| Если обещание создать совещательные сословные представительства всего лишь разбудило политическую активность в стране, то после учреждения данных собраний процесс политизации общества значительно ускорился. В период 30-40-х годов XIX в. возникло не менее пяти политических течений, различие между которыми можно обнаружить лишь с помощью тщательного анализа, поскольку на деле представителями их зачастую являлись одни и те же личности. Речь идет об объединенном движении крестьян и хусманов, движении либералов, движении "друзей крестьян", национальном движении и движении скандинавизма. Их деятельность нашла проявление в заседаниях сословных представительств, а также в журналах, газетах, брошюрах, ставших рупорами соответствующих движений. Все перечисленные течения были едины в стремлении добиться принятия либеральной конституции, однако при этом приоритеты расставлялись по-разному.
Для движения крестьян и хусманов на первых порах конституционный вопрос был не главным. Приоритетным для него являлось завершение аграрных реформ, и поэтому к основным требованиям относилась отмена барщины и пожизненного фестерства, а также введение всеобщей воинской повинности. В 30-х годах треть всех крестьян оставались фестерами-держателями, и половина из них отрабатывала барщину. Набор рекрутов в армию производился исключительно среди сельского населения. Данное движение, которое лишь по прошествии определенного времени можно рассматривать как единое движение с общими целями, поначалу объединяло людей с различными позициями и использовало разнообразные формы действий: ходатайства крестьян в адрес сословных собраний, инициативы, выдвигавшиеся депутатами от сословий, сбор подписей крестьян под петициями королю, выступления в печати и на собраниях. Что касается последних, то формы их могли быть самыми разнообразными. Это и встречи в частных домах, как это практиковали последователи новых религиозных течений, и крупные собрания по профессиональному признаку, а после 1841 г. и совещания членов приходских наблюдательных советов. Еженедельник "Друг народа" (Almuevennen) стал рупором идей движения. Среди его лидеров были представители новых религиозных течений, однако интересно отметить, что представляли они вовсе не те социальные группы, которые дали название движению, а учителей и ремесленников. Так, например, "Друг народа" был основан в 1842 г. школьным учителем Расмусом Сёренсеном и сапожником Й.А. Хансеном, часто публиковавшим свои материалы на страницах журнала.
Многие устремления крестьян находили отклик и в других слоях общества. Однако принудительная отмена фестерских отношений представлялась весьма проблематичной, ибо затрагивала право частной собственности или скорее задевала чувства собственников. Еще в 30-х годах XIX в. Орла Леман утверждал, что крестьяне фактически являются хозяевами своих угодий, поскольку помещик лишен права их обрабатывать. Его собственностью, в полном смысле этого слова, являются только земли при центральном имении. Сами же помещики, естественно, придерживались иной точки зрения. Поэтому проблема арендных отношений так и не была окончательно решена на протяжении всего XIX столетия. Еще в 1885 г. приблизительно 10% крестьянских хозяйств оставались в фестерской зависимости, хотя барщина для них и была заменена денежными выплатами; майораты при этом находились в более выгодном положении, ибо после продажи земли крестьянам могли сохранять около 10% своих угодий. Отмена фестерских отношений вплоть до земельных реформ 1919 г. оставалась предметом договора, заключавшегося заинтересованными сторонами на добровольной основе.
Другой крупной проблемой являлся "хусманский вопрос". Речь шла прежде всего о хусманах, арендовавших свои дома, ибо положение хусманов-фестеров по большому счету не отличалось от положения крестьян-фестеров. "Друг народа" регулярно публиковал примеры жестокого угнетения, которому подвергались хусманы – арендаторы домов. От них требовалось выполнение тех же повинностей, что и от крестьян (выплата вступительного взноса, внесение оброка и отработка барщины), причем, по свидетельству "Друга народа", объем их был весьма значителен. Однако помимо еженедельной отработки барщины и обязанности ремонтировать дом положение хусманов осложнялось еще и тем, что договор с ними мог быть расторгнут с предуведомлением всего за 12 недель. Из-за этого у хусманов отсутствовала уверенность в завтрашнем дне и заинтересованность в каких-либо новациях. Особенно много материалов по данному вопросу опубликовал в журнале Педер Хансен-Лондбю, сам выходец из среды хусманов-арендаторов.
