| (Энунд-Якоб и его единокровный брат Эмунд)
Сохранившаяся и после христианизации практика называть будущего наследника династическим, а не христианским именем привела к тому, что и в глазах современников, и в глазах исследователей носитель династического имени предстает законным наследником королевской власти, а носитель христианского - бастардом или, по крайней мере, субъектом, имеющим сомнительные права на престол.
Между тем на практике, по-видимому, дело обстояло несколько сложнее. Манипулируя именами, правящий конунг, как уже говорилось, пытался повлиять на порядок и приоритеты престолонаследия. Порой он отдавал преимущество бастарду в обход законного сына или младшему наследнику в обход старшего. При этом правитель обычно активно пользовался тем, что династическое имя ассоциируется в глазах его подданных с легитимностью. Показательна в этом отношении судьба шведского конунга Энунда-Якоба, причем здесь можно говорить и о его реальной судьбе, и о его судьбе в качестве персонажа научных исследований.
Из различных по своему характеру источников известно, что у Олава Шётконунга (993-1022/24), обратившегося в христианство во время своего пребывания на шведском престоле, был сын, который уже в первой трети XI в. носил нетрадиционное для Скандинавии того времени христианское имя Якоб. В современной отечественной историографии утвердилось мнение, что он был побочным ребенком в королевской семье (см., например: [Джаксон 1999, 69]). Поэтому, данный пример уместно рассматривать, казалось бы, наряду с другими свидетельствами, подтверждающими наши наблюдения о наречении бастардов христианскими именами. Однако мнение, принятое в отечественной историографии, представляется нам ошибочным - судя по всему, Якоб был как раз легитимным наследником Олава Шётконунга, рожденным от законной жены (83).
Тем не менее, этот пример сохраняет для нас интерес и имеет самое непосредственное отношение к теме настоящего исследования.
Причиной возникшей в отечественной историографии ошибки стало, по-видимому, отсутствие необходимых разъяснений в русском издании одного из основных источников. В русском тексте "Круга Земного" Снорри Стурлусона - знаменитом своде королевских саг, составленном и записанном в Исландии в XIII в. - читаем: "У конунга шведов Олава сына Эйрика была раньше наложница, по имени Эдла, дочь ярла из Страны Вендов. Она была взята в плен на войне, и потому ее называли рабыней конунга. Их детьми были Эмунд, Астрид, Хольмфрид. У них был сын, который родился в канун дня святого Якоба, и, когда мальчика крестили, епископ дал ему имя Якоб. Шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда еще у шведов не было конунга по имени Якоб" (Óláfr Svía-konungr Eríksson átti fyrst friðlu, er Eðla hét, dóttir jarls af Vindlandi; hon hafði fyrir þat verit hertekin ok kölluð konungs ambótt; börn þeira váru Emundr, Ástríðr, Hólmfríðr. En gátu þau son, ok var fœddr Jákobs-vökudag; en skíra skyldi sveínínn, þá lét byskup hann heita Jákob; þat nafn líkaði Svíum ílla ok kölluðu, at aldrigi hefði Svía-konungr Jákob heitit [Hkr. 1941-1951, II, 130]).
Русский перевод буквален: "у них" передает здесь þau - личное местоимение среднего рода, употреблявшееся, когда речь шла о совокупности лиц мужского и женского пола. Однако именно в этом месте имеется очевидная порча текста, не позволяющая в точности определить, кто была мать ребенка, нареченного христианским именем. Изучение различных редакций и разночтений не помогает исчерпывающе ответить на этот вопрос.
С одной стороны, существует вариант, где в качестве матери фигурирует законная жена конунга: "У них [с] королевой был сын..." (En gátu þau drótning son... [Hkr., II, 162]). С другой же стороны, есть редакция, где содержится столь же недвусмысленное указание на то, что матерью Якоба была все-таки наложница Эдла: "У конунга шведов Олава была раньше наложница, которую звали Эдла; она была дочерью ярла из Страны Вендов. Их детьми были Эмунд, Астрид, Хольмфрид. Она была взята в плен [и увезена] из Страны Вендов, и ее называли рабыней конунга. У них был сын, который родился в день мессы святого Якоба, и, когда мальчика крестили, она дала ему имя Якоб. Но шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда у шведов не было конунга по имени Якоб" (Óláfr Svía konúngr átti furst frillu, er hét Eðla, hún var dóttir jarls af Vindlandi; börn þeirra váru þau Emundr ok Ástrðr ok Hólmfríðr; Eðla hafði verit hertekin af Vindlandi, ok var hún kölluð konúngs ambátt; en gátu þau son, ok var hann fæddr Jákobmessu dag; en skíra skyldi sveínínn, þá lét hún hann heita Jákob, en þat nafn líkaði Svíum ílla ok kallaðu, at alldri hefði Svía konungr Jacob heitit [Fms., IV, 179]).
Необходимо отметить, что версия, согласно которой Якоб был рожден вне брака (а фраза en gátu þau son читается, соответственно, как "у них [с Эдлой] был сын") находится в прямом противоречии с рассказом самого Снорри о дальнейшей судьбе этого члена королевской семьи (84). В последующих главах "Круга Земного" повествуется о том, как шведы, недовольные правлением Олава Шётконунга, решили избрать себе нового государя (описываемые события имели место ок. 1020 г.). На тинге рассматривались две кандидатуры: Эмунда, старшего королевского сына, рожденного от наложницы, и Якоба.
