Раннегородское развитие на Балтике основывалось на таких факторах, как стабильный рост экономики, обеспечивавший прибавочный продукт (необходимый для классовой дифференциации); далее, возрастающая специализация отдельных областей, обусловленная физико-географическими факторами и хозяйственными традициями (и стимулировавшая обмен между этими областями), и, наконец, возраставшая потребность в высококачественных потребительских товарах, производившихся за пределами Балтики, таких, как оружие, дорогие ткани, изделия из драгоценных металлов и камней, посуда, утварь и прочее, пользующееся растущим спросом со стороны феодализирующейся и раннегородской знати, а на определенном этапе - и верхушки свободного крестьянства, и состоятельных городских общинников.
Первоначальные центры обмена поэтому возникли в политических и экономических центрах племен, племенных княжений и раннегосударственных образований, обычно поблизости от источников какого-либо местного сырья, как Скирингссаль в Вестфольде, на Ослофьорде (у месторождений жировика, служившего для производства огнеупорной посуды)130, или Колобжег на Поморье, близ соляных источников131. Установление постоянных контактов между этими центрами, стабилизация торговых путей - важный показатель становления балтийской экономической системы.
Важные импульсы экономического развития на Балтику поступали из североморских торговых центров в низовьях Рейна-Мааса-Шельды, фризских ремесленно-торговых поселений Домбург на о. Вальхерен, в устье Шельды132, и Дорестад на Рейне. Через Дорестад шла вся рейнская торговля и часть товаров, поступавших из Средиземноморья через Марсель-Бургундию в Англию; в VIII - первой половине IX в. это был центр общеевропейского значения133. По данным раскопок, которыми на протяжении многих лет руководит голландский археолог В. ван Эс, сейчас можно представить топографию этого поселения в каролингскую эпоху (илл. 22).
Поселение простиралось по крайней мере на 1 км (может быть даже, до 2 км) по берегу бывшего рукава Рейна. Ширина его колебалась от 200 до 500 м. Застройка, как доказано, состояла из больших деревянных домов длиной до 30 м и шириной 7,50 м. Подавляющая часть (90%) найденной керамики импортирована из Рейнской области, в основном из района Кёльна. В Дорестаде исследованы мастерские, свидетельствующие о существовании здесь ткачества, обработки янтаря, благородных металлов, кузнечного ремесла, резьбы по кости, а также бондарства, кораблестроения, кожевенного производства. Поселение было неукрепленным134. Оно было разорено начиная с 834 г. грабительскими набегами викингов. Большое наводнение в 864 г. и перемещение рейнского рукава, на котором располагался Дорестад, решили судьбу поселения как торгового места.
Торговые пункты меньшего размера находились в восточной Фрисландии, в устьях Эмса и Везера. Более крупный, быстро приобретавший значение раннегородской центр Гамбург переживал расцвет в первой половине IX в., пока нападение викингов в 845 г. не приостановило его развитие135.
В Англии некоторые традиционные торговые центры, несмотря на многочисленные разрушения и кризисы, сохранялись еще с римской эпохи. В первую очередь к их числу относится Лондон (Londinium). Уже с конца VI в. и особенно с середины VII в. процветала дальняя торговля между Лондоном и континентом, прежде всего Квентовиком и Дорестадом, но торговые связи достигали также Марселя и Италии. Поэтому Лондон уже в 604 г. отмечен термином, обозначающим ранний город в Северной Европе, - "вик": Lundenwic136. Богатство и значение Лондона возрастали быстро, в IX в. он мог уже собственными силами защищаться от нападений норманнов, или, как называли их в Англии, данов. Когда в 1018 г. датский конунг последний раз взимал с Англии так называемые "датские деньги", тяжелую дань, наложенную на страну еще в 990-х гг., Лондон выплатил 10500 фунтов серебра из 82 500 фунтов, собранных со всего королевства. Почти восьмая часть всех средств, обращавшихся в стране в это время, следовательно, концентрировалась в Лондоне. Другой центр, торговая активность которого распространялась за Северное море, возник на месте бывшего римского Эбурака (Йорка), при англосаксах называвшегося Eoferwic.
Остальные торговые центры в англосаксонских, шотландских и ирландских областях имели меньшее значение. Тем не менее уже в VIII в. установились торговые связи между Британскими островами и племенами Балтики. Ничем иным нельзя объяснить определенное ирландско-шотландское влияние в восточноскандинавском искусстве: великолепный образец этого островного ремесла, епископский посох VIII в., найденный в Хельгё, мог попасть в Среднюю Швецию в результате таких связей137. Во всяком случае, в VIII в. племена Балтики попадают в сферу интересов ирландской церкви. Англосаксонский историк Бэда Достопочтенный (673-735 гг.) упоминает в своей "Церковной истории англов" фризов, ругинов (по-видимому, рюгенских славян, руян) и данаев (данов, датчан). Уже в конце VII в. ирландский миссионер Эгберт, предшественник Виллиброрда, проповедовавшего у фризов, намеревался посетить эти народы. Соображения, которыми руководствовался Эгберт, как их передает Бэда, имели смысл лишь в том случае, если в предшествующий период в результате развития частых торговых сношений у британцев появилась заинтересованность в том, чтобы путем обращения в христианство превратить эти народы в более надежных партнеров. Виллиброрд появился в Дании в начале VIII в. К VI-VIII вв. относится значительное количество находок в Швеции, которые позволяют выявить христианское влияние, отчасти из ирландско-шотландских или англосаксонских областей (цв. илл. 16). В Бруа-Халла на Готланде в VIII в. какой-то мастер изготавливал золоченые бронзовые кресты, служившие накладками парадных конских уздечек. Естественно, на этом основании нельзя решить вопрос, началась ли уже тогда христианизация. Но северо-западноевропейское влияние на художественное творчество скандинавов несомненно138. На связи с Северо-Западной Европой в VIII-IX вв. указывают также некоторые находки из Арконы, славянского города на о. Рюген. Франкская империя в начале IX в. после завоевания Карлом Великим саксов, живших на Нижней Эльбе и в североприэльбских землях, получила выход к Балтийскому морю. Даны в Ютландии не безучастно наблюдали за этим франкским продвижением, время от времени они объединялись с саксами для борьбы против франков. Карл Великий со своей стороны пытался заручиться поддержкой славян-ободритов в борьбе против саксов и данов. В это время конунг данов Готтрик укрепил южную границу своих владений, начиная от Хедебю, деревоземляным валом, который должен был перекрыть доступ в Ютландию. Вал, называемый Даневирке ("Стена датчан"), который был начат еще в VIII в. и неоднократно перестраивался последующими правителями, при Готтрике, в первом десятилетии IX в., несомненно, приобрел особое значение: в 808 г. о нем уже сообщают франкские имперские анналы139.
По мере роста экономической, военной и политической мощи франкского государства купцы, получавшие от франкских императоров привилегии, очевидно, все чаще достигали областей к востоку от Эльбы и берега Балтики. В 805 г. уже была установлена регулярная торговля в определенных местах140. Торговые пути из экономически развитого франкского Рейнланда на Балтийское море вели через Бардовик и, видимо, в районе Рерика-Мекленбурга включались в систему балтийской торговли. Вследствие этого под покровительством ободритских князей Рерик развился в значительный перевалочный пункт, возможно ставший конкурентом для Хедебю. Около 808 г. датский конунг Готтрик, разрушив Рерик, попытался изменить это положение. Через два десятилетия мы узнаем о большом миссионерском путешествии франкского епископа Ансгария. В 826 г. он был послан в Данию франкским императором Людовиком, а в 830 г. отправился дальше, в Бирку в Швеции. О втором путешествии Ансгария (около 845 г.) говорится, что поездка из Хедебю в Бирку продолжалась двадцать дней. О прямых связях между Дорестадом и Биркой, очевидно через Хедебю, уже в первой четверти IX в. свидетельствует биограф Ансгария, Римберт. Жители Бирки приезжали в Дорестад, а купцы из Дорестада или по крайней мере родившиеся в Дорестаде женщины жили в Бирке141. На рубеже VIII-IX или в первой половине IX в. фризские купцы и ремесленники, по-видимому, добирались даже до Старой Ладоги142. Некоторые впечатления о такого рода поездке, в которой участвовали купцы и воины, священники и слуги, передает Римберт в своем рассказе об уже упомянутом путешествии Ансгария в Хедебю в Дании и в Бирку в Швеции. В 826 г. конунг данов Харальд был воспринят из купели в Ингельгейме германским императором. "Потом задумал он [император] изыскать преданного Господу мужа, который следовал бы за конунгом как постоянный спутник и был бы для него и для его людей наставником в святом Евангелии, к усилению и охране веры их в Господа. Хотел он отправить того обратно на родину, чтобы тот, поддержанный его помощью, свои владения [т. е. Данию] смог потребовать обратно"143. Выбор пал на Ансгария, он со спутниками приготовился к путешествию. Но тут начались трудности.