Вплоть до начала 40-х годов XIX в. сельское население продолжало традиционно почитать короля как защитника своих интересов, однако после "Фальстерской речи" О. Лемана (см. далее) светлый образ монарха в глазах крестьян значительно потускнел. После этого возросла активность разного рода агитаторов, выступавших с речами и собиравших подписи под бесчисленными петициями королю. В 1845 г. под одной из них значилось целых 9 тыс. подписей. Одно из собраний в Хольбеке, на котором присутствовало от б до 8 тыс. человек, настолько обеспокоило правительство, что оно издало так называемый Крестьянский циркуляр 1845 г. В соответствии с ним запрещалось проводить собрания, где обсуждались бы проблемы правового положения крестьян без разрешения на то полиции, а лица, не принадлежавшие к числу местных прихожан, ни в коем случае не могли принимать участие в подобного рода собраниях. Тем самым ставились препоны деятельности приезжих агитаторов.
Лояльность группы, образовавшейся вокруг еженедельника "Друг народа", по отношению к королю создавала существенные проблемы для либерального движения, основной целью которого было принятие либеральной конституции. Это движение не отличалось сплоченностью и целостностью, равно как и не обладало единой программой. Скорее можно говорить об общей заинтересованности в защите либеральных ценностей. Стремление к сохранению свободы печати в прежнем объеме – вопрос, кстати, весьма серьезно заботивший Фредерика VI из-за размаха, с которым велись дебаты, – как раз и привело к консолидации либералов и созданию ими в 1835 г. нового общественного объединения, которое уже через несколько лет насчитывало около 5 тыс. членов. Либеральная пресса была представлена газетами "Отечество" (Fædrelandet), а также "Копенгагенская почта" (Kiøbenhavnsposten), читателями которой являлись также и городские ремесленники. Правда, либерализм представителей данного общественного движения не был последовательным. Так, в сословном собрании они не подвергали сомнению протекционистскую таможенную политику государства, а также не являлись сторонниками свободы вероисповедания, на чем особо настаивали последователи новых религиозных течений.
Многие правительственные чиновники, в том числе A. C. Эрстед и прочие умеренные либералы, трудились на общественном поприще бок о бок с более радикально настроенными деятелями. Однако их совместная работа была затруднена, после того как в 1841 г. О. Леман выступил со своей "Фальстерской речью". В ней он разъяснял крестьянам, что аграрные реформы 80-х годов XVIII в. были осуществлены не столько по воле кронпринца, сколько благодаря духу времени. Эта речь породила среди крестьян более критичное отношение к власти, которое только усилилось, после того как правительство отреагировало на выступление, заключив Лемана на несколько месяцев в тюрьму, чем создало ему ореол мученика. Растаяли и надежды на либерализм нового короля. Дело в том, что при восшествии на престол Кристиана VIII либералы возлагали на него большие надежды, памятуя о том кратком периоде, когда он в 1814 г. являлся норвежским монархом, действия которого определялись Конституцией Норвегии. Хотя петиция либералов от 1839 г. о даровании стране либеральной конституции была оставлена государем без внимания, они все еще продолжали лелеять призрачные надежды на этот счет.
Воспользовавшись недовольством, которое вызвал Крестьянский циркуляр среди вовлеченной в политику общественности, либералы создали в 1846 году Общество друзей крестьян, куда вошли представители различных социальных слоев. Среди первых его руководителей были офицер А. Ф. Чернинг, юристы Орла Леман и Бальтазар Кристенсен, фабрикант И. К. Древсен. В качестве своего печатного органа общество использовало еженедельник "Друг народа". И хотя в конце 1846 г. Крестьянский циркуляр был отозван правительством, данный альянс уже состоялся, и Общество друзей крестьян превратилось в своего рода объединение избирателей, выдвигавших общих кандидатов в сословные собрания. Что касается Расмуса Сёренсена, который еще в 20-х годах обращался с бесчисленными жалобами в школьную комиссию Орхуса, снискав себе репутацию чрезвычайно неуживчивого человека, то он так и не сумел утвердиться в копенгагенском руководстве Общества и вынужден был его покинуть. Между прочим, "Друзья крестьян" были единственной "партией", которую не смущал странный треугольник: речь идет об отношениях, сложившихся между будущим Фредериком VII, Луизой Расмуссен (позже графиней Даннер) и ее любовником Карлом Берлингом. И вовсе не из-за того, что "Друзьям крестьян" было чуждо ханжество. Просто они справедливо полагали, что влияние, которое Луиза Расмуссен имела на Фредерика, во всех отношениях полезно.
