Литература

Источник: А. Я. ГУРЕВИЧ. СВОБОДНОЕ КРЕСТЬЯНСТВО СРЕДНЕВЕКОВОЙ НОРВЕГИИ

Своеобразие генезиса феодальной общественной системы в Норвегии в значительной мере связано с длительной живучестью элементов варварского общества, прежде всего с сохранностью патриархальной земельной собственности – одаля. Для уяснения путей развития одаля важно определить ту роль, которую играло в его эволюции складывавшееся раннефеодальное государство. Будучи порождено сдвигами в социальном строе, оно со своей стороны оказывало воздействие на отношения собственности.

Среди явлений, на которых необходимо остановиться в этой связи, издавна внимание историков привлекало упоминаемое в некоторых сагах так называемое присвоение одаля конунгом Харальдом Прекрасноволосым.

До этого времени Норвегия представляла собой совокупность разрозненных областей, и тенденция к ее объединению лишь намечалась. Опираясь на Упплёнд (Юго-Восточная Норвегия и Юго-Западная Швеция, где укрепилась династия Инглингов), ее представитель Харальд после продолжительной и упорной борьбы против державшихся за свою самостоятельность местных правителей впервые сумел объединить всю Норвегию и распространить свою власть на некоторые заселенные норвежцами острова.

Рассказывая об объединении страны Харальдом, Снорри Стурлусон сообщает о якобы произведенном этим конунгом отнятии у всего населения Норвегии земельной собственности. В "Круге Земном" сказано: "Конунг Харальд повсюду, где он установил свое господство над страной, ввел такой порядок, что присвоил весь одаль (hann eignaðisk óðöl öll) и все бонды (alla bóendr), как богатые, так и бедные, должны были платить ему подати (landskyldir). В каждом фюльке он поставил ярла, который судил по закону и обычаям страны и собирал штрафы и подати; ярл получал одну треть налогов и податей на свое содержание. Каждый ярл должен был иметь под своим управлением четырех или более херсиров, и каждый из них получал содержание (veizlu) в 20 марок. Каждый ярл обязан был поставлять конунгу в войско 60 воинов, а каждый херсир – по 20 человек"⁸. Далее Снорри отмечает, что когда после смерти Харальда его сын Хакон выдвинулся в качестве претендента на престол, он созвал тинг, на котором обещал всем бондам вновь "сделать их óðalborna (буквально: "обладающими по происхождению правом одаля") и пожаловать им одаль, на котором они живут⁹. Это обещание вызвало всеобщее одобрение, и Хакон был провозглашен конунгом. Здесь Снорри вновь указывает, что одаль, который Хакон обещал вернуть бондам, был отнят у них его отцом¹⁰.

В отдельной "Саге об Олаве Святом" Снорри говорит, что Харальд Прекрасноволосый, подчинив себе страну и выиграв сражение, "полностью присвоил всю землю и весь одаль (allt land ok öll óðöl), как населенные земли, так и пастбища, острова в море, леса и пустующие земли, а всех бондов превратил в своих арендаторов и поселенцев" (hans leigumenn ok landbúar)¹¹.

Наконец, этому высказыванию соответствуют слова "Саги об Эгиле Скаллагримссоне" о том, что "конунг Харальд в каждом фюльке присвоил весь одаль и всю землю, заселенную и незаселенную, а также море и воды, и сделал всех бондов своими лейлендингами; также и те, кто работал в лесах и варил соль, и все охотники на море и на суше, все оказались у него в подчинении"¹².

Наибольшую трудность для понимания представляет содержащееся в приведенных выше отрывках утверждение о том, что Харальд присвоил весь одаль в Норвегии, превратив тем самым бондов из собственников земли в своих держателей-лейлендингов. По этому вопросу в историографии идет в течение долгого времени непрекращающаяся полемика, в которой принял участие целый ряд ученых. Собственно, можно указать немного работ по истории Норвегии в раннее Средневековье, в которых не поднимался бы этот вопрос. Но, несмотря на длительность обсуждения проблемы "конфискации одаля" конунгом Харальдом, несмотря на то, что было выдвинуто немало гипотез, согласованной точки зрения так до сих пор и не достигнуто. Несомненно, одна из главных причин, затрудняющих решение этой проблемы, заключается в характере самого материала. Сообщения саг, записанных в XIII в., приурочены к концу IX или началу X в. Остается неизвестным, сохранилась ли за три столетия какая-либо достоверная традиция о политике Харальда Прекрасноволосого или же перед нами – позднейшая легенда, истолкование истории возникновения Норвежского государства исландцами XIII в., – истолкование, интересное преимущественно для понимания их взглядов на королевскую власть, а не для уяснения исторической действительности времени объединения Норвегии. Приведенные нами сообщения отрывочны и не поддаются полной расшифровке.

Основные точки зрения, высказанные в ходе полемики по вопросу об "отнятии одаля", состоят в следующем.

Норвежские историки XVIII в. Торфасон, Шёнинг и другие толковали рассказы об "отнятии одаля" как указание на введение Харальдом налога на землевладение, подвергая сомнению правомерность буквального понимания этих повествований¹³. Напротив, ученые середины XIX в., как, например, Мунк, Кейсер, Аскехоуг, подчеркивали факт конфискации земли и полагали, что одаль был действительно отнят Харальдом после завоевания им Норвегии и установления единовластия; прежние владельцы утратили право собственности на свои земли и стали ленными держателями конунга, платившими ему подати. Иными словами, старое аллодиальное устройство (Odelsforfatning) было заменено ленным строем землевладения (Feudalforfatning), но ненадолго, ибо Хакон Добрый возвратил земли их прежним владельцам в полную собственность¹⁴. Такое понимание указаний саг относительно проведенных Харальдом мероприятий встретило критику со стороны Конрада Маурера¹⁵. Борьба Харальда за объединение страны, писал Маурер, встречавшая сопротивление местных предводителей, диктовала ему необходимость опереться на крестьян-собственников, которые являлись его естественными союзниками. В этих условиях конунг не мог пойти на конфискацию земель бондов. На самом деле, по мнению Маурера, на население подчиненных Харальдом областей была наложена огромная контрибуция, уплата которой была обеспечена временной передачей конунгу земель в качестве залога. Для подтверждения своей точки зрения Маурер прибегает к аналогии с событием, имевшим место во времена Харальда на Оркнейских островах, где ярл, уплативший конунгу Норвегии вместо своих подданных возмещение за убийство сына конунга, получил за это их одаль, на который они сохранили право выкупа. Так называемое возвращение одаля норвежским бондам конунгом Хаконом было не чем иным, как аннулированием неуплаченной части контрибуции.

Выводы, к которым пришел Маурер, несмотря на его большой научный авторитет, не были поддержаны другими историками, так как отличались искусственностью, а в качестве их обоснования была приведена далеко не безупречная аналогия.

Более широкое признание получила точка зрения Сарса¹⁶, развитая далее Херцбергом¹⁷. В основе ее лежит гипотеза о введении Харальдом тяжелого налога, до того неизвестного норвежцам. Никакого отнятия одаля в "частноправовом смысле", по мнению Сарса, не произошло (за исключением отдельных случаев конфискаций), но его владельцы, вынужденные отныне платить конунгу налоги и исполнять службы, чувствовали себя серьезно ущемленными в своих правах, тем более что Харальд поставил все население в зависимость от себя. Так как налогообложение для подданных Харальда явилось новшеством, то они усматривали параллель между налогом и платой лейлендингов. Отсюда слова саг о том, что Харальд якобы превратил собственников в держателей.

Отнятие одаля, таким образом, было на самом деле установлением налога, который был введен по франкскому образцу. Отрицательная реакция населения на эту меру, отразившаяся в сагах, объясняется, как говорит Херцберг, тем, что германцам были совершенно неизвестны какие-либо принудительные повинности и платежи, они знали и мирились лишь с добровольными приношениями своим вождям. Недаром преемнику Харальда Хакону Доброму пришлось отказаться от права самовластно устанавливать налоги, что нашло свое отражение в сагах в виде рассказа о "возвращении" им одаля бондам. Мероприятие Харальда не имело, таким образом, длительного значения, так как, по мнению Сарса, оно опередило развитие страны по крайней мере на столетие¹⁸.

Что касается теории Мунка и других историков относительно введения ленной системы, связанной с установлением верховной собственности конунга на землю, то, указывали Саре и Херцберг, она неприемлема хотя бы потому, что подражание строю франкских ленных отношений в IX в. еще не могло иметь места вследствие его неразвитости в самом государстве Каролингов. Норвежские бонды и после "отнятия одаля" могли распоряжаться своими землями, о чем свидетельствует, например, "Сага об Эгиле". Кроме того, феодально-ленный порядок связан с определенным военным строем, к которому мероприятия Харальда не имели никакого отношения, так как носили чисто фискальный характер¹⁹.

