| Герои саг не были героями мифов – они были смертными людьми. Но между людьми и сверхъестественными существами не было непроходимой грани – люди могли овладеть сверхъестественными способностями, а после смерти присоединиться к божественному или демоническому миру.
Мы видели также, что ценности сверхъестественного – потустороннего – мира переставали привлекать героев: Хельги Убийца Хундинга предпочитал любовь своей земной жены пиру с избранными героями в Вальхалле.
Земная посюсторонняя жизнь оказалась настолько дорога одному из Инглингов – потомков богов – конунгу Ауну, что тот стал приносить в жертву Одину своих сыновей не во имя благополучия или победы, а чтобы продлить собственное существование. Один сам обещал ему вечную жизнь, если он будет не только приносить в жертву сыновей, но с ними отдавать богу одну из областей своего королевства. Бог, а скорее, храмовые жрецы, также не лишены были представлений о прижизненных ценностях – ведь дань от пожертвованной богу области шла в его храм. Когда Аун принес в жертву девятого своего сына, он не мог уже самостоятельно принимать пищу и всасывал ее через рожок, как младенец. Он хотел было посвятить Одину последнего сына, а с ним и саму область Уппланд, но шведы воспротивились, и Аун умер. Его курган высится в Упсале рядом с курганом Фрейра.
Другой Инглинг – Ингьяльд – в детстве уступал своим сверстникам в храбрости, и воспитатель дал ему съесть волчье сердце. Когда ему наступил черед наследовать престол в Упсале, в Швеции уже было много конунгов – потомков Ингви. Все они собрались на тризну по отцу Ингьяльда, наследник же не должен был занимать престол в палатах отца, пока он не получит Кубка Браги и не произнесет обет, достойный конунга. Ингьяльд принял кубок – большой турий рог – и произнес обет: Он вполовину увеличит свою державу или умрет. Не подозревавшие коварного замысла гости уснули, захмелев, конунг же велел поджечь палату, где сгорели прочие конунги со своими людьми. Ингьяльд завладел их землями – земли стали дороже законов гостеприимства. Но враги объединились против Ингьяльда, и могучее войско мстителя выступило против коварного конунга. Тогда тот заперся в своих палатах и сжег там себя вместе со своими людьми и дочерью, и в висах Тьодольва это считалось героическим деянием: ведь Ингьяльд сам выбрал свой смертный час! Это был последний Инглинг на престоле в Упсале.
Жажда власти и жажда дающего эту власть золота вот та страсть, что грозила миру богов, к которым в начале времен явилась ведьма Гулльвейг, и миру людей, правители которых не могли сдерживать своих губительных устремлений.
В "Саге об Инглингах" рассказывается о наследнике конунга Ванланди – того, что погубила мара. Его звали Висбур. Конунг женился на дочери некоего Ауди Богатого и получил знатное приданое – вено: три двора и золотую гривну. Но Висбур скоро бросил жену, и та с двумя сыновьями вернулась к своему отцу. Когда сыновья подросли, они потребовали у Висбура, чтобы тот вернул вено матери – это было их право, но конунг отказался. Тут оскорбленные сыновья предрекли, что гривна их матери будет причиной гибели лучшего человека из рода Инглингов. Они обратились к колдунье Хульд с тем, чтобы она помогла им расправиться с отцом. Та не только обещала помощь, но предрекла, что с этих пор в роду Инглингов будет постоянно совершаться убийство родичей. Так и случилось. Колдунья помогла братьям подстеречь Висбура и сжечь его в собственном доме. Сыном и наследником Висбура был несчастный Домальди, которого шведы принесли в жертву, чтобы миновали неурожайные годы; Аун и Ингьяльд были их потомками.
Но не только Инглинги прославились своей алчностью.
Вёлунд – кователь сокровищ
В "Старшей Эдде" цикл героических песней открывается повествованием о чудесном кузнеце – кователе сокровищ Вёлунде, который был захвачен в плен и искалечен алчным шведским конунгом.
Конунга звали Нидуд, и у него было два сына и дочь Бёдвильд. У конунга соседней Страны Финнов были три сына – охотники и чудесные умельцы. Однажды они увидели трех прекрасных дев, прядущих лен на берегу озера, а рядом лежали их лебяжьи одежды. То были валькирии – дочери конунгов, что остановились на отдых после многих сражений. Братья семь лет наслаждались любовью чудесных подруг, но валькириям наскучила мирная жизнь, и они устремились на поиски битв в мифический темный лес Мюрквид на границе Гуннской земли. Вернувшиеся с охоты братья не обнаружили возлюбленных, и двое из них отправились на поиски дев-воительниц, третий же – кузнец Вёлунд – остался дома в Волчьей долине, поджидать, не вернется ли к нему светлая дева. Он искусно сплетал золотые украшения, вправляя в них драгоценные каменья, развешивал кольца и тем прославился – недаром он именовался властителем альвов, владельцев чудесных сокровищ.
В поздней "Саге о Тидреке Бернском", основанной на немецких преданиях о готском короле Теодорихе, правившем в Вероне, рассказывается о том, откуда у Вёлунда было много сокровищ. Оказывается, Вёлунд-Велент учился своему ремеслу в Гуннской земле у самого Мимира (мифу и эпосу неведома историческая последовательность событий: мудрец Мимир – мудрец на все времена). Там воспитывался у кузнеца Регина и великий герой Сигурд: из-за их вражды Велент должен был покинуть Гуннскую землю. Тогда отец – великан Ваде – отдал его на обучение двум черным альвам – двергам: ученик должен был остаться во власти воспитателей, если отец не заберет его после обусловленного срока. Когда отец Вёлунда Ваде отправился к двергам, чтобы забрать сына, по дороге он лег отдохнуть под горой и был засыпан горным обвалом (явно здесь не обошлось без магии двергов – жителей камней). Но отец успел оставить Вёлунду в наследство меч, который он вонзил в дерево; этим мечом Вёлунд убивает своих кузнецов-воспитателей и забирает их сокровища и кузнечные инструменты. Он бежит на север и оказывается в Дании у короля Нидунга-Нидуда.
Согласно эддической песни, конунг Нидуд прослышал, что у Вёлунда много сокровищ. Он узнал, что Вёлунд остался один в жилище и отправился тайно с дружиной к его дому, когда сам кузнец охотился. Воины пересчитали кольца – их было семьсот, – но Нидуду было мало завладеть сокровищем. Лишь одно кольцо конунг утаил, отдав его своей дочери (знал бы он, чем обернется этот дар!). Вёлунд же, вернувшись, заметил пропажу, но подумал – не его ли валькирия вернулась за драгоценным подарком! Должно быть, кольцо было обручальным – мы еще вспомним о таком кольце, роковом наручье Андвари. Так он и уснул в сладких мечтах, но когда очнулся, обнаружил себя связанным. Пленивший его Нидуд спрашивает кузнеца, откуда у него столько сокровищ, и Вёлунд отвечает, что с ним нет клада Нифлунгов, – он далеко, на Рейне. Значит, алчный конунг наслышан о золоте, принадлежавшем Сигурду в Гуннской земле, он жаждет рокового сокровища, но обретает лишь кузнеца, обученного умельцами двергами.
Нидуд привез пленника к себе, но жена конунга сказала, что нельзя ждать доброго от этого "пришельца из леса" – она видит перед собой альва. Кузнеца отправляют на остров Севарстёд и перерезают ему сухожилия, чтобы Вёлунд не смог бежать (так в одном из античных мифов калечат и божественного кузнеца Гефеста – сам кузнец оказывается "прикован" к своей чудесной кузнице). Там Вёлунд сидел, выковывая сокровища и вынашивая мечту о мести. Наконец двое сынов Нидуда пожелали, взглянуть на изделия чудесного кузнеца. Вёлунд не велел детям рассказывать, что они собираются к нему, и когда те пришли, отрубил им головы. Из черепов их он сделал чаши, окованные в серебро, и послал их Нидуду. Глаза детей Вёлунд оправил как драгоценные камни, подарив их супруге конунга, из зубов же сделал наплечные пряжки, которые достались дочери Нидуда Бёдвильд.
Эта жестокая месть плененного мастера отнюдь не просто мифологический мотив. В житии одного из первых христианских святых, обращавшихся с проповедями к германцам еще в V веке, – Северина, рассказывается, как жестокая королева германцев-ругиев велела взять под стражу несколько золотых дел мастеров, опытных в изготовлении знаков королевского достоинства. Случилось так, что юный королевский сын, влекомый любопытством, пришел посмотреть на их работу. Кузнецы же схватили мальчика и, приставив к его груди меч, пригрозили, что убьют заложника, а затем и себя, если стражники попытаются силой освободить королевича. Лишь раскаяние королевы и данная ею клятва спасли ее сына, мастера же были отпущены на волю вместе с другими пленными.
В песни "Эдды" ничего не подозревавшая дева Бёдвильд сама пришла к кузнецу с поврежденным кольцом, и тот обещал исправить сокровище. Сам же, напоив деву пивом, коварно овладел ею.
Кузнец был отомщен, но его триумфом стало чудесное изобретение, о котором не уставали мечтать люди во все времена. Любовь лебединой девы помогла чудесному умельцу: он изготовил себе крылья (подобные тем, что были у его валькирии) и взлетел над островом.
В греческом мифе этот подвиг совершил Дедал, другой культурный герой, изобретатель ремесел, также обреченный на плен у царя Мидаса. Он построил у Мидаса на Крите знаменитый лабиринт: и странные лабиринты из камней, известные в Скандинавии, называются иногда "домами Вёлунда" (иногда – "градами Троя"). Но Дедал сделал крылья для юного Икара. У Вёлунда, согласно "Саге о Тидреке", также оказался чудесный помощник, но это был его брат, лучший стрелок из лука Эгиль.
Нидуд испытывает искусство Эгиля – он велит ему сбить стрелой яблоко с головы собственного сына. Нам известен этот подвиг – в средние века его повторил Вильгельм Телль.
Эгиль настрелял для Вёлунда птиц, и из их перьев кузнец мастерит себе птичье облаченье. Когда Вёлунд взлетает, освобождаясь из плена, конунг велит Эгилю подстрелить парящего в воздухе брата. Но братья договорились о хитрости: Вёлунд привязывает пузырь с кровью под левую мышку, в него и попадает стрела Эгиля. Так кузнец спасается.
В "Эдде" Вёлунд прилетает на двор Нидуда, уже скорбящего о своих сынах. Алчный конунг просит кузнеца рассказать, как погибли его дети, но тот требует, чтобы конунг сначала поклялся, что не сгубит его новой жены – Бёдвильд, что ждет от него ребенка. Иначе пусть потонет его корабль, щит не сможет его защитить, а собственный меч поразит Нидуда. Кузнец произносит этот нид и затем рассказывает конунгу, как он погубил его отпрысков, спрятав их тела под кузнечными мехами, и соблазнил его дочь.
Мы не знаем, нашел ли Вёлунд свою валькирию – в песни он удовлетворяется местью и обретенной свободой.
Но эту песнь можно считать лишь прелюдией той кровавой эпопеи, которая охватит весь мир, когда из-за проклятого золота погибнут целые династии и королевства.
Почему золото называют "посевом Хрольва"
Золото действительно занимало воображение скандинавов в эпоху раннего средневековья не меньше, чем мысли варваров в эпоху Великого переселения народов. В "Младшей Эдде" Снорри Стурлусона есть раздел под названием "Язык поэзии". Там перечисляются поэтические наименования – кеннинги – для главных элементов мифологического мироздания; самое большое место среди этих наименований занимают кеннинги золота.
Золото называют "огнем Эгира", потому что оно освещает его морские палаты. Его именуют "листвой Гласира", потому что у врат Вальхаллы растет роща Гласир с золотыми листьями. Золото называется "волосами Сив", "слезами Фрейи" (это "дождь глаз возлюбленной Ода"), "мукою Фроди" (той, что смололи великанши Фенья и Менья), "каплями Драупнира" и множеством других наименований. Людей же принято называть "дарителями золота", ибо дар и обмен были основой существования архаического общества. Алчность и щедрость могли в равной мере характеризовать вождей того времени. Один из древних конунгов – Хрольв Жердинка (или Крака) – прославился тем, что должен был "посеять" свое золото, и этому посвящен рассказ в "Младшей Эдде".
Хрольв был сыном датского конунга Хельги (это священное имя было популярным в разных королевских родах, в том числе и в русском княжеском роде, по-русски оно звучало как "Олег"). Хельги с огромной ратью приплыл в Швецию, и тогдашний конунг из рода Инглингов, Адильс, вынужден был бежать, бросив свое богатство и жену Ирсу. Хельги женился на Ирсе, и, когда их сыну Хрольву исполнилась три года, ко двору явилась некая женщина по имени Алов. Она рассказала Ирсе, что была некогда женою Хельги, и Ирса – их дочь. Инцест – кровосмесительная связь отца и дочери – был страшным грехом в родовом обществе (он был позволителен лишь у ванов в их мифологической стране). Ирса вернулась к Адильсу в Швецию, Хельги же вскоре погиб в походе. Хрольв стал конунгом в восемь лет.
Рассказывают, что однажды в палаты конунга пришел некий мужлан и с изумлением уставился на конунга. Тот спросил, почему тот так смотрит. Парень отвечал Хрольву, что слышал, будто он – могучий конунг, а перед ним на троне сидит какая-то малая жердинка. Тогда конунг сказал, что получил от пришельца имя и будет впредь именоваться Хрольв Жердинка. Но дающий имя должен также вручить нареченному подарок, да конунг видит, что у бедного парня такого подарка нет. Придется самому конунгу одаривать пришельца. Тут Хрольв снял с запястья золотой браслет и отдал его парню. Тот на радостях восславил конунга и поклялся, что от его руки умрет всякий, кто посягнет на жизнь щедрого Хрольва. Хрольв прославился не только щедростью, но и храбростью.
Тем временем конунг Адильс должен был сразиться с норвежским правителем и прислал к своему нежданному родичу Хрольву за подмогой. Шведский конунг обещал дать за подмогу три лучших сокровища Швеции, на которые укажут сами союзники. Хрольв тогда воевал с саксами, но отправил к Адильсу двенадцать своих берсерков – бесстрашных героев.
Норвежцы были разбиты, и Адильс взял большую добычу. Берсерки же потребовали себе по три фунта золота, а Хрольву – чудесные шлем и броню, которые не брало железо, и к ним – золотое кольцо под названием Свейская Свинья, им владели Инглинги. Но Адильс пожалел сокровища (как и его предок Висбур); к тому же золотой браслет явно был фетишем Инглингов, ибо вепрь (и свинья) были священными животными их родоначальника Ингви-Фрейра.
Обманутые же берсерки вернулись к Хрольву и роптали. Тогда датский конунг собрал свои корабли и тайно подплыл к реке Фюри, на которой стояла Упсала – столица Инглингов. Конунга и берсерков радостно встретила Ирса – мать Хрольва, и повела в отдельные палаты, но не к конунгу. Перед дружиной Хрольва развели костры и принесли пива. Но тут явились люди Адильса и подбросили в огонь столько поленьев, что занялась одежда на Хрольве и его дружинниках. Люди же шведского конунга принялись насмехаться над незваными гостями и спрашивали – правда ли, что Хрольв и его берсерки не боятся ни огня, ни железа? (Мы помним, что так конунг Гейррёд испытывал Гримнира-Одина – не колдун ли он?)
Тогда Хрольв вскочил и молвил: "Добавим огня в домах Адильса!" Он бросил свой щит в огонь и, пока тот горел, перескочил через пламя. Тогда и его дружинники напали на обидчиков и побросали их самих в огонь.
Ирса же тем временем принесла Хрольву полный питьевой рог золота и кольцо "Свейская свинья". Королева просила их скорее возвращаться к войску, ибо Адильс готов напасть на них. Тогда Хрольв и берсерки вскочили на коней и поскакали к долине Фюри. И видит Хрольв, что конунг Адильс нагоняет их со всем своим войском. Тогда герой зачерпнул рукой пригоршню золота из рога и бросил на дорогу. Шведы же, соскочив с коней, принялись подбирать сокровища. Но конунг Адильс велел им продолжать погоню и сам мчался во весь опор. Тогда Хрольв взял кольцо Свейская свинья и швырнул его Адильсу, сказав, что просит принять его в дар. Адильс наклонился и поддел кольцо копьем – так принято было принимать дань. Когда Хрольв увидел это, он сказал, что заставил самого могучего из шведов склониться перед свиньей. Эта насмешка была достойным отмщением за алчность конунга шведов. Адильс не смог догнать обидчика, а золото с тех пор стало именоваться "посевом Хрольва", "ячменем Хрольва" или "посевом Фюри".