В сословном собрании Шлезвига, а постепенно и в прочих собраниях все более сильные позиции занимало национальное движение. Уже в XVIII в. зазвучали голоса против засилья немцев в руководстве страны, а в 1801 и 1807 гг. имел место мощный всплеск датского национал-патриотизма, направленного против англичан. Было бы неуместным вдаваться в дискуссии о национальном самосознании датчан, ограничимся лишь несколькими строчками из стихотворения Грундтвига, чтобы иметь представление о сути дискуссий.
К народу тот принадлежит,
Кто за него стоит горой,
Себя его частицей чтит
И чей язык – ему родной.
(пер. О. Рождественского)
Проблема, однако, в том и заключалась, что родных языков как раз было несколько. В 1840 г. Кристиан VIII издал так называемый языковой рескрипт, которым предписывал считать датский языком судопроизводства в тех районах Шлезвига, где он уже являлся также языком церкви и школы. Устанавливались также правила использования датского языка в работе тех сословных представительств, официальным языком в которых был немецкий. Один из депутатов, Петер Йорт Лоренцен, в 1842 г. потребовал права выступить на заседании собрания на датском языке, хотя сам он прекрасно говорил и по-немецки. Это сразу же сделало его национальным героем в глазах датскоязычного населения Шлезвига.
Слава Лоренцена докатилась и до Копенгагена, и на национальных праздниках, проводившихся в Скамлингсбаккене, в его честь провозглашались здравицы. В 1844 г. в сословном представительстве Шлезвига было разрешено использование датского языка, однако лишь тем, кто не знал немецкого.
В авангарде борцов за национальную идею выступал Орла Леман, в лице которого видели объединение национального начала с позицией либералов, чьей главной целью по-прежнему оставалось принятие либеральной конституции. Поэтому здесь уместно употреблять понятие "национал-либеральный". На вопрос о том, должна ли новая конституция распространяться на королевство и герцогства, на одно лишь королевство или, как говорили, на "Данию до реки Эйдер", ответ национал-либералов был однозначен: они выбирали последнее. Подобному решению проблемы благоприятствовал тот факт, что Шлезвиг, где проживало преимущественно датскоязычное население, не входил в состав Германского союза и, таким образом, мог стать частью Дании без риска вмешательства извне. Тем не менее возникали затруднения, в основе которых лежала исторически сложившаяся общность Шлезвига и Гольштейна, на чем особо настаивало местное рыцарство и набиравшее силу шлезвиг-голштинское сепаратистское движение. Печатными органами, распространявшими идеи национал-либералов, были "Данневирке" и "Отечество".
Другим щекотливым вопросом, затрагивавшим национальные чувства, был вопрос о престолонаследии. Кому предстояло занять его после смерти бездетного Фредерика VI – представителю глюксбургской династии или члену августенбургского дома, который пользовался поддержкой рыцарства? В 1846 г. Кристиан VIII издал разработанное специально созданной для этого комиссией так называемое "Открытое письмо", где провозгласил свой, отличный от всех вариант решения данной проблемы: порядок престолонаследия, сформулированный в Королевском законе 1665 г., продолжал действовать в королевстве, Шлезвиге и Лауэнбурге, тогда как по поводу Гольштейна оставалась определенного рода неясность. Король, однако, пообещал обязательно устранить ее, что было реверансом в сторону поборников единого и неделимого государства и выпадом по отношению к шлезвиг-голштинскому сепаратизму. В то же время, обращаясь к своим подданным в Шлезвиге, монарх обещал, что хотя и не собирается ограничивать их самостоятельность и вмешиваться во взаимоотношения герцогства с Голынтейном, однако считает Шлезвиг неотъемлемой частью своего королевства. Этот реверанс был обращен к национал-либералам, сторонникам установления границы по Эйдеру.
Постепенно обстановка накалялась, и вскоре разгорелся национальный конфликт, в котором фигурировали недвусмысленно сформулированные категорические требования и образ врага.
