Источник: М. и Ч. Г. Б. КВЕННЕЛЛЫ. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ В АНГЛИИ ВО ВРЕМЕНА АНГЛОСАКСОВ, ВИКИНГОВ И НОРМАННОВ
После блистательного долгого царствования Эдуарда I, которое уже близилось к своему завершению, начало XIV в. было многообещающим, мудрое правление заложило основы стабильной и мирной жизни. Но этой судьбоносной эпохе было предопределено нести на себе печать невзгод и увидеть большие изменения в жизни Англии. Это стало весьма неожиданным, так как основные тенденции предыдущего столетия были весьма благоприятными. В начале нового века Иоанна заставили подписать Великую хартию вольностей; Симон де Монфор призвал к ответу Генриха III, а парламент поддержал идею освобождения от угнетения. Церковь, ставшая богатой и инертной, подчинилась реформирующему влиянию монахов нищенствующего ордена, появившегося в 1221 г. Эдуарду I почти удалось объединить весь остров под властью английской короны, посвятив свою жизнь главным образом улучшению условий жизни своей страны, а не ведению войн за ее пределами. Фактически он владел только Гасконью, и его не соблазняли бесполезные приключения странствующего рыцаря. Был принят Винчестерский статут, заставивший всех людей поддерживать порядок и мир. Девиз Эдуарда гласил: "Pactum serva" (Держи слово), что он и делал. "Молот шотландцев", по пилимому, был жестким человеком, но хорошим королем.
Но черные тучи вновь сгустились вслед за хаосом, охватившим страну с началом французских войн Эдуарда III, которые длились сто лет с небольшими перерывами (1338-1453). Середина столетия была отмечена ужасной эпидемией чумы, которая с вытекающими отсюда последствиями сильно повлияла на крушение всей структуры феодального общества, и таким образом, невзгоды, хаос и беспорядки создали условия для рождения современного государства.
К счастью, у нас есть живая картина жизни среднего класса и рабочего люда в поэмах Чосера и Уильяма Ленгленда, так что мы можем узнать, как эти люди жили в годы достатка или невзгод. Мы можем сравнить их с жизнью доблестных рыцарей и их отважными и героическими деяниями, обратившись к ярким описаниям Фруассара и других хронистов. В рыцарстве было много шарма, но войны, как всегда, сеяли ужас и страх. Мы можем получить живую картину одновременно и величия рыцарства, и повседневной жизни простолюдинов, изучая великолепные рукописи того времени, когда искусство иллюминирования достигло своего расцвета. Большая часть этих замечательных произведений дошла до нас, явив нам результаты многолетнего упорного труда искусных переписчиков.
Несмотря на темные стороны жизни, существовало и множество великолепных вещей в XIV в. Это была эпоха; рыцарских романов и идеалов, когда архитектура характеризовалась яркими узорами и изысканностью деталей, и на примере великолепных зданий Эксетера и Беверли мы можем увидеть остатки пышного великолепия, которое сменяется отличным от него более строгим перпендикулярным стилем, пришедшим от клироса Глостере кого собора во второй половине столетия.
Менее эффектным, но более жизненным был рост класса купцов, чье значение и влияние усиливалось, и этот класс проявил себя как активная и стойкая сила в городах. Торговля шерстью играла огромную роль в это время, впрочем, не менее важен был экспорт рыбы, обработанных металлов, меда и других товаров, XIV в. был эпохой стремительных перемен и быстрых темпов развития; между Англией времен Ричарда II и страной при Эдуарде I лежала пропасть.
Нам необходимо попытаться разглядеть историю страны в ее повседневных деталях и, как в случае с XIII в., начать с одежды, которую тогда было принято косить.
Мы уже отмечали, какой простотой отливался костюм XIII в., каждая деталь играла утилитарную роль, а линии и складки одежд были изящны и строги одновременно. В XIV в. эта простота и изящность уступили место изобилию деталей и экстравагантности, а в XV в. одеяния стали почти гротескными, вплоть до того, что стесняли свободу движения и напрочь лишили тех, кто их носил, какой бы то ни было грации.
Одежда первого персонажа на вклейке (лист 14, а) – молодого человека – служит иллюстрацией тому, как изменилась форма котте или туники: оно стало короче и утратило складки. Теперь оно гораздо больше напоминает камзол, так как на нем появились пуговицы сверху донизу, и он плотно облегает фигуру. В таком виде оно получило название "смелого котте", так как выглядело довольно вызывающе. Такая одежда была весьма популярна, ее часто надевали для прогулки верхом, не беря с собой плаща или другой верхней одежды. Рукава котте застегивались от локтя до запястья.
Также обратите внимание, что теперь не было необходимости собирать тунику на талии в складки, а потому пояс свободно спускается низко на бедро. Такие пояса богато украшали драгоценными камнями и к ним крепили длинный кинжал, часто тонкой работы.
До сих пор в моде был капюшон (chaperon); на юноше он ниспадает сзади, а накидка на плечах украшена длинными полосками по краям. Шляпа сделана из темного фетра; спереди на тулье – красивая драгоценная брошь. Носы его туфель более заостренны, чем у людей XIII в., а цвета одежды ярче.
Женское котте этого времени во многом сохраняет прежние формы, за исключением того, что юбка гораздо шире, чем прежде, а лиф плотнее прилегает к телу. Пояс этой женщины, так же как и у мужчины, отныне покоится вокруг бедер, а не на талии.
Bliaut уступил место сюрко (surcoat). На женской фигуре – сюрко, который пока еще напоминает bliaut, хотя вырез гораздо ниже, а проймы шире, и в целом он свободнее по покрою. В эту эпоху меха носили отдельно поверх сюрко, и лишь в XV в. мех стал частью самой одежды.
Также обратите внимание на волосы: они тщательно уложены и украшены драгоценными полосками, скрученные в букли с обеих сторон лица. На голове – обруч из драгоценного металла, столь богато украшенный, что напоминает маленькую корону. Некоторые женщины покрывали волосы золотой сеточкой, а некоторые, особенно в летах или в трауре, надеван ли чепцы и платок из льна, закрывая им шею.; Женские туфли мало отличались от мужских. На второй даме надета ротонда с широким прямым меховым воротом, напоминающем нам современную моду. Ротонда застегивалась спереди на маленькие пуговички и свободно ниспадала длинными складками. Очевидно, что это уличная одежда, которую можно было надевать поверх котте и сюрко. У нее любопытный покрой рукавов, напоминающий рукава одеяния ученого XIII в. Ее волосы убраны несколько по-иному, чем у первой дамы, с длинными локонами, но на голове – обруч такого же типа, что и у ее подруги.
Возможно, вы вряд ли поверите в то, что на голове у пожилого джентльмена рядом с дамой – капюшон, который до тех пор использовался в том же виде, что и раньше, паломниками, а также в плохую погоду, но в городах и среди сельского народа, следующего моде, он столь изменился, что в нем с трудом можно узнать капюшон.
Этот мужчина натянул на макушку капюшон отверстием для лица, а оставшуюся ткань скрутил наподобие тюрбана, а фестончатый край вытянул сверху как петушиный гребешок. На нем – сюрко. Обратите внимание на то, что его фасон значительно отличается от того, что мы видели и XIII в.: нижняя чести гораздо шире, а рукава длиннее и снизу заостренной формы, застегивается сюрко глухо до горла. Он сделан из богато вышитого материала и подбит мехом. В то время существовала любопытная мода – один из рукавов котте был гораздо длиннее руки, в то время как второй – нормальной длины. Наш персонаж следует такой моде.
Следующая фигура на рисунке иллюстрирует то, как в общем изменились доспехи. Кольчугу, или haubert, посчитали недостаточно прочной для битвы, и были предприняты попытки сделать ее более эффективной путем защиты рук и ног стальными пластинами. На руки надевали стальные латные рукавицы. Также обратите внимание и на шлем рыцаря: он менее громоздкий, чем в предыдущем столетии, и больше напоминает каску конической формы без забрала. Его сюрко, теперь плотно прилегающий к кольчуге, украшен гербом рыцаря.
Маленький паж, стоящий рядом с рыцарем, несет его турнирный шлем, который обычно называли heaume. Он был весьма тяжелым и не подходил для повседневного ношения, поэтому его надевали лишь для турниров или по особым случаям. Это была достаточно вычурная Деталь костюма.
Пажи в те времена носили на верхней тунике эмблему своего хозяина. Они были из обеспеченных семей, и их еще в очень юном возрасте отправляли жить в дома знатных господ, которые, в ответ на службу пажей, воспитывали мальчиков вместе со своими собственными сыновьями под присмотром домашнего священника.
