| В сагах широко используется мотив вещего сна и прорицания, в этих формах даются указания на будущие события. Как явствует из дальнейшего изложения, эти сны и пророчества в сагах полностью сбываются. Они и не могут не сбыться, так как древние скандинавы свято в них верили. Прием прорицания или вещего сна, помимо своей занимательности, сообщает повествованию большую напряженность. Отдельные части саги благодаря этому приему теснее спаиваются между собою композиционно. Мотив провидения в будущее непосредственно связан с идеей правящей миром и человеческими жизнями судьбы, которой никто не может избежать и которая обнаруживает себя таким чудесным образом еще до того, как она реально наступит. Идея судьбы в свою очередь ведет к постановке коренных этических проблем: человек, знающий собственную судьбу, неизбежно вырабатывает свое отношение к ней, он должен смело встретить уготованную ему участь, и это знание окрашивает все происходящее в трагические тона. Так сны и пророчества образуют важный составной элемент саги и выполняют существенную функцию в системе ее изобразительных средств.
Сны – это проявления судьбы. Они некоторым образом ниспосылаются человеку таинственными силами. Поэтому вещий сон герой саги видит обычно в критический момент своей жизни, когда судьба "близка", и в специфических условиях, благоприятствующих тому, чтобы пришел такой сон.
В королевской саге эти формы заглядывания в будущее приобретают дополнительный смысл. В отличие от родовых саг, где прорицания касаются индивидуальных судеб или, самое большее, будущего той или иной семьи, в королевских сагах они подчас связаны с толкованием истории целого государства. В них предсказываются судьбы династии и королевства, а в отдельных случаях дается оценка дальнейшего хода истории. Таким образом, в форме предсказаний будущего выявляется историческая концепция, лежащая в основе королевской саги. Подобный способ осмысления хода истории связан с присущей жанру саги невозможностью прямого высказывания точки зрения автора. Поскольку вещий сон содержит некий символ и намек, он открывает путь для обобщения, и сущность происходящих и долженствующих произойти событий скорее может раскрыться в виде сна или пророчества, нежели быть разъясненной в более рациональной форме. Таким образом, сны и прорицания в сагах о конунгах существенно важны для раскрытия того, как понимал их автор историю.
Обратимся к вещим снам и пророчествам в "Круге Земном".
Как и в родовой саге, мы встретим в "Круге Земном" случаи, когда во сне раскрывается личная судьба. Согласно "Саге об Олаве Трюггвасоне", правившему Норвегией ярлу Хакону в момент появления в стране этого конунга пришлось укрываться от преследований бондов, раздраженных неумеренным женолюбием ярла. Его рабу Карку приснился сон, который ярл истолковал как указание на гибель своего сына (того действительно убил Олав Трюггвасон). Затем Карк увидел другой сон. На этот раз ярл высказал опасение, что сон этот означает его собственную скорую смерть. После этого ярл попытался спрятаться у своей любовницы Торы, и она посоветовала ему залезть вместе с рабом в яму в свинарнике, где их не найдут. Пришедшие к усадьбе Торы бонды не обнаружили ярла. Возглавлявший их Олав Трюггвасон поднялся на большой валун, лежавший близ свинарника, и обещал возвысить и обогатить человека, который убьет ярла Хакона.
"Это слышали оба, ярл и Карк. У них был свет. Ярл сказал:
– Почему ты так бледен, а по временам черен как земля? Не намерен ли ты меня выдать?
– Нет, – сказал Карк.
– Мы родились в одну ночь, – сказал ярл, – и не похоже, что пройдет много времени между нашими смертями.
Конунг Олав вечером отправился дальше. А когда настала ночь, ярл продолжал бодрствовать, а Карк забылся сном. Тогда ярл разбудил его и спросил, что ему приснилось. Тот сказал:
– Мне приснилось, что я в Хладире (резиденция ярла – А. Г.) и Олав Трюггвасон возложил золотое ожерелье мне на шею.
Ярл отвечал:
– Это значит, что Олав наложит кровавое кольцо на твою шею, когда ты с ним повстречаешься. Так что берегись. Я же с тобой всегда буду хорошо обращаться, как и прежде, поэтому не предавай меня.
Потом оба бодрствовали, следя друг за другом. Однако на рассвете ярл заснул в неудобной позе, согнув ноги и шею, как будто хотел подняться, и испустил громкий страшный крик. Карк испугался. Он выхватил большой нож из-за пояса и перерезал ярлу горло, а потом проткнул его насквозь. То была смерть Хакона. Затем Карк отрезал голову ярлу и убежал с нею. На следующий день он явился в усадьбу в Хладире и представил голову ярла конунгу Олаву. Он рассказал о том, что произошло между ярлом Хаконом и им, как описано выше. После этого конунг Олав приказал его увести и обезглавить" (Ól. Tr., 49).
