Литература

Источник: А. А. СВАНИДЗЕ. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И РЫНОК В ШВЕЦИИ

1. Специализация в среде профессиональных торговцев

Средневековые источники довольно четко отделяют торговлю-занятие от торговли-статуса. Различие между ними определялось не только степенью торгового профессионализма, но и закреплением либо незакрепленностью этого занятия в иерархической общественной структуре.

Профессиональная торговля обозначалась обычно терминами, включающими частицы köp- ("купля"): чёпмапскаф, чёпслаган, чёпенскапа (köpmanskaff, köpslagan, köpenskapa); соответственно купец – это чёпман, чёпсвен (köpman, köpsven, в латинских текстах – mercator, negotiator)¹. Но купец-чепман в рассматриваемый период – это не просто профессиональный торговец, а представитель высшего, наиболее состоятельного слоя торговцев, принадлежавшего по большей части к бюргерской элите. Как правило, он занимался крупной, преимущественно внешней, торговлей² и обязательно "сменил занятие", т. е., выполнив все положенные формальности, вступил в разряд чёпманов. Торговец, который не вступил в разряд чёпманов, обозначался в источниках по своей прежней основной специальности. Так, некоего Кристиерна, комиссионера крупного стокгольмского купца и патриция Ханса Динкстеде, ездившего в 80-х годах XV в. по его торговым делам в Любек, в официальных документах называют "стригалем"; портной Эневольд продал соль уже как Enewold skreddere köpsven; портной Клаус часто фигурирует в городских документах XV в. и всегда обозначается одновременно как чёпман или меркатор. Видимо, Кристиерн еще не вступил в ряды чёпманов, Эневольд сделал это "на наших глазах", а Клаус – уже давно, хотя и на памяти современников³.

В других случаях торговец, не ставший чёпманом, обозначался в соответствии со своей специализацией: лососник (торговал рыбой), виноторговец или ботниец (торговал с жителями Приботнии). Ремесленик, который вынес на рынок свои изделия, или иной человек, торгующий продуктами своего труда, в документах никогда не называется чёпманом и лишь в исключительных случаях назван меркатором, т. е. торговцем⁴.

Нарративные и фискальные источники из-за их невнимания к занятиям рядовых людей и специфики образования шведских фамилий не позволяют полностью вычленить торговцев из всего состава населения; материал права и грамоты, равно как археология и нумизматика, дают сведения преимущественно о торговле, но не о торговцах. Серьезно изучена лишь купеческо-патрицианская верхушка, но в той же мере, в какой торговля не может быть сведена к внешней торговле, слой профессиональных торговцев не исчерпывался его купеческой верхушкой.

Источники позволяют, хотя и с разной полнотой, классифицировать торговцев по нескольким признакам: состоятельность торговца; масштаб операций; сфера рынка (внешний и внутренний), в которой действовал торговец; характер торговой деятельности: комиссионерство, скупка, мелочная торговля и т. д.; главный объект торговли: соль, сукно, рыба и т. д.; ареал торговых операций; наличие или отсутствие иных форм деятельности или способов формирования капитала: связь с промышленностью или земельной собственностью, ростовщичество, занятие государственной (или иной) должности. Эти признаки находились во взаимной зависимости: так, торговцы, занятые делами внутреннего рынка, обычно не торговали с лопарями, не принадлежали к верхушке купечества и т. д.

Низшая и средняя группы торговцев представляли собой довольно пестрый конгломерат. К ним относились торговцы-разносчики, которые продавали на улицах воду и другие предметы, особенно продукты питания⁵, старьевщики (мешочники), торговавшие ими же скупленным подержанным платьем, обычно женщины⁶; кабатчики; торговцы пивом⁷.

Значительную группу в городах составляли мясники, точнее торговцы мясом⁸, довольно состоятельные. В Стокгольме их было не менее 16 чел., в Кальмаре – не менее 10. Мясники покупали и сами забивали скот, а затем продавали парное мясо и шкуры. Они же перекупали – для розничной распродажи – забитый скот на осенних ярмарках. Торговля мясом подвергалась строжайшему контролю, цехи мясников и городские власти следили, чтобы мясники не продавали мясо павшего, больного скота и несвежее мясо, не покупали на забой стельных коров и т. п.; надсмотрщики рынка и цеховые старшины, проверив мясо, вывешивали у входа в мясную лавку скрепленное печатью свидетельство о его сорте и качестве⁹. Обычно скот приобретался на городском рынке и ярмарках. Между пасхой и троицей мясникам дозволялось скупать его у бондов. Более широкое разрешение на закупки в деревне известно от 1530 г.; вероятно, практически их можно было совершать и раньше, особенно купцам-экспортерам¹⁰.

В городах имелись и особые забойщики скота¹¹. Поскольку мясники также забивали скот¹², забойщики, видимо, специализировались на подготовке мяса к экспорту. Их было сравнительно много (более 10) в Стокгольме, где собирались ярмарки скота и куда большие его партии пригонялись специальными гуртовщиками¹³. Становясь чёпманом, мясник должен был расстаться со своей мясной лавкой (kötbodene): видимо, в глазах современников мясники приравнивались скорее к ремесленникам, нежели к торговцам¹⁴.

Особую группу местных торговцев составляли трактирщики или кабатчики, которых иногда называли виноторговцами¹⁵; во второй половине XV в. в столице их было не менее 10-11 чел., немногим меньше – в Кальмаре. Кроме того, закон предписывал каждому городу иметь не менее двух гостиниц или постоялых дворов¹⁶.

О некоторых торговцах мы знаем только, что они имели лавку: "Олаф из лавки", "Ингрид из каменной лавки" (i boden, i stenboden)¹⁷. Вероятнее всего, это были мелочные (универсальные) лавочки, хорошо известные местным жителям. В большом городе их насчитывалось 10 и более. Хозяев таких лавочек обычно называли кремерами¹⁸, они торговали в розницу самыми различными товарами. Содержимое такой лавочки стало известно в связи с одним из эпизодов освободительной войны Густава Вазы: его люди, подойдя к Фалуну, разорили там несколько немецких мелочных лавчонок (kramegods), добыв там одежду, вещи из шелка, шелковые ткани и сандал¹⁹. Другой пример универсальной торговли – лавка йёнчёпинского купца и родмана Лассе Гропа, из которой украли три пары башмаков, юбку, большой нож, 10 локтей какой-то ткани и т. д.²⁰ В балтийских городах кремеры считались торговцами среднего достатка²¹. Торговля "в разнос" галантерейным товаром также обозначалась Kramhandeln. Городские власти неоднократно запрещали ее²², так как разносчики часто торговали, минуя город, и были связаны с агентами в деревне²³.

Кремеры сбывали не только галантерею и заморскую бакалею. Кремером назван, например, один торговец сыромятной кожей, ставший в 1445-1447 гг. бюргером Кальмара²⁴; возможно, он вышел из скупщиков, подобно Лассе (Лауренс) Мортенссону, который родился в лапландском селении под Выборгом и торговал как кремер в Арбуге²⁵.

Происхождение городских торговцев – вопрос особый; здесь же важно отметить, что среднее торговое (или низшее купеческое) звено часто занималось скупкой. Природа скупки как экономического и социального явления стояла в прямой связи с товарным хозяйством и развитием капитала, который вырастал из отдельных сбережений благодаря товарному хозяйству и позволял некоторым лицам монополизировать сбыт продукции мелких непосредственных производителей, так как лишь у владельцев этих сбережений – скупщиков и торговцев – имелись необходимые для оптовой продажи средства, позволяющие организовать реализацию товаров на дальних рынках, дождавшись наилучшей конъюнктуры²⁶.

Изучение скупки в Швеции рассматриваемого периода представляет большую сложность. Специальные обозначения скупщиков (inköpare förköpare, landsköpare) встречаются нечасто и вообще не вполне ясны: иногда так обозначали и перекупщиков-спекулянтов²⁷. Деятельность скупщиков скрыта в источниках, ее приходится "вычленять", опираясь на косвенные данные. Так, документация о ландсчёп (см. ч. IV) позволяет заключить, что в деревне действовали сельские скупщики – "торговые мужики" (handelsbönder). Обычно они сидели на земле, торговля для них нередко являлась компенсаторным занятием, часто – главным делом, далеко не всегда, однако, приводившим к полному отрыву от сельского хозяйства и к смене общественного статуса. Это было явление того же порядка, что и выделение разряда "горных мужиков" (bondebergsman) или "лесных мужиков" (skogskarl), регулярно занятых на горных промыслах либо в лесном промысле, т. е. часть процесса аккумуляции торгово-ремесленных элементов в деревне. Многие из них продолжали действовать в сельской местности, особенно это было характерно для финских территорий с их очень редкими городами²⁸ и Готланда, т. е. районов, где город не мог вбирать эти элементы но причине либо своей слабости, либо резкой чужеродности. Но на остальной территории страны часть скупщиков, как и часть профессиональных ремесленников, оставались в деревне, формально продолжая числиться "мужиками": характерна в этой связи грамота о торговцах Смоланда – "будь то бонд или купец" – от 1284 г.^28а В течение последующих столетий деревенские торговцы стали перебираться в города. Прямых фактов здесь крайне мало, по они имеются²⁹, свидетельствуя о явлении или хотя бы его тенденции.

Значительный поток скупщиков шел из городов и пригородов. Сведения о них более отрывочны, чем сведения о торговле негорожан, которая упоминается во многих документах, поскольку считалась "незаконной" и подвергалась постоянным запретам, бюргерская же торговля обычно входила в сословные права и специально регламентировалась лишь в отдельных, нетипичных случаях.

Благодаря таким случаям мы узнаем, что торговлей в деревне н на промыслах занимались купцы-чёпманы. В Ландслаге чёпманы названы наряду с клириками, свенами, министериалами, бондами и ландбу в числе тех, что приезжает в деревню с купеческими товарами и торгует, разъезжая из селения в селение, "беспрерывно продавая и покупая"³⁰. Даларнская уставная грамота 1499 г. гласила: "Ни один купец не может продавать и покупать медь в горе (т. е. на руднике), а (должен) ехать в города"³¹. Упсальские документы свидетельствуют о специализированной скупке в деревне, в частности кож³². Скупали не только купцы: уже говорилось в этой связи о мясниках. В середине XV в. особая грамота разрешила "бюргерам города Йёнчёпинга, всем и каждому в отдельности, закупать и вывозить всякого рода зерно для их собственных нужд, равно как и скот, в городах, или в деревне, как им будет удобнее, по всему государству Швеции"³³. Такие же права на закупку в деревне зерна, муки, солода и пр. имели жители других городов³⁴. Эти закупки производились, в частности, "во дворе бонда".

Эти и аналогичные им свидетельства, отрывочные и пестрые, дают представление о нескольких видах бюргерской торговли в деревне: закупки для собственного хозяйства, для нужд семьи; профессиональное перекупщничество, барышничество; торговля экспортными товарами; скупка на местах с целью вывоза на рынок. Последняя производилась: специализированными местными торговцами (например, мясниками) и чёпманами, которые вывозили местное сырье взамен привезенных экспортных товаров. В последнем случае скупка сельскохозяйственной продукции имела характер посреднической, чисто торговой деятельности. Такой те характер имела, вероятно, и скупка продукции деревенского ремесла, прелюде всего ткачества. Несколько городских купцов носили фамилии-прозвища, свидетельствующие о связи с деревенским сукноделием. Широкую известность в свое время имела купеческая семья Вадмаль. В 1425 г. среди шведских купцов Або фигурирует Хенрик Вадмаль. Его сын или брат Лоренс (Лауренс) был одним из крупнейших шведских купцов в первой половине XV в., вол большую торговлю, особенно с Фландрией, откуда вывозил сукно. Жил Лоренс Вадмаль на ведущей к торгу Чуркогатан, среди городской купеческой верхушки, имел в городе солидную недвижимость; в 1426 г. он подарил Абоскому собору каменный дом³⁵. Начало богатству семьи Вадмаль, судя по их фамилии, было положено скупкой деревенского сукна-вадмаля.

Данных о проникновении скупщиков в производство и подчинении им сельских ремесленников нет.

Приобретая товары на месте, скупщики сбывали их либо ближайшему потребителю, либо экспортерам, формируя оптовые партии, либо сами вывозили скупленный товар на дальние рынки. Последние два вида торговой деятельности нередко сочетались, в. особенности у торговцев, действовавших в сфере специализированных промыслов. Для этой сферы и для этого типа торговцев, как увидим, было характерно проникновение в "дело" – горно-промысловое, рыболовецкое и т. д.

