Литература

Источник: О. КЛИНДТ-ЙЕНСЕН. ДАНИЯ ДО ВИКИНГОВ

Скудость находок затуманивает переходные стадии между датским бронзовым и железным веками. Болота дали лишь несколько не особенно оригинальных предметов, вроде простого петлеобразного кольца. К счастью, остатки жилищ в местах поселений и обширные кладбища, которые иногда использовались на протяжении длительного времени, позволяют нам получить некоторые сведения об этом периоде.

В первые годы железного века условия, скорее всего, были непростыми. Новые технологии, используемые при производстве железа, предъявляли высокие требования к мастерству кузнецов, поскольку добыча и обработка железа сильно отличается от аналогичных процессов при обработке бронзы. Кузнецу, работавшему с этим новым материалом, требовалось длительное обучение тонкостям этого дела: он должен был узнать, в какой именно момент следовало извлечь металл из плавильной печи, как и когда использовать молот, как сварить два куска железа вместе, – короче говоря, его ремесло нуждалось в традиции, и он не мог научиться новому делу за одну ночь. Тем более примечательно, что кузнецы прекратили производство бронзовых инструментов и оружия, хотя, в некотором отношении, это не так уж удивительно. Бронзу в течение бронзового века использовали только богатые люди; это был дорогой материал, и его приходилось ввозить, более бедные слои обходились кремневыми, деревянными и костяными орудиями. В течение железного века как универсальный материал исчезает не только бронза, но также и кремень.

Нехватку бронзы можно связать с упадком торговли между Данией и странами к югу и западу. Бросается в глаза, что на раннем этапе доримского железного века (400-300 г. до н. э.) облик различных предметов строится на традициях периода поздней бронзы, и эта характерная особенность очевидна и в других странах южнее Балтийского моря. Булавка в виде лебединой шеи, которую мы типологически относим к периоду поздней бронзы, развивается в булавку с головкой-завитком, часто приплюснутой. Ременные пряжки представляют собой простые крючки, зацепляющиеся за отверстие ремня, другие украшения так же незатейливы и традиционны по своему исполнению – о том, что это новая эпоха, говорит лишь появление железа.

В попытках объяснить бедность этого века и снижение качества находок выдвигается множество теорий. Однако одна из них, получившая значительную поддержку, связывает этот упадок с ухудшением климата, имевшим место в начале железного века, которое было вызвано тем, что на смену приятному мягкому климату датского бронзового века пришли более влажные и холодные условия. Но нет никакой уверенности в том, что эта перемена, выразившаяся в понижении средней температуры на несколько градусов, могла вызвать культурный упадок. Гораздо вероятнее то, что кельтские народы, которые в этот период доминировали в Центральной и Западной Европе, были более заинтересованы в торговле со Средиземноморьем, где их аристократия могла приобретать такие привлекательные продукты, как вино, красивые бронзовые и расписные вазы. Торговля со Скандинавией была заброшена – и этот факт хорошо объясняет бедность периода раннего железа в Дании.

Мы располагаем множеством свидетельств относительно погребальных обычаев начала железного века. Тело сначала кремировали, а пепел вместе с погребальным инвентарем (часто включавшим самые простые предметы) помещали в яму; иногда кости отделяли от остальной золы и клали в урну, которую затем закапывали. В некоторых случаях урну помещали в яму, и туда же высыпали прах. На острове Борнхольм получены данные о том, что могильный холм насыпали над фактическим местом погребального костра, и об этом явлении речь пойдет ниже.

Кладбища этого периода были детально исследованы в трех областях: в Южной Ютландии, на островах Фюн и Борнхольм. Могилы, обычно сгруппированные в большие кладбища, либо покрыты низкими курганами, как в Орре и Улдале в Ютландии, либо представляют собой простые плоские захоронения без могильных холмов. В Орре самые древние могилы находятся в центре кладбища, а позднейшие размещаются вокруг них – совершенно естественное расположение, если взглянуть на эту обширную территорию, покрытую низкими широкими холмами. Для археолога эта особенность имеет значение с точки зрения хронологии, поскольку позволяет датировать определенные типы предметов согласно месту их обнаружения на кладбище относительно центральных древнейших захоронений.

