| Дважды, согласно сагам, с интервалом примерно в десять лет, появлялся на Руси Харальд Сигурдарсон, будущий норвежский конунг (1046–1066) Харальд Суровый Правитель.
Сага о нем сохранилась в нескольких редакциях. Отдельные главы о Харальде Сигурдарсоне есть в "Обзоре саг о норвежских конунгах" (ок. 1190 г.). В своде королевских саг "Гнилая кожа" (1217-1222 гг.) имеется "Сага о Магнусе Добром и о Харальде Суровом Правителе". Харальду Сигурдарсону посвящено большое число глав свода королевских саг "Красивая кожа" (ок. 1220 г.). В "Круге земном" Снорри Стурлусона (ок. 1230 г.) "Сага о Харальде Сигурдарсоне" – самостоятельная сага. К "Гнилой коже" восходит версия саги о Харальде по рукописи XIV в. "Хульда" (81).
Мать Харальда, Аста Гудбрандсдоттир была замужем сначала за Харальдом Гренландцем, а затем за Сигурдом Свиньей. Ее сыновья от этих двух браков, знаменитые норвежские конунги Олав Харальдссон (1014-1028) и Харальд Сигурдарсон (1046-1066), были единоутробными братьями. При этом они состояли в родстве и по отцовской линии, поскольку оба были праправнуками основателя династии норвежских конунгов Харальда Прекрасноволосого, а между собой были четвероюродными братьями.
Харальд, сын Сигурда Свиньи, брат конунга Олава Святого по матери, был в битве при Стикластадире, в которой пал святой Олав конунг. Харальд был тогда ранен и бежал вместе с другими, –
– так начинает сагу о Харальде Снорри Стурлусон [Круг Земной. С. 402]. Харальду в 1030 г. было пятнадцать лет. Покинув битву, он некоторое время скрывался, лечился, затем перебрался через горы в Швецию, а весной следующего (1031) года (та же дата у Е. А. Рыдзевской [Рыдзевская 1940. С. 68]) отправился "на восток в Гардарики к конунгу Ярицлейву". Там он прожил несколько лет, будучи поставлен "хёвдингом над людьми конунга, охранявшими страну". Вскоре Харальд отправился прочь, добрался до Миклагарда (Константинополя) и провел там примерно десять лет (ок. 1034-1043 гг.) на службе у византийского императора. Как следует из саг, Харальд скопил богатство, какого никто в северных странах не видел во владении одного человека. Он был взят в плен греческим императором, но сумел бежать, предварительно ослепив этого последнего. Вернувшись на Русь, Харальд женился на дочери Ярослава Мудрого Елизавете и, проведя здесь одну зиму, отправился на родину. Встретившись в Швеции с ярлом Свейном Ульвссоном, он заявил свои претензии на Норвегию, а Свейн – на Данию.
В 1046 г. Магнус поделил Норвегию с Харальдом Сигурдарсоном, получив в обмен половину несметного богатства Харальда. Через год (1047 г.) Магнус умер, после чего Харальд стал единовластным правителем Норвегии, а Дания, в соответствии с последней волей Магнуса, перешла к Свейну Ульвссону. Следующие пятнадцать лет своей жизни Харальд провел в борьбе за датский трон, но в 1062 г., после победы Харальда над датским флотом в битве на реке Нис, Свейн и Харальд заключили соглашение, в соответствии с которым они остались суверенными правителями каждый в своей стране.
В 1066 г. Харальд сделал попытку покорить Англию, выступив в союзе с ярлом Тости, сыном Гудини, против его брата, английского короля Харальда II, сына Гудини. 25 сентября 1066 г. Харальд погиб в битве при Стамфордбридже [Anglo-Saxon Chronicle, 196-197 (20 сентября)]. "Харальду конунгу было пятьдесят лет от роду, когда он погиб. У нас нет достойных внимания рассказов о его юности, пока ему не исполнилось пятнадцать лет, когда он был в битве при Стикластадире вместе с Олавом конунгом, своим братом, а после этого он прожил тридцать пять лет. И все это время он жил среди тревог и войн. Харальд конунг никогда не обращался в бегство из боя, но часто прибегал к хитростям, сражаясь с превосходящим противником" [Круг Земной. С. 463].
В одной из прядей в своде королевских саг "Гнилая кожа" ("О том, как исландец рассказывал саги") мы читаем о молодом исландце, который все рождество развлекал конунга Харальда Сигурдарсона и его дружину сагой о походах Харальда за море, т. е., скорее всего, о службе Харальда на Руси и в Византии. Сага очень понравилась конунгу, и он сказал, что "она ничуть не хуже, чем то, о чем в ней рассказывается". На вопрос о том, откуда он знает эту сагу, юноша ответил, что каждое лето, когда он был в Исландии, он ездил на тинг и каждый раз заучивал часть саги у Халльдора Сноррасона [Msk., 199-200].
Этому последнему, исландцу, сыну Снорри Годи и предку знаменитого Снорри Стурлусона, посвящены две пряди, в одной из которых сообщается, что Халльдор был в Миклагарде (Константинополе) с конунгом Харальдом и приехал с ним в Норвегию из Гардарики (Руси), служил у него несколько лет, а после размолвки вернулся в Исландию и прожил в усадьбе на Стадном Холме до глубокой старости. О том, что Халльдор Сноррасон и Ульв Оспакссон были в Константинополе с конунгом Харальдом Суровым Правителем, знают своды королевских саг "Гнилая кожа", "Красивая кожа" и "Круг земной" Снорри Стурлусона. Именно с Халльдором связывают современные исследователи распространение в Исландии устной традиции о норвежском конунге Харальде Сигурдарсоне [Andersson 1985. P. 226].
В "Гнилой коже" явственно ощущается стремление не оставить без внимания и исландские проблемы (82): не случайно в ней содержится значительное число прядей об отношениях исландцев с норвежскими конунгами, особенно с Харальдом Суровым Правителем. Норвежские проблемы в них рассматриваются через исландскую призму. Согласно "Гнилой коже", Харальд был весьма популярен среди исландцев, поскольку пришел им на помощь, когда в Исландии случился голод [Msk., 170]. Это, безусловно, послужило причиной существования на острове богатой традиции о норвежском конунге. Но и роль Халльдора Сноррасона, сопровождавшего Харальда в его "восточном" походе и ежегодно рассказывавшего об этом на тингах после своего возвращения в Исландию [Ibidem, 200], несомненно велика [Andersson 1985. P. 226].
Однако, несмотря на то, что у исландцев были все основания видеть Харальда в положительном свете, отношение "Гнилой кожи" к нему неоднозначно: если в саге Харальд изображен в соответствии с льстивыми характеристиками панегирических скальдических стихов, то в прядях отношение более негативное. По мнению Густава Индребё [Indrebo 1928], это, вероятно, было связано с тем, что народная исландская традиция могла, строя его образ, принять во внимание и его прозвище – "Суровый Правитель". Т. М. Андерссон [Andersson 1994. P. 55-78] объясняет двойственность в изображении Харальда Сурового в "Гнилой коже" общей тенденцией этого свода саг.
Бегство Харальда Сигурдарсона в Гардарики (на Русь) после битвы при Стикластадире (83)
Говоря о Харальде Сигурдарсоне, Снорри Стурлусон утверждает, что "у нас нет достойных внимания рассказов о его юности, пока ему не исполнилось пятнадцать лет, когда он был в битве при Стикластадире вместе с Олавом конунгом, своим братом" [Круг Земной. С. 463], и начинает сагу о Харальде с этого момента его жизни.
Согласно "Хульде", Харальду было пятнадцать лет, когда он вступил в войско Олава Харальдссона, вернувшегося весной 1030 г. с востока из Руси от князя Ярослава Мудрого. Та же информация содержится и в первой главе саги о Харальде по "Кругу земному". Снорри к тому же приводит вису скальда Тьодольва Арнорссона, из которой следует, что Харальду было пятнадцать лет, когда погиб Олав (29 июля 1030 г.).
В "Обзоре" сообщается, что из битвы, в которой пал Олав Святой, Харальд "бежал после его гибели прочь из страны и в Аустрвег и так до Миклагарда". Топоним Аустрвег (Austrvegr), "Восточный путь", скорее всего, в данном контексте выступает как обозначение Руси. Миклагард (Miklagarðr) – древнескандинавское наименование Константинополя. Об остановке Харальда на Руси в "Обзоре" речи не идет. Пребывание Харальда на Руси в течение нескольких лет на пути в Византию осталось неизвестным и Адаму Бременскому. Впрочем, хронист к тому же считает, что Харальд покинул Норвегию еще при жизни Олава Святого: "Некто Харольд, брат Олафа, короля и мученика, покинув еще при жизни брата родину, отправился изгнанником в Константинополь" [Adam, lib. III, cap. 13] (84).
Согласно "Гнилой коже", Харальд отправился "на восток в Свитьод, а оттуда в Гардарики". По "Красивой коже", "Кругу земному" и "Хульде", Харальда в его поездке на Русь сопровождал ярл Рёгнвальд. В "Красивой коже" Швеция как промежуточный пункт не названа, но уточняется, что они пришли в Хольмгард (Новгород) "в начале той зимы". Такие сроки возможны, если проплыть по Балтике осенью, а путь от Ладоги до Новгорода проделать по суше. По "Кругу земному", Харальд скрывался и залечивал раны в Швеции и лишь следующим летом отправился на восток в Гардарики. То же читаем и в "Хульде". Итак, приезд Харальда на Русь можно датировать по скандинавским источникам 1030 или 1031 годом.
Харальд в Гардарики у конунга Ярицлейва (85)
"Обзор" лишь упоминает о бегстве Харальда в Аустрвег, под которым здесь следует понимать Русь. В "Гнилой коже", "Красивой коже", "Круге земном" и "Хульде" приводится скальдическая строфа, из которой вроде бы следует, сколько Харальд пробыл на Руси:
А отсюда следует тот рассказ о поездках Харальда, который он, Харальд, передавал сам и те люди, что за ним следовали. Затем отправился Харальд на восток в Свитьод, а оттуда в Гардарики, как говорит Бёльверк: "Конунг, ты обтер кровь с меча, прежде чем вложил его в ножны. Ты насытил воронов сырым мясом. Волки выли на гребнях гор. А ты провел, суровый конунг, следующий год на востоке в Гардах; никогда мне не доводилось слышать, что какой-либо воин превосходил тебя" [Msk., 58].