Но более знаменит рассказ о том, почему золото называют "выкупом за выдру", – рассказ о проклятом богатстве Нифлунгов, которым завладел сначала Сигурд, главный герой рода Вёльсунгов.
Герои Вёльсунги
В начале "Саги о Вёльсунгах", каковую исландцы относили к "сагам о старых временах", то есть повествующих о событиях, которым не были свидетелями сами жители Исландии, рассказывается о сыне Одина Сиги. Он был знатен и смел – само его имя значило "Победа", да позавидовал рабу, что был более удачлив на охоте. Сиги убил раба, и за это был объявлен вне закона. Сам Один проводил его в изгнание к боевым кораблям, и тому удалось завоевать земли в Гуннской державе, жениться на королевне (из Руси – Гардарики), и сын их Рери стал прославленным воителем. Только у Рери с женой не было детей.
Фригг и Один откликнулись на мольбы тех, кому они покровительствовали, и бог послал свою валькирию Хльод с чудесным яблоком к конунгу Рери. Валькирия обрядилась в воронье оперенье и прилетела туда, где конунг сидел на кургане. Ворона уронила яблоко на колени конунгу, и тот разгадал чудесный знак. Он вошел к королеве и вкусил от чудесного плода. Королева понесла, но никак не могла разродиться. Тут настала пора Рери отправляться в поход, и он умер в походе от болезни, не дождавшись потомства.
Минуло шесть зим, и королева велела вырезать плод из чрева. Так родился богатырь Вёльсунг – говорят, он успел поцеловать мать, прежде чем она умерла. Он стал могучим правителем в Гуннской державе, и валькирия Хльод спустилась к нему с небес, чтобы стать ему женой. У них было десять сыновей и одна дочь, но более всего походили друг на друга старший сын Сигмунд и дочь Сигню, они, как и их предок, носили "победные" имена. Вёльсунг велел выстроить прекрасную палату, и в середине ее была чудесная яблоня с цветами, чья крона высилась над кровлей, оно именовалось родовым деревом, но мы не можем не заметить сходства этой палаты с Вальхаллой.
Пришло время, и. могущественный конунг гаутов Сиггейр посватался к Сигню. Не по сердцу это было Сигню, да она послушалась отца. Жених прибыл на пир к Вёльсунгу, и тут среди горящих в палате костров появился неведомый старик, босой и в заплатанном плаще, широкополой шляпе, да еще кривой на один глаз (мы-то знаем, кто это был). У него в руках был меч, и он подошел с ним к чудесной яблоне и вонзил клинок в ствол.
Тот, кто вытащит клинок из ствола, говорит таинственный старец, получит в дар это чудесное оружие.
Когда старик исчез, гости принялись тянуть меч, но достался он только Сигмунду, который без труда вытащил оружия из ствола. Тут Сиггейр стал просить у свояка отдать ему меч – он заплатит за него золотом по весу. Но Сигмунд говорит, что не судьба конунгу владеть этим мечом, и Сиггейр затаивает обиду...
Наутро Сиггейр с молодой женой собирается домой, и Сигню рассказывает отцу о дурном предчувствии – их родовой дух фюльгья пророчит о невзгодах из-за этого брака. Но расторжение брака – позор для семьи. Сиггейр же зазывает Вёльсунга к себе на пир, и тот принимает приглашение.
Вот Вёльсунг с дружиной на трех кораблях отправляются к Сиггейру, но на берегу его встречает дочь и предупреждает о засаде: Сиггейр собрал против них могучее войско. Но Вёльсунг не может бежать от смерти, он отсылает дочь к мужу, а наутро готовится к бою. Тогда пал Вёльсунг, а все его десять сыновей были схвачены врагами.
Тут Сигню и просит мужа, чтобы он не убивал братьев сразу, а заковал в колоду. Сиггейру по душе такая пытка – закованных братьев он оставляет в лесу. Там каждую ночь к пленным приходит огромная волчица и загрызает по одному из сыновей Вёльсунга, так что в живых остается только Сигмунд. Верная Сигню посылает своего человека к брату и велит, чтобы он намазал лицо свое медом, а часть меда сохранил во рту. Тут опять приходит проклятая волчица, но сначала слизывает мед с лица героя, а потом запускает язык ему в рот. Тогда Сигмунд и прикусил язык чудовища: та хочет вырваться, но только разламывает колоду. Сигмунд же откусил язык волчице, и та околела. Говорят, что это была колдунья – мать конунга Сиггейра.
Сигмунд прячется в лесу, и там, в землянке, его навещает Сигню. Сиггейр же думает, что роду Вёльсунгов пришел конец. Проходит десять зим, и у Сигню с конунгом растут двое сыновей. Их она и отправляет к брату в лес, а тот велит им замесить тесто. Но в муке что-то шевелится, и мальчики не справляются с заданием. Тогда Сигню велит убить их – ведь они духом не Вёльсунги.
Но вот однажды к Сигню приходит колдунья (вёльва) и уговаривает ее поменяться с королевой обличьями. Колдунья остается с Сиггейром, Сигню же неузнанной проводит ночь с родным братом – чего не сделаешь, чтобы восстановить свой геройский род!
Так Сигню родила от Сигмунда сына, названного Синфьётли, и пришел черед испытывать этого мальчика. Синфьётли не побоялся замесить тесто, хотя в муку Сигмунд бросил самую ядовитую змею. Сигмунд вообще не боялся яда, но Синфьётли яд не мог навредить только снаружи.
Уцелевший Вёльсунг видел, что сын Сиггейра больше похож на его родичей, потому что все время побуждал Сигмунда отмстить предавшему их конунгу. Но Синфьётли был слишком молодым для мести и не прошел еще воинского испытания. Однажды они отправились в лес за добычей и увидели в некоем доме двух спящих людей; над ними висели волчьи шкуры – то были заколдованные королевичи, превращающиеся в волков. Герои надели волчьи шкуры и тут же превратились в волков – тогда и настал час испытаний Синфьётли. Они разделились с Сигмундом, уговорившись, что будут звать на помощь, если придется вступить в схватку с людьми. Так и случилось – Хигмунд встретил в лесу семерых и позвал Синфьётли; тот же загрыз всех. Но вот Синфьётли встречает одиннадцать противников, но расправляется с ними сам.
Сигмунд пришел в ярость от того, что мальчишка не позвал его на помощь, и бросился на молодого волка, схватив его за горло. Ярость прошла, и Сигмунд стал проклинать их волчье обличье, но тут увидел двух горностаев. Один зверек укусил другого за горло, а потом принес из лесу какую-то траву и приложил к ране, так что другой горностай стал целехонек. Так поступил и Сигмунд, излечив Синфьётли. Потом они вернулись в свою землянку, и там с них слезли волчьи шкуры. Герои сожгли эти принадлежности оборотней, чтобы они больше не приносили людям вреда.
Нам уже знакомы мифы о героях в волчьих шкурах: это были берсерки, превращавшиеся в кровожадных зверей на поле боя. Боевые дружины в поэзии скандинавов именовались волчьими стаями – в их боевой ярости действительно было нечто нечеловеческое, недаром их бог – неистовый Один, был богом волков. "Волками" назывались в обычном праве германских (и многих европейских) народов также преступники – изгои; вынашивающие месть Вёльсунги, носившие родовое "волчье" имя, были сродни этим изгоям, оказавшимся в лесу, вдали от человеческого жилья. Испытания, которые выпадали на долю юношам, попадавшим в таинственный лесной дом, хорошо известны по волшебным сказкам (вспомним избушку на курьих ножках): прошедшие испытание – воинскую инициацию – становились воинами. Волшебную сказку напоминает и начало песни о Вёлунде – как три брата встретили лебединых дев – валькирий в лесном доме.
Но вернемся к героям Вёльсунгам, обретшим человеческий облик. Настал час отмщения, и Вёльсунги тайно являются в дом к Сиггейру, где их ждет Сигню. Два младенца, сына Сиггейра, видят спрятавшихся в сенях воинов и предупреждают об этом отца. Сигню велит родичам убить предателей, и Синфьётли, не раздумывая, убивает единоутробных братьев. Но дружина Сиггейра побеждает Вёльсунгов числом, и конунг опять придумывает им страшную казнь. Он велит насыпать курган и поместить туда своих врагов, а между ними поставить каменную плиту, чтобы они умирали порознь. Но Сигню успевает бросить в курган охапку сена, и в ней Сигмунд обнаруживает свой меч. Вместе с Синфьётли они мечом распиливают плиту и разрывают курган.
Герои вновь идут к палатам Сиггейра, там все спят, не чуя опасности. Тогда Вёльсунги натаскали дров к палате и подожгли ее. Сиггейр успел спросить, кто поджег палату, и Сигмунд с торжеством отвечает, что это сделали Вёльсунги – не все они умерли. Он просит сестру выйти из огня и принять от него почести. Но героиня германского эпоса не приемлет легкого торжества. Сигню рассказывает брату, что это она под видом вёльвы родила от него Синфьётли. Она отдала все силы для мести за отца Бёльсунга и дальше жить не может. Сигню погибла в огне рядом с коварным мужем – так она выполнила завет Высокого: "Хвали жен на костре".
Сигмунд же вернул себе королевство, взял в жены Боргхильд и родил с ней двух сыновей – Хельги и Хамунда. Имя Хельги означало "Священный". Норны предрекли Хельги, что он будет славнейшим из конунгов; в "Первой песни о Хельги Убийце Хундинга" в "Старшей Эдде" говорится, что норны свили свои волшебные нити, и одна из них протянулась к северу, где будут владения Хельги. Возмужав, он возглавил дружину отца, и с ним был Синфьётли.
Свой первый подвиг – убийство конунга Хундинга – он совершил когда ему исполнилось лишь пятнадцать зим. Как истинный герой Одина, он не стал платить виры – откупа – за убийство, вступил в сражение с родней Хундинга и истребил его род. Тогда, сказано в "Первой песни о Хельги", закончился золотой век – "мир Фроди".
Когда конунг возвращался с поля битвы, он увидел в лесу дружину прекрасных дев, чьи доспехи были забрызганы кровью, а копья излучали сияние. То были валькирии, и впереди ехала Сигрун, дочь конунга Хёгни. Дружина победителей заслужила отдых, и Хельги позвал на пир валькирий. Но у Сигрун была другая забота: отец обещал ее в жены Хёдбродду, сыну конунга Гранмара, но дева презрительно относилась к нелюбимому жениху, как к кошачьему (ведьмовскому) отродью. Этот род имел дурную славу и у Вёльсунгов – ведь сыном Гранмара был и Старкад, которого Сигурд при встрече поименовал псоглавцем – собакой-человеком.
Хельги решил вступиться за деву – "варварскому" германскому эпосу не чужды были мотивы рыцарского романа. Его ладьи поплыли к землям Гранмара, и девы Одина берегли их от сетей богини Ран – морских волн.
Гудмунд, младший брат Хёдбродда, спрашивает кто ведет войско. Тут и начинается знаменитая перебранка, напоминающая мифологическую встречу Тора с глумливым Харбардом. Но там боги разошлись, здесь же герои готовились к битве, и победа в словесном поединке значила для них не мало.
Синфьётли отвечает за Хельги, подняв на мачту свой червленый щит, что вопрошающему следует, накормив свиней и псов (то есть исполнив постыдную рабскую работу), сообщить, что Хельги вызывает на бой Хёдбродда. Гудмунд не намерен стерпеть оскорбление, и напоминает Синфьётли, как тот был волком и глотал падаль, а потом стал убийцей собственных братьев. Тут наступает черед оскорблений-проклятий, и Синфьётли оказывается достойным потомком Одина-Харбарда. Он говорит, что его соперник был колдуньей и злобной валькирией, что мечтала о его, Синфьётли, любви; он противен самому Одину, потому что из-за Гудмунда в облике валькирии ссорились эйнхерии; Синфьётли же породил с ним девять волков!
Гудмунд не задерживается с ответом: Синфьётли не мог быть отцом волков, потому что его самого оскопили дочери турсов (великанов), хоть он, пасынок Сиггейра, и был волком в лесу. Перебранку прекращает сам Хельги: героям подобает вест и битва, а не бросать слова на ветер.
Тогда Хёдбродд призывает на помощь дружины Хёгни, отца валькирии Сигрун, и других конунгов, в том числе Старкада, сама же дева судьбы выступает со своими соратницами на стороне Хельги. В битве пали враги Хельги, и Сигрун досталась ему. Но конунгу и его возлюбленной, как мы знаем, не суждено было долго наслаждаться земным счастьем – ведь среди погибших был и отец Сигрун, и кровь его звала к отмщению.
Тем временем Синфьётли вновь собирается в поход и тоже встречает деву, которой хочет завладеть. Но к ней уже посватался шурин Сигмунда, и Синфьётли сражает его в поединке. Та родовая распря, что погубила Вёльсунга и Сиггейра, грозит теперь вспыхнуть в доме Сигмунда: его жена Боргхильд не хочет принимать выкупа за убитого брата и требует изгнания Синфьётли. Но Сигмунд не хочет отпускать сына – он надеется на примирение. И правда, Боргхильд собирает поминальный пир, чтобы справить тризну по брату. Как бы в знак мира она подносит пасынку питьевой рог, но Синфьётли говорит, что мутное там питье. Тогда сам Сигмунд отпивает из кубка – ведь он не боится яда. Так происходит трижды, пока, наконец, уже охмелевший Сигмунд предлагает Синфьётли смочить в напитке свои усы. Тот не может отступить и падает мертвым. С тех пор яд именуется "напитком Вёльсунгов" – так его назвал сам скальд Браги.
Потрясенный Сигмунд берет труп сына и бредет с ним неведомо куда, пока не приходит к фьорду. Там он увидел перевозчика с малым челном. Перевозчик спросил, не хочет ли Сигмунд перевезти тело на тот берег, и конунг соглашается. Но места для Сигмунда в челноке не хватало, и как только таинственный перевозчик взял Синфьётли, челн тут же исчез. То был, конечно, Один, взявший своего потомка в Вальхаллу.
Сигмунд, вернувшись, прогоняет свою королеву. Он отправляется к конунгу Эйлими, у которого на выданье прекрасная дочь Хьёрдис. Туда же прибывает и уцелевший сын Хундинга конунг Люнгви, и он хочет сватать дочь Эйлими. Тот предлагает разумной Хьёрдис самой выбрать жениха, и она отдает предпочтение старому герою Сигмунду. Значит, не миновать битвы, и враг Вёльсунгов Люнгви собирает полчища викингов, чтобы напасть на Гуннскую державу. С малой дружиной и союзником Эйлими выходит старый Сигмунд на бой, но его дисы не оставляют Вёльсунга – он рубит обеими руками, сам же остается невредим. Тут появляется на поле боя некий человек в нахлобученной шляпе, кривой на один глаз и с копьем в руке. Незнакомец занес свое копье для удара, и Сигмунд хотел отразить его своим волшебным мечом, но меч сломался. Меч героя не мог выстоять против копья самого Одина, а бог не мог ждать, когда Сигмунд умрет от старости. Удача оставила старого конунга, и он пал со своей дружиной и свояком Эйлими.
Хьёрдис со служанкой и сокровищами Сигмунда прячется в лесу, и победитель, раздающий своим людям завоеванные земли, не может найти главной добычи. Ночью королева находит на поле боя умирающего Сигмунда и узнает от него, что беременна мальчиком. Наутро герой умирает, а к полю боя со стороны моря прибывает новое войско, которое ведет Альф, сын датского конунга Хьялпрека. Уставшая от преследований Хьёрдис просит служанку поменяться с ней платьями, и Альф забирает женщин и сокровища с собой, в Данию. Там он узнает по поведению Хьёрдис, кто из женщин служанка, а кто – госпожа, и женится на королеве.
Сигурд – Убийца Фафнира
Так в семье датских конунгов родился Сигурд – сын погибшего Сигмунда. Когда его принесли к Хьялпреку, конунг, увидев острый взгляд младенца, предсказал ему великое будущее, он станет славнее всех на севере земли.
Воспитателем же Сигурда стал некий Регин. Мы помним это имя – оно принадлежало черному альву, сыну алчного Хрейдмара, что завладел проклятым золотом. Регин был искусным умельцем-кузнецом и карлик ростом. Регин учил ребенка всему, что должен уметь конунг – игре в тавлеи, знанию рун, разным языкам. Но чаще и чаще напоминал он мальчику о том богатстве, что принадлежит ему по праву наследства. Благородный Сигурд верил своим приемным родичам, но Регин подстрекал его, внушая мальчику, что его – Вёльсунга – держат за конюха. Пусть он попросит у конунгов хотя бы собственного коня.
