Литература

Источник: Э. ОЛЬГЕЙРССОН. ИЗ ПРОШЛОГО ИСЛАНДСКОГО НАРОДА

Чтобы понять общественный строй, который сложился в Исландии в первый век после ее открытия, нам необходимо разобраться в том, что произошло в мире несколькими столетиями раньше. Исландское общество образовалось в результате одной из величайших бурь в истории. Великолепные героические предания той эпохи, как и лучшие "саги об исландцах"¹, знакомят нас с противостоящими друг другу общественными строями, которые тогда вели между собой борьбу.

В период, охватывающий начало нашей эры до заселения Исландии, столкнулись два мира, два совершенно различных общества. В течение восьми-девяти веков народы Европы непрерывно находились в горниле истории; распадались одни народы и образовывались другие. Поэтому нам необходимо вспомнить эти столкновения, имевшие такие решающие последствия, и величайшие революции, в результате которых гибли старые общественные формы и образовывались новые. Лишь при этом условии мы сможем Правильно понять общественный строй древней Исландии.

Это бурное время можно разбить на два периода.

Первый начинается незадолго до нашей эры и длится до V века н. э. В этот период происходят столкновения богатой и единой, но уже прогнившей Римской империи, основой которой являлись рабовладение, эксплуатация крестьян и угнетение провинций, с бедными и разобщенными, но смелыми родовыми коллективами германцев и кельтов. Эти войны и вызываемые ими потрясения приводят к гибели Западной Римской империи, государства, которое само образовалось за несколько веков до нашей эры из римских родовых коллективов².

Второй период начинается с V века н. э., когда в бывших провинциях Римской империи складываются эксплуататорские государства. Эти новые государства образовались в результате разложения и гибели родового строя у германских народов, подчинивших себе эти провинции, в результате захвата власти господствующим классом, выросшим из недр бесклассового родового строя. "Революция" господствующего класса происходит последовательно во всех крупных странах в первые века заселения Исландии и достигает своей высшей точки в начале IX века в государстве Карла Великого, нанесшего жестокие удары древним обществам.

Прежде чем перейти к более позднему времени, следует внимательнее рассмотреть эти два периода, для того чтобы лучше понять общественное устройство и культуру древней Исландии.

I. Борьба родовых обществ с римским государством. Падение Римской империи

Римское эксплуататорское государство уже в самом начале своего всемирного владычества столкнулось на своих северных границах со множеством родовых обществ – кельтских, германских и других.

В течение ряда веков рабовладельцы, правящий класс Римской империи, вели войны на территориях, заселенных кельтами, германцами и другими народами, находившимися на стадии родового строя, отнимали у них землю, убивали тысячи и тысячи людей, продавали и обращали в рабство мужчин, женщин и детей. Так рабовладельцы Рима добывали себе рабов – "говорящие орудия производства" – и подчиняли чужие страны.

Правящий класс Рима полностью использовал свои преимущества: единство и хорошую организацию; в его руках была сосредоточена безраздельно вся государственная власть, и поэтому в борьбе с разрозненными племенами перевес был на его стороне. Кроме того, римское войско значительно превосходило племена варваров в вооружении и в военной технике.

Многие из наиболее проницательных вождей этих родовых коллективов отдавали себе отчет в том, что разобщенность племен была на руку римлянам и что последние применяли политику натравливания одних племен на другие с целью добиться господства над ними или воспрепятствовать их победе над угнетающим их римским государством. Когда Теодорих, впоследствии знаменитый король остготов, известный в исландских сагах под именем Тидрека из Берна, в молодости находился со своим войском во Фракии на службе у римлян и должен был воевать против другого готского племени, вождь этого племени обратился к нему с такими словами: "Разве вам не известно, что политика римлян всегда стремилась к тому, чтобы истреблять готов одних другими? Разве вы не понимаете, что на того из вас, который выйдет победителем из этой противоестественной борьбы, обрушится, и поделом обрушится, их непримиримая ненависть? Где те воины, – мои и твои соплеменники, – вдовы которых оплакивают утрату своих мужей, павших жертвами твоего безрассудного честолюбия? Где те сокровища, которыми обладали твои солдаты в то время как, увлекшись твоими обещаниями, они впервые покинули свои жилища, чтобы стать под твое знамя? У каждого из них было в ту пору по три или по четыре коня; теперь они следуют за тобой по фракийским пустыням пешком, точно рабы; а ведь те храбрецы, которых ты соблазнил надеждой, что они будут отмеривать золото четвериками, такие же вольные и благородные люди, как и ты сам"³. Таков был образ мыслей варваров, свободных членов родовой общины. И мятежные слова, подобные вышеприведенным, падали на благодатную почву.

Наиболее умным племенным вождям уже после первых столкновений с эксплуататорским римским государством сплошь и рядом удавалось объединить раздробленные и враждующие родовые общины для борьбы против римского правящего класса. Мы по сей день с восхищением вспоминаем этих борцов за свободу, которым удавалось создать крупные, хотя, как правило, и недолговечные союзы для защиты свободы и прав родовых общин или для завоевания утраченной свободы. Исход их борьбы имел решающие последствия: их победы и поражения определили судьбы народов вплоть до нынешнего дня.

Верцингеторикс, вождь племени авернов, сумел объединить галльские (кельтские) племена и поднять их на восстание против римлян, которые под предводительством Юлия Цезаря подчинили себе Галлию. Будучи искусным полководцем, Верцингеторикс вел партизанскую войну, применяя метод опустошения страны перед наступающим противником. Однако, несмотря на героическую борьбу, галлы в конце концов потерпели поражение. Не последней причиной в данном случае явилось то, что многие племена не решились разрушить свои города, чтобы создать римлянам невыносимые условия. Верцингеторикс был взят в плен и

Обезглавлен в Риме в 461 году до н. э., а Галлия так и осталась латинской страной.

Арминий, вождь племени херусков, родившийся, как предполагают, в 17 году до н. э., объединил множество германских племен и поднял их на борьбу против римлян, когда Рим был еще в расцвете своего могущества. Восстание было Вызвано попыткой римского господствующего класса распространить на это родовое общество "римское право", Превратить свободных германцев в рабов Рима. Энгельс так описывает отношение германцев к подобной перспективе:

"В самом деле, римское право с его классическим расчленением частнособственнических отношений должно было показаться просто абсурдным в глазах германцев, владевших только на основании их общинной собственности на землю незначительной частной собственностью, которая у них развилась. Точно так же и торжественная обстановка римского судебного процесса с отводами и постоянными отсрочками должна была показаться германцам, привыкшим по обычаю предков в какие-нибудь несколько часов самостоятельно творить суд и расправу в открытом народном суде, лишь отказом в каком бы то ни было правосудии, а окружавшая проконсула толпа стряпчих и крючкотворов – тем, чем они и были в действительности, т. е. настоящими разбойниками. И вот германцы должны были отказаться от своего свободного суда, где товарищ судил товарища, и подчиняться безапелляционному приговору одного человека, который вел дело на чужом языке, и притом на основе в лучшем случае чуждого им и к тому же совершенно неприменимого права, и который сам был заинтересованной стороной. Свободный германец, которого, по Тациту, только жрец имел право ударить в редких случаях, который подвергался смертной казни лишь за измену своему племени, а в остальных случаях мог штрафом (вергельдом) искупить всякий ущерб, даже убийство, который привык сам приводить в исполнение кровную месть за себя и за своих родных, – должен был теперь ложиться под розги и секиру ликтора. И все это только для того, чтобы создать условия для высасывания соков из страны податями в пользу фиска, вымогательством и взятками в пользу проконсула и его присных.

Но Вар⁴ просчитался. Германцы не были сирийцами.

Своей насильно навязываемой римской цивилизацией он произвел впечатление на них только в одном отношении. Он показал соседним племенам, состоявшим только в вынужденном союзе с Римом, какое невыносимое иго угрожало им, и вызвал среди них своими насилиями такое единство, которого они до сих пор никогда не могли добиться"⁵.

Арминий воспользовался справедливым возмущением германских племен против попыток Рима покорить их и объединил эти племена в один союз, заставив их отказаться от традиционной раздробленности и взаимного недоверия. А поскольку эти германцы были свободными людьми, боровшимися за сохранение своей личной свободы и свободы своей родины, и поскольку они ставили эту борьбу превыше всего, они превзошли римское войско энергией и храбростью. По этой причине, а также благодаря способностям Арминия как вождя и военачальника германцам удалось разбить наголову римские легионы Вара в 9 году н. э. в крупной битве в Тевтобургском лесу. Эта битва нанесла удар по господству римлян над германскими племенами. И Германия остается германской по сей день.

Эта освободительная борьба древних германских племен против гнета римского правящего класса до сих пор трогает "души последующих поколений печальным голосом скальда", о чем напоминает нам Стефан Г. Стефанссон⁶, осуждая в своем стихотворении "Трансвааль" колониальный гнет и грабеж британских насильников – преемников римского эксплуататорского государства. В этом стихотворении, восхваляющем борьбу народа за свободу, против превосходящих сил насильников-колонизаторов, он говорит:

И чем борьбу ни завершать,

Цель благородная у ней:

Свободу человеку дать,

Раба избавить от цепей.

Да, зло закон войны творит,

Несет он горе, кровь и страх,

Но Рим Арминием разбит

У Тевтобурга был в лесах.

И оттого не покорен

Наш род. И славен этим он.

Битва в Тевтобургском лесу спасла германские родовые общины от гнета римского господствующего класса. Римское владычество было остановлено у Рейна и Дуная.

Прошло еще три века – три века, в течение которых развивались родовые общины германцев и приходило в упадок и клонилось к гибели эксплуататорское римское государство.