И наконец, последним течением было движение скандинавизма. Его приверженцы исходили из существования изначальной духовной общности между братьями-скандинавами – главным образом общности литератур. Вдохновленные идеями романтиков, последователи скандинавизма провозглашали, что лишь ошибочные действия правительств стран Скандинавии на протяжении веков не позволяли в полной мере реализовать данную связь. Свои историко-литературные изыскания они публиковали в журнале "Браге и Идун". Несколько позднее О. Леман и А. Ф. Чернинг выступили с изложением взглядов на политическое объединение Севера и принятие единой конституции по образцу норвежской. Такое объединение должно было противостоять Германии и России. Постепенно в скандинавизме стали звучать все более агрессивные нотки; сторонники этого течения мечтали о едином северном государстве, которое должно было включать в себя и защищать помимо прочих стран не просто Данию, а "Данию до Эйлера" – но не Гольштейн. На встречах студентов Скандинавских стран, первая из которых состоялась, что символично, в 1843 г. в Кальмаре, а затем (1845) в Упсале и Копенгагене, страстные речи произносили редактор газеты "Отечество" Карл Плоуг и Орла Леман. Выступление последнего носило столь общий характер, что на него можно было ссылаться каждый раз, когда требовалась помощь скандинавских соседей. Однако местами тон его был столь резок, что датское правительство, опасаясь за свою "дружбу" с Россией, сочло уместным подвергнуть оратора судебному преследованию; впрочем, в конце концов его оправдали.
В итоге может показаться, что все политические движения и общественное мнение страны в тот период представляли одни и те же деятели, и смещение политических акцентов обусловлено лишь различиями в темах, по которым они высказывались. Однако не все так просто. Действительно, основной фигурой политической жизни Дании того времени являлся О. Леман, но по мере того как дебатировалась очередная доктрина, его окружение менялось.
Либерализм как политическое течение набирал силу. Однако в нем существовало, как минимум, три группы: умеренные, центристы и радикально настроенные либералы.
К умеренному крылу принадлежал один из наиболее видных правительственных чиновников, второе лицо в Датской канцелярии, генеральный прокурор A. C. Эрстед. Он пользовался авторитетом также и среди представителей центристов и радикалов. Профессор-ботаник И. Ф. Скоу, избранный депутатами президентом сословного собрания, восхвалял Эрстеда за то, что тому в одно и то же время удается быть преданным и королю, и народу. Правящие круги проявили исключительное благоразумие, неизменно, вплоть до 1844 г., поручая ему быть их представителем-комиссаром в обоих сословных собраниях на территории Дании. Не менее мудрым шагом следует считать его назначение министром Тайного государственного совета в 1842 г. И хотя Эрстед, будучи сторонником неделимого государства, утратил доверие либералов, не присоединившись к Эйдерской программе, все же с ним они ладили лучше, чем с кем бы то ни было из правительственных чиновников.
Постепенно либералы все больше разочаровывались в политике, проводившейся Кристианом VIII. В особенности это проявилось после резкой реакции правительства на "Фальстерскую речь" О. Лемана. Надо сказать, правда, что политическое руководство страны быстро раскаялось в своем опрометчивом шаге, создавшем Леману ореол мученика. Однако и он сам стал более осторожен. Некоторое время спустя после создания "Общества друзей крестьян" Леман перешел на позиции центристов, которые поддерживали Эйдерскую программу, ставшую платформой национал-либералов. Левое же крыло либералов оставалось представлено "Обществом друзей крестьян", а также группами городских – главным образом копенгагенских – ремесленников (так называемое движение "Ипподрома").
В последние несколько лет перед 1848 г. в стране царило внешнее спокойствие, даже затишье: не проявляли активности ни герцогства, ни правительство, ни либералы, включая и "Друзей крестьян". Когда О. Леман на сословном собрании в Роскилле в 1846 г. выдвинул требование о разработке либеральной "Эйдерской" конституции, вопрос этот даже не стал предметом обсуждения в подкомиссии, однако заставил политическое руководство страны признать, что рано или поздно принятие либеральной конституции встанет на повестку дня. Небольшая группа чиновников занялась подготовкой соответствующего законопроекта, стараясь при этом учитывать и положения Королевского закона 1665 г. Проект следовало представить на рассмотрение Государственному совету, а затем сословным собраниям, заседания которых должны были состояться летом 1848 г. Однако в это время Кристиан VIII внезапно серьезно заболел. Хорошо зная своего неуравновешенного сына, он поспешил составить подробное завещание, в котором советовал наследнику принять либеральную конституцию единого государства. Когда вскоре за тем он скончался, сын его, Фредерик, счел себя обязанным выполнить последнюю волю отца.