Дальнейшие археологические данные нам предоставляют могилы на кладбище Маннхёй на острове Борнхольм, расположенные одна над другой точно так же, как захоронения описанной выше культуры одиночных погребений в каменном веке. Древнейшее захоронение в могильных холмах этого кладбища представляло собой окружность из камней вокруг могилы или погребального костра посередине; в этот ранний период железного века встречаются все формы захоронения с кремацией, которые, видимо, использовались без всякой системы. Поверх этой могилы находилась другая, а последующие захоронения располагались над ней, и так далее. Поскольку с каждым новым погребением добавлялся новый слой камней и земли, высота холма постоянно росла. Только в конце использования этого кладбища кремационные ямы располагались рядом друг с другом вне холмов прямо под поверхностью земли.

На первом этапе происходит сожжение погребального костра, после чего остается древесный уголь и обугленные бревна, среди которых лежит обесцвеченная и поврежденная огнем погребальная утварь – например, черепки глиняной посуды, обожженные до красного цвета. В большом костре нужды не было; как показали эксперименты, все что требовалось – это куча дров высотой примерно в 8 или 9 футов, 7 футов в длину и 6 в ширину. При умеренном ветре достигалась значительная температура, и кости раскалывались на характерные осколки, которые обнаруживаются в этих захоронениях с кремацией.

Некоторые их этих курганов дали остатки сооружений наподобие шалаша, которые воздвигались над могилой, образуя нечто вроде дома мертвых. Это строение сжигалось, очевидно, сравнительно скоро, а его остатки засыпались землей. Разрез столбов показал, что в древесный уголь превратилась только кора, а не сердцевина, а это указывает на тот факт, что в момент сожжения эти столбы стояли, а не лежали на земле. Вероятно, этот шалаш обрушился из-за того, что снаружи он был покрыт каким-то легко воспламеняющимся материалом, вроде соломы. Последняя должна была быстро прогореть до самых верхушек столбов, которые затем упали вовнутрь и остались тлеть, лежа на земле. По-видимому, в этом случае огонь погас достаточно быстро – вероятно, неожиданно пошел дождь.

Мы видели, что в течение бронзового века встречаются свидетельства о строительстве над могилами неких сооружений, и время от времени эта черта проявляется и в последующие периоды. Захоронение в Маннхёй ясно говорит о наличии таких построек и их характере, но вот смысл их проблематичен.

Из древнеиндийских источников и древних сказок из разных закоулков Северной Европы мы узнаём о странном состоянии, которое, как они уверяют, следует за смертью, когда человек становится "блуждающей душой"; это – временная промежуточная стадия между жизнью и окончательной целью странствий души. Считалось, что душа достигает своего последнего обиталища лишь спустя какое-то время после смерти, и, возможно, аналогичное представление бытовало в умах людей, построивших этот временный дом мертвых в Маннхёй. Оно же может объяснить присутствие в погребальном костре сосуда, поскольку он, похоже, содержал пищу, вероятно, необходимую для подкрепления души на ее пути к будущей жизни. Сам акт кремации, видимо, был призван помочь душе при ее выходе из тела, и, если довести эту аналогию до ее логического завершения, окажется, что сожженный дом следовал за душой умершего человека в его потустороннюю обитель. Хотя и нельзя прочитать мысли тех, кто совершил эти кремацию и погребение, с помощью аналогии и осторожной интерпретации археологических данных мы в состоянии получить некоторое представление о том, что значила эта сложная церемония для людей, которые так старались осуществить ее надлежащим образом.

Раскопки поселений многое рассказывают нам о строительных технологиях и хозяйстве этих людей в целом, но их трудно датировать с точностью. Однако поскольку в течение доримского железного века здесь, по-видимому, не произошло значительных перемен, мы еще вернемся к данному вопросу в конце этой главы.

В середине же этого периода (примерно 200 г. до н. э.) была сделана важная и интересная находка в маленьком болоте в Хьёртспринге на острове Альс. При отсутствии какого-либо важного материала в большинстве могил этого времени, она представляет особый интерес.

Работая на узкой полоске торфа в этом болоте, нарезчики обнаружили ряд предметов: длинные куски дерева, оружие и инструменты, в основном, деревянные, хотя было и несколько бронзовых и железных. Тщательные раскопки выявили покоившуюся в болоте длинную ладью, которую с большим трудом удалось реконструировать по разрушенным обломкам, доставленным в Копенгаген руководителем раскопок. Самым интересным оказалось то, что нос и корма лодки заканчивались "двурогими" штевнями, о которых мы уже упоминали в связи с наскальной резьбой бронзового века.