Одной яркой чертой доспехов той эпохи стало появление кольчуги нового типа. Вплоть до этого времени в ходу была панцирная кольчуга – кольчуга, сделанная из колец стали, нашитых на прочную льняную ткань или бархат. Такие кольца нашивались ни тесьму материала и накладывались друг на друга (подробное описание находится в главе, посвященной XIII в.). Теперь кольчуга состояла из стальных колец, переплетенных друг с другом, не требовавших в качестве основы бархата или льна. Конечно же, она стала легче и более гибкой, чем панцирная, но почти всегда надевалась под поддоспешник.
Поддоспешник – это стеганая одежда, вроде плотной туники, подбитая шерстью, которую носили исключительно с целью дополнительной защиты под доспехами, шерстяная подбивка служила защитой от колющих ударов и стрел.
Традиционно считается, что кольчугу в Англию привезли крестоносцы с Востока, где она уже давно была известна. Чосер в "Рассказе о сэре Топасе" дает нам интересное описание молодого рыцаря и его доспехов:
На тело белое свое
Надев исподнее белье
Из ткани полотняной,
Сорочку он покрыл броней,
Чтоб сердце, идя в смертный бой,
Предохранить от раны.
Затем облек себя вокруг
Щитками лат – издельем рук
Искусного еврея,
Поверх всего надел камзол,
Который белизною цвел,
Как чистая лилея.
С кабаньей головою щит
Имел отменно грозный вид;
Над элем и над хлебом
Поклялся рыцарь, что убит
Им будет великан, – сулит
Пусть что угодно небо.
Огнем латунный шлем сверкал,
В кости слоновой меч лежал,
Сапог из мягкой кожи
На каждой был ноге надет,
Поводья испускали свет,
На лунный блеск похожий.
И кипарисовым копьем
С каленым тонким острием
Наш рыцарь красовался.
Конь вороной играл под ним,
Он был в пути неутомим,
Нигде но спотыкался1.
И вновь в "Рассказе мельника" мы читаем:
С Powlés window, вышитым на туфлях,
Он красовался ловко...
В Powlés wyndow (разночтение в книге – прим. Ульвдалир) была ссылка на ажурные узоры, украшавшие модные туфли того времени, напоминавшие знаменитое розовое окно в старом соборе святого Павла.
Рассмотрев внешность людей той эпохи, теперь давайте последуем установленному в главе, посвященной XIII в., порядку и изучим повседневные вещи, которые были тогда в ходу.
На рис. 158 изображен корабль XIV в., на примере которого можно увидеть интересные изменения. Корпус судна стал круче и более похож на бочонок, чем у кораблей XIII в., изящные линии древних викингских ладей утрачиваются. Корма и нос подняты, и в этих частях корабля бимсы укладывались поперек, что создавало перекрытия укрепленных площадок, боковые части укреплялись с помощью планок, прикреплявшихся к бимсам днища. Вокруг укрепленных площадок строилось что-то типа частокола для защиты, хотя в целом корабли стали больше походить на суда, чем на замки, по сравнению с кораблями XIII в. Передняя часть площадок, обращенная к палубе, внизу зашита, создавала таким образом удобные каюты для команды. Лестницы, расположенные внутри кабин, вели на палубу. Был большой клюз для якорной, цепи, а форштаг отгораживался от него и прикреплялся к носу судна. У бушприта был свой булинь, как и в предыдущем столетии, а вместо рулевого весла появились рули.
Такелаж корабля во многом оставался прежним, с одной мачтой и квадратным парусом; с древнейших времен в Средиземном море существовали и двухмачтовые суда, но у них были треугольные, похожие на баранью ногу паруса, и их влияние на английские корабли не ощущалось до XV в. Когда мы обратимся к этому времени, то поговорим об этих изменениях.
Должно быть, в кораблях, подобных изображенному на рисунке, англичане отправлялись воевать с французами во время Столетней войны.
Фруассар дает интересное описание битвы при Слейсе. Он пишет: "Он [король Эдуард III] и его армия приплыли с Темзы накануне дня святого Иоанна Крестителя в 1340 г. и отправился прямо в Слейс. По пути он случайно столкнулся с французским флотом, о котором мы уже говорили, и, хотя число французских кораблей превышало английские вчетверо, решился дать им бой. Французы не в меньшей степени рвались в бой, и как только в поле зрения оказались англичане, они взошли на борт "Кристофера", большого корабля, который они захватили незадолго до этого, с трубами и другими воинственными инструментами, приказав команде начать атаку. Битва была жестокой, кровопролитной и ужасной. В конце концов англичане победили, отбив "Кристофер", а всех, кто находился на борту, взяли в плен или убили".
Описание морского боя напоминает нам сражения ни земле, в которых все еще важную роль играли замки. И хотя Черный Принц выиграл большинство битв благодаря превосходству в маневренности, из Фруассара не следует, что сражение означало больше, чем попытка занять предпочтительную позицию перед битвой, оно состояло из coup do main (внезапного удара) или жестокой рукопашной. Это значит, что победители и побежденные осознавали необходимость укрепленного места, где они могли бы отдохнуть и залечить раны, чтобы быть готовыми к сражению на следующий день. Черный Порох еще не мог бороться с каменными стенами.
На следующих иллюстрациях (рис. 159-160) изображен замок XIV в. в Бодиаме, в Суссексе. Всем мальчикам и девочкам, которые отправляются на летние каникулы на южное побережье, следует, если они уже не сделали этого, отправиться посмотреть на великолепные руины. Разрешение на постройку замка было даровано сэру Эдуарду Далингрейджу в 1386 г., так что величественное сооружение возведено не раньше конца XIV в. Создатель Бодиама участвовал в сражениях при Креси и Пуатье, и мамок, вероятно, был построен благодаря той части трофеев, Кто досталась ему. Победители в те дни держали побежденных в плену, пока не получат выкуп, и пленникам приходилось выплачивать весьма значительные суммы, чтобы вернуться домой. Фруассар рассказывал об этом.
Теперь давайте рассмотрим план и рисунок замка. Бодиам по своему характеру очень напоминает французские замки: это четырехугольное сооружение, окруженное рвом, который был наполнен водами небольшой реки; Вполне возможно, что образцом для него послужили замки, увиденные его создателем во время сражений. Эту деталь следует запомнить, ведь крестовые походы и французские войны сыграли большую роль в ремеслах того времени, так как англичане, отправляясь на войну, видели множество разных интересных новшеств за пределами своей страны и, возвратясь домой, в мирное время плодотворно усваивали увиденное. К сожалению, разрушения во Франции того времени были огромны, и Фруассар писал о деяниях бригандов, которые, должно быть, были отъявленными негодяями.
В этот замок можно было проникнуть по деревянному мосту через ров (рис. 160, 1), защищенном предстенными укреплениями со стороны рва и перед барбаканом (2); а части моста были сделаны наподобие подъемного моста в качестве дополнительной меры предосторожности. Конечно, деревянный мост давно исчез; следует заметить, что у входа главный мост делает резкий поворот вправо, что предотвращало любую внезапную попытку прорваться в замок. Кроме того, нападающие попадали под огонь, который велся со стен замка.
У барбакана (4) был подъемный мост (3), которым вместе с подъемной решеткой управляли из помещения над воротами, снабженными мощной дубовой дверью. Башни с обеих сторон от барбакана помимо того, что были снабжены бойницами, еще имели выступы, которые назывались навесными бойницами, которые впервые появились в замках XIII в. Здесь в Бодиаме они приобрели особенно красивые формы, и гарнизон мог лить сверху кипящие жидкости на головы осаждающих через специальные отверстия в полу, не подвергаясь опасности. Также вполне очевидно, что с бойниц и амбразур барбакана гарнизон имел возможность обстреливать мост и подходы к нему.
Другой подъемный мост (5) перед караульным помещением (6) был защищен так же, как и барбакан, но там было три подъемных решетки, а хитроумно устроенные лестницы с очень узкими и легко запиравшимися дверьми позволяли осажденным в случае потери первого отсека главного входа скрыться бегством по лестнице и сверху обрушивать на врагов кипящую воду и обстреливать их через отверстия, которые на французский манер называли meurtriers (бойницами). Также было устроено так, что даже если бы они взяли внутренний двор, осаждавшие могли оказаться под огнем, который велся со всех сторон, так что они не были хозяевами положения, как в случае с замком XIII в. Внешние стены с флангов были защищены башнями, так что защитники замка могли стрелять вдоль стен по противнику.
