| Как видно из предыдущей главы, те или иные династические задачи разрешались не только путем наречения ребенка именем Магнус. В тех случаях, когда предпринималась попытка обеспечить полноту прав человеку с сомнительным происхождением, ему могло даваться - в зависимости от обстоятельств - как династическое, так и христианское имя. Имя Магнус было универсальным и наиболее распространенным, особенно в Норвегии XI-XIII вв., инструментом, служащим для компенсации генеалогического изъяна. Однако различные манипуляции с именами создавали и целый арсенал других средств для династической регуляции.
В течение первого столетия, непосредственно следовавшего за принятием христианства, складывается, как уже говорилось, определенная практика именования бастардов христианскими именами. Вообще говоря, новый именослов, по-видимому, осваивается в Скандинавии таким образом, что первыми в семьях (и не только королевских) христианские имена получают те, кто по тем или иным признакам располагают не максимальной полнотой прав: дочери, младшие сыновья, побочные дети etc. При этом с принятием христианства очень долго сохраняются исконные языческие имена.
Можно сказать, что заимствованные христианские имена в целом не вытесняют в Скандинавии имен исконных, христианское имя так никогда и не делается единственно престижным. С некоторого момента бытование исконных имен может подкрепляться появлением собственно скандинавских святых, носивших эти имена.
Симптоматично, однако, что наречение христианина языческим именем с самого начала не вызывало, по-видимому, никаких затруднений (96). Носителем исконного имени (иногда с отчетливой "языческой семантикой") мог оказаться простолюдин, сын конунга, монах (97). Христианское имя на этом фоне довольно долго выступает как некоторая экзотика, апробируемая на персонажах второстепенных с точки зрения традиционной культуры.
Имя Магнус, по-видимому, было одним из таких имен, приходящих в королевский род вместе с новой христианской эпохой. Оно довольно быстро формирует собственную "микротрадицию" и затмевает все остальные христианские имена, используемые в династических целях. На примере имени Магнус можно видеть, как всякий элемент нового, оказавшись связанным с королевским родом, мгновенно обрастает традиционностью. Вообще заимствования и инновации зачастую усваиваются культурой благодаря семье монарха, и в то же время именно в монаршей семье как нигде важен прецедент, преемственность, образец.
В XI в. мужское христианское имя в правящих домах Скандинавии, видимо, довольно прочно связывается с побочным происхождением ребенка. Разумеется, это не было правилом, не знавшим исключений. Тем не менее, если мальчику в королевской семье в этот период давали христианское имя, это заставляло хронистов и авторов саг сомневаться в законности его происхождения. Так, в частности, произошло с сыном шведского конунга Олава - Якобом.
Бастардам в силу различных причин могли даваться и династические имена. Условно говоря, если отец-конунг рассчитывал передать своему незаконнорожденному сыну власть, он или называл его Магнусом (чаще всего так и происходило) или давал ему династическое имя. С меньшей вероятностью бастард мог получить имя Магнус, если это имя уже носил его отец - как уже упоминалось, называть сына в честь живого отца было не принято ([Storm 1893], ср., впрочем: [Wessén 1927, 22-23; Keil 1931, 53-55]). Официально признанные при жизни отца побочные сыновья Магнуса Голоногого (1093-1103) получают династические имена Эйстейн, Сигурд, Олав. Возможно также, что Магнус Голоногий называет своих детей так еще и потому, что, желая передать им власть, он собирался не закрепить норвежский престол за кем-то одним, а разделить страну между всеми сыновьями.
Замысел его был осуществлен, и Норвегия была поделена между тремя конунгами. Косвенным же последствием такого разделения державы между всеми сыновьями было появление мощной волны самозванчества, причем первые из этих самозванцев выдавали себя за сыновей Магнуса Голоногого и требовали своей доли власти. Все они носили династические имена, хотя есть одно возможное исключение - Магнус Рыжий, о котором известно крайне мало и который в одном из источников назван сыном Магнуса Голоногого.
Порой сам конунг имел заведомо недостаточные права на власть, меньшие, чем бастард - к таким правителям, как мы помним, относились наследники по женской линии. Этот конунг мог давать своим внебрачным детям династические имена, чтобы затушевать "дефектность" права на власть собственной ветви рода. Так поступил, в частности, Свейн Астридссон. Как уже говорилось, его старший побочный сын известен под двумя именами - именем Магнус, выделявшим его среди других наследников, и именем Кнут, являвшимся "ультрадинастическим" именем для Дании.