"Так, уже путешествие до Кёльна уготовило им тяжкие испытания. В Кёльне тогдашний высокочтимый архиепископ Хадубальд подарил им для погрузки их снаряжения внушительный корабль, на котором находились две весьма удобно оборудованные каюты... От Кёльна шел путь через Дорестад и через соседнюю Фрисландию вплоть до датской земли". Харальд вскоре смог снова утвердиться у власти, и Ансгарий некоторое время провел в Дании. Он купил там мальчика, "чтобы подготовить его к службе божией". Из Дании - видимо, из Хедебю - он отправился в Бирку к шведскому конунгу. "О многочисленных значительных неприятностях, которые возложила на него эта миссия, патер Висмар многое мог рассказать как очевидец. Один пример следует мне привести: когда они проделали едва половину пути, повстречались им разбойные викинги. Купцы на их корабле защищались мужественно и сперва даже успешно; но при повторном натиске нападавшие их одолели; пришлось вместе с кораблем отдать им все свое добро; они сами чудом смогли избежать [гибели] и спаслись на суше. Королевские подарки, которые должны были они передать, все их имущество было утрачено, кроме мелочей, которые они случайно имели при себе или захватили с собою, прыгая в воду". Кое-как путешественникам удалось в конце концов пробраться через Сконе в Бирку.
На связи среднеевропейской континентальной торговли с обитателями прибалтийских областей указывалось уже неоднократно. Однако некоторые ведущие центры, игравшие особую роль на континентальных путях, связывавших юг и север, следует отметить особо.
На Средней Эльбе роль перевалочного и производственного центра играл Магдебург. В 805 г. он уже был важным пунктом франкской порубежной торговли со славянами144. В Магдебурге сходились пути в Польшу и Силезию из Рейнланда, из Чехии и Тюрингии, далее они шли через Ганновер-Мекленбург - Висмарскую бухту или Хафельсберг - Мюриц - Одерскую лагуну, равно как через Бранденбург - Одерскую лагуну, на Балтику. Некоторые находки с балтийского побережья маркируют этот путь, о нем говорится также в некоторых путевых описаниях немецких и арабских хронистов. На Одере в эту систему сообщений между севером и югом Европы входили, помимо прибрежных городов Волина и Щецина, Лебус, Вроцлав и Ополье. У Вроцлава одерская трасса выходила на большую трансконтинентальную торговую магистраль из Средней Азии через Киев - Краков - Гёрлиц - Эрфурт - Майнц - Верден - Кордову в Испании. С Одерского пути через Моравские ворота попадали в Среднее Подунавье. По пути Щецин - Волин или Гданьск - Висла в балтийскую торговлю включались ранние города Великопольши.
В Восточной Европе дальними центрами притяжения балтийской торговли были города Киевского государства и Булгарской державы на Волге. При этом они также служили крупными перевалочными центрами арабо-балтийских и византийско-балтийских коммуникаций и торговли, исходными пунктами которых были такие города, как Багдад, Самарканд, Бухара и Константинополь. Анализ найденных в Балтийском регионе арабских монет отчетливо показывает исключительное значение для этой торговли среднеазиатских и переднеазиатских арабских халифатов. Уже для начала VIII в. необходимо считаться с активным движением по восточноевропейским континентальным путям между Средней Азией, Передним Востоком и балтийско-скандинавскими областями, на что указывает все более заметное с этого времени поступление арабского серебра на Балтику145. Через эти же восточные земли в страны Балтийского моря могли поступать попадающиеся изредка изделия китайского, индийского или иранского происхождения.
Купец и воин в балтийской торговле
Распространение арабских монет и монетных кладов позволяет представить широту влияния торговой деятельности арабов, хотя из распространения монет ни в коем случае не следует делать вывод о непосредственных путешествиях арабских торговцев на Балтику (илл. 23). Последние относительно редко сами попадали в эти земли. Немногочисленные известия указывают на пребывание еврейско-арабских купцов в Праге, Магдебурге, Мекленбурге и Хедебю146. Как правило, купцы из арабских халифатов достигали лишь перевалочных пунктов в Рейнланде, реже - в Подунавье, сравнительно чаще - в Киевской Руси или Волжской Булгарии. В самом Киеве, видимо, бывали арабы или, во всяком случае, мусульмане147. В результате арабского влияния приняла ислам большая часть населения Волжской Булгарии148. Непосредственной торговлей Балтики с восточноевропейскими центрами, поддерживавшими прямые контакты с исламским миром, занимались прежде всего купцы сопредельных племен, народов и государств: готландцы, свеи или упландцы, даны, норвежцы, фризы, саксы, ободриты, руяне, поляки-поморяне, пруссы; на первом месте стояли русы из Старой Ладоги, Новгорода и Пскова. Хазарские купцы, согласно Ибн Фадлану, еще до 922 г. достигали Скандинавии. Эти торговцы повсеместно основывали свои землячества в поддерживавших взаимные связи торговых центрах или имели в них постоянных компаньонов из числа местного купечества, которые могли поручиться за своих торговых гостей, поддержать их предприятия на месте, помочь деньгами или товарами.
Из жизнеописания Ансгария следует, что в Бирке середины IX в. фризы из Дорестада обладали правом поселения, т. е. правом на жилище и земельный участок. Разнообразие погребальных обрядов в могильниках Бирки указывает также на то, что, кроме фризов, здесь оседали и финны, и славяне с низовьев Одера. На бронзовой чашечке от купеческих складных весов, подаренных купцу из Сигтуны в Средней Швеции его торговым партнером из южнобалтийской Земгалии, нанесена руническая надпись: "Дьярв получил от земгальского мужа эту весовую чашу в ... земле"149.
В Рерике у Висмарской бухты уже около 800 г. поселялись иноземные купцы, которые в 808 г. были ограблены и затем переселены в Хедебю датским конунгом Готтриком. В Менцлине близ Анклама имеются ясные археологические свидетельства IX в. о поселении здесь торговцев или ремесленников датского или шведского происхождения. В другом славянском торговом месте, Ральсвике на Рюгене, обнаружены подобные же находки, свидетельствующие о такого рода поселенцах уже в VIII-IX вв. Подобное же поселение не позже рубежа IX-X вв. существовало у Свелюбья в Среднем Поморье, так же как близ устья Вислы у Трусо, в Вишнево (Вискаутен) в земле пруссов, на Нижнем Немане в Литве, у Гробини (Лиепая) в Курляндии и в Старой Ладоге.
Все эти места были связаны между собой, а также посещались купцами из североморских областей. Для конца IX в. имеется подробное сообщение о таких поездках, включенное в перевод сочинения Орозия, сделанный королем Альфредом Великим ("Орозий короля Альфреда"150). Альфреду (872-899 гг.) удалось остановить продвижение датчан в Англии. Он считал себя носителем исторической миссии передового бойца за англосаксонскую свободу и попытался создать собственную концепцию всемирной истории. В поздней античности уже были созданы подобного рода "всемирные истории", в том числе "История против язычников" испанского монаха Павла Орозия (V в.), пользовавшаяся большой популярностью. Альфред перевел ее на древнеанглийский язык и постарался дополнить современными ему известиями и сведениями, специально для этого записанными от заслуживающих доверия лиц. В культурно-историческом плане это - чрезвычайно интересный пример собственных и оригинальных исторических изысканий правящего феодального короля. В состав исторического сочинения Альфреда, в числе прочих, были включены два путевых донесения, отличающихся достоверностью (подтверждаемой археологическими источниками).
Первое сообщение принадлежит норвежскому бонду, купцу и воину Охтхере (др.-исл. Оттар) из Халогаланда, области в северной Норвегии. Отплыв из Халогаланда, Оттар за 15 дней обогнул Нордкап и добрался до "финнов" на Белом море и до земли беормов - Бьярмии-Перми151. Собрав в виде дани или скупив у местного населения, он вывез оттуда моржовую кость, корабельные канаты из китовой кожи и тюленьих шкур, птичьи перья, куньи и медвежьи меха, шкуры северного оленя и выдры. Из Халогаланда Оттар взял курс на юг к Скирингссалю-Каупангу в Вестфольд-фьорде в южной Норвегии. Путешествие потребовало не менее месяца. "И из Скиринггссаля приплыл он под парусом за пять дней в гавань Хэтум (Хедебю), что лежит между вендами, саксами и англами и принадлежит данам..." Итак, следовательно, этот человек со своими спутниками преодолел гигантское расстояние; сообщение Альфреда рассказывает нам лишь об одном из его путешествий.
Англосакс Вульфстан, также из числа информаторов Альфреда, рассказал о пути из Хедебю до Трусо в устье Вислы.
"Вульфстан сказал, что он вышел из Хэтума [Хедебю], что он был в Трусо через семь дней и ночей, что корабль весь путь шел под парусами. Справа по борту был Веонодланд [земля вендов, поморских славян], а слева - Лангаланд и Лэланд, и Фальстер, и Сконег [Сконе]; и все эти земли принадлежат Денемеарку [Дании]. И далее слева от нас был Бургендаланд [о. Борнхольм], и у них есть свой собственный король. Далее, за землей бургендов, слева от нас, были те земли, которые называются сначала Блекингаэг [Блекниге, область в южной Швеции] и Меоре, и Эоланд [Эланд], и Готланд, и эти земли принадлежат Свеону [Швеции]. И Веонодланд был справа от нас на всем пути до устья Висле. Висле - очень большая река, и она разделяет Витланд и Веонодланд; а Витланд принадлежит эстам [пруссам], а Висле вытекает из Веонодланда и впадает в Эстмере [Свежий залив, висленская бухта]; а ширина Эстмере не менее пятнадцати миль. Далее на востоке в Эстмере впадает Илфинг [р. Эльбинг] из озера, на берегу которого стоит Трусо..."152. Из Трусо, естественно, попадали в Бирку и другие пункты. Адам Бременский (ок. 1070 г.) рассказывает о поездке самландских (прусских) купцов в Бирку. Вероятнее всего, Адам передает здесь старые сведения, потому что Бирка во второй половине XI в. уже потеряла свое значение. Адам (I,60) сообщает о Бирке: "В это место, так как оно самое безопасное на побережье Швеции, имели обыкновение постоянно заходить корабли данов и норманнов [норвежцев], так же как и славян, самландцев и других племен северной части Балтийского моря, чтобы мирно и празднично совершить здесь свои разнообразные торговые сделки" (илл. 24).