И вот приблизился последний день величайшей в истории человечества империи. Господствующий класс римского государства утратил моральные устои и разложился. Классовое угнетение разорило крестьянство, из которого ранее составлялось ядро войска, покорявшего для Рима чужие земли. Угнетенный класс рабов ненавидел правящий класс Рима. Среди рабов были сотни тысяч германцев и кельтов – мужчин и женщин, насильственно вырванных из их родовых общин, – и все эти люди с нетерпением ждали часа, когда придут их сородичи и освободят их. Среди этих угнетенных классов, среди рабов и крестьян Римской империи, с огромной быстротой стало распространяться мятежное учение христианства, провозглашающее равноправие раба и крестьянина, богача и римского чиновника и обещающее тысячелетнее царство братства.

Римская империя стала в большинстве случаев прибегать к наемному войску, которое составлялось теперь из "варваров", купленных на золото Рима. Это лишенное монолитности войско, защищавшее чуждые ему интересы, правящий класс Рима удерживал в своих руках хитростью, так как он видел слабые стороны племен, их внутреннюю вражду и разобщенность и полностью использовал эти слабости. Кроме того, правящий класс империи очень хорошо понимал, что его собственная мощь зависит от прочной государственной власти, которая объединяет все силы империи. Эта страшная власть Римской империи в период ее расцвета причинила столько горя племенам, что они продолжали бояться ее и тогда, когда империя лишилась своей мощи, когда от ее былой силы осталась только тень.

Но когда свободные племена "варваров" в частных столкновениях вне пределов Римской империи узнали, насколько ослаб старый лев, и когда угнетенные классы рабов и крестьян римского государства, объединившись с "варварами", познали свою силу, – для великого угнетателя настали черные дни.

В IV-VI веках н. э. усилились нападения "варварских" народов на Римскую империю. Каждая новая волна "варварского" нашествия наносила удары по прогнившему зданию старого рабовладельческого государства. Внутри Римской империи поднялись низшие классы – рабы, крестьяне и ремесленники. Они соединились с "варварами" и общими усилиями свергли господствующий класс Римской империи, разбив вдребезги ее государственную машину.

Можно привести множество примеров совместных выступлений низших классов империи, способствовавших развертыванию революции изнутри, и "варваров" родовых общин, нападавших на империю извне. Когда Аларих, вождь готов, перечисляет римлянам условия сдачи, он, в частности, требует выдачи ему "всех рабов, которые в состоянии доказать, что имеют право называться варварами"⁷, то есть доказать свое германское или кельтское происхождение, с тем чтобы освободить их. Гиббон рассказывает о том, как Аларих разбил свой лагерь в Тоскании: "...под его знаменами нашли для себя убежище сорок тысяч варваров, только что высвободившихся из своих цепей и горевших нетерпением отмстить, под предводительством своего великого освободителя, за оскорбления и унижения, вынесенные во время их тяжелого рабства"⁸.

Далее Гиббон описывает взятие Рима Аларихом: сенат "был не в состоянии уберечься от заговора рабов и слуг, которые желали успеха варварам или потому, что были одного с ними происхождения, или потому, что находили в этом свой интерес. В полночь Саларийские ворота были тайком отворены, и жители проснулись при страшном звуке готских труб"⁹.

Когда Фритигерн, вождь вестготов, бился во Фракии, он с радостью принял помощь выносливых работников, изнывавших от непосильного труда на золотых приисках под плетьми жадных господ, и эти новые союзники провели варваров тайными тропами к укрытиям римлян. А когда варвары победили римлян, они нашли, между прочим, огромное множество готских детей, взятых в плен, которые теперь были возвращены своим родителям¹⁰.

Против римского государства, основанного на рабовладении и эксплуатации крестьян, двинулись теперь племена германцев и кельтов, гуннов и других "варваров"; в союзе с угнетенными классами Римской империи в этот величайший переворот человеческой истории, часто называемый "великим переселением народов", они разбили до основания римское государство.

Борьба родовых общин с таким гигантом, каким была Римская империя, прежде всего накладывала отпечаток на идеологию "варваров", будила их фантазию. Рим обладал богатством, которого не было у родовых общин, которого они и жаждали и боялись. Рим – это была красота и искусство, которые лишь очень немногие из "варваров" понимали или любили. Рим – это были разврат и безнравственность, которые они презирали, но которыми они заражались. Рим – это был угнетатель, ненавидимый свободными племенами, гибели которого они желали.

Воинственные германские и другие племена, бедные, но мужественные, варварские, но великодушные, грубые, но неиспорченные, начали теперь более или менее систематические нападения на все социальное здание римского эксплуататорского государства и в результате трех-четырехвековой борьбы, в особенности же в V веке н. э., сровняли его с землей.

Государственная власть римского господствующего класса была уничтожена, его законы и право перестали существовать. Его богатства были поделены, однако несправедливо, ибо теперь развращающая власть золота прельстила военачальников и вождей и они захватили большую часть, нежели простые воины¹¹. Города Римской империи, произведения искусства, средства сообщения – все это постигла одна и та же участь – гибель. Но на развалинах Римской империи, на развалинах классической культуры и колоссального государства, ставшего нестерпимым проклятием для миллионов рабов и эксплуатируемых крестьян, возникло новое общество, в котором уже не было рабства, налогового бремени и ничем не ограниченного экономического гнета римского правящего класса. Но и прежний родовой строй исчез в той части Европы, которой владела Римская империя.

Когда родовые коллективы подчинили себе земли и народы, которыми ранее владел Рим, родовому строю пришел конец. Объединение людей одного племени, равноправных и свободных, не годилось ни для того, чтобы господствовать над другими, ни для того, чтобы быть закабаленным самому. Поэтому ему пришлось сойти с арены истории, уступив место новым общественным формам.

Но многое из наследства родового общества было сохранено и стало оружием угнетенных классов феодального общества в их классовой борьбе за свободу в средние века.

II. Отражение борьбы против Римской империи в идеологии и творчестве

Грандиозная борьба, развернувшаяся в тот период, когда два в корне отличных друг от друга по своей природе и своему строю общества решительно столкнулись между собой, нашла символическое отражение в духовном мире родового общества. В его воображении, с одной стороны, вставал образ члена родовой общины, воина-героя на коне, вооруженного мечом, смелого, благородного, удачливого в боях, которому суждено в конце концов стать жертвой проклятия павшего врага; с другой стороны, образ колоссального чудовища – огромной Римской империи, дракона, лежащего на золоте и питающегося кровью родовых общин, но также осужденного на гибель и отравляющего при этом проклятьем золота и своего победителя – родовое общество.

Классическим олицетворением этого антагонизма являются фигуры Сигурда Вальсунга¹² и Фавнира¹³, а историческое столкновение двух обществ нашло себе символическое отображение в борьбе Сигурда и Фавнира: Сигурд убивает дракона, лежащего на золоте, но золото Фавнира, будучи первоначально даром богов, которое Фавнир захватил, убив своего отца и брата, сделалось затем величайшим проклятием для Сигурда и в конце концов принесло ему гибель.

Германские народы сохранили воспоминание о трагедии гибнущего родового строя в преданиях о Вальсунгах. У исландцев они сохранились в песнях о Вальсунгах и других песнях "Эдды", а также в "Саге о Вальсунгах", в основе которой лежат эти песни. Немцы сохранили эти воспоминания в эпосе периода феодализма – в "Песне о Нибелунгах".

Основная драматическая линия "Саги о Вальсунгах" – проклятие наследия Фавнира, золота, – является главным моментом всей моральной, то есть в действительности всей политической и социальной борьбы родового общества против разложения, порожденного богатством римского государства. Золото и другие богатства Римской империи разрывают моральные узы рода, уничтожают его законы и порождают коварство и вероломство, ложь и измену, неизвестные ранее родовому обществу. Читать рассказ Гиббона об эпохе переселения народов – то же самое, что вновь и вновь перечитывать "Сагу о Вальсунгах".

Фавнир, змей, лежащий на золоте, становится символом римского господствующего класса и олицетворением всех тех зол, которые принесло римское богатство родовым общинам, хотя им и удалось сокрушить Западную Римскую империю и ее правящий класс. Подобно тому как в героических песнях гибнут Вальсунги и Гьюкунги, так в действительности гибнет и родовое общество.

"Я носил шлем-страшилище, пугающий людей (то есть стал наводить ужас на всех людей), с тех пор, как я завладел наследием брата моего. Я изрыгал яд во все стороны и так далеко, что никто не смел приблизиться ко мне. Никакого оружия я не боялся, и сколько бы людей я ни видел пред собой, я всегда считал себя намного сильнее их. И все страшились меня", – говорит Фавнир Сигурду.

Но шлем-страшилище не помог Римской империи в ее борьбе против сил родовых коллективов. Между тем губительная сила золота Римской империи уничтожила самого победителя – родовое общество.

Золота блеск!

И пламя сокровищ –

Вот где гибель твоя.

Это проклятие Фавнира, произнесенное им во время смертельной борьбы, сбывается.

Сигурд Фавнисбани ("победитель Фавнира") становится бессмертным героем родового строя, фактически значительно более символичным и трагическим героем гибнущего социального строя, чем какой-либо из греческих героев "Илиады", созданных на соответствующей ступени развития древнегреческого родового общества, а именно в героическую эпоху¹⁴.

Сигурд Фавнисбани, победитель чудовища золота, сам становится жертвой проклятья золота, распада уз верности. Причины его личной трагедии те же самые, что и причины разложения и гибели родового строя.

Ни Гектор, ни Ахилл, ни другие герои гомеровских поэм не вели такой трагической борьбы с "судьбой"¹⁵, как Сигурд Фавнисбани. Почему же герои греческого родового общества, изображенные в гомеровских поэмах, так высоко оцениваются даже в исторических трудах ученых социалистических стран, тогда как герои гибнущего германского родового общества почти осуждаются?

Чарующее искусство поэзии Гомера, классическая скульптура греков и, наконец, то обстоятельство, что это искусство наследовалось в течение двух тысячелетий господствующими классами классовых обществ, – вот что так высоко подняло героев Гомера в сознании народов.