На нехватку железа в этот период указывает его отсутствие в конструкции и этой лодки, и многочисленных щитов, найденных вместе с ней. Тем не менее лодка эта была построена тщательно и эффективно, отдельные части соединялись так же, как в лодках из кож. Пять поясов обшивки, образующие борта и дно лодки, были искусно вырезаны теслом, а между крепежными планками по всей длине обшивки оставались удобные интервалы. В этих низких поперечных распорках были сделаны отверстия, с помощью которых пояса обшивки крепились к шпангоуту. Пояса обшивки были соединены между собой веревками, а оставшиеся после этого (из-за стежков и швов) отверстия замазывались смолой. Эта технология обеспечивала лодке легкость и гибкость, позволявшую ей выдерживать даже напор морских волн у наиболее безопасных участков датского побережья. Шпангоуты были усилены прочными перекрестными подпорками, обеспечивавшими лодке устойчивость формы. Весла этого судна были такими же, как у каноэ, а рулем служило большое весло на корме.

По общей длине ладья из Хьёртспринга достигает 58 футов и вмещает около двадцати человек. Если допустить, что каждый гребец имел при себе щит и меч, то она должна была выглядеть как военное каноэ. Вместе с лодкой было найдено много оружия: сто пятьдесят щитов, сто шестьдесят девять копий (из которых у тридцати одного копья был костяной наконечник), но лишь восемь железных мечей. С ней же было найдено несколько предметов домашнего инвентаря: веретено, тарелка для выпечки и бронзовая булавка, причем последняя является важной отправной точкой для датировки. Деревянные умбоны щитов произведены в Дании, но являются копиями древнекельтского железного оригинала. Они имеют форму заостренного овала, а металлический прототип воспроизводится так скрупулезно-рабски, что даже заклепки (имеющие функциональное значение при использовании металла) скопированы в дереве на каждом умбоне, причем на одном образце сходство усиливается еще больше за счет добавления двух нефункциональных металлических гвоздей. Эти щиты указывают на наличие определенных связей с кельтами Центральной и Западной Европы, даже если они и не выливались в оживленную торговлю.

Но эти контакты не исчерпывались воспроизведением кельтских особенностей на предметах местного производства, поскольку в середине доримского железного века в Данию было ввезено великолепное кельтское произведение – котел из Бро, Восточная Ютландия. Он был найден в 1953 г. в яме разбитым на множество фрагментов. Массивный железный ободок был почти 3 футов в диаметре, и тулово котла было украшено шестью литыми бычьими головами. Сосуд подвешивался за три больших железных кольца, которые крепились к нему массивными совиными головами литой бронзы. Головы животных и птиц на этом котле стоят в ряду лучших украшений, когда-либо произведенных кельтскими мастерами. Кроткие быки и мрачные совы представляют причудливый контраст темпераментов. Хохолки из перьев на совиных головах переходят в стилизованные асимметричные усики. Такие головы животных повторяются на находке из Брно, Моравия, и этой район можно принять за место происхождения этого котла: в таком случае ему пришлось проделать немалый путь, чтобы попасть в Данию.

Лодки в этот период не были единственным средством передвижения; у нас есть свидетельства того, что по первобытным дорогам, тянувшимся через холмы и равнины и не многим отличавшимся от проселка, перемещались повозки. В некоторых случаях, когда дорога шла через болотистые места или вела к необитаемому холмику посреди болота (как, например, в Борремозе, Северная Ютландия), она была тщательно замощена булыжником. Такая дорога, как в Борремозе, поныне существует в Тибирке в Северной Зеландии, а ее точным аналогом является позднейшая трасса в Броскове, в которую на равных расстояниях вливаются несколько затопленных второстепенных троп. Обе эти дороги оснащены тротуаром, отдельным от собственно дороги. Две дороги, в Борремозе и Тибирке, относятся к середине доримского железного века; одна, потому что ведет к поселению того периода, а другая, потому что дала предметы того времени, упавшие и затоптанные в ее полотно,

Предположение о том, что эти дороги были проложены специально для передвижения на повозках, подтверждается большим количеством найденных в болотах частей, особенно колес, таких транспортных средств, которые, видимо, в основном датируются доримским железным веком. Помимо этих простых массивных колес были найдены остатки двух добротных и элегантных экипажей, принадлежащих к периоду перед самым Рождеством Христовым. Без сомнения, они были изготовлены самыми искусными каретниками того времени – кельтами. Кельтские ремесленники изготавливали повозки различных типов – как с двумя, так и с четырьмя колесами. Немаловажно то, что римляне воспроизводили некоторые их конструкции, заимствуя при этом их древнекельтские названия.

