Корабли и судоходство в Балтийском море
Предпосылкой для нараставших от столетия к столетию связей через Балтийское море было развитие соответствующих транспортных средств. Еще на рубеже новой эры появились первые морские суда, и на протяжении столетий общались через море готландцы, шведы, даны, балты и финны. Археологические находки кораблей в заболоченных или осушенных бухтах и гаванях и готландские мемориальные стелы с изображениями, относящиеся к вендельскому периоду (VI-VIII вв.), дают нам представление о ранних судах скандинавов194. Они еще не разделялись на военные и торговые и были равно приспособлены как для разбойничьих нападений или рейдов через море, так и для транспортировки товаров; ладьи приводились в движение прямым парусом и веслами. Западнославянские племена вышли к морским побережьям Балтики (от Кильской бухты до устья Вислы) лишь с середины I тысячелетия н. э. Восточные славяне в Новгороде и Приладожье соприкоснулись с проблемами мореплавания еще позднее, в VIII-IX вв. Таким образом, у разных племен и народов Балтийского региона, как это нередко бывало в истории раннего средневековья и в других частях мира, мореплавание находилось на различном уровне развития. Средствами подводной археологии на дне Балтийского моря открыты и исследованы остатки затонувших кораблей эпохи викингов195; далее, о судостроении сообщают некоторые письменные источники IX-XII вв. В целом все это позволяет составить относительно достоверное представление об этом важнейшем транспортном средстве (илл. 38). Можно констатировать существование двух различных типов кораблей, различавшихся по своим функциям: боевые и грузовые суда. Первые были сравнительно длинными и узкими, с относительно низкой и почти горизонтальной кромкой бортов, лишь на носу и на корме она круто поднималась вверх к штевням (цв. илл. 6). Это позволяло разместить наибольшее число гребцов на одной высоте над водной поверхностью. Ладьи такого рода, судя по письменным источникам, достигали более 40 м длины, на них находилось от 30 до 36 пар гребцов. Знаменитый "Большой Змей" конунга Олава Трюггвасона имел, например, 34 пары гребцов. Титмар Мерзебургский (VII,39) сообщает об участвовавших в осаде Лондона в 1026 г. датских кораблях с экипажем в 80 человек. Найденные до сих пор суда - меньших размеров. Самое длинное обнаружено в Роскильдфьорде, у Скульделёв (Дания). Его длина не превышала 30 м. Знаменитый усебергский корабль начала IX в. (Норвегия) имел в длину лишь 22 м, на нем было не более 30 пар гребцов. Ладьи для перевозки людей у западных славян, кажется, были, как правило, короче и шире, как, например, ладья № 2 из Ральсвика длиной 9,5 м, на 8-10 пар гребцов (илл. 39). Однако эти славянские суда для перевозки людей были устроены таким образом, что одновременно на них можно было поместить и верховых лошадей. В скандинавских языках боевые корабли называются "skeict", "askr" или "bordt". Балтийские славяне, прежде всего поляки и поморяне, вероятно, обозначали свои боевые суда как "korab". В древнерусской "Повести временных лет" морской военный поход совершается "в кораблъх"196.
Большое количество пар гребцов и их удобное расположение сообщали боевым кораблям высокую маневренность и замечательные скоростные качества, которые позволяли им из Бирки в Швеции за пять дней достигать Новгорода, или по крайней мере новгородских владений на побережье Финского залива. Как правило, имелась и парусная оснастка; однако при боевых маневрах ее убирали и использовали только при движении в открытом море. Морской бой врукопашную, с перестрелкой из луков, в общем разыгрывался так же, как битва на суше; нападавшие стремились овладеть кораблем противника, уничтожив его защитников в ближнем бою; это называлось "очистить корабль". Сражающиеся старались вести морской бой поблизости от побережья. Отсюда становится ясным, например, как Ансгарий при нападении викингов на его корабль, следовавший в Бирку, не раздумывая спрыгнул в воду, выбрался на сушу и смог ускользнуть.
В "Саге о йомсвикингах" так описывается морская битва: "Вагн и его люди обрушили такой мощный град камней, что Сигвальд со своими не мог сделать ничего другого, кроме как прикрыться, чтобы управиться с этим. Они стали борт о борт, и лишь только град камней унялся, их клинки не заставили себя ждать, и дошло до того, что Сигвальд отступил к суше и хотел набрать камней. Но Вагн со своими устремился туда же. И вот ступили они на сушу вместе, и Сигвальду пришлось отступить, и эта схватка была еще более жаркой".
В битве в бухте Хьёрунга, в Норвегии, должно было участвовать 100 кораблей йомсвикингов (данов и славян) и 300 кораблей шведского конунга. Рев рогов и страшный шум сопровождали фланговые и обходные маневры в бухте. Часто применялась и тактика натиска - "железный баран". На корабли брали с собою кузнечные инструменты, даже наковальни, чтобы во время боя чинить оружие. Битва в бухте Хьёрунга также закончилась схваткой на суше197.
Многочисленные боевые суда могли, конечно, служить и скоростным транспортом для небольшого количества грузов. Викинги, пираты, купцы или воины-купцы преимущественно пользовались такими ладьями. Напротив, собственно купцы применяли грузовые суда. На Балтике находились в употреблении различные их виды, выполненные большей частью в разной, в зависимости от происхождения купцов, строительной технике. На верфях славянских побережий строили ладьи с обшивкой в клинкер на деревянных нагелях; паз для крепления несъемной мачты для паруса уплотнялся с помощью прокладки из мха и т. п. На верфях датчан и шведов, напротив, для связи между поясами обшивки и шпангоутами, как правило, применяли железные заклепки, а мачта крепилась непосредственно к мидель-шпангоуту. Для уплотнения швов между досками клинкерной обшивки прокладывали шнур, скрученный в три нитки из свиной щетины или коровьего волоса, пропитанных смолой. В управлении веслами также были различия в зависимости от местной этнической традиции. В целом, однако, суда обитателей Балтики вполне сопоставимы по конструкции и технике. Крупнейший славянский грузовой корабль, известный до последнего времени, был найден в Ральсвике на о. Рюген (№ 1) и относился к IX-X вв. Он имел в длину 14 м, высота борта - 1,4 м. Ладья такого же типа найдена в Ральсвике в 1980 г.198 Близкие размеры имел и датский корабль из Скульделёв (№ 3), X-XI вв. Тоннаж судов на рубеже тысячелетий как будто увеличивается: грузоподъемность корабля № 1 из Скульделёв - около 40 т (илл. 40). Приводились в движение торговые суда, как правило, парусом. Несколько гребцов на носу или на корме служили лишь для обеспечения маневров при причаливании судна. Обычные для Балтики килевые клинкерные ладьи вытягивали на берег, они не требовали специального портового оборудования, пирсов и причалов. Как в Хедебю, так и в Ральсвике обнаружены остатки мостков и молов, относящиеся, правда, к более позднему периоду, которые при высокой воде и штормовой погоде обеспечивали причаливание и швартовку199. Дело в том, что наряду с местными килевыми ладьями на Балтике плавали когги, с плоским дном и изогнутыми под углом бортами. Этот тип судна появился на мелководьях североморского побережья у фризов. При отливе ладья опускалась и плотно вставала на дно, прилив поднимал ее и позволял продолжать плавание. Таким образом, во время отлива судно можно было легко разгрузить или загрузить. По мере распространения фризской торговли этот тип судна привился и на Балтийском море. Видимо, фризы оседали в Хедебю уже в VIII в. и пользовались там своими коггами. На монетах Хедебю когг стал устойчивым символом уже в начале IX в. Несколько столетий, до XI в. включительно, балтийские килевые ладьи и фризские когги сосуществовали на Балтике. Однако характер побережья здесь был менее подходящим для коггов, чем на фризском мелководье. Поэтому, видимо, для коггов понадобилось устраивать специальные портовые сооружения, молы или причалы, к которым они приставали для погрузки и разгрузки (илл. 41). В Бирке, видимо, гавань для килевых ладей располагалась прямо перед поселением, в то время как когги швартовались к северу от поселения, в так называемой "Куггхамне" (от фризск. Kugg - "Korr", "корабль", шведск. hamn - "гавань"). При высоком уровне технологии обработки дерева у славян устройство в славянских портах причалов и набережных не представляло трудностей. Доказательства этому имеются в Волине, Гданьске, Старом Любеке и Ральсвике, где не давно были открыты остатки конструкций молов. Ибрагим ибн Якуб упоминает около 965 г. портовые сооружения в Волине, выстроенные из бревен200. Для XI-XII вв. характерно стремительное развитие кораблестроения, а также резкое увеличение тоннажа, который в это время достигает 200-300 тонн. Поэтому на исходе XII столетия совершается переход к ганзейскому мореплаванию, основанному на судах типа коггов. До этих изменений, вплоть до XI в., сравнительно небольшие размеры позволяли использовать волоки для переброски как коггов, так и килевых судов по суше от одной морской бухты или речной системы к другой. Так как осадка судов редко превышала 1 м, малые реки также оказывались проходимыми вплоть до верховьев. С другой стороны, суда были столь малыми, а навигационные возможности - столь ограниченными (видимость солнца, луны или звезд - условие, на Балтике достижимое отнюдь не всегда), что приходилось постоянно держаться берега. Его неохотно теряли из видимости. При плохой погоде старались причалить либо на оборудованной стоянке, либо хотя бы в каком-нибудь привычном местечке. При примитивной технике управления парусом особенно зависели от благоприятного ветра грузовые суда. Мореплавание, следовательно, требовало длительного времени.
Проблема навигации
Для ориентации экипажей судов на побережье имелись приметы.
Там, где они отсутствовали, создавали искусственные знаки, как на о. Стура-Карлсё, при переходе от Готланда до Эланда, или на о. Мен возле Ульфсхале, для обозначения прохода между о. Мен и о. Зеланд. Волинцы соорудили, как пишет Адам Бременский, "горн вулкана", т. е. сигнальную башню, чтобы обозначить вход в гавань при плохой погоде. Вполне вероятно, что и другие приморские торговые места имели подобные маяки, по которым ориентировались прежде всего ночью и в пасмурную погоду. Подобно "горну вулкана" в Волине, на римской башне в Булони при Карле Великом еще в начале IX в. разжигали огонь, чтобы облегчить плавание судам через Ла-Манш из Лондона в Квентовик201.