Сигфус Блёндаль и Бенедикт Бенедикс, однако, подчеркивают, что ни автор "Красивой кожи", ни Снорри Стурлусон не прочитали эту строфу подобным образом [Blöndal-Benedikz 1978. P. 55]: первый из этих авторов утверждает, что Харальд провел на Руси "долгое время" ("langa hríð"), а второй – "несколько зим" ("nokkura vetr"). В трех сводах автором этой строфы назван Бёльверк Арнорссон, исландский скальд XI в., а автор "Красивой кожи" ошибочно приписывает строфу другому исландскому скальду – Вальгарду из Веллы. Вопреки "Красивой коже", именно Бёльверка Арнорссона принято считать автором безымянной драпы о Харальде Сигурдарсоне, которая открывается этой строфой [Skj., A, I, 385].
По Густаву Сторму, Харальд провел на Руси 1031-1034 гг. [Storm 1884. S. 383]. Адольф Стендер-Петерсен датирует этот визит Харальда на Русь 1031-1033 гг. [Stender-Petersen 1953b. S. 134]. Дмитрий Оболенский [Obolensky 1970. P. 163], повторяя вывод Сторма [Storm 1884. S. 375], утверждает, что Харальд появился в Константинополе между 1034 и 1038 гг. Хенрик Бирнбаум склонен считать, что первый визит Харальда на Русь состоялся в 1031-1033 гг. или, возможно, длился несколько дольше [Birnbaum 1981. S. 128-145].
Исходя из предложенного Стендер-Петерсеном толкования термина pólútasvarf как русского "полюдья", а не как "обхода палат" византийского императора (о чем речь пойдет ниже), и из указания саг, что Харальд трижды ходил в pólútasvarf, Джонатан Шепард заключил, что Харальд, вероятнее всего, участвовал в полюдье во время своего пребывания на Руси (причем первого, поскольку второе длилось всего лишь один год), и это должны были быть зимы 1031-32, 1032-33 и 1033-34 гг. Соответственно, на Руси он провел 1031-1034 гг. и отправился в Византию летом 1034 г. [Shepard 1973. P. 145-150]. Те же годы, впрочем без мотивации, называет Хелен Дамико [Damico 1995. P. 108-109].
"Гнилая кожа", "Красивая кожа", "Круг земной" и "Хульда" сообщают, что Ярослав поставил Харальда "хёвдингом" над своими людьми, "охранявшими страну". Не соглашусь с формулировкой Е. А. Рыдзевской, что, как следует из источников, Ярослав "поставил его во главе своей варяжской дружины" [Рыдзевская 1940. С. 68]. Роль, которую приписывают Харальду саги, гораздо значительнее – охрана всего Древнерусского государства. Вспомним, что в том же качестве, по сагам, выступал на Руси и Олав Трюггвасон: "Конунг Вальдимар поставил его хёвдингом над тем войском, которое он отправил охранять свою страну" (86). Эта роль в полной мере соответствует тому стереотипу, который существует в сагах для изображения пребывания скандинавского конунга на Руси [Джаксон 1978].
Исследователи справедливо отнеслись с недоверием к содержащейся здесь фактической информации. Так, Сигфус Блёндаль [Blöndal 1941. P. 97] выразил сомнение, что Ярослав мог поставить пятнадцатилетнего Харальда "хёвдингом над людьми конунга, охранявшими страну". Блёндаль и Бенедикс подчеркивают, что "это настолько очевидное преувеличение, что оно становится бессмысленным". В то же время, полагают они, вполне вероятно, что Ярослав не отказался от помощи этого молодого воина и его людей и, не забывая о его королевском роде, дал ему "какую-то второстепенную офицерскую должность" [Blöndal-Benedikz 1978. P. 54] (87).
Разделение функций между Харальдом и ярлом Эйливом в войске, охраняющем страну, представлено в источниках по-разному. Так, в "Красивой коже" Харальд назван "вторым хёвдингом" после Эйлива; в "Круге земном" они сделались хёвдингами "вместе с Эйливом"; в "Гнилой коже" утверждается, что "Харальд сделался вскоре человеком, охраняющим страну" и они с Эйливом "бывали время от времени вместе в военном походе"; по "Хульде", стал "Харальд большим хёвдингом и принял на себя охрану страны у конунга Ярицлейва, а вторым [был] Эйлив".
Е. А. Рыдзевская считает, что речь в данном случае идет о Ладоге и что "то ярлство", которое после смерти своего отца, ярла Рёгнвальда Ульвссона, взял, согласно "Красивой коже", Эйлив, – Ладожская земля. В свете этого Ладога представляется исследовательнице "военным пунктом, где сидят последовательно два шведских дружинных вождя, отец и сын. Организация наемной военной службы находится в руках Эйлифа, очевидно, по поручению Ярослава" [Рыдзевская 1945. С. 60-61].
При том, что нет данных, способных подтвердить прямую информацию саг, содержащаяся в этих известиях косвенная информация сомнения не вызывает, поскольку верифицируется русскими источниками. Из них мы знаем варягов в качестве наемников – норманнского корпуса, который некоторое время постоянно служил князьям. Мы видим варягов среди славянского войска в походе Олега на Византию [ПСРЛ. Т. I. Стб. 29; Т. II. Стб. 21]. Игорь, собирая войско, "посла по Варяги многи за море" [Там же. Т. I. Стб. 45; Т. II. Стб. 34 (941 г.)]. Владимир Святославич, готовясь к борьбе с Ярополком, "бежа за море" и вернулся оттуда "с варяги" [Там же. Т. I. Стб. 75 (977-980 гг.)]. Ярослав, судя по летописи, чаще других князей обращался к помощи варяжских дружин: и в борьбе со своим отцом Владимиром [Там же. Стб. 130 (1015 г.)], и готовясь к столкновению с Мстиславом Владимировичем [Там же. Стб. 148 (1024 г.)]. Именно дружины викингов, а не отдельных искателей приключений нанимали к себе на службу русские князья вплоть до XI в. и заключали с их предводителями своего рода коллективный договор, на что указывают и летописи, и саги.
Одно сообщение "Красивой кожи" настолько соответствует русским летописям, что выглядит чуть ли не заимствованием из них: "У конунга Ярицлейва всегда были нордманны и свенские люди" (ср.: "Варязи бяху мнози оу Ярослава" [Там же. Т. I. Стб. 140; Т. II. Стб. 127]; "В Новегороде же тогда Ярославъ кормяше Варягъ много" [НПЛ. С. 174]).
Что касается "язычников", от которых следовало оборонять древнерусские земли, то вполне очевидно, что у автора "Красивой кожи" нет об этом четкого представления. "Оборона Ладоги при помощи скандинавских наемников могла понадобиться в случае нападения на нее скандинавских же викингов. В сагах нет указаний на такие события в описываемое здесь время; возможность их, если и была в значительной мере отстранена благодаря дружественным отношениям Ярослава Мудрого с его скандинавскими соседями, то все-таки не исключена вовсе" [Рыдзевская 1945. С. 61].
Об одном военном предприятии Харальда и Эйлива идет речь в висе Скальда Тьодольва Арнорссона, исландского скальда первой половины XI в. (ок. 1010 – ок. 1066) (88). Его безымянная поэма о Харальде Сигурдарсоне была сочинена ок. 1055 г. Начальная ее строфа [Skj., A, I, 368] сохранилась в "Гнилой коже" (разбитая на две части), в "Круге земном" и "Хульде", а первая половина этой строфы – в "Красивой коже":
Конунг Ярицлейв хорошо принял Харальда и его людей. Сделался тогда Харальд хёвдингом над людьми конунга, охранявшими страну, вместе с Эйливом, сыном ярла Рёгнвальда. Так говорит Тьодольв: "Одно и то же затеяли два хёвдинга там, где сидел Эйлив: они встали щитом к шиту. И восточные винды были зажаты в ущелье. Воины задали жестокий урок ляхам" [ÍF, XXVIII, 70].
Ни в одном своде саг нет полного соответствия между прозаическим текстом и висой: в рассказах саг используются не все сведения, содержащиеся в этой скальдической строфе, так что стихотворная вставка, подтверждая прозаический текст, несет в себе дополнительную информацию, может быть, и не предусмотренную ходом повествования. Из приведенной строфы мы узнаем о ведении Харальдом и Эйливом, находившимися в начале 1030-х гг. на службе у Ярослава, военных действий против Læsir, т. е. "ляхов = поляков" (89). При том, что Тьодольв на Руси с Харальдом не был, а поэму о нем сочинил лет на двадцать позднее, в ней, вероятнее всего, отразился поход Ярослава и Мстислава в 1031 г. на Польшу (летопись сообщает, что после мятежа 1030 г. в земле Польской Ярослав и Мстислав в 1031 г. "собраста вои многъ, идоста на Ляхы, и заяста грады Червеньскыя опять, и повоеваста Лядьскую землю..." [ПСРЛ. Т. I. Стб. 150; Т. II. Стб. 137]), в котором вполне могла участвовать и наемная скандинавская дружина Ярослава (90).
Продолжим рассказ о пребывании Харальда на Руси по "Хульде", восходящей к "Гнилой коже". Только в этих двух источниках сообщается о сватовстве Харальда к Елизавете Ярославне:
Харальд ездил по всему Аустрвегу и совершил много подвигов, и за это конунг его высоко ценил. У конунга Ярицлейва и княгини Ингигерд была дочь, которую звали Элисабет, норманны называют ее Эллисив. Харальд завел разговор с конунгом, не захочет ли тот отдать ему девушку в жены, сказал, что он известен родичами своими и предками, а также отчасти и своим поведением. Конунг отвечает на эту речь хорошо и сказал так: "Это хорошо сказано; думается мне, во многих отношениях дочери моей подходит то, что касается самого тебя; но здесь могут начать говорить крупные хёвдинги, что это было бы несколько поспешное решение, если бы я отдал ее чужестранцу, у которого нет государства для управления и который к тому же недостаточно богат движимым имуществом. Но я не хочу тем не менее отказывать тебе в этой женитьбе; лучше оставить тебе твой почет до подходящего времени, даже если ты немного подождешь; используешь ты для этого, полагаем мы, и святость конунга Олава, и твоё собственное физическое и духовное совершенство, поскольку ты так здесь прожил, что себе ты приобрел славу, а нам почет и большой успех нашему государству; очень вероятно также, что, начавшись таким образом, увеличится еще больше твоя слава и почет". Так они закончили свой разговор.