О маршруте вдоль южного побережья Балтики Адам рассказывает (II,22), что "от Гамбурга и Эльбы по суше можно за семь дней достичь города Юмны [Волина]. Для морского путешествия необходимо в Слиазвиге [Хедебю] или Ольденбурге сесть на корабль, чтобы добраться до Юмны. От этого города за 14 дней под парусом приходят в Новгород на Руси. Столица последней - Киев, который соперничает с царствующим градом Константинополем".
Арабы, как уже отмечалось, встречались с воинами-купцами из балтийских земель прежде всего на южных торговых путях и в перевалочных центрах. Ибн Фадлан в 922 г. имел возможность наблюдать группу купцов в Булгаре при дворе булгарского царя. Он внимательно отметил некоторые бытовые привычки и обычаи этих людей: "Я видел русов, когда они прибыли по своим торговым делам и расположились на реке Атиль. И я не видел людей с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, румяны, красны. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но носит какой-либо муж из их числа кису [плащ], которой он покрывает один свой бок, причем одна из его рук выходит из нее. У каждого из них имеется секира, меч и нож, и он никогда не расстается с тем, о чем мы упомянули. Мечи их плоские, с бороздками, франкские.
И от края ногтей кого-либо из них до его шеи имеется собрание деревьев и изображение вещей, людей и тому подобного (Татуировка. - Прим. перев.). А что касается каждой женщины из их числа, то на груди ее прикреплено кольцо или из железа, или из серебра, или из меди, или золота, в соответствии с денежными средствами ее мужа и с количеством их. И у каждого кольца - коробочка [скорлупообразная фибула. - Перев.], у которой нож, также прикрепленный к груди. На шеях у них несколько рядов монистов из золота и серебра, так как, если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене одно монисто (в один ряд), а если владеет двадцатью тысячами, то справляет ей два мониста, и таким образом каждые десять тысяч, которые у него прибавляются, прибавляются в виде одного мониста у его жены, так что на шее какой-нибудь из них бывает много рядов монистов. Самое лучшее из украшений у них [русов] - это зеленые бусы из той керамики, которая находится на кораблях. Они заключают торговые контракты относительно них, покупают одну бусину за дирхем и нанизывают, как ожерелья, для своих жен... Они прибывают из своей страны и причаливают свои корабли на Атиле, а это большая река, и строят на ее берегу большие дома из дерева, и собирается их в одном таком доме десять или двадцать, меньше или больше, и у каждого из них скамья, на которой он сидит, и с ними девушки - восторг для купцов. И вот один из них сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. Иногда же соединяются многие из них в таком положении один против других, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и таким образом застает его сочетающимся с нею, и он не оставляет ее, или же удовлетворит отчасти свою потребность... И как только приезжают их корабли к этой пристани, каждый из них выходит и несет с собою хлеб, мясо, лук, молоко и набид (Хмельной напиток. - Прим. перев.), пока не подойдет к высокой воткнутой деревяшке, у которой имеется лицо, похожее на лицо человека, а вокруг нее - маленькие изображения, а позади этих изображений стоят высокие деревяшки, воткнутые в землю. Итак, он подходит к большому изображению и поклоняется ему, потом говорит ему: "О мой господин, я приехал из отдаленной страны и со мною девушек - столько-то и столько-то голов, и соболей - столько-то и столько-то шкур", пока не сообщит всего, что привез с собою из своих товаров; "и я пришел к тебе с этим даром"; потом он оставляет то, что было с ним, перед этой деревяшкой: "Вот, я желаю, чтобы ты пожаловал мне купца с многочисленными динарами и дирхемами и чтобы он купил у меня, как я пожелаю, и не прекословил бы мне в том, что я скажу" (илл. 25). Потом он уходит. И вот, если для него продажа его бывает затруднительна и пребывание его задерживается, то он опять приходит с подарком во второй и третий раз, а если все же оказывается трудным сделать то, что он хочет, то он несет к каждому изображению из числа этих маленьких изображений по подарку, и просит их о ходатайстве, и говорит: "Это жены нашего господина, и дочери его, и сыновья его". И он не перестает обращаться к одному изображению за другим, прося их и моля у них о ходатайстве и униженно кланяясь перед ними. Иногда же продажа бывает для него легка, так что он продаст. Тогда он говорит: "Господин мой уже исполнил то, что мне было нужно, и мне следует вознаградить его". И вот, он берет известное число овец или рогатого скота и убивает их, раздает часть мяса, а оставшееся несет и бросает перед этой большой деревяшкой и маленькими, которые вокруг нее, и вешает головы рогатого скота или овец на эти деревяшки, воткнутые в землю. Когда же наступает ночь, приходят собаки и съедают все это. И говорит тот, кто это сделал: "Уже стал доволен господин мой мною и съел мой дар".
И если кто-нибудь из них заболеет, то они забивают для него шалаш в стороне от себя и бросают его в нем, и помещают с ним некоторое количество хлеба и воды, и не приближаются к нему и не говорят с ним... особенно если он неимущий или невольник. Если же он выздоровеет и встанет, он возвращается к ним, а если умрет, то они сжигают его. Если же он был невольником, они оставляют его в его положении, так что его съедают собаки и хищные птицы. И если они поймают вора или грабителя, то они ведут его к толстому дереву, привязывают ему на шею крепкую веревку и подвешивают его на нем навсегда, пока он не распадется на куски от ветров и дождей.
И еще прежде говорили, что они делают со своими главарями при их смерти такие дела, из которых самое меньшее - это сожжение, так что мне очень хотелось присутствовать при этом, пока наконец не дошло до меня известие о смерти одного выдающегося мужа из их числа. И вот они положили его в его могиле и покрыли ее крышей над ним на десять дней, пока не закончили кройки его одежд и их сшивания. А это бывает так, что для бедного человека из их числа делают маленький корабль, кладут мертвого в него и сжигают корабль, а для богатого поступают так: собирают его деньги и делят их на три трети - одна треть остается для его семьи, одну треть употребляют на то, чтобы для него на нее скроить одежды, и одну треть, чтобы приготовить на нее набид, который они будут пить в день, когда его девушка убьет сама себя и будет сожжена вместе со своим господином; а они, всецело предаваясь набиду, пьют его ночью и днем, так что иногда кто-либо из них умирает, держа чашу в своей руке. И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам: "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо из них: "Я". И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает так, - это девушки.
И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам: "Кто умрет вместе с ним?" И сказала одна из них: "Я". Итак, поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими руками. И принялись родственники за его дело - кройку одежды для него, за приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему. Когда же пришел день, в который будет сожжен он и девушка, я прибыл к реке, на которой находился его корабль, - и вот, вижу, что он уже вытащен на берег и для него поставлены четыре подпорки из дерева хаданга [белого тополя, - Перев.] и другого дерева, и поставлено также вокруг него нечто вроде больших помостов из дерева. Потом корабль был протащен дальше, пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью, которой я не понимаю. А мертвый был далеко в своей могиле, они еще не вынимали его. Потом они принесли скамью, и поместили ее на корабле, и покрыли ее стегаными матрацами и парчой византийской, и подушками из парчи византийской; и пришла старуха женщина, которую называют "ангел смерти", и разостлала на скамье подстилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма большая и толстая, мрачная. Когда же они прибыли к его могиле, они удалили в сторону землю с деревянной покрышки, и удалили в сторону это дерево, и извлекли мертвого в плаще, в котором он умер, и вот, я увидел, что он уже почернел от холода этой страны. А они еще прежде поместили с ним в его могиле набид, и некий плод, и тунбур [музыкальный инструмент, вроде домбры. - Перев.]. Итак, вынули они все это, и вот он не завонял, и не изменилось у него ничего, кроме его цвета. Итак, они надели на него шаровары, и гетры, и сапоги, и куртку, и хафтан парчовый с пуговицами из золота, и надели ему на голову шапку из парчи, соболевую. И они понесли его, пока не внесли в ту палатку, которая на корабле, и посадили его на матрац, и подперли его подушками, и принесли набид, и плод, и благовонное растение, и положили его вместе с ним. И принесли хлеба, и мяса, и луку, и бросили его перед ним; и принесли собаку, и разрезали ее на две части, и бросили в корабле. Потом принесли все его оружие и положили его к его боку. Потом взяли двух лошадей и гоняли их обеих, пока обе не вспотели. Потом разрезали их обеих мечом и бросили их мясо в корабле, потом привели двух коров, и разрезали их обеих также, и бросили их обеих в нем. Потом доставили петуха и курицу, и убили их, и бросили их обоих в нем. А девушка, которая хотела быть убитой, уходя и приходя, входит в одну за другой из юрт, причем с ней соединяется хозяин юрты и говорит ей: "Скажи своему господину: "Право же, я сделала это из любви к тебе" ".