Мысль о том, что отнятие одаля в действительности заключалось во введении налога на землевладение, необычность которого вызвала представление о вторжении в отношения собственности, высказывали также Боден²⁰ и некоторые другие историки²¹. К этой теории близко предположение А. Бюгге о том, что сущность обсуждаемого мероприятия Харальда сводилась к введению налогов во вновь завоеванных им областях²².

Однако и эта попытка объяснения сообщений об отнятии одаля, представляя собою шаг вперед в изучении данного вопроса, вызвала возражения. Во-первых, предложенная Сарсом и Херцбергом гипотеза о том, что слова саг относительно введения налогов и конфискации конунгом одаля говорят об одном и том же мероприятии, основывается на предположении, согласно которому Харальд ввел налог на земельную собственность. Но, как установлено, налоги на землю впервые появились в Норвегии несколькими столетиями позднее – в XII или в XIII в.; landskyldir, упоминаемые в сагах, не были государственной податью. Самое большее, что мог установить Харальд, это поголовное обложение²³. Но в таком случае связь между введением налога и изменением отношения населения к земельной собственности, столь определенно проводимая в "Круге Земном", оказывается необъяснимой в свете гипотезы Сарса – Херцберга. Во-вторых, эта гипотеза не объясняет указания о присвоении Харальдом не только возделанной земли, но и всех прочих угодий (пустошей, пастбищ, лесов), а также об установлении им собственности на море, острова и воды. Наконец, гипотеза Сарса-Херцберга, которую Тарангер называет "фискальной гипотезой" (beskatningshypotbesen), оставляет без внимания рассказ Снорри о назначении Харальдом ярлов в фюльках, об их обеспечении из части доходов, получаемых конунгом, и об обязанности их, а равно и херсиров, поставлять конунгу воинов. Между тем эти меры, если судить по "Саге о Харальде Прекрасноволосом", были связаны с "отнятием одаля"²⁴.

Наличие ряда слабых сторон в охарактеризованной только что теории побудило Нильсена выдвинуть новую гипотезу, суть которой сводится к следующему. Харальд, проводя политику объединения страны, конфисковал земли у своих противников, эмигрировавших в Исландию. Впоследствии на основе этих отдельных фактов сложилось обобщенное представление о захвате королем всего одаля или даже об упразднении этого института²⁵. Гипотеза Нильсена опирается на созданное им (вслед за Стормом) разграничение двух исторических традиций – норвежской, объективной по отношению к Харальду (Ágrip af Noregs konunga Sögum, Fagrskinna), и исландской, отражающей враждебную ему точку зрения (Снорри, "Сага об Эгиде")²⁶. Однако разграничение это, как показал в полемике с Нильсеном Херцберг, является искусственным, ибо Нильсен упустил из виду, что во многих произведениях исландской исторической литературы использован материал, ведущий свое происхождение из Норвегии. Но если, как оказывается, неверно утверждение о господствующей в исландской исторической традиции тенденциозности относительно характера правления Харальда, то и теория Нильсена, исходящая из представления об искаженном понимании мероприятий этого конунга враждебными ему исландскими авторами, также является недостаточно обоснованной.

Особую позицию среди норвежских историков, принявших участие в обсуждении вопроса о существе мероприятий Харальда, названных в сагах "отнятием одаля", занял А. Тарангер. Он оспаривал "господствующую точку зрения" о том, что присвоение одаля конунгом означало введение налогов, и утверждал, что ее сторонники перепугали причину со следствием. Не введение налога породило представление о конфискации земельной собственности, а, наоборот, из факта присвоения Харальдом земель вытекало его право облагать их налогами, вернее: налогообложение было осуществлением права собственности конунга²⁷.

Какой характер, с точки зрения Тарангера, имела собственность конунга на земли его подданных? Он полагает, что в древности у германцев наблюдалась "примитивная идентификация государственного суверенитета" конунга с его правом частной собственности, которая еще не уступила места более позднему разграничению между ними. Верховная власть (imperium) понималась королями как право собственности (dominium). Вследствие этого конунг, если он был достаточно могущественным, считал себя господином не только по отношению к своим приближенным и слугам, но и ко всем подданным – собственником земли и народа. Эта концепция королевской власти вырисовывается из ряда памятников²⁸. Но особенно ясно она проявилась в сообщениях саг о присвоении Харальдом Прекрасноволосым одаля. Здесь этот акт поставлен в связь с ленной организацией государства, а именно с назначением конунгом ярлов и херсиров в фюльки и обеспечением их частью королевских доходов, собираемых с населения. Присвоение Харальдом одаля было продиктовано необходимостью раздавать пожалования его людям. Так как Харальд после объединения Норвегии стал сильным государем, он сумел заставить бондов платить себе landskyldir, т. е. плату, взимаемую земельным собственником с арендаторов²⁹. Часть этих доходов и жаловалась конунгом в пользование служилым людям.

Поскольку Тарангер предполагает введение Харальдом ленного строя в Норвегии, он приближается к старой точке зрения Мунка. Однако, говоря о рецепции Харальдом современного ему западноевропейского ленного права, он подчеркивает древнегерманское происхождение теории королевской власти как права собственности и ищет проявлений этой концепции в других странах. Одним из подобных примеров, на котором он считает нужным особо остановиться, являются пожалования англосаксонских королей, способствовавшие превращению фолькленда, земельной собственности, подобной норвежскому одалю, в частную собственность – бокленд. Вслед за английским историком Мэтландом Тарангер видит в этих пожалованиях проявление собственности короля на всю землю подвластной ему страны, обладая которой, он мог отчуждать суверенитет над землями своих подданных и связанные с ним фискальные права³⁰. В подтверждение своей гипотезы Тарангер указывает на то, что в средневековой Норвегии общинные земли принадлежали конунгу; в этом он усматривает результат присвоения Харальдом всей земли.

Таким образом, в отличие от других ученых, Тарангер склонен понимать сообщения саг о присвоении одаля Харальдом в прямом смысле. "Недоразумение, – пишет он, – возникло не у бондов или авторов саг, а у наших новейших историков"³¹.

Концепция Тарангера не нашла поддержки у норвежских историков, часть которых восприняла ее как возрождение старой, ставшей анахронизмом, точки зрения, а другие выступили с ее решительной критикой. Так, Херцберг, отстаивая свою "фискальную гипотезу", упрекал Тарангера в поверхностности и бездоказательности проводимых им параллелей с другими странами и считал невозможной "правовую конструкцию" относительно существования верховной собственности короля на землю в период, когда Норвегия еще не испытала влияния западноевропейского ленного права³².

Юридическая узость построений Тарангера ясна. Историк не смог выйти за пределы представления о собственности как о чисто правовом институте, развитие которого происходит по неким имманентным законам.

Исландский историк Э. Брим высказал мнение, что "присвоение одаля" Харальдом следует понимать как отнятие им привилегий у норвежской знати, в частности лишение ее представителей права собственности на общинные земли – альменнинг. Брим предупреждает против смешении этого акта с введением Харальдом поземельной подати³³.

Различные толкования историками сообщений саг об "отнятии одаля" в значительной мере определялись их отношением к вопросу о степени достоверности саг. Критическое исследование этих исторических источников, предпринятое рядом ученых с конца XIX и в особенности в начале XX в., продемонстрировало недостоверность или неточность многих их сообщений. В частности, установлено, что эмиграция норвежцев в Исландию, которая рассматривалась как результат учиненных Харальдом насилий, началась в действительности раньше; следовательно, и отрицательная реакция, населения Норвегии на проведенные этим конунгом мероприятия была сильно преувеличена. Особое значение имеют в этом отношении работы X. Кута, который указал на то, что общая историческая концепция, положенная Снорри в основу "Круга Земного" и созданная им под влиянием современных ему событий начала XIII в., привела этого исландского историка к определенной группировке материала и тенденциозному толкованию собранных им фактов. Относительно "отнятия одаля" Кут высказал мысль, что под ним нужно понимать введение поземельной подати по франкскому образцу, вследствие чего в сагах говорится об обязанности бондов платить Харальд у landskyldir; сообщение же Снорри о реформе управления, якобы произведенной Харальдом, Кут считает недостоверным³⁴.

Таким образом, центр тяжести был перенесен с попытки объяснить эти сообщения саг на доказательство их недостоверности. В этом же направлении пошел и Эдв. Бюлль. Подобно Нильсену, он подчеркивает различие между норвежской и исландской историческими традициями. Сведения о Харальде, которыми располагал Снорри, восходят самое раннее к концу X в., т. е. ко времени, отделенному почти столетием от момента объединения Норвегии. Кроме того, Снорри и другие исландские авторы по-своему подходили к самому понятию "одаль", так как этого института в Исландии не существовало. Но и норвежская традиция, согласно которой Харальд ввел поголовный налог, также недостоверна. Рассказ об "отнятии одаля" относится, по мнению Бюлля, к одному лишь Трандхейму, а поскольку при Хаконе Добром эта конфискация была отменена, то весь вопрос приобретает подчиненное значение. Более подробные рассуждения о характере всеобщей конфискации одаля едва ли будут плодотворными, заключает Бюлль³⁵.

В отличие от Бюлля, O. A. Ёнсен считает, что поводом для сообщений исландских саг о присвоении Харальдом одаля явилось введение им поголовного налога в завоеванных областях северной и западной части страны. Как и франкские государи, норвежские конунги обладали верховной собственностью на свои наследственные и завоеванные земли, вследствие чего Харальд не только считал своим весь альменнинг, но и облагал поборами одаль на вновь присоединенных территориях и конфисковал владения тех, кто не желал их платить. Хакон отказался от произвольного взимания налогов, и с этого времени без согласия крестьянских тингов норвежские конунги собирать налоги не могли. Поэтому длительного значения мероприятия Харальда Прекрасноволосого не имели³⁶.

Право верховной собственности норвежского конунга Ёнсен, как и Бюгге, выводит из факта завоевания Харальдом тех областей Норвегии, прежние правители которых оказали ему сопротивление. На самом деле права, которыми пользовался Харальд, вытекали не только из его положения завоевателя, но в немалой мере обусловливались изменениями в политическом и социальном строе Норвегии, сделавшими возможным и самое завоевание. На эту сторону дела Ёнсен и другие историки не обратили должного внимания. Кроме того, в сагах говорится об отчуждении "всего" одаля и всех других земель, а не одних лишь тех владений, которые были расположены во вновь покоренных областях. Природа верховной собственности норвежских королей на землю, носившая, по мнению Ёнсена, "публичноправовой", а по мнению Тарангера – "частноправовой" характер, этими исследователями вскрыта не была, ибо ее невозможно объяснить ни рецепцией западноевропейского феодального права, ни древнегерманскими институтами.

Подводя итоги анализу различных гипотез, выдвинутых в историографии с целью объяснить приведенные выше сообщения саг о захвате конунгом Харальдом одаля, необходимо отметить, что мы не можем присоединиться ни к одной из них, поскольку их авторы пытались разрешить стоявшую перед ними проблему, исходя по большей части из абстрактных правовых представлений о феодализме и присущей ему форме земельной собственности. Это лишало их концепции убедительности. Вместе с тем в ходе дискуссии было высказано немало верных мыслей и сделаны наблюдения, небесполезные для дальнейшего анализа. Так, несомненно, что в сагах рассказ о конфискации Харальдом одаля находится в неразрывной связи с сообщениями о введении им налогов. Показательно, что автор Fagrskinna, ничего не говорящий об "отнятии одаля", сообщает, однако, что Хакон Добрый отменил в Трандхейме и приморских районах подушную подать (nefgilldis skatt), введенную якобы Харальдом Прекрасноволосым, заменив ее для бондов повинностью снаряжать корабли37.

Исследователями было установлено, что эти налоги не носили характера поземельного обложения, связанного с фискальной оценкой владений. Не вызывает сомнений и то, что Снорри (в "Саге о Харальде Прекрасноволосом") связывает присвоение Харальдом одаля с назначением им ярлов и херсиров в отдельные фюльки. Отсюда можно сделать вывод, что какой бы характер ни имел акт, обозначаемый в сагах как "присвоение одаля", он сопровождался, по-видимому, взиманием королевской властью с бондов определенных поборов, которые частично передавались служилым людям конунга.

Приведенные сообщения содержатся в исландских сагах, но они, возможно, основаны на норвежском материале. Неоднократно встречающиеся в разных источниках текстуальные совпадения делают правдоподобным предположение, что существовала древнейшая сага о Харальде, которая была использована авторами дошедших до нас повествований³⁸. Вследствие этого приведенные отрывки из саг, повествующие об "отнятии одаля" Харальдом, было бы неосторожно просто отбросить, как измышление Снорри. Рассказы об "отнятии одаля" нуждаются в самом пристальном изучении. Однако сравнительная познавательная ценность отдельных сообщений, по-видимому, неодинакова. Вступительная часть отдельной "Саги об Олаве Святом", представляющая фрагментарный очерк истории Норвегии в период, предшествующий воцарению этого конунга, и написанная Снорри еще до "Круга Земного", уступает последнему по содержанию. Большинство исследователей поэтому отдает предпочтение рассказу об "отнятии одаля" в той форме, в какой мы находим его в "Саге о Харальде Прекрасноволосом"³⁹. Менее ясен отрывок из "Саги об Эгиле", но вместе с тем он содержит некоторые дополнительные штрихи.

Многие историки отмечали, что "Сага об Эгиле" излагает версию, враждебную Харальду, при котором многие из хёвдингов эмигрировали из Норвегии в Исландию, не желая мириться с единовластием конунга, лишившего их независимости, а подчас и конфисковывавшего их владения. Полагают, что Снорри отразил эту восходящую к первым поселенцам традицию, перешедшую в исландскую литературу и получившую в ней распространение. Однако неблагоприятная для Харальда традиция отнюдь не является в действительности общей для исландской историографии изучаемого периода, и в то время, как в одних сагах правление Харальда изображается как тирания, принесшая для народа рабство, в других, например в "Книге о заселении Исландии", конунг выступает отчасти в качестве умиротворителя и устроителя страны⁴⁰.

Для выяснения истинной позиции Снорри укажем на "Сагу о Хаконе Добром", в которой рассказывается о всеобщей радости, охватившей бондов Трандхейма и Упплёнда при вести о провозглашении конунгом Хакона, "во всем подобного Харальду Прекрасноволосому, за исключением лишь одного, а именно, что конунг Харальд притеснял весь народ в стране и сделал их своими рабами, а Хакон желает добра всем людям и обещал бондам возвратить им их одаль, отнятый у них конунгом Харальдом"⁴¹. Здесь подчеркивается тяжелое положение народа при конунге-объединителе, но вместе с тем Харальд выставлен как образец правителя, которому следует Хакон, заслуживающий за это одобрение бондов. "Круг Земной", по нашему мнению, не отражает версии, чернящей Харальда, и объяснять рассказ об отнятии одаля враждебной по отношению к нему тенденцией автора нет оснований. Справедливо сомнение в достоверности картины административного устройства Норвегии, введенного Харальдом, которую рисует Снорри: в действительности ярлы не были назначены им повсеместно, не у всякого ярла находились в подчинении четверо херсиров и т. д.⁴² Несомненно, что Снорри упростил подлинное положение дел и дал слишком обобщенную характеристику порядка управления страной при Харальде, перенеся в нее к тому же некоторые черты современной ему норвежской действительности. Однако об отдельных назначенных королем ярлах и о том, что они получали содержание в виде доли доходов конунга с местного населения, говорится в сагах неоднократно.

Можно предположить, что приведенные сообщения саг имеют под собою какую-то фактическую основу и не являются полностью плодом фантазии Снорри или порождением политической тенденциозности во враждебном Харальду духе⁴³. Тем не менее они нуждаются в сугубо критическом истолковании.

Перед нами встает вопрос о том, какие изменения в отношениях земельной собственности произошли в период возникновения норвежского государства и были с ним связаны. В этом именно направлении мы и хотим попытаться подойти к сообщениям о присвоении Харальдом одаля. Мы видим в них свидетельства о вмешательстве складывавшейся королевской власти в отношения собственности, которое способствовало дальнейшему расшатыванию старых ее форм, стоявших на пути развития собственности феодальной. Именно такую роль играло раннефеодальное государство в Норвегии.

Одной из наиболее важных проблем, возникших перед рождавшимся государством, был вопрос о государственных доходах. До объединения страны материальные ресурсы конунгов и херсиров складывались в основном из поступлений с их собственных владений, тех поборов, которые им удавалось собрать с подвластного населения, и из военной добычи. Получаемых таким путем средств должно было хватать, так как мелким правителям приходилось решать сравнительно несложные задачи. Положение изменилось с созданием в Норвегии единого государства. Прежних доходов конунга стало недостаточно для удовлетворения нужд возникавшего аппарата государства, сколь примитивным ни было оно на начальной стадии своего существования, даже после многочисленных конфискаций земель непокорных, которые осуществили Харальд Прекрасноволосый и его преемники. Требовались новые, более значительные доходы, в первую очередь – для обеспечения служилых людей конунга, в лице которых он стремился создать новую опору своей власти. На них приходилось возложить, помимо управления отдельными областями, также обязанность поставлять государю вооруженную силу. Здесь, как и в других странах в период раннего Средневековья, единственным возможным источником обеспечения верной службы королевских людей была раздача им земель или доходов с них.

В отличие от Франкского государства, в котором отчасти сохранялись римские налоги, в Норвегии в X и XI вв. конунги не имели возможности собирать прямых налогов. Те поборы, дани и "кормления", на которые они могли в этот период рассчитывать, представляли собой лишь зародыши будущего налогообложения (см. ниже).

С создавшейся для королевской власти необходимостью раздавать в той или иной форме пожалования и связано, по нашему мнению, "отнятие одаля" Харальдом Прекрасноволосым. В условиях, когда собственность представителей зарождавшегося господствующего класса еще не оформилась, конунг, не порвавший окончательно с институтами "военной демократии" и отчасти сохранявший опору в широких слоях населения, вместе с тем начинал уже выступать в роли выразителя интересов социальной элиты, созданию которой королевская сласть активно способствовала. При неразвитости феодальной собственности на землю в форме частного землевладения власть складывавшегося высшего класса над крестьянством выражалась в верховенстве короля над всем населением. Верховенство это на существовавшей тогда стадии общественного развития не превратилось в государственный суверенитет в обычном понимании, но мыслилось современниками в привычных для них категориях собственности – одаля.

Такое представление встречается впервые не у Снорри. Его можно обнаружить в источниках, относящихся к гораздо более раннему времени. Исландскими и норвежскими скальдами XI и XII вв., как впоследствии и авторами "королевских саг", власть конунга над Норвегией изображается в виде права наследственной собственности на всю землю страны. Скальды называют Норвегию "наследством", "одалем", "вотчиной", "отцовским владением" конунга и его рода⁴⁴. Подобное понимание верховенства конунга над Норвегией и ее населением встречается у скальдов сплошь и рядом. Однако необходимо подчеркнуть, что это представление у них существовало не с самого начала. Скальды IX и X вв. его, по-видимому, еще не знали и говорили о конунге преимущественно как о предводителе дружины, даже в тех случаях, когда речь шла о государе всей Норвегии. Таковы песни о Харальде Прекрасноволосом, Хаконе Добром, Харальде Серая Шкура или Олаве Трюггвасоне. Первыми норвежскими конунгами, к которым скальды применили представление о верховенстве как о праве одаля, были Олав Святой и его сын Магнус Добрый. У исландского скальда середины XI в. Арнора Тордарсона в стихотворении, посвященном Магнусу Олавссону, встречается такое выражение (имеется в виду захват Магнусом власти над Норвегией): "Ты... завладел всей Норвегией, одалем подданных" (Þú namt eignask... allan Noreg, óðal þegna)⁴⁵. В это же время скальды начинают применять к конунгу термин lánardróttinn⁴⁶ – господин, собственник, пожаловавший землю другому человеку, лейлендингу или вассалу⁴⁷.

Следовательно, с укреплением королевской власти, происшедшим как раз около середины XI в.,⁴⁸ начинает складываться представление о собственности конунга на землю всех подданных. Свое материальное выражение собственность конунга нашла в многочисленных данях и повинностях, ложившихся на народ тяжелым бременем.

Издавна, еще до объединения Норвегии под властью Харальда Прекрасноволосого, норвежские конунги и ярлы разъезжали по подвластным им областям, посещая пиры (veizla), которые устраивало для них население. Когда конунг прибывал в один из своих дворов, разбросанных по стране, жители окружающей местности привозили сюда продукты, которые шли на содержание конунга и его спутников⁴⁹. Пиры и обмен подарками играли важнейшую роль в жизни варварского общества. На вейцлах встречались конунг и бонды, здесь обсуждались и решались важнейшие общественные дела, совершались жертвоприношения древним богам. В особе конунга население видело воплощение благополучия страны, и участие его в торжественном пире считалось необходимым для дальнейшего процветания. Таким образом, в языческий период вейцлы были средством социального общения, не менее важным, чем собрания-тинги. В пирах в наглядной, ощутимой форме проявлялось единство правителя и народа, находившихся в постоянном непосредственном общении. В то время еще не могло возникнуть вопроса о принудительности участия в пире – оно казалось жизненно необходимым для всех членов общества.

Положение коренным образом изменилось с объединением страны и ее христианизацией. Пиры утратили былое сакральное значение. Одновременно численно возросла дружина государя. Вейцла стала теперь уже не формой общения его с бондами, а источником прокормления его свиты. По мере усиления власти конунга угощения, предоставлявшиеся ему бондами, теряли добровольный характер⁵⁰. Бонды стали обязаны давать конунгу и его людям продовольствие. Эти кормления не представляли собой налогов в прямом смысле слова. Не существовало, по-видимому, твердо установленных норм обложения, отнюдь не присуща была этим поборам и строгая регулярность; присваивались они не через посредство специальных сборщиков, а самим конунгом и его слугами во время его постоянных разъездов по стране, которые в значительной мере этим и вызывались. Личное отношение между конунгом, присваивавшим дань, и платившими ее бондами сохранялось, но природа его изменилась. Все эти дани, которыми население страны было обязано конунгу, саги называют landskyldir. Система даней, собираемых прежде конунгами, ярлами и независимыми херсирами с жителей подвластных им областей⁵¹, получила после объединения страны свое дальнейшее развитие. Недаром в сагах отмечается, что при Харальде произошло увеличение всякого рода поборов в такой мере, что каждый его ярл имел большую власть, нежели конунги прежде. Наряду с вейцлами конунги требовали от бондов исполнения работ по ремонту дорог и строительству мостов, укреплений, домов в их владениях, по снаряжению кораблей, а также несения сторожевой службы, исполнения поручений, поездок в качестве гонцов от двора ко двору государя, поставки ему лошадей, возниц и гребцов. К. Леманом доказано, что уплата вейцлы и исполнение повинностей распространялись и на владельцев одаля⁵². Есть основания предполагать, что превращение вейцлы во всеобщую повинность относится ко времени объединения Норвегии в одно королевство, т. е. ко времени Харальда Прекрасноволосого и его преемников: по мнению А. Стейннеса, система вейцл создавалась в отдельных областях Норвегии еще до Харальда, на протяжении IX в.⁵³, но она не могла быть распространена на всю страну до ее политического объединения.

Вследствие этого, очевидно, со временем и возникла отраженная в сагах концепция, согласно которой конунг является собственником всей земли. Следует обратить внимание на то, что ни одно из приведенных выше сообщений саг не говорит о прямом отнятии земли у бондов. Речь идет о присвоении конунгом "всего одаля" или "всей земли и всего одаля", т. е. о том, что конунг стал считать себя собственником земли. Это представление о праве собственности конунга постепенно сложилось в процессе объединения страны. Оно не было неожиданно провозглашено Харальдом, но, судя по произведениям скальдов, возникло в XI в. Скальды, по-видимому, выразили распространенное в то время представление о собственности конунга на землю всей подвластной ему страны. Такое представление закрепилось в мышлении норвежцев и впоследствии нашло свое отражение в некоторых юридических памятниках. Особенно ясно это видно в Hirðskra, своде обычаев, регулирующих дружинные отношения, записанном во второй половине XIII в. при конунге Магнусе Хаконарсоне; однако эти обычаи отчасти восходят к более раннему времени. Здесь сказано, что конунг имеет в собственности и на правах одаля "все земли" (hans eign ok óðöl er allt landit)⁵⁴. Во введении к "Законам Гулатинга" конунг назван lánar-dróttinn по отношению ко всему населению Норвегии⁵⁵.

Для того чтобы лучше понять, что именно подразумевали Снорри и его современники под "отнятием одаля", нам кажется небесполезным вернуться к отрывку из "Круга Земного" о передаче бондами на Оркнейских островах всего одаля ярлу в обеспечение уплаты виры за убитого сына конунга Харальда. Этот отрывок был привлечен для решения вопроса об "отнятии одаля" К. Маурером, усмотревшим здесь прямую параллель, однако ее правомерность оспаривалась последующими историками. Мы бы хотели сопоставить его с другим сообщением Снорри о том же самом событии – сообщением, которое содержится в его "Саге о Святом Олаве". В "Саге о Харальде Прекрасноволосом" (гл. 31) Снорри, опираясь на соответствующее сообщение "Саги об оркнейцах" (гл. 8), говорит: оркнейцы, поставленные Харальдом перед необходимостью уплатить ему виру в 60 марок золотом, были принуждены принять предложение ярла Эйнара о том, чтобы он уплатил за них эту сумму и присвоил за это весь одаль на островах (ok skyldi hann eignask þá óðöl öll i eyjunum). С тех пор "на Оркнейских островах долгое время ярлы владели всем одалем, пока, наконец, Сигурд Хлёдвиссон не возвратил одаль обратно⁵⁶. В "Саге о Святом Олаве" (гл. 96) об этом рассказано иначе. После убийства ярлом Эйнаром сына конунга Харальд совершил военную экспедицию на Оркнейские острова, и Эйнар бежал в Шотландию. "Конунг Харальд заставил оркнейцев присягнуть себе всем своим одалем (Haraldr konungr lét Orkneyinga sverja sér öll óðöl sín). После этого конунг и ярл примирились, и ярл сделался его вассалом и получил землю в лен от конунга (ok gerðisk jarl hans maðr ok tók lönd í lén af konungi), но не должен был платить податей (skatta), потому что контрибуция (herskátt) была велика: ярл уплатил конунгу 60 марок золотом"⁵⁷.

Кажется, что Снорри приводит две различные версии одного и того же события, но, по-видимому, для него оба сообщения аналогичны. Между тем в первом рассказе идет речь о передаче всего одаля бондами ярлу, тогда как во втором – о присвоении одаля конунгом, который затем пожаловал его в лен ярлу. Общее в обоих рассказах то, что, во-первых, конунгу были уплачены 60 золотых марок в возмещение за убийство сына, и, во-вторых, что население Оркнейских островов лишилось права одаля, однако в первом случае в пользу ярла, а во втором – в пользу конунга. Далее, согласно "Саге о Харальде Прекрасноволосом", одаль был присвоен ярлом в качестве заклада или обеспечения за уплату возмещения конунгу, а по "Саге о Святом Олаве" конунг присвоил себе одаль в качестве верховного господина и пожаловал его в лен ярлу.

Несмотря на эти различия, нам кажется, что обе версии представлялись Снорри не противоречащими одна другой, а взаимно дополняющими. То, о чем рассказывает Снорри в "Саге о Святом Олаве", очевидно, подразумевалось и в повествовании в "Саге о Харальде Прекрасноволосом": бонды оказались вынужденными согласиться с переходом их права одаля к ярлу, потому что его присвоил конунг, пожаловавший затем землю ярлу. Снорри просто рассматривает происшедшее в разных аспектах. Объяснение передачи одаля бондов в собственность ярла, которое Снорри дает в "Саге о Харальде Прекрасноволосом" (заклад ими земли вследствие невозможности уплатить возмещение конунгу), несостоятельно, ибо Снорри тут же впадает в противоречие: с одной стороны, он говорит о намерении богатых бондов выкупить свой одаль, когда они захотят (en inir auðgu hugðusk mundu leysa sín óðöl, þegar er þåi vildu), а с другой, – признает, что вплоть до Сигурда Хлёдвиссона (т. е. в течение столетия) весь одаль оставался в руках ярлов. Следовательно, никто его не выкупал, и его нельзя было выкупить, ибо все это отношение между ярдами и бондами имело иной характер, а именно тот, о котором Снорри пишет в "Саге о Святом Олаве". Пока оркнейские ярлы подчинялись норвежским государям (известно, что они оставались вассалами и конунга Эйрика Кровавая Секира, и его сыновей)⁵⁸, они считались собственниками одаля; когда же ярл Сигурд изменил Олаву Трюггвасону и перестал признавать над собой верховенство норвежского конунга⁵⁹, бонды получили одаль обратно. Таково, очевидно, понимание происшедшего автором "Круга Земного".

При подобном истолковании обоих рассказов мы обнаруживаем значительное сходство между отнятием одаля Харальдом в Норвегии и лишением оркнейских бондов всего их одаля: в обоих случаях имелось в виду в действительности то, что бонды были обязаны платить подать государю (с той только особенностью, что оркнейский ярл не должен был часть собранной им дани выплачивать, как это обычно было с ленниками, норвежскому конунгу, ибо сразу уплатил ему огромный hérskatt в 60 марок золотом)⁶⁰. Порвав отношения вассальной зависимости от государя Норвегии, ярлы, по-видимому, лишились законного права взимать с населения островов эту дань, на которую они могли претендовать от имени норвежского конунга. Недаром при сыновьях ярла Сигурда, который, как упоминалось, отложился от Норвегии, на Оркнейских островах вспыхнуло недовольство населения притеснениями (в особенности требованиями поставки кораблей ярлу) и "многие могучие люди (ríkismenn) бежали с островов, бросив свой одаль" (flýðu ór Orkneyjum óðöl sín)⁶¹. Воспользовавшись волнениями и беспорядками, вызванными усобицами, конунг Олав Харальдссон вынудил оркнейских ярлов признать себя его вассалами; отныне они должны были управлять островами как леном. При этом Олав, по словам Снорри, напомнил им о присвоении Харальдом всего одаля на Оркнейских островах⁶².

Из изложенной выше истории отношений между норвежскими конунгами и оркнейскими ярлами, как нам кажется, с несомненностью следует, что акт, называемый Снорри "отнятием всего одаля", на самом деле представлял собой приобретение Харальдом Прекрасноволосым и его преемниками верховной власти над Оркнейскими островами. Это верховенство реально выражалось в подчинении ярла норвежскому государю, в военной его службе и в уплате населением островов подати (которая могла и не взыскиваться по особым причинам, но на которую норвежский конунг имел право).

В данном случае нас не интересует вопрос, насколько правильно Снорри изображает действительные отношения между Норвегией и Оркнейскими островами в X и начале XI в., – важно, что именно он разумел под "отнятием одаля".

Вопрос об источниках и характере права собственности конунга на землю всей страны следует решать, по нашему мнению, иначе, чем это представлялось исследователям, гипотезы которых изложены выше. Ни древнегерманские институты, ни заимствование ленного строя в странах Западной Европы, которое само по себе ничего не объясняет, ни завоевание не могли создать права конунга распоряжаться землей подданных как своей собственностью. Возникновение представления о собственности конунга на всю землю страны было связано с происходившими в Норвегии изменениями социального строя. Эти изменения сделали возможным политическое объединение, создание раннефеодального государства, короли которого опирались как на своих служилых людей rf оставшихся им верных хёвдингов, так и на бондов⁶³.

Ряд историков выступил против прямого понимания рассказа саг о присвоении Харальдом прав собственности на землю, исходя из того, что и после этого "присвоения" бонды по-прежнему беспрепятственно владели своими дворами и усадьбами и передавали их по наследству. Эти ученые считают, по-видимому, наиболее существенным признаком собственности право неограниченного ею распоряжения. Но это лишь одна сторона права собственности. При этом необходимо подчеркнуть, что в Норвегии, где одаль сохранял существенные отличия от индивидуальной земельной собственности, вопрос о свободе распоряжения землей вообще не был актуален. Но у собственности есть и другая сторона, чрезвычайно важная и решающая для понимания того, о какой специфической форме ее идет речь (феодальной, буржуазной и т. д.), – характер экономической реализации права собственности, форма, в которой происходит присвоение прибавочного продукта⁶⁴. В какой же форме реализовалось право собственности короля на землю страны?

В сагах, как нам кажется, отчасти раскрывается смысл "присвоения одаля" Харальдом. В результате этого акта, пишет Снорри, все бонды должны были платить конунгу подати и якобы превратились в его лейлендингов; конунг присвоил не только обрабатываемую землю, но все вообще земельные угодья, возделанные и невозделанные, а также море и прочие воды. Следовательно, право собственности конунга реализовалось не только в виде подати, взимаемой с бондов, но и в платежах, которые был принужден платить конунгу всякий, кто пользовался необработанными общими землями, охотился в лесах или в море⁶⁵. Право собственности конунга на общие земли и воды впоследствии нашло свое отражение в областных законах⁶⁶.

Право собственности короля не являлось ни правом частной собственности, как полагал Тарангер, ни "публичным правом верховенства" в том смысле, как его представлял O. A. Ёнсен. В любом случае здесь происходит перенос позднейших категорий в эпоху, весь строй и дух которой им совершенно чужд. Это право вообще нельзя себе представлять в виде отношения короля к земле. Оно имело иной характер – отношения правителей к подчиненному населению. Существо этих отношений – не вещное, а личное, это отношения власти и господства.

С объединением Норвегии и установлением власти короля над всем ее населением бонды утратили свое независимое положение. Они перестали быть полноправной стороной в своих отношениях с вождем, как то было раньше. Из пира, основанного на взаимности отношений предводителя и бондов, совместно участвовавших в заботах о благополучии страны, вейцла превратилась в средство обеспечения короля и его дружины продуктами питания, в средство эксплуатации хозяйств бондов. Король не посягал на владельческие права бондов, на их земли и усадьбы, но притязал теперь на часть производимого ими продукта, на их службы и повинности. Такие посягательства не могли не восприниматься вольнолюбивыми норвежцами как покушение на их свободу и независимость.

То, что в сагах эта их реакция выразилась в представлении об отнятии королем одаля у всех подданных, будет легче понять, если учесть специфическое отношение к земле, характерное для людей варварского общества.

