Литература

Источник: А. А. СВАНИДЗЕ. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И РЫНОК В ШВЕЦИИ (XIII-XV ВВ.)

Одним из важнейших проявлений общественных отношений в средневековом городском ремесле была система регламентации, получившая наивысшее развитие в цеховом строе. Особенностью городского ремесла в Швеции до конца XV в. было то, что оно в массе своей развивалось вне цехового строя: ремесленные цехи сложились в этот период не во всех городах, а там, где они были, – как правило, охватывали не все ремесленные специальности. Поэтому цеховой строй Швеции в период развитого феодализма может характеризоваться как частный случай организации городских ремесленников. Это определило и структуру настоящего раздела, где рассматриваются проблемы, связанные как с историей цехового строя, так и с другими формами регулирования и организации городского ремесла.

1. Оформление цехов и их структура

Наиболее определенные сведения о ранних шведских цехах относятся к Стокгольму середины XIV в. В 1356 г. Магнус Эрикссон издал постановление о цехе стокгольмских портных¹; в 1501 г. древний устав портных, значительно дополненный и детализированный, был "возобновлен" (förnyades) и утвержден городским магистратом². В цех портных в XV в. входили и стригальщики, занимавшиеся окончательной отделкой шерсти³. Все остальные сохранившиеся цеховые уставы относятся уже к XV в. В 1437 г. был утвержден устав (скра)⁴ подмастерьев объединенного цеха шорников – ременщиков и сумочников, где указывается, что обычай совместных пирушек подмастерьев существовал издавна (av ålder)⁵. Ф. Линдберг предполагает, что сам цех вел свое существование с XIV в.⁶

В 1454 г. бургомистры и совет Стокгольма "возобновили и утвердили" устав плотников, из чего следует, что их первый (несохранившийся) устав был принят еще раньше, а сам цех сформировался, вероятно, уже в конце XIV в.⁷ Печать цеха стокгольмских скорняков-кожевников помечена 1448 г., следовательно, сам цех возник в первой половине XV в.⁸

В 1474 г. был утвержден устав сапожников; однако, по свидетельству его издателя Г. Э. Клемминга, некоторые разделы устава написаны до середины XV в.⁹ Возможно, что эти более древние фрагменты – или часть неизвестного нам устава, или ранее не утвержденные магистратом статьи, вошедшие затем в текст нового устава. В последнем случае можно предположить, что сапожники вели длительную борьбу за официальное признание их корпорации.

Устав цеха мясников был принят в 1477 г. В его преамбуле содержится примечательная запись: "Мы, мясники, издревле держали [свою] компанию в Стокгольме и управлялись согласно хорошим старым обычаям, [но] без записи и устава до сего дня" (wij kötmaangare embethet ok companij här i Stocholm os aff aldher haffua haldhit ok rettat epther godha gambla sidhwenio vthan skriffter ok skråa til thenna dagh). Но поскольку в цех пришла молодежь, новички, которые "могут не захотеть жить по старым обычаям цеха", городские власти и утвердили этот устав¹⁰. Очевидно, что цех мясников был создан до 70-х годов XV в. но, конечно, не буквально "в древности", а при жизни предшествующего поколения (за 20-30 лет до принятия устава), выработавшего те устные нормы цеховой жизни, которые теперь были официально утверждены магистратом в виде цехового устава.

Цех пекарей организовался не позднее второй половины XV в.: 18 декабря 1483 г. пекарь Маттис был оштрафован за несоблюдение устава пекарей (bågare skraana)¹¹. В январе 1487 г. в Памятной книге Стокгольма сделана запись о ежемесячной проверке олдерманом пекарей (bagarene olderman) их зерна и выпеченного ими хлеба¹².

В 1479 г. был утвержден устав цеха кузнецов, в 1487 г. – каменщиков¹³. Но цех каменщиков существовал раньше утверждения устава, так как, согласно частному решению стокгольмского магистрата от 19 июля 1484 г., каменщики имели право не допустить к выполнению полученного ими заказа лиц, не вступивших в их корпорацию¹⁴. B XV в. сложились также цехи ювелиров, носильщиков и бочаров, чьи уставы датированы соответственно 1501, 1502 (или 1503) гг. и самым началом XVI в.¹⁵; сохранились и другие сведения об этих цехах по периоду до начала XVI в. В частности, в преамбуле к уставу цеха ювелиров от 1501 г. сказано, что этот устав "обновлен" (или заново исправлен – aff nya forbetrath) некоторыми новыми статьями, которые ранее были запрещены, а теперь включены в устав и утверждены вместе со старыми статьями; кроме того, регулирование по-рядка приема новых членов проводилось здесь "согласно старому обычаю" (som gamul plecksyd är ok warit haffuer")¹⁶. Очевидно, что цех ювелиров Стокгольма еще до 1501 г. имел устав, и принятие нового устава было завершением успешной борьбы с магистратом за какие-то цеховые привилегии.

Сведения об уставе цеха бочаров также восходят к XV в.: 22 апреля 1478 г. стокгольмский магистрат издал постановление о том, что "никто не может заниматься бондарным делом здесь в городе иначе, чем уладив все, что положено, с бочарным ремеслом (thunnabindare embeitet – цехом?), согласно закону и их уставу (effter laghin ok theres skråa), под страхом штрафа в 50 (!) марок"¹⁷. Следовательно, первый (неизвестный нам) устав бочаров был принят не позднее весны 1478 г.

Первые упоминания о корпорации медников относятся к 1480 г.¹⁸, брадобреев (они же лекари) – к 1484 г.¹⁹ Ф. Линдберг считает одним из ранних цехов также цех оружейников-арбалетчиков, первые сведения о котором дает Памятная книга за 1517 г.²⁰

Таким образом, к концу XV в. в Стокгольме было 15 цехов, наличие которых подтверждается данными источников²¹, причем среди них преобладали цехи по обработке металлов, кожи и дерева, объединявшие наиболее развитые в стране ремесла. Характерной особенностью здесь было позднее уставное оформление цехов, их длительное существование на основе устного соглашения, обычных норм, не зафиксированных законом. Поэтому отсутствие устава (если его вообще не было или он не сохранился), как мы могли убедиться, отнюдь не означало отсутствия цеха. Это еще раз подтверждает то хорошо известное исследователям обстоятельство, что цеховые уставы (как и многие другие правовые документы) отражают отношения, сложившиеся задолго до оформления уставов. Об этом же свидетельствуют и многие ссылки на обычаи, идущие "с древности" (av ålder). Но хронологические рамки этой "древности" (даже если ссылка на нее отражает действительное положение вещей, а не является традиционным аргументом тактического порядка) весьма растяжимы: она могла измеряться как 20-30 годами (жизнь предшествующего поколения – ср., например, устав мясников), так и 150 годами (ср. устав скорняков).

Весьма возможно, что в Стокгольме к концу XV в. цехов было и больше, но некоторые данные, которые могли бы быть приведены в подтверждение этого предположения, спорны, и прежде всего с терминологической точки зрения. В частности, в таксе 1546 г. (Arbetstaxa), где нормируются цены и заработная плата для 20 с лишним крупных ремесел, все они названы Embitit²². Этот термин употреблялся как в отношении тех ремесел, которые уже были организованы в цехи (портные, сапожники и др.), так и в отношении ряда других ремесел: кузнецов-ножевщиков, мечников, изготовителей ножен, столяров, стекольщиков, укладчиков и упаковщиков. По аналогии можно было бы предположить, что и эти ремесла рассматривались в таксе как определенные, сложившиеся корпорации, тем более что их представителей в Стокгольме было немало.

Однако термин embitit (embetedh, embete и т. п., совр. шведск. ämbete) был многозначен. Он мог означать: 1) цех (например, мясники называют свой цех embethe, compani ok selskap²³); 2) "вид труда", "занятие-служба" (ср. о звонарях: klockare embitidh²⁴); 3) "служба-должность" (ср. "должность в городе, в частности писца по налогам, городского писца... или какая-либо другая должность" – embete i stadhenom, som æro tolskrifware, stadz-scrifware..., eller noghat annat embete...²⁵); наконец, 4) "занятие-ремесло", "профессия" (ср. "заниматься портновским ремеслом" – bruka screddare embetit²⁶). В таксе 1546 г. этот термин означал, скорее всего, именно вид труда, номенклатуру работы. Поэтому, хотя не исключено, что упомянутые там ножевщики и другие специалисты уже выработали какие-то формы корпоративных организаций, особенно в области кузнечных работ)²⁷, сколько-нибудь уверенно говорить об этом не приходится.

А как обстояло дело с цехами в других городах Швеции? Этот вопрос мало изучен. В фундаментальной работе Ф. Линдберга приведены данные о цехе ременщиков в Кальмаре (1428 г.), сапожников в Арбуге (1485 г.) и ювелиров в Вестеросе (1489 г.)²⁸. В статье А. Сандклефа, привлекшего материалы городских архивов, имеются данные о цехах канатчиков, кожевников, пекарей и кузнецов в Мальме (чьи уставы были оформлены соответственно в 1412, 1429, 1430, 1433 гг.)²⁹ и о цехе кузнецов в Юстаде (устав 1496 г.). Кроме того, сохранились печати цехов кондитеров и бочаров в Мальме (соответственно от 1495 и 1499 гг.)³⁰.

Таким образом, в Мальме XV в. существовало 6 цехов, причем, судя по срокам оформления уставов, некоторые из них возникли в конце XIV в. Возможно также, что их там было больше. В привилегиях Мальме от 1415 г. говорится о том, что родманы в этом городе должны следить за уплатой налога ремесленниками и надзирать за всеми æmbethe – канатчиков, пекарей, кожевников, сапожников, мясников, портных резчиков по дереву, бочаров и всеми прочими æmbede, представленными в городе³¹. В отличие от таксы 1546 г. здесь речь идет об общем надзоре за ремеслом, а не об оплате труда. В аналогичном предписании Стадслага применен термин "ремесленники" (gerningis mæn), которым чаще всего обозначали ремесленников и в других документах XIV и XV вв.³² Употребление в таком контексте термина æmbethe могло подчеркивать, что речь идет об организациях ремесленников, хотя это далеко не бесспорно.

Были цехи и в других городах страны. Сохранилась печать цеха бочаров (Ландскроны (bøckiere lavf i Landskron) от начала XVI в.³³, так что этот цех сложился, по-видимому, еще в XV в. В Кальмаре тоже был не только цех ременщиков, и истоки цехового строя этого города следует искать раньше XV в. Некоторые сведения по этому вопросу дает тот самый документ от 12 июля 1428 г., в котором идет речь о создании цеха ременщиков. "В это время, – записано в Памятной книге Кальмара, – явились ременщики Кальмара на заседание [городского] совета и попросили предоставить им такие же условия в ремесле (ok beddos thet the matto widher ambit), какие [имеют] другие ремесленники (gerningis mæn) в городе. Совет дал им на это согласие и свое разрешение и утвердил им цеховую скру (ambitis skra), состоящую из 25 артиклей". Итак, ременщики, уже имевшие к 1428 г. свой цех, просили утвердить выработанный ими устав (25 статей), ссылаясь на порядок в других цехах, где такие уставы уже существовали в виде записанного или обычного права. Известна, в частности, печать цеха канатчиков этого города от 1428 г.³⁴

В гл. 33 второй книги Городского закона Висбю от середины XIV в.³⁵, после перечисления состава исходного имущества и других условий, которые делали возможным допуск представителей 24 ремесленных и других специальностей к отправлению их специальности в городе, сказано: "Каждый ämbete должен иметь двух главных мастеров (förmän), надзирателей либо веркместров (fiskaler eller verkmästare), которые обязаны проверять их ämbete, чтобы они законно все делали, и привлекать к ответственности перед городским советом тех, которых найдут виновными в нарушение закона"³⁶. Перед нами – явное указание на наличие в городе ремесленных корпораций со своими должностными лицами, поэтому и термин "ämbete" в данном случае следует перевести как "цех". Таким образом, в Висбю уже в XIV в. существовали организации ремесленников во всех наиболее важных отраслях городского производства.

Наконец, следует отметить, что в тех городах, где сколько-нибудь сложившихся и оформленных цеховых организаций не было, ремесленники отдельных профессий не были совершенно разъединены. Стадслаг запрещает одному мастеру заниматься одновременно двумя ремеслами. Смена вида ремесленной специальности, равно как и переход от занятия ремеслом к занятию торговлей, должны санкционироваться городскими властями³⁷. Этот порядок особо подчеркивается и в привилегиях Вадстене от 1491 г.³⁸ Ясно, что ремесленники здесь рассматриваются как лица, прикрепленные к определенному виду труда, который поневоле принимает корпоративные формы. Согласно многочисленным городским привилегиям XIV-XV вв., бургомистры и родманы проводили ежемесячную или поквартальную проверку каждого вида ремесла, причем эти привилегии касаются или тех городов, где до конца XV в. цехи не обнаружены (Вадстена, Хельсингборг, Руннебю), или тех, где в момент утверждения привилегий цехи еще не оформились (Мальме и Лунд середины XIV в.)³⁹. Такой надзор за ремеслом подразумевает наличие определенных норм труда и сбыта, выработанных применительно к каждой отрасли ремесла и обязательных для относящихся к ней лиц.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что, во-первых, цехи как характерная феодальная организация городских товаропроизводителей существовали не только в Стокгольме, но и в ряде других крупных городов Швеции XV в.; во-вторых, и в других городах они объединяли наиболее значительные и важные городские ремесла; в-третьих, хотя временем складывания цехового строя в Швеции был XV век, оформление цехов в городах страны (и не только в Стокгольме) началось в XIV в.; наконец, городское до- (или вне-) цеховое ремесло также было организовано по корпоративным образцам.

Вполне вероятно, что дальнейшие конкретные исследования истории отдельных ремесел в Швеции позволят выявить существование цехов и в других городах, помимо тех восьми, которые были названы. Тем не менее не приходится оспаривать факт сравнительно позднего оформления ремесленных корпораций в Швеции и их недостаточную распространенность. Конечно, многие шведские города были малы, слабо заселены, и из-за ограниченного числа ремесленников и покупателей там не было ни необходимости в создании ремесленных корпораций, ни возможностей для этого. Но в крупных городах, с более многочисленным ремесленным населением и обширным рынком, такие корпорации возникали, причем время их оформления – и это также весьма показательно – пришлось на период заметной интенсификации в стране рыночных отношений.

Что касается организационной структуры шведских ремесленных корпораций, то, за исключением позднего уставного оформления, она развивалась по образцу, который был типичен для европейского цехового строя.