Два экипажа были найдены в болоте в Дейбьёрге, Западная Ютландия. Борта и дышла были покрыты ажурной бронзовой оковкой – модным в то время сверкающим украшением. Каждый экипаж был украшен еще и человеческими масками, расположенными под оригинальными вертикальными столбами, возвышавшимися над бортами. На них есть несколько куполообразных выступов с треугольными и решетчатыми украшениями, типичными для этого периода.

Колеса отличаются прочной конструкцией и укреплены железными колесными бандажами; ступицы, обточенные на токарном станке, усилены литыми бронзовыми кольцами V образного сечения. Между ступицей и осью располагается оригинальное приспособление, служащее той же цели, что и современные шарикоподшипники; оно состоит из круглых, прочных штифтов, которые легко вращаются внутри ступицы, что обеспечивает свободное вращение колеса.

Лошади припрягались к дышлу, прикрепленному к раме повозки. Поскольку к крестовинам рамы над ступицами крепились две стойки, повозка была не особенно маневренной. Для того чтобы повернуть ее, нужно было поднять боковые детали, иначе стойки ударили бы по ним. Имеются некоторые сведения о том, что это было предусмотрено в конструкции, поскольку различные крюки и следы износа предполагают, что борта были подвешены на кожаных ремнях.

Подобные экипажи, или повозки, скорее всего, были привилегией, доступной лишь избранному меньшинству, поскольку позволить их себе могли только богатые люди. Остатки таких экипажей, сильно поврежденных огнем погребальных костров, были найдены в двух датских могилах, в Крагхеде (погребение А. 1), в Северной Ютландии, и в Ланго, на юге о. Фюн. Ниже мы продолжим рассмотрение содержимого этих экипажей.

Благодаря находкам из болот и могил в Дании мы получили больше сведений о технологии кельтских каретников, чем в самой кельтской области. Это, разумеется, связано с религиозными обычаями данов, топивших предметы в озерах и болотах, возможно, в качестве жертвы своим богам. В этой связи интересно вспомнить, что Тацит – который написал свою "Германию" сто лет спустя, отчасти опираясь на более древние источники, – описал религиозную церемонию, в которой важную роль играет повозка. Обряд этот происходил около озера на острове к северу от самой Германии, то есть, возможно, в одной из частей Дании.

"На острове в океане стоит священная роща, а в роще стоит колесница, окутанная тканью, прикасаться к которой может только жрец. Жрец может ощущать присутствие богини в святая святых и с глубочайшим благоговением сопровождает ее колесницу, запряженную коровами. Затем наступают дни ликования и веселья во всех местах, которые она почтит своим пришествием и присутствием. Никто не отправляется воевать; никто не берет в руки оружия; все железные предметы убирают под замок; тогда, и только тогда, царят и ценятся мир и спокойствие – до тех пор, пока жрец не возвратит богиню в ее храм, когда она насытится человеческим обществом. После этого колесницу, ткань и, хотите верьте, хотите нет, саму богиню моют дочиста в уединенном озере. Эту работу выполняют рабы, которых сразу же после этого топят в озере" (1, 90. On Britain and Germany, перев. Н. Mattingly, Penguin Books, 1948).

Эта странная история имеет больше общего с древнескандинавской культурой, чем сами повозки. Тацит называет богиню Нертус, а филологи показали, что в результате изменения в звучании, имевшего место в период между временем, когда Тацит записал это имя, и его первым появлением в скандинавских письменных источниках, можно отождествить Нертус с богом Ньёрдом, известным в Скандинавии более поздней эпохи. Ньерд был богом плодородия, и мы уже упоминали его имя в связи с обнаружением в болотах (в немного более ранний период) больших деревянных фигур с гипертрофированными половыми признаками.

Однако болота дарят и еще более поразительные находки. В нескольких случаях нарезчики торфа находили в датских болотах трупы. Их можно датировать по найденным вместе с ними предметам или по их расположению в болоте. Некоторые тела относятся к доримскому железному веку, и эта датировка подтверждается достаточно неожиданными и неприятными методами. Исследование содержимого желудков показало, что последняя трапеза, по крайней мере одного мужчины, представляет собой полупереваренную кашу из зерна и семян, которые росли в Дании именно в этот период.

