Литература

Источник: И. Г. ГУБАНОВ. КУЛЬТУРА И ОБЩЕСТВО СКАНДИНАВОВ ЭПОХИ ВИКИНГОВ

Глава 1. Система торгово-ремесленных факторий раннего средневековья

Для понимания специфики культуры Скандинавии эпохи викингов необходимо уяснить, что лее представляла из себя эта сложившаяся к IX в, глобальная инфраструктура торгово-ремесленных факторий Балтики и Северного моря, связь между элементами которой обусловила единство материальной культуры обитателей приморских протогородов от Йорка в Англии до Старой Ладоги на Руси. Археология XX в. позволила реконструировать быт носителей этой весьма интересной раннесредневековой культуры. Поскольку материальная культура всех торгово-ремесленных факторий в значительной степени единообразна, а главную роль в истории протоурбанизма Восточной Балтики в IX столетии, безусловно, сыграли фризский Дорестад, датский Хедебю, свейская Бирка и, возможно, во второй половине IX в., Старая Ладога (др.-исл. Aldeigjuborg) на Нижнем Волхове, то именно эти поселения мы и рассмотрим.

Фризский Дорестад по праву может считаться отцом северных виков, как принято именовать торгово-ремесленные фактории побережий Балтики и Северного моря в эпоху викингов. Как отмечал С. Лебек, "западными первопроходцами нового торгового пути несомненно стали фризы... Фризы первыми рискнули плавать в открытом море во всех направлениях, связав британский запад со скандинавским востоком... На всем побережье Северного моря... распивались порты нового типа. Это стало заметно на рубеже VI и VII вв. Возникали такие порты эмпирически, представляя собой ряды деревянных строений, вытянувшихся вдоль набережных в поселениях, расположенных в эстуариях и дельтах рек, и жили они исключительно торговлей и для торговли" (Лебек 1993:165). В начале VII в. франкский король Дагобер захватил Дорестад и основав там франкский монетный двор, послав туда чеканщика из Маастрихта. Однако, как только Дагобер умер, кюнинг фризов, контролировавший территории на другой стороне Рейна, отобрал у Меровингов сначала Дорестад, а затем и Утрехт (Лебек 1993:166).

Примерно около 670 г. ингвеонские племена – фризы на континенте, англы и саксы в Британии – произвели настоящую революцию в западноевропейском монетном обращении. Они стали чеканить маленькие, менее одного грамма серебра, монеты, которые на ингвеонских диалектах назывались скеатами (др.-англ. sceatas), очень быстро серебро вытеснило старое римское золото. Уже "начиная с 673 г. франкские короли стали чеканить серебряные денье весом примерно 1,1 грамма. Не случайно и то, что после 700 г. в Галлии на шесть веков прекратилось производство золотых монет и денье превратился в почти исключительный инструмент торговых обменов" (Лебек 1993: 168-169). По И. Кальмеру, распространение до свейского Хельге англосаксонских монет в 740-х годов было связано с активностью англосаксов.

В 690-695 гг. франки вновь завоевывают фризские территории, прилегающие к устью Рейна. Но кюнинг и верховный жрец фризов Редбад (сосредоточение сакральной и светской власти в одних руках – характерная черта древнегерманского общества) после смерти франкского майордома Пипина Геристальского сразу же поднял грозное восстание. Воспользовавшись смутой во франкском королевстве и договорившись с нейстрийской знатью о совместной военной акции против Австразии, фризы собрали огромный флот и двинулись вверх по Рейну вглубь территории франков в направлении центра Австразии – Кёльна, предавая все на своем пути огню и мечу. Это случилось в 716 г. и стало своеобразной прелюдией к походам викингов. Ополчение майордома Карла Мартелла под Кёльном было разбито Редбадом в первом же бою. Однако после смерти Редбада в 719 г. Карл Мартелл сумел в том же году восстановить франкский контроль над фризскими землями по левому берегу Рейна.

Утрехтская епархия была отдана преподобному Виллиброду, англосаксу по происхождению, который в буквальном смысле смог легко найти общий язык с фризами (различия между фризским, англским, саксонским и другими наречиями ингвеонской группы] в VIII-XI вв. носили чисто диалектный характер). В 719-722 гг., вместе со своим соотечественником Винфридом (св. Бонифаций, будущий "апостол Германии"), он проповедует во Фризии истинную веру. Между тем, усилившись, франки начинают массированное наступление на фризов. В 734 г. Карл Мартелл снарядил флот и напал на фризов со стороны моря. После битвы при Боорне и гибели нового фризского кюнинга Бубо ему удалось подчинить западных фризов (Лебек 1993: 223). Наконец, в 775-785 гг. дело покорения восточных фризов довершает Карл Великий. В то же время (в течение VIII столетия) происходит христианизация фризов.

Однако подчинение франкам ни в коем случае не вело к культурной ассимиляции фризов, которые, в свою очередь, доказали, что могут быть не только отважными воинами, но и искусными и трудолюбивыми ремесленниками. Дорестад на Нижнем Рейне развивался особенно интенсивно. По данным голландского археолога В. Ван Эса, в VIII-IX столетиях это был центр общеевропейского значения, контролировавший фактически всю рейнскую торговлю (Van Es 1973: 202). Через него экспортировали в заморские страны стекло и изготовлявшиеся на Среднем Рейне франкские мечи – престижное оружие скандинавской элиты эпохи викингов, столь популярное от Норвегии до Волги. Также нельзя было миновать Дорестад, вывозя вино из Рейнланда. Уже одно то, что Один в "Видении Гюльви" Снорри Стурлусона питается лишь вином, говорит о популярности вина в скандинавском мире наряду с традиционным напитком – пивом. Находки фризских кувшинов, тары для вина, изготовлявшихся здесь же, на Нижнем Рейне, маркируют всю североморско-балтийскую торговую зону. О назначении фризских кувшинов писал крупный исследователь торгово-ремесленных поселений Балтийского моря Й. Херрман: "Вполне возможно, что так называемые фризские (или татингерские) кувшины, тщательно изготовленные чернолощеные сосуды, декорированные инкрустацией из оловянной фольги [в виде равностороннего креста. – И. Г.], служили как сосуды для применявшегося в литургии вина" (Херрман 1986:104). Через Дорестад также проходили торговые пути из Средиземноморья в Англию, связи с Лондоном впервые отмечены в 715 г. (Verhulst 1970).

Дорестад простирался по крайней мере на километр (возможно, на два или три) вдоль берега бывшего рукава Рейна, носящего ныне название Kromme Rijn. Ширина поселения составляла от 200 до 500 м (Херрман 1986: 58). Застройка северной части состояла из больших двучастных деревянных домов длиной до 30 м и шириной 7,5 м, крытых соломой (Clarke, Ambrosiani 1995; Van Es 1973), – перед нами типичные древнегерманские длинные дома эпохи викингов, которые как тип жилища появились еще в Эпоху Переселения Народов. К франкскому времени относится укрепленное городище с большим треугольным домом в центре, где, вероятно, принимали важных посетителей.

В мастерских Дорестада изготовлялись великолепного качества фризские сукна; процветали и другие ремесла: обработка янтаря, ювелирное дело, кузнечное ремесло, резьба по кости, бондарство, кораблестроение, кожевенное производство и т. д. Насколько масштабной была торгово-ремесленная деятельность в Дорестаде, показывает находка двух составных роговых гребней фризско-скандинавского типа в наиболее древнем горизонте культурного слоя Земляного Городища Старой Ладоги. Как отмечает О. И. Давидан, "находки целых серий гребней группы А2 во Фризии (в частности, в Дорестаде в слое последних десятилетий VIII – первой половины IX в.) позволяют называть их для этого времени не чисто скандинавским, а фризско-скандинавским типом" (Давидан 1994; 160-161).

Несмотря на опустошительные набеги викингов в 30-х годов IX столетия, Дорестад сохранил значение важнейшего торгово-ремесленного поселения Северной Европы. В 850 г. родственник франкского вассала – конунга Харальда Клака, изгнанного данами, – Poрик Фрисландский захватил Дорестад. Император Лотарь I счел за благо заключить с дерзким викингом договор, по которому предприимчивый дан стал вассалом франкского государя, обороняя со своей дружиной Дорестад от набегов других викингов. В 864 г. Дорестад погибает в результате катастрофического наводнения.

Если у фризов главной факторией был Дорестад, то ту же роль у данов играл порт Хедебю. Этот датский торгово-ремесленный центр по праву занимает первое место в археологических реконструкциях балто-североморской раннегородской материальной культуры. Археологи знают о Хедебю гораздо больше, чем, скажем, о свейской Бирке, так как со времен эпохи викингов уровень воды здесь поднялся на 120 см и во влажной почве прекрасно сохранилась органика (дерево, кожа, текстиль и т. д. – Roesdahl 1992: 120). К концу 80-х годов XX в. было раскопано около 5% всего поселения.

Хедебю располагался в Шлезвиге, на перешейке, отделяющем на юге полуостров Ютландию от континента, у оконечности глубоко врезающегося в сушу фьорда Шлей. По речной системе Айдер – Треене через Хедебю можно было кратчайшим путем попасть из Северного моря в Балтийское. Еще в начале VIII в. на правом берегу ручья, протекавшего южнее построенного в середине X столетия полукруглого вала, появляется небольшое фризское торгово-ремесленное поселение, застроенное маленькими, заглубленными в грунт строениями; в то же время возникает могильник с кремациями в так называемых "яйцевидных горшках", типичных для северо-восточного побережья Фрисландии. Здесь же отмечены ингумаций с южной ориентировкой (VIII в.), которые, согласно Янкуну, перерыты могилами с западной ориентировкой, характеризующимися наборами овальных фибул IX столетия (Лебедев 1985: 107-108; Jankuhn 1963: 126-128; Roesdahl 1992: 120).