Каждый цех имел свой значок с изображением орудий труда – символов ремесла, цеховую печать и кассу ("копилку" – bossen)⁴⁰. Его дела решались обычно на общих собраниях цеховых мастеров. В уставах названы два типа таких собраний. Торжественные собрания (Laga или högsta stempna dagh), приурочиваемые к праздникам святых – покровителей цеха, созывались один-два раза в год, сопровождались пирушкой и посвящались самым важным делам: наказанию виновных в несоблюдении устава, утверждению новых членов цеха, разбирательству серьезных тяжб между мастерами (требующих представления свидетелей или поручителей), выборам должностных лиц и выработке цеховых предписаний. Обычные собрания происходили гораздо чаще и посвящались обсуждению текущих дел и споров. Решающую роль на собраниях играло общественное мнение его членов; оно было определяющим, в частности, при вступлении в цех нового мастера⁴¹, а также при выборах должностных лиц цеха – одного-двух олдерманов или веркместров (срок службы которых не всегда можно определить и выборы которых контролировались магистратом)⁴².

Олдерманы или веркместры осуществляли надзор за исполнением устава, приемом новых членов цеха, ведали цеховой кассой, санкционировали наем подмастерьев и приглашение учеников, разрешали конфликты между членами цеха, а также между мастерами и их подмастерьями и учениками, возглавляли цеховые собрания, пирушки и церемонии похорон. Они же представляли цех перед городскими властями (участвуя в разрешении конфликтов между членами цеха и посторонними лицами или добиваясь права бюргерства для нового члена цеха), возглавляли борьбу цеха с чужаками, проверяли работу самих членов цеха и даже давали разрешение на посещение ими винного погребка⁴³.

В цехах были и другие должностные лица: заседатели (bisittiara), которые помогали олдермаиу при приеме нового члена цеха и проверке работы мастеров, шеффены (skaffare), осуществлявшие какой-то надзор за общественным порядком в цехе, "смотритель двора" (gerdeman), следивший за порядком во время праздников, надсмотрщики за работой (embeteno foresee у мясников, ys..fogit у бондарей, lather skodara, skoskodhara у сапожников), а также камерарии (kämmänere), функции которых пока не ясны⁴⁴. Впрочем, весьма вероятно, что в действительности картина цеховых должностей не была такой пестрой, поскольку все эти помощники олдерманов были заседателями с определенными функциями. Мелкие поручения в цехе (например, по оповещению мастеров о собрании, пирушке или похоронах) выполняли gillesvenerna (или erendes broder) – самые молодые, позднее других принятые в цех ремесленники⁴⁵.

Система цеховых должностей показывает, что их главным назначением было регулирование производства. Эта система складывалась постепенно. В Городском законе Висбю середины XIV в. называются только старшие мастера (förmän) – надзиратели или веркместры (fiskaler eller verkmästare)⁴⁶. Но по мере развития цеховой жизни появилась необходимость в выделении должности производственного контролера и закреплении некоторых других функций цехового надзора за особыми лицами. Поэтому веркместр (старший мастер) мог превратиться в олдермана (главное административное лицо в цехе, осуществлявшее общий надзор).

Деятельность должностных лиц цеха являлась общественной функцией: она никак не оплачивалась и, судя по предписаниям уставов, могла быть отправляема любым членом цеха. Во всяком случае у нас нет определенных свидетельств о превращении цеховых должностей в пожизненные или наследственные или о сосредоточении их в руках какой-либо группы мастеров. В Стокгольме должностные лица цеха были подотчетны его общему собранию (и городскому магистрату). Выборы нового должностного лица сопровождались финансово-производственным отчетом его предшественника. Если кто-либо из должностных лиц цеха намеревался уехать по своим делам из города, он сообщал об этом цеховому собранию, и последнее выбирало заместителя на время его отсутствия⁴⁷. Однако в других городах страны мог быть и другой порядок в отношении должностных лиц цеха. Так, олдерманы кожевенного и канатного цехов Мальме назначались бургомистрами и советом города, давали им клятву и, таким образом, контролировались городскими властями в еще большей мере, чем должностные лица стокгольмских цехов⁴⁸.

Каждый член цеха был прежде всего горожанином, и как таковой он был наделен определенными правами и обязанностями. Вместе с тем каждый член цеха обладал и совокупностью специфических прав и обязанностей, связанных исключительно с принадлежностью к цеховой организации и регламентируемых цеховым обычаем. Он участвовал во всех сферах цеховой жизни: в выработке устава, в надзоре за его исполнением, в разбирательстве цеховых дел, в выборе должностных лиц (и сам имел право быть избранным в число должностных лиц цеха), в цеховых празднествах, пирушках и похоронах. Он мог нанимать подмастерьев, брать учеников и использовать власть цеха для принуждения их к труду. Наконец, он имел право прибегать к помощи цеховой организации в своих сношениях с другими членами цеха и с внешним миром – покупателями, всеми жителями города, магистратом.

Но почти все эти права члена цеха были одновременно и его обязанностями, и именно как таковые они регламентируются цеховыми уставами. Требование обязательного соблюдения устава цеха содержится во всех без исключения известных нам уставах, начиная с первого статута стокгольмских портных от 1356 г. Да и сам устав принимался именно для того, чтобы облечь сложившиеся традиции в форму закона и сделать нарушения их судебно наказуемыми⁴⁹.

Ясно, что в принятии устава были заинтересованы и участвовали все цеховые ремесленники, а не какие-либо отдельные лица, уполномоченные цехом или сами взявшие на себя эти функции. Однако, устанавливая систему принуждения, члены цеха сами неизбежно становились ее объектами, о чем неоспоримо свидетельствуют многочисленные штрафы и другие наказания, угрозой которых завершается каждый пункт любого устава.

Далеко не все члены цеха соглашались взять на себя почетные функции выборных должностных лиц^49а. И это не случайно: ведь добросовестное выполнение подобных обязанностей отнимало много времени, которое было особенно дорого ремесленнику. Так же точно мастера стремились уклониться от общих собраний цеха, от участия в проверке шедевра или работы собратьев по цеху и т. д.⁵⁰ Строгие предписания уставов относительно выполнения общественных функций, которые на первый взгляд свидетельствуют о неукоснительном соблюдении демократизма в управлении цехом, на самом деле могли лишь оттянуть, на какое-то время замедлить неизбежное сосредоточение функций, связанных с цеховым управлением, в руках группы лиц, по тем или иным причинам обладавших для этого достаточным временем.

Характерно, что во всех уставах содержится настойчивое предписание всем должностным лицам ничего не изменять в их тексте, не нарушать обычаев цеха и не делать ничего во вред ему⁵¹. Кожевники Мальме указывали на допустимость изменения "артиклей", но только если в этом будет настоятельная необходимость⁵². В некоторых цехах (например, каменщиков) собрание могло созываться веркместром не иначе, как по требованию не менее чем трех членов цеха, притом он был обязан "ничего не переделывать из того, что будет решено на собрании"⁵³. Вместе с тем, согласно уставу портных от 1501 г., в случае отъезда из города олдерман сам назначал себе заместителей, хотя и производил это в присутствии "братьев" (т. е. только осведомлял их о своем решении?). Равным образом поступали в этом цехе и все остальные должностные лица. Олдерман назначал и заседателей – они отнюдь не выбирались собранием мастеров⁵⁴. Очевидно, что хотя в цеховом управлении к концу XV в. ведущую роль играло собрание всех полноправных мастеров и демократические традиции в общем еще преобладали, однако уже при составлении уставов имелась некоторая тенденция к обособлению и выделению должностных лиц цеха, возможно, как-то связанная с процессом имущественного расслоения мастеров.

2. Борьба цехов за монополию на ремесло

Ручной труд и узкий, стабильный рынок – эти условия, ограничивающие возможности производства и сбыта, практически исключали для средневекового городского ремесленника чисто экономические методы конкуренции – путем повышения качества и количества товара при снижении его цены. Поэтому борьба городских ремесленников за рынок неизбежно принимала корпоративную форму, свойственную всей общественной структуре того времени: они стремились приобрести иммунитетные и льготные привилегии, делающие отправление ремесла монополией определенной группы лиц – членов корпорации. Возникновение цехов с их статутами и мелочными предписаниями закрепило эту экономическую политику городского ремесла, придав ей наиболее завершенное законодательное оформление. В этом отношении шведские цехи были типичными цехами средневековой Европы, созданными для охраны своего ремесла в условиях феодальной организации общества.

Уже в самой древней шведской скре – предписаниях для стокгольмских портных от 1356 г. – содержалось строгое указание подчиняться уставу для всех лиц, занимающихся данным ремеслом. Во второй половине XV в. цех портных пользовался правом штрафовать чужаков и конфисковывать их товар, изготовленный без разрешения цеха и городского совета⁵⁵. Однако к началу XVI в. цеху удалось полностью монополизировать только пошив новой одежды из импортного сукна: чужаки допускались к перелицовке и перешивке старых вещей из импортного материала и пошиву одежды из вадмаля⁵⁶.

Весьма упорной была борьба за монополию на ремесло цеха стокгольмских сапожников. К моменту принятия устава (1474 г.) цех обладал монополией лишь на торговлю дубильным материалом (корой), а изготовление и продажа обуви в городе были доступны любому лицу, получившему разрешение городских властей. В 1482 г. "всем чужакам из города или деревни" разрешалось свободно продавать обувь, но ее изготовлением могли заниматься лишь лица, получившие городское гражданство. В 1489 и 1499 гг. к уставу были сделаны добавления, запрещающие неорганизованным городским ремесленникам производить, а деревенским – привозить на продажу обувь в пределах "городской свободы". И хотя в 1514 г. магистрат опять разрешил бондам продавать обувь в городе, но только на Троичной ярмарке⁵⁷. Таким образом, к началу XVI в. сапожники добились почти полной монополии на свое ремесло.

Известно также, что плотники могли конфисковать у своих неорганизованных собратьев по ремеслу их рабочие инструменты (топоры и т. п.)⁵⁸. Кузнецы имели право конфисковать изделия любого нецехового мастера, равно как и пекари (которым разрешалось "закрыть окна" нарушителей), и золотых дел мастера (категорически запрещавшие заниматься ремеслом до вступления в цех)⁵⁹. Носильщики не позволяли чужакам переносить портовые грузы, делая исключение для извозчиков – -в том случае, если носильщик не смог по какой-либо причине выполнить предложенную ему работу⁶⁰. Каменщики налагали штраф на всякого, кто занимался их ремеслом, не будучи членом цеха, если только он не получил приказ или разрешение бургомистров⁶¹.

Цех бондарей подвергал штрафу лишь тех лиц, изделия которых не соответствовали эталону, и, согласно § 11 их устава, "все те, о ком известно, что они занимаются в городе бондарством, должны помогать цеху, когда дается заказ со стороны властей"⁶². Иначе говоря, цех бондарей не полностью отгораживался от неорганизованных ремесленников, требуя от них лишь придерживаться определенных образцов изделий. Цех мясников разрешал неорганизованным представителям своей профессии оптовую (helom sidhom) продажу мяса, т. е. монополизировал лишь право розничной, наиболее прибыльной торговли. В то же время мясники решительно выступали против попытки каких-либо лиц создать в городе объединение, аналогичное их собственному⁶³.

Можно предположить, что в тех цехах, уставы которых от XIV-XV вв. не сохранились (или их не было), борьба за цеховую монополию была аналогична той, которая вырисовывается из известных нам уставов. Некоторые факты известны в этой связи относительно цеха скорняков. Так, 30 июня 1483 г. магистрат запретил некоему Хенрику Гюльтцстопу под угрозой штрафа в 40 марок заниматься кожевенным ремеслом (skynnare embitid) в городе до тех пор, пока он не предъявит "письмо и свидетельство" (breff ok bewisning) о своей работе и статусе в Любеке⁶⁴. Поскольку этот вопрос разбирал не цех, а магистрат, по-видимому, дело касалось неорганизованного ремесленника, которому разрешалось работать в городе, если он докажет свои права на звание мастера.

В других городах страны степень завершенности цеховой монополии на ремесло также была различной. Очень интересен в этой связи устав мальмозских канатчиков, который запрещает чужакам изготовлять в городе мочало (лыко) или веревки, но допускает оптовую торговлю веревками бондов⁶⁵. Следовательно, полностью монополизировав городское производство в своей отрасли, цех мальмозских канатчиков был вынужден, хотя и с известными ограничениями, допускать на городской рынок продукцию этого столь развитого в деревне ремесла.

Цех кузнецов Юстада имел право при помощи фогта конфисковывать товар любого "постороннего кузнеца, который приходит [в город], объявляет себя мастером и хочет продавать свои изделия в Юстаде". Конфискованный товар доставлялся в здание городского совета, и там же виновный присуждался к уплате штрафа⁶⁶.

Что касается мальмозских пекарей, то их монополия, как это всегда бывало с продовольственными цехами, связана была с городской продовольственной политикой. И хотя пекари многозначительно заявили в своем уставе, что "в Мальме всегда есть хлеб на продажу", они вынуждены были допустить хлебную торговлю неорганизованных пекарей, не разрешая им только розничную (менее, чем бочками) продажу "немецкого хлеба"⁶⁷.

Следует отметить сравнительную терпимость шведских цехов к неорганизованному ремеслу. Их монополия в большинстве случаев не носила характера закопченной системы даже в уставах и тем более не могла быть полной на практике, особенно в отношении ремесел, имевших большое распространение в деревне.

Ведя организованную борьбу с конкуренцией в каждой отрасли ремесла, цехи стремились к тому, чтобы сделать полноправие в своей области уделом возможно меньшего круга лиц. Именно этой цели служили детально разработанные предписания уставов относительно приема новых членов цеха.

Как и всюду в европейских городах, членство в стокгольмских цехах отнюдь не распространялось автоматически на всех лиц данной специальности, а приобреталось в индивидуальном порядке. Условия вступления в цех были четко оговорены уже в самом раннем шведском уставе – предписании для стокгольмских портных от 1356 г. Там говорилось, что каждый портной, претендующий на звание цехового мастера, должен обладать необходимыми специальными навыками (для чего полностью пройти курс ученичества и выдержать испытание), определенными наличными средствами (20 марок в качестве исходной материальной базы), должен получить согласие действительных членов цеха на вступление в их ряды, наконец, быть (или стать) полноправным горожанином⁶⁸.

Этот первый устав портных создал своего ;рода эталон требований, предъявлявшихся ко всем вступавшим в цех лицам. Но в нем отразился как бы необходимый минимум, пополнившийся в XV в. рядом новых предписаний. Так, новый член цеха должен был засвидетельствовать "законность" своего рождения (äkta ok räktha fodher)⁶⁹, устроить пирушку для "братьев" (mesterkost), сделать "щитовые" или "охранные" взносы (harniska или väknara päningha), а также внести деньги в цеховую кассу на покупку свечей, воска и эля (ljuspeninge, öölpeninge). Эти же требования варьировались и в уставах других цехов.

