|
Все источники, сохранившиеся от XIV-XV вв., единодушно свидетельствуют о значительной и все возраставшей активности шведских бондов в сфере обмена. Бонды постоянно торговали в городах, разъезжали по близким и дальним ярмаркам, продавая или обменивая свои товары на ремесленную, промысловую и сельскохозяйственную продукцию.
Наиболее распространенным предметом торговли бондов был скот (лошади, крупный рогатый скот, овцы, свиньи) и продукты животноводства (масло, жир, мясо, сыр, шкуры, кожи). Скот, как правило, был мелкий и не породистый. Его пасли на общинных лугах, на полях после сбора урожая или в лесах, покрывавших большую часть страны, а зимой выдерживали в стойлах2.
Как правило, скот продавался осенью (в "день св. Михаила" – 29 сентября, и на morsmesze, или в "день св. Мортена", – 11 ноября), на местных деревенских ярмарках или специальных ярмарках скота в Стокгольме, Телье, Чёпинге, Вестеросе, Мальме, Арбуге, Сёдерчёпинге, Кальмаре, в местечке Trädet (22 км южнее Фальчёпинга), в районах горных промыслов и т. д.3 Особенно активно занимались торговлей скотом бонды йётских (южных и юго-западных) областей Швеции. Об этом, в частности, свидетельствует известное постановление, принятое Стеном Стуре старшим и Государственным советом в 1493 г. в Телье (так называемое Täljestadga), относительно регулирования шведской торговли. Оно запрещало бондам вести пограничную торговлю скотом с Данией. Напротив, внутренняя торговля скотом провозглашалась свободной. Любой желающий мог купить его на своем местном рынке и везти во внутренние города4 и на промыслы. В постановлении подчеркивалось, что таким образом санкционируется "старый порядок"5. Сбыт скота бондами Вестерйётланда и Смоланда в Халланд и собственно датские земли осуществлялся уже в XII в. и усилился с XIII в., когда выросли приграничные города (Варберг, Хальмстад, Йёнчёпинг). Эта пограничная торговля скотом стимулировала освоение новых земель по обе стороны от границы, была одной из причин оттока халландского населения в Смоланд и Вестерйётланд и играла важную роль в политических отношениях того времени6.
Стремясь к более выгодным условиям продажи, бонды переправляли скот подчас на очень далекие расстояния, пользуясь разрешением местных властей на ввоз и продажу скота из самых отдаленных областей7. Скот перегоняли по суше либо перевозили на судах8. Живой скот часто покупали и горожане9. Торговля скотом была настолько обычным и важным делом, что ее регулирование специально предусматривалось государственным законодательством наряду с торговлей недвижимостью, драгоценными металлами, оружием, судами и сукном10. Еще более оживленной была торговля продуктами животноводства. Свиное, говяжье, баранье и козлиное мясо, животное масло, жир и кожи регулярно поставлялось бондами в города и на горные промыслы11.
Особым успехом пользовались зимние ярмарки, которые уже в IX в. проводились на льду озера Меларен, в Стренгнесе и Упсале; главным товаром там были кожа и меха, охотно скупавшиеся иностранными купцами12. В XIV и XV вв. лошади, масло, молоко, кожи, щетина, сало и другие продукты животноводства закупались на шведских ярмарках ганзейскими купцами и были важнейшим предметом шведского экспорта13. Масло, мясо, жир, кожи составляли также одну из основных статей натуральной оплаты за работу в рудниках, деревне и городе14. О распространении торговли скотом и продуктами животноводства свидетельствует тот факт, что живой скот, свинина и коровье масло служили в Швеции того времени средствами платежа15. Продукты животноводства занимали главное место и в составе рент, в частности в XV в. (относительно более раннего времени массовых данных о составе рент не имеется)16. Все эти факты позволяют считать, что скот и продукты животноводства были главным отчуждаемым продуктом деревенского хозяйства в Швеции по меньшей мере до конца XV в., и что масштабы втягивания скотоводства в рыночные отношения неуклонно возрастали: ведь до конца XIII в. скот и его продукты не упоминаются среди обычных регламентируемых товаров Южной и Центральной Швеции, связанных с экспортом17 (хотя активная торговля этими продуктами в йётских землях, безусловно, имела место), а в XIV и особенно XV в. именно эти товары наиболее часто фигурируют в государственных документах.