Все сны Карка сбываются так, как их толковал ярл Хакон. То, что сон, означавший смерть Хакона от руки раба, приснился последнему в свинарнике, имеет дополнительный смысл, который раскрывается в "Круге Земном" в другой саге, о чем речь будет далее: в свинарнике, по тогдашним поверьям, легче увидеть вещий сон. Хакон прекрасно понял смысл сна Карка о его награждении Олавом: он будет убит собственным рабом, эта неминуемая унизительная смерть в грязной яме в хлеву ужасает ярла, и он кричит во сне1.
Хотя в приведенном примере речь идет об исторических событиях, ибо гибель ярла Хакона расчистила Олаву Трюггвасону путь к власти над Норвегией, здесь все же трудно раскрыть общую концепцию истории. Вряд ли можно ее обнаружить и в предсказании упомянутого выше прорицателя, обратившего в христианство Олава Трюггвасона: он предрек конунгу славу и большие подвиги. Это пророчество не связано прямо с общими представлениями Снорри об истории Норвегии.
Столь же "локальны" и сны, предрекавшие гибель конунгу Харальду Сигурдарсону перед битвой с англичанами, в которой он действительно погиб. Эти сны и другие предвестия беды посетили многих из норвежского войска, причем сподвижники Харальда видели сны языческие, (женщину-тролля; воронов и орлов, усеявших корабль конунга; волков, пожиравших людей), тогда как сам Харальд получил предостережение от святого Олава – покровителя норвежских конунгов.
Несколько иной характер имеет рассказ о сне конунга Сигурда Крестоносца, которому приснилось огромное дерево, принесенное бурей с моря и разбившееся на берегу на куски, разлетевшиеся по всей стране. Конунг смог увидеть сразу все побережье Норвегии, и повсюду были куски этого дерева, одни побольше, другие поменьше. Сам конунг истолковал сон так: в страну прибудет человек, чье потомство рассеется по Норвегии и будет пользоваться неодинаковым влиянием.
В следующей главе "Саги о сыновьях Магнуса" говорится о прибытии в Норвегию Харальда Гилли, объявившего себя сыном конунга Магнуса Голоногого. Здесь уже предрекаются грядущие междоусобные войны, наполнявшие политическую историю Норвегии с середины XII и вплоть до первой четверти XIII в. Их кульминация – борьба между самозванцем Сверриром и Магнусом Эрлингссоном – в "Круге Земном" не изображается, ей посвящена "Сага о Сверрире", и поэтому Снорри заканчивает "Сагу о Магнусе Эрл ингссоне" появлением биркебейнеров-лапотников, которых затем возглавит Сверрир. Но предшествующие фазы "гражданских войн" подробно изложены в последних сагах "Круга Земного", и намек на них содержится в сне Сигурда Крестоносца.
Мотив этого вещего сна – дерево, символизирующее род конунгов, – встречается в "Круге Земном" в первый раз гораздо раньше (в "Саге о Хальвдане Черном"). Жене конунга Хальвдана Черного Рагнхильд, мудрой женщине, приснилось однажды, что она в саду отдирает от своего платья колючку и эта колючка вырастает в ее руке в большую ветвь, один конец которой касается земли и быстро пускает корень, а другой вздымается высоко в небо. Вскоре дерево достигает таких размеров, что Рагнхильд едва может рассмотреть его вершину, к тому же оно необыкновенно толстое. Нижняя его часть – кроваво-красная, но чем выше ствол, тем он светлее и зеленее, а ветви его белы как снег; на нем много ветвей и внизу, и вверху. Дерево так велико и развесисто, что Рагнхильд кажется, будто оно закрывает собой всю Норвегию и простирается даже далеко за ее пределы.
К истолкованию сна Рагнхильд Снорри обращается в "Саге о Харальде Прекрасноволосом": дерево, которое ей приснилось, символизировало конунга Харальда, ее сына, краски дерева – расцвет его королевства; то, что сверху дерево белоснежное, означает, что Харальд доживет до старости и станет седовласым; ветви же – его потомство, ему суждено распространиться по всей стране, ибо "все конунги Норвегии с того времени происходили от него" (Har. hárf., 42).
Вслед за сном Рагнхильд в саге повествуется о сне конунга Хальвдана Черного. Он никогда не видел снов, что смущало его, и он попросил совета у мудрого человека, а тот поделился с ним, как он сам поступает, когда ему нужно о чем-нибудь узнать: он идет спать в свинарник и там всегда видит сон (вспомним сны Карка!). Конунг последовал совету, и ему приснилось, что у него отросли волосы, такие длинные и кудрявые, каких ни у кого не было, причем некоторые локоны касались земли, другие доходили до середины ног, иные – до колен, до пояса, до шеи, тогда как мелкие локоны вились на голове, но один локон был самым прекрасным, блестящим и длинным. Мудрый человек, с которым он советовался, объяснил конунгу, что от него произойдет длинный ряд потомков, они будут править страной с большой славой, но не все одинаково, и один из их рода будет более великим и благородным, чем остальные. "И по всеобщему мнению, – прибавляет Снорри, – этот локон предвещал святого конунга Олава" (Halfd. sv., 7).