В "Критике политической экономии" Карл Маркс гениально определил основные причины того эстетического наслаждения, которое нам дают поэмы Гомера:

"...трудность заключается не в том, чтобы понять, что греческое искусство и, эпос связаны известными формами общественного развития. Трудность состоит в понимании того, что они еще продолжают доставлять нам художественное наслаждение и в известном смысле сохраняют значение нормы и недосягаемого образца.

Мужчина не может снова превратиться в ребенка или он становится ребячливым. Но разве не радует его наивность ребенка и разве сам он не должен стремиться к тому, чтобы на высшей ступени воспроизводить свою истинную сущность. Разве в детской натуре в каждую эпоху не оживает ее собственный характер в его безыскусственной правде? И почему детство человеческого общества там, где оно развилось всего прекраснее, не должно обладать для нас вечной прелестью, как никогда не повторяющаяся ступень? Бывают невоспитанные дети и старчески умные дети. Многие из древних народов принадлежат к этой категории. Нормальными детьми были греки. Обаяние, которым обладает для нас их искусство, не стоит в противоречии с той неразвитой общественной ступенью, на которой оно выросло. Наоборот, оно является ее результатом и неразрывно связано с тем, что незрелые общественные отношения, при которых оно возникло, и только и могло возникнуть, никогда не могут повториться снова"¹⁶.

Если мы наслаждаемся детством человечества, которое придает прелесть произведениям Гомера и освещает ярким светом персонажи "саг об исландцах", то почему мы не можем теперь, видя приближение конца классового общества на земле, понять и проследить с сочувствием и с восхищением трагедию героев, живших в эпоху детства человечества, столкнувшихся затем с противоречиями нового социального строя, с первыми противоречиями классового общества, которое принесло им гибель?

В мире искусства у греческих и германских героев сложились совершенно различные судьбы.

Греческие герои пользовались любовью величайших поэтов и скульпторов мира, популярность их росла из века в век. Шестьдесят поколений образованных людей из правящих классов считали своим долгом изучать греческий язык, чтобы читать и знать прекрасные стихи Гомера.

А Сигурду Фавнисбани и родам Вальсунгов и Гьюкунгов еще присуща грубость варваров, их происхождение уходит своими корнями в седую старину родового строя. Гибель родового общества – это и их гибель. Художественные произведения, в которых описывается трагедия этих незабываемых героев, были, за исключением "Песни о Нибелунгах", созданы на языке простого народа, на языке, который понимали лишь очень немногие и которым еще меньшее число могло пользоваться, как родным.

Когда я думаю о том, какие различные судьбы в литературе и искусстве постигли героев Гомера и героев "Саги о Вальсунгах" или "саг об исландцах", мне часто вспоминается стихотворение Йоуна Хельгасона¹⁷.

Много цветов красивых есть

В теплых садах на юге.

Каждый любовно холит их,

Солнца лучи их греют.

Но северный мне милей цветок,

Там, где ручей студеный

Между обломков суровых скал

Ищет свой путь в ущелье.

Участники современного рабочего движения должны бы почувствовать свою близость к героям древнего родового строя с их борьбой с проклятьем золота. Однако лишь очень немногие понимают, какая здесь существует связь. Память о Сигурде Фавнисбани, к несчастью, попала в лапы немецкого господствующего класса, который обошелся с ней так же, как нацизм обошелся с духовным наследием немецких трудящихся.

Хотя деятели рабочего движения вплоть до настоящего времени (за исключением Маркса и Энгельса) и оказались по отношению к наследству древнего бесклассового общества более безразличными, чем следовало бы, все же не случайно, что именно один из крупнейших вождей социализма и самых выдающихся людей Англии XIX века, поэт Уильям Моррис, создал прекраснейший "эпос" последних веков как раз о Сигурде Вальсунге ("Sigurd the Völsung"). Уильям Моррис был тесно связан с Исландией. Он знал исландский язык, страстно любил "саги об исландцах" и вместе с Эйриком Магнуссоном трудился над их переводами. Он совершил путешествие по Исландии, и это близкое знакомство со страной и ее народом бесспорно помогло ему глубже, чем кому-либо из его современников, понять родовой строй и его литературное наследие. Он настолько глубоко чувствовал величие "Саги о Вальсунгах", что не мог даже найти достаточно сильных слов, чтобы осудить ее "осквернение" (desecration), в котором, по его мнению, был виновен Рихард Вагнер, сочинивший оперу на эту тему.

Уильям Моррис заслуживает признательности рабочего движения за ту связь, которую он установил между героическим периодом родового строя и современным социализмом.

Литература эпохи феодализма стран Центральной и Южной Европы по обыкновению того времени превратила Сигурда Фавнисбани в героя господствующего класса. Примером такого превращения является "Песнь о Нибелунгах". Характерно, что в литературе феодального общества, возникшего на развалинах родового строя, вымирает и род Сигурда.

Лишь в Исландии, где пережитки родового строя сохранились дольше, чем где бы то ни было, сохранилось дольше и воспоминание о Сигурде Фавнисбани в первоначальном, неискаженном виде. Вплоть до века возникновения письменности простой народ хранил песни и устные предания о Сигурде, Брюнхильд и Гудрун. Нигде, кроме Исландии, не известно об Аслауг, дочери Сигурда и Брюнхильд. По исландскому народному преданию, она прячется в арфе Хеймира и тайно воспитывается в избушке у бедного старика. Родовой строй и возник в Исландии как бы для того, чтобы избежать той страшной судьбы, которая выпала на долю родовых обществ стран континента, или отсрочить приближение этой судьбы, и поэтому героический род Вальсунгов и Гьюкунгов должен был стать его поэтическим изображением. Свободные исландские бонды чувствовали в воей крови кровь этого благородного рода и мечтали о том, чтобы довести до победы дело, за которое он боролся. Для того же, чтобы подтвердить свое духовное и историческое родство с этим родом, они даже ввели этих погибших героев в свои генеалогические таблицы¹⁸.

В песнях трудового исландского народа восхваляется не только мужество героев-воинов, сражающихся с великой злой силой, драконом, лежащим на золоте. У героев древнего родового общества были и другие добродетели, кроме мужества и отваги.

Первый добрый совет в "Песне о Сигрдриве"¹⁹ – песне о Брюнхильд и Сигурде – это первая заповедь родового общества:

Слушай совет мой, –

С родней не враждуй,

В мире живи с ней.

За обиды не мсти –

Одним мертвецам

От этого польза.

Прекрасным доказательством того, что для родового коллектива был характерен дух взаимопомощи, является пожелание, которое Сигрдрива-Брюнхильд произносит от имени их обоих:

Славим вас, боги!

И вас, богини!

И щедрую землю!

Даруйте мудрость нам,

Дар красноречья

И врачеванья.

Как видим, храбрейшие герои просят не удачи в бою, а "дара врачеванья". Они просят не богатства и власти, а мудрости и дара красноречья.

Это прекрасно показывает то здоровое и возвышенное, что было в морали родового общества, и эта зрелая и неиспорченная мораль характерна для героев гибнущего родового общества. "Саге о Вальсунгах" придает трагическое величие то обстоятельство, что родовой строй, о котором в ней рассказывается, гибнет не в силу собственной слабости, не в силу морального упадка, а в результате действия внешних причин и в первую очередь появления богатства и власти. Очевидно, именно такое понимание было дорого для этого народа, который хотел как можно дольше верить в жизненность родового строя.

Дело не только в том, что прекрасные образы Сигурда и Брюнхильд, а также предание об их дочери Аслауг сохранились только в Исландии. Гудрун – дочь Гьюки, супруга Сигурда, воплощение великой трагедии, единственная, кто остается в живых, когда проклятье золота истребляет весь ее род, – превращается в Норвегии (стране, где господствующий класс уничтожил родовой строй при помощи насилия и гнета государственной власти) в злого духа с конским-хвостом, скачущего в оскорей²⁰. А по исландским народным представлениям, она пережила Сигурда. Она сохраняет свое достоинство и человеческий облик и тогда, "когда она играет на арфе в своей постели в Хьялли и когда с достоинством и важностью едет по двору в Миддале"²¹.

Таким образом, у легендарных героев родового общества в каждой отдельной стране была своя судьба в литературе, сходная с действительной судьбой данного народа на стадии родового строя.

Древнее героическое предание, каким его хранит в своих песнях "Эдды" исландское общество бондов, свидетельствует о том, что идеалом человека родового общества был не только мужественный воин-герой, но и мудрый, добрый человек, который умел врачевать раны и стремился к миру. Это надо иметь в виду, когда стараешься понять людей древней Исландии.

Однако поколения, которые видели, как у них на глазах рушится старое общество, то есть родовой строй, создали не только его героический эпос – сказание о Вальсунгах. Впоследствии они создают другие такие же и даже более значительные произведения. Исторические события, лежащие в основе сказаний о Вальсунгах, имели место в первый период "революций" и войн, который мы называем периодом "великого переселения народов", когда родовые общества бургундов и других германских племен гибнут после победы над Римской империей в V-VI веках и повсюду до самой земли саксов образуются классовые общества. Мы остановимся позднее на тех произведениях, которые будут созданы на более поздней ступени переворота, когда в IX-X веках родовой строй в стране саксов, у западных славян, в Восточной Европе и Скандинавии потерпит поражение и остатки его сохранятся только в Исландии, где он споет свою лебединую песню.

III. Антагонистические противоречия начала IX века

Теперь от мира идей, сохранившего в бессмертных песнях и преданиях наследие родового строя, вернемся назад к породившей его действительности, которую мы застаем в Европе после "великого переселения народов", когда пала Римская империя и погибло родовое общество, нанесшее ей поражение и захватившее ее земли.

Прежде всего можно сказать следующее: земли саксов и частично река Эльба (как за несколько веков до этого Дунай и Рейн) образуют в начале IX века границу между двумя обществами, непохожими друг на друга, противоположными друг другу.