Земля не являлась простым объектом владения и извлечения дохода. Земля одаля была неотчуждаемой за пределы круга родственников. Даже когда ее передавали другим владельцам, за одальманами сохранялось право одаля. Существовала теснейшая, неразрывная связь человека, вернее – семьи, с владением. Одалем владели испокон веков, со времен языческих курганов, как говорили еще в XIII в. Но одаль – не только владение семьи, это и родина, "отчина", "вотчина". По образу и подобию семейного владения (garðr) строились и представления о макрокосме: Мидгард (Midgarðr) – обитель людей и Утгард (Útgarðr) – окружающий мир людей мир чудовищ и великанов. Некоторые исследователи предполагают, что термины óðal и ethel (Edel) – общего происхождения⁶⁷. Личные качества человека, его родовитость, происхождение от свободнорожденных или знатных предков и права его на семейное владение мыслились как нечто целостное, нерасторжимое. На землю переходили представления о человеке, его семье и сородичах. Одаль – это неотъемлемое достояние семьи, столь же обязательное качество ее членов, как и их благородство, независимость, свобода. Категории собственности в чисто экономическом смысле, безотносительно к тому, кто ею владеет, это общество еще не знало. Вещь, в особенности земля, как бы слита с индивидом и его семьей. Свои качества земля получает от ее обладателей, и, наоборот, владение одалем облагораживает их.

Поэтому распространение королем Норвегии власти на все население, укрепление этой власти и притязания короля на часть доходов и повинности бондов, естественно, воспринимались как посягательство его на их одаль. Бонды стали подвластны королю, вследствие чего и их земли оказались под его рукой. Возникновение государства означало для бондов установление права собственности короля на землю всей страны. Это право реализовалось в виде кормлений, даней и служб, которые должно было исполнять все население.

Сообщение саг о "присвоении одаля" Харальдом отражает признание того, что власть-собственность конунга уже сложилась в тот период, к которому восходит отраженная в них историческая традиция, а превращение вейцлы и связанных с нею служб во всеобщую повинность и увеличение их ощущались населением как тяжелое бремя. На деле не произошло никакого формального акта "отнятия одаля", чем и объясняется отсутствие упоминания о нем в некоторых других памятниках, повествующих о том же времени. "Возвращение одаля" бондам, приписываемое сагами конунгу Хакону Доброму, представляло собой, по-видимому, его отказ от права произвольно собирать дань в Трандхейме, провозглашенный им с целью получить поддержку бондов, недовольных его отцом.

Поскольку вейцлы утратили характер пиров, в которых обязательно совместно участвовали конунг и бонды, право присвоения угощений могло быть пожаловано королем своим приближенным и служилым людям. Пожалования вейцлы не являлись ленными пожалованиями. Они не были наследственными, но давались на срок службы и, главное, не были сопряжены с передачей права собственности на землю. Впрочем, в то время самым существенным в праве собственности было получение ренты, а не возможность свободно распоряжаться землей, и в этом отношении пожалование veizlujörð, земли, население которой должно было платить вейцлу лицу, получившему от конунга пожалование, в известной степени напоминает бенефициальное пожалование, является его зародышевой формой. Попытка исследования проблемы вейцлы и выяснения роли этого института в процессе генезиса норвежского феодализма предпринята нами ниже.

Следовательно, одной из первоочередных целей, которые преследовали конунги X и XI вв., усиливая систему взимания даней-рент, было обеспечение государства военной и административной службой зависевших от них людей, получавших за это пожалования – кормления.

Рассматривая вопрос об "отнятии одаля" конунгом Харальдом Прекрасноволосым, А. Тарангер высказал в известной мере справедливую мысль, что сущность этого мероприятия нельзя правильно понять, не принимая во внимание развития права в других странах средневековой Европы⁶⁸. В этой связи он обращался, в частности, к англосаксонским королевским пожалованиям, так как и в них, по его мнению, проявлялось верховное право собственности короля на землю. Тарангер опирался в данном случае на исследования П. Г. Виноградова и Ф. Мэтланда. Мэтланд усматривал в этих пожалованиях земель отчуждение королевского суверенитета: передача его частицы в руки получателя пожалования вела к возникновению сеньориальных прав⁶⁹. Тарангер же полагал, что сущностью верховенства англосаксонского короля над землями его подданных была его частная собственность, распространявшаяся на всю территорию страны, вследствие чего король, жалуя землю своих подданных в пользу церкви или дружинников, называл ее tellus mea, terra juris mei. В ходе полемики с Тарангером Э. Херцберг возражал против подобной аналогии и указывал на ее несостоятельность, ибо правовые отношения у англосаксов сложились под влиянием завоевания ими Британии, тогда как Норвегия не знала завоевания⁷⁰.

В самом деле, правомерна ли проводимая Тарангером параллель? Не присоединяясь к оценке англосаксонских королевских земельных пожалований, даваемой Мэтландом, а равно и Тарангером, рассмотрим вкратце их существо.

Изучение пожалований англосаксонских королей обнаруживает, что последние передавали приближенным, служилым людям и церкви свои фискальные и судебные права, распространявшиеся на подчиненное население. В результате этих пожалований, оформлявшихся специальными грамотами (boc – откуда и название пожалованной территории – бокленд, "земля, переданная по грамоте"), доходы в виде даней, судебных штрафов, а также всякого рода повинности, до пожалования исполнявшиеся и уплачивавшиеся в пользу короля, доставались владельцу бокленда. Тем самым под его власть попадало население территории, включенной в состав бокленда. При поддержке государства получивший пожалование представитель духовенства или дружинник короля приступал к феодальному освоению приобретенных им земель и крестьян и со временем превращал их в своих зависимых держателей; земельная собственность крестьян, которой они обладали по "народному праву" (фолькленд), превращалась в феодальную собственность владельца бокленда⁷¹.

Таким образом, источником власти владельца бокленда являлось королевское пожалование, а содержанием этого пожалования были прежде всего дани и служба, присваивавшиеся первоначально королем. Эти повинности и платежи в результате пожалований приближались по своему существу к феодальной ренте⁷².

Однако природа права собственности короля на землю, данями и повинностями с которой он мог распоряжаться, жалуя их представителям высшей части общества, не может, по нашему убеждению, быть объяснена так, как это представлялось Тарангеру. Норвежский историк-юрист утверждал, что право собственности короля было древнегерманского происхождения и чем далее в глубь времен мы проникаем, тем более ясным якобы становится, что политическое господство понималось как право собственности, вследствие чего король распоряжался землей своей страны с такою же полнотой, как частное лицо распоряжается своею собственностью⁷³. В этом отношении нужно согласиться с оппонентами Тарангера: такая юридическая конструкция не выдерживает проверки. На самом деле право собственности короля на землю возникло лишь в период разложения доклассовой структуры общества и зарождения феодальных отношений. Оно и в Англии, как в Норвегии, было обусловлено появлением социальных слоев, поддерживавших возникшую государственную власть и нуждавшихся в ее содействии в деле ускорения феодальной перестройки общества⁷⁴. Король выступал в этих условиях в качестве выразителя совокупных интересов начавшего формироваться господствующего класса, когда представители последнего еще не установили своего права собственности на земли общинников и имели возможность их эксплуатировать преимущественно при посредстве раннефеодальной государственной власти, присваивавшей дани и повинности, которые исполняло все население.

Говоря о том, что в этих повинностях и данях реализовалась земельная собственность короля, мы должны вновь подчеркнуть значительную специфику этой формы собственности-власти. Поскольку король ограничивался присвоением части производимого крестьянами прибавочного продукта и не вмешивался в отношения землевладения, не ограничивая, в частности, их свободы владения землями в той мере, в какой она уже существовала, то его "верховная" собственность не была сопряжена с ликвидацией старой формы поземельных отношений – фолькленда, близкого по своему происхождению и характеру к норвежскому одалю. В этом заключалось существенное отличие права собственности короля на землю от частного феодального землевладения, установление которого ликвидировало собственность непосредственных производителей, что и было важнейшим последствием королевских пожалований в бокленд.

Полагаем, что подобное понимание характера права собственности короля на землю всей страны, сложившееся на основе изучения истории раннефеодальной Англии, может способствовать уяснению существа права собственности норвежских конунгов на землю, которая проявилась в так называемом отнятии одаля Харальдом Прекрасноволосым. Мы не касаемся вопроса о различных последствиях, которые имели англосаксонские пожалования в бокленд и пожалования норвежскими государями вейцлы. Эти различия определялись спецификой социально-экономического развития каждой из названных стран в раннее Средневековье. В частности, более интенсивное становление феодализма в Англии быстрее привело к тому, что власть короля над населением и его землями, характерная для наиболее раннего этапа феодального развития, сменилась его верховенством сюзерена – главы иерархии феодальных землевладельцев.