Торговлей металлом занимались многие бергслагенские скупщики и городские купцы. Некоторые из них специализировались именно на этом товаре. На промыслах действовало множество скупщиков серебра (solvküpare), с которыми все время боролось правительство. Серебром и медью торговала семья стокгольмских купцов Бракель. Бургомистр Вестероса, затем советник в Стокгольме Педер Янссон торговал железом, вывозил его на своем корабле, которым командовал некий Йене³⁶. Постоянно жил под Фалуном торговец Хенрик van Gukea, который умер около 1500 г., оставив 140 ши (ок. 25 т) меди³⁷. У бергеманов Норберга скупал железо торговец Лауренс Ингебьернссон, в одной из приобретенных им партий было 15 700 брусков (ок. 11 т)³⁸. Купец Лассе в 1481 г. купил за 20 бочонков железа имение в Далекарлии, с рудными разработками, долей в плавильне (Rörs hyttan, Husby)³⁹; в стокгольмских книгах он фигурирует как "чёпман Лассе далькарл" (т. е. из Даля или Далекарлии), и там же фиксируются его деловые поездки в Любек⁴⁰.

Сделка Лассе возвращает нас к вопросу о том, что, занимаясь сбытом металла, некоторые купцы проникали в горное дело в качество предпринимателей. О ведущей роли бюргерства в горном предпринимательстве говорится особо. Здесь же подчеркнем, что это были прежде всего торговцы – экспортеры металла и иноземные купцы, оседавшие в шведских городах. Они проникали на горно-промысловые территории, приобретая или арендуя там рудоносные участки, иногда начинали с покупки там хотя бы лавки, т. е. с установления постоянной фактории⁴¹. Крупные предприниматели, получавшие лицензии от короны, обычно организовывались в компании с долевым участием. От середины XIV в. свидетельство такого рода сохранилось в уставной грамоте для Медной горы от 1360 г., согласно которой два купца – стокгольмец Томас Литлагарп и вестеросец Годсвен Юнге – получили право на разработку рудников (gruvrum) и раздел прибыли в соответствии с долей каждого (sin del) в рудниках и плавильнях⁴².

Другое свидетельство относится к концу XV в. Купец Laurens Herysch, бюргер из Кракова, в 1496 г. получил от шведского правительства лицензию на разработку руды в Бергслагене. Вместе с компаньонами (гражданство которых неясно) он должен был на свои средства произвести разведку руды и, обнаружив серебряные, медные, свинцовые или железные залежи на "королевском альменнинге", начать добычу и плавку металла; в течение первых трех лет они освобождались от налогов, но обязывались продавать половину добытого серебра по "подходящей цене" (gängse pris) монетным мастерам. В течение 10 лет ни один прелат или фрельсисман (friboren) не имел права вторгаться в новые разработки, которые производил обладатель лицензии⁴³. Своей лицензией краковец Лауренс Хериш был обязан в первую очередь напряженным поискам источников монетного сырья, которые велись правительством Швеции в конце XV в., но обнаруженный М. Маловистом документ весьма интересен и как прямое свидетельство организующей роли купеческого капитала в горном деле. Как правило, предпринимателями выступали натурализовавшиеся в Швеции выходцы из городов вендской Ганзы.

Любопытные данные можно привести и о торговцах рыбой. Шведские купцы принимали участие в организации лова и скупке рыбы на сконских сельдяных промыслах, но чаще действовали на рыбных промыслах, ближайших к шведским городам. Специальные привилегии для столичных рыботорговцев известны с середины XV в. Позднее в Стокгольме и Норчёпинге эти купцы образовали даже свои цехи (окончательно оформленные, однако, лишь в XVII в.)⁴⁴. В городских документах чаще всего упоминаются так называемые "лососники" (laxekarlar). В стокгольмской налоговой описи за 1460 г. их упомянуто 9, а всего в городе в это время было свыше 20. Из них налог уплатили 8 чел.⁴⁵, причем общая сумма его составила 7 мк, тогда как сумма налога с 33 рыбаков составила около 12 мк. Очевидно, что имущественное положение лососников было намного лучше имущественного положения обычных рыбаков (fiskere), что позволяет видеть в них не ловцов лосося, а торговцев. П. Анлунд указывает, что лососники не столько ловили рыбу, сколько оптом закупали ее, солили и отгружали на корабли для сбыта на дальних рынках⁴⁶. Наблюдение ученого, видимо, правильное, ибо сведения о торговцах лососем подтверждаются и другими материалами⁴⁷. В Турсхелле, выросшей благодаря специализированному промыслу лосося, было более трех гильдий, а городской налог в 1413 г. достигал 90 мк⁴⁸, что свидетельствует о достаточно широкой торговой прослойке, видимо, связанной с хозяйственным профилем города. В городских книгах упоминаются и торговцы тюлениной, тюленьим жиром (sälkarl, sall-, själköpäre).

У нас нет прямых данных о существовании зависимости рыбаков от торговцев рыбой, но некоторые факты позволяют считать, что такая зависимость была. Прежде всего – общая бедность рыбаков: если средний налог с жителя Стокгольма в 1460 г. составлял 6 эре, то из 47 рыбаков лишь двое уплатили по 6 эре, 12 чел. – по 3-4 эре, 19 чел. – по 1-2 эре и 14 чел. не уплатили налога вовсе. Затем – имущественная дифференциация в их среде. Часть рыбаков платила налог с бота или баркаса, часть – лишь с остроги или бредня, а некоторые являлись наемными работниками⁴⁹. Имеются данные о торговцах, которые арендовали либо имели собственные рыбные ловли⁵⁰, где действовали соответственно арендаторы либо наемные люди.

Поскольку рыба – скоропортящийся продукт, для рыбацкой удачи важен не только сам улов, но и его скорейшая реализация. Но в сезоны путины рыба была дешевой, и в лучшем положении оказывался тот владелец улова, кто мог выжидать, законсервировав партию рыбы, т. е. имел соль, бочки, амбар и т. п. Поэтому можно думать, что промысловики нередко зависели от торговцев-скупщиков, т. е. происходило внедрение городского купеческого капитала в промысел.

Как любопытный факт, можно отметить, что среди рыботорговцев Стокгольма почти не было немцев: преобладали скандинавские имена. Такая же закономерность характерна для своеобразной шведской торговой специальности биркарлов (birkarlar).

Наименование "биркарл" восходит к той же основе "бирк", что и Биркрэтт, и Бирка. Термин "birk" ("berek", "björk") является предметом длительной дискуссии, общий итог которой сводится к тому, что это термин из истории торговли. О биркарлах же известно, что они были деловыми людьми, которые действовали среди финнов и лопарей⁵¹. Чтобы понять историю и специфику деятельности биркарлов, надо вернуться на несколько столетий назад.

Северное побережье Балтийского моря и его жители привлекали большое внимание викингов. Там проходили важные коммуникации, связывающие шведов со славянами и другими народами Восточной Прибалтики. Сама Приботния была богата хорошими мехами и рыбой (в частности, лососем) – ценными товарами торговли. Для Швеции (как и для Новгорода) Север в то время имел прежде всего промысловое значение, и важнейшим путем его освоения была торговля⁵². Местные жители – "лесные люди" (skogsmän skogkarlar), охотники за зверем, птицей и рыболовы – охотно вступали в меновую торговлю⁵³. За меха, которые служили там мерилом стоимости⁵⁴, они стремились получить ткани и предметы из металла. Герой "Саги об Эгиле" знатный человек Торольв, собирая дань с карелов, финнов, саамов, одновременно, как и все викинги, торговал и занимался грабежом. Позднее конунг поручил сбор дани там другим людям – состоятельным, но незнатным, невысокого рождения, а Торольв оказался отстраненным от этих прибыльных поездок⁵⁵. Порученцы короля – откупщики дани, сменившие, таким образом, предводителей викингов, были "торговыми бондами", привыкшими ходить как фарманы в морские торговые экспедиции⁵⁶. Е. Антони полагает, что они чаще всего происходили из меларенского тракта: не случайно частым наименованием торговых местечек в Северной Балтике стал тогда топоним Birkala – финская форма "Бирки"⁵⁷.

В XIII в., когда после серии крестовых походов эти территории попали под власть шведских королей и туда хлынула волна переселенцев-шведов разного ранга, отдельные представители верхушки местных бондов (теперь смешанной по этническому составу) из Западной Ботнии со второй половины XIII в. стали получать индивидуальные привилегии на торговлю с лопарями. Эти же люди, ставшие теперь местными, обычно собирали и налог, в основном, как и ранее, меха, за что отчисляли в свою пользу долю полученного налога. Судя по Хельсингалагу, официальный налог был невелик и, скорее, служил символом подчинения⁵⁸. Но торговцы-сборщики, пользуясь своими лицензиями, грабили местное население, справедливо прослыв среди современников и позднейших историков "тиранами лопарей". К середине XIV в. такой смешанной" деятельностью среди саамов занялись и переселившиеся туда немцы (в том числе служители церкви)⁵⁹.

С XIII в. за купцами – сборщиками дани окончательно утвердилось наименование "биркарлы". Специальные привилегии для биркарлов "всех сословий" с конца XIII в. и включая указ 1358 г. "навечно" (till evig tidh) предоставили им полную свободу в пушной торговле⁶⁰. Главными пунктами их деятельности были гавани и центры церковных приходов Умео, Питео, Люлео и Горнео⁶¹, превратившиеся в XIV в. в городки – средоточие местной и транзитной торговли, где имелись гильдии биркарлов. Из них самым крупным был Умео, который до 1647 г. относился к Упсальскому архиепископству – еще одно свидетельство традиционных связей с Мелареном⁶². К рассматриваемому периоду биркарлы стали в основном бюргерским элементом Северной Швеции. Сочетая торговлю с откупом налогов и деятельностью в фискальной администрации, биркарлы эксплуатировали местных охотников и рыбаков, которые оказывались в зависимости от них⁶³.

Те торговцы, которые приезжали на север из основных шведских территорий, назывались не биркарлами, а лаппфараре (lарpefarare, "путешествующий к лопарям") или ботнийцами (bottnekarl, botnakarl). В стокгольмских книгах второй половины XV в. фигурирует полтора десятка ботнийцев⁶⁴. Иногда так обозначали и лиц, приехавших или переселившихся из Ботнии⁶⁵; не исключено, что часть торговцев-ботнийцев, живших в собственно Швеции, вышла из биркарлов.

Итак, можно констатировать проникновение городского купеческого капитала в специализированные промысловые отрасли – горно-металлургическую и рыболовецкую – и подчинение ему также части лесных промысловиков. Это вело к увеличению массы товарных продуктов – прежде всего за счет хищнического использования природных ресурсов.

Несколько иначе обстояло дело с городским ремеслом. Известно, что утрата самостоятельности средневековыми городскими ремесленниками тесно связана, с одной стороны, с экономико-социальной характеристикой самого производства (особенностями труда и сбыта, прежде всего наличием технологической дифференциации производства), с другой – с проникновением в ремесло купеческого капитала. В Швеции, где не было городского ткачества–самого раннего в Европе очага капиталистического производства, – наиболее развитая в социальном отношении организация труда была характерна для тех отраслей ремесла, где господствовали крупные, прежде всего государственные, заказы. В XVI в. одними из первых были организованы на мануфактурных началах пушечные дворы⁶⁶. Уже в XIV и XV вв. такая форма была, видимо, характерна для городских корабельных верфей, а также для крупных строительных артелей, во главе с подрядчиком, который распоряжался мастерами и "работным людом"⁶⁷.

Кто стоял во главе артелей корабелов, строителей, пушкарей или колокольников – неясно, но, скорее всего, подрядчик-мастер. Купец-предприниматель раннекапиталистического типа совершенно определенно присутствовал лишь в одной из сфер дифференцированно-кооперированного производства – в монетном деле (с XV в.).