В XIV и XV вв. шведы разводили также домашнюю птицу – гусей и кур18, но, по всей вероятности, продукты птицеводства не были предметом широкой торговли (по крайней мере мы не располагаем сведениями об этом).
Что же касается земледельческого хозяйства Швеции, то процесс его втягивания в рыночные отношения проходил, по-видимому, сложнее и, во всяком случае, менее прямолинейно, чем процесс товаризации скотоводческого хозяйства. Как известно, до конца XI в. Швеция состояла из фактически самостоятельных комплексов областей: Свеаланда и Йёталанда19. Сконе по преимуществу находилась под властью датских королей, земли севернее Даларны не были освоены, а финские районы еще не потеряли своей самостоятельности. Эта древняя Швеция, составлявшая лишь центральную часть Швеции XIV-XV вв. (и современной территории страны), была лесистой и малолюдной, а ее население сосредоточивалось в узких приморских и приозерных землях и в речных долинах20. Хозяйство ее жителей характеризовалось отчетливым уклоном в скотоводство и промыслы, особенно охотничий и рыболовецкий21. Это хорошо прослеживается по тем товарам, которые свозились на продажу в древнюю Бирку и ярмарки X в.: сельдь, мед, предметы из кости, рога, железа и бронзы, и, особенно, пушнина и кожа22.
Земледелие же было, по-видимому, настолько неразвитым, что не могло удовлетворить даже нужды самих производителей: не случайно большинство шведских викингов, искавших земли и богатства за пределами страны, выходило именно из Упланда. И даже в начале XII в. основным занятием жителей плодородной Сконе были (по свидетельству посетившего эту область в 1124 г. епископа Оттона Бамбергского) рыбная ловля и скотоводство23.
К XIII в. положение изменилось. Судя по 8-й главе Биркрэттена, регламентирующей торговлю отечественными товарами, доставляемыми на кораблях в приморские гавани страны, главными товарными продуктами шведского хозяйства середины XIII в. были, помимо тюленины и сельди, зерно и домотканое полотно. А поскольку эти товары привозились в известные портовые города Балтики, посещаемые иностранными купцами (ср. гл. 38 Биркрэттена), есть основания предположить, что они были и предметом экспорта24. Тот факт, что продукты шведского земледелия (зернового хозяйства и производства технических культур) в XIII в. стали объектом внутренней торговли и отчасти экспорта, свидетельствует о более интенсивном развитии производительных сил в земледелии страны за время, разделяющее XI и XIII столетия.
История пашенного земледелия до конца XV в. в сущности не разработана, но некоторые специальные исторические и этимологические исследования показывают, что в XIII и начале XIV в. земледелие стало основой деревенского хозяйства на большей части Центральной и Южной Швеции. Шведские историки называют здесь различные причины: завершение походов викингов и их результаты (рост населения страны, колонизация внутренних областей, производственная реализация собранных викингами богатств)25; продвижение в Швецию германской земледельческой культуры (через Данию и Сконе – в йётские земли, Упланд, Сёдер- и Вестманланд, Вермланд и Дальсланд, Нэрке и даже Готланд), в частности – распространение трехполья, приведшего к увеличению продуктивности земледелия26.
В XIV и XV вв. производство технических культур расширилось. Шведы сеяли коноплю и лен, которые шли па изготовление тканей, верёвок27, мешковины, масла и поступали в оброк28. Сохранились сведения и о вывозе льна, пеньки и растительного масла29. Особой известностью пользовался вестерйётландский лён30.