К западу от земель саксов мы находим государственную власть феодального общества, а к востоку от этих земель и в Северной Европе еще сохраняется родовой строй, хотя ему теперь остается существовать недолго.

Ф. Энгельс в "Происхождении семьи, частной собственности и государства" дает классическое освещение событий, происшедших после того, как племена франков и других германцев покорили Римскую империю²².

Теперь мы попытаемся разобраться в сущности тех двух совершенно различных общественных формаций, которые противостоят друг другу в Европе в начале того века, когда произошло заселение Исландии. Эти столь несхожие формы общественного устройства не только противостоят друг другу в своей социальной основе – производительных силах и способе производства (то есть делении на классы и праве собственности), но и в способе правления – законах, морали и мировоззрении.

С одной стороны – древний родовой строй, вступивший теперь в последнюю стадию своего развития и охватывающий Северную и Восточную Европу, страну саксов, Ирландию и некоторые менее значительные районы. С другой стороны – новое общество, характеризующееся наличием короля и знати; впервые в истории этих народов была создана государственная власть – аппарат для подавления крестьян и работников, находящийся в руках только что образовавшегося господствующего класса. Это новое общество быстро вступило на путь феодального развития.

Родовой строй

Древний родовой строй, который в течение многих веков был формой общественного устройства этих стран, вступил, наконец, в последнюю стадию своего развития. Возникла новая общественная единица – отдельная семья – и появилась индивидуальная обработка земли. Все это разрушило единство рода и положило начало частной собственности, которая развивалась в противовес общей собственности рода. Социальное влияние этого ростка новой общественной формы быстро возрастало. Родовой строй разлагался, но этот процесс шел медленно, неровно, а временами наблюдалось возвращение к старому, так как приверженность к старому была сильна и далеко не все "новшества" были желательны. Нам необходимо ясно представить себе, как далеко зашло это разложение в скандинавских странах, у саксов и у других народов в начале IX века.

Древняя общая собственность рода на землю в основном исчезла. Однако сохранилась общая собственность более или менее крупных коллективов в Исландии ("хреппов", "четвертей", всей страны) на так называемые общинные владения: на пастбища, выгоны, леса, воды и выброшенное морем имущество, а также на море и на то, что в нем находится. Основную массу народа составляли владеющие землей общинники, и наличие этих свободных общинников является основной чертой родового строя.

На место древней бесклассовости пришло классовое расслоение. Возникло не только имущественное неравенство между отдельными родами, но и имущественное неравенство между родовыми вождями, с одной стороны, и простыми общинниками, владеющими землей, – с другой. Однако причины этого неравенства коренились ие в том, что вожди эксплуатировали общинников своего собственного рода, а в том, что они располагали большим земельным участком или имели больше, нежели один земельный участок, а также в том, что у них было больше рабов и они получали большую долю добычи после морских набегов или иных военных действий. Классовое расслоение существовало, кроме того, между свободными общинниками и их работниками. И наконец, классовая дифференциация существовала между свободными и рабами.

Но родовые узы по-прежнему сохраняются как важнейшая консолидирующая сила. Сплоченность и коллективная ответственность рода за права и обязанности отдельной личности внутри узкого и в основном связанного с определенной территорией коллектива еще весьма сильны, настолько сильны, что, можно сказать, отдельный представитель рода считал себя прежде всего членом рода и лишь затем отдельным индивидом и рассматривал свои обязанности и права скорее с точки зрения всего рода, нежели со своей собственной точки зрения. Поэтому этим людям кажется достаточной местью убийце, если будет убит кто-нибудь из его рода. Поэтому женщинам представляется естественным выходить замуж "по совету родичей". Поэтому свободным общинникам представляется еще естественным следовать за родовым вождем, предводителем данного коллектива (то есть рода), олицетворяющим единство рода. Однако все эти традиции родового строя начинают разрушаться.

Форма правления характеризуется в эту эпоху фактическим политическим равноправием владеющих землей общинников, причем это равноправие осуществляется на народных собраниях их законодательной и судебной властью под предводительством их родовых вождей.

Фактической гарантией этого равноправия и свободы народа является то, что он вооружен и имеет желание и средства отстоять свое право и свободу как внутри данного коллектива, так и вне его, если на него будет совершено нападение или оскорблено его достоинство. Все свободные люди родового общества вооружены. Ношение оружия является отличительным признаком свободного человека. Этот вооруженный коллектив свободных общинников и работников назывался у древних скандинавов herr или her, и это слово могло означать и "войско", и "множество людей", и "жители вообще", как это явствует из слова alls-herjar – "общий"²³ (у Ари Мудрого: alls-herjar fé – "общее имущество", alls-herjar goði–"общий годи"). Все это маленькое общество представляло собой единое войско, все были готовы выступить с оружием в руках в случае необходимости. Маркс пишет по этому поводу:

"Вот почему состоящая из семей община на первых порах организована по-военному, как военная и войсковая организация, и такая организация является одним из условий ее существования в качестве собственницы"²⁴.

Не требовалось никакой воинской повинности, и не было никакого войска вне самого народа или враждебного ему. Ведение войны было таким же естественным делом в жизни всех родовых коллективов, как и труд, а оружие было столь же привычным орудием, как и соха. Человек родового строя никогда не мог расстаться с ним. Так, в "Изречениях Высокого" говорится:

От своего ты оружья в дороге

Не отходи ни на шаг;

Никогда не известно, как скоро нуждаться

Будешь в копье ты своем²⁵.

Война родов между собой была естественным состоянием этого общества, образовавшегося из множества мелких родов.

Война была следствием самого способа производства родового общества, так как условием производства этого общества была земля, независимо от того, занимались ли члены данного рода пастушеством, охотой или земледелием. Единственное, что могло помешать роду пользоваться землей, – это другой род, уже владевший той же землей.

"Поэтому война – это один из самых первобытных видов труда каждого из этих естественно сложившихся коллективов как для отстаивания собственности, так и для приобретения ее"²⁶.

"Предпосылкой дальнейшего существования коллектива является сохранение равенства между образующими его свободными и самостоятельно обеспечивающими свое существование крестьянами, а также собственный труд как условие дальнейшего существования их собственности"²⁷.

Законы принимались самими членами родов на своих собраниях. И слово "законы" обозначало на языке древних скандинавов не только сами юридические установления, но и район или коллектив, на который они простирались. Так, датское право (Danelag) означало одновременно датское общество в Англии. В "Сером гусе"²⁸ введение раба в состав данного общества называется at leiða þrælílog (что дословно означает: "вводить раба в закон"). Законы – правила, форма и содержание поведения человеческого коллектива – долго оставались неписаными, передавались устно из поколения в поколение с незначительными изменениями; они имели одинаковую силу для всех свободных людей, для всех принадлежавших к данному племени.

Приговор выносили люди, выбранные на родовом собрании из числа членов данного рода; равные судили равных. Ни законы, ни приговоры никоим образом не были враждебны роду; они не стояли над родом, а были выражением его самого. Право принимать законы и выносить приговоры принадлежало роду, самому обществу и никому иному. Общие дела касались каждого, и все считали это нормальным.

Обычно в обществах, находившихся на сходной ступени развития, независимо от их места нахождения, было два вождя. Избирался вождь, ведавший мирными делами (совершением религиозных обрядов, законодательством и т. д.), как например годи в каждом исландским годорде и законоговоритель для всей Исландии. Кроме того, избирался "конунг", то есть военный вождь, часто избиравшийся па период какой-либо войны, а иногда и на более длительное время.

Оба эти вождя (в особенности первый) на данной ступени развития общества являются прежде всего предводителями народа, а не властителями и тем более не угнетателями собственного рода. Но развитие общества определенно идет к тому, что вожди, в особенности военные вожди, становятся при благоприятных для них условиях и при воздействии внутренних и внешних сил властителями и угнетателями.

И хотя родовое общество IX века и сохраняет еще кое-что от "древних добродетелей" родового строя, от первоначального равноправия, свободы и братских уз внутри самого рода, все же нельзя не заметить, что родовые общины находятся в состоянии разложения и родовым коллективам, расселившимся на обширной территории, приходится бороться с огромными трудностями.

Первая трудность. В тех частях Европы, где еще сохраняется родовой строй, существует множество мелких враждебных родовых коллективов, часто воюющих друг с другом²⁹.

Делаются попытки объединить роды в союзы различного масштаба. Первичные единицы родового строя, роды, насчитывают всего лишь несколько сотен человек. Наиболее развитые союзы, в основе которых лежит род, охватывают лишь несколько десятков тысяч человек. Все, кто не входит в данный родовой коллектив, являются врагами, которых можно убивать, если представится случай. По отношению к ним не существует никаких правил морали. "Варварство" родового строя проявляется, таким образом, по отношению к чужим – тем, кто не принадлежит к данному племени. По отношению к ним вражда является единственно возможным отношением, а война – естественным состоянием. Если был необходим мир с ними, то его надо было заключить специально, образовать мирный союз. Это было основной трудностью, которую приходилось преодолевать родовым обществам. Когда эти общества были раздроблены на мелкие единицы, они терпели поражение. Попытки преодолеть разобщенность путем создания мирных союзов привели к тому, что социальное развитие родового строя постепенно достигло высшей точки.

Нормы морали по отношению к людям из своего рода или племени были совершенно отличны от норм морали по отношению к людям другого рода или племени.

Убийство члена своего рода считалось самым страшным преступлением, и на известной ступени его рассматривали как поступок безумного человека, так что оно даже не каралось. Человек, который совершил убийство в своем роде, считался самоубийцей. Род – это был он сам. Человек был частью рода. Совершая подобное безумство, человек убивал самого себя.

Но убийство человека из чужого рода считалось естественным поступком. Род человека, совершившего убийство, нес коллективную ответственность за него. Род убитого был обязан отомстить любому из рода убийцы. Месть могла быть также заменена вирой.