Монеты были предельно стандартизированным товаром, в основе их массового производства лежало четкое разделение труда. Серебро в слитках (которые формовались здесь же, у плавильной печи, а в сырье включались и зарубежные монеты, полученные в виде пошлин) протравливалось для повышения пробы, рубилось на куски, раскатывалось в листы, последние разрезались на заготовки. Заготовки взвешивались, затем чеканились, штамповались и обрезались при помощи гравированного штемпеля, тяжелого молотка и особых ножниц; готовые монеты также взвешивались и проходили контроль на пробу, легенду и т. п. Все эти операции – от литья до гравировки штемпелей – были частичными, они производились отдельными людьми, соединенными в сложную кооперацию⁶⁸. В документах эти люди не фигурируют, обычно там назван только "монетчик" (myntara, monetarius и др.) – глава монетной мастерской, точнее, подрядчик, взявшийся за выпуск данной серии монет. Как правило, это был ювелир⁶⁹, заключивший с правительством контракт на выпуск партии монет⁷⁰. Ювелиры-"златокузнецы" "(guld.smed.erna) составляли значительную прослойку в торгово-ремесленной среде. Формально они могут быть причислены к ремесленникам, поскольку производили материальные ценности. Это были "аристократы ремесла", обладавшие значительными наличными средствами, недвижимостью в пределах города и вне его⁷¹, входившие в состав патрициата и в привилегированные гильдии. В частности, среди 750 членов патрицианской гильдии св. Гертруды, состоявших в ней в течение 1419-1489 гг., было всего 36 лиц, обозначенных по ремесленным специальностям, из них 10 ювелиров⁷². Но многие так называемые ювелиры были вовсе не ремесленниками, а торговцами, притом крупными. Так, олдерман гильдии св. Барбары ювелир Отто в конце XV в. имел в Стокгольме две усадьбы и пять лавок: "старую" – около его местожительства; "угловую" – около рынка; "уличную", с погребом, – в западной части рынка, около дома купца Магнуса; другую "уличную"– у восточного входа на рынок и "лавку за воротами"⁷³.

Вряд ли все эти лавки были связаны только с ювелирным делом, и уж наверняка сам Отто не сидел с лупой у ювелирных тиглей и тисочков. В Стокгольме середины XV в. насчитывалось более 30 ювелиров, много их было в Кальмаре и других крупных торговых и административных центрах. Уже упоминавшийся "монетчик ювелир" из Кальмара Тидекин имел недвижимость и лавку, занимался торговлей⁷⁴; известны имена таких монетчиков, ювелиров и купцов, как Бракель и Канстен, Ханс Граве; один монетчик был известен как купец, торговавший в деревне. Многие ювелиры и монетчики состояли в родстве с известными купеческими семьями⁷⁵. Именно таким купцам из ювелиров, ставшим предпринимателями, и было подчинено с XV в. производство монеты.

Что касается места и роли купцов в остальных отраслях городского ремесла, то здесь возникают лишь некоторые предположения, основанные на своеобразном профессиональном определении некоторых бюргеров. В разной связи в источниках применяются определения типа "портной купец" (Glaus skräddare köpman, лат. вариант: sartor mercator) или "портной, который купец" (Anders Ragvaldsson sartor som köpman er)⁷⁶. Определение "купец" прилагалось в разной связи к сапожникам (sutor mercator), пекарям (bågare köpman), медникам (kopperslagere köpman), мельникам (mölnare köpman)⁷⁷. Известны и определения типа Gerd skeppare mölnare: этот "шкипер мельник" владел кораблем или его долей и возил соль из Халланда на паях с Бертилем; который назван smid; другой "кузнец" назван шкипером (peder smid skipparen), он ходил в Лифляндию⁷⁸. Иногда бюргер имел только ремесленное обозначение, без добавления "köpman", но о нем точно известно, что он занимался торговлей⁷⁹.

Иногда занятия лица можно определить по составу его имущества, размеру налога или иным признакам. Например, четыре пекаря входили в разные годы в привилегированную столичную гильдию св. Гертруды, один из них одновременно был олдерманом гильдии св. Катерины⁸⁰; "молодой" пекарь Ханс был сборщиком налогов в 70-е годы XV в.⁸¹ "Кузнецы" Ханс и "молодой" Ханс также состояли в гильдии св. Гертруды (1442, 1460 гг.), причем второй из них – тот самый "кузнец Ханс", который в 1460 г. уплатил 8 марок (!) налога⁸². Эти люди, конечно, не были простыми ремесленниками.

Ф. Линдберг видит в загадочных "смешанных" обозначениях признак смены занятия, происходившей "через поколение": сын портного выходит в купцы⁸³. Уже говорилось, что правильнее видеть здесь не только смену занятия, но прежде всего смену статуса. В данном случае хотелось бы обратить внимание на другие обстоятельства, до сих пор находившиеся в тени.

Так, среди "купцов-ремесленников" более всего "портных". В одних только стокгольмских документах и только за середину XV в. фигурируют несколько портных, которые там же названы купцами или о них было точно известно, что они занимались торговлей либо входили в торгово-патрицианские круги⁸⁴. Городские документы показывают также, что среди портных были состоятельные люди. При вступлении в цех портных требовался значительный взнос (7 мк). Некоторые портные платили по 1-2 мк и более земельного налога (5 чел. ив 23 портных, уплативших в. Стокгольме налог в 1461 г., – члены привилегированной гильдии св. Гертруды)⁸⁵. С другой стороны, среди портных были бедные люди с низким налогом и большими долгами, обитавшие в ветхих жилищах⁸⁶. Возможно, в этой профессии, особенно в условиях столицы, резче обозначалась дифференциация, сопровождавшаяся отрывом разбогатевших мастеров от производства, превращением их в профессиональных торговцев. Нельзя не учитывать и другую возможность – вступление каких-то торговцев в цех портных, после чего их стали называть "портными". Не исключено также, что среди "купцов-портных" были люди, втянутые в торговлю импортным или домашним сукном⁸⁷, но не порвавшие с мастерскими – теперь уже в качестве раздатчиков либо хозяев мастерской. Во всяком случае, связь купцов с портновским ремеслом или цехом в Стокгольме очевидна.

Среди бочаров в XV в. также обнаруживается относительна много "ремесленно-торговых" обозначений, в частности связанных с виноторговлей и торговлей металлом⁸⁸. Бочары были среди немногих ремесленников, привлекавшихся муниципалитетом к рыночному досмотру и контролю, что укрепляло их отношения с торговцами. Вступительный взнос в цех бондарей составлял 16 мк. Два бочара состояли в гильдии св. Гертруды⁸⁹. Не исключено, что в их цехе заправляли виноторговцы, рыбники или иные оптовые торговцы, приобретавшие изделия бочаров.

Купеческое (возможно, купеческо-предпринимательское) начало ощущается также в кузнечных специальностях. Среди олдорманов гильдии св. Катерины обнаруживаем "медника" Педера Багге и "слесаря" Микеля⁹⁰. Фамилия Багге встречается в патрицианско-купеческой среде Кальмара; Микель также не мог быть "простым" ремесленником уже потому, что гильдия св. Катерины являлась привилегированной. Иоанн Skalme имел в Стокгольме кузню, а также "медную кузню" (smidhia koppersmidhia) и землю; вероятно, он был не кузнецом, а либо предпринимателем, либо эксплуатировал кузни путем отдачи в аренду⁹¹.

Характер вкрапления в ремесло купеческого элемента не всегда можно определить: то ли это ставшие торговцами ремесленники, то ли вступившие в цехи торговцы. Нельзя сказать с уверенностью, что во всех случаях эти торговые элементы подчиняли себе ремесло. Членство в цехе могло использоваться какими-то торговцами, особенно приезжими, чтобы оформить городское полноправие; в каких-то случаях профиль их торговли был близок профилю цеха, в который они вступали. Но сам факт связи между купцами и наиболее состоятельными ремесленниками несомненен.

Связь ремесла и профессиональной торговли проходила еще по одной линии. Из ряда источников видно, что многие члены цехов и их подмастерья преследовались за побочные заработки коммерческого характера, связанные с рынком: уход на осеннюю рыбную путину ("бросая ремесло"), торговля в деревне ("разъезжая из одного селения в другое"), занятие профессиональной, т. е. посреднической, торговлей (kopmandskaff)^91а, перепродажа изделий другого ремесла⁹². Всеобщее распространение среди ремесленников, а еще чаще носильщиков и извозчиков имела розничная торговля пивом – об этом часто упоминают городские документы⁹³. Весьма вероятно, что мелкая, от случая к случаю, торговля, которой подрабатывали городские жители самых разных специальностей, в каких-то случаях превращалась в их основное занятие либо служила связующим звеном между ними и профессиональными торговцами.

Возвращаясь к вопросу о специализации в среде купцов, можем отметить, что в основе ее в ряде случаев лежал характер товара: купец торговал грубым сукном либо металлом, вином⁹⁴, тканями и платьем или ввозным сукном; последних было особенно много не только в Стокгольме, но и в других городах. Так, в йёнчёпингских Памятных книгах середины XV в. за несколько лет зафиксированы судебные дела ряда местных лиц, торговавших ввозным сукном и полотном⁹⁵. Один из них – купец Магнус Гуннассон, который в 1461 г. обвинял некоего ютландца во взломе своей лавки и краже из нее "сукна, полотна и прочего, что там было", а именно: три полу куска простого сукна; сукна "алеск" – кусок красного, кусок и 9 локтей зеленого, 22/3 локтя черного; наарденского – кусок черного; лейденского – 63/4 локтей; кусок сардука; три рулона полотна; 12 локтей ткани siktodwk, 11 красных женских кошельков (punga)⁹⁶. Возможно, в каких-то случаях отдельные купцы специализировались на ввозе сукна (или другого товара) из определенной страны: например, богатый купец и домовладелец из Кальмара Дидрик имел прозвище Leysk⁹⁷ – не потому ли, что начинал свое дело с торговли лейденским или вообще голландским сукном?

Но, пожалуй, чаще встречались купцы-"универсалы", которые-торговали несколькими товарами из главного ассортимента внешней торговли страны, при случае прихватывая и небольшие партии других, менее ходких товаров. Таким был широко известный купец, стокгольмский патриций и политический деятель Швеции последней трети XV в. Бенгт Смоленнинг, который вел крупную экспортную торговлю медью, железом, лососем, а также ввозил вино и другие товары, имея дела в Кальмаре, Данциге и Любеке. Занимая в течение 30 лет (с 1475 г. до своей смерти в 1505 г.) пост столичного бургомистра, господин Бенгт, как неизменно называют его городские книги, использовал свое положение для получения всяческих льгот в торговле. Только в 1476-1477 гг. магистрат многократно фиксировал сделки Бенгта Смоленнинга и принимал выгодные для него решения: то отмечается, что господин Бенгт на своем корабле привез соль и пиво, а вскоре – партии железа, то фиксируется его монопольное право на вывоз из города (опять же на своем корабле) партии лосося.

Известный купец и патриций Стаффан Вестйёте заключает сделки то на медь, то на солод, которые перевозит на своем же корабле и сам же распродает. Купец и член магистрата Шиммельпеннинг имеет на Корнторге (зерновой рынок столицы) две разные лавки – суконную и пряностей и платит 40 мк штрафа за занятие двумя видами стационарной торговли⁹⁸.

Все эти люди принадлежали к рангу чёпманов, т. е. к высшему слою торговцев. При сопоставлении Памятных, налоговых и служебных книг Стокгольма видно, что число столичных купцов во второй половине XV в. доходило до пяти и более десятков. Если учитывать, что крупной торговлей – ввозом и вывозом – через столицу занималось еще немало иностранцев, эта цифра свидетельствует о серьезной роли в экономике города крупной внешней торговли.

Вероятно, относительно велик был процент крупноторгового элемента и в таких портах, как Кальмар, Сёдерчёпинг, Новый Людос, Евле, Вестервик. В йёнчёпингских Памятных книгах более 30 чел. определяются как купцы. Все это были состоятельные люди.

2. Купеческая элита, ее занятия и общественные связи

Торговая прибыль, как известно, получается при реализации товара по цене, превышающей естественные издержки производства. Соответственно торговый расчет строился прежде всего на дороговизне товаров, т. е. на их редкости в пункте реализации. Поэтому в ту эпоху при сравнительно узком рынке (едва начавшем включать в себя основную массу населения – крестьянство) наиболее прибыльной была дальняя, в частности внешняя торговля⁹⁹. Но она же требовала наибольших вложений средств и наибольшего риска.

Естественно, что именно в среде внешней торговли составлялись значительные состояния и скапливались наибольшие наличные средства. Довольно типичным для этой среды было, например, состояние Хеннинга Перссона: доля наследства, доставшаяся его сыну, включала, помимо земли в Стокгольме и участка в пригороде Сёдермальм, носильное платье, значительные запасы ржи, пшеницы и меди (видимо, товары), 200 мк наличными и 2 фунта чистого серебра.