Сведений об огородном хозяйстве и садоводстве в Швеции в XIV-XV вв. сохранилось очень мало. В разделах Государственных законов о наказании за воровство предусматривается высокий денежный штраф (до 3 марок31) и возмещение ущерба в случае кражи яблок или других фруктов из сада, повреждения фруктовых деревьев, кражи капусты, гороха, бобов, хмеля и пр. Особо упоминаются сады (yrta gaard), огороды под капустой (kaalgard) и хмельники32. Судя по всему, разведение капусты было наиболее распространенным видом огородничества не только в деревне, но и в городе. Упоминания об этом содержатся уже в Биркрэттене33, и ими буквально пестрят городские Памятные книги XV в. По-видимому, развитие садоводства и огородничества в Швеции усилилось также в XII-XIII вв., так как в середине XI в. эти стороны хозяйственной деятельности населения играли там совсем незначительную роль34.
Однако в сделках продукты садов и огородов почти не фигурируют. Исключение составляет лишь хмель, который был предметом внутренней торговли бондов35 и иногда даже шел на экспорт36. Несмотря на обильный ввоз спиртных напитков, шведы в этот период безусловно умели и сами изготовлять их. Прямых данных о винокурении и пивоварении в деревенском хозяйстве этого периода у нас нет, но в Биркрэттене говорится о ввозе в города, наряду с немецким, также "шведского пива"37. Хлебная и ячменная водка и пиво изготовлялись в хозяйствах феодалов (где имелись специалисты-пивовары)38, пиво регулярно варили в городах39, хотя не исключено, что ввоз в шведские города более высококачественного немецкого и датского пива тормозил развитие местного пивоварения. В XIII в. в Швеции были хорошо известны и напитки из меда40, и хотя конкретных сведений о бортничестве или пчеловодстве бондов в XIV-XV вв. у нас нет, эти занятия в шведской деревне того времени, безусловно, имели место41.
Но если интенсивные формы земледелия в XIV и особенно XV в. расширялись, то с зерновым хозяйством дело обстояло сложнее. С одной стороны, источники показывают, что пашенным земледелием (исключительно или по преимуществу) в этот период была занята подавляющая масса населения колонизованных частей страны. Зерно, особенно ячмень, было одной из основных статей оброка в большей части тогдашней Швеции (Упланде, Вест- и Сёдерманланде, Смоланде, Эстерйётланде, а также в Сконе)42; его регулярное присутствие на рынке нашло отражение в том факте, что в Государственных законах XIV и XV вв. зерно фигурирует как одно из платежных средств43. Особым спросом зерновые пользовались в городах, и горожане постоянно закупали их как у приезжих бондов44, так и непосредственно в деревне. В привилегиях Йёнчёпингу от 27 декабря 1448 г. разрешалось "бюргерам нашего города Йёнчёпинга..., всем и каждому в отдельности, закупать и вывозить всякого рода зерно для их собственных нужд, равно как и скот, в городах или в деревне, как им будет удобнее, по всему Шведскому государству"45. Жители других городов также регулярно закупали в деревне рожь, ячмень, муку и солод46. Горожане использовали зерновые для своих нужд47 и в конце XV в. иногда перепродавали его ганзейским купцам для вывоза за границу (в частности ячмень, рожь, значительно меньше – муку)48.
Главной зерновой культурой был ячмень, он ввозился бондами как в города, так и в горные районы49. Именно ячмень упоминается в расценках оплаты горняков в Даларне наряду с большим количеством мясных и молочных продуктов50; он также шел на вывоз51.
С другой стороны, вывоз зерна, в отличие от вывоза продуктов животноводства, носил нерегулярный характер и играл несравненно меньшую роль в шведском экспорте XIV и даже XV в. Такое положение наблюдалось в течение всего периода XIV-XV вв. и не только в неурожайные годы (когда категорически воспрещался вывоз из страны продуктов питания52, а зерно ввозилось из-за границы), и касалось не только скотоводческих районов страны, но и тех, где земледелие в рассматриваемый период абсолютно преобладало.