На протяжении нескольких столетий жители балтийского побережья накапливали навигационный опыт. Однако и в X в. мореплавание здесь оставалось ограниченным главным образом зоной видимости береговой линии. О длительности плаваний можно судить только по количеству дневных переходов: один дневной переход исчисляется в 40-60 км, под парусом - 100-120 км. На расстоянии в 40-60 км обычно постоянно пользовались стоянками, на которых ночевали, пополняли запас продовольствия, сбывали товар. Этим объясняются некоторые археологические находки, включающие нередко даже довольно богатые клады, на побережьях, в малонаселенных местах, как Преров-Дарс, Хиддензее в излучине устья Пене, у Дарлёв, у Славошина и т. д. Эти находки указывают на трагедии, завершившиеся смертью или взятием в плен бывших владельцев кладов, которые остановились здесь на стоянке или подверглись нападению во время штиля.
Организация торговли, тоннаж судов
Экипаж торгового судна состоял не более чем из 5-10 человек, довольно беспомощных перед подвижными пиратскими судами с более многочисленной командой. Поэтому торговые суда крайне редко или почти никогда не плавали в одиночку, а предпочитали объединяться. Они скапливались в портовых местах и соединялись во флотилии. Это вело к образованию купеческих товариществ или гильдий, включавших постоянных участников таких предприятий. В скандинавских рунических надписях члены этих торговых товариществ называются "фелаги" (felagi)202, в отличие от членов военных дружин, "хускарлов" (huskarlar), упомянутых в надписях из Смоланда, Сёдерманланда, Упланда и с Готланда. Возможно, подобные торговые флотилии сопровождались и охранялись боевыми кораблями, судя по тому, что в Роскильдфьорде для перекрытия прохода одновременно были затоплены нагруженные камнями торговые и боевые суда: в приморском торговом месте Роскильде на о. Зеланд, следовательно, использовались корабли обоих типов. Точно так же в Ральсвике на о. Рюген, в одном и том же культурном слое IX-X вв. открыты друг возле друга остатки грузового судна и боевого корабля. Письменные источники, правда, ничего не сообщают о такого рода конвоях, но косвенные данные позволяют до пустить, что подобная практика существовала.
Корабельное сообщение и заморская торговля предъявляли высокие требования к купцу. Он должен был знать потребности различных общественных слоев местного населения и прежде всего обеспечить себе покровительство властей. Из-за длительности и сложности торговых поездок купцу нередко приходилось зимовать в чужой стране. В крупных экономических, политических и культурных центрах возникали колонии иноземных купцов и ремесленников. В этих колониях, называвшихся обычно "кварталами", "концами", "улицами" или "дворами", жили постоянные представители иноземных торговых городов. Они занимались мелкой торговлей, а также осуществляли связь с местным населением и заботились о пристанище для прибывающих земляков и компаньонов. Взаимосвязанные купеческие колонии в торговых городах разных народов Балтики - явление, совершенно закономерное в эпоху раннего средневековья. Они появились в Западной Европе после падения Римской империи и возникали затем повсюду, где торговля строилась на частных или товарищеских, "негосударственных" основаниях. Так было в большей части Европы. Константинополь, крупнейший европейский город позднеантичной эпохи, укрывал в своих стенах, помимо греков, также и многочисленных выходцев из Малой Азии (сирийцев, фригийцев и лидийцев), персов, согдийцев и евреев203. Общие процессы зарождения феодального строя и ранние ступени его развития создавали, следовательно, также основы для становления торговых эмпориев - опорных пунктов балтийской экономической системы.
I. Тоннаж и другие параметры найденных грузовых кораблей (по Д. Элльмерсу с дополнениями)
Место находки |
Длина, м |
Ширина, м |
Высота борта, м |
Осадка, м |
Дата(век) |
Способ передвижения |
Щецин |
8,1 |
2,2 |
0,7 |
0,45 |
IX |
- |
Мехелинки |
9,3 |
2,5 |
0,8 |
0,55 |
XI-XII |
без паруса |
Гданьск - Орунья |
11 |
2,3 |
0,9 |
0,6 |
IX-XI |
без паруса |
Ральсвик-1 |
14 |
3,4 |
1,4 |
1 |
IX-X |
парус? |
Ральсвик-4 (1980 г.) |
≈ 12,5 |
≈ 3,3 |
≈ 1,0 |
≈ 0,5 |
IX |
парус? |
Харбров-1 - Ленброк |
3,2 |
3,3 |
1 |
- |
XI-XII |
парус |
Чарновско |
13,8 |
3,4 |
0,85 |
0,5 |
XI |
парус |
Скульделёв-3 |
13,3 |
3,3 |
1,5 |
1 |
X-XI |
парус |
Гальтабек |
14 |
4,0 |
1,9 |
- |
XI-XII |
парус |
Скульделёв-1 |
16,5 |
4,6 |
2,5 |
- |
X-XI |
парус |
Эльтанг |
17,5 |
3,9 |
1,9 |
1 |
XI |
парус |
II. Тоннаж и другие параметры найденных боевых кораблей (по Д. Элльмерсу с дополнениями)
Место находки |
Длина, м |
Ширина, м |
Высота борта, м |
Осадка, м |
Дата(век) |
Способ передвижения |
Усеберг |
21,4 |
5,1 |
1,4 |
0,75 |
ок. 800 |
- |
Гокстад |
23,4 |
5 |
1,7 |
2,0 |
- |
парус? |
Скульделёв-2 |
≈ 28 |
4,2 |
- |
- |
X-XI |
- |
Туне |
≈ 20 |
4,3 |
- |
- |
- |
- |
Ладбю |
20,6 |
2,9 |
0,7 |
2,25 |
- |
- |
Скульделёв-5 |
≈ 18 |
2,6 |
1,1 |
- |
X-XI |
12 пар гребцов, парус |
Хедебю |
≈ 16 |
2,5 |
- |
- |
X |
8-10 пар гребцов, парус |
Фромборк |
17,4 |
2,8 |
0,9 |
0,5 |
X |
ок. 12 пар гребцов, парус |
Ральсвик-2 |
9,5 |
2,5 |
1,0 |
- |
IX-X |
8-10 пар гребцов, парус |
III. Дальность и продолжительность плавания между приморскими торговыми местами (подсчеты на основании данных о продолжительности плавания). Цифры без скобок соответствуют числам, названным в источниках; цифры в скобках - вычисленным значениям (по Д. Эльмерсу, с дополнениями)
Год |
Маршрут |
Дальность |
Продолжительность |
Источник |
из |
в |
морские мили |
км |
круглосуточн. пл. |
с ночными перерывами |
852 |
Хедебю |
Бирка |
580 |
1074 |
(10) |
20 |
Житие Ансагария |
880 |
Хедебю |
Трусо |
410 |
759 |
7 |
(14) |
Ороз. Альфреда |
880 |
Халогаланд |
Каупанг |
950 |
1759 |
(15) |
30 |
» » |
880 |
Каупанг |
Хедебю |
370 |
685 |
- |
(10-12) |
» » |
949 |
Земля венедов |
Византия |
1310 |
2426 |
- |
24 |
Лиутпранд, VI |
1075 |
Сконе |
Бирка |
350 |
648 |
5 |
(10-12) |
Адам, IV, 29, IV, 20, схол. |
1075 |
Волин |
Новгород |
850 |
1574 |
14 |
(28) |
II, 22 |
1075 |
Дания |
Новгород |
1100 |
2037 |
(15) |
30 |
IV, 11 |
1075 |
Бирка |
Новгород |
550 |
1018 |
5 (9) |
(19) |
IV, 33 |
1075 |
Дания(Ольборг) |
Скрингссаль |
145 |
270 |
1 |
- |
IV, 33 |
1075 |
Скрингссаль |
Трондхейм |
648 |
1200 |
5 |
- |
IV, 33 |
1075 |
Рибе |
Англия |
330 |
611 |
6(3) |
- |
IV, 1, схол. |
1075 |
Дания(Ольборг) |
Исландия |
950 |
1759 |
30 |
- |
IV, 31, схол. |
1075 |
Англия |
Исландия |
648 |
1200 |
9 |
- |
IV, 36, схол. |
|
Готланд |
Гробини |
90 |
166 |
(2) |
- |
- |
|
Готланд |
Хедебю |
360 |
666 |
(6) |
(12) |
- |
|
Волин |
Хедебю |
240 |
444 |
(4) |
(8) |
- |
|
Холингштед |
Гамбург |
120 |
222 |
- |
(4) |
- |
|
Холингштед |
Дорестад |
290 |
537 |
- |
(10) |
- |
|
Дорестад |
Лондон |
230 |
425 |
(4) |
(8) |
- |
|
Дорестад |
Йорк |
270 |
500 |
(5) |
- |
- |
Поток товаров, текущий через моря от побережья к побережью, возрастал как количественно, так и качественно. Транспортные возможности судоходства (табл. I, II) в сопоставлении с данными о длительности путешествий (табл. III) показывают, что при значительной удаленности торговых центров, например Хедебю и Новгорода, возможно было не более двух поездок в год. Напротив, трассы с севера на юг позволяли оборачиваться сравнительно быстро, и по ним один и тот же купец мог совершить за год несколько поездок. Для маршрута Готланд-Гробини (близ Лиепаи) требовалось два дня парусного плавания. Для поездки с Рюгена на Готланд или из Хедебю в Волин вполне хватало одной недели. При таких условиях купеческий корабль мог в течение года перевезти из Волина в Сконе, на Эланд или на Готланд от 20 до 40 т груза, а при загрузке и на обратном пути, следовательно, 40-80 т. Этим объясняется поразительно большой объем товарообмена, устанавливаемый на основе достаточно случайных археологических находок.