Самыми простыми были условия приема у пекарей: законное происхождение, наличие лэста ржи и пшеницы и хорошая репутация, подтвержденная свидетелями⁷⁰. Бондари требовали наличия у вступающего брата "большой сотни (120 шт.) дерева", взимали 16 марок в пользу цеха и 1 эре в качестве платы олдерману за взятые у него эталоны. К испытанию на звание мастера допускались лишь цеховые подмастерья, из чего следует, что членом цеха мог стать только человек, уже работавший в качестве подмастерья в этом цехе⁷¹. Кузнецы требовали от вновь вступающего угощения для мастеров, взносов в кассу ("щитовые деньги", взносы па покупку воска) и проводили испытания его мастерства. Претендент должен был иметь свою кузницу и 12 марок наличными⁷².

От вступающих в цех каменщиков не требовалось заблаговременного обзаведения производственной базой (оно и понятно), но они должны были сдать экзамен, устроить пышное угощение и пройти испытательный срок в течение четверти года⁷³. Условия приема стригалей были те же, что и портных, но они должны были, кроме того, заранее предъявить необходимый инструментарий⁷⁴. По вполне понятной причине носильщики также могли не иметь специального инструментария при вступлении в цех. Однако они обязаны были выдать 1 эре на эль, внести "щитовые деньги" и 4 эртуга в кассу цеха, пройти испытания и устроить богатое угощение. Предварительно каждый из претендентов должен был служить год подсобным работником и засвидетельствовать безукоризненность своей репутации⁷⁵. Мясникам вменялось иметь 20 марок наличными, устроить угощение, внести "щитовые деньги" и деньги на свечи⁷⁶. Сапожники свидетельствовали репутацию нового "брата" требовали от него обильного угощения и бочки эля. "Щитовые деньги" вносились в случае военной опасности. Новичок должен был иметь в наличии 20 марок и пройти строжайшую проверку мастерства, причем ему вменялось в обязанность отслужить предварительно в этом цехе не менее года в качестве подмастерья⁷⁷.

Самое большое исходное имущество должны были иметь золотых дел мастера: 5 марок серебра (примерно 50 денежных марок) наличными и инструменты не менее, чем на одну марку серебра⁷⁸. Претенденты на звание члена этого цеха представляли свидетельства о прохождении срока ученичества и о работе в качестве подмастерья, должны были пройти проверку мастерства, устроить для цеха угощение, выдать "щитовые деньги", деньги на эль и воск и, наконец, дать клятву перед магистратом в том, что они не будут заниматься изготовлением денег. Вступительную клятву приносили и бочары, чье ремесло также находилось под особым контролем со стороны государства.

Кроме того, в уставах кузнецов, сапожников и бочаров особо оговаривается тот случай, когда мастер, выполнивший все формальности и вступивший в цех, уходит затем из города и, возвратившись через год или несколько лет, "хочет пользоваться братством" (wil brodherskap nyutna). В таком случае кузнец может "пользоваться братством", если он бюргер. Если же право бюргерства он перед уходом из города получить не успел, он обязан внести "щитовые деньги" и устроить угощение. Сапожник (небюргер) обязан дать 12 эре "сторожевых денег" и бочку эля мастерам, а бондарь – "снова купить себе полноправие"⁷⁹.

Имеющийся в нашем распоряжении материал почти не позволяет проследить изменения в правилах приема новых членов. Исключение составляет устав портных от 1501 г., который можно сравнить с его предшественником – уставом 1356 г. За разделяющий эти уставы немалый срок к первоначальным требованиям прибавились новые. Претендент должен быть законнорожденным и иметь поручителей как в том, что его репутация безукоризненна, так и в том, что впредь он не нарушит предписаний устава. Согласно § 7, он обязан заплатить 5 марок в кассу цеха, 1 марку "щитовых денег", 12 эре на выпивку присутствующих при его испытании членов совета, и "сверх этого не должен он делать никакого угощения мастерам". Однако в § 10 записано, что, прежде чем новый мастер будет изготовлять "шедевр" ("кроить свою рубашку" – syna skyrdh schära), ему следует приготовить "2 окорока, также много блюд жаркого, солонины и жареного мяса, как полагается, и Должен он поставить в дом олдермана одну бочку доброго эля на нужды братьев, когда они соберутся"⁸⁰. По-видимому, мы имеем дело с более поздней – по сравнению с § 7 – вставкой (однако не позднее 1501 г.), согласно которой вступление в цех еще более затрудняется. Уже после 1501 г. был вставлен, вероятно, и § 17 7з, который предписывает будущему мастеру заплатить по 4 эртуга каждому из членов цеха, присутствовавших при проверке его мастерства⁸¹. Новым по сравнению с 1356 г. является положение устава 1501 г. о тех претендентах, которые пришли из другого города. Такой человек должен был в течение одного года проработать в цехе подмастерьем, "дабы люди могли проверить его работу". И, наконец, каждый из членов цеха должен был изъявить согласие на прием этого претендента в цех⁸².

Таким образом, условия приема новых членов в цех портных и, надо полагать, во все другие цехи постепенно усложнялись. Требования достаточных навыков мастерства, равно как и хорошей репутации, естественны и неоспоримы, хотя в известной мере и ставили вопрос о приеме нового мастера в зависимость от отношения к нему членов цеха. Основная трудность здесь заключалась в своего рода имущественном цензе. Во-первых, в большинстве цехов новичок должен был иметь не менее 20 марок исходного имущества "на обзаведение". Учитывая, что лица, имевшие движимого имущества не менее, чем на 3 марки, уже считались способными к уплате налогов, что инструментарий ремесленников, как правило, был очень скуден, что требуемая сумма в 20 марок вообще была по тому времени немалой, можно считать, что выполнение этого условия было под силу далеко не всем ремесленникам.

Во-вторых, новичок должен был еще потратиться на всякого рода вступительные взносы, имеющие в виду интересы цеховой и городской корпорации, и угощения мастеров. И, наконец, если учесть, что, вступая в цех, ремесленник обычно должен был приобрести права бюргерства⁸³, станет ясным, что доступ в цех для посторонних лиц уже в XV в. был затруднен.

Что касается родственников мастеров, то они пользовались при вступлении в цех значительными льготами. Жена и дети сапожника, желавшие Стать членами цеха, были обязаны только пройти курс ученичества, выдать "сторожевые деньги" и поставить бочку эля для угощения мастеров. Аналогичными льготами пользовались сыновья и зятья ювелиров⁸⁴. Весьма вероятно, что такой обычай был и в других наиболее развившихся цехах (например, портных или кузнецов).

В цехах других городов страны вступлению новых Членов также уделялось большое внимание. В Висбю в середине XIV в. оговаривалось исходное имущество претендентов (возможно, в пересчете на деньги, а возможно, имелась в виду наличность: от 7г до 6 марок серебра). Канатчики Мальме, вступая в цех, должны были уплатить в городской совет 6 скиллингов и устроить цеху богатое угощение. Новые кожевники в Мальме должны были доказать свою "умелость" и принести клятву верности цеховым интересам. Лица не шведской национальности в этот цех не допускались⁸⁵, и это единственный известный нам случай резко отрицательного отношения к нешведам в цеховых уставах XIV-XV вв. Цех пекарей в Мальме проверял законность рождения новых членов, требовал от них уплаты 6 скиллингов городскому совету и бочки эля для мастеров⁸⁶. И наконец, кузнецы Юстада требовали от нового члена изготовления шедевра, взноса в 3 "больших скиллинга" (skilling grotte) в цех и такого же – в городской совет, бочку немецкого (или две бочки датского) эля и угощение: три бочонка солонины, 3 – масла, 2 "свежих (мясных) блюда" и "все прочее, как полагается"⁸⁷.

Прямые указания о преднамеренном ограничении цехом числа его членов имеются в отношении цехов стокгольмских мясников (§ 2 устава 1477 г.: "также членов нашего цеха должно быть 8, и не больше, если только [городской] совет не даст разрешения на большее число"), медников (решение городского магистрата от 1480 г.: "отныне заниматься ковкой меди в городе могут только те кузнецы-медники, которые теперь этим занимаются") и мальмозских канатчиков ("24 мастера, не больше", а если кто-либо из членов цеха умер, бургомистры и совет выбирают на его место другого)⁸⁸. Характерно, что число мясников ц канатчиков ограничивалось уже при принятии их цеховых уставов, причем этим цехам разрешалось принимать новых членов лишь в том случае, если на то было указание магистрата. Самый факт включения в уставы указанных пунктов, равно как и предписание о медниках, позволяют предположить, что цехи уже с самого начала противодействовали возможной тенденции к расширению числа их членов⁸⁹ и что не последнюю роль здесь играл магистрат.

Выяснить, как практически обстояло дело с численностью цеховых мастеров, очень трудно, так как у пас почти нет данных о соотношении цеховых и нецеховых ремесленников⁹⁰. Конечно, пополнение цехов происходило, и не только за счет родственников цеховых мастеров. Судя по уставам, возможность получить цеховое полноправие в принципе была не исключена для подмастерьев, достигших требуемого уровня мастерства, да и для пришлых ремесленников⁹¹. По-видимому, все дело было в материальном положении этих людей.

 "Замыкание" цехов, которое определенно прослеживается в Швеции XV в., практически имело место еще до принятия уставов и было, очевидно, следствием не только дифференциации в среде городских ремесленников, но и специфических условий развития ремесла в целом.

Действительно, ведь в Швеции XIV-XV вв. ремесленник мог уехать в город, где цеха по его специальности вообще не было, или свободно торговать своими изделиями в деревне. Это позволяет предположить, что в цехи, во всяком случае в некоторые, и притом в крупных городах, объединялись наиболее квалифицированные ремесленники, заинтересованные именно в городской клиентуре; вероятно, они стояли и на более высокой ступени по своему имущественному положению (что не исключало их обеднения в дальнейшем). Если это так, то естественно, что в некоторых цехах, в частности в стокгольмских, было много иностранцев (особенно немцев)⁹². Ремесленникам-шведам подчас было трудно противостоять конкуренции со стороны ремесленников-немцев, более богатых и в ряде ремесел более квалифицированных. Поэтому ремесленники-шведы предпочитали работать там, где конкуренция со стороны иностранцев не была столь сильной, например в менее значительных городах или в сельской периферии, где им было гораздо легче, чем немцам, найти общий язык с местным населением.

Если принять положение о том, что некоторые цехи уже с самого начала развивались как корпорации, объединявшие преимущественно верхушку городских ремесленников, то становится понятным и включение в ряд цеховых уставов пунктов об ограничении числа членов цеха, а также роль магистрата, защищавшего интересы привилегированных слоев бюргерства. Но, повторяем, это могло касаться лишь некоторых цехов, тогда как другие, в частности строительные, были скорее заинтересованы в том, чтобы втянуть в свои ряды строптивых чужаков, нежели вовсе изолироваться от них⁹³.

Характерным проявлением складывающейся цеховой монополии на специальность, позволяющим точнее определить природу этой монополии, было наследование цеховых прав и семейные связи в цехе.

Эволюцию наследования права на занятие ремеслом и на членство в цехе можно проследить на материалах цеха стокгольмских сапожников. В § 10 их скры (который, по свидетельству Г. Э. Клемминга, был позднее стерт) сказано: "не может женщина после [смерти] своего мужа руководить делом и подмастерьями дольше одного года без разрешения [цеха?]". Однако в § 11 указывается, что вдова сапожника будет пользоваться цеховыми правами и больше года, если выдаст "щитовые деньги" и бочку эля мастерам. Если она выходила замуж вторично и муж ее не был членом цеха, он был обязан вступить в цех на общих основаниях. Если же жена и дети сапожника хотели стать полноправными мастерами при его жизни, то правила приема в цех для них облегчались: они не служили в течение года в качестве подмастерьев, не устраивали пирушки и не доказывали свою кредитоспособность⁹⁴.

Аналогичные предписания находим мы в цехе стокгольмских носильщиков⁹⁵. В цехе канатчиков Мальме вдова члена цеха также могла занять в цехе место покойного мужа, как и ее новый муж, но только в том случае, если он был канатчиком. Такие же порядки были в цехе мальмозских скорняков⁹⁶.

Очевидно, что семейные связи в цехах и наследование цеховых прав были распространенным явлением⁹⁷. Здесь, как и во всей средневековой Европе, цеховые привилегии, подобно самой ремесленной специальности, являлись для ремесленника "наследственными и почти неотчуждаемыми"⁹⁸.

В то же время следует отметить явное ограничение прав ремесленника на занятие определенной специальностью в пользу цеха, корпорации в целом. Действительно, цех отнюдь не безоговорочно разрешает вдове умершего мастера наследовать его место или отдавать это место своему новому мужу, а лишь при том условии, что вдова сможет вести дело на требуемом уровне и выполнит все другие необходимые требования. Совершенно определенно говорится об этом в уставе стокгольмских пекарей: вдова члена цеха может по закону оставаться в цехе в течение одного года и шести недель; если окажется, что она в состоянии вести работу и поддерживать дело в "порядке и достойно", тогда она может заниматься им и впредь до своей смерти или потери трудоспособности⁹⁹. Подчас цех вмешивался в личную жизнь вдовы члена цеха, ограничивая ее свободу в выборе нового мужа. Свидетельство об этом содержится в уставе каменщиков. Каменщики запрещают вдове своего собрата "держать ремесло" (holle embetet) более одного года после смерти мужа, "если только она не возьмет другого из этой [же компании]. Если это подмастерье, то делает он, согласно правилу, угощение братьям по компании и [вносит] надлежащие щитовые деньги, и жене быть сестрой в компании, как раньше. Если возьмет она мастера из этой компании, быть [ему] братом, как прежде, без угощения. Если она возьмет по истечении года [в мужья] не каменщика, тогда ни она, ни он не будут в цехе после того, как это случилось, если только он (т. е. новый муж. – А. С.) умер и она после этого взяла [в мужья] каменщика. Тогда не делать ему никакого вступительного взноса и [быть], как прежде"¹⁰⁰.

Следовательно, личные права ремесленника сочетаются с монополией цеха, которая может рассматриваться как выражение некоей корпоративной, цеховой собственности на общую специальность. К. Маркс и Ф. Энгельс отмечали, что поскольку капитал в средневековых городах, "в отличие от современного, не оценивался в деньгах, ...а был непосредственно связан с вполне определенным трудом владельца, совершенно неотделим от него", то он являлся сословным капиталом¹⁰¹. Понятно поэтому, что главный смысл цехового объединения и заключался в охране этой сословной собственности.

3. Цеховая регламентация

Важной стороной жизни шведских (как и других) средневековых цехов была их ограничительная деятельность по отношению к членам самой организации, так называемая цеховая регламентация. Она также была вызвана в первую очередь борьбой за рынок, но определялась не столько конкуренцией извне, сколько конкуренцией между самими членами цеха, неизбежной в условиях товарного производства; К. Маркс специально отмечал, что равное участие цеховых мастеров "в пользовании всеми обеспеченными за цехом привилегиями и доходами" было центральным пунктом цеховой организации¹⁰².