Ясно, что товарность земледелия возрастала очень слабо, и даже к концу XV в. на рынке преобладали продукты животноводства. Т. Сёдерберг, исследовавший торговлю зерновыми в средневековом Эстерйётланде53, считал такое положение естественным, поскольку в то время потребность в хлебе была высока (ведь картошку и сахар еще не производили), а техника земледелия в общем низка, и, кроме того, продукты земледелия было значительно труднее транспортировать в условиях тогдашнего бездорожья. Но, по-видимому, земледельческое хозяйство Швеции было в этот период вообще менее продуктивным, и не только потому, что естественно-географические условия па большей части территории Швеции (рельеф местности, среднегодовая температура, количество осадков, характер почвы и т. п.) при тогдашнем уровне агрикультуры в большей мере способствовали развитию пастбищного животноводства, нежели пашенного земледелия. В замедленном развитии товарности шведского земледелия в XIV-XV вв. существенную роль могла играть и некоторая деколонизация культурных, особенно пашенных, земель – явление, вошедшее в современную литературу под названием "аграрного кризиса". Это явление наблюдалось, как известно, не только в Швеции, но и в других скандинавских и в ряде европейских стран (Германии, Франции, Англии), и его характеристика усиленно дебатируется в европейской историографии уже более двух десятилетий54.
Наиболее традиционным решением вопроса об "аграрном кризисе" является объяснение с демографических позиций: забрасывание земель происходило в результате убыли населения после "черной смерти". В Швеции такая точка зрения была высказана еще в первой половине XVI в. Густавом Васой и его современниками, и она до сих пор разделяется некоторыми шведскими историками55. Однако в ходе специальных исследований социально-экономической истории страны, предпринятых фактически в последние десятилетия, выяснилось, что забрасывание земель в ряде областей страны началось еще до "большой чумы" (скотоводческие йётские области), а в некоторых ее областях – лишь в середине XV в. (земледельческий Сёдерманланд)56. Поэтому некоторые историки совсем игнорируют фактор "черной смерти": Ф. Дувринг объясняет забрасывание земель истощением пашен при тогдашней технике земледелия, Г. Уттерстрём и А. Сандклеф видят причину этого процесса в ухудшении климатических условий в Северной и Западной Европе57. Другие же, признавая пагубное влияние эпидемии на развитие земледельческого хозяйства, считают, что она играла лишь сопутствующую роль, и во главу угла процессов в аграрной жизни Швеции XIV-XV вв. ставят факторы социально-экономической эволюции.
Но и здесь исследовательские поиски идут в различных направлениях. Э. Лённрот, Н. Олссон и ряд других специалистов видят главную причину определенной деколонизации пашен в перестройке сельского хозяйства Швеции с конца XIII в.; эта перестройка исходила из требований балтийской торговли, создавшей высокую конъюнктуру для сбыта продуктов шведского скотоводства58. По мнению Э. Лённрота, "черная смерть" способствовала возрастанию роли скотоводства, но недостаток производительного (по существу зависимого) населения деревни определялся также и отменой рабства. Что же касается общей оценки развития Швеции в XIV-XV вв., то и Э. Лённрот и другие сторонники "торговой" теории считают, что в этот период экономического упадка отнюдь не наблюдалось.
С иных позиций подходят к этому вопросу представители "социального" направления шведской историографии, историки лундской школы, уделяющие большое внимание изучению формирования рынка рабочей силы59, – в частности Л.-А. Нурборг. Во главу угла своей концепции Л.-А. Нурборг поставил вопрос о вакууме рабочей силы, возникшем в сельском хозяйстве страны в результате вымывания беднейших слоев крестьянства, которые не выдерживали налогового бремени и находили пристанище в городах60. Этот процесс, начавшийся еще до "большой чумы", но резко усиленный ею (а также феодальными войнами), и являлся основной причиной "кризиса" XIV-XV вв. Вместе с тем Л.-А. Нурборг показывает, что явления "кризиса" имели более ограниченный характер, нежели это было принято считать в литературе: наиболее отчетливо они проявились в период 1350-1450 гг. (т. е., по существу, пошли на спад после восстановления убыли населения от "большой чумы"61), охватили главным образом йётские земли (причём по преимуществу районы сравнительно недавней колонизации) и сказались в основном на положении средних и низших слоев дворянства и беднейших держателей. Земельная аристократия мало пострадала от недостатка рабочих рук и заброса земель, а бонды – подавляющая часть шведского крестьянства даже преуспели в экономическом отношении благодаря возможностям получения аренды на льготных условиях.