Рассказ о "присвоении одаля" конунгом Харальдом можно понять, по нашему мнению, только в связи с историей становления в Норвегии раннефеодального государства. Использовав поддержку бондов-собственников, необходимую им для объединения страны, норвежские государи в дальнейшем стали проводить политику в интересах феодализировавшихся слоев населения, и определенное сужение социальной базы королевской власти не могло не вызвать в среде бондов недовольства, которое, возможно, нашло свое выражение в рассказах саг. Понятие "одаль", первоначально выражавшее отношение индивида к его владению и тесную связь семьи с землей, было распространено и на сферу отношений государя и подданных, приобрело оттенок власти: вся Норвегия – одаль короля.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Термин fylki обозначал "племя", "боевой отряд", но также и "область", "округ".

2. Следует вместе с тем учитывать, что королевская власть в Норвегии возникла в тот период, когда часть населения покидала страну и колонизовала завоеванные викингами земли.

3. "Так незаметно, по крайней мере в странах, где удержалась община-марка – на севере Франции, в Англии, Германии и Скандинавии, – родовая организация переходила в территориальную и оказалась поэтому в состоянии приспособиться к государству" (Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, с. 130).

4. Олав Трюггвасон пал в 1000 г. в битве при Свёльде: недовольные его притеснениями бонды отказались сопровождать его в битву. Олав Харальдссон погиб в 1030 г. при Стикластадире в сражении против восставших бондов и знати Трандхейма.

5. Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. В кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, с. 170.

6. См. А. Р. Корсунский. Образование раннефеодального государства в Западной Ев-ропе. М., 1963, гл. I, § 3; гл. II, § 3.

7. A. Bugge. Vesterlandenes indflydelse paa Nordboernes og saerlig Nordmaendenes ydre Kultur, Levesaet og Samfundsforhold i Vikingetiden. – "Videnskabs-Selskabets Skrifter. II. Historisk-filosofisk Klasse", 1904, N 1. Christiania, 1905; H. Kuhn. Die Grenzen der germanischen Gefolgschaft. – ZSSR, GA, 73 Bd., 1956.

8. Hkr: Haralds s. ins hárfagra, kap. 6: Haraldr konungr setti þann rett allt þar, er hann vann ríki undir sik, at hann eignaðisk óðöl öll ok lét alla bóendr gjalda sér landskyldir, bæði ríka ok óríka. Hann setti jarl í hverju fylki, þann er dœma skyldi lög ok landsrétt ok heimta sakeyri ok landskyldir, ok skyldi jari hafa þriðjung skatta ok skylda til borðs sér ok kostnaðar. Jarl hverr skyldi hafa undir sér fjóra hersa eða fleiri, ok skyldi hverr þeira hafa tuttugu marka veizlu. Jarl hverr skyldi fá konungi í her sex tigu hermanna, en herslr hverr tuttugu menn.

9. Hkr. Hákonar s. góða, kap. 1: ...en þar í mót bauð hann þeim at gera alla bóendr óðalborna ok gefa þeim óðöl sín, er á bjoggu.

10. Ibid.: ...óðöl sín, þau er Haraldr konungr hafði af þeim tekit...

11. Óláfs saga helga (Íslenzk fornrit, XXVII. M. Reykjavík, 1946, bls. 424), kap. 1: þá er Haraldr konungr herjaði land ok átti orrostur, þá eignaðisk hann svá vendiliga allt land ok öll óðöl – bæði byggðir ok sætr ok úteyjar eignaðisk hann, svá markir allar ok alla auðn landsins. Váru allir búendr hans leigumenn ok landbúar.

12. Egils saga Skallagrímssonar (kap. IV, 13), hrsg. von Finnur Jónsson. Halle (Saale), 1924, S. 14: Haralldr konungr eignaðiz i hverju fylki óðul öll ok alt land, byggt ok óbyggt, ok jafnvel sjóinn ok vötnin, ok skýldu allir búendr vera hans leiglendingar; svá þeir, er á morkina ortu, ok saltkarlarnir ok allir veiðimenn, bæði á sjó ok landi, þá váru allir þeir honum lýðskyldir.

13. H. Torfason. Historia Norvegiae, II, 1711, S. 7; G. Schöning. Norges Riiges Historie, II, 1773, S. 494-496.

14. P. A. Munch. Det norske Folks Historie, I, 1, 1852, S. 132-133, 466-468, 714; Т. Н. Aschehoug. Statsforfatningen i Norge og Danmark, 1866, s. 12-13; R. Keyser. Norges Stats- og Retsforfatning i Middelalderen, 1867, s. 30-32.

15. K. Maurer. Über die Einziehung der norwegischen Odelsgüter durch K. Harald Hárfagri. – "Germania. Vierteljahrschrifl für deutsche Alterthumskunde". 14. Jhg. Wien, 1869.

16. J. E. Sars. Om Harald Haarfagres Samling af de norske Fylker og hans Tilegnelse af Odelen. – H. Т., 1. R., 2. Bd. Christiania, 1872.

17. E. Hertzberg. Lén og veizla i Norges sagatid. – "Germanistische Abhandlungen zum LXX Geburtstag Konrad von Maurers". Göttingen, 1893.

18. J. E. Sars. Op. cit., s. 228-233.

19. E. Hertzberg. Harald Haarfagres skattepaalaeg og saakaldte Odelstilegnelse. – H. Т., 4. R., 4. Bd. Oslo, 1907, s. 184; Lén og veizla, s. 305.

20. Fr. Boden. Das altnorwegische Stammgüterrecht. – ZSSR, GA, 24. Bd., 1903, S. 114.

21. O. Büchner. Die Geschichte der norwegischen Leiländinger bis zur Verfassungsänderung im Jahre 1660.1. Teil. Berlin, 1903, S. 16.

22. A. Bugge. Vesterlandenes indflydelse..., s. 92-101.

23. См. Fagrskinna, kap. 11. Текст см. ниже, гл. III.

24. Е. Herzberg. Lén og veizla, s. 288-289.

25. Y. Nielsen. Studier over Harald Haarfagres Historie. – H. Т., 4. R., 4. Bd. Oslo, 1907, S. 72-74.

26. В то же время Нильсен полагает, что наиболее достоверную исландскую традицию нужно искать не у Снорри, а в "Книге о заселении Исландии".

27. А. Taranger. Udsigt over den norske rets historie. Forelaesninger. Bd. II, 1. Christiania, 1904, s. 188: "beskatningen er en udøvelse af eiendomsretten".

28. В Járnsíða о конунге говорится, что он "óðalborinn til lands ok þegna". Cp. Konungsskuggsjá и Hirðskrá, 14. A. Taranger. Udsigt.., Bd. II, 1, s. 184.

29. A. Taranger. Harald Haarfagresfflegnelse af odelen.- H. Т., 4. R., 4. Bd. Oslo, 1907, S. 110-118, 125-128.

30. A. Taranger. Udsigt..., Bd. II, 1, s. 184-185: idem. Harald..., s. 122-125.

31. A. Taranger. Harald..., s. 126.

32. A. Taranger. Harald..., s. 181.

33. E. Briem. Um Harald Harfagre. Reykjavík, 1915. Нам содержание этой книги известно по статье Брима "Sagaernes Beretning om Harald Hårfagres Tilegnelse af Odelen". – H.T., 5. R., 5. Bd. Oslo, 1924.

34. H. Koht. Innhogg og utsyn i norsk historie. Kristiania, 1921, s. 86, 95. О полемике Скрейнера с Кутом по этому вопросу см. Íslenzk fornrit, XXVI. Bd. Reykjavík, 1941, bls. LXV.

35. Edv. Bull. Sagaenes beretning om Harald Hårfagres tilegnelse av odelen. – H. T, 5. R., 4 bd. Oslo, 1920, s. 492. Современные норвежские историки, среди которых немало последователей и учеников Бюлля и Куга, как правило, разделяют их скептицизм в отношении сообщений об "отнятии одаля". См. A. Holmsen. Norges historie, I. Oslo. 1949, s. 178.

36. O. A. Johnsen. Norges bønder. 2. utg., 1936, s. 71-72; idem. Norwegische Wirtschaftsgeschichte. Jena, 1939, S. 49-51.

37. Fagrskinna, kap. 11. О взимавшихся.Харальдом податях см. Fagrskinna, kap. 2 и Lnb. Hsl., bls. 33-34. См. об этом ниже, § 2 и гл. III.

38. J. de Vries. Harald Schönhaar in Sage und Geschichte. – "Beitrage zur Geschichte der deutschen Sprache und Literatur", 66. Bd., 1942, S. 78-80.

39. См. islenzk fornrit, XXVI. bd., bls. LXIII-LXIV.

40. См. А. Я. Гуревич. Колонизация Исландии. – "Ученые записки Калининского пединститута", т. 35, 1963, с. 220 сл.

41. Hkr.: Hákonar s. góða, kap. 1: ...konung... slíkan at öllu sem Haraldr inn hárfagri var, nema þat skilði, at Haraldr hafði ailan lyð í landi þrælkat ok áþját, en þessi Hákon vildi hverjum manni gott ok bauð aptr at gefa bóndum óðöl sín, þau er Haraldr konungr hafði af þeim tekit.