Экономические зоны Балтийского региона
Различная удаленность торговых центров друг от друга и протяженность путей между ними обусловили выделение в Балтийском регионе нескольких зон, отличавшихся по интенсивности экономических связей и составу товарооборота. Можно выделить три основные экономические зоны, торговые и культурные связи внутри которых были достаточно стабильными.
1. Западнобалтийская зона: Дания (Ютландия и датские острова), Сконе, о. Эланд, южное побережье Балтики до устья Одера.
2. Южно- и среднебалтийская зона: побережье Балтики от устья Одера до устья Вислы, Сконе, о. Эланд, о. Готланд, Курляндский полуостров.
3. Восточнобалтийская зона: Средняя Швеция, о. Готланд, Аландские острова, побережье Финского залива (с выходом на Ладожское озеро и речные системы Русской равнины).
Потоки товаров, проходившие через каждую из этих зон, несомненно, поступали и во все остальные; но в первую очередь это относится к ведущим, общерегиональным центрам каждой из зон (таким, как Ладога, Бирка, Хедебю, о. Готланд, Волин); при этом наибольшее распространение получали сравнительно легко транспортируемые категории импорта, отличавшиеся высокой ценностью при небольшом объеме: бусы из полудрагоценных камней, янтаря и стекла, серебряные украшения, мечи и другое оружие.
Видимо, экономические зоны различались по уровню и принципам организации торговли. Многочисленные "чёпинги" (рыночные местечки) Сконе204, вероятно, тесно были связаны с датскими островами и о. Рюген: в западнобалтийской зоне наряду с активностью крупных раннегородских центров большое значение, особенно для внутреннего товарооборота, имели и торговые поездки на ближние расстояния, предпринимавшиеся бондами южной Скандинавии, датских островов, Ютландии, равно как свободными общинниками у славян-вагров, ободритов, руян; во многом за счет этой локальной торговли осуществлялось и снабжение крупных центров. Сельское население их ближайшей округи должно было весьма деятельно участвовать в товарообороте, в переброске товаров с морских коммуникаций на речные, сухопутные, и наоборот. Отношения такого рода византийский историк VI в. Прокопий Кесарийский в свое время наблюдал на Ла-Манше (IV,20): "На побережье, что лежит напротив Британии, имеется множество селений, обитатели которых кормятся рыболовством, земледелием и судоходством в Британию..." Нечто подобное, видимо, было характерно и для многих рядовых поселений западно- и южнобалтийской зоны.
Распространение археологических находок позволяет определить области преимущественного влияния тех или иных крупных торговых центров. Так, полубрактеаты Хедебю (940-980 гг. в отличие от редких на южном побережье Балтики ранних, так называемых "монет Хедебю" или "монет Бирки" начала IX в.)205 во множестве проникали на западнославянские территории (илл. 35), это позволяет выделить южнобалтийскую экономическую зону206 как область преимущественного обращения этой монеты. Напротив, ранние клады арабского серебра, как и находки отдельных монет первой половины IX в., наиболее показательны для восточнобалтийской зоны. Арабское серебро поступало в сферу балтийской морской торговли (в Бирку и на Готланд) через Старую Ладогу, по Волжскому пути из Передней и Средней Азии.
Рерик и Хедебю в западнобалтийской экономической зоне на раннем этапе использовали также каролингское монетное серебро. Однако в IX в., по-видимому в связи со сравнительно меньшим значением шедшей через Рерик, а главным образом через Хедебю франко-фризской торговли, ослаблением разграбленных викингами торговых центров Фрисландии, поступление каролингской монеты на Балтику резко снижается. Одновременно все более активно используется южная морская трасса общерегионального значения. Она проходила от Хедебю вдоль балтийского побережья через о. Рюген, Среднее Поморье, Самбию, Курляндию, в Ладогу и, как показывает большой монетный клад из Ральсвика на о. Рюген (где вместе с арабскими монетами найден обломок восточно-европейского браслета пермского "глазовского" типа), имела весьма важное значение для установления дальних связей между балтийскими экономическими зонами.
Местные различия становятся менее заметными по мере распространения в качестве всеобщего платежного средства денежного серебра (монетного и весового), с первой трети IX в. начинающего все более стабильно поступать на Балтику из Восточной Европы. Со второй половины IX в., на втором этапе развития балтийской экономики, утверждается относительно устойчивое экономическое единство, основанное на обращении арабского серебра, украшений и предметов широкого потребления.
Структура товарооборота балтийской торговли
Товары, обращавшиеся в балтийской торговле (цв. илл. 12), можно разделить на восемь групп: 1) пушнина, шкуры и кожи; 2) продукты сельского хозяйства, садоводства и лесного промысла, прежде всего мед и воск; 3) морские продукты - рыба, моржовая кость; 4) сырье и орудия труда; 5) предметы домашнего хозяйства и повседневного обихода (горшки из жировика, керамика, соль); 6) рабы; 7) украшения, предметы гигиены и ухода за телом; 8) оружие (илл. 42).
1. Меха, шкуры и кожи
Торговля мехами, шкурами и кожами была особенно прибыльной для купцов, как западноевропейских, так и арабских и византийских. Звери ценных пушных пород водились в то время в бескрайних лесах Северо-Восточной Европы и значительной части Средней Европы (мех горностая и зайца, норки, куницы и соболя, лисицы, рыси и бобра пользовался наибольшим спросом. Промышляли также ради шкур медведя, лося, диких козлов и оленей207. В Центральной Европе IX в. десятина пушниной была вполне обычной формой феодального обложения, и еще в XII в. обитатели нижнего течения Нейсе ежегодно вносили монастырю в Ниенбурге-на-Заале как феодальную повинность меха, в том числе шкуры козлов, куниц, оленей, диких кошек и других лесных зверей208. Для племен Северной и Северо-Восточной Европы пушнина была основным богатством, из обращения ее извлекали также выгоду и купцы. Норвежец Оттар в конце IX в. отправился вокруг Норвегии к самому Белому морю, чтобы там раздобыть моржовой кости и тюленьих шкур, закупив их у финнов или бьярмов либо забрав как дань, то есть пиратским образом209. Меха и шкуры как на исламском Востоке, так и на христианском Западе были в числе излюбленных предметов роскоши, отчасти они характеризовали стиль жизни. На Востоке, например, в большом количестве использовали заячьи шкурки для облегчения ревматических болей210. уже в позднеантичную эпоху вожделенные черные меха, как сообщает Иордан, через различных посредников достигали Римской империи, из земель suehans, т. е. свеев, шведов211. Роль поставщика пушнины, конечно, сохранялась за Швецией и в раннем средневековье212. В северных областях Скандинавии это привело к появлению профессиональных охотников-промысловиков, которые передавали свой пушной товар торговцам-перекупщикам в особых сборных пунктах213. Распространение некоторых украшений и монет в глубинных районах Скандинавии могло быть вызвано этой пушной торговлей. Другой крупный центр пушного промысла находился при впадении в Волгу Камы. Повелитель булгар, по сообщению Ибн Фадлана (ок. 922 г.), взимал дань с подчиненных ему племен пушниной: с каждого двора ежегодно полагалась шкурка соболя214. Олег, подчинив древлян, как сообщает "Повесть временных лет" под 883 г., потребовал с них "дань по чернЪ кунЪ", т. е. по меху черной куницы.
На пушной охоте специализировались финно-угорские племена Пермской земли и предгорий Урала. Из-за суровых условий края, лежащего примерно на широте Средней Швеции, земледелие было малопродуктивным. Однако в этих землях развилась своеобразная и яркая культура, отмеченная прежде всего изобилием бронзовых украшений215. Несомненно, источником богатства этого края была пушная торговля. Она осуществлялась в двух направлениях, прежде всего на юг, через Булгар, центр Волжской Булгарии. Там белое и черное мягкое сокровище принимали арабы. Около 985 г. арабский географ Мухаммед ал-Мукаддаси замечает: "Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайцы, козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мед, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки - все это из Булгара"216. Однако достаточно рано был проложен путь и на Балтику, который вел вверх по Волге, далее на Белоозеро и Старую Ладогу, либо вдоль Волги, до верховий Западной Двины, с выходом на путь Новгород-Днепр. Коммуникации между Белоозером-Старой Ладогой могли использоваться уже в середине IX в. Вполне вероятно, этим обеспечивается распространение браслетов и гривен пермского типа с VIII в., так же как и арабских монет, поступивших по этому пути в Северную Европу; поэтому янтарь, который арабский географ отмечает на рынках Булгара, мог попасть туда из западно- или среднебалтийской экономической зоны. В пушной торговле участвовали и живущие западнее прибрежные племена. Адам Бременский, например, сообщает в XI в. о том, что в Самбии пушнину меняли на фризское сукно: "Также обладают они во множестве необыкновенными мехами, благоухание которых смертоносная отрава жажды роскоши принесла в наш мир ... так что мы жаждем той же цены за единый мех куницы, что за вечное блаженство. Они же просят у нас шерстяные ткани, что у нас зовутся faldones [плащи, накидки] за столь ценимые шкурки куницы"217.
О большом значении пушной торговли свидетельствуют заимствования из древнерусского языка названий пушных животных: "куна" в древнерусском означало "куница, куний мех, деньги". В старофризском языке мы находим такое слово, как "сопа" - "монета". Русское слово "соболь" в немецком языке через средневерхненемецкое sabel превратилось в Zobel. Старославянское kozuch в значении "мех", по-видимому, преобразовалось в средневековое латинское слово crusna, crusina, древневерхненемецкое и древнесаксонское kursinna, старофризское kersua218. Перевалочной гаванью пушной торговли из Балтийского моря в Западную Европу с первой половины IX в. стал Хедебю. Не исключено, что в более ранний период такое положение занимал Рерик (Мекленбург, славянский Мехлин).
Если меха и шкуры были важным элементом дальней торговли, то не без оговорок можно допустить торговлю кожами, сырьем для кожевенного производства. Большая часть текущих потребностей торговых поселений и ранних городов удовлетворялась на местных продовольственных рынках за счет ближайшей округи. Но даже в самых бедных землях было возможно разведение коз и быков, основных поставщиков кожи для изготовления обуви и ремней.
2. Продукты сельского хозяйства, садоводства и лесных промыслов
Торговля скотом играла определенную роль в товарообмене; правда, объем ее определить невозможно. По-видимому, она осуществлялась в большей степени по сухопутным дорогам, нежели по морским. Ближняя и дальняя округа в целом могла обеспечить рынки ранних городов необходимым для их снабжения мясом. Однако около 965 г. Ибрагим ибн Якуб вполне определенно сообщает об экспорте лошадей из ободритских земель. Зерно в дальней торговле также играло некоторую роль. Предполагается, что рожь, найденная в датской "круглой крепости" Фюркате, была привезена из Восточной Европы219. Еще большее значение для западнобалтийской зоны имела торговля вином из Рейнланда. Для Римберта, биографа Ансгария, было само собой разумеющимся, что в середине IX в. в Бирке, в Средней Швеции, на рынке можно было купить вина. Оно применялось в христианской обрядности. Вполне возможно, что так называемые фризские (или татингерские) кувшины, тщательно изготовленные чернолощеные сосуды, декорированные инкрустацией из оловянной фольги, служили как сосуды для применявшегося в литургии вина. Такие кувшины могли также использоваться и в мирских целых. Они распространились в пределах восточнобалтийской зоны вплоть до Старой Ладоги220 (илл. 43). Изготавливались они на Нижнем Рейне.
При раскопках Хедебю были исследованы бочки, служившие при вторичном пользовании опалубкой колодцев. Эти бочки из еловой древесины, которой не было на Североевропейской низменности, по-видимому, изготавливались на Верхнем Рейне как тара для вина221.
Особое положение занимала торговля медом, широко применявшимся и как сладкое питье, и как сырье для хмельного напитка. В Булгаре мед скупали для рынков южных стран. Мед и воск были первой феодальной податью в славянских странах X в., в том числе составной частью церковной десятины222. Не исключено, что по крайней мере часть многочисленных славянских сосудов, с VII-VIII вв. получивших распространение в таких скандинавских торговых центрах, как Хельгё, Бирка и Хедебю, поступили с южного побережья Балтики как тара для меда. Держава Мешко, т. е. Польша, отмечал Ибрагим ибн Якуб, была богата зерном, мясом, медом и рыбой. В другом тексте сообщается о транспортировке меда в горшках на большие расстояния223.
3. Морские продукты
Дальняя торговля рыбой на раннем этапе, безусловно, не имела значения, так как рыбы в каждой из местностей было более чем достаточно для потребления. Положение изменилось с христианизацией, возросли потребности в рыбе из-за введения многочисленных постов, т. е. мясопустных дней, запретных для мясоядения. В это время, с XI в., ловля сельди на экспорт в некоторых прибрежных районах начинает играть все большую роль, появляются сельдяные рынки. Такой рынок, на котором закупали сельдь, в числе прочих, купцы из Саксонии, устраивался в ноябре в Арконе на Рюгене224.
"Слоновой костью" Севера была моржовая кость (цв. илл. 9). В Северо-Западной Европе на этом сырье существовал целый художественный промысел. В балтийской торговле она играла не очень большую роль, однако сообщение о поездке Оттара в область моржового промысла на Белом море для добычи моржовой кости, а затем о его обратной поездке в Хедебю указывает на то, что этот продукт имел некоторое хождение в балтийской торговле. В Хедебю обнаружен моржовый бивень225, а на позднеславянском поселении у Вольгаста - моржовый позвонок. Моржовая кость поступала на рынок в Булгаре, откуда ее вывозили в арабские страны.
4. Сырье и орудия труда
Одно из выдающихся открытий последних лет было сделано в результате анализов железных шлаков из Хедебю. Оказалось, что в Хедебю ввозили и перерабатывали там шведскую озерную руду, отличавшуюся меньшим содержанием фосфора по сравнению с болотно-луговыми рудами Ютландии226. В самой Швеции уже в период от возникновения Хельгё до появления Бирки среднешведская металлургия железа интенсивно развивалась. Железо добывали в рудных месторождениях и продавали в форме топоровидных или лопатовидных поковок227.
Готланд, не располагавший железными месторождениями, в избытке обеспечивался шведской рудой, и на этой основе здесь возникло высокоразвитое кузнечное ремесло228. В областях к югу от Балтийского моря имелись болотные железные руды. Ввоз в эти земли железа или железной руды из-за моря пока не подтвержден. Отдельные племена или государства вполне обеспечивали свою потребность в железе за счет собственного сырья229. Поэтому железные орудия не играли в торговле значительной роли, хотя и были в числе товаров; такие орудия были найдены недавно в составе товаров, зарытых одним купцом на городище Арконы в IX-X вв.
Бронза и желтая медь по своему хозяйственному значению уступали железу. Однако эти виды сырья широко использовались при изготовлении украшений, а также для декоративной отделки орудий труда и оружия. Из каких стран они поступали, до сих пор неизвестно. Не решен вопрос и о соотношении возможных источников сырья, находившихся и в Западной, и в Восточной Европе. На пражский рынок олово, во всяком случае, поступало уже в 965 г.230
Местные мастера, как правило, сами изготавливали для себя орудия труда. Основным сырьем были железо и дерево, как мы видели, достаточно широко представленные почти во всех областях или по мере необходимости импортировавшиеся (как железо из Средней Швеции - на Готланд). Из орудий труда, пожалуй, лишь одно продавалось в большом количестве: ручные мельницы или по крайней мере мельничные жернова. Северные валуны, оставленные последним оледенением, не слишком пригодны для изготовления мельничных жерновов, хотя деревенские жители довольно часто их использовали. На Рюгене известен даже один огромный, принесенный скандинавским ледником обломок гранитной скалы, который использовался как своего рода миниатюрная каменоломня. Однако наилучший, высшего качества камень, пригодный для мельничных жерновов, находится в базальтовых и порфировых месторождениях Среднегерманских гор. Основным центром экспорта базальтовых жерновов в балтийские земли был прежде всего Майен в Рейнланде. Жернова, обычно в виде заготовок, на судах доставляли в Хедебю, здесь их окончательно отделывали и монтировали в ручные мельницы231. У Люттинге, округ Моерс, в IX в. затонуло судно с заготовками жерновов из Майена, следовавшее на север. В 1957 г. оно было обнаружено при гидротехнических работах232.
В зону балтийского побережья мельничный камень могли транспортировать и по сухопутным дорогам. Сухопутная торговля рейнландскими жерновами подтверждается находками в Лужице (Лаузиц). Каменоломни в окрестностях Рохлица, в Кравинкеле (Тюрингия), в Верхней Лужице и в Сленже также снабжали значительные области, однако до сих пор на основании немногочисленных минералогических анализов находок жерновов нельзя составить окончательной картины распространения продукции этих каменоломен. Ясно только, что довольно тяжелые мельничные жернова на судах или по суше перевозились на значительные расстояния.
По-видимому, торговали также стеклянным сырьем или полуфабрикатами. В некоторых местах обработка стекла и изготовление стеклянных бус и колец прослеживается уже с VIII в. Весьма возможно, сырье для этих производств ввозилось из южных областей233. С рубежа VII-VIII вв. стеклянные бусы изготавливали в Хельгё, с VIII-IX вв. - в Бирке, Павикене, Рибе и Старой Ладоге234. В Ладоге этого времени возникло также производство стеклянных браслетов. В Волине стеклоделие прослеживается с X в.; в Ральсвике на Рюгене по наиболее поздним находкам можно установить существование стеклодельных мастерских уже с IX в. Часто стеклоделие объединялось в одних мастерских с обработкой цветных и благородных металлов. Во всех до сих пор исследованных мастерских по обработке стекла сырье использовалось в виде стеклянных стержней или осколков. Само это сырье могли производить в пригодных для этого, богатых песком местностях, где имелось также достаточно леса для плавильных печей. Но следует также считаться и с возможностью ввоза стеклянного сырья из Верхней Италии, Моравии, Нижнего Подунавья или Рейнланда235.
В Хедебю уже в начале нашего столетия при раскопках были выявлены остатки стеклоплавильных печей. Обстоятельства находок, однако, указывают скорее на переработку готового сырья в виде стеклянного боя бус или сосудов, чем на первичное его изготовление236. Данные из Хедебю не столь уникальны для Балтики, как это полагал западногерманский археолог Г. Янкун, осуществивший основные исследования этого памятника. Толчок для развития местного стеклоделия дало развитие ремесла в франкском Рейнланде. Другой поток импульсов мог достигнуть Балтики из византийских земель и Киевской Руси.
5. Предметы домашнего хозяйства, повседневного обихода, соль
Соль на Балтике распространена прежде всего в виде соляного раствора, источники которого в некоторых местах побережья выходят на поверхность. В Восточном Гольштейне такие соляные источники или колодцы располагаются у Ольдеслое, затем близ Рекница, на оз. Толлен и на Юккерринне; весьма значительными были источники в долине Парсенты, южнее Колобжега; они использовались с VII-VIII вв.237 В Верхнем Повисленье уже в раннее время началась разработка соляных промыслов у Велички. На морском побережье у соляных месторождений с IX в. появляются находки арабских монет и других серебряных изделий в более или менее крупных кладах. Соль, незаменимое консервирующее средство, была необходима для заготовки продовольственных запасов, и соляные месторождения очень рано могли быть вовлечены в торговое обращение. Не исключено, что уже в X в. крупнейшие среднеевропейские соляные промыслы в г. Галле на р. Заале также поставляли соль для балтийской торговли. Путь из Галле через Магдебург в Мекленбург (Рерик) на Балтику около 965 г. был известен как торговый и включен в международную систему коммуникаций238 (в частности, в результате строительства мостов и переправ). Торговля солью до сих пор не прослеживается по археологическим данным, однако правомерно допущение, что многочисленные западнославянские горшки, происходящие из области между Парсентой и Кильской бухтой, найденные в Скандинавии и даже в Новгороде, в некоторых случаях служили как тара для соли.
Славянская и западноевропейская бытовая керамика, обнаруженная в Скандинавии, распространилась там первоначально как упаковочная тара и лишь впоследствии получила вторичное применение: так попали на север фризские кувшины или предполагаемые сосуды для меда и соли. Некоторые формы посуды, однако, изготавливались специально для домашнего хозяйства и экспортировались. В первую очередь речь идет о сосудах из жировика.
Жировик, мягкий известняк, который в свежедобытом виде легко режется, но при высыхании твердеет и приобретает огнеупорные свойства, имеется в южной Норвегии (в окрестностях Осло-фьорда) и в некоторых районах Швеции. На Осло-фьорде добыча и обработка его в домовых общинах бондов носили сезонный характер. В Скирингссале (Каупанге) как будто располагался едва ли не крупнейший сборный пункт для вывоза изделий из жировика. Особенно популярны были большие котлы из жировика с железными дужками для подвешивания над открытым очагом. Такие котлы или их остатки найдены прежде всего на Западной Балтике, но также и на Готланде, и в Бирке в Средней Швеции. Из славянских приморских торговых мест обломки этих сосудов известны пока только в Волине и Ральсвике. Кроме того, пряслица из жировика распространились вплоть до Средней Германии239 (илл. 44).
Вторым видом сырья из локально ограниченных месторождений был янтарь, применявшийся для изготовления украшений. Издревле его добывали на юго-западном и южном берегу Балтийского моря, где он ценился как золото балтийских племен. Основной областью добычи янтаря в эпоху средневековья, кажется, была Самбия и Курланд. Но и на побережье до Менцлина и Ральсвика с VIII в. прослеживается добыча и обработка янтаря в специализированных мастерских. Янтарь служил для изготовления украшений, бус, амулетов-подвесок в виде "молоточков Тора", пряслиц и миниатюрных фигурок. Князья и знать ранних городов проявляли особый интерес к этому златосияющему прозрачному камню. В восточнобалтийскую зону янтарь приходилось ввозить, и в этой связи весьма показательно распространение янтаря в Новгороде, где его ввоз в большом количестве начинается лишь с XI в. Кривая распределения демонстрирует несколько пиков: первый из них приходится на 1050 г., следующий - на время около 1125 г.240 Возможно, в колебаниях поступления янтаря в Новгород следует видеть отражение растущей интенсивности связей Новгорода с Западной Балтикой и прежде всего с самландским (прусским) и западнославянским побережьем. Через Старую Ладогу и Новгород янтарь по Волжскому пути достигал Булгара. Там он был одной из важных статей арабской торговли. Значительную роль играла торговля тканями. Фризская торговля своим расцветом не в последнюю очередь обязана, несомненно, замечательным фризским сукнам; их производство восходит к античной традиции241. В эпоху раннего средневековья они производились преимущественно в рамках крестьянского домашнего ремесла, но с каролингской эпохи так же и на мануфактурах. Эти сукна поступали в Бирку, Великопольшу, в Пруссию и далее, вплоть до Новгорода, Старой Ладоги или Сантока на р. Варта242. Высокого уровня, однако, достигло и местное производство сукон и льняных тканей. Введение горизонтального ткацкого станка принесло существенное улучшение техники ткачества в славянских землях (илл. 45). Широкое производство льняных тканей привело к тому, что полотняные платочки стали использоваться как всеобщее платежное средство и даже специально изготавливались для этой цели. Понятие "платить" во всех славянских языках образовано от корня *plat-, плат - полотно (ср. русск. плата, платок); в сербском "платить" - placis, plasis; в русском - "платить", в польском - plaсiс и т. д. Первоначальное значение может быть передано как "расплачиваться кусочками полотна, платочками", или "ополотнянивать", оплачивать.
6. Рабы
Рабы из стран на Балтийском море были одной из важнейших, если не самой значительной, статей экспорта. В балтийской экономической системе работорговля процветала с VIII по XI в. Основными покупателями рабов, несомненно, были арабские халифаты Испании, Северной Африки, Передней и Средней Азии. Но и в средневековой Византии также имелись крупные рынки рабов. Киевские князья периодически заключали с византийскими императорами договоры о работорговле243. Первые сообщения о рабах из балтийских земель при дворе арабских халифов в Кордове, преимущественно славянах, балтах и финнах - "сакалиба" (этим собирательным именем северные народы обозначались в арабских источниках), относятся ко времени Омайяда ал-Хакима I (796-822 гг.); "сакалиба" выступают как члены военных элитарных частей, придворной гвардии. Евнухи-"сакалиба" наполняли дворы эмиров, а женщины-"сакалиба" служили украшением гаремов арабских владык. Военные рабы-"сакалиба" достигали правительственных постов в Каире или высоких командных должностей. Количество рабов из балтийских земель, продававшихся в арабские страны и Византию, исчислялось десятками тысяч244. Каналами поступления в Аравию служили как балтийская и североморская торговля, так и сухопутные пути Средней и Восточной Европы. Хедебю и Бирка были сборными пунктами и крупными рынками работорговли.
Римберт, преемник Ансгария на посту архиепископа гамбургско-бременского, рассказывает около 870г.:
"Когда прибыл он сперва в землю данов, увидел он в одном месте, где для ранее возникшей христианской общины построил он церковь, - место то зовется Слиазвих - множество пленных христиан, влачившихся в оковах. Среди них находилась некая монахиня, которая, заметив его издали, преклонив колени, многократно склоняла перед ним свою голову, чтобы тем выразить свое благоговение перед ним и умолить его явить сострадание к ее жребию. И начала она, чтобы он мог увидеть, что она христианка, громким голосом распевать псалмы. Епископ, охваченный жалостью, с плачем взмолился к Господу о помощи для нее. И вследствие его молитвы распались тотчас оковы на ее шее, которыми она была скована. Но так как она не бежала тут же, схватили ее с легкостью сторожившие их язычники.
Тогда святой епископ, движимый страхом и любовью к ней, стал предлагать стерегшим ее язычникам различные вещи как выкуп за нее; но они не хотели согласиться ни на что, если только он не уступит им своего коня, на котором он ехал верхом. Этому он не противился, но спрыгнул тотчас с седла и отдал коня со всей сбруей за пленницу, подарив последней сразу же, после того как выкупил ее, свободу, и разрешил идти ей, куда она хотела"245.
Рабы-христиане, добытые во время нападений викингов на Западную Европу, наряду с рабами-"сакалиба" продавались или использовались в домашнем хозяйстве жителей раннегородских торговых центров. В Бирке уже около 830 г., как сообщает Римберт, жили довольно многочисленные рабы-христиане246.
Захват рабов и работорговля были характерной чертой эпохи и относились к числу важнейших целей военных походов и набегов викингов. Несмотря на запреты церковных соборов, этим занимались и христиане. Обратимся снова к сообщению Римберта о наблюдениях Ансгария: "Некоторые бедные, захваченные в христианских странах и угнанные в варварские земли пленные были весьма измучены; в надежде на избавление бежали они к христианам Северной Эльбы, ближе других живущим к язычникам; но те схватили и вновь ввергли в оковы пришельцев без всякого сострадания. Некоторых они вновь продали язычникам, других оставили служить у себя или продали также христианам"247. И сами христианские епископы поступали так же. Ансгарий покупал скандинавских и славянских мальчиков, чтобы воспитать из них помощников миссии248. Точно так же как армии античных рабовладельческих государств везли в своих обозах работорговцев, так и к раннесредневековым войскам присоединялись скупщики "живого товара". Когда шведы в середине IX в. напали на Курляндию, с ними были работорговцы. Возле куршской крепости Апуоле, которую шведы не смогли разграбить, между осаждающими и осажденными состоялись переговоры, которые проливают свет на вопросы работорговли. Осажденные курши предложили осаждающим шведам: "Далее, мы даем за каждого человека в крепости полфунта серебра... Однако юные свеи продолжали битву и кричали, что они хотят силой оружия захватить крепость и все добро куршей, их же самих обратить в рабство..."249 Когда ободриты в XII в. были завоеваны Генрихом Львом и "подчинены, толпами бежали они к поморянам и данам,., которые их безжалостно продавали полякам, сербам и чехам"250. На рынке в Мекленбурге в 1168 г. после победоносного похода ободритов были выставлены на продажу 700 датчан251. На протяжении полутысячелетия из Центральной, Восточной и Северной Европы поступают известия об охоте на рабов, захвате рабов и работорговле. Образовались крупные рынки. Марсель в VI-VIII вв. был важнейшим перевалочным пунктом по продаже рабов из Англии в страны Средиземноморья, Верден - крупным рынком рабов для продажи пленников из Северо-Восточной и Восточной Европы. Магдебург, как показал в специальном исследовании Ф. Рериг, был центром работорговли непосредственно на славянской границе, так же как Хедебю на севере или Мекленбург (Рерик) в земле ободритов252. Работорговля процветала и в Праге около 965 г.: "К нему [городу Праге] прибывают из... Кракова русы и славяне с товарами, а к ним прибывают из тюркских земель магометане, евреи и тюрки, также с товарами и ходовой монетой и вывозят от них рабов, олово и разнообразные меха"253.
Ибрагим ибн Якуб, видимо, был одним из таких работорговцев. Он объехал весьма удаленные от его испанской родины рынки в Праге, Магдебурге, Мекленбурге и Хедебю. В Булгаре располагался большой сборный пункт рабов для торговли по волжскому пути. В Византии своих рабов продавала "русь". Соглашение между киевским князем Олегом и византийским императором Львом VI в 911 г. предусматривало выплату возмещения русам, если их рабы сбегут или будут украдены на византийской территории254. Упоминаются походы варягов по волжскому пути, они везли на юг порабощенных девушек, но при случае могли продать их и по дороге255. Особенно впечатляюще рассказывает о ходе такой работорговли в X в. исландская "Сага о людях из Лаксдаля". Дело происходит на съезде конунгов в устье р. Гётаэльв в западной Швеции. Один из "могучих бондов", владевший усадьбами в Исландии и Норвегии, является на острова Бреннейяр, куда каждые три года собирались конунги соседних земель, чтобы "провозгласить мир ... как это требовалось по закону каждое третье лето". В саге отмечается, что "здесь собирались также и на торг".
"Однажды, когда Хаскульд вышел развлечься с некоторыми людьми, он увидел великолепный шатер в стороне от других палаток. Хаскульд вошел в шатер и увидел, что перед ним сидит человек в одеянии из великолепной ткани и с русской шапкой на голове. Хаскульд спросил, как его зовут. Тот назвал себя Гилли.
- Однако, - сказал он, - многим больше говорит мое прозвище: меня зовут Гилли Русский (Дослвно: "Из Гардов". - Прим. перев.).
Хаскульд сказал, что часто о нем слышал. Его называли самым богатым из торговых людей.
Тут Хаскульд сказал:
- Ты, видно, сможешь продать нам вещи, которые мы бы охотно купили.
Гилли спросил, что бы он и его спутники желали купить. Хаскульд сказал, что он хотел бы купить рабыню.
- Если у тебя есть рабыня на продажу.
Гилли ответил:
- Вы думаете поставить меня в затруднительное положение, спрашивая вещи, которой, как вы полагаете, у меня нет в продаже. Однако дело обстоит не так, как вам кажется.
Хаскульд заметил, что шатер был разделен надвое пологом. Тут Гилли приподнял этот полог, и Хаскульд увидел, что там сидело двенадцать женщин. Тогда Гилли сказал, что Хаскульд может пройти туда и присмотреться, не купит ли он какую-нибудь из этих женщин. Хаскульд так и сделал. Все они сидели поперек шатра. Хаскульд стал пристально рассматривать этих женщин. Он увидел, что одна из женщин сидела недалеко от стены, она была бедно одета. Хаскульд обратил внимание на то, что она красива, насколько это можно было разглядеть. Тут Хаскульд сказал:
- Сколько будет стоить эта женщина, если я ее куплю?
Гилли отвечал:
- Ты должен заплатить за нее три марки серебра.
- Мне кажется, - сказал Хаскульд, - что ты ценишь эту рабыню довольно дорого, ведь это цена трех рабынь.
Гилли отвечал:
- В этом ты прав, что я прошу за нее дороже, чем за других. Выбери себе любую из одиннадцати остальных и заплати за нее одну марку серебра, а эта пусть останется моей собственностью.
Хаскульд сказал:
- Сначала я должен узнать, сколько серебра в кошельке, который у меня на поясе.
Он попросил Гилли принести весы и взялся за свой кошелек. Тогда Гилли сказал:
- Эта сделка должна совершиться без обмана с моей стороны. У женщины есть большой недостаток. Я хочу, Хаскульд, чтобы ты знал о нем, прежде чем мы покончим торг.
Хаскульд спросил, что это за недостаток. Гилли отвечал:
- Эта женщина немая. Многими способами пытался я заговорить с ней, но не услышал от нее ни одного слова. И теперь я убежден, что эта женщина не может говорить.
Тут Хаскульд сказал:
- Принеси весы для денег, и посмотрим, сколько весит мой кошелек.
Гилли сделал так. Они взвесили серебро, и оно было три марки весом. Тут Хаскульд сказал:
- Дело обстоит так, что наша сделка должна совершиться. Возьми серебро, а я возьму эту женщину. Я признаю, что ты в этой сделке вел себя, как следует мужу, потому что, очевидно, ты не хотел меня обмануть.
После этого Хаскульд вернулся в свою палатку. В тот же вечер Хаскульд разделил с ней ложе"256.
Итак, в период с VIII по XI в. области Центральной, Восточной и Северной Европы, так же как подвергавшиеся набегам викингов земли западноевропейских государств, были важным источником рабов. Зарождение феодального общества и государства, связанное с тяжелыми общественными и военными конфликтами, было основной причиной того, что эта жестокая форма отчуждения производителей, превращения их в товар, могла принять столь значительные масштабы. С образованием феодального общества и феодальных государств период захвата рабов и работорговли заканчивается. Отныне непосредственные производители не отчуждаются от своей земли, но используются в сельском хозяйстве феодальных вотчин или облагаются повинностями как феодально-зависимое крестьянство. Однако именно работорговля, экспорт людей в IX-XI вв. во многом обеспечили материальную основу для расцвета культуры и искусства народов стран Балтики.
7. Украшения. Предметы гигиены и ухода за телом
Эти товары производились преимущественно в торговых эмпориях и раннегородских центрах или ввозились сюда из южных и западных областей. Традиционные (обычно - бронзовые) украшения, составляющие обязательный элемент одежды, как уже отмечено, изготавливались на месте; их распространение связано главным образом с этнической общностью, проявлявшейся в единстве костюма и убора. Напротив, дорогие и эффектные изделия из золота, серебра, слоновой кости и янтаря из-за их повсеместной ценности вовлекаются в циркуляцию товаров между племенами и народами. Золотые и серебряные гривны, браслеты, кольца распространяются как средства платежа, нередко в разрубленном (в соответствии с необходимым весом) виде. Другие категории украшений, такие, как ожерелья из стеклянных, хрустальных или янтарных бус, служили как украшением, так и платежным средством. Начиная с VII-VIII вв. в скандинавских торговых и раннегородских центрах Хельгё, Павикене, Рибе, Хедебю, Каупанге перерабатывалось на бусы стекло, поступавшее на Балтику из Италии, Каролингской империи или Северо-Западной Европы. С VIII-IX вв. нужно учитывать также и производство стеклянных бус или колец в некоторых славянских приморских торговых центрах. На протяжении долгого времени, с середины VIII в., первое место здесь занимала Ладога. С IX в. начинается производство стеклянных изделий в Ральсвике на Рюгене. В Волине стеклоделие появилось в X в. Обработка стекла нередко производилась в ювелирных мастерских, так как при работе с цветными и благородными металлами необходимы высокие температуры, при которых становилась возможной и плавка стекла; кроме того, между стеклоделием и обработкой цветных и благородных металлов существовала и непосредственная технологическая взаимосвязь. Стеклянная паста, как показывают материалы Павикена, Хельгё и Рибе, наплавлялась в виде эмали на металл или же ею исполнялась инкрустация по металлу. Чрезвычайно широкое распространение мастерских по изготовлению стеклянных бус не позволяет пока использовать данные об этих производственных центрах для реконструкции системы торговых связей257.
Особенно многочисленные свидетельства надрегиональной торговли и проникновения общеевропейских стилистических влияний на Балтику дают резные костяные и роговые гребни, ставшие одной из характерных и выразительных категорий бытовых вещей этой эпохи. Под воздействием античной традиции в Рейнланде и Фрисландии появились великолепные формы резных гребней. Уже в VII-VIII вв. фризские резные гребни вывозились купцами через Северное и Балтийское моря (илл. 46-48). Богато украшенные футляры и спинки гребней, пользовавшихся большим спросом, были моделью для их производства. С IX в., вероятно, в каждом из раннегородских поселений имелись собственные костерезные мастерские, так что объем импорта сравнительно быстро сократился. В Поморье из примерно 400 гребней эпохи раннего и высокого средневековья импортными были лишь 13, т. е. 3,2%. Этот импорт поступал в VII в. из Фрисландии, в IX-X вв. - из Хедебю и из Упланда в Швеции (Бирка) и с X по XII в. - из Великопольши258. К другим статьям торговли предметами ухода за телом относятся пинцеты, копоушки из серебра, притирания, масла и мази. В Хедебю, например, производились краски для глаз259. Сосуды для притираний из Рейнланда найдены также в составе погребального инвентаря в некоторых могилах260. В связи, возможно, с культовыми представлениями изготавливались и распространялись маленькие бронзовые фигурки людей или лошади - сакрального животного скандинавских и славянских богов261. Предметом торговли были также наборы для игр и игральные фигуры. Шахматные фигуры, привезенные из Аравии, найдены в Польше262. Из Средней Азии дошла до Норвегии, при этом еще до начала IX в., игра "в мельницу" (илл. 49). С IX в. она была в ходу в Гокстаде, Ладоге, Новгороде и других местах263.
8. Оружие
По меньшей мере с первого этапа балтийской торговли на Балтику ввозились мечи из Рейнланда (цв. илл. 20). В 805 г. Карл Великий категорически (и не в первый раз) запретил их ввоз в славянские земли. Несмотря на это, мечи с фирменными знаками рейнских мастеров, такими, как "Ульфберт" (илл. 50), "Ингельрехт", "Хильпрехт", "Симерхлиис", продолжали поступать в Восточную и Северную Европу. Немалая доля в распространении этого оружия приходится, конечно, на балтийскую торговлю. Однако не позднее чем с X в. в Киевской Руси появляются мастерские, в которых производилось собственное оружие этого рода264. Не так давно был найден меч одной из этих мастерских с отчетливой кириллической надписью "Коваль Людота" (или Людоша), т. е. "кузнец Людота" (Людоша)265. Изготовленные за пределами Рейнланда клинки, дамаскированные, с характерным "муаровым" узором металла, также часто снабжали, иногда более или менее искаженными надписями с рейнландскими формами имен, как на мечах из Латвии и Польши266.
Другие предметы вооружения, такие, как иволистные наконечники копий, вытянутый заостренный шлем и стремя267, очевидно, проникли в балтийскую систему коммуникаций из причерноморских или среднеазиатских областей, а оттуда распространились дальше на Запад268. Местные подражания вызвали также персидские боевые или декоративные топоры, известные в Скандинавии и в славянских странах. Речь идет о железных топорах с серебряной или медной отделкой. Собственный центр такого производства, кажется, возник и на Балтике269.
Важную роль в балтийской торговле играли ланцетовидные копья с дамаскированным лезвием. Технологию этих наконечников, первоначально изготавливавшихся в Рейнланде, переняли оружейники Скандинавии и, по-видимому, также в Курланде, а в XI в. - и Эстонии. В этих землях, так же как в Финляндии, ланцетовидные наконечники вошли в состав стандартного снаряжения воина и благодаря обычаю класть оружие с мертвым в могилу дошли до нас в большом количестве экземпляров. В славянских землях, напротив, такого рода наконечники встречаются значительно реже270.
Странствующие мастера и унификация культуры
Товарообмен существенно способствовал образованию обширных зон со сходной материальной культурой. Однако не меньшей была роль странствующих ремесленников. Прежде всего, мастеров захватывали во время набегов, привозили в свою страну и пристраивали к делу в усадьбах бондов, знати или в раннегородских поселениях. Среди таких пленников бывали кузнецы, которые, в числе прочего, владели техникой дамасцировки и распространяли ее в северных землях. Старинная легенда о кузнеце Вёлунде рассказывает, как для того, чтобы удержать мастера-оружейника и предотвратить его побег, ему перерезали жилы на ногах; мастер, согласно саге, выковал себе железные крылья и улетел на них с острова конунга Нидуда, перед этим жестоко отомстив за свой плен (илл. 51). Но конечно, ремесленники появлялись также в раннегородских центрах вместе с купцами и селились так, как это было в Бирке, Хедебю, Волине, Ральсвике, Новгороде и Старой Ладоге. Чрезвычайно сложно выявить мастерские таких пришлых ремесленников в местном контексте, да еще и установить при этом их происхождение; типы построек, так же как большинство обиходных вещей из этих мастерских, будут, скорее всего, местными. Тем не менее, возможно, именно славянские гончары в Бирке и других местах Швеции изготовляли гончарную посуду, по своим качествам превосходившую местную скандинавскую и соответствующую традициям славянского гончарства271. По мнению советских и польских исследователей, некоторые фризские кувшины, особенно фризские резные гребни в Старой Ладоге, изготавливались ремесленниками из Фрисландии, осевшими в этом городе272. Несомненно, мастера, чеканившие первые монеты Хедебю в первой половине IX в., прибыли из фризских земель, вероятно, из Дорестада. В окружении купцов могли также находиться скорняки, кожевники и ювелиры. В Еллинге, в Ютландии, большой камень конунга Харальда с изображением распятого Христа, несомненно, воздвиг и декорировал камнерезчик из Северо-Западной Европы, в то время как руническая надпись на камне принадлежит местному мастеру273. С определенной долей вероятности можно и в строительстве опознать подобные перенесения навыков и форм, свидетельствующие о работе пришлых мастеров.
К такого рода прямым влияниям иноземных строителей в некоторых славянских прибрежных поселениях восходит так называемая "рамочная" техника строительства (развившаяся в дальнейшем в германский фахверк) и техника "ставкирки" (стены из вертикальных, забранных в шпунт пластин), распространенная в культовом, но применявшаяся иногда и в жилищном строительстве; впрочем, они остались чуждыми славянскому строительному искусству и никогда не могли вытеснить местную срубную конструкцию.
Это, правда, ни в коем случае не позволяет сделать вывод, что всюду, где заметны подобного рода влияния, имело место также и оседание чужеземных мастеров. Напротив, необходимо считаться с частичным, возможно функционально обусловленным включением чуждых способов строительства в местную среду. Раскопки в Гросс-Радене близ Шверина особенно ярко продемонстрировали сосуществование срубной традиции в жилых строениях и техники "ставкирки" в культовом сооружении. С другой стороны, в Скандинавии славянский тип срубного дома как будто оказал кое-где влияние на местную строительную традицию274. Примечательно также, что в скандинавских поселениях по мере изменения социальной структуры поселений и функций построек меняется и техника строительства. Такое изменение строительной техники произошло при закладке раннегородского центра Трёнсберга, сменившего Скирингссаль (Каупанг), так же как и в Хедебю. Крупные, сравнительно свободно спланированные частные усадьбы при этом были подчинены более жесткой городской планировке и существенно изменили размеры, очертания, характер застройки участка и технику строительства. По-видимому, подобные же изменения социальной структуры лежат в основе строительных изменений в Старой Ладоге, при переходе от стратиграфического горизонта Е (IX в.) к горизонту Д (X в.). Это явление здесь соответствует процессу, наблюдаемому в Каупанге-Трёнсберге. Вдали от побережья на подобный же процесс указывает застройка поселения на предградье городища Торнов в Нижней Лужице. При переходе от периода А к периоду В на рубеже VIII-IX вв. вместе с новой планировочной структурой усадеб меняется и техника строительства. Следует принять во внимание также и обмен мастерами по строительству укреплений, в частности между ободритами и датчанами275.
В целом же при обсуждении вопроса о странствующих ремесленниках или специалистах мы во многом останемся в области предположений, особенно если речь идет об обмене и его условиях.
Определенное влияние на нивелировку культурного своеобразия господствующего класса, несомненно, оказывали растущие брачные связи княжеских и вельможных домов. Особенно тесными они были между датчанами и ободритами, но подобного рода связи со скандинавскими княжескими домами установили также и поморянские и польские князья.
Жены, как правило, везли с собой в страну малый двор, свиту; связанные родством дворы обменивались дружинниками и воинами, нередко принимали целую дружину иноземных воинов, как, например, рассказывается о йомсвикингах и Болеславе Храбром.
ПРИМЕЧАНИЯ:
194. Имеется обзорная работа по торговому судоходству: Ellmers D. Frühmittelalterliche Handelsschiffahrt im Mittel- und Nordeuropa. Neumünster, 1972.
195. Crumlin-Pedersen O. Wrecks in the North Sea and the Baltic. - In: Underwater Archaeology, a Nascent Discipline. Paris, 1972, p. 65 ff.
196. Ślaski K. Die Schiffe der Ostseeslawen und Polen vom 9. - 13. Jh. im Lichteneuer polnischer Forschungen. - Zeitschrift für Archaeologie des Mittelalters, 1974, Bd. 2, S. 107-119.
197. "Сага о йомсвикингах" (см. прим. 26).
198. Herrmann J. Ein neuer Bootsfund im Seehandelsplatz Ralswiek auf Rügen. - Ausgrabungen und Funde, 1981, Bd. 26, H. 3.
199. Herrmann J. Ralswiek auf Rügen - ein Handelsplatz des 9. Jh. und die Fernhandelsbeziehungen im Ostseegebiet. - Zeitschrift für Archaeologie, 1978, Bd. 12, S. 163-180; idem. Die Ausgrabungen im nordwestslawischen Seehandel splatz Ralswiek auf Rugen, 1918-1919. - Ausgrabungen und Funde, 1980, Bd. 25, S. 154-161.
200. Zbierski A. Slawische Seehafen im Fruhmittelalter. - Archaeologia Polona, 1974, t. 15, S. 107-121.
201. Ellmers D. Op. cit., S. 228.
202. Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit..., S. 68-70. См. также: Мельникова Е. А. Ранние формы торговых объединений в средневековой Северной Европе. - В кн: Скандинавский сборник, вып. 27, Таллин, 1972, с. 19-29.
203. Haussig H.-W. Byzantinische Geschichte. Stuttgart, 1969, S. 44; см. также: Курбатов Г. Л. История Византии. М., 1984, с. 112-113.
204. Сinthiо Е. Köping och stad i det tidigmedeltide Skåne. - Ale. Historisk tidskrift för Skåneland, 1975, b. 1, S. 1, Karte.
205. Они отмечены в Фоссберге (Уседом), Дрансау и Ватернеферсдорфе(Плён). - См.: Zak J. "Importy", część analityczna, s. 9.
206. Список памятников см.: Ibid., S. 10. Idem. Polbrakteaty skandinawskie na Slowianszczyznie zachodniej. - SA, 1966, t. 13, s. 359-361.
207. Sсhier B. Wege und Formen des ältesten Pelzhandels in Europa. Frankfurtam Main, 1951, S. 39.
208. Herrmann J. Siedlung..., S. 92.
209. Матузова В. И. Указ, соч., с. 25.
210. Schier B. Op. cit., S. 39-41.
211. Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Перевод Е. Ч. Скржинской. М., 1960, с. 69.
212. О местах обитания этих "свехан", по-видимому, в Верхнем Поволжье и об их идентификации с этнонимом "рос", а не со "свеями" в Швеции см.: Воba I. Nomads..., p. 28.
213. Jankuhn H. Haithabu, S. 196.
214. Путешествие Ибн Фадлана, с. 72.
215. Горюнова В. И. Этническая история Волго-Окского междуречья. МИА, № 94. М., 1961, с. 128; Смирнов А. П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья. М., 1952.
216. Jacob G. Welche Handelsartikel bezogen die Araber des Mittelalter aus den nordisch-baltischen Ländern? Berlin, 1891, S. 4.
217. Adami Bremensis Gesta, IV, 18; см.: Rоhwer B. Der friesische Handel im frühen Mittelalter. Kiel, 1937.
218. Vasmer М. Russisches Etymologisches Worterbuch, Bd. 1-3. Heidelberg, 1953-1958 (русск. перевод: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, т. 1-4. М., 1964-1973).
219. Helbaek H. Da rugen kom til Danmark. - Kuml, 1970, S. 279-296.
220. Наиболее полная сводка данных о "фризских кувшинах", которую следует дополнить находками в Менцлине и Ральсвике, см. в работе: Корзухина Г. Ф. Курган в урочище Плакун близ Ладоги. - КСИА, 1971, вып. 125, с. 59-64. См. также: Schoknecht U. Menzlin. Ein fruhgeschichtlicher Handelsplatz an der Peene. Berlin, 1977, S. Ill, Abb. 28.
221. Вehre K.-E. Untersuchungen des botanischen Materials der frühmittelalterlichen Siedlung Haithabu. - In: Berichte über die Ausgrabungen in Haithabu, 2. 1969, S. 10.
222. Brandkačk J. Studien zur Wirtschaft und Sozialstruktur der Westslawenzwischen Elbe-Saale und Oder. Bautzen, 1964, S. 253-262.
223. Согласно "Ниенбургскому фрагменту", деревни Нижней Лужицы должны были поставлять монастырю в Ниенбурге-на-Заале ежегодно 100 горшков меда. См.: Codex diplomaticus пес поп Epistolaris Silesiae, ed. С. Maleczyński, t. 1. Wrocław, 1956, p. 73.
224. Helmoldi Chronica, II, 108.
225. Reichstein H. Ergebnisse und Probleme von Untersuchungen an Wildtieren aus Haithabu (Ausgrabung 1963-1964). - In: Berichte..., Bd. 7. 1974, S. 114.
226. Jankuhn H. Op. cit., S. 209.
227. См. ниже главу "Швеция в эпоху викингов и раннее средневековье". См. также: Nylén E. Eisen und Silber. - Zeitschrift für Archaeologie, 1978, Bd. 12, S. 211-224.
228. Lündström P. Paviken I, S. 82.
229. P1einer R. Der Handel mil Eisen im östlichen Mitteleuropa im 4. bis 9. Jh. - Early Medieval Studies, 1971, v. 3, S. 13-21.
230. Сообщение Ибрагима ибн Якуба см.: Jасоb G. Arabische Berichte, S. 12.
231. Jankuhn H. Op. cit., S. 200.
232. Ellmers D. Op. cit., S. 60.
233. Dekówna М. Au sujet de 1'existence a l'epoque du haul Moyen Age d'ateliers de transformation du verre dans les pays slaves. - Archaeologia Polona, 1974, t. 15, p. 305-312.
234. Lündström A. Bead Making in Scandinavia in the Early Middle Ages. - Early Medieval Studies, 1976, v. 9, p. 3-17.
235. Chropovský W. The Situation of Nitra in the Light of Archaeological Finds. - Historica, 1964, v. 8, p. 5-33; Großmahren. Mainz, 1966, S. 35, 70, 81. Olczak J. Bemerkungen zur Technologie der Glassproduktion in Polen im frühen Mittelalter. - Veröffentlichungen des Museums für Ur- und Frühgeschichte Potsdam, 1971, N. 6, S. 103-115. Джингов Г. Средновековна стъкларска работилница в Патлейна. - Известия на археологическия институт, 1963, т. 26, с. 46-49; Чангова И. За стъклените гривни в Средновековна България. - В кн.: Изследвания в памст на Карел Шкорпил. София, 1961, с. 179.
236. Jankuhn H. Op. cit., S. 247.
237. Л. Лециевич в своем обзоре раннегородского развития на южном побережье Балтики оставляет в стороне вопрос о добыче соли, полагая, что на основе археологических источников невозможно определить ее объем. См., однако, раздел, написанный В. Гензелем в этой книге. См. также: Leciejewicz L. Zur Entwicklung von Frühstädten an der sudlichen Ostseeküste. - Zeitschrift für Archaeologie, 1969, Bd. 3, S. 182-210; Burchard H., Keckowa A., Leciejewicz L. Die Salzgewinnung auf polnischem Boden im Altertum und im friihen Mittelalter. - Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, 1966, t. 5, S. 745-760; Jodlowski A. Technika produkcji soli na terenie Europy. - In: Studia i materiały do dziejów żup solnych w Polsce, t. 5. 1976.
238. Ибрагим ибн Якуб, см.: Jacob G. Op. cit., S. 11; Herrmann J. Siedlung..., S. 123.
239. Skjø1svold A. Klebersteinindustrien i vikingetiden. Oslo/Bergen, 1961; Jankuhn H. Haithabu, S. 201; Grimm P. Der Beitrag der Archaeologie für die Erforschung des Mittelalters. - In: Probleme des fr¨uhen Mittelalters in archaeologischer und historischer Sicht. Berlin, 1966, S. 39, 67.
240. Pыбинa E. А. Из истории ввоза янтаря в Новгород. - В кн.: Новое в археологии. М., 1972, с. 224-228. Я. Озольс связывает деятельность готландцев в Курляндии с тамошней добычей янтаря (как и в Самбии, и на нижнем Немане); заслуживает сожаления, однако, что он не ставит даже вопроса о том, не могли ли скандинавские материалы, обнаруженные в этих областях, попасть в страну в результате торговли местных жителей. Предположение о связи между скоплениями скандинавских находок и местами добычи янтаря правдоподобно, но остается недоказанным. См.: Оzоls J. Der Bernsteinhandel und die skandinavischen Kolonien in Kurland. - In: Banner Hefte zur Vorgeschichte, 1976, N. 11, S. 153-159.
241. Rоhwer B. Op. cit.; P1anitz H. Die deutsche Stadt des Mittelalters. Weimar, 1975, S. 45.
242. Dymaczewska U., Dymaczewski A. Wczesnośredniowieczny Santok. - SA, 1967, t. 14, s. 195.
243. Haussig H.-W. Byzantinische Geschichte, S. 45.
244. Б. Брентьес не исключает, что "сакалиба" в арабских источниках обозначает рабов не только славянского, но также и финно-угорского, и германского происхождения. См.: Brentjes. Die slawische Militarsklaven (Sakaliba) in Spanien als Forschungsaufgabe. - In: Berichte über den II. Internationalen Kongress für Slawische Archaeologie, Bd. 2. Berlin, 1973, S. 269-274.
245. Vita Anskarii.
246. Ibid., s. 11.
247. Ibid., s. 38.
248. Ibid., s. 36.
249. Ibid., s. 30.
250. Helmoldi Chronica II, 101.
251. Ibid., II, 109.
252. Rörig F. Magdeburgs Entstehung und die ältere Handelsgeschichte. Deutsche Akademie der Wissenschaften. Vorträge und Schriften, Berlin, 1952, H. 49, S. 22.
253. Ибрагим ибн Якуб, см.: Jacob G. Op. cit., S. 12.
254. Dolger F. Op. cit., S. 66.
255. Путешествие Ибн-Фадлана, с. 78-79.
256. Сага о людях из Лаксдаля. - В кн.: Исландские саги. М., 1956, с. 268-270 (перевод Г. Адмони и T. И. Сильман).
257. Последняя обобщающая работа, посвященная производству и торговле стеклянными бусами в Скандинавии, принадлежит Ю. Кальмеру; по-видимому, следовало бы расширить базу исследования, не ограничиваясь скандинавскими материалами; так, вне поля зрения автора осталось производство стеклянных бус в Ладоге. См.: Callmer J. Trade Beads and Beade Trade in Scandinavia ca. 800-1000. Lund, 1977, p. 100.
258. Сhоtliwу E. Rzemiosło rogownicze na Pomorzu wczesnośredniowiecznym. Wrocław, 1973; для территории ГДР необходимы многочисленные дополнения.
259. Ибрагим ибн Якуб, см.: Jacob G. Op. cit., S. 29.
260. Herrmann J. Magdeburg-Lebus. Zur Geschichte einer Strasse und ihrer Orte. - Veröffentlichungen des Museums f¨ur Ur- und Frühgesc hichte Potsdam, 1963, N. 2, S. 102.
261. Urtans V. Die plastischen Bronzepferdchen. - Arheologija un etnografija, 1974, N. 11, S. 218; Grebe K. Die Ergebnisse der Grabung Brandenburg. - In: Berichte über den II. Internationale Kongress, Bd. 3, Berlin, 1973, S. 277.
262. Gąssowska E. Le jeu d'échecs en Pologne du haul Moyen Age. - Archaeologia Polona, 1964, t. 7, p. 293-301.
263. Полякова Г. Ф., Фехнер М. В. Игра в мельницу в Древней Руси. - В кн.: Slovenská Archeologia, 1973, t. 21, N. 2, s. 441-444.
264. Кирпичников А. Н. Древнерусское оружие. САИ EI-36. Вып. I. Мечи и сабли. Л., 1966, с. 18-49.
265. Там же, с. 41.
266. Glosek A. Znaki i napisy na mieczach średniowiecznych w Polsce. Wrocław, 1973; Malinowski T. Łotenskie analogic do polskich mieczów średniowiecznych. - Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, 1975, t. 23, c. 1, s. 115.
267. Kirpicnikov A. N. The Connections..., p. 71.
268. Gamber O. Wikingerbewaffnung und spätrörnische Waffentradition. - Settimani di studio del Centra italiano di studi sull'alto medioevo, 1969, t. 16, S. 767.
269. Paulsen P. Axt und Kreuz bei den Nordgermanen. Leipzig, 1939, S. 128.
270. Selirand J. Estnische Gruppe der nordeuropäischen Lanzenspitzen mit damasziertem Blatt. - Eesti NSV Teaduste Akadeemia Toimetised, 1975, t. 24, S. 171.
271. Сарelle T. Die Wikinger, S. 37. В том же плане этот исследователь интерпретирует находку литейной формы, вырезанной из жировика и предназначенной для изготовления характерной славянской лунницы. См.: Capelle T. Die Metallschmuck von Haithabu. Neumünster, 1968, S. 79.
272. См.: Hilczerówna Z. О grzebieniach ze Starej Ladogi.
273. Моltke E. The Jelling Monument in the Light of the Runic Inscriptions. - Medieval Scandinavia, 1974, v. 7, p. 183-187.
274. Этот вопрос приобретает особое значение в связи со все более частыми находками сравнительно небольших нестолбовых деревянных построек (срубов?) в таких торговых поселениях, как Экеторп III или сезонная торговая стоянка в Лёддечёпинге близ Мальме и др. См.: Eketorp. Fortification and Settlement on Öland/Sweden. The Monument. Stockholm, 1976; Оh1ssоn T. The Löddeköpinge Investigation..., p. 59; Strömberg M. Grubenhäuser in Valleberga. Untersuchungen l965-1970. - Meddelanden från Lunds universitets historiska museum 1969-1970. Lund, 1971, S. 192-265.
275. Herrmann J. Gemeinsamkeit und Unterschiede im Burgenbau der slawischen Stämme westlich der Oder. - Zeitschrift für Archaeologie, 1967, N. 1, S. 206-258. |
|