Согласно "Анналам королевства франков", в 804 г. датский конунг Годфред (Геттрик) пришел с войском в Sliesthorp ("поселение на Шлей"), т. е. в Хедебю. В 808 г., как сообщает тот же источник, он разрушил богатый торговый город полабских славян-ободритов Рерик, по существу являвшийся тоже северным виком, а купцов переселил к себе, в датский Sliesthorp. В том же 808 г. Годфред укрепляет свою южную границу новыми стенами знаменитого Датского нала (скандинавы именовали его Danevirke – "Деяние данов"), который позже, в X столетии, вошел в единую оборонительную систему перешейка, включая полукруглый вал Хедебю.

Именно с этими действиями Годфреда следует связывать начало нового этапа в развитии Хедебю, его расцвета как датской фактории в IX столетии. В правление Годфреда (убит своим дружинником в 810 г.) и его преемников поселение быстро застраивается по упорядоченному плану. По оси новой застройки протекал ручей, русло которого было спрямлено и оборудовано деревянными набережными с мостками. Параллельно и перпендикулярно ручью были проложены мощеные деревом улицы. Земля между ними была таким образом разделена на небольшие прямоугольные огороженные участки (Лебедев 1985: 108; Jankunn 1963: 118-122; Roesdahl 1992: 122). Стабильность застройки, вероятно, свидетельствует о частной собственности на землю (Лебедев 1985: 108).

Возможно, подобные вытянутые участки-парцеллы обнаружены в Старой Ладоге и датском Рибе. В Рибе на парцеллах располагались мастерские по изготовлению изделий из бронзы, янтаря и кости, в Старой Ладоге на длинном участке шириной 6-7 м, ограниченном канавами, располагалась срубная двухкамерная построй с открытым очагом в центре отапливаемого помещения размером 4,3x4,2 м, обнесенного обмазанными глиной бревнами. Тем не менее кровля этой постройки поддерживалась и на столбах. В самой Скандинавии постройки такого типа известны лишь с XII в., хотя недавние раскопки в Трондхейме в Норвегии свидетельствуют появлении там домов подобного типа не менее чем на столетие раньше. Нужно заметить, что строительство на болотистой почве Старой Ладоги классических длинных столбовых домов древнескандинавского типа было крайне затруднено, хотя древнейшее скандинавское поселение на староладожском Городище состояло именно из таких домов. На соседнем участке обнаружены горн и предгорная яма (Кирпичников, Сарабьянов 1997: 75-76, 81). Имеющиеся археологические данные позволяют предположить, что единообразные земельные участки в Хедебю, Рибе и Старой Ладоге были, вероятно, нарезаны конунгами или другими вождями поселений для селившихся там купцов и ремесленников.

На каждом участке в Хедебю располагался, как правило, небольшой прямоугольный дом, типичный для крупных поселения южной Скандинавии, который представлял собою каркасно-столбовую мазанку. Впрочем, размеры построек здесь колеблются в широких пределах, от 3x3 до 17,5x7 м (Лебедев 1985: 108; Jankuhn 1963: 118-122; Roesdahl 1992: 122). На некоторых участках были также подсобные помещения, мастерские и часто колодец. Реконструкция из датского Moesgard Museum наглядно показывает устройство типичного дома из Хедебю, который, однако, был несколько больше средних размеров (5x12 м). По дендродате (расчет по сличаемым годичным кольцам древесины) это здание было построено около 870 г. Двускатная соломенная крыша поддерживалась наклонными наружными столбами, а стены были сделаны из обмазанного глиной плетня. Поперечные стены делили внутреннее пространства дома на три комнаты: в центре жилой комнаты, по древнескандинавскому обычаю, выложен каменный прямоугольный очаг, около него вдоль стен широкие земляные платформы для обитателей жилища; маленькая комната с окошком в торцевой стене использовалась, вероятно, как мастерская; в противоположной большой торцевой комнате находилась печь сводчатой формы (Roesdahl 1992 42).

В Хедебю, как и в других балтийских факториях – виках, процветали торговля и ремесло. Раскопки обнаружили остатки стеклодельной печи, литейные формы, полуфабрикаты роговых гребней на разной стадии изготовления, заготовки из янтаря. Ремесленники Хедебю владели ювелирными технологиями, в частности филигранью и грануляцией. Здесь изготовляли кожаную обувь и стеклянные кубки, обрабатывали моржовую кость и чинили корабли. Впоследствии, в X столетии, все эти находки концентрируются на относительно небольшом участке, что указывает на выделение в это время особого ремесленного квартала и на дальнейшее углубление ремесленной специализации (Лебедев 1985: 108; Ле Гофф 1992: 55; Jankuhn 1963: 165-174, 251; Roesdahl 1992: 123). О торговой активности данов из Хедебю говорит тот факт, что здесь с самого начала массово представлен импорт, в том числе рейнская и западнославянская керамика (Лебедев 1985: 108; Hubener 1969).

Экономическое благосостояние Хедебю в первые десятилетия его существования растет так стремительно, что не позднее 825 г. здесь начинается чеканка первых скандинавских монет, прототипом которых послужили фризские серебряные монеты, чеканившиеся и Дорестаде (Лебедев 1985: 108-109; Malmer 1966: 195, 202; Roesdahl 1992: 113). Создание здесь франкским миссионером Ансгаром Христианской общины должно было оказать большое влияние на экономическое развитие Хедебю, о чем недвусмысленно говорит источник: "И сделалась великая радость в этом месте, так что даже люди нашего племени [франки. – И. Г.], оставив всякий страх, что раньше было невозможно, и торговцы как оттуда, так и из Дорестад а стали свободно посещать это место, и стало там изобильно всяческое добро" (гл. 24 "Жития Ансгара", пер. В. Т. Мусбаховой).

В середине IX в. Хедебю занимал площадь около пяти гектаров; с запада к нему примыкал могильник, насчитывающий не менее 1000 ингумаций в гробах (Лебедев 1985: 72, 76, 108; Schæfer 1963). Захоронения в гробах или, точнее, маленьких погребальных камерах – типично датский обряд для той эпохи, в отличие, например, от свойских курганов с сожжениями, которые составляют большинство захоронений поля Хемланден в Бирке. К югу от главного могильника Хедебю раскопано небольшое изолированное кладбище, состоящее из 10 погребений в деревянных камерах. Они датируются второй половиной IX – началом X в. (Лебедев 1985: 110; Aner 1952: 61-115). Некоторые исследователи связывают появление этого обряда с завоеванием Хедебю свейским викингом Олавом, другие указывают на факты существования подобного обряда и в Дании (например, роскошное погребение с конем датского конунга Горма и его жены Тюры под курганом в Еллинге X в. – Krogh 1982: 183-216). Подобное погребение знатного скандинава в деревянной камере с двумя конями обнаружено в Старой Ладоге на правом берегу Волхова южнее урочища Плакун (Михайлов 1997: 105-116).

В 934 г. Хедебю захватил и обложил данью немецкий король Генрих I Птицелов (Гуревич 1966: 50). Однако в середине X столетия в Хедебю вновь господствуют датские конунги. В 948 г. под нажимом немецкого короля и впоследствии императора Священной Римской империи Оттона I здесь был утвержден епископат (Лебедев 1985: 112). В это время на территории кладбища с камерными могилами проводится новая застройка, раскинувшаяся на площади в 24 гектара. Территория поселения обносится валом длиною в 1300 м и высотой в некоторых местах 11-12 м, что было сделано с целью защиты города от агрессии немецких монархов. Около 968 г. при конунге Харальде Черные Зубы (или Синезубом – Blátuþ: blal 'синий' в древнескандинавском часто означал черный цвет), полукруглый вал Хедебю был включен в реконструированную этим конунгом грандиозную систему Даневирке – вала с деревянным каркасом, перегораживающего почти всю южную Ютландию. С конца X столетия Хедебю приходит в упадок; в 1050 г. в борьбе с датским конунгом Свейном его сжег норвежский конунг Харальд Хардрада, зять Ярослава Мудрого. Последний удар датскому торжищу нанесли западные славяне в 1066 г. (Лебедев 1985: 112).

В IX-X вв. Бирка, расположенная на маленьком островке Бьёрко (Березовом) на озере Меларен недалеко от нынешнего Стокгольма, была крупнейшим торгово-ремесленным поселением свеев. Именно через Бирку шла львиная доля всех торговых операций Волго-Балтийского водного пути. По нему с востока в Бирку текли дирхемы аббасидского Халифата. К середине XX в. они были обнаружены в 92 погребениях Бирки. Что касается западноевропейских денег, то их удалось обнаружить лишь в тринадцати (Гуревич 1966: 54). С востока в Бирку поступали рабы (преимущественно славянского происхождения), мед, воск, меха, шелк, стекло, драгоценные камни, пряности. С юго-запада, т. е. из фризского Дорестада, датского Хедебю, приходили франкские мечи, фризское сукно и кувшины, составные роговые гребни, стекло, вино, украшения франкского и фризского происхождения. Моржовая кость и китовая шкура для корабельных канатов поступали морским путем из Северной' Норвегии и Бьёрмаланда (Беломорья?).

Топография свейской Бирка вкратце такова. От гавани Korshamn (Крестовой) вдоль побережья почти до городища Борг, расположенного на скале и окруженного кольцевым валом высотой от 3 до 4 м с тремя воротами (Ambrosiani 1991: 25), на 600 м тянется так называемая "Черная Земля" (швед. Svarta jorden) – культурный слой поселения, достигавшего в IX в. площади в 13 га (Лебедев 1985: 113; Ambrosiani 1991: 22). Поселение уменьшилось до середины бухты Kugghamn (швед, 'гавань коггов' – фризских плоскодонных судов), вероятно, в первые десятилетия X в., когда Бирка была огорожена со стороны суши низким дугообразным валом. На ранее заселенной территории стали производиться захоронения.