Выбор был сделан в пользу Якоба, причем основанием для такого решения послужило именно законное происхождение последнего. Ср. "Фрейвид спрашивает Эмунда <лагмана, т. е. законораспорядителя; не путать с бастардом Эмундом Олавссоном, претендующим на престол - Ф. У.>: "Что вы думаете делать, если Олава сына Эйрика убьют? Кого вы тогда хотите в конунги?" Эмунд говорит: "Того, кто по нашему мнению лучше всего подходит для этого, будь он высокого рода или нет" (hvárt sem sá er af höfðingja-ætt eða eigi). Фрейвид отвечает: "Мы, шведы из Уппланда, не хотим, чтобы нашим конунгом стал человек не из рода древних конунгов, и есть возможность избежать этого. У конунга - два сына, и мы хотим, чтобы один из них стал конунгом. Но между ними большая разница. Один рожден женой конунга, и отец и мать у него шведы, а другой - сын рабыни и его мать вендка" (annarr er øðli borinn ok sœnskr at allri ætt, en annarr er ambáttar sonr ok vindverskr at hálfri ætt). Тут все одобрительно зашумели и захотели Якоба в конунги. Тогда Эмунд сказал: "Вы, шведы из Уппланда, сейчас властны решать. Но я хочу сказать вам, что может случиться так, что многие из тех, кто сейчас и слышать не хотят о том, чтобы их конунгом стал человек не из древнего рода конунгов, сами потом посчитают, что лучше было бы, если бы их конунгом был человек из другого рода". После этого братья Фрейвид и Арнвид велели привести на тинг Якоба конунгова сына, и он был провозглашен конунгом. Шведы дали ему имя Энунд, и потом так его и звали до самой смерти (ok létu honum þar gefa konungs-nafn, ok þar með gáfu Svíar honum Önundar nafn, ok var hann svá síðan kallaðr, meðan hann lifði)" [Hkr., II, 193-194].
Итак, из того же текста следует, что матерью одного из сыновей Олава Шётконунга была шведка, законная жена короля. Со всей очевидностью речь здесь идет именно о Якобе, поскольку его старший брат, Эмунд, как явствует из приведенных цитат, был определенно рожден от наложницы. Незаконное происхождение Эмунда подтверждается показаниями другого, более раннего, источника.
В "Деяниях гамбургских архиепископов" Адама Бременского, написанных в 70-х годах XI в., в частности, говорится: "Один из них, рожденный от наложницы, получил имя Эмунд" (Eorum alter, qui natus est a concubina, Emund nomen accepit [Adam, 119]). Следует вообще подчеркнуть, что Адам не оставляет никаких сомнений и относительно происхождения второго сына Олава Шведского - Якоба: "Другим [был] Анунд, рожденный королем от законной жены, христианским именем его назвали Якобом" (Alter Anund, quem rex a legitima genuit, cognomento fidei et gratiae dictus est Jacobus... [Adam, 119]).
В другом месте Адам даже называет обоих родителей Якоба: "Олав, самый христианский король шведов, взял в жены славянку из ободритов по имени Эстрид <Астрид - Ф. У.>. От нее родились сын Яков и дочь Инград <= Ингигерд>..." (Olaph rex Suenonum christianissimus erat filiamque Sclavorum Estred nomine de Obodritis accepit uxorem. Ex qua gentius est filius Jacobus et filia Ingrad... [Adam, 99]).
Вопрос о том, был ли знаком Снорри со свидетельством Адама Бременского, касающимся матери Энунда-Якоба, остается открытым. Как мы видим, у Снорри подразумевается, что жена конунга - шведка, а о наложнице сказано, что она была славянкой, тогда как у Адама о национальности наложницы, матери Эмунда, не говорится ни слова, а славянкой, напротив, оказывается законная жена "Олава Шётконунга (85).
Этому возможны два объяснения. С одной стороны, Снорри мог ничего не знать о законной жене конунга, кроме самого факта ее существования, но располагать какими-то сведениями о славянском происхождении наложницы. Исходя из того, что жена - законная и руководствуясь определенной логикой, автор "Круга Земного" решил, что она была шведкой.
Более правдоподобно, однако, выглядит другое объяснение. Славянское происхождение законной жены "Олава было, по-видимому, известно в скандинавской традиции. Так, например, "Легендарная сага об Олаве Святом", составленная в начале XIII в., называет в качестве жены Олава (kono) и матери Ингигерд и Якоба вендку по имени Астрид [OH Leg., 42]. Знал о ее славянском происхождении и Снорри. Однако, по ряду причин, к обсуждению которых мы еще вернемся, автор "Круга Земного" счел необходимым частично перераспределить этнические характеристики между имеющимися персонажами, сделав вендкой наложницу конунга. Этот шаг оказался возможным потому, что Снорри, как, судя по всему, и Адам, ничего не знал о ее национальности.