Бургомистр Стокгольма Людвиг Вессман имел в столице каменный дом с садом и службами (около дома бургомистра Филиппа Енссона), который у него купил коппарбергский фогд за 900 мк (монетой)^99а. Таких фактов много.

В подавляющем большинстве случаев за купеческими именами скрывались целые роды. Материалы о некоторых известных стокгольмских семьях, подобранные К. Шёденом, весьма впечатляют. Семьи Смоленнинг, Вестфаль, Визе, Хельсинг, Хоппенер, Вестйёте, Дингстад, Привальк, Витте, Сварте, Линдорм, Шютт, Кюзе, Шульте, Содде, Аше, Рогге, Кюсте, Мойзе, Бьюр^99б, зажиточные и влиятельные, держали в своих руках оптовую зарубежную торговлю Швеции, все городские посты и связи. Аналогичная картина наблюдалась и в других городах.

Характерно, что, хотя в каждом городе были "свои" видные купеческие семьи (как, например, Смоленнинг или Визе в Стокгольме, Вадмали в Або, Альгутссоны в Чёпинге, Кнокенховеры и Чула в Кальмаре^99в), многие купеческие семьи имели своих представителей в нескольких городах, так что в материалах разных городов подчас на протяжении столетия и более встречаются одни и те же купеческо-патрицианские фамилии.

Так, уже знакомый нам кальмарский купец "из портных" Нильс Багге имел в Стокгольме родичей: Йёниса Багге "с его братом" и Рольфа Багге. Рольф фигурирует затем в Служебной книге столицы; и там же, среди муниципальных деятелей среднего ранга, на протяжении 75 лет мы обнаруживаем последовательно еще нескольких Багге: Андерша, Бьёрна Педерссона (его называли еще Baggens Björn), Нильса "старшего" и Нильса "младшего" (братья или отец и сын)¹⁰⁰.

В 1428-1446 гг. в Кальмаре действовал купец Ханс Мейдеборг (Meydenborgh, Meydeborg), который в 1460 г. за "незаконную торговлю" (køpslaghade mot laghin) уплатил в Йёнчёпинге штраф куском саардамского сукна, видимо, из ассортимента своих товаров; в сентябре 1464 г. в столичный магистрат была подана жалоба его вдовой Биргиттой, где Мейдеборг называется стокгольмским бюргером¹⁰¹. Согласно Служебным книгам столицы, Эрьян (Юрген) Mey[de]berg был "немецким" родманом в 1435-1448 гг. и бургомистром в 1448-1456 гг.¹⁰²

Купеческая семья Слатте в Кальмаре была представлена в XV в. родманом Хейне (1413-1422), Бу (1436-1446), Педером (1442-1451), Эрлендусом Сигассоном (1421-1441) и Харманом (1439-1479). Ту же семью в конце столетия мы встречаем в высших стокгольмских купеческих и магистратских кругах¹⁰³.

Семью Шютте (Skutte) в Кальмаре представляли в начале XV в. Петрус и бургомистр Херман¹⁰⁴. В Стокгольме середины и второй половины того же века в налоговых, муниципальных, судебных документах мы находим ту же купеческо-патрицианскую семью Шютте: Бертиля, Хенрика, Йенса, Лассе (Лауренса), Улофа, Павла Педера¹⁰⁵.

Купцы и члены городского совета Стокгольма первой половины XV в. Витте – Клаус и его потомки Ханс и Хенрик – в 70-е годы XV в. имели родичей в Кальмаре: бургомистра Дидрика и бюргера Хенрика¹⁰⁶. Запись в кальмарской Памятной книге за 1474 г. о Маргит Шульте (Schulte, Skulte) напоминает о крепкой семье Шульте из Стокгольма, которую на рубеже XV-XVI вв. представляли несколько мужских имен¹⁰⁷. Эта семья продолжала действовать в Стокгольме и в следующем столетии¹⁰⁸, Кальмарская купеческая семья начала XV в. Кизе в конце же столетия обнаруживается среди патрицианских кругов Стокгольма¹⁰⁹.

Иногда представители одной семьи в городе имели единое хозяйство, иногда жили разными домами, на разных улицах¹¹⁰.

Благодаря бракам все эти семьи были связаны между собою тесными узами родства и свойства, связи эти охватывали многие города страны и выходили за ее пределы. Единственная дочь первого из известных нам чёпингских бургомистров Маргит Альготсдоттер вышла замуж за стокгольмского судовладельца Бьёрна; овдовев, она вернулась в Чёпинг и сочеталась браком с тамошним бургомистром Юханом Перссоном. Ее дочь Анна Бьёрнсдоттер вышла замуж за жившего в Чёпинге уроженца Стокгольма немца Ханса Вэваре, а овдовев, – за стокгольмского бюргера и купца Дидрика Роста, который позднее стал поверенным в делах Густава Вазы, но затем навсегда переехал в Любек¹¹¹.

Судя по имеющимся данным, "распространение" отдельных купеческих семей по разным городам происходило постепенно. Во многих случаях семья сначала укоренялась в провинциальных городах, затем, путем приобретения недвижимости и полноправия, частично перебиралась в столицу¹¹². В некоторых случаях происходило по-другому: закрепившись в столице, купеческая семья начинала осваивать, "покорять" провинцию¹¹³. Иногда купец долго "кочевал" по провинциальным городам¹¹⁴. Возможно, порядок переездов был как-то связан со складыванием купеческого рода, его происхождением. Например, путь горных мастеров в столицу и в среду чёпманов обычно начинался с получения полноправия в горных городах Эребру или Вестерос. Но в принципе все эти переезды и создание баз, гнезд, очагов в разных городах были неизбежным следствием, проявлением самой профессии.

Все доступные нам документы той эпохи рисуют купца человеком необыкновенно подвижным. Его жизнь, жизнь его сыновей, братьев проходила в непрерывных перемещениях по стране и за ее пределами, что в тогдашних условиях было делом многотрудным, дорогостоящим и рискованным. Нючёпингский купец Мортен Ханссон, по неполным данным любекских пошлинных книг в навигационный сезон 1493 г. трижды плавал с товаром только в Любек: уехал в конце марта, вернулся в Нючёпинг 17 апреля; 28 апреля уехал снова и затем отправился 1 сентября, под конец навигации¹¹⁵. Судя по краткости промежутков между вояжами, Мортен Ханссон на местах имел дело с комиссионерами, которые брали привезенный им товар и снабжали его новым. Поездка из Меларена в Лифляндию занимала неделю, от Риги до Брюгге – до 7-10 недель.

В зимнее время производились операции внутри страны: местные купцы и оставшиеся на зиму чужеземцы (winterliggare) формировали и сбывали оптовые партии товара. В стокгольмских Памятных книгах постоянно упоминаются находящиеся в городе по делам купцы из Сёдерчёпинга, Арбуги, Энчёпинга, Вестероса, Лидчёпинга, Або, Норчёпинга, Норботнии и др.¹¹⁶ В кальмарских Памятных книгах упоминаются приехавшие в город по коммерческим делам торговцы из Линчёпинга, Вестероса, Вестервика, о. Эланд и др.¹¹⁷ В Йёнчёпинге торговали купцы из Кальмара, Сёдерчёпинга, Лапдскроны¹¹⁸ и т. д. В Стокгольме торговали купцы из всех городов страны, по всем городам страны ездили, в свою очередь, столичные купцы.

В каких-то случаях купцы посылали своих служащих либо доверенных лиц. Так было с Хансом Динкстедом, который дал поручение надзирать в Любеке за своим товаром "стригалю" Христиерпу¹¹⁹. В других случаях крупные купцы сами выступали как комиссионеры третьих лиц. В 1484 г. тот же Ханс Диикстед должен был принести клятву сам-двенадцатый в том, что он, его торговый люд и моряки (kiöpmen ос skipmen, skipfolk) не присвоили бочку романеи (rwmmenie), которую данцигский купец Хаис Смид послал Бенгту Смоленнингу; в том же году сам Дингстеде получил через посредников товара на 800 мк¹²⁰. Похоже, что этот богатейший купец и судовладелец в торговые путешествия пускался редко, а использовал наемных людей.

В 1456 г. в суде Йёнчёпинга купец Педер Хоконссон обвинялся в присвоении товара ряда бюргеров города, порученного ему для вывоза и реализации в Любеке. Среди этих товаров были: четыре дюжины козьих шкур, 160 шкурок белки высшего сорта, три медвежьи и две коровьи шкуры. Против бесчестного Педера свидетельствовало несколько лиц, в том числе "портной" и "котельщик". Обвиняемый утверждал, что товары погибли в море, но был уличен во лжи, закован в кандалы и посажен в городскую тюрьму. Тогда он возбудил дело против двух своих попутчиков, возложив на них вину за случившееся, обвиняя в хищении у него куска сукна и мотка полотна^121-123. Аналогичное дело слушалось в Стокгольме в 1476 г., когда далекарлиец Лауренс сумел при помощи двух любечан доказать, что он приехал без товаров из-за гибели корабля¹²⁴.

Эти дела представляют большой интерес. В частности, из них видно, что купцы или фрахтовщики, связанные непосредственно с зарубежным рынком, брались вывезти и продать обычно заодно со своими товарами какие-то товары местных скупщиков и ремесленников; обратно в Швецию они везли "купеческие товары". Такого рода комиссионерство было очень распространено в торговой среде, в отношениях между торговцами и ремесленниками.

Значительное место в деятельности крупных торговцев занимало исполнение комиссий церковных учреждений, светских господ, королей и регентов. Известно, что регенты из семьи Стуре имели своих порученцев-купцов как из среды столичных торговцев¹²⁵, так и из числа "гостей". Среди комиссионеров семьи Стуре был видный стокгольмский патриций и политический деятель Швеции (с начала 80-х годов и до его смерти в 1519 г.), купец и судовладелец, дворянин и государственный чиновник Юхан Йенссон (Сварт). Одним из "моряков" (skipman) Степа Стуре старшего был купец Олоф Шютте, другим – "гость Кнут"¹²⁶, видимо, "своими моряками" господа называли ходивших по морю купцов – их комиссионеров. В замках постоянно держали "дворцовых служителей" (slotztiaenere), которые занимались в прилегающем городе торговой деятельностью. Они освобождались от податей, поэтому многие торговцы стремились попасть в число "дворцовых". В связи с этим возникали конфликты, так что власти вынуждены были иногда специальными распоряжениями ограничивать число своих (наемных?) комиссионеров¹²⁷.

Посредниками рыцаря Бу Йёнссона (Грипа) в XIV в. были вестеросские купцы; через них он приобретал необходимые продукты в окрестностях города и в области. В 70-е годы XIV в. Бу Йёнссон вел крупную экспортную торговлю. Он закупал в Стокгольме огромные партии воска, дорогих мехов и пр. для вывоза в Любек; так, в 1371 г. он закупил с этой целью в общем 22 шп воска, 11 тыс. шкурок горностая и около 18 тыс. дорогих беличьих шкурок (schönwerk). Кроме того, он сбывал любекским купцам металл, полученный ид его владений в Бергслагене. В Стокгольме торговым клиентом и компаньоном Бу Йенссона был крупнейший шведский купец и родман Петер Финнвидесон Олэннинг (Älänning)¹²⁸, семья которого продолжала занимать в столице ведущие позиции в XV в. В середине XV в. бургомистр Шеннинге Петер Фельтцер упоминается как procurator по делам наследников рыцаря Бу Кнутссона (Грипа), он выручил партию позолоченных серебряных изделий, которые рыцарь Бу некогда заложил в Любеке¹²⁹.

Семья Сварте Сконунг¹³⁰ действовала в тесном деловом контакте с купцами Андершем Гудмундссоном, Лауренсом Ульвссоном и Йёнсом Педерссоном, через которых производила сделки в Вестеросе, Вадстене и Лидчёпинге. В 1462-1465 гг. Уке Йёнссон (Сварте Сконунг) продал 5 лэстов и 4 тунны масла, получив за него 384 мк. Из своего замкового лена Аксвалль в Вестерйётланде (держал до 1465 г.) он вывез за это время на 60 мк быков, бычьих шкур и лисьего меха, взамен чего получил английское, фландрское и голландское (лейденское и наарденское) сукно, отосланное в его резиденцию Åkero в Сёдерманланде. Эта сделка была произведена с купцом Лауренсом Ульвссоном, который действовал через вестеросских агентов другого купца – Иёнса Педерссоиа. Сам Йёпс Педерссон регулярно поставлял Уке Йёнссону хмель и соль. С осени 1462 г. до начала 1467 г. Уке Йёнссон сбывал через Йёнса Педерссона масло, шкуры, скот и другие товары, получая взамен сукно, соль, пряности, вина и пр. В обороте между ними были товары на сотни марок, расчет производился как на деньги, так и натурой, через особого агента Уке Йёнссрна, постоянно ездившего для этого в Стокгольм. В 1473 г. Йене Педерссон послал из Нючёпинга в сёдерманландскую резиденцию Уке Йёнссона сукно, хмель, полотно и соль, за что получил в том же году 60 мк наличными, а в 1474 г. – 6 бочек железа (из вестманландского лена), 3 тунны масла и 14 мк наличными. Другой купец, Апдерш Гудмундссон, регулярно закупал у Уке Йёнссона зерно, поступавшее из сёдерманландских ленов, и расплачивался как деньгами, так и экспортными товарами; в 1462-1466 гг. Андерш закупил у Уке Йёнссона зерна на 340 мк.