Первым шести незаконным детям он дает очевидно династические имена, тогда как у следующих сыновей чередуются династические, христианские и исконные, но обыденные имена: "Конунг Свейн сын Ульва был женат на Гуннхильде - дочери ярла Свейна Хаконарсона. Их сына звали Свейн. У конунга Свейна было много детей от наложниц. У него было 14 сыновей, которые достигли зрелости. Кнут звали старшего, он скончался по пути в Рим при жизни своего отца, второго звали Харальд, третьего Кнут Святой, четвертого Олав, пятого Свейн, шестого Эйрик Добрый, седьмого Торгисль (98), восьмого Сигурд, девятого Бенедикт, десятого Бьерн, одиннадцатого Гутхорм, двенадцатого Эймунд, тринадцатого Никулас, четырнадцатого Ульв, которого называли Убби (99)" (Sveinn konungr Úlfsson átti Gunnhildi, dóttur Sveins jarls Hákonarsonar; þeira son hét Sveinn. Sveinn konungr átti mörg frillubörn; hann átti XIV sonu, þá er ór barnœsku kómuz. Knútr hét enn elzti, hann andaðiz at lifanda feðr sínum í Rómferð; annar hét Haraldr; þriði Knútr enn helgi; IV. Óláfr; V. Sveinn; VI. Eiríkr enn góði; VII. Þorgísl; VIII. Sigurðr; IX. Benedikt; X. Björn; XI. Guthormr; XII. Eymundr; XIII. Nikulás; XIV. Úlfr, er Ubbi var kallaðr [Knýtl., 60-61]).
Следует отметить, что в именах побочных детей Свейна отражена и политическая борьба, которую ему пришлось выдержать, и те династические связи, которые он хотел бы закрепить (ср.: [Storm 1893, 211; Hoffmann 1976, 58 прим. № 11]). Так, имена Эйрик и Эймунд являются династическими для шведского правящего дома, с которым Свейн Астридссон состоял в родстве. Имена Олав, Бьерн, Сигурд и, по-видимому, Гутхорм, Торгисль принадлежали к норвежской династической традиции. В свою очередь, исконно датскими династическими именами были имена Кнут, Свейн и Харальд (100).
Известно, кроме того, что, желая ограничить круг наследников престола, Свейн Астридссон предназначал трех своих побочных сыновей для духовной карьеры (см.: [Hoffmann 1976, 28] со ссылками на литературу и латинский текст Эльнота). Естественно предположить, что это были младшие дети и, вероятнее всего, двое из них получили христианские имена (Бенедикт и Никулас). Позднее, как уже говорилось, духовная карьера стала обычным уделом побочных наследников, однако для Дании XI в. это, судя по всему, было некоторым новшеством.
Характерно также, что в честь своего отца - Ульва - Свейн называет лишь четырнадцатого, самого младшего из своих побочных детей, что противоречило общескандинавской традиции, согласно которой в честь деда по отцу назывался один из старших сыновей в семье.
Кроме того, Свейн нарушает еще один общераспространенный обычай имянаречения. Он называет единственного законного сына Свейном - тем же именем, что носит сам, а старшему из незаконных детей, как уже говорилось, дает свое второе имя - Магнус. Правда, не исключено в данном случае, что имя Свейн дается ребенку в честь прадеда - конунга Свейна Вилобородого (приходившегося Свейну Астридссону дедом по материнской линии), или в честь деда - ярла Свейна Хаконарсона (отца Гуннхильды, матери ребенка). Нам неизвестно, что Свейн Астридссон сделал раньше: взял себе второе имя Магнус или назвал Магнусом своего (предположительно старшего) бастарда (101). Однако в любом случае совпадение имен двух основных наследников с двумя именами отца - явление для Скандинавии нетипичное (102).
В целом складывается впечатление, что Свейн Астридссон, стремясь закрепить права своего рода, применяет сразу несколько стратегий, следует нескольким различным традициям, не принадлежа вполне ни к одной из них.
Династическое имя могло, по-видимому, также даваться сыну конунга, рожденному простолюдинкой в отсутствии отца. Тогда имя, данное человеком, осведомленным об отцовстве конунга, вероятно, было призвано не столько обеспечить ребенку высокую династическую судьбу, сколько "на всякий случай" запечатлеть его связь с королевским родом. Так, о рождении Хакона Широкоплечего (1161-1162), сына конунга Сигурда Рта и, возможно, единокровного брата Сверрира, в саге рассказывается следующее: "Сигурд конунг ездил со своей дружиной по пирам на востоке в Вике и проезжал мимо усадьбы, принадлежавшей богатому бонду по имени Симун. Проезжая через усадьбу, "конунг услышал в доме такое красивое пение, что был им пленен. "Он подъехал к дому и, заглянув в него, увидел женщину, которая молола на мельнице и необычайно красиво пела. Конунг сошел с коня, подошел к женщине и возлег с ней. Когда он уехал, Симун узнал, что произошло. Женщину звали Тора. Она была работница Симуна. С тех пор Симун стал заботиться о ней. В свое время эта женщина родила сына. Ему дали имя Хакон и называли сыном Сигурда конунга (ok var sá sveinn nefndr Hákon ok kallaðr sonr Sigurðar konungs). Хакон воспитывался у Симуна сына Торберга и Гуннхильд, его жены" [Hkr., III, 373-374].
Не исключено, что легендарным прототипом подобных эпизодов послужил рассказ об обстоятельствах имянаречения одного из побочных сыновей основателя королевской династии Харальда Прекрасноволосого. Речь идет о рождении будущего правителя и первого конунга-христианина на норвежском престоле - Хакона Доброго или Воспитанника Адальстейна (ум. ок. 960 г.): "Когда конунгу Харальду <Прекрасноволосому> было почти семьдесят лет, ему родила сына женщина, которую звали Тора Жердинка с Морстра, потому что она была родом с острова Морстр. У нее была хорошая родня, она была в родстве с Хёрда-Кари. Она была красавицей на редкость. Ее называли рабыней конунга (hon var kölluð konungs ambátt). Многие, и мужчины и женщины, были тогда обязаны службой конунгу, хотя и происходили из хорошего рода. Тогда было в обычае у знатных людей тщательно выбирать тех, кто должен окропить водой ребенка или дать ему имя (Sá var siðr um göfugra manna börn, at vanda menn mjök til at ausa vatni eða gefa nafn). И вот, когда Торе подошла пора рожать, она захотела поехать к Харальду конунгу. Он был тогда на севере в Сэхейме, а она была в Морстре. Она отправилась на север на корабле Сигурда ярла. Однажды ночью они стояли у берега, и тут Тора родила ребенка на скале у конца сходен. Это был мальчик. Сигурд ярл окропил мальчика водой и назвал его Хаконом по своему отцу Хакону, хладирскому ярлу (Sigurðr jarl jós sveininn vatni ok kallaði Hákon eptir feðr sínum, Hákoni Hlaða-jarli) (103). Мальчик скоро стал красивым и статным, и очень похожим на отца. Харальд конунг позволил мальчику остаться при матери, и они с матерью жили в поместьях конунга, пока мальчик не вырос" [Hkr., I, 155-156] (104).
Можно предположить, что впоследствии норвежские самозванцы, объявляющие себя побочными сыновьями конунга, апеллировали именно к таким ситуациям.
Почему бастард получает то или иное конкретное династическое имя, как вообще имена проникают в королевскую семью, каким образом имя становится династическим - все эти вопросы представляют несомненный интерес для исследования, но далеко не всегда на них может быть дан сколько-нибудь однозначный ответ (105). Многие исконные имена связаны со скандинавскими династиями со времен дописьменной древности, и мы не располагаем достоверными сведениями о начале их бытования.
Интерес к судьбе имени Магнус порождается отчасти и тем, что его история может, в сущности, служить наглядным пособием для изучения того, как заимствованное имя проникает в королевский род, обрастает там определенными функциями и устойчивыми ассоциациями, приобретает способность влиять на судьбу своего носителя, а порой и на исторические судьбы государства. Это имя - в отличие от исконных династических имен - проникает в Скандинавию в исторически верифицируемый период - иными словами, мы знаем, когда и как оно заимствуется извне и можем проследить, что с ним происходит в дальнейшем. Таким образом, мы можем в некотором смысле моделировать сам процесс формирования династического именослова.
На примере имени Магнус мы видели, в частности, как соединение случайных обстоятельств привело неожиданным образом к появлению устойчивого династического образца для наречения побочных детей. Несомненно, в скандинавских правящих домах существовали и другие образцы подобного рода. Такое предположение кажется правдоподобным, в частности, в связи с тем, что в текстах саг мы можем уловить некоторые клише в самих описаниях наречения детей конунга (106).
В качестве одного из основных образцов поведения конунга в сагах предстает основатель норвежской династии - Харальд Прекрасноволосый. У Харальда было множество сыновей, часть из которых позднейшие источники называют законными, а часть побочными (107). О том, как один из побочных сыновей Харальда был назван Хаконом, уже говорилось выше.
Существует также свидетельство саги о том, как Харальд делает свое собственное имя династическим, моделирует преемственность королевской власти и преемственность имени. Так, Харальд Прекрасноволосый, уже передав власть над Норвегией своему сыну Эйрику Кровавой Секире (ум. в 954), согласно саге, объявил и следующего конунга своей державы: "У Эйрика и Гуннхильд родился сын. Харальд конунг окропил его водой, дал ему свое имя и сказал, что он будет конунгом после Эйрика, своего отца" (Haraldr konungr jós vatni ok gaf nafn sitt, segir svá, at sá skyldi konungr vera eptir Eirík föður sinn) [Hkr., I, 161] (108). По-видимому, дальнейшие исследования могли бы обнаружить в повествованиях о родоначальнике династии еще целый ряд образцов, объясняющих укорененность того или иного имени в королевских семьях. Однако необходимо учитывать, что эти тексты записывались в ту пору, когда времена Харальда Прекрасноволосого явно воспринимались уже как отдаленная древность, а бытование соответствующих имен в правящих династиях насчитывало около трех столетий.
Возможно, в сагах содержится своего рода "объяснение задним числом", когда для существующих имен создаются вымышленные образцы, актуальные ко времени составления источника (109). Для нас, тем не менее, значимо как реальное событие X в., так и его интерпретация, возникающая тремя столетиями позже.
Не исключено, что и в судьбе имени Магнус сыграла некоторую роль традиция наречения сыновей, восходящая ко временам Харальда Прекрасноволосого. Как уже не раз говорилось, для истории имени Магнус оказался чрезвычайно важным тот факт, что элемент Магнус мог читаться в нескольких смысловых регистрах. Прежде всего, Магнус в Скандинавии воспринималось как личное христианское имя. Но, как мы помним, уже довольно рано на скандинавской почве заново устанавливается связь этого имени с латинским словом magnus. В европейских правящих династиях, как известно, это слово использовалось в качестве почетного прозвища, которого удостаивался далеко не каждый правитель.
В Скандинавии, да и во всей Европе, оно ассоциировалось, прежде всего, с Карлом Великим, именно эту связь подчеркивал, в частности, скальд Сигват, оправдывая свой выбор имени для наследника перед Олавом Святым. У Карла Великого элемент magnus вошел в его полный императорский титул (serenissimus Augustus a Deo coronatus magnus pacificus imperator, Romanum gubernas imperium) и, по-видимому, именно с этого времени magnus становится в Европе столь почетным элементом в именовании монарха (ср.: [Kienast 1967, 10, 12, 13]).
С другой стороны, в правящих династиях иногда используется и еще одно, по-видимому, более архаическое значение прозвища magnus - "старший" (см.: [Kienast 1967]). Оба эти значения - и "великий", и "старший" - приходятся как нельзя более кстати в скандинавском именовании избранного наследника королевской власти.
Семантическая составляющая "старший" в имени оказалась тем более уместной на скандинавской почве, что здесь существовала, по-видимому, собственная традиция давать старшему сыну имя, указывающее на его первенство среди других сыновей. Ср., например, о сыновьях Эйрика Кровавой Секиры: "Детьми Эйрика и Гуннхильд были: Гамли, он был старшим (Gamli var elztr), Гутхорм, Харальд..." [Hkr., I, 164]. Имя Гамли, собственно говоря, означает "старый", и представляет собой слабую форму прилагательного, использовавшегося часто как приименной эпитет в той же функции, что и лат. Major (ср.: [Cleasby 1957, 188]) (110). Напомним, что датский конунг Кнут Великий, который в ряде латинских источников обозначается эпитетом magnus, в скандинавской традиции известен в том числе и как Кнут Старый (Knútr gamli), то есть под прозвищем, призванным отличить его от молодого Кнута, его сына и преемника на престоле (ср.: [Thoma 1985, 39]). Аналогичным образом в XIII в. норвежский конунг Хакон Старый (Hбkon hinn gamli) мог называться в документах Хаконом Магнусом [Koht 1952, 75-76; Paasche 1948, 296].
Не исключено, что в скандинавском антропонимиконе еще довольно долго сохранялась память о том времени, когда имя и прозвище как бы сосуществовали в синкретическом единстве. В языческой традиции ребенок мог при рождении получить в качестве личного имени прозвище кого-либо из своих умерших предков, а иногда ему одновременно давалось и имя и прозвище умершего родича (чем, по-видимому, еще больше подчеркивалась идея воплощения предка в потомке [Storm 1893, 215-217]). Этим, в частности, может объясняться то обстоятельство, что именование императора Карла - Carolus Magnus - могло восприниматься и как два личных имени, и как имя и прозвище, для чего прозрачная семантика имени Магнус давала все основания. Достаточно было владеть самыми начальными познаниями в латыни, чтобы понимать, что значит слово magnus.
Показательно, что в древнеисландском языке, как и во многих других языках, понятия "имя" и "титул" обозначаются одним словом - nafn. В архаическом обществе титул теснейшим образом связан с происхождением, с родом человека, а процедура наречения имени, по-видимому, исконно была связана с процедурой введения в род. Получив имя, человек в некотором смысле получал и титул, на которой имел право по рождению (вспомним эпизод в саге, где Харальд дает внуку собственное имя и одновременно провозглашает, что тот будет конунгом после своего отца).
При изменении социального статуса, при получении нового титула, не принадлежавшего человеку от рождения, он зачастую получал и новое имя. Так, в сагах нередко рассказывается, как конунг дает титул ярла (jarlsnafn) кому-либо из своих приближенных, изменяя при этом его имя. Например, Сигурд Крестоносец, согласно "Саге об оркнейцах", дал Кали сыну Коля вместе с титулом ярла имя Рёгнвальд (111). В "Саге о Хаконе Старом" рассказывается, что конунг Хакон сделал некого Оспака конунгом Гебридских островов и наряду с титулом (konungs nafn), дал ему другое имя - Хакон (112). Примеры подобного рода можно было бы умножить.
Возвращаясь к уже обсуждавшимся представителям скандинавских королевских родов, можно вспомнить о том, как был избран конунгом Энунд-Якоб. Шведы, как уже говорилось, сочли неподходящим для своего правителя имя Якоб. На тинге ему одновременно дается титул конунга (konungs nafn) и имя Энунд (Önundar nafn). Титул и династическое имя в этой процедуре выступают в единой связке.
По-видимому, в средневековой Скандинавии человек мог соответствовать или не соответствовать имени (точно так же, как он мог соответствовать или не соответствовать титулу), особенно в тех случаях, когда речь шла об именах, отчетливо обозначающих принадлежность к роду, в частности, о династических именах. Так, Магнус Эрлингссон, рожденный не от конунга, но носивший традиционное для побочного сына конунга имя, как кажется, всю жизнь стоял перед необходимостью доказывать свое право на это имя, так же как он вынужден был доказывать свое право на монарший титул.
Любому простолюдину могли дать имя Магнус, но когда его получал потомок конунга по женской линии, а не королевский бастард, оно, вероятно, вызывало смутное неприятие у современников. Показательны в этом отношении слова архиепископа Нидароса, произнесенные в ответ на упреки и Эрлинга Кривого, отца Магнуса: "Прежде ты с лихвой преувеличил имя/титул и власть твоего сына (aukit hefir þú nú áðr með gnógu nafn ok ríki sonar þíns) <...> как я полагаю, ты больше нарушил закон, поскольку тот теперь правит страной, кто не сын конунга (er sá er konungr yfir landi, er eigi er konungs sonr). А это противозаконно и беспримерно здесь в стране" [Hkr., III, 462]. "Неправильное" именование может, таким образом, восприниматься как неправомерное притязание на родовое наследство, а понятия имени и титула иногда оказываются неразделимо слиты.
Итак, конунг, нарекая своего сына тем или иным именем, вводил его в род и должен был определить его место в этом роду. По-видимому, к моменту принятия христианства у скандинавов еще была вполне распространена вера в то, что в новорожденном мог заново воплотиться его предок. Повтор и чередование имен олицетворяло такое перевоплощение в цепи поколений (см. подробнее в классической работе: [Storm 1893]). Правила, регулирующие такой повтор имен в роду, надолго переживают сами представления о реинкарнации. При этом само существование культа предков предполагало тщательное отделение "своего" от "чужого", своеобразную охрану границ рода. В том числе и поэтому бастардам с осторожностью давались династические, родовые имена. Имя же Магнус, с одной стороны, отмечало незаконнорожденность его носителя (так как быстро стало традиционным именем для побочного сына), а с другой стороны, оно соединяло в себе функции личного христианского имени, прозвища и титула, обеспечивая бастарду династическое полноправие.
Претендент на престол, меняя имя, как бы выявляет свои дотоле скрытые права на титул. У конунга титул (konungsnafn) и имя, как ни у какого другого человека, неразрывно связаны между собой. В Норвегии династической парой, задающей образец именования конунга, стали, как мы помним, Олав Святой и Магнус Добрый. В Дании у истоков новой династической традиции, рождающейся в христианскую эпоху, стоял Свейн Астридссон, взявший себе имя Магнус. В Швеции же в христианскую эпоху проблема династической регуляции с помощью имен решалась несколько иными средствами, но принципиально сходным образом.
ПРИМЕЧАНИЯ:
96. Из саг известны случаи, когда человек мог быть крещен языческим именем. Так, например в "Саге об оркнейцах" рассказывается, что Олав Трюггвасон взял в заложники сына ярла Сигурда, которого звали "Щенок или Собачка" (Huelpr eller Hund), и крестил (skíra) его именем Хледвир (Hlaudvis) [Orkn., 26]. Судя по всему, Олав Трюггвасон дал ему в крещении родовое имя - именно так, Хледвир, звали деда этого мальчика, т. е. отца ярла Сигурда.
97. Не исключено, что у них были и крестильные, христианские имена, но, в большинстве случаев, нам о них ничего не известно. Вообще говоря, проблема двойных имен в Скандинавии представляется весьма интересной и, как кажется, недостаточно исследованной.
Так, мы знаем о монахах, носивших языческие имена, и редко встречаем упоминаний об их христианских именах (ср.: [Meldgaard 1994, 207-209]). Между тем, в древнеисландском языке существовал специальный термин для крестильного имени (skírnarnafn), а отдельные источники говорят о том, что при крещении дается второе имя (ср., например, в "Древненорвежской книге проповедей": en oss er oc geuet annat nafn í varre skirn, þvi at vér collomc cristnir oc gerðomsc guðs synir, er aðr varom synda þrælar "нам дается второе <другое? - Ф. У.> имя в крещении, ибо мы называемся христианами и сделались Божьими сынами, а прежде были рабами греха" [Hom., 85]). Мы знаем о целом ряде датских конунгов, носившие двойные имена (династическое и христианское), при этом нам почти ничего не известно о двойных именах в Норвегии. См. подробнее: [Steenstrup 1892-1894, 729-741; Юуrhall Vilmundarson 1975, 95-99].
98. Мать этого Торгисля, по-видимому, была русской. Сведения, которыми мы о нем располагаем, крайне немногочисленны - в той же саге кратко упомянуто, что "Торгисль отправился на восток в Гардарики <Русь - Ф. У.>, там у него были знатные родичи с материнской стороны. Там он рос и воспитывался и там он был избран в конунги, и с той поры он никогда не возвращался в Данию" (Þorgísl <...> fór austr í Garрaríki; þar átti hann móðurætt göfga; fœddiz hann юar upp ok var þar til konungs tekinn ok kom ekki síðan til Danmerkr [Knýtl., 61]; ср. также с. 77 той же саги).
99. Относительно данного имени см.: [DGP 1941, 1511]).
100. О том, какие скандинавские имена были наиболее типичны для той или иной династической традиции см.: [Koht 1916; Wessén 1927, 87-96].
101. На не вполне понятных нам основаниях Эва Вилларсен Мельдгаард считает Магнуса одним из младших сыновей Свейна, родившемся уже после Бенедикта и перед Никуласом [Meldgaard 1994, 206].
102. Существует мнение, что Свейн Астридссон называл своих сыновей "в честь самого себя", руководствуясь образцом, заимствованным у франков и немцев. В Дании поступок Свейна Астридссона стал образцом для следующих поколений правителей: так, в честь Эйрика Доброго был назван при жизни один из его сыновей, Эйрик Эмун, а Вальдемар II возможно был назван в честь своего отца, Вальдемара I, также при жизни последнего (о Вальдемаре I и Вальдемаре II см. сноску № 4 в настоящей работе). Со временем такое наименование становится возможным и в Норвегии: Сигурд Рот (ум. в 1155) называет одного из своих сыновей Сигурдом, у конунга Эйстейна (ум. в 1157) был сын Эйстейн Девчушка (не исключено, правда, что он родился, когда его отца уже не было в живых), а Хакон Старый (ум. в 1263) дал свое имя своему второму сыну (см.: [Storm 1893, 211-213]).
103. Хотя ко времени составления саги имя Хакон, несомненно, воспринималось как династическое имя норвежских королей, однако в тексте специально подчеркивается, что Сигурд ярл дает мальчику имя не в честь его королевских родичей, а в честь собственного отца Хакона хладирского ярла. Не исключено, что Сигурд пытался таким образом, путем сложной подстановки имен связать свой род с родом конунга Харальда Прекрасноволосого.
Следует отметить, что имя Хакон в свой черед "вернулось" в род ярла Сигурда: уже будучи конунгом Норвегии, Хакон Добрый окропил водой новорожденного сына ярла и его жены Бергльот и дал ему свое имя [Hkr., I, 182]. Сын Сигурда хладирского ярла, получивший имя от самого конунга, впоследствии правил Норвегией и известен в норвежской истории под именем Хакона Могучего (ум. в 995 г.).
Видимо теми же соображениями - связать свой род с родом конунга Харальда Прекрасноволосого - руководствовался герцог Гутхорм, правитель Вика, давая свое имя другому сыну Харальда (см. выше, сноску № 24). Ср. практику обмена именами между родом конунга и родом его приближенного в случае с Магнусом Добрым, когда скальд Сигват нарек сына Олава Святого, а Олав стал крестным отцом его дочери.
Сходные случаи имянаречения, судя по всему, имели место и в Западной Европе, однако здесь они возникали как следствие всевозможных политических альянсов (ср., например, описание того, как один из сыновей Фридриха Барбароссы был назван в честь кёльнского архиепископа Филиппа, предложенное в работе: [Althoff 1997, 138-139]).
104. Тема незаконного происхождения Хакона Доброго еще раз возникает в саге: отдавая своего сына на воспитание английскому королю Адальстейну, Харальд стремился подчеркнуть свое превосходство над ним. Дело в том, что по существовавшему в Скандинавии обычаю ребенка отдавали на воспитание людям менее знатным, чем его родители. Принимая же на воспитание незаконнорожденного, человек естественно демонстрирует свое еще более низкое положение в иерархии по сравнению с отцом ребенка. Иностранец, не подозревающий о существовании такой практики, мог оказаться втянутым в эту ситуацию вопреки своему желанию и узнать о понижении своего статуса лишь постфактум. Согласно саге, дружинник Харальда, Хаук Длинные Чулки, привез Хакона в Англию, посадил мальчика на колени английскому королю и произнес: "Харальд конунг просит тебя воспитать своего сына от рабыни" (Haraldr konungr bað þik fóstra honum ambáttar-barn) [Hkr., I, 158]. Ср. аналогичный мотив в рассказе о том, как Ярослав Мудрый стал приемным отцом незаконнорожденного сына (son... lavngetenn) Олава Святого, Магнуса Доброго [Msk., 1-3; Flat., III, 252].