Когда же пришло время после полудня, в пятницу, привели девушку к чему-то, что они сделали наподобие обвязки больших ворот, и она поставила обе свои ноги на ладони мужей, и она поднялась над этой обвязкой, обозревая окрестность, и говорила нечто на своем языке, после чего ее спустили, потом подняли ее во второй раз, причем она совершила то же, что и в первый раз, потом ее опустили и подняли в третий раз, причем она совершила то же, что сделала те два раза. Потом подали ей курицу, она же отрезала ее голову и забросила ее. Они взяли эту курицу и бросили ее в корабле. Я же спросил у переводчика о том, что она сделала, а он сказал: "Она сказала в первый раз, когда ее подняли: "Вот я вижу моего отца и мою мать", - и сказала во второй: "Вот все мои умершие родственники сидящие", - и сказала в третий: "Вот я вижу моего господина сидящим в саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же к нему". И они прошли с ней в направлении к кораблю. И вот она сняла два браслета, бывших на ней, и дала их оба той женщине, которая называется "ангел смерти", а она - та, которая убивает ее. И она сняла два ножных кольца, бывших на ней, и дала их оба тем двум девушкам, которые обе служили ей, а они обе дочери женщины, известной под именем "ангела смерти". Потом ее подняли на корабль, но еще не ввели ее в палатку; и пришли мужи, неся с собой щиты и деревяшки, и подали ей кубком набид, и вот она пела над ним и выпила его. Переводчик же сказал мне, что она прощается этим со своими подругами. Потом дан был ей другой кубок, и она взяла его и затянула песню, причем старуха побуждала ее к питью его и чтобы войти в палатку, в которой ее господин. И вот я увидел, что она уже заколебалась и хотела войти в палатку, но всунула свою голову между ней и кораблем; старуха же схватила ее голову, и всунула ее в палатку, и вошла вместе с ней, а мужи начали ударять деревяшками по щитам, чтобы не слышен был звук ее крика, причем взволновались бы другие девушки и перестали бы искать смерти вместе со своими господами. Потом вошли в палатку шесть мужей, и совокупились все с девушкой. Потом положили ее на бок рядом с ее господином, и двое схватили обе ее ноги, двое - обе ее руки, и наложила старуха, называемая "ангелом смерти", ей вокруг шеи веревку, расходящуюся в противоположные стороны, и дала ее двум мужам, чтобы они оба тянули ее; и она подошла, держа кинжал с широким лезвием, и вот начала втыкать его между ее ребрами и вынимать его, в то время как оба мужа душили ее веревкой, пока она не умерла.
Потом подошел ближайший родственник мертвеца, взял деревяшку и зажег ее у огня, потом пошел задом, затылком к кораблю, зажженная деревяшка в одной его руке, а другая его рука на заднем проходе, будучи голым, пока не зажег сложенного дерева, бывшего под кораблем. Потом подошли люди с кусками дерева и дровами, и с каждым из них лучина, конец которой он перед тем воспламенил, чтобы бросить ее в эти куски дерева. И принимается огонь за дрова, потом за корабль, потом за палатку и мужа и девушку, и все, что в ней; подул большой, ужасающий ветер, и усилилось пламя, и разгорелось неукротимое воспламенение его. ...И вот, действительно, не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в мельчайший пепел. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму, и водрузили в середине его большую деревяшку хаданга, написали на ней имя этого мужа и имя царя русов и удалились"153.
Арабский географ Ибн Хаукаль, рассказывая о Булгаре и хазарской торговле, приводит показательное сообщение о характере связей между Скандинавией и Средней Азией:
"Вывозимые из их [хазар] страны в исламские страны мед, свечи и пушные товары ими ввозятся только из местностей руси и булгар. Также обстоит дело и с вывозимыми по всему миру бобровыми мехами. Они [бобры] водятся только в этих северных реках в местностях булгар, руси и Krbanah. Те бобровые меха, что имеются в Андалузии [Испании], составляют лишь часть [находящихся] в реках земли Сакалиба. Они [меха] в вышеописанном морском заливе [Балтийском море], лежащем в земле Сакалиба, грузятся на корабли... Большая часть этих мехов, да почти все, добыты в стране русов, некоторые же из этих мехов, наивысшего качества, попадают из местности Гога и Магога [североскандинавских племен] на Русь, потому что она соседствует с этими Гогом и Магогом и ведет с ними торговлю; затем они [русы] перепродают их [меха] булгарам. Так оно было до 358 года хиджры [965 г.], потому что в тот год Русь разрушила города Булгара и Хазарана. И порою вывозились эти бобровые меха и другие дорогие пушные товары в Хорезм, потому что хорезмийцы часто приходят в страну булгар и Сакалиба, и потому что они также ведут священную войну против них, грабят их и обращают в рабство. Склад для торговли Руси - всегда Хазаран. Здесь товары, привозимые ими, облагаются десятинной податью (взимаемой хазарами)"154. Связи, о которых идет речь, отчасти восходят ко временам исламизации булгар, то есть к VIII или началу IX в. По этому пути, Волгой и Балтийским морем, хорезмийские купцы проникали также до страны "Йаджудж и Маджудж" [библ. Гог и Магог], т. е. до Скандинавии, как следует из другого сообщения Ибн Хаукаля155.
Между Булгаром и Хорезмом передвигались крупные караваны. Впервые определенное представление об этом дает Ибн Фадлан в своем сообщении 921-922гг.: "3000 лошадей и 5000 человек, помимо ослов и верблюдов, составили караван для путешествия из Хорезма по Амударье через Джурджан в Булгар. Путешествие из Джурджана в Булгар длилось с 3 марта по 12 мая 922 г.; с небольшими остановками караван преодолел расстояние протяженностью около 2000 км за два с лишним месяца"156. Арабские, булгарские, хазарские или русские купцы, конечно, тоже путешествовали по великим сухопутным торговым путям с востока на запад, из Средней Азии в Киев и Прагу, Эрфурт, Майнц и Кордову в Испании157 (илл. 26).
Так сформировалась грандиозная сеть торговых путей, по которым передвигались караваны купцов и воинов, миссионеры, искатели приключений, ремесленники. Узлами этой сети были раннегородские опорные пункты и сезонные стоянки, возникавшие либо как центры плотно заселенной и богатой округи, либо расположенные на важном участке речного, морского или сухопутного пути. В этих опорных пунктах имелись рынки, складские помещения, ночлежные дома, услуги, развлечения. Изнеженному еврейско-арабскому купцу из Тортозы в северозападной Испании, Ибрагиму ибн Якубу, жизнь в таком значительном торговом месте, как Хедебю, показалась малопривлекательной. Он побывал там примерно в 965 г., то есть в то время, когда Хедебю (Шлезвиг) был на вершине своего могущества и являлся центром епископата. "Шлезвиг - очень большой город на внешней оконечности Мирового океана. Его обитатели - поклонники Сириуса, кроме небольшого числа, которые являются христианами и имеют там церковь. Рассказывает ат-Тартуши: "Они справляют некое празднество, на которое все собираются, чтобы почтить бога и вдоволь поесть и попьянствовать. Тот, кто закалывает жертвенное животное, сооружает у дверей своего жилища столбы и укладывает на них жертвенное животное, будь то бык, или баран, или козел, или свинья, чтобы люди ведали, что он это жертвует в честь своего бога. Город беден добром и жизненными благами. Основное пропитание его жителей составляет рыба, потому что она здесь в изобилии. Если у кого-нибудь из них рождаются дети, то он бросает их в море, чтобы уберечь себя от расходов. Далее рассказывает он, что право развода у них принадлежит женам: женщина разводится, если она этого пожелает. Также имеются у них искусно изготовленные притирания; если они их применяют, то красота никогда не убывает у них, как у женщин, так и у мужчин. Также сказал он: никогда не слышал я пения более отвратительного, нежели пение шлезвигцев, и то рычание, что исходит из их гортаней, подобно лаю собак"158.
Люди, сходившиеся в таких приморских торговых местах, были различного этнического происхождения: национальности, упоминающиеся в письменных источниках, были уже названы выше. В зависимости от значения торговых сообщений между различными центрами и областями путешественники прилагали большие или меньшие усилия для устройства постоянных поселений в чужой стране. Авторитетным свидетелем оказывается Адам Бременский (II,22), который пишет, правда, об отношениях в одном из наиболее развитых из этих центров, Юмне-Волине в устье Одера-Дзивны: "Это действительно, величайший из всех городов, которыми располагает Европа; в нем живут славяне и другие племена, эллины и варвары. Также и пришельцы из саксов получили здесь равное право поселения [...], если только они во время своего пребывания могут не проявлять публично своего христианства [...]. Так как город наполнен товарами всех народов Севера, нельзя не найти здесь чего бы то ни было желательного или нужного..." (илл. 27).
В источниках разного времени имеются указания на полиэтничное постоянное население ранних городов и приморских торговых мест. Доминирующим, однако, был распространенный в округе этнос: Волин был и оставался поморянско-славянским, Бирка - шведской, Tрусо - прусским, Ладога - финско-славянской, Новгород - славянским, Хедебю - датским приморским торговым центром. Новгород был племенной столицей словен, или ильменских славян, племенного союза, состоявшего не менее чем из пяти небольших общностей (не случайно, видимо, Новгород со времени своего основания делился на пять городских концов). Верхушка племенного союза была главным организатором борьбы с варягами, о которой рассказывает "Повесть временных лет"159.
Можно выделить несколько этапов, на протяжении которых раннегородские центры в зависимости от местных экономических, политических, географических условий могли развиваться на одном и том же месте, с последовательным преобразованием поселения; но при определенных условиях могла произойти и смена места поселения, "перенос города".
Три этапа раннегородского развития
Можно выделить три основных этапа развития раннегородских центров в Балтийском регионе.
Первый: зарождение эмбриональных раннегородских поселений, с VIII - до первой половины IX в.
Второй: образование полиэтничных центров с регулярным торговым и рыночным обращением, с IX по XI в.
