| Этнонимия ПВЛ уже использовалась как основа для реконструкции процесса восточнославянского этногенеза [229]; источник, однако, остается неисчерпаемым: "Каждое слово Пов. вр. л. представляет проблему, требующую всестороннего рассмотрения" [129, с. 5]. В частности, вводная, недатированная часть текста "Повести временных лет", где дана широкая панорама расселения восточноевропейских народов и событий их ранней истории (от библейского потопа до середины IX в.) содержит богатый материал, позволяющий восстановить определенную этногеографическую систему представлений, выработанную древнерусской книжной традицией в конце X – начале XII в. и последовательно подчиненную взаимосвязанным ценностным категориям [116, с. 103-112].
Вводная часть ПВЛ завершается первым датированным событием, которое по летописи отнесено к 852 г. (правильнее – 842 г., первому году царствования Михаила III Исавра): "Въ лето 6360, индикта 15 день наченшю Михаилу царствовати, начася прозывати Руская земля" [ПВЛ 852 г. – 204, с. 131]. Дата, если принять указанную поправку, оказывается чрезвычайно близкой к известию 838-839 года в знаменитом сообщении Вертинских анналов о посольстве "русов" к византийскому императору Феофилу II, предшественнику Михаила: именно к Феофилу в Константинополь явились некие люди, "которые говорили, что их, то есть их народ, зовут Рос (Rhos – ср. ПВЛ: "нача ся прозывати Руская земля". – Г. Л.) и которых, как они говорили, царь их, по имени Хакан (Chacanus), отправил к нему ради дружбы" [Памятники, с. 23]. Два известия, хотя и расходящиеся в важных деталях (точное время посольства, правящий кесарь), в не зависимых друг от друга и русском, и западноевропейском источниках фиксируют важнейшее политическое событие: провозглашение, на рубеже 830-х – 840-х годов, нового государства – "Руская земля", принятие главой этого государства титула "хакан", уравнивавшего его в правах и претензиях с главой соседнего Хазарского каганата (именно Феофил помогал хазарам в строительстве Саркела на Дону, крепости, которая могла быть направлена не только против мадьяр, кочевавших в припонтийских степях, но и против нового, враждебного Хазарии государственного образования в Среднем Поднепровье [16, с. 296-300]). Новое государство, судя по его политическим акциям, стремилось заручиться если не поддержкой, то хотя бы нейтралитетом Византии.
Известие Вертинских анналов – первое свидетельство существования сложившихся славяно-скандинавских отношений: послы "хакана росов" от Феофила прибыли к императору франков; и здесь, в результате тщательного расследования, выяснилось, что эти "росы" были свеями, норманнами: "...император узнал, что они принадлежат к народности шведской" (eos gentis esse Sueonum), что заставило Людовика Благочестивого считать их "скорее, разведчиками... чем искателями дружбы" [Памятники, с. 24]. Напомним, что "варяго-русы" впервые появились в поле зрения франкского императора в начале второго этапа экспансии викингов, накануне самых опустошительных набегов норманнов на страны Западной Европы. 838 год дает нам надежный верхний хронологический рубеж, terminus ante quern, для определения времени формирования географических представлений скандинавов о второй, "древнерусской", зоне Восточной Европы. Если учесть, что на периферии этой зоны, в Ладоге, норманны появились еще около 750 г., то времени оказывается достаточно для взаимного знакомства варяжских воинов-купцов и славянской знати. Как полагает ведущий советский историк древнерусской дипломатии А. Н. Сахаров, в 830-х годах использование киевским князем для ответственного дипломатического поручения варяжских пришельцев было вполне естественным [192, с. 79-81]. Сам факт участия норманнов в качестве послов русского "хакана" (этот титул в обиходе киевских князей удерживался до XII в. [130, с. 195; 16, с. 366; 155, с. 151]) в первых внешнеполитических акциях Древнерусского государства – свидетельство их определенной заинтересованности, а следовательно, и осведомленности в ситуации, сложившейся в Восточной Европе в первой половине IX в. Тем важнее установить соотношение между этнополитической структурой восточноевропейских земель, представленной в скандинавских памятниках, и соответствующей системой представлений в "Повести временных лет".
Недатированная часть служит экспозицией дальнейшего, анналистического, изложения ПВЛ. Это – концентрированный итог всей славянской истории, завершившейся образованием Киевского государства, где летописец дал ответ на вопрос "откуду Руская земля стала".