К сожалению, в отличие от влажной почвы датского Хедебю или нашей Старой Ладоги, в которой прекрасно сохранилась органика, почва Бирки сухая и культурный слой здесь относительно тонок (около 2 м). Из-за сухости грунта дерево, ткань, кожа и другие органические материалы подверглись здесь разрушительному гниению. Потому, например, данные о домостроительстве в. Бирке крайне скудны, в то время как мы имеем детальные реконструкции жилищ и общей планировки Дорестада, Хедебю и Старой Ладоги соответствующего времени (в Старой Ладоге имеется разработанная С. А. Кузьминым стратиграфия, подробнейшие планы следующих друг за другом поселений Земляного Городища с четкостью хронологических границ между ними до нескольких лет!). В последнее время, правда, были сделаны предположения, что застройка в Бирке располагалась обращенным к оз. Мелар амфитеатром, в фокусе которого был древнегерманский длинный дом. Однако надежность подобных реконструкций вызывает сомнения.

Насыщенность почвы Бирки фосфатами позволила прекрасно сохраниться металлическим изделиям, а также роговым гребням и костям домашних животных (Ambrosiani 1991: 23). Множество овальных скорлупообразных фибул, найденных в погребениях Бирки, в соединении с фрагментами тканей позволяют реконструировать древнескандинавский женский костюм (Лебедев 1985: 132-139; Hägg 1974; Petersen 1928). Овальные женские фибулы в погребениях – надежный индикатор их скандинавской принадлежности. В континентальной Западной Европе всего две овальные фибулы найдены в Нормандии, которой скандинавы владели с 912 г. (Müller-Wille 1978). О ситуации на Руси пишет датский археолог Эльза Роесдаль: "Скандинавские находки в России многочисленны. Например, известно по крайней мере 187 овальных фибул, гораздо больше, чем во всей Западной Европе... Некоторое количество скандинавов должно было постоянно проживать в России" (Roesdahl 1992 289). Эти фибулы были, вероятно, серийной ремесленной продукцией и потому фактически идентичны с фибулами Бирки, описанными Хольгером Арбманом (Arbman 1940: 62-68). Однако следуем помнить, что основная масса овальных фибул, найденных в Восточной Европе, датируется уже X столетием. Тем не менее летом 1997 г. на Земляном Городище Старой Ладоги в слое середины – начала второй половины IX в. А. Н. Кирпичников обнаружил две редчайшие женские фибулы из латуни, которые имеют аналогии именно среди ранних изделий свейской Бирки. Среди ладожских находок – равноплечная фибула типа Вальста для скрепления накидки (глиняные формочки для литья фибул этого типа найдены в Бирке) и небольшая богато украшенная зооморфным орнаментом скорлупообразная фибула ранней эпохи викингов, единичные аналоги которой известны пока также только в Бирке. Эти староладожские вещи найдены среди полуфабрикатов ремесленного производства, что позволяет предположить наличие здесь бронзолитейной мастерской (Кирпичников 2002). Находки роскошных фибул в Старой Ладоге, идентичные продукции Бирки, маркируют интенсивные связи между этими двумя балтийскими торгово-ремесленными поселениями. Возможно, находки этих фибул – археологический аргумент в пользу того, что основную массу скандинавских колонистов Старой Ладоги во второй половине IX в. составляли выходцы из центральной Швеции. Датируется эта группа великолепных скандинавских древностей в Старой Ладоге приблизительно рюриковым временем.

Лучше всего в Бирке исследованы погребальные комплексы. Наиболее ранние захоронения, например № 349, относят к VIII в. (Лебедев 1985: 115). Крупнейший могильник в Скандинавии – Хемланден – содержит 1600 погребений и расположен к северо-востоку от Черной Земли, культурного слоя поселения. Здесь сосредоточено большинство кремаций под курганом, часто прах ссыпали в глиняную урну, на плечики которой надевали перевитую железную шейную гривну с "молоточками Тора" (Лебедев 1985: 72-73,115; Ström 1973: 108; 1984: 127). Этот типично свейский обряд (наличие перевитой железной гривны) широко представлен в погребениях X в. в Гнездово под Смоленском¹.

Другое большое кладбище Бирки, насчитывающее 400 захоронений, лежит между Боргом и заливом, который в настоящее время делит островок на две части. Это слившиеся могильники Kvarnbacka и Borgshage, появившиеся в IX в. (Ambrosiani 1991: 27). Здесь ведущим типом захоронения является сожжение в ладье (тип В по Лебедеву-Лебедев 1974: 85; 1985: 72, 74, 116). Подобный обряд представлен в большинстве погребений скандинавского курганного могильника Плакун в Старой Ладоге на правом берегу р. Волхов, хотя на Плакуне к тому же имеется, возможно датское по обряду, погребение пожилого мужчины в гробу, имеющее аналогии в Хедебю (Назаренко 1985).

Сожжение мертвых и курганная насыпь – элементы древнего и очень широко распространенного скандинавского языческого обряда. Так, Снорри Стурлусон в "Саге об Инглингах" рассказывает, что сам верховный бог языческого пантеона Один "...ввел в своей стране те законы, которые были раньше у Асов. Он постановил, что всех умерших надо сжигать на костре вместе с их имуществом. Он сказал, что каждый должен прийти в Вальгаллу с тем добром, которое было с ним на костре... а в память о знатных людях надо насыпать курган" (Снорри Стурлусон 1995: 14, пер. М. И. Стеблина-Каменского). Всего в Бирке около 2500 курганов с сожжениями. В курганах часто встречаются круговые каменные вымостки, также имеются подтреугольные и ладьевидные каменные вымостки, наиболее распространенные на Хемландене и к югу от Борга (Ambrosiani 1991: 29).

Между Боргом и Черной Землей концентрируются погребения в деревянных камерах, которые также встречаются на краю Хемландена рядом с полукруглым валом, ограждавшим Бирку в X столетии (всего 200 ингумации). Могильник между Боргом и Черной Землей содержит камерные погребения, совершавшиеся на протяжении всего времени существования Бирки, некоторые из них действительно могут быть могилами крещеных Ансгаром свеев, тем не менее ряд специалистов настаивает на иноземном происхождении погребенных здесь людей (Лебедев 1985: 115-116; Ambrosiani 1991: 29). Одна из наиболее богатых камер (женское погребение N"854, датируемое по дендродате 854 г.) содержит комплекс прекрасно сохранившихся вещей IX столетия. Среди них – ювелирные изделия: великолепная равноплечная фибула, скреплявшая накидку, фигурные подвески или накладки, изображающие стилизованных коней. Пластинка из китового уса, украшенная стилизованными головами животных, служила для нанесения складок на сырое белье – юбка получалась плиссированной. Также в камере № 854 найден свейский амулет, который носили и мужчины, и женщины, – железная перевитая гривна с "молоточками Тора" на подвесном кольце; среди личных вещей покойной – составной роговой гребень. К импортным изделиям из земли франков (поставки вина из Рейнланда), следует отнести фризский кувшин с геометрическим орнаментом и крестом из серебряной фольги, а также стеклянный кубок в виде воронки или рога, который нельзя было положить, не осушив до дна (весьма характерная для IX в. форма). Следует сказать, что в погребениях Бирки было обнаружено большое количество фризских кувшинов и конических стеклянных кубков, продававшихся, вероятно, вместе с бочонками рейнского вина. Разбитые фризские кувшины найдены также в сожжении в ладье кургана № 7 в урочище Плакун Старой Ладоги (Назаренко 1985).

Камерные погребения Бирки, расположенные у полукруглого вала на границе поселения, датируются уже X в. В 20 погребениях с конями захоронены, вероятно, люди высокого социального положения (Graslund 1980: 34-49). Характерен костюм погребенных, имеющий, вероятно, восточные (хазарские?) корни: "стрелецкий" кафтан с нашитыми поперечными полосами на груди для прочности, широкие штаны до колен, меховая шапка-колпак с серебряными бубенцами. При этом типичное вооружение здесь – франкские мечи, импортированные со Среднего Рейна. Аналогии камерным погребениям Бирки известны на Готланде, в Дании и на Руси – в Гнёздове. Старой Ладоге, близ Чернигова и Киева, в Тимерово на Волге.

Путь в Халифат лежал не через Атлантику и Средиземное море, а через континент. Он начинался в Балтийском море, через р. Неву и Ладожское озеро или через Западную Двину выходили на водораздел Волги. Сплавляясь вниз, достигали Волжской Болгарии, западнотюркского независимого государства, в X в. принявшего ислам. Далее путь пролегал через Хазарский каганат в Каспийское море. В зону Халифата, политическое дробление которого уже началось, но культурное единство сохранялось, входили Северная Африка, Палестина и Сирия, Афганистан и Пакистан, Хорезм. (Средняя Азия), Иран и Ирак, а столицей был основанный во второй половине VIII в. первыми Аббасидами Багдад. Основным товаром, который туда поставляли скандинавские купцы, были рабы, прежде всего рабыни. Их захватывали в славянских землях, в Прибалтике, покупали на многочисленных рынках, именно эту категорию скандинавов-торговцев называли русами, и именно они дали название будущему государству славян в Восточной Европе – Руси. Одним из первых об этом писал в начале X в. знаменитый географ аббасидского Халифата, перс по национальности, Ибн-Русте: "Русы нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, берут в плен, везут в Хазаран и Булгар и там продают" (Новосельцев 1965: 397; Древняя Русь в свете зарубежных источников 1999: 209). Многие исследователи возводят текст Ибн-Русте и фактически дублирующие его поздние тексты к некоему анонимному протографу более раннего времени. Действительно, есть основания полагать, что такая ситуация уже имела место к середине IX столетия, ибо 844-м годом датируется сообщение о походе русов на Испанию, а Ибн-Хордадбех, описывая купцов-русов середины IX в. на Востоке, именует их "джинс сакалиба", т. е. "кастой славян" (словом "джине" этот мусульманский географ также определяет индийские касты). Иначе говоря, мы видим уже инкорпорированность русов-скандинавов в восточнославянское общество, составляющих отдельную "касту". Обычно русы доходили лишь до Средней Волги, но, согласно арабским источникам, некоторые из них сами приезжали в Багдад, обходясь без торговых посредников.

