Литература

Источник: И. Г. ГУБАНОВ. КУЛЬТУРА И ОБЩЕСТВО СКАНДИНАВОВ ЭПОХИ ВИКИНГОВ

Глава 1. Древнегерманское жилище и священный пир

В материальной культуре любого этноса всегда можно найти узловые элементы, вокруг которых строятся остальные компоненты культуры. Зачастую материальная и духовная составляющие культуры оказываются тесно взаимосвязанными именно в таких узловых пунктах, и их описание позволяет понять сущность культуры этноса. В настоящей главе будет описано устройство и функции исконного древнегерманского жилища – центра наследственной усадьбы – одаля. Там, в пиршественном зале длинного дома, совершались главные культовые обряды и творился эпос северных германцев.

Скандинавский "большой" или, как его называют в специальной литературе, "длинный" дом представлял собою, как правило, довольно внушительную постройку. Об этом говорят и тексты исландских саг, и материалы археологических исследований по всей Скандинавии. В глубокой древности, задолго до эпохи викингов, сформировался его облик. На островах Эланд и Готланд археологами найдены фундаменты длинных домов эпохи переселения пародов, демонстрирующие поразительное сходство с постройками эпохи викингов. Так, на Эланде обнаружено примерно 900 фундаментов домов длиною от 10 до 50 метров. Эландские дома были двухчастными, меньшее помещение находилось перед входом с фронтона, а большее внутреннее помещение представляло собою зал, где посреди пола между рядами деревянных столбов, поддерживавших кровлю, располагался открытый очаг. Это – типичный древнескандинавский длинный дом, пиршественный зал патриархальной большой семьи или дружины, центр наследственной усадьбы – одаля, благополучно доживший фактически в неизменном виде до конца эпохи викингов. Сходные постройки на Готланде отличаются от эландских лишь тем, что, как правило, они не разделены на комнаты (только половина одного или двух домов – здесь, возможно, использовались как помещение для скота). Готландские постройки, так же как и на Эланде, сооружались из известняка и гранита, в отличие от ютландских длинных домов первых веков нашей эры, построенных из дерна (Stenberger 1964: 454-462; Hatt 1939). Большинство изученных эландских и готландских длинных домов было уничтожено огнем в V – первой половине VI в., что хронологически совпадает с легендарными распрями и битвами данов и фризов, гаутов и свеев, описанных в древнеанглийском эпосе "Беовульф". Следует отметить, что и действие в "Беовульфе" разворачивается, главным образом, в палатах конунгов – датском Хеороте или фризском Финнсбурге, в пиршественных залах, представлявших собою типичные древнегерманские "длинные дома".

В эпоху викингов каркасно-столбовую конструкцию длинного дома стали обшивать корабельными досками, использовались и мазанковые конструкции стен. Иначе говоря, дерево как строительный материал было распространено значительно шире, чем камень. Однако основные планировочные элементы – несущая конструкция из деревянных столбов и центральные открытые очаги – сохранялись на протяжении столетий. Это значит, что длинный дом, будь он дворцом конунга или домом бонда, сохранял свои основные функции центра одаля – наследственной усадьбы патриархальной семьи, пиршественного зала и, как мы увидим в дальнейшем, культового центра, ибо пир был одновременно и важнейшим культовым действом (др.-исл. blótveizla).

Итак, и в эпоху викингов в каждой такой постройке посреди пола между рядами деревянных столбов, поддерживавших кровлю, располагался открытый очаг. Так, на хуторе знатных исландцев второй половины X в., сыновей Торбьёрна Кислого – Гисли и Торкеля – стояли внушительные палаты: "Дом этот был длиною в сто сажен, а шириною в десять. К южной его стороне пристроена была светелка Ауд и Асгерд [жен братьев. – И. Г.]. Они сидели там и шили" (Исландские саги 1973: 33. Пер. О. А. Смирницкой).

Двускатную кровлю древнескандинавского "длинного дома", иногда доходящую почти до земли, подобно шатру, и потому образующую стены, поддерживали, как и в домах первых веков н. э., деревянные столбы (др.-исл. stokkr 'столб в большом доме'). В отличие от симметрично расположенных вокруг очага, как бы по углам квадрата, четырех столбов древнегреческих ахейских квадратных залов – мегаронов, удлиненные в плане древнегерманские дома требовали двух рядов столбов, расположенных симметрично с двух сторон центральной оси. Такая несущая конструкция была весьма рациональна для постройки больших залов на твердых гранитах Балтийского кристаллического щита Швеции и Норвегии, а также на лавовых полях Исландии. Но ее использовали, согласно исследованиям археолога С. Л. Кузьмина, и первые скандинавские колонисты северо-запада России, основавшие в середине VIII в. в низовьях Волхова крупную усадьбу с постройками на столбах, расположенными в виде кольца, – Старую Ладогу первого яруса (др.-исл. Aldejgjuborg). Правда, на этот счет существуют разные мнения специалистов. Так, А. Н. Кирпичников сомневается в корректности реконструкции С. Л. Кузьмина. Однако бесспорно, что уже в IX в. в той же Старой Ладоге некоторые безусловно скандинавские по своему происхождению крупные постройки с центральным очагом сооружаются и в технике сруба, поскольку болотистая почва делала такой способ более рациональным. Впоследствии этот тип жилища получает все большее распространение и в самой Скандинавии, например, в XI в. – в норвежском Трондхейме (Кирпичников, Сарабьянов 1996: 80-82). При этом следует помнить, что срубная техника, требующая большого расхода дерева, существовала и в самой Скандинавии со времен бронзового века, однако преобладающим типом жилища был длинный дом каркасно-столбовой конструкции.

