| Мне представляется, что весьма важным результатом проведенного исследования древнескандинавских топонимов Древней Руси, и шире – Восточной Европы, является вывод о том, что в их формировании прослеживается одна общая тенденция к обязательному воспроизведению фонетического облика адекватных им местных географических названий. Следует подчеркнуть, что принцип фонетического уподобления соблюдался древними скандинавами достаточно регулярно при создании топонимии как "Восточного", так и "Западного пути" – таковы Eistland, Kúrland, Kirjálaland, Finnland на востоке от Скандинавии и, скажем, England, Bretland, Norðimbraland, Lundún, Grímsbær, Jórvík, Vincestr на западе. Возражая против необоснованных утверждений, что некоторые из зафиксированных скандинавскими источниками названий древнерусских городов являются собственно скандинавскими наименованиями (1), я, напротив, усматриваю за каждым скандинавским обозначением местный прототип, усвоенный древними скандинавами и затем нередко переосмысленный ими в соответствии с действующим при межэтнических языковых контактах механизмом народной этимологии. Суть этого последнего явления заключается в том, что звучание чуждого топонима воспроизводится в другом языке с параллельным его осмыслением и, следовательно, с искажениями, с заменой исходных корней на другие, близкие к ним по звучанию, но порой весьма далекие по смыслу. Заимствованное слово, имя, понятие, или его составляющая, принимает при этом в родном языке значение слова, близкого к исходному по звучанию.
Важен также, на мой взгляд, вывод о постепенном формировании картины Восточной Европы в скандинавском обществе – по мере продвижения скандинавов на восток. Последовательные этапы географического познания этой территории запечатлелись в разновременных пластах восточноевропейской топонимии, нашедшей отражение в скальдических стихах, рунических надписях и ранних королевских сагах, с одной стороны, и в поздних королевских сагах, географических сочинениях, скальдических тулах и сагах о древних временах – с другой.
Топонимическая информация о Древней Руси в памятниках древнескандинавской письменности позволяет достаточно четко обрисовать область наиболее ранних и наиболее интенсивных славяно-скандинавских контактов (Внешнюю Русь – Garðar, Garðaríki – с городами Ладогой и Новгородом – Aldeigja / Aldeigjuborg, Hólmgarðr), определить города и области, имевшие наиболее тесные северные связи, а также выяснить характер скандинавского присутствия (отсутствие более детальной информации определенно указывает на то, что контакты с местным населением осуществлялись только по магистральным путям и были приурочены к основным центрам на этих путях).
Многое в анализируемом материале, безусловно, следует относить за счет стереотипности средневекового сознания и специфики скандинавской картины мира. Для правильного понимания древнескандинавских источников нам необходимо принять картину мира такой, какой она была в представлении средневековых исландцев – авторов, рассказчиков, слушателей и читателей саг, хроник, скальдических стихов. Хочется верить, что мне удалось здесь воссоздать целостную систему пространственного видения скандинавами "восточной четверти мира".
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См .: Мельникова, Петрухин, Пушкина 1984, 64; Мельникова 1986, 40-50; Глазырина 1986, 133. |
|