В снах Рагнхильд и Хальвдана Черного можно найти некоторые элементы исторической концепции Снорри. Королевская династия, основанная Харальдом Прекрасноволосым, первым объединителем Норвегии, и продолжавшая править страной и во времена Снорри (поскольку Сверрир, дед Хакона Хаконарсона, выдавал себя за отпрыска этой династии), выполняет определенную историческую миссию. Эта миссия заключается прежде всего в том, что потомки Хальвдана Черного и Рагнхильд объединили впоследствии всю страну; но главное – из этой династии происходит святой конунг Олав, и поэтому если взглянуть на род Харальда Прекрасноволосого ретроспективно, то сакраментальное его предназначение состояло в рождении "вечного короля Норвегии", небесного покровителя ее конунгов. История Норвегии и ее королевского рода в "Круге Земном" отчетливо распадается на три этапа: ее объединение предшественниками Олава Святого, христианизация, проведенная этим конунгом, история страны при его преемниках. Средний этап – правление Олава Святого – явно образует кульминацию. Сны Рагнхильд и Хальвдана Черного в какой-то мере предвещают дальнейший ход истории и именно ее центральный момент.
Тема "вечного короля Норвегии" поднимается и в снах, упоминаемых "Сагой об Олаве Святом". Совершив ряд подвигов на Западе, молодой викинг Олав Харальдссон в ожидании попутного ветра для отплытия из Испании на Ближний Восток видит чудесный сон: ему является внушающий страх красивый человек, который запрещает дальнейшие пиратские экспедиции.
– Вернись в свою отчину (одаль), ибо ты навечно станешь конунгом над Норвегией.
Олав понял, что этот сон предвещает ему стать государем Норвегии, а его потомкам – быть ее правителями надолго после него (Ól. helga, 18). Но Олав, видимо, еще не может постичь смысла предсказания о том, что ему суждено стать конунгом Норвегии "навечно". Он прибывает в Норвегию, и начинается его эпопея, заключающаяся в освобождении страны из-под власти чужеземцев, в христианизации ее населения и в наведении в ней порядка и законности, что вызвало противодействие части знати и бондов и привело к изгнанию конунга, к последовавшему затем возвращению его и наконец к гибели в битве при Стикластадире, в которой он отстаивал дело Христово и обрел святость мученика.
Эта же тема "вечного короля Норвегии" всплывает в рассказе о видении Олава Харальдссона, явленном ему после его изгнания из Норвегии, когда он колебался, стоит ли ему пытаться возвратиться в свое королевство. Во время пребывания Олава в Гардарики (на Руси) ему приснился видный, богато одетый человек, и он подумал, что это Олав Трюггвасон. Человек этот упрекал его за сомнения и намерение отказаться от королевского титула, дарованного ему Богом. Он повелел Олаву отправиться не медля в свое королевство, доставшееся ему по наследству, и ничего не бояться:
– Слава государя – побеждать врагов или с честью погибнуть в бою вместе со своею дружиной. Не сомневаешься ли ты в том, что право на твоей стороне? Смело сражайся за свое королевство, и Бог даст тебе доказательства того, что оно твое.
После этого Олав преисполнился решимости возвратиться из Гардарики в Норвегию (Ól. helga, 188). Пророчество не может быть ложным, и то, что по возвращении Олав пал в битве со своими врагами, очевидно, не противоречило, с точки зрения Снорри, предсказанию, согласно которому Бог даст этому конунгу доказательство его прав на королевство. Подразумевается не обычная власть государя над его подданными, а именно дарование Олаву Богом вечной власти над Норвегией, превращение его после гибели и канонизации в святого патрона норвежских королей.
На пути в Норвегию, пересекая горы, отделявшие ее от Швеции, Олав имел другое видение. Он был один, часть войска ушла вперед, другая отстала. Перед взором конунга предстали сразу весь Трандхейм, и вся Норвегия, и далее острова в море, весь мир – и моря, и земли. Олав узнал все места, которые ему довелось посетить, но так же ясно видел он и то, где никогда не бывал, населенные и ненаселенные области, так широко, как простирается мир. Епископ, которому он рассказал об этом видении, нашел его святым и многозначительным. Снорри здесь опять-таки намекает на особую миссию, возложенную Богом на идущего навстречу своей смерти конунга.