Внутренняя регламентация стокгольмских цехов охватывала различные стороны деятельности цеховых ремесленников: она предусматривала установление равных возможностей в покупке сырья, количестве и качестве затраченной работы, количестве и качестве готовой продукции, условиях сбыта и цене готового продукта. Одновременно внутрицеховая регламентация была направлена на поддержание высокого качества изделий, что имело важное значение в борьбе за цеховую монополию.

Объем и детальность цеховой регламентации сильно варьировались в разных цехах и в зависимости от объекта регламентации. Наиболее часто цехи регламентировали закупку сырья: они запрещали "перехватывать" сырье (делать так называемые "предварительные покупки", förköp) и требовали его закупок в коллективном и организованном порядке¹⁰³. Сырье для членов кузнечного цеха в Юстаде закупал олдерман¹⁰⁴. Цех стокгольмских бондарей допускал и индивидуальную закупку древесины; однако три мастера должны были засвидетельствовать, что она производилась не в спекулятивных целях, причем ремесленник обязан заранее оповестить цех о своем отказе от участия в коллективной закупке¹⁰⁵.

Вопрос о качестве товара и добросовестности обслуживания также занимал важное место в цеховой жизни. Сапожников строго карали за продажу ботинок, сделанных из обрезков, из поддельного или недоброкачественного материала. Если покупатель обнаруживал обман, он имел право "вернуть хозяину вещь, которую купил, а тот, кто продал, платит бочку эля в пользу компании". Нельзя было выставлять в окне изделия из иностранной кожи, а делать заказчику башмаки из грубой кожи; при повторном обмане виновному грозило изгнание из цеха. Кроме того, сапожники обязаны были принимать заказ только после точной договоренности о цене¹⁰⁶.

Устав портных предусматривал ответственность мастера за порчу вещи при глажении¹⁰⁷, устав ювелиров – за подделку золота и серебра (здесь истцом выступали также город и корона)¹⁰⁸. Каменщики требовали пунктуального соблюдения договоренности с нанимателем, особенно относительно сроков работы¹⁰⁹. Носильщикам запрещалось отказываться от предложенной горожанами работы, а также сорить в порту ("дабы ни один грязный камень, еловые ветки и щепа не набрасывались и не уродовали порт этой грязью"). В несколько более поздней приписке к уставу носильщикам напоминалось о необходимости соблюдать эталоны веса¹¹⁰. Мясники строго наказывались за продажу мяса больного или павшего скота¹¹¹. У кузнецов Юстада был такой порядок, что если кто-либо из членов цеха продал косу, серп, или другие "острые (режущие) орудия труда" (eggverktyg) и после полудня заказчик обнаружил, что они неисправны, член цеха, виновный в плохой работе, был обязан принять обратно испорченную вещь и вернуть уплаченные за нее деньги¹¹². Кузнецы и бондари Стокгольма должны были соблюдать эталон своих изделий и экономно расходовать материал заказчика¹¹³. Для лучшего контроля за качеством товара мастерам предписывалось помечать свои изделия личным клеймом (merkie)¹¹⁴.

Кроме того, цехи осуществляли более или менее регулярный контроль за работой своих членов. В Висбю (середина XIV в.) его проводили веркместры¹¹⁵, в цехе кузнецов Юстада и в мальмозских цехах – олдерман, у сапожников Стокгольма – веркместр, "надсмотрщик за кожей" и "надсмотрщик за башмаками". Они принуждали члена цеха делать башмаки только в своей мастерской, но никак не в доме заказчика, чтобы можно было проследить за его работой¹¹⁶. Особый выборный надсмотрщик в цехе носильщиков – юсфогт – вместе с олдерманом "ежедневно надзирал, как исполняются обычаи" и отвечал за правильность укладки груза¹¹⁷. У кузнецов Стокгольма проверка работы происходила публично, возможно – под присмотром веркместра¹¹⁸. В цехе бондарей функции досмотра также осуществлял олдерман; если проверяемый член цеха сопротивлялся проверке, грубил олдерману или вступал с ним в драку, он штрафовался на 3 марки¹¹⁹. В остальных стокгольмских уставах нет особых предписаний о проверке работы членов цеха, да и в уставах других городов о ней говорится в общем виде. По-видимому, эта проверка входила в функции выборных должностных лиц цеха наряду с надзором за всеми другими предписаниями устава.

Все стокгольмские цехи (кроме пекарей и мясников) вписали в свои уставы особые пункты о проверке мастерства новых членов. Сапожник представлял в качестве образца простые башмаки, женские ботинки со шнуровкой, ботинки на толстой подошве и сапоги. Все это он обязан был сделать из однородной кожи в доме веркместра и пользоваться услугами только одного ученика, "который еще не может получать вознаграждение за службу". Готовые изделия осматривались всеми членами цеха, которые выносили суждение о качестве работы¹²⁰.

Портной обязан был сшить женский плащ, парадное женское платье, женскую юбку, "сутану пастора", кафтан и пару чулок. Все это также производилось в доме олдермана, в присутствии всех членов цеха и двух членов городского совета и завершалось общей оценкой работы¹²¹. Желающий вступить в цех носильщиков должен был доказать свое умение укладывать и переносить груз, раскупоривать вино¹²².

В цехе золотых дел мастеров "образец" состоял из золотого кольца с камнем, брошки и двух украшенных ножен для ножей, которые также изготовлялись в доме олдермана и затем оценивались мастерами¹²³. Новый член кузнечного цеха в Стокгольме выковывал "три штуки изделий, которые веркместры и братья ему предложат"¹²⁴, – возможно, те же, что и в цехе кузнецов Юстада: борону (brynøre), железные вилы (jerngreb) и подкову (hætzsko). Качество их изготовления проверялось олдерманом и четырьмя "старейшими членами цеха". Скорняки Мальме и стокгольмские каменщики записали в своих уставах лишь общие положения о необходимой квалификации новых мастеров, не детализируя условия ее проверки¹²⁵. У бондарей проходил проверку только подмастерье; проверка состояла в изготовлении двух бочек для эля и одной для ворвани¹²⁶.

Судя по цеховым уставам, штрафу подвергались лишь те мастера, изделия которых отличались наиболее грубыми изъянами (дырками, подделкой, порчей материала или готового товара и т. д.), и по закону потребитель мог вернуть мастеру лишь явно испорченную вещь. При проведении экзамена на мастерство также нет детальных предписаний относительно качества работы, указывается лишь ее номенклатура. Означало ли это, что уровень мастерства шведских городских ремесленников был невысок, или, наоборот, он был настолько высок, что в уставах оговаривались лишь вопиющие нарушения правил, – неясно: археологические материалы позволяют обосновать и то и другое предположение. Разумеется, цехи стремились максимально улучшить качество ремесленных изделий, но в конечном счете цеховая регламентация в этой сфере, при всей ее важности, не могла иметь решающего значения; качество товаров определялось прежде всего как объективными условиями (характером спроса, качеством и количеством сырья, системой разделения труда, возможностью заимствования более высоких образцов и др.), так и индивидуальными качествами самого ремесленника (уровень профессиональных навыков, добросовестность и т. п.), которые в свою очередь во многом определялись средой.

Значительно меньшее место отведено в цеховых уставах регулированию условий и объема труда и сбыта. Ни один из членов цеха стокгольмских носильщиков не имел права "засовывать в рюкзак больше четырех шеппундов" груза, и ни один из них не мог отказаться от работы даже в церковные праздники. В последнем случае нарушитель платил большой штраф (до четырех марок) в цех и городскую казну¹²⁷. В некоторых цехах существовали какие-то правила относительно распределения работы. Так, портные предписывали взимание штрафа в пользу цеха с того мастера, который "забрал (т. е. перехватил? – А. С.) работу другого своего цехового брата без разрешения олдермана и заседателей". Если мастер не выполнил заказ в срок и заказчик довел об этом до сведения олдермана цеха, последний поручал "это [дело] другому [мастеру] в цехе, который это изготовит и возьмет себе оплату, когда это сделает". Поэтому члену цеха портных строго запрещалось брать больше работы, чем он может выполнить в условленный с заказчиком срок¹²⁸. Равным образом каменщики запрещали членам своего цеха брать подряд на такую работу, которая не могла быть выполнена до наступления зимы. Мастер, не выполнивший работу в срок, оплачивал ущерб, нанесенный заказчику, "по усмотрению и требованию" последнего, и платил штраф цеху и городу¹²⁹. Сапожники запрещали "предварительные закупки" и работу на дому у заказчика¹³⁰. Цех ювелиров наказывал мастера, "который другого своего брата с его места на рынке (ярмарке – marknaden) вытеснит", запрещал работать во время празднования дня святого "покровителя" цеха (св. Элигия, Людовика) и участвовать более, чем в одном цехе¹³¹.

Бросается в глаза незначительное количество цеховых предписаний, регулирующих отношения членов цеха в сфере их ремесленной специальности. Наиболее часто регламентировалась закупка сырья. Реже встречаются указания об объеме выполняемой работы. Еще реже, и в самом общем виде, – о месте и времени производства. Запрет одновременного пребывания в двух и более цехах, столь распространенный в цеховых статутах континента, предусмотрен только уставом цеха стокгольмских ювелиров. Значит ли это, что цеховая организация мало занималась вопросами внутрицеховой конкуренции? Или эта сторона деятельности цеха просто не нашла должного отражения в цеховых уставах? Наиболее вероятно, что правильны оба эти предположения. Действительно, при вступлении в цех нового мастера члены цеха решают, соответствуют ли изготовленные им образцы изделий уровню требований, принятых в данном цехе. Выступая против неорганизованных ремесленников, цех имеет право штрафовать тех из них, чьи изделия не соответствуют правилам. Устанавливая срок ученичества, цех решает, достаточно ли овладел профессией ученик для того, "чтобы работать за деньги".

Сведения о внутренней регламентации ремесла содержатся и в Памятных книгах Стокгольма. Так, в 1484 г. пекарь Павел дважды присуждался к штрафу за "занятие двумя ремеслами"¹³². Десятью годами раньше за аналогичный проступок был наказан мясник Педер¹³³.

А между тем в уставах пекарей и мясников не содержится запрета членства в двух цехах и занятия дополнительным ремеслом. Городские протоколы наполнены записями о штрафах, к которым присуждались различные ремесленники, совершившие "незаконную сделку (olaga kiöpslagan)", т. е. сделку, при которой нарушались эталоны размеров или качества товара¹³⁴. А ведь ни в одном уставе (даже уставе бондарей) нет описания эталонов изделий, хотя само понятие эталона там иногда встречается.

Очевидно, что регламентация условий городского ремесленного производства и сбыта имела место, но не получила должного отражения в уставах, поскольку главная роль в ее проведении принадлежала городским властям. Это положение ясно выступает в области регулирования цены готового товара. Вопрос о цене изделий не мог не волновать ремесленников, но он получил официальное разрешение лишь в уставах стокгольмских кузнецов, каменщиков, носильщиков, мясников и пекарей, где детально оговаривалась оплата за различные виды работ (в уставе пекарей, кроме того, особо указывалось на необходимость соблюдать соответствие между ценами на хлеб и зерно). Характерно, что в уставах всегда указывался максимум цены товара или оплаты труда, штраф за превышение которого шел не только цеху, но и городу¹³⁵.

Ф. Линдберг увидел в этом стремление стокгольмских цехов привлечь покупателей предложением более низкой цены¹³⁶. Такой вывод вполне правомерен, но хотелось бы подчеркнуть и другую сторону вопроса. Ведь тарифы содержались лишь в уставах продовольственных цехов или цехов, члены которых по роду своей деятельности много работали на заказ, в том числе (а в условиях столицы – во многих случаях) – на городской заказ. Поэтому возможно, что упомянутые тарифы были внесены в некоторые цеховые уставы под давлением городских властей¹³⁷. Не случайно большинство штрафов за превышение максимума цены делилось между цехом и городом. Известно, в частности, что фогт и бургомистры Стокгольма ежемесячно определяли расценки "а продававшиеся в городе товары и отдельные рабочие операции¹³⁸; не исключено, что такой же порядок был и в других, особенно портовых городах. Кроме того, в середине XV и середине XVI в. принимались общие тарифы. Очевидно, что в проведении политики цен на городском рынке роль стокгольмских цехов в общем была подчиненной, и именно поэтому они не фиксировали расценки в своих уставах.

Таким образом, в регламентации шведских цехов прослеживаются две закономерности. Во-первых, она охватывала ту сферу деятельности ремесленников, которая была непосредственно связана с рынком: свободная продажа товара или выполнение работы на заказ и по найму. Во-вторых, эта сфера цеховой жизни регулировалась не столько цехами, сколько городским магистратом. Нельзя не отметить связи между этими закономерностями. Внимание городских магистратов к рынку всегда было очень велико, и не только купцы, но и ремесленники, выступая продавцами изделий своего ремесла, должны были подчиняться общегородским предписаниям по вопросам рынка. Цехи возникли лишь в XIV в., да и в XV в. они охватывали не все специальности, и их монополия на ремесло не была полной. В условиях огромной роли торговли (в частности внешней) для большинства известных тогда шведских городов и преобладания свободного ремесла молодые цехи с большим трудом могли отвоевывать право на самостоятельное решение вопросов, связанных с рынком и городским хозяйством н целом, и на начальных этапах своего развития в большей или меньшей мере подчинялись обычаям города.

Другое дело – регламентация тех моментов цеховой жизни, которые прежде всего и по преимуществу касались отношений между ремесленниками внутри цеха и связь которых с рынком была более опосредствованной. В первую очередь это касается регламентации найма подсобной рабочей силы, где цехи добивались равных условий для своих членов. Здесь цехи проявляли большую активность: ведь вопрос о наемной рабочей силе в городах стоял очень остро. Наиболее полно регламентация в области найма подмастерьев зафиксирована в уставах стокгольмских цехов, где нормируются сроки и продолжительность найма подмастерьев, их число у каждого мастера; цехи запрещали мастерам переманивать подмастерьев, а последним – служить одновременно более, чем одному мастеру. Все цеховые уставы строго оговаривают вопрос о добросовестном отношении подмастерьев к порученному хозяином делу. Цеховые уставы также регламентируют число учеников, срок ученичества и его условия и особо оговаривают тот момент, когда ученик, овладев ремеслом, мог стать подмастерьем (т. е. претендовать на оплату своего труда).

Характерно, что городское законодательство в основном занималось подмастерьями и учениками в тех случаях, когда последние становились субъектом или объектом уголовного правонарушения или в случаях несоблюдения мастером или работником условий найма. Возможно, магистрат карал и за переманивание подмастерьев, но указание на это сохранилось не во всех уставах¹³⁹. Город не вмешивался в вопросы нормирования порядка и сроков найма, количества рабочей силы, таких сторон жизни подмастерьев, как их пирушки и т. д., очевидно, считая эти вопросы сугубо внутренним делом цеха. И именно эти предписания нашли в уставах наиболее яркое отражение, гораздо большее, чем вопросы регламентации других сторон деятельности членов цеха.

Вообще шведские цехи (как и все цехи феодальной Европы) выступали в отношении подмастерьев и учеников как организация нанимателей. Подмастерья и ученики не обладали ни одним из прав, которыми был наделен мастер в цехе. Не случайно в преамбулах ко всем уставам указывается, что эти уставы даются именно мастерам – полноправным членам цеха. Подмастерья и ученики были старого изолированы от участия в решении дел цеха и, возможно, даже не присутствовали на цеховых собраниях. Цех строго карал (вплоть до лишения права заниматься данным ремеслом) тех подмастерьев или учеников, которые пренебрегали своими обязанностями или наносили прямой ущерб хозяину, причем такие проступки подлежали юрисдикции не только цеха, но и городского суда¹⁴⁰. И несмотря на то, что подмастерья рассматривались в шведских цеховых уставах в общем как потенциальные мастера, различие между ними строго проводилось даже в области быта: подмастерьям запрещалось посещать пирушки мастеров, ходить к ним н гости и т. д.¹⁴¹.

Характерным в этой связи являлось также отношение цеха к организациям подмастерьев. Как уже указывалось, их следы сохранились в уставах кузнецов и сапожников, но наиболее точные сведения об организации подмастерьев содержатся в уставе подмастерьев цеха стокгольмских поясников и сумочников, утвержденном в 1437 г.

По существу этот устав представлял собой соглашение между мастерами и подмастерьями об условиях найма, оплате труда, количестве и качестве работы, а также утверждал права подмастерьев на отпуск, пирушки и т. п. Соглашение было подписано веркместрами и скаффарами цеха, и в нем, в частности, определялись меры наказания как за недобросовестную работу, так и за неисполнение приказов должностных лиц цеха. Последние, кроме того, должны были присутствовать на всех пирушках подмастерьев и надзирать за порядком их проведения¹⁴². Таким образом, организации подмастерьев находились под повседневным контролем со стороны цеховых мастеров и в конечном счете были подчинены их интересам.

Не исключено, что в других городах вопрос о подмастерьях разрешался аналогичным образом, хотя прямыми сведениями об этом мы не располагаем ни по одному провинциальному цеху, кроме цеха кожевников в Мальме. Последний запрещал подмастерьям "работать на себя", запрещал переманивание подмастерьев и их уход от хозяина до конца контракта¹⁴³.

В целом очевидно, что шведские цехи до конца XV в. сумели добиться полной автономии лишь в сфере внутрицеховой жизни (точнее, в той ее области, которая не была непосредственно связана с вопросами городского рынка), причем создается впечатление, что роль городских властей в жизни цеховых организаций в провинциальных городах была еще более значительной, чем в Стокгольме. Так, в Мальме вступительные взносы новых членов цеха целиком шли городу, в Юстаде – пополам городу и цеху. Город получал часть штрафа за нарушение цеховой монополии канатного цеха, а возможно, и других цехов Мальме. Должностные лица цехов в этом городе назначались магистратом из числа цеховых мастеров¹⁴⁴.

4. Цеховое "братство" и некоторые вопросы возникновения и ранних организационных форм городского ремесла (в порядке постановки проблемы)

Как же обстояло дело в той области жизни цеха, которую некоторые шведские историки считали основой цеховой организации, – в области морально-этической и бытовой? Действительно, на первый взгляд и судя по многоречивости предписаний в этой области, между членами цеха была почти родственная близость: они были обязаны участвовать в общих празднествах и трапезах, совместно хоронить умерших членов цеха, помогать больным и бедным и т. д. Идеал цехового братства отчетливо выражен в преамбуле к уставу стокгольмских каменщиков (1487 г.): члены цеха "должны жить в любви, добром согласии и по хорошему обычаю"¹⁴⁵.

Однако это не означало, что в деятельности цеховой организации вопросы взаимопомощи и взаимной благотворительности действительно занимали превалирующее место, и это явствует из тех же цеховых уставов. Предписания о помощи больным членам цеха сохранились лишь в уставах сапожников и кузнецов, причем там указано, что уклоняющийся от оказания такой помощи мастер "не будет [считаться] хорошим человеком"¹⁴⁶. Конечно, общественное осуждение – это серьезная мера наказания, особенно в условиях патриархального и доступного всеобщему обозрению средневекового быта. Однако это была далеко не самая эффективная мера наказания, хотя бы судя по тому, что за все другие проступки мастеров (даже такие, на наш взгляд, гораздо менее значительные, как неумение вести себя во время пирушки, – например, расплескивание вина по столу или по полу) цех предпочитал налагать на виновного штраф.

Кроме того, характер и размеры взаимопомощи в цехе никак не оговаривались, и она лишь декларировалась в общем виде. В цехе каменщиков и портных было правило, что вдова покойного мастера или (и) бывшая на его иждивении сестра имеют право на единовременное пособие, но лишь в том случае, если они "остались без единого эре", причем размеры вспомоществования и здесь не указаны. Каменщики обязывались также хоронить за счет цеха родственников покойного мастера, бывших на его иждивении и умерших в крайней нужде. В их уставе содержится другое упоминание о бедных членах цеха, согласно которому старым и впавшим в нужду собратьям, если они "хорошо себя вели в цехе", во время цеховой пирушки посылался кувшин эля¹⁴⁷.

В остальных уставах нет никаких предписаний о помощи неимущим членам цеха или их семьям. В уставах большинства цехов говорится только о совместных пирушках и похоронах, в уставах стокгольмских мясников (1474 г.), пекарей и бондарей (начало XVI в.) – только о совместной праздничной пирушке, а в уставе мальмозских скорняков – об обязанности членов цеха проводить тело покойного собрата к могиле¹⁴⁸.

По-видимому, уже к моменту принятия уставов такая сторона жизни цеха, как взаимная материальная поддержка, практически не играла сколько-нибудь значительной роли, и "братство" его членов выражалось лишь в совместных праздничных пирушках да заупокойных мессах. Но последние были связаны не только с потерей рабочего времени, а и с денежными тратами, иногда – значительными¹⁴⁹. Поэтому члены цеха подчас уклонялись от участия в этих церемониях: не случайно цеховые уставы предписывают штрафы за неявку на собрание, пирушку или похороны.

Члены цеха далеко не всегда ощущали взаимные моральные обязательства, прибегая к лжесвидетельствам и свидетельствуя против членов своего цеха в городском суде, нанося друг другу грубые оскорбления и тяжелые увечья¹⁵⁰. Цеховая организация XIV-XV вв. была объединением мелких, раздробленных производителей, достаточно далеким и от идеалов духовных братств, и от профессиональных союзов позднего времени, с которыми сравнивал ее Ф. Линдберг. Но общие цели, побудившие ремесленников к созданию цеха, не могли не сплачивать их, заставляя подчас ставить задачи корпорации выше своих личных интересов и рождая своего рода профессиональную гордость, понятие трудовой и профессиональной чести, так полно выраженное в уставе юстадских кузнецов. Стиль взаимоотношений, создаваемый цеховой обрядностью, способствовал пробуждению социального самосознания, укреплению чувства достоинства и чести тружеников города; это было особенно важно в условиях феодальной эпохи, когда официальная мораль видела достоинства человека и члена общества в знатности и богатстве его семьи.

Вопрос о функциях ремесленного цеха в Швеции должен быть отграничен от вопроса о цеховой обрядности и бытовых традициях. Но это не значит, что цеховая обрядность совсем не должна учитываться. Думается, что она интересна не только для понимания городского быта того времени, но может помочь выявлению ранних стадий цехового строя в Швеции. Тексты уставов очень стандартны, подчас некоторые главы уставов разных цехов совпадают текстуально (например, разделы о посещении больных в уставах сапожников и кузнецов). По-видимому, при их составлении имелись в виду какие-то образцы – может быть, устав иностранного (в частности, датского или немецкого) цеха или гильдии, а может быть – обычаи языческих, затем – раннехристианских союзов прошлого. Это наиболее заметно в уставах самого старого из цехов – портновского, где сохранилось наибольшее количество предписаний религиозно-бытового характера. Здесь уместно вспомнить и замечание X. Хильдебранда о языческих праздниках и связанных с ними пиршествах древних скандинавов. Кстати, и сам термин "gille" в древности означал также "пир", "трапеза", и только в XV в. избавился от этого второго значения (ср. gilledryck – "гильдейская пирушка").

Древнескандинавская "gille" в значении "пир" может быть сравнима с древнерусской "братчиной". Б. А. Рыбаков считает псковскую "братчину" одной из ранних корпораций ремесленников и купцов, созданной при церкви¹⁵¹. А ведь многие шведские ремесленные и купеческие корпорации также обозначались по названию своей церкви: цех плотников – гильдия св. Андрея, цех ювелиров – гильдия св. Элигия, цех пекарей – гильдия св. Барбары и т. д. Л. В. Черепнин указывает, что в Новгородской первой летописи под 1342 г. такая "братчина" называется "обчина", и показывает связь "братчины" с "пиром" – совместной пирушкой ремесленников купцов (или тех и других) в городах, торговых и промысловых селах древней Руси¹⁵².

Объединенные ремесленно-купеческие организации имели место не только в городах Северо-Западной Руси. В Тарту XV в. возникли аналогичные объединения – цунфты (tsunftid): крупное купечество объединялось в "большую" (старшую?) гильдию (grote gilde), прочие торговцы, ремесленники – в "малую" (младшую?) гильдию¹⁵³. И, наконец, классическим образом объединенной гильдии является английская gilda mercaioria¹⁵⁴.

Многие шведские историки (А. Шюк, А. Этцлер, Э. Хекшер, Ф. Линдберг, Э. Йефверт) считают, что шведские ремесленные цехи также в свое время выделились из объединенной ремесленно-торговой гильдии, и такое предположение заслуживает внимания. Ведь при всей лапидарности сведений о ранних шведских цехах бросается в глаза тот факт, что (многие из них объединяли ряд специальностей (портные и стригальщики, поленики и сумочники и т. п.). Даже в середине XVII в. в городке Kungälv существовал цех, объединявший ремесленников восьми специальностей, в том числе – сапожников, слесарей, портных, маляров и т. п., разместивших изображения орудий своего труда на общей цеховой печати 1654 г.¹⁵⁵ Такое положение вещей позволяет предположить, что, во-первых, объединенные цехи были характерны для городов Швеции или как стадия ремесленной корпорации (в Стокгольме), или как единственно возможная ее форма (в мелких городах), и что, во-вторых, широта профессионального охвата в древности могла быть больше. Если это так, то мнение шведских историков о выделении ремесленных цехов из объединенных гильдий выглядит обоснованным если не фактически, то по логике вещей. Но в таком случае следует подумать над тем, не является ли объединенная ремесленно-торговая корпорация общей особенностью северного и северо-западного пути развития цехового строя.

Все эти вопросы, относящиеся к проблеме возникновения цехового строя Швеции и выходящие за хронологические рамки настоящей работы, неизбежны здесь постольку, поскольку мы должны так или иначе оценить уровень развития шведских цехов XIV-XV вв. А это требует сопоставления шведских цехов не только с иноземными образцами, но и с предшествующими этапами их собственного развития. В данной работе эти предшествующие этапы специально не исследуются (мы не располагаем источниками для такого специального исследования), однако, некоторые соображения на этот счет можно высказать уже сейчас.

Безусловно, что одной из первых стадий организации ремесла было расселение ремесленников общей или смежных специальностей на одной улице (известное еще во времена Бирки¹⁵⁶). Подобная форма расселения не могла не приводить к складыванию определенных общих правил труда, сбыта и поведения, неизбежно превращавшихся в традицию. Вполне допустимо, что ремесленники одной специальности, живущие бок о бок и в одном церковном приходе, устраивали совместные "пиры" ("gille") – своеобразную модификацию в новых условиях общинных объединений времен язычества. Но в основе этих объединений лежала производственная необходимость, та самая, которая принуждала ремесленников к самой ранней форме единения – территориальному соседству¹⁵⁷. Не исключено, что уже тогда у ремесленников одной специальности были какие-то должностные лица типа старост, осуществлявшие общий надзор за порядком.

Непосредственным продолжением разгруппирования ремесленников по специальностям было то своего рода прикрепление их к профессии, которое прослеживается по Стадслагу и хартиям о регулировании городского ремесла. Хотя ремесленные (и именно ремесленные, а не территориальные) корпорации официально не сформированы, они уже подчиняются устным, обычным нормам регулирования каждого ремесла, причем это регулирование осуществляется городскими властями.

Следующая стадия развития ремесленных организаций представлена, на наш взгляд, в Висбю первой половины XIV в. Ремесленники названных в его судебнике специальностей уже составляют признанные корпорации и имеют своих должностных лиц именно как ремесленные объединения. Но мы не видим там никаких четких указаний на монопольные права в области ремесла. Эти корпорации открыты каждому горожанину, имевшему достаточное исходное имущество. При этом подразумевается, что данный горожанин уже является специалистом в своей области, но о проверке его мастерства ничего не известно. Нет никаких конкретных указаний и на регламентацию. Правда, веркместрам предписывается следить за "законностью" действий членов корпораций, но судя по тому, что нарушители должны были доставляться ими в магистрат, можно предположить, что здесь имелись в виду нарушения только общего порядка (неуплата налогов, нарушение рыночных распорядков, уголовные проступки и т. п.). Единственное регламентирующее предписание – о правильных мерах у трактирщиков – исходит от городских властей. Ремесленные объединения Висбю уже имели зачатки автономии, но они еще не выработали своих собственных, устойчивых цеховых норм и не имели уставов, по-прежнему подчиняясь городскому регулированию ремесла.

Большой интерес вызывают, далее, цехи Мальме и Юстада, имеющие уже менее ограниченную цеховую автономию и отчетливо выделившиеся как профессиональные организации. В 1429 г. мальмозские кожевники получили согласие совета на добавление к своему уставу (утвержденному в том же году), где подчеркивалось, что магистрат лишь утверждает олдермана, а выборы его производятся "по обычаю"; вступающие в цех мастера должны давать клятву не магистрату, а олдерману; лицо, уличенное в "фальшивой" работе, исключается из цеха¹⁵⁸. Здесь, с одной стороны, видна борьба цеха за автономию в рамках городской организации и использование авторитета городских властей для повышения качества изделий цеховых ремесленников. С другой стороны, оказывается, что до утверждения цехового устава должностные лица избирались самим цехом, и теперь цех добился восстановления этого порядка. Получается, что утверждение устава (а записанные уставы, как уже указывалось, утверждались магистратами) могло сопровождаться определенным урезанием цеховой независимости и демократии. А. Сандклеф считает, что оформление уставов магистратами было одновременно актом создания самих цехов как административных организаций, и в подтверждение этого приводит именно мальмозский материал (однако не подвергая его анализу). А между тем оказывается, что если утверждение устава и может рассматриваться с точки зрения системы городского управления, то только в том смысле, что город стремился использовать цехи как ячейку в рамках городской администрации, причем, цехи уже сложившиеся и накопившие определенный комплекс узаконенных обычаем организационных норм.