Третий: преобразование ранних городов в "бурговые города" (находящиеся под защитой и в непосредственной близости от контролируемых центральной властью укреплений, "бургов"); оно осуществляется формирующимся феодальным государством начиная с X в.160
Первый этап характеризуется постепенным скоплением ремесленников и купцов в традиционных местах корабельных стоянок и других узловых пунктах на путях сообщений и связан с ограниченным товарообменом. Обнаруживаются такие зачаточные центры обычно лишь в результате интенсивных археологических исследований, как это произошло с открытиями в Хедебю, Хельгё, в бассейне Парсенты161, в Старой Ладоге. В самое последнее время появились данные о существовании такого центра, предшествовавшего известному "вику" в Рибе на западном побережье Ютландии; здесь, в частности, найдено 13 золотых монет меровингской эпохи, чеканенных в Дорестаде162.
Товарооборот, существование которого установлено для этого периода, совершался, по-видимому, еще в форме прямого натурального обмена. Распространение средиземноморско-византийских мозаичных и глазчатых стеклянных бус в VII-VIII вв. через Западную Европу и вдоль балтийского побережья до Старой Ладоги позволяет предположить для начального этапа преобладание торговых связей в направлении запад-восток163. Весьма вероятно, что стеклянные бусы в Балтийском регионе этого времени служили в качестве менового эквивалента, так же как хрустальные бусы в районах Центральной и Восточной Европы164. Для VII и VIII вв. известны лишь единичные находки серебряных монет или весов и гирек для взвешивания серебра. По всей видимости, серебро, хотя уже кое-где и использовалось, еще не приобрело значения всеобщего эквивалента. Из западных областей Франкского государства, где господствовало денежное обращение, монеты, видимо, вряд ли проникали на Балтику165. Арабские дирхемы периода до 800 г. и даже первой половины IX в. встречаются как единичные находки и только изредка - в кладах166. Шведский нумизмат Б. Мальмер относит начало эпохи обращения серебряных монет в Швеции ко времени ок. 800 г.167 Первые клады попадают в землю даже значительно позже, может быть незадолго до второй половины IX в. Из примерно 60000 арабских монет в Швеции около 50000 относятся к X и XI вв. Подобное же соотношение характерно и для южных областей балтийского побережья168.
Первый этап развития раннего города может быть отнесен поэтому к VIII и первой половине IX в. Лишь в некоторых случаях, как в Хельгё, торгово-ремесленная деятельность началась раньше. Некоторые второстепенные приморские торговые места остановились на первом этапе развития или из-за недостаточной экономической мощи округи, или неблагоприятных коммуникационно-географических условий.
Эпоха расцвета раннего города и торговли в IX-X вв.
Там, где не было подобного рода неблагоприятных условий, на втором этапе развития старые центры могли преобразовываться в полиэтничные раннегородские поселения, такие, как Ладога, Рерик, Хедебю, Ральсвик; или же такого рода торговые места были заново основаны близ старых поселений. Хельгё, например, потерял свое значение, и его сменила Бирка169.
Лучше всего на основе археологических источников соотношение начального и второго этапов раннегородского развития выяснено для Хедебю на Шлезвигском перешейке (илл. 28-30).
Первоначальное, так называемое южное поселение возникло в VIII в.; в начале IX в. наряду с небольшими разрозненными усадьбами появляется второе поселение вокруг русла ручья, впадающего с запада в бухту Хедебю Нор. Это поселение превращается в основное, разрастается и во второй половине X в. обносится укреплениями. Распалось оно, по-видимому, во второй четверти XI в. Его преемником стал город Шлезвиг170.
На Готланде в качестве богатого торгового и ремесленного поселения возник Павикен171. К этому же типу относится и Менцлин в устье р. Пене, вскоре, однако, отошедший на задний план и в конце концов сдавший позиции после того, как во второй половине IX в. были основаны Щецин и Волин. В Дании постепенно поднимались Рибе172 и, по-видимому, также Орхус173. В восточнославянских землях не позднее рубежа IX-X вв. в качестве центра словен выдвигается на первый план Новгород.
В этот период торговля и товарообмен достигают наивысшего подъема. Этот процесс нагляднее всего проявляется во всеобщем использовании в качестве платежного средства серебра, в первую очередь арабского (цв. илл. 8, илл. 31). При расплате взвешивали металл, поэтому широко входят в употребление многообразные весовые системы. Соответственно различной была и форма весовых гирек. Чаще всего встречаются - а в славянских областях определенно преобладают - шаровидные гирьки с уплощенными площадками. Они состоят обычно из железного ядра, обтянутого медной оболочкой. На площадки нанесены точечные метки в различном количестве. Гирьки этой формы, как правило, тяжелее 8-10 г, часто они весят свыше 40 г.
Вторая форма маленьких гирек, преимущественно менее 10 г, - многогранные или кубооктаэдровые, также размеченные точками. Единица веса, на которой основаны эти гирьки, восходит к персидско-сасанидской или исламской весовой мере около 4,25, точнее, 4,233 г. Русские златники имели в основе единицу веса 4,266 г, которая, по-видимому, в рассматриваемую эпоху существовала в волжско-булгарском государстве и играла определенную роль в балтийской торговле. С другой стороны, однако, в некоторых областях или в округе отдельных центров как будто образовывались особые весовые системы, как, например, в Хедебю - основанная на эре весом 24,5 г, или в славянских землях южного побережья Балтики система весовых единиц ок. 3,5 и 4 г. Это, несомненно, препятствовало денежному обращению, и потому каждый купец имел при себе весы и гирьки, чтобы без труда сравнивать столь различные весовые системы. Тем не менее для отдельных хозяйственных зон налицо тенденция к использованию какой-либо одной системы, прежде всего в обращении между центром и его округой174.
Представление о находившейся в обращении массе серебра дают некоторые клады (илл. 32, цв. илл. 23). Крупнейшие из них были обнаружены на торговых магистралях Восточной Европы. Они содержат в отдельных случаях до 100 кг серебра. Однако и клады весом свыше 10 кг - уже редкость. На богатом кладами Готланде из примерно 400 находок лишь 5 или 6 весили более 4 кг. С побережья между Кильской бухтой и Одером известно только 2 или 3 клада весом более 4 кг. Один из наиболее ранних и крупных кладов на этой территории был обнаружен в 1973 г. на раннегородском поселении у Ральсвика на о. Рюген (илл. 33). Он содержал свыше 2200 монет (преимущественно арабских), а также обломок пермского браслета, так называемого "глазовского типа". Большинство кладов весило менее 250 г.175 И все же богатство, накапливавшееся в этих кладах, было примечательным. Серебро как всеобщий весовой денежный эквивалент имело весьма большое значение для балтийской экономической системы. Некоторое представление об этом можно составить по сопоставлению стоимости различных товаров, упоминаемых в арабских и европейских источниках. В североскандинавском регионе за рабыню или раба платили 200-300 г серебра. В договоре, который киевский князь Игорь заключил в 944 г. с византийским императором, для молодого раба устанавливалась цена в 10 златников, т. е. около 426 г серебра. Старик или ребенок стоили половину этой суммы. Раб, следовательно, был дороже, чем два куска шелка176. Вычисления С. Табачиньского для Киевской Руси дают следующие цены:
1 лошадь = 150 г серебра
1 корова = 80 г серебра
1 вол = 50 г серебра
1 овца = 15 г серебра
1 свинья = 10 г серебра
По сравнению с арабскими землями особенно высокой была покупательная способность серебра в отношении сельскохозяйственной продукции. В Праге, например, ок. 965 г. за один дирхем (2,97 г серебра) получали 25 кур, или 75 дневных рационов пшеницы для 1 человека, или 100 дневных рационов ячменя для 1 лошади177. В Ираке для этого же времени существовали следующие соотношения: 1 дирхем = 6 дневных рационов пшеницы для 1 человека, или 3 дневных рациона ячменя для 1 лошади, то есть зерно (в серебре) стоило в 12 раз дороже по сравнению с Прагой; в периоды засухи зерно в Ираке могло стоить даже в 200 раз больше, чем в Праге.
Клад из Ральсвика, следовательно, если применить к нему реконструированные для Балтики расценки, имел вполне внушительную стоимость: около 20 лошадей или 200 овец.
Соотношение серебра и ремесленной продукции было иным. Для XI в. имеются данные о цене некоторых предметов вооружения и воинского снаряжения:
меч = 125 г серебра
стремя = 125 г серебра
копье = 50 г серебра
шпоры = 20 г серебра
узда = 10 г серебра
уздечная пряжка = 5 г серебра
нож = 3 г серебра (или 1 дирхем)
1 бусина (стекл.) = 3 г серебра = 1 шкурка куницы
Мех куницы стоил на Руси всего 1 дирхем; другие меха были ненамного дороже. Но один дирхем, по свидетельству Ибн Фадлана, соответствует стоимости одной зеленой стеклянной бусины! В Восточной и Северной Европе, следовательно, за горсть бус можно было приобрести значительное количество пушнины. На Востоке пушнина высоко ценилась и приносила прибыль большую, нежели рабы, так как разница в стоимости, исчисляемая в серебре, достигала 1000% и более178 (илл. 34).
В этом расхождении цен и товаров, обусловленном различиями в уровне развития между передовыми областями Европы и арабского Востока, с одной стороны, и Северной и Северо-Восточной Европы, с другой, для обеих сторон был важнейший стимул к установлению торговых отношений. Около 150000 арабских монет, найденных в более чем 1500 кладах Балтики, впечатляюще демонстрируют размах, которого достигла эта торговля в IX-XI вв.