Конечно, датский конунг позволяет Сигурду выбрать любого скакуна, и тот идет к табунам. По дороге в лесу он встречает незнакомца с длинной седой бородой. Он обещает юноше выбрать скакуна и указывает ему на богатырского коня серой масти. Этот конь, говорит старик, происходит от самого Слейпнира – и мы понимаем, что сам Один выбрал коня герою. Тот назвал коня Грани.
Регин же продолжал свои коварные речи и рассказал Сигурду о великом богатстве, добыть которое – значит совершить славнейший подвиг. Оно спрятано на поле Гнитахейд, и его сторожит змей по имени Фафнир. Сигурд, хоть и был молод, но слышал предания об этом сокровище и их стороже – страшнейшем из змеев. Регин продолжает подстрекательства, говоря, что Фафнир не превосходит ростом степных змеев, а вот Сигурд, видно, не пошел нравом в своих родичей Вёльсунгов. Тогда Сигурд заставил Регина рассказать ему историю клада, и она возвращает нас к мифологическим временам, когда боги вместе странствовали по земле. Мы уже знаем эту историю золота, заклятого карликом Андвари и отданную богами отцу Фафнира и Регина Хрейдмару как выкуп за жизнь их третьего брата. Локи повторил заклятье, предрекая гибель не только семейству Хрейдмара, но и многим еще не рожденным конунгам, и оно сбылось: братья потребовали у отца своей части выкупа, тот отказался делить сокровище, и Фафнир убил Хрейдмара, один завладев золотом. Он превратился в страшного дракона и прикрылся шлемом-страшилой, наводящим страх на все живое. Регин должен был бежать от брата-оборотня. Об этом рассказывается в песни "Речи Регина" в "Старшей Эдде".
Карлик говорит, что если Регин хочет отправить воспитанника на бой с братом-драконом, пусть выкует ему меч. Кузнец согласился и дважды изготавливал для Сигурда клинок, но дважды герой разбивал его о наковальню карлика. Наконец, Сигурд пришел к матери просить обломки меча Сигмунда, и отнес их кузнецу. Когда Регин выковал меч, словно пламя било из клинка. Сигурд ударил по наковальне и разрубил ее надвое. Потом он пошел к реке и бросил комок шерсти против течения – меч был настолько острым, что разрезал шерсть. Сигурд назвал его Грам.
Но как ни торопил карлик Сигурда сразиться со змеем, тот был настоящий Вёльсунг, и не мог добывать богатства, пока его отец Сигмунд оставался неотомщенным. Но прежде чем решиться на месть, Сигурд должен был узнать свою судьбу. Он отправляется к вещему брату своей матери, конунгу Грипиру. Мудрец уже ждал его и предрек, что Сигурд совершит великие подвиги. Но Сигурд знает, что слава героя – не только в подвигах: судьба должна готовить для него тяжкие испытания. Грипир вынужден в ответ на настойчивые просьбы юного родича рассказать ему, что Сигурда ждут страшные измены, в которых сам он не будет повинен, но он погибнет от рук своих побратимов и свойственников. Пусть Сигурда утешит то, что
здесь на земле,
под солнцем жилище,
не будет героя,
Сигурду равного!
"От судьбы не уйдешь", – ответствовал Сигурд. Он пошел к конунгу Хьяльпреку, и тот дал ему войско для мести за отца Сигмунда и деда Эйлими. Их корабли попали в бурю и боролись с ветром у некоего утеса. На утесе стоял человек, окликнувший воинов и спросивший, чьи это корабли. Сопровождавший воспитанника Регин назвал имя Сигурда и спросил, кто стоит на утесе. Тот сказал, что звался Хникаром, когда радовал ворона в битвах, сейчас же он – Человек на утесе и просит, чтобы его взяли в ладью. Как только он ступил на корабль, буря утихла, и Сигурд спросил попутчика, опытного в сраженьях, о добрых приметах. Тот дал свои советы: хороший спутник воина – ворон, и волчий вой предвещает победу; нельзя сражаться, обратившись лицом к закатному солнцу; дурная примета, если споткнешься перед битвой – коварные дисы не защитят воина, и он будет ранен. Конечно, Сигурда ждала победа – ведь сам Один сопровождал его на ладье. В битве пали конунг Люнгви и его три брата – Сигурд сам рассек их надвое мечом Грамом.
Настал черед сдержать обещание, данное Регину, и выступить против дракона. Сигурд с Регином отправились к лежбищу Фафнира, и тут Сигурд увидел следы змея. Герой понял, что воспитатель лукавил, описывая чудовище. Но Регин посоветовал Сигурду не показываться дракону – ведь у того волшебный шлем-страшило, а выкопать яму на пути к водопою и залечь в ней, снизу пронзив сердце Фафнира.
Сигурд принялся рыть яму, а Регин спрятался от большого страха. Тут, откуда ни возьмись, явился некий длиннобородый старик и сказал, что герой получил дурной совет от воспитателя. Яму нужно сделать глубокой – иначе Сигурд захлебнется в ядовитой крови змея. Вслед за тем таинственный благодетель исчез, а Сигурд выкопал большую яму и притаился в ней.
И вот задрожала вокруг земля – змей пополз к водопою, изрыгая повсюду яд. Тогда герой и вонзил Грам в сердце чудовища. Змей забил головой и хвостом, сокрушая все вокруг, но рана была смертельна, и, слабея, Фафнир спросил имя героя и откуда он родом.
Сигурд знал, что нельзя отвечать, и сказал, что не ведает рода, а имя его – Статный Зверь, отца же и матери у него нет. Тут змей обвиняет его во лжи, и Сигурд называет себя – для героя не существует тех норм, что приняты у простых людей.
Змей знает, что Сигурд воспитывался у чужих людей, при дворе датского конунга, и попрекает его этой полурабской долей; эти упреки Сигурд уже слышал от Регина: ведь он не был самостоятельным конунгом. Но Сигурду не обидны попреки чудовища – он рожден свободным и победил дракона!
Тут Фафнир предостерегает своего победителя от заклятого золота – оно погубит владельца. Сигурд дает ответ, достойный героя, – всякий владеет богатством до того дня, пока не сойдет в могилу. Сигурда волнует другое, о чем не говорит умирающий змей: что такое судьба и откуда берутся норны? Змей, как и всякое хтоническое чудовище, причастен тайнам потустороннего мира и знает будущее; он знает даже, где суждено биться богам с чудовищами в последние времена – ведь судьба мира волнует Сигурда как и его собственная судьба. Но чего не мог предугадать Фафнир – это собственного будущего: он думал, что шлем-страшило будет ему надежной защитой. В схватке с настоящим героем, говорит Сигурд, не поможет магическая защита. Это уже новая, героическая мораль – герой отрицает всесилие магии, героический дух сильнее амулетов и обрядов.
Перед смертью Фафнир еще раз предрекает, что золото погубит и Сигурда, а Регин предаст его, как предал брата.
Тут и является карлик и видит, как Сигурд вытирает окровавленный меч о траву. Он приветствует героя, как храбрейшего из людей, но напоминает, что, Сигурд убил его брата, и Регин сам стал соучастником тяжкого преступления. Тем не менее он вырезает сердце змея и пьет кровь из его раны и, напившись, хочет уснуть. Сигурд попрекает воспитателя, что тот не осмелился оставаться рядом, когда герой бился с драконом. Карлик же напоминает, что он выковал меч, поразивший Фафнира в сердце. Опять Сигурд повторяет, что не оружие, а геройство решает исход поединка.
Сигурд же принялся поджаривать сердце Фафнира на костре. Хотел он было попробовать, не готово ли блюдо, да обжег палец и поднес его ко рту. Кровь змея попала ему на язык, и он стал понимать птичью речь. Тут он услышал, как щебечут синицы: они сочли бы мудрым, если бы Сигурд сам съел сердце Фафнира и Регину отрубил бы голову – ведь тот уже мечтает отмстить за брата и захватить сокровище.
Сигурд так и сделал. Он выпил крови обоих братьев, отправленных им в Хель, и приобщился их мудрости. Вещие же птицы предсказали, что путь его лежит на юг, в Страну Франков, мимо кургана, где спит непробудным сном дева-валькирия. Тогда Сигурд отправился к логову дракона, и увидел, что его железные ворота распахнуты. Два огромных сундука с сокровищами нагрузил он на Грани, но богатырский конь не двинулся с места, пока и сам богатырь не сел на него, и тогда конь поскакал, будто не чуял ноши.
Так Сигурд стал владельцем заклятого сокровища. Оно было знаменито во всей средневековой Европе, и в германской рыцарской "Песни о Нибелунгах", сложенной немецкими певцами-шпильманами в начале XIII века. Нибелунгами звали всех владельцев этого клада, губительного для своих хозяев. В Скандинавии их именовали Нифлунгами, и это имя напоминает название преисподней – Нифльхейм. Слов "нифл" означало мрак преисподней, немецкое "нибель" – туман, что сродни мраку. И верно – первым владельцем рокового золота был карл Андвари, черный альв, выходец из преисподней, а Фафнир, предательски овладевший кладом, сам превратился в хтоническое чудовище, дракона. Сигурд, испробовавший крови этих тварей преисподней, стал причастен их роду – роду Нифлунгов. Главный герой "Песни о Нибелунгах" именовался по-немецки – Зигфрид, но и он отобрал клад и плащ-невидимку у таинственного карлика – Альбриха, а убив дракона, искупался в его крови. Новый владелец клада стал сам подобен дракону и почти, неуязвим, ибо кожа его ороговела, поэтому он именовался Роговой Зигфрид.
Речи Сигрдривы
Но вернемся к скандинавскому Сигурду – Убийце Фафнира. По дороге от логова дракона к Стране франков Сигурд увидел какое-то сияние на горе. Подъехав, обнаружил он место, окруженное стеной из пламени и щитов. Герой ступил за ограду и увидел человека в полном вооружении, спящего мертвым сном. Сигурд снял шлем со спящего и увидел, что это – прекрасная дева. Тогда своим мечом он разрезал ее кольчугу, и дева пробудилась.
Неужели Сигурд, сын Сигмунда, явился, чтобы пробудить ее от волшебного сна, спросила она? Она поднесла герою кубок, как и положено было доброй хозяйке. Дева была валькирией и звалась Сигрдрива, "Идущая к победе". Она поведала Сигурду, что по воле Одина должна была дать победу в битве старцу Хьяльму-Гуннару, его соперника Агнара никто не хотел брать под защиту, и дева пожалела его – в Битве пал Хьяльм-Гуннар. В отместку Один уколол ее шипом сна и предрек, что ей не суждена больше судьба валькирии – она станет простой женщиной и выйдет замуж. Но Сигрдрива в свою очередь дала обет, что станет женою лишь того героя, который не знает страха.
Сигурд попросил деву научить его вещему знанию, и валькирия начала свои речи. Эти "Речи Сигрдривы" сохранились и в "Старшей Эдде", и в "Саге о Вёльсунгах": валькирия поведала герою о рунах, что надо вырезать на мече, чтобы добиться победы, дважды пометив при этом имя Тюра (вспомним об амулете с Новгородского Городища); о рунах, что нужно нанести на кубок, чтобы не выпить колдовского зелья; повивальные руны, обращенные к дисам; руны прибоя, что помогут кораблю причалить в непогоду; целебные руны и руны речи, которые надо знать, чтобы выступать на тинге, руны мысли, что ведомы лишь Хрофту – Одину. Их действие неизменно до гибели богов.
Далее же Сигрдрива спрашивает, хочет ли Сигурд знать о несчастьях, что ждут его в жизни, или предпочтет молчание? Герой не отступит, даже если увидит смерть, – отвечает Сигурд, – он последует советам мудрой девы, покуда жив.
Советы валькирии относились уже больше к житейской мудрости, чем к магическим тайнам рун, но как раз столкновение героя Вёльсунга с перипетиями быта привело его к гибели. Речи Сигрдривы коснулись всех жизненных положений, которые стали роковыми для Сигурда. Не следует враждовать с родней и давать клятвы, заведомо невыполнимые, остерегаться ведьм и красивых жен, верить клятвам тех, чей брат убит героем, наконец, следует опасаться коварства друзей – здесь валькирия видит погибель для Сигурда.
Нет человека мудрее тебя, – признает Сигурд. И тут герой приносит клятву, что женится на валькирии, и та отвечает, что это ей по сердцу. Если бы герой знал, что первый же этот его поступок противоречил советам Сигрдривы.
Сигурд и сыновья Гьюки
Герой же продолжил свой путь, и "Сага о Вёльсунгах" рассказывает, как он прибыл к большому двору, которым владел могучий вождь Хейми. Слава о Сигурде достигла уже Греческого моря (для эпической славы не нужно специального времени, и у нее нет границ). Не было героя, равного ему – ни силой, ни ростом, ни вооружением. Когда Сигурд ехал на своем Грани, подпоясанный мечом Гламом, по полю, меч едва касался колосьев.
Конечно, Сигурд был хорошо принят Хейми и его женой Белхильд. У жены была сестра, и она была валькирией. Деву звали Брюнхильд (Хильд – Битва – обычное имя валькирий), и они с сестрой были знатного рода. Их отцом был Будли, а братом – гуннский конунг Атли, "Божий бич Аттила", как звали гуннского правителя европейские хронисты V века.
Хейми был воспитателем Брюнхильд, и она явилась, устав от битв, к нему в терем, где села со своими девами за пяльцы, вышивая золотом. Сигурд же вернулся с соколиной охоты, и его сокол залетел в девичий терем. Герой поднялся за птицей.
Дальнейшие события заставляют читателя теряться в догадках, ибо в саге сказано, что Сигурд узнал Брюнхильд – узнал, никогда не встречая прежде (или, скажем, забегая вперед, не встречая под этим именем). Сигурд стал добиваться любви прекрасной девы. Он явился к ней в терем, и дева, поднесла ему золотой кубок. Сигурд взял кубок, не отпуская руки полюбившейся ему Брюнхильд, и поцеловал ее, выпив напиток. Нет женщины, прекраснее тебя, признался герой.
Любитель средневековой литературы сразу скажет, что эта куртуазная сцена напоминает рыцарский роман – и верно, "Сага о Вёльсунгах", записанная в XIV веке, испытала влияние куртуазного романа. Сигурд, как рыцари Круглого стола, оказывается очарован и сам чарует всех прекрасных дам, попадающихся ему на пути. Да и германские предания о Сигурде, названном немцами Зигфридом, стали в средневековой Европе рыцарским эпосом – это знаменитая "Песнь о Нибелунгах". Правда, в "Песни о Нибелунгах" Брюнхильд – богатырская дева, королева далекой Исландии, и Зигфрид является к ней не женихом, а сватом, но мы еще вспомним об этом богатырском сватовстве...
В "Саге о Вёльсунгах" суровый германский эпос просвечивает сквозь ткань куртуазного романа. "Не судила судьба, чтобы мы были вместе", – говорит влюбленному Сигурду Брюнхильд. Ведь она – валькирия, и ей не наскучили битвы. К тому же вещая дева знает, что Сигурду суждено взять в жены Гудрун, дочь Гьюки. Но герой добивается обещания любви, клянется в верности и дает золотое кольцо – проклятое кольцо Андвари.
После обмена клятвами Сигурд отправляется дальше, в Страну Франков – державу конунга Гьюки на Рейне. В те времена не было могущественнее конунга, кроме властителя гуннской державы Будли и его кровожадного сына Атли. Но самыми славными в королевстве были три сына Гьюки – Гуннар, Хёгни и Готторм. Их сестра Гудрун слыла красивейшей девой, мать же Гримхильд – коварной волшебницей.
Но вот Гудрун стали сниться беспокойные сны – будто сокол с золотым опереньем прилетает к ней в палаты; придворные девы утешают госпожу – это жених будет свататься к Гудрун. Но ей снятся сны еще страшнее – она видит прекрасного оленя с золотой шерстью, и все девы хотят его изловить, но удается это только ей одной. И тут богатырская дева Брюнхильд сражает оленя стрелой. Потом она дает Гудрун волчонка, и тот забрызгивает деву кровью ее братьев...