Часто древнескандинавский "большой дом" был разделен на две части – пиршественный зал, где трапезничали дружинники, гости и сами члены патриархальной большой семьи – родичи с домочадцами (др.-исл. skali или eldahus 'дом огней, очагов'), и хлев для скота (др.-исл. fjos). На полу по центральной оси пиршественного зала горели открытые очаги на каменных или глинистых вымостках, служившие для отопления, освещения и приготовления пищи. В отличие от круглых вымосток центральных очагов древнегреческих ахейских мегаронов (см., например, реконструкции знаменитых дворцов в Микенах и особенно в Пилосе – Вартонек 1991: 114, 120-121), вымостки древнескандинавских очагов имели, как правило, прямоугольную форму. Вдоль них стояли столы и лавки, за которыми одновременно могли разместиться несколько десятков человек (недаром в древнеанглийском эпосе "Беовульф" главный герой именует себя и свою дружину heorðgeneatas 'спутники очага'). Дым уходил "по-черному" в отверстие в кровле (др.-исл. ljori). Спали в том же пиршественном зале, у исландцев для мужа и жены тут же устраивались специальная каморка или ниша, которую можно было прикрыть.

Описание древнескандинавского жилища, вполне согласующееся с археологическими данными (Brønsted 1966: 176-204; Forntida gardar i Island 1943; Glob 1951; Hagen 1953; Hougen 1947; Madsen 1975: 67-72; Møllerop 1957; Nordisk Kultur 1953; Nørlund 1930,1934; Petersen 1951; Roussell 1934; Гуревич 1956, 1960; Лебедев 1985: 119-120), мы находим в гл. 16 "Саги о Гисли, сыне Кислого" ("Gisla saga Surssonar") – классической родовой саге западных фьордов. Здесь рассказывается, как главный герой саги прокрадывается ночью в зал Морское Жилье, чтобы убить спящего Торгрима в отместку за своего шурина Вестейна:

Нетрудно предположить, что именно на дружинных пирах в таких древнегерманских пиршественных залах (др.-исл. эпич. bjorsalr 'пивозал', ср. др.-англ. эпич. beorsele) певцы слагали древнегерманский эпос. Не случайно именно пиршественный зал – центр эпического мира древнеанглийского "Беовульфа", в нем на пиру датский конунг Хродгар раздает золотые браслеты своим дружинникам:

Проекцией реалий древнегерманской дружинной культуры на мифологическую сферу стала "зала павших" – др.-исл. Valhöll. Вальгалла представлялась древним германцам как огромный пиршественный зал, где дружина избранных павших воинов пировала со своим конунгом – богом Одином. Некоторые исследователи предполагают, что прототипом Вальгаллы послужил римский цирк Флавиев Колизей, таким образом, битвы эйнхериев видятся им как гладиаторские бои. Подобные гипотезы представляются весьма спорными, в описании Снорри Стурлусона нет ничего, выходящего за рамки чисто древнегерманских реалий. Снорри Стурлусон в "Видении Гюльви" ("Gylfaginning") подробно описывает Вальгаллу (см. Приложение 2, с. 133-136).

Северогерманский пиршественный обычай, возможно, иллюстрируется изображениями с каменных стелл острова Готланд, которые, видимо, имеют мифологический смысл, а также текстом того же "Беовульфа". Дева на готландских камнях и жена Хродгара королева Вальхтеов подают герою пиршественный кубок или рог, при этом женщина произносит приветственную речь, а воин отвечает героическим хвастовством и дает обет:

Важно понимать, что пиршественный зал был не только центром усадьбы – одаля, не только средоточием дружинной культуры и поэтического творчества германцев, мифотворчества и музыки, но зачастую и языческим храмом, а сам пир в таком случае превращался в культовый обряд. Для середины X столетия сакральный пир (др.-исл. blótveizla, где blót 'жертвенная кровь', veizla 'угощение' обозначало также кормление конунга и его дружины) прекрасно описан в "Круге Земном" ("Heimskringla") Снорри Стурлусона, а именно в "Саге о Хаконе Добром" ("Hákons saga inns Goða"):

Характерно, что по-древнеисландски языческий храм называется hof. Этим словом во многих германских языках обозначается двор. Вероятно, мы тут имеем указание языка на то, что в древности в Скандинавии каждый двор, каждая наследственная усадьба (одаль) с длинным домом являлась языческим храмом.

Таким образом, все главные аспекты языческого культа охватывала блотвейцла – обращение к Одину как главному божеству дружины и конунга (дружинная культура), к Фрейру – божеству плодородия (аграрный культ), к Браги – богу эпического сказительства, пили также поминальный кубок за погребенных в курганах (погребальный культ). То есть языческий пир в длинном доме являлся своеобразной концентрацией всей древнегерманской культуры, своеобразным символическим текстом, рассказывающим о жизни древних германцев, начиная с дружинной культуры в славословиях Одину и кончая культом плодородия Фрейра и погребальным культом.

Само устройство древнегерманского жилища, холла, центра наследственной усадьбы (одаля) – пиршественного зала на несколько десятков человек с открытыми очагами на полу и деревянными столбами, поддерживавшими крышу, – было изначально предназначено и для сакральных языческих пиров, где по кругу передавался кубок-рог и звучали "тосты" в честь языческих богов, и для пиров патриархальной древнескандинавской большой семьи с домочадцами или вождя с дружиной (действительно, собственно дружина конунга напоминала по размеру и патриархальным отношениям большую семью, она включала, как уже было отмечено, лишь его сотрапезников, так как насчитывала всего несколько десятков человек).

Глава 2. Древнескандинавский корабль

Длинный корабль скандинавов недаром стал своеобразным символом всей эпохи викингов. Будучи наиболее ярким выражением материальной культуры древних скандинавов, он в то же время был главным элементом погребального обряда и культа у древнескандинавской знати, неразрывно связав духовную культуру с материальной. Ведущая роль древнескандинавского корабля в жизни и заупокойном культе скандинавских язычников делает его, наряду с древнескандинавским длинным домом, одним из двух основных этноопределяющих компонентов скандинавской культуры эпохи викингов.

Первый достоверно зафиксированный в письменных источниках морской набег скандинавов на континентальную Западную Европу имел место за триста лет до начала эпохи викингов, в 515 г. н. э. В тот год конунг скандинавского племени гаутов из Средней Швеции (соврем. Ётланд у оз. Венерн), чье имя по-древнеанглийски звучало как Хигелак (так в "Беовульфе"), напал на франков во Фрисландии, однако был разбит и сложил здесь голову, о чем повествует великий древнеанглийский эпос:

Этот, вероятно, первый зафиксированный в письменном источнике набег скандинавов на Западную Европу описывает также хронист второй половины VT в. Григорий Турский в своей "Истории франков":

Между тем даны со своим королем по имени Хлохилаих, переплыв на кораблях море, достигли Галлии. Высадившись на сушу, они опустошили одну область в королевстве Теодориха [сына Хлодвига, знаменитого короля Австразии. – И. Г.] и взяли пленных. После того как они нагрузили корабли пленными и другой добычей, они решили вернуться на родину. Но их король оставался на берегу, ожидая, когда корабли выйдут в открытое море, чтобы затем самому последовать за ними. Когда Теодориху сообщили о том, что его область опустошена иноземцами, он направил туда своего сына Теодоберта с сильным и хорошо вооруженным войском. Убив короля (данов) и разбив в морском сражении врагов. Теодоберт возвратил стране всю захваченную добычу" (Григорий Турский 1987: 62).

В этой битве, по англосаксонскому эпосу, Беовульф победил в единоборстве франкского знаменосца Дагхревна. Большинство археологов полагают, что древние германцы тогда еще не знали паруса и их суда могли ходить только на веслах. Однако бриттский монах Гильдас в середине VI в. пишет обратное, сетуя на жестоких англосаксонских захватчиков, которых принесли в Британию на погибель местному кельтскому населению уже парусные ладьи:

Собрался совет, чтобы решить, как лучше и безопаснее всего прекратить свирепые и весьма частые набеги упомянутых народов [пиктов и скоттов с севера острова. – И. Г.]. Все собравшиеся там, включая и гордого тирана [Вортигерна, вождя бриттов. – И. Г.], были ослеплены; защитой для страны, ставшей на деле ее погибелью, сочли они диких саксов, проклятых и ненавидимых Богом и людьми, и решили пригласить их на остров, как волков в овчарню, чтобы они прогнали северные народы. До тех пор не случалось на острове ничего более губительного, ничего более горестного. Что за полное затмение разума!, Что за безнадежная и злостная леность мысли! Тех, кого в отсутствие их боялись пуще смерти, они сами пригласили, так сказать, под свою крышу... Так случилось, что выводок детенышей из логова свирепой львицы явился на трех циулах, как это называется на их языке, а по-нашему это боевые корабли под всеми парусами [так в тексте – следует помнить, что корабли древних германцев были одномачтовыми и, соответственно, имели только один прямоугольный парус. – И. Г.]... Высадившись, они по указанию злосчастного тирана [Вортигерна. – И. Г.] вначале простерли свои ужасные когти на восточную часть острова, как будто собирались защищать страну, а не завоевать ее. После этого мать выводка, услышав об успехе первых посланцев [первых призванных в Британию в середине V в. вождей саксов, двух братьев, звали, по Беде Достопочтенному и другим авторам, Хэнгест и Хорса – Жеребец и Конь. – И. Г.], послала еще большую стаю их сообщников и отродий, которые вскоре присоединились к своим ублюдкам-сотоварищам... потом они заявили, что припасы на месяц доставлены им не полностью, увеличили свои притязания и стали угрожать, что, если им не дадут большее довольствие, они нарушат договор и опустошат остров. Эти слова они не замедлили подтвердить делом... Печальное зрелище! Повсюду на улицах, среди камней поверженных башен, стен и святых алтарей лежали тела, покрытые запекшийся кровью, словно их раздавил некий чудовищный пресс, и не было для них иных гробниц, кроме развалин домов или внутренностей диких зверей и птиц небесных... (Беда Достопочтенный 2001: 218-219).

Если парус был известен англосаксам, обитателям побережья Северного моря еще в эпоху великого переселения народов, вряд ли с ним не были знакомы их соседи скандинавы. Впрочем, археологических подтверждений бытования паруса у германцев в столь раннее время действительно нет и вопрос остается открытым...

В раннюю эпоху викингов, в IX столетии, появление на Сене, Рейне или Луаре высоких, изогнутых, подобно лебединой шее, штевней, нередко украшенных зооморфными пастями чудовищ, и раскрашенных прямоугольных парусов заморских ладей вызывало панический страх монахов и мирных селян. Норманнские грабители появлялись внезапно и так же внезапно исчезали. Франкские хроники середины – второй половины IX в. пестрят сообщениями о нападениях корабельных дружин северных язычников. Т-образный в сечении киль, гибкие ребра шпангоутов, клинкерная обшивка на железных заклепках, рулевое весло на корме по правому борту (др.-исл. styr, др.-англ. steor – отсюда, через голландскую передачу, соврем, штирборт 'борт руля' и бакборт 'борт за спиной'; др.-исл. styrimaðr 'кормчий' – соврем. штурман), четырехугольный северного типа парус на мачте (в отличие от косого латинского), узкий корпус придавали судам викингов прекрасные мореходные качества, а малая осадка и длинные весла позволяли далеко подниматься по рекам вглубь европейского континента.

За счет грабительских военных набегов главным образом и поддерживалось богатство, могущество сильных и знатных и их дружин. Эксплуатация труда свободных общинников, подневольный труд рабов, доходы от скотоводства и земледелия в целом, скорее всего, играли в стратификации общества эпохи викингов по признакам богатства и силы явно второстепенную роль (Ковалевский 1977: 86-88). Снорри в "Саге об Инглингах" говорит о могучих морских конунгах (др.-исл. sækonungar), которые и вовсе не имели земли:

Таким образом, длинный корабль играл очень важную роль в усилении военной знати эпохи викингов.

На длинных боевых кораблях размещались по нескольку десятков дружинников. Боевые маневры осуществляли на веслах, спустив паруса. Потому каждый дружинник был и гребцом. Знаменитый "Большой Змей" – корабль норвежского конунга Олава сына Трюггви – имел, согласно письменным источникам, 34 пары гребцов. Снорри Стурлусон великолепно описывает тактику морского боя эпохи викингов, рассказывая о битве при Свёльде в "Саге об Олаве Трюгтвасоне" своего "Круга Земного". В этой битве, происшедшей около 1000 г. в водах Зуида, на флотилию норвежского конунга напали датский и свейский флот. Они были успешно отражены, однако затем корабли норвежского ярла Эйрика, недруга Олава, становясь борт о борт с кораблями Олава, стали брать их на абордаж, а дружинники Эйрика смогли очистить (др.-исл. rjoða – в сагах очень часто этот глагол характеризует действия бойцов на корабле противника) их от людей, и так добрались до "Большого Змея", который, в свою очередь, подвергся яростной атаке:

Форма кораблей викингов с симметричными дугообразно изогнутыми штевнями носа и кормы была унаследована от древних судов свионов, описанных еще Тацитом в I в. и известных по археологическим находкам эпохи Переселения Народов (например, датская клинкерная лодка из Хьортспринга), однако традиционно считается, что парус, совершивший революцию в скандинавском кораблестроении, появился лишь в VII-VIII вв. (иную точку зрения см. с. 52-53). От поздней эпохи викингов мы имеем достаточно репрезентативную коллекцию датских судов X-XI вв. различного типа – от громадных длинных боевых кораблей типа Скульделев-2 (длина 28 м, ширина всего 4,2 м) и самого большого из ныне найденных боевых кораблей викингов, открытого датским археологом Оле Крумлин-Педерсеном в сентябре 1997 г. в гавани Роскильде близ Копенгагена корабля в 35 м длиной, датированного временем Кану та Датского (ок. 1025 г.; приблизительно таким был и норвежский "Длинный Змей"), до совершенно особого типа древнескандинавских кораблей – купеческого судна Скульделев-1, имеющего благодаря меньшему, чем для боевых кораблей, отношению длины к ширине (16,5x4,6 м) и большей высоте бортов (2,5 м) большую вместимость (грузоподъемность этого корабля была около 40 т) (Фиркс 1982; Crumlin-Pedersen 1981; 1985; Olsen, Crumlin-Pedersen 1978).

Погребальный обряд эпохи викингов всегда привлекал особенное внимание этнографов, историков, археологов и даже лингвистов. Погребение в ладье в некотором роде стало символом древнескандинавской погребальной традиции.

В древнеанглийском эпосе "Беовульф", который известен по рукописи, датируемой приблизительно 1000-м г., т. е. поздней эпохой викингов, описание древнескандинавского погребения в ладье представляет собою целую эпическую тему. В целом некоторые материальные реалии, описанные в тексте "Беовульфа", принадлежат даже к предшествующей эпохе викингов, вендельской эпохе (VII-VIII вв.), однако захоронения в ладье знатных скандинавов совершались и на протяжении фактически всей эпохи викингов. Поэтому нечто подобное беовульфовскому погребению Скильда можно было, вероятно, наблюдать в Скандинавии или в области датского права (Денло) Англии около 1000 г. Подробный анализ древнескандинавского погребального обряда, по данным археологии, можно предварить описанием погребения легендарного датского конунга Скильда Скевинга, по древнеанглийскому "Беовульфу":

Археологические материалы дают ясное представление об истоках и развитии обряда погребения в ладье в Скандинавии, который с различными вариациями просуществовал фактически до конца эпохи викингов. Однако следует помнить, что этот этноопределяющий обычай определенно существовал еще раньше, на рубеже VI-VII вв., в предшествовавшую эпохе викингов вендельскую эпоху. В то время в Скандинавии получают распространение два важнейших технологических новшества. Первое из них – железный лемех плуга, что позволило эффективно заниматься пашенным земледелием, укрепило экономику хутора и усилило проживающую в нем большую семью, ætt, – базовую ячейку позднего родового общества. Второй технологический прорыв непосредственно связан с новым погребальным обычаем, – принято считать, что именно в это время появляется типичный "длинный корабль" (др.-исл. langskip) скандинавов, ставший впоследствии символом эпохи викингов. Многие специалисты считают, что только в УП столетии ладьи стали оснащать килем и северным прямоугольным парусом. Широкая морская дорога открылась перед дружинами предприимчивых скандинавских вождей. На "длинном корабле" нового типа можно было быстро идти по морю под парусом ("на крыльях ветра"), а мелкая осадка давала возможность проникнуть по рекам в континентальную Европу и неожиданно напасть на беспечных жителей. Мобильность викингских дружин, неожиданность их нападений стала позднее, в IX столетии, грозою Западной Европы – многие богатейшие города и монастыри франков и даже византийцев были разграблены и превращены в пепелище. В начале VII столетия, в вендельскую эпоху, экспансия древнескандинавских дружин еще не приняла массированный характер, однако, как видим, все предпосылки были для этого созданы.

С появлением килевых ладей под прямоугольным парусом в вендельскую эпоху расцветает дружинная древнескандинавская культура. Четче выделилась знать, появились богатые заказчики произведений прикладного искусства. Действительно, именно вендельский стиль стал фактически первым самобытным художественным стилем северных германцев, распространившись широко по Северной Европе – от Британии (пышное погребение англосаксонского вождя в Саттон-Ху – см. Evans 1994) до Старой Ладоги (др.-исл. Aldeigjuborg) на Нижнем Волхове¹. Следует подчеркнуть, что именно вендельский стиль стал вершиной древнескандинавского искусства – орнаменты эпохи викингов значительно проще и менее изысканны.