Что же касается увеличения удельного веса скотоводства, то оно отмечалось главным образом в издавна скотоводческих йётских землях и вообще вряд ли поддается учету из-за отсутствия данных о продуктивности сельского хозяйства того времени вообще.
К аналогичным общим выводам в отношении "аграрного кризиса" пришел и Л.-О. Ларссон. Автор фундаментального исследования средневековой истории Вэренда также усматривает основные проявления "кризиса" в забросе пахотных земель, в уменьшении поступлений земельным владельцам, что объяснялось нехваткой рабочих рук. Подобно Нурборгу, Ларссон далек от переоценки масштабов этого явления и экономического упадка страны вообще. Он указывает, что результатом "кризиса" было значительное улучшение экономического положения держателей, и податных бондов и усиление политической роли последних. Он обращает внимание па то важное обстоятельство, что "аграрный кризис" привел к перераспределению земельной собственности между различными слоями землевладельцев, к ослаблению экономических позиций среднего и особенно мелкого дворянства (которое более всего пострадало от явлений "кризиса" XIV – XV вв.) и концентрации земли в руках сравнительно узкой группы аристократических родов. В качестве одного из последствий "аграрного кризиса" в Швеции он отмечает и усиление роли южно-шведских областей в жизни страны. Возросшую роль скотоводства Л.-О. Ларссон, подобно ряду современных шведских историков-экономистов, относит не столько за счет уменьшения пашенного земледелия, сколько за счет выгодной внешнеторговой конъюнктуры, высокого зарубежного спроса на продукты шведского животноводства.
Что касается самого факта заброса пахотных земель, то Ларссон также отмечает, что в основном подвергались запустению земли, освоенные недавно, в период внутренней колонизации, завершившейся, по его мнению, к середине XIV в. Ларссон проводит интересную мысль о том, что нехватка рабочих рук во многом была последствием этой колонизации, и что несоответствие между ее размахом и реальными возможностями ее осуществления в конечном счете и привело к забросу части вновь освоенных земель62.
При всем различии суждений по поводу "аграрного кризиса" выводы современных шведских историков по существу сходны в главном: выявленные в ходе специальных исследований рамки "кризиса" – социальные, экономические, территориальные и хронологические – требуют отказа от гипертрофизации его роли в шведской жизни XIV- XV вв., от объяснения особенностей этой жизни исключительно явлениями "кризиса". По сути дела здесь поставлена под вопрос сама дефиниция "аграрный кризис XIV-XV вв.", поскольку в явлениях того времени отчетливо видны процессы, связанные с перестройкой как хозяйственной, так и социальной структуры в связи с развитием городов и рынка вообще63.
Обе эти черты – как недостаточность земледельческого хозяйства, так и развитие рыночных связей (во многом за счет экономической активности бондов) – в полной мере проявились в ходе общественного разделения труда в шведской деревне конца XIII-XV в. В частности, они способствовали, с одной стороны, длительному сохранению подсобных промыслов и ремесел сельского населения, с другой – товаризации этих промыслов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 3, стр. 331, 335.
2. В источниках неоднократно упоминаются луга (lykkiom) и содержатся ясные свидетельства об обычае запасать сено (hö). – SFS, 1914, s. 290; Stadslag, KgB, b. XIII; Dipl. Dal., № 881, 901; L. B. Falkman. Om mått och vigt i Sverige. Del I, hf. 1. Stockholm, 1884, s. 109; A. M. Стриннгольм. Походы викингов, гос. устройство, нравы и обычаи древних скандинавов, ч. II. СПб., 1859, стр. 41.
3. Privilegier, № 25; MSUB, s. 23-25, 31-34; Stadslag, KpB, b. XX, XXI, XXII; J. Götlind. Falan, Falköping och Falun. – "Namn och Bygd", 1933, s. 10 и др.
4. "Внутренними" назывались города, бюргерство которых не имело права вести активную внешнюю торговлю.
