Литература

Источник: А. А. СВАНИДЗЕ. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И РЫНОК В ШВЕЦИИ

Даже беглый взгляд на карту средневековой Швеции (карта 1) убеждает в том, что ее города располагались неравномерно. На их размещении сказался ряд факторов: специфика географии страны, последовательность освоения ее территории, этапы развития в ней феодального строя, особенности балтийского региона.

С XIII в. Швеция (Svearike) занимала уж значительную часть своей современной (450 тыс. кв. км) территории. В нее входили: комплекс свейских земель – Свеаланд (Даль, Упланд, Сёдер- и Вестманланд, Естрикланд, Нэрке, Вермланд, Хельсингланд), комплекс ётских земель – Ёталанд (Вестер-, Эстерйётланд, Смоланди примыкавший к последней о. Эланд)¹. Эти территории были тесно связаны между собою обширными системами озер Меларен, Венерн и Веттерн, давно и прочно освоены; по мере расширения границ государства они оставались его экономическим и политическим ядром. Севернее "полосы свеев", вокруг оз. Сильян, сложилась Область долин – Даларна или (согласно латинизированному наименованию) Далекарлия. Севернее этой "собственно Швеции" (к 1600 г. – свыше 230 тыс. кв. км) находились обширные, редко заселенные и мало освоенные области Медельпад и Онгерманланд. "Северная земля" – Норланд или Лапмаркен – колонизовалась как раз в течение рассматриваемого периода. Кроме того, Швеции принадлежали Аландские острова².

Со Швецией был тесно связан о. Готланд, игравший столь известную роль в балтийской истории. Его жители "с языческих времен" (видимо, с IX-X вв.) платили шведскому конунгу ежегодную дань, участвовали в его ополчении-ледунге, а взамен могли рассчитывать на правовую защиту Швеции и беспошлинно торговать на ее территории3. На протяжении всего средневековья Готланд был связан со Швецией торговыми, культурными, этническими узами, а также по линии церковной администрации. Политические связи развивались неровно, т. к. судьба острова складывалась особо: важнейший транзитный торговый центр и стратегический пункт Балтики, Готланд на протяжении всего рассматриваемого периода был объектом вооруженной борьбы балтийских государств. Его единственный и очень богатый город Висбю с конца XII в. заселялся преимущественно немцами и впоследствии стал членом вендской Ганзы. В течение XIII в. готландцы (guter) получали особые торговые привилегии, в частности в Англии (1227 г.) и Любеке (1225 г.). В 1361 г. город и остров подверглись оккупации и разграблению датчан под предводительством короля Вальдемара I Аттердага (что послужило непосредственным толчком к созданию вендской Ганзы); затем остров превратился в базу морских разбойников-виталийцев. В 1398-1408 гг. он был под властью Тевтонского ордена (сохраняя самоуправление)⁴. В XV в., особенно во второй его половине, Швеция снова сблизилась с Готландом, но в 80-е годы вынуждена была уступить его Дании⁵.

Будущие западные территории Швеции – Емтланд, Херьедален, Бохуслен (примерно 50 тыс. кв. км.) – еще относились к Норвегии; границы Швеции здесь и на севере были отрегулированы в 1270 г.⁶ Эти области соединялись со Швецией во время короткой личной шведско-норвежской унии 1319-1343 гг. и в течение 150-летней Кальмарской унии⁷.

Южные области – Халланд, Сконе и Блекинге (около 20 тыс. кв. км) – принадлежали Дании до Роскильдского мира 1658 г., но благодаря личным униям и Кальмарской унии также находились в тесных контактах со Швецией⁸.

Таким образом, приграничные территории Швеции по большей части имели с ней регулярные и многообразные контакты. Особенно важными были связи с южными областями – емким рынком для шведского скотоводства; примыкая к проливам в Северном море, они являлись и важнейшей коммуникацией Балтики. При Магнусе Эрикссоне, который носил титул "rex Swecie, Norwegie et terre Scanie", и в период Кальмарской унии (до конца XV в.) города южных провинций получали хартии одновременно с городами Швеции. Объем привилегий, особенности муниципального устройства, цеховой строй – все было сходным. Поэтому история городов и торговли южных провинций постоянно учитывается в данной книге.

С 70-х годов XII в. шведское феодальное государство начало серию "крестовых походов" на финские и карельские земли, еще викингами облюбованные для торговли и пиратства; Швеция имела в виду овладеть также невским и ладожским водными путями. Борьба растянулась до середины XIV в. К 1250 г. были покорены юго-западная и южная (Тавастланд) Финляндия. Попытки аннексии шведами территории Северо-Западной Руси успешно отбивались новгородцами и были пресечены благодаря решительной победе русского оружия на Неве в 1240 г., а затем в 1300-1301 гг. В 1293 г. шведы построили мощную крепость Выборг (Viborg, финск. Viipuri), ставшую форпостом захвата Западной Карелии, завершенного Швецией к 1300 г. По Ореховецкому (Нотебургскому) миру 1323 г. между Швецией и Русью была установлена официальная граница: от восточной оконечности Финского залива, по р. Сестре, к северному побережью Ботнического залива; Приладожье в состав шведских владений не вошло. Прочие земли образовали шведскую провинцию Эстерланд⁹.

Проливы на юге и торговые пути на востоке Балтики были в течение всего средневековья в фокусе политических интересов не только Швеции, но и Дании, Ганзейского союза, Ливонского ордена, Новгородской республики; владение ими составляло стержень борьбы за преобладание в северо-западном регионе. Попытки шведок продвинуться в обоих направлениях ограничивались противодействием этих мощных соседей. И хотя стремление Швеции к феодальной экспансии не ослабевало и приводило к некоторым результатам¹⁰, главной линией территориального освоения страны почти до конца XVI в. стала внутренняя колонизация.

Широкое освоение лесных, пустующих земель, северных окраин Швеции и внутренней Финляндии началось в XII в. и нарастало, сопровождаясь основанием тысяч новых поселений. Судя по областным законам, этот процесс происходил неравномерно: уже с конца XIII – начала XIV в. в Упланде и Вестманланде наряду с основанием новых поселений отмечалось запустение некоторых старых деревень. В это же время началось некомпенсированное забрасывание пашенных земель в скотоводческих ётских областях. Наиболее резкий спад внутренней колонизации, сменившейся деколонизацией, произошел после чумы середины XIV в. и продолжался затем несколько менее столетия¹¹. Правда, в середине XV в. забрасывание земли началось в земледельческом Сёдерманланде, но в это время уже активно заселялись горнопромысловая Даларна, Норланд и финские земли. Внимание Земского уложения Кристофера к новоселам и порядку освоения прилежащих земель¹² свидетельствует, что в этот период снова стала преобладать тенденция внутренней колонизации. Среди новых и развивающихся поселений были и города.

Благодаря успехам археологических изысканий последних десятилетий¹³ установлено, что истоки торговых местечек Швеции относятся к III-IV вв., а к концу I – началу II тысячелетия сложилась уже стабильная группа торгово-ремесленных центров местного значения и одновременно известных центров балтийской торговли. Это Бирка (конец VIII-X в.), Сигтуна и Скара (X-XI вв.), Вестергарн на Готланде (XI в.), возникшие одновременно с ними (и, во всяком случае, до конца XII в.) Эстра Арос (Упсала), Вестра Арос (Вестерос), Турсхелла и Стренгнес, Фолькландстингстад, Энчёпинг, (Старый) Людос¹⁴, Висбю, возможно, Кальмар¹⁵. Основная масса городов, включая все наиболее заметные города средневековья, завершила свое складывание до конца XIII в. Запись тогда же первого общегородского судебника Биркрэтта ознаменовала оформление муниципального строя городов.

Появилась и новая столица Швеции – Стокгольм: он вырос из меларенского рыболовецкого местечка, расположенного близ королевской усадьбы в глубине залива, защищенного лесами и шхерами; в середине XIII в. ярл Биргер заново отстроил и укрепил это местечко замком, замыслив превратить его в новый политический центр, противопоставленный оплоту оппозиционной упландской знати Упсале¹⁶.