Семейство Аксельссонов (Тутт) поддерживало постоянные деловые контакты с уже знакомым нам богатым стокгольмским купцом Хансом Смитом или Юханом Смедом, который продавал им, в частности вдове Магдалене Конрадсдоттер, лососей, финских щук, угрей и сало; только в 1481 г. Ханс Смит выручил от доставок госпоже Магдалене 203 мк¹³¹. Юхан Смед еще в 1448 г. фигурирует как столичный родман, который в качестве своего уполномоченного приспособил одного сельского пастора¹³². Смеды имели родню в Данциге: в середине 80-х годов Хансу Смиду, бюргеру Данцига, послал груз железа из Стокгольма купец Ян Мойзес, данцигский бюргер Педер Смид направлял товары Бенгту Смоленнингу¹³³. В конце 80-х годов Ивар Аксельссон (Тутт) протежировал бюргеру Висбю Вильгельму ван дер Вельде (незадолго до этого переселившемуся туда из Германии и занимавшемуся торговлей со Стокгольмом), пользовался его торговыми услугами. В приходно-расходных книгах господина Ивара по Готланду упоминаются транспорты с железом из Стокгольма, снаряженные, видимо, по его заказу, в 1485-1487 гг.¹³⁴

Бюргеры, прежде всего купцы, выполняли для господ не только торговые, но и иные комиссии, например помогали по делам наследства, переправляли какие-то вещи, свидетельствовали в судах¹³⁵, выступали арендаторами господских лавок и другой недвижимости¹³⁶.

Интересно, что некоторые дворяне давали своим слугам или служащим в качестве оплаты (arbetslön) или в награду лавки и товар для торговли¹³⁷. Не исключено, что отмеченные в городских книгах выступления дворян, даже весьма родовитых, а также высших служителей церкви в качестве поручителей за нового бюргера¹³⁸ относились к тем случаям, когда городского полноправия добивались их доверенные лица, комиссионеры, возможно, министериалы.

Крупным заказчиком купцов был сам город, который обладал обширным и сложным собственным хозяйством: складами, причалами, дорогами, мостами, мастерскими (кирпичной, оружейной, пушечным двором), пороховым погребом й т. д. Часть сооружений город строил сам, часть откупал у горожан (например, долю кирпичной мастерской на Фискестранд, за 95 мк)¹³⁹. Особое внимание уделялось вопросам обороны, укреплениям на суше и с берега¹⁴⁰, закупке оружия и поставкам оружия властям (за счет города)¹⁴¹. Для своих и господских нужд город покупал материалы (известь, доски, уголь, веревки, древесную кору для крыш, гвозди, пиво для рабочих и т. д.)¹⁴². Некоторые города, прежде всего столица, имели собственные корабли¹⁴³, которые использовались для подвоза материалов, продовольствия, а также для сделок в пользу города: в 1487 г. стокгольмский городской корабль ушел в Данциг с товаром на 1400 мк¹⁴⁴. Коммерческая деятельность городов была разнообразной: они торговали и спекулировали, сдавали в аренду землю и здания, арендовали землю и помещения, получали и раздавали откупа, нанимали рабочих и служащих, извлекали прибыль из ремесел и промыслов. Город был "коллективным" потребителем и продавцом – важным субъектом рынка.

Комиссиями для города занимались, как правило, купцы и судовладельцы, принадлежавшие или близкие к тем же муниципальным кругам¹⁴⁵, а также зарубежные купцы и шкиперы¹⁴⁶. И здесь можно отметить ту же закономерность: какая-то часть профессиональных торговцев формировалась "через статус" – через выполнение коммерческих поручений города или посредством связи с купцами во время пребывания на городской службе; именно так стали купцами, в частности, некоторые городские нотарии, весовщики, ремесленники.

Важное место в делах многих крупных купцов занимало предпринимательство, а также операции по кредиту и откупам, эксплуатация ювелирных и других мастерских¹⁴⁷. Почти все дипломы, фиксирующие право бюргеров на землю в деревне, касаются именно купцов; для них было обыденным делом иметь земельные владения и держателей в сельской местности.

Среда купцов-чёпманов, как это очевидно, не была однородной. Лучше всего известна купеческая элита с ее многообразной, насыщенной деятельностью, проникавшей в разные сферы хозяйственной и общественной жизни. Но среди чёпманов были и менее зажиточные люди, деятельность которых отразилась лишь в отдельных фактах. Эта неоднородность чёпманской среды зафиксирована законодательством: глава XIV Законов о торговле Стадслага вводит ценз состоятельности чёпмана при допуске его к закупочной торговле, когда формируются партии экспортного товара, – оптовой, полуоптовой и розничной (наименее в данном случае выгодной, к которой допускались и наименее состоятельные купцы).

Среди профессиональных дел торговцев одно из важнейших мест занимал фрахт.

Материал о торговых перевозках представляет большой интерес, поскольку только он дает представление о некоторых сферах, формах организации и приемах торговли; "в обычных" городских источниках и дипломах эти сюжеты почти не просматриваются.

Вся внешняя торговля и подавляющая часть крупных внутренних операций были связаны в Швеции с плавсредствами. Перевозка товаров производилась как шведскими бюргерами, так и иноземцами, на собственном или нанятом корабле, в индивидуальном порядке или в составе группы торговцев. Корабль управлялся самим наемным шкипером купца (если он же – судовладелец) или судовладельцем. Аренда корабля производилась на сезон, на поездку и т. д. Очевидно, что вопросы фрахта связаны и с составом купеческой собственности, и с организацией торговли, и с условиями мореплавания.

Главным источником здесь являются таможенные книги ганзейских городов, прежде всего Любека. В его рукописных книгах конца XIV – начала XV вв., детально изученных В. Коппе и К. Вейбуллем, материал о фрахте занимает одно из ведущих мест. К. Вейбулль показал, что хотя в шведской внешней торговле, в частности столичной, ведущие экономические позиции принадлежали крупному купечеству, преобладающее число фрахтовщиков принадлежало к средним и мелким торговым кругам: в 1399 г. из 144 фрахтовщиков, курсировавших по линии Любек – Стокгольм, 103 были мелкими фрахтовщиками, в 1400 г. их было 90 из 122. Мелкие и средние фрахтовщики играли еще большую роль в Кальмаре, и особенно Сёдерчёпинге, а в торговле Людоса их роль была ведущей¹⁴⁸.

Таможенные книги за 1368-1399 гг. дают имена многих шкиперов и фрахтовщиков, которые можно найти и в других ганзейских, а также шведских документах. Эти имена самого разного происхождения, но преобладают немецко-фризские и скандинавские: шведские, датские, норвежские. Из 286 бефракторов, которые плавали в Швецию, 17 носили шведские имена (один плавал в Стокгольм, шестеро – в Кальмар, восемь – в Сёдерчёпинг и два – в Людос) и у 18 – неопределенные имена. Конечно, решать вопрос о национальности на основании имен весьма сложно; за немецкими именами, тем более с характерным окончанием на "son", могли скрываться и бюргеры из ганзейских городов, и немцы, осевшие в шведских городах, и шведы. Но в целом получается, что если торговля между Любеком и норвежским Бергеном находилась в немецких руках целиком, то в торговле между Любеком и шведскими городами шведская сторона, представленная урожденными шведами и натурализовавшимися немцами, играла значительно большую роль¹⁴⁹.

Между этими чертами зарубежной шведской торговли – численным преобладанием в ней мелких и средних фрахтовщиков и большим участием торговцев из самой Швеции – была определенная связь; обе они в немалой степени определялись спецификой транспортных средств и условий товарных перевозок на Балтике.

Корабли всегда стоили дорого¹⁵⁰, особенно немецкие или немецкого образца: кугги, а также карвы, клиппы, шиффы¹⁵¹ с грузоподъемностью до 60-100 лэстов, т. е. 150-200 т¹⁵². На них ходили ганзейские купцы, а в Швеции владеть таким кораблем было под силу только самым богатым людям: регентам, видным дворянам, некоторым торговым городам, самым известным купцам. Такой корабль имел вестеросский бургомистр Педер Янссон, торговавший железом; стокгольмские патриции Бенгт Смоленнинг, Ханс Динкстеде, Стефан Вестйёте¹⁵³; город Стокгольм, регенты из семьи Стуре и рыцарь Лауренс Аксельссон¹⁵⁴. Сплошь и рядом кораблем владели на паях, приобретая "долю корабля": 1/2, 1/3 и т. д. Такие владельцы корабельных паев фигурируют в кальмарских Памятных книгах: в 30-е годы XV в. бюргер города Маттис Датчанин (Danske) приобрел землю взамен половины корабля; Педер Каре (Kare, Karon) приобрел половину корабля; долю в корабле имел Олоф Трестасон¹⁵⁵ и т. д. Стокгольмскому купцу Маттиасу, не расплатившемуся с долгами по покупкам хмеля, грозила потеря его доли в корабле (tali til hans skip)¹⁵⁶. Иногда крупным кораблем владели на паях бюргеры нескольких городов¹⁵⁷.

В провинциальных городах обычно использовались небольшие корабли – боты грузоподъемностью по 5-6, 10, 12 и 24 лэстов¹⁵⁸. Такими кораблями владели, в частности, купцы Або и Выборга (данные по второй половине XV в.)¹⁵⁹. Чем меньшего размера были корабли, тем чаще ими владели местные купцы-шведы и финны, и тем чаще ходили они сами на своих кораблях¹⁶⁰.

Во главе кораблей стояли "моряки" и командиры – "шипманы" и "стурманы" (skipman, styreman), которые плавали либо под главенством владельцев, либо по их заданию (т. е. служили за зарплату¹⁶¹), либо "от себя", как кораблевладельцы. Последних называют чаще всего "шкиперами" (skeppare).

В городских документах фигурируют десятки шкиперов: более 80 – в Памятных книгах Стокгольма (включая 24 шипмана и 5 стурманов), а Кальмарских – до 20 шкиперов и шипманов. Но если шипманы и стурманы – это всегда лица, возглавляющие команду на чужом корабле, то шкиперами называли лиц разного статуса. По существу это был собирательный термин. В узком смысле шкипер – также глава корабельной команды. Но если одни шкиперы были лицами наемного труда и служили на чужих кораблях в качестве капитанов (как, например, те, что упоминаются в связи с кораблями Стена Стуре, господ или стокгольмских купцов как их личные "корабельные командиры")¹⁶², то другие владели кораблями, которыми командовали, и в качестве кораблевладельцев принимали заказы на перевозки¹⁶³. Обычно это были разовые перевозки, которые оплачивались по контракту в зависимости от маршрута, иногда величины и характера груза¹⁶⁴.

Контракт или заказ на перевозку (fracktene) оформлялся в магистрате¹⁶⁵, и там же свидетельствовалась расплата¹⁶⁶. Судебные дела, возбужденные в связи с тем, что какие-то купцы не отдавали шкиперам плату за фрахт, в нарушение "водного права" (waturettin), известны из тех же городских книг¹⁶⁷.

Из этих документов также видно, что если корабль нанимала группа купцов, то каждый из них платил шкиперу в соответствии с принадлежавшей ему долей перевозимого товара¹⁶⁸. Найм корабля группой купцов был очень распространен, на одном корабле могли перевозиться грузы 20 и более лиц, которые иногда их сами же и сопровождали¹⁶⁹.