5. Privilegier, s. 209 f.
6. В частности, некоторые известные шведские медиевисты (А. Сандклеф, исследовавший историю халландских бондов, и Л.-А. Нурборг) полагают, что шведско-сконскую унию при Магнусе Эрикссоне, а затем и Кальмарскую унию, прекратившую конфликты в Юго-Западной Швеции, весьма благожелательно встретили горожане и бонды пограничных районов, поскольку они устали от войн и военных налогов, были заинтересованы в беспрепятственных торговых сделках и поэтому стремились к миру любой ценой. См. Hallands historia, del I. Från äldsta tid till freden i Brömsebro 1645. Halmstad. 1954. Ср. рецензию Л.-А. Нурборга в H. Т., 1959, hf. 2.
7. Privilegier, № 70. См. также: Е. Lönnroth. Statsmakt och statsfinans i det medeltida Sverige. – "Göteborgs Högskolas Årsskrift", XLVI, 3. Göteborg, 1940, s. 256.
8. Skråordningar, s. 49, 323.
9. Ibid., s. 50, 51, 52.
10. K. Landslag, KpB, b. I.
11. См., например, Bjärköa Rätten, bil., s. 30 f.
12. Сведения о вывозе кож и мехов из районов, прилегающих к Меларенским озерам, восходят к очень раннему времени. См. N. Ahnlund. Stockholms historia före Gustav Vasa, s. 13; Г. Ф. Сарториус. О торговле немецких купцов с Россиею до конца XIV B. – ЖМНП, ч. XVII, № 3, отд. 1, 1838, стр. 626. В XIV-XV вв. вывозились козьи шкуры (bukskin), овчины (farskin), мерлушка (lambskin), козья кожа – шевро (geetskin), кожа козлят (kidlinga skin) и "перчаточная кожа" ("klippinga"), – возможно, также особо обработанная кожа козлят. Вывозились и кошачьи шкурки (katskin). См. Stadslag, s. 185-187.
13. См. St. tb. 1, s. 24, 311, 336, 378, 444, 463, 464, 493 m. m.; Г. Ф. Сарториус. О торговле..., стр. 626. Из отчетов о любекских пошлинах за 1360 г. видно, что в этом году из Швеции вывезли так много масла, что его общая цена была больше, чем цена вывезенных оттуда железа и меди. См. также F. Lindberg. Västerviks historia 1275-1718. Stockholm, 1933, s. 49.
14. M. E. Landslag, s. 149; Dipl. Dal., № 16.
15. Ibid., JB, b. IX.
16. Instruktion för abbed'ssans i Vadstena årtiga redovisning. – SFS, 1914, s. 200-293 f.; см. также архивные данные о составе рент крупных феодальных и коронных хозяйств XV в. в кн.: I. Hammarström. Finansforvaltning och varuhandel..., s. 25, 103 f., 152 f.
17. См. главы о торговле первого городского уложения Швеции Биркрэттен (Bjr, b. 8).
18. K. Landslag, TfB, b. XI; Instruktion för abbedissan..., s. 290-293.
19. Административное деление на йётские и свейские земли (в определенной мере соответствующее и своеобразию хозяйственного развития этих областей) сохранялось еще в XV в. и было зафиксировано в Ландслаге Кристофера (K. Landslag, KgB. Ср.: L. B. Falkman. Om mått..., s. 128-129; E. Wessén. Runstenen vid Roks kyrka. – "Akad. Handlingar. Filolog.-Filosof. ser.", del. 5, 1958, s. 78; C. Weibull. Sverige och dess nordiska granmnakter under den tidigare medeltiden. Lund, 1921, s. 185-194).
20. Nat. Вeсkman. Vagar och stader i medeltidens Västergötland. En topografiskt-historiskt utkast. – "Göteborgs Handlingar". 1916.
21. H. Arbman. Vikingarna. Ср.: H. Ståhl. Ortnamnen i Kopparbergslagen. – "Akad. Handlingar. Filolog.-Filos. ser.", del. 7, 1960, s. 140-448.