Гостеприимство было единственным исключением из этих обычаев родового общества. Гостя, пока он находился у рода в гостях, трогать было запрещено, как если бы он был членом рода. Гость, будь он даже врагом, должен был получать пищу.

Для небольших родовых коллективов беспрерывные войны, которые являлись порождением общественного строя той эпохи, представляют собой крупную проблему. Увеличение численности населения служило на этой ступени развития социальной движущей силой, способствующей развитию общества и побуждающей небольшие коллективы искать все новые и новые условия для своей производственной деятельности – новых земельных участков и даже новых стран. И если не было иной возможности найти незаселенные страны или сделать землю более плодородной, так чтобы она могла прокормить большее число людей, прибегали к войнам.

Вторая трудность. Следует помнить, что народы Европы, находившиеся на последней стадии родового строя, в своем большинстве (за исключением ирландцев) не умели читать и писать. Им не хватало той культуры, которая была характерна для народов, живших за несколько веков до рассматриваемого периода на берегах Средиземного моря. Но у средиземноморских народов только господствующий класс, рабовладельцы, пользовался богатством, которое создавало высокоразвитое производство. Рабы и беднейшие крестьяне Римской империи жили в ужасающей нищете и подвергались нещадному угнетению при помощи государственной власти, наемного войска господствующего класса, его беспощадных судов, тюрем и палачей. Бедность родовых коллективов на их "варварской" родине была раем по сравнению с условиями, в которых жили угнетенные классы Римской империи. Поэтому в сознании рабов, взятых Римом в плен, утерянная для них земля их рода становилась землей свободы. И поэтому же для угнетенных людей, живших в условиях эксплуататорского классового общества, стадия родового строя казалась утерянным золотым веком, который воспевали поэты и оплакивал народ.

С другой стороны, государственной власти в родовом обществе не было. У древнего рода были свои собственные законы, обычно неписаные и передававшиеся устно из поколения в поколение. Род сам выносил приговоры на народных собраниях. Выборный вождь устанавливал законы, выборный судья судил. Род сам заботился о приведении приговоров в исполнение.

Но это не была власть, которая стояла бы над родовым обществом или была бы независима от него. Хотя классовое расслоение, равно как и имущественное неравенство и различия в происхождении, становилось все более значительным, складывающийся в этой части Европы господствующий класс еще не перерезал пуповины, связывающей его с родом, еще не стал властителем и угнетателем своего рода, еще не создал себе государственной власти, которую он мог бы использовать для подчинения себе рядовых членов родового общества.

Феодальные общества к западу от земель саксов

Около 800 года социальное устройство стран, лежащих к западу от земель саксов, особенно Франции, было совершенно противоположным устройству обществ Северной и Восточной Европы, находившихся на стадии родового строя.

Здесь проложил себе дорогу новый общественный строй – классовое общество крупной знати, эксплуатирующей угнетенный класс крестьян. Орудием этого правящего класса была жестокая государственная власть, а высшим властителем государства и предводителем господствующего класса был король.

Как же сложился этот новый общественный строй?

Правящий класс древнего родового общества отнял власть у народа, создал аппарат принуждения, государственную власть, для того чтобы разрушить старое родовое обществен на его развалинах воздвигнуть новое феодальное общество.

Исследуем подробнее, что при этом произошло.

Внутри древнего родового общества образовались антагонистические группировки: представители знати, особенно конунги, предводительствующие на войне, все больше и больше отделялись от народа. Эти представители знати являлись в недрах старого родового общества ростком того нового, что должно было прийти на смену старому. Внутреннее развитие родового общества и внешние обстоятельства привели к образованию нового господствующего класса. Войны периода "переселения народов" и последующие победы, принесшие родовому обществу большие богатства и еще большее неравенство, ускорили это развитие. В связи с постоянными военными походами из общей массы народа все больше выделяются военачальник и предводительствуемые им воины, которые образуют собственно войско, поскольку не все члены рода могут воевать круглый год. Когда в военных походах завоевывались страны, делились земля, рабы и другая добыча, главным "орудием производства" было оружие. И тот, кто чаще других пользовался оружием, забирал себе большую часть добычи. А по мере того как увеличивались земельные владения и другие богатства знати (и в особенности богатство военных вождей), знать все больше чувствовала, что древние законы о равном разделе и вся система родового общества, построенная на равноправии, общей собственности, законодательстве, осуществляемом всем обществом, и суде, осуществляемом самим народом, – все это стало для нее оковами, препятствием на пути к богатству и власти, путами, которые следовало порвать. И она порвала эти путы.

Франкский летописец VI века приводит случай, типичный для процесса становления нового общества.

Когда франки захватили город Суассон, среди добычи оказалась очень красивая драгоценная чаша. Король Хлодвиг захотел взять ее себе. Тогда один из его воинов ударил по чаше мечом, так что она разбилась, и сказал при этом: "Ты получишь лишь то, что приходится на твою долю при дележе добычи". Хлодвиг смолчал.

Год спустя во время смотра войскам оружие этого воина оказалось не в порядке. Хлодвиг обругал воина, взмахнул секирой и раскроил ему череп со словами: "Так ты обошелся с прекрасной чашей". Это вселило страх в воинов. Все осуждали про себя этот бесчестный поступок, но никто не посмел выступить против Хлодвига.

Быстро росла власть вождя" и одновременно с нею усиливался антагонизм между ним и народом. Вскоре Хлодвиг стал единовластным королем франков.

Эта "революция сверху", происходившая в то время, стала возможной вследствие того положения, которое создалось в древнем родовом обществе. Внутри родового общества противоречия развивались все больше и больше: вожди, которые первоначально были выборными предводителями рода, после возникновения частнособственнического права и под влиянием того богатства, которое скопилось у них в результате военных походов, вступили в конфликт на почве экономических интересов и интересов власти со своим собственным родом. Знать, развившаяся внутри родового общества, мало-помалу разлагала это общество, разлагала его принцип общественной собственности, общественное устройство, мораль и веру, пока, наконец, развитие нового общества не достигло своей высшей точки: самая своевольная часть знати восстала и порвала узы, связывающие господствующий класс с родовым обществом и мешавшие развитию этого класса, и при помощи государственной власти, которую знать создала в своих интересах, она вызвала к жизни в этой части Европы новое общество, первое классовое общество с государственной властью.

Эксплуатация крестьян знатью шла в основном двумя путями. С одной стороны, вождь ставил свободных ранее крестьян в такую зависимость от себя, что они вынуждены были выполнять для него определенную работу или отдавать ему безвозмездно определенную часть производимых ими продуктов. С другой стороны, он превращал их в своих арендаторов и таким образом также эксплуатировал их. Эта эксплуатация стала возможной потому, что вождь захватил земли крестьян. И все же, несмотря на захват власти знатью, предводительствуемой королем, влияние древнего права коллективной родовой собственности было столь сильно, что только в XV-XVI веках феодалы осмелились наложить руку на общинные владения – леса, пастбища и водные угодья, которыми крестьяне пользовались с незапамятных времен. Только тогда классу землевладельцев и королевской власти удалось полностью завладеть землей, находившейся издревле в коллективной собственности у крестьянских общин.

С захватом власти родовой знатью у народного собрания было отнято древнее право принимать законы и выносить приговоры. Теперь принимать законы и выносить приговоры стали не свободные общинники, и их выборные предводители. Господствующий класс присвоил это право себе и передал его своим чиновникам, которых он назначал и менял по своему усмотрению.

Вскоре у свободных, вооруженных общинников родового общества был отнят главный признак свободного человека: право носить оружие. Угнетенный, бесправный, но вооруженный крестьянин представлял опасность для господствующего класса, поэтому оружие было отнято у него.

Захватив власть, знать во главе со своим вождем-королем создала государство, то есть неизвестный родовому обществу аппарат господствующего класса для угнетения народа. Король и знать присвоили себе исключительное право принимать законы, творить суд, носить оружие и решать, кому следует носить оружие; они стали сами осуществлять свои законы и приводить в исполнение приговоры с применением тех методов, какие они сами определяли, в частности путем применения телесных наказаний (порка, членовредительство) и других совершенно неизвестных древнему родовому обществу наказаний.

Эго стало возможным потому, что возникший господствующий класс закабалил крестьян, сделал их зависимыми от себя и подчиненными себе и сосредоточил в своих руках огромное количество земли. Новая машина угнетения, государственная власть господствующего класса, и была создана для того, чтобы защитить и приумножить добычу, доставшуюся господствующему классу после ограбления народа, а также обеспечить право на частную собственность и сохранить власть, которую он отнял у общества.

Король, ранее выборный вождь или военачальник племени, стал как бы пионером господствующего класса в его грабительском походе против родового общества. Король подкупал знать, которая решалась помогать ему в этом деле, даруя ей право угнетать крестьян, жалуя должности, бенефиции, а позднее лены. Таким образом, он создал круговую поруку господствующего класса против крестьян и работников, ввергнутых в бесправие и нищету, против родового общества и всего его наследия, которое теперь сокрушалось и уничтожалось.

Благодаря насильственному захвату власти королем, благодаря "революции" крупной знати родовой строй, достигший последней стадии своего развития, был уничтожен. Он сошел с арены истории, уступив место государству щ власти крупных землевладельцев и королей, новому общественному строю, полностью удовлетворявшему требования господствующего класса, стремившегося господствовать над страной и народом и использовать их в качестве источников обогащения.

Эта "революция" короля и крупной знати длилась долго. Она проходила нелегко; нередко наблюдался возврат к прежнему положению, так как умирающее старое общество имело крепкие корни и сильнейшую поддержку народа"

Быстрее всего изменения наступали там, где этому способствовали благоприятные обстоятельства внешнего порядка, например там, где родовое общество, находившееся уже в стадии разложения, завладело обширной населенной страной и подчинило себе местных жителей; так было в V-VI веках, когда франки захватили древнюю Галлию (ныне Францию), или около 900 года, когда викинги захватили Нормандию.