Самой поразительной находкой последних лет является так называемый толлундский мужчина. Его чисто выбритое лицо являет современному глазу тонкие черты, нос с горбинкой и высокий морщинистый лоб. В сегодняшней Дании это лицо не выглядело бы странным, но его трудно забыть. Он был найден лежащим на боку в позе сна, одетым только в плащ и остроконечную кожаную шапочку. Его шею обвивала петля, которая и стала причиной его смерти.

Толлундский мужчина был убит через повешение, а женщину, найденную в болоте в Борремозе, видимо, избили до смерти; обе эти мрачные находки говорят о жестоких обычаях. Из более позднего доисторического периода нам известно о жертвоприношении удушенных людей; в других случаях, как мы знаем, людей убивали в наказание или в качестве жертвы, обеспечивающей хороший урожай; известно нам также о королях и других выдающихся людях, которых приносили в жертву ради интересов общества.

Другие вотивные приношения того же времени представлены сосудами, содержащими кости домашних животных, которые, вероятно, топили в болотах в качестве угощения для богов.

Драгоценнейшее из сокровищ датской старины также было обнаружено в болоте. Это большой серебряный котел из Гундеструпа, Северная Ютландия, который первоначально находился на поверхности небольшого болота. Едва ли можно найти лучший пример уважения к священным предметам, принесенным в жертву богам. Люди этого периода прекрасно знали о таящихся в болотах драгоценностях, но думали о том, чтобы прикоснуться к ним, не больше, чем современный человек, который знал бы, что они окружены высоковольтным кабелем.

Котел из Гундеструпа представляет собой изумительное произведение выдающегося для своего времени качества и уникальное в своем культурном контексте. Диаметр его ободка составляет 27 дюймов, дно округлое. На серебряных пластинах, покрывающих стенки, находятся поясные изображения могущественных богов и богинь, некоторые из которых держат висящие в воздухе человеческие фигуры, а другие – фантастических животных. С бородатыми богами, с пугающим выражением их лиц, контрастирует кроткого вида богиня, окруженная женщинами, одна из которых заплетает в косы ее длинные волосы. Внутри котла можно видеть другие странные сцены. Хорошо известный кельтский бог Цернуннос с оленьими рогами на голове держит в одной руке почти кольцеообразный обруч, а в другой – змею с бараньей головой. Он сидит, скрестив ноги, а по бокам стоят олень и волк. На этой же пластинке есть и другие изображения, но бог, олень и волк образуют центральную уравновешенную композицию; кажется, что глаза животных с благоговейным трепетом взирают на бога. Похожие сцены можно видеть на древнейших галло-римских резных рельефах, и именно из этих источников мы знаем, что Цернуннос был богом плодородия.

Вторая пластина, украшающая внутреннюю часть котла, изображает бога, хватающего одной рукой колесо, за которое также держится воин в шлеме; очевидно, это символ бога небес и одновременно войны. Позднее, в галло-римском искусстве, этот же бог с колесом предстает в облике Юпитера. Третья пластина изображает бога, принимающего в жертву человеческую фигуру, в то время как мимо под звуки труб проходит процессия всадников и пеших воинов. На духовых инструментах с раструбами в виде голов животных играют трое мужчин с правой стороны пластины. На четвертой пластине изображена богиня, окруженная дикими зверями. Два слона по обеим сторонам от нее выглядят очень похожими на быков с удлиненными носами, толстыми ногами и маленькими ушами, и ясно, что художник никогда не видел этих животных во плоти, хотя мог быть знаком с их изображениями, например, на европейских вазах.

Пятая пластина на стенке сосуда и шестая, незакрепленная, на его дне изображают сцены боя быков. Особый интерес представляет сцена на шестой пластине. Бык роет землю, пока воин готовится поразить его в шею, рядом – бегущие собаки, если не считать одной, которая изображена припавшей к земле и появляется лишь затем, чтобы быть сбитой с ног быком.