Как показали новейшие исследования, арабское монетное серебро служило также сырьем для изготовления украшений179.
Увеличение объема торговли товарами массового спроса в зонах ближней торговли, тяготевших к приморским торговым местам, вызвало тенденцию либо использовать в качестве денег арабское монетное серебро (по мере надобности разрубая монеты, чтобы количество серебра соответствовало местной весовой системе), либо чеканить свою собственную монету (цв. илл. 7). Не исключено, что в некоторых центрах чеканились подражания арабским дирхемам180. В Хедебю во второй четверти IX в. началась чеканка подражаний фризско-каролингским монетам Дорестада. Эта деятельность, однако, осталась лишь эпизодом. Только во второй половине X в. начинается, опять по дорестадским образцам, новая эмиссия монет в Хедебю181. Объем чеканки был еще относительно малым, но определялся он, по-видимому, уже и экономическими соображениями182 (илл. 35). Нет ничего невероятного и в том, что в конце X в. появляется собственная монета в Волине или Щецине по образцу саксонских "вендских пфеннигов", предназначенных для торговли со славянами (вендами)183 (илл. 36).
Социально-политическая структура раннегородских центров
На втором этапе развития в ранних городах образуются специфические общественные институты. Детально их происхождение еще не исследовано. Социально-политические нормы коренятся, несомненно, отчасти в традициях родового строя, таких, как тинг (народное собрание), образование советов для решения важных дел, законоговорение (провозглашение норм обычного права специально на то уполномоченными представителями общины, "лагманами"). Такого рода собрания отмечаются в Бирке в середине IX в. Когда Ансгарий во время второй своей поездки, вручив богатые подарки, домогался у конунга свеев Олава помощи в христианизации жителей города, тот ответил: "Но однако, прежние священники были изгнаны отсюда не королевским повелением, а народным возмущением. Поэтому я не могу осмелиться сделать что-либо для вашей миссии, не спросив наших богов и не узнав воли народа. Твой посланник должен сопровождать меня на следующее собрание тинга; я хочу поговорить с народом о тебе... Согласно их обычаю, решение о любом общественном деле у них находится именно в единодушной воле народа, более чем во власти короля". Перед началом народного собрания состоялось совещание конунга с представителями знати184.
Сведения о вече, народном собрании горожан в славянских раннегородских центрах относятся лишь к началу XII в. Однако и здесь вполне обосновано предположение, что это учреждение имеет более древние корни185.
В то же время формирование общественных институтов в значительной мере определялось укрепляющейся государственной властью. Конунги и князья располагали владениями в ранних городах: для Бирки, Рибе и Хедебю, а позднее для Поморья это засвидетельствовано письменными источниками. Они назначали своих графов и управляющих, сборщиков пошлин и налогов, оставляли за собою усадьбы в поселениях, организовывали оборону при вражеских нападениях; но равным образом при случае они стремились утвердить свою власть в общественной жизни, нередко вопреки воле народного собрания. По преданию, так было и с миссией Ансгария в Бирке: сперва волнения среди жителей привели к восстановлению старинных прав народного собрания; в итоге, однако, на основе действия раннегородских институтов был достигнут компромисс между интересами купцов и ремесленников, с одной стороны, и зарождающейся королевской власти - с другой. Те и другие нуждались во взаимной поддержке и взаимно соблюдали интересы друг друга. Вполне вероятно, что в этот период раннегородского развития зарождается скандинавское городское право, так называемое "право Бирки", Bjarkoaratt186.
Существенными нормами этого права были: 1) рыночное обращение и его защита публично-городской и королевской властью, представленной графами, которые также собирали королевские подати; 2) безопасность движимой собственности и прочное право по крайней мере купцов на земельный участок, дом и склад в городе; 3) формы политического и коммунального самоуправления, высшим институтом которого был тинг, то есть всеобщее народное собрание; 4) обязанность как горожан, так и конунга или князя осуществлять военную защиту поселения; 5) интеграция чужеземцев в городскую жизнь, правда преимущественно особыми колониями; гарантия правовой защиты в торговых и имущественных делах.
Насколько значительными политическими правами располагали чужеземные купцы, неизвестно. Скорее всего они пользовались "гостебным правом", как это запечатлел Адам Бременский для Волина. Примерно о таких же правах и обязанностях сообщают источники начала XII в., касающиеся поморянско-польских балтийских городов187 и Новгорода. Численность населения таких крупных ранних городов, как Волин, достигала в X в. уже от 5000 до 10 000 человек188.
Ранние города и бурговые города
Третий этап начинается с возникновения городских посадов, заселенных ремесленниками, купцами и обслуживающим людом в непосредственной близости от княжеских или государственных замков-крепостей (бургов)189. Княжеская крепость могла быть построена в уже существовавшем раннем городе, либо же происходила полная перепланировка городской территории и ее укрепление. В любом случае, однако, этот этап градообразования был связан с консолидацией господства феодальной знати и государственности в Польше, в земле ободритов, в Дании, Швеции и на Руси. В основном он начинается со второй половины X в. На южном берегу Балтийского моря на этом этапе возникают Гданьск, Колобжег, Щецин, Уседом и Старый Любек (илл. 37). В Дании, возможно тогда же, перестраивались Орхус, Хедебю и Рибе. В Швеции, несмотря на топографические преобразования (появление укреплений), сошло на нет значение Бирки и возникла Сигтуна. На Готланде, кажется, в такой же взаимосвязи находится зарождение Висбю, заместившего старый Павикен. После многолетней научной дискуссии можно считать решенным еще один спорный вопрос: о так называемых "полукруглых валах". В Бирке, Хедебю, Рибе, Орхусе, Павикене в топографической связи с приморскими торговыми местами сохранились или могут быть реконструированы на основе исследования местной городской территории оборонительные валы, защищавшие обширную, полукруглую в плане площадь поселения (незащищенной стороной обращенную к водному пространству, гавани). Археологические исследования последних десятилетий доказали, что все эти укрепления были построены не ранее X в., в Хедебю же только в последней четверти X в.190 В Орхусе, вероятно, полукруглый вал был заложен уже в начале X в., несомненно одновременно и в связи с основанием города. Позади вала располагались полуземлянки, размещением и размерами очень напоминающие современные им караульные помещения в "пфальцах" - сторожевых замках немецкого феодального государства191. В Бирке точно так же городской вал был сооружен к началу X в., при этом, по-видимому, произошла определенная реорганизация поселения192. Лишь немногие центры на этом этапе смогли вступить на самостоятельный путь развития городских республик: это прежде всего Волин в устье Одера и несколько позднее - Новгород на оз. Ильмень. Волину удавалось, чаще всего в ожесточенной борьбе, сохранять свою независимость до тех пор, пока ок. 1120 г. он не был включен в состав Польского феодального государства. Раннегородские институты других поморских городов также действовали еще в то время, когда епископ, Отто Бамбергский в 1124-1125 гг. по поручению польского герцога Болеслава путешествовал по Поморью, чтобы обратить в христианство волинцев и других поморян. Во всех посещенных им местах наряду с префектами, посаженными князем, имелись и собрания горожан, решения которых зависели от богатейших граждан города, principes и primates. Последние в тесном взаимодействии с языческим жречеством составляли совет, управлявший городом. Массы участников народных собраний состояли исключительно из свободных граждан, в том числе торговцев, ремесленников, корабельщиков, крестьян. На этих собраниях обсуждались важные вопросы, такие, как принятие христианства, точно так же, как ранее это происходило в Бирке. Но при этом, кажется, народное собрание уже изживало себя. Возникающие церковная иерархия и христианская идеология были структурой и идеологией господствующего класса, постепенно оттеснявшего народное собрание в западнославянских ранних городах на задний план.
Сеть морских коммуникаций, разраставшаяся в течение X и XI вв., увеличение тоннажа судов, лучшее обустройство сухопутных торговых путей способствовали тому, что сеть действовавших крупнейших новых центров раннегородского типа оказывалась более редкой, чем в предшествующее время. Так, например, о. Рюген, до рубежа IX-X вв. - важное звено в торговом сообщении, ориентированном на каботажное судоходство, оказался вне основных торговых маршрутов и морской торговли. Крупные суда X-XI вв. с о. Зеландия, не заходя на Рюген, попадали прямо в устье Одера. Новый этап раннегородского развития, следовательно, был связан с изменениями в структуре товарооборота. Эти структурные изменения затронули также и дальнюю торговлю. Во второй половине X в. прекратилось поступление арабского серебра. Его место занимают центрально- и западноевропейское серебро и серебряная монета; формирующиеся государства в Польше и Швеции, в земле ободритов, начинают собственную монетную чеканку193. На этом третьем этапе на Балтике заканчивается раннегородское развитие раннефеодальной эпохи. Города XII и XIII вв. формировались уже в условиях развитого феодализма под воздействием завоеванного в разных частях Европы городского коммунального права и, наконец, Ганзы, международного союза торговых городов средневековья.
ПРИМЕЧАНИЯ:
130. Blindheim C. Kaupang in Skiringssal. A Norwegian Port of Trade from the Viking Age. - In: Vor-und Frühformen der europäischen Stadt im Mittelalter, Bd. II. Göttingen, 1974, S. 40-57.
131. Łosiński W. Poczatki, s. 32-40.
132. Jankuhn H. Haithabu, S. 31-33.
133. Английская торговля между Дорестадом и Лондоном впервые отмечена в 715 г. См.: Verlust A. Der Handel im Merowingerreich: Gesamtdarstellung nach schriftlichen Quellen. - In: Early Medieval Studies, 1970, v. 2, S. 1-54.