Остается добавить, что Хакон Харальдссон, согласно источникам, принял в Англии христианство, однако о существовании у него второго, христианского имени, полученного при крещении, в источниках ничего не сообщается.
105. Попытка ответа на некоторые из этих вопросов и отдельные, очень ценные для нас наблюдения над династическими именами в известных в средние века западноевропейских правящих домах содержатся в работах: [Jarnut 1997; Althoff 1997].
106. Любопытны также некоторые клише в описании конкубината конунгов. Так, в сагах при описании конкубины конунга как правило употребляется стандартная формула ее называли или она была рабыней конунга (konungs ambátt), при этом нередко здесь же указывается, что она происходит из знатного рода (cр.: [Karras 1990, 154; Ebel 1993, 49, 158-160]).
107. Спор за отцовское наследство между законными и побочными сыновьями Харальда Прекрасноволосого, по-видимому, имел огромное значение для последующей истории Норвегии. В частности, противостояние незаконнорожденного, Хакона Доброго, и Эйрика Кровавой Секиры, законного сына, получившего власть после отца благодаря своему происхождению, убедительно показано в работе: [Schreiner 1927-1929; 161-223].
108. Необходимо отметить, что внук Харальда Прекрасноволосого - будущий конунг Норвегии Харальд Серая Шкура (ум. ок. 970) - был не самым старшим из законных сыновей Эйрика Кровавой Секиры.
109. Так, в саге существует описание того, как конунг Харальд Златобородый, правивший еще до Харальда Прекрасноволосого, тоже дает свое имя внуку - Харальду Юному [Floam., 1]. Исторических сведений об этом конунге явно недостаточно, однако известно, что его дочь впоследствии стала одной из жен отца Харальда Прекрасноволосого, Хальвдана Черного.
110. Об имени Гамли у старшего сына Эйрика Кровавой Секиры см. [Storm 1893, 216-217], где высказывается предположение, что он был назван в честь деда по материнской линии, датского конунга Горма Старого (Gorm hinn Gamli). Таким образом, сын Эйрика и Гуннхильды, по мнению исследователя, получил прозвище своего предка в качестве личного имени. В работе содержатся некоторые дальнейшие рассуждения относительно именования данного персонажа.
Любопытно отметить, что в отдельных древнеисландских источниках это прозвище - Gamli "Старый" - носят князь Владимир и Ярослав Мудрый (см.: [Lind 1920-1921, 101]).
111. "Сигурд конунг дал Калю сыну Коля половину Оркнейских островов <...> и титул ярла в придачу. Еще он дал ему имя ярла Рёгнвальда сына Бруси, [ибо] Гуннхильд, его мать, сказала, что тот был достойнейшим из оркнейских ярлов" (Sigurðr konungr gaf Kala Kolssyni Orkneyjar hálfar <...> ok jarlsnafn með. Hann gaf honum ok nafn Rögnvalds jarls Brúsasonar, því at Gunnhildr, móðir hans, sagði hann verit hafa gørviligastanallra Orkneyingajarla [Orkn., 140; Flat., II, 445]).Тем самым, конунг Сигурд дал ему имя, которое по традиции приличествует ярлу Оркнейских островов. Позднее Рёгнвальд Кали, умерший в 1158 г., был канонизирован церковью (см.: [Daae 1879, 206]).
112. Обращает на себя внимание, что конунг дает Оспаку свое имя, подобно тому как это мог бы сделать крестный отец при крещении (примеры подобного рода в скандинавской традиции известны). Замечательно при этом, что новое имя Оспака оказывается как бы "невостребованным" точно так же, как невостребованы в бытовом обиходе могли быть крестильные имена. Оспак продолжает называться в саге своим именем, а об имени Хакон больше не упоминается: ср. "на том тинге он <Хакон Старый - Авт.> дал Оспаку титул конунга. Тот был прозван Оспак Гебридский. Кроме того, он дал ему имя Хакон" (a þui þingi gaf hann Vspaki konungs nafn. Enn hann var kalladr Vspakr enn Sudreyski. Þar med gaf hann honum Hakonar nafn) [Flat., III, 101]. Ср. в этой связи отдельные наблюдения, приведенные в работах [Mitteraurer 1993, 297; Althoff 1997, 130-131], которые, как кажется, могли бы быть применены и к скандинавскому материалу. |
|