Об этом же говорит и видение, бывшее у Олава перед началом битвы при Стикластадире. Он уснул, положив голову на колени своему сподвижнику Финну Арнасону, но тот разбудил его при приближении войска противника. Конунг рассказал, что ему приснилась высокая лестница, по которой он поднялся так высоко, что открылись небеса:
– Я взошел на верхнюю ступеньку, когда ты меня разбудил.
Финн ответил, что ему этот сон нравится гораздо меньше, чем конунгу2, так как может означать, что Олава ждет смерть (Ól. helga, 214). Но Финн не понимает истинного смысла видения конунга: лестница, ведущая на небо, по которой он до конца поднялся (библейская "лествица Иакова"!), несомненно, признак грядущего вознесения Олава в качестве святого и вечного короля Норвегии.
В этих снах наряду со смыслом, постигаемым теми, кто их видит, имеется более глубокий и общий смысл, не сознаваемый ими, но ясный для автора и читателей "Круга Земного".
Со взглядами Снорри на высокое предназначение конунга связаны и некоторые другие сны. Сыну Олава Святого конунгу Магнусу во сне является его отец и задает ему вопрос: что он предпочитает, пойти с ним или стать самым могучим из конунгов, и жить долго, и совершить такие неподобные дела, которые едва ли он сумеет искупить? Магнус оставляет решение на волю отца, и ему подумалось, что святой конунг ответил:
– В таком случае иди со мной.
Магнус, поведав об этом сне своим приближенным, вскоре заболел и скончался. Можно предположить, что "неподобные дела", от свершения которых предостерегает Магнуса святой Олав, – это раздоры, вспыхнувшие в Норвегии при последующих поколениях конунгов, и в такой косвенной форме Снорри высказывает свое отношение к ним. Но здесь выдвигается и еще один очень существенный мотив: подвергается сомнению ценность земной власти конунга, и ей противопоставляется загробная жизнь, – ценность первой относительна, и самая эта власть может послужить источником несчастий и погибели души, ценность второй – абсолютна.
Вызванная христианством переоценка королевской власти обнаруживается в "Круге Земном" не только в данном сне. Величие Олава Святого раскрывается полностью не в его земных делах и подвигах, а в его связи с божественной силой; земное и скоропреходящее противопоставляется небесному и вечному. Вследствие этого дальнейшая борьба между претендентами и конунгами, повествование о которой наполняет несколько последних саг "Круга Земного", предстает как мелкая, лишенная высоких этических достоинств и оправдания свара, резко контрастирующая с величественным образом святого Олава, время от времени творящего чудеса и тем напоминающего погрязшим в земных дрязгах людям о вечном и высшем.
То, что история норвежских конунгов после Олава Харальдссона изображается как бы на фоне все более раскрывающейся святости этого "вечного короля Норвегии", придает повествованию определенный смысл, которого оно не имело в сагах, предшествующих "Саге об Олаве Святом", да и в большей части этой саги. Там у истории существовал собственно лишь один земной план, и подвиги конунгов обладали самоценностью, ибо языческая судьба не образовывала какого-либо другого пласта реальности, но была имманентна деяниям людей. Двуплановость и соответственно двусмысленность истории, дихотомия земли и неба в "Круге Земном" обнаруживается только с введением в нее темы святого Олава.
В упомянутом сне конунга Магнуса христианская философия выступает уже достаточно заметно: судьба, двигавшая поступками людей, казалась язычникам неумолимой и неизбежной; между тем Олав, являющийся Магнусу, предлагает ему выбор: либо последовать велению судьбы, которая возвысит его, но и отяготит злодеяниями, либо уклониться от нее и предпочесть небесную славу. Следовательно, судьба сомнительна в этическом плане и не неизбежна в общем устройстве мироздания, в системе человеческих дел. Свобода выбора, предлагаемая святым Олавом Магнусу, имеет уже мало общего с язычеством, это свобода, предполагаемая у каждого христианина и заключающаяся в том, что он волен погубить или спасти свою душу.
Как мы могли убедиться, в снах, о которых повествуется в "Круге Земном" и которые должны были пролить свет на ход и смысл истории, переплетаются языческие мотивы с мотивами христианскими. Последние становятся ощутимыми преимущественно в последних сагах, хотя и в них далеко не торжествуют. Идея судьбы, играющая немалую роль в историческом мышлении автора саг о конунгах, имеет особую структуру.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Смерть от руки раба считалась большим несчастьем: за нее некому было отомстить. "Дурной конец для достойного человека – быть убитым рабами", – говорит исландский первопоселенец Ингольв над трупом Хьорлейва, умерщвленного собственными рабами (Landnámabók Íslands).
2. Типичный для саги оборот: вместо того чтобы сказать: "ему этот сон совсем не понравился" – сказано, что он "мало понравился". Ср. выше: "Не похоже, что пройдет много времени между нашими смертями" – вместо: "Мы умрем в одно и то же время". |
|