134. Van Es W. Die neuen Dorestad-Grabungen 1967 bis 1972. - In: Vor- und Frühformen der europäischen Stadt im Mittelalter, Bd. I. Göttingen, 1973, S. 202.
135. Нападение викингов описано в "Житии Ансгария" Римберта (Vita Anskarii, s. 16); топография Гамбурга в общих чертах для IX в. выяснена в результате послевоенных работ: Schindler R. Ausgrabungen in Alt-Hamburg. Hamburg, 1958.
136. Vogel W. Wik-Orte, S. 196-238.
137. Holmqvist W. An Irish Cornier-Head Found near Stockholm. - In: The Antiquaries Journal, 1955, v. 35, p. 46.
138. Hоlmqvist W. Was there a Christian Mission to Sweden before Ansgar? - In: Early Medieval Studies, 1975, v. 8, p. 33.
139. Annales regni Francorum, anno 808. О сложной, не во всем еще ясной строительной истории Даневирке см.: Jankuhn H. Haithabu, S. 66; Andersen Н. H., Mad sen H. J., Voss О. Danevirke [Jysk Arkaeologisk Selskabs Skrifter, b. 13]. København, 1976.
140. Kapitular von Diedenhofen. - MGH LL, Sect. II, Capitularia, t. I, ed. A. Boretius. Hannover, 1883, s. 122.
141. Vita Anskarii, s. 20. В могильнике Бирки имеются, судя по характеру находок и погребальному обряду, захоронения фризов.
142. Корзухина Г. Ф. О некоторых ошибочных положениях в интерпретации материалов Старой Ладоги, с. 130.
143. Vita Anskarii, S. 7.
144. Kapitular von Diedenhofen.
145. Linder Welin U. S. The First Arrival of Oriental Coins in Scandinavia and the Inception of the Viking Age in Sweden. - Fv, 1974, arg. 69, p. 24.
146. Jacob G. Arabische Berichte, S. 23.
147. Арабский путешественник и проповедник ал-Гарнати посетил в середине XII в. Киев и обнаружил там мусульманское население, которое он исчислял "тысячами". См.: Большаков О. Г., Монгаит А. Л. Путешествие абу-Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131-1153 гг.). М., 1971, с. 122. Владимир, по сообщению "Повести временных лет", перед обращением в христианство в поисках новой государственной религии рассматривал также ислам. Относительно моего первоначального вывода о том, что "в Киеве имелась, по-видимому, довольно многочисленная арабская колония, что привело к исламизации значительной части населения", В. В. Седов (письмо 7.10.76) отметил: "Исключено, чтобы в древнем Киеве имелась сильная арабская колония. Многолетние археологические исследования и русские летописи не дают никаких оснований для такого вывода. Весьма важно сообщение абу-Хамида, на которое Вы опираетесь, что киевские мусульмане говорили по-тюркски. По-видимому, это были не киевляне, а печенеги ("беджнак"), жившие южнее Киева и в небольшом количестве - в самом городе (согласно ал-Бекри, они приняли ислам в 1009 г.)". В самое последнее время работами Киевской экспедиции среди находок X в. обнаружена литейная формочка с арабской надписью "турк", также указывающей, по-видимому, на этническую принадлежность киевского мастера-мусульманина. - См.: Ивакiн Г. Ю. Оповiдi по стародавнiй Киiв. Киiв, 1982, с. 55-56.
148. По Ибн Фадлану, часть этих племен приняла ислам уже около 922 г. См.: Validi Togan A. Zeki. Op. cit., S. 65, 188.
149. Friesen O. v. Runinskrifterna på en koppardosa funnen i Sigtuna. - Fv, 1912, årg. 7, s. 6-19; Meльникова Е. А. Скандинавские рунические надписи, с. 104-105.
150. Матузова В. И. Ук. соч., с. 13-35.
151. Свердлов М. Б. Сведения скандинавов о географии Восточной Европы в IX-XI вв. - В кн.: История географических знаний на севере Европы. Л., 1973, с. 39.
152. Матузова В. И. Ук. соч., с. 25-26.
153. Путешествие Ибн Фадлана на Волгу. Перевод и комментарии А. П. Ковалевского. М.-Л., 1939, с. 78-83.
154. Validi Togan A. Zeki. Op. cit., S. 321.
155. Ibid., S. 199.
156. Ibid., S. 26.
157. Lewicki T. HandelSamanidów z wschodnią środkową Europą. - SA, 1972, t. 19, s. 1-17.
158. Цит. по кн.: Jacob G. Arabische Berichte, S. 29. Об идентификации Ибрагима ибн Якуба и ат-Тартуши см.: Kowalski K. Relacja Ibrahima ibn Jakuba z podróży do krajów słowiańskich wprzekazie A1 - Bekriego. - In: Monumenta Poloniae Historica, N. S., t. 1. Kraków, 1946, s. 21; Warnke Сh. Die Anfänge des Fernhandels in Polen. Würzburg, 1964, S. 7.
159. Ловмяньский X. Начало Новгорода. - In: Europe aux IX-X-e siecles. Aux origines des Etats nationaux. Warsowie, 1968, p. 269.
160. В. Гензель выделяет две ступени процесса образования города: "эмбрион города" и "город с местным правом". Обе ступени тесно связаны с развитием городищ, т. е. с племенными князьями, а следовательно, с устанавливающимся феодальным господством. Подобной же концепции придерживается Л. Лециевич; для некоторых мест в низовьях Одера (Щецин, Волин, Колобжег) он предполагает связь со старыми племенными структурами, на основе которых в середине или во второй половине IX века начинается раннегородское развитие. См.: Hensel W. Anfänge der Städte bei den Ost-und Westslaven. Bautzen, 1967; Leciejewicz L. Sporne problemy genezy niezależności politycznej miast przy ujściu Odry we wczesnym średniowieczu. - In: Ars Historica. Poznań, 1976, s. 295-309.
161. Важнейшим результатом в изучении Хедебю было выявление различных первоначальных поселений, из которых южное существовало с середины VIII в. по меньшей мере до второй половины IX в. Поселение не имело устойчивой планировки; регулярная застройка участков появляется только на поселении IX в. по берегам ручья, в центральной части городского ареала. Во второй половине IX в. старые поселения в северной и южной части ареала были заброшены, и с этого времени структура Хедебю определялась характером строго спланированного центрального поселения, расположенного по берегам ручья. О топографии см.: Steuer H. Die Südsiedlung von Haithabu. Studien zur frühmittelalterlichen Keramik im Nordseeküstenbereich und in Schleswig-Holstein. Neumünster, 1974, S. 154. О застройке Хельгё см. главу "Швеция и шведские племена", а также: Holmqvist W. Die Ergebnisse der Grabungen auf Helgö (1954-1974). - Prähistorische Zeitschrift, 1976, Bd. 51, S. 127-177. О поселениях бассейна Парсенты см. главу "Культура и искусство польского Поморья в раннем средневековье", а также доклад: Leciejewicz L. Aus den Untersuchungen über die Anfänge des Städtewesens an der Ostsee im frühen Mittelalter. - In: Atti del VI Congresso Internazionale delle Scienze Preistoriche e Protostoriche, t. 3. Roma, 1966, S. 186-189.
162. Bendixen K. The First Merovingian Coin-Treasure from Denmark. - Medieval Scandinavia, 1974, v. 7, p. 85.
163. Львова З. А. Стеклянные бусы Старой Ладоги. - АСГЭ, 1968, вып. 10, с. 64-94; Давидан О. И. К вопросу о контактах древней Ладоги со Скандинавией (по материалам нижнего слоя Староладожского городища). - Скандинавский сборник, вып. 16. Таллин, 1971, с. 134-144.
164. Bach H., Dušek S. Slawen in Thüringen. Weimar, 1971, S. 31, Abb. 43, Karte.
165. Единственная ранняя находка известна в Прерове, где среди 74 преимущественно арабских монет VII-VIII вв. имеются также две каролингские, в том числе одна - Карла Великого. Большой клад конца VIII в. с западноевропейскими монетами известен в Кринкберге, Гольштейн. Весьма немногочисленны каролингские монеты в Швеции. См.: Völckers H. Karolingische Münzfunde der Frühzeit 751-800. Göttingen, 1955, S. 80,97; Kiersnowska T. Monnaires Carolingiennes surlesterresSlaves. - Wiadomości Numismatyczne, 1961, s. 90, karta, s. 97; Rasmussen N. L. An Introduction to the Viking-Age Hoards. - In: Commentationes de nummis saeculorum IX-XI in Suecia repertis, t. I. Stockholm, 1961, p. 4.
166. Linder Welin U. S. Op. cit., p. 24.
167. Malmer B. Mynt och människor. Vikingatidens silverskatter berätter. Uddevalla, 1968, s. 17.
168. Kiersnowski R. Kilka uwag о znaleziskach monet wczesnośredniowiecznych z Роlаbiа. - SA, 1961, t. 8, s. 157.
169. Начальная дата существования Бирки еще неясна. О. Кюльберг, отмечая, что в самом нижнем слое имеются аббасидские монеты, выпущенные ок. 800 г., считает, что Бирка была основана еще до исхода VIII в. Б. Амброзиани оставляет вопрос о начальной дате Бирки открытым. См.: Kyhlberg О. Birka. Problemkring stratigrafi och myntdatering. - Fv, 1973, årg. 68, s. 26-34; Ambrosiani B. Neue Ausgrabungen in Birka. - In: Vor-und Frühformen der europäischen Stadt, Bd. 2, S. 58.