То, что цехи в провинциальных городах были менее автономны, чем в Стокгольме, не подлежит сомнению. В этом смысле н цехах Мальме и Юстада можно видеть следующую за цехами Висбю стадию развития цехового строя, а в стокгольмских цехах – наиболее развитую стадию (для времени до конца XV в.). По-видимому, те черты своеобразия, которые в столице и международном торговом центре в наибольшей мере затушевывались под неизбежным влиянием иноземных, более развитых образцов, в провинциальных городах проступали отчетливее и ярче.

Разумеется, все сказанное выше о конкретных формах или стадиях развития шведских цехов есть только предположение, и исследование этого вопроса еще впереди. Но ясно одно: речь может идти не о том, имели ли шведские цехи XV в. предшествующие стадии развития, а о том, в каких именно формах эти стадии были представлены. Если с этих, позиций подойти к вопросу о роли немецкого влияния на шведскую цеховую историю (а в том, что оно существовало, сомнения не возникает), то, по-видимому, надо признать, что оно не было определяющим. Цеховые уставы XIV и XV вв. не дают исчерпывающего ответа на этот вопрос, но создается впечатление, что заимствование шло по формальной линии, коснулось внешних черт организации цеховой жизни, атрибутики, в какой-то степени – терминологии. Развитие шведских цехов как формы общественной организации городских товаропроизводителей при всех общих, характерных для цехового строя чертах, носило выраженный отпечаток породившей их среды, характеризуемой хозяйственной и социальной многоукладностью, спецификой разделения труда в деревне и городе, преобладанием неорганизованного ремесла, большой зависимостью городского управления от центральной власти, господством в городах крупноторгового элемента.

5. Государственное и муниципальное регулирование ремесла

Анализ цехового строя Швеции, естественно, вызвал вопрос о соотношении в организованном ремесле роли цеха и города. Но этот вопрос может быть поставлен и в другом аспекте: какова была политика города и центральной власти в отношении городского ремесла вообще, тем более, что цеховой строй был частным случаем организации шведских городских ремесленников и свободное ремесло в стране в рассматриваемый период преобладало.

Как уже указывалось, первое городское законодательство Швеции – Биркрэттен ничего не говорит о ремесленниках, подвергая регламентации только городскую торговлю. Но эта регламентация городской торговли по существу касалась и ремесленников: ведь их производство включало в себя обмен как составную часть, важность которой возрастала по мере роста самого производства. В Биркрэттене регламентируются прежде всего условия ввоза, но часть предписаний носит общий характер, регулируя отношения на городском рынке: сосредоточение торговых операций на торге, надзор за мерами и наказание за их фальсификацию, нормирование отношений кредита и мер по взысканию долгов¹⁵⁹.

Все эти меры по регулированию городского рынка (к которым можно отнести и введение на нем беспошлинной торговли – право, которым пользовалась villa forensis, а затем полноправный город – köpstad¹⁶⁰), расширялись и детализировались в последующих городских привилегиях и общих законах страны и, конечно, имели немалое значение для жизни городских ремесленников. Особое внимание этому вопросу было уделено в Городском уложении, где даны подробные указания относительно мер (и их эталонов), размеров тары, порядка клеймения, оформления сделок и т. п.¹⁶¹ Подобные же регулирования содержатся во многих привилегиях отдельным городам страны, особенно обильных в XV в., в городских Памятных книгах и цеховых уставах¹⁶². На ремесленников распространялись и другие общегородские предписания, которые утверждали положение города как центра товарного хозяйства: ограничение торговли бондов и других чужаков, запрет перекупщичества и спекуляций, обязательность приобретения бюргерских прав для торговли в городских лавках и т. п.

Но городские власти занимались ремесленниками и как особой группой городского населения, и это имело место еще до Стадслага. Прежде и раньше всего города начали борьбу за то, чтобы занятие ремеслом стало исключительной привилегией горожан. Первое из известных нам предписаний такого рода содержится в хартии Сигтуне и Стокгольму от 1315 г., где всем сапожникам, скорнякам и портным приказывается ехать в города¹⁶³. То же находим мы в привилегиях г. Векшё от 1342 г.: все ремесленники (gerningsmän) в деревне – ювелиры, котельники, сапожники, портные, скорняки и пр. – должны переселиться в город, завершив в деревне свои дела¹⁶⁴. Аналогичную целевую установку имели и предписания всем городам, содержащие запрет заниматься ремеслом деревенским ремесленникам, и, наоборот, разрешение городским ремесленникам отправлять свое ремесло в деревне¹⁶⁵. Учитывая специфику хозяйственной деятельности бондов, можно предположить, что все эти предписания вряд ли полностью достигали своей цели, особенно в отношении некоторых ремесел, искони приданных деревенскому хозяйству. Это относилось, в частности, к кузнецам: Б. Хеллнер указывал, что кузнецы не подпадали под приказы сгонять всех ремесленников в города¹⁶⁶. Принуждение жить в городах прежде всего распространялось на ювелиров, что видно из многих предписаний¹⁶⁷ и что обусловливалось большой близостью ювелирного и монетного дела в то время и необходимостью обеспечить более строгие условия для контроля за их деятельностью.

К середине XIV в. королевская власть уже отчетливо выделяет ремесленников как особую группу городского населения. Это проявилось в первую очередь в создании особых предписаний для городских ремесленников в Городском уложении. Глава XIX "Законов о торговле" Стадслага озаглавлена так: "О всякого рода ремесленниках – мясниках, кожевниках, сапожниках, портных и любых других, какие только есть в городе, – как их ремесло должно соблюдаться, и о неподчинении их приказу фогта и родманов"¹⁶⁸. В этой главе указывается, что фогт, бургомистры и родманы каждого города должны ежемесячно проверять работу пекарей, прочих названных выше ремесленников и вообще тех, "кто получает зарплату" (arbetzlöön wyrda), и следить, чтобы они продавали и покупали лишь "то, что следует", иначе товар конфискуется в пользу короля и города, а виновный платит штраф¹⁶⁹. Далее идет детализация этого надзора: § 1 предписывает наказывать мясников, продающих мясо павшего скота или другое негодное в пищу мясо; § 2 указывает на недопустимость фальсификации товара, когда один товар выдается за другой или качество изделия не соответствует заказу; в последнем случае товар конфискуется и поступает в распоряжение фогта и магистрата, а виновный, если он не сможет уплатить 6 м. штрафа, присуждается к отработке этого штрафа (gange til ærffwdhis) в пользу города, фогта и истца¹⁷⁰. В гл. II "Законов о торговле" особо оговаривается вопрос о надзоре за ювелирами: запрет подделки металла, условия передачи готового изделия заказчику (при шести свидетелях, во избежание последующих разногласий о соответствии готового изделия заказу и полноте содержания в нем драгоценного металла)¹⁷¹.

Кроме того, бочары обязуются ставить свое клеймо на бочках для масла, жира и металла (что определялось необходимостью контроля за экспортом)¹⁷².

Другое примечательное предписание о ремесленниках содержится в "Законах о праве короля" Стадслага. В гл. XXI ("Как много ремесел может иметь и отправлять один человек") указано, что ремесленник имеет право заниматься только одним ремеслом, и больше ничем другим заниматься не должен. Если же он хочет сменить специальность, то должен поставить об этом в известность городские власти. Закон был обязателен как для мужчин, так и для женщин; его несоблюдение каралось штрафом (или, в случае неуплаты последнего, – отработкой) в пользу короля и города¹⁷³. Конечно, ремесленника принуждали оповещать городские власти о смене специальности для удобства контроля за его деятельностью. Но не только поэтому: оказывается, власти извлекали от такой перемены и некоторую выгоду. В гл. XV тех же "Законов о праве короля" указано, что если ремесленник, уже получивший городское полноправие, хочет сменить занятие, он должен снова получить бюргерство. Такой же порядок – если ремесленник хочет стать купцом¹⁷⁴. В результате указанных предписаний разделение и закрепление профессионального статуса стало важным элементом городской жизни.

Документы, касающиеся отдельных городов, в частности, городские привилегии, в ряде случаев подтверждают или детализируют общие предписания Стадслага о ремеслах. Так, о строгом надзоре за ремеслами (ежемесячной или ежеквартальной проверке работы и сбыта городских ремесленников) со стороны магистратов и фогтов говорится в привилегиях XIV в. сконским городам Мальме (1353, 1360 гг.), Лунду (1361 г.), Руннебю (1387 г.), в привилегиях XV в. Хельсингборгу (1414 г.), Вадстене (1491 г.) и др.¹⁷⁵ Запрет двух ремёсел содержится в хартиях, относящихся к Эребру (1446 г.), Арбуге, Вестеросу и городам области Даларна (1484 г.)¹⁷⁶. И во всех привилегиях первой половины XV в., касающихся Стокгольма и других городов страны (1414, 1423, 1437, 1444 гг. и др.), ремесленники (æmbitzmæn) четко отделены от купцов и прочих горожан, причем в вопросах регулирования (и права) ремесленники рассматривались в одном ряду с лицами, занятыми трудом по найму.

Центральная власть уделяла особое внимание оплате работы городских ремесленников и регламентации расценок на товары и труд. В 1365 г. были утверждены расценки для каменщиков и других строителей Нючёпинга¹⁷⁷, в 1456 и 1546 гг. утверждались общие расценки на отдельные виды труда, а также цены на ряд изделий ремесла¹⁷⁸. Кроме того, города устанавливали и надзор за отдельными ремеслами, особенно в продовольственной отрасли (пекарями, пивоварами и т. п.)¹⁷⁹ и регламентировали не только качество, размер и цену готового товара, но, подчас, даже и район города, где дозволено отправление данного ремесла¹⁸⁰.

Вместе с тем, предписания, касающиеся городского и государственного надзора за ремеслом, недостаточно детальны. Вероятнее всего, это объясняется тем, что магистрат и горожане хорошо знали, в чем именно этот надзор должен заключаться, и исходили при его осуществлении из определенных, уже выработанных обычаем и ставших традиционными норм.

Ведущая роль центральной власти и городов в регулировании городского ремесла в Швеции вплоть до конца XV в. очевидна¹⁸¹. Но не только этот вывод можно сделать на основании приведенных фактов. Во-первых, ясно, что в той же мере, в какой внешняя торговля исторически предшествует внутренней, а торговый профессионализм – профессионализму ремесленному, регулирование внешней торговли предшествует регулированию торговли внутренней, а последнее – регулированию в области ремесленного производства. Естественно поэтому, что организационное оформление торговли в рамках государства и города предшествует организационному оформлению ремесла. Во-вторых, городское ремесло с самого начала мыслилось как корпорация – в рамках города, а затем – в рамках цеха. С такой же последовательностью происходило и организационное оформление ремесла, и городское регулирование ремесленного производства предшествовало регулированию цеховому. Однако, различие здесь не только в стадии, но и в качестве, характере этого регулирования: общего – в городе, и специализированного – в цехе. Город рассматривал ремесленников в общем, как группу городского населения; цех рассматривал их как представителей особого, отделившегося от других занятия. Следовательно, здесь мы имеем и характеристику развития самого ремесленного производства: степень организационного оформления городского ремесла в той или иной мере отвечала степени межотраслевого и внутриотраслевого разделения труда в ремесленном производстве.

Но только в той или иной мере. Город и его ремесло не жили изолированной жизнью. Они были неразрывно связаны с окружающей средой, и специфика последней играла здесь важную, если не решающую роль. Существенным моментом здесь, на наш взгляд, являются сильные позиции королевской власти в городском управлении. Подчиняя себе город, королевская власть одновременно придавала городским властям государственную опору, что чрезвычайно затрудняло проявление самостоятельности не только со стороны отдельных ремесленных объединений, но и со стороны всего среднего бюргерства в целом¹⁸². Это еще раз подтверждает наше предположение о том, что цехи в шведских городах с самого начала возникли как объединения наиболее зажиточных ремесленников.

Роль городского и государственного регулирования была превалирующей не только в городском ремесле, но и в организациях городских промысловиков¹⁸³ и, судя по всему, даже купцов, что делает это регулирование сверху особенностью организации не только городских ремесленников, но и всего городского самодеятельного населения в целом.

Разумеется, политика государства, города и цеха в отношении ремесла не всегда совпадала. Политика центральной и городской власти в отношении сельских ремесленников (переселение их в города, разрешение им в той или иной мере осуществлять торговлю на городском рынке), в отношении ряда нецеховых ремесленников в самих городах, государственная и городская политика цен и, наконец, ведущая роль городской и центральной власти в регулировании цехового ремесла (вплоть до создания общих уставов цехов в 1622 и 1669 гг.) часто ущемляла интересы цехов. Не это и понятно. Цех защищал интересы сравнительно узкой группы лиц, причем это были непосредственные производители, т. е. люди, стоящие на одной из низших ступеней имущественной, социальной и правовой структуры тогдашнего общества. Город имел в виду интересы более широкой и пестрой группы лиц – городского сообщества в целом, но преимущественно городской верхушки. Королевская власть, проводившая политику в отношении городского ремесла через органы центрального управления или городские муниципалитеты, представляла интересы высшего социального слоя – класса феодалов, и именно ими определялась ее политика.

Выводы

Городское ремесленное производство Швеции XIV-XV вв. характеризовалось большим числом ремесленных специальностей. И хотя масштабы ремесла и уровень разделения труда в нем были неодинаковы в различных городах страны, производство составляло основу экономической жизни всех известных по источникам шведских городов, и формы развития ремесла в основных отраслях были идентичны тем, которые имели место в городах континентальной Европы того времени.

Общей для шведских городов чертой было слабое развитие там ряда ремесел, в частности ткачества, некоторых деревообрабатывающих ремесел, гончарного дела, пивоварения. Эта специфика городского ремесла Швеции XIV-XV вв. определялась как широким распространением домашнего и специализированного ремесла в деревне, так и ролью Ганзы, заинтересованной в вывозе древесного, текстильного, пушного, пищевого сырья и полуфабрикатов и ввозе готовых изделий (в частности тканей, напитков, керамики). Особенно большого развития в шведских городах достигли металлообработка и кожевенное дело, что базировалось на богатой сырьевой базе.

Даже на фоне развитого в стране деревенского ремесла городское ремесленное производство выступает как качественно новая, несравненно более высокая ступень экономики, как скачок в общественной эволюции страны: оно дало невозможную в деревне количественную концентрацию ремесла и по существу превратило его в экономико-социальную, общественную категорию; выработало недоступные деревне сложные и многообразные формы разделения труда; дало неизвестную и ненужную ей широту ассортимента товаров, рассчитанных на все слои населения; закрепило и развило новую форму товарности продукта. В городе родились новые отрасли ремесленного производства, значительно расширилось применение наемного труда; произошло выделение пищевой промышленности.

В производственно-экономическом и социальном отношении городское ремесло Швеции носило типично феодальный характер.

Разделение труда в нем шло по трем основным направлениям: между сферами хозяйства, между отраслями производства и внутри отраслей производства. Наметилось и технологическое направление (разделение труда в самом процессе изготовления товара). В отличие от других стран, где это направление раньше всего обнаружилось в текстильном деле, в Швеции оно сначала возникло в металлургии и металлообработке. Там можно было наблюдать превращение отдельных стадий производственного процесса в отрасли производства (плавильное, литейное дело), а также дробление операций между отдельными специалистами внутри мастерской или между мастерскими (монетное, плавильное дело, оружейные ремесла). Инструментарий ремесленников, хотя и достигал в отдельных случаях большой точности (у ювелиров, слесарей и др.), в общем был примитивным по характеру, узким по номенклатуре и, что не менее важно, единообразным для многих, даже резко отличных профессий. Поэтому разделение труда первоначально шло в основном по линии исходного материала и совершалось путем отпочковывания новых профессий. Эти профессии в большинстве случаев приобретали полную самостоятельность, и лишь иногда технологически разделялись в рамках одной мастерской. Процесс разделения труда выглядел так: общее (все операции в руках одного производителя) – частное (операции или товары раздроблены между отдельными, самостоятельными ремесленниками) – общее (технологически раздробленные процессы производства одного или ряда товаров объединены в одной мастерской или под одним руководством).

В шведском городском ремесле к концу XV в. полное выделение отдельных технологических операций было редким и наблюдалось по преимуществу на начальных, подготовительных этапах процесса производства, на стадии обработки исходного сырья (пильщики, плавильщики, углежоги, изготовители бочарной древесины, дубильного раствора и др.). Даже аппретура выступала там не как завершение ткачества, мало представленного в шведских городах, а преимущественно как прелюдия к швейному процессу. Здесь, безусловно, сказывались развитые традиции домашних ремесел и другие особенности развития шведской деревни, которые задерживали количественный рост городского ремесла и его специализацию. Последнее обстоятельство тормозило социальную эволюцию внутри ремесленного производства и проникновение туда купеческого капитала.

Слабость технологического разделения труда, свойственная шведскому городскому ремеслу в той же мере, в какой она была свойственна средневековому городскому ремеслу вообще, выражалась в индивидуализме производства, когда каждый ремесленник производит товар от начала до конца. Владелец мастерской – мастер совмещал функции собственника, трудящегося и организатора производства. Поэтому средневековое ремесло было мелким, раздробленным и по самой сути своей противопоставленным единому общественному производительному процессу. Эти же причины определили другую особенность городского ремесла: его самостоятельный характер и универсализм профессиональных навыков. Разумеется, вследствие различия в условиях труда универсализм городского ремесленника был несравненно более узок, чем универсализм ремесленника деревенского. Деревенский кузнец или сапожник представляли по существу всю отрасль производства. Городской слесарь или изготовитель сафьяновых башмаков оставались универсалами лишь в сфере технологического процесса. Свойственное городскому ремеслу сочетание сравнительно узкой специализации и технологического универсализма, наряду с самостоятельным характером труда, было основой роста его мастерства, утраченного по мере упрощения труда и подчинения его независимой от производителя цели.

Артистизм производителя играл особую роль еще и вследствие примитивности и бедности материальной базы ремесла, которая, как правило, сливалась с бытовой собственностью ремесленника. Поэтому ремесленная профессия, естественно, приобретала наследственный характер, что почти исключало мобильность производителя, приводило к закреплению его профессионального и социального статуса.

При огромных затратах рабочего времени заработок ремесленника обеспечивал безбедное (по тому времени) существование его семьи, но не давал возможностей для сколько-нибудь значительных накоплений. Поскольку примитивность техники не стимулировала вложений в средства производства, расширение производства было возможно лишь путем дополнительных затрат живого труда. В ремесленной мастерской это достигалось за счет института подмастерьев. Ремесленные подмастерья имели в общем высокую квалификацию; в рамках мастерской они образовывали вместе с мастером определенную форму технологической кооперации, что позволяло увеличить производительность труда. Однако подмастерьев было немного, а оплата их труда – сравнительно льготной. Поэтому в большинстве случаев найм подмастерьев не столько обеспечивал получение дохода, сколько был средством сохранить самостоятельный статус ремесленной мастерской. Не случайно подмастерьев было больше в крупных внешнеторговых городах, с их более обостренной рыночной конъюнктурой.

Эксплуатация подмастерьев осуществлялась в скрытой, патриархальной форме, с большим элементом принуждения. Подмастерья подчинялись мастеру и как хозяину мастерской, и как главе дома, в котором они жили, приближаясь в этом отношении к прислуге. Таким образом, денежные отношения еще далеко не стали единственной формой отношений в сфере наемного труда в ремесленных мастерских. Вместе с тем, в большинстве случаев подмастерье рассматривался как будущий мастер, и в принципе он принадлежал к той же социальной среде. Поэтому экономические требования подмастерьев не выходили за пределы тех же узкопрофессиональных, корпоративных интересов.

Особой прослойкой в городском ремесле были ученики, которые при недостатке рабочей силы часто использовались как "скрытые" подмастерья. Но в общем в шведском городском ремесле до конца XV в. господствовал квалифицированный труд, главной фигурой в производстве оставался мастер, применение наемного труда не стало системой и не приводило к постоянному расширению производства.

Другой формой использования наемного труда в городском ремесле (в частности, в сфере строительства) был найм неквалифицированной рабочей силы – поденщиков. В социальном отношении они составляли уже особый контингент, правда, незначительный по численности и текучий по составу. Соотношение заработной платы мастеров и поденщиков было в среднем равно 1 : 2 – 1 : 3; и здесь применение наемного труда опять-таки обусловливалось в первую очередь производственной необходимостью и в общем почти не приводило к образованию прибыли.

Очевидно, что возможности расширенного воспроизводства в городском ремесле были весьма ограниченными. По-видимому, это определялось характером тогдашнего рынка. Лишь немногие отрасли ремесла имели выход на широкий рынок, и лишь оружейники могли более или менее регулярно сбывать товары за границу. Основным рынком сбыта для городского ремесла оставался сам город и его ближайшая округа, но здесь часто приходилось сталкиваться с конкуренцией привозных товаров. Узость рынка проявилась и в том существенном обстоятельстве, что хотя свободный сбыт был характерен почти для всех отраслей городского ремесла, большую роль в нем играла работа на заказ. Характерно, что будучи организована по корпоративным образцам, эта работа на заказ в ряде отраслей практически перерастала в труд по найму (строители, такелажники и др.).

Систематическое выполнение крупных заказов, в частности заказов властей, приводило к перестройке организации труда в некоторых отраслях городского производства. В строительном деле это проявилось в образовании артелей, которые представляли собой сложную систему кооперации труда: она строилась уже как на количественном разделении квалифицированного труда мастеров, так и на предметно-технологическом разделении труда различной квалификации и профиля. Эти артели самостоятельных мастеров носили временный характер и распадались после выполнения очередного заказа; но некоторые факты свидетельствуют о том, что к концу XV в. в таких артелях появляется фигура подрядчика.

Характерно также, что некоторые отрасли городского ремесла, обслуживавшие по преимуществу государственную власть (монетное дело, производство пушек, возможно – кораблестроение), к концу XV в. были построены по принципу государственных мануфактур с наемными работниками и предпринимателем-подрядчиком, который стоял между исполнителями и заказчиком (короной). Но и здесь система найма сохраняла значительные элементы внеэкономического принуждения.

Конкуренция в среде товарного ремесла естественно вела к имущественному расслоению мастеров. Имущественное неравенство наблюдалось как между отраслями ремесла, так и внутри ремесел, причем последнее лучше всего прослеживается в самых богатых и самых бедных отраслях ремесла. Но поляризация состояний была редкой, и подавляющее большинство ремесленников принадлежало к. средней имущественной группе. Кроме того, рост благосостояния отдельных ремесленников в большинстве случаев не приводил к коренной перестройке их хозяйства и использовался для укрепления наличной, традиционной базы ремесла. Однако к концу XV в. в отдельных случаях можно наблюдать уже качественные сдвиги: выделение купцов из имущей верхушки ремесленных мастеров. Этот процесс, как правило, тоже не изменял характера ремесленного производства, так как разбогатевшие ремесленники полностью отрывались от мастерских и переходили к иному типу деятельности (официально оформляя, в соответствии с законами того времени, замену статуса ремесленника на статус купца). Однако отдельные факты позволяют предположить, что такой купец иногда превращался в предпринимателя. Раньше всего это происходило, вероятно, с "купцами-портными", которые вступали в связь с неорганизованными ткачами на периферии.

Таким образом, хотя к концу XV в. городское ремесло Швеции в целом сохраняло феодальный характер, в нем появились первые предвестники социальной организации мануфактурного типа.

Политика городских ремесленников в шведских городах XIV-XV вв. также была типичной для средних веков: ее основу составляла борьба за монополию в области ремесла, которая выражалась в ограничении чужаков, надзоре за ремеслом и установлении в нем равных возможностей и норм производства и сбыта. Однако, в отличие от большинства стран тогдашней Европы, в шведских городах преобладало свободное ремесло и регулирование труда и быта ремесленников осуществлялось в основном через городскую и центральную власть. Господство свободного ремесла определялось двумя взаимосвязанными причинами: возможностями успешного занятия ремеслом в деревне и немногочисленностью городских ремесленников. Поэтому свободное ремесло преобладало в мелких городах, а в крупных, особенно в тех отраслях производства, которые были представлены сравнительно большим числом ремесленников, организовались цехи.

Структура шведских цехов и формы их борьбы за монополию на ремесло и торговлю изделиями ремесла – такие же, как и в цехах других стран средневековой Европы. Специфическая же их особенность – слабость автономии, преобладание общегородского регулирования, что было характерно не только для ремесленных, но и для других организаций самодеятельного городского населения того времени. В XIV-XV вв. ремесленные цехи боролись за расширение своей автономии и добились значительных успехов. Если корпорации Висбю в середине XIV в. имели лишь право надзора за работой своих членов, осуществляемого двумя подотчетными магистрату "главными мастерами", то стокгольмские цехи конца XV в. полностью регулировали вопросы внутренней жизни цеха (в частности наём рабочей силы). Однако они не добились таких же прав в сферах цеховой жизни, непосредственно связанных с рынком (регламентация качества товаров и их сбыта). Характерно, что в шведских мануфактурах XVI-XVII вв. тоже преобладало государственное и городское регулирование.

Господство свободного ремесла в большинстве городов страны и широкие возможности для его развития в деревне привели к тому, что цехи в ряде случаев объединяли лишь наиболее состоятельных ремесленников. Эти же обстоятельства тормозили складывание цеховой монополии на ремесло, препятствовали замыканию цехов.

Корпоративный строй культивировал и закреплял обе стороны городского ремесла: и его артистизм, тенденцию к высокому качеству (шедевру), и его косность, традиционную ограниченность масштабов, форм и ассортимента производства. Не случайно поэтому новые формы промышленности, восприняв рожденное городом разделение труда, создавались там, где не было цехов или цеховое господство не было абсолютным и где следовательно, броня косности оказывалась наиболее уязвимой, именно такое положение сложилось в Швеции конца XV в., где наблюдалось развитое разделение труда и зарождались формы предпринимательства в городском ремесле, а цеховой строй не был господствующим. Возможно, сочетание этих факторов явилось одной из существенных причин неожиданно раннего возникновения в Швеции (в частности в городах) мануфактурных форм производства и их относительно спокойного внедрения.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Подтверждено Карлом Кнутссоном в 14ЙЗ г. – Skråordningar, s. 120, 122; Privilegier, s. 123.

2. Skråordningar, s. 101.

3. Поскольку в шведских городах до конца XV в. практически не было представлено прядение и ткачество, там не могло быть и характерных для феодальных городов Западной Европы цехов по этим ремеслам.

4. По мнению Сандклефа, наименование цеховых уставов в Швеции – skrå (этим термином в шведской литературе иногда обозначают и сам цех) произошло от герм, skrabo – особым образом обработанная кожа (род пергамента, шведск. – torrt skinn), на которой записывались древние уставы (А. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 55). Возможно, что термин skrabo в свою очередь происходит от лат. scribo (чертить, писать).

5. Skråordningar, s. 3, 5, 7.

6. F. Lindberg. Hantverkarna, s. 62.

7. F. Lindberg. Hantverkarna, s. 62. Второй устав плотников сохранился, но его нет в нашем распоряжении.

8. K. G. Cedergren. Op. cit., s. 30. Ф. Линдберг относит первое упоминание об этом цехе к 1484 (1683?) г. (запись в St. tb. 2, s. 8). Цех и цеховой устав скорняков упоминаются затем в 1485 и 1489 гг. (St. tb. 2, s. 251, 326). Сохранившийся устав скорняков был утвержден в 1589 г. (Skråordningar, s. 261).

9. Skråordningar, s. 11, 43.

10. Ibid., s. 47.

11. St. tb. 2, s. 183.

12. St. tb. 2, s. 188. В 1496 г. стокгольмский магистрат повелел цеху пекарей выработать новый устав, который и был утвержден между 1506 и 1510 гг. (Skråordningar, s. 209; St. tb. 3, s. 310).

13. Skråordningar, s. 61, 75.

14. St. tb. 2, s. 158.

15. Skråordningar, s. 139, 183, 217. В тех случаях, когда обозначение даты в уставах отсутствовало, Г. Э. Клемминг определял ее, исходя из сроков службы тех бургомистров, которые подписали устав.

16. Skråordningar, s. 144, 146.

17. St. tb. 1, s. 155.

18. St. tb. 1, s. 229; ср. Skråordningar, s. 279 (запись в уставе медников от 1602 г. о длительности безуставного существования их цеха).

19. St. tb. 2, s. 60 (Mäster Berend skulle hava deras skrå). Сохранившийся устав этого цеха относится к 1571 г. (Skråordningar, s. 239-249).