Законной же жене конунга Снорри имплицитно приписал шведское происхождение, стремясь подчеркнуть тем самым полное преимущество ее сына Якоба в вопросе престолонаследия.
Итак, в тексте "Круга Земного" содержится известное противоречие, касающееся происхождения одного из сыновей конунга Олава Шведского - Энунда-Якоба. Если в начале рассказа о королевской семье Якоб фигурирует в качестве побочного сына, то в дальнейшем он выступает в саге как легитимный наследник конунга, рожденный от законной жены.
По нашему мнению, это противоречие следует разрешать в пользу законного происхождения Энунда-Якоба, а версию, согласно которой он был рожден от наложницы, необходимо признать ошибочной, возникшей, по-видимому, в результате порчи текста (ср.: [Storm 1873, 223; Nordal 1914, 168]). К такому заключению нас приводит, прежде всего, раннее свидетельство Адама Бременского (XI в.) и, отчасти, показания "Легендарной саги об Олаве Святом" (начало XIII в.), где матерью Энунда-Якоба названа жена "Олава, вендка по имени Астрид (Olafr enn svænske atte oc kono þa er astriðr het. hon var vindværsc. þæira sun var anundr er aðru namne het Jacob [OH Leg., 42]).
Наконец, существует свидетельство еще одного источника, которое, как будто бы, полностью подтверждает сделанные нами выводы. Этот источник - "Отдельная сага об Олаве Святом", написанная Снорри Стурлусоном немногим ранее "Круга Земного" (ок. 1230 г.). Здесь, в соответствующем месте, о происхождении Энунда-Якоба сказано следующее: "Конунг шведов "Олав сын Эйрика имел прежде наложницу, по имени Эдла, дочь ярла из Страны Вендов. Она была взята в плен на войне, и потому ее называли рабыней конунга (86). Их детьми были: Эмунд, Астрид, Хольмфрид. И был у них [с] королевой сын. Он родился в канун дня святого Якоба, и, когда мальчика крестили, епископ дал ему имя Якоб. Шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда еще у шведов не было конунга по имени Якоб" (Olafr Sviakonungr Erics son atti fyrst frillo er het Eðla dottir iarls af Vindlandi hon hafði verit hertekin. oc var fire þvi caullot konungs ambatt. born þeirra varv Emundr oc Aztriðr oc Hólmfriðr. Enn gatv þau drotning son. oc var hann føddr Jacobsvocodag. en er scira scylldi sveininn. þa let byskup hann heita Jacob. en þat nafnn licaði Svium illa ok kolloðv at aldregi hefði Svia konungr Jacob heitið [SOH, I, 191]).
Со всей определенностью подтверждают сказанное и разночтения, зафиксированные авторитетными издателями саг об Олаве: ср. "у них, конунга и королевы, был сын..." (þau konungr ok drottning gatu son... [SOH, I, 191]); "имел он [от] королевы сына..." (atte hann drotningar son...); "был у него и другой сын с королевой..." (gat hann son annan við drottningu... [Flat., II, 109]).
Возникает вопрос, как соотнести указанный вывод о законном происхождении Энунда-Якоба с основными положениями нашей работы. До сих пор, за пределами данной главы, мы говорили об особой роли королевских бастардов в процессе распространения христианских имен. Побочный сын конунга - как человек, с "ущербной" генеалогией, в некотором смысле лишенной легитимности - зачастую получал имя, не содержащее в себе прямой отсылки к истории рода. Конунг-отец давал ему имя, сообразуясь с тем, хотел ли он видеть его впоследствии на престоле. Отсутствие подобающего имени могло служить препятствием для восшествия на престол.
Случай с Энундом-Якобом на первый взгляд противоречит традиционному распределению имен между законными и незаконными детьми конунга. В действительности же он, по нашему убеждению, как нельзя лучше демонстрирует механизмы решения династических задач с помощью имени.
В самом деле, история с наречением Энунда-Якоба является зеркальным отражением той (по-видимому, достаточно стандартной) ситуации, которая составляла основной предмет нашего исследования. Обычно в скандинавских династиях христианское имя получают побочные дети, причем в случае с именем Магнус это показывает, как мы помним, что отец хотел бы видеть такого наследника на престоле, хотя и не скрывает незаконности его происхождения.
Другие христианские имена, по-видимому, свидетельствовали о том, что их носителям была уготована иная участь, например, духовная карьера, как нескольким сыновьям Свейна Астридссона.
Нетривиальным образом, в рассматриваемом здесь примере с Энундом-Якобом и его братом обладателем династического имени оказывается побочный сын конунга. Легитимный же наследник, происходящий от законной жены, получает при рождении христианское имя. До сих пор мы наблюдали обратное: бастард получал христианское имя, тогда как династическое наследовал, напротив, законнорожденный.
Причина подобного, инвертированного по отношению к обычной практике, распределения имен между королевскими сыновьями кроется, на наш взгляд, в том, что "Олав Шётконунг прочил в свои преемники именно старшего - незаконнорожденного - сына. На основании "Круга Земного" можно реконструировать примерно следующее развитие событий.
