англии, Фландрии и Испании были богаче и плодороднее, и северяне высаживались на берег в той или иной гавани, чтобы украсть все, что можно, и даже саму землю, по которой они ступали. Время от времени упоминается имя какого-нибудь великого человека, более сильного и смелого воина, чем все остальные. Вот печальная история о страшном голоде во Франции, когда несколько недель дул северный ветер, который сорвал распускающиеся листья с деревьев, виноградники вымерзли, а с фруктовых деревьев полностью облетел цвет. Дикие звери, обезумевшие от голода, рыскали по фермам и деревням, а монахи укрепляли свои монастыри и, как никогда раньше, истово молились, прося избавить их от этого бедствия.
Но тут с севера спустился на своих прочных кораблях Рагнар Лодброк, великий датский капитан, "десять раз по двенадцать драконов в море". Он и его люди, в своих лохматых меховых одеждах, пробивались сквозь льды французских рек, чтобы сделать голодных французов своей легкой добычей, – чтобы покорить все и всех на своем пути. Что касается Рагнара Лодброка, о котором говорится в десятках рассказов и которого мы можем живо представить, равно как и его корабли с черными парусами, мы узнаем, что это всего лишь легенды и что никогда не существовало никакого Рагнара Лодброка, который якобы был схвачен врагами и брошен в наполненную змеями ужасную яму, где пел саги о своей жизни и своих злодеяниях.
Но если даже и не было героя под этим именем, можно собрать по крупицам сведения из этих и других легенд и сделать вывод: чтобы быть великим в те неспокойные времена, необходимо было быть пиратом и убивать как можно больше людей и грабить их имущество. Те северяне – худший тип путешественников со времен начала мира. Существует более девяноста источников, из которых мы узнаем об их пребывании в Испании, Франции и на севере Германии, и они всегда разрушали и сжигали не только укрепленные стенами города, но и все вокруг. Часто их высадка на чужой берег заканчивалась провалом; вновь и вновь их разгромленные отряды вытеснялись с территории Англии и Франции, но из поколения в поколение про-должалась вражда.
Мы начинаем удивляться, почему морские побережья не были полностью опустошены. Но давайте вспомним, что войны в те дни были обычным делом и что, будучи побежденным в один год, какой-то народ мог в следующем году добиться успеха и стать хозяином положения. Таким образом, жизнь была полна надежд на военную славу, и волны побед и поражений катились то на север, то на юг.
Каждый год от фиордов Норвегии отплывали лодки отважной выносливой расы молодых людей. Не будем забывать, что их собственная страна, с ее долгими, темными зимами, с ее дождливым коротким летом, когда урожай не успевал созревать, с ее скалами и холмами, с ее скудной природой, была очень непростым местом для проживания. Даже в наши дни, если бы не рыболовство, норвежские крестьяне вряд ли смогли бы добыть себе достаточное количество продуктов питания.
В давние времена, когда обработка земли была несовершенной, должно быть, тяжело было удержать тех горячих рыжеволосых искателей приключений дома, тогда как они могли жить с таким же успехом и в море, на своих грубых прочных кораблях. И представьте себе их настроение, когда им рассказывали о солнечных, плодородных странах, лежащих на юге, где своим мужеством и военным искусством можно было добыть много пищи, яркой одежды, золота и серебра. Неудивительно, что оставаться дома в Норвегии казалось для них пустой тратой времени!
Что касается стариков, которые ранее следовали за своими морскими королями, участвовали в сражениях и привозили сокровища, нет сомнения, что они постоянно рассказывали о своих подвигах и успехах и призывали своих сыновей и внуков следовать на юг. А женщины желали своим мужьям и братьям быть такими же храбрыми, как и остальные воины-мореходы и, конечно, надеялись на богатые дары, которые будут привезены из таких экспедиций. И как же, наверное, тяжело было слабым, больным или получившим увечья юношам, мечтавшим о славе, принадлежавшей всем викингам, но вынужденным оставаться дома с женщинами!
Когда мы думаем обо всем этом – о бесплодных землях и толпах людей, живущих на них, естественной тяге к приключениям и мечтах о богатстве и славе, – то кажется: нет ничего удивительного в том, что в течение сотен лет северяне занимались своим варварским ремеслом, опустошали южные страны и в конце концов овладевали значительными территориями и удерживали их.
По мере продолжения этого рассказа о норманнах вы узнаете о последователях морских королей, которые всегда сохраняли некоторые черты своих древних привычек и обычаев. И кое-что вы уже должны знать.
Жителями Северной Европы были викинги, всегда неугомонные, находящиеся в постоянном движении, прокладывавшие себе путь в сражениях и опустошающие все вокруг; они были храбры и склонны к приключениям. Норманн двенадцатого столетия был своего рода крестоносцем. Он был одержим идеей крестового похода, и не только из-за религиозных убеждений или ради освобождения святого города – Иерусалима. В течение всех последующих столетий тот или иной предлог заставлял быстрее биться те же дикие сердца и сверкать голубые глаза северян. Куда ни глянь, мы встречаем англичан той же породы – сэр Уолтер Ралей и лорд Нельсон, Стенли и доктор Ливингстоун, генерал Гордон, – все они демонстрируют присущее морским королям мужество и пренебрежение к опасностям. После лучшей саги Снорри Стурулсона последовали произведения Драйтона "Битва Агипкорта" и Теннисона "Атака огненной бригады" и "Баллада о сэре Ричарде Грепвплле". Осмелюсь заметить, что в наши мирные дни вряд ли найдется в Англии или Америке англоговорящие мальчик или девочка, которые не слушали бы этих баллад с глубокими волнением и симпатией.
На Азорские острова, на Флориш
Направляется сэр Ричард Гренвилл,
И летит издалека, как птица, лодка:
"Испанские военные корабли в море!
Мы насчитали пятьдесят три".
Вдумайтесь в эти слова – сюжет для вдохновенного рассказа. Есть, однако, одна вещь, и я хочу, чтобы вы ее запомнили. В этом длинном повествовании о норманнах, независимо от того, покажется ли оно вам длинным рассказом о кровавых войнах, несчастьях и предательствах, утомительных своими безрассудством и грубостью, или вы вообще усомнитесь в том, что стоит читать об этих норманнских войнах, – в любом случае вы не сможете не заметить отблески славного мужества и непоколебимой стойкости, которые позволили не только добиться преимущества и титулов герцогов в те далекие дни, но и способствовали великим английским и американским открытиям и изобретениям и прогрессу в течение последующих столетий.
На острове Вигр в Фолден-фиорде местные крестьяне до сих пор показывают грубые следы на берегу, куда зимой причаливали корабли и высаживались воины Рольфа Гангера. Отсюда он отплывал на Гебридские острова и во Францию. Это послужило началом великих перемен, несравнимых с достижениями какого-либо другого человека. |
|