Гудрун решается поехать в терем к вещей Брюнхильд, чтобы выведать у нее смысл сновидений. Она спрашивает, кто из героев ныне первенствует по славе. Валькирия рассказывает ей о Сигурде, а потом раскрывает Гудрун роковое будущее: Сигурд будет приворожен любовным напитком, но Гудрун не будет долго наслаждаться его любовью; братья же ее погибнут в распре с Атли. Великое горе, что я это узнала, сетует Гудрун.
Тем временем Сигурд является в палаты Гьюки, и конунг принимает его с почестями. Сигурд сблизился в братьями Гьюкунгами, но во всем их превосходил. Он помнил о своей возлюбленной Брюнхильд, и это не давало покоя колдунье Гримхильд. Та стала подговаривать Гьюки, чтобы он отдал дочь за Сигурда, и конунг был не против такого брака, хотя не мог сам навязывать дочь в жены. Тогда Гримхильд и поднесла во время пира заговоренный мед Сигурду, и тот позабыл Брюнхильд. Герой увидел статную деву в пиршественной зале – то была Гудрун, и она полюбилась ему. Когда же сам Гьюки, а с ним и Гуннар предложили Сигурду деву в жены, тот согласился на свадьбу. Старшие Гьюкунги – Гуннар и Хёгни – побратались с Сигурдом и были с ним неразлучны. Герой дал Гудрун отведать сердца Фафнира, и та приобщилась его мудрости и злобе.
Гримхильд же не оставила коварных планов. Она сказала, что и Гуннару нужна жена – пусть он посватается к Брюнхильд, а Сигурд поедет сватом.
Сватовство Сигурда
Вот скачет Сигурд и братья Гьюкунги – Гуннар и Хёгни – к палатам Хейми, воспитателя Брюнхильд, и говорят о своем сватовстве. Воспитатель же рассказывает об обете, данном воинственной девой, – на ней женится лишь тот, кто проскачет сквозь кольцо пламени, окружающее ее двор. Тут мы начинаем понимать, что Брюнхильд и валькирия Сигрдрива – одно и то же лицо, и само имя Брюнхильд – "Битва брони", должно напоминать о кольчуге, которую разрезал Сигурд, пробудив валькирию от мертвого сна.
Но Сигурд, выпивший напиток забвения, скачет к пламени, сияющему вокруг двора невесты, чтобы помочь своему побратиму и свояку. Но конь Гуннара не может перепрыгнуть пламя, побратим просит Сигурда одолжить ему Грани. Однако и богатырский конь не хочет прыгать в огонь. Тогда побратимы вспоминают совет Гримхильд – они меняются обличьями, и Сигурд в облике Гуннара садится на Грани. Почуяв седока, конь перескакивает сквозь огонь, и Сигурд видит деву, сидящую в полном вооружении в своих палатах. Он назвался Гуннаром Гьюкунгом, и сказал, что она предназначена ему в жены, – ведь он прошел ради нее сквозь огонь. Делать нечего, и Брюнхильд радушно принимает жениха. Три ночи проводят они вместе, и Сигурд кладет между собой и Брюнхильд свой меч Грани. Он забирает свое кольцо, что было на Брюнхильд, и отдает ей другое из сокровищ Фафнира.
Потом Сигурд возвращается к побратимам, печальная же Брюнхильд едет к воспитателю и делится с ним своим сомнением – ведь только Сигурд мог совершить такой подвиг и пройти сквозь пламя к возлюбленной. И еще с одной тайной просьбой обращается к воспитателю Брюнхильд: у них с Сигурдом будет дочь, Аслауг, пусть он оставит ее у себя.
У этой дочери Сигурда – своя судьба. Она станет женой знаменитого викинга Рагнара Лодброка (Кожаные штаны), и у них родятся три сына – завоеватели Англии. Один из них будет носить имя Сигурд-Змей-в-глазу – он унаследует взгляд Вёльсунгов, который не может вынести простой человек. По женской линии Аслауг считалась родоначальницей династии норвежских королей – она была прабабкой Рагнхильд, матери Харальда Прекрасноволосого.
Но читатель, возвращающийся к сюжету встречи Брюнхильд и Сигурда, вновь должен теряться в догадках – неужели меч, лежащий на брачном ложе между мнимыми женихом и невестой, так и не сослужил своей службы? Германские предания о Нибелунгах и Брюнхильд позволяют понять, что произошло во время героического сватовства Сигурда-Зигфрида. Роговой Зигфрид, спрятавший свой клад в пещере на Рейне, которую стерег побежденный им Нибелунг Альбрих, отправляется в Вормс, ко двору бургундских королей – Гунтера, Гернота и младшего Гизельхера, трех братьев Гибихунгов (так именовались Гьюкунги в Германии). Он требует себе в жены их сестру Кримхильду (в скандинавском эпосе так звали мать Гьюкунгов), иначе Зигфрид в бою победит бургундов и завладеет всем их королевством. Гибихунги согласны на мир со знаменитым героем, нб Зигфрид должен выполнить трудную задачу – сосватать для короля Гунтера (Гуннара в скандинавском эпосе) исландскую королеву – богатыршу Брюнхильд. Та испытывает силу своих женихов – смогут ли они так бросать копье и прыгать в длину, как богатырская дева. Голова служит залогом для претендентов на руку богатырской красавицы.
Зигфрид соглашается выручить Гунтера–в германском эпосе он также откуда-то знает Брюнхильд и бывал в ее чудесном замке. Он называет себя вассалом Гунтера (это была благородная ложь – Зигфрид сам был королевичем, а не подданным бургундских королей), чтобы объяснить исландцам свое присутствие в свите короля-жениха. Сам же герой укрывается плащом-невидимкой, который он отобрал у карла Альбриха, и незримо поддерживает Гунтера во время испытаний – метает за него копье и прыгает вместе с ним за брошенным вдаль камнем, побеждая богатырскую деву.
На главное испытание оказывается впереди. Гунтер везет свою драгоценную добычу в Вормс, чтобы отпраздновать свадьбу. Зигфрид напоминает ему, что тот обещал своему помощнику руку сестры, и получает Кримхильд в жены. И тут Брюнхильд чувствует себя оскорбленной – ведь сестра короля, ее мужа, отдана за какого-то вассала... Тут Гунтер признается, что и Зигфрид – из славного нидерландского королевского рода (перед нами – феодальный рыцарский эпос, и сословная честь значит больше, чем в варварском обществе). Сам король не может дождаться, когда закончится праздник и завершится рыцарский турнир – так не терпится ему на брачное ложе. Но когда наступает счастливый миг, богатырская дева вновь являет свой строптивый нрав: она снимает свой пояс не для того, чтобы подарить любовь жениху, а чтобы связать его, привесив на крюк в спальне. Так несчастный король проводит первую брачную ночь, и лишь наутро Брюнхильда щадит его и развязывает, чтобы не позорить перед слугами.
Верный друг Зигфрид видит, как мрачен наутро король, и Гунтер признается герою, что не может овладеть воинственной девой. На выручку опять приходит плащ-невидимка, и во тьме королевской спальни Зигфрид укрощает Брюнхильд: герой верен своей дружбе и не посягает на честь невесты, незаметно уступая свое место Гунтеру. Та лишилась своей богатырской силы, после того, как ее поборол Зигфрид. Но покидая жениха с невестой, Зигфрид берет с собой ее золотой пояс и перстень, которые и передает Кримхильде, – сам автор средневековый "Песни о Нибелунгах" недоумевает, зачем он это сделал: ведь это погубит героя...
У читателя появляются основания подозревать, что составитель рыцарского эпоса, да и исландец, записывавший "Сагу о Вёльсунгах", уже не знали древнего сюжета и не понимали архаических обычаев, а значит, и поступков, которые должны были совершать герои. Зигфрид выступает как обрядовый заместитель – дружка жениха, в свадебном обряде дружке разрешалось очень многое, и как далеко заходила его право распоряжаться свадьбой и невестой в древние времена, можно сейчас лишь предполагать. Мы помним брачную оргию на похоронах знатного руса, которую описывал арабский путешественник, – там ближайшие родичи умершего наслаждались любовью его будущей невесты. Во всяком случае, дружка имел право на свадебный дар от невесты – но дары, взятые Зигфридом (и Сигурдом) были символичны: это были обручальные дары. Но обручение Сигурда не было символическим – ведь у них с Брюнхильд должен был родиться ребенок...
Тут нужно вспомнить, что в образе немецкой Брюнхильды рыцарского эпоса, как и в образе Брюнхильд исландской саги, просвечивает облик воинственной девы – валькирии. Валькирия не помышляла о супружеской жизни – сидение за пяльцами могло быть для нее лишь кратковременным отдыхом, она стремилась к битвам. Добиться ее любви мог лишь герой, превзошедший ее силой, и, значит, это мог быть только Сигурд (Зигфрид), обручившийся с Брюнхильд после того, как преодолел огненную стену. Но романтическую любовь странствующего героя к валькирии сменил настоящий брак, для которого воинственная дева была непригодна. Назревала эпическая трагедия.
Так или иначе, и в "Саге о Вёльсунгах" пришла пора Брюнхильд отправляться на свадебный пир, и прибыли туда конунг Будли с сыном Атли. Гуннар и Брюнхильд пили доброе вино, Сигурд же вспомнил тогда о клятвах, что он дал валькирии. Но герою не к лицу было подавать вид, что он совершил роковую ошибку.
Ссора королев и смерть Сигурда
Но прошло время свадебных торжеств, и однажды обе королевы отправились на купание к реке. И Брюнхильд зашла дальше в воду, чем Гудрун, удивив ее своим поступком. Тут и сказала Брюнхильд, что во всем она выше Гудрун, ибо ее муж совершил славный подвиг и проскакал сквозь пламя, Сигурд же был рабом у Хьяльпрека-конунга. И разгневанная Гудрун раскрыла ей тайну – это Сигурд первым познал гордую деву, и залогом тому – кольцо Андвари (знак проклятия!), что сейчас носит Гудрун. Брюнхильд увидела кольцо и смертельно побледнела.
Сам Сигурд, увидев, что Брюнхильд в гневе, почувствовал грядущую беду и запретил жене продолжать ссору. Но Гудрун вкусила сердца Фафнира. Она будто утешает Брюнхильд, уверяя ее, что Гуннар ничем не уступает Сигурду, да гордая валькирия не может простить измены. Гудрун и ее мать-ведьма околдовали Сигурда, их брак бесчестен, и Брюнхильд будет мстить.
Брюнхильд слегла после этих слов, и когда Гуннар вошел к жене, на него посыпались упреки: из-за него и его матери Гримхильд валькирия стала клятвопреступницей, ибо вышла не за храбрейшего, а за труса. Разъяренная королева готова была убить мужа, да его брат Хёгни связал ей руки. Тогда она разбила свою прялку и велела запереть двери в свои покои, не принимая ни вина, ни пищи.
Тогда Сигурд идет в покои Брюнхильд и просит ее вернуться к жизни. Он готов разделить ее любовь, но гордая королева говорит, что не может любить двух конунгов. Королева признается – она узнала Сигурда по его глазам, когда он в обличье Гуннара вошел к ней в палату, но какая-то дымка застилала ее хамингью – духа-хранителя (Сигурд был Нифлунгом – Нибелунгом, тьма окутывала его деяния). Тут Сигурд вздохнул так, что полопалась на его груди кольчуга, но ни с чем покинул он палату Брюнхильд.
Настал черед Гуннара спрашивать у жены, чем он может искупить ее обиду. И Брюнхильд отвечает, что не может жить, пока жив Сигурд, и иметь двух мужей в одних палатах. Она покинет Гуннара, вернувшись в свою Страну Гуннов, – и не было худшего позора для конунга, чем такой развод.
Тогда зовет он брата Хёгни и говорит, что должен убить Сигурда, ибо тот его обманул. Хёгни напоминает о клятвах, что те дали, став побратимами. Но Гуннар говорит, что Сигурд сам нарушил клятву, посягнув на Брюнхильд; их же младший брат Готторм не давал клятвы – он молод и глуп. Они позвали Готторма и дали ему колдовского зелья из земли и волчьего мяса, изготовленного Гримхильд; ему было обещано и золото Нифлунгов.
И вот Готторм вошел в спальню Сигурда и Гудрун ранним утром, но герой не спал, и взгляд его был столь грозен, что убийца не решился занести меч. Лишь на третий раз он вонзил клинок в тело героя так, что он вошел в перину. Пробудившийся Сигурд успел выхватить свой Грам и бросить его вслед убегающему убийце: чудесный меч разрубил его пополам, так что верхняя часть туловища упала назад в горницу, а ноги продолжали бежать наружу.
Гудрун пробудилась от того, что вся была залита кровью Сигурда. Королева запричитала над героем так, что драгоценные кубки, стоявшие в горнице, загремели в ответ, а на дворе откликнулись гуси (эти домашние птицы отличают Гудрун от лебединых дев – валькирий). Сигурд нашел силы приподняться со смертного ложа и утешить жену – никто не в силах преодолеть судьбы, и свершилось то, что предсказано.
В "Старшей Эдде" есть настоящая элегия – Первая песнь о Гудрун, оплакивающей Сигурда. У нее не было слез от горя, когда она увидела мертвого конунга. Окружающие ее родственницы пытались утешить вдову, вспоминая о своих потерях – мужьях и сыновьях, павших в битвах, тяжком плене и оскорблениях, но ничто не облегчало горя Гудрун. Так и в русских похоронных плачах голосящей вдове вторят ее родственницы. Наконец ее сестра сорвала покрывало с тела Сигурда, и, увидев возлюбленного, Гудрун запричитала, так что во дворе откликнулись гуси – прекрасные пти-цы Гудрун. Ее Сигурд был выше братьев Гьюкунгов, как лук среди полевой травы, а воины конунга чтили ее больше, чем дев Одина (валькирий); убийц, давших ложные клятвы, самих ждет проклятие – их земля будет разорена, а золото Нифлунгов принесет им гибель.
Но причитания Гудрун вызвали смех у виновницы этой драмы – Брюнхильд. Невесел был этот смех, и Гуннар признался, что лучше бы брат Брюнхильд Атли лежал мертвым, чем им – клятвопреступникам и братоубийцам, оплакивать ныне Сигурда.
Нет покоя и Гуннару – вещий ворон, птица Одина, прокаркал о будущей гибели Гьюкунгов, как только Сигурд погиб на Рейне. И Брюнхильд снится вещий сон о смерти Нифлунгов – нарушителей клятвы побратимства. Теперь она оплакивает Сигурда – того, кто оставался этой клятве верен.
К Брюнхильд же возвращается дар предвидения – и это не случайно, ибо она собирается вслед за возлюбленным в иной мир. Атли переживет вас обоих – говорит она братьям-убийцам, – и ему отдадите вы Гудрун в жены. Ведь Гудрун не хватит смелости как валькирии последовать за мужем на тот свет! Но там, в Гуннской державе, примете вы смерть и погибнет весь ваш род.
Потом обращается она с последней просьбой к Гуннару, чтобы сложил он погребальный костер для нее и Сигурда и положил их на погребальное ложе так, как лежали они некогда в ее тереме, и меч должен так же разделять их. Человеческой кровью следовало обагрить покрывала этого ложа, ибо Брюнхильд хотела, чтобы в головах и ногах у них были по двое слуг, а с ними – соколы для любимой потехи убитого конунга. Она стала раздавать подарки – золото своим слугам, чтобы те согласились вступить в ее загробную дружину.
Гуннар и двор пытались удержать Брюнхильд, но та была полна решимости совершить свой подвиг – последовать в могилу за чужим мужем. Лишь Хёгни советовал не удерживать неистовую валькирию – от нее нечего ждать, кроме бед.
Последним жутким деянием Брюнхильд был приказ убить малолетнего сына Сигурда и Гудрун (братья не противились этому злодеянию – ведь из него должен был вырасти мститель). Валькирия не могла быть продолжательницей рода. Брюнхильд вонзила в себя меч, и все трупы взгромоздили на костер – Сигурда, его роковую любовь, несчастного младенца, неразумного убийцу – Готторма и всех слуг и служанок Брюнхильд, и пламя запылало.
Но не радостный пир в Вальхалле ждал эту дружину, и Сигурд не мог воссоединиться со своей валькирией в загробном чертоге Одина. Главному герою германского эпоса не суждено было погибнуть смертью эйнхерия – он не пал в битве, он стал жертвой подлого убийства. И он, и его убийца, и преданная ему после смерти Брюнхильд должны были отправиться в мрачную преисподнюю – Хель.