Судя по всем данным, шкиперы-судовладельцы имели обыкновение брать наряду с фрахтом торговые комиссии, а также занимались торговлей от себя¹⁷⁰, иногда крупной. Так, шкипер Герд, "мельник", привез в Стокгольм из Голландии и продал партию соли без малого на 357 мк; по каким-то предыдущим делам он был должен купцу Бертилю Смиду 350 мк¹⁷¹. Шкипер Олоф имел собственность в Бергслагене, в рудниках¹⁷². В документах говорится как об обычном деле об объединении шкиперов между собой и с купцами во всевозможные компании для совершения торговых путешествий (см. гл. 2). В таможенных книгах Любека также фиксируются случаи, когда один шкипер не только платил пошлину за несколько поездок, но платил ее одновременно за два и более корабля, притом за купеческие товары¹⁷³. Таким образом, шкиперы-судовладельцы обычно бывали и купцами. Занимались торговлей и наемные шкиперы-капитаны и матросы¹⁷⁴.

С другой стороны, купцы, имевшие собственные корабли, иногда занимались перевозками либо брались продать вместе со своим товар третьих лиц. Такого рода дела в 30-40-х годах XV в. вели, например, некоторые купцы Нючёпинга между собою и с купцами Данцига (в связи с чем возникло несколько судебных исков¹⁷⁵). Торговля, фрахт и судовладение сплошь и рядом выглядели как единое занятие.

Большинство шкиперов-судовладельцев на внешнеторговых линиях Швеции были немцами из ганзейских городов. Одно время почти все перевозки из шведских гаваней производились купцами и шкиперами из Любека, Данцига и других городов Ганзейского союза (Stockholmsfarare)¹⁷⁶. Конечно, среди балтийских шкиперов были также и скандинавы – шведы, датчане и норвежцы¹⁷⁷. В XV в. скандинавские имена в среде шкиперов, как и в среде купцов-судовладельцев, постепенно стали встречаться чаще¹⁷⁸, а число капитанов-шкиперов значительно увеличилось.

Транзитная торговля, особенно связанная с морскими перевозками, была чревата физическими трудностями, опасностями и материальными потерями. Корабли тонули, их грабили пираты¹⁷⁹ и пиратствующие феодалы¹⁸⁰, арестовывали соперники; торговые коммуникации страдали из-за войн и междоусобиц. В довершение всего купцам и шкиперам сплошь и рядом недоплачивали их клиенты-господа¹⁸¹. При потере кораблей, грузов, "гонораров" торговцы терпели убытки, подчас невосполнимые. Видимо, стремлением обезопасить свой капитал и объяснялась практика "дробления" партий товара на сравнительно мелкие части и размещения их на многих кораблях.

Эти же соображения, вероятно, побуждали купцов сохранять часть капитала как своего рода гарантийный фонд, поместив ее в недвижимость, дающую стабильный доход. В городах торговцы имели земельные владения и держания как бытового, хозяйственного предназначения (под огородами и т. п.)¹⁸², так и коммерческого характера. Городские книги Кальмара показывают, что бюргеры, прежде всего купцы, имели землю, лавки и другую недвижимость одновременно в разных городах и использовали эту собственность, подобно светским и церковным господам, прежде всего для получения арендных плат¹⁸³.

Дипломы рассматриваемого периода свидетельствуют также о проникновении бюргеров в деревню, где они владели дворами, хуторами, поселениями, рыбными ловлями. Таких дипломов довольно много, и в подавляющем большинстве случаев в них фигурируют лица, имена которых обнаруживаются в купеческо-патрицианских кругах. С середины XV в., когда война между Данией и Данцигом (1454-1466) ухудшила торговую ситуацию на Балтике, некоторые купцы поставили корабли на приколы либо продали их¹⁸⁴ и вложили основные средства в землю.

4. Проблема немецкого купечества шведских городов

Процесс социальной трансформации купеческо-патрицианской верхушки, частью которого было вложение купцами в землю средств, изымаемых ими из торговли, имел в Швеции специфические формы вследствие того известного факта, что высшие городские торговые слои страны в рассматриваемый период состояли по преимуществу из лиц немецкого происхождения, в конечном счете не уверенных в судьбе своего капитала в чужой стране. Разумеется, это не значит, что в том же Стокгольме – центре немецкого капитала в Швеции – не было крупных чёпманов-шведов: те же Смоленнинги, Вестйёты, как и абоские Вадмали и ряд других семей, явно восходят к местным корням. В средних и низших профессиональных торговых слоях, персональный состав которых известен очень мало, местные люди были, вероятно, представлены много шире. Но большинство крупных торговцев в городах Швеции XIV-XV вв. были немцами по обеим или одной линии родства.

С немецким происхождением отчасти были связаны и перемещения ряда купеческих семей по стране, и их причастность к цеховым кругам. Так, поскольку в столичное чёпманство сразу попасть было трудно, некоторые приезжающие в Швецию немцы начинали свою деятельность в провинции либо в цехах.

Такой путь прошла, в частности, "чисто стокгольмская" семья Визе, переселившаяся в Швецию в XIV в., вероятно, из Любека. В конце XJV в. она принадлежала к бюргерству, два Визе (Герхард и Годехард) вели торговлю с Любеком, третий (Альф) – во Фландрии. К середине XV в. четверо Визе закрепились в ремесленной верхушке – среди сапожных мастеров, хотя один из них (Хенрик sutor) уже был членом привилегированной гильдии Хельга Лекамен, так что, скорее всего, занимался торговлей. Пятый Визе (Клаус) был членом той же гильдии, одновременно заседателем гильдии св. Гертруды и уже числился чёпманом; занимая посты советника, а затем бургомистра (1458-1471 гг.), он играл важную роль в политической жизни столицы, участвовал в херредагах, относился к прошведской партии и был очень богат. Клаус Визе женился на свояченице купца и немецкого родмана Ханса ван Ашена, а из его четверых сыновей один был советником (Кристофер, умер, как и отец, в начале 80-х годов), другой (Лауренс) – городским землевладельцем. Интересно, что в 60-х годах XV в. в качестве зарубежного "гостя" у бюргеров Стокгольма регулярно жил купец (из Любека?) Маттис Визе, а в 70-х годах на линии Любек – Стокгольм вели оптовую торговлю Беренд и Хенрих Визе (Wisse)¹⁸⁵.

Иногда путь к статусу чёпмана пролегал через саму торговлю¹⁸⁶, обычно через систему "временного бюргерства"¹⁸⁷. Так, семья Генриха ван дер Хейде (Heyde), родившегося в Стокгольме, но затем уехавшего в Любек, принадлежала к любекской ремесленно-купеческой среде; мастер Хеннинг ван дер Хейде был выдающимся любекским художником и скульптором. В прошлом эта семья, вероятно, переселилась из Голландии: имя Wiik van der Heyde фигурирует среди известных экспортеров сукна из Брюгге и английских портов. Стокгольмские Хейде встречаются только среди купцов и членов магистрата¹⁸⁸. Внедрение бюргеров из немецких городов в шведские купеческие круги проходило также через горное предпринимательство, через приобретение земельных владении, в частности в городах¹⁸⁹.

Многие купцы, проживая в шведских городах, имели родню в городах вендской Ганзы, поддерживали с ней коммерческие и родственные контакты, меняли бюргерство по нескольку раз. Некоторые из них становились гражданами то немецкого, то шведского города, одни и те же семьи можно было встретить в высших бюргерских кругах Стокгольма, Любека, Висбю, некоторые имели гражданство одновременно в шведских и ганзейских городах. Яркий пример тому – абоская патрицианская семья Фрезе. С 1416 г. в Або начинает фигурировать Arnaldus Fresykini, который, судя по его пожалованиям соборной церкви, был очень богат. Его сын Arndt Vrese в 1427 г. был родманом в Ростоке. Два других сына, Фредрик и особенно Якоб¹⁹⁰ вели обширную торговлю с Пруссией, Новгородом и Фландрией, чем весьма способствовали и собственному обогащению, и торговому престижу Або. Фредрик упоминается с 1405 г. в документах Або; там же он был похоронен в 1454 г. Якоб был бюргером Або с 1419 г. и в течение четверти века (1430-1454) состоял там бургомистром; затем он уехал в Ревель (в бюргерской верхушке которого имел большие связи), где и умер (1455). Его сын Хенрик Фрезе (Frise) был бакалавром, затем магистром в Парижском университете (1450-1452), учился в Кёльне и умер в Або, будучи настоятелем собора. Другой его сын, Фредрик Якобссон, остался, как и отец, купцом, получив по завещанию, помимо недвижимости и разных вещей, 2 тыс. рижских мк наличными. Его сестра Бригитта была замужем за "немецким" бургомистром Стокгольма Эрьяном Мейдеборгом (об этой супружеской паре уже не раз говорилось), а другая сестра – за ревельским бургомистром Kost van Borstel. Дочери Фредрика Якобссона вышли замуж за абоских купцов; один из них (von Eken) имел связи в Выборге, другой (Hans von Asken) в стокгольмских патрицианских кругах, к которым принадлежал и один из Фрезе: Gödeke, Götke; последний в 50-60-х годах занимал посты в столичном муниципалитете. Пастор Хенрик Фрезе, сын "господина Йенса Фрезе", продал каменный дом на Чёпманнгатан в Стокгольме, но сам жил в Або¹⁹¹.

Иногда "двойное" гражданство было буквальным. Родман Йёпчёпипга Byrghe i Ekerydlie (1457, 1464, 1465) оказывается любекским купцом Биргером Йенссоном. По два бюргерства имели купеческие семьи Бракель, Капстен, Сварте, ван дер Хейде, Лонге н др. Так, первый Лонге (Hennekin) был по жене свойственником любекских купцов Хиллебрандов и сам, видно, любечанин; в XIV в. он появился в Стокгольме, в 1340 г. оформил бюргерство сына Иоганна, в 1341 г. упоминается Тедекин Лонгус из Нючёпинга (Gödhekin Longus de Nyköpinge), но уже как бюргер Любека. В 1350 г. он вернулся в Нючёпинг, где и скончался, после чего его вдова и дети окончательно переехали в Любек¹⁹².

Факт происхождения большинства купеческих семей шведских городов XIV-XV вв. из бюргерства ганзейских (и вообще немецких) городов доказан давно. Основная масса семей этого круга сложилась в XIV в., и для этого столетия бесспорно не только господство Ганзы во внешней торговле Швеции, но, вероятно, вообще можно говорить о "немецком купечестве шведских городов". В XV в. господство Ганзы во внешней торговле Швеции оставалось нерушимым. Что же касается немецкого купечества в шведских городах, то тенденции здесь были неоднозначными.

Во-первых, безусловное преобладание немцев было характерно для Стокгольма, Кальмара и, видимо, для всех крупнейших портовых городов. В Йёнчёпинге среди купцов и судовладельцев мы встречаем уже много скандинавских имен, и, как уже говорилось, в торговых слоях мелких городов немцы, возможно, не преобладали. Во-вторых, в условиях смут и борьбы за власть в Швеции, особенно в период Кальмарской унии, когда страна формально подчинялась датской короне, главному сопернику Ганзы на Балтике, немцы, особенно купцы, вовсе не чувствовали себя уверенно в шведских городах. При усложнении политической ситуации многие из них покидали страну. Так было, например, в 80-х годах XIV в., во время войны между Маргаритой Датской и Альбректом Мекленбургским, когда из Швеции уехали примерно 300 бюргеров-немцев, которые вернулись затем лишь в 1396 г. Такие "приливы" и "отливы" в верхушке шведского бюргерства наблюдались затем неоднократно. Антинемецкая оппозиция особенно проявилась с начала XV в., затем в восстании Энгельбректа (1434-1436), националистическая окраска которого, вне зависимости от первоначальных побудительных мотивов движения, задевала не только датчан, но и немцев.

После битвы при Брункеберге (1471) те, кто по определенным причинам причислял себя к "шведам", натурализовались и остались в стране, живя и действуя как шведы. Другие, отнесенные – по своей воле или в силу обстоятельств – к "немцам", пометавшись между шведскими и немецкими городами, в конце концов в течение второй половины XV в. покинули страну. В отношении Або это убедительно показал И. В. Руут, в отношении Стокгольма – К. Шьёден; такие же данные имеются и по некоторым другим городам. Пустующие места заполнялись торговцами шведского, а на северо-востоке страны – и финского происхождения, и это сразу же проявилось в увеличении числа мелких шкиперов и мелких купцов-фрахтовщиков, в расширении числа скандинавских имен среди чёпманов и в патрицианских кругах¹⁹³.