42. G. Storm. Om Lendermandsklassens Talrighed i 12. og 13. Aarhundrede. – H. Т., 2. R., 4 Bd. Christiania, 1884, s. 129-132.

43. Мнение о недостоверности сообщений саг об "отнятии одаля" вследствие пристрастности исландской традиции разделяют и некоторые современные исландские историки. См. В. Þorsteinsson. Íslenzka þjóðveldið, Reykjavík, 19S3, bls. 72. Бьёрн Topстейнссон, ознакомившись с нашей статьей "Так называемое "отнятие одаля" королем Харальдом Прекрасноволосым" ("Скандинавский сборник", II, 1957), высказал предположение, что ее автор считает исландские саги довольно достоверными историческими источниками. Сам Б. Торстейнссон утверждает, что "исландские саги следует прежде всего рассматривать как источники об исландском обществе лишь для периода написания самих саг" (Б. Торстейнссон. Исландские саги и историческая действительность. – Скандинавский сборник, III, 1958, с. 205). В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что мы отнюдь не склонны безоговорочно доверять сагам в их повествованиях о раннем периоде истории Норвегии и Исландии и разделяем господствующий в современной историографии взгляд на них как на источники малодостоверные и отражающие в большей мере отношения периода их записи, чем предшествующего. Вместе с тем было бы неправильно, по нашему мнению, видеть в сагах источники лишь по истории XII и XIII вв. Критическое их изучение в сопоставлении с другими памятниками могло бы до некоторой степени пролить свет и на историю более раннего периода. Однако мы сочли необходимым уточнить некоторые мысли и формулировки в упомянутом выше очерке, с тем чтобы он не вызывал предположений о недостаточно осторожном использовании саг.

44. Sigvatr Þórðarson. Bersöglisvísur, 3 (erfðir): Lausavísur, 8, 10 (föður-arfi); Óttar svarti. Höruðlausn, 15 (ættlönd), 18 (ættlönd); Arnórr Þórðarson jarlaskáld. Magnúsdrápa, 4 (föðurarf), 8 (óðal): Þjóðólfr Arnórson. Sexstefja, 35 (arf ok óðaltorfu); Valgarðr á Velli. Et digt om Harald hårdråde, 6 (óðal); Bjarni Hallbjarnarson gullbrárskáld. Kalfsflokkr, 6 (erfð); Steinn Herdísarson. Óláfsdrápa, 10 (óðul); Ivarr Ingimundarson. Sigurðarbolkr, 23 (föðurleifðar); Nóregs konungatal, 12 (erfð), 28 (Talði lönd / ok lausafé / sína eign / Sveinn ok Hákon, / ok tvá vetr / at tali fyrða / Eireks arf / jariar höfðu), 30 (óðul), 37 (óðalsjorð), 45 (Föðurleifðar).

45. Arnórr Þórðarson jarlaskáld. Magnúsdrápa, 8. Это выражение почти совпадает с тем, что говорит о том же конунге другой скальд – Сигват Тордарсон в знаменитых "Откровенных висах" (Bersöglisvísur, 14): "Все говорят одно: "Мой господин присваивает одаль своих подданных"" (Eitt es mál, þats mæla, / mínn dróttinn leggr sína / eign á óðal þegna). См. ниже, гл. III.

46. Sigvatr Þórðarson. Lausavísur, 3; Bersöglisvísur, 7 (об Олаве Святом). Правда, еще раньше, во второй половине X в., у скальда Кормака встречается термин jarðhljótr (jarðhlutr) – буквально "дающий" или "наделяющий землею", для обозначения сеньора, господина (Kormákr Øgmundarson. Sigurðardrápa, 3).

47. Е, Hertzberg. Lén og veizla..., s. 305; NgL, V. Glossarium, s. v. lánardróttinn; R. Cleasby, G. Vigfusson, W. A. Craigie. An Icelandic-English Dictionary. Oxford, 1957, p. 377.

48. См. ниже, гл. III.

49. См. ниже, § 2.

50. В "Законах Гулатинга" содержится предписание, обязывавшее всех бондов участвовать в пирах. Каждый домохозяин (кроме самых бедных) должен наварить определенное количество пива. Но теперь эти пиры посвящались не Одину и Фрейру, а Христу и деве Марии: "за добрый год (т. е. за урожай) и мир". Епископ должен был штрафовать бондов, уклонявшихся от участия в пирах (G., 6,7). Старая языческая вейцла превратилась в совместную трапезу и возлияния христиан. Красочные описания пиров см. в "Круге Земном". См. ниже, § 2.

51. См. A. Steinnes. Utskyld. Н. Т., 36. Bd, 4. h. Oslo, 1953; idem. Husebyar. Oslo, 1955.

52. K. Lehmann. Abhandlungen zur germanischen, insbesondere nordischen Rechtsgeschichte. Berlin und Leipzig, 1888, S. 25, 30, 70.

53. A. Steinnes. Utskyld, s. 410; idem. Husebyar, s. 222. Cp. S. Hasund. Skylduveitsle. – "Or Noregs bondesoge", I, s. 162.

54. Hirðskra, kap. 14.

55. G., 1.

56. Hkr: Haralds s. ins hárfagra, kap. 31: Var þat lengi síðan í Orkneyjum, at jarlar áttu óðö öll, allt þar til er Sigurðr Hlöðvisson gaf aptr óðölin. Сигурд Хлёдвиссон – современник конунга Олава Трюггвасона, он погиб в 1014 г. Следовательно, по Снорри, оркнейские ярлы владели всем одалем на островах в течение примерно ста лет. Ярл Сигурд сделался вассалом Олава Трюггвасона, но затем перестал ему повиноваться. Hkr: Óláfs s. Tryggvasonar, kap. 47; Óláfs s. helga. kap. 96.

57. Hkr: Óláfs s. helga, kap. 96.

58. Hkr: Óláfs a. helga, kap. 96.

59. Ibidem: ...en síðan veitti Sigurðr jarl enga lýðskyldu Óláfi konungi.

60. О том, что население Оркнейских островов в X в. платило дань (skatta), см. Hkr: Hákonar s. góða, kap. 5. Показательно, что в начале X в. система сбора вейцл, уже вполне сложившаяся к тому времени в Норвегии, была перенесена на Оркнейские острова. См. A. Steinnes. Husebyar, s. 222.

61. Hkr: Óláfs s. helga, kap. 98.

62. Hkr: Óláfs s. helga, kap. 100: Konungr segir ok tók þar fyrst til máls, er Haraldr inn hárfagri hafði eignazk óðöl öll í Orkneyjum, er jarlar höfðu haft jafnan síðan lönd þau at léni, en aldrigi at eign... Tók þá Óláfr konungr af jarli vald ok forráð yfir öllum erfðalöndum jarls. Gerðisk jarl þá hans maðr ok þatt þat svardögum. Cp. ibid., kap. 101-102. Kap. 111: Eignaðisk Óláfr konungr lönd þau... Kap. 124: Hann [Óláfr] hafði þá ok lagt undir sík Orkneyjar...

63. Обрисованную выше первоначальную форму верховенства короля необходимо отличать от высшей власти его "божьей милостью"; эта идея утвердилась в Норвегии лишь в XIII в. и нашла свое выражение, в частности, в "Ландслове".

64. См. по этому поводу замечания А. И. Неусыхина (А. И. Неусыхин. Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII-XII вв. М., 1964, с. 22-23, прим. 14).

65. В период господства над Норвегией датских конунгов – сыновей Кнута – с населения взыскивался побор за рыбную ловлю: в сагах (Fagrskinna, kap. 29) это изображено в виде аренды рыбаками моря (...leigðu fiskmienn sjœvn...).

66. См. А. Я. Гуревич. Норвежская община в раннее Средневековье. – "Средние века", XI, 1958, с. 19 сл.

67. R. Cleasby, G. Vigfusson, W. A. Craigie. An Icelandic-English Dictionary, p. 470.

68. H. Т., 4. R., 4. Bd., 1907, s. 109.

69. F. Maitland. Domesday Book and Beyond. Cambridge, 1897, p. 325-326.

70. H. Т., 4. R., 4. Bd., 1907, s. 180.

71. См. А. Я. Гуревич. Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского крестьянства. – "Средние века", IV, 1953, с. 60, 63-71.

72. См. А. Я. Гуревич. Роль королевских пожалований в процессе феодального подчинения английского крестьянства, с. 61. Ср. А. Я. Гуревич. Английское крестьянство в X – начале XI в. – "Средние века", IX, 1957, с. 72.

73. Н. Т., 4. R., 4. Bd., 1907, s. 125.

74. "Средние века", IV, 1953, с. 51-52, 73.