22. H. Arbman. Birka. Stockholm, 1939, s. 54 f., 89 f., 107 ff., 117 ff.; A. Bugge. En Björkö i Sydrusland. – "Namn och Bygd", 1918, s. 86-87; Ur Gävle stads historia. Gävle, 1946, s. 16; cp. E. Wessén. Runstenen..., s. 77 и др.
23. N. Olsson. I Skåneland. – "Sveriges Hantverk", del. 1. Utg. av N. Niléhn, W. Karlson, H. Person. Malmö, 1956, s. 162.
24. См. А. А. Сванидзе. Из истории городского строя..., стр. 87-89.
25. K. Trotzig. Dalarnas första bebyggande. – DHFT, 7de årg., 1927, s. 42.
26. Н. Lindroth. Studier över ortnamnen på-lösa. – "Fornvännen", 1915, s. 1-53; N. Olsson. I Skåneland, s. 162, 163; L.-A. Norborg. Storföretaget Vadstena kloster, s. 192.
27. См. A. Nilson. Studier i Svenskt repslageri. – NMH, 55, 1961, s. 39, 69 m. m.
28. Instruktion för ablbedissan..., s. 291.
29. St. tb. 1, s. 280, 285, 453 m. m.
30. St. tb. 1, s. 109, 223; см. также: A. Nilson. Studier i Svenskt repslageri, s. 25 f., 80.
31. Денежная марка (räknade mark, svenska mark) – основная денежная единица Швеции в рассматриваемый период. В XII в. она соответствовала весовой марке, т. е. слитку серебра весом примерно в скандинавский фунт (343 г), но к началу XVI в. уцепилась более, чем в 10 раз. Марка делилась на 8 эре (öre) или 24 эртуга (örtugar), и это соотношение было неизменным. Эртуг в XIII в. и позднее был равен в различных областях 8-12-16 пеннингам (penningar). В XV в. (согласно указу 1453 г.) общепринятой в Швеции стала свеаландская денежная система, где 1 эртуг равен 8 пеннингам. Денежная марка была номинальной единицей: деньги такого достоинства в Швеции до XVI в. не чеканились.
32. K. Landslag, TfB, b. XXV, XXVII, XXVIII.
33. См. Bjr, b. 23, s. 464.
34. А. М. Стриннгольм. Походы викингов..., ч. II, стр. 266.
35. Dipl. Dal., № 16, 99 m. m. (о ввозе хмеля бондами на рудники и в горный город Хедемура в XIV и XV вв.).
36. St. tb. I, s. 280 m. m. Судя по всему, экспорт хмеля из Швеции был более значительным до начала ганзейского господства (ср. Н. Arbman. Birka..., s. 56); Э. Хекшер ошибался, когда полагал, что в рассматриваемый период хмель в Швеции был только импортным (ср. Е. F. Heckscher. Svenskt arbete och liv s. 415): его производили и в самой стране.
37. Вjr, b. 38, § 2.
38. В числе продуктов, поступивших в Вадстеновский монастырь на пропитание братии (середина XV в.), было большое количество хмеля и солода til öl – "для пива" (Instruktion för abbedissan..., s. 293). В Государственных уложениях рассматривается казус об убийстве пивоваром своего законного господина (см., например, K. Landslag, HB, b. Х).
39. St. tb. 1, s. 195, 196; Skråordningar, s. 188, 323 m. m.
40. Erikskrönikan, s. 80.
41. Известно, например, что Вадстеновский монастырь получал в качестве оброка мед из Смоланда, Вермланда и с о. Эланд (Instruktion för abbedissan..., s. 291).
42. Instruktion för abbedissan..., s. 290-293; I. Hammarström. Finansforvaltning..., s. 155 ff.
43. M. Е. Landslag, JB, b. IX.
44. Stadlsag, KpB, b. XVI. В расценках 1546 г. есть особый пункт, согласно которому бондам разрешалось везти в город муку, но никак не выпеченный хлеб (Skråotrdningar, s. 315). Привозили ли бонды готовый хлеб в города в предшествующие столетия, – нам неизвестно.