Последний факт отмечался неоднократно – параллельно с фактами отъезда немецких купцов и, как правило, именно в связи с изменением политической ситуации, ослабившей или оттеснившей немцев. Нет сомнений, что менее богатые купцы-шведы могли попасть в первые ряды купечества и во внешней торговле лишь "с позиции силы", на гребне политической ситуации; чисто экономическая борьба с немецким патрициатом не могла для них быть результативной. Но хотелось бы обратить внимание на то, что национальные кадры уже имелись, они сложились и были в состоянии не только потребовать для себя купеческо-патрицианские места в городах, но и занять их. В этой связи уместно напомнить обстоятельство, касающееся формирования профессиональных торговцев и их переездов: наиболее сильный приток шведских кадров в городские торговые слои шел из деревни, главным образом из среды "торговых бондов" и скупщиков.

Два встречных и взаимовлияющих фактора – распространение торгово-ремесленных занятий в деревне и ведущие позиции немцев в купеческо-патрицианских (и высших ремесленных) кругах городов – обусловили и разделение сфер профессиональной торговли таким образом, что внутренней, местной и относительно мелкой торговлей, связанной прежде всего с повседневным обменом между городом и деревней и между областями, занимались шведы, часто сельские или пригородные жители, а крупной посреднической торговлей, прежде всего внешней и межгородской, занимались немцы-бюргеры шведских городов. Противостояние этих торговых групп неоднократно принимало характер социально-профессионального антагонизма, отчасти проявившегося в борьбе вокруг ландсчёп. Он развивался особенно остро, если в силу каких-либо причин, прежде всего малочисленности городов, торговый промысел в деревне был особенно распространен. Так обстояло дело в Приботнии, где города складывались по преимуществу как центры шведской территориальной, а затем немецкой экономической экспансии и сразу же становились в оппозицию местному – финскому, а затем и финско-шведскому – слою "торговых бондов", имеющему традиции торгово-промысловых занятий еще со времени викингов¹⁹⁴. Отчасти это было характерно для Норланда¹⁹⁵.

Наиболее обостренную форму принял конфликт между бюргерской немецкой и деревенской шведской торговлей на Готланде, где не было дворянства и вся верхушка бондов – "струбонды" – занималась торговлей, соперничая с бюргерством единственного на острове города Висбю (население которого было больше, чем двухтысячное население остального острова)¹⁹⁶. Конфликт между Висбю и торговыми бондами привел к трагедии 1361 г., когда ополчение бондов острова сражалось под стенами города, защищая остров от войска датского короля Вальдемара Аттердага; бюргеры же отсиживались за мощными стенами, рассчитывая затем откупиться от победителя, что удалось им, однако, лишь отчасти: король Вальдемар все же разграбил Висбю, после чего город уже никогда не достигал былого значения. Бонды были разгромлены, их цвет физически уничтожен.

Не исключено, что профессионально-социальный конфликт между немецкими и шведскими торговцами как-то проявлялся и в отношениях между городами разного ранга, поскольку в мелких городах шведы преобладали; но определенных данных пока нет.

По мере отъезда крупнейших немецких семей, отхода немцев от ведущих позиций в муниципалитетах и, напротив, выхода на передние рубежи шведских торговцев этот конфликт перестал играть роль. Заметных экономических последствий изменение масштаба фигур в городской торговле, видимо, не имело, так как немецкие торговые капиталы и раньше большей частью уходили в Германию.

Подытоживая материал о составе шведского купечества, отметим, что такая специфическая особенность слоя профессиональных торговцев, как ведущие позиции в их составе инонационального – социально более развитого – элемента, подчинение ему прежде всего внешнего рынка, его известное противопоставление национальным торговым кругам, базирующимся на деревне и внутреннем обмене, эта особенность – в той или иной мере и в разное время – была свойственна ряду стран балтийского региона, в частности тем, города которых на втором этапе своего феодального развития испытывали прямое воздействие Ганзы.

В целом по своим основным показателям – составу, происхождению, занятиям, характеру и направлению эволюции – профессиональные торговцы в шведских городах обнаруживают типично феодальные черты. Это, в частности: связь торговой профессии и высокого общественного статуса; аккумуляция "бюргерских элементов" в деревне как лаборатория по выработке кадров городского (национального) купечества и роль города, городского купечества в этой аккумуляции; трансформация побочных торговых заработков в основные и всеобщее втягивание городских жителей в разные виды торговли.

Торгово-купеческая среда городов являлась главной социальной силой, объединявшей разные города страны и связывавшей Швецию с городами всей Балтики и других районов Европы.

1. PRF, N 203 (1), 399, 405; ChL, VI; So, s. 32 (add., a. 1499). Ср. англ. ceapmen, нем. kaufman, русск. "купец" и т. д.

2. Соответственно купеческими товарами (köpmanna waro) считались предметы импорта, которым противопоставлялись "товары бонда" (bonda waro). См.: ChL, КрВ, VI.

3. St. tb. 2, s. 210, 236, 237, 246, 276, 284, 335, 598. Ср.: "Маттис Лауренс, кузнец (smed ämbede) выложил на стол 5 эре и стал снова (I) купцом (köpmanna ämbetet igen)" (St. tb 2, s. 266; cp. s. 273).

5. Vatenförare, по стокгольмским книгам XV в. – трое.

10. MESt, KmB, XVIII; ср. So, s. 54 (a. 1530).

11. Slactere, slactare. – St. tb 1, s. 3, 166, 382; St. sb 2, s. 3, 7, 14.

12. So, s. 324-325.

14. Ср. дело мясника Лауренса Йёнссона, который, будучи чёпманом, торговал в своей мясной лавке, что было расценено, как занятие "двумя специальностями" (tw embete). – St. tb 2, s. 161, 162.

15. Krögare (St. tb 1, s. 88 f.; Ktb, s. 72, 140, 149, 150, 157; Atb, s. 4, 20), vinman, winitor (St. sb 2, s. 6, 9, 13).

16. Taeuernare, tabernatrix, haerberghaerae. – MEL, KgB, XXIII; ChL, KgB, XXIV; MESt, KgB, XIII.

17. В налоговой описи Стокгольма за 1501 г. "из лавки" было трое мужчин и четыре женщины – St. sb 2, s. 6, 12, 14, 17, 18, 25.

18. Cremer, kramhandler, kremere, krumber, institor, institrix. – PRF, N 281; St. tb 2, s. 349; Ktb, s. 7, 16, 30, 57, 83. Одна из торговых точек располагалась на набережной (strandbodsrum. – Ibid., s. 84). А. К. Дживелегов (Европейская торговля..., с. 97), выводит kramer от kräm – натянутая материя, обозначающая верх палатки, крышу рыночной лавочки и самую лавочку.

21. Ср.: Каплипски К. Й. Указ. соч., с. 23.

23. Ср.: русск. "крамарь", розничник, привозивший в Новгород изделия ремесленников. – Клейненберг И. Э. Из истории русского торгового двора, с. 255.

26. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 3, с. 312 и сл. (о торговом капитале в мелких промыслах).

28a. PRP4 N 4. См. об этом также в части IV, гл. 1.

29. Например: некий бонд из сельской местности купил в городе уличную лавку и погреб (St. tb 2, s. 135); "портной, который из деревни пришел и является купцом" (ibid., s. 505); "бонд" из Frö, о. Эланд, в середине XV в. получил бюргерство в Кальмаре (Ktb, s. 123, 163).

44. Ahnlund N. Stockholms historia, s. 348; Cedergren K. G. Svenska skråsigill, s. 18.

46. Ahnlund N. Stockholms historia, s. 301. О вывозе финского лосося и другой рыбы в Англию см.: Lunden К. Tørrfiskesporten, s. 246.

50. Например, Jörns Santasson, советник из Йёнчёпинга в 56, 58, 61, 63 гг. XV в. – Jtb s. 52.

51. О "Birka-problemet" см.: Schück A. Studier, bil.; Luukko A. Birkarl. – KHL, I, s. 595-597; Nordlander J. Om birkarlarne...

53. Ahvenainen A. Dor Getreidehandel, S. 36; Ekman S. Jakt och fiske, s. 1; Suvanto S. Satakundas Medeltid; ср.: Anthoni E. Satakundas medeltid, s. 179.

54. Ср. меру timber, tibber – сорок (шкурок).

56. Фарман (farman, fohrman) – викинг, находящийся не в военно-морской экспедиции, а в торговом плавании; в отличие от купца – "гостя" это "самодеятельный" торговец типа landsköpman, handelsbonde. См.: Schück A. Op. cit., s. 46.

57. Ср. Birkala, фин. Pirkkala, в устье р. Кумо; уезд Bikkala; Birkala by – выше по течению, в глубине Сатакундии, на водных путях западнее совр. Таммерфорса; Berkö – южнее Выборгского залива (фин. Koivisto) (Anthoni Е. Op. cit., s. 180 o. a.).

58. См. статьи A. Luukko (KHL, I, s. 597-598, 598-599), а также: Söderlind S. Två fornsvenska lagtermer. – HT, 1963, s. 396 f. В самом уезде Urne лопари платили налог короне помимо биркарлов. – Steckzén В. Umeå historia, s. 8.

62. DS, N 1946, 2043, 2475; Ср.: Olofsson S. I. Edefors laxfiske, s. 47, 54, 75, 77 o. a.; Idem. Ovre Norrland historia, I. Umeå, 1962, s. 133; Holm G. Bygden organiseras, s. 79.

64. В St. sb 2-10 ботнийцев, из них 8 освобождены от налога. В St. tb 2-14 ботнийцев.

67. St. tb 2, s. 286 (дело об увечьи на стройке работника из артели Ханса Хоффендаля); ср.: St. sb 1, s. 78, 151, 219, 253, 330.

68. Lagerquist L. О., Nalhorst-Böös E. Mynt och medaljer, bil. XXIV (изображение монетной мастерской), s. 123, 124, 246, 247; Lindblad С. S. Op. cit., s. 16 (бронзовые формы для слитков и монет из Людоса, начало XIV в.). О процессе изготовления монет см.: Сванидзе А. А. Ремесло и ремесленники..., с. 116, 202.

69. Ср.: Tudekinus monetarius aurifaber. – Ktb, s. 37, 46. См, также: So, s. 156, 157, 160; PRF, N 175; MESt, KmB, II.

70. Известен, в частности, договор от 2 мая 1499 г. (Stiernstedt A. W. Förteckning, s. 3). Изготовление монет иными лицами, в том число ювелирами, каралось по нормам вышей юрисдикции. См.: So, s. 148, 160, 161, 167-168.

71. Один из ювелиров, вступая в цех, поклялся, что имеет 70 мк наличными; это цена средней городской и сельской усадьбы (St. tb 2, s. 430, а. 1490). Вдова ювелира Иоанна весной 1484 г. продала свой двор с домом за 300 стокгольмских марок (St. tb 2, s. 42-43).

74. Ktb, s. 37, 46 (a. 1415, 1420); St. tb 2, s. 103, 150, 218, 402-406; ср.: Johansen P. Libri de diversis articulis, 1333-1574, S. 82.

79. Например, "сапожник" купил (за партию железа и ипрского сукна) лавку в Норберге у зятя "слесаря из Вестероса" (DD, N 862); Мортеп Нильсон (Skumare, букв.: "кожевник") был известным торговцем медью из Вадстены (DD, N 314). Ханс "мельник" (möllare) торговал железом (St, sb 1, s. 81). "Сапожник" Петер занимался торговлей по маршруту Данциг – Ревель (St. tb 2, s. 132). "Портной" продал в Стокгольме каменную кузню в центре города (St. tb 1, s. 52, 81, 99) и т. д. Данные по Энчёпингу см.: Ljung S. Enköpings historia, s. 341.

80. Bröderne..., s. 299, 302, 305, 314; Brun F. de Anteckningar (1917), s. 42.

84. Klauus sartor ok Mattis sartor, köpmen bade ("оба купцы") вместе с "портным" Дауренсом торговали металлом (St. tb 2, 46, 259); Lasse skreddero botnakarl (St. sb 2, s. 14). С портным Хенриком фогд Абоского замка в 1505 г. послал деньги регенту в столицу, и это также не случайный факт (Ruuth I. W. Åbo historia, III, s. 121). "Стригаль" Кристиерн был торговым комиссионером у Нильса Багге из Кальмара (St. tb 2, s. 335), принадлежавшего к крупнейшей торгово-патрицианской семье (Ktb, s. 147). Ср.: St. tb 1, s. 87, 198; St. tb 2, s. 117, 210 o. f.

85. "Портной" Яков, палог около 2 мк; "портной" Лауренс Олссон купил за 200 мк двор в столице (дом с погребами и мастерскими, за каменной оградой). St. sb 1, s. 8; St. tb 2, s. 385; Bröderne..., s. 314.