На рисунке можно увидеть бараки, где размещался гарнизон (7), и церковь с маленькой комнаткой священника (8). Жилые помещения замка располагались в противоположной от входа части. Холл (9) оставался главным помещением замка, так же как и поместья, а рядом с ним располагались личные покои лорда (10). Мы видим кладовые и склады (11) и кухню (12), рядом с которой, по-видимому, располагался выход (13), должно быть использовавшийся для нужд самого владельца замка, к которому примыкал еще одни мост через ров. В помещении, обозначенном цифрой 14, могли располагаться кухня и столовая зала для гарнизона.
Следует отметить, что план замка весьма похож на план дома того времени. Вход в холл находится прямо напротив караульного помещения и ведет к ширмам, а положение склада, кладовой и кухни в одной части дома, а комнат лорда в другой напоминает дом XIII в., изображенный на рис. 132 (с. 224), и дом XIV в. (рис. 162). Что сделал сэр Эдуард, так это взял план английского дома, возвел вокруг высокие стены и башни по бокам и таким образом сохранил расположение комнат в здании гораздо более укрепленном. В комнаты на первом этаже можно было попасти по винтовым лестницам, расположенным в башнях.
Мистер Харольд Сэндз – признанный авторитет по Бодиаму, и к его заметкам, опубликованным в "Суссекском археологическом собрании" (том XLVI), можно обратиться за подробностями2.
Если мы отправимся в Бодиам, то нам не следует думать о нем как о полностью разрушенном замке и уделять большую часть времени местным красотам, лилиям или маленьким куропаткам, гнездящимся в округе. Замок был построен стойкими древними воинами с учетом того, чтобы в нем можно было выдержать долгую осаду. Так что хотя лилии действительно прекрасны, а у маленьких куропаток хорошенькие красные лапки, нашим читателям стоит забыть об этом ради замка, окунуться в те время и представить его совершенно новым и сверкающе белым, перевоплотиться в лордов, прекрасных дам и воинов и ощутить вкус эпохи. Лучший способ уловить аромат того времени – прочесть "Хроники" Фруассара. Фруассар служил в 1366 г. при Черном Принце, и современным людям трудно тягаться с ним в описании жизни солдат во Франции. Если у вас есть такая возможность, прочтите книги тех, кто жил в то время. Жослен Бракелондский, Вильгельм Мальмсберийский, Фруассар, Чосер и другие вплоть до Пеписа и Эвелина дают яркие описания жизни прошлых эпох и оживляют историю.
Теперь время покинуть замки и войны и вернуться к повседневным вещам.
Уголь в современное время весьма распространен, и трудно представить, что хотя в ту эпоху он был хорошо известен и его добывали, в домах он был редкостью. Римляне добывали его в Англии, но только там, где залежи породы были обнажены; большую часть угля брали на обрывах морского побережья, образованных прибойной волной. Его считали минералом и в 1300 г. называли "горючим камнем". Главным образом уголь использовали в печах для сжигания извести, так как отсутствие печей в домах и проистекавшее из этого задымление комнат делали продукты его горения неприятными для использования в зданиях.
К концу XIV в. шахты в основном основывались на севере для добычи угля, откуда выкачивали воду с помощью подземных дренажных каналов, проложенных из шахт в склонах холмов до уровня какой-нибудь реки. Вплоть до XVI в. помпы для откачивания воды не использовались.
Основным препятствием для распространения угля была сложность доставки. И лишь если копи находились рядом с морем или рекой, можно было без труда доставлять груз по воде до места назначения, в противном случае вес угля не давал возможности переправлять его по суше. Так как в основном уголь привозили по воде из Ньюкасла, в Лондоне его долгое время называли "морской капустой".
В 1554 г. один венецианец, писавший об Англии, сказал: "На севере недалеко от Шотландии они находят определенный сорт земли, почти что минерал, который горит как древесный уголь и пользуется популярностью у кузнецов, и только из-за сильного неприятного запаха его не используют для других целей, хотя он и дает много тепла и стоит недорого". Лишь во время правления Карла II, когда очаги стали меньше, печи более эффективными, а транспортировка проще, уголь стал привычным в домашнем обиходе.
На рис. 162-163 и листе 13 вклейки изображен дом, построенный примерно в 1341 г., и мы видим заметные изменения в отличие от дома XIII в., изображенного в предыдущей главе. Холл расположен уже не на втором этаже, как в XIII в., а на цокольном (первом); одновременно он приобрел более жилой вид; окна располагались внизу, так что можно было смотреть во двор, и внутренняя отделка была более яркой и живой, тем самым в меньшей степени напоминая тюрьму, как это было раньше. Холл в его новом виде более чем когда-либо стал главной комнатой в доме и центром всей жизни. Солар, или комната для уединения, до сих пор оставалась на втором этаже над погребом, так же как и столетием раньше, и сюда удалялся хозяин, когда хотел побыть наедине, в спокойной обстановке пообщаться с друзьями или пойти спать. Здесь же находился гардероб, где шили и хранили одежду, а также сосуды для умывания и уборная для семьи.
Следует заметить, что холл и солар имели отдельные крыши, это выглядело, будто бы их поместили рядом уже после того, как построили, вместо того, чтобы построить под одной крышей, как это будет в следующем столетии. Та же идея была основной в инструкциях Генриха III, данных им смотрителям своих домов, где он приказывает построить холл, кухню или покои чаще, чем целый дом. Холл на нашем рисунке изображен возведенным прямо под крышей, так что создается ощущения его полной изолированности от личных покоев и комнат ни втором этаже или на другой половине дома. К кухне и служебным помещениям добавились кладовая и склад между холлом и кухней (рис. 163). Лестница, расположенная у входа, вела в комнаты наверху и на галерею менестрелей, расположенную над коридором и выходящую на холл, а затем лестница вела на бойницы над входом, заканчивающиеся у восьмиугольной башни с площадкой для боя.
Другим новшеством этого века стала комната, расположенная на втором этаже над кладовыми, сообщавшаяся с личными покоями с другой стороны, и, возможно, они использовалась в качество просторной спальни для особо важных гостей. В главе, посвященной XV в., мы увидим, какие изменения появятся и этих комнатах.
Все здания той эпохи были более или менее похожи в деталях, но варьировались в плане, чтобы соответствовать целям, для которых они предназначались, что объясняется единым архитектурным стилем, в котором они возводились. Окна этого дома служат объяснением тому, почему мы сейчас называем их "украшенными", ведь они были украшены ажурными узорами, создававшими более яркое впечатление, чем простые узкие окна XIII в. или "раннеанглийского периода".
По мере того как к дому примыкали окрестные строения, напротив дома формировался двор, окруженный конюшнями, бараками, и т. д., а напротив входа в дом располагались ворота. С другой стороны жилища находился кухонный двор, где располагались пекарня и пивоварня. Все пространство было окружено стеной или рвом, в зависимости от характера местности; однако, несмотря на эти меры защиты, очевиден прогресс в стремлении к комфорту и его воплощению в жизнь.
Фигуры на переднем плане (рис. 162) иллюстрируют то, как выглядели приготовления к охоте в то время. Охота долгое время оставалась основным развлечением лордов, если они не находились на государственной службе или на войне.
Интерьер холла мы можем видеть на вклейке (лист 13), который указывает на то, что помост исчезает. Здесь они поднят всего на одну ступень; на нем размещался высокий стол, а сиденье рядом часто было с высокой спинкой украшенной резными узорами, на стене за которым обычно вешали гобелен. Слева от помоста изображен арочный пролет над лестницей, что ведет в. личные покои на втором этаже. Маленькая дверь сбоку ведет в погреб. Небольшое окно над высоким столом выходит в холл из личных покоев, видимо, для того, чтобы лорд мог высунуть свою голову, если оставшиеся в холле слуги слишком громко шумели, когда он удалился спать. В погреб, находившийся под личными покоями, вела дверь в стене за высоким столом. Очаг в холле располагался обычно в середине комнаты, дым поднимался наверх и выходил через башенку для вентиляции, располагающейся на крыше. Очаг располагался на небольшом выступе, рядом стояли железные подставки для дров, куда укладывали друг на друга поленья. Преимуществом такого расположения было то, что можно было сесть вокруг огня, а также, что не пропадало ни капли тепла. Так что представьте себе, как слуги сидели вокруг огня в холодную зимнюю мочь, грызя орешки и шутя, рассказывал истории об охоте или старинные рыцарские романы. Высокие окна, начинавшиеся почти от самой земли, свидетельствуют о том, что солнечный свет и свежий воздух начали играть важную роль.