Котел из Гундеструпа жизненно важен для изучения искусства и религии кельтов и, хотя он и не является произведением датских ремесленных мастерских, служит иллюстрацией некоторых идей, оказывавших влияние на жителей Скандинавии. В Дании было найдено несколько других кельтских котлов, но они уступают ему по качеству. Мы также располагаем рядом датских бронзовых скульптур, очевидно, вдохновленных кельтским искусством доримского периода. Датское оружие и украшения этого периода основываются на кельтских образцах, что свидетельствует о тесных связях между Данией и Югом и Западом. Лишь несколько британских монет достигло Дании в этот период.

Одно из орудий, извлеченных из болот, это простой плуг, известный как ард , который доселе используется в некоторых частях мира с достаточно отсталой сельскохозяйственной практикой. Не так давно ард применялся и в Скандинавии при подготовке полей к посеву некоторых простых культур, например картофеля.

Анализ пыльцы позволил археологам отнести некоторые арды , найденные в болотах, к доримскому железному веку. Ард , обнаруженный в Ворслёве, Ютландия, является примером этого орудия в его простейшей форме. Это крюкообразный ард , сделанный из массивного бревна с боковой ветвью, само это бревно становилось подошвой, в которую вставлялась ручка. Этим орудием проводились борозды. В Доннеруплунде и Деструпе, Ютландия, были найдены два образца более сложного типа, состоящие из тонкой подошвы, к которой под углом прикреплялась рукоять; это так называемые лопатообразные арды . К доннеруплундскому арду крепился лемех, напоминающий по форме стрелу. Имеются указания на существование еще одного типа, характеризуемого наличием ножа и отвала: нож располагался перед отвалом, который переворачивал почву сбоку борозды. Отвал был укреплен за счет вставки небольших булыжников со следами сильного износа. Возможно, этот плуг был оснащен колесом, поскольку нам известно о такой особенности у более поздних образцов; но мы знаем также и то, что у одного традиционного скандинавского плуга имелся отвал, а колеса не было.

Вероятно, ард тянули быки – только они с их силой были в состоянии заставить этот примитивный плуг двигаться сквозь плотный торф и пахотный слой почвы. Запрягали их, скорее всего, с помощью ярма, поскольку в болотах были найдены образцы двойного ярма, рассчитанного на пару быков. Мотив двух волов, тянущих ард , встречается на многих скандинавских наскальных гравировках бронзового века.

Скопление этих предметов в болотах ставит интригующий вопрос, ведь многие найденные там арды либо представляют собой старые и изношенные орудия, либо сделаны из мягкого, негодного дерева. Зачем отправлять в болото старый или суррогатный плуг? Может быть, плуг был вотивным и символическим приношением божеству, способному улучшить погоду и даровать плодородие растениям и животным?

В скандинавской народной культуре можно обнаружить множество странных обычаев, выявляющих подобное верование в силы, обеспечивающие плодородие. Эти причудливые верования пращуров исчезли в наше время, когда место древних обычаев заняли статистика, наука и удобрения.

Прежде чем рассмотреть земледельческие методы этого периода, было бы неплохо уделить внимание природным условиям, установившимся в Дании в течение доримского железного века. Земледельцы обрабатывали и песчаную, и более богатую суглинистую почву. Исследование пыльцы в болотах вблизи доисторических полей в Северной Ютландии показало, что в доримский железный век типичной была местность, находившаяся в состоянии перехода от леса к поросшему вереском торфянику. Лес был редким, вроде пустоши с разбросанными деревьями, и годился для выпаса скота, который съедал и траву, и листья с деревьев. Эта целина вспахивалась плугом, а после истощения ее переставали пахать, и она зарастала вереском. Влажный климат этого периода создавал идеальные условия для распространения вереска и букового кустарника.

В Дании было найдено огромное количество так называемых кельтских полей, отнесенных к этому периоду. Чаще всего они встречаются в Ютландии, но известны также на о. Зеландия и Борнхольм. В основном, эти поля находят на песчаных почвах, которые сегодня предоставлены поросшим вереском торфяникам и сосновым питомникам.

Существует два метода датировки этих полей: путем ассоциации с заброшенными "фермами", принадлежащими к периоду раннего железа, и по черепкам, встречающимся или в насыпях, окружающих поля, или в кучах камней, убранных с поля наткнувшимся на них пахарем.

Поля достаточно невелики и имеют квадратную или прямоугольную форму. Их окружают невысокие земляные валы – песок и камень. Разрез такой насыпи часто выявляет в центре ядро плодородной черной земли, которая часто дает и глиняные черепки. Раскопки этих полевых насыпей, которые к настоящему времени успел занести песок, показывают, что они не слишком изменились с тех пор, как были сооружены. С годами валы росли в высоту за счет добавления камней, удаленных с центральной части поля, и накопления земли, нанесенной на этот искусственный барьер ветром. В некоторых случаях большое поле было поделено на несколько маленьких, и мы можем предположить, что это – следствие раздела наследства. Но основание для такого разделения могло быть и более прозаическим: возможно, земледелец просто хотел выращивать одновременно несколько культур. Как бы мы ни интерпретировали эти границы, они говорят о том, что люди данного периода обладали развитым чувством личной собственности.

Хотя, как мы уже видели, у нас есть некоторые свидетельства использования арда в каменном и бронзовом веках, квадратные и прямоугольные поля появились лишь в период раннего железа. Они так похожи на поля, найденные на Британских островах и в других странах Северо-Западной Европы, что мы можем заподозрить наличие прямой связи между этими двумя областями.

Причины, по которым эти прямоугольные и квадратные поля оказывались заброшенными, не вполне ясны. Согласно одной из теорий, внедрение плуга с ножом и отвалом позволило обрабатывать более плодородную, но и более тяжелую, суглинистую почву, и поселения переместились с худших земель на лучшие. Кроме того, предполагается, что оставление этих полей было связано с крупной эпидемией домашнего скота.

Некоторые из покинутых "ферм" были сожжены, и, как это ни парадоксально, именно такие памятники дают нам наиболее подробную информацию о строениях этих людей, а значит, и об их хозяйстве: например, в обугленном состоянии дерево и солома могут сохраниться до наших дней, в противном же случае они бы истлели.

Хотя известны три типа домов этого периода, все они имеют в плане прямоугольник и их различия не принципиальны. Кровлю поддерживают два ряда массивных столбов, идущие параллельно стенам. Обычно эти дома бывают от 12 до 18 футов в ширину, а подпорные столбы стоят на расстоянии примерно фута от стены. Эти вертикальные столбы, вероятно, были соединены попарно поперечными перекладинами, не позволявшими кровле своей тяжестью отклонять столбы в разные стороны. Конструкция стен является именно тем признаком, по которому эти дома распределяются по трем типам.

Стены домов первого типа, определяемого по постройке в Крагхеде, Северная Ютландия, имеют каркас, состоящий из массивных вертикальных столбов с кольями между ними. Тяжелые столбы помогали поддерживать крышу, а стены заплетались гибкими прутьями, после чего готовую конструкцию Щедро обмазывали слоем штукатурки.

У домов второго типа стены состояли из тонких вертикальных столбов, заплетенных гибкими прутьями и обмазанных штукатуркой. Такие стены не могли служить опорой для крыши, которую, как правило, несли ряды массивных столбов, находящихся внутри дома; но требовалась еще и дополнительная опора для нижней части крыши. Во время раскопок доримского дома в Гёрдинге,

Западная Ютландия, за пределами его стен был обнаружен ряд неглубоких отверстий от столбов. Руководитель раскопок предполагает, что эти углубления были оставлены стропилами, которые продолжались до самой земли. Подобный метод и сегодня при меняется в традиционном датском спендхусе (spændhuse), близком к варфу (varf) из Северо-Западной Германии, в конструкции которого столбы расположены под углом вне стен и несут горизонтальную балку, на которую опираются стропила.

Стены домов третьего типа были покрыты защитным слоем дерна. До последнего времени считалось, что стены состояли из дерна или торфа полностью, но это предположение было подвергнуто сомнению из-за недавних раскопок варфа в Тофтинге в Западном Шлезвиге. Стены этого дома представляли собой покрытый штукатуркой плетень на основе вертикальных столбов, и только нижняя часть внешней стены была покрыта торфом. Следы подобной конструкции становятся очевидными только в случае сожженных домов, но мы знаем о современных постройках в Исландии, целиком сооруженных из торфа, и о строениях железного века на Готланде, Эланде и в Норвегии, стены которых, по-видимому, были каменными, а сверху покрывались торфом. Таким образом, разумно допустить, что стены этих домов либо состояли из дерна или торфа полностью, либо были мазаными, а внизу их защищал низкий валик из торфа.

В плане такие строения иногда имеют квадрат, но обычно прямоугольник, и в последнем случае они делятся на две комнаты. Одна из них, в которой располагается очаг, жилая, а вторая, иногда поделенная на несколько стойл, вероятно, служила коровником. Этот же план наблюдается и в последующий период, когда в некоторых случаях мы обнаруживаем в одной из комнат домов этого типа обгоревшее животное.