В других местах развитие шло медленнее, короли неоднократно захватывали власть, которая затем вновь отнималась народом, происходили "революции" и "контрреволюции", как, например, в Норвегии, где Харальд Прекрасноволосый³⁰ начал борьбу за власть, которую лишь три века спустя завершил Хакон Старый³¹.

И хотя именно король возглавлял эту "революцию" господствующего класса, намереваясь захватить власть и присвоить связанное с ней величие, хотя он и приписывал себе "честь" основания государственной власти, все же плоды борьбы пожала светская и духовная знать. Делом королей, будь то Хлодвиг или Карл Великий, Харальд Прекрасноволосый или Олав Толстый³², было основать феодализм или власть знати во главе с королем. Энгельс в своей работе "Областной и военный строй" говорит следующее о результатах такой деятельности Карла Великого:

"Такова была цена, за которую Карл купил свою Новую Римскую империю: уничтожение сословия свободных простых людей, которые в эпоху завоевания Галлии составляли всю массу французского народа, расслоение народа на крупных землевладельцев, вассалов и крепостных. Но вместе со свободными простыми людьми пришел в упадок и старый военный строй, а вместе с ним пала и королевская власть. Карл уничтожил единственную основу своего собственного господства. При нем оно еще держалось, но при его преемниках обнаружилось, что представляло из себя в действительности дело его рук"³³.

Плоды же пожали феодалы, крупная знать, богатейшие землевладельцы. Король был чаще всего только символом единства знати. Королевская власть в большинстве случаев была сильна лишь тогда, когда знать нуждалась в ней, чтобы сломить сопротивление простого народа и разрушить старое родовое общество³⁴.

Столкновение двух различных обществ

Итак, два различных общества, непохожих и противоположных по своему характеру, противостояли друг другу: с одной стороны, родовой строй, с другой – классовое государство крупной знати и королей. Между ними лежала непроходимая пропасть. Внутри каждого из них противоречия между классами развивались с различной силой.

В классовом обществе крупных землевладельцев под гнетом государственной власти крупной знати и королей кипело недовольство. Восстания угнетенных крестьян, которые еще помнили свою вольную жизнь или вольную жизнь своих отцов, жестоко подавлялись. Карлу Великому пришлось самому подавлять восстание крестьян в Реймсском епископстве. Людовик Благочестивый жаловался на восстание крепостных во Фландрии. В 848-866 годах были подавлены восстания трудового народа в Майнцском епископстве. В 841-842 годах происходили восстания саксов, образовавших тайные союзы язычников – "Стеллинг"; эти союзы боролись против франкских угнетателей и христианской саксонской знати. Восстания были подавлены Людовиком Немецким. Так угнетенное крепостное крестьянство различных королевств Западной Европы пыталось сбросить в IX веке одетое на него ярмо³⁵.

Внутри родовых обществ самые властолюбивые и могущественные представители знати ждали случая порвать узы, еще связывавшие их с родовым строем и его институтами, чтобы захватить власть, которая находилась в руках свободных общинников, возглавляемых вождями.

Между этими двумя различными обществами, а также внутри каждого из них (в первую очередь внутри феодального общества) происходила непрерывная борьба.

Феодальные государства пытались завладеть землями "варваров", "цивилизовать варваров" и "крестить язычников", завладеть странами и классами, которые можно было бы эксплуатировать, то есть захватить земли, а также крестьян и работников.

Классическим примером подобных войн феодального государства против родового общества являются войны Карла Великого против свободных родовых общин саксов. Войны с саксами свидетельствуют о мужестве и упорстве родовых общин и о жестокости, настойчивости класса господ: в течение тридцати с лишним лет (772-804) Карл Великий, ставший "героическим" символом феодального общества, воевал с родовыми общинами саксов, чтобы подчинить их кнуту государственной власти и обратить в христианскую веру. Карл одерживал над саксами одну военную победу за другой. Когда же он отправлялся в обратный путь, саксы поднимали восстание и сбрасывали чужеземное иго. Карл предпринял против саксов восемь военных походов. Он ввел у них новые жестокие законы. Согласно этим законам, считалось преступлением воевать с франками и отступать от христианской веры. Жертвоприношение языческим богам каралось смертью (и в этих законах ни слова не говорилось о том, что можно приносить жертвы тайно³⁶).

Есть мясо в пост запрещалось под страхом смертной казни. В 782 году Карл Великий велел убить 4500 пленных саксов; чтобы сломить сопротивление родовых общин. Христианство было духовным предлогом и одновременно учением королевской власти, имевшим целью оправдать ее безжалостность и жестокость³⁷.

Метод, который Карл Великий использовал, чтобы сломить сопротивление саксов, дает ясное представление о противоречиях обоих этих обществ. Карл привлек многих вождей саксов на свою сторону тем, что "даровал" им земли, принадлежавшие родовым общинам (конечно, те земли, которые не представляли интереса для него самого), и затем превратил этих вождей в феодалов, угнетающих крестьян саксов. И эту новую знать он "крестил".

Так Карл Великий осуществил феодальную "революцию" у саксов при помощи иноземной власти, навязав ее народу, который оказывал посильное сопротивление. Однако родовое общество саксов было сломлено не только одной иноземной силой. Чтобы победить это общество, Карл Великий создал местную знать, чтобы держать в повиновении свободных общинников саксов. И, таким образом, расколов это общество изнутри, он сумел победить его³⁸.

Нам следует помнить об этом столкновении двух различных обществ, двух антагонистических классов, когда мы приступим к исследованию истории Исландии. Это необходимо помнить, чтобы понять специфику исландского общества и трудности, стоявшие перед ним в первые века его существования.

IV. Отражение гибели родовых обществ континентальной Европы в языческой мифологии

Итак, в начале IX века друг другу противостояла две различные общественные системы. Начиная с самой основы, с производственных отношений и принципа собственности, любая область социальной жизни одного из этих обществ представляла полную противоположность соответствующей области жизни другого общества.

В первом случае свободные общинники на основе личной и общей собственности владели своими землями; во втором – крупная знать распоряжалась землями и угнетала крестьян.

В первом случае – вооруженная община; во втором – вооруженная дружина, личное войско, состоящее из знати и профессиональных воинов.

В первом случае – народное собрание свободных общинников, само принимавшее законы; во втором – королевская власть, устанавливавшая законы "сверху".

В первом случае – суд, творимый самими общинниками и работниками, и судьи, выбранные из среды равноправных людей; во втором – приговоры, выносимые чиновниками, поставленными королем над народом.

Антагонизм, характерный для этих обществ, был характерен и для их религиозной и морально-этической системы.

В первом случае – язычество, первоначальная, вполне земная вера свободных "варваров", находившаяся в полном соответствии с характером их общества и его целями. Язычество было отражением достижений и потребностей родового общества в земных, смертных богах, которые даже считались родоначальниками их родов.

Во втором случае – навязываемое королем христианство, заимствованная вера, отвечавшая потребностям власти короля и крупной знати. Христианство учит, что вся власть идет "сверху"; обещает народу рай в ином мире за муки в этой жизни, принижает все земное и поэтому часто бывает враждебно жизни. Христианство явилось провозвестником того дуализма, который был характерен для возникающего антагонистического классового общества и который отражал противоречия этого общества в форме абстрактного антагонизма небесного и земного, духа и материи.

Язычество, древняя вера германских племен, находилось в полном соответствии с природой родового общества. Это необходимо помнить, чтобы разобраться в предпосылках того, что впоследствии произошло в Исландии, потому что каждое общество создает себе свою веру и бога, исходя из своих собственных потребностей. А после того как появляется классовое общество, оно создает официальные верования и бога, исходя уже из потребностей правящего класса.

Родовое общество, общество трудящихся свободных людей и их работников, создает себе богов плодородия и их культ в соответствии с важнейшими потребностями своей трудовой жизни. Боги из рода ванов – Фрейр, Ньярд и Фрейя – это боги плодородия родового общества, так как прирост народонаселения являлся тогда одной из главных движущих сил развития общества. Плодородие на суше и на море являлось важнейшим условием жизни³⁹. И культ богов плодородия осуществлялся в виде обрядов, которые так или иначе символизировали оплодотворение. В мифологии сохранилось воспоминание о древних типах семьи, которые уже давно перестали существовать⁴⁰.

Но в скандинавской мифологии отразился не только значительный прогресс в области организации семьи. Героическая борьба народа с природой легла в основу бессмертной поэзии мужества и отваги, примером чего могут служить мифа о борьбе Тора с великанами⁴¹, причем кульминационной точкой этой борьбы были его подвиги в чертоге Утгард-Локи. Бог бондов Тор, бродящий повсюду и вооруженный молотом, меряется силами с морем, с мировым змеем и борется со Старостью. Не удивительно, что члены родовых общин, ведшие беспрерывную борьбу с суровой природой, новоселы, которые постоянно расширяли сферу своей деятельности и занимали все новые и новые земли, создали такого бога и охотно обращались к нему с просьбой дать им больше мужества. "Он обладает силой и мощью, поэтому он побеждает все живое", – говорит Снорри. Не случайно поэтому, что все, кто верил в свою силу, поклонялись Тору. В его лице они чтили того, кто ведет жестокую борьбу с силами природы, борьбу, подобную той, которую им приходится вести самим. Они считали себя родственными этим богам, если не равными им, и хотели быть такими же мужественными в борьбе.

Походы Тора отражают трудности, с которыми сталкивались бонды и первопоселенцы. Поэтому люди хотя и приносили часто жертвы Тору, больше полагались на самих себя. Поэтому ярл Сигурд из Хладира говорит, извиняя Хакона Доброго, когда тот сделал знак креста на своем роге: "Король делает так, как делают все, кто верит в свою силу и мощь – он посвящает свой рог Тору; он сделал над рогом знак молота, прежде чем выпить его" (Heimskringla, Hákonarsaga góða, XVII).