Как уже говорилось, средневековые шведские города располагались на территории страны неравномерно (см. карту и табл. 1). Они тяготели, во-первых, к наиболее развитым сырьевым районам, во-вторых, к "большой воде". Ранее и гуще, всего сосредоточились они в давно освоенных областях со сложившимся производством – сельскохозяйственным, рыболовецким, ремесленным – и возникали главным образом на длинном морском побережье и в связанных с ним озерных и речных долинах. Чаще всего города вырастали из торговых местечек, куда на ярмарки приезжали и иностранные купцы. Обычно там же издавна находились места религиозного культа, народного собрания – тинга, сбора ополчения – ледунга, иногда двор-резиденция конунга, позднее – местопребывание королевской администрации. Наиболее старые города развивались именно на этой совокупной основе как хозяйственные, политико-административные и культовые центры складывающегося классового общества. Начиная с XIII в. в этих же центрах или поблизости от них строились крепости. В XIV и XV вв. лишь вокруг единичных крепостей, главным образом пограничных, сложились устойчивые ремесленно-торговые поселения, переросшие в город (типичный пример – пограничный форпост Выборг), но в ряде случаев постройка крепости около уже функционирующего торгового местечка стимулировала его превращение в город. Так было со Стокгольмом, Кальмаром, Сёдертелье, Нючёпингом и некоторыми другими центрами, важными в хозяйственном и политико-стратегическом отношении (ср. карту 1 и табл. 2). Монастыри, сыгравшие заметную роль в начальном процессе европейского городообразования, в Швеции появились поздно, в XIII в. (цистерцианские, доминиканские, францисканские) и, если не считать Нодендаля, учреждались в уже сложившихся городах; не случайно сведения о наличии монастыря в городе в ряде случаев являются для историка первым прямым свидетельством сложения данного города¹⁷. Наиболее характерным для XIV-XV вв. было развитие города из торгового местечка¹⁸, ярмарочного центра (см. табл. 2). При этом все более ощущалась связь с промыслами, портом, путями сообщения. Абсолютное большинство средневековых городов страны было связано с морем – непосредственно либо через речные и озерные системы; 70% портов, расположенных на морском побережье, стали полноправными городами. В новоосвоенных областях, в частности Норланде, города складывались из портовых местечек, которые обычно служили центрами администрации и сбора государственных податей; такие города начали свою историю преимущественно в XV в.

	Области	VIII-XII вв.	XIII в.	XIV в.	XV в.	Итого к концу XV в.
Свейские земли	Упланд	[Бирка]** Сигтуна Упсала Фолькландстингстад Энчёпинг	Эстхаммар Стокгольм	Эрегрунд	Нортелье	8
	Естрикланд			Евле		1
	Вестманланд	Вестерос	Арбуга	Лагсёсачёпинг (затем обычно Чёпинг)		3
	Сёдерманланд	Сёдертелье Стренгнес	Нючёпинг Турсхелла	Труса		5
	Вермланд				Тингвалла (будущий Карлстад)	1
	Хельсингланд				Худиксвалль	1
	Нэрке		Эребру			1
	Вестерйётланд	Скара (Старый) Людос (с конца XV в. – Новый, с XVI в. – Гётеборг)	Шёвде Фальчёпинг	Лидчёпинг Хьё	Багезунд (совр. Ульрисехамн) Уллервад	8
Ётские земли	Эстерйётланд	Линчёпинг Седерчёпинг	Норчёпинг Шеннинге Вадстена Хэстхольм			6
	Смоланд	Йёнчёпинг Берга	Кальмар Векшё Вестервик	Екшё Виммарбю		7
	Даларна			Хедемура	Фалун	2
	Медельпад			Сундсвалль		1
	Онгерманланд			Хернёсанд		1
	Норланд (Лапмаркен)				Умео Питео Люлео Торнео Кеми	5
	Эстерланд		Ульвсби (будущий Бьёрнеборг) Выборг Або (Турку) Борго	Раумо	Нодендаль	6
	Итого	13**	19	12	12	56

Таблица 1. Возникновение городов в Швеции до конца XV в.*

* Провинции страны даны в соответствии с тогдашним административным делением (см. Styffe C. G. Skandinavien under Unionstiden). Конкретные данные о городах см.: Сванидзе А. А. Городские хартии и распространение муниципальных привилегий. Для сравнения отметим, что готландский город Висбю возник в XI-XII вв., сконский Лунд – до конца XIII в., а прочие крупные города Сконе – в XIII в., основная масса старых городов Халланда и Блекинге – в XIV в., Хальмстад – еще в XIII в.

** Город Бирка погиб в конце X в. и потому при подсчете не учитывается.

Пути городообразования были явно связаны с этапами общественного развития страны, эволюцией в ней феодального строя. После XIII в., завершившего в Швеции складывание феодализма и образование средневековых городов, развитие городов пошло преимущественно "вглубь", за счет старых центров. Складывание новых городов замедлилось и происходило большей частью в ходе колонизации окраин.

Очевидно также, что специфика развития шведских средневековых городов во многом порождалась условиями деревенского хозяйства, обусловленного природно-экономической балтийской средой, а также определялась особенностями балтийской торговой конъюнктуры.

Так, ограниченные возможности земледелия при значительных ресурсах вод, недр и леса стали толчком к росту крестьянских промыслов. С другой стороны, имелись незанятые земли, освоение которых стимулировалось государством, заинтересованным в полнотяглых дворах. Все это наряду с неразвитостью домена, медленным распадом землевладельческой прослойки крестьян помогало им сохранять определенную личную и отчасти хозяйственную независимость, до поры тормозило их дифференциацию. Традиции местной торговли, конкуренция на городском рынке более квалифицированных и бойких иноземцев удерживали в деревне ремесленников-профессионалов и мелких торговцев. Свобода же отправления ремесла в деревне надолго закрепила на стадии домашнего производства ряд важных отраслей промышленности – от прядения и ткачества до мелкого судостроения.

О товарном секторе сельской экономики речь пойдет ниже. Здесь же надо отметить, что, соседствуя с лично свободной и владеющей многими ремеслами деревней, города росли медленно. К концу XV в. Швеция располагала лишь одним городом с населением свыше 8-9 тыс. чел. (Стокгольм), двумя городами по 3-4,5 тыс. чел. (Кальмар, Сёдерчёпинг), несколькими городами с 2-2,5 тыс. чел. (Арбуга, Або, Упсала, Йёнчёпинг), несколькими – с 1,5 тыс. чел. (Скара, Вестерос, Евле, Вадстена, Новый Людос), несколькими – по 500 чел. и чуть более (Телье, Хьё, Багезунд, Фальчёпинг, Шёвде)¹⁹. Остальные города и местечки были еще меньше.

Численность населения городов важна для данного исследования как показатель концентрации неаграрного населения. Степень этой концентрации обнаруживается лишь при известных сопоставлениях. Так, по своей населенности даже самые крупные шведские города соответствовали средним городам Западной Европы. Ближе всего в этом отношении к ним стояли соседние скандинавские и прибалтийские города. Торговые города других стран атланто-балтийского региона были, как известно, еще населеннее.

Однако если иметь в виду внутришведские процессы, то степень концентрации неаграрного населения можно выявить, лишь сопоставляя собственные демографические показатели страны, в частности соотнося численность городского и негородского населения в целом и населенность городских и негородских поселений.

При общем сопоставлении аграрного и городского населения результаты оказываются также достаточно типичными. Швецию в рассматриваемый период (и в оговоренных выше границах того времени) населяли примерно 0,5 млн. чел.²⁰ В самых крупных городах жило 32 тыс. чел., а в целом (даже считая остальные города по 200 чел.) их население превышало 35 тыс. чел. Получается, что в городах проживало не менее 7% населения страны. Это означает, что по степени урбанизации Швеция (во всяком случае, в период Кальмарской унии, к которому относится большинство наших данных) стояла на среднем уровне атланто-балтийского региона, в рамках которого она развивалась.

Для Швеции было характерно преобладание мелких и мельчайших городков, которые Ж. Дюби справедливо называл "посредниками... между городской и сельской жизнью"²¹. С другой стороны, при господстве в Западной и Северной Швеции хуторов, а в Южной и Восточной Швеции – деревень в 4-8 дворов поселение в 200 жителей было заметным, с 1000 чел. – весьма впечатляло. Город в Швеции, безусловно, являл тот же факт концентрации населения, что и все города средневековья.