У конунга шведов, "Олава сына Эйрика, родился сын от наложницы. Этот ребенок был первым мальчиком из детей конунга, и "Олав, возможно сомневаясь в появлении других сыновей, хотел, чтобы именно он и унаследовал престол. Для этого ребенок был назван династическим именем Эмунд, по-видимому, в честь родича по отцовской линии, конунга Эймунда (ср.: [Personnamn 1947, 238]) (87).
Вообще говоря, наречение бастарда христианским именем было делом возможным, но отнюдь не обязательным. Как было показано в предыдущей главе, его вполне могли называть и династическим именем - по-видимому, это был один из стандартных способов закрепить за незаконным сыном право на власть.
Планы Олава относительно старшего - внебрачного - сына нисколько не изменились с появлением на свет следующего сына, рожденного уже от законной жены. Об этом можно судить на том основании, что второму мальчику было, вопреки обыкновению, при рождении дано христианское (88), а не династическое, имя (Якоб), призванное исключить саму возможность его восшествия на престол (ср. "Шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда еще у шведов не было конунга по имени Якоб..." (þat nafn líkaði Svíum ílla ok kölluðu, at aldrigi hefði Svía-konungr Jákob heitit...)). Называя младшего (законнорожденного) нетрадиционным именем, конунг тем самым создавал ему известное препятствие для наследования власти и еще раз подтверждал право на престол своего старшего (побочного) сына.
Как мы знаем (в частности из "Круга Земного"), замыслу Олава Шведского не суждено было воплотиться: его младший сын Якоб был избран конунгом на тинге (89). Однако он был вынужден при этом сменить свое христианское имя на династическое, укорененное в королевском роду (90) (ср. "...и он был провозглашен конунгом. Шведы дали ему имя Энунд, и потом так его и звали до самой смерти" (ok létu honum þar gefa konungs-nafn, ok þar með gáfu Svíar honum Önundar nafn, ok var hann svá síðan kallaðr, meðan hann lifði)" [Hkr., II, 194]).
Необходимо подчеркнуть, что в рассказе Снорри речь идет именно о смене имени при вступлении во власть (ср.: [Thoma 1985, 122-126]), действии, судя по всему, весьма необычном не только для Швеции того времени, но и для Скандинавии вообще. Ничего подобного мы не находим у Адама Бременского, который видит ситуацию с двумя именами - христианским и династическим - совершенно иначе. Согласно "Деяниям гамбургских архиепископов", законный сын Олава Шётконунга был сперва назван династическим именем Анунд и лишь затем, при крещении, получил второе, христианское, имя Якоб (ср. "Говорят, что этот король имел двух сыновей, которых велел крестить вместе с женой и народом. Один из них, рожденный от наложницы, получил имя Эмунд. Другого сына, Анунда, рожденного королем от законной жены, назвали, по благодати, христианским именем Якоб" (Preterea duos fertur idem rex habuisse filios, quos una cum uxore et populo iussit ambos baptizari. Eorum alter, qui natus est a concubina, Emund nomen accepit. Alter Anund, quem rex a legitima genuit, cognomento fidei et gratiae dictus est Jacobus) [Adam, 119]).
Тем самым свидетельство Адама как будто бы не подтверждает наших выводов о существовании особого сценария у Олава Шведского, с самого начала ограничивающего возможности его младшего сына в борьбе за престол. Вместе с тем у нас есть существенные основания не верить в данном случае немецкому хронисту. Говоря об именах королевского сына - династическом, полученном, видимо, еще при рождении, и христианском, полученном уже при крещении, - Адам явно исходил из хорошо знакомой ему датской ситуации ([Thoma 1985, 125]), где представитель королевского рода зачастую обладал двумя именами.
Одно из этих имен в датской династической традиции было всегда христианским и давалось при крещении. Крестильное имя, как правило, сохранялось, но отнюдь не вытесняло исконного, династического наименования, как бы сосуществуя параллельно с ним. Практика наречения вторым именем, возникшая в правящем роду Дании благодаря тесным связям с Германией (см.: [Thoma 1985, 42-43]), повлияла на осмысление шведских событий Адамом Бременским (91). Необходимо учитывать, что среди информантов Адама был датский конунг Свейн Астридссон, сам носивший, как уже упоминалось, второе имя Магнус (92).
В свете сказанного позиция Адама не вызывает особого удивления. Ориентируясь в датских реалиях лучше, чем в шведских или норвежских, автор "Деяний гамбургских архиепископов" решил, что династическое имя законного наследника Олава Шётконунга должно было предшествовать его христианскому, крестильному имени, подобно тому как исконные имена датских правителей закономерно предшествовали их крестильным именам (93).
Итак, интересующий нас принцип наречения бастардов христианскими именами мог сознательно использоваться для достижения тех или иных целей. Возможность подобной антропонимической игры свидетельствует о том, что дело с именами бастардов в действительности обстояло достаточно сложным образом, куда более сложным, чем мы можем заключить, исходя лишь из показаний любого единичного источника.
Со временем понимание различных нюансов и мотивов, обуславливавших в каждом конкретном случае выбор династического имени для бастарда, неизбежно утрачивалось, тогда как логика, изначально лежащая в основе наречения бастарда нетрадиционным именем, напротив, достаточно долго сохраняла свою прозрачность.