В "Старшей Эдде" есть специальная песнь "Поездка Брюнхильд в Хель". Она едет туда вслед за Сигурдом на повозке, что была сожжена на погребальном костре. Повозка проезжает мимо двора великанши, и та начинает попрекать геройскую деву: ей больше приличествовало бы заниматься ткачеством, чем следовать за чужим мужем в загробный мир. Порождение первобытного хаоса здесь оказывается носителем обычной человеческой морали, но Брюнхильд следует своей героической этике. Она рассказывает о своей судьбе валькирии, как ослушалась она Одина, и тот заклял ее непробудным сном, нарушить который мог лишь храбрейший витязь. Сигурд был ее суженым, но им не суждено было соединиться при жизни; зато теперь она не расстанется с Сигурдом, и пусть сгинет отродье великанши, препятствующее ее пути в Хель!
Гудрун же ушла из постылого дома в лес и с надеждой вслушивалась в волчий вой – ей хотелось умереть. Но смерть не суждена была несчастной вдове, и она оказалась у палат датского конунга, где была принята королевой Торой. Там она вышивала подвиги Вёльсунгов и это притупило ее горе.
Тем временем Гьюкунги унаследовали сокровище Нифлунгов. Но гуннский конунг Атли потребовал ответа за смерть сестры – Брюнхильд. И братья предложили ему отдать сестру Гудрун в жены, чтобы примириться.
Гримхильд же узнала, где скрывается дочь, и велела сыновьям – Гьюкунгам отправить к ней посольство с богатыми дарами. Этот выкуп, что предназначался Гудрун за мужа и сына, был взят из сокровищ Нифлунгов, которым завладели убийцы Сигурда. Но не золото утешило Гудрун: Гримхильд вновь принесла напиток забвения в магическом ритоне, на котором были начертаны руны, окрашенные жертвенной кровью. Гудрун выпила напиток, и мать коварными речами уговорила ее выйти за гуннского конунга Атли.
Гудрун предвидела, что не будет ей счастья от этого брака – ведь Атли был родичем Брюнхильд, и братья ее погибнут из-за замыслов Атли, но она не могла ослушаться мать. Долго ехал свадебный поезд, на конях, в ладьях и по степным дорогам, пока не прибыли они к высоким палатам гуннского конунга. Там отпраздновали брачный пир, но не было счастья в этом браке.
"Песнь о Нибелунгах" по своему рассказывает о ссоре королев. Это рыцарский эпос, и уже феодальная этика не может примирить Брюнхильд с мыслью о том, что она равна Кримхильд, жене вассала. И спорят они не о том, кто имеет право на купание выше по течению, а о том, кому первой положено входить в церковь со своей свитой. И здесь Брюнхильд уверена, что Гунтер превзошел подвигами своего вассала Зигфрида, но Кримхильд показывает ей кольцо и пояс, что снял со строптивой богатырши Зигфрид, и прилюдно объявляет Брюнхильд наложницей ее мужа – ведь Зигфрид первым разделил с ней ложе.
Брюнхильд вынуждена уступить сопернице право первой войти в храм. Это оскорбление непереносимо для королевы. Гунтер и Зигфрид пытаются усмирить своих жен, и Брюнхильд с виду готова стерпеть обиду, но гордая королева находит себе помощника, готового к мести. Это родич и верный вассал бургундских королей Хаген (он замещает в немецком эпосе скандинавского Хёгни). Хаген клянется отмстить за позор своей госпожи и делится своими планами с самим Гунтером. Король смущен предательским планом, но не сдерживает вассала.
Хаген знает, что Зигфрид неуязвим – ведь он искупался в крови дракона и стал Роговым Зигфридом. Тогда он распускает ложный слух о близящихся врагах, против которых готов выступить вместе с Зигфридом. Прикрываясь заботой о друге бургундов, Хаген является к Кримхильд, чтобы вызнать, как он может прикрыть Зигфрида в бою. Нам уже знаком этот сюжет – так коварный Лот явился к Фригг, чтобы выспросить, что может погубить Бальдра. Женский язык и тут губит героя. Кримхильд, уповающая на верность вассала своих братьев, рассказывает, что когда Зигфрид купался в крови дракона, лишь один лист упал на его тело между лопаток – это единственное незащищенное место героя. Хаген уговаривает доверчивую королеву пришить знак на одежду Зигфрида, чтобы ему было видно, какое место следует прикрыть щитом.
Герои собираются в поход, но выясняется, что тревога была ложной. Тогда Гунтер и Хаген решают насладиться королевской охотой. Зигфрид совершает множество охотничьих подвигов и даже посмеивается над товарищами, спуская на них живого медведя, которого он связал и приторочил к седлу. Охота завершается роскошным пиром – да вот досада: Хаген забыл взять с собой питье. Коварный вассал предлагает выход – он знает, где поблизости протекает ручей. Чтобы продолжить геройские забавы, он даже предлагает Зигфриду бежать туда наперегонки. Зигфрид, гордящийся своей силой, пропускает соперников вперед и все равно побеждает их, оказавшись у ручья первым. И тут рыцарская учтивость не оставляет Зигфрида, и он предлагает королю и Хагену напиться первыми. Лишь затем он склоняется над ручьем... и Хаген пронзает его копьем.
Смертельно раненный, Зигфрид не может отмстить убийце, потому что Хаген заранее спрятал его оружие. Он молит лишь о том, чтобы Гунтер позаботился о Кримхильд. Затем силы оставляют его, и герой умирает. Хаген говорит, что легко можно приписать смерть Зигфрида разбойникам – ведь он любил охотиться в одиночку. Сам же вассал подбрасывает труп к дверям Кримхильд. Та видит, что супруг ее предательски убит – ведь щит его цел, он не оборонялся в бою. Она знает и убийцу, но доказательств против Хагена у королевы нет. Правда, когда Хаген подошел к телу Зигфрида в церкви, его раны раскрылись, обличая убийцу. Но Гунтер вступился за вассала.
Несчастный старый Зигмунд, отец Зигфрида, узнав о смерти сына, собрал своих родичей и готов был к отмщенью, но королева отговорила его мстить сразу.
Хаген же не уставал преследовать королеву. Он внушил Гунтеру, что той, как наследнице Зигфрида, следует забрать клад Нибелунгов. Верный страж Альбрих вынужден был отдать клад законной владелице, и с сокровищем в Вормс отправилась часть его родни – Нибелунгов. Однако и тут Хаген обманул Кримхильд: он боялся, что та раздаст сокровища мужа на помин его души, и погрузил клад в воды Рейна. Лишь он да три брата-короля знали место, где потоплено сокровище.
Тогда-то к несчастной вдове в Вормс являются послы от гуннского владыки Этцеля – Аттилы, который сам овдовел и мечтает о красавице Кримхильд. Той тяжко жить на родине убогой вдовой – она готова поддаться уговорам родни и ехать с Рейна на Дунай, в Гуннскую державу: Ее удерживает то, что Этцель – язычник, но сваты и родные говорят, что в царстве гуннов много христиан, и королева может склонить к крещению самого правителя. Один лишь Хаген против брака – он не верит ни гуннам, у которых герой в юные годы побывал в заложниках, ни Кримхильд.
Тем не менее Кримхильд отправляется в Вену на брачный пир. Она становится правительницей гуннской державы, и ее вассалами становятся двенадцать королей. Королева всех покоряет щедростью и добрым нравом, но ненависть к убийцам Зигфрида живет в ее сердце...
Смерть Нифлунгов и гибель Нибелунгов
Согласно скандинавским сказаниям, двух сыновей родила Гудрун гуннскому конунгу, и дочь Сигурда Сванхильд жила с ними. Но тревожные сны беспокоили правителя гуннов. Однажды ему приснилось, что Гудрун вонзает в его тело меч. Гудрун толкует сновидение, успокаивая мужа: железо снится к огню, а гнев женщины предвещает пустые желания – тревогу Атли можно легко развеять. Но конунга не оставляют мысли о ночных кошмарах: он посадил во дворе побеги, но они были вырваны и сам он их съел, как съел он и сердца двух выпущенных им любимых соколов и даже мясо щенят. Этот сон – к улову рыбы, объясняет Гудрун: вечером ее обезглавят, а утром люди съедят.
Атли не верит жене, взятой из чужой земли, и брак их недружен. Нет дружбы и с бургундскими королями: Гуннар любил сестру Атли Оддрун и сватался к ней, однако гордый гуннский конунг не дал согласия на брак тому, из-за которого погибла его другая сестра, Брюнхильд. Но другая дума не давала покоя могучему конунгу – мечта о золоте Нифлунгов, лишь часть которого была предложена в качестве вена – свадебного дара – за Оддрун. И когда соглядатаи Атли увидели свидание Гуннара и Оддрун, у жестокого конунга возник план отмщения.
Атли решил зазвать братьев на пир и послал за ними своего доверенного человека – Винги. Гудрун же почувствовала недоброе – она взяла то самое кольцо Андвари, что не раз уже служило знаком несчастья, обмотала его волчьим волосом и нарезала руны, предупреждающие о беде. Отдала она кольцо Винги, но тот прочел руны и переправил их так, будто Гудрун тоже зовет братьев на пир.
Посланник поскакал через Мюрквид – Темный лес – что разделял земли гуннов и бургундов.
Посол был принят с почестями, но его речи удивили Гьюкунгов. Атли звал их, чтобы щедро одарить подарками и землями: среди них – Гнитахейд, поле, на котором Сигурд сразил Фафнира, и даже лес Мюрквид. Но бургундские короли и сами были несметно богаты и владели сокровищем, которое Сигурд забрал из Гнитахейда. Земли же в подарок получали те, кто становился подданным более могущественного правителя. К тому же Хёгни заметил волчий волос на золотом кольце – не значило ли это, что Гудрун посылает знак и Атли таит волчьи замыслы?
Но Винги коварными речами успокоил захмелевших на пиру братьев. Конунг Атли уже немолод, а сыновья его – младенцы. Он хочет отдать Гьюкунгам в управление земли. Тогда Гуннар обещает приехать. Хёгни же говорит, что не по душе ему эта поездка, но слово брата-конунга должно быть нерушимо.
Тут и мудрая жена Хёгни, Костбера, увидела, что руны на кольце перепутаны – Гудрун хотела предупредить братьев об опасности. К тому же Костбере стали сниться вещие сны, будто ветер срывает крышу с палат Гьюкунгов, вода их заливает, круша мебель, а сами братья лишаются ног; белый медведь крушит престол конунгов, и орел терзает плоть – и кажется Костбере, что Атли обернулся этим орлом. Но Хёгни нарочито отказывается видеть в снах дурной знак, выдавая их за бабьи предрассудки.
Но и к жене Гуннара, Глаумвор, приходят еще более тревожные видения: конунг пронзен мечом, и волки воют по сторонам, являются скорбные с виду женщины и выбирают конунга себе в жены – не иначе, это его дисы. Никто не может отдалить своей кончины, отвечает Гуннар.
На пиршестве он произносит заклятье:
Пусть волки наследье
отнимут у Нифлунгов –
серые звери, –
коль я останусь!
Пусть мирные хижины
станут добычей
белых медведей,
коль я не поеду!
Песнь "Старшей Эдды", которая содержит эту клятву, называется "Гренландской песнью об Атли". Упоминание белых медведей считается свидетельством того, что песнь действительно могла быть составлена в Гренландии, колонизованной исландцами в XI в. Но и в этой полярной стране исландцы не забывали о деяниях героев, совершенных на далеком юге, а приносимые ими клятвы были больше, чем слова, пусть и героические, – за ними был вызов судьбе.
С плачем дружина проводила братьев-конунгов; дружинники героев не были слезливыми неженками – их плач был оплакиванием, погребальной песнью. Гуннар и Хёгни пускают своих коней через чашу Мюрквид, и Земля гуннов дрожит от топота богатырских скакунов. В другой песни "Эдды" – Гренландских речах Атли – говорится, что братья плыли в Страну гуннов на челне и гребли так, что разломали уключины, а причалив, не стали привязывать ладью – они готовы были к гибели.
Но первым погиб коварный посол Винги – увидев готовую к бою дружину Атли, он с торжеством признался, что заманил братьев в западню, остается лишь выбрать дерево, на котором повесят Нифлунгов. Братья не дали предателю дождаться торжества – они забили Винги обухами своих секир, и это была позорная смерть.
Тем временем Атли пил вино с дружиной, и его палаты поименованы в песни Вальхаллой; это мифологическое наименование было привлечено не ради метафоры и не ради сходства увешанной оружием палаты гуннского конунга с чертогами Одина. Эта зала должна была превратиться в поле боя, и гуннские дружинники поджидали Нифлунгов...
Гудрун встретила братьев с предупреждением, которое запоздало: они преданы, им следовало явиться во всеоружии, чтобы норны оплакивали гуннских воинов, ныне же их самих ждет страшная смерть в змеином рву. Тут Атли строит свою дружину и требует, чтобы Нифлунги отдали ему золото – ведь оно принадлежит наследнице Сигурда Гудрун. Гуннар же отвечает, что никогда не владеть гуннскому конунгу этим богатством; напротив, придется ему сражаться и щедро угостить на этом пиру волка и орла – священных зверей битвы. Тогда гунны вступили в сражение, и Гудрун с мечом в руках защищала братьев. Треть дружины Атли пала, прежде чем братья были связаны.
Тогда гунны и спросили Гуннара, не хочет ли он откупиться от смерти золотом.
Страшным было требование героя – пусть ему сначала поднесут сердце, вырванное у Хёгни! Гунны хотели схитрить и вырезали сердце у трусливого повара Хьялли, но Гуннар заметил обман: сердце Хёгни было бестрепетно, а это трепещет на блюде даже после смерти.
Когда враги подступили к Хёгни, чтобы рассечь ему грудь, герой лишь рассмеялся. Тогда Гуннар поверил, что сердце недрогнувшего Хёгни перед ним, и гордо сказал Атли: гунны никогда не узнают, где спрятан клад Нифлунгов, ибо только он после смерти Хёгни владеет этой тайной. Золото навеки останется в водах Рейна!
Вспомним первые страницы нашей книги, относящиеся к эпохе Великого переселения народов и обычаям германцев. Тогда кимвры, одержав великую победу, погрузили доставшиеся им сокровища врагов в реку, а пленных принесли в жертву. Так они благодарили бога войны. Нифлунги сокрыли свой клад уже не для того, чтобы поделиться с Одином – они хотели владеть им одни!
Тогда гуннский владыка велел готовить повозку, в которой пленник должен был быть отвезен к змеиному рву. Напрасно Гудрун напоминала о клятвах, что давал Атли Гуннару: гуннский конунг клялся солнцем, камнем (престолом) Одина и кольцом Улля. Сам Один не сдержал клятву, когда началась первая распря из-за золота.
Гуннский конунг верхом сопровождал жертву к гибельной яме, и странный дар провожал Гуннара в эту могилу, полную змей. Гудрун дала ему арфу, и, касаясь струн пальцами ног, – ибо руки были в оковах – Гуннар усыплял змей. В песнях "Эдды" говорится, что Гуннар посылал весть о себе Гудрун, или возлюбленной Оддрун, но он не смог дождаться помощи. Злобная ведьма – мать Атли – в облике змеи прогрызла грудь героя и впилась в его сердце.
Внимательный читатель заметит, что эта казнь-жертвоприношение была одновременно и погребальным обрядом: и русу, похороны которого описал Ибн-Фадлан, положили в могилу лютню, а девушка-жертва долго исполняла погребальную песнь. Арфа посылала весть в иной мир, была связана с путешествием на тот свет. Но рус отправлялся в загробный рай, к Одину, который был и богом поэзии. Не та участь была уготовлена казненному Гуннару, ведь он не был сожжен, чтобы вступить в воинский рай; он был погребен в могиле – змеином рву. Дом, сплетенный из змей на Береге Мертвых, – жилище Хель, куда должны были попадать подлые убийцы. Среди них – место Гуннару, ведь он подло убил Сигурда. Его тело должны были терзать гады – как они терзали тело финской колдуньи; но гадами некогда были и владельцы сокровища Нифлунгов – черные альвы, как черви размножившиеся в трупе Имира. Заклятье Андвари сбывалось...
Атли торжествовал победу, но нелегко далась она гуннскому владыке. Не было мира в его семье, и он предложил Гудрун выкуп за братьев. Та согласилась на мир и велела устроить поминальный пир – на пире должно было состояться примирение. Но страшные яства предложила Гудрун вкусить своему мужу.
