| "Подумайте обо всем, что заключается в этом одном большом слове - Прошлое!
Какое патетическое, священное, во всех смыслах поэтическое значение заключается в нем, значение, проявляющееся яснее, чем дальше мы отступаем в глубь времен, чем больше мы проникаем в это Прошлое. История в конце концов и есть истинная поэзия. А реальность, если ее правильно толковать, важнее вымысла".
А. Карлейль
История повседневности сегодня является очень популярным направлением исторического и вообще гуманитарного знания. Интерес к повседневности как к предмету научного изучения появился как устойчивая и значимая тенденция во второй половине XX века. Кроме истории повседневности как направления историографии в рамках социологии сформировалась "социология повседневности", в кругу семиотических дисциплин начинает складываться семиотика повседневности, в эстетике - эстетика повседневности. В последние годы появилось достаточно большое количество монографий и татей, посвященных повседневности, причем как зарубежных, так и отечественных авторов. Быт и повседневность долгое время в советской науке считались предметом этнографического исследования и часто именовались термином "бытописание", самого по себе отказывавшего работам такого характера в научности и серьезности с точки зрения приоритетного знания. Сегодня, в рамках возрождения интереса к данным темам, возвращаются имена тех, кто стоял у истоков создания этого направления во второй половине XIX - начале XX вв. В России это были: Е. А. Терещенко, Н. И Костомаров, И. Е. Забелин, С. В. Ешевский и многие другие, в Европе - Э. Э. Виолле-ле-Дюк, Э. Фукс, П. Гиро, А. Бокуэ, Г. Хартман, М. и Ч. Квеннеллы. Без этих имей сложно адекватно представить развитие концепций повседневности в школе "Анналов", британской "новой научной истории", европейской "истории снизу" и германской Alltasgeschichte. "Бытописание" XIX - первой половины XX вв. обеспечило не только богатый фактологический материал для интерпретации позднейшими направлениями, но и дало мощный импульс К ревизии исторической эпистемологии. Пройдя через "Анналы", "новую социальную историю" 60-х, историческую антропологию (практически заменившую этнографию) 70-х, ревизионизм 80-х, повседневность к началу XXI века остается интересной не только профессионалам, но и широкому кругу читателей, которые имеют возможность узнать свое прошлое не через абстрактные изменения "структур", а в виде деятельности, жизни, потребления конкретного исторического человека.
В интересе к истории повседневности или социальной истории, как ее определил Дж. Тревельян, без политики (1) нет ничего нового. Зародившись в середине XIX века, это направление сразу же стало одним из самых популярных среди читателей, не имевших отношения к научным кругам. Спрос на работы такого характера как в России, так и в европейских странах был велик, что доказывает и 12 изданий в период с 1917 по 1959 г. книги Квеннеллов. Спрос на "маленького человека", безымянного участника исторического действия, не всегда творящего историю, но испытавшего на себе сокрушительную силу ее хода, демонстрировал и демонстрирует до сих пор растущий интерес человека к своему прошлому через призму антропоцентризма. С другой стороны, немецкий историк повседневности Г.-У. Велер объясняет популярность направления тем, что в идее изучения "маленького человека" как антипода сильным мира сего, всегда находившимся в центре внимании историка, скрыт протест против несправедливости, против господства бюрократии в современном обществе, против утраты простой человечности, внимании друг к другу (2). Можно также добавить, что историческая повседневность позволяет человеку приблизиться к прошлому (часто идеализируемому как историками, так и представителями творческих кругов), оценить его адекватно, вжиться в него, поместить себя на место, скажем, древнего римлянина или сакса, прочувствовать свое прошлое. Лозунг немецких историков: "От изучения государственной политики и анализа глобальных общественных структур и процессов обратимся к маленьким жизненным миркам, к повседневной жизни обыкновенных людей" (3) - очень хорошо отражает требование времени.
В Англии история повседневности имеет достаточно прочную традицию, в рамках которой серия книг Квеннеллов занимает достаточно видное место. Такие имена как Дж. Грин, Г. Трайль и Дж. М. Тревельян были хорошо известны российскому читателю, поскольку их произведения были переведены на русский язык практически сразу же после публикации (4). Квеннелы начали свою деятельность с 1917 года, поэтому русский читатель не имел возможности познакомиться с их творчеством, поскольку регулярная переводческая деятельность остановилась после революции, и на русский язык переводились только те книги, значимость которых для советской исторической науки удавалось доказать, что и произошло с классическим трудом Дж. М. Тревельяна. Другой причиной недоверчивого отношения отечественных историков к чете Квеннеллов стало и то, что они не являлись профессиональными историками: Марджори Кортни Квеннелл была художником, а Чарльз Генрих Борн Квеннелл (1872-1935) - архитектором. В связи с этим их книгам не придавалось серьезного значения (как, впрочем, и работам Виолле-ле-Дюка, который также был архитектором). К тому же Квеннеллы ставили своей задачей и просветительство: для них было достаточно важным донести до молодого поколения историческое наследие своей страны, И прекрасно понимали, что именно здесь кроется будущее нации, и пытались сформировать отношение к своему прошлому именно в данной среде. Показательным в данном случае является судьба их сына, известного литературоведа, писателя и поэта сэра Питера Квеннелла (1905-1993) (5), чье образование начиналось с книг его родителей. В период 50-60-х гг. он сам работал над историей повседневности XIX века: его биографии Чосера, Шекспира, Байрона, Шелли и многих других великих англичан признаны лучшими в английском литературоведении. Питер Квеннелл всегда уделял больше внимание повседневным аспектам жизни своих героев, что добавляло им живости и яркости, делало их живыми людьми.
Тем не менее книги Квеннеллов и сегодня представляют несомненный интерес и богатейший материал для дальнейших интерпретации. Помимо публикуемой книги, Марджори и Чарльз Квеннеллы написали целую серию работ, посвященных повседневности, начиная со времен каменного века и кончая Великобританией в межвоенный период (6). Данная книга посвящена повседневности в эпоху Средневековья. Описание каждой эпохи построено по определенному плану, дающему возможность сделать сравнения и, благодаря этому, определенные обобщения. Начинается любая эпоха с описания общеисторических условий, поскольку авторы считали необходимым ввести читателя в курс дела. Далее следует описание костюма. Эстетика костюма всегда была важна для человека прошлого, поскольку как сам костюм, так и его отдельные детали, скажем котте или туника, представляли комплекс духовных и социально-правовых характеристик человека той или иной исторической эпохи. По словам Г. С. Кнабе, такая связь между предметами повседневной жизни и культурной принадлежностью была малоизбирательной и внеиндивидуальной (7), поскольку функция эмоционального общественного самовыражения являлась вплоть до второй половины XX века монополией идеологии, слова, искусства. Костюм подчеркивал, прежде всего, социальную принадлежность в жесткой иерархической структуре: для человека XII века было совершенно очевидным, что женщина в сюрко является дамой, а в "шубе из барана" (8) - пастушкой.
За костюмом следует описание средств передвижения, и прежде всего кораблестроения. То, что авторы уделяют такое большое внимание именно морскому транспорту, не случайно, ибо Англия является островным государством и единственным средством связи в те времена со всем остальным миром были, конечно же, корабли. С другой стороны, в книге хорошо продемонстрирована эволюция отношения и осознания значимости кораблестроения как для торговли, так и для обороны страны, правящим слоем английского общества, что позволило Англии занять господствующее положение на море в новое время.
Замки и гражданские постройки также привлекли большое внимание авторов. Замок играл большую роль в жизни средневекового общества и представлял собой не только оплот мощи феодала и символ его могущества, но и фортификационное сооружение, необходимое для всей округи, поскольку военные действия были весьма частым явлением. К тому же большая часть жизни рыцари была связана с его замком. Однако эволюция замковой архитектуры отражает не только развитие военных фортификационных сооружений, но и социальные изменения, происходившие в английском обществе. Усиление значения холла и превращение его в главное помещение замка привело в результате к огражданиванию замка, к утере его военного значения в XV веке. Замок постепенно превращается в дом, что вполне соответствует трансформации правящей элиты Англии, которая теряет свою воинственность в результате размывания границ социальной стратификации. Другой стороной данного процесса становится рождение понятия и идеалов рыцарственности в первой половине XV века, о котором писали И. Хейзиига и А. Фергюссон. Гражданские постройки также были достаточно важным знаковым моментом в жизни средневекового человека. Манор, которым английская аристократия пренебрегала все раннее Средневековье, постепенно становится также основным местом проживания феодала уже в XIV веке, вытесняя замок. Характерно то, что часто в названии манора присутствует слово холл, показывая оборотную сторону эволюции замковой архитектуры. Важным моментом в развитии гражданской архитектуры, проницательно подмеченном авторами, является характеристика расположения и значения помещений в доме. В средневековом доме как нигде особенно заметной становится противопоставление официально-парадной половины, где принимают гостей, официальных лиц, друзей и т. д., и частной, где, собственно, и происходит жизнь всего домохозяйства. Появление солара, индивидуальной, приватной комнаты, великолепно характеризует данный процесс, Такое расположение помещений дает представление не только о быте как об изнанке бытия, то есть как о неприметной и непривлекательной противоположности высоким формам человеческого самовыражения - общественным, государственно-политическим, художественным, светским (что, собственно, и обусловливало в новое время маргинализацию бытописания, отнесение этого разряда в число "низких" сфер), но и понимание дома как микрокосма, который организован в соответствии с теми же оппозициями, которые составляют универсум. Важным объектом как замка, так и любой другой гражданской постройки является двор, служащий местом публичной жизни. Квеннеллы уделяют большое внимание описанию и организации двора в замках, поскольку именно здесь рождается суд и другие публичные институты власти.
Неотъемлемой частью эволюции средневековой архитектуры является церковная архитектура. Английская перпендикулярная и декорированная готика, смена данных архитектурных стилей именно на примере соборов и монастырей, демонстрирует неоспоримую важность церкви как института средневекового общества. Семиотика организации любой монастырской постройки весьма сложна, но позволяет увидеть социальную значимость церкви.
Домашняя утварь несет в себе также огромное количество символических значений и их интерпретаций. Авторы показывают, как изменяется состав и отношение к утвари, какое место она занимает в доме. Интересно отметить появление шкафа как хранилища для утвари и пищи; шкаф также говорит о приватизации жизни индивида, о создании интимной сферы, об иной организации помещения, где он начинает служить, в том числе становясь украшением, элементом декора.
Повседневная жизнь средневекового человека была бы не полной без описания развлечений того времени. Игры, сохранявшие элементы ритуальных действий, были весьма популярны не только среди детей, но и среди взрослых, которые также с удовольствием принимали в них участие. Пожалуй, самым ярким проявлением ритуальных игр являлся рыцарский турнир. Особенно зрелищным он становится в XV веке, когда лишается своих практических функций и трансформируется в абсолютную игру, в результате появляется специальное турнирное вооружение, жесткие правила проведения боя, причем используемое оружие и данные правила ни в коей мере не соответствуют действительности. С другой стороны, игры являлись формой воспитания и социализации, поскольку дети в рамках игры часто постигали жизненные ситуации взрослого мира (например, прятки или жмурки).
В целом предлагаемая читателю книга несет в себе огромное количество ценной информации, которую редко можно обнаружить в большинстве исторических исследований. Именно детализация прошлого, по мнению Тревельяна, заставляет нас почувствовать, что оно было столь же реально, как и настоящее (9) Поставив перед собой задачу восстановить всю сложную ткань условий каждой прошедшей эпохи и посмотреть, как она влияла на простого человека, попытаться узнать больше в некоторых отношениях, чем знал сам живой свидетель той эпохи, об условиях, окружавших его и направлявших его жизнь, Марджори и Чарльз Квеннеллы успешно реализовали ее. Быть может, именно поэтому книга до сих пор остается интересной и полезной для чтения.
М. Г. Муравьева
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Тревельян Дж. Истории Англии от Чосера до королевы Виктории - Смоленск, 2001. - С. 3.
2. Wehler H.-U. "Der bauernbandit als neuer Heros", Die Zeit, 18. Sept (1981), s. 44.
3. Оболенская С. В. "История повседневности" в современной историографии ФРГ // Одиссей. Человек в истории. 1990. - М., 1990. - С. 183.
4. Грин Дж. История английского народа. - М., 1892. - Т. 1-6; Трайль Г. Д. Общественная жизнь в Англии. - М., 1896-1899. - Т. 1-8; Тревельян Дж. М. Социальная история в Англии. - М., 1959.
5. Peter Quennell and Alan Hodge (eds.). The past we share; an illustrated history of the British and American peoples (London, Weidenfeld & Nicolson, 1960); Victorian panorama, a survey of life & fashion from contemporary photographs, with a commentary by Peter Quennell (New York, C. Scribner's Sons; London, B. T. Batsford, Ltd., 1937); Peter Quennell & Hamish Johnson. A history of English literature (London, Weidenfeld & Nicolson, 1973).
6. См. в приложении полный список работ.
7. Кнабе Г. С. Диалектика повседневности // Кнабе Г. С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. - М., 1993. - С. 29.
8. См. описание Маркабрюна, трубадура XII века (Жизнеописание трубадуров. - М., 1993. - С. 13).
И глаза мои узрели
Вдруг пастушку, дочь мужлана:
На ногах чулки белели,
Шарф и вязанка на теле,
Плащ и шуба из барана.
9. Тревельян Дж. История Англии, с. 4. |
|