87. Вспомним Андерша Рагвальдссона, "портного", который "пришел на деревни и является купцом" (St. tb 2. s. 505).

91. St. tb 1, s. 154. Ср.: горожанин Висбю обменял три кузни (verkstader) и двор в Стокгольме, полученные по наследству, на два каменных дома в Висбю (Bjärköarätten, s. 472, anm. 5).

91а. Выразительное постановление такого рода см.: PRF, N 405.

92. So, S. 224 (22); ср. St. tb. 1, s. 174 (продажа бочек упаковщиками).

93. St. tb 2, s. 105, 108, 262; MESt, ThjB, XX; Add D, s. 404; Jtb, s. 14.

94. В Стокгольмских книгах упоминается более пяти виноторговцев.

99. К сожалению, чрезвычайно важный и почти не изученный вопрос о купеческой прибыли не может быть рассмотрен в рамках данной книги (равно как не рассматривается здесь совокупность вопросов о технике и инструментах торговли). Отметим лишь, что шведский материал свидетельствует о высоком размере купеческой прибыли, во всяком случае, в XV в., и подтверждает наблюдения И. Э. Клейненберга об использовании системы мер как одного из важных способов формирования прибыли.

99в. Knokenhower: Hans, a. 1423, 1427; Hemming, а. 1433, 1437; Willem а. 1445 (Ktb, s. 143, 144, 153, 157 o. a.). Kyla: бургомистр, бюргер с 1449 г.; лавка его сына Пера упоминается в 1491 г. (Ktb, s. 107, 108, 162); ювелир Томас Kulleman из Стокгольма, возможно, был их родичем (Säb, s. 204, а. 1523).

101. Ktb, s. 67, 82, 85, 88, 145; Jtb, s. 23, 26; Carlsson G. Lübecks Niederstadtbücher, s. 45.

103. Ktb, s. 31, 32, 40, 44, 50, 57, 74, 77, 82, 86, 87, 96, 107, 151, 155; Sab, s. 136, 164; St. sb 2, s. 10.

106. Ktb, s. 92, 94, 126; Sab, s. 7, 26, 49 (Hwitte, умер, в 1435 г.).

108. В одном из собраний скандинавских рукописей в Ленинграде хранится распоряжение Юхана III (1573 г.) его чиновникам в Кальмаре о предоставлении значительных партий товара стокгольмскому бюргеру Хансу Skuldt в оплату счетов за поставку королю шелкового н суконного товара (Люблинский В. С. Источники..., с. 262).

109. Kuse, Guse, Cuse. См,: Nisse, Nicholaus. – Ktb, s. 15, 39, 132 (a. 1402, 1403, 1415-1416). Ср.: в Sab: Olof Mikaelsson (a. 1488 – ум. 1502), Laurens Pedersson (а. 1497-1512), Jacob (а. 1513), Henrik (а. 1521), Olaf (Cusans Olaf f, a. 1526).

110. В 1501 г. Йене Багге уплатил налог "вместе со своим братом"; третий брат – отдельно (St. sb 2, s. 7, 11); три родича Шульте уплатили налог порознь, но в описи идут друг за другом: возможно, жили по соседству (St. sb 2, s. 6). Два Смоленнинга – Бенгт и Магнус – жили в разных частях города (St. sb 2, s. 9, 26).

112. Купец и родман из Энчёпинга покупает дом в Стокгольме и получает там бюргерство; вестеросский бюргер покупает усадьбу в Стокгольме и т. д. (St. tb 2, s. 437 o.a.).

113. Так получилось с семьей стокгольмских купцов Либбенхузен. Хенрик Л. был "немецким" родманом Стокгольма в 1422-1435 гг., его младший родич (сын?) Нильс состоял в муниципалитете в 1452-1474 гг. В начале XVI в. некий Олаф Л. продал в Стокгольме земельный участок – уже как бюргер Чёпинга (St. tb 4, s. 89).

114. Якоб Бенгтссон, чёпсвен из Линчёпинга, переехал в Сёдерчёпинг, а лишь затем – в столицу, купив там дом (St. tb 4, s. 55). Купец Клаус из Нючёпинга обзавелся двором в Арбуге (25 апреля 1527 г.)

115. Товар его не отмечен, указана лишь цена: unbenannes Gut – на несколько сотен марок. – HGbll, 11, S. 130; 14, S. 382.

116. St. tb 2, s. 240, 258, 259, 391. 427, 437, 443, 463; St. tb 4, s. 7, 169.

119. St. tb 2, s. 335. Ср.: В 1475 г. в Стокгольме были осуждены два энчёпингца (один числился "сапожником"): они растратили товары и деньги хозяина, по поручению которого приехали в столицу (St. tb 1, s. 24).

125. Ср.: St. tb 1, s. 227, 230, 248 (провоз купцами сукна для регента).

127. Например, в соответствующем указе для Висбю число таких "добрых мужей" (gode dueliga karlla) ограничивалось восемью (PRF, N 400, а. 1517).

128. DD, IV, Suppl.; Ahnlund N. Stockholms historia, s. 199-201; Hammarström I. Finansforvaltning, s. 143.

130. Материалы из архива семьи Сварте Сконунг см.: Hammarström 1. Finansforvaltning, s. 152-155.

134. Bohman L. Senmedeltida Stockholmsfärder, s. 74, 77. О торговле господ см. также часть IV, гл. 2.

135. Пер Йёнссон, бюргер и купец из Сёдерчёпипга, был свидетелем Арвида Тролле при земельном обмене (ATjb s. 167). Стокгольмский купец и член магистрата Хенрик ван дер Хейде, находясь в Любеке, был уполномочен упсальским викарием Осмундом Петерссоном, скончавшимся по дороге в Рим, получить его имущество (1455 г.), а линчёпингскому родману Трюельсу Шерингссону было поручено линчёпингским епископом получить долг у живущей в Любеке вдовы бюргера того же города Лассана, родич которого Герд Лассан в 1459 г. был в Линчёпинге судьей и участвовал в выборах епископа Кёттиля Карлссона (Вазы). См.: Carlsson G. Op. cit., s. 45.

136. Нильс Перссон, бургомистр Стокгольма, арендовал у Арвида Троле винный погреб за 6 мк и другую "лавку" на Фискестранден за 4 мк (ATjb, s. 88).

137. Ср.: "Pro merce de laboris". – Ktb, s. 24 (a. 1411).

138. Ktb, s. 25, 110, 129, 145, 153 (Бу Йёнссон из рода Натт-о-Даг, фогд Кальмарского замка, декан Линчёпингского собора, приорисса местного женского монастыря и др.).

141. Ср.: St. tb 2, s. 190 (1486 г., посылка оружия Стокгольмом Сванте Нильссону в крепость Стэкеборг).

142. Ср.: NLt, s. VII. В St. sb таких данных много.

143. Stadens snäcka, stadz skip, ходивший в Ревель (Raffla) и другие ганзейские города, упоминается в 1461, 1482 гг. (St. tb 1, s. 103, 333).

144. St. tb 2, s. 166.

145. Cp. St. tb 2, 16.

146. Ср. расчеты города со шкипером Хенриком Ольденбергом из Данцига (St. tb. 2, s. 16); заказы Хансу Смиту (St. sb. 1, s. 360, 366, а. 1460, 1461), "портному-купцу" Клаусу (St. tb. 1, s. 40, 282) и др. По налоговым реестрам столицы 1501 г. 7 чёпманов, 5 кабатчиков, 4 винмана и 1 i kelleren, 8 ботнакарлов были освобождены от налога за "работу на город".

147 Бригитта Мейдеборг, овдовев, продала ювелирную мастерскую, с домом ж участком земли, за 200 стокгольмских мк (St. tb 1, s. 24).

149. Ibid., s. 112, 113; Koppe W. Lübeck und Lödose, S. 13; Idem. Lübeck-Stockholmer Handelsgeschichte, S. 14, 257; Idem. Das Mittelalterliche Kalmar, S. 199 F.

150. Ср.: Egils saga, cap. XXXIX и цены на корабли в HUB VIII, 989, 1160; IX, 166; Hansereccsse, V, 144.

151. Kogge, karven, klippen, schiffe и др. О скандинавских и вообще балтийских кораблях см.: Granlund J. Sjöfart, skepp och båtar hus Olaus Magnus; Hasslöf O. Båtar och båtbyggnad; Eskeröd A. Early Nordic-Arctic boats; Backström Р. О. Flottans historia, s. 13-19; Zetterstrem A. Flottans historia, s. 277 f.; 323-373; Björk D. K. The Peace of Stralsund, s. 451, 458, 464 o. f. a.

152. Ганзейские кугги занимали в крупных и средних балтийских перевозках первое место, вытеснив господствующие до XIV в. корабли скандинавского типа, сложившиеся еще в начале I тыс. (Кристенсен А. Э. Изучение истории судостроения, с. 17, 23-25).

153. St. tb 1, s. 55, 59, 81; St. tb 2, s. 2.

158. Booten, skuten (skutorna), snacka. В конце XIV в. между Любеком и шведскими городами также ходили именно средние и небольшие корабли (в том числе до Стокгольма). – Kumlien K. Schweden, S. 58; Weibull С. Op. cit., s. 68 f., о. tabl. 5, 6.

161. Например, за одну ездку из Лифляндии в Стокгольм (или наоборот) шипман получал 2 мк (St. tb 2, s. 68).

162. За поездку из Стокгольма в Лифляндию такой шкипер получал по 6 эре в неделю (St. tb 2, s. 110).

163. О шкиперах – судовладельцах см.: St. tb 1, s. 76, 105, 132, 135; St. tb 2, s. 54.

164. Например: купец нанял корабль со шкипером, с помощью носильщиков перегрузил туда большую партию меди и железа, предварительно пометив товар своим клеймом. – St. tb 2, s. 110, 137, 152.

165. Например, купец Ян Мойзес (Moyses) посылает в Данциг для тамошнего бюргера Ханса Смида 1 лэст железа со шкипером Zone, на что и дает ему fracktene (St. tb 2, s. 81; cp. s. 62).

166. St. tb 2, s. 108 (купец Беренд Хаке платит шкиперам за перевозки 30 мк), 105 (долг шкиперу за половину поездки).

167. St. tb 2, s. 37. Под waturettin имеется в виду, возможно, sjöfartslag – морское фрахтовое право, принятое в 1403 г. на ганзетаге в Любеке (HUB, I, 5, N 600). Оно, впрочем, лишь фиксировало давно действующее на Балтике морское право (sjörätt), включая обычные нормы фрахта и перевозок. Ср. "Разделы о корабле" (Skipmalabalker) Стадслага, которыми руководствовались в Швеции.

169. Договор об оплате (lönt) одного шкипера гласил: после того как шкипер перевезет на Оланд нескольких купцов с их товарами, они должны заплатить ему в хорошей монете (St. tb 1, s. 135; ср. S. 105).

170. St. tb 1, s. 2 (покупка значительной партии вина – почти на 9 мк – у шкипера Томаса), 121 (покупка хмеля у шкипера Клемминга из Данцига); St. tb 2, s. 102 (знакомый нам шкипер Хенрик Ольденборг из Данцига принимает торговые поручения в Стокгольм).

174. Можно предположить, что в Швеции, как в других морских странах Европы, наряду с наемными матросами были и матросы ad parles, т. е. работавшие из части дохода от поездки, "на паях".

175. Nyköpings stads historia, s. 108. Ср. дело о посылке Педером Смилом из Данцига бочки вина Бенгту Смоленнингу на корабле Ханса Динкстеде (St. tb. 2, s. 59).

178. Ср.: Oleff Tawast, skypper (Atb, s. 207), Nils Olsson (St. tb 1. s. 105) o. a.

179. Потери купцов из-за ограбления одного корабля достигали 1500-2000 мк (RuuthТ. W. Op. cit., III, s. 71. 125, 126. Для сравнения: налог с Або вначале XVI в. равнялся 200 мк).

180. В 80-е годы XV в. Ивар Акеельссон (Тутт), обосновавшись на Готланде, арестовывал суда, провозившие шведские и ганзейские товары (Sjöden С. С. Op. cit., s. 83; ср.: HR, III, 2, N 131).

181. Так, в конце 1480 г. регент Сванте Нильссон Стуре выписал для своей свадьбы из Германии нескольких музыкантов. Приглашение оформлял в Любеке видный стокгольмский купец Мартин Руанер, которому его издержки, однако, возