(1)
Интерес к руническим памятникам как специфическому явлению духовной и культурной жизни скандинавского средневековья впервые возник в XVI в. Отдельные замечания и наблюдения о происхождении и значении рунического письма встречаются в трактатах братьев Олая Магнуса и Иоханнеса Магнуса по скандинавской истории и географии, написанных в 1530-1550-е годы. С конца XVI в. начинается интенсивная работа по собиранию, зарисовке и интерпретации надписей, возглавляемая Юханом Буре (1568-1652 гг.), который по праву считается первым ученым-рунологом Швеции (см. о нем: Svärdström. 1936; Holm // Lexicon Grammaticus). Многочисленные зарисовки шведских рунических камней, сделанные им и другими художниками (рисунки и рукопись хранятся в Королевской библиотеке в Стокгольме. Часть собранных им надписей вошла в кн.: Peringskiöld 1693), легли в основу первого издания рунических памятников, содержавшего 600 надписей (Bureus).
В XVII в., в период укрепления и расцвета шведского абсолютизма, повышается интерес к скандинавским (в первую очередь шведским) древностям, и среди них важное место занимают рунические памятники (см.: Смирницкий 1939. С. 211-214). Интенсивное собирание, изучение и публикация надписей приводят к появлению многочисленных работ по рунологии. В годы правления Карла XI (1660-1697 гг.) по инициативе Юхана Хадорфа (1630-1693 гг.) была проведена первая инвентаризация рунических памятников Швеции. Сам Ю. Хадорф и его помощник и преемник Юхан Перингшёльд (1654-1720 гг. См. о нем: Friedlaender) исследовали и обработали более 1000 надписей (рукопись находится в Королевской библиотеке в Стокгольме. Часть собранных надписей вошла в кн.: Peringskiöld 1699). Большая их часть осталась неопубликованной при жизни ученых, но собранный ими материал был использован в монументальном издании рунических надписей Юхана Ёранссона (1712-1769 гг. См.: Bautil). Сборник содержал изображения 1173 памятников и имел огромное значение для дальнейшего развития рунологических исследований. Его ценность сохраняется и до сих пор, поскольку часть памятников пропала или была повреждена за последующие два столетия, и рисунки из сборника Ю. Ёранссона часто служат единственным источником восполнения или уточнения текстов.
В XVII в. начинается изучение датских и норвежских памятников. В 1622 г. известному датскому ученому Оле Ворму (1588-1654 гг. См. о нем: Randsborg 1994. Р. 136-139) удается добиться королевского указа, обязывающего всех епископов Дании и Норвегии сообщить о находящихся в их диоцезах рунических памятниках. В течение 20 лет О.Ворм с помощью художника Иона Сконвига собирал и изучал обнаруженные стелы. В результате этой работы 90 памятников были опубликованы в 1643 г. (Worm).
Чтение и перевод младших рунических надписей не казались в то время сложной проблемой. Во-первых, традиция чтения рунических надписей сохранялась во многих областях Скандинавии, в особенности в связи с распространением вплоть до XVII в. "рунических жезлов" (rúnstafar) - своеобразных календарей. Во-вторых, язык надписей был достаточно близок к языку XV-XVI вв. Однако толкование отдельных надписей часто содержало грубые ошибка, а иногда было и совершенно фантастическим из-за незнания в то время закономерностей исторического развития языка и из-за преувеличения древности самих рунических памятников, которые, по мнению многих исследователей, были созданы еще до нашей эры.
В XVIII в. накопление материала продолжалось. Важным достижением этого времени было осознание того, что большая часть рунических памятников возникла после принятия христианства (впервые это предположение было высказано и обосновано в работе: Celsius). Углубление знаний в области исторического языкознания позволило в начале XIX в. приступить к научному освоению известных и вновь открываемых рунических надписей. Принципиально важное значение имели труды Юхана Лнльегрена, Рихарда Дюбека (Швеция), Людвига Виммера (Дания).
В 1833 г. Юхан Лильегрен опубликовал первое полное для своего времени собрание рунических памятников из Швеции, Норвегии, Дании и с острова Готланд в латинской транслитерации (RU), а также рунические календари. Хотя Ю. Лильегрен и не дал переводов, сама транслитерация и некоторые восполнения утраченных частей надписей являются фактически его интерпретацией текстов.
В середине XIX в. начинается более тщательное изучение областных групп памятников, и в первую очередь - шведских. Гравюры шведских стел были изданы Рихардом Дюбеком в 1855 и в 1860-1870 годы (см.: Dybeck, 4°; Dybeck, fol.). В первой публикации Р. Дюбек привел преимущественно упландские и сёдерманландские памятники, во второй - 524 гравюры надписей из Упланда и Стокгольмского лена. Началось исследование особенностей различных групп монументов и их сопоставление. Значительный вклад в эту работу внесли Карл Сэве, впервые опубликовавший памятники Готланда (Säve 1859), Карл Турин, занимавшийся специально вестеръётландскими памятниками (Torin), и Джордж Стивене (см, о нем: Kabell), издавший монументальный труд, посвященный скандинавским и английским руническим надписям (ONRM). Кроме того, Дж. Стивенс опубликовал подготовленный К. Сэве материал о рунических памятниках Северной Швеции (RSNS). Работа Дж. Стивенса, несмотря на многочисленные ошибки в толкованиях надписей и включение псевдорунических памятников (Page 1969a), представляет определенный интерес и в настоящее время благодаря изображениям памятников.
Одновременно интенсивное изучение и подготовка публикаций рунических надписей происходит в Дании (Jacobsen 1939). В конце XIX в. началась публикация многотомного труда Людвига Виммера, посвященного обнаруженным в Дании руническим текстам (DRMW). Ценность этой работы уже в то время сильно снижалась крайне субъективным толкованием надписей и принципами их отбора. Так, Л. Виммер отказался от публикации старшерунических надписей; надписей на монетах; на большей части "нехристианских" памятников; на памятниках из Халланда и Блекинге - шведских областей, входивших в состав Датского королевства; на стелах, утерянных, но известных в зарисовках XVII-XVIII вв. Таким образом, в издание Л. Виммера из известных в то время 560 памятников вошло только 250. Первый том был посвящен 15 "историческим" памятникам, которые он сопоставил с другими источниками и попытался точно датировать. Как показали последующие исследования, только 6 из них были интерпретированы Л. Виммером правильно (Jacobsen 1932. S. 103-105). Впервые с критикой методики и конкретных выводов Л. Виммера выступил Л. Вейбюль (Weibull). Однако эта работа справедливо привлекла внимание ученых (и не только рунологов) к историческому содержанию рунических текстов. Если до появления в свет труда Л. Виммера основное внимание было направлено на изучение языка рунических надписей, то с начала XX в. возник постепенно усиливающийся интерес к ним как к источникам по истории и культуре скандинавских народов в эпоху раннего средневековья.
В последнее десятилетие XIX в. начался новый этап в собирании и издании рунических памятников. По инициативе историка Ханса Хильдебранда (1842-1913 гг.) шведская Академия Древностей приступила к подготовке полного критического издания шведских рунических памятников (SR). Первый том - памятники острова Эланд - вышел в 1900-1906 г. (Öl.). Он был подготовлен ведущими шведскими рунологами Свеном Сёдербергом и Эриком Брате. В дальнейшем в этом издании участвовали Элиас Вессен, Свен Янссон, Элизабет Свэрдстрём, ныне - Хельмер Густавсон. К настоящему времени опубликовано более 2500 памятников и готовятся следующие тома серии.
Издание Л. Виммера на длительный срок определило направление работы датских рунологов. Результаты исследований, выразившиеся в уточнении и исправлении его толкований, потребовали в 1914 г. переиздания надписей, которое осуществила Лис Якобсен (DRMWJ). В 1941-1942 гг. она совместно с Эриком Мольтке подготовила новую публикацию рунических надписей, как уже известных, так и вновь обнаруженных, которая включала памятники Ютландского полуострова, датских островов (Зеландия, Фюн, Борнхольм) и южношведских областей Сконе, Халланд и Блекинге, принадлежавших в то время Дании (DR).
Исследование менее многочисленных норвежских рунических надписей началось позже. Однако сразу же были разделены старше- и младшерунические надписи: сводное издание первых было осуществлено Магнусом Ульсеном и Софусом Бюгге в 1891-1924 гг. (NlæR), публикация вторых начала выходить с 1941 г. под руководством Магнуса Ульсена (NlyR). К настоящему времени выпущено шесть томов младшерунических памятников, последний из которых посвящен находкам в Бергене. Тогда же были изданы и более поздние исландские рунические памятники, которые ранее изучались мало (IR).
Таким образом, к настоящему времени почти все рунические памятники Скандинавских стран опубликованы в критических изданиях. Новые находки, наиболее многочисленные в Швеции, с 1966 по 1992 г. ежегодно публиковались в журнале Fornvännen (Stockholm) в рубрике Runfynd. С 1992 г. новонайденные надписи из всех Скандинавских стран и Германии издаются в журнале Nytt om runer (Oslo; см.: NoR).
Издание практически полного корпуса рунических надписей позволило в последние десятилетия перейти к их комплексному и интердисциплинарному исследованию. Более того, резкое увеличение материала, причем нового типа, вызвало коренные изменения в рунологии как науке, потребовав обращения к не затрагивавшимся ранее или мало изученным вопросам. Главным результатом этих перемен стало то, что из отрасли лингвистики, каковой по преимуществу рунология являлась до 1970-х годов, - работы, связанные с культурно-историческими аспектами, были в определенном смысле побочными, - она превратилась ныне в комплексную науку, предметом которой является руническая письменность как языковое и культурное явление.
Разумеется, это не означает, что сократились исследования языка как старших, так и младших надписей или интерпретации отдельных текстов. Напротив, они ведутся столь же, если не более интенсивно - из-за постоянного появления новых памятников, язык которых во многих случаях не укладывается в сложившиеся схемы. Вместе с тем, наряду с традиционными темами, выделилось несколько специальных языковых аспектов, которые начали привлекать особенно пристальное внимание.
В первую очередь это подготовка и издание справочных изданий по языку рунических надписей. Впервые был подготовлен и издан сводный словарь шведских рунических надписей (Peterson 1994; 1-е изд. - 1989). Особое внимание привлекают личные имена. Издан справочник личных имен по всем руническим надписям Швеции (Owe 1993; более подробный справочник готовит Л. Петерсон), исследуются принципы передачи имен, региональные особенности именослова, а также культурно-исторические аспекты антропонимики: состав именослова, отражение в нем процессов христианизации и др. (Williams 1998).
Другим традиционным, однако принесшим много нового в последние годы аспектом является палеография. Наряду с обсуждениями фонетического значения тех или иных старше- и младшерунических знаков (см., например: Barnes 1984) и изучением особых, в том числе региональных аллографов отдельных рун, были выделены особые модификации рунического ряда, в первую очередь так называемые зеркальные руны, которыми выполнялись как старше-, так и младшерунические надписи магического содержания (Pieper 1987). В связи с новыми многочисленными находками подверглись специальному исследованию рунические лигатуры (Meijer 1984) и руническая тайнопись - "ветвистые" руны (Düwel 1997a).
Большое внимание начало уделяться региональным модификациям рунического письма. Существенно расширилось исследование англо-саксонской рунической письменности: введен в научный оборот комплекс новых памятников (Hines 1990), углубляется исследование особенностей англо-саксонской рунографии и языка рунических надписей (см. работы Page; Fell). Начато планомерное изучение ранее не привлекавшего внимание фризского варианта континентальной рунической письменности (Frisian Runes). Значительный интерес вызывают "островные" виды рунической письменности: в Гренландии (Stoklund 1993), на Оркнейских островах (Barnes 1994a), которые имеют ярко выраженную региональную специфику, в первую очередь в графике рун. Более того, как выясняется, имеются расхождения в языке надписей и графике рун и в различных областях регионов, ранее казавшихся монолитными (Palm): этой проблеме был посвящен V рунологический симпозиум 2000 г.
Походы и расселение викингов в различных частях средневекового мира сопровождались распространением рунической письменности в Восточной и Западной Европе. В последние десятилетия резко увеличилось количество находок в Восточной Европе (первая корпусная публикация их была осуществлена в 1977 г. См.: СНР), что потребовало их нового издания. Викинги оставили свои автографы и в Византии: к известному ранее "пирейскому" льву (A-III.Приложение.3), ныне находящемуся в Венеции, добавилось два граффито из собора св. Софии в Константинополе (см.: A-III. Приложение.1,2), а скандинавские и англо-саксонские паломники - в Риме (Franzén) и в монастыре Монте-Гаргано в Италии (Derolez, Schwab; Arcamone). Выявлен комплекс рунических надписей на костях в Дублине (RIVAD), впервые найден рунический камень в Финляндии в приходе Hitis на территории Dragsfjärds kommun в Åboland (Åhlen, Tuovinen, Myhrman // NoR. 1998. № 13. S. 14-15). Сохранился лишь небольшой его обломок с головой рунического змея в профиль и фрагментом двух строк: ...si . raþi . ma... ... . þorfas-, ...si. Rađi ma(đr)... / ...þorfas(t)... Таким образом, ареал рунической письменности неизмеримо расширился.
В отдельное направление исследований выделилось средневековое руническое письмо, вопрос о котором как о самостоятельной модификации рунического алфавита был поставлен впервые - несмотря на наличие значительного числа памятников и в более раннее время - Э. Свэрдстрём (Svärdström 1972). Ныне это весьма перспективная отрасль рунологии, источниковая база которой постоянно растет в результате раскопок в средневековых городах Скандинавии. Средневековое руническое письмо отличается своей функцией бытового письма, особенностями графики, интенсивным взаимодействием с латинским языком и письменностью (Gustavson 1994; Gustavson 1995; Knirk I998a и др.). Начаты корпусные издания средневековых надписей в Норвегии ("бергенского архива": NlyR. В. VI), публикации комплексов находок из Тронхейма (Hagland 1994), Лёдёсе (Svärdström 1982), Сигтуны и др.
Вновь после длительного, подчас столетнего перерыва, возобновились исследования внеязыковых проблем, связанных с руническими текстами и руническими памятниками в целом. Исследователи древнескандинавской поэзии фактически впервые обратились к руническим текстам. Единственная на эту тему работа Э. Брате (Brate 1887-1891) подверглась критическому пересмотру, были выявлены новые стихотворные тексты, уточнены метрические особенности и поэтика рунических стихов (Hübler; Marold 1998; Naumann 1994;Naumann 1998).
Особенно интенсивно развивается изучение рунической орнаментики. С одной стороны, это связано с тем, что единственное обобщающее исследование было написано еще в 1920-е годы (Brate 1925), и последующие работы (Gardell; Plutzar) не отражали в полной мере современного им состояния искусствоведческих и археологических изысканий. С другой стороны, отсутствовали специальные исследования творчества отдельных мастеров, региональных групп памятников. Устарела и методика изучения орнаментики рунических камней. Поэтому в 1970-1990-х годах опубликована большая серия исследований групп памятников - среднешведских (Stille 1999), принадлежащих мастерам Асмунду Карасону (Thompson 1975), Эпиру (Åhlén 1997), Гуннару (Stille 1992), Балли (Philippa). Я. Аксельсон составил чрезвычайно полезную сводку среднешведских памятников, подписанных или приписываемых тому или иному мастеру, выявив при этом около 140 имен мастерев-рунографов (Axelson).
Другая серия исследований орнаментики рунических камней велась в рамках проекта по установлению критериев для датировки младшерунических памятников (Gräslund 1991-1992; Gräslund 1994a; Herschend 1994). Создание относительной и абсолютной хронологии рунического письма всегда было одной из основных задач рунологии. Однако в последние два десятилетия изыскания в этой области приобрели теоретический и комплексный характер (см., в частности: Spurkland). Определению датирующих признаков и определению степени их репрезентативности посвящен ряд статей (см. выше раздел "Датировка рунических надписей"). Важнейшим результатом еще далеко не завершенных исследований в этой области стало выдвижение на первый план требования комплексной датировки памятника: палеографической, языковой, искусствоведческой, археологической, историко-культурной.
Как увеличение количества, так и большее разнообразие материалов, в первую очередь выявление памятников бытового письма, заставили как рунологов, так и археологов и историков обратиться более основательно к историко-культурным аспектам рунологии. Был поднят вопрос о месте рунической письменности в германской и древнескандинавской культурах, о функциях рунической письменности на разных этапах ее существования и о степени ее распространения в соответствующих обществах (Runische Schriftkultur). Было убедительно показано коммуникативное назначение рунического письма у древних германцев, расширение этой функции в переходный и младшерунический периоды и широкое использование рунической письменности как бытового письма в XI в. и средневековье (Antonsen 3989; Derolez 1981; Derolez 1990; Hines 1997; Meijer 1997). В связи с этой проблемой вновь был подробно рассмотрен вопрос о соотношении рунического письма и магии. Широко распространенные представления о магическом характере самих рунических знаков, об особой "числовой" магии рун (см. из последних работ: Klingenberg) и т. п. подверглись резкой критике (Düwel 1988; Düwel 1992a; Düwel 1995). Внимание исследователей сосредоточилось на использовании рунического письма в магических целях (Düwel 1997b; Flowers; Anderson).
Важным направлением рунологических исследований стало изучение содержащейся в них исторической информации (см. ниже). После нескольких десятилетий, последовавших за гиперкритической их оценкой Л. Вейбюлем, когда историческая информация рунических текстов практически была выведена из употребления, интерес к ней резко усилился. Многочисленные труды Б. Сойер (В. Sawyer) обратили внимание историков и археологов на возможности, скрытые в анализе содержания рунических текстов (ср.: Sandahl). Особое значение они имеют для выяснения процессов, происходивших в Скандинавии в X-XI вв., в частности процесса христианизации (Williams 1996с; 1996d; Williams 1997; Beskow). Как и ранее, широко используется богатый материал о поездках скандинавов в Восточную, Западную и Южную Европу (Cucina 1989; Larsson 1990а).
Существенное расширение и углубление тематики рунологических исследований вызывало потребность в осмыслении самой рунологии как науки и в уточнении предмета ее исследований, и в формулировании рунологических исследовательских методов и методологии. Процесс "самоидентификации" рунологии только начинается. Сформулировать задачи рунологии как науки попыталась шведский рунолог Л.Петерсон (Peterson 1995), которая выдвинула на первый план языковедческий аспект (ср. также: Braunmüller). Датская исследовательница М. Стоклунд, много занимающаяся "практической" рунологией, т. е. чтением и публикацией новых рунических надписей, поставила вопрос о методологических основах рунологических интерпретаций (Stoklund 1998). Вопросам доказательности аргументов и системе аргументации в рунологических исследованиях посвятил статью английский языковед М. Барнз (Barnes 1994b).
В последние десятилетия разнообразие и обилие рунологических публикаций неизмеримо возросло. Поэтому впервые в международной историографии появились специализированные серийные издания, выпускаемые крупнейшими рунологическими центрами. С 1986 г. в Осло начал выходить журнал Nytt om rimer (NoR) под редакцией Джеймса Книрка. Задумывавшийся первоначально как информационно-библиографический бюллетень, журнал стал местом первого издания новооткрываемых надписей, что придает ему чрезвычайную ценность. Институт скандинавских языков Упсальского университета (Швеция) усилиями Л. Элмевика и Л. Петерсон издает серию Runrön, которая включает как монографические исследования, так и справочники по рунологии (Petersen 1994; Axelson), сборники статей.
В нашей стране рунические памятники впервые стали предметом внимания в 1841 г., когда был опубликован обзор историко-культурных факторов, связанных с рунической письменностью (см.: Т-ый). Как писал автор, целью его статьи было показать ценность северных рунических письмен как исторического источника. Для этого он анализировал содержание текстов в сопоставлении с другими письменными источниками и пришел к выводу об отражении в них реальной исторической действительности.
Собственно научное изучение рунических памятников было начато работой Ф. А. Брауна (см. о нем: Свердлов 1976), который показал возможность использования рунических текстов в качестве исторического источника на конкретном примере: вопросе о происхождении одного из скандинавских викингов, Ингвара, который в середине XI в. совершил путешествие в Восточную Европу, о чем упоминают многочисленные рунические надписи (Браун 1910). В 1910-х годах Ф. А. Браун подготовил свод надписей, содержащих топонимы и этнонимы Восточной Европы, но первая мировая война помешала публикации, а позднее рукопись была утеряна. Собранные Ф. А. Брауном материалы были использованы им в его основной работе по проблемам русско-скандинавских связей X-XIV вв. (Braun). Посвященный характеристике многочисленных и разноплановых древнескандинавских источников (рунических надписей, королевских и родовых саг), этот труд неизбежно должен был носить обзорный характер, что присуще и разделу о рунических памятниках. Тем не менее он имеет большое значение, определив возможность и наметив пути использования различных групп древнескандинавских источников в исторических целях.
В последующие два десятилетия рунические надписи у нас специально не изучались. Лишь В. А. Брим использовал несколько текстов для иллюстрации некоторых своих предположений (Брим. С. 206-207, 208, 211, 215).
Исследование рунических памятников как источника по истории русско-скандинавских связей было вновь начато Е. А. Рыдзевской в 1930-е годы. Она отобрала по имевшимся в ее распоряжении изданиям относящиеся к теме тексты (около 100) и собрала большой материал для их перевода на русский язык и комментирования. Сохранившиеся в фонде исследовательницы материалы (Архив Института материальной культуры РАН, ф. 39, № 18, 24, 100. Обзор фонда см.: Анохин) позволяют судить о предполагавшейся широте охвата темы и большом, кропотливом труде. Однако смерть Е. А. Рыдзевской в 1941 г. во время блокады Ленинграда помешала продолжить и завершить планировавшееся издание рунических надписей.
Развитие скандинавистики и германистики в послевоенное время сопровождалось обращением к руническим надписям как памятникам языка и культуры германских народов. В определенной степени оно было подготовлено трудами А. И. Смирницкого о старших (Смирницкий 1931; Смирницкий 1947; см. также: Кагаров) и младших рунических памятниках (Смирницкий 1939). Они содержат ценные сведения по историографии рунической письменности, ее происхождению, историко-культурным факторам, способствовавшим ее развитию и языку рунических текстов. Позднее систематический, хотя и краткий обзор языка как старше-, так и младшерунических надписей был дан М. И. Стеблин-Каменским в его работе по истории скандинавских языков (Стеблин-Каменский).
Продолжением этого направления стало обстоятельное исследование языка старшерунических надписей Э. А. Макаева (Макаев 1965). Впервые в международной историографии автор поставил под сомнение традиционное, широко распространенное и ныне представление об отражении в языке старшерунических надписей диалектного членения германских языков. Обстоятельно исследовав морфологические и синтаксические особенности текстов (в Приложении автор опубликовал в оригинале и с русскими переводами 115 надписей), Э. А. Макаев высказал и обосновал предположение о существовании рунического койне, наддиалектного языка, использовавшегося создателями рунических памятников. Гипотеза Э. А. Макаева - с существенным запозданием - вызвала большой интерес рунологов, и в 1996 г. был издан перевод его книги на английский язык (Makaev).
Язык старшерунических надписей продолжал и продолжает привлекать внимание отечественных языковедов, исследующих структуру рунического предложения (Смирницкая 1990; Топорова 1990), старшеруническую ономастику (Топорова 1996а), просодические особенности текстов (Смирницкая 1989). Обзор теорий происхождения рунического алфавита предложил Ю. К. Кузьменко (Кузьменко 1985).
В связи с открытием в Старой Ладоге при археологических раскопках 1950-х годов деревянного стержня с рунической надписью (см.: A-III.3.1) возникла необходимость в "практической" рунологии; чтении и интерпретации новых надписей. В 1970-е годы оживился интерес к руническим памятникам как источнику по истории русско-скандинавских отношений (Свердлов 1974. Подробнее см. ниже), а потребности в работе с новыми находками стали особенно настоятельными после публикации первого свода скандинавских рунических надписей, упоминающих Восточную Европу и найденных к 1977 г. рунических памятников на территории СССР (СРН. Подробнее см. ниже).
Издание этого тома в 1977 г. привлекло внимание археологов к скандинавским руническим надписям. В последующие годы среди старых и новых материалов было обнаружено значительное количество рунических и руноподобных надписей из самых различных областей Древнерусского государства и сопредельных земель. При исследовании собраний восточных монет в Москве, Петербурге, Киеве были выявлены многочисленные граффити, часть из которых составляли рунические надписи или знаки, идентичные руническим. Некоторые из надписей были опубликованы автором настоящей книги вместе с археологами, сделавшими соответствующую находку (см.: Мельникова 1990; Мельникова 1998б; Мельникова, Носов; Мельникова, Седова, Штыхов; Дучиц, Мельникова).
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Библиографию работ по рунологии см.: Arntz 1937; Owe 1995. |
|