После этого решил Харальд отправиться прочь из страны, собрал он тогда большой отряд людей, расстались они с конунгом Ярицлейвом лучшими друзьями [Hulda, k. 2-3; Msk., 56-60].
Дочь русского князя Ярослава Мудрого Елизавета известна только по исландским сагам, где говорится, что "она звалась Элисабет (Elisabeth); норманны называют ее Эллисив (Ellisif)". Борис Клейбер [Kleiber 1974] обратил внимание на имя матери Иоанна Крестителя в Остромировом Евангелии – Елизавета. Он заключил, что имя пришло на Русь из Византии в то время, когда в греческом языке пропал звук b, в результате чего b стало передаваться через v, а, соответственно, в русском языке во всех библейских и классических словах мы обнаруживаем v вместо b: Вавилон (а не Babilon), варвар (а не barbar). Женское имя Елизавета фиксируется на Руси лишь с XVIII в. Клейбер также отметил, что В.Н. Татищев при пересказе известия Снорри о браке Харальда и дочери Ярослава передает имя этой последней как Елисафа [Татищев 1963. С. 243]. Такое имя, полагает он, на Руси существовало: в частности, в Новгородской первой летописи под 1179 г. фигурирует игуменья по имени Елисава [НПЛ. С. 36]. На этом основании Клейбер заключает, что младшая дочь Ярослава Мудрого и Ингигерд получила крестильное имя Елисава, но в семье, где родители говорили по-шведски, именовалась Эллисив.
Что касается имени Ellisif, которым норманны называли русскую принцессу, то совершенно очевидно, что это имя шведское. В Исландии оно впервые отмечается в середине XVII в. [Guðrún Kvaran, Sigurður Jónsson frá Arnarvatni 1991], а в Норвегии только в XIX в. [Stemshaug 1982. S. 132], в то время как в Архиве личных имен Шведской Академии наук (91) имя неоднократно зафиксировано на протяжении XIV и XV вв.
П. А. Мунк предположил, что сватовство в начале 1030-х гг. состояться не могло, а, скорее, имело место по возвращении Харальда из Византии, поскольку к рассматриваемому времени Елизавете вряд ли могло быть даже десять лет [Munch 1873. S. 534] (92). Впрочем, ряд исследователей, называющих 1025 г. как год рождения Елизаветы Ярославны [Koht 1926b. S. 510; Kleiber 1974. S. 52], тем не менее не высказывает мнения о нарушении в саговом изложении последовательности событий.
Харальд в Византии
Так рассказывается в "Гнилой коже":
Он приплыл на военных кораблях в Миклагард с большим войском к конунгу Гарда, которого звали Микаэл Каталактус. Тогда была царицей в Миклагарде царица Зоя Богатая. Норманны были там хорошо приняты. Отправился Харальд оттуда со всеми своими людьми на разговор к конунгу и назвался он Нордбриктом, и не сообщил он людям, что он был королевского рода, но, напротив, просил он всех своих скрыть это, поскольку это делается из предосторожности, если чужестранцы – королевские сыновья [Msk., 60].
Харальд добрался до Константинополя и провел там примерно десять лет (ок. 1034-1043) на службе у византийского императора. В зависимости от того, как оценивается пребывание Харальда на Руси, датируется и прибытие его отряда в Византию, но чаще это – 1034 или 1035 г. (93). Снорри Стурлусон сообщает следующее:
В то время Страною Греков правила конунгова жена Зоэ Могучая вместе с Микьялем Каталактом. И когда Харальд прибыл в Миклагард и встретился с конунговой женой, он поступил к ней на службу. Осенью он отплыл на галере вместе с войском, и они плавали по Греческому Морю. У Харальда была своя дружина. А предводителем войска был человек по имени Гюргир. Он был сородичем конунговой жены. Харальд пробыл в войске недолгое время, как веринги крепко с ним подружились и всегда были вместе с ним в битвах. Вскоре Харальд сделался предводителем всех верингов [Круг Земной. С. 403].
Зоя стала византийской императрицей, сделавшись супругой Романа III Аргира (1028-1034, ум. 11 апреля 1034 г.), а затем Михаила IV Пафлагонянина (1034-1041, ум. 10 декабря 1041 г.). После недолгого правления ее и усыновленного ею сына Стефана Калафата (мужа сестры экс-императоров), Михаила V Калафата (1041-1042), свергнутого с престола 21 апреля 1042 г., ослепленного и отправленного в монастырь, соправительницами были объявлены Зоя и ее сестра Феодора. Через два месяца, впрочем, трон занял третий супруг Зои, Константин IX Мономах (1042-1045) (94). Скандинавские авторы явно преувеличивают ее роль в управлении государством и найме на службу иностранного отряда. Кстати Адам Бременский говорит о вступлении Харальда в войско византийского императора, хотя и не называет его имени [Adam, lib. III, cap. 13].
Византийский полководец XI в. Кекавмен в "Советах и рассказах", вопреки целому ряду неточностей (он ошибочно считает Харальда сыном "василевса Варангии", т. е. норвежского короля, равно как и его единоутробного, но не по отцу, брата, Олава Харальдссона), дает достойное внимания описание пребывания Харальда в Византии, чему он, как следует из его текста, был очевидцем:
Аральт был сыном василевса Варангии. У него был брат Юлав, который после смерти своего отца и занял отцовский престол, признав своего брата Аральта вторым после себя лицом в управлении царством. Аральт же, будучи юношей, пожелал отправиться преклонить колена пред блаженным василевсом Михаилом Пафлогонянином и увидеть ромейские порядки. Привел он с собой и войско, пятьсот отважных воинов. Итак, он прибыл, и василевс его принял как положено, затем отправил Аральта с его войском в Сицилию (ибо там находились ромейские военные силы, ведя войну на острове). Придя туда, он совершил великие подвиги. Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу, и тот почтил его чином манглавита. После этого произошел мятеж Деляна в Болгарии. Аральт участвовал в походе вместе с василевсом, имея при себе свое войско, и в борьбе с врагами совершил дела, достойные его благородства и отваги. Покорив Болгарию, василевс вернулся. Впрочем, сражался и я тогда за василевса по силам своим. Когда мы прибыли в Мосинополь, василевс, награждая Аральта за то, что он участвовал в войне, почтил его титулом спафарокандидата. После смерти Михаила и его племянника – экс-василевса Аральт при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получил позволения – выход перед ним оказался запертым. Все же он тайно ушел и воцарился в своей стране вместо брата Юлава. И Аральт не роптал из-за того, что удостоился [лишь] ранга манглавита или спафарокандидата! Более того, даже будучи королем, он сохранял верность и дружбу к ромеям [Советы и рассказы Кекавмена. С. 283, 285].
Выбирая между свидетельством Кекавмена и рассказами саг о том, при каком императоре Харальд пришел в Византию – при Михаиле Пафлагонянине (по Кекавмену) или Михаиле Калафате (Микьяль Каталакт – явное искажение этого имени), – мы, естественно, должны отдать предпочтение Кекавмену как очевидцу событий. В саговой традиции, вне всякого сомнения, произошло соединение образов двух византийских императоров, Михаила Пафлагонянина и Михаила Калафата (ср.: неразличение русских князей Владимира Ярославича и Владимира Всеволодовича Мономаха [Джаксон 1993. С. 187-188]). Однако, относя пребывание Харальда в Византии ко времени правления Михаила Калафата, а тем самым к 1041-1042 гг., саги описывают участие Харальда в событиях, имевших место в 1030-х гг. Тем самым, мы можем утверждать, что скандинавские и византийские источники сходятся на том, что Харальд оказался в Византии при Михаиле IV Пафлагонянине, чье самодержавное правление началось 12 апреля 1034 г. [Grumel 1958. P. 358]. Эта дата – terminus post quem для выяснения времени прибытия Харальда в Византию.
О размере "большого войска", которое Харальд привел с собой в Византию, мы узнаем из сообщения Кекавмена – это были "пятьсот отважных воинов". Г. Г. Литаврин высказывает вполне уместное сомнение в том, "что юноша Гаральд, явившись в Византию с 500 воинов, стал главой всего варяго-русского корпуса", как о том говорят саги. "Обычно наемниками командовал в это время аколуф, назначаемый из представителей высшей византийской знати" [Литаврин 1972. С. 591, примеч. 1177] (95). На это же указывает и текст Кекавмена: "Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу". Вероятно, не раз обсуждавшийся нами стереотип изображения скандинавских конунгов за пределами своей страны применяется авторами саг при описании их пребывания не только на Руси, но и в Византии. По мнению В. Г. Васильевского, Харальд "со своими скандинавскими товарищами не просто служили наряду с Русскими..., а составляли особый отряд в иностранном греческом корпусе" [Васильевский 1908. С. 267].
Как установлено исследователями на основании совокупного анализа скандинавских и византийских источников, Харальд, находясь на службе у византийского императора, принял участие в целом ряде сражений.
Он участвовал в византийской военной экспедиции на Сицилии в 1036-1039/40 гг. под командованием катепана катепаната Италия, куда входила и Сицилия, Георгия Маниака, которого саги называют Гюргир (Gyrgir) [Там же. С. 288-303; Лященко 1922. С. 117; Koht 1931. S. 464; Литаврин 1972. С. 592, примеч. 1179, 1180; Blöndal-Benedikz 1978. P. 65-68; Бибиков 1990. С. 164]. Как подчеркнул В. Г. Васильевский, "исторический Маниак, оставивший после себя такую прочную память в Сицилии, вовсе не похож был на того Гиргира или Гюргия, который в прозаической саге играет такую незавидную и унизительную роль подле норвежского героя, – роль арлекина в комедии" [Васильевский 1908. С. 293]. Вновь мы имеем дело с определенным стереотипом изображения скандинавского конунга за пределами его собственной страны. Кекавмен сообщает, что после возвращения из Сицилии Харальд получил чин манглавита – "обычный для воинов отряда телохранителей василевса" [Бибиков 1990. С. 165]. Х. Михэеску указывает, что слово манглавит было заимствовано из греческого в румынский в значении "капитан судна", и полагает, что к Харальду Кекавмен применял термин именно в этом значении [Михэеску 1963. С. 349].
Согласно Кекавмену, Харальд был сразу по прибытии в Византию отправлен на Сицилию, на основании чего ряд исследователей даже заключил, что он появился в Византии ок. 1038 г. Однако Джонатан Шепард считает более убедительным рассказ "Круга земного", из которого следует, что Харальд прежде участвовал в военной операци против пиратов в Griklandshaf, Эгейском море. Исследователь высказывает предположение, что эти данные согласуются с информацией, имеющейся в известии хрониста XI в. Иоанна Скилицы, включенном на рубеже XI-XII вв. в хронику Кедрина, внимательное прочтение какового убеждает, что там содержатся сведения о византийской операции в Эгейском море именно осенью 1034 г. [Shepard 1973. P. 148-150].
