Литература

Источник: В. В. РЫБАКОВ. ХРОНИКА АДАМА БРЕМЕНСКОГО И ПЕРВЫЕ ХРИСТИАНСКИЕ МИССИОНЕРЫ В СКАНДИНАВИИ

В настоящем очерке сделана попытка выявить в третьей книге "Деяний архиепископов гамбургской церкви" литературные влияния, которые происходят из "Жизнеописания Карла Великого", принадлежащего Эйнхарду²⁸⁶. Поиск сосредотачивается на влияниях: 1) текстуальных; 2) относящихся к принципам отбора и смыслового деления материала; 3) композиционных.

Как "Описание северных островов" – четвертая книга хроники Адама – выделяется на фоне трех первых книг, так и третья книга выделяется на фоне двух предшествующих. В 1-2 книгах Адам по стандартной схеме и в одинаковых выражениях повествует о деятельности всех епископов и архиепископов, управлявших епархией до 1043 г., уделяя каждому из них не слишком много места. В третьей же книге, самой большой по объему и целиком посвященной Адальберту, продолжающийся однообразный рассказ периодически прерывается яркими вставками, в которых характеризуется личность архиепископа (самые пространные из них: Gesta. III, 1-2, 36-40).

Портрет Адальберта, написанный во многом на основе личных наблюдений хрониста, отличается от портретов его предшественников живостью и меньшей шаблонностью. Адальберт-человек заслоняет Адальберта-архиепископа. Адам напрямую связывает важнейшие перемены в судьбах епархии с успехами или неудачами политической карьеры ее предстоятеля, а также с изменениями его нрава. Нравственная эволюция Адальберта и является главным объектом изображения в третьей книге.

Правомерен вопрос: на какие традиции мог опираться каноник и magister scholarum, писавший в 1070-х гг. в Бремене, когда он рисовал портрет своего патрона и вероятного заказчика "Деяний"?

Исследователями текста давно выяснено, что значительное влияние на язык и стиль Адама оказали многократно цитируемые им произведения Саллюстия, Горация, Вергилия, Лукана, Солина, Марциана Капеллы, Орозия. Важными источниками "Деяний" послужили также жития германских святых и сочинения Эйнхарда. Как я попытаюсь показать, именно "Жизнеописание Карла Великого" стало для Адама Бременского литературным образцом при работе над биографией Адальберта.

Вопрос о связи между сочинениями Адама и Эйнхарда рассматривался в историографии в двух аспектах. С одной стороны, велся поиск фраз и выражений, а также мотивов, заимствованных Адамом у Эйнхарда. Эти заимствования скрупулезно отмечены в изданиях Б. Шмайдлера (Gesta) и В. Трилльмиха (Quellen). С другой стороны, Эйнхард интересовал исследователей как источник географических представлений Адама. В этом отношении интересна статья шведского исследователя Л. Вейбулля²⁸⁷.

Согласно его мнению, два описания Балтийского моря, приводимые Адамом, соответственно, во второй и четвертой книгах сочинения (Gesta. II, 17-22; IV, 10-20), являются особыми гео-этнографическими вставками, тематически выбивающимися из окружающего их текста. В обеих вставках за основу берется сообщение Эйнхарда (приводятся цитаты из 12-й главы "Жизнеописания"), которое дополняется собственными известиями Адама. Бременский хронист идет за Эйнхардом в определении местоположения и протяженности Балтийского моря, но подробнее говорит о племенах, населяющих его острова и побережья, следуя при этом той же логике, что и Эйнхард, то есть описывая море с запада на восток. Обе вставки начинаются и заканчиваются особыми фразами, маркирующими их границы.

По мнению Л. Вейбулля, задача Адама заключалась в том, чтобы дать целостное описание Балтийского региона. Но, обладая только разрозненными сведениями на этот счет, он воспользовался описанием Эйнхарда как единственным доступным обобщением. Используя факты, собранные самостоятельно, Адам поверяет и уточняет слова своего авторитетного предшественника. "В течение двухсот пятидесяти лет описание, данное Эйнхардом, оставалось в забвении. В критическом положении, в котором оказался Адам, он заново открыл это описание… За одним исключением он не встречал в литературе сведений о Балтийском море. Исключением был Эйнхард. И на основе Эйнхарда, а не самостоятельно, разрешал он теперь во вставках проблему описания Северной Европы"²⁸⁸, – резюмирует Вейбулль.

В целом соображения Л. Вейбулля совершенно правильны и очень важны при рассмотрении связей между сочинениями Адама и Эйнхарда. Нельзя согласиться с ними только в двух пунктах. Во-первых, как я попытаюсь продемонстрировать, географическое описание Балтики – далеко не единственное заимствование Адама у Эйнхарда, а лишь составная часть целой системы разнообразных заимствований. Во-вторых, представляется гораздо более продуктивным объяснить одну из тех фраз, которые Вейбулль называет границами гео-этнографических экскурсов, иным образом, отказавшись от идеи вставок и поставив ее в контекст взаимоотношений Адама и Эйнхарда²⁸⁹.

Итак, уточняя некоторые положения Вейбулля, попробую прояснить, каким, судя по "Деяниям", было представление Адама Бременского об Эйнхарде и его трудах.