В начале этого пути находился достаточно крупный для второй половины IX – начала X столетия торговый и ремесленный центр северо-восточной Европы – Ладога (ныне Старая Ладога) на р. Волхов близ Ладожского озера. История этого городского поселения во многом проливает свет на формирование Восточного Пути. Древнейшие слои датируются 753-м годом (Рябинин 1994). Этот год дает дендрохронологический анализ бревна из мастерской кузнеца-универсала. Набор инструментов прекрасно сохранился и ближайшая аналогия этому комплексу – находка на острове Готланд, правда, датированная временем на сто лет позже. Здесь же найден шедевр древнескандинавского искусства в вендельском стиле – антропоморфное навершие в виде головы бородатого мужчины, увенчанной кольцом с симметричными изображениями характерно стилизованных птичьих клювов (есть предположение, что это Один с воронами, фотографию можно получить в Интернете на сайте Гос. Эрмитажа) (Рябинин 1994). Поражает воображение фактически полное тождество головок птиц со спиральными клювами на этом староладожском навершии, найденном в слое середины VIII в., со стилизованными изображениями птиц из богатого англосаксонского погребения в ладье в Саттон-Ху (Sutton Hoo у р. Дебен близ побережья Восточной Англии). Почти идентичны староладожским голова птицы на накладке круглого щита, парные птичьи головы на рукояти щита, головы птиц, представляющих собою накладки на кошелек (здесь они держат в когтях уток) (Evans 1994: 49; цв. вкл. 8). Аналогичны и свейские птичьи головы вендельской эпохи (VII-VIII вв.).

На прямую связь с Биркой указывают староладожские древности свейского облика. Так, например, даже предметы импорта из фризского Дорестада, костяные составные гребни середины VIII столетия и фризские кувшины (которые, правда, появляются на могильнике Плакуна уже во второй половине IX в.), указывают, вероятно, на Бирку как на промежуточный пункт, поскольку именно эти вещи находятся там в большом количестве (Давидан 1969: 1974; 1975; 1977; 1980; 1981; 1994).

В тех же ранних слоях Ладоги VIII-IX вв. находят большое количество привозных стеклянных бус, импортируемых из стран арабского Халифата. Тем же временем можно датировать начало появления в Северной Европе арабских дирхемов (Лебедев 1985). Иными словами, во второй половине VIII в. Волго-Балтийский путь уже функционировал. В эту эпоху арабы старались, и не без успеха, прорваться в Западную Европу. Уже была захвачена Испания, на Средиземном море Византия проигрывала бой за боем и теряла владения, сохранив лишь Южную Италию и острова в Эгейском море. В такой ситуации трансевропейская торговля с Халифатом была сильно затруднена. Однако в восточной Европе уже давно существовал путь через континент в Прикамье, на Волгу и южнее к Каспийскому морю, как полагает Е. А. Рябинин. Характерно, что древнейшие находки Ладоги связаны именно с Прикамьем: это наборный пояс так называемого неволинского типа, обнаруженный в древнейшем захоронении в сопке могильника Победище, накладка на наборный пояс (найдена в ходе работы экспедиции 1997-1998 гг. под руководством Е. А. Рябинина на укреплении Любша севернее Ладоги на противоположном берегу Волхова). Верхняя дата обеих вещей не переходит начала VIII в. Иными словами, перед нами, по мнению А. И. Милютенко, следы того первого континентального контакта, который открыл свеям Бирки путь на Восток.

С. Л. Кузьмин полагает, что около 770 г. скандинавский хутор – Старая Ладога первого яруса – была захвачена славянами либо другими восточноевропейскими автохтонами, древности которых имеют прямые аналогии в культуре смоленских длинных курганов. По Кузьмину, на смену типичным древнескандинавским длинным домам на столбах первого яруса в то время приходят маленькие срубы с печкой-каменкой в углу. А. Н. Кирпичников не согласен с такой трактовкой планиграфии ранней Ладоги. Он считает, что изначально в Старой Ладоге не было классических древнескандинавских домов на столбах, а существовали крупные двухкамерные срубные постройки с центральным очагом, похожие на поздние норвежские дома в Тронхейме XII столетия или на русские северные избы-пятистенки, сохранившиеся до нашего времени. Однако, по мнению С. Л. Кузьмина, такой тип жилища появляется в Старой Ладоге только в IX столетии.

После 810 г. в очередном ярусе восточноевропейской Старой Ладоги появляется стеклодельная мастерская, в которой изготавливали бусы. Их, видимо, использовали в качестве единиц меновой пушной торговли с окрестным древнефинским населением. Около 840 г. на Земляном Городище Старой Ладоги вновь, наряду с восточноевропейскими, появляются норманнские древности. В это время поселение явно переживает новый этап своего развития. Вполне вероятно, что лишь с этого времени Старую Ладогу можно по праву считать полноценным торгово-ремесленным поселением типа северных виков. Застройка появляется и на другом берегу речки Ладожки, в районе Варяжской улицы строятся большие дома срубной конструкции, но с очагом в центре. Серединой IX в. датирована уникальная руническая надпись на деревянном стержне, которая, видимо, представляет собой аллитерированное заклинание магического характера².

Насколько велика была Старая Ладога во второй половине IX – начале X в., мы точно сказать не можем, ибо раскопан малый процент поселения. Однако характерная для времени до первой четверти X в. лепная керамика встречается здесь на большой территории, сопоставимой по площади с Черной Землей свейской Бирки или культурным слоем датского Хедебю. Но в отличие от них лепная керамика здесь носит ярко выраженный славянский характер. Скорее всего, славяне в то время составляли весьма значительный процент населения Старой Ладоги, однако очень вероятно; что скандинавы тут, вне зависимости от их численности, были включены в высшую социальную страту. Таким образом, ситуация в Старой Ладоге, вероятно, некоторым образом отражала общую картину взаимоотношений славян и скандинавов в Восточной Европе.

Следует помнить, что вики в описываемое время возникают не только у северных германцев (Дорестад, Хедебю, Бирка, Рибе, и др.), но и у балтийских славян (Волин, Рерик, Менцлин, Колобжег, Трусо). Таким образом мы имеем здесь скорее не этническое, а стадиальное явление, связанное с бурным развитием ремесленным технологий и торговых путей, замыкавшихся в значительной степени на Западе на Рейн (оттуда вывозили франкские мечи, фризские сукна, отчасти составные роговые гребни и фризские кувшины с рейнским вином), а на Востоке – на Волго-Балтийский Путь и аббасидский Халифат, источник серебряных дирхемов в обмен на рабов и пушнину.

Со второй половины IX столетия существует укрепленное Рюриково городище в верховьях Волхова, близ позднейшего Новгорода. Большое число прекрасно сохранившихся там древнескандинавских металлических украшений имеют прямые аналогии среди свейских древностей (например, так называемая фигурка валькирии – см. Носов 1990). Возможно, основание этого скандинавского укрепления, имевшего, кстати, славянское ремесленное подградье, было действительно как-то связано с деятельностью летописногоРюрика.

Итак, обрисовав культуру, или, по терминологии Фробениуса, "культурный круг", включавший торгово-ремесленные фактории Балтики, по материалам главным образом свейской Бирки как типичного элемента этой системы и центра миссионерской активности Ансгара, а также продемонстрировав связи Бирки с Востоком по Волго-Балтийскому Пути, перейдем к контактам Бирки с Западом и попытаемся ответить на некоторые поставленные прежде вопросы, проследив по тексту "Жития Ансгара" причины призыва франкской христианизаторской миссии свейскими и датскими купцами.

Глава 2. "Житие Ансгара" как исторический памятник

"Житие Ансгара", написанное в 870-х годах его учеником Римбертом, представляет собою уникальный, фактически синхронный Источник по истории и культуре Восточной Скандинавии DC столетия, сводку непосредственных наблюдений путешественника, побывавшего с миссией христианизации скандинавов в Дорестаде, Рибе, Хедебю и Бирке.

Попробуем в общих чертах проследить историю миссии Ансгара – монаха из франкского монастыря Корби, известного как центр образованности, – которому суждено было первым принести свет Христовой веры язычникам скандинавского Севера.

События первой скандинавской миссии имели место в 829-830 гг., когда изгнанный из своей страны в результате междоусобицы конунг данов Харальд (Хериольд – в источнике дано франкское прочтение этого древнегерманского имени. – И. Г.) появляется при дворе императора Людовика Благочестивого и, дабы заручиться Поддержкой франков, соглашается креститься. Сам император становится крестным отцом датского вождя. Людовик Благочестивый направляет с Харальдом в Данию на франкском корабле Ансгара. Харальду не удалось укрепиться в Дании, и франкский император, как свидетельствует источник, "облагодетельствовал его территорией за Эльбой, чтобы в случае необходимости он мог находиться там"³. Таким образом, мы видим, что изгнанный датский конунг стал вассалом франкского государя, который счел внешнеполитически выгодным посадить на северных рубежах империи, столь часто подвергавшихся в то время нападениям языческих викингских пружин, лояльного Харальда. Крещение датского вождя напрямую служило политике франков. Очень важно, что это событие знаменовало собою развитие раннефеодальных отношений, вассального договора, хотя его можно рассматривать и как продолжение позднее римских традиций поселения дружественных империи германцев! федератов на границе.

Когда франкская империя распалась, некоторые родичи Харальда сумели силой добиться легализованного держания земель на франкской границе. Например, его брат Рорик Фрисландский в 850 г. захватил Дорестад и стал вассалом франкского императора. Как бы то ни было, если события в Восточной Европе того временни можно реконструировать лишь гипотетически ввиду скудости; источников, первый этап миссии Ансгара на Западе вырисовывается вполне отчетливо. Крещение профранкски настроенной датской знати в лице Хериольда и последовавшее за этим выделение ему лена в Рюстрингии было призвано уменьшить угрозу северным рубежам франкской державы со стороны грабительских скандинавских отрядов, чья активность к тому времени резко возрастает⁴.