Введение ПВЛ обычно рассматривается как своего рода каталог славянских и неславянских племен Восточной Европы, служащий главным образом определению их пространственной локализации. Между тем характеристики, данные "племенам", представляют собой связную и строгую систему оценок и кроме собственно этнонимов и географических указаний охватывают по крайней мере еще четыре аспекта: А – генеалогический (происхождение и способ расселения – миграция, или автохтонное проживание); Б – этнический (языковая принадлежность); В – политический (организация управления); Г – морально-этический (нравы и обычаи). При этом оценки в каждом из аспектов выражены особыми, устойчивыми формулами, с четкой градацией, а "племена" в матрице, построенной по указанным четырем параметрам, занимают строго фиксированную позицию (табл. 10) [116, с. 103-107].
Позицию каждого "племени" можно описать совокупностью четырех признаков: например, поляне = S (А.1, Б.1, В.1, Г.1) = мигранты полной формулы расселения, "словенескъ язык", княженье, моральный облик – эталон, "мужи мудри"; весь = S (А.4, Б.З, В.З, Г.5) = автохтоны полной формулы, язык свой, "дань дают Руси", "погании" и т.д. Точно также может быть описано каждое из 25 восточноевропейских племен.
Если одно племя рассматривать как совокупность четырех устойчивых признаков, то легко устанавливаются группы, объединенные связями по одному (Б.1 "словенескъ язык") или нескольким признакам (А.1 мигранты полной формулы, Б.1 "словенескъ язык", В.1 княженье).
Связи выстраивают племена в группы, образующие достаточно стройную иерархию (высшие позиции занимают племена и группы с "высшими оценками" по всем осям координат), которая может быть выражена через граф. Он представляет собой особый способ записи классификации племен, объективно присутствующей в ПВЛ (выраженной свойственными писателю XI – начала XII в. средствами). Картографированием выделенных в графе основных групп этнонимов, объединенных общими характеристиками, восстанавливается этногеография Восточной Европы, описанная с позиций системы ценностей автора "Повести временных лет".
Основу этногеографической карты ПВЛ образуют четыре славянских племени первой группы (мигранты по 1-й формуле, "словенескъ язык", княженье, моральный облик – от эталонного до нейтрального): поляне, дреговичи, словене-полочане и словене-новгородцы. Четыре славянских "княженья", протянувшиеся с юга на север вдоль "Пути из варяг в греки и из грек", по которому прошел апостол Андрей Первозванный (а с его путешествия и пророчества автор ПВЛ открывает собственно историю восточных славян), четыре наиболее развитых раннегосударственных образования, сложившиеся задолго до появления варягов в Восточной Европе [165, с. 103-110] и представляющие собой начальную форму феодальной государственности [131, с. 45], составляют как бы каркас древнейшей Руси, ее становой хребет, разместившись на важнейших, магистральных путях славянского расселения [107, с. 37-43].
Цепочка "княжений" протянулась на север-северо-восток от основного очага славянства в Центральной и Восточной Европе. Периферию раннекиевской государственности образуют племена, типологически также входившие в первую группу, но занимавшие в ней (как и на карте Киевской Руси) окраинное положение: древляне, волыняне, бужане.
Вторая группа племен, связанных такими признаками, как неоговоренный язык и политический строй, "обычай одинъ", занимает пространство к востоку от осевой линии: автохтоны-кривичи, равно как радимичи и особенно вятичи, по-видимому, создавали более или менее самостоятельные образования, не связанные тесными узами с основной совокупностью "княжений". Реконструкция внутреннего строя племенного союза вятичей, предложенная на основании восточных источников акад. Б. А. Рыбаковым в значительной мере раскрывает тот большой внутренний потенциал, который позволял вятичам сохранять относительную самостоятельность в составе Киевского государства вплоть до XII в., несмотря на неоднократные попытки киевских князей подчинить своих восточных соседей [186, с. 258-284]. "Страна Вантит" арабских географов стремилась противостоять и киевским полянам-руси, и Хазарскому каганату; лишь постоянная угроза со стороны последнего, может быть, толкала вятичей и радимичей к более тесному союзу с Киевской Русью. Несколько раньше вятичей и радимичей, под воздействием степных факторов, в состав раннегосударственного образования "Руской земли" вошло племя северъ, славянское по языку.