Надо сказать, что Адам обращается к Эйнхарду несколько раз. Как говорилось в предисловии, первая книга "Деяний" открывается рассказом о географии Саксонии (Ges ta. I, 1-2) и происхождении племени саксов (Gesta. I, 3-9). Большая часть этого рассказа построена на цитатах из "Жизнеописания Карла Великого" (Gesta. I, 1, 8-9) и еще одного сочинения, которое Адам именует "Саксонскими войнами" (Gesta. Scholia 1), "Деяниями саксов" (Gesta. I, 32) или "Историей" (Gesta. I, 3) и ошибочно приписывает Эйнхарду (приводимый Адамом текст буквально совпадает с Translatio sancti Alexandri, основанной на Таците и Эйнхарде). Выдержка из "Деяний саксов" составляет главы 4-7 первой книги.

Далее, при описании Склавании (областей поморских и полабских славян) Адам снова приводит сообщение Эйнхарда. 19-я глава второй книги – это извлечение из 12-й главы "Жизнеописания", где идет речь о размерах Балтийского моря и народах, обитающих на его островах и побережье. Третий и последний раз цитаты из биографии Карла Великого появляются в главах 10-12 четвертой книги, где Адам поочередно разбирает каждую фразу уже приводившегося им пассажа о Балтийском море.

Большие цитаты из Эйнхарда сочетаются в "Деяниях" с признанием высокого авторитета этого писателя. Сам он характеризуется как "ученейший муж" (Gesta. I, 1), а его стиль именуется "сладостным" (Gesta. I, 32). В отличие от других авторов, отрывки из которых зачастую без специальных оговорок инкорпорируются в текст хроники, Эйнхард всегда называется по имени, причем Адам каждый раз как бы сравнивает себя с ним, а свой способ изложения – с его: цитаты из Эйнхарда всегда соседствуют в "Деяниях" с размышлениями о том, как следует писать. Даже фразы, содержащие такие размышления, имеют сходное строение.

Первую главу первой книги Адам начинает следующими словами: "Мы намереваемся описать историю Гамбургской церкви, так как Гамбург некогда являлся весьма знаменитым городом саксов. И полагаем, что не будет ни неподобающим, ни бессмысленным сначала привести те [сведения] о племени саксов и природе [населяемой] ими провинции, которые оставили в своих сочинениях ученейший муж Эйнхард и другие небезызвестные авторы"²⁹⁰. Здесь программа дальнейшего повествования, а также мнение о полезности определенного типа изложения стоят рядом с именем Эйнхарда. Как обнаруживается, в двух других случаях, когда Адам обращается к Эйнхарду и, конкретнее, к его "Жизнеописанию", присутствуют размышления того же рода.

Сразу за главой 19 книги II – второй в тексте "Деяний" выдержкой из "Жизнеописания" – следует заявление полемического характера: "Это он [пишет о склавах]. Мы же, коль скоро столько раз [уже] заходила речь о склавах, полагаем, что будет нелишним, если мы скажем кое-что о природе и народах Склавании в форме краткой исторической сводки…"²⁹¹. В этом случае Адам не только высказывает суждение о том, "что будет нелишним" в его повествовании, но и формулирует метод, который он будет применять, называя его "краткой исторической сводкой".

Однако самое интересное отступление, посвященное методу, встречаем в четвертой книге. Вот какой фразой начинается рассказ Адама о Балтийском море: "Теперь же, поскольку предоставляется удобный случай, будет уместным сказать кое-что о природе Балтийского моря. И хотя я, используя сочинения Эйнхарда, [уже] упоминал об этом море выше, [когда описывал] деяния архиепископа Адальдага, [теперь] я применю способ разъяснения, [при котором] то, что он обрисовывает вкратце, я опишу для сведения наших (то есть бременских клириков. – В. Р.) более полно"²⁹².

Адам считает нужным отметить не только полезность передаваемых дальше сведений, а также их уместность именно в данной части своего сочинения, но и объяснить свой способ работы с источником. Читатель узнает, что хронист берет известия Эйнхарда и комментирует эти известия на основании собранных им самим сведений. Три вышеприведенных отрывка кроме содержательного имеют и определенное текстуальные сходство (похожа их синтаксическая структура, совпадают некоторые выражения). В двух первых одинаковый синтаксис: "quoniam (поскольку) то-то и то-то, то putamus / arbitramur (мы считаем) non indecens aut vacuum fore / non ab re (что не будет неуместным), si (если) то-то и то-то". В третьем синтаксическая схема видоизменяется: подлежащим в главном предложении становится не авторское "мы", а инфинитив с прямым объектом (aliquid dicere), с содержанием, которое в двух предыдущих фразах выражалось условным предложением, но причинное придаточное с quoniam остается и, как и во втором, употребляется устойчивое сочетание со словом res ("non ab re" второго отрывка по смыслу равно "ad rem" третьего): quoniam locorum se prebuit occasio, ad rem videtur aliquid de natura Baltici maris dicere.

Рассматривая последнюю из приведенных фраз, Вейбулль решил, что она маркирует начало второй гео-этнографической вставки, однако, если поместить ее в контекст двух других, то можно объяснить появление этой фразы иначе. Коль скоро каждый раз, приводя цитату из сочинения Эйнхарда, Адам ставит рядом с ней фразу, характеризующую способ изложения материала, содержащую рефлексию над собственным писательским трудом (а такие фразы не слишком часты в его сочинении), то, вероятно, Адам как-то моделировал свое повествование по Эйнхарду, испытывал определенное желание сравнить свой метод историописания – с его.

Проверяя высказанную гипотезу, обратимся к анализу третьей книги "Деяний" и сравним некоторые принципы отбора материала в "Жизнеописании Карла Великого" Эйнхарда и биографии Адальберта, принадлежащей Адаму Бременскому.

Оказывается, что, рисуя портрет архиепископа Адальберта, Адам зачастую пишет о тех же индивидуальных свойствах, чертах характера и привычках, о которых упоминает Эйнхард, говоря о Карле.

Примером может служить красноречие. Вот как характеризует Эйнхард это качество императора: "Он отличался чрезвычайно большим красноречием и мог яснейшим образом изложить все, что хотел"²⁹³. Не меньшим даром слова обладал в изображении Адама и Адальберт: "Он отличался… исключительным красноречием". "Красноречие его вплоть до [самой] смерти оставалось таким, что, если бы ты услышал, как он говорит, ты легко пришел бы к убеждению, что все им совершаемое делается по здравом размышлении и наилучшим образом"²⁹⁴.

Другой пример – щедрость. И у Карла, и у Адальберта она, во-первых, неумеренна, что ничуть их не смущает а во-вторых, направлена на чужеземцев, людей нуждающихся, а не на вассалов или подчиненных. "Он [Карл] любил чужеземцев и уделял большое внимание их приему, так что их многочисленность воистину была бременем (multitudo videretur onerosa) не только для дворца, но и для государства. Сам же он вследствие величия души ничуть не тяготился такого рода бременем (minime gravabatur)"²⁹⁵, – пишет Эйнхард. А вот в каких выражениях говорит о щедрости Адальберта Адам Бременский (во втором примере привлекает внимание текстуальное совпадение с "Жизнеописанием", замеченное Ф. Кольманном): "…его щедрость ко всем превосходила меру". "Для обретения земной славы он приближал к себе людей различного рода и разнообразных занятий, а главным образом – льстецов. Огромную их толпу (onerosam multitudinem) водил он за собой и ко двору, и по епископству, и куда бы ни шел, утверждая, что многочисленная толпа сопровождающих не только не отягощает его (eum non gravari), но даже доставляет ему превеликое удовольствие"²⁹⁶.

Ту же особенность архиепископа Адам подчеркивает в нескольких других местах: "богатства, хотя они были весьма велики, он без промедления раздавал незнатным людям, блюдолизам, лекарям, шарлатанам и тому подобным [людям]" (Gesta. III, 36). "Мы нередко видели его в окружении семи или пяти епископов и слышали, как он говорил, что не может без [их] толпы" (Gesta. III, 77). "Он сначала отворял [дверь] всем незнатным и чужеземцам, [а] потом окружал [покои] такой охраной, что посланцы с важными делами и знатные люди мира [сего] иногда были вынуждены против своей воли неделю ждать перед дверями"²⁹⁷.

Можно проследить и другие параллели. Адам хвалит архиепископа за то же, за что Эйнхард Карла, за упорство и настойчивость во всех делах. Известно, что Эйнхард не раз упоминает об этих качествах императора. Приведу только два характерных примера: "Он [Карл] не имел обыкновения отказываться от начатого или отступать перед лицом единожды предпринятого дела раньше, чем с упорством и настойчивостью завершит то, что намеревался, полным успехом". "Он не отложил вследствие сложности и не испугался вследствие опасности ни одного [дела,] которое нужно было предпринять или исполнить"²⁹⁸.

Адам тоже всячески подчеркивает твердость Адальберта в достижении своих целей: "Бесспорна поразительная активность [этого] человека, не принимавшая отдыха; она, занятая весьма великими трудами, никогда не знала истощения ни в епархии, ни вне ее (domi forisque)". "Он предпринял столько трудов при дворе, столько вместе со своими сторонниками проявил усердия в военных походах во всевозможные страны ([все это] по собственной воле), что, дивясь неутомимому упорству этого мужа, цезарь стал приглашать его на все советы, [касающиеся] государственных дел, можно сказать, как главного советчика"²⁹⁹.

Эта твердость духа проявилась и у Карла, и у Адальберта в преддверии смерти. Каждый из них, несмотря на нездоровье, не сидел дома, а странствовал. Эйнхарад: "Он [Карл,] по своему обыкновению, хотя и ослабленный старостью, отправился поохотиться недалеко от ахенского дворца"³⁰⁰. Адам: "Итак, достигнув высшей славы, [архиепископ,] хотя и страдал от частых телесных недугов, но не желал отходить от государственных дел [и] на носилках сопровождал короля [в путешествиях] от Рейна до Дуная и оттуда в Саксонию"³⁰¹.

Похожими были привычки франкского императора и гамбург-бременского архиепископа в том, что касалось принятия пищи. И Адам, и Эйнхард (правда, в разной связи) упоминают о том, как их герои воздерживались от еды. Эйнхард: "Он [Карл] был умерен в еде и питье, но в питье более умерен… однако он не в такой степени мог воздерживаться от пищи и часто жаловался, что пост вреден его телу"³⁰². Адам: "Сам он [Адальберт] временами покидал сотрапезников, не отведав ни крошки"³⁰³.

Как Карл, так и Адальберт любили чтение и музыку за обедом. Вот каковы были литературные пристрастия Карла: "За обедом он слушал либо какую-нибудь музыку, либо чтение. Ему читали истории и [повести о] деяниях древних. Он любил и книги святого Августина, в особенности ту, что называется "О граде Божьем""³⁰⁴. Несколько иными предстают под пером Адама вкусы Адальберта: "А возлежа за столом, он услаждался не столько едой и питьем, как фацециями, либо историями королей, либо замечательными изречениями философов… Изредка он приглашал музыкантов, однако [лишь] иногда считал их [присутствие] необходимым для того, чтобы отогнать тревожные раздумья о делах"³⁰⁵.

Различным было отношение двух героев к врачам, но и Эйнхард, и Адам Бременский упоминают о том, каким являлось это отношение. Карл не прислушивался к советам лекарей: "И тогда он чаще поступал по своему разумению, чем по совету лекарей, которых почти ненавидел, потому что они рекомендовали ему отказаться от принятия в пищу жареного, к которому он привык, и приучаться к вареному"³⁰⁶. Адальберт, наоборот, любил врачей, испытывал на себе разные лекарства, хотя временами и пренебрегал лечением: "У него царили одни лишь лекари". "Стремясь восстановить крепость тела с помощью медиков, он испытывал все новые лекарства, от чего у него вскоре развилась [еще] худшая немочь". "За четырнадцать дней до кончины, будучи в Госларе, [архиепископ,] по своему обыкновению, отказался применить микстуру или кровопускание, поэтому его охватила тяжелейшая болезнь дизентерия"³⁰⁷.

Создается впечатление, что при отборе сторон жизни Адальберта для включения их в биографию архиепископа Адам Бременский кое в чем следовал Эйнхарду. Если Эйнхард, например, упоминал об определенной черте характера Карла, то об этой же черте характера считал нужным сказать и Адам применительно к Адальберту.

Можно предположить, что при составлении третьей книги Адам, выбирая, о каких особенностях Адальберта ему стоит написать, обращался к книге Эйнхарда и сначала смотрел, о каких сторонах жизни Карла говорит прославленный биограф, а затем переносил его модель на свой материал.

Кроме того, Адам Бременский позаимствовал из "Жизнеописания Карла Великого" некоторые мотивы и ходы мысли. Особенно ярко видны эти заимствования тогда, когда наблюдается также текстуальное сходство. Исследователи уже давно отметили следующие параллели:

Эйнхард	Адам
…regio tantum nomine contento… …inaneregis vocabulum (Vita Karoli. 1)	…tantum vita et inani regis nomine contento (Gesta. III, 14)
…curabatque magnopere… (Vita Karoli. 26)	…magnopere curavit… (Gesta. III, 29)
…simultates et invidiam… (Vita Karoli. 18)	…quorum invidia, simultates… (Gesta. III, 41)

Как Карл "увеличил славу своего государства" дружбой с другими владыками, которые отправляли к нему послания и посольства (а среди них были и константинопольские императоры), так и Адальберт "прибавил к своим успехам" международную известность: "Ко всем этим успехам прибавилось [и] то, что могущественный греческий император Мономах и Генрих Французский, когда они прислали нашему цезарю дары, выразили архиепископу свое уважение за его мудрость и благочестие, а также предприятия, которые вследствие его советов обрели благоприятный исход"³⁰⁹.

Сразу две аналогии с сочинением Эйнхарда можно обнаружить во фразе, с которой Адам начинает 10-ю главу третьей книги. Вот она: "Он [Адальберт] также предпринял в различных местах многие другие начинания, из которых большая часть сошла на нет еще в то время, когда он был жив и усердно занимался государственными делами. Так [произошло, например,] с тем каменным домом в Эсбеке, который рухнул внезапным падением [прямо] в его присутствии"³¹⁰.

Первая половина фразы – практически дословная цитата из главы 17 "Жизнеописания Карла Великого": "Он [Карл]… с упорством предпринял в различных местах многие начинания к украшению и устроению государства, кои и завершил"³¹¹. Привлекает внимание, как иронично (ирония направлена на Адальберта) Адам переиначивает слова Эйнхарда, меняя quaedam etiam consummavit ("кои и завершил") на quorum pleraque defecerunt ("из которых большая часть сошла на нет").

Вторая половина приведенного отрывка также навеяна Эйнхардом, тем пассажем "Жизнеописания", где идет речь о знамениях, предвозвестивших смерть Карла (здесь снова почти буквальное совпадение): "Портик, величественное здание которого он [Карл] выстроил… в день Вознесения Господня рухнул внезапным падением [и разрушился] вплоть до основания"³¹².

Вообще (что уже было замечено исследователями) тема предсмертных знамений, разработанная у Эйнхарда, нашла продолжение и у Адама Бременского в биографии Адальберта. Описание разнообразных предвестий, указывавших на близкий конец архиепископа, занимает в третьей книге "Деяний" много места (Gesta. III, 62-64). Есть и мотивы, заимствованные из "Жизнеописания".

Вот один из них – очевидность знамений. Эйнхард: "Было множество знамений приближавшейся смерти [Карла], так что не только посторонние, но и сам он почувствовал это"³¹³. Адам: "Знаменья и предвестья близкой его [Адальберта] смерти были многочисленны, столь устрашающи и необычны, что они напугали как [всех] нас, так и самого архиепископа; столь ошеломляющи и очевидны, что всякий, кто повнимательней пригляделся бы к перемене его нрава и непрочности здоровья, без сомнения, сказал бы, что грядет [его] конец"³¹⁴.

Другой общий для двух биографий мотив – падение с коня как дурное знаменье. Эйнхард: "Внезапно конь, на котором он [Карл] сидел, подавшись головой вниз, упал и сбросил его на землю с такой силой, что он поднялся [уже] без плаща"³¹⁵. Адам: "В то же время, едучи ко двору, он [Адальберт] свалился с коня тяжким падением"³¹⁶.

Но, несмотря на столь явные знаки, ни Карл ни Адальберт не желали относить их на свой счет. Эйнхард: "Но все вышеописанное он либо оставлял без внимания, либо презрительно отвергал так, словно ничего из этого никоим образом к нему не относилась (acsi nihil horum ad res suas quolibet modo pertineret)" (Vita Karoli. 32). Адам: "И хотя епископ с особым вниманием относился к [своим] снам, напрасно все объявляли, что они касаются [именно] его (haec ab omnibus frustra nuntiabantur in ipsum respi cere)" (Gesta. III, 64).

И Эйнхард, и Адам Бременский считают нужным как-то продемонстрировать читателю свои взаимоотношения с теми людьми, биографию которых они пишут. Вполне можно связать фразу Адама: "как я хотел бы написать лучше о том человеке [Адальберте], который и меня любил и столь славен был в своей жизни"³¹⁷, – с предисловием Эйнхарда: "…к написанию этого подтолкнула меня… длительная дружба… с ним [Карлом] и его детьми"³¹⁸. К последней фразе есть также текстуальная параллель в предисловии к "Деяниям": appuli me ad scribendum ("я подтолкнул себя к написанию"). А выпущенное мною в цитате из "Жизнеописания" cum in aula eius conversari coepi ("с тех пор как я начал состоять при его дворе") можно сопоставить с другим местом в предисловии Адама: cum in numerum gregis vestri… nuper colligerer ("с тех пор как я в число стада вашего… недавно был включен"). (Хотя Адам обращается здесь к архиепископу Лиемару, говорит он об Адальберте, который взял его в Бремен).

Еще одной линией заимствований Адама Бременского из "Жизнеописания Карла Великого" являются заимствования, относящиеся к принципам смыслового деления материала, или рубрикации. В биографии Адальберта, рассказывая о различных сторонах жизни архиепископа, он использует ту же систему рубрик и те же фразы – разделители рубрик, что и Эйнхард.

Как один, так и другой писатель, прежде чем приступать к рассказу о своих героях – Карле и Адальберте, делают своеобразную декларацию, в которой описывается структура дальнейшего изложения. Фразы, содержащие эти декларации, построены одинаково: "поскольку трудно/невозможно рассказать о том-то и о том-то, мы будем говорить о том-то и о том-то, причем таким-то образом". Сама же программа у двух писателей различна. Вот соответствующие места.

Эйнхард: "Поскольку о его [Карла] рождении, младенчестве и детстве нигде ничего не написано и в живых нет никого, кто бы мог сказать, что знает о них, я полагаю бессмысленным писать [об этом и] решил перейти к описанию и изложению его деяний, нрава и других сторон его жизни, причем таким образом, чтобы, рассказав сначала о его свершениях как в государстве, так и вне его, затем о его нраве и занятиях, а потом об управлении государством и кончине, не упустить ничего, что необходимо знать или же достойно памяти"³¹⁹.

Адам: "Поскольку мне будет непросто изложить все деяния [этого] мужа четко, полно и по порядку, поэтому я хочу кратко и как человек сочувствующий остановиться на всех его важнейших делах и довести повествование до тех интриг, благодаря которым славные и процветающие гамбургская и бременская епархии – одна была разорена язычниками, другая разодрана псевдохристианами. Итак, я начну рассказ таким образом, чтобы все [нижеследующее] можно было бы сразу понять [исходя] из его, [Адальберта,] характера"³²⁰.

Итак, схема изложения, заявленная и в основном осуществленная Эйнхардом, такова: деяния – нрав – кончина, причем деяния подразделяются на gestae domi и foris ("внутренние" и "внешние"). (Ср. также: "Во все время своей жизни он [Карл] пользовался всеобщей великой любовью и расположением как в государстве, так и вне его"³²¹.) Точно такая же рубрикация есть и у Адама Бременского. Он и говорит о ней, и применяет на практике. В первой главе третьей книги Адам четко разделяет gesta и mores ["О деяниях и нраве коего мужа трудно писать" (De cuius viri gestis et moribus… difficile sit… scribere. Gesta. III, 1)], а ниже, в 11-й главе, пишет и о двух видах gestae: res domesticae ("дела домашние") и acta pro legatione gentium ("дело миссии среди язычников").

Выражение, употребленное в главе 11, ясно показывает, каким образом Адам переосмысляет заимствованную у Эйнхарда рубрикацию. Если для биографа Карла res gestae domi et foris были не чем иным как внутренней и внешней политикой императора, то для Адама Бременского, герой которого занимает иное должностное положение, res gestae domi становятся деяниями, направленными на устроение и укрепление гамбург-бременского архиепископства, а res gestae foris – заботами о дальнейших успехах legatio gentium, миссионерстве. Та к Адам Бременский и строит третью книгу своего сочинения: характеристики нрава архиепископа перемежаются в ней с частями, посвященными политической жизни Северной и Восточной Европы и деятельности в этих областях гамбург-бременских миссионеров, руководимых Адальбертом.

Но Адам не только преобразует, но и дополняет схему Эйнхарда. Как деяния архиепископа делятся на внутренние и внешние, так и черты характера, mores, Адальберта распадаются у Адама на те, что происходят от самого человека и те, что связаны с обстоятельствами его жизни: "Тем не менее сего замечательного мужа можно превознести всеми видами похвал, ибо благороден, ибо красив, ибо премудр, ибо красноречив, ибо непорочен, ибо воздержан [был он –] все это заключал он в себе. У него также имелись в изобилии и все другие блага, [те,] которые обыкновенно даются человеку извне, [а именно:] богатство, успешность в делах, слава [и] власть"³²². Сгубило Адальберта также роковое сочетание внутреннего и внешнего – порча нрава и неудачи в политике: "В конце концов, надломленный роковыми переменами в характере, [а] заодно подрубленный извне ударами судьбы, он, точно захлестнутый волнами корабль, стал терять также [и] телесные силы"³²³.

Между частями, посвященными "внутренним" и "внешним" деяниям Адам вслед за Эйнхардом вставляет особые фразы-переходы. Вот они. Эйнхард: "Сии суть войны, которые могущественнейший император с великими благоразумностью и успехом вел в различных странах в течение 47 лет"³²⁴. Адам: "Многочисленны суть походы, в которые архиепископ ходил вместе с императором: в Венгрию, Склаванию, Италию и Фландрию"³²⁵.

Эйнхард: "Несмотря на то, что он был усерден в расширении [границ] государства и подчинении чужеземных народов и активно занимался делами такого рода, он, тем не менее, с упорством предпринял в различных местах многие начинания к украшению и устроению государства, кои и завершил"³²⁶. Адам: "В то время как за пределами [епархии] таким вот образом развивалось дело миссии среди язычников, [доверенной] нашей церкви, архиепископ Адальберт, все еще [продолжая] усердно заниматься благими делами, неусыпно и внимательно следил, как бы по его небрежению случайно не показалось, что он недостаточно прилежен в пастырском служении… Итак, он заслужил славу в епархии и вне ее (domi forisque)"³²⁷.

Эйнхард: "Таким он [Карл] был, охраняя и расширяя, а также украшая государство… теперь я перейду к рассказу о том, что относится к внутренней и домашней жизни"³²⁸. Адам: "А о делах домашних этот муж [Адальберт] поначалу заботился хорошо и достославно. Что же было сделано для миссии среди народов, кратко продемонстрирует следующий рассказ"³²⁹.

Хотя жанр сочинения Адама Бременского – хроника, и рассматриваемая здесь третья книга, естественно, продолжает последовательное изложение истории гамбург-бременской епархии, политических событий в Германии и сопредельных странах, ее композиция в основных чертах очень напоминает построение "Жизнеописания" Эйнхарда. Формула "деяния – нрав – кончина", заимствованная биографом Карла у Светония, перешла и в труд Адама.

Вот как она реализована у Эйнхарда (цифры обозначают главы): 1-4 – предыстория и программа дальнейшего описания; 5-16 – войны (gesta foris); 17 – строительство собора в Ахене, внутренняя политика (gesta domi); 18-28 – характер, привычки, внешность (studia et mores); 29 – законодательная и просветительская деятельность; 30 – болезнь и смерть (fnis); 31 – погребение и воздвижение памятника; 32 – предзнаменования смерти.

А вот, что мы обнаруживаем в третьей книге у Адама Бременского (элементы, не укладывающиеся в схему и обусловленные совершенно иным жанром сочинения, – в квадратных скобках): 1-2 – общая характеристика личности Адальберта и программа дальнейшего описания; 3-4 – строительство собора в Бремене; 5-11 – внешняя политика Генриха III и участие в ней Адальберта (gesta foris); 12-18 – дела в Скандинавии (gesta foris); 19-23 – дела в Склавании (gesta foris); 24-26 – обустройство епархии (gesta domi); [27-32 – политическая история Германии]; 33-35 – борьба за усиление епархии (gesta domi); 36-40 – характер и привычки Адальберта (studia et mores); [41-49 – неудачи Адальберта в политической деятельности]; 50-51 – дела в Склавании (gesta foris); [52-Вильгельм Завоеватель в Англии]; 53-54 – дела в Скандинавии (gesta foris); 55-59 – вынужденное сидение Адальберта в Бремене (gesta domi); [60-61 – политическая история]; 62-64 – предзнаменования смерти; 65-66 – болезнь и смерть Адальберта (+ "плач" Адама об архиепископе) (finis); 68 – погребение; 69-70 – свидетельства раскаяния Адальберта в своих грехах, происходивших от гордости; [71 – финальное обращение к читателю; 72-78 – обобщенный рассказ о миссионерской деятельности архиепископа].

Определенную общность построения (прежде всего в том, что касается описания главного героя) можно заметить. Опорные элементы схемы Эйнхарда "программа описания – деяния – характер – смерть – погребение – дополнительная информация о жизни" сохранены у Адама, а gesta foris et domi повторены дважды – до и после описания характера, так что схема приобретает вид: "программа описания – gesta foris – gesta domi – характер – gesta foris – gesta domi – смерть – погребение – дополнительная информация о жизни". Переменили свои места такие элементы, как строительство собора и предзнаменования смерти. Сходство композиций покажется еще большим, если вспомнить, что и у Адама, и у Эйнхарда переходы между частями маркируют приводившиеся выше фразы-разделители.

Поэтому вполне вероятно, что именно "Жизнеописанием Карла Великого" навеяны композиционные принципы биографии Адальберта. Приспосабливая схему Эйнхарда к совершенно иному материалу, Адам Бременский сильно ее преобразует, но базовые моменты остаются. Таким образом, сравнительный анализ "Жизнеописания Карла Великого" и "Деяний архиепископов гамбургской церкви" показывает, что некоторые традиции, заложенные Эйнхардом, нашли свое продолжение у Адама Бременского.