20. F. Lindbеrg. Hantverkarna, s. 64.

21. Ф. Линдберг, давший первый систематический обзор самых ранних сведений о ремесленных цехах в Швеции, называет по Стокгольму до конца XV в. 14 цехов: он не включает в их число носильщиков. Действительно, они не были ремесленниками в точном смысле этого слова, но их организация имела типично цеховой характер, а потому интересна.

22. Skråordningar, s. 316, 317, 320, 321, 325.

23. Skråordningar, s. 47; наименование цеха портных в лат. тексте их первого устава – universitas sartorum – в шведском переводе того же времени записано как skreddere embete (ibid., s. 120).

24. St. tb. 2, s. 33, 81.

25. Stadslag, KgB, v. II "b".

26. St. tb. 2, s. 15. Ср. трудно переводимое обозначение ремесел в привилегиях Лунду от 1361 г. – arbejds embeder ("рабочие ремесла", "рабочие профессии", а может быть, и "объединения лиц ручного труда"). В постановлении стокгольмского магистрата от 1484 г. embetidh употреблялось в двух смыслах – как "занятие-ремесло" и как "ремесло-корпорация".

27. Так, 29 мая 1484 г. в стокгольмском суде слушалось дело некоего слесаря Эрьяна, который совершил уголовный проступок в "гильдейской избе" (gilles stuffwne). Судя по тому, что в числе свидетелей также был слесарь (Mikel clensmid) и что пострадала жена этого свидетеля и подмастерье другого мастера, можно предположить, что эта столь обыденно упомянутая в протоколе "гильдейская изба" принадлежала гильдии (цеху) слесарей (St. tb. 2, s. 49).

28. F. Lindberg. Hantverkarna, s. 64-65. См. также Dipl. Dal., № 143; Arbora tb., s. 266.

29. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 55-58; сохранились и печати цеха скорняков в Мальме. – См. K. G. Cedergren. Svenska skråsigill, s. 30. О цехе канатчиков в Мальме – см. также: A. Nilson. Studier..., s. 73.

30. K. G. Сеdеrgren. Op. cit., s. 51, 54.

31. MSUB, s. 19-20; Privilegier, № 289.

32. Stadslag, KpB, b. XIX; Privilegier, № 30, 108, 192, 333 m. m.

33. K. G. Сеdеrgren. Op. cit., fig. 233.

34. Ibid., s. 36.

35. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 54.

36. Сохранилась печать цеха сапожников Висбю от 1476 г. (Sigillum societatis sutorum civitatis). См.: K. G. Сеdеrgren. Op. cit., fig. 154.

37. Stadslag, KgB, b. XV, XXI.

38. Privilegier, № 203.

39. Privilegier, № 191, 203, 276, 281, 288.

40. В цехе стокгольмских ювелиров была своя цеховая книга (embetz lenckibock), но были ли подобные книги в других цехах, – неизвестно.

41. Skråordningar, s. 102.

42. Skråordningar, s. 101, 194.

43. Skråordningar, s. 28, 32, 49, 62, 63, 66, 70, 82, 114, 115, 220-222 m. m.; A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 54, 57.

44. Skråordningar, s. 4, 23, 47-48, 68, 103, 104, 109, 112, 193, 198.

45. Ibid., s. 158, § 56; A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56. В Стокгольме гиллесвенам вменялось в обязанность также звонить в колокола и "раздувать меха большого органа по праздникам" (St. tb. 1, s. 189).

46. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 54.

47. Skråordningar, s. 107, 110, 194, 195.

48. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56, 57; A. Nilson. Studier..., s. 143.

49. Именно так ставится вопрос, например, в преамбуле к уставу стокгольмских каменщиков (1487 г.). – Skråordningar, s. 77-78.

49а. Skråordningar, s. 22, 23, 101, 144, 194, 198, 225.

50. Оправдаться можно было только отсутствием в городе или тяжелой болезнью (Skråordningar, s. 68, 72, 104, 107, 110-111, 153, 194 и др.).

51. Ibid, s. 22, 66, 87, 206, 225.

52. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 57.

53. Skråordningar, s. 78.

54. Skråordningar, s. 107, 110.

55. Skråordningar, s. 110, 114 (§ 35, 52); ср. St. tb. 2, s. 15, 16, 88, 115.

56. Skråordningar, s. 115-116.

57. Skråordningar, s. 31, 32; St. tb. 2, s. 93 (1485 г.), 381.

58. F. Lindberg. Hantverkarna, s. 71.

59. Skråordningar, s. 66, 148, 242.

60. Ibid., s. 202, 206 (§ 51, 74).

61. Ibid, s. 81, § 17; cp. St. tb. 2, s. 158.

62. Ibid, s. 221, 224; cp. St. tb. 1, s. 155.

63. Ibid., s. 50, 51.

64. St. tb. 2, s. 13.

65. A. Nilson. Studier..., s. 143. А. Нильсон особо указывает на большое развитие лычного промысла в ряде селений вокруг Мальме.

66. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 58.

67. Ibidem.

68. Skråordningar, s. 120-121.

69. Ibid., s. 3, 15, 61, 191, 213; мясники и золотых дел мастера проверяли даже законность рождения ученика (ibid., s. 49, 145, 146, 155).

70. Skråordningar, s. 212-213.

71. Skråordningar, s. 222.

72. Ibid., s. 61-63.

73. Ibid, s. 80.

74. Ibid, s. 103.

75. Ibid, s. 185, 100-193.

76. Ibid, s. 48.

77. Ibid, s. 15-17.

78. Ibid, s. 144-148.

79. Ibid, s. 17, 221-222.

80. Skråordningar, s. 102, 103, 104. В 1356 г. присутствия членов магистрата на испытания нового члена портновского цеха не требовалось.

81. Ibid., s. №6.

82. Ibid., s. 102.

83. Связанные с членством в цехе материальные затраты ремесленника не кончались и на этом, поскольку он должен был по нескольку раз в год вносить деньги в цеховую кассу ("на мессу" н т. п.).

84. Skråordningar, s. 17-18, 145.

85. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56, 57.

86. Ibid., s. 58.

87. Ibidem.

88. Skråordningar, s. 48; St. tb. 1, s. 229; A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56.

89. Напомним, что, согласно Памятным книгам Стокгольма, в 1474-1483 гг. в городе было 16 мясников (в их числе один подмастерье) и 5 убойщиков окота (12 – согласно налоговым описям 1460-1468 гг.).

90. Ф. Линдберг полагает, что размеры mesterkost в Стокгольме были достаточными для угощения 10-15 семей, но эти подсчеты все же весьма приблизительны (см. F. Lindberg. Hantverkarna, s. 84),

91. См. например, Skråordningar, s. 222-223 (§ 15-16, устав бондарей), 106 (§ 17, устав портных).

92. В ряде цеховых уставов в числе причин, являвшихся достаточно уважительными для отказа от выборной должности, названо незнание кандидатом шведского языка.

93. Впрочем, возможно, что это было характерно для данных ремесел не только в Стокгольме, и определялось спецификой самого ремесла (ср. материалы строителей Франкфурта XIV и XV вв. – "Немецкий город XIV-XV вв.", стр. 43).

94. Skråordningar, s. 17, 18.

95. Ibid., s. 203.

96. A. Nilson. Studier..., s. 143; A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56.

97. Cp. Skråordningar, s. 62-63 (цех мясников, членством в котором могли пользоваться целые семьи, в частности, родители и их взрослые сыновья).

98. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 475.

99. Skråordningar, s. 212.

100. Ibid., s. 87-88; ср. устав пекарей (ibid., s. 212).

101. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 52.

102. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. II, стр. 476.

103. Skråordningar, s. 27, 48, 50, 63, 214, 220 m. m.; St. tb. 2, s. 27.

104. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 59.

105. Skråordningar, s. 220, § 5.

106. Ibid., s. 19, 20, 29.

107. Ibid., s. 114.

108. Ibid., s. 144 (§1), 154 (§ 41), 158 (§ 54).

109. Ibid., s. 82 (§ 20, 22).

110. Ibid., s. 196, 198, 204, 207 (§ 24, 25, 31, 36, 62, 76).

111. Ibid., s. 49.

112. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 59

113. Skråordningar, s. 70, 221, 224 m. m.

114. Skråordningar, s. 64, 162, 221 m. in.

115. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 54, 56, 59.

116. Skråordningar, s. 31, 32.

117. Ibid., s. 198 (§ 33-35).

118. Ibid., s. 63 (§ 9).

119. Ibid., s. 220-221 (§ 6-8).

120. Ibid., s. 16 (§ 4).

121. Ibid., s. 104-105.

122. Ibid., s. 192.

123. Ibid., s. 145.

124. Ibid., s. 61.

125. Ibid., s. 80; A. Sandklef, Hantverkets uppkomst..., s. 56, 58.

126. Ibid., s. 222.

127. Skråordningar, s. 196 (§ 24, 25), 197 (§ 27).

128. Ibid., s. 110, 114, (§ 53).

129. Ibid., s. 82, § 20.

130. Ibid., s. 17, 21, 32.

131. Ibid., s. 150, 151, 156. Запрет работать в дни святого "покровителя" цеха содержится еще только в уставе кузнецов (Ibid., s. 71, § 56). Однако, судя по тому, что во всех уставах предусмотрено наказание за непосещение торжественных собраний (которые происходили обычно именно в дни святых патронов цеха), можно предположить, что запрет работать в эти дни распространялся на членов всех цехов.

132. St. tb. 2, s. 71, 73.

133. St. tb. 1 s. 79.

134. St. tb. 2, s, 10, 24, 42, 89. 90, 105, 107, 112 и др.

135. Skråordningar, s. 51, 72, 86-87, 197, 202-203, 206, 211-212

136. F. Lindberg. Hantverkarna, s. 73.

137. Cp. St. tb. 1, s. 369.

138. N. Ahnlund. Stockholms historia, s. 184.

139. Skråordningar, s. 21, 29, 66, 82, 85, 146, 152, 158, 159, 214.

140. Ibid., s. 49, 53, 65, 67, 85, 148, 149 и Др.

141. Ibid., s. 24, 63, 205.

142. Ibid., s. 3-8.

143. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 57.

144. A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56-58; A. Nilson. Studier..., s. 143.

145. Skråordningar, s. 77.

146. Ibid., s. 27, § 56; s. 70, § 47.

147. Skråordningar, s. 84.

148. Ibid., s. 27, 38, 67, 83-84, 86, 107-108, 112, 151, 202, 204-205 о. a.; A. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 56.

149. Ibidem.

150. St. tb. 2, s. 16, 49, 51 m. m.; Skråordningar, s. 79.

151. Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. М.-Л., 1948, стр. 764. Ср. "братовщины" ремесленников в далматинском Трогире, появившиеся там в XIV в. (М. Фрейденберг. Ремесло в Трогире, стр. 142, 152).

152. Л. В. Черепнин. О формах объединения ремесленников в русских городах XIV-XV вв. – Сб. "Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России". М, 1961, стр. 24.

153. Документ о Тартуской цунфте хранится в городском музее Тарту.

154. Я. А. Левицкий. К вопросу о характере так называемой gilda mercatoria в Англии XI-XIII вв. – "Средние века", 30, 1967.

155. K. G. Сеdеrgren. Op. cit., fig. 247.

156. Н. Arbman. Birka, s. 119-120. Ср.: Кузнечная, Столярная, Убойная улицы в Сёдерчёпинге (1250 г.); Сапожная, Рыбная – в Лунде (1435, 1495 гг.); Кирпичная, Пороховая, Горшечная – в Мальме (1435 г.); Кузнечная – в Ландскроне, Стокгольме, Вестеросе (XV в.), Сапожная – в Сканере (1370 г.), Вестервике (XIII в.), Стокгольме (начало XIV в.); улицы Пивоваров, Шорная и Медная – в Стокгольме (начало XV в.) и др. (St. tb. 2, s. 276; G. Langenfeit. Namnproblem..., s. 15-16, 19-20; F. Lindberg. Hantverkarna..., s. 35-36; F. de Brun. Bland gator..., s. 107).

157. Эта производственная необходимость была и буквальной: кожевники, рыбаки и кузнецы селились обычно около воды, мясники – у городских ворот, ювелиры и менялы – в центре города. Такой характер расселения во многом определял стандартный облик средневековых городов. Ср. А. В. Бунин. История градостроительного искусства, т. I. М., 1952, стр. 148.

158. А. Sandklef. Hantverkets uppkomst..., s. 57.

159. См. А. А. Сванидзе. Из истории городского строя Швеции...

160. Ср., например, Privilegier, № 36.

161. Stadslag, KpB. b. XXVI, XXVII, XXIX, XXXI m. m.

162. MSUB, s. 52; St. tb. 1, s. 133; Skråordningar, s. 224, 299 m. m.; cp. L. B. Falkman. Om mått..., s. 62, 63 f., 82, 104 f.

163. Privilegier, № 14; cp. Dipl. Sv., № 2077.

164. Ibid., № 30.

165. Ibid., № 108, 192, 233 m. m.

166. В. Hellner. Järnsmidet..., s. 31.

167. Privilegier, № 175, 192, 198 m. m.

168. Stadslag, s. 193.

169. Ibid, s. 193-194.

170. Ibidem.

171. Stadslag, KpB, b. II, s. 171-173. Cp. K. Landslag, KpB, b. I, II.

172. N. Ahnlund. Stockholms historia, s. 186.

173. Stadslag, KgB, b XXI, s. 45. Даже в том случае, если городскому ремесленнику разрешалось заниматься ремеслом в деревне, он был обязан и там сохранять тот профессиональный статус, который имел в городе (Privilegier, № 108).

174. Stadslag, KgB, b. XV, § 2, s. 24.

175. Privilegier, № 203, 276, 277, 278, 281, 288; cp. MSUB, s 2, 11, 13, 348 m. m.

176. Privilegier, № 108, 191.

177. В. Воёthius. Gruvornas folk, s. 72.

178. St. tb. 2, s. 131; Skråordningar, s. 311 f.

179. MSUB, s. 49 (Мальме, 1487 г.); Privilegier, № 355 (Хальмстад, 1498 г.).

180. Ср. St. tb. 1, s. 223, 437.

181. О муниципальной регламентации ремесла в южнофранцузских и далматинских городах, где также господствовало неорганизованное в цехи ремесло, см. Н. В. Ревуненкова. К истории свободного ремесла в городах Южной Франции XIII-XV вв. – "Средние века", XXI, 1962; М. М. Фрейденберг. Ремесло в Трогире XIII в. – "Учен. зап. Великолукского гос. пед. ин-та", вып. 24, Кафедра литературы и истории, 1964.

182. Ср. В. В. Стоклицкая-Терешкович. Основные проблемы истории средневекового города X-XV вв. М, 1960, стр. 121 и др.

183. Ср. регулирование городских рыбаков в Hamnskrå (Skråordningar, s. 289 f.).