Третья группа племен, "иже дань дають Руси", очерчивает максимальные пределы Древнерусского государства эпохи первых князей. Таким образом, этногеографическая карта ПВЛ позволяет реконструировать важные элементы пространственной и политической структуры Киевского государства, наметить ранние этапы его существования.
Начало этого процесса в летописи отражено сообщением об установлении своего рода межплеменного союза: "Живяху в мире поляне и деревляне и северъ и радимичи, вятичи и хорвате". Конфигурация, и частично состав этого объединения совпадают с территориальным ядром Киевской Руси, "Русской Землей" в узком значении, как оно установлено в фундаментальном исследовании А. Н. Насонова [153, с. 30]. С этой областью историки связывают и древнейших "росов", помещая здесь росомонов (IV в.) и роксаланов (V-VI вв.), чем объясняется, в свою очередь, известие о народе Hros у Захарии Ритора [16, с. 290-292].
Росомоны были вытеснены гуннами (375), аланы – аварами (558-568), в 670-х годах хазары поставили в данническую зависимость часть славянских племен [42, с. 83-87]. Государственное образование, зарождавшееся в "земле росов" достигает нового подъема лишь в начале IX в., когда после трехсотлетнего перерыва известия о "росах" вновь попадают на страницы источников. Народ Rochouasco (возможно, восходящий к роксоланам) был известен королю Англии Альфреду Великому [King Alfred's Orosius, 19]; с 813 по 842 гг. отмечен ряд набегов "русов" на побережья Черноморья и даже Средиземноморья [35, III, с. 64-65; 130, с. 199]. Именно в это время глава "Руской земли" принимает титул "каган" и отправляет первое посольство в Византию. К середине IX в., видимо, восходит известие Масуди о том, что "первый из славянских царей есть царь Дира, он имеет обширные города и многие обитаемые страны; мусульманские купцы прибывают в столицу его государства с разного рода товарами" [38, с. 137]. Имя Дира нередко рассматривают в одной цепи с именами Кия, Щека, Хорива как последнего представителя древней полянской княжеской династии [183, с. 169]; вполне возможна позднейшая контаминация его с Аскольдом, предшественником Олега. Связь Аскольда и Дира с "преданием о призвании варягов", в летописи достаточно искусственная, возможно, имеет определенную историко-политическую подоснову, поскольку в окружении "хакана" 838 г. находились свеи. Если не считать Аскольда и Дира современниками [16, с. 368-369; 130, с. 218], то есть все основания отнести правление Дира к более раннему времени, чем 860-882 гг., а именно – к 830-840-м годам, когда "начася прозывати Руская земля".
Каганат русов, несмотря на значительные достижения (военно-морские походы, дипломатические отношения с Византией, внешнеполитическую оппозицию Хазарии, развитие торговых связей, подтверждающееся широким проникновением дирхема в Восточную Европу именно в 790-830-х годах [249, с. 84]), встретился с определенными внешне- и внутриполитическими трудностями. Они отразились в известиях, отнесенных в ПВЛ к 859 г., о наложении дани – хазарами на полян (после знаменитого предания о мече!), северян и вятичей, а варягами – на северные племена словен, кривичей, чуди, мери, веси. В последнем случае речь, вероятно, идет о впервые зафиксированном в ПВЛ существовании "громадной разноэтнической федерации нашего Северо-Запада, состоящей из племен западных и восточных славян и аборигенных племен финно-угорского происхождения" [250, с. 220]. Именно эта федерация, сформировавшаяся подле "Русской Земли" Поднепровья, "Низовской Руси" и в противовес ей называющаяся "Верхней Русью" [164, с. 53], в 862 г. (по летописи) выступает инициатором "изгнания варягов", а затем "призвания князей" во главе с Рюриком: "...население северных земель могло пригласить одного из конунгов на правах князя с тем, чтобы он охранял его от других варяжских отрядов" [186, с. 299].
Список городов, упомянутых в "предании о варягах": Ладога, Новгород, Изборск, Белоозеро, позднее (после 864 г.) – Полоцк, Ростов, Муром,– очерчивает первоначальные границы "Верхней Руси", на основе которой позднее сложилась Новгородская, Псковская, а уже в X в. обособилась Ростово-Суздальская земля. Ее центры, несомненно связанные между собой и выполнявшие определенные административные функции межплеменного союза (а в период его кризиса, скорее всего, использованные и для взимания "варяжской дани" со словен, кривичей, чуди, мери, веси), очевидно функционировали ранее середины IX в. Видимо, по отношению к "каганату росов" первой половины IX в. новое объединение было в какой-то мере дестабилизирующим фактором, хотя в такой акции, как изгнание варягов, могло, в принципе, опереться и на поддержку поднепровских славян. В 870-е годы, поданным Никоновской летописи, Б. А. Рыбаков констатирует возрастающую активность южной, днепровской Руси и одновременно, какие-то конфликты на севере, в результате которых "избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцких мужей" [186, с. 306]. Лишь в 882 г., после похода Олега из Новгорода на Киев, единство русских земель было восстановлено, и процесс государственной интеграции вступил в новую фазу.
Этногеография "Повести временных лет" запечатлела основные этапы этого процесса в предшествующий период. Сформировавшиеся в это время (к середине IX в.) структурные особенности сохраняли свое значение и позднее. Соотношение "первичных государственных территорий", ведущих княжений (Киев, Новгород, Полоцк); тяготеющих к ним межплеменных союзов ("Русской Земли" – на юге, "Верхней Руси" – на севере); данников Руси, либо втянутых уже в процесс формирования древнерусской народности (весь, меря, мурома), либо ограниченных политической зависимостью (прибалтийские племена и северные "перемь" и "печера" – бьярмы скандинавских саг) сохраняло свое значение и в X-XII веках.
Многослойная структура этногеографии ПВЛ в основных своих чертах подтверждается данными других, в том числе иноземных; источников. Деление на "Русскую Землю" ("низовскую", "внутреннюю" Русь) и "Верхнюю" ("внешнюю") Русь (с центром в Новгороде) описано в середине X в. в сочинении византийского императора Константина Багрянородного, где отмечены важнейшие русские города (Киев, Новгород, Смоленск, Любеч, Чернигов), а также названы некоторые восточнославянские племена [Const. Porph., 9]. С его описанием полюдья киевских князей перекликаются сведения арабских источников, в наиболее полной редакции представленные в тексте Гардизи о русах: "...постоянно по сотне и по двести [человек] ходят они на славян, насилием берут у них припасы, чтобы там существовать; много людей из славян отправляются туда и служат русам" [73, с. 82; 186, с. 329]. Отразилась у восточных авторов и территориальная неоднородность Руси в сведениях о трех русских центрах, или городах, транскрибируемых обычно как Славиюн, Куйава и Арса, и с наибольшими основаниями отождествляемых с Новгородом, Киевом и Ростовом [70, с. 104-111].
Этногеографическая концепция ПВЛ от зарубежных источников отличается большей стройностью и полнотой. Сопоставляя ее с географическими представлениями о Восточной Европе, сложившимися в древнесеверной литературе [143, с. 124-127], следует отметить их совпадение в принципиальных, важнейших моментах. Скандинавской традиции известны все основные древнерусские города, выделенные ПВЛ в качестве центров земель и княжений, зафиксированы и магистральные водные пути. В то же время "Путь из варяг в греки" как особая транспортная система в северных источниках не отразился: путь этот – явление восточноевропейское, норманны познакомились с ним, когда он уже сложился как центральная государственная магистраль. Географическим ориентиром для скандинавов служило более общее понятие Austrvegr, и его маршрутная детализация происходила, видимо, уже на русской территории, в условиях контакта со славянской знатью и купцами, княжескими дружинами и населением городов.
Этническая спецификация разных областей "Гардов" скандинавам оставалась неизвестна: видимо, их контакты с местным населением ограничивались городскими центрами на магистральных путях, связи с сельским населением, если и завязывались, то лишь в ближайшей округе этих центров, и племенные различия в пределах государственной территории остались вне поля зрения варягов. Совершенно противоположной была ситуация в Прибалтике; степень осведомленности об этническом составе населения этого региона в русских и скандинавских источниках примерно одинакова.
Область Древней Руси, наиболее знакомая скандинавам, с городами Альдейгьюборг и Хольмгард (Ладога и Новгород), возможно, первоначально собственно "Гарды", и по данным ПВЛ выступает зоной наиболее ранних и интенсивных славяно-скандинавских контактов. Верхняя Русь, область северной межплеменной конфедерации, варяжской дани и "призвания князей" в первую очередь стала ареной зарождения русско-варяжских отношений. |
|