Она убила своих детей, из черепов их сделала чаши, кровь смешала с вином и дала выпить Атли. Сердца несчастных младенцев она поджарила на вертеле и дала съесть их захмелевшему гуннскому конунгу. Гудрун сама поведала Атли, что за пир она ему устроила, и даже гуннский властитель был поражен свирепостью своей жены. Он сказал, что ее следует забить камнями и сжечь на костре, как злобную колдунью. Но Гудрун отвечала, что ее ждет другая смерть, которую приготовила она сама наутро. Гунны же продолжали пить на поминках, и Гудрун щедро раздавала им дары, но это были погребальные дары.
В тяжком похмелье опустился Атли на ложе. Тем временем юный Нифлунг, сын Хёгни, явился к Гудрун с жаждой мести. Вдвоем они проникли в его палату, и Гудрун пронзила его мечом. Обливаясь кровью, Атли стал проклинать Гудрун за предательство. Ведь он оказывал почести Гудрун и дал за нее богатое вено – брачный выкуп. Не Гудрун отвечала, что была счастлива только с Сигурдом; Атли был ничтожен в сравнении с ее первым мужем, он не видел удач, был труслив и уступчив. Умирающий Атли, могучий гуннский властитель, обвиняет ее во лжи, но это была не просто ложь; вместо погребальной песни – плача, которым Гудрун некогда восхваляла подвиги Сигурда, свирепая вдова произносит хулу – нид.
Атли остается рассчитывать только на одно – что его похоронят с почестями. И Гудрун обещает подготовить погребальную ладью и разукрашенный гроб, но и здесь коварные замыслы не оставляют ее. Она запирает засовы и поджигает палату, где справляется тризна. Остатки дружины гуннского конунга и щитоносные девы, некогда пировавшие в "вальхалле" Атли, – все погибли в пламени.
Сама же Гудрун отправилась к морю и вошла в воды, желая покончить счеты с жизнью. Но судьба не судила ей принять смерть...
Скандинавская Гудрун решилась на страшные деяния, чтобы отмстить за сородичей – братьев. Не такой была месть Кримхильд в немецком эпосе. Много лет прошло после свадьбы с Этцелем, Кримхильд родила ему сына, но ненависть к убийцам Зигфрида не оставляла королеву. Она сама подговаривает гуннского владыку отправить послов к братьям и их вассалу Хагену с приглашением навестить родню – ведь гунны именуют свою королеву "безродной", так давно она не видела братьев. Бургундские короли собираются в дорогу, лишь Хаген отговаривает их от поездки – он-то знает гуннов и понимает, что Кримхильд не могла простить ему совершенного злодеяния. Тогда один из братьев-королей, Гернот, насмехается над старым вассалом – он боится мести женщины. И Хаген в ответ сам побуждает бургундов отправляться скорее к гуннам – несмотря на то, что королеве-матери снятся дурные сны. С дружиной Нибелунгов они отправляются в гости, и Брюнхильд провожает Гунтера за Рейн – больше о ней не говорится в Песни о Нибелунгах.
В завязке этой героической драмы читатель должен обратить внимание на один мотив: Хаген знает гуннов и противится общению с ними. Из "Песни о Нибелунгах" неясно, почему герой так относится к гуннам. Другая, более древняя поэма может объяснить нам этот мотив. В IX веке франкский монах Эккехарт записал латинскими гекзаметрами, подражая Энеиде Вергилия, эпическую песнь о герое Вальтарии (Вальтере) Могучая Рука. В ней рассказывается, как гуннский правитель Аттила покорил бургундского, аквитанского и франкского королей, захватил их богатства и взял заложников. Бургундский правитель вынужден был отдать Аттиле в заложницы свою дочь Хильдегунду, аквитанский король – сына Вальтария, франки – знатного юношу Хагена. Заложники с честью воспитываются при дворе Аттилы, но мечтают о свободе. Первым ее обретает Хаген – он бежит во Франкскую землю, где становится вассалом короля Гунтера. Здесь Гунтер именуется франком, хотя правит в Вормсе на Рейне, и это не случайно – ведь в IX веке, когда был написан "Вальтарии", Франкская империя Карла Великого объединила почти все былые германские королевства.
Вальтарий верно служит Аттиле и совершает многие подвиги, прежде чем решается бежать со своей нареченной – Хильдегундой. Беглецы берут с собой сокровища гуннов. Гунтеру рассказывают о том, что некий воин переплыл Рейн и ведет с собой девушку и груженного тяжелыми ларцами коня. Хаген с радостью узнает в нем друга по плену – Вальтария. Но Гунтера радует другая мысль – он может вернуть сокровища, что его отец Гибих отдал гуннскому владыке Востока! Хаген пытается остановить короля, предотвратить битву с могучим Вальтарием, но получает в ответ оскорбительные упреки в трусости. Хаген вынужден следовать за дружиной Гунтера, которая преследует его друга.
Хильдегунда видит, как к ним приближается войско, и думает, что это – преследователи гунны. Но Вальтарии узнает шлем своего друга Хагена. Он понимает, почему его встречает боевая дружина, и клянется, что франкам не придется похваляться тем, как они отняли у него хотя бы часть сокровищ. Проклятое богатство остается в центре героических деяний – недаром Вальтарии называет франков "туманными людьми" – нибелунгами!
Дружина франков нападает на аквитанского героя, но Хаген не участвует в сражении. Он видит, как один за другим гибнут сражающиеся с Вальтарием франки. Король остается один, и ему приходится умолять Хагена вступить в бой. Хаген сохраняет верность своему сюзерену, они нападают на Вальтария, и бой прекращается после страшного кровопролития. Гунтер теряет ногу, бросившийся ему на помощь Хаген отрубает Вальтарию правую кисть, Вальтарии же, выхватив левой рукой кинжал, лишает былого друга правого глаза. Лишь после этого наступает примирение.
Читатель заметил, что соперники наносят друг другу "мифологические" увечья: как некогда соперничавшие на скандинавском Олимпе Тюр и Один, один из них лишается руки, другой – глаза. Но не стремление к обузданию чудовища и не жажда магических знаний приводит к этим увечьям, в эпосе вина их – жажда богатств.
Хаген остается верным своему долгу – долгу служения королю. И в "Песни о Нибелунгах" он следует за Гунтером в Гуннскую державу, хотя знает, что это не следует делать.
И вот дружина подъезжает к Дунаю, и Нибелунги видят, что река разлилась так, что ее не пересечь. Хаген вызывается найти перевозчика. Мы знаем, что означает это препятствие – за рекой или проливом располагается иной мир, переправа через реку (как путешествие Нифлунгов через реку и сумрачный лес Мюрквид) означает переправу на тот свет (вспомним готское предание о чудесной стране Ойум, расположенной где-то за Дунаем; но бургундов ждала не райская страна, а держава гуннов)...
Хаген же обнаруживает неподалеку ручей, в котором плещутся некие девы, и старый герой совершает странный поступок – он похищает их одежду. Но это была, конечно, не шалость сурового воина: Хаген понял, кого он увидел на берегу Дуная, – это были вещие девы, норны. Герой похитил их одежду, чтобы узнать у них грядущую судьбу. Чтобы вернуть себе платье, одна вещунья предрекает герою почетный прием у гуннов. Но как только наряды возвращаются к вещим девам, вторая из сестер-норн по имени Зиглинда (имя валькирии) признается, что первый раз они слукавили. Всю дружину бургундов ждет гибель в Земле гуннов, и избежит ее лишь один дворцовый капеллан. Роковое пророчество, однако, уже не может остановить Хагена, и он просит сестер еще об одной услуге – указать, где живет перевозчик.
Сестры указывают ему дом на другом берегу Дуная и предупреждают Хагена о крутом нраве перевозчика. И правда, просьба Хагена перевезти его на тот берег была встречена так же недружелюбно, как в "Песни о Харбарде" Один встречает Тора. Хаген должен был назваться чужим, но знакомым перевозчику именем и пообещать золотое кольцо, чтобы он отправился со своим челном к другому берегу. Но когда перевозчик увидел обман, Хаген чуть было не поплатился жизнью – лишь шлем спас его от удара багром. Тогда герой выхватил меч и обезглавил строптивого владельца челна.
Челн, обагренный кровью, привел Хаген по бурным водам Дуная к дружине бургундов, и весь день перевозил добро и воинов. И тут он вспомнил пророчество вещих дев: Хаген сбросил несчастного капеллана с челна, к негодованию бургундских королей. Но Бог спас священника – он выбрался на берег. Хаген же помрачнел еще больше – страшное пророчество сбывалось. Как только завершился перевоз, Хаген разбил челн на части, к изумлению дружины. Среди них не должно быть предателей, которые захотели бы спастись, оставив товарищей. Тут Хаген и рассказал бургундам о пророчестве норн.
Но дружина Нибелунгов продолжила свой путь к гуннам, и у Вены их встретил сам Дитрих Бернский, знаменитый герой германского эпоса и исторический готский король Теодорих; в "Песни о Нибелунгах" он был первым из вассалов Этцеля. Благородный Дитрих предупреждает гостей, что их ждет опасность – Зигфрид не забыт Кримхильд, и каждый день она молит Творца об отмщении.
И верно, Кримхильд обняла лишь младшего брата Гизельхера, с прочими же не стала даже здороваться. Когда Хаген с усмешкой заговорил о холодном приеме, Кримхильд спросила, где принадлежащий ей клад Нибелунгов, – им следовало привезти принадлежащее ей сокровище, чтобы ждать более ласкового обращения. Пусть сам дьявол возит вам клады, ответствовал Хаген, при нем же есть его оружие, чтобы постоять за себя.
Тут Кримхильд поняла, что кто-то предуведомил Хагена и Гунтера об опасности – они отказываются отдать оружие перед входом в пиршественную залу. Дитрих же, признался, что это он предупредил гостей. И правда, Хаген сел перед дворцом Кримхильд и не встал при появлении королевы, хотя при ней уже была дружина, и броня была надета под придворные одеяния свиты. Но более всего оскорбило королеву то, что Хаген держал на коленях меч, некогда принадлежавший Зигфриду.
Кримхильд возмущена тем, что Хаген посмел явиться к ней на двор – ведь он убийца Зигфрида. И тут свирепый воин признает, что он убил героя, ибо Кримхильд нанесла оскорбление его госпоже – Брюнхильд. Убийца прилюдно объявил о своей вине, и королева может отдать его во власть дружины. Но дружина не решается напасть на могучего воина – ей ни к чему посмертные почести.
Тем временем бургундские короли дождались наконец приема в палатах Этцеля, и гуннский владыка устроил славный пир, приветствуя шурьев. Но настало время почивать, и Хаген все ночь стоял на страже, а с. ним – верный шпильман Фолькер, услаждавший своими напевами слух дружины: ей подобало слушать героические песни. Стража оказалась не напрасной – королева подослала гуннов, чтобы те напали на спящих. И вновь воины Кримхильд не решились напасть на героев.
Наутро бургунды отправились в церковь, не снимая доспехов, и Этцель удивился их воинственному строю – неужели кто-то угрожает его гостям? Но Хаген и тут бросил вызов судьбе – таков обычай бургундов, сказал старый воин, три дня являться на пир во всеоружии. Хаген не дал гуннскому владыке предотвратить распрю.
Все началось с рыцарских игр – турнира, но игра стала началом распри. Храбрый шпильман Фолькер поразил насмерть красавца гунна, и его родичи воззвали к отмщению. Этцель удержал гуннов от битвы, но Кримхильд не переставала взывать к помощи вассалов. Наконец Блёдель, брат Этцеля, прельщенный подарками, пообещал обнажить свой меч за королеву.
Тем временем пир продолжался, и Этцель представил дядьям своего младенца-сына. Он хотел, чтобы из него вырос славный рыцарь и готов был отдать наследника на воспитание бургундским королям. Но Хаген молвил, что не готов служить наследнику гуннского владыки да и чувствует он, что жить младенцу осталось недолго. Тогда и Этцель заметил, что назревает страшная распря...
Блёдель напал на бургундов и был сражен братом Хагена. Тогда завязалась битва, и Хаген подтвердил свои страшные слова – он убил сына Этцеля, бросив его голову на колени матери: Полчища гуннов рвались в пиршественную залу, где сражались бургундские короли и их вассалы, но жизни самого Этцеля и Кримхильд оказались под угрозой. Тогда благородный Дитрих договорился с Гунтером, что тот выпустит его воинов из страшного пиршественного зала, а сам, обняв гуннских короля и королеву, повел их за собою.
Пиршественная зала переполнилась телами поверженных гуннских воинов – семь тысяч трупов выбросили бургунды оттуда. У дверей стояли на страже Хаген с верным шпильманом Фолькером, и Хаген не мог не ступить в перебранку с самим Этцелем. Отважным может быть лишь тот народ, который ведет в бой сам правитель, сказал бургундский рыцарь. Хаген попрекал Этцеля трусостью, но это было не худшим из оскорблений; не потому ли Этцель так взъярился на Хагена, спрашивал неистовый воин, что он считает себя обязанным мстить за Зигфрида – ведь убитый Хагеном герой приходится Этцелю почти что родней, он первым спал с его женой...
Кримхильд с трудом удается сдержать Этцеля, рвущегося в бой. Она предлагает вассалам щит, наполненный золотом, за голову Хагена. Один за другим вступают в бой гуннские вассалы, но бургунды стоят неколебимо. Тогда Кримхильд велит поджечь палаты, где держат оборону бургундские короли с их дружиной. Гунтер, Гернот и младой Гизельхер делают последнюю попытку договориться с Этцелем о мире, но Кримхильд требует сначала выдать Хагена в заложники. Король Гернот отвечает, что скорее пожертвует тысячей братьев, чем выдаст верного вассала...
Пламя охватывает палату с осажденными бургундами, и воины изнывают от жара и жажды. Тогда Хаген велит им пить кровь поверженных врагов и приблизиться к стенам, чтобы не погибнуть под рухнувшими балками крыши. Штурм продолжается, и против бургундов должен выступить маркграф Рюдегер, что когда-то сватал Кримхильд за Этцеля, а недавно встречал трех королей и обещал выдать за младшего – Гизельхера – свою дочь. Долг вассала заставляет его сразиться с собственным зятем, но ему суждено было пасть в поединке с другим королем: Рюдегер и Гернот насмерть поражают друг друга.
Лишь дружина Дитриха Бернского и готский король отправляет своих мужей во главе со старим героем Хильдебрандом на переговоры – он хочет знать наверное, убит ли Рюдегер. Узнав о гибели друзей и родни, бернцы вступают в бой с бургундами. В сече воины истребляют друг друга – из дружины Дитриха в живых остается лишь раненный Хагеном Хильдебранд, а у бургундов уцелели два главных героя – Гунтер и Хаген.
Тогда сам Дитрих собирается свести счеты с бургундами. У него не осталось дружинников, но и враги измучены непрерывным боем. Благородный готский король предлагает врагам сдаться, обещая им жизнь. Но Хаген никогда не согласится на плен, тем более, что и врагов осталось всего лишь двое – Дитрих да Хильдебранд. Свирепый воин бросился на Дитриха с мечом Зигфрида, но готский король знал, насколько опасно это оружие, и увернулся от удара. Дождавшись, когда Хаген окончательно обессилит, Дитрих ранит его и связывает – для него немного чести добивать измученного врага. Настает черед Гунтера, и он оказывается связанным в руках врагов. Но Дитрих требует, чтобы им была оставлена жизнь, и Нибелунгов ведут в темницу. Торжествующая Кримхильд является к ним и требует у Хагена, чтобы ей было возвращено сокровище Нибелунгов. И тут верный вассал отвечает, что ей не видать клада, пока жив король Гунтер, – ведь он поклялся королю не выдавать тайны клада. Тогда Кримхильд приносит Хагену отрубленную голову короля, и Хаген торжествует – теперь никто не узнает, где спрятан клад.
В гневе Кримхильд обнажает меч и отрубает голову Хагену. Сам Этцель потрясен этим – могучий воин погиб от руки женщины. Тогда израненный Хильдебранд мстит за посмертный позор Хагена – своим мечом он рассекает Кримхильд надвое.
Таков конец Нибелунгов. Торжественный пир стал поминальной тризной после страшного побоища. Проклятое же золото Нибелунгов до сих пор покоится на дне Рейна.
Судьба Гудрун и ее детей
Скандинавская Гудрун, которую мы оставили в волнах моря, не погибла, как немецкая Кримхильд. Волны вынесли ее к замку конунга Йонакра. Он взял ее в жены, и у них было два сына – Хамдир и Сёрли, и, кроме того, приемыш Эрп – сын наложницы. При дворе Йонакра воспитывалась, кроме того, Сванхильд, и была краше всех дев. Ее взор напоминал взор Сигурда – мало кто мог его выдержать.