В течение последнего периода доримского железного века кремация остается господствующим погребальным обычаем. Наиболее обычно – захоронение в ямах, хотя попадаются также и погребальные урны. Погребальная утварь, как правило, достаточно бедная. На огромных кладбищах этого периода, которые иногда дают сотни захоронений, обнаружены лишь случайные пряжки, треугольные броши или урны. В нескольких могилах может встретиться единичный глиняный черепок, но многие не содержат ничего, кроме кремированных костей. Однако есть и несколько более богатых могил, в которых находятся такие предметы, как мечи, умбоны щитов, бритвы в форме полумесяца или ножницы – и все это сделано из железа. Мечи эти бывают и однолезвийными, и обоюдоострыми, причем первые копируют кельтские образцы, как и плоские умбоны щитов этого периода; они говорят о непрерывности культурных контактов с кельтами, установленных в более ранний период.

Две могилы, в силу исключительного богатства их содержимого, заслуживают особого упоминания, и соблазнительно допустить, что в них были похоронены вожди. В обеих были найдены четырехколесные колесницы с роскошными бронзовыми накладками кельтского производства, как и в случае экипажей из Дейбьёрга. Одно из этих захоронений (могила А. I из Крагхеда, Северная Ютландия) представляло собой яму, содержавшую кости двух лошадей и остатки колесницы. В кремационной яме были найдены двадцать три керамических сосуда превосходного качества (один из них украшен полосой с орнаментом, изображающим охотничью сцену), три наконечника копий, три ножа, пряжка, брошь – все это из железа, а также гладкое золотое кольцо. Другая могила была найдена в Ланго, о. Фюн; в ней, помимо других вещей, было два витых золотых кольца, этрусский бронзовый сосуд, железный меч, три кинжала, два умбона щитов и два керамических сосуда. Привозные предметы из этих двух могил дают нам некоторое представление об обширных связях этих предполагаемых вождей.

Давно подмечено, что глиняная посуда из могилы в Крагхеде и многих других мест Северной Ютландии (провинция Вендсюссель) очень близка к находкам из района р. Вислы и, особенно, Познани и Силезии. Ряд германских ученых понимает это родство как указание на эмиграцию вандалов из Вендсюсселя в Северной Ютландии на материк, где в течение римского периода они, видимо, занимали район Вислы. Эта гипотеза строится, в основном, на сходстве между названиями вандалов и Вендсюсселя; но это сходство слишком незначительно для столь далеко идущих заключений. На самом деле и в Вендсюсселе (в Крагхеде, в некоторых домах более раннего периода), и на континенте существуют факторы, благоприятствующие развитию именно этого типа керамики. Кажется вероятным, что керамика и, в целом, материальная культура обеих областей, несомненно контактировавших друг с другом, произошла из одного общего источника и что они получили свои традиции из кельтского мира. Однако некоторые формы керамической посуды могли быть заимствованы у привозных римских сосудов из бронзы. Но как бы то ни было, находки, сделанные в этих двух областях, отражают не миграции, а культурные связи, даже при том, что нам известно о масштабных миграциях и перемещениях, имевших место в этот период в Европе. Перед самым началом I в. до н. э. кимвры и тевтоны начали свой хорошо известный поход на Центральную и Западную Европу и в конце этого похода даже достигли

Италии. Утверждают, что прародиной этих отважных людей, спустившихся с Альп на своих щитах и сражавшихся обнаженными, была Ютландия. И, правда, возможно, что из Дании выступили первые небольшие группы; но если и так, то по мере их продвижения на юг, через покоренные земли, в них вливались свежие силы.

Теперь были проложены постоянные торговые маршруты, связавшие Данию с Югом и Западом, и туда стали импортироваться даже римские предметы. Римские бронзовые сосуды этого периода предназначались для вина и производились в большом количестве в таких центрах, как Капуя в Южной Италии; это гладкие ведра или кувшины со стенками S-образного профиля, простая лощёная ручка которых имела обрубленный конец в том месте, где он соединяется с туловом кувшина. Хотя некоторые из этих римских сосудов были захоронены еще до конца доримского железного века, этрусский сосуд из могилы в Ланго представляет собой уникальный и гораздо более древний предмет.