Следующий 830 г. знаменателен во многих отношениях. Именно тогда на арену франкско-скандинавской политики, стержнем которой явилась миссия Ансгара, выходит новая социальная сила, а именно купечество балтийских торгово-ремесленных факторий. Именно в то время, в IX столетии, сеть этих протогородов, бывших портами и центрами ремесла, с единой по существу материальной культурой, нормами права и системой управления, охватывает берега Балтийского моря, она включает Бирку в Швеции на острове Бьёрко оз. Мелар, Хедебю и Рибе в Дании и др. Согласно, гл. 9 "Жития Ансгара", к франкскому императору прибыли послы свеев с просьбою прислать к ним священников, ибо "в их народе есть много жаждущих принять христианскую веру". Ансгар и его спутник, по имени Витмар отправилась к свеонам на купеческом корабле, в пути на них напали пираты, и хотя купцы мужественное защищались (скандинавские купцы-мореходы были в то же время, и воинами и нередко совмещали торговлю и войну), корабли и имущество достались пиратам, а миссионерам едва удалось добраться до суши. В гл. 11 рассказывается, как Ансгар и Витмар были благосклонно приняты в Бирке конунгом свеев по имени Бьёрн. Хотя сам свейский вождь не стал христианином, однако он не противодействовал миссии. Решающим фактором успеха миссии в Бирке явилось крещение знатного свея Хергейра (Херигара, как именует его Римберт). Он характеризуется как "префект Бирки и советник короля, весьма им любимый", т. е., вероятно, в его функции входило управление Биркой от имени свейского конунга Бьёрна, сбор податей для конунга, организация обороны этой торгово-ремесленной фактории и защита интересов жителей Бирки – купцов и ремесленников. Как сказано в источнике, Хергейр "некоторое время спустя соорудил на своей наследственной земле церковь и выказал себя в высшей степени благочестивым в служении Богу". Таким образом, именно Хергейр стал оплотом христианской общины в Бирке, именно через него действовали свейские купцы, заинтересованные в добрых отношениях с Западом.

Проведя у свеев, как сказано в источнике, еще полгода, миссионеры вернулись "к светлейшему Августу", т. е. к франкскому Императору Людовику Благочестивому. Весьма довольный результатами миссии, император принял решение учредить "...в городе Гамбурге архиепископский престол, чтобы ему была подчинена вся церковь нордэльбингов⁵, а также принадлежало право избрания епископов и пресвитеров для всех северных областей и назначения их для служения там во имя Христа. И повелел император торжественно посвятить в сан архиепископа на этот престол владыку нашего и отца, святейшего Ансгара" (гл. 12). Папа римский Григорий, согласно воле императора франков, назначил Ансгара и Архиепископа Реймсского Эбона легатами среди северных племен. Затем Эбон направил в Бирку "одного из своих приближенных по имени Гаузберт", получившего "при посвящении в сан имя Симон", причем "как место прибежища" Гаузберту был выделен построенный Людовиком Благочестивым монастырь в месте Веланао. Ансгар же "стал... покупать мальчиков из данов и славян⁶, а многих даже перекупать из рабства, чтобы воспитать их для служения Богу. Некоторых из них он оставлял при себе, других же отправлял ив воспитание в монастырь Турхольт".

Между тем год от года над Гамбургским диоцезом, как и над всей христианской Европой, сгущались тучи. В 840-е годы в Междоусобных войнах сыновей Людовика Благочестивого⁷ империя франков окончательно раскололась на три части – будущую Францию и Германию и срединные владения императора Лотаря (включавшие Фризию, Лотарингию и Италию). Воспользовавшись раздробленностью франкских армий, словно вороны на добычу, набросились на истекающую кровью Европу сотни боевых кораблей викингов. Внезапность появления стала для языческих скандинавских дружин залогом победы. Опустошению подверглись прежде всего храмы Божьи, ибо алчные викинги уносили церковную утварь, казну и облачения священнослужителей. Длинные суда викингов представляли собою узкие килевые ладьи двадцати-тридцати метров в длину, способные передвигаться под парусом и на веслах и далеко проникать вглубь территории противника по рекам. В ужасе бежали люди в леса, лишь приметив оскаленные драконьи пасти на лебединых шеях высоких изогнутых штевней. В 845 г. предводитель викингов Рагнар взял Париж, и в том же год тяжкие бедствия обрушились на Ансгара и его последователей. Приведем для примера статьи Ксантенских анналов 845 и 846 гг. Описания грабительских нападений норманнов занимают в них весьма большое место:

845. В округе Вормсфельд дважды произошло землетрясение: первый раз в ночь на Вербное Воскресение, второй раз в святую ночь Воскресения Христова. В том же году во многих местах язычники наступали на христиан, но из них было сражено фризами более 12 тысяч. Другая часть их устремилась в Галлию, и там погибло из них более 600 человек. Однако Карл [Лысый. – И. Г.], по причине своей [военной] праздности, отдал им многие тысячи фунтов золота и серебра, чтобы они ушли из Галлии; что они и сделали. Несмотря на это, были разрушены очень многие святые монастыри, и они увели в плен многих христиан. В то время, когда это произошло, король Людовик [Немецкий. – И. Г.], собрав большое войско, отправился в поход против вендов⁸. Когда язычники узнали об этом, они, со своей стороны, отправили в Саксонию послов, и преподнесли ему дары и передали ему заложников и просили о мире. И тот предоставил мир и вернулся в Саксонию. После же этого на разбойников [норманнов. – И. Г.] нашла чудовищная смерть, при этом также и вожак нечестивцев, по имени Регинхери, который грабил христиан и святые места, умер, пораженный Господом. Тогда, посоветовавшись, они бросили жребии, которыми их боги должны были указать им средство ко спасению, но жребии упали без пользы. Когда же некий пленный христианин посоветовал им бросить жребий перед христианским Богом, они это сделали, и их жребий упал удачно. Тогда их король по имени Рорик [Фрисландский? – И. Г.] вместе со всем народом язычников в течение 40 дней воздерживался от мяса и медового напитка, и смерть отступила, и они впустили в родные края всех пленных христиан, которых имели.

846. По своему обычаю, норманны разграбили острова Остерго и Вестерго⁹ и сожгли Дуурстеде [Дорестад. – И. Г.] с двумя деревнями на глинах у императора Лотаря, когда он находился в крепости Нимвеген¹⁰, но был не в состоянии покарать их за злодеяние. Те же возвратились в Водные края, нагрузив корабли огромной по размерам добычей [в виде] и идей и вещей. В том же году Людовик отправился из Саксонии за Эльбу против вендов. Он пошел со своим войском дальше против чехов, которых мы называем Beu-winitha, подвергаясь большой опасности. Карл [Лысый. – И. Г.] выступил против бретонцев¹¹, но ничего не совершил. В это же время, о чем никто не может говорить или слышать без великой скорби, мать всех церквей, базилика святого апостола Петра была захвачена и разграблена маврами или сарацинами, которые до этого уже поселились в области Беневента, и всех христиан, которых они нашли за пределами Рима, они убили, равно как и тех, кто находился внутри и возле этой церкви. Кроме того, они угнали местных монахов, мужчин и женщин. Они разрушили алтарь святого Петра вместе со многими другими и по причине этого злодеяния христиан повсюду охватила сильная скорбь. Папа Сергий покинул мир (Историки эпохи Каролингов 1999: 146-147).

В отсутствие франкского графа Бернгара в 845 г. центр северного диоцеза – город Гамбург, где в то время находился епископ Ансгар, был блокирован викингской флотилией. Удерживать город было уже невозможно, и одним из последних, "без рясы", как сказано в "Житии Ансгара", епископ бежал. Как свидетельствует (Житие Ансгара", "...многие из бежавших из города и разбредшихся по окрестностям были схвачены, а еще больше убиты. Враги же, захватив город и разграбив все, что было в нем и в ближайших окрестностях, ввиду того, что все это произошло в вечернее время, провели там ночь и следующие день и ночь. И так, подвергнув иго огню и разграблению, ушли. И были там сожжены огнем удивительная церковь, построенная под началом владыки епископа, и великолепный монастырь. И погибла там в огне, вместе со многими другими книгами, библиотека, которую передал нашему отцу светлейший император. И все, что он там имел из церковной утвари и другого имущества, было у него отнято либо огнем, либо грабителями во время вражеского нападения, – так что они его словно нагим оставили".

Вскоре тяжелые времена настали и для христианской общины свеонов в Бирке. Толпа ворвалась в дом епископа Гаузберта, дом был разграблен, племянник епископа Нитард зарублен мечом, сам епископ и другие миссионеры "с оскорблениями и поношениями" изгнаны. Однако автор "Жития Ансгара" замечает, что "все это вышло... не по королевскому приказу, а совершилось только из-за народного сговора".

Далее следует весьма любопытный эпизод, который, как нам представляется, весьма реалистично характеризует психологию жителей Бирки, их отношение к христианской вере. Многие, в том числе даже и языческие жрецы, были готовы принять Христа в языческий пантеон и, не отказываясь от веры отцов, испытывали перед Богом христиан чувство благоговейного ужаса, считая его самым сильным из богов. Рассказывается, как отец одного из участников нападения на дом епископа, после того как его хозяйство внезапно пришло в упадок ("имущество его стало уменьшаться, а скот и челядь гибнуть"), а после умерли его жена и два сына, "...стал... страшно бояться гнева богов и думать, что терпит все это в наказание от какого-то бога. Поэтому пришел он, как у них водится, к одному гадателю, прося его узнать с помощью жребия, от какого бога он терпит наказание, и указать ему, как его умилостивить. И он, выполнив все, что полагается соблюдать в ритуале подобного рода, ответил ему, что все боги к нему благосклонны, но христианский Бог ему всячески враждебен. "Это Христос, – сказал он, – так тебя губит. И поскольку какая-то вещь, которая была посвящена ему, хранится у тебя в доме, тебя и нашли все беды, которые ты терпишь, и ты не сможешь от них избавиться, пока эта вещь будет находиться у тебя в доме". И когда, услышав это, он стал обдумывать, что же это могло быть, то вспомнил о своем сыне, который будто бы из награбленного у епископа принес в дом какую-то книгу. Тогда, охваченный несказанным страхом и ужасом, не зная, что делать с этой книгой, поскольку жреца как раз в тот момент не было, и не отваживаясь дольше держать ее при себе, он, наконец, решился вынести и показать ее людям, которые были тогда в его имении, и рассказал им обо всем, что случилось. И когда все недоумевали, что бы предпринять, и ужасно страшились взять к себе в дом такую вещь, да и сам он цепенел при мысли, что она и дальше останется у него, тогда он привязал ее к забору, объявив, что, кто пожелает, может ее оттуда взять, и дал обет Господу Иисусу Христу принести добровольное покаяние за совершенное преступление. Книгу эту унес оттуда к себе домой один христианин. Из его уст мы об этом и узнали. Он же высказал себя впоследствии человеком великой веры и благочестия, так как, не зная грамоты, впоследствии, что весьма памятно, выучил у нас псалмы". Кстати, здесь впервые в письменных источниках упоминается наследственное имение большой семьи – базовая ячейка хозяйства древних скандинавов.

В гл. 19 сообщается, что после языческого восстания в Бирке почти семь лет не было священника, однако префект Бирки Херигар крепко держался веры, несмотря на противодействие язычников. Наличие такой сильной оппозиции самому поставленному конунгом управляющему Бирки показывает, если можно так выразиться, демократизм местных порядков. Лучше сказать, это не демократизм, а крайняя слабость административного управления, точнее отсутствие у свеонов середины IX столетия государства как такового. Наличие конунга как наследственного племенного вождя и его управляющего, собирающего подать с жителей Бирки и осуществляющего здесь прерогативы конунга, вовсе не свидетельствует о наличии государственной административной вертикали. Во всяком случае, приказать верить во Христа Хергейр не мог, ему приходилось воздействовать личным примером и при этом он "снес от неверных немало поношений". Во время отсутствия священника с Хергейром, по "Житию Ансгара", свершилось два чуда, описанные вполне в традициях агиографической литературы – его не замочил дождь на тинге и он исцелился от боли в голенях в церкви, обратившись к Господу с благочестивой молитвой. Наконец, в Бирку Ансгаром был отправлен пустынник по имени Ардгар, который был "торжественно принят самим Херигаром и доставил своим появлением огромную радость христианам, которые там были... И начал он открыто совершать таинства Божий, когда король, по внушению того же Херигара, дал на то позволение и приказ".

Здесь же содержится поистине уникальное историческое свидетельство о свейско-датском конфликте середины IX столетия. Конечно, эти события представлены под определенным углом зрения, и чисто житийном аспекте, дабы читателям была явлена сила христианской веры. Но мы в то же время получаем из "Жития Ансгара" нигде больше не встречающиеся данные о том, как "примерно в то же время... некий свеонский король по имени Анунд, лишившись своего королевства, явился изгнанником к данам. Желая отвоевать свои пределы, он стал просить у них помощи, обещая, что если они последуют за ним, то смогут получить немалые выгоды. Он предлагал им даже упомянутое владение Бирка, говоря, что там много богатых купцов, в изобилии всякого добра, а также немало' сокровищ... И вот они, предвкушая обещанные блага и жадные зал владеть сокровищами, снарядили ему в помощь и отправили вместе с ним 21 корабль с пешими воинами для сражения. Из своих он имел еще одиннадцать кораблей. И вот, выйдя от датчан, они внезапно появились у названного города. Тамошний король как раз тогда находился в долгой отлучке, и невозможно было собрать ни народ, ни знать. Был там только вышеназванный Херигар, управитель этого места и немногие жители и купцы. И вот, оказавшись в большом затруднении, бежали они в соседний город"¹². Анунд потребовал, чтобы свеи "выплатили сто фунтов серебра в качестве выкупа за этот город, и тогда будет им мир. И то, что у них потребовали, они тут же отослали, а названный король принял". Однако датская дружина осталась недовольна малой величиной выкупа и усилила натиск на Бирку. Осада Борга продолжилась. Херигар решительно выступил против принесения жертв и обетов языческим богам и настоял, чтобы свеи "вышли в поле по тамошнему обычаю и принесли Господу Иисусу Христу за свое освобождение обет воздержания и подаяния милостыни". Вслед за этим эпизодом, описанным вполне в традициях житийной литературы, следует крайне интересный рассказ о том, как даны Анунда сняли осаду и отправились грабить в земли славян. Мотивация язычников, страшащихся Христа как самого сильного из богов, кажется подлинным описанием психологии скандинавов того времени. Римберт, автор "Жития Ансгара", рассказывает, как Анунд "стал говорить данам, чтобы они узнали посредством гадания, есть ли воля богов на опустошение этого места. "Много, – сказал он, – у них могучих и великих богов, есть там даже недавно построенная церковь, и многими христианами совершается там почитание Христа, который есть сильнейший из всех богов и верующим в себя как угодно может помочь. Поэтому необходимо узнать, есть ли божественная воля на то, чтобы вторгнуться к ним". От этого они никак не могли отказаться, ибо таков их обычай. И так вопросили они посредством жребия и выяснили, что никак не удастся им счастливо это совершить, и что Бог не отдает им это место на разграбление. Тогда вопросили они снова, куда им идти, где бы они нашли себе богатства, чтобы им не вернуться к себе с пустыми руками, обманутыми тщетной надеждой. И выпал им жребий идти к далекому городу в землях славян. Тогда они, эти самые даны, поверив предписанию божества, выступили из упомянутого места [Бирки. – И. Г.] и поспешили прямиком к указанному городу. И, неожиданно напав на спокойных и мирных жителей, взяли они тот город оружием и, награбив там много добра и сокровищ, вернулись к себе. А король [Анунд. – И. Г.], что пришел в Бирку, чтобы ее разграбить, заключив мир с ее жителями, вернул им серебро, которое недавно взял, и даже пробыл у них некоторое время, желая снова сблизиться со своим племенем". О том, что за город в земле славян имеется в виду, до сих пор ведутся дискуссии (предлагались торговые города полабских славян и даже Старая Ладога). По последней главе исландской "Саги о Хервор" этот самый Анунд (Энунд) был братом конунга Бьёрна, который, по "Житию Ансгара", владел Биркой. В саге сказано буквально следующее о наших героях – свейских конунгах Бьёрне с Кургана, Анунде Упсальском, их предках и потомках:

К сожалению, этим отрывком генеалогического характера фактически исчерпываются исторические сведения о Швеции середины IX в. в собственно скандинавских источниках. Тем ценнее только что приведенное нами свидетельство "Жития Ансгара" о распря между Анундом и Бьёрном, имевшей место, возможно, где-то около 852-853 гг.

В гл. 20 источника приведен пример христианского благочестия – здесь рассказывается, как по смерти одной достойной христианки в Бирке дочь ее Катла исполнила обет, данный матери, раздав во фризском торговом городе Дорестаде имущество покойной нищим, рассказано, как Господь явил чудо за ее щедрость и доброту – опорожненный мешок стал вновь полным. Между прочим в тексте гл. 20 зафиксирована, вероятно, одна весьма характерная для Бирки того времени археологическая реалия – мать Катлы, купив вина для причастия, "оставила его храниться в сосуде" на три года, а мы знаем, что во многих женских погребениях Бирки IX в. и курганах конца IX – начала X в. в урочище Плакун Старой Ладоге найдены кувшины фризского изготовления с накладным равносторонним крестом из серебряной фольги, которым импортировались в Бирку и, видимо, служили сосудами для литургического вина, став вещественными свидетельствами миссий Ансгара. Скорее всего, такой сосуд и упомянут здесь.

В гл. 21-23 события из Скандинавии вновь переносятся на континент, рассказывается о внутренних событиях в государстве Каролингов, о смерти Людвига Благочестивого и реорганизации подчиненных Ансгару церковных владений в землях франков, о трениях между Ансгаром и архиепископом Кёльна. Ансгар сам не принимал участия в интригах франкского двора, но тем не менее его позиции в конце концов упрочились – папа Николай подтвердил его прерогативы как миссионера, ему был вручен паллиум¹⁶, гамбургское епископство получило статус архиепископства, наконец, папа объединил оба диоцеза, гамбургский и бременский.

В гл. 24 рассказывается о миссионерской деятельности Ансгара в датской торгово-ремесленной фактории Хедебю на Шлей с согласия конунга Хорика I. Мы еще вернемся к этому очень важному месту, так как здесь содержится ответ на вопрос, какой же социальный слой внутри скандинавского общества инициировал приглашение франкских миссионеров и какими целями он при этом руководствовался.

В гл. 25 автор "Жития Ансгара" Римберт повествует о видении, укрепившем Ансгара в его стремлении вновь посетить пределы свеев – явился ему в качестве пророка аббат Адальгард и укрепил его в христианском подвиге. Ансгар хорошо запомнил слова пророка, он понял, что "Божья воля побуждает его в эти края; и более всего по слову: "Слушайте, острова", ибо почти вся та страна расположена на островах, и поскольку было добавлено: "Будешь им во спасение до самых пределов земли", ибо конец мира на севере лежит в пределах свеонов". Из текста ясно, что Ансгар был знаком именно с Биркой, действительно расположенной на островке оз. Мелар, с его испещренными шхерами извилистыми берегами, которое все усеяно скалистыми островами, подобно Валааму или скалистым, поросшим хвойным лесом шхерам парка Монрепо под Выборгом, что и создало у него впечатление, будто "вся страна расположена на островах". Это далеко не верно даже в отношении Упланда и его сакрального центра Упсалы, что говорит об ограничении миссионерской активности Ансгара преимущественно Биркой. Остальная территория, судя по этому ландшафтному пассажу, оставалась фактически не затронутой христианством.

Гл. 26-28 чрезвычайно интересны, ибо здесь показано, какую Ножную, можно даже сказать определяющую, роль играло народное собрание – тинг – в принятии важнейших решений в Бирке. Здесь повествуется о второй, последней поездке Ансгара к свеям. Получив от конунга данов Хорика I, образно говоря, дружественную рекомендацию и некий "значок", видимо охранного характера, Ансгар отбыл к конунгу свеев Олаву и, как пишет Римберт, "проведя около двадцати дней в плавании по морю, прибыл он в Бирку". Конунг свейский Олав середины IX в. из других источников неизвестен, и, таким образом, перед нами вновь – уникальное историческое свидетельство. Видимо, он был конунгом Бирки, а древнескандинавские источники после Бьёрна и Анунда отслеживали только, конунгов Упсалы – этого древнего сакрального языческого центра свеев. Как известно по "Саге о Хервор", Упсалой в то время правил сначала Анунд, о конфликте которого с жителями Бирки сказано в "Житии Ансгара", а затем, судя по "Житию Ансгара", явно после 853 г., его сын Эйрик, известный своими военными походами по Восточному Пути и земляными городищами, воздвигнутыми там этим воинственным конунгом.

В Бирке Ансгар вновь встретил противодействие язычников – некто незадолго до прибытия миссионера объявил, что был на собрании языческих богов (на тинге асов?) и те призвали свеев не принимать христианского Бога, а напротив, учредить новый культ, культ героя, включив в пантеон языческих богов умершего конунга Эйрика. Скорее всего, здесь имеется в виду конунг Эйрик, сын Ревиля, отец Бьёрна и Анунда, который, по "Саге о Хервор", "var mikill hermaðr ok allrikr konungr" – "был великий муж войска и всемогущий конунг". Ансгар застал языческую вакханалию в полновд разгаре, ибо свей, как говорит Римберт, "уже и храм воздвигли в честь умершего короля [Эйрика. – И. Г.] и начали ему как богу] приносить жертвы и обеты".

Ансгар, однако, "пригласил... в свое прибежище короля" (Олава – о простота нравов эпохи военной демократии!) и тот, "довольный его благожелательным приемом, а также подарками", согласился вынести вопрос о разрешении христианской миссии на народное собрание горожан Бирки – тинг. Далее источник дает впечатляющую картину народного самоуправления Бирки, что, отчасти, было древнескандинавской традицией эпохи родоплеменного строя, а отчасти – общим институтом торгово-ремесленных поселений балтийского региона, включая, например, западнославянский Волин и впоследствии Новгород на Руси (вече). Олав сказал Ансгару, что ""Клирики... что были здесь раньше, изгнаны не по королевскому приказу, а из-за народного возмущения. Поэтому я не могу и не отваживаюсь утвердить вашу миссию, пока, бросив жребий, не посоветуюсь с нашими богами и не спрошу, каково будет на этот счет также и решение народа. Пусть твой посланец будет со мной на ближайшем собрании, и я скажу о тебе народу. И если, с благоволения богов [!!! – И. Г.], они примут твою волю – то, к чему ты стремишься, счастливо осуществится. Если же нет, я сообщу тебе и об этом". Таков ведь у них обычай, что любое общественное дело больше зависит у них от единодушного решения народа, чем от Королевской власти".

Гл. 27 "Жития Ансгара" рассказывает, как проходил этот тинг в Бирке после того, как приближенные конунга в поле бросили жребий и выпало благожелательное решение. Тут появляется авторитетный старец, призывающий оказать Ансгару поддержку. В нем можно видеть лагмана – законоговорителя. Речи законоговорителей, судя по исландским сагам, имели на древнескандинавских тингах огромный вес. Также интересно для историка, что разрешение на христианизаторскую деятельность Ансгар получил лишь после второго тинга, который проходил где-то в "другой части его королевства". Предполагают, что второй тинг проходил в Упсале, но это сомнительно, так как, во-первых, жители сакрального центра свеев, где стоял древний храм Одина, Тора и Фрейра, в 1070 г. описанный Адамом Бременским, вряд ли были лояльны к христианству, да и конунгом у них в то время, скорее всего, был либо Анунд, либо уже его сын Эйрик, по "Саге о Хервор". Никакого Олава среди конунгов Упсалы IX в. не значится. Вероятно, помимо о. Бьёрко с Биркой Олав имел еще какую-то территорию с влиятельным населением, где и проходил второй тинг.

"Наконец, когда настал день собрания, которое проходило в названном вике Бирка, король по тамошнему обыкновению через глашатая объявил народу об их посольстве. При этих речах среди них возникло враждебное волнение, ведь они уже раньше были смущены грехом. И когда они так шумели, встал среди них один престарелый человек и сказал: "Слушайте меня, король и народ...¹⁷ О почитании этого Бога многим из нас уже хорошо известно, что верующим в него он может оказать большую поддержку. Ведь многие из нас уже не раз убедились в этом в морских опасностях и в других нуждах. Так неужели мы отвергнем то, что, как мы сами знаем, нам полезно и необходимо? В самом деле, раньше некоторые из нас, отправляясь в Дорестад, добровольно принимали там закон этой веры, понимая, что она принесет им пользу. Ныне же нас разделяют многие западни, и враждебность разбойников сделала этот путь для нас очень опасным. Что же мы прежде настойчиво искали столь далекого, а принесенное к нам сюда не принимаем? Мы, которые не раз убеждались в том, что милость этого Бога нам во многом полезна, почему мы не соглашаемся с радостью, чтобы его слуги остались с нами? Обдумайте, люди, свое решение и не отвергайте своей же пользы! Ведь раз мы не можем сохранить благосклонность своих богов, благо для нас – быть, по крайней мере, в милости у того Бога, который всегда и во всем могут и желает помочь взывающим к нему". После таких его слов все множество народа, сделавшись единодушным, постановило, чтобы и священники с ними были, и были те, что ищут таинств Христовых не испытывали у них никакого противодействия. Король же, восстав от собрания, тут же с гонцом отправил владыке епископу свое послание, извещая его о единодушии народа, склонившегося на его сторону; что же касается его самого, то, как явствовало из этого послания, ему это во всех отношениях угодно, однако он не может дать ему окончательного согласия, пока на другом собрании, которое соберется в другой части его королевства, он не объявит о том же самом народу, который живет там... И вот, когда пришло время собрания, король через глашатая объявил о миссии владыки епископа и обо всем, что говорилось и происходило на предыдущем собрании. И по милости божественного провидения все оказались настолько единодушны, что единогласно одобрили решение предыдущего собрания и заявили, что всячески с ним согласны".

Весьма ценна для реконструкции истории восточной части балтийского региона гл. 30 "Жития Ансгара", в которой описывается борьба свеев и данов за сферы влияния на Восточном Пути. Речь идет о походах свейских и датских дружин на прибалтийское племя куршей (кори источника) в середине IX столетия. Жили курши на территории современной Западной Латвии и Литвы, контролируя побережье Балтийского моря почти до устья Немана на юге. Для историков Древней Руси этот фрагмент "Жития Ансгара" интересен еще и тем, что демонстрирует военную активность данов на Востоке, их конкуренцию со свеями за даннический контроль над племенами, живущими на восточных берегах Балтийского моря (подробнее об этом в сопоставлении с летописью см. Приложение] 1, с. 119).

Гл. 30 "Жития Ансгара" повествует о войнах свеев и данов против куршей:

"...одно племя именем Кори [курши. – И. Г.], весьма от них [свеев. – И. Г.] удаленное, некогда было подчинено свеонскому могуществу; но уже давно они проявляли недовольство тем, что находятся под ними. И вот, зная об этом, даны, в вышеозначенное время, когда владыка епископ уже прибыл в края свеонов, собрав множество кораблей, отправились в ту страну, желая разграбить их добро, а самих подчинить себе. В самом том королевстве было пять общин. И вот живущие там народы, при вести об их появлении сплотившись в одно целое, стали мужественно сопротивляться, защищая свое. И одержав победу, при том, что половина народа данов была уничтожена, они разграбили также половину их кораблей, взяв себе золото, серебро и много добычи. Услышав об этом, король Олав и народ свеонов, желая приобрести имя, – ведь они уж, конечно, смогут добиться того, чего не добились даны, – а те [курши. – И. Г.], к тому же, и раньше уже были у них в подчинении, – собрав бесчисленное войско, отправились в их края. И прежде всего, неожиданно придя в один город их королевства, называющийся Зеебург¹⁸, в котором было семь тысяч защитников, одержали там победу, опустошив и разграбив его¹⁹. Воспряв духом, они оставили корабли, и, пустившись в пятидневный путь, разъяренные, поспешили к другому их городу, который назывался Апулия²⁰. Однако в этом городе было пятнадцать тысяч боеспособного населения. И вот, придя туда и обнаружив их запершимися, стали они нападать на город снаружи, а те мужественно отбиваться изнутри; одни защищались внутри, другие теснили извне. Так прошли восемь дней, и каждый день с утра до позднего вечера противостояли они, сражаясь, и многие пали у тех и у других, однако ни та, ни другая сторона не одерживала победы. И вот на десятый день свеоны, обессиленные продолжительной резней, стили уступать, и одна только мысль была в смятенных душах, как бы оттуда спастись. "Здесь, – говорили они, – нет нам успеха и корабли наши далеко". Ведь, как мы уже сказали, пятидневный путь отделял от них порт, где стояли их корабли... И вот бросили они жребий, но ни один из богов, как оказалось, не пожелал оказать им помощь... И вот, когда они находились в таком затруднении, какие-то купцы, помня об умении и наставлениях владыки епископа, стали им внушать: "Христианский Бог, – говорили они, – помогает взывающим к нему, его помощь сильнее всего. Давайте же спросим Его, не пожелает ли он быть с нами, и от всего сердца дадим ему угодные обеты"²¹. И когда все взмолились об этом, брошен был жребий, и выяснилось, что Христос желает им помочь. Когда же весть об этом дошла до всех, их души настолько внезапно окрепли, что они тут же бесстрашно пожелали идти на город и завоевали его. "Что же нам теперь, – говорили они, – бояться и трепетать? Христос с нами; будем же сражаться, будем мужественны, и ничто не сможет нам противостоять. И уж, конечно, не минет нас твердая победа, ибо помощником нам – самый могущественный из богов"²². И вот, сплотившись, с радостным и крепким духом выступили они на отвоевание города. Когда же, обступив его со всех сторон, хотели они завязать сражение, от осажденных пришла просьба о переговорах. Получив на то согласие короля свеонов, они стали говорить: "Нам теперь мир милее войны... И прежде всего, все золото и оружие, что мы взяли у данов в прошлом году, мы отдаем вам в знак мира. Кроме того, за каждого человека из этого города мы предлагаем вам полфунта серебра и сверх того выплачиваем подать, которую платили раньше, и, выдав заложников, с этого момента смиренные и покорные, желаем, как и раньше, быть под вашей властью". При этой вести юноши более не могли усидеть на месте и, став вдруг ликующими и бесстрашными и жаждая только сражения, говорили, что опустошат город и имение, а самих [куршей. – И. Г.] уведут в плен. Однако король и его приближенные по более здравом размышлении, ударив с ними по рукам, заключили союз, и, взяв несметные сокровища и тридцать заложников, радостные вернулись к себе...".

В гл. 31 и 32 кратко сообщается о притеснениях христианской миссии в датском торгово-ремесленном центре Хедебю после убийства конунга Хорика I его родичами. Многие приближенные нового конунга данов, Хорика II, "стали убеждать короля разрушить построенную у них церковь и запретить возникшую было христианскую веру, говоря, что их собственные боги на них гневаются и что потому их находят столькие беды, что они приняли к себе культ чужого и неизвестного бога. И вот граф упомянутого вика, а именно Шлезвига [т. е. Хедебю. – И. Г.], по имени Хови²¹, который особенно препятствовал вере и призывал короля к уничтожению христианства, приказал закрыть построенную там церковь и запретил соблюдение христианских обрядов". Но вскоре в окружении Хорика II победили лояльные христианству силы, а Хови впал в опалу. В церкви Хедебю появился колокол, а в старейшем датском торгово-ремесленном центре Рибе конунг Хорик II "выделил... место под строительство церкви и дал позволение на то, чтобы там был священник". В гл. 33 перечисляются франкские миссионеры в Скандинавии во второй половине IX столетия до ученика Ансгара Римберта, автора "Жития Ансгара", а гл. 34-40 посвящены преимущественно характеристике самого Ансгара и его кончине от болезни, которую Римберт стремится представить как мученичество.

Проанализировав "Житие Ансгара" в целом, прокомментировав наиболее примечательные места памятника, связанные с ранним этапом христианизации Скандинавии и позволяющие в известной степени наблюдать восточноскандинавское общество изнутри (за фактически полным отсутствием, скажем, свейских синхронных памятников это поистине уникальная возможность!), попытаемся вычленить наиболее важное в нем для изучающего историю восточной Скандинавии в IX столетии. Необходимо ответить на три вопроса:

1. Какие социальные силы в самой Скандинавии инициировали приглашение франкских миссионеров и с какой целью?

2. Как принималось христианство в Бирке, какие политические институты традиционного общества были правомочны принимать столь важные для всего племени решения?

3. Какова была психология первых скандинавских неофитов, какое место Иисус Христос занимал в их мировоззрении, каковы были верования, переходные от христианства к язычеству?

Если принять во внимание кровную заинтересованность скандинавских купцов в создании гарантий безопасности для своих коллег-христиан – франков и фризов (так как и Бирка, и Хедебю располагались в землях, враждебных франкам языческих скандинавских племен), становится очевидным, что именно они пригласили франкских миссионеров, ибо лишь с созданием христианских общий в Хедебю и Бирке западные "гости" могли себя чувствовать уютно на земле язычников. Об этом прямо говорится в гл. 24 "Жития Ансгара", где рассказывается о результатах миссии Ансгара и Хедебю: по инициативе самих данов в Шлезвиге (Хедебю) была создана христианская община призванными сюда франкскими миссионерами, после чего, как сказано в источнике, франкские и скандинавские купцы смогли свободно приезжать друг к другу – "торговцы как отсюда, так и из Дорестада стали свободно посещать это место, и стало там изобильно всяческое добро". Из текста источника ясно, почему христианские общины были созданы лишь в торгово-ремесленных факториях, а остальная территория Швеции Дании оставалась языческой. При этом, конечно, не следует механически связывать развитие глобальной торговой системы североевропейских виков с их христианизацией – ведь, например, и после того, как деятельность христианских миссионеров в Бирке в конце IX столетия окончательно заглохла, эта фактория продолжала развиваться вплоть до 60-х годов X в. Христианизация лишь служил фоном и облегчала торговые контакты и развитие факторий.

Описание тинга в Бирке в 850-х годах, во время второй мисси Ансгара, также во многом замечательно. Прежде всего, оно великолепно коррелирует с позднейшими скандинавскими источниками, описывающими тинги. Именно на альтинге приняли в 1000 г. христианство исландцы, причем решающим было слово законоговорителя-лагмана.

Что касается психологии неофитов, то наш источник описывает ее с точностью и объективностью современного этнографа. Новообращенные скандинавы воспринимали Христа как "самого могущественного из богов". Они кощунственно, с точки зрения полностью воцерковленного христианина, инкорпорировали Христа свой языческий пантеон. Таким образом, язычество и "христианство" в Скандинавии IX столетия сосуществовали, сливаясь в некое переходное верование, по сути своей еще языческое.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Авдусин 1991; Булкин, Лебедев 1974; Новикова 1991; железную гривну с молоточками Тора из кургана № 4 Гнёздова, найденную в 1874 г. М. Ф. Кусцинским, см. в каталоге выставки Гос. Исторического музея Москвы "Путь из варяг в греки и из грек в варяги" – Каталог ГИМ 1996: 21, 63 Кат. 267; кольцевидную фибулу в стиле Борре (вторая половина X в.), аналогичную фибуле из Бирки (погребение № 643 – Arbman 1940: Taf 42) см. там же: 58-59 Кат. 355; равноплечную фибулу X в. из Гнёздова, аналогичную найденным в Бирке № 552, 515, 549, 602, 599, 530 – Arbman 1940: Taf 79 см. там же: 59 Кат. 361.

2. По В. Г. Адмони и Т. И. Сильман, ее следует читать так: "frann mana (al)fr (fr)a(n)t fi(m)bul si miblu(n)ka" – "Сверкающий альв Луны сверкающее чудовище будь нифлунгом". Иные прочтения староладожской надписи предложили Г. Хёст и В. Краузе, свои варианты – другие исследователи (Мельникова 1977: 158-162; Мельникова 2002).

3. Здесь и далее цитируется "Vita sancti Anskarii" (Monumenta Germanins Historica. Scriptorum Sectio. Lipsial, 1925. Т. 2). Перевод с латинского В. Т. Мусбаховой публикуется впервые.

5. То есть живших на севере Эльбы саксов.

6. Имеются в виду полабские славяне, следует помнить, что захват пленных и превращение их в домашних рабов – широко распространенная практика раннего средневековья.

7. Подробно об этом см. у очевидца событий, историка Нитхарда – Историки эпохи Каролингов 1999: 95-140.

8. Так франки и другие германцы именовали западнославянские племена, в данном случае – ободритов.

9. У западного побережья Фрисландии.

10. На берегу Рейна во Фрисландии.

11. Герцога Бретани Номиноэ, который в ноябре 845 г. в Баллоне разбил войско франкского короля, а самого его взял в плен.

12. Видимо, имеется в виду укрепленное городище Борг рядом с главным поселением Бирки, которое, судя по недавним раскопкам, существовало фактически с самого начала Бирки.

13. Букв. перешла в братский раздел.

14. Известнейший древний скальд, за свое искусство был включен в пантеон языческих богов, в "Саге о Ньяле" упоминается, что он спас свою жизнь от гнева конунга Бьёрна, сложив хвалебную песнь в 20 вис в честь этого свейского конунга (Исландские саги 1972: 189).

15. Именно его свершения на Восточном Пути славит законоговоритель Торгнюр "Саги об Олаве Святом" снорриевой "Хеймскринглы".

16. Вид специальной накидки, которую с I в. получали при посвящении в сан епископа как символ несущего на плечах овцу Доброго Пастыря, в IX столетии имел вид широкой ленты, расшитой золотыми крестами.

17. Ср. описание свейского тинга начала XI в. в Упсале у Снорри Стурлусона в "Саге об Олаве Святом": "Var þá fyrst gnyr mikill af fjölmenni ok vapnum. En er hljoð fekksk, þá mælti Þorgnyr..." – "...Был тогда сперва большой шум от многолюдства и [производимый] оружием. И когда установилась тишина, молвил Торгнюр [законоговоритель]...".

18. Франкская калька с древнескандинавского Сэборг – "Морское Городище".

19. Можно предположить, что и войско свеев было многотысячным, таким образом, перед нами первое упоминание в синхронном источнике древнескандинавского народного ополчения.

20. Предполагают, что это городище Апуоле в Латвии.

21. Показательно, что с этим призывом обратились купцы – социальная опора Христианизации, заинтересованная в торговле и мирных отношениях с христианским Западом.

22. Здесь в языческом сознании свейской дружины Христос занял место Одина – бога битв, и владыки обиталища павших воинов Вальгаллы. Сходна мотивация крещения франкского короля Хлодвига, который дал обет крестить в случае победы над алеманнами – см. Григорий Турский 1987.

23. Чей статус и полномочия, видимо, были сходны со статусом и полномочиями "префекта" свейской Бирки Хергейра.