Наконец, оказывается, что темп урбанизации, достигнутый Швецией к XV в., был едва превзойден к концу XVI в., когда при населении страны примерно в 750 тыс. чел. число ее горожан вряд ли превышало 60-65 тыс. чел.²² Это говорит о преемственности темпов урбанизации в Швеции на протяжении XIV-XVI вв.

Собственно "городское" население Швеции (т. е. исключая люмпенов и представителей высших сословий, более или менее постоянно проживавших в городах) – это те, кто наполнял город, по образному выражению Н. Анлунда, "пульсирующей трудовой жизнью": люди, занятые по преимуществу торговлей, ремеслом, промыслами, товарным огородничеством, работой в хозяйственных и административных органах, трудом по найму²³. Большинство горожан так или иначе группировалось вокруг рынка, их занятия – более 100 отдельных профессий – отчетливо соответствовали формуле "труд и обмен".

Производительным трудом в Стокгольме занимались до 50% горожан, в Кальмаре – не менее 25-30%, Йёнчёпинге – более 20%. Обязательной и характернейшей частью бюргерства были как всегда профессиональные торговцы: собственно купцы, кабатчики, уличные торговцы и т. д. – 3% и более в составе опознанного стабильного населения; торгующих людей, особенно купцов, было много и среди приезжающих в город, временно проживающих там лиц. Затем следует отметить транспортников, занятых в городском извозе, в речном и морском транспорте (3,5-11% населения); 6-8% горожан составляли продавцы услуг, часть которых в известном смысле относилась к группе производительного населения. Музыканты, медики, учителя составляли до 2-4%, служащие коммунального хозяйства (писцы, сборщики налогов, сторожа, весовщики, "упаковщики" (надзиратели за мерами) и др.) – 2-8%. Всего "городскими" делами в городах занималось 40-80% зафиксированного в документах населения. Поскольку в городских книгах менее всего отражены низшие имущественные слои города, особенно лица, занятые трудом по найму, а также те, кто обслуживал государственные мастерские, замки и дома частных лиц, следует считать, что "городские" занятия охватывали большую часть населения.

Значительную группу горожан составляют в документах лица неизвестных профессий: до 20% в Стокгольме, до 60% – в Йёнчёпинге. Судя по тому, что эти люди становились бюргерами, они имели свое хозяйство или достаточный исходный капитал (до 20 марок наличными), несли тягло, имели в городе связи: ведь при получении бюргерства требовалось поручительство полноправного горожанина. Из этого следует, что многие лица невыясненной, не определяемой по городским книгам профессии занимались "городскими" делами – торговлей, ремеслами, добывающими промыслами и т. п. Но многие из них, безусловно, были заняты сельским хозяйством (возможно, связанным с рынком); в мелких городах они, наверное, преобладали.

В принципе профессиональная структура шведского города была такой же, как в большинстве средних и мелких городов тогдашней Европы²⁴. Равным образом характерной была зависимость номенклатуры городских занятий от величины и общей специализации города²⁵ и рост, особенно в крупных городах, так называемого непроизводительного населения. Из региональных особенностей городов атланто-балтийского региона можно отметить значительный удельный вес рыбаков, аграрного населения, групп обслуживания торговли.

Следует сказать, что, хотя численное соотношение между непосредственными производителями и торговцами было в пользу первых, в целом элемент населения, профессионально связанный с торговлей, в том числе с ее обслуживанием, был в шведских городах весьма значителен: более 10 специальностей торговцев, 3-5 извозных и такелажных профессий, кораблестроители, судовладельцы, матросы и лоцманы, лодочники, портовые и рыночные служащие, наконец ремесленники нескольких специальностей, занятые изготовлением тары (особенно бочары: до 20 чел. в Стокгольме), строительством амбаров и т. п. Из 100 с лишним городских специальностей, известных по документам, не менее трети было связано с торговлей, ее средствами и организацией, в том числе торговлей внешней. Очень важное место в профиле шведских городов торговли через порт, мореходства и морских занятий вообще характерно для городов Скандинавии и всего балтийского ареала²⁶. Закономерно и то место, которое занимали в социопрофессиональной структуре купцы, связанные с внешней торговлей, которые в некоторых официальных документах противопоставлены всем прочим горожанам, в том числе другим торговцам и ремесленникам.

Оценивая профессиональный состав шведского города, уровень разделения труда и функций, можно отметить, что даже на фоне развитого деревенского ремесла город выступает как средоточие ремесленного производства, центр межотраслевого и внутриотраслевого разделения труда, передовых для данной стадии форм организации (трехчленная мастерская). Но в сравнении с передовыми странами Европы шведское городское ремесло отставало. В экономической характеристике тогдашнего шведского города преобладает торговля – как собственно товарообмен, так и разные виды его обслуживания (перевозки, такелажные, контрольно-пошлинные работы и т. д.). Не случайно городское производство было малопривлекательным для фиска, его интересы мало учитывались центральной властью²⁷. Главное внимание правительство обращало на юродскую торговлю, и во многом вследствие этого шведский город XIII-XV вв. известен прежде всего как торговый центр. Следующей особенностью демографической структуры города была значительность прослойки лиц, занятых аграрным трудом и добывающими промыслами, что являлось еще одним каналом органической связи города с периферией.

Внутригородские пошлины (весовые, амбарные, "окопные", рыночные, ярмарочные, цеховые и т. п.) и, главное, ввозные пошлины с "гостей" приносили регулярный доход. Стены, башни, давно освоенные коммуникации делали города опорными пунктами, чрезвычайно важными в политико-стратегическом отношении. А по мере развития налоговой системы, монетной чеканки и аппарата государственной власти еще больше усилилось значение городов как административных и фискальных центров.

Особенно заметную роль играл Стокгольм, к его голосу правительственные круги прислушивались уже с XIV в. В 1389 г. борясь – в преддверии Кальмарской унии – за сохранение своей власти, сторонники Альбректа Мекленбургского устроили кровавую расправу с именитыми столичными бюргерами-шведами (käplingemördet)²⁸. В предместье (ныне районе) Стокгольма – на Брункебергских холмах – в 1471 г. состоялась битва с датчанами, положившая начало изгнанию иноземцев из аппарата управления городов. В 1521 г. в Стокгольме произошла новая резня, устроенная датским королем Кристианом и послужившая непосредственным толчком к широкому народному движению, на гребне которого в 1523 г. пришел к власти Густав I и произошел разрыв унии. В течение второй половины XV в. муниципалитет Стокгольма был связан с борьбой в правительственных кругах²⁹.

Другие города также играли заметную общественную роль. Не случайно они получили в течение XIII и XIV столетий два специальных законодательных свода, параллельных земскому законодательству, также включавшему в себя предписание по поводу городской жизни. С раздачи грамот городам начиналось правление почти каждого нового государя или регента. Когда в 1435 г., входе восстания под предводительством Энгельбректа, было созвано сословное собрание, которое считается первым шведским риксдагом, на него были приглашены наряду с представителями аристократии, духовенства и дворян делегаты от полноправных городов. В отличие от крестьян бюргерство регулярно приглашалось и на последующие риксдаги. Таким образом, отношения с городом являлись важным пунктом внутренней политики укреплявшейся феодальной монархии.

Города, в свою очередь, были заинтересованы в королевском покровительстве, в привилегиях, без которых невозможно было развитие в условиях феодального общества, когда сама собственность отчасти заключалась в привилегиях. Заинтересованность городов в центральной власти, ненаследственный характер ленов (включавших и города), расположение большинства городов на территории королевского домена и на общинных землях, которые с XIII в. стали постепенно подпадать под регальное право короны, – все это укрепляло позиции в городах центральной власти и соответственно ослабляло политическую автономию самих городов.

Уже в XIII в., судя по Биркрэтту, шведские города обладали самоуправлением: выборными бургомистрами и советниками, которые имели законодательные, административно-исполнительные, отчасти фискальные и судебные функции. Но решающая роль отводилась королевскому фогду, который не только обладал главным голосом на заседаниях муниципалитета (råd, совет), но н утверждал его членов. В дальнейшем управление, судопроизводство, права и юрисдикция городов совершенствовались, усложнялась их администрация, расширялось самоуправление³⁰. Но королевская власть одновременно стремилась ввести их в русло государственной администрации, сохранить над ними свой контроль.