Интересные изменения произошли и с крышей, которые наметились в кровле личных покоев XIII в.: вместо анкерных балок, пересекавших холл, крыша крепилась строительными ригелями на более высоком уровне. Кровля Пенсхерста, на которой основан наш рисунок, представляет собой прекрасный образец работы плотников с Пролетом почти в 39 футов. Интересной деталью стало использование фигур в качестве кронштейнов для главных элементов несущей конструкции крыши. На рис. 164 изображена вырезанная из дуба и раскрашенная фигура из холла Хорала Викариев в Уэлсе. Под конец века, в 1394 г., в правление Ричарда II, была сооружена великолепная деревянная крыша Вестминстерского холла, пролет которой достигал почти 68 футов; она сохранилась и поныне и считается прекрасным образцом готической деревянной кровли. Такой тип, известный как "консольно-балочный", стал основным в XV в.
На западе страны существовали сильные традиции деревянного зодчества. Обратите внимание на интересную маленькую группу строений Нижний Брокгемптон, затаившуюся недалеко от Бромиарда в Херефордшире (рис. 165 и на вклейке: лист 15, а). Построен дом примерно в конце XIV в., и изнутри еще сохранились деревянные конструкции. Крыша и лестница напоминают Стоксей (вклейка: лист 9, б). Радующая глаз маленькая сторожка построена в XV в., но стиль не изменился. Там же был ров и разрушенная церковь.
Раз уж мы остановились на плотничьем деле, то стоит обратить внимание на столы, изображенные на вклейке (лист 17). Это так называемый trestle type (столы на специальных подмостях или козлах), где столешница делалась из досок, скрепленных друг с другом, и устанавливалась на подмостках. Верхнюю часть можно было снимать и приставлять к стене, а козлы убирать в угол. Дубовые столы в Пенсхерсте составляли 27 футов в длину и 3 фута в ширину. На рис. 166 даны детали одной из таких подмостей.
На рис. 17 (см. вклейку) изображено пиршество, идущее за высоким столом, детали которого мы взяли с мемориальной дощечки в Кингс Линне, напоминающее "Павлиний пир" (Peacock Feast), данный в честь Эдуарда III. Слуги приносили блюда и подавали их оруженосцам-сквайрам, сидевшим за столом, и в их обязанности входило правильно разрезать мясо и подать своим хозяевам. В обычае того времени было посылать и воспитывать мальчиков из благородных семей в дом одного из знатных лордов, где, в обмен на образование, полученное ими, они становились пажами, а затем оруженосцами или сквайрами своего лорда, сопровождая его повсюду. Это было частью их рыцарского воспитания, и мы узнали, что королевских сыновей учили резать мясо и прислуживать своему отцу за столом.
Следующий отрывок из книги Гуги Рассела "Boke of Nurture" (Книга о питании)3 рассказывает об обязанностях пажа и о том, как выполнять их:
"Ставь соль по правую руку своего господина, по левую – одну или две доски для резки хлеба. На ней оставь нож, затем белые булочки, а рядом – ложку, завернутую в салфетку. Все накрой. На другом конце поставь соль и две доски для хлеба; нарежь свои караваи ровными кусками, возьми полотенце длиной в два с половиной ярда за концы, сверни в пригоршню с каждой стороны и в середину положи восемь хлебов или булочек. Накрой сверху салфеткой, скрути концы полотенца вместе, разгладь салфетку и приоткрой ее конец перед лордом".
Мальчикам также предписывалось служить своему господину коленопреклоненно (вклейка: лист 11, б), кланяться, отвечая ему, и не садиться, пока не разрешат.
До и после еды читалась молитва, а перед пиром, начало которого возвещалось звуками трубы, слуги, или пажи, входили с тазиками, кувшинами и полотенцами, и гости мыли руки.
Хозяин и самые важные гости обедали за "высоким столом", обычно размещавшемся на возвышении, в то время как другие столы, стоявшие вдоль стен холла, предназначались для менее важных гостей.
Столы накрывали скатертями, а тарелки обычно были деревянными или оловянными, и лишь в очень богатых домах – золотые или серебряные.
Вплоть до середины XIV в. за столом пользовались только ножами и ложками, но и они не были широко распространены. Простолюдины ели руками, а кости и объедки бросали на пол, устланный тростником, где собаки грызлись и дрались за объедки.
Но изящный процесс поглощения пищи считался достоинством воспитанного человека. Вот как Чосера описывает трапезу у настоятельницы монастыря:
Она держалась чинно за столом:
Не поперхнется крепкою наливкой,
Чуть окуная пальчики в подливку,
Не оботрет их о рукав иль ворот.
Ни пятнышка вокруг ее прибора.
Она так часто обтирала губки,
Что жира не было следов на кубке,
С достоинством черед свой выжидала,
Без жадности кусочек выбирала4.
Но настоятельница, должно быть, была исключением из правила, или Чосер не посчитал бы достойным упоминания тот факт, что она не окунала свои пальцы в соус.
В том и состоял любопытный контраст, что роскошь и церемонность, сопровождавшие пиры, красивые блюда на столах, прекрасные гобелены на стенах и сплетенные из тростника половики на полу сочетались с отвратительными объедками на полу и вечными сварами собак из-за них.
Хотя ложки и ножи были в ходу в те времена, мы фактически не слышали о вилках, за исключением того, что в правление Эдуарда II говорилось, что Пирс Гавестон среди других сокровищ имел несколько серебряных вилок, "чтобы есть груши". А также мы узнаем о том, что Иоанн, герцог Бретонский, использовал серебряную вилку, которой подбирал "soppys" (ошметки).
Во время охоты и верховой езды мужчины носили свои ножи в специальных футлярах – ножнах и часто использовали их при еде. Изображение таких ножен можно видеть на рис. 189 (с. 308). И ножи, и ложки, как и другие вещи того времени, обычно были весьма красивы.
Одно блюдо предназначалось двум людям, и рыцарь и) его товарищ ели с одной тарелки и использовали один кубок, стоявший между ними, и уж точно в бедных домах одной чашкой пользовались все члены семьи. Очень редко встречались кубки из стекла, их обычно делали из металла, кости или дерева.
Но давайте вернемся к нашему столу, накрытому к пиршеству.
Главным украшением стола была большая солонка, красивой формы и обычно из дорогого материала. Ее ставили перед блюдом главного гостя или хозяина, который один пользовался ею, перед остальными стояли солонки поменьше.
Также к столу выносили и с большой церемонностью выставляли "nef" – драгоценную модель корабля, в которой находились специи для придания различным блюдам особого вкуса. Наши предки любили, чтобы пища была ароматной и приправленной специями.
Также на стол ставили заздравную чашу, на которой пили, произнося тосты. Ее называли mazer (чаша), древним словом, означавшим "клен", так как именно из этого дерева изготовляли этот сосуд. У таких сосудов обычно были крышки, украшенные драгоценными металлами.
В главе, посвященной XIII в., мы отмечали, что средневековые гончары не произвели ничего, что можно было бы сравнить, например, с древнегреческой керамикой. Это справедливо и в отношении XIV в. На рис. 167 представлен весьма милый образец крестьянского гончарного изделия. В более богатых домах вместо глиняных, по-видимому, использовали металлические изделия (рис. 168). На рис. 169-170 изображены предметы домашней утвари, которые использовали для хранения одежды и других вещей, а также жидкостей.
К обеду столы накрывали в 9 или 10 часов утра, а ужинать садились в 5 часов вечера. По этому поводу есть старый французский припев:
Завтракай в пять, обедай в девять,
Ужинай в пять, ложись спать в девять
И проживешь лет девяносто девять.
За ужином стол освещали факелами или восковыми свечами; менестрели всегда присутствовали при вечерней трапезе, так как чтение вслух было любимым развлечением. В домах знати всегда был дурак, или шут, который во время трапезы веселил присутствующих остротами и различными проделками, либо те же менестрели рассказывали истории о деяниях знатных господ или курьезные анекдоты, а также они могли играть на различных музыкальных инструментах, главная партия обычно принадлежала волынке.
Может показаться странным, что великолепный холл, во время веселого пиршества освещенный свечами и блеском парчи и драгоценностей, с приходом ночи, после того как убирали столы, наполнялся пестрой толпой слуг, которые спали вповалку на тростнике, сгрудившись и центре холла.
Чосер в "Истории о сэре Топасе" рассказывает о рыцаре, который, перед тем как отправиться на поиски приключений, принимает пищу. Он упоминает менестрелей и шутов, а также и mazer, или круговую чашу, в следующем отрывке:
...Покуда воинский убор
Я надеваю, разговор
Ведите меж собою
Про королей, про папский двор,
Про то, как у влюбленных взор
Туманится слезою.
Тут слуги, бывшие при нем,
Поставили бокал с вином
Пред юным господином.
Он выпил все одним глотком
И пряника вкусил потом,
Обсыпанного тмином5.
После того как мы так долго говорили о пище, закономерно на нашем следующем рисунке изобразить кухню (рис. 172) такой, какой она была в королевском дворце, или, доме знатного лорда, или в монастыре; ее огромный размер (36 футов в самой широкой части) был вполне обычным явлением в то время. Мы увидели, что в те далекие времена дом чаще всего представлял собой целый ряд построек, возведенных вплотную друг к другу, а не единое здание под одной крышей. Кухню часто строили отдельно, чтобы предупредить пожар, и соединяли с холлом крытой галереей. И даже когда ее присоединили к главному зданию, она обычно составляла всего один этаж в высоту с фонариком сверху, через который выходили пар и запахи. Проход, изображенный в середине помещения, мог вести прямо в холл, в небольшой коридорчик, примыкавший к нему; с одной стороны от него находился погреб, где под присмотром дворецкого (butler от boutelle – бутылка) хранилось вино, а с другой – кладовая, где держали хлеб, соль, кубки, блюда и т. п.
Рассуждая о кухне, следует представить гораздо более суетливые приготовления, чем те, к которым мы привыкли в современной кухне. В "Хижине дяди Тома" есть замечательное описание интерьера кухни в Южных штатах, где царила старая негритянка, в суматохе готовила превосходные обеды, остальные домочадцы старались помочь ей, громко болтая. Периодически в кухне устраивали генеральную уборку. Средневековая кухня походила на нее, только без генеральных уборок. Создается впечатление, что холл был центром сельской жизни, и если вы были связаны с этой землей, то принимали активное участие в том, что происходило в холле, так что стоит подумать и о шуме, неразберихе, беготне, грязи и веселье, что царили там.
Обычно в кухне было два или более открытых очами как изображено на рисунке, один из них использовался для тушения мяса, варки или приготовления бульона. Следует помнить, что в XIV в. не выращивали брюкву или какие-нибудь другие корнеплоды, чтобы кормить скот зимой, поэтому чаще всего скотину забивали и солили мясо, которое, конечно же, приходилось варить. Именно это стало причиной содержания охотничьих угодий, которые давали возможность лорду зимой полакомиться свежим мясом. Части туши и птица жарились на открытом огне на вертеле, установленном на двух рогатинах и поворачиваемом мальчиком. Пища, приготовленная таким образом, часто подавалась на вертеле. В другой части кухни располагались печи, где пекли хлеб. В XIV в. не было кухонных плит, где готовили бы еду и грели воду для ванны. Печь играла важную роль в приготовлении пищи; по форме она обычно представляла собой большой овал и помещалась в толщине стены с крышей в форме арки над ней. Внутрь укладывалось много хвороста и поджигалось, после чего закрывалась железная дверь. Когда хворост сгорал и сильно нагревал воздух в печи и кирпичную кладку, дверь открывали, сгребали угли в одну сторону, после чего внутрь помещали хлеб и лепешки, сладкие пироги и пирожки с мясом, закрывали дверь, и пока печь медленно остывала, содержимое пропекалось. В качестве самых простых печей могли использоваться открытые очаги, где сжигали большие поленья и использовали образовавшийся уголь. В западных графствах до сих пор некоторые старики готовят пищу, используя этот древний способ; убирают из очага угли и кладут туда мясо или пирог, накрывают куском железа, а сверху насыпают горячие угли, Деревенские жители, привыкшие к такому способу приготовления пищи, предпочитают именно его, и так как эта традиция переходит из поколения в поколение, возможно, именно так и готовили в XIV в.
В книге Райта "Дома в прежние времена"6 дается следующий список средневековой кухонной утвари: "Brandreth, или железная тренога, для того, чтобы поддерживать над огнем котел; котел, разделочная доска и разделочный нож, медный котелок, posnet, или кастрюля, сковорода, рашпер7, вертел, gobard, mier для того, чтобы делать панировочные сухари, крючок для мяса, шумовка (то, чем снимают пену), черпак, подставка для котла, широкий нож для того, чтобы переворачивать мясо на сковороде, крючок для котла, ступка и пестик, ручная мельница для перемалывания перца, блюдо и сосуд, чтобы делать в нем подливу".
В книге Тернера "Домашняя архитектура"8 говорится о содержимом кладовой в Финчете в 1311 г.: "...туши двадцати быков и пятнадцати свиней, восемь тысяч селедок, больше сотни dograves (морская рыба), двадцать фунтов миндаля, тридцать – риса, шесть бочонков свиного сала, достаточно овсяной муки вплоть до пасхи, две четверти (четверть – примерно 12,7 кг) соли".
Чосер рассказывает о mortrewus; для этого старого блюда нужны курицы и свинина, которые надо "мелко порубить и положить в опилки"; затем смешать с хлебными крошками, желтками яиц и перцем, а затем варить с имбирем, сахаром, солью и шафраном; все это похоже на ужасное месиво. Пироги с сельдью – еще одно необычное для нас блюдо; миноги и специи использовались в больших количествах. Человек XIV в. имел хороший вкус. Герой Чосера Франклин любил "свой соус – пикантный и острый". Мед постоянно использовался для изготовления медового напитка и подслащивания, а самыми распространенными напитками были сидр и пиво. Сейчас нам трудно представить, как они обходились без картофеля.
Рынки были важным местом средневековой жизни, когда все вещи, необходимые простому человеку и его семье, можно было купить в обмен на излишек выращенных ими овощей или злаков. Сельским жителям приходилось платить налог либо королю, либо своему землевладельцу за аренду прилавка или за возможность производить и продавать свои товары на рынке. Старое английское слово cheaping означает покупка, а купца называли cheapman или chapman (коробейник); одна из лондонских улиц до сих пор носит название Чипсайд (Cheapside), а другая – Истчип (Eastcheap); также есть Чиппинг-хилл (Chipping Hill) возле Уитгема в Эссексе, а множество торговых городов, таких как Кемден, Содбери и Барнет, имеют приставку Чиппинг.
Налоги и пошлины, которые платили королю, поступали во двор казначейства, или Палаты Шахматной доски (exchequer), названной так по причине больших столов в черно-белую клетку, на которых производились вычисления на средневековый манер с помощью клеток и счетов.
В XII-XIII вв. рынки чаще всего размещались во дворах церквей, но в 1285 г. был выпущен статут, запрещавший это, и такая практика прекратилась. Рынки открывались еженедельно, главным образом для продажи местных товаров и предметов повседневного пользования, но только один-два раза в год проходили большие ярмарки, на которые купцы из-за морей привозили шелка, специи, ювелирные украшения, ткани и другие товары для продажи и покупки, и многие редкие предметы выставлялись на продажу. Правила, регулировавшие работу рынков, были строгими; строение, которое называлось Tolbooth, размещалось неподалеку, в нем улаживались возникавшие споры и трудности, причем имелось разрешение наказывать нарушителей. Позже Tolbooth стал постоянным строением ратуши каждого населенного пункта, а приписанный ему суд тогда называли Ярмарочный (piepowder) суд или суд странников – "бродячих торговцев" (pieds poudres). Слово Tolbooth до сих пор в ходу в Шотландии, где так называют ратушу и тюрьму. Когда проходили крупные ярмарки, некоторые из значительных гильдий, или компаний, получали различные привилегии на ярмарке, и ответ они обязались следить за порядком и осуществлять полицейский надзор, и если представить толпу XIII-XIV вв., то это, видимо, было непростым предприятием.
Когда мы рассказывали об англосаксонских домах, то говорили, что они были больше похожи на великолепные амбары. На рис. 174 изображена крыша красивого десятинного амбара в Питерборо, построенного в 1307 г. Здание достигало 144 фута в длину и 32 фута в ширину; остов крыши был из дуба, а стены – каменные. Звучит невероятно, но ему посчастливилось стоять на трех "желанных" участках земли, которые отдали под "развитие", они были проданы за 1100 фунтов, старый амбар был заброшен, а позже его снесли. За подробностями можно обратиться к Country Life за 6 мая 1899 г.9 Только недавно мистер Котли из Ипсвича прислал фотографии замечательного большого амбара из Грейт Бартона, расположенного в Саффолке, который (увы!) тоже разрушен. Он похож на амбар из Питерборо, но остов несколько грубее.
Есть что-то англосаксонское или северное в этой приверженности к деревянному остову; кстати, такая традиция продолжает существовать даже при строительстве кирпичных или каменных домов. На рис. 175 изображен дом XIV в., построенный из дуба, как и амбар. Вы видите внутреннее убранство холла манора Типтофтс, расположенного в Уимбише недалеко от Саффрон Вальдена в Эссексе, он, по-видимому, был построен около 1330 г. Сейчас Типтофтс – фермерский дом, который подвергся множеству изменений и пристроек, полностью изменивших его облик. До сих пор можно найти следы первоначального строения. Если мы поднимемся под крышу из одной из спален, пристроенной позже, то можем соскрести сажу, которая осела на балках еще в те стародавние времена, когда холл отапливали с помощью открытого очага в центре. План на рис. 175 показывает, насколько Типтофтс напоминает Пенсхерст.
В холле сваи, поддерживающие свод, соединены с балками по бокам стен, на которых лежат перекладины, как показано на рисунке, и выглядит это, как если бы их использовали для того, чтобы отгородить уединенный уголок для постели на ночь.
Теперь мы можем набросать план развития кровли в XIV в. Свод на рис. 172 (с. 269) очень интересен. Кухня имеет восьмиугольную форму, центральная часть ее открыта, чтобы пару было легче выходить наружу. Такая задача стояла перед старыми строителями, и хотя свод выглядит усложненным, разрешение этой задачи весьма просто. Пунктирные линии на плане (рис. 175) наверху справа показывают расположение ребер свода, и если их изучить, то можно будет увидеть, что свод представляет собой восемь полукруглых арок, идущих перекрестно, а их пересечение наверху оставляет проем в виде восьмиугольного фонарика. Этот рисунок можно изучать вместе с другими; это совершенно иной тип кровли, который показывает, насколько легко можно приспособить свод целям строителя. Существуют, конечно, прекрасные дома каноников с колонной (столбом) в центре. Однако нам придется оставить эту увлекательную тему, иначе наша книга никогда не увидит свет, ведь нам надо уделить внимание описанию других повседневных вещей.
Им рис. 176 изображен готический свод XIV в., там небольшие ребра наверху расположены между длинными. В названии такого свода присутствует слово lierne, происходящее от французского глагола lier – связывать; по сути, эти небольшие ребра снизывают и поддерживают свод в наиболее плоских, то есть самых слабых мостах. Если обратиться к изображению сюда XIII в., то видно, что изменения основной конструкции незначительны; свод бокового нефа все еще напоминает тоннель. Таким образом, изменения в кровле XIV в. касались только деталей, но не конструкции в целом. До сих пор в современном строительстве встречаются ребра крестового свода, проходящие по диагонали через каждый пролет, а поперечные ребра – через неф, в то время как ребра стены находятся на внешней стене; но на венце, или коньке, добавилось коньковое ребро, а также используются между крестовыми и поперечными, крестовыми и стенными ребрами промежуточные, которые называются tiercerons. Они служат для того, чтобы сократить внутреннее пространство стены и сделать конструкцию межреберной перемычки легче. Пересечение ребер украшала резьба, чаще всего в виде листвы или человеческих фигур. В Нориджском соборе резьба на своде нефа, сделанная по заказу епископа Лигарта, просто великолепна; 328 фигур, установленные по всему периметру стен, представляют собой историю сотворения мира, а затем, пролет за пролетом, пересказывают всю библейскую историю (на вклейке: лист 16, а, мы представили Тайную вечерю). Здесь Ной строит свой ковчег; там – вавилонская башня, похожая на феодальный замок; с Иосифа снимают разноцветную одежду, а Самсон разрывает пасть льву (как орнамент на рис. 178 из церкви Селсбийского аббатства). Мы видим детство, жизнь и смерть Спасителя, а в самом конце рельеф изображает Последний суд. Все грешники – в руках дьявола, который проворно связал их в один пучок, как спаржу, и, вилами вытаскивая из связки, бросает одного за другим в бездну.
Только подумайте, что каждая вырезанная в камне фигурка не больше фута или около того. Из сотен людей, приходящих в Нориджский собор, лишь немногие способны оценить сокровище, находящееся в 72 футах над головой. Необходима мощная подзорная труба, чтобы в деталях разглядеть прекрасную резьбу, и многие посчитают, что средневековые строители напрасно приложили столько усилий, но для них это не имело никакого значения. Они строили храм Божий, и это предопределило их желание создать вещь настолько прекрасную и совершенную, насколько это возможно сделать человеческими руками, не считая затраченных усилий, времени, сил; этот церковный свод позволяет нам судить о них как о прекрасных людях и замечательных мастерах. Приятно сознавать, что не так давно эти маленькие шедевры и не менее прекрасные резные фигуры в монастыре тщательно очистили и покрасили заново.
Но наши читатели могут возразить, что это все очень интересно, но мы ведем речь о XIV в., а Норидж был создан в XV; мы же ответим, что периоды готического искусства плавно перетекали друг в друга. Ребра крестового свода появились в 1230 г. в доме каноников в Линкольне и использовались при возведении веерных сводов, и пример последнего мы обнаружим в Глостерском монастыре в 1412 г. На самом деле не так уж важны даты, имена и стили. Главное – раскрыть секрет конструкции.
В XIV в. ребра крестового свода использовались скорее в декоративных целях, чем в целях укрепить конструкцию; они создавали красивые узоры вдоль венчиков сводов. Однако строители иногда так увлекались этим, что линии ребер соединялись под различными углами, а потом расходились в столь разнообразных узорах, что создавался эффект беспорядка и хаоса. Это был верный знак того, что они исчерпали себя, и дальнейший прогресс в этой области был невозможен, а потому мы рассмотрим дальнейшие тенденции зодчества в главе, посвященной XV в.
Теперь можно оставить на время строительство и отправиться в деревню, чтобы попытаться узнать, как люди проводили свое время в XIV.
Предполагается, что одна из самых удивительных рукописей мира, известная как Луттрелловский псалтырь, была написана между 1320-1340 гг. для сэра Джефри Луттрелла из Ирнгема в графстве Линкольншир, умершего в 1345 г. В ней можно найти много красивых маленьких рисунков лошадей и повозок, крестьян и мельниц, и кажется, что художник попытался дать нам представление о повседневной жизни в Англии до прихода Черной Смерти. С этой точки зрения ценность псалтыря огромна, Так как ужасная эпидемия послужила причиной изменений условий жизни в стране. Благодаря щедрости американца, мистера Дж. Пьерпонта Моргана10, псалтырь был передан англичанам, и вскоре вышло его факсимильное издание.
Мы видели, что в ХШ в. положение сельского хозяйства не отличалось сильно от XII в.: виллан завоевывает свою свободу, и до начала эпидемии чумы состояние остается таким. Культивация весьма проста: это трехполье (пахотная земля делилась на три больших части, которые обрабатывались попеременно – одну засевали пшеницей, другую – ячменем или овсом, а третья – не засеивалась). Также выращивали рожь, горох, бобы и вику. Землю вспахивали быками, запряженными в деревянный плуг, как показано на рис. 179. Мы видели колесный плуг на ковре из Байё (с. 173). В Луттрелловском псалтыре вместо него используется "качающийся" плуг, доживший до наших времен. На рис. 180 изображен деревянный плуг из Марсуорта в графстве Бедфордшир. Удобрение земли Навозом фактически не использовалось, за исключением того, что овец держали в загонах на пахотных землях. Следует вспомнить, как в XII в. между монастырем и жителями Бери Сент-Эдмундс происходили ссоры из-за того, что их обязали приводить овец на монастырские земли, против чего они активно возражали. На рис. 179 показано, как следом за плугом идет пара, разбивающая крупные куски земли деревянными мотыгами; за ними идет лошадь с бороной, и мы видим, что борона XIV в. очень похожа на современную. Маленький мальчик нашел себе работу по сердцу – он отпугивает птиц, бросая в них камни. После вспахивания земли сеяли зерно, которое разбрасывали вручную. На рисунке показано, как двое людей выпалывают сорняки с помощью интересных; инструментов. Жали серпом, причем срезали зерновые не под самый корень. Затем метали стога и молотили ручными цепами.
Главная особенность рисунков в псалтыре – тщательная прорисовка деталей: как пригоняли сбрую, делали повозки и т. д.; это позволяет нам сделать предположение, что сюжеты рисунков почерпнуты из житейского опыта, а не просто являются вымыслом художника. Ну а если это так, то тем более интересно то, что перед эпидемией чумы крестьяне хорошо и тепло одевались. Даже современные фермеры были бы рады получить такие же рукавицы, как у некоторых персонажей псалтыря. Обычно они носили привычное для своего сословия платье; chausses и тунику с привычным капюшоном; мужчины с цепами одеты в длинные, напоминающие бриджи, chausses, но без носка, что позволяло высоко подворачивать их, как это показано на рисунке, и пристегивать их к поясу, чтобы ноги оставались оголенными. На сеятеле – деревянные сабо. Но очевидно, что условия жизни сильно изменились. Безусловно, большинство крестьян одевались и жили бедно, плохо питались. Ужасное положение и грубая сильно изношенная одежда нашли отражение в Трогательных строках о пахаре в "Верую Петра Пахаря" (около 1394 г.)11. Это, по-видимому, верно и соответствует графическому изображению интерьера жилища бедного амьенского крестьянина на картине Жана Боншардона "Четыре состояния общества", представленного в книге Бушо "Выставка французских мастеров примитива"12.
И когда я шел своей дорогой, рыдая от страданий,
Я увидел бедного человека, болтающегося за плугом,
Кафтан пахаря был из тряпки, что зовется посконью,
Волосы торчали из дырявой шапки,
Из заплатанных, покрытых грязью башмаков
Выглядывали большие пальцы.
Штаны болтались над башмаками с обеих сторон,
Сплошь покрытые грязью, когда шел он за плугом.
Короткие рукавицы его превратились в лохмотья,
И из них тоже торчали грязные пальцы.
Две пары усталых волов тащили плуг,
И были они так тощи, что хоть ребра считай...
Рядом с длинным бодилом в руках брела жена пахаря,
Выше колен подоткнув разорванную посконную юбку,
Она запахнулась развевавшейся во все стороны холстиной,
Чтобы защититься от непогоды.
Босыми ногами ступала она по голому льду,
Так что после нее оставался кровавый след.
Вдали, на краю поля, лежала маленькая люлька,
В ней – грудной ребенок, завернутый в тряпки,
Рядом были два двухлетних ребенка;
Они пели свою унылую, за сердце хватающую песню –
Кричали во все горло (печальный признак!) –
А бедняк тяжело вздыхал и говорил: "Дети, молчите!"13
Следствием эпидемии чумы в 1348 г. стало уменьшение числа крестьян наполовину; вымирали целыми семь ими и их земли возвращались лордам. Судебные свитки (Court rolls), в которые заносились все действия, связанные с манором, часто внезапно обрывались и образовывали лакуны, прежде чем продолжить запись, это – рассказ о смерти, страданиях и огромном несчастье. Когда мор прекратился, в руках лордов оказалось столько земли, что они не знали, что делать с нею, и немногие выжившие крестьяне стали получать большие доходы. Мы описывали, как в XIII в. вилланы часто покупали свою свободу, выплачивая своим лордам определенную сумму, и такая традиция прижилась потому, что она отвечала требованиям времени. Но она была в большей степени обычаем, чем законом. Последняя часть из вышеприведенного отрывка поэмы Ленгленда, поэта, жившего в то время, показывает, что к 1394 г. крестьяне считали своим правом требовать высокой оплаты и лучшей пищи и могли позволить себе выражать недовольство, если их что-либо не устраивало.
Это, должно быть, казалось землевладельцам черной неблагодарностью, что крестьяне, получившие свободу в благоприятный момент, выплатив незначительную сумму, теперь, когда прошли тяжелые времена, пожелали получить выгоду, воспользовавшись крайней нуждой, в которой оказалась община. Результатом всего этого стал выход статута о рабочих и слугах (Statute of Labourers) в 1349 г., который был направлен на ограничение цен и доходов крестьян, и чтобы впоследствии привязать их вновь к земле. Все это, в сочетании с налогами на Французскую войну, послужило причиной крестьянского бунта в конце XIV в. Разведение овец дало импульс стремительному росту экономики, поскольку для этого требовалось меньше людей, чем для обработки земли. Но еще более интересно то, что примерно в это время появился обычай; сдачи внаем ферм на, как называли, сток, или леидлизы. В то время как сторонники крайних мер издавали законы, пытаясь превратить вилланов в сервов, а вилланы сопротивлялись как могли, те, кто придерживался умеренных взглядов, соединили свои усилия и составили план. Задача состояла в том, чтобы заставить людей работать, но условия сделать более привлекательными. В результате лорды сказали: "Хорошо, если вы не хотите пахать землю на прежних условиях, мы обеспечим вас ею вместе со скотом и инструментами, но вы должны согласиться возместить услуги в конце срока и заплатить ренту за нее". Таким образом, мы видим начало современной сельскохозяйственной системы. Но система общих полей с правом выпаса, о которой мы уже писали, сохранилась вплоть до конца XVIII в., когда акты об огораживании (Enclosure Acts) отменили ее окончательно.
Приведенная ниже цитата из поэмы Ленгленда "Петр Пахарь" говорит о том крохотном рационе, который зачастую получали сельские жители, и о том, чем они пополняли скудные припасы, ведь лишь большой урожай позволял им попировать.
Элинг (Дал) является холлом,
Где ни один лорд или дама не захотят сесть.
Каждый богатый человек имеет теперь правило есть
В личной гостиной, за счет бедняков,
Или в комнате с камином или в главной зале,
Которая была специально сделана для приема пищи и для
Того, чтобы люди в ней ели.
Такой голод в худшие годы был обычным, так как, по-видимому, не было никакой технологии хранения излишков продуктов, образовывавшихся в плодородный год, чтобы избежать голода в неурожайный.
Мы уже видели (вклейка: лист 4, б), что доктора в XII в. одновременно были и фармацевтами, и аптекарями, но в XIII-XIV вв. различные области аптечного дела постепенно начали разделяться, и огромные грузы со специями и лекарствами прибывали из Венеции. Среди них упоминаются опий, ревень, александрийский лист, сахар, камфара, гвоздика, перец, имбирь, мускатный орех, корица, которые привозили на больших галерах, охраняемых лучниками, настолько ценным считался груз. Аптекари кроме лекарств продавали специи, духи, сладости. На своих складах держала лекарства гильдия продавцов перца, компания продавцов специй, а в XV в. – бакалейщики, или продавцы enGros (вклейка: лист 25, б) получили свою хартию и помещение, где взвешивались все лекарственные средства, так же как и все их товары, прибывавшие в страну.
Чосер так говорит об аптекарях:
И наготове были его (врача) аптекари,
Чтобы разослать его пилюли и рецепты.
Именно в XIV в. итальянские медики написали трактат о зубах и их гниении и предписали чистить их зубным порошком, чтобы предотвратить разрушение. Были достижения и в области гигиены: в XIV в. вышел статут, запрещавший загрязнять каналы и реки, а в XIII в. в Лондоне первый трубопровод доставлял воду в канал Истчипа, но вплоть до XVI в. никаких ощутимых улучшений не было, и использовались все те же примитивным системы водоснабжения с помощью помп и каналов. Купание (рис. 135, с. 228), по-видимому, не входило в привычку, хотя найдены некоторые иллюстрации, изображающие ванные комнаты в виде отгороженного занавесками алькова с кадкой внутри. Для стирки белья в качестве мыла использовали щелок из золы, но если он использовался для мытья людей, то им не позавидуешь.
На рисунке 183 изображена ветряная мельница, мы впервые поместили ее изображение в книгу. Всегда жаль, что такие прекрасные вещи исчезают под воздействием научно-технического прогресса. Исчезают парусные суда, а ветряные мельницы почти исчезли, хотя они-то и придавали особую прелесть сельской местности. Их осталось совсем немного, и по мере своего старения они исчезают с лица земли одна за другой. Поэтому когда через некоторое время они окончательно пропадут, будет трудно зарисовать различные типы мельниц. Мы вернулись к мельнице, изображенной в Уиндмилском псалтыре (рис. 146, с. 239). Она представляет собой такой же "свайный" тип, что и мельница на рис. 183, за исключением только того, что подмостки поддерживают сваю прямо на земле и не подняты на подставки. Такие подставки, несомненно, улучшили мельницу, подняв ее крылья выше к ветру. Следующей ступенью было устроить под мельницей круглое помещение (рис. 210, с. 339) В Луттрелловском псалтыре (1320 1340 гг.) есть великолепное изображение ветряной мельницы, а также несколько рисунков "свайных" мельниц в "Романе об Александре" (находится в Бодлеанской библиотеке, в Оксфорде – вклейка: лист 17). Теперь давайте поговорим о принципах работы одной из них, которые напоминали работу лайнера, приводимого в действие гребным винтом; у него лопасти винта расположены под углом, так что когда винт поворачивается, он движется по воде, подобно бураву, вгрызающемуся в дерево. Сопротивление воды гребному винту заставляет лайнер двигаться вперед. Ветряная мельница во многом работает по подобному принципу. Ее крылья создают сопротивление воздуху, и в этом раннем образце на деревянную решетку натянута ткань, как показано на рисунке, похожая на парус, и которую можно было убрать, когда мельницей не пользовались. Отдаленные от центра концы крыльев расположены на одном уровне, но возле оси они отклонены, что создает тот же эффект, что и гребной винт. Ветер, дующий в подобные крылья, поворачивает их так же, как и маленький бумажный флюгер. Гребной винт лайнера поворачивается таким же образом, когда достаточно сильная струя воды направлена на него.
Такая мельница называется свайной, так как она поворачивается вокруг одной большой центральной сваи, поддерживаемой подпорками, как изображено на рисунке. Этот тип существовал довольно долгое время, а в главе, посвященной XV в., мы поместили рисунок, иллюстрирующий работу мельницы.
Путешествия по стране до сих пор были непростым делом, и большинство людей совершали поездки верхом на лошадях. Все паломники Чосера таким образом добираются до Кентербери. Повозки использовались лишь в особых случаях, и на рис. 184 изображена такая повозка, которую обычно называли char. Так как все сидящие в ней – женщины, возможно, что именно они путешествовали таким образом, в то время как мужчины сопровождали их верхом. Необходима была упряжка из пяти лошадей, чтобы везти такое громоздкое транспортное средство по ухабистым дорогам того времени, и повозкой! могли пользоваться представители королевского двора или крупные магнаты, так как повозка богато украшена. Стенки обшиты панелями, а полукруглая крыша покрыта узорами; вероятно, ее делали из раскрашенной ткани, натянутой поверх деревянных обручей, по краям прикрепленных ко дну. Так что эта маленькая путешествующая компания со своей ярко украшенной повозкой и драгоценными нарядами дам и наездников, должно быть, представляла собой яркий мазок кисти художника. Фруассар часто говорил, рассуждая об армии Черного Принца во Франции, что это было живописное зрелище, и нам, привыкшим к одежде тускло-серого и черного цвета, трудно представить, что представляла собой толпа средневекового люда, собравшегося вместе. Мы бы хотели одеть биржевого маклера из города XX века в ярко-желтый цвет, а его друга оптовика – в ярко-красный. Банкиры могли бы носить разноцветные одежды, и только эксперименты позволят нам узнать, придает ли это большей жизнерадостности. Подземка, ведущая к Сити, наполнена серой людской массой, вызывающей печальные мысли; яркий цвет оживил бы их.
Разговор о цветах и нарядности навел нас на мысли об играх. В XIV в., как мы узнали, играли в карты, а также в любопытную игру под названием "Свиток тряпичника". Для этого использовали свиток или пергамент, на котором записывали стихотворные строки, описывавшие характер игроков, к каждой строке прилагался шнур и печать. Эти печати свисали со свернутого в рулон пергамента, и каждый игрок вытягивал одну из печатей и по стихотворной строке должен был угадать, о ком идет речь. Игры в вопросы и ответы и в фанты также были популярны, ну а обычным развлечением были танцы. Многие вечеринки с танцами проводились на открытом воздухе, и часто говорилось об угощении на природе, после которого следовали танцы.
Чосер в "Рассказе Франклина" повествует нам о вечеринке молодых девушек, которые после обеда в саду развлекали друг друга. Одна из них была в беде, а остальные пытались успокоить ее, уговаривая потанцевать и поиграть с ними и забыть свое горе. Чосер так рассказывает об этом:
Тут поняли друзья, что берег моря
В ней только раны бередит от горя,
И стали уводить ее к ручьям,
К источникам, с ней появляться там,
Где пляской забавлялись иль игрой
За шахматной или другой доской.
Однажды утром в близлежащий сад
Они пошли, куда заране взят
Яств и напитков разных был запас,
С тем, чтобы домой вернуться в поздний час,
Наполнив день веселою игрой.
А было это в мая день шестой.
* * *
И вот когда окончился обед,
Все танцевать под звуки песен стали;
Лишь Доригена, полная печали,
Одна блуждала взорами подруг...14
Мы не знаем, какие песни они пели, но на вклейке (лист 18, в) изображена страница из рукописи XIV в., хранящейся в Британском музее, где записана рождественская песенка "Angelus ad Virginem" (Ангел к Деве). Чосер упоминает о ней в "Рассказе мельника":
Комод был красным полотном покрыт,
И лютня – друг, что сердце веселит, –
Над ним в чехле на гвоздике висела.
И "Angelus ad virginem" с ней пел он,
И песни светские15.
На рис. 185 изображена игра "Жучок" (Hot Cockles). Играли в нее следующим образом: один игрок стоял на коленях с завязанными глазами, держа руки позади, и пытался угадать имя того, кто хлопал его по спине. Самое важное было обмануть водящего силой удара; конечно же, большинство игр, предназначенных не только для детей, но и для дам и их рыцарей, для современных людей показались бы грубыми, а шутки – непристойными. "Жучок" в том же самом виде существовал и в начале XVIII в., и там же сообщается о писателе, которого буквально отбросило сильным ударом, полученным им в игре.
Любопытное пояснение о грубых нравах той эпохи давал Чосер в своих "Веселых словах хозяина к монаху". Он говорит о своей жене:
Пока я даю нагоняй своим слугам
Она приносит мне длинные палки с плетьми,
И кричит: "Отходи их как собак,
Избей их, переломай все кости..."
Действительно, наказание в то время, по-видимому, было нелегким делом.
Рукопись XIV в. (вклейка: лист 19) украшена искусным узором, с фигурами ангелов, представляя собой, воз можно, лучший образец иллюминирования той эпохи. Миниатюра более реалистична и контрастна; священник кропит святой водой закутанный в ткань труп, когда его опускают в могилу. Это из Часослова, датируемого примерно концом XIV в.
В качестве примера живописи той эпохи мы предложили один из листов Уилтонского диптиха, возможно самого прекрасного шедевра английского искусства. Мы представили, насколько это было возможно, уменьшенную копию, но каждый может полюбоваться оригиналом, где изображен юный Ричард II, преклонивший колени в присутствии своих святых покровителей на покрытом изящными узорами золотом фоне.
В конце главы изображен орнамент, распространенный в XIV в.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Перевод О. Румера. См.: Чосер Дж. Кентерберийекие рассказы. – М., 1988. – С. 210-211.
2. См. Sussex archaeological collections relating to the history and antiquities of the county, vol. XLVI, 1894 (Lewes, Eng. [etc.] Sussex Archaeological Society).
3. На самом деле автора зовут Джоном Расселом, а не Гугой. См.: Russell, John, fl. 1450. The boke of nurture, (Bungay, Printed by J. Childs and son, 1867). – Прим. ред.
4. Перевод И. Кашкина. Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. – М., 1988. – С. 32.
5. Перевод О. Румера. Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. – М., 1988. – С. 210.
6. Wright, Thomas. The homes of other days; a history of domestic manners and sentiments in England from the earliest known period to modern times (London, Trybner & co., 1871).
7. Решетка дли поджаривания мяса. – Прим. ред.
8. Turner, Thomas Hudson. Some account of domestic architecture in England (Oxford and London, J. H. Parker, 1851).
9. Country life illustrated (London: Hudson & Kearns, 1897-1901). Vol. 3.
10. Морган Джон Пьерпонт (1837-1913) являлся основателем знаменитой династии финансистов, основателем крупнейшего американского банкирского дома и Американской Сталелитейной Корпорации в 1901 году. – Прим. ред.
11. Последняя честь поэмы Уильяма Ленгленда "Видение Уильяма о Петре Пахаре". – Прим. Ред.
12. Bouchot, Henri F. X. M. L'exposition des primitives francais (Paris, Librairie central des beaux-arts [1904-1905]).
13. Перевод Алексеева М. в книге: Алексеев М. П. Из истории английской литературы. – М.-Л., 1960. – С. 34-35.
14. Перевод О. Румера. Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. – М., 1988. – С. 450.
15. Перевод И. Кашкина. Чосер Дж. Кентерберийские рассказы. – М., 1988. – С. 113.