Эта вера в богов-ванов и Тора не была "опиумом для народа", чем впоследствии стала религия господствующего класса.

Вера древних родовых коллективов – это слабая попытка примитивного, варварского общества добиться власти над силами природы, господствовавшими над ними. В первую очередь они стремились добиться власти над сушей и морем – сделать их плодородными. Их обряды жертвоприношений были направлены на то, чтобы заставить служить себе силы природы. В культе Тора выразилось стремление трудового народа умножить свою смелость и силу путем почитания мощи в лице Тора.

Древние верования в основном отвечали нуждам создавшего их общества. Это общество было бессильным перед природой, но оно еще не разделилось на классы, и поэтому не было нужды в общественном обмане.

Люди древнего общества знали, что ждет их в случае поражения в борьбе за жизнь. Смерть не идеализировалась. Ад в скандинавской религии носил на себе черты представлений бедного трудового люда, который борется с голодом и нуждой и для которого ад – это своего рода мир теней или нечто вроде греческого гадеса, то есть мир худший, нежели мир живущих людей. Несомненно, что описанная Снорри внутренняя Хель⁴² находится в полном соответствии с представлениями людей древнего общества, хотя поэтические названия придумал он сам: "Эльюднир зовется ее чертог, голод – ее блюдо, истощение – ее нож, Ганглати – раб, Ганглат – рабыня, падающая опасность – порог, через который переступают в ее чертог, гроб – постель, мерцающее несчастье – полог".

Они, эти люди древности, трезво относились к жизни. Бессмертно для них было только одно – слава, посмертная молва. Им был чужд обычный для религии дуализм: в родовом обществе, где не было классов, не было и антагонизма между господствующим и угнетенным классами; в их вере не было непроходимой пропасти между материей и духом. "И все они понимали земным разумом, ибо не было им дано духовной мудрости; так, они считали, что все вещи сделаны из какого-либо вещества", – говорит Снорри в прологе к "Эдде".

Нам следует помнить, что люди, переселившиеся в Исландию, поклонялись Тору, этому всемогущему асу, Фрейру и Ньярду. Вместе с тем те из них, которые верили в Христа, например Хельги Тощий, считали непредосудительным призывать на помощь Тора, прося его придать мужество. Не удивительно, что Тор стал верховным божеством исландских бондов наряду с Фрейром, богом плодородия и мира.

Подобно предыдущей ступени развития родового общества, в скандинавской мифологии отразилась и стадия его разложения: из среды народа начинает выделяться знать; хитрость и насилие становятся орудием для подавления народа, вождями которого она ранее была; убийство становится подвигом и искусством, признанным способом добывания необходимых жизненных средств и накопления богатства.

Одну из сторон этого процесса разложения родового строя составляют походы викингов, основной целью которых становится грабеж. Эти походы способствовали образованию и развитию классов и классовых противоречий в родовом обществе Исландии⁴³.

Вместе с упадком и разложением родовых обществ происходят различные изменения и в их верованиях. В этот период, когда знать начинает выделяться из массы бондов и окружать себя особой дружиной, состоящей из воинов-профессионалов, живущих грабежами, ставящих себя выше бондов и требующих себе больше почета как в этом, так и в ином мире, весьма усиливается культ Одина⁴⁴.

Снорри не сомневается в существовании разделения функций между богами: "Сначала следовало поднять чашу Одина; ее следовало пить за победу и власть своего короля, а затем чаши Ньярда и Фрейра – за урожай и мир" (Heimskringla, Hákonarsaga góða, XIV).

Уже в глубочайшей древности Одину приписывались все функции вождя и жреца. Вот что пишет Снорри об Одине: "Земля была его дочерью и женой; с ней он произвел на свет своего первого сына Аса-Тора".

Характерно, что в эпических песнях значительное место занимает критика в адрес Одина. Поэты связывают с ним несчастья и гибель родового общества.

Классовая дифференциация и высокомерие бога господствующего класса, сидящего в своем чертоге и наслаждающегося жизнью, тогда как Тор работает на великанов, проявляются в словах Харбарда, обращающегося к Тору:

Я в Валланде жил, вызывал я там войны,

Сеял распри меж храбрыми, мир отнимал.

Погибших вождей брал Один в Вальхаллу,

А Тор принимал к себе мертвых холопов⁴⁵.

Знати нужно было внушить своим воинам-профессионалам веру в рай в ином мире. Она должна была прибегнуть к обману, чтобы усилить мужество своих воинов в битвах.

Ей и после смерти нужен был такой мир, в котором есть класс эксплуататоров. Знать, почитающая Одина и создавшая его по своему образу и подобию, рассчитывала на то, что у нее в загробном мире будет лучшая судьба, нежели у простого народа. Поэтому погибшие в бою представители знати должны были попасть в Вальхаллу, местопребывание знати и воинов. Для остальных достаточно хороша была и Хель. Итак, классовая дифференциация из мира земного переносилась в мир загробный.

Один обвиняется в разрыве родственных уз и разложении родового общества. Поэтому в "Древней песне о Вальсунгах"⁴⁶ Даг говорит своей сестре Сигрун, проклинающей его после того, как Один заставил его убить своего зятя Хельги, убийцу Хундинга:

Сестра, ты безумна, –

Где же твой разум,

Если на брата

Беду призываешь!

Только Один

Горя причина.

Он между нами

Посеял вражду.

Один обвиняется во многих преступлениях, и не в последнюю очередь в убийстве:

Один бросил копье против вражеской рати; –

То было во дни первой в мире войны⁴⁷ –

говорится в "Прорицании провидицы".

Особенно же Снорри связывает с Одином магию и колдовство и не пытается умалить их развращающего влияния.

"Один был сведущ в искусстве, которое давало ему величайшее преимущество, – это искусство называется колдовством, – и сам занимался им. При помощи колдовства он мог предсказывать судьбы людей, их будущее, навлекать на них несчастья, болезни, смерть и даже отнимать у одних людей разум и силу и передавать их другим. Но колдовство считалось настолько позорным делом, что мужчины стыдились заниматься им, поэтому искусству колдовства обучали жриц". (Snorri, Heimskringla, Ynglingasaga, VII.)

С Одином поэты связывают все, что свойственно возни-кающему господствующему классу: роскошь и богатство,, колдовство и разврат, мудрость, коварство. Кроме того, он был связан побратимством с главным мировым злом того времени – с Локи⁴⁸.

Их находят вместе, когда проклятье золота, выкупа за выдру⁴⁹, начинает действовать против розового общества⁵⁰. Локи, друг детства Одина и отец Слейпнира, восьминогого коня Одина, был также и отцом волка Фенрира. Снорри пишет: "Волка вскормили дома асы". С этой губительной силой, проникшей в мир людей, как и в мир богов, не совладать. Делаются попытки обуздать ее – при помощи Лединга, Дроми и Глейпнира, – но все же, когда наступает время гибели богов, волк Фенрир проглатывает Одина.

Быстро надвигается гибель родового общества – как в мире богов, так и в мире людей. С возникновением крупной знати, которая разорвала моральные узы с обществом и злоупотребила доверием масс к своему вождю, захватив власть, судьба родового общества была уже решена, оставалось недолго ждать его подчинения знати и ее предводителю – королю.

И родовое общество гибнет на территории всей континентальной Европы. Его крушение нашло свое выражение в мифологии родового общества, в сказании о гибели богов.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. "Саги об исландцах", или "родовые саги", – реалистические рассказы о жизни исландцев в X-XI веках. См. сборник "Исландские саги", М., 1956. – Прим. ред.

2. Следует посоветовать читателям ознакомиться с работой Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства", так как без знакомства с этой работой многие понятия, используемые в настоящей книге для обозначения различных ступеней развития человечества, будут мало понятны.

3. Гиббон, История упадка и разрушения Римской империи, М., 1888, ч. IV, стр. 262.

4. Вер – римский полководец, воевавший с германцами; нажил богатство, управляя Сирией.

5. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. 1, стр. 357.

6. Стефан Г. Стефанссон – исландский поэт (1853-1927). Двадцати лет переселился в Америку, поэтому Э. Ольгейрсон называет его (стр. 73) первопоселенцем. – Прим. ред.

7. Гиббон, История упадка и разрушения Римской империи, М., 1884, ч. III, стр. 435.

8. Там же, стр. 436.

9. Там же, стр. 446.

10. Там же, стр. 180.

11. Богатство начинает манить к себе родовые коллективы, так как оно дает возможность избавиться от бедности. И сама эта борьба за богатство, эти грабежи усиливают противоречия, уже развившиеся в родовых коллективах. Быстрое превращение родового общества в "военную демократию" принимает теперь широкие размеры (см. предисловие переводчика к исландскому изданию работы Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства").

12. Сигурд Вальсунг (также Вёльсунг, менее точно Вольсунг) – так в Исландии звали самого прославленного героя германских эпических сказаний, который в Германии известен под именем Зигфрида. О нем и его роде рассказывается в "Саге о Вальсунгах", которая представляет собой прозаический пересказ героических песен "Старшей Эдды". Русский перевод этой саги вышел в 1934 году в издательстве Academia. – Прим. ред.

13. Фафнир – дракон, которого убил Сигурд, чтобы завладеть его золотом. – Прим. ред.

14. Героическая эпоха у греков – это то, что Энгельс называет высшей ступенью варварства, последней ступенью родового строя до появления государственной власти. "К ней [то есть высшей ступени варварства] принадлежат греки героической эпохи, италийские племена незадолго до основания Рима, германцы Тацита, норманны времен викингов", – говорит Энгельс в "происхождении семьи, частной собственности и государства" (стр. 25).

15. "Судьба" – это безжалостное развитие общества, которое с точки зрения индивидуума, не понимающего этого развития, неизбежно становится предопределением, или судьбой, а с точки зрения людей, стоящих еще одной ногой в родовом обществе и почитающих его древние добродетели, "судьба" означает проклятие, разложение и кару.

16. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XII, ч. I, стр. 203-204.

17. Йоун Хельгасон – современный исландский филолог и поэт, родился в 1899 году. – Прим. ред.

18. И по сей день каждый исландец с легкостью может, возвести свой род к Сигурду Фавнисбани.

19. "Песнь о Сигрдриве" – одна из героических песен "Старшей Эдды". Русский перевод см. "Старшая Эдда", "Русская классная библиотека", под ред. А. Н. Чудинова, сер. 2, вып. IV, СПб, 1897. – Прим. ред.

20. Оскорей – в норвежских народных поверьях сонм духов, скачущих ночью по воздуху, похищающих людей и т. д. – Прим. ред.

21. Ólafur Lárusson, Byggð og saga, bls. 168-170.

22. См. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, 1952, стр. 157-161.

23. Ср. в современном исландском языке alls-herjar þing – "народное собрание" и "генеральная ассамблея ООН". – Прим. перев.

24. К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству, Политиздат, 1940, стр. 8.

25. "Эдда", перевод С. Свириденко, М., 1917, стр. 293.

26. К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству, Политиздат, 1940, стр. 24.

27. К. Маркс, Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 10.

28. "Серый гусь" – древнеисландский сборник законов. – Прим. ред.

29. Повсюду были враги, повсюду было небезопасно. Совет из "Изречений Высокого" хорошо характеризует состояние общества того времени:

Прежде чем в дом ты войдешь, ко всем выходам

Хитро присмотрись,

Разузнай их умно:

Никогда не известно наверно, что где-нибудь

В доме твой враг не сидит.

("Эдда", перевод С. Свириденко, М., 1917, стр. 287.)

30. Харальд Прекрасноволосый, или Харальд Косматый (род. около 860 года, умер около 940 года), – норвежский король, который считается основателем норвежского государства. – Прим. ред.

31. Хакон Старый, или Хакон Хаконарсон, – норвежский король (1217-1263), при котором норвежское государство достигло наибольшего могущества. – Прим. ред.

32. Олав Толстый, как называли его современники, или Олав Святой, как его стали называть после смерти в церковной традиции, – норвежский король с 1016 по 1028 год. – Прим. ред.

33. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVI, ч. I, стр. 412.

34. Значительно позднее, в конце средних веков, когда начинал становиться на ноги класс буржуазии, короли использовали равновесие власти между феодалами и буржуазией, для установления своего единовластия.

35. Для подавления крестьянских восстаний короли и знать часто использовали дружины викингов, давая им в награду земли и крестьян, которых можно было эксплуатировать. Х. К. Лакснесс в романе "Герпла" создал образы подобных защитников интересов господствующего класса.

36. Оговорка о том, что можно приносить языческие жертвы тайно, была в законе о принятии христианства в Исландии. См. ниже, стр. 185. – Прим. ред.

37. Торстейн Эрлингссон [выдающийся исландский поэт (1858-1914). – Ред.] не без основания писал об этой христианской вере королевской тирании как о чудовище, "которое с юга шагало по залитому кровью месту боя, где полегли герои саксы".

38. В наше время капиталисты, например английские, пользуются подобными же методами в своей борьбе против родовых обществ Африки: подкупают вождей, захватывают земли, закабаляют народ и совершают массовые убийства, если народ оказывает им сопротивление, и даже используют в оправдание своих злодеяний (например, в Кении) обвинения в колдовстве.

39. Очевидно, пока мать-земля принимала обличье богини (Ньярд = Нертус Тацита, Фрейя, Жена Хальги или дисы плодородия; ср. В. Phillpotts, The Elder Edda, p. 160), задачей вождя являлось оплодотворение ее во время главного годового жертвоприношения. [Жена Хальги, она же Торгерд, – божество, которое норвежские ярлы из Хладира почитали как свою праматерь. Торгерд известна по упоминанию в "Саге о Ньяле"; см. "Исландские саги", 1956, стр. 588. Дисы плодородия – сверхъестественные существа женского пола, почитавшиеся в языческой Скандинавии. – Ред.] Неудача стоила ему жизни, как об этом свидетельствует судьба некоторых королей из рода Ииглингов. [Короли из рода Инглингов – легендарные шведские короли, предки Харальда Прекрасноволосого, о которых Снорри Стурлусон рассказывает в "Саге об Инглингах", образующей начало его "Хеймскринглы", или истории Норвегии. – Ред.] В висе Краки, обращенной к Рагнару Кожаные Штаны, "приносить жертвы богам" означает "иметь половые сношения". Когда Фрейр стал главным богом в Швеции, его задача по отношению к посвященной ему женщине была та же, что и раньше, как показывает рассказ о Гуннаре Хельминге. (Сохранился рассказ о том, как он бежал в Швецию, где его приютила жрица Фрейма, которая выдавала его потом за Фрейра. – Ред.] Эти магические обряды плодородия позднее, в героических сказаниях языческой Исландии, превращаются в трагедию отдельной личности, а обрядовые игры первобытного родового общества в трагедию, которая ложится в основу бессмертных песен. Это свидетельствует о разложении родового общества в его начальной стадии, о возрастающей самостоятельности индивидуума, еще не ставшего угнетенным человеком, которая создает предпосылки для развития поэзии.

40. Упоминание о кровнородственной семье (ср. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 22-23) имеется в сказаниях о ванах: "Когда Ньярд жил с ванами, его женой была его сестра, потому что там был такой закон. И были их детьми Фрейр и Фрейя. А у асов было запрещено брать в жены близких родичей". (Snorri, Heimskringla, Ynglingasaga, IV.) Когда Локи в "Словесной распре Локи" порицает Фрейде: "Тебя раз на постели у брата застали", а затем за то же Ньярда: "Прижил с кровной сестрой ты храброго сына", – мы видим, как то, что некогда было моральной нормой, с развитием семьи становится теперь пороком. [См. "Эдда", М., 1917, стр. 178-179. – Ред.] Это не означает, что у народа, верившего в ванов, кровнородственная семья существовала еще в то время, когда слились вера в ванов и в асов. Подобный институт древней ступени развития общества дольше сохранялся в королевских родах, нежели в самом народе, особенно при материнском праве, о чем свидетельствуют браки с сестрами у египетских фараонов. И дольше всего память об этом сохраняется в мифологии.

Но в скандинавской мифологии жива не только память о кровно-родственной семье. В ней можно найти упоминание о "семье пуналуа" (См. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 24), когда несколько сестер были общими женами общих мужей, которые были братьями между собой, но не были братьями этих сестер. О подобной организации семьи у кельтов, живших на территории Британии, Цезарь пишет в V книге "Комментариев к галльской войне" ("Uxores habent deni duodenique inter se communes ex maxime frates cum fratribus..." – "Десять или двенадцать человек имеют общих жен и особенно братья с братьями..."). Вполне возможно, что в словах висы Хеймдалля из "Заклинания Хеймдалля" кроется воспоминание об этой ступени развития семьи:

Девять у меня матерей,

Я сын девяти сестер.

На стадии групповой семьи дети называли всех женщин данной семьи своими матерями, а всех их мужей – отцами.

41. Мифы о борьбе Тора с великанами известны в основном по "Младшей Эдде". – Прим. ред.

42. Хель – преисподняя. – Прим. ред.

43. В период с 800 по 1000 год гибнет древний строй родовых обществ Центральной и Восточной Европы, а также в значительной степени и древний строй скандинавских стран: в Дании и Норвегии – в IX веке (правда, в Норвегии в процессе развития наблюдались возвраты к прошлому, о чем будет сказано ниже), в Польше – в X веке, в первую очередь в связи с захватом власти Болеславом I Храбрым (992-1025), на Руси – в конце X века. В этих странах к власти приходят король и феодалы.

В период упадка и разложения родового строя Восточной и Центральной Европы скандинавские племена еще переживали эпоху викингов.

44. Не случайно Харбард-Один похваляется перед богом бондов Тором, что он пользуется своим умом для того, чтобы обманывать людей и отнимать у них добро:

Что с дуба сдерут – в пользу дубу другому;

Всякий заботится сам о себе.

("Эдда", М., 1917, стр. 207.)

Здесь говорится совсем иное, чем в том месте "Изречений Выского", которое истолковывается как характерное для родового строя:

С дерева лыко сдирают в деревне –

Погибает ободранный ствол;

Таков человек, если всеми покинут, –

Лучше ему и не жить.

("Эдда", М., 1917, стр. 294.)

45. "Эдда", М., 1917, стр. 207-208.

46. "Древняя песнь о Вальсунгах" – одна из героических песен "Старшей Эдды". – Прим. ред.

47. "Эдда", М., 1917, стр. 98. "Прорицание провидицы" – наиболее знаменитая из мифологических песен "Старшей Эдды". Кроме перевода С. Свириденко, есть несколько переводов этой песни на русский язык. – Прим. ред.

48. В "Словесной распре Локи" Локи говорит Одину:

Один, ты помнишь, как в древнюю пору

Кровного братства обряд нас связал.

Пива клялся ты не пить, если чаша

Не будет и мне подана.

("Эдда", М., 1917, стр. 171-172.)

49. Золото называется в древнеисландской поэзии "выкупом за выдру", потому что, согласно сказанию, за убийство принявшего образ выдры сына великана боги заплатили золотом. – Прим. ред.

50. Воплощением зла, распада общества в мифологии родового общества является Локи. Совершенно очевидно, что все злые побуждения, порожденные распадом родового общества, исходят от него. Нарушение клятвы, данной при постройке крепости, алчность к золоту карлика Андвари, совершение братоубийства – очень часто во всем этом замешан Один. Чем ближе гибель родового общества, тем, несомненно, больше приписывается Локи дурного, ведущего к гибели. Вероятно, позднее всех появились представления о его отцовстве по отношению к волку Фенриру, мировому змею и Хель.