По мере развития городов углублялась внутрисословная дифференциация и сужался круг горожан, имевших полноправие. Особенно резко отделялась городская верхушка – богатые купцы, они же горные предприниматели, домо- и землевладельцы; к XV в. они сосредоточили в своих руках всю полноту власти в городах, особенно крупных. Ремесленники перестали попадать в число бургомистров, их редко можно встретить среди советников³¹. Круг семей, члены которых входили в муниципалитеты, был узок, советы формировались путем кооптации. Муниципальное управление находилось, таким образом, в руках купеческо-патрицианской олигархии.

Следующей примечательной чертой шведских городов было преобладание в управлении и в деловой жизни немцев, преимущественно выходцев из ганзейских городов, что опять же первоначально было связано с развитием торговых сношений страны.

Швеция была торговой страной. Ее внешние связи в течение рассматриваемого периода освещаются почти исключительно документами немецких городов; то, что выходило за рамки их интересов, известно неизмеримо слабее. Но бесспорно, что внешнеторговые связи Швеции развивались задолго до начала ганзейского и вообще немецкого влияния на Балтике. Хотя их освещение не входит в задачи настоящего исследования, целесообразно предложить хотя бы самый беглый их очерк – главным образом чтобы развеять миф об "исконной и длительной изоляции" страны.

Монетные клады и свидетельства древних авторов показывают, что уже 2 тыс. лет назад племена, населявшие территорию теперешней Швеции, прежде всего свеи, имели связи с Римским государством³². Там знали обычаи свеев – жителей "Германского" или "Свейского" моря, были знакомы с общественным устройством скандинавов, видели их корабли и ценили товар Балтики: меха, рабы, янтарь³³. Такого рода знания, как и обильные находки монет, говорят о регулярности контактов между самым северным "варварским" миром щ средиземноморской цивилизацией. Сообщение между ними осуществлялось через Центральную и Восточную Европу, Придунайские провинции и Аквилею³⁴. В Швеции найдено много вещей из римских провинций, особенно Паннонии и Галлии, более других подвергавшихся воздействию германского мира: украшения, посуда, оружие, предметы из драгоценных металлов, бронзы и стекла, гончарные изделия³⁵.

Трансконтинентальная торговля шведов особенно активизировалась, судя по находкам монет, в VI-VII вв., скандинавские изделия этого времени зафиксированы в Центральной Франции и Северном Швице, а в самой Швеции обнаружены изделия этого времени с территории франков, англосаксов, ирландцев, причем эти находки связаны прежде всего с торговым местечком на о. Хельгё и резиденцией конунга на о. Адельснё, около которого вскоре выросла Бирка³⁶. Торговые пути шли из района оз. Меларен, через о-ва Готланд и Эланд, до франко-фризско-саксонского местечка Хайтхабу и южной Ютландии, затем по речным долинам до устья р. Ейдер³⁷. Хотя уже тогда торговым посредничеством на Балтике занимались фризы, не исключено, что скандинавы и сами транспортировали свои товары через Альпы³⁸. Еще успешнее использовали они каботажные водные пути – в обход Западной Балтики и по Северному морю.

Очевидно, что восточная Скандинавия в период, предшествующий активному классо- и городообразованию, не находилась в со-стоянии культурной изоляции; она имела импульсы из центров европейских цивилизаций конца античности и начала средневековья, причем прежде всего через торговые каналы³⁹. Следует также отметить, что "культурный мост" между европейским Севером и римской цивилизацией проходил не только через южных и восточных германцев⁴⁰, но и через Восточную Европу – балтов и славян, причем последняя линия связи была, вероятно, более регулярной.

Вместе с тем можно констатировать, что основные связи восточноскандинавских племен в то время осуществлялись более всего в рамках балтийского региона – черта, характерная для шведской торговли всего средневековья. Предметы поморско-скандинавского и восточноскандинавского типов, как и определенные признаки скандинавского погребального обряда, обнаружены в погребениях I-IV вв. на территории Поморья, а также на Волыни. В VI-VIII вв. восточные скандинавы расширили торговые связи с поморскими славянами, балтами и их соседями: они привозили туда и свои, и западноевропейские вещи, выменивали их на янтарь, рабов, вероятно, уже и на кольбергскую соль⁴¹. Одновременно они продолжали торговать с Центральной и Западной Европой, где им принадлежала более пассивная роль, а ведущую играли фризы – постоянные "гости" в Бирке. Столица фризов Дорестад (устье Рейна) регулярно посещалась свеями. В VIII в. Дорестадом владели франки, что вообще "спрямило" связи свеев с Франкским государством⁴². В IX в. важнейшее место в балтийской торговле, а также связях с Британией, Ирландией и континентом занял фризско-франко-саксонский город Шлезвиг-Хайтхабу или Хедебю (южная Ютландия). Одновременно в Северо-Западной Руси выросли Старая Ладога, затем Новгород, в IX-X вв. – Псков, Смоленск, Полоцк, Муром⁴³.

В Швеции центрами торговых сношений с этими городами и проводниками культурных импульсов также были прежде всего рыночные местечки и ранние города, от Хельгё до Бирки и Сигтуны, портов морского побережья. Именно о них, об их посещении иностранными купцами рассказывается в "Житии св. Ансгария" и у Адама Бременского. Через Бирку в Меларенский район пришло от фризов католичество. В Сигтуне существовала "фризская гильдия" – вероятно, корпорация купцов, торговавших во Фрисландии. Именно предгорода составили уже тогда основу сети международных торговых связей Северного региона⁴⁴.

Еще более активизировались восточные связи свеев в эпоху викингов и на ее исходе. Походы викингов, как известно, имели "смешанные" грабительско-торговые цели, но в поездках на восток уже отчетливо выделились и специальные торговые экспедиции, и лица, чьим делом по преимуществу была торговля⁴⁵. Именно тогда берега Северного и Балтийского морей покрылись сетью торговых и перевалочных пунктов и стал действовать водный путь "из варяг в греки"⁴⁶. Хотя главными партнерами скандинавов на Балтике наряду с их ближайшими соседями датчанами и норвежцами были балты (особенно пруссы-сембы), славяне, пермяки, скандинавы доходили этим путем до хазар, волжских булгар и арабов на востоке, до Константинополя на юге⁴⁷. То, что по этому пути двигались не только товары, но и сами купцы, засвидетельствовано "руническим камнем", поставленным скандинавским торговцем на о. Березань (устье Днепра) в память о погибшем компаньоне⁴⁸. Значительное число таких камней указывает на поездки шведов в Англию⁴⁹, германские земли, Францию, Италию; эти направления получили дальнейшее развитие в торговле XII-XIII вв. Но решительный перевес имели именно восточные и юго-восточные маршруты⁵⁰. Соответственно снизилась роль в шведской торговле франко-фризского посредничества. Нумизматические материалы прямо подтверждают расширение непосредственных торговых сношений между Скандинавией и Восточной Европой через финский берег и Русь, Волгу и Днепр с эпохи викингов⁵¹ и в последующие столетия⁵². Б. Ларуссон определяет торговлю с Россией как краеугольный камень шведской внешней политики, именно с ней он связывает агрессивные действия Швеции в Финляндии в XII-XIV вв. и колонизацию захваченных финских территорий⁵³.

Непосредственные контакты с Русью были характерны для всего рассматриваемого периода, особенно до XV в. Они зафиксированы русскими летописями, где постоянно встречаются упоминания о варягах, Варяжской улице в Новгороде, свеях и свейской земле⁵⁴. Эти контакты были заметным фактором в истории Европы⁵⁵. В XIV в. Швеция продолжала борьбу за восточнобалтийские пути, особенно невские, перемежая военные методы с политико-дипломатическими⁵⁶. Так, Ореховецкий договор 1323 г. включает пункты о свободе торговых сношений шведских купцов с Новгородом "горою и водою" – к неудовольствию немецкого купечества⁵⁷. В конце XV в. прямые связи Швеции с Русью продолжались, причем новгородцы ходили не только в ближние города финского берега – Выборг и Або, но и в Стокгольм⁵⁸. Таким образом, шведско-русские торговые отношения, имевшие столь древнюю основу, не прервались с началом немецкого торгового транзита и активных немецко-русских торговых сношений⁵⁹. Они заметно ослабели лишь в XV в., в результате с одной стороны, рас-цвета Ганзейского союза, с другой – воздействия Кальмарской унии; упадок первого к концу XV в. и расторжение второй в 20-е годы XVI в. восстановили интенсивность русско-шведских торговых сношений⁶⁰.