Большинство первоклассных произведений вендельского искусства как раз и происходят из ингумаций в ладьях Центральной Швеции близ оз. Мелар, главным образом, в Упландо, которых известно около полусотни (Arne 1934; Arbman 1940; Lundqvist 1932; Stromberg 1961; Stolpe, Arne 1912; Stenberger 1964: 610-618). Знаменательно, что рядом, на о. Хельге, развивается и первый древнескандинавский ремесленный центр. В середине I тысячелетия Хельге приобретает неаграрный характер, а с VII в. прослеживаются широкие связи поселения, охватывающие Европу и даже выходящие за пределы континента. Окрестные земли Швеции также были тесно связаны с Хельге – железо ввозилось с севера, из Норрланда и Смоланда, шлифовальные камни – из южного Сконе и того же Норрланда. Округа Хельге была плотно заселена (Holmqvist 1961-1972; Holmqvist 1974).

Материалы по 10 из 12 датированных VII-VIII вв. вендельских могил Упланда полностью опубликованы, за пределами этой области к вендельской эпохе достоверно причисляют только погребения в Аугерум (Блекинге) и Набберор (Эланд). Особый, необычайно пышный обряд ингумаций в ладье позволил Г. С. Лебедеву выделить особый, вендельский тип погребений (Vt) (Лебедев 1974; Лебедев 1985: 41). На одно поколение в каждом могильнике приходится по одному мужскому захоронению в ладье. Женских захоронений такого типа, в отличие от более поздних, появившихся лишь в эпоху викингов, нет. Тело вендельского воина укладывали или усаживали на корме корабля, рядом в определенном порядке лежало изысканно украшенное оружие, в ларцах или на скамьях в средней части ладьи лежали остальные вещи. Характерная черта погребений Vt – захоронение большого количества жертвенных животных вдоль бортов и у форштевня ладьи (от 3 до 17 голов скота, а иногда и соколов; в эпоху викингов захоронения в ладьях уже не содержат жертвенного скота, а лишь лошадей и собак) (Arne 1934: 70-72; Arbman 1981: 30; Arwidsson 1981: 64). Богатый вендельский погребальный обряд контрастирует со скромными, традиционными для Средней Швеции кремациями с захоронениями под курганной насыпью этого же времени (Shetelig 1912: 109-168); невероятно роскошно оружие из вендельских погребений в ладье (Arwidsson 1939). В сокровищнице мирового искусства почетное место по праву заняли куполообразные вендельские шлемы, чья форма восходит к восточноримским образцам (Almgren 1981: 158-166), а декор из позолоченных бронзовых пластин украшен фигурами воинов – всадников или пеших, зачастую с изображением вепрей на шлемах (как тут не вспомнить тему древнеанглийского эпоса "Беовульф" – шествие скандинавских воинов с фигурами вепрей (eoworlic) на шлемах!), а также некими загадочными персонажами с кольцевыми навершиями на головах и стилизованными птичьими клювами на навершиях. Иногда персонажей двое с парными копьями (англосаксонское Саттон-Ху), иногда – словно парящая в воздухе маленькая фигурка бородатого персонажа с кольцом и клювами на голове направляет копье конного воина, причем здесь "кольценосец" чрезвычайно похож на так называемого Одина из древнейшего слоя Старой Ладоги (раскопки Е. А. Рябинина). Поразительно стилистическое единство вендельских бронз от Британии до Нижнего Поволховья. Орнаментация конской сбруи и каймы костюма на вендельских изображениях Швеции и Саттон-Ху фактически идентична, абсолютно идентичны птичьи клювы бронзовых накладок из англосаксонского погребения в ладье Саттон-Ху начала VII столетия и староладожского антропоморфного навершия, найденного Б. А. Рябининым на староладожском Городище в слое середины VIII в. Жаль, что семантика образов расцвета древнескандинавского искусства скрыта от нас, фактически нет и надежных источников по реконструкции истории, социальной структуры, духовной культуры Скандинавии вендельской эпохи. Остается восхищаться изделиями древних скандинавских мастеров и строить смелые гипотезы.

Обряд погребения в ладье остался этноопределяющим для древнескандинавской знати и в эпоху викингов, хотя погребальный инвентарь становится значительно скромнее. Наряду с генетически связанными с вендельским обрядом свейскими ингумациями в ладье эпохи викингов типа By (с захоронениями лошади и собаки, но отсутствием жертвенного скота, богатых приношений и более простым оружием) среди свейских колонистов Аландских островов появляется характерный для свейской знати эпохи викингов обряд кремации в ладье под курганной насыпью (тип В, по Г. С. Лебедеву). Этот обряд очень быстро распространяется на материковую Швецию. В Швеции исследовано свыше 200 сожжений в ладье типа В, такие погребения известны и на Руси (например, могильник Плакун в Старой Ладоге). На кострищах археологи находят ладейные заклепки – остатки погребального корабля, каменную ограду вокруг курганной насыпи. Для подвида B1 характерны глиняные урны с прахом, на плечики которых надевался сакральный свейский амулет – железная перевитая гривна с "молоточками Тора"² – и каменная кладка внутри насыпи, а для подвида В2 – предметы в сочетании с оружием, зачастую сломанным в ритуальных целях (Лебедев 1970; 1974; 1985: 45-47, 72-79). Обряд этот типичен для свейской знати эпохи викингов – действительно, в начале эпохи викингов наблюдается резкий рост числа таких могил, число комплексов IX в. равно или даже больше количества погребений X столетия, а в XI в., на закате эпохи викингов, обряд кремации в ладье исчезает.

В подкурганных сожжениях в ладье типа В находят также этноопределяющие компоненты женского скандинавского костюма – скорлупообразные фибулы или, как их называют в англоязычной литературе, oval brooches (Hägg 1974). Их исходная форма принадлежит еще вендельской эпохе – это так называемые фибулы бердальского типа, небольшие, с орнаментом в виде сильно стилизованного лежащего зверя, хребет которого четкой полосой образует симметричную композицию, выпуклости обозначают глаза и лапы. Около 800 г. ось симметрии превращается в самостоятельный элемент композиции уже не зооморфного, а геометрического и растительного орнамента (типы фибул первой половины IX столетия ЯП19, ЯП20, ЯП11, ЯП22). На фибулах типа ЯП14 (830-850-е гг.) зооморфная орнаментика возвращается – появляется так называемый 'каролингский лев' – предшественник фантастического зверя стиля Борре. Наконец, уже в первой половине IX столетия наряду с осевой "бердальской" композицией возникает двуромбическая симметричная, которой суждено явить настоящие шедевры прикладного искусства в течение последующих более полутора веков (ранние типы скорлупообразных фибул с таким орнаментом – ЯП25 и ЯП26). В середине IX столетия наиболее массовая разновидность женских этноопределяющих украшений – небольшие скорлупообразные фибулы типа ЯП37 с симметричными локальными зооморфными и иногда антропоморфными изображениями внутри ромбов с шишечками в местах пересечения образующих ромбы лент. Для развитой и поздней эпохи викингов характерны довольно крупные скорлупообразные фибулы типа ЯП51 первой половины X столетия с ажурными рельефными шишечками из двух крест-накрест сложенных металлических лент в узлах ромбов и стилизованными изображениями антропоморфных масок, оплетенных зооморфным орнаментом в стиле Борре внутри ромбов, а также элементами стиля Еллинг на бордюре фибул. Закат древнескандинавского прикладного искусства выражается в фибулах типа ЯП55 с пирамидками и упрощенным орнаментом, характерных для второй половины X и начала XI столетия (Petersen 1928; Лебедев 1985: 132-139).

Для расцвета языческой культуры викингов первой половины X столетия мы имеем подробное описание очевидца древнескандинавского сожжения в ладье. Посланный аббасидским халифом с целью исламизации волжских булгар купец Ахмед Ибн-Фадлан рассказывает о погребении на Волге в 922 г. знатного руса – представителя восточноевропейской скандинавской знати (см. Приложение 2, с. 137).

В Норвегии в эпоху викингов большое распространение получают не сожжения в ладье, как в Швеции, а ингумации в ней. Наряду с относительно небогатыми подкурганными захоронениями в ладье типа Nt (Лебедев 1985: 45, 78-79) на юге страны, главным образом в районе Осло-фьорда, появляются роскошные погребения в ладье высшей родовой знати – норвежских конунгов. Прекрасно сохранившиеся изделия из дерева с великолепной резьбой ранней эпохи викингов из таких известнейших погребений, как Усеберг и Гокстед, экспонируются ныне в музее кораблей викингов в Осло (Sjövold 1985).

Г. С. Лебедев дает сводное описание всех известных ныне "королевских курганов" Норвегии VIII-X вв., выделяя их в особый тип Sg. В частности, Лебедев пишет: "Гуннарсхауг (или Сторхауген) в Рогаланде, самое раннее из погребений типа Sg (УШ в.). Под курганом высотой 6 м, диаметром 40 м в яме длиной более 20 м находился корабль, ориентированный с севера на юг. Вокруг корабля – каменная кладка. В средней части судна устроена погребальная камера; среди разнообразных вещей – богатое оружие. Грёнхоуг (там же, поблизости) – разграбленный курган аналогичной конструкции; оба, видимо, связаны с династией местных конунгов, одному из которых, противнику Харальда Прекрасноволосого, народная молва и приписывает "курган Гуннара", Гуннарсхауг (Müller-Wille 1970: 67-79). Усеберг в Вестфольде... Курган высотой 6 м, диаметром 44 м; корабль в основании насыпи перекрыт... каменной кладкой. В средней части судна – погребальная камера с захоронением двух женщин (около 30 и около 60 лет). Погребение сопровождали захоронения 14 лошадей, 4 собак и быка. Исключительно богатый сопроводительный инвентарь включает кровати, кухонную утварь, сундуки и бадьи, постели, украшения, ручной ткацкий станок, украшенные резьбой сани и четырехколесную повозку. Этот курган приписывают Асе, дочери конунга фюлька Агдир, Харальда Рыжебородого, жене конунга Хальвдана Черного, бабке Харальда Прекрасноволосого. Гокстад в Вестфольде, середина – вторая половина IX в. Курган высотой 5 м, диаметром до 50 м скрывал яму, в которой находился корабль длиной 20 м, ориентированный с севера на юг. В средней части – погребальная камера, в древности разграбленная. По бортам висело 32 щита, вдоль бортов – костяки 12 лошадей и 6 собак. Сохранившийся в камере скелет высокого мужчины (рост 178 см), страдавшего хроническим суставным ревматизмом, идентифицируют с конунгом Олавом Гейрстадальфом, сводным братом и соправителем Хальвдана Черного... Туне в Остфольде, середина X в. Глиняная насыпь высотой 4 м и диаметром 80 м перекрывала установленный в основании корабль, ориентированный с северо-востока на юго-запад. Погребальная камера помещалась на корме, здесь находились скелеты человека и лошади; могила разграбленная. Ладбю (Дания). Единственное известное за пределами Норвегии погребение типа Sg – курган X в. – представляет собою позднюю модификацию норвежского погребального обряда (Thorvildsen 1957)" (Лебедев 1985: 79-80).

Для Дании IX столетия характерны в первую очередь ингумации в гробах (точнее, в малых погребальных камерах), а в X столетии появляются богатые подкурганные ингумации в камерах в Еллинге, приписываемые конунгу Горму и его жене Тюре. Не исключено, что на правом берегу Волхова у Старой Ладоги обнаружены некоторые датские типы захоронений. Более раннее (конца IX столетия в урочище Плакун) представляет собою захоронение под курганом в маленькой погребальной камере пожилого мужчины, от костяка которого сохранились незначительные фрагменты, включая зуб. Вследствие большой влажности металл не сохранился – мы можем судить о гипотетическом наличии оружия и украшений только по присутствию его окислов. По дендродате – сравнению годовых колец дерева погребальной камеры – удалось связать ее сооружение с постройкой самого большого дома в Старой Ладоге на другом берегу Волхова на Городище конца IX столетия – внушительного срубного помещения с центральным очагом, полом из корабельных досок и галереей вокруг сруба, напоминающей западноевропейские, франкские образцы. В этом большом доме найдено значительное количество стеклянных бус. Недалеко от урочища Плакун на том же правом, противоположном поселению, берегу Волхова было обнаружено и другое захоронение более позднего времени, напоминающее погребение конунга Горма в Еллинге – здесь присутствуют борт ладьи и конские костяки. Существует гипотеза, что более раннее захоронение в маленькой камере принадлежит летописному Рюрику (не Рорику ли Фрисландскому?), а более позднее, с конями, – Олегу. Однако доказать такие зыбкие предположения при отсутствии указаний письменных источников не представляется возможным.

Длинный корабль был не только главным транспортным средством эпохи викингов, не только обеспечивал мобильность скандинавским дружинам и купеческим отрядам (в модификации более короткого и грузоподъемного судна типа Скульделев-1), не только служил инструментом обогащения и усиления мощи древнескандинавской военной элиты, но и представлял собою основной элемент важнейшего, этноопределяющего обряда древних – погребального обряда, и, таким образом, так же как и древнескандинавское жилище – длинный дом, был неразрывно связан с основами духовной культуры скандинавов эпохи викингов.

Глава 3. Общеевропейские элементы материальной культуры

К стандартизированным элементам материальной культуры, в значительной степени общим для всех этносов раннесредневековой Европы, можно отнести мужской костюм и отчасти вооружение.

Действительно, мужской костюм, состоящий из подпоясанных рубахи и куртки и штанов различного покроя, часто с обмотками до колен, напоминающими позднейшие русские онучи, носили и франки, и византийцы, и скандинавы и, вероятно, племена Центральной и Восточной Европы (Hägg 1984; Sellevold, Hansen, Jorgensen 1984). Такая одежда несложного покроя была очень удобной и функциональной, и потому мало изменялась на протяжении столетий. Зимой надевали меховые куртки или шубы. Обувь шили из кожи, и она не поднималась выше стопы (это отличало ее от восточных образцов). Возможно, носили также плащи с капюшоном (др.-исл. hattr 'капюшон').

В первой половине X столетия, возможно под восточным влиянием (может быть, от древних венгров или через Древнюю Русь?) древнескандинавскую знать в свейской Бирке хоронят в погребальных камерах в богатых кафтанах с нашитыми на груди поперечными полосами – эта одежда напоминает известную нам с боле поздних времен моду восточноевропейской знати (венгерский до ломан, стрелецкий кафтан, гусарский мундир и т. п.). Тут же присутствуют широкие складчатые штаны, собранные у колен, типа позднейших бриджей или штанов для гольфа, хотя обычно в Западной Европе, в отличие от Восточной, носили узкие обтягивающие штаны, напоминающие трико (эта мода дожила до позднего; Средневековья и нового времени) (Лебедев 1978: 23). В более позднем и восточном происхождении этого элемента костюма знатных германцев заставляют усомнится не только изображения на готландских камнях (Нюлен 1979: 13), но и англосаксонский ларец Фрэнкса, где на кости выгравированы персонажи сказания о Велунде именно в таких широких плиссированных штанах. Следует также напомнить, что русы – представители скандинавской знати о Восточной Европе, согласно сообщениям ученых Халифата Аббасидов (Ибн-Руста и других), носили штаны, на которые шло 100 локтей материи (Новосельцев 1965).

Раннесредневековое оружие было во многих своих элементах однотипным по всей Европе (круглые щиты пехоты, с XI в. – миндалевидные щиты конницы, типы боевых топоров, франкские мечи и т. п.), хотя изначально имелись некоторые существенные различия в западно- и восточноевропейском вооружении, связанные с влиянием степной культуры на восточноевропейское оружие – здесь появляются некоторые инновации (ранние типы хазарских, печенежских и венгерских сабель с почти прямым клинком, расположенным под некоторым углом к рукояти, боевые топоры-клевцы, иная форма стрел и копий – треугольная, не ланцетовидная, как на Севере, и т. п.). Коренное расхождение между древнерусским и западноевропейским оружием проявилось фактически лишь в конце XII столетия, и только в XV-XVI вв. мы видим классические доспехи эпохи Возрождения, представленные, например, в Рыцарском зале Эрмитажа. Следует, кстати, напомнить, что именно с XII столетия произошло глубокое размежевание и всей материальной культуры европейского Востока и Запада – с развитием готического стиля в Западной Европе.

Основу раннесредневекового войска составляло менее вооруженное и защищенное, чем дружина вождя, народное ополчение (поход на куршей в середине IX в. многотысячного народного ополчения свеев описан в "Житии Ансгара"). Вооружение этой многотысячной пешей толпы составляли круглые деревянные щиты с металлическим шишаком – умбоном – в центре (согласно англосаксонскому эпосу, их делали из липы), копья или боевые топоры на длинной рукоятке (согласно исландскому эпосу, высоко ценились ясеневые древки), кстати, до X столетия – с очень небольшим лезвием (меньше ладони), у многих, возможно, франкские мечи, луки со стрелами и дротики. Стальные кольчуги и шлемы могли, вероятно, позволить себе лишь представители знати и приближенные к конунгу или другому знатному вождю дружинники. Первоначально, в вендельскую эпоху, да и в IX в., в раннюю эпоху викингов – шлемы куполообразные, полушарные, типа каски, иногда с забралом, т. е. формы, восходящей генетически к шлемам римских легионеров (показателен прекрасно сохранившийся норвежский шлем с забралом из Гейрмюндбю), где-то с 1000-го г., а по прототипам возможно, и раньше – конусообразные с широким наносником (сохранились у европейских рыцарей и позже – в XII в.). Многие из знатных воинов, по крайней мере в XI столетии, обзаводятся конями и удобной защитой всадника – большими деревянными миндалевидными щитами. Во второй половине XI столетия вооружение норманнских и французских рыцарей, сокрушивших англосаксов в битве при Гастингсе (изображена на гобелене из Байо, см. Rud 1994; Wilson 1985), норвежских ярлов и древнерусских богатых дружинников, или, скажем, героя реконкисты испанского рыцаря Сида, было фактически идентичным (кольчуга, конический шлем с наносником, миндалевидный щит).

Мечи эпохи викингов, которые многие считают одним из ярчайших проявлений дружинной культуры той эпохи и которые во множестве находят в самой Скандинавии (преимущественно в Норвегии) и на Руси, тоже следует считать общеевропейским оружием франкского происхождения. Происходил этот меч от тяжелой римской спаты и был оружием франкской конницы, ставшей важной боевой силой со времен великого майордома первой половины VIII столетия Карла Мартелла – деда Карла Великого, сокрушившего испанских арабов в битве при Пуатье. С IX столетия широкое распространение в Скандинавии и на Руси получили франкские мечи, изготовлявшиеся на Среднем Рейне, с клеймом мастера – "ULFBERH" (Кирпичников 1966). Также следует сказать и о том, что сами скандинавские кузнецы освоили производство таких "вальских мечей", говоря словами висы скальда Торбьорна Хорнклови о битве при Хаврсфьорде (др.-исл. valskra sverða) (подробнее см. исследования Й. Петерсена, А. Н. Кирпичникова и Г. С. Лебедева).

Исходным и наиболее распространенным типом еще в вендельскую эпоху был, вероятно, меч с треугольным навершием (I группа по Лебедеву – типы А, В) – массовое оружие дружинников и бондов. II и III группы типов, по Лебедеву, – это оружие знати с богато украшенной слабо изогнутой гардой и великолепно украшенным (часто серебром) сегментированным бронзовым навершием. Такое оружие появилось еще в IX – первой половине X в., наряду с богато орнаментированными крупными женскими скорлупообразными фибулами (ЯП51), характеризуя расцвет материальной культуры эпохи викингов. При этом II группа мечей (весь IX в. – тип К и вторая половина IX в. – тип О) характеризуется сильно сегментированным навершием (из пяти удлиненных вверх сегментов) и, вероятно, имеет англосаксонское происхождение, а исходным типом во второй группе следует считать меч типа Е начала IX столетия с сегментированным на три части полушарным навершием. Высшим развитием этого типа, да и всего оружейного искусства эпохи викингов, являются мечи середины X в. – типа S и R, с двояково-гнутой гардой и пышно украшенным сегментированным навершием (Кирпичников 1966: 19-20; Лебедев 1985: 125-127; Arbman 1962: 27-52; Maure 1977: 111-112).

Рукояти мечей эпохи викингов иногда покрывались затейливым древнескандинавским орнаментом (для роскошных мечей II группы – преимущественно в стиле Борре) и многие из них изготовлялись в самой Скандинавии. Все же по технологии это франкское, каролингское оружие, да и широкое его распространение в раннесредневековой Европе позволяет отнести мечи эпохи викингов, так же как и элементы мужского костюма той поры, к общеевропейским элементам материальной раннесредневековой культуры.

Не было особой специфики и в технологии строительства скандинавских укрепленных городищ и прочих укреплений типа Даневирке ("Деяния датчан") – датского вала, отгораживавшего Ютландию от материка, а также, по технике возведения вала, датских круговых земляных городищ конца X столетия Аггерсборг, Треллеборг и Фюркат, сама форма которых, впрочем, весьма специфична (Andersen, Madsen, Voss 1976; Olsen, Schmidt 1977; Roesdahl 1977, 1987): их основу, как правило, составляли земляные валы с деревянным каркасом. Следует отметить, что кроме Южной Европы, где даже села строили из камня, европейские феодалы до второй половины XI в. обычно имели древоземляные замки, размах каменного строительства связан преимущественно уже с эпохой крестовых походов.

Впрочем, уже в VIII столетии достаточно далеко от романизированных южных регионов Европы появляются и каменные вымостки на земляных валах – типа внушительного славянского или древнефинского городища Любша близ Старой Ладоги, недавно исследованного Рябинииым. Все это говорит об интенсивных контактах, существовавших уже в то время между различными частями материка.

В Северной Европе весьма важную роль в ее культурной консолидации сыграла глобальная инфраструктура торгово-ремесленных поселений (Г. Янкун, М. Херрман, Г. С. Лебедев и их последователи даже считали ее неким этапом особой "балтийской цивилизации" – мы воздержимся от столь рискованных экстраполяции) к рассмотрению которой и следует перейти.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Е. А. Рябининым здесь в 1972 г. найдено изящное произведение древнескандинавского ювелирного искусства – бронзовое антропоморфное навершие с кольцом на голове, орнаментированным специфически по-вендельски стилизованными изображениями птиц, хранящееся ныне в Государственном Эрмитаже.

2. На Западе Скандинавии молоточки и гривны изготовляли не из железа, а преимущественно из драгоценных металлов, есть основания полагать, что и там, и в Швеции "молоточками Тора" – скандинавского божества-громовика, борца с враждебными великанами – йотунами – служили оберегами и при жизни владельца.