170. Дендрохронологические исследования показывают, что первая деревянная застройка поселения внутри полукруглого вала появилась около 783 г.; наиболее поздние известные до сих пор постройки сооружены ок. 1020 г. См.: Eckstein D. Absolute Datierung der wikingerzeitlichen Siedlung Haithabu/Schleswig mil Hilfe der Dendrochronologie. - Naturwissenschaftliche Rundschau, 1976, Bd. 29, H. 3, S. 81-84.
171. Lundstrom P. Paviken I bei Västergarn. Hafen, Handelsplatz und Werft. - In: Vor- und Frühformen..., Bd. 2, S. 82.
172. Предварительные сообщения о раскопках 1972-1974 гг. с топографическими и экономическими характеристиками раннего поселения в Рибе см.: Bencard М. Ribe. - In: Mark og Montre - Fra Sydvestjyske museer, b. 9, 1973, s. 28-48; b. 10, 1974. s. 20-27; idem. Viking Age Ribe. - In.: Kiel Papers '72. Prune Stadte im westlichen Ostseeraum. Neumunster, 1973, S. 85-90.
173. Орхус возник в Х в., был укреплен полукруглым валом и с 948 г. стал резиденцией епископа. См.: Madsen H.-J. Arhus 900-1200 n. Chr. - In: Kiel Papers' 72, S. 80; Andersen H. H., Crabb P. J., Madsen H. J. Århus Søn-dervold. En byarkaeologisk undersoegelse. - Jusk Arkeologisk Selskabs Skrifter, 1971, b. IX; Andersen H. H. Århus in der Zeit von 900-1200 n. Chr. - In: Vor- und Früformen, Bd. 2, S. 94.
174. Вопрос о весовых системах окончательно еще не разрешен. Наиболее глубокое исследование выполнено X. Штойером, опубликованы его первые результаты. Осторожно намечаемая X. Штойером весовая единица 4,266 г, соответствующая русскому "золотнику", с достоверностью устанавливается только для части гирек Хедебю. В землях на южном побережье Балтийского моря несомненно существовали и другие весовые единицы. См.: Steuer H. Gewichte aus Haithabu.-In: Berichte iiber die Ausgrabungen in Haithabu, 6, 1973, S. 9; Wachowski K. Waagen und Gewichte im frühmittelalterliche Schlesien. Ein Vergleichsstudium. - Przeglgd Archeologiczny, 1974, t. 22, s. 173; Herrmann J. Siedlung..., S. 133; Jankuhn H. Haithabu, S. 215.
175. Вопросу о кладах посвящена огромная литература. Приведем основные работы: Ма1mеr В. Mynt och manniskor; Skovmand R. De danske skattefund. - Aarbøger for nordisk oldkyndighet og historic, 1942; Stenberger М. Die Schatzfunde Gotlands der Wikingerzeit, Bd. I. Stockholm, 1958, Bd. II. Lund, 1947; Kiersnowscy T. & R. Wczesnosredniowieczne skarby srebrne z Pomorza. Warszawa-Wrocław, 1959; Kiersnowski R. Wczesnośredniowieczne skarby srebrne z Połabia. Wrocław, 1964; Herrmann J. Siedlung..., Anhang II; Nordman C. A. Schatzfunde und Handelsverbindungen in Finnlands Wikingerzeit. - AA, 1942, v. 13, S. 272; Корзухина Г. Ф. Русские клады IX-XIII вв. М.-Л., 1954; Янин В. Л. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956; Кропоткин В. В. Экономические связи Восточной Европы в I тыс. н. э. М., 1967; его же. О топографии кладов куфических монет IX в. в Восточной Европе. - В кн.: Древняя Русь и славяне. М., 1978, с. 111-117; Потин В. М. Древняя Русь и европейские государства в X-XIII вв. Историко-нумизматический очерк. Л., 1968; Даркевич В. П. Художественный металл Востока VIII-XIII вв. Произведения восточной торевтики на территории Европейской части СССР и Зауралья. М., 1976.
176. Повесть..., с. 38-39; Dolger F. Griechische Urkunden, S. 80.
177. По данным Ибрагима ибн Якуба в Праге, около 965 г., как устанавливает И. Степкова, соотношение денария с динаром равнялось 1:2,5. См.: Štěpkova J. Das Wort Kinšár im Reisebericht des Ibrahim B. Ja'kūb. - Archiv Orientalni, 1957, t. 25, N. 1, S. 38 ff.
178. По вопросу о ценах и покупательной способности денег см.: Štěpková J. Agio of Silver in the Commercial Relations between the Islamic East and the Northeast European Countries in the 9th-11th Centuries. - In: Miedzynarodowy Kongres Archeologii Slowiańskiej, t. 6. Wrocław, 1968, s. 156; Tabaczyński S. Z badań nad wczesnośredniowiecznymi skarbami srebrnymi Wielkopolski. Warszawa-Wrocław, 1958; Jankuhn H. Haithabu, S. 234; Herrmann J. Siedlung..., S. 130; Федоров М. H. О покупательной способности дирхема и динара в Средней Азии и сопредельных с нею странах в IX-XII вв. - Советская археология, 1972, № 2, с. 73-80.
179. Соответствующие металлографические анализы и сопоставления украшений с монетным серебром см.: Arrhenius В., binder Welin U. S., Taper L. Arabiskt silver och nordiska wikingasmycken. - Tor, 1972/73, s. 151-160. Восточноевропейские материалы по этому вопросу еще в 1950-х гг. были изучены И. И. Ляпушкиным; в частности, установлена для украшений, изготовленных на городище Новотроицкое (роменско-боршевская культура VIII-IX вв.), кратность веса ювелирных изделий весу арабских серебряных монет. См.: Ляпушкин И. И. Городище Новотроицкое. - МИА, № 74. М.-Л., 1958, с. 217-220; его же. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства. МИА № 152. Л., 1968, с. 146-148.
180. В кладе из Бункефлу (Сконе) три из куфических монет могут быть определены как местные скандинавские подражания. См.: Hardh В. The Bunkeflo Silver Hoard. - Meddelanden från Lands universitets historiska museum, 1975/1976, N. 6, b. I, s. 31.
181. Malmer B. Münzen aus der Wikingerzeit. - In: Olympia-Ausstellung. Kiel, 1972, S. 30; idem. Nordiska mynt före år 1000. Bonn-Lund, 1966.
182. Suchodolski S. Początki mennictwa w Europie środkowej, wschodniej i północnej. Wrocław, 1971, s. 158.
183. Важная роль, которую германская монета X-XI вв. играла в денежном обращении Швеции, а также других стран Балтики, рассматривается в работах: Hatz G. Handel und Verkehr zwischen dem Deutschen Reich und Schweden in der späten Wikingerzeit. Die deutsche Münzen des 10.-11. Jh. in Schweden. Stockholm, 1974; Suhle A. Beiträge zur Geschichte des Münzwesens in Pommern im Mittelalter (bis ca. 1330). - Baltische Studien, 1937, Bd. 39, S. 119; Kiersnowski R. Pieniądz kruszcowy w Polsce wczesnośredniowiecznej. Warszawa, 1960; Потин В. М. Древняя Русь и европейские государства, с. 155-172.
184. Vita Anskarii, s. 26. См. также: Ковалевский С. Д. Образование классового общества..., с. 71-113; Гуревич А. Я. Норвежское общество в раннее средневековье. М., 1977, с. 84-125.
185. Нет никаких оснований полагать, как это делает К. Цернак, что эти народные собрания представляли собою вторичные новообразования. Более правдоподобно их непосредственное развитие из родоплеменных собраний, чему имеются многочисленные примеры у славянских племен, прежде всего вильцев и сербов. Ср.: Zernack К. Die burgstädtischen Volksversammlungen bei den Ost- und Westslawen. Wiesbaden, 1967. О проблематике и происхождении веча в Киеве см.: Толочко П. П. Вече и народное движение в Киеве. - В кн.: Исследования по истории славянских и балканских народов. М., 1972, с. 125; см. также: Фроянов И. Я. Киевская Русь, с. 150-184.
186. Происхождение раннесредневекового шведского городского "права Бирки", а также его дальнейшее развитие в связи с морским и земельным правом см.: Sсhüсk A. Studier rörande del svenska stadsväsendets uppkomst och äldsta utveckling. Uppsala, 1926; Skоvgaard-Petersen J. Vikingerne i den nyere forskning. - Historisk tidskrift, København, Raekke 12, 1972, b. 5, N. 3, s. 691.
187. Leciejewicz L. Początki nadmorskich miast na Pomorzu Zachodnim. Warszawa, 1962; Bollnow H. Studien zur Geschichte der pommerschen Burgen und Städte im 12. und 13. Jh. Köln, 1964.
188. Dziewulski W. Zaludnienie i rozmiary Szczecina w roku 1124. - Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, 1954, N. 2, s. 45-64.
189. Hensel W. Anfänge der Städte; Herrmann J. Zwischen Hradschin und Vineta. Frühe Kulturen der Westslaven. Leipzig-Jena-Berlin, 1976.
190. Steuer H. Neues zum Befestigungswesen von Haithabu. - Praehistorische Zeitschrift, 1971, Bd. 46, S. 137.
191. Andersen H. H. Århus, S. 24; Grimm P. Zum Hausbau in der Vor-burg der Platz Tilleda.-In: Varia archaeologica, Berlin, 1964, S. 366.
192. Ambrosiani B. Neue Ausgrabungen in Birka, S. 58.
193. Suchodolski S. Op. cit., s. 158. |
|