В связи с этим направлением в балтийской торговле особенно возросла роль перевалочных пунктов на Готланде и Эланде. Их роль в этом качестве была заметна уже в римское время⁶¹ и усилилась в эпоху викингов. С XII в., по мере возвышения Кальмара, торговая роль Эланда стала падать, но Готланд приобретал все большее значение, особенно в торговле с Русью⁶². Практически все его население было втянуто в торговлю, он превратился в "республику торговых бондов": поселения, большей частью хутора, разбросанные по его территории, были населены самостоятельными, крепкими домохозяевами, в жизни которых посредническая морская торговля играла не меньшую, а возможно, и большую роль, нежели землепашество и промыслы⁶³. Торговое землячество Готланда (Готский двор) было в Новгороде. На Готланде размещалось "становище" новогородских купцов⁶⁴. "Готский берег" выступал как один из равноправных партнеров в договорах Балтика XII и XIII вв., в том числе между русскими, немецкими, балтийскими городами⁶⁵; но в это время под Готландом чаще всего подразумевался уже город Висбю, сложившийся в XI-XII вв., будущий важный член Вендской Ганзы⁶⁶. С ним вели торговлю новгородцы, смоляне, половчане, псковичи, любечане, рижане, купцы из Саксонии и других немецких земель, а также Англии и др.⁶⁷

Истоки борьбы за торгово-политическое господство на Балтике как фактора международной жизни Европы следует, видимо, отнести ко времени складывания в этом регионе предгородов и первых государств, т. е. примерно к VIII в. С самого начала эта борьба приобрела характер прежде всего именно торгового соперничества. Фризов сменили на трансбалтийских путях свеи и гуты. С конца XII в. начал складываться торговый доминимум немецких городов. Ему предшествовала и сопутствовала военно-миссионерская, экономическая, политическая экспансия в Восточной Прибалтике. Захватывая поселения восточного побережья, немецкое рыцарство и складывающееся бюргерство постепенно колонизовали их. В течение столетия на месте славянских и балтских торговых местечек выросли и получили немецкое (главным образом магдебургское) городское право Любек (середина XII в.), Рига, Ревель, Росток, Висмар, Штральзунд, Грейфсвальд (первая половина XIII в.), Штеттин (1286 г.), Данциг и т. д.

Швеция и Финляндия были одними из первых стран, оказавшихся в сфере немецкого влияния. Начало положило немецкое бюргерство, которое действовало через города и рудники. Первым объектом его интереса стал, видимо, Готланд. Из-за упорного сопротивления "торговых бондов"⁶⁸ немецкая колония ограничилась Висбю, но зато этот город очень скоро превратился в один из крупнейших на Балтике, а впоследствии стал членом Ганзейского союза. В течение XIII в. немецкие колонии были созданы в главных портах Швеции – Стокгольме, Кальмаре, Сёдерчёпинге, Людосе, Або и др.⁶⁹ Впоследствии, с XIV-XV вв., именно через эти города проходила большая часть шведской торговли Любека – главного торгового партнера Швеции до второй половины XV в.⁷⁰ Одновременно немецкие бюргеры осели в городах принадлежавшего Дании юга полуострова, прежде всего в Сконе с его сельдяным промыслом и ярмарками⁷¹. Немецкие колонии, как известно, были созданы в датском Копенгагене, норвежском Бергене (где впоследствии разместилась контора Ганзы, аналогичная лондонской, новгородской и брюггской)⁷².

Экономически более сильные, многочисленные и консолидированные немецкие бюргеры овладели ведущими позициями в колонизованных городах. Объединенными усилиями, с одной стороны, немецких колоний в шведских городах и, с другой – бюргерства "материнских" немецких городов было достигнуто их торгово-экономическое преобладание на Балтике, которое сохранилось до начала XVI в. и достигло расцвета после создания Ганзейского союза – так называемой "Кёльнской конфедерации" городов (1367-1370)⁷³.

Вопрос о Ганзе, немцах, немецких купцах-"гостях" рассматривается применительно к шведской истории чаще всего как-то нерасчлененно, и это имеет свою логику. Однако такая позиция неточна и мешает разобраться в сути "немецкой проблемы" в Швеции⁷⁴. Ганза не была единым организмом: это и союз купеческих семей-контор, каждая из которых принадлежала прежде всего к бюргерству конкретного города, а к тому же имела свои интересы, связи, судьбы; это и союз 80-90 городов на территории от Зюйдер-Зее до Финского залива, Рассмотрение истории Ганзы, бесконечных войн между балтийскими государствами за сферы влияния на Балтике, политические отношения городов – членов Ганзы со Швецией и их участие в ее внешней политике – эти особые и обширные сюжеты в нашу задачу не входят. Отметим только некоторые моменты, для нас существенные.

Так, внеганзейские связи Швеции почти не упоминаются в источниках и литературе. По, судя и по отрывочным данным, Швеция торговала с Норвегией, Данией, Россией, Англией, Голландией, Фландрией, Исландией, Италией. Сильные позиции в стране в течение XV в. приобрели голландцы, особенно из Амстердама, Лейдена, Гента; они были реальными соперниками Любека и Гамбурга, их интересы серьезно учитывались в шведской политике последней трети XV в. В городских книгах как торговый партнер также часто фигурирует Брюгге⁷⁵. Таким образом, основные, систематические торговые связи Швеция имела в пределах именно бал-то-северо-атлантического торгового ареала. С другой стороны, хотя в принципе торговые связи Швеции не были полностью ограничены торговыми связями немецких городов и их бюргеров, несомненно, что внутри "своего" региона и вне его Швеция в XIII в. и особенно в XIV-XV вв. торговала более всего через посредство немецких купцов или городов⁷⁶. Это положение в принципе изменилось лишь при Густаве Вазе, который стал укреплять прямые контакты с Россией, Голландией, Англией и Германией. В рассматриваемый период ганзейцы удерживали активные позиции в шведской торговле путем внедрения своих купеческих капиталов, транспортных средств и клиентуры, опираясь на международные трактаты и личные связи. Но они давали Швеции у себя аналогичные торговые и пошлинные привилегии⁷⁷, оказывали помощь в борьбе с пиратами, а главное, предоставляли емкий рынок для шведского добывающего (сельскохозяйственного и промыслового производства. Отношения между Швецией и ганзейцами в области торговли были двусторонними, одинаково важными для обеих сторон⁷⁸, что существенно для понимания условий и особенностей "немецкого вопроса" в Швеции, все же никогда не обострявшегося до степени "колониального" вопроса.

Существенный интерес для нашего сюжета представляет проблема цвета немецкого элемента в составе шведского бюргерства, его роли в экономической и политической жизни страны. В принципе этнический состав городов Швеции, как и любой приморской страны, никогда не был однородным. Природные богатства, приморское расположение и обилие водных связей с более глубинными территориями издавна привлекали к Швеции иностранных купцов, которые оседали в городах; там же, в резиденциях знатных людей, работали и иноземцы-ремесленники, нередко, рабы из пленных. Все это видно по материалам Бирки и Сигтуны⁷⁹. Но регулярной, иммиграция в шведские города стала в ходе немецкой бюргерско-рыцарской колонизации. Деятельность немецких бюргеров (и горных мастеров) в Швеции была выгодна королевской власти, заинтересованной в пошлинах и в международных связях. В конце XII в. король Кнут Эрикссон, заключая договор с герцогом Генрихом, сеньором Любека, предоставил любечанам серьезные торговые привилегии в Швеции и стал привлекать саксонских рудокопов для работы в рудниках Далекарлии. Найдя в Швеции, более отсталой социально, но богатой ресурсами, благоприятные условия, немецкие бюргеры и горные мастера стали переселяться туда. Этот процесс принял массовый характер во второй половине XIV в., когда трон в стране занял представитель Мекленбургской династии⁸⁰. В документах шведских городов XIV-XV вв. мы находим имена купцов и ремесленников из Любека, Гамбурга, Бремена, Висмара, Магдебурга, Данцига, Ревеля и других вендских городов; они приезжали в Швецию, видимо, целыми группами родственных или близких профессионально семей. Некоторые из них жили в Швеции поколениями, переняли язык и обычаи страны, породнились с местными жителями⁸¹.