Кроме того, Харальд со своим отрядом принимал участие в подавлении весной-летом 1041 г. восстания Деляна в Болгарии (96). Об этом говорит Кекавмен, на это указывает и прозвище, данное Харальду скальдом Тьодольвом Арнорссоном, Bolgara brennir, "уничтожитель болгар" (97). Одна из версий чуда святого Олава в битве с язычниками (сохранившаяся в "Гнилой коже" и "Хульде") трактуется как отражение участия отряда Харальда в подавлении восстания Деляна (98). С этим военным предприятием связывают и руническую надпись на пирейском льве, перечисляющую ряд имен, среди которых фигурирует имя Харальда Высокого (99). После болгарского похода "Харальд удостоился лишь титула спафарокандидата, который, согласно Клиторологию Филофея (899 г.) жаловался друзьям Империи из числа иноземцев. Так или иначе, сравнительно ординарный уровень титулов, полученных Харальдом в Византии, может свидетельствовать о нежелании византийского двора как-то особенно выделять командира наемного отряда, посылаемого к тому же в походы, достаточно далекие от столицы" [Бибиков 1990. С. 165].
Саги также говорят об участии Харальда в войнах с сарацинами и о его путешествии в Иерусалим. Со ссылкой на две строфы исландского скальда XI в. Стува Слепого Снорри Стурлусон рассказывает, как "Харальд отправился со своей дружиной в Йорсалаланд и через нее в город Йорсалаборг", как "страна перешла под власть Харальда без пожаров и грабежей", как "он дошел вплоть до Йордана", "совершил богатые приношения Гробу Господню и Святому Кресту и другим святыням в Йорсалаланде" [Круг Земной. С. 408-409]. По мнению исследователей, эти сведения едва ли достоверны, но, если факты верны, то их следует отнести к 1035-1036 гг. [Литаврин 1972. С. 592; Бибиков 1990. С. 165].
По Густаву Сторму, последовательность военных предприятий Харальда на византийской службе такова: 1034 г. – прибытие в Константинополь; 1035-1037 гг. – поход в Азию, в частности в Сирию и Месопотамию; 1036 г. – поездка в Иерусалим; 1038-1040 гг. – разграбление Сицилии; весна 1041 г. – битва на юге Италии; осень 1041 г. – военный поход в Болгарию; 1042 г. – дворцовый переворот в Константинополе; 1043-1044 гг. – бегство из Константинополя [Storm 1884. S. 383-384].
Любопытно свидетельство саг, что Харальд не назвался своим именем и не открыл своего происхождения, а взял имя Нордбрикт, так как в Византии, по словам саги, небезопасно было пребывание сына властителя другой страны. Ср. с Олавом Трюггвасоном на Руси: "А такие были законы в той стране, что там не полагалось воспитывать сына конунга из иноземного рода или из далекого государства без ведома самого конунга" (100). Блёндаль и Бенедикс подчеркивают, что, даже если в этом рассказе есть некая фактическая основа, он в первую очередь обладает чертами фольклорного мотива "принц в изгнании", тем более что в Византии такая политика по отношению к иностранцам знатного происхождения продержалась недолго, а Кекавмен называет род и имя своего героя [Blöndal-Benedikz 1978. P. 59].
Отсылка богатств к Ярославу
В "Гнилой коже" и "Красивой коже" рассказывается, что Харальд отсылает Ярославу ту часть богатства, которая не нужна ему для содержания войска; в "Круге земном" – "чтобы содержать себя"; в "Хульде" – "чтобы содержать себя и свое войско":
Нордбрикт провел много зим в Африке и взял там много золота и много драгоценностей. Но все то богатство, которое он получал и которое не было нужно ему для своих воинов, он посылал со своими верными людьми на север в Хольмгард во власть и на хранение конунгу Ярицлейву. И собралось там такое непомерно большое, что никто не мог точно сказать, богатство, какое легко можно себе представить, когда он воевал в той части мира, которая была чуть ли не богаче всех остальных золотом и драгоценностями, при том что он никогда не воевал против местных жителей, потому что он говорит сам, что он сражался в Африке с самим конунгом, и победил, и завладел большей частью его государства [Msk., 64].
Блёндаль и Бенедикс отмечают, что в греческих источниках нет сведений о каких-либо экспедициях в Африку во время правления Михаила IV. Но поскольку, утверждают они, этноним Serkir, который появляется в этом контексте ("отправился он тогда со своим войском на запад в Африку, которую веринги называют Серкландом" [ÍF, XXVIII, 74]) нередко употребляется в древнескандинавских источниках как синоним арабов или арабо-говорящих народов, не будет большим допущением заключить, что скальдические строфы, на которых основано это известие саг, относятся к византийско-арабским военным действиям в Малой Азии, каковых было немало в годы правления Михаила IV. Что касается византийско-арабских столкновений на Сицилии, то и в них Харальд мог принять участие в 1037 г. под предводительством Константина, брата Михаила IV, против "вепря Африки" (либо Моизза, либо его сына Абдаллаха) [Blöndal-Benedikz 1978. P. 60–62, 66].
Традиционно отсылка денег Ярославу воспринималась и комментировалась в свете сватовства Харальда и отказа Ярослава на том основании, что он не может отдать дочь человеку, который недостаточно богат. Ср.: "Совершая подвиги, создавая себе военную славу, Гаральд не забывал, по-видимому, слов князя Ярослава, указывавшего на то, что он недостаточно богат. К военной добыче он был очень неравнодушен" [Лященко 1922. С. 117].
Однако в этих действиях Харальда был другой, более глубокий смысл. Как показала Г. В. Глазырина, в соответствии с норвежскими законами, Харальду не стоило посылать богатства, добытые во время его византийской службы, к себе на родину. По статье 47 "Законов Гулатинга" [Gulatingslov, 47], человек, покидающий страну, мог назначить управляющего своим имуществом на срок в три года, и только по прошествии трех лет его имущество переходило к наследникам; в том же случае, если он уезжал в Византию, наследники вступали в свои права незамедлительно [Glazyrina 1991]. В таком случае помощь Ярослава, принимавшего, хранившего и возвратившего Харальду его имущество, можно считать неоценимой.
Возвращение Харальда на Русь из Константинополя (101)
Большинство исследователей полагает, что Харальд находился на службе в Византии до осени 1042 г. [Лященко 1922. С . 128; Cross 1929. P. 181; Vasiliev 1937. P. 54; Рыдзевская 1940. С. 68; Рыдзевская 1978. С. 68; Свердлов 1989. С. 151, примеч. 39]. Г. Г. Литаврин говорит об октябре 1042 г. [Литаврин 1967. С. 84]. А. Стендер-Петерсен колеблется между 1042 и 1043 гг. [Stender-Petersen 1940. S. 19]. В. Г. Васильевский и С. Блёндаль принимают 1043 г. [Васильевский 1908. С . 303; Blöndal 1939. P. 7-8; Blöndal 1941. P. 98] (102).
В. Г. Васильевский, например, отталкивается от даты исландских анналов. Исходя из того, что в 1044 г. Харальд появился в Скандинавии, исследователь заключает, что он ушел из Византии еще в 1043 г. А. И. Лященко, напротив, находит в саге указание на 1042 г.: "По мнению В. Г. Васильевского, Гаральд ушел из Константинополя в 1043 г. Мне кажется, что его отъезд состоялся летом 1042 г., т. е. вскоре после свержения императора Михаила V, как это представляет и сага" [Лященко 1922. С. 128].
Следуя за хронологией Блёндаля [Blöndal 1941], Стендер-Петерсен полагает, что второй раз Харальд был на Руси в 1043-1045 гг. [Stender-Petersen 1953b. S. 135], т. е. вскоре после неудачного похода Ярослава на Византию. Так же оценивает ситуацию и Х. Бирнбаум [Birnbaum 1981. P. 9]. Д. Оболенский считает, что в 1043 г., после смерти его патрона императора Михаила V в 1042 г., Харальд просил разрешения покинуть Константинополь, но ему было отказано в разрешении вернуться в Норвегию, и он вынужден был бежать из Константинополя, естественно, на Русь, к недавнему врагу Византии Ярославу [Obolensky 1970. P. 163].
Харальд был помещен Зоей в тюрьму. Источники называют две причины: 1) он удержал у себя золото императора, 2) по словам мудрых людей, Зоя страстно желала замужества с Харальдом. Г. Сторм [Storm 1884. S. 371-372] рассматривает арест Харальда при Константине Мономахе как крайне неправдоподобный, поскольку о нем ничего не говорит Кекавмен (по его сведениям, Харальд "при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну", "но не получил позволения – выход перед ним оказался запертым"). У Блёндаля, разделяющего эту точку зрения, впрочем, не вызывает сомнений, что Харальд мог быть арестован в более раннее время, тем более что в сагах его арест предшествует ослеплению императора, каковым был предшественник Константина Михаил V [Blöndal 1939. P. 6-7].
Г. Г. Литаврин склонен считать, что с самого начала своего правления Константин Мономах "проявлял недоверие к русским и варягам, верно служившим ненавистным новому императору Пафлагонцам", а Харальд, кроме всего прочего, был в дружественных отношениях с Ярославом Мудрым, с которым "у Мономаха сразу же сложились натянутые отношения, завершившиеся открытым столкновением в 1043 г." Не удивительно поэтому, что император выдвинул против Харальда обвинение в незаконном присвоении государственных средств [Литаврин 1972. С. 597, примеч. 1191].
В тюрьме Харальд оказался вместе с двумя своими спутниками, Халльдором Сноррасоном и Ульвом Оспаксоном. Слух о заключении Харальда в тюрьму разнесли по северным странам варяги, служившие в Константинополе: "Так здесь на севере рассказывали вэринги, те что служили в Миклагарде" [IF, XXVIII, 85]. А вот еще слова Снорри о распространении саги о Харальде: "Скальды могли бы приписать этот поступок военачальнику или графу или другому знатному человеку, если б знали, что это более правильно. Но Харальд сам рассказывал так, да и другие люди, которые там были вместе с ним" [Круг Земной. С. 410].
Рассказ саг о тайном бегстве Харальда из Константинополя подтверждает и Кекавмен: "все же он тайно ушел..." А вот как об этом рассказывает "Гнилая кожа":
[После сражений на Сицилии Нордбрикт отправляется в Иерусалим. По возвращении в Константинополь он оказывается в тюрьме по приказу императрицы Зои. Благодаря чуду Святого Олава Харальду удается спастись.] И в ту же самую ночь захватывает Харальд ту палату, в которой была девица Мария, и увезли они ее с собой. Взяли затем они две галейды и вышли на веслах в Сэвидарсунд. А там были протянуты через залив железные цепи. И тогда сказал Харальд: "Теперь люди должны сесть на весла на обеих галейдах, а все те люди, кому не нужно грести, должны тогда каждый держать в руках свой кожаный мешок или другую тяжесть и бежать на корму, и проследить, чтобы перейти туда как можно скорее". И вот делают они так, и поднимаются корабли на цепи, и тотчас они останавливаются, и прекратилось движение. Тогда сказал Харальд: "Теперь должны все люди перебежать на нос корабля и держать в руках ту же тяжесть". И вот в результате этого соскочила с цепи та галейда, на которой был сам Харальд, а другая поднялась на цепь развалилась на части, и погибло очень много людей с нее там в заливе, а некоторых спасли. И с этим выбрался Харальд прочь из Миклагарда и поплыл так дальше в Свартахав, и прежде чем он выплыл в море, высадил он на берег девицу Марию, и дал ей хороших спутников назад в Миклагард. [Харальд просит Марию передать Зое, что власть ее над ним не так уж велика.] Затем расстались они и плывет Харальд на север за море, а оттуда едет он по Аустррики в Хольмгард [Msk., 84-85].
Романтическая история с влюбленностью Харальда в принцессу Марию и ревностью императрицы Зои напоминает Васильевскому "сюжет немецкой поэмы о короле Ротере", а также "Сагу о Тидреке Бернском". "Не наше дело разбирать, которое сказание имело влияние на образование, склад и развитие другого. Но, по-видимому, повесть о Гаральде в XII веке в своей любовно-романтической части рассказывалась несколько иначе. Вильгельм Мальмёсберийский (ум. 1141), смешивая Гаральда относительно прозвища, но верно называя его братом св. Олафа, пишет, что он в юности, находясь на службе византийского императора, обесчестил одну знатную женщину и за то, по приказанию императора, был брошен на съедение льву, но одними голыми руками задушил зверя ... (Это повторяется и у других позднейших писателей). Теперь этого льва нет в Гаральдовой саге, но очень вероятно, что он в ней был, точно так же, как есть сцена с убиваемым львом в поэме о короле Ротере" [Васильевский 1908. С. 236, 237, 238].
Любопытно замечание Васильевского относительно "девицы Марии", фигурирующей в этой истории: "Мария, конечно, упоминается в современной Гаральду византийской истории, но это была мать императора Михаила V, низверженного и ослепленного. Если ее похитил норвежский герой во время Константина IX (сага рассказывает о похищении вслед за ослеплением Мономаха), то нужно подивиться его выбору, потому что это была уж слишком пожилая женщина" [Там же. С. 280].
Харальд получает в свое владение добытое в Византии богатство
Во всех сводах (103) говорится, что Харальд взял "под свою власть, в свое распоряжение" все то золото и всякого рода драгоценности, которые он посылал Ярославу из Миклагарда. Снорри подчеркивает, что "это было такое большое богатство, что ни один человек в северных странах не видел подобного во владении одного человека". О большом богатстве Харальда, приобретенном в Византии, говорит и Адам Бременский: "Став воином императора, он участвовал во многих битвах против сарацин на море и скифов на суше, прославившись доблестью и скопив большое богатство" [Adam, lib. III, cap. XIII] (104).
Снорри Стурлусон рассказывает об источнике богатств Харальда следующим образом:
И когда Харальд прибыл в Хольмгард, конунг Ярицлейв превосходно встретил его. Провел он там зиму, взял тогда в свое распоряжение все то золото, которое он раньше посылал туда из Миклагарда, и всякого рода драгоценности. Это было такое большое богатство, что ни один человек в северных странах не видел такого во владении одного человека. Харальд трижды ходил в обход палат (pólútasvarf), пока он был в Миклагарде. Там есть такие законы, что каждый раз, когда умирает греческий конунг, тогда варяги идут в обход палат (pólútasvarf). Они тогда проходят по всем палатам конунга, там где находятся все его сокровищницы, и каждый тогда свободно присваивает то, что идет ему в руки [ÍF, XXVIII, 89-90].
Итак, Снорри рассказывает, как Харальд, находясь на службе в Миклагарде, трижды принимал участие в pólútasvarf. Снорри понял первую часть слова как лат. palatia, "императорский дворец", а вторую как svarf, исландское существительное от глагола sverfa, "идти колонной, шеренгой". Он сообщил, что, согласно законам, когда умирал византийский император, варяги имели право пройти по его дворцу, предаваясь неограниченным грабежам. Далеко не все исследователи принимают трактовку Снорри. Рассмотрим последовательно несколько точек зрения.
В. Г. Васильевский считает, что после ослепления Михаила Калафата, в котором Харальд должен был участвовать, он мог оказаться "среди возмутившейся толпы, штурмовавшей дворец; мы должны предполагать, что именно тогда он учинил то, что сага (вероятно, вслед за скальдами) называет polotaswarf – грабежом (царских) палат, и наполнил руки византийским золотом" [Васильевский 1908. С. 283]. В другом месте Васильевский уточняет, что "императорский дворец византийского владыки именуется polotur (множеств.), то есть, палатами (от palatium, Pfalz)" [Там же. С. 239].
По мнению А. И. Лященко, "автор саги в оправдание грабежей своего героя приводит невероятное объяснение о праве варягов брать, что попадет под руку, при перемене правителя Византии. Конечно, это не могло быть правом. Но вполне допустимы были грабежи при столь частых в Византии дворцовых революциях. Действительно, Гаральд пережил три смены правителей в Константинополе: Романа III (1034 г.), Михаила IV (1041 г.) и Михаила V (1042 г.)" [Лященко 1922. С. 127, примеч. 2].
С. Блёндаль [Blöndal 1939. P. 8] отметил, что такого рода ограбление императорского дворца, а тем более его казны, по случаю смерти императора, было в принципе невозможно в столь высоко цивилизованном обществе, каковым являлась Восточная Римская империя. Если бы что-либо подобное происходило, только бы вполне определенное количество комнат, с вполне конкретными предметами в них, было бы открыто для дружинников императора. Однако ни в одном византийском источнике мы не находим и намека на подобный обычай. И все же, по мнению Блёндаля, "хоть небольшое ядро истины" в этом известии Снорри есть. Исходя из того, что "в среде варягов был значительный русский элемент", Блёндаль объясняет термин pólútasvarf при помощи русских слов палата и сбор [Ibidem, 9]. Впрочем, при таком понимании термина трактовка стоящих за ним реальных событий не сильно отличается от той, которую дал Снорри Стурлусон. Блёндаль предложил и еще одно толкование слова pólutasvarf от русских слов получать и сбор в значении "налог, пошлина". Он полагал, что варяги, с одной стороны, могли использоваться для сбора податей в тех местностях, где регулярные сборщики дани не могли справиться без военной поддержки, а с другой, – наемники, будучи на длительное время расквартированы в какой-нибудь византийской провинции, должны были получать с местного населения специальный налог [Ibidem, 10-12] (105).
А. Стендер-Петерсен [Stender-Petersen 1940] утверждает, что Снорри ошибался, говоря о трех "обходах палат" Харальдом во время его пребывания в Византии. В действительности этот термин относится к сбору Харальдом даней по поручению Ярослава Мудрого во время его пребывания на Руси. Само слово pólútasvarf, по Стендер-Петерсену, – тавтологично, содержит перевод самого себя, оба его корня, первый – русский (полюдье), второй – скандинавский (svarf), означают "поворот, оборот, круговое движение", возможно, с какими-то особыми оттенками значения. Однозначно поддержал точку зрения Стендер-Петерсена лишь Дж. Шепард [Shepard 1973], заключивший на основании этого, что Харальд участвовал в полюдье во время своего первого пребывания на Руси, и датировал его пребывание 1031=1034 гг.
Ф. Дёльгер в рецензии на статью Блёндаля отдал предпочтение мнению этого исследователя [Dölger 1941. S. 250=251]. П. Лемерль назвал гипотезу Стендер-Петерсена "весьма остроумной, хотя и не доказанной по всем пунктам" [Lemerle 1960]. Х. Бирнбаум посчитал аргументацию Стендер-Петерсена весьма противоречивой [Birnbaum 1981. P. 18]. Г. Г. Литаврин также более согласен с Блёндалем, нежели со Стендер-Петерсеном, "так как те же саги сообщают, что Гаральд отсылал свои богатства из Византии на сохранение Ярославу Мудрому, был обвинен в присвоении казенных денег и добычи и даже подвергся аресту" [Литаврин 1972. С. 596; Литаврин 1967. С. 83-84].
Возможности для присвоения государственных средств и личного обогащения у Харальда несомненно были, если он, согласно теории Блёндаля, привлекался для сбора налогов. В. Т. Пашуто подчеркнул, что "варяжский корпус использовался для сбора дани и полюдья и на Руси... и в Византии (Гаральд Сигурдарсон, будущий зять Ярослава, не раз участвовал в pólútasvarf); при участии в сборе дани варяги получали одну треть – это русская традиция; впрочем, одну треть добычи получал корпус руссов в Византии во время похода Василия II на Болгарию, одна треть шла императору, другая – греческому войску" [Пашуто 1968. С. 25] (106).
Брак Харальда Сигурдарсона и Елизаветы Ярославны
В целом ряде королевских саг записи начала XIII в. (в "Гнилой коже", "Красивой коже", "Круге земном", "Саге о Кнютлингах"), а также (без упоминания имени невесты) в "Деяниях епископов гамбургской церкви" Адама Бременского (ок. 1070 г.) содержатся сведения о браке Елизаветы и Харальда Сурового Правителя.
Возвращаясь на Русь, будучи обладателем такого огромного богатства, "какого никто в северных землях не видел во владении одного человека," – рассказывает Снорри Стурлусон, – "сложил Харальд Висы радости, и всего их было шестнадцать, и один конец у всех" [Hkr. (ÍF, XXVIII, 89)]. Та же строфа, что и в "Круге Земном", цитируется в другом своде королевских саг – "Красивая кожа" (ок. 1220 г.) [Fask., 232]. В "Гнилой коже" и "Хульде" приводятся шесть строф Харальда, посвященных "Элизабет, дочери конунга Ярицлейва, руки которой он просил":
И в этих поездках сочинил Харальд Висы радости, и всего их шестнадцать, и один конец у всех, хотя здесь записаны немногие. Вот одна [из них]:
"Корабль проходил перед обширной Сицилией. Мы были горды собой. Корабль с людьми быстро скользил, как и можно только было желать. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности".
Этим намекает он на Элисабет, дочь конунга Ярицлейва, руки которой он просил, как раньше говорилось; и так сказал он:
"У трёндов оказалось больше войска; мы выдержали поистине горячий бой; будучи молодым, я расстался с молодым конунгом, павшим в бою. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Нас было шестнадцать на корабле, когда внезапно поднялась буря; нагруженный наш корабль был полон воды, которую мы вычерпывали. Я меньше всего надеюсь на то, что бездельник будет нам в этом подражать. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Я владею восьмью искусствами: умею слагать стихи; умею быстро ездить верхом; иногда я плавал; умею скользить на лыжах; я опытен в метании копья и владении веслом; я также умею играть на арфе и знаю восемь приемов борьбы.
Я родился там, где уппландцы натягивали луки; теперь у меня есть корабли, ненавистные населению, которые плавают среди островов; с тех пор, как мы спустили его на воду, корабль мой рассекал много морей. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности.
Кроме того, ни женщина, ни юноша не смогут отрицать, что мы у южного города храбро сражались своими мечами: там есть доказательства наших подвигов. Однако не хочет девушка в Гардах чувствовать ко мне склонности" [Msk., 85-87; Hulda, 169].
Надо сказать, что такого рода "любовная лирика" для творчества северных скальдов весьма не типична ("Но северные скальды грубы, / Не знают радостей игры, / И северным дружинам любы / Янтарь, пожары и пиры," – О. Мандельштам). И тем не менее именно "Висы радости" Харальда завоевали большую популярность в России, начиная с конца XVIII в. Число их переводов на русский язык и вольных переложений достигает полутора десятков. Не могу удержаться о т того, чтобы не процитировать некоторые из них, хотя бы в сокращении.
В 1793 г. Н. А. Львов опубликовал отдельной брошюрой поэтический перевод под заголовком "Песнь Норвежского витязя Гаральда Храброго, из древней Исландской летописи Книтлинга сага господином Маллетом выписанная, и в Датской Истории помещенная, переложена на Российский язык образом древнего стихотворения с примеру Не звезда блестит далече во чистом поле" (107):
Корабли мои объехали Сицилию,
И тогда-то были славны, были громки мы.
Нагруженной мой черной корабль дружиною
Быстро плавал по синю морю, как я хотел.
Так любя войну, я плавать помышлял всегда;
А меня ни во что ставит девка Русская (108).
Не досуж ли, не горазд ли я на восемь рук?
Я умею храбро драться и копьем бросать;
Я веслом владеть умею и добрым конем;
По водам глубоким плавать я навык давно;
По снегам на лыжах бегать аль не мастер я?
А меня ни во что ставит девка Русская.
Неужель та девка красная подумает,
Что тогда я сбруей ратной не умел владеть,
Как стоял в земле полуденной под городом,
И в тот день, как с супостатом битву выдержал,
Не поставил богатырской славе памятник?
А меня ни во что ставит девка Русская.
В 1790-х годах, т. е. примерно в то же время, что и Н. А. Львов (хотя опубликовано это было десятилетиями позднее), "вольный перевод с французского" осуществил И. Ф. Богданович. Он также воспользовался песенным размером и еще более, на мой взгляд, отошел от оригинала, создав вполне самостоятельную "Песнь храброго шведского рыцаря Гаральда" (109).
По синим по морям на славных кораблях
Я вкруг Сицилию объехал в малых днях,
Бесстрашно всюду я, куда хотел, пускался;
Я бил и побеждал, кто против мне встречался.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка Русская велит мне бресть домой.
Я в самой юности, имея храбрый дух,
Дронтгеймских жителей гонял, как будто мух;
Хоть было мало нас, а их гораздо боле,
Король и силы их легли на ратном поле.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка Русская велит мне бресть домой.
Я знаю на земле военно ремесло;
Но, воду возлюбя и возлюбя весло,
За славою лечу я мокрыми путями;
Норвежски храбрецы меня боятся сами.
Не я ли молодец, не я ли удалой?
А девка Русская велит мне бресть домой.
К. Н. Батюшков, весьма интересовавшийся прошлым варяго-русского Севера, переложил на русский язык "Песнь Гаральда Смелого", создав при этом яркий образец героической баллады (110):
Мы, други, летали по бурным морям,
От родины милой летали далеко!
На суше, на море, мы бились жестоко;
И море и суша покорствуют нам!
О други! как сердце у смелых кипело,
Когда мы, содвинув стеной корабли,
Как птицы неслися станицей веселой
Вкруг пажитей тучных Сиканской земли!...
А дева Русская Гаральда презирает.
Я в мирных родился Полночи снегах;
Но рано отбросил доспехи ловитвы –
Лук звонкой и лыжи, и в грозныя битвы
Вас, други, с собою умчал на судах:
Не тщетно за славой летали далеко
От милой отчизны, по диким морям;
Не тщетно мы бились мечами жестоко:
И моря и суша покорствуют нам! –
А дева Русская Гаральда презирает.
А. К. Толстой в 1869 г. опубликовал в "Вестнике Европы" не перевод, но балладу по мотивам "Вис радости", и назвал ее "Песня о Гаральде и Ярославне" (111). Баллада в ее начальном варианте ближе по историческим реалиям к оригиналу, поэтому я выбрала для публикации ее раннюю версию. Баллада А. К. Толстого представляется мне настолько совершенной и цельной, что я предлагаю ее читателю без сокращений:
Гаральд в боевое садится седло,
Град Киев покинул он славный,
Вздыхает дорогою он тяжело:
– Звезда ты моя, Ярославна!
Веселых пиров миновала пора!
Твой слышал, княжна, приговор я!
Узнают же вес моего топора
От края до края поморья!
В печали оставил он Русь за собой,
Плывет он размыкивать горе
Туда, где арабы с норманнами бой
Ведут на земле и на море.
В Сикилии встретил Гаральд их напор,
Он рубит их в битве неравной,
И громко взывает, подъемля топор:
– Звезда ты моя, Ярославна!
Он в Африке рубится в страшном бою,
Покоя нигде не находит,
Он на море бьется, ладья о ладью,
А мысль его в Киеве бродит.
Летает он по морю сизым орлом,
Он в бурях и в сечах пирует,
Трещат корабли под его топором,
А синее море бушует.
Веселая то, удалая пора!
Гаральдовой славе нет равной!
Поет он про берег цветущий Днепра,
Поет про княжну Ярославну.
На север он бег повернул кораблей,
И Русь уже сердцем он чует,
Поет с удалою дружиной своей –
А синее море бушует!
Он на берег вышел, он сел на коня,
Он едет под сенью дубравной –
– Полюбишь ли, девица, ныне меня,
Звезда ты моя, Ярославна!
Он в Киев престольный въезжает, крестясь;
И гостя радушно встречая,
Выходит из терема ласковый князь,
А с ним и княжна молодая.
– Здорово, Гаральд! Ты скажи: из какой
На Русь воротился ты дали?
Промешкал довольно в земле ты чужой,
Давно мы тебя не видали!
– Я, княже, уехал, любви не стяжав,
Уехал безвестный и бедный;
Но ныне к тебе, государь Ярослав,
Вернулся я в славе победной!
Я город Палермо в разор разорил,
Я грабил поморья Царьграда,
Ладьи жемчугом по края нагрузил,
А тканей и мерить не надо!
Я ужасом стал отдаленных морей,
Нигде моей славе нет равной!
Согласна ли сделаться ныне моей,
Звезда ты моя, Ярославна?
В Норвегии праздник веселый идет:
Весною, средь плеска народа,
В ту пору как алый шиповник цветет,
Вернулся Гаральд из похода.
Цветами его корабли обвиты,
От сеч отдыхают варяги,
Червленые берег покрыли щиты
И с черными вранами стяги.
В ладьях отовсюду к шатрам парчевым
Приплыли норвежские скальды,
И славят на арфах, один за другим,
Возврат удалого Гаральда.
А сам он у моря, с веселым лицом,
В хламиде и в светлой короне,
Норвежским избранный от всех королем,
Сидит на возвышенном троне.
Отборных, и гридней, и отроков рой
Властителю служит уставно:
В царьградском наряде, в короне златой,
С ним рядом сидит Ярославна.
И к ней обращаясь, Гаральд говорит,
С любовью в сияющем взоре:
– Все, что пред тобою цветет и блестит,
И берег, и синее море,
Цветами обвитые те корабли,
И грозныя замков вершины,
И людныя веси норвежской земли,
Все то, чем владею я ныне,
Вся слава, добытая в долгой борьбе,
И самый венец мой державный,
И все, чем я бранной обязан судьбе –
Все то я добыл лишь на вено тебе,
Звезда ты моя, Ярославна!
Во всех сводах королевских саг сообщается, что в ту зиму "Ярицлейв отдал в жены Харальду свою дочь". Эти слова саги подтверждаются ссылкой на 4-ю строфу "Драпы Стува" (ок. 1067 г.) исландского скальда Стува Слепого:
Воинственный конунг Эгда взял себе ту жену, какую он хотел. Ему выпало много золота и дочь конунга [Skj., A, I, 405].
Ни имени конунга, ни имени его молодой жены, ни "восточных" топонимов в висе нет. Однако из "Пряди о Стуве" известно, что он был дружинником конунга Харальда Сигурдарсона, так что именно Харальд может скрываться под прозвищем "воинственный конунг Эгда". О золоте, которое "выпало" Харальду, рассказывают и другие скальды, например, Тьодольв Арнорссон и Вальгард из Веллы.
О том же браке сообщает и Адам Бременский: "Харольд, вернувшись из Греции, взял в жены дочь короля Руции Герцлефа" [Adam, lib. III, cap. 13, schol. 62] (112).
Весной Харальд отправился из Хольмгарда через Альдейгьюборг в Швецию. Саги сообщают об этом со ссылкой на скальда Вальгарда из Веллы:
Ты спустил на воду корабль с красивейшим грузом; тебе на долю выпала честь; ты вывез, действительно, золото с востока из Гардов, Харальд (113).