ПРИМЕЧАНИЯ:

286. Перечень литературы об Адаме как биографе Адальберта см. в предисл. к наст. книге.

287. Weibull 1931.

288. Ibidem. S. 220.

289. Серьезный удар по предложенной Вейбуллем концепции вставок нанес уже Б. Шмайдлер в своей заметке: Schmeidler 1933.

290. Gesta. I, 1: Historiam Hammaburgensis ecclesiae scripturi, quoniam Hammaburg nobilissima quondam Saxonum civitas erat, non indecens aut vacuum fore putamus, si prius de gente Saxonum et natura eiusdem provintiae ponemus ea, quae doctissimus vir Einhardus aliique non obscuri auctores reliquerunt in scriptis suis.

291. Gesta. II, XX: Haec ille; nos autem, quoniam mentio Sclavorum totiens incidit, non ab re arbitramur, si de natura et gentibus Sclavaniae historico aliquid dicemus compendio…

292. Gesta. IV, 10: Nunc autem, quoniam locorum se prebuit occasio, ad rem videtur aliquid de natura Baltici maris dicere. Cuius freti mentionem cum supra in gestis Agaldagi pontificis ex scriptis Einhardi fecerim, explanationis more utor, ea, quae ille per compendium dixit, pleniori calamo nostris scienda proponens.

293. Vita Karoli. 25: Erat eloquentia copiosus et exuberans poteratque quicquid vellet apertissime exprimere.

294. Gesta. III, 2: Erat… eloquentiae singularis. Gesta. III, 62: Talis erat eloquentia eius usque in finem, ut, si eum audires contionantem, facile tibi persuaderetur omnia per illum fieri plena ratione magnaque auctoritate.

295. Vita Karoli. 21: Amabat peregrinos et in eis suscipiendis magnam habebat curam, adeo ut eorum multitudo non solum palatio, verum etiam regno non inmerito videretur onerosa. Ipse tamen prae magnitudine animi huiuscemodi pondere minime gravabatur.

296. Gesta. III, 2: Largitas eius in cunctos modum excederet. Gesta. III, 36: Pro gloria mundi captanda homines diversi generis et multarum artium, precipue vero adulatores, ad suam ascisceret familiaritatem. Quorum onerosam multitudinem traxit secum in curia et per episcopium sive quacumque iter esset, affirmans se frequenti commeantium multitudine non modo non gravari, verum etiam opipare delectari.

297. Gesta. III, 39: …primo omnibus patuit ignotis vel peregrinis, tali postmodum custodia vallatum esse, ut magnis de rebus legati potentesque seculi personae aliquando pro foribus inviti expectarent per ebdomadam.

298. Vita Karoli. 5: …non prius incepto desistere aut semel suscepto labori cedere voluit, quam hoc, quod efficere moliebatur, perseverantia quadam ac iugitate perfecto fine concluderet. Vita Karoli. 8: nihil in his quae vel suscipienda erant vel exsequenda aut propter laborem detractavit aut propter periculum exhorruit.

299. Gesta. III, 37: Miranda nimirum voluntas homini impatiensque ocii, quae domi forisque tantis occupata laboribus nunquam posset fatigari. Gesta. III, 5: Visus est tantos in curia labores tolerasse, tantas ubique terrarum expeditiones sponte cum suis desudasse, ut infatigabilem eius viri constanciam miratus cesar ad omnia publicae rei consilia virum habere maluerit vel primum.

300. Vita Karoli. 30: Ipse more solito, quamvis senectute confectus, non longe a regia Aquensi venatum proficiscitur.

301. Gesta. III, 61: Itaque in summa rerum gloria positus, licet crebra corporis molestia pulsaretur, negotiis tamen publicis deesse noluit, a Rheno ad Danubium indeque in Saxoniam cum rege portatus in lectica.

302. Vita Karoli. 24: In cibo et potu temperans, sed in potu temperantior… Cibo enim non adeo abstinere poterat, ut sepe quereretur noxia corpori suo esse ieiunia.

303. Gesta. III, 39: Ipse a convivis ieiunus interdum surgens.

304. Vita Karoli. 24: Inter caenandum aut aliquid acroama aut lectorem audiebat. Legebantur ei historiae et antiquorum res gestae. Delectabantur et libris sancti Augustini, praecipueque his, quae de civitate Dei praetitulati sunt.

305. Gesta. III, 39: Recumbens autem non tam cibis aut poculis, quam faceciis oblectabatur aut regum historiis aut philosophorum sentenciis… Raro fidicines admittebat, quos tamen propter al le vian das anxietatum curas aliquando censuit esse necessarios.

306. Vita Karoli. 22: Et tunc quidem plura suo arbitratu quam me dicorum consilio faciebat, quos poene exosos habebat, quod ei in cibis assa, quibus assuetus erat, dimittere et elixis adsuescere sua de bant.

307. Gesta. III, 39: Soli medici cum eo regnabat. Gesta. III, 63: Dumque medicorum auxilio studuit recuperare valitudinem propter crebra medicaminum temptamenta graviorem mox incidit infirmitatem. Gesta. III, 64: Quattuordecim dies ante obitum Goslariae positus ex consuetudine sua nec potionibus contineri voluit, nec flebotomis. Quare gravissimo dessintheriae morbo correptus.

308. Vita Karoli. 16: Auxit etiam gloriam regni sui quibusdam regibus ac gentibus per amicitiam sibi conciliatis. Adeo namque Hadefonsum Galleciae atque Asturicae regem sibi societate devinxit, ut is, cum ad eum vel litteras vel legatos mitteret, non aliter se apud illum quam proprium suum apellari iuberet. Scottorum quoque reges… eum… dominum… pronuntiarent. Extant epistolae ab eis ad illum missae, quibus huiusmodi afectus eorum erga illum in dicatur… Imperatores etiam Constantinopolitani Niciforus, Michahel et Leo ultro amicitiam et societatem eius expetentes, complures ad eum misere legatos.

309. Gesta. III, 32: Ad hunc nostrae felicitatis cumulum accessit hoc, quod fortissimus imperator Grecorum Monomachus et Heinricus Francorum transmissis ad nostrum cesarem muneribus congratulati sunt archiepiscopo pro sapientia et fide eius rebusque bene gestis eius consilio.

310. Alia etiam plurima diversis locis inchoavit opera, quorum pleraque defecerunt ipso adhuc vivo et rei publicae negotiis intento, sicut illa domus lapidea, quae in Aspice subito casu lapsa corruit ipso presente.

311. Оpera… plurima ad regni decorem et commoditatem pertinentia diversis in locis inchoavit, quaedam etiam consummavit.

312. Vita Karoli. 32: Porticus, quam inter basilicam et regiam operosa mole construxerat, die ascensionis Domini subita ruina usque ad fundamenta conlapsa.

313. Vita Karoli. 32: Adpropinquantis finis conplura fuere prodigia, ut non solum alii, sed etiam ipse hoc minitari sentiret.

314. Gesta. III, 62: Signa vel prognostica vicinae mortis eius plurima fuerunt, tam pavorabilia et insolita, ut nos ipsumque pontificem terrefacere viderentur, tam ingentia et manifesta, ut, quis quis morum suorum turbulentiam, valitudinis inconstantiam dili gentius intueretur, proculdubio finem dixerit adventasse.

315. Vita Karoli. 32: Subito equus, quem sedebat, capite deorsum merso dicidit eumque tam graviter ad terram elisit, ut sine amiculo levaretur.

316. Gesta. III, 63: Quo etiam tempore ad curiam tendens gravi casu de equo lapsus est.

317. Gesta. III, 65: …quam vellem meliora scribere de tanto viro, qui et me dilexit et tam clarus in vita sua fuit.

318. Vita Karoli. Praefatio: …me ad haec scribenda conpelleret… perpetua… cum ipso ac liberis eius amicitia.

319. Vita Karoli. 4: De cuius nativitate atque infantia vel etiam pueritia quia neque scriptis usquam aliquid declaratum est, neque quisquam modo superesse invenitur, qui horum se dicat habere notitiam, scribere ineptum iudicans, ad actus et mores ceterasque vitae illius partes explicandas ac demonstrandas… transire disposui ita tamen, ut primo res gestas et domi et foris, deinde mores et studia eius, tum de regni administratione et fine narrando, nihil de his, quae cognitu vel digna vel necessaria sunt, praetermittam.

320. Gesta. III, 1: Quoniam vero difficile est omnes viri actus aut bene aut pleniter aut in ordinem posse diffiniri a me, precipua gestorum eius summatim quaeque delibans afectu condolentis ad eam pervenire desidero pervenire calumpniam, qua nobilis et dives parrochia Hammaburgensis et Bremensis altera vastata est a paganis, altera discrepta est a pseudochristianis. Igitur narrationis initium tale faciam, ut statim ex moribus eius possint omnia cognosci.

321. Vita Karoli. 20: Per omne vitae suae tempus ita cum summo omnium amore atque favore et domi et foris conversatus est.

322. Gesta. III, 1: Cum tamen ille vir memorabilis omni genere laudum possit extolli, quod nobilis, quod pulcher, quod sapiens, quod eloquens, quod castus, quod sobrius: haec omnia continebat in se ipso, et alia item bona, quae extrinsecus homini solent accedere, ut sit dives, ut felix, ut gloriam habeat, ut potentiam – omnia sibi habunde fuerunt.

323. Gesta. III, 63: Tandem saeva perturbatione morum infractus, cum simul exterioribus fortunae quateretur adversis, quasi navis obruta fuctibus etiam corpore debilitari cepit.

324. Vita Karoli. 15: Haec sunt bella, quae rex potentissimus per annos XLVII… in diversis terrarum partibus summa prudentia atque felicitate gessit.

325. Gesta. III, 6: Expeditiones vero, quas in Ungriam, Sclavaniam, Italiam vel in Flandriam cum cesare pontifex egit multae sunt.

326. Vita Karoli. 17: Qui cum tantus in ampliando regno et subigendis exteris nationibus existeret et in eiusmodi occupationibus as si due versaretur, opera tamen plurima ad regni decorem et commoditatem pertinentia diversis in locis inchoavit, quaedam etiam consummavit.

327. Gesta. III, 24: Haec dum forinsecus in legatione gentium eccle siae nostrae ministerio gererentur, domnus metropolitanus Adalbertus adhuc bonis intentus studiis vigilanter et magnopere providit, ne sua quapiam negligentia pastorale officium minus habere vi deretur… Itaque domi forisque clarus…

328. Vita Karoli. 18: Talem eum in tuendo et ampliando simulque ornando regno fuisse constat… ad interiorem atque domesticam vitam pertinentia iam abhinc dicere exordiar.

329. Gesta. III, 11: Et res quidem domesticae a principio bene ac lauda biter ab illo viro provisae sunt. Quae autem pro legatione gentium acta sint, consequens sermo breviter declarabit.