Вопрос о месте и роли немцев в структуре шведского городского населения решался по-разному. Первый вариант подхода, когда немецкое население в Швеции изучалось "изнутри", как "немецкий народ в шведском народе"⁸², свойствен особенно немецкой буржуазной литературе, которая базировалась на материале верхних слоев Стокгольма. Ее резюме – решающая роль немцев в подъеме довазовской Швеции, где они были основной "бюргерообразующей силой⁸³. Иначе считал А. Шюк: роль немецких колонистов в Швеции была не бюргерообразующей, но важной для дальнейшего развития городов⁸⁴. Шведские историки, трактуя, "немецкий вопрос", применили к нему социально-дифференцированный подход. Они показали, что рядовое и тем более бедное население (fattiga menighet) даже в столице составлялось главным образом из шведов, а в Сёдерчёпинге шведы преобладали даже среди купцов; в среднем по значимости городе Вестервике немецкий элемент (который составился также из числа обуржуазившихся рыцарей) вообще был заметен лишь в правящей верхушке⁸⁵.

В целом можно констатировать, что немцев было больше в крупных приморских городах, меньше – в провинциальных⁸⁶, и что они входили в высшие и средние слои населения шведских городов. Купцы, представители зажиточных, а также нетрадиционных для страны ремесел (ювелиры, каменщики, витражники и художники, стеклодувы), с XIV в. почти исчерпывали социально привилегированную группу бюргерства и прочно держали в руках оптовую торговлю страны, морские перевозки, кредит, городское управление. Нормы муниципальной жизни, позднее цеховые уставы испытали сильное воздействие немецких образцов. Немецкое по преимуществу происхождение патрициата сказывалось на политической ориентации шведского бюргерства. Эти черты городской жизни постепенно стали противоречить тенденциям национального развития. Так возник "немецкий вопрос" – вопрос этносоциальный, который был острым в течение по меньшей мере полутора столетий.

Чтобы попять развитие этого вопроса, вернемся к середине XIII в., когда происходила борьба за централизацию страны, в фокусе которой стоял ярл Биргер (регент в 1250-1266 гг.). Ярл Биргер прекрасно понимал выгодность для короны иммиграции богатых иноземцев и постарался создать для них льготные условия. Ссылаясь на договор короля Кнута и герцога Генриха Льва, он указом 1251 г. разрешил всякому иноземцу считать себя шведом, если он "называл себя шведом и подчинялся законам страны". Такой человек, естественно, получал свободу от пошлин⁸⁷. Вскоре ярл Биргер издал три других указа с привилегиями (в том числе пошлинными) для Любека и Гамбурга. Эти указы определяли последующий режим немецких колонистов в Швеции. А. Брандт, специально изучавший древнейшие шведско-немецкие отношения, справедливо отмечает, что немцы получили в Швеции не городское гражданство, т. е. бюргерство в каком-либо городе, а государственное гражданство⁸⁸. Не связывая пришельцев сменой подданства, это общее гражданство давало им правовую защиту, пошлинные льготы и возможность пользоваться двумя важнейшими гарантиями в отношении купеческой собственности: свободой от берегового права (strandrätt) и неприкосновенностью наследства (arvsrätt)⁸⁹.

Но к середине XIV в., когда обнаружилась рознь между этносоциальными слоями города, особенно из-за превалирования немецкого элемента в городском управлении, правительство стало принимать обратные меры: Стадслаг разрешил немцам (национальность считалась по отцу) занимать не более половины мест в магистратах⁹⁰. Практических последствий это не имело, и в XV в. в городских советах столицы и крупнейших городов подавляющее большинство по-прежнему составляли немцы, причем некоторые из них кооптировались то "от немцев", то "от шведов"⁹¹. В 1436 г. Государственный совет вернулся к вопросу о том, кто может считаться в Швеции "местным" человеком (inländsk): это уроженец данной страны (в отличие от vtrikesmaen, vtlaenske maen – иноземцев, уроженцев иной страны)⁹². Видимо, именно на эту разработку опирался закон 1471 г., изданный по настоянию городов после победы над датчанами при Брункеберге и полностью закрывший доступ к аппарату управления в городах всем иноземцам; шведом считался тот, кто родился в Швеции и имел шведа-отца⁹³. Закон 1471 г. усилил отлив из страны немцев – купцов и богатых ремесленников, который начался еще с середины XV в.; постепенно в магистратах Стокгольма и других городов стало появляться все больше шведских имен.

Умаление привилегий немецкого купечества было не просто политическим актом правительства и отнюдь не только выражением "национальных чувств" горожан: то был результат роста, укрепления и борьбы местного шведского бюргерства, поддержанного верхушкой деревни, горняками Далекарлии, частью дворянства. Причины и некоторые стороны этого процесса выявляются в результате анализа системы товарного обращения.

1. Еще в конце XII в. Липчёпингский епископ получал па Эланде mansiones, конунги имели свою резиденцию – административный и фискальный центр острова (Sveabod. совр. Svibo). – Однако в 1225 г. эландцы (ölänningen) фигурировали в торговом договоре с Любеком и наряду со шведами (svensken) и гутами (goter). См.: HUB, I, 223; LUB, I, 32.

2. Административное деление страны, не всегда совпадавшее с ее историческими областями, см.: Ковалевский С. Д. Образование..., с. 183-184.

3. GL, kap. 2; DS, N 875; Privilegier, N 1. Ср. торговые привилегии Готланда в Швеции по Стадслагу (Stadslag, KmB, 33, 3).

4. Историю острова с 1262 по 1467 г. и литературу о ней см.: Eimer В. Gotland under dem Deutschen Orden (здесь и далее ссылки на работы советских и зарубежных авторов даются сокращенно. Полное обозначение см. в библиографии в конце книги); Bohman L. Senmedeltida Stockholms fär-der, s. 71-81; Idem. Gotlands förbindelser...; Söderberg B. Gotland, s. 39f. Yrwing H. Gotland, s. 60 f.; 65; Idem. Valdemar Atterdags tåg, s. 7 f.; Benninghoven H. Die vitaliebruder, S. 41 f.; Gotland 1361; Zoeller K. Zu den hansisch-danisch-norwegischen Beziehungen, S. 119 f.

5. На основании вассальной присяги, принесенной лепными владельцами острова семьей Тотт-Аксельссонов датскому королю (после их бегства из Швеции). Формально Готланд числился за Данией до 1645 г., но эвакуация датчан оттуда произошла лишь в 1679 г.; при этом был разрушен замок Висборг, построенный шведским королем в 1411 г. (Från Gotlands dansktid, s. 82).

6. Gustafsson G. Angermanland, Medelpad och Jämtland. Riks-, låns- och lands-kapsgränser i forna tider; Olsson G. Sverige och landet, s. 44.

7. Об истории северо-западных и северных районов Швеции см.: Gustafsson G. Op. cit., Olofsson S. I. Ovre Norrlands historia, I.

8. Первые соглашения о границах между Швецией и Данией относятся к рубежу X и XI вв. (Norges Gamle Love, III. Christiania, 1849, s. 168, anm. 26). Установление их произошло примерно в середине XI в., затем они упоминаются в Старшем Вестйёталаге (ср.: Larusson В. Op. cit., s. 7). В 1332 г. сконцы избрали своим королем шведского короля Магнуса Эрикссона, который закрепил свои права на Сконе и Блекинге, уплатив 34 тыс. марок графу Иоанну Голштинскому, державшему их в залоге. В 1360 г. Вальдемар I вернул Дании права на юг полуострова. С 1364 г. Скопе снова соединилась со Швецией; король Альбрект Мекленбургский даже сделал Фальстербу своей резиденцией, а в 1373 г. титуловал себя "господином над Сконе". Впрочем, его "господство" было отнюдь не полным, так как еще по Штральзундскому миру 1370 г. 60 городов вендской Ганзы получили от Дании (!) право в течение 15 лет иметь 2/3 поступлений и контролировать сконские западные порты-крепости Хальмстад, Мальме, Фальстербу, Сканер, что означало контроль над Эресунном. С конца 80-х годом XIV в. и до начала 20-х годов XV в. эти территории находились в контакте со Швецией благодаря Кальмарской унии. – См.: Johannessen G. Skånes historia, s. 117-128; Hallands historia, del I; BergH. Rostockska sändebudsberättelsen, s. 106; Weibull C. Lübecks sjöfart, s. 2. Граница между Халландом и Вестерйётландом была утверждена весной 1470 г. (Yrwing Н. Från riksforeståndarvalot..., s. 140).

9. Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси; Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии; Weibull С. När ochhur Finlandblev svenskt; Olsson G. Sverige ochlandet (s. 43 о. а.). Ореховецкий договор см.: ГВНП, № 38: Schück H. Riketsbrev, s. 77 f, 86-102 o. a.

11. Andrae С. G., Luukko A. Kolonisation. – KHL, bd. 8, 1963, sp. 635, 661. Cp. UL В 17, о. 20; VmL В 17 о. 20; Ковалевский С. Д. Образование..., с. 47; Dovring F. Altungen och marklandet, s. 55 f., 125.

13. Их обобщение см.: Fritz В. Stadshisloria och arkeologi (ред.: Сванидзе А. А. Когда возник шведский город? – ВИ, 1966, 8); Idem. Tidigmedeltida sjofart, handel och stadsväsen i Mellan- och Nordeuropa. – HT, 2, 1976; Thun E. Nytt i medeltidsarkeologi.

14. Букв. Лёдёсе (Lödöse); латинская транскрипция на монетах и в документах того времени – Ludhos.

15. Stenberger М. Det forntida Sverige, s. 455 f., 633 f.; Idem. Die Schatzfunde Gotlands der Wikingerzeit, Bd. I-II; Schück A. Studier, b. I, II, III; Arbman H. Cirka; Sliernstedt A. W. Om muntorter, s. 13-16; Söderberg B. Gotland, s. 53. 57 f.; Schnitlger B. Silvorskatten från Stora Sojdeby, s. 242; Ekhojj E. Gotland and Visby; Flodems E. Sigtuna; Friesen O. v. Ur Sigtunas äldsta historia; Blomkvist N. De äldsta Urkunderna om Kalmar, s. 130 f.

16. Erikskronikan, s. 29; Olsson М. Stockholms slotts historia. I; Сванидзе A. A. Биркроттен и шведский город XIII в. Термин "столица" (huvudslad) в отношении Стокгольма нам встречался в документах середины XV в. (ср. привилегии Стокгольму от 1436 г.), но уже с XIV в. Стокгольм символизировал Швецию; покровитель города св. Эрик стал патроном государства, его имя и изображение, равно как изображение трех корон, венчающих башни стокгольмского замка, были выбиты на государственной печати Швеции (Schück H. Op. cit., s. 10, 283).

17. X. Андерссон в своем интересном исследовании (Anderson Н. Urbanisierte Ortschaften und lateinische Terminologie) называет 16 городов из числа выросших до Стадслага, первым письменным свидетельством о развитии которых служат грамоты об основании там монастырей (нищенствующими орденами).

18. Характерный материал см. в кн.: Larsson L.-O. Växjö från forntida marknadsplats…

19. Специально об этом см.: Сванидзе А. А. Демография..., ч. 1.

20. Вопрос о населенности средневековой Швеции дискуссионен. Специалисты по-разному оценивают возможности соответствующих источников и обосновывают коэффициент неучтенного документами населения. Особенно сильно расходятся суждения о потерях от эпидемий конца XIII, середины XIV, середины XV кв., а также по поводу сроков возмещения этих потерь (Schück A. Ur befolkningshistoria, s. 157 f.; Friberg N., Friberg I. Vikingatidens befolkning, s. 3-21; Wallin H. Digerdöden; Malz E. Mälardalens sällsamheter, s. 133; Lunden K. Four Methods of Estimating the Population, s. 4 о. а.). Господствует мнение, что к концу XV в. (следовательно, и к середине XIV в.) население страны превышало 500 тыс. чел. Подробнее см.: Сванидзе А. А. Демография..., ч. 1.

22. Это вытекает из сопоставления подсчетов Э. Ф. Хекшера, X. Форселля и Б. Лагер (Heckscher Е. F. Sveriges economiska historia, v. I, s. 29; v. II, s. 33. 49: Idem. Svenskt arbeto, s. 141; Forsell H. Sverige 1571; Lager B. Stockholms befolkning på Johan III: s tid.).

23. Сванидзе А. А. Ремесло и ремесленники..., с. 91-104, табл. 1-3 и комментарии к ним. Процентное отношение берется от числа лиц, занятия которых известны.

24. Ср. данные по Колчестеру – десятому по населенности городу Англии начала XIV в. (5 тыс. человек): 2/3 – домовладельцы "без профессии", 127 ремесленников, 33 торговца, много рыбаков (Сванидзе А. А. Налоговые описи Колчестера, с. 187, 188, 190, 191, 196).

25. Наличие, например, больших рыбацких слобод в приморских городах, значительных групп так называемых "горных людей" в горнодобывающих центрах; рост аграрных элементов в мелких городках, а в ярмарочных центрах и внешнеторговых портах – увеличение групп обслуживания товарных перевозок и товарного обращения вообще.

26. Ср. материалы по датским городам (особенно Копенгагену). Штральзунду и Ревелю (Каплински К. Й. Ремесленники города Таллина, с. 16-17; Fritze K. Die Hansestadt Stralsund, s. 160; Berg R. Det DanskeHaandværks Historia, s. 13 о. f.).

27. Сванидзе А. А. Ремесло и ремесленники..., ч. 2, особенно главы 1, 2, 4, 5.

28. Сведения о käplingemördet не вполне достоверны; см. об этот статьи К. Кумлийна (SSEÅ, 1947) и К. Вейбулля (Scandia, 1964, bd. 30. hf. 1).

29. Эта тема прекрасно изложена в кн.: Sjodén С. С. Stockholms borgerskap under Sturetiden.

30. Ср.: MESt, KgB, 1, 2, 3, 6. Подробнее см.: Сванидзе А. А. Суд и право в шведских городах XIII-XV вв. – СГ, 1978, 4.

31. Это отчетливо видно по Служебной книге Стокгольма (Äb); биографии ряда патрицианских городских семей см. в приложении к кн.: Sjödén С. С. Op. cit., s. 218 f. Состав муниципалитета Стокгольма до конца XIV в. известен мало, по другим городам сведения вообще единичны.

32. Материал до XIII в. см.: Lindquist S. Sveriges handel och samfärdsel, s. 49-67; Idem. Den Keltiska hansan, s. 113-125. Подробнее см. в наших статьях о возникновении монетной чеканки в Швеции.

33. Tacitus. Germania, cap. 44, 45; Jordanis. Romana et Getica, I, cap. 22.

34. Moberg О. Svenska rikets uppkomst, s. 159; Åberg N. Vendeltida förbindelser, s. 113; Hafström G. Ledung, s. 20-21 o. a.; Bolin S. Fumlen av romerska mynt, st. 1; Hauberg P. Skandinaviens Fund af romersk Guid og Sølvmynt...; Schlesinger W. Über Mitteleuropäische Städtelandschaften..., S. 244; Михальбертас И. М. Два клада римских монет из Западной Литвы и мн. др.

37. Bolin S. Muhamed, Karl den Store och Ruric; Åberg N. Vendeltida förbindelser...

39. Неправомерность подхода к раннему периоду истории Северной Европы как "темным векам" (a Dark Age) подчеркивает А. Р. Левис в своем общем исследовании (Lewis А. В. TheNorthern Seas...). Шведский материал, таким образом, подтверждает эту позицию.

40. Шаскольский И. П. Патриархально-родовой строй, с. 54.

41. Слаский К. Экономические отношения западных славян со Скандинавией..., с. 65, 67-68; Симонович Э. А. Культура полей погребений и готская проблема, с. 125-139; Kmeizinski J. Zagednienie, s. 133 и сл.