Но могучий конунг Ёрмунрекк (это имя знаменитого правителя Готской державы Эрманариха или Германариха) все же решил отправить своего сына Рандвера сватом к Йонакру, чтобы получить Сванхильд в жены. В советники ему был дан дружинник Бикки.
Йонакр не отказал могущественному конунгу, и Сванхильд взошла на корабль, чтобы отправиться к мужу в Готскую державу. Тут коварный советник Бикки и сказал Рандверу, что жаль выдавать красавицу за старика – больше она подходит его наследнику. Доверчивому Рандверу полюбилась дева, но Бикки тут же рассказал Ермунрекку об измене сына с невестой.
Разгневанный конунг велел повесить сына. Тот успел перед казнью ощипать сокола и послать птицу отцу. Отец понял знак – сам он остался без чести и без сына, как сокол без перьев. Ёрмунрекк послал гонцов к месту казни, но Рандвер был уже мертв.
Тогда Бикки обвинил во всем Сванхильд, бедная дева была связана и вынесена к воротам. Там ее ждала страшная казнь – ее должны были растоптать готские кони. Но Сванхильд подняла к коням свой взор, и кони отпрянули от дочери Сигурда Фафниробойцы. Тогда Бикки велел набросить ей на голову мешок, и дева погибла под копытами коней.
Гудрун узнала о страшной гибели своей дочери. Тогда она и обратилась к своим сыновьям с речами, которые в "Старшей Эдде" называются "Подстрекательство Гудрун". Мы уже знаем, что именно женщины оказываются подстрекательницами и главными виновницами мифологических и эпических распрей – они нередко более всего переживают за честь рода, не щадя жизней тех, кто этот род представляет. И здесь Гудрун обвиняет своих сыновей в беспечности и бездействии, когда их сестра погибла позорной смертью. Не похожи они на Нифлунгов – Гуннара и Хёгни – те не усидели бы, узнав о гибели сестры.
Сыновья понимают, на что их обрекает мать. Хамдир даже напоминает ей, что не хвалила она Хёгни, когда тот прервал сон Сигурда смертельным ударом. Однажды она уже предала смерти своих сыновей, чтобы отмстить за братьев – теперь пришел их черед. Но лучше им погибнуть в борьбе с Ёрмунрекком, чем терпеть ее укоры.
Со смехом встретила Гудрун это признание – как настоящая валькирия она поднесла им питье в кубках и сама выбрала доспехи для свершения мести.
Но когда Хамдир и Сёрли сказали ей, что не суждено им вернуться и что следует готовить тризну по братьям и сестре, она с плачем седа у ворот, от которых отъехали ее дети. Это были не слезы бессильной женщины, а эпический плач – оплакивание злой судьбы. Гудрун вспоминает о трех своих мужьях и о детях, которых пришлось ей самой обезглавить, о гибели последней своей отрады – дочери Сванхильд, о Гуннаре, Хёгни и Сигурде. Подобно Сигрун – безутешной вдове из "Второй песни о Хельги Убийце Хундинга", она призывает мертвого Сигурда прискакать на черном коне за нею из Хель, как он обещал ей на ложе. Плач Гудрун превращается в погребальную песнь.
Братья же отправились навстречу судьбе. Заговоренные доспехи дала им мать – их не могло пробить железо. В "Речах Хамдира", последней героической песни "Старшей Эдды" рассказывается, как на пути они встретили сводного брата Эрпа, и тот попрекнул их, назвав трусами. "А ты, храбрец, чем можешь нам помочь?" – спросил Хамдир. Как рука помогает руке, а нога ноге, ответил Эрп, и ответ показался братьям издевкой. Они расправились с юнцом, но затем Хамдир споткнулся (что было дурным знаком) и удержался рукою. Братья поняли, что Эрп был прав, но было поздно.
Подъезжая к палатам готского конунга, они увидели труп, висящий на виселице – то был несчастный Рандвер.
Дружинники Ёрмунрекка шумно пировали в зале и не слышали грохота копыт. Звук сигнального рога оторвал их от пира. Стража призвала готовиться к битве – прибыли мстители. Захмелевший Ёрмунрекк похвалился, что он свяжет Хамдира и Сёрли тетивами луков, но братья ринулись к престолу конунга, сокрушая на пути его дружинников – ведь копья и мечи не могли поразить их сквозь заговоренные доспехи. Они отсекли убийце сестры руки и ноги, но Ёрмунрекк успел крикнуть дружинникам, чтобы те побили братьев камнями (в "Саге о Вёльсунгах" говорится, будто некий кривой на один глаз муж посоветовал конунгу загнать героев камнями в Хель).
Сёрли успел обратиться к брату с упреком – если бы не его неразумный поступок, Эрп был бы с ними и срубил голову врагу. Дисы вмешались в их судьбу, ответствовал Хамдир, и не следует грызться, уподобляясь волкам.
Мы стойко бились, –
на трупах врагов мы –
как орлы
на сучьях древесных!
Со славой умрем
сегодня иль завтра –
никто не избегнет
норн приговора!
Братья пали, и с ними пресекся род Нифлунгов.
Миф, эпос и история
Историки и филологи приложили немало сил, чтобы выявить исторические прототипы героев германо-скандинавского эпоса о Нифлунгах-Нибелунгах. Имя Сигурда-Зигфрида, главного героя эпоса, напоминало имя одного из правителей Франкского королевства (и сам Сигурд именовался иногда "вальским" – франкским героем); это был король из династии Меровингов Сигиберт, правивший в VI веке. Меровинги любили давать представителям своего рода "победные" имена, включавшие слово "сиг" (в том числе Сигизмунд – Сигмунд). Его женой была дочь готского короля Брунгильда. Ее распря с женой другого франкского короля Хильперика, его бывшей служанкой Фредегондой, описана в "Истории франков" Григория Турского (VI век): Сигиберт пал жертвой этой распри.
Имена многих исторических героев напоминают имена героев эпоса, но их роли не совпадают с эпическими ролями: Хьяльпрек был воспитателем Сигурда, а не правителем соседнего королевства, Брюнхильд обрекла героя на гибель, но не была его женой.
Еще больше противоречий между эпосом и историей обнаруживает последовательность событий. Франкский Сигиберт жил через столетие после того, как гунны разгромили Бургундское королевство (в 436 г.). Тогда действительно погибли король Гундихарий (Гуннар или Гунтер) со своими родичами. Но Аттила, Божий бич, возглавивший походы гуннов, умер не в результате войны с бургундами, а намного позднее, в 453 году. Готский историк VI века Иордан рассказывает другое предание о гибели Аттилы: гуннский вождь, пресыщенный роскошью и бесчисленными женами, взял в жены девушку невиданной красы по имени Йльдико. Это германское имя, напоминающее имя Хильд, вероятно, сохранилось в эпической памяти германцев, и Кримхильд стала женой Этцеля-Аттилы в "Песни о Нибелунгах" (а Хильдегунда именуется его заложницей в "Вальтарии"). Не сама эта дева с именем валькирии погубила свирепого гунна, но она действительно стала воплощением его судьбы: он умер после чрезмерного питья на брачном пире. Кровь хлынула у него горлом, и слуги обнаружили его мертвым, плавающим на брачном ложе в луже крови, а рядом – дрожащую Ильдико. Лишь в эпосе мстительная Гудрун стала виновницей его смерти.
Остготский король Теодорих Великий – Дитрих Бернский, Тидрек скандинавских саг – не мог быть вассалом Аттилы, так как родился после его смерти (он жил в 454-526 гг.) и сам был удачливым завоевателем, покорившим Италию. Его резиденцией была Верона, почему он и именуется Бернским.
Наконец, Ёрмунрекк – Эрманарих погиб задолго до рождения Аттилы, а не после его смерти, в 375 году, когда орды гуннов только приближались к его Готскому королевству. Тот же Иордан рассказал готскую легенду об участи Эрманариха. Ему были подчинены многие народы Северного Причерноморья, и среди них – народ росомонов, который готский историк именует вероломным. Эрманарих наказал женщину из этого племени по имени Сунильда (и это имя напоминает исландскую Сванхильд) за то, что она покинула своего мужа – короля. Женская измена каралась в те времена смертью, и готский правитель велел привязать ее к диким коням, пустив животных вскачь. Тогда ее братья Сар и Аммий, желая отмстить за сестру, нанесли королю рану, от которой он слег и не мог больше управлять своей державой. Узнав об этом, гунны напали на готов, и Эрманарих умер во время войны, не дожив до гибели своей державы.
Имена исторических героев сохранились в народной эпической памяти, но эпос переиначил и историю, и миф.
Действительно, эпос о Нифлунгах-Нибелунгах начинается с мифологического сюжета: странствующие по земле боги добывают золото, которое становится заклятым. Сигурд и даже Хаген еще связаны с мифом: убийца дракона Фафнира наделяется чудесными свойствами неуязвимости, а Хаген в немецких преданиях ("Сага о Тидреке Бернском") именуется иногда сводным братом Гибихунгов – он сын черного альва, поэтому так свиреп и поэтому так привязан к проклятому кладу. Эти черты объединяют всех эпических героев германо-скандинавских преданий, носящих имя Хёгни-Хаген. Все Нифлунги, вкусившие драконовой крови или сердца, и их потомки, вплоть до братьев Сванхильд, отличаются этой свирепостью и неистовостью героических страстей.
Но эта причастность мифологическому миру – миру сверхъестественного – не делает их счастливыми ни в этом мире, ни на том свете. И хотя пиршественная зала Нифлунгов, как и палаты Атли, могут именоваться в эпических песнях "Вальхаллой", погибающие герои не грезят посмертным пиром в чертоге Одина. Потусторонней Вальхаллы для них уже не существует, а главный герой эпоса Сигурд не может даже претендовать на место в чертоге своего собственного предка и покровителя Одина: ведь он не пал смертью эйнхерия на поле боя и не смог соблюсти необходимых для Вальхаллы ритуалов. Его ждет Хель. Но в Хель отправляются и Гуннар с Хёгни: даже казнь, устроенная для Гуннара гуннами, напоминает о жилище Хель – доме, сплетенном из змей. Этим героям не суждено было пасть в битве – врагам они нужны были живыми, чтобы выведать, где спрятан клад Нифлунгов. Их смерть, недостойная Вальхаллы, связана с проклятым золотом; но и в жизни они совершили проступок, который делал для героев недостижимым воинский рай – они были подлыми убийцами Сигурда.
Здесь обнаруживается роковое противоречие в мифологической картине мира: не подвиги и не истинная храбрость героя вознаграждаются в Вальхалле; прежде всего, туда получает доступ тот, кто правильно соблюдает ритуал – заветы Одина – и обычные родовые нормы. Старкад был героем Вальхаллы, но Сигурд относился с ненавистью и презрением к этому полувеликану-берсерку – по преданию, он выбил ему клыки.
Ритуал и всякая обычная норма для эпических героев уже лишена подлинной ценности. Хельги Убийца Хундинга заслужил высших почестей в Вальхалле, но они не приносят ему счастья, это счастье осталось на земле, с его возлюбленной, и сам Один стал ему помехой.
Действия героев эпоса кажутся порой нелепыми до абсурда: Нифлунги и Нибелунги хорошо знают, что их ждет смерть в державе гуннов, но они не только не стремятся избежать судьбы – они делают все, чтобы эта судьба свершилась. Их усилия кажутся чрезмерными – если судьбы избежать невозможно, то зачем произносить клятвы, подтверждающие неотвратимость их решений, и разбивать челн, если известно, что им нельзя будет воспользоваться?
В том то и дело, что верящие в силу судьбы эпические герои стремятся бросить ей вызов единственным возможным для них образом. Они сами идут навстречу судьбе, сознательно выбирают свой путь и тем бросают судьбе вызов.
Герой всегда одинок, он должен принимать решение сам, и эти решения кажутся эгоистичными и даже предательскими по отношению к окружающим героя людям. Но героическая дружба не выдерживает испытаний: Сигурд помогает Гуннару, но тот не может примириться с этими благодеяниями, так как эпический герой не может терпеть рядом с собой другого, более славного подвигами. В этом смысле Сигурд при дворе Гуннара (как и Дитрих Бернский при дворе Этцеля) оказывается почти в таком же ложном положении, в котором пребывал античный Геракл, вынужденный служить трусливому Эфрисфею. Не род и не племя, а индивид становится героем эпоса.
Эпическая трагедия заключается в том, что само служение роду приводит к его гибели. Трагедия Гудрун в том, что она не может мстить за любимого Сигурда, ибо он – из чужого рода: он Вёльсунг, а не Гьюкунг. Но она должна мстить за братьев, и жертвами этой мести должны быть ее дети, ибо они принадлежат к роду убийцы – Атли. Нормы родового строя разрушают сам родовой строй.
Драма Кримхильд – это уже драма знатной дамы рыцарского – феодального – общества. Не род, а семья становится главной ценностью эпохи наряду с новыми связями – феодальными связями вассалов и сеньоров. Братья для Кримхильд теперь не столь близки, как муж: архаический эпический сюжет переворачивается в "Песни о Нибелунгах", и Кримхильд мстит братьям за убитого мужа. Родовые связи ушли в прошлое, и вассалы Этцеля вынуждены сражаться со своими родичами, верные рыцарской – вассальной присяге.
Но что заставляло скальдов и шпильманов слагать эти песни, сюжеты которых способны вызвать содрогание современного читателя? Ответ содержат сами эти песни: бравый шпильман Фолькер поет готовым к бою бургундам; так и норманнские певцы исполняли перед битвой при Гастингсе "Песнь о Роланде". Дело не в том, что отряд храброго Роланда потерпел поражение в Ронсевальском ущелье, – дело в тех подвигах, о которых не забудут потомки.
Конечно, ни у норманнов, ни у немцев не было тех утонченных эстетических представлений, которые выросли из греческой трагедии, и убивающая детей Гудрун не похожа на греческую Медею – ею руководит чувство кровной мести, а не оскорбленное достоинство. Но представления, схожие с античным понятием "катарсис", "очищение" при посредстве страха и сострадания, присутствует в песнях "Эдды". Недаром "Подстрекательство Гудрун" завершается словами:
Пусть у всех ярлов
несчастье пройдет,
пусть жены забудут
печали свои,
когда о горестях
повесть окончится!
Сказания о первых русских князьях: миф и эпос в историческом повествовании
Мифологический мир не исчезает бесследно вместе с родоплеменным строем, мифы впитываются эпосом и хрониками, и сама всемирная история в Библии начинается с мифов о сотворении мира и человека.
Начало русской истории также связано с библейским повествованием и сказаниями о тех князьях, род которых был призван из-за Варяжского моря. Эти сказания бережно хранили сами князья и их дружинники, ибо в дописьменную эпоху устные предания и выполняли роль истории. Такие рассказы призваны были подтверждать законную власть русских князей до тех пор, пока Нестор-летописец (подобно готскому историку Иордану или франку Григорию Турскому) не записал их в "Повести временных лет", откуда они попали в другие русские летописи и дожили до "Истории" Татищева.
Эти предания, начиная с легенды о призвании трех братьев-варягов, по сюжетам очень напоминают записанные Снорри саги о норвежских королях, история которых тоже началась с прихода трех заморских братьев. Сказания о первых русских князьях называют даже "варяжскими сагами", но это наименование неточно: по стилю они не похожи на саги, и рассказывались они по-русски, ибо варяги быстро перешли на русский – славянский – язык, и только имена князей напоминают об их скандинавском происхождении.
Но писаная история Скандинавии и Руси начиналась с одинаковых сюжетов – сказаний о первых правителях и их странных, а иногда и страшных смертях. В "Начальной русской летописи" ничего не сказано о том, как умерли первые три брата – русские князья: неизвестно ничего и о могилах Рюрика, Синеуса и Трувора (лишь в позднесредневековых русских легендах упоминаются урочища, связанные с городами, где правили эти русские князья). Мы знаем, что могилы правителей – курганы – воплощали историческую память об их деяниях и о правах на власть той династии, которую правители представляли. Иногда думают даже, что Рюрик, призванный из-за моря, вернулся на родину – недаром его имя совпадает с именем знаменитого во второй половине IX века викинга Рорика Фрисландского. Но, скорее, дело в том, что Нестор составлял летопись в Киеве, и ему были знакомы киевские – южнорусские – реалии; о них и рассказывается в преданиях о первых русских князьях – наследниках легендарного Рюрика.