Двадцать восьмого января 1848 г., спустя всего лишь неделю после смерти Кристиана VIII, Государственный совет выпустил рескрипт о разработке новой конституции. Помимо четырех уже существовавших должно было быть создано еще одно – общее для всех частей страны – сословное собрание, а до этого группа опытных специалистов, избранных, в частности, сословными представительствами, должна была подготовить законопроект. В различных политических структурах также велась напряженная работа, в ходе которой, однако, постоянно возникало немало трудностей. Помимо основной неразрешенной проблемы – либо единая и неделимая Дания, либо Дания до Эйдера – мнения разделились и относительно состава нового народного представительства. Должно ли оно состоять из одной или двух палат? Следует ли на выборах в него использовать ту же цензовую систему, что и при выборах депутатов сословного собрания? На последнем настаивали либералы, тогда как "Друзья крестьян" требовали введения всеобщего избирательного права. Однако еще до того, как дошло до открытой конфронтации, разразившаяся во Франции февральская революция внесла в работу свои коррективы, пробудив левые настроения.
Абсолютизм – формальный и неформальный – до и после 1848 г.
Написанная в 1958 г. классическая статья норвежского историка Йенса Арупа Сейпа "Абсолютизм, управляемый общественным мнением" дает новую пищу для размышлений. Сейп пытался найти ответ на вопрос, как произошло, что в Норвегии в 1814 г. так внезапно и так легко верноподданническая преданность старому самодержавному режиму сменилась восторгами по поводу либеральной конституции. По мнению автора, ответ мог заключаться в том, что дистанция между старой и новой системами оказалась не столь уж велика. Свою точку зрения он подкрепляет примерами из трудов по теории государства, относящихся к тому времени. Разумеется, сказанное вполне правомерно, однако для объяснения случившегося этого явно недостаточно. Гораздо более показателен анализ фактического положения дел.
Центральное правительство было легитимным уже в начале рассматриваемого периода – в 20-х годах XVIII столетия. Управление страной осуществлялось с помощью системы коллегий, при этом учитывались как индивидуальные интересы, так и интересы широких слоев общества. Когда этого требовали обстоятельства, создавались комиссии, в состав которых входили представители политической элиты, с тем, чтобы острые вопросы снимались уже на раннем этапе. В случае недовольства результатами работы комиссий можно было заявить протест. Представители высших слоев общества ограничивались письменными заявлениями о своем недовольстве, примером чему может служить нашумевшее дело, связанное с жалобой группы помещиков в 1790 г. Что же касается простого народа, то на местах подобные протесты нередко приводили к забастовкам.
На повестке дня стояла задача создания системы местных органов власти, а затем и такой модели управления, при которой в процессе принятия правительством тех или иных решений были бы задействованы – каким-то приемлемым для всех образом – общественное мнение и различные политические движения. Вплоть до проведения аграрных реформ управление на местах осуществляли сообща следующие инстанции: немногочисленные амтманы, примерно 2 тыс. священников, помещики и деревенские общины. В то время как деревенская община руководствовалась в своей повседневной деятельности сложившимися традициями, возведенными в ранг устава, помещик правил от лица короля вместе с амтманом, а иногда и подчиняясь ему. После проведения реформ с постепенной отменой арендной системы и передачей функции призыва на воинскую службу амтманам именно такая полуфеодальная помещичья составляющая в системе местных органов власти практически сошла на нет.
Для решения прочих проблем правительство прибегало к использованию некоторых элементов старой "демократической" деревенской общины в сочетании с эффективной работой чиновничества и комиссий. В результате появились такие новые местные органы управления, как комиссии по делам неимущих (1803) и школьные комиссии (1814). Во главе каждой из них стояли уже не помещики, а священники, которые по-прежнему были "королевской рукой" на местах. Кроме них в состав комиссий входили собственники крупнейших земельных наделов и наиболее уважаемые горманы – владельцы хозяйств. Они имели право голоса при решении вопросов, входивших в компетенцию комиссий либо представлявших для них определенный интерес. Подобного же рода комиссии создавались и в прочих областях общественной жизни.
Следующим шагом в процессе демократических преобразований стал созыв отдельных сословно-представительных собраний с совещательными функциями, охватывающих своей деятельностью большую часть государства. Эти сословные представительства в Дании появились еще до того, как общественное мнение потребовало их создания. Они явились подготовительным этапом на пути демократизации страны, ибо с их помощью отрабатывался механизм участия общества в процессе подготовки и принятия политических решений. Несколькими годами позже была создана демократическая система органов управления на местах: в 1837 г. в торговых городах, в 1840 г. в Копенгагене, а в 1841 г. в приходах – так называемые приходские наблюдательные советы. Имущественный ценз для выборов в последние устанавливался в размере 1 тёнде харткорна – то есть большую часть избирателей составляли крестьяне-горманы.
Интересно отметить, что органы "народовластия" в приходах возникли также еще до того, как сам народ высказался за их создание. Можно сказать, даже наоборот – всегда было сложно найти крестьян, готовых взяться за решение общественных проблем. Ясно прослеживалась линия преемственности от старейшин деревенской общины и их помощников до различных комиссий и наблюдательных советов приходов.
Местные органы власти – поначалу в особенности в городах – находились под сильным влиянием общественного мнения. В Копенгагене, где оно в основном и формировалось, рупором его служили газеты и различные объединения. Таким образом, демократия в Дании уже давно пустила корни, так что шаг в направлении принятия свободной конституции, предпринятый правительством в 1848 г., был не столь уж внезапным, причем не только исходя из теории общественного развития, как на то указывал Йене Аруп Сейп.
По Конституции 1849 г. законодательной властью в стране наделялись две палаты ригсдага (парламента) – ландстинг и фолькетинг. Однако сохранены были и некоторые формы правления, которые были присущи стране при абсолютизме, а именно комиссии. По-прежнему продолжали создаваться временные (ad hoc) комиссии для решения отдельных, внезапно возникающих проблем, а также постоянно действующие, как, например, комиссии по здравоохранению, появившиеся после 1857 г. Это означало, что датский абсолютизм обладал достаточно ярко выраженными либерально-демократическими чертами и имел в своем арсенале такие механизмы, которые с успехом могли быть использованы и после 1849 года. Символична в этом отношении личность Андерса Сандёе Эрстеда, который даже во времена архиконсервативного президента Датской канцелярии Стеманна высоко держал знамя либерализма, способствуя формированию атмосферы дискуссий в сословных собраниях. После принятия Конституции он занимал посты премьер-министра и несколько раз – министра юстиции. В этот период, правда, он отошел от прогрессивных идей и выступал с довольно консервативных позиций. Однако и до, и после 1849 г. он становился министром именно потому, что отстаивал собственные убеждения и не был приспособленцем.
Таковы формальные властные структуры датского абсолютизма. Что касается неформальных структур, то описать их труднее; назовем только одну из них. Помимо официальных комиссий существовала также система подачи ходатайств и жалоб. Любой гражданин, стремившийся добиться для себя какого-либо исключения из действующего законодательства, мог направить соответствующее прошение королю, в Датскую канцелярию либо амтману. К подобного рода прошениям принадлежит и приводившееся выше ходатайство торговца из Фредериксберга. Сюда же можно отнести и многочисленные жалобы на разного рода начальников. Крестьяне-горманы были вправе подать жалобу на своего помещика самому монарху и ожидать от него справедливого решения. Этого добилась, например, группа крестьян, подавшая государю в 1796 г. жалобу на барона Кристиана Фредерика Юуля. Они просили оказать им денежную помощь для ведения судебного дела против барона, поскольку считали, что размер фестерской земельной ренты, взимавшейся им, слишком завышен. Несмотря на отчаянные протесты барона, деньги они получили.
Так, власти обеспечивали достаточно благожелательное отношение и доверие к себе со стороны населения; фактически от 8 до 10% семейств в Дании в течение года вступали в переписку с центральными властями. Последние с помощью экспертов принимали соответствующее решение и отправляли его амтману, который, будучи представителем власти и хорошо разбираясь в местных условиях, должен был принять окончательное решение. |
|