Так, реальная подоплека, повлиявшая на распределение нетрадиционного и династического имени между сыновьями Олава Шведского, была едва ли в полной мере доступна для Снорри, который, в данном случае, лишь четко воспроизвел некоторую последовательность событий. Наличие же христианского имени у одного из сыновей конунга, вероятно, способствовало возникновению и распространению ошибочной версии, согласно которой Якоб происходил от наложницы Эдлы (см.: [Fms., IV, 179]). Не исключено, что позднейшие переписчики и составители текста напрямую руководствовались более или менее традиционной логикой наречения бастардов и, исходя из этого, сделали для себя вывод о незаконном происхождении Энунда-Якоба.
Насколько уникальна, однако, отраженная в саге попытка именно так регулировать при помощи имен порядок престолонаследия? Какие еще цели мог ставить перед собой конунг, называя своего законного сына нетрадиционным именем? На наш взгляд, следы такой практики имели место в скандинавской истории, когда датский конунг Кнут Святой (1080-1086) назвал своего сына, рожденного в законном браке с Аделой в 1084 г., именем Карл [Knýtl., 77, 104] (впоследствии Карл Добрый или Датский, граф Фландрии (ум. в 1127 г.), см. о нем: [Hoffmann 1976, 58, 64; Hansen 1917, 67ff.]).
Имя Карл тогда было редким на датской почве и до сих пор не встречалось в этом королевском роду. Данный поступок, казалось бы, может означать, что Кнут, подобно Олаву Шведскому, стремился по каким-то неведомым нам причинам ограничить права своего единственного сына на престол. Такой вывод, однако, выглядит крайне неубедительно. При более углубленном изучении вопроса оказывается, что мотивы при выборе имени у Кнута были совершенно иными.
В действительности новое имя Карл, избранное для законнорожденного наследника, было призвано не ограничить, но, напротив, обеспечить его дополнительными правами перед лицом надвигающейся борьбы за власть. После смерти Кнута по установлению Свейна Астридссона (94) все основания претендовать на престол имел его родной брат Олав, следующий за ним по старшинству (о принципах престолонаследия в этот период датской истории см.: [Hoffmann 1976, 58]).
По-видимому, действия Кнута были направлены на то, чтобы переломить "горизонтальный" порядок престолонаследия: заранее воспрепятствовать брату и создать все условия для возведения на престол своего единственного сына. Именно это и определило выбор имени Карл, который оказался возможен благодаря жене конунга Аделе, напрямую происходившей из рода Карла Великого (она была дочерью Балдуина VI, герцога фландрского [Knýtl., 104]).
Иными словами, этот наследник конунга был назван как раз исключительно значимым королевским именем, содержащим, однако, отсылку к другой династической традиции. В некотором смысле повторяется ситуация с наречением сына Олава Святого, Магнуса Доброго, который, как мы помним, также был назван в честь Карла Великого. Наследнику норвежского престола досталось второе имя императора (как уже указывалось, скандинавы рассматривали элемент Магнус как второе личное имя Карла Великого), а наследнику датского престола - первое.
Весьма вероятно, что Кнут Святой подражал, в данном случае, Олаву Святому, хотя прямой аналогии между династическими ситуациями здесь не наблюдается. Карл был законным сыном Кнута, тогда как Магнус являлся побочным сыном Олава Святого. Кроме того, родство Карла Датского с Карлом Великим было вполне реальным, а родство Олава Святого с императором франков - лишь идеологическим или, так сказать, "виртуальным".
Таким образом, рассмотренный эпизод из датской истории строится по другой модели, нежели история именования Энунда-Якоба. Тем не менее, оба эти примера в равной степени могут служить иллюстрацией к тому, как личное имя использовалось скандинавами для регулирования престолонаследия.
Строго говоря, практика регуляции династических отношений с помощью личных имен (а зачастую и с помощью перемены имен) не является в рассматриваемую эпоху исключительной прерогативой скандинавских правителей. И в других европейских традициях с помощью династического имени можно было, по-видимому, сообщить бастарду искомый статус законного наследника, а переменив имя, можно было полностью переменить уже однажды заданную судьбу одного из сыновей.
Как кажется, не уникальна и описанная попытка Кнута Святого повлиять с помощью имени на сам принцип престолонаследия. Так, манипуляции с династическим именем в шведском роду, описанные выше, отчасти напоминают поступок Карла Великого, когда тот переименовал своего сына Карломана, родившегося в 777 г., в Пипина.
Имя Пипин было чрезвычайно значимым в роду императора (95) и первоначально его носил лишь старший сын Карла, Пипин Горбатый. Однако в 781 г. Карл переименовал своего третьего сына Карломана в Пипина, что, по мнению исследователей, было связано с изменением планов Карла касающихся порядка престолонаследия в семье (см. с указанием литературы: [Angenendt 1973, 148; Thoma 1985, 77]). Пипин Горбатый был сыном Карла Великого от Химильтруд, наложницы императора. Тот факт, что при рождении он, несмотря на свое незаконное происхождение, получил имя деда, первого каролингского монарха, Пипина Короткого, позволяет предположить, что поначалу именно он рассматривался как потенциальный наследник.
В дальнейшем, ситуация, по-видимому, изменилась принципиальным образом (ср.: [Sickel 1903, 119]). У Карла Великого появились законные наследники, и император с какого-то момента решил исключить побочного сына (обладавшего, к тому же, физическим недостатком) из числа претендентов на престол. Для этого он наделил своего законнорожденного сына Карломана, названного так в честь дяди (умершего в 771 г.), другим династическим именем, как бы "корректируя" уже сложившееся распределение имен в роду (ср.: [Jarnut 1997, 124-125]).
Тем самым Карл Великий достигал одновременно двух целей: с одной стороны, Пипин Горбатый исключался из числа легитимных наследников, с другой же стороны, смена имени Карломан на имя Пипин была призвана символически подчеркнуть окончательный переход от "горизонтальной" схемы престолонаследия (от брата к брату) к "вертикальному" принципу наследования власти (т. е. от отца к сыну). Есть все основания полагать, что меры Карла Великого оказались достаточно эффективны: приблизительно с 790 г. Пипин Горбатый полностью исчезает с исторической сцены, а Карломан-Пипин коронуется вместе со своим братом Людовиком на Пасху 781 г.
Специфика скандинавской ситуации заключалась в соотношении династических и христианских имен. Как мы видели, нетрадиционное имя не всегда указывает на незаконность наследника. Тем не менее, в глазах современников традиционное династическое имя указывает на легитимность правителя, а нетрадиционное придает его власти некоторую спорность.
ПРИМЕЧАНИЯ:
83. Впрочем, мнение о побочном происхождении Якоба можно обнаружить и в отдельных иностранных работах. Так, А. Шёберг (без какой-либо аргументации) явно считает его внебрачным ребенком. Это следует, в частности, из того, что автор однажды называет Якоба Ingigerd's halfbrother [Sjцberg 1982, 119]. При этом, законное происхождение Ингигерд, дочери Олава Шётконунга, ставшей женой Ярослава Мудрого, никогда не вызывало никаких сомнений у исследователей. Ошибочные сведения о происхождении Якоба содержатся и в "Шведском биографическом лексиконе", где о нем сказано, что он рожден Олавом от второй жены (...med hans adra gemеl [SBL 1920, II, 74]). Никакой второй жены у Олава Шведского, по-видимому, не было (во всяком случае, источники ничего не сообщают на этот счет). Матерью большинства других детей конунга была наложница, которую автор статьи лексикона (N. Beckman) ошибочно принимает за первую жену. Тем самым, законная и единственная супруга, появившаяся позже, автоматически превратилась в статье во "вторую" по счету жену конунга.
84. На это обстоятельство впервые обратил внимание Густав Сторм в своей работе о "Круге Земном": [Storm 1873, 223]. См. также: [Nordal 1914, 168].
85. Как дело обстояло в действительности, мы не знаем. Не исключено, что обе женщины - и законная жена, и наложница - были славянского происхождения. Ср. в этой связи: [Gallйn 1992, 13-30].
86. Именование Эдлы "рабыня конунга" лишний раз подчеркивает ее статус. Как уже упоминалось, это своего рода стереотипная формула для обозначения наложниц скандинавских конунгов, употреблявшаяся независимо от их знатности и родовитости. Интересно, что Снорри в разных частях "Круга Земного" несколько раз объясняет, почему ту или иную наложницу называют "рабыней конунга", и каждый раз делает это по-разному. На самом деле, как можно заключить из текста, единственное, что объединяет всех женщин, обозначаемых этой фразой, - это то, что они были наложницами, а не законными женами. Ср.: [Karras 1990, 154; Ebel 1993, 46-49, 70-71, 158-160].
87. Конунг Эймунд (Eymundr, вариант имени Эмунд) неоднократно упоминается в "Круге Земном" как отец конунга Эйрика - прадеда Олава Шведского (см., например: [Hkr., I, 115, 139; II, 143]). Правда, в другом древнеисландском источнике он назван Энундом (Onundr) (см.: [Herv., 69], ср. также: [Flat., II, 109]), то есть в точности тем же именем, которое получает наш Якоб при избрании конунгом на тинге. Данное расхождение между источниками, как кажется, имеет самое непосредственное отношение к рассматриваемой здесь коллизии с именами.
Ученая генеалогия в "Саге о Хервёр" составлялась явно ретроспективным образом, т. е. от относительно недавнего прошлого к событиям, значительно удаленным во времени, относящимся к легендарной истории (ср. о таких генеалогиях: [Koht 1916, 420]). Если в исторической традиции наследник престола обычно назывался в честь того или иного царственного предка, то в генеалогиях, подобных рассматриваемой, легендарный предок, напротив, мог быть назван в честь своего потомка, чье имя было наверняка известно автору сочинения. Тем самым легко восполнялись недостающие звенья при составлении обширной родословной.
Принимая это во внимание, можно предположить, что автор саги видоизменил имя уппсальского конунга, жившего в IX в., под влиянием более знакомой ему шведской ситуации XI в. Составитель генеалогии, по-видимому, не имел представления о том, в честь какого конунга свеев был наречен Энунд-Якоб, но для него была очевидна связь между именем уппсальского конунга IX в. и именем старшего сына Олава Шведского, которого он, кстати, называет Эймундом (Eymundr), а не Эмундом. Такое положение дел его не устраивало, поскольку в контексте данной родословной имя Энунд как бы "повисало в воздухе", а бастард Эмунд, правление которого в саге оценивается крайне негативно, оказывался бы снабжен легендарным предком. Поэтому составитель генеалогии изменил имя династического предка на Энунд и добился тем самым искомого результата: теперь своего династического прототипа лишалось имя незаконнорожденного сына Олава Шведского, правившего, согласно саге, недолго и не заботившегося о поддержании христианства в стране.
Кроме того, некий Эмунд сын Эйрика, правивший в 966 г., упоминается в схолии II, 22 Адама Бременского. Об именах Энунд и Эмунд в шведской династии см.: [Wessén 1927, 87-88].
88. Вместе с именем как таковым извне заимствуются и некоторые принципы имянаречения. В приведенных фрагментах "Круга Земного" содержится отчетливое указание на то, что имя ребенку могло даваться в соответствии с церковным календарем. Таких указаний в древнескандинавских письменных источниках совсем немного, и все они относятся к существенно более позднему времени.
Так, в "Саге о епископе Лаврансе" рассказывается, что будущий епископ Холара с 1324 по 1331 г. родился в день св. Лаврентия. Младенец был при смерти, и его родственник, священник, дал обет назвать его Лаврансом (Юб hiet sira Юorarin. ad юesse pilltur skilldi Laurencius heita) [Ls., 5].
Не исключено, что по календарю был назван датский герцог , Кнут Лавард (ум. 1131), сын Эйрика Доброго (как можно заключить из саги, побочный; ср., впрочем: [Hoffmann 1976, 65]): "Эйрик конунг взял в плен госпожу Ботхильд, сестру Хенрика кейсаря, которую кейсарь отдал в жены Бьерну в Вендланде, как об этом было написано раньше. Эйрик привез госпожу Ботхильд с собой в Данию. У нее был сын от Эйрика конунга, этот мальчик был назван в честь конунга Кнута Святого, брата Эйрика (sa sveinn hйt eptir Knъti konungi enum helga)" [Knýtl., 185].
Существуют некоторые основания полагать, что конунг Олав IV Хаконарссон (правил Норвегией с 1380 по 1387 гг.) был назван в соответствии с церковным календарем в честь Олава Святого. Именно так, по-видимому, можно объяснить загадочную фразу из генеалогий в "Книге с Плоского Острова": "Этот Олав был назван, согласно его собственному указанию, в честь святого конунга Олава сына Харальда. Он <Олав IV - Авт.> был конунгом тогда, когда была написана сия книга" (юessi Olafr var heitinn eptir hinum heilaga Olafi konungi Haralldzsyni eftнr sialfs hans tilvisan. hann var юa konungr er sia bok var skrifud) [Flat., I, 28]. Возможно, эту фразу следует понимать как указание на то, что Олав IV, который родился, согласно исландским анналам, в ночь на Рождество 1370 г., был крещен в день св. Олава (29 июля, перенесение мощей - 3 августа). Ср.: [Lidйn 1999,89, 262, 268]. Как мы видим, в именах этих представителей династии (Олава IV и Кнута Лаварда) удачным образом совмещены два принципа именования: по христианскому календарю и в честь родича по отцовской линии.
В отличие от греческой православной традиции, практика наречения именем по церковному календарю (т. е. именем святого, чья память совпадает или определенным образом соотнесена с днем рождения ребенка) была нетипична для западного обряда. Она появляется на Западе в качестве нововведения лишь в конце XI - XII вв. (см.: [Mitterauer 1993, 337-338]) и остается здесь как одна из возможных, но отнюдь не обязательных форм имянаречения. Таким образом, события, нашедшие свое отражение в "Круге Земном", как кажется, не вполне вписываются в культурный контекст рассматриваемого периода (напомним, что наречение церковно-календарным именем должно было иметь место в первой трети XI в.). Отсюда можно сделать вывод о чрезвычайно раннем проникновении данного способа именования в Скандинавию.
Учитывая характер контактов между Скандинавией и Византией, не исключено, что это обстоятельство, в свою очередь, объясняется не чем иным как непосредственным влиянием византийской традиции (ср. сходные соображения: [Mitterauer 1993, 336]; впрочем, следует отметить, что в конечном итоге автор этой работы отвергает такую возможность и оставляет вопрос открытым).
Не исключена и другая возможность, которую также следует учитывать при рассмотрении столь раннего случая имянаречения в соответствии с церковным календарем. Можно предположить, что автор "Круга Земного" переосмыслил таким образом сам факт появления первого христианского имени в королевском роду. Не находя этому обстоятельству объяснения, он попросту "применил" один из известных, современных ему принципов именования к событиям шведской истории двухвековой давности (о некоторых принципах наречения в честь христианских святых в Исландии XIII в. см.: [Cormack 1994, 45-48, 74, 88, 95, 111, 124]). О подобном обращении Снорри с материалом и, в частности, с именами см.: [Storm 1893, 213].
В нашем случае Якоба называют в честь апостола, чей праздник (25 июля), как сказано в некоторых редакциях, приходится на следующий день после дня рождения ребенка. Такой обычай имянаречения засвидетельствован, в частности, у болгар, но, по-видимому, не характерен для русских, которые давали имя непосредственно в день появления ребенка на свет, либо на восьмой день после его рождения. Впрочем, согласно другим редакциям саги, будущий конунг Швеции родился непосредственно в день св. Якоба.
89. На этом тинге Энунд-Якоб был сделан соправителем Олава Шведского: избравшие его бонды вменяли ему в обязанность править вместе с отцом и соблюдать договор с конунгом Норвегии. Такая практика существовала в Скандинавии (ср., например, соправление Харальда Прекрасноволосого и Эйрика Кровавой Секиры), однако инициатива по назначению соправителя обычно исходила от правящего конунга и позволяла регулировать на определенном этапе порядок престолонаследования. Вскоре после описываемых событий Олав Шведский умер (1022/24), а его младший сын стал единовластным правителем.
90. Ср.: [Юуrhall Vilmundarson 1975, 97-98]. Имя Энунд присутствует в именослове шведской династии Инглингов. Так, одного из уппсальских конунгов звали Энунд Дорога (Braut-Цnundr) (см.: [Hkr., I, 60-64]). Некий король свеев Анунд (Anoundus) упоминается в "Житии св. Ансгария" Римберта (тот же самый Анунд (Anundus) фигурирует со ссылкой на Римберта у Адама Бременского [Adam, 27]). Неясно, можно ли считать Энунда Дорогу и Анунда из латиноязычных источников одним и тем же лицом.
Возвращаясь к вопросу о соотношении имен Энунд и Эмунд в письменных текстах, необходимо отметить, что братья могли смешиваться друг с другом в средневековых исторических описаниях. Иногда это происходило от незнания отдельных фактов ранней шведской истории: так, Стуре Болин показал, что Саксон Грамматик (ок. 1150 - ок. 1220 гг.), по-видимому, не предполагал, что у Олава Шведского были сыновья помимо Эмунда, которому датский хронист приписывает некоторые деяния Энунда-Якоба (см.: [Bolin 1931, 197; Jacobsen 1932, 144]; ср. еще: [Storm 1873, 175; Bolin 1931, 149]). Кроме того, Саксон Грамматик полагал, что имя Якоб взял себе при крещении сам Олав Шётконунг: "Благодаря... деятельности этого епископа король Светии Олав перешел в христианскую религию и украсился именем Якоба, добавив к добрым нравам славное прозвание" (Eiusdem pontificis industria Suetiae regem Olavum ad Christiana sacra perductum Iacobi nomine venustavit, morum profectui decus vocabuli tribunes [Saxo, II, 282]) (перевод В. В. Рыбакова, которому мы обязаны указанием на данный фрагмент у Саксона).
В отдельных случаях, братья Эмунд и Энунд оказываются носителями одного и того же имени, как в шведском перечне королей, где они фигурируют то под именем Emund, то под именем Amund [CR, 8, 15, 236, 238] (впрочем, Энунд-Якоб появляется здесь и под своим двойным именем [CR, 4], под которым он обычно упоминается и в других перечнях правителей - см., например: [SR, I, 12] или [Fask., 160]).
91. Вообще говоря, для многих средневековых авторов довольно естественно воспринимать имена, принадлежащие к инокультурной традиции, в своей собственной перспективе именования. В Дании, как уже говорилось, было распространено двойное имя (христианское и языческое), поэтому датский историк XII в. мог воспринимать сочетание прозвища и имени у определенного лица, жившего в отдаленном языческом прошлом, как двойное имя. В частности, именно так рассматривает Свен Аггесен имя Пальна-Токи, известного персонажа саг (...Palnonis Tokki, qui binominis extitit... [SmHD, 74]) (см. подробнее: [Mьller 1973, 128-129 прим. 68]).
92. Свейн Астридссон хорошо знал Энунда-Якоба лично и даже состоял с ним в родстве (подробнее о Свейне Астридссоне и Энунде-Якобе см.: [Bolin 1932, 222-223, 230-238]).
Знаменательно также, что одного из своих побочных сыновей (двенадцатого по счету) Свейн Астридссон назвал Эймундом [Knýtl., 61], по-видимому, в честь побочного сына Олава Шведского и единокровного брата Энунда-Якоба (см. о сыновьях Свейна Астридссона ниже).
93. Следует отметить, что точка зрения Адама на последовательность двух имен получила признание у большинства исследователей (см., например: [Grape 1911, 79-80; Wessén 1927, 87]).
94. Незадолго до смерти Свейн потребовал от данов на тинге, чтобы ему позволили назначить своего преемника. Его выбор пал на Кнута, хотя старшим из сыновей был Харальд [Knýtl., 62]. Тем не менее, после смерти Свейна, вопреки его завещанию, конунгом был избран его старший сын Харальд, а Кнут был назначен ярлом. В дальнейшем, каждый следующий по старшинству сын Свейна Астридссона получал право на престол после смерти своего старшего брата (см.: [Knýtl., 149, 166, 196]).
95. Об имени Пипин и выборе имен у каролингов см. подробнее: [Jarnut 1997, 123-125], ср.: [Storm 1893, 208-209]. |
|