Смерть вещего Олега и "Сага об Одде Стреле"
В "Повести временных лет" рассказывается, как перед смертью Рюрик передал своего малолетнего наследника Игоря "на руки" – на воспитание – родичу Олегу. Это была обычная норма у правителей раннесредневековых государств: мы помним, как и в "Песни о Нибелунгах" Этцель собирался дать на воспитание шурьям Нибелунгам своего несчастного отпрыска. Скорее всего, Олег также был шурином Рюрика и "уем" Игоря – так по-древнерусски назывался дядя с материнской стороны.
С малолетним княжичем и войском Олег отправляется из своей первой столицы – Новгорода – в Киев, где правят варяги – дружинники Рюрика – Аскольд и Дир. Он хитростью выманивает правителей из киевской крепости на торг, прикидываясь купцом, идущим из варяг в греки. Когда Аскольд и Дир подходят к его ладьям, Олег показывает им законного правителя славян – наследника призванных варяжских князей Игоря – и велит дружинникам убить киевских узурпаторов. Их могилы известны Нестору, и он описывает в летописи их местоположение, подтверждая истинность рассказанного.
Олег же подчиняет себе окрестные славянские племена, собирает войско из варягов – руси и их славянских союзников – и идет на Царьград, Константинополь, столицу Византии. Летопись относит этот поход к 907 году. Цель похода – богатство, золото и драгоценные ткани – паволоки, то, к чему стремились все "варвары". Описание похода обросло легендами: греки заперли цепью вход в пролив Золотой рог, чтобы русские ладьи не смогли подойти к городским стенам. Но Олег велел вынести ладьи на сушу, поставить на колеса и поднять паруса; греки, увидев это чудо – флот, идущий по суше, – согласились выплатить дань. Тогда Олег, показывая свою победу, прибил щит к вратам Царьграда, сам же взял дань золотом на каждую уключину своего корабля; это не случайно – ведь от силы "гребцов", руси, и зависела победа.
Коварные греки приняли с почестями победителя, и поднесли ему невиданные на Руси яства и вино. Но мудрый князь не стал пить вина – он понял, что питье отравлено. Греки еще раз подивились прозорливости князя, а на Руси его стали почитать вещим – провидцем. Недаром его имя было Олег – так по-славянски звучало знакомое нам скандинавское имя Хельги, значившее "Священный", а стало быть, обладающий даром предвидения.
Но не эта дань была настоящей целью русского князя; он заключает с греками мирный договор, и русь получает право жить в Царьграде и торговать там под защитой греческого закона. Воины Олега клянутся соблюдать договор, но в своих клятвах они не поминают Одина и Тора, княжеская дружина – русь – клянется именем Перуна, славянского громовержца (его имя и значит "Гром") и бога побед, славяне же – именем Волоса, скотьего бога и бога богатства. Варяжская русь почитала богов той страны, где она должна была жить. Таковой была вера всех язычников-скандинавов (да и язычников вообще) – боги иных народов считались настоящими богами; приближаясь к чужим землям, норманны-колонисты снимали со штевней своих кораблей изображения драконов, чтобы не оскорбить и не устрашить местных духов.
Но русь – княжеская дружина – не сливалась со славянским войском, недаром они клялись разными богами. Возвращаясь в Киев, Олег велел дать руси богатые паруса из паволок, славянам же – из простой холстины, которую разрывал ветер, и славяне роптали на свою судьбу...
Олег вернулся в Киев во славе, и все почитали его вещим, не зная, какая судьба ждет этого удачливого князя. Да и сам князь, казалось, забыл о своей судьбе, а она некогда – еще до похода на греков – была предсказана ему языческими жрецами и прорицателями – волхвами. Князь должен был принять смерть от любимого коня.
Олег был язычником и верил прорицаниям, поэтому он велел отправить коня пастись на вольные пастбища. После похода он вспомнил о любимом скакуне, и пастухи сказали, что конь его умер. Тогда князь посмеялся над волхвами – их прорицания оказались ложными: конь умер, а князь жив. Торжествуя, он поехал посмотреть на его кости, увидел череп и стал на него ногой. Тогда из черепа выползла змея и ужалила князя в ногу. Олег разболелся и умер, и курган был насыпан над его могилой в Киеве.
Нестор-летописец, христианский монах, записал эту легенду в летописи, потому что хотел показать всем читателям: языческий князь не мог быть вещим, ведь он не мог предвидеть даже собственной судьбы. Но ученые, занимающиеся древнерусским язычеством, обратили внимание на другое: конский череп, равно как и сам конь, и змея – хтоническое животное, символ смерти, связаны с культом Волоса, скотьего бога, бога преисподней и хранящегося там богатства. Вещий Олег был поклонником Перуна, и Волос отмстил ему. Может быть, смерть Олега вовсе не была мифологической, и он погиб, собирая дань у поклонявшихся Волосу славян, и те приписали смерть князя мести своего бога...
О такой мести повествует исландская "Сага об Эгиле": ее герой, знаменитый скальд Эгиль, был из знатного рода, который враждовал с норвежским конунгом Эйриком Кровавая Секира. Эгиль должен был оставить родовые земли в Норвегии, но, покидая страну, он произнес нид – заклятье против своих врагов. Скальд взял жердь орешника, насадил на нее лошадиный череп и забрался с ней на скалистый мыс. Он повернул череп в сторону Норвегии и послал проклятье духам страны – дисам.'чтобы они не находили покоя, пока не изгонят конунга и его жены из Норвегии. Потом Эгиль воткнул жердь в землю и вырезал на ней магические руны.
Название славянских жрецов – волхвов, предсказавших смерть вещему Олегу, родственно имени скотьего бога Волоса (или Белеса); но это название родственно также и скандинавскому наименованию провидицы – вёльва. Когда-то, в глубокой древности, родственные индоевропейские народы одинаково обозначали своих жрецов-провидцев, чье сверхъестественное знание было причастно тайнам преисподней. Еще одна исландская сага содержит рассказ о прорицании, совпадающий с легендой о вещем Олеге.
В "Саге об Одде Стреле" (или Орваре-Одде), которая относится к сагам о древних временах, рассказывается о могучем герое, он (как и многие герои саг и эпоса) с детства проявлял строптивый нрав, больше доверял своим силам и силе своего оружия, чем жертвоприношениям. Таких людей было немало в эпоху викингов, да и сам Один в "Речах Высокого" советовал не жертвовать без меры. Больше всего Одд славился умением изготавливать стрелы и стрелять из лука (за что и получил свое прозвище); отец подарил ему три волшебных стрелы, которые, поразив цель, возвращались к хозяину.
В те времена провидицы-вёльвы бродили из дома в дом и кормились там, совершая прорицания. Но Одд не поднялся со своего ложа, чтобы встретить вёльву, и даже пригрозил ей палкой, если та осмелится предсказывать его судьбу без согласия героя. Оскорбленная провидица все же предрекла ему долгие годы – он должен был дожить до трехсот лет (таким долголетием отличались только герои саг о древних временах или лживых саг). Он будет странствовать из страны в страну и повсюду прославится, но в конце концов вернется туда, где получил прорицания, и погибнет от змеи, что выползет из черепа коня по имени Факси.
Тогда Одд выводит из конюшни несчастного скакуна, убивает его, заваливает каменными глыбами, а сверху насыпает курган. После этого он действительно совершает множество подвигов в разных странах Восточной Европы, включая и Русь – Гардарики, где стал конунгом (как и вещий Олег), но глубоким старцем возвращается на хутор, где провел детство. Он уже насмехается над давним прорицанием, но тут замечает гигантский конский череп. Не может же это быть череп Факси – говорит он дружинникам и приподнимает его древком копья. Тут из-под черепа выползает змея и жалит героя в ногу. Тот велит дружине нести его к морю; половина мужей пусть готовит каменный гроб и дрова, чтобы сжечь его после смерти, другая половина должна слушать его предсмертную песнь о подвигах. Этой песнью кончается "Сага об Орваре-Одде".
Но со смертью Олега не кончаются сказания о первых русских князьях; не менее странной была смерть воспитанника Олега князя Игоря.
Игорь – князь-волк
Наследник вещего Олега стал продолжателем его деяний – он подчинял себе славянские племена, в том числе древлян, которых Нестор описывает как дикое племя, живущее в лесах "зверинским образом". Совершил Игорь и поход на Царьград. Но этот поход не был таким успешным, как победоносное предприятие Олега. И договор с греками, заключенный Игорем в 944 году, не был таким выгодным, как договор Олега.
Дружинники Игоря – русь – так же клялись перед идолом Перуна, но часть дружины уже ходила на присягу в церковь Ильи в Царьграде. Обещая соблюдать мир с греками, русские дружинники произносили знакомое нам заклятье: нарушивший мир будет поражен собственным оружием. Так и униженный Хаконом ярлом скальд произнес нид, после которого оружие сорвалось со стен ярловой палаты и стало разить его дружинников.
Но дружину Игоря заботило другое – она вернулась из похода, не приобретши тех богатств, о которых рассказывали легенды, связанные с именем вещего Олега. Чтобы утолить алчность дружины, Игорь отправился за данью к древлянам. Князь уже долго кормился в их земле и дважды собрал дань, но ему было мало. Древляне прислали послов к князю с напоминанием, что он уже взял все, что ему полагалось. Но Игорь, распустив большую часть дружины по домам, с малой дружиной решил собрать еще дани. Тогда древляне поднялись с оружием и напали на князя. Греческий историк рассказывает, как они казнили захваченного в плен Игоря: его привязали к двум согнутым деревьям и, отпустив их, разорвали князя на части.
Затем восставшие отправили послов в Киев к вдове Игоря княгине Ольге; ее скандинавское имя означало то же, что и имя Олега – "Священная, Вещая", и эта дама во многом оправдала свое прозвание. Послы обратились к ней со словами: "Мы убили русского князя, потому что он, как волк, похищал и грабил наше имение. Наши же князья – добрые пастыри, они распасли Древлянскую землю. Пойди замуж за нашего князя".
Для современного читателя кажется диким это предложение. Но Ольга, хотя и строила коварные замыслы, не подала виду, что это предложение для нее оскорбительно. "Моего мужа уже не воскресить", – сказала она, и велела древлянам готовить сватов.
Вспомним, что древляне жили племенным строем, и по племенным обычаям должны были возместить русской княгине нанесенный ущерб. Они не считали себя подлыми убийцами – ведь они сами заявили о том, что казнили Игоря. И эта казнь произошла после своеобразного судебного разбирательства, когда древляне постановили что Игорь – незаконный князь, а волк – преступник. Мы помним, что волком именовался изгой – живущий в лесу, вне человеческого общества (в волчьих шкурах скрывались в лесу лелеющие месть Вёльсунги). Волками становились и берсерки – неистовые воины, сражающиеся без правил грабители.
Но иным представление о праве было у киевской княгини Ольги. Она лишь прикидывается, что следует племенным обычаям. Древлянам же говорит, чтобы наутро явились к ней с почестями. Когда она пришлет за ними к их ладье, пусть скажут ее людям, что не желают идти ни пешком, ни на конях, но их должно нести на княж двор прямо в ладье. Сама же княгиня велит тем временем копать глубокую яму возле ее теремного двора. Когда киевляне, пришли к древлянским сватам и сказали, что княгиня зовет их на великую честь, те заставили жителей Киева нести их в ладье, и горожане стенали, притворно сетуя на свою неволю. Но когда гордых послов низринули в яму, Ольга подошла к ним и спросила, довольно ли с них чести. Те отвечали, что хуже им, чем было Игорю принимать смерть. Ольга же велела закопать их живыми.
Но княгиня не насытилась местью и послала в Древлянскую землю. Она потребовала к себе следующего посольства, иначе не пустят ее киевляне за древлянского князя. И снова древляне отправляют своих лучших мужей к киевской княгине. Ольга же велела истопить баню, и когда древлянские сваты отправились мыться, заперла двери и сожгла их в бане.
Княгиня же вновь послала к древлянам и приказала им сварить меду, чтобы она могла прийти и справить тризну по Игорю. Древляне приготовили много питья – они знали русский поминальный обычай. Ольга пришла с малой дружиной и плакала у могилы Игоря в Древлянской земле. Тут древляне заподозрили недоброе и спросили, где сваты, которых они посылали прежде. "Идут с дружиной моего мужа", – спокойно отвечала Ольга. Древляне тоже успокоились и перепились на поминках. Тогда княгиня приказала своим отрокам-дружинникам перебить древлян – так погибло пять тысяч человек.
Ольга же вернулась в Киев и собрала там войско: малолетний сын Игоря Святослав со своим дядькой и воеводой сопровождали княгиню в походе на древлян. Святослав начал битву, бросив копье в сторону врагов – так посвящали противников в жертву богу войны. Но князь был еще слаб, и копье упало у ног коня. Русская дружина ринулась на древлян, те были разбиты и заперлись в своем городе Искоростене. Тут их ждала последняя месть Ольги. И осажденные, и осаждавшие изнемогали от войны, и Ольга обратилась к древлянам с притворной речью. Она уже трижды отмстила за мужа, теперь княгине нужна лишь малая дань. Она просит у древлян лишь по три голубя да по три воробья от каждого двора – ведь больше имущества у осажденных и нет. Древляне порадовались малой дани, но Ольга велела раздать птиц воинам и привязать к каждой горящую ветошь. Птицы полетели к знакомым крышам, и Искоростень запылал.
Так Ольга отмстила за мужа и покорила древлян, возложив на них тяжкую дань. Государственное право приходило на смену племенному. Но летописные легенды о мести Ольги напоминают нам сюжеты архаического эпоса – по своему неистовству месть Ольги не уступает мести Гудрун, хотя направлена эта месть против подвластного племени, а не чужого рода. Ольга использует для отмщения знакомые нам погребальные ритуалы – погребение в ладье и тризну, а также сожжение врагов, правда, не в пиршественной палате, а в бане.
Эпос и история сливаются в деяниях тех героев, что жили в эпоху гибели родоплеменного строя. Исторические деятели могли вести себя как герои эпоса. Снорри рассказывает об одной шведской королеве – младшей современнице Ольги (она жила во второй половине Х века), которая поступила так же сурово со сватающимися женихами. Это упомянутая нами Сигрид. Как и Ольга на Руси, Сигрид была вдовой и владелицей многих земель, она гордилась своим могуществом и слыла провидицей (свойство, необходимое не только для богов, но и для правителей). И вот в усадьбу к ней являются женихи – один из областных норвежских конунгов и конунг из Гардарики (мы можем догадываться, что это – один из двенадцати летописных сыновей Владимира Святославича, крестителя Руси). Сигрид принимает их с почестями и размещает вместе с дружинами в одном большом доме. Когда началось пиршество, конунги и их дружинники – в том числе и стража, которую они не забыли оставить у дверей – напились допьяна. Тогда Сигрид велела поджечь дом, а тех, кто выберется из пламени, рубить мечами. Королева сказала, что так она хочет отучить мелких конунгов приставать к ней со сватовством. С тех пор она звалась Сигрид Гордая.
Русская княгиня Ольга, расправившись со сватами и убийцами Игоря, воздала мужу необходимые языческие почести и совершила месть по языческим обрядам. Но после этого она отправилась в Царьград и приняла крещение: язычество не могло избавить княгиню от межплеменных конфликтов, ей нужна была новая религия и новый закон.
Зато сын Игоря и Ольги Святослав, первый русский князь, носивший славянское имя, мечтал о прежних воинских подвигах. Его дружина вторглась на Балканы и угрожала самому Царьграду. Там, на Дунае, где некогда была держава "божьего бича Аттилы", русский князь хотел утвердить центр своей земли. Разбитый греками, он подписал в 971 году договор о капитуляции и вынужден был отступить на Русь. Странную ошибку допустил этот могучий воитель, возвращаясь в нелюбимую им столицу. Он не послушал старого воеводу, который убеждал его не идти в ладьях по Днепру, ибо там, на порогах, в засаде сидят подкупленные греками печенеги. Святослав пошел прямо навстречу гибели. Он был убит в засаде, и печенежский хан велел сделать из его черепа чашу, похваляясь на пирах своим подвигом. Мы можем догадаться, что толкнуло Святослава на неразумный с точки зрения обычной нормы поступок: князь-воин не мог вынести позора поражения и должен был пасть в битве. Святослав заслужил Вальхаллу. Но оставленная им страна погрузилась в братоубийственные распри. Потусторонним ценностям Вальхаллы и на Руси, и в Скандинавии, наступал конец: новым государствам и их правителям нужны были другие ценности и другая религия. |
|