В исландских анналах читаем:
1044. Харальд [Сигурдарсон] прибыл в Швецию.
На этом основании мы можем сделать вывод, что брачный союз Харальда и Елизаветы был заключен зимой 1043/44 г.
Ни один источник, рассказывая об отъезде Харальда с Руси, не говорит о том, что Елизавета была вместе с ним в этом путешествии. Правда, к такому выводу можно прийти на основании отсутствия в сагах указаний на то, что две их дочери (Марию и Ингигерд, не известных, как и Елизавета, русским источникам, знают "Гнилая кожа", "Красивая кожа", "Круг земной" и "Хульда") были близнецами, – в противном случае у Харальда и Елизаветы, проведших вместе, согласно сагам, одну весну между свадьбой и отплытием Харальда, могла бы быть лишь одна дочь.
Подтверждается это и последующим известием саг, что по прошествии многих лет, покидая Норвегию, Харальд взял с собой Елизавету, Марию и Ингигерд. Елизавету и дочерей, согласно "Кругу земному" и "Хульде", Харальд оставил на Оркнейских островах, а сам поплыл в Англию (114).
В "тот же день и тот же час", когда в Англии погиб конунг Харальд, говорят саги, на Оркнейских островах умерла его дочь Мария (115). Елизавета и Ингигерд, перезимовав там, отправились весной с запада (116). С этого момента Елизавета больше в сагах не упоминается.
Незамеченным в историографии осталось мнение Н. М. Карамзина относительно судьбы Елизаветы: он считал, что вскоре после свадьбы Елизавета умерла, "оставив двух дочерей, Ингигерду и Марию", первая из которых "вышла за Филиппа, короля Шведского" [Карамзин 1842. Примеч. 41 к т. II, гл. II] (117). Как можно видеть, это мнение противоречит данным саг о судьбе Елизаветы. Более того, Ингигерд была выдана замуж не за Филиппа, а за Олава Свейнссона, конунга данов (118). Достаточно широко распространено убеждение, что после гибели Харальда Елизавета Ярославна вышла замуж за датского короля Свена Эстридссена (119). Впрочем это заблуждение, основанное на неверном толковании одного известия Адама Бременского [Adam, lib. III, cap. 53, 54, schol. 84, 85], можно считать успешно развенчанным (120).
Брак Харальда Сигурдарсона и Елизаветы Ярославны упрочил русско-норвежские связи, имевшие дружественный характер во времена Олава Харальдссона – во всяком случае с 1022 г., т. е. со смерти Олава Шётконунга, тестя Ярослава, и прихода к власти в Швеции Энунда-Якоба, вступившего вскоре в союз с Олавом Харальдссоном против Кнута Великого (121) – и во времена Магнуса Доброго (1035-1047), возведенного на норвежский престол не без участия Ярослава Мудрого (122). Кроме того, этот брак привел к временному альянсу между Харальдом и могущественным ярлом Свейном Ульвссоном, будущим датским королем, более известным по своему материнскому роду как Свен Эстридсен (1047-1074 или 1076). Своды королевских саг и "Сага о Кнютлингах" подчеркивают, что этот союз основывался не только на обоюдных претензиях Харальда и Свейна на подвластные Магнусу Доброму земли – Норвегию и Данию, – но и на установившихся через брак Харальда и Елизаветы родственных связях (замечу – очень дальних в представлении современного человека) (123):
Там [в Швеции. – Т. Д.] встретились они, Харальд и ярл Свейн, который бежал из Дании от конунга Магнуса. И предложил Свейн, что им стоит вступить в союз из-за той их беды, что оба они по рождению имеют право на те королевства, которые захватил конунг Магнус, и объявил свое родство с Харальдом. Свейн был родичем Эллисив, жены Харальда, дочери конунга Ярицлейва и княгини Ингигерд, дочери Олава [Шетконунга. – Т. Д.]. Сестрой Олава была Астрид, мать Свейна, потому что Сигрид Суровая была матерью их обоих, конунга Олава и Астрид" [Msk., 88] (124).
По мнению Г. В. Глазыриной, "союз с Русью не дал ожидаемых результатов, поэтому Харальд после отъезда из Руси около 1044 г. переориентируется и начинает опираться в своей борьбе на поддержку сил внутри Норвегии, свидетельством чего является установление родственных связей с норвежской знатью" [Глазырина 1988. С. 16]. Аналогично и С. Багге полагает, что "Харальд Суровый, вернувшись из-за границы и, вероятно, ощущая отсутствие сильной родни – и родственников по женской линии? – делает весьма необычный шаг и женится на Торе, дочери норвежского магната Торберга Арнасона" [Bagge 1991. P. 134]. Оба эти тезиса требуют, на мой взгляд, дополнительного рассмотрения и уточнения.
Самый ранний источник, называющий Тору женой Харальда, – "Гнилая кожа". В главе "О конунге Харальде" [Msk., 169-170] рассказывается о его взаимоотношениях с исландцами: как он помог им во время голода, как послал им колокол. Там же говорится, что исландца Ульва Оспакссона он назначил окольничим и дал ему в жены Йорунн Торбергсдоттир. Сам же он женился на Торе Торбергсдоттир, сестре Йорунн (125). И еще здесь отмечается, что в дни Харальда Арнмедлинги были самым знатным родом в Норвегии, поскольку были через брак в родстве с конунгом (126). Как уточняется в "Круге земном", Харальд взял в жены Тору через год после смерти Магнуса Доброго (т. е. в 1048 г.) [Hkr. (ÍF, XXVIII, 112)]. Сыновьями Харальда и Торы были, согласно сагам, Магнус и Олав (127), будущие конунги Магнус Харальдссон (1066-1069) и Олав Тихий (1066-1093).
Итак, если доверять единственным доступным нам по этому вопросу источникам, то получается, что Харальд взял в жены Тору в то время, когда он уже больше двух лет был правителем Норвегии, при этом год – единовластным. Утверждение, что второй брак Харальда был вызван тем, что брак Харальда и Елизаветы "не дал ожидаемых результатов", представляется мне в этой связи ошибочным. Напротив, помощь Ярослава Мудрого, сохранившего богатства Харальда (128), предоставившего ему временное убежище и снарядившего его в путь на родину, равно как и возможность (по причине приобретенного через этот брак родства) политического альянса между Харальдом и противником конунга Магнуса, ярлом Свейном, привели к союзу конунгов Магнуса (сына Олава Святого) и Харальда (единоутробного брата Олава Святого) и к разделу между ними власти над Норвегией (129).
При том, что источники единодушно называют Тору женой Харальда, это утверждение вызывает известные сомнения, которые сформулировали уже А. Бугге [Bugge 1914. S. 28-30], Х. Кут [Koht 1926b] и М. И. Стеблин-Каменский: "Тора... была, по-видимому, наложницей Харальда, а не его женой" [Круг Земной. С. 655, примеч. 45]. История знает немало примеров того, что наследники престолов были рождены от наложниц и рабынь конунгов, и это, полагают исследователи, было общей практикой, вызывавшейся к жизни, особенно в высших слоях общества, желанием оставить после себя одного или более наследников, продолжателей рода [Sawyer, Sawyer 1996. P. 169-170] (130). Матерью шведского правителя Энунда-Якоба (1022 – ок. 1050) была наложница (friðla) Олава Шетконунга, "которую звали Эдла, дочь ярла из Вендланда. Она была ранее взята в плен, и называли ее рабыней (ambótt) конунга" [Hkr. (ÍF, XXVII, 130)]. Матерью конунга Норвегии, Дании и Англии Магнуса Олавссона Доброго была Альвхильд, "которую называли рабыней конунга" [Hkr. (ÍF, XXVI, 209)]. Норвежский конунг Олав Тихий был женат на Ингирид, дочери конунга датчан Свейна, но у него был сын от Торы Иоансдоттир – наследовавший после него трон Магнус Голоногий (1093-1103) [Fask., 301; Hkr. (ÍF, XXVIII, 208)]. Конунг Норвегии Сигурд Крестоносец (1103-1130) сделал Боргхильд своей наложницей и увез ее с собой; их сыном был Магнус Слепой (1130-1135), а женат Сигурд при этом был на Мальмфрид [Hkr. (ÍF, XXVIII, 258)].
Согласно предписаниям церкви, нормой в средневековой Норвегии было единобрачие, но очевидно, что моногамия строго не соблюдалась: на это указывают хотя бы тщательно оговоренные права наследования незаконнорожденных детей (131). Даже ребенок, рожденный от рабыни, мог быть освобожден: "Теперь человек признает своего ребенка и приносит его в церковь, прежде чем тому исполнится три года, и дает ему свободу. Тогда он имеет то же право, что и его отец" (132).
Следует, мне кажется, обратить внимание на один сюжет, связанный с Торой и сохранившийся во всех сводах саг. Финн Арнасон, дядя Торы, был захвачен конунгом Харальдом. Конунг спросил, не хочет ли тот пощады от Торы, своей родственницы. "Тогда Финн ярл произнес грубые слова, которые с тех пор запомнились и которые показывают, в каком гневе он был, если не мог сдержать себя в выражениях: 'Не удивительно, что ты зло кусался, коль кобыла сопровождала тебя!' Финну ярлу даровали пощаду, и Харальд конунг некоторое время держал его при себе" [Hkr. (ÍF, XXVIII, 154-155)] (133). Нет ли в этой грубости, позволенной себе Финном и не подвергшейся наказанию со стороны Харальда, намека на реальный статус Торы – наложницы при живой жене?
Бугге упоминает еще "Прядь о Халли Челноке" по "Книге с Плоского острова", где рассказывается о висе скальда Халли, адресованной Торе: эта виса была столь грубой, что скальд не решился произнести ее в присутствии Торы [Bugge 1914. S. 29; Flat., III (1868), 427]. Принципиально важно также, что ни в одном из источников Тора не названа, в отличие от Эллисив, термином dróttning, "королева" [Bugge 1914. S. 29].
Вполне вероятно поэтому, что Тора не была купленной за мунд (свадебный дар) женой Харальда, а была его наложницей. Если, действительно, целью этого союза было обретение "сильной родни", то, как выявил Сверре Багге, "наложницы и незаконнорожденные сыновья конунгов служили для укрепления альянсов в не меньшей степени, чем институт усыновления" [Bagge 1991. P. 120]. Связь Харальда и Торы, однако, помимо политических мотивов, могла быть, как мне представляется, вызвана и тем, что у Харальда с Елизаветой не было сыновей – продолжателей рода и наследников.