45. Privilegier, № 116.
46. Ibid., № 74 (Вестервик, 1433 г.). Ср. № 148, 173.
47. St. tb. 1, s. 235, 336 m. m.
48. Ibid. s., 328, 365; Skråordningar, s. 188; T. Söderberg. Ur östgötaspannmålens marknadshistoria. Stockholm, 1946, s. 53. О ввозе шведского хлеба на Русь см. М. Бережков. О торговле Руси с Ганзой до конца XV века. СПб., 1879, стр. 165. Но здесь надо иметь в виду, что основную массу товарного хлеба для внешнего рынка поставляли феодалы.
49. Dipl. Dal., № 99.
50. Dipl. Dal., № 16.
51. Об этом свидетельствует, в частности, предписание Стадслага об оптовой закупке (Helum læslum ok eig minna) иностранными купцами ячменя у горожан п приезжавших в город бондов (Stadslag, KpB, b. XXXIV, § 4).
52. Запрет вывоза продуктов питания отмечен в источниках за следующие годы: 1437, 1462, 1463, 1476, 1481, 1482, 1486, 1491, 1492 и др. (St. tb. 1, s. 310, 311, 316, 336, 378, 454, 462; 464, 498; St. tb. 2, s. 140, 580; St. tb. 3, s. 20; Privilegier, № 80 и др.). По XIV в. здесь данные ограничены.
53. Т. Söderbеrg. Ur östgötaspannmålens marknadshistoria, s. 51, 53.
54. М. Mollat. М. Postan, P. Jоhansen, A. Sapori, Ch. Verlinden. L'économie européenne aux deux derniers sicèles du Mogen âge. – "Comitato Internationale di Scienze Storiche. X Congresso Internationale di Scienze Storiche. Relazioni", v. VI. Firenze.
55. Samlade skrifter af Olaus Petri, utg. under red. af B. Hesselman. Bd. 4. Uppsala, 1917. s. 114; cp. N. Ahnlund. I den stora folkminskningens spår. – "Vintergalan", 1933.
56. F. Dоvring. Alttingen och marklandet, s. 55 f., 125.
57. G. Utterström. Climatic Fluctuations and Population Problems in early Modern History; A. Sandklef. Svara Tider. – Hallands historia, s. 505 f.
58. Е. Lönnroth. Statsmakt.... s. 28, 34, 207 f.; N. Olsson. I Skåneland, s. 162. Ю. Шрейнер даже считал увеличение скотоводческого хозяйства результатом намеренной политики ганзейцев в Скандинавии (J. Schreiner. Pestog prisfall i senmiddelalderen. Et problem i norsk historie. – "Avh. utg. av Det norske Videnskaps Akademi i Oslo. II. Hist.-filos. kl.", № 1. Oslo, 1948, s. 73 f.
59. О прогрессивной лундской школе историков-экономистов см. доклад Л. А. Лооне ("Тезисы докладов II научной конференции по истории, экономике, языку и литературе Скандинавских стран и Финляндии". М., 1965, стр. 110).
60. L.-A. Nоrbоrg. Storföretaget..., s. 172-205. Об исходе сельского населения как важном факторе аграрной истории Швеции конца XIII-XV в. в разной связи говорили Г. Карлссон (см. его рецензию в НТ, 1917, s. 54 f.), Ю. Шрейнер и ведущий лундский историк-экономист О. Бьюрлинг (О. Вjurling. Peterspenningen i de uppländska folklanden. – "Technica et humanorica", 1951, s. 41 f.).
61. Советский демограф Б. Ц. Урланис показывает, что на восстановление численности народонаселения Европы после чумы середины XIV в. понадобилось около 100 лет. См. Б. Ц. Урланис. Рост населения в Европе (опыт исчисления). М., 1941, стр. 98.
62. L.-O. Larsson. Det medeltida Värend. Studier i det småländska gränslandcts historia fram till 1500-talets mitt. Lund, 1964, s. 156-181 o. a.
63. Ср. выводы П. Юхансена относительно Северо-Восточной Европы в докладе на X Международном конгрессе историков ("L'économie européenne..."), а также статью Е. А. Косминского "Были ли XIV-XV века временем упадка европейской экономики?".
|
|