42. Arbman Н. Schweden und das Karolingische Reich, S. 215-235; Schnittger B. Silverskatten..., S. 217-235.

43. Рыдзевская E. А. Древняя Русь и Скандинавия, с. 146 и др.; Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения, с. 55; Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 11 и сл.

45. Hägglöf G. Britain and Sweden, p. 9; Гуревич А. Я. Походы викингов, с. 37 и сл.; Ковалевский С. Д. Образование, с. 44-45; Сванидзе А. Л. Начальный этап монетной чеканки в Швеции...

47. Wessén E. Historiska runinskrifter; Montelius O. Svenska runslenar om färder osterut; Bigge A. En Björkö, s. 10 o. a.; Lindqvist S. Sveriges handel, s. 64.

48. Браун Ф. А. Днепровский порог в рунической надписи, с. 270-276; Брим В. А. Путь из варяг в греки, с. 201 и сл.; Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи, с. 154 -155, № 139.

49. Об активной торговле в этот период с Англией см., в частности, специальную работу Hägglöf (1966), а также: Stockholms segelsjöfart, s. 32-33.

50. Мельникова Е. А. Рунические надписи, с. 54-133.

51. Bolin S. Muhamed, Karl den Store och Ruric, s. 208-218; Arbman H. Svear i Osterviking, s. 18, 100.

52. Кирпичников А. H. Надписи и знаки на клинках..., с. 269 и сл.; Загоскин Н. П. Русские водные пути, с. 70-243; Ahnlund N. Stockholms historia, s. 228; Lindberg F. Väslerviks historia, s. 45 o. a.; Drake K. Der Kirchenplatz, s. 169-170.

54. Особенно часты эти сведения в новгородских летописях, но они есть также и в московских (в частности, Ореховецкий договор там отмечен. – ПСРЛ. т. XVIII, с. 89).

55. Пашуто В. Т. Русско-скандинавские отношения, с. 51-62.

56. Грамота Новгорода Любеку от 1301 г. (ГВНП № 33; LUB, VI, № 3066); ИИВ, I, № 1345. Известия о походе Магнуса Эрикссона под Орехов в 1348 г. (ИСРИ, т. V, с. 225) и др.

57. Никитский А. Н. Экономический быт Великого Новгорода, с. 143.

59. По определению Н. А. Казаковой, основы немецко-русских торговых сношений были заложены в XII-XIII вв. (Из истории сношений Новгорода с Ганзой, с. 114).

60. См. специальные исследования А. Аттмана (с. 327).

61. Ekholm G. Op. cit., s. 99 о. a.; Arbman H. Forntiden, s. 88 f.; Lindqvist S. Den kelfiska Hansan, s. 129.

62. Sjöberg A. G. Aldro gotlandsk handel, s. 83 f.; Lindroth H. Namnet Gotland, s. 77, 78 f.; Söderberg В. Gotland, s. 7-58; Lönnroth E. Gotland, Osteuropa und die Union von Kalmar, S. 9-16. 83 Altman A. Rusland ochEuropa, s. 13.

64. Казакова Н. А. Из истории..., с. 123.

65. См. договоры, их подтверждения, проекты договоров и другие грамоты Новгорода от 1189-1199, 1195, 1257-1259, 1262-1263, 1269, 1301, 1323, 1326, 1330, 1371, 1372, 1373 гг. (Напьерский. Грамоты, № Ia, 16, IX; ГВНП, № 28, 29, 31, 38, 39); Полоцка от 1330 г. и др. (Напьерский. Грамоты, № VII); Смоленска от 1223-1225, 1229, 1230, 1284, 1300, 1303-1359 гг. (Смоленские грамоты, с. 10, 18, 25, 66, 67, 69; Собрание, с. 17, 21, 34, 41-45). Последние грамоты особенно интересны потому, что через Смоленск проходил один из торговых путей Киева (Усачев Н. Н. К оценке торговых связей Смоленска в XII-XIV вв., с. 209. 210, 215. Ср.: Sartorius G. F. Urkundliche Geschichte, S. 705 f.).

66. Andersson G. Visbys äldsta medeltid belyst av det arkeologiska materialet.

68. Столкновения между единственным городом Висбю и деревнями на Готланде, за которым скрывалось соперничество между гутско-шведскими сельскими и немецко-гутскими городскими элементами, продолжались затем еще долго (Fritzell G. Visby i världshandelns centrum; Söderberg В. Gotland, s. 61 f.; Bohman L. Senmedeltida stockholmsfiiider, s. 71 f.).

69. Kumlien K. Sverige och Hanseaterna, s. 47-86; Schück A. Ur befolkningshistoria, s. 143; Denker R. Finlands Städte und hansisches Bürgertum.

70. Weibull C. Lübecks sjöfart, s. 58 f., tabl. 4 (a. 1399-1400); Kumlien K. Schweden und Lübeck zu Beginn der Hansezcit. – HGbll, 1960, 78, S. 37-66.

73. О Штральзундском мире, положившем начало Ганзейскому союзу, а также литературу по истории Ганзы см. в специальных статьях Ф. Доллингера (HGbll, Jg. 88, I. Teil, 1970), К. Фритце (Ztg, 1971, Hf. 2; Greifswalds-Stralsunder JB, Bd. 10, 1972-1973), Д. К. Бьёрка (Speculum, 1932, VII, 4).

74. Лесников M. П. Нидерланды и Восточная Балтика в начало XV в., с. 451 и сл.

75. MESt, KmB, 34 (s. 220-224); St. tb 2, s. 460; SMR, N 219; DS, N 7334, 7339; Andersson A. English influence, p. 97 f.; Söderberg Т. (rec). Helsingfors stads historia, s. 95 f.; Beckman N. Vagar, s. 13; Lind J. Göteborgs handel och sjöfart, s. 16; Yrwing H. Ivar Axolssons fall, s. 30: см. также специальные исследования об отношениях между голландцами и Ганзой (Daenell Е. Holland und die Hanse im 15. Jh.; Vollbehr F. Die Holländer und die Deutsche Hanse).

76. Лесников M. П. Торговые сношения Великого Новгорода, с. 265. Ср.: Vasala М. Kontakten, s. 459 f.; Origo I. The merchant of Prato, p. 98; Attman A. Den ryska marknaden, s. 46 f. Ср. доклады о путях сообщения между средневековой Балтикой и остальной Европой на V МКЭИ в Ленинграде (А. Аттмана. X. Келленбенца, М. Маловиста, Ж. Л. Паха, X. Самсоновича, И. П. Шаскольского).

77. Kumlien K. Sverige och Hansealerna, s. 87-107, 135 f.. 330 f.; Stockholms segelsjöfart, s. 35 f.: Brandt A. v. De äldsta nrkunderna rörande tysk-svenska förbindelser, s. 209.

78. Ср.: Brandt A. von. Lübeck och Sverige, s. 129-131; Schildhauer J. Progressive und nationale Traditionen, S. 501; Idem. Veränderungen, S. 18.

79. Rimbertus, X; Arbman II. Birka, s. 84; Floderus E. Siglima, s. 93 f.; Стаский К. Экономические отношения..., с. 75; Ковалевский С. Д. Образование..., с. 42.

80. Ср.: Sjödén С. С. Stockholms borgerskap, s. 218-318 (Ex. I, II); Weinauge E. Die deutsche Bevölkerung (особенно гл. I, 8 и генеалогии).

81. Сванидзе А. А. Демография..., с, 224, 225-226.

82. Термин Э. Войнауге (op. cit., S. 118).

83. См. названное выше фундаментальное сочинение Э. Вейнауге, а также: Björkander A. TillVisby stads äldsta historia; Stein V. Zur Geschichte der Deutschen inStockholm, S. 83-87; Thordeman B. Die geographische Lage von Stockholm, S. 24.

84. Schück A. Ur befolkningshistoria, s. 143, 144; ifr; Idem. Die deutsche Einwanderung...

85. Ahnlund N. Stockholms historia, s. 221, 258, 300, 305; Lindberg F. Väslerviks historia, s. 9-10, 28, 31, 32.

86. Сванидзе А. А. Демография..., ч. 2, с. 221-223.

89. Немецкие города добились привилегий у всех главных торговых партнеров: в Бергене, Новгороде, Лондоне, во Фландрии. См.: ibid., s. 215, 228-230; Kunze K. Hanseakten aus England, S. XXV, XXVI.