Возникает вопрос: почему все же традиция сохранила образ Торы как жены, а не как наложницы Харальда? Как я отмечала выше, исследователи связывают распространение в Исландии устной традиции о норвежском конунге Харальде Сигурдарсоне с именем Халльдора Сноррасона [Andersson 1985. P. 226]. Так говорит и Снорри:
Называют двух исландцев, тех что были в походе с Харальдом: один – Халльдор, сын Снорри Годи, – он принес этот рассказ сюда в Исландию, а другой – Ульв, сын Оспака, сына Освивра Мудрого. Оба они были людьми необычайной силы и боевого мужества, и были они близкими друзьями Харальда. Они оба принимали участие в играх [Hkr. (ÍF, XXVIII, 79)].
Вполне можно допустить, что они и между собой были друзьями. О том, что Халльдор и Ульв были в Константинополе с конунгом Харальдом, знают также "Гнилая кожа", "Красивая кожа" и "Хульда" [Msk., 80; Fask., 234-235]. Не мог ли в таком случае именно Халльдор донести до Исландии версию, более благоприятную для его друга Ульва, женатого на Йорунн, сестре Торы?
Еще один источник, "Прядь о Хеминге Аслакссоне", написанная неизвестным автором, скорее всего исландцем, вероятно в XIII в., представляет эту ситуацию в несколько ином свете. Прядь распадается в смысловом отношении на две части, которые к тому же сохранились в разных рукописях. Первая из них, собственно "Прядь о Хеминге", записана почерком XV в. в "Книге с Плоского острова" и почерком XVI в. в рукописи "Хроккинскинна":
Так начинается этот рассказ, что Норегом правил конунг Харальд, Сын Сигурда Кислого и Асты, матери конунга Олава Святого. Конунг Харальд был двадцать лет конунгом над Норегом. Ему шел второй год четвертого десятка, когда он стал конунгом Норега. Он был женат на Силькисив Хакадоттир. Он оставил ее в Хольмгарде. Он сказал, что будет ее помнить, и оставил большое богатство в залог, – это была козлиная шкура, содранная целиком, с рогами, и была она полна чистого серебра, – и сказал он, что, если он не напомнит ей о себе, она станет владеть богатством, когда пройдет пятнадцать лет, и поклялись каждый из них другому в верности. [...] И когда конунг был у себя в стране, тогда женился он во второй раз и взял Тору, дочь Торберга Арнасона и Рагнхильд, дочери Эрлинга Скьяльгссона из Ядара. Их сыновьями были Олав Тихий и Магнус, отец Хакона, которого воспитал Торир из Стейга" [Flat., III (1868), 400-410].
Вторая часть, "Прядь о Тости", записана в "Книге Хаука" рукой Хаука Эрлендссона (ум. в 1334 г.). Фрагмент начинается на середине рассказа о том, как Тости Гудинасон, претендующий на английский престол, ищет помощи у конунга датчан Свейна и у норвежского конунга Харальда Сигурдарсона. У этого последнего он зимует. Речь идет о зиме 1064/65 г. Далее говорится:
Раньше той же зимой Харальд послал Торарина Невульвссона и Хьёрта на восток в Хольмгард за той козлиной шкурой, которую он там оставил у королевы Эллисив, как сказано раньше, и не должны они были возвращаться назад, если не добудут той шкуры и всего добра, которое в ней было. Они вернулись, когда Тости уже пробыл некоторое время у конунга. Хьёрт пошел к конунгу и приветствовал его и сказал, что Эллисив приветствует конунга. [Несмотря на то, что прошло больше двадцати лет, Эллисив посылает Харальду шкуру с серебром, привет и предостережение против его поездки на запад.] [Hb., 331].
Прядь, вне всякого сомнения, вторична по отношению к "Саге о Харальде Сигурдарсоне" в том ее варианте, который известен королевским сагам, но она содержит и дополнительный материал. В ней просматривается намек на развод Харальда с Елизаветой, который в принципе был возможен, в соответствии с норвежским и исландским правом [Frostatingslov, XI: 1; Gulatingslov, 54; Grágás. Ib, 39-45]. Но общая сказочность и неправдоподобность ситуации, неточность описываемых имущественных отношений, нарушение сроков договора не позволяют думать, что прядь сохранила какую-то реальную информацию. Скорее, ее автор, который из "Саги о Харальде" знает и Елизавету, и Тору как жен Харальда, пытается с позиций XV в., когда институт наложничества ушел в прошлое, внести некоторую ясность в вопрос о мнимом двоеженстве конунга (134), что ему, впрочем, не очень удается.
Весь приведенный выше материал, вопреки его фрагментарному и косвенному характеру, убеждает, как кажется, в том, что Елизавета Ярославна оставалась норвежской королевой более двадцати лет – с зимы 1043/44 г. до гибели своего мужа Харальда Сигурдарсона 25 сентября 1066 г. в битве при Стамфордбридже.
ПРИМЕЧАНИЯ
81. Подробнее см.: Джаксон 2000. Глава 2.
82. Ср.: Andersson 1997. P. 5: "общая установка этого свода саг – исландская".
83. См.: Ágrip, k. 32; Msk., 56-60; Fask., k. 51; Hkr. (ÍF, XXVIII, 68-69); Hulda, k. 1, 2.
84. Перевод латинского текста – А. В. Подосинова.
85. См.: Ágrip, k. 32; Msk., 56-60; Fask., k. 51; Hkr. (ÍF, XXVIII, 69-71); Hulda, k. 2.
86. См. Главу 1.
87. Cр.: Stender-Petersen 1953b. S. 134-135.
88. См. о нем: Turville-Petre 1968.
89. См., например: Cross 1929. S. 185.
90. Cм.: Лященко 1922. С. 112-113; Рыдзевская 1945. С. 60; Stender-Petersen 1953b. S. 134; Blöndal-Benedikz 1978. P. 54.
91. Личное сообщение Клары Тёрнквист Борису Клейберу.
92. Cр.: Blöndal-Benedikz 1978. P. 54.
93. См.: Бибиков 1990. С. 164.
94. См.: История Византии. С. 262-270.
95. Cр.: Blöndal-Benedikz 1978. P. 62.
96. О дате см.: Литаврин 1960. С. 392-393.
97. См.: Васильевский 1908. С. 268-272; Лященко 1922. С. 117; Koht 1931. S. 464; Литаврин 1972. С. 592, примеч. 1184, 1186; Blöndal-Benedikz 1978. P. 74-76; Бибиков 1990. С. 164.
98. См.: Васильевский 1908. С. 268-272; Златарски 1934. С. 76-77; Литаврин 1960. С. 376-396; Мельникова 1996. С. 92-106.
99. См.: Васильевский 1908. С. 272; Златарски 1934. С. 76-77; Литаврин 1960. С. 376-396.
100. См.: Джаксон 1993. С. 134-135, 199.
101. См.: Ágrip, k. 38; Msk., 84-88; Fask., k. 51; Hkr. (ÍF, XXVIII, 89-89); Hulda, k. 15.
102. См. также: Бибиков 1990. С. 165 и примеч. 29.
103. См.: Msk., 84-88; Fask., k. 51; Hkr. (ÍF, XXVIII, 89-90); Hulda, k. 16.
104. Перевод латинского текста – А. В. Подосинова.
105. См. также: Blöndal-Benedikz 1978. P. 78-87.
106. Эти последние данные Пашуто приводит со ссылкой на Скилицу-Кедрина.
107. Без места издания 1793.
108. "Можно бы сказать, как в подлиннике: а меня все презирает девка Русская; но «презирает», мне показалось, не будет отвечать слогу богатырских лет" (примеч. Н.А.Львова).
109. Богданович И. Ф. Собрание сочинений и переводов / Собраны и изданы Платоном Бекетовым. М., 1810. Т. III. С. 5-7.
110. Вестник Европы. 1816. № 88:16. С. 257-258.
111. Вестник Европы. 1869. № 2:4. С. 789-793.
112. Перевод латинского текста – А. В. Подосинова.
113. Финнур Йоунссон полагал, что под "красивейшим грузом" скальд несомненно имел в виду Эллисив [Snorri Sturluson 1901. S. 213].
114. См.: Fask., 278; Hkr. (ÍF, XXVIII, 178-179); Hulda, 404-405 (в Fask. не упомянута Ингигерд).
115. См.: Msk., 282; Fask., 290; Hkr. (ÍF, XXVIII, 197); Hulda, 427.
116. См.: Hkr. (ÍF, XXVIII, 197); Hulda, 428.
117. Г. Сторм, впрочем, задается вопросом, не была ли ранняя смерть Эллисив причиной второго брака Харальда [Storm 1893. S. 424-429].
118. См.: Msk., 290; Fask., 301; Hkr. (ÍF, XXVIII, 208).
119. См.: Munch 1853. S. 117; de Baumgarten 1927. P. 7, tabl. 1; Пашуто 1968. С. 28, 135; Свердлов 1974а. С. 61; Творогов 1992. С. 13.
120. См.: Storm 1893. S. 424; Bugge 1914. S. 28-30; Lind 1992. S. 253-256; Назаренко 1994. С. 187.
121. См.: Melnikova 1997. P. 15-24.
122. См.: Мельникова 1988. С. 45-49.
123. Ср.: Сверре Багге о значении брачных связей в Норвегии для укрепления политических альянсов [Bagge 1991. P. 119]; то же Кирстен Хаструп о ситуации в средневековой Исландии [Hastrup 1985. P. 90].
124. Cр.: Fask., 238-239; Hkr. (ÍF, XXVIII, 91); Hulda, 173.
125. То же в Fask., 262; Hkr. (ÍF, XXVIII, 120).
126. В редакции B "Красивой кожи" есть родословная Арнмедлингов: в ней говорится, что конунг Харальд Сигурдарсон имел женой Тору [Fask., 371].
127. См.: Msk., 171; Hkr. (ÍF, XXVIII, 112); Hulda, 255.
128. См. выше в этой Главе.
129. По формулировке Кнута Берга, Эллисив оказалась преданной своим мужем после того, как сыграла свою роль в его политических планах, а именно помогла ему завоевать норвежский трон [Berg 1966. S. 28-40].
130. См. примеры, приведенные в кн.: Bugge 1914. S. 29.
131. См.: Закс 1986. С. 24.
132. Ст. 57 "Законов Гулатинга" – перевод В. А. Закса [Там же].
133. См. также: Msk., 213-214; Fask., 269.
134. Ср.: Storm 1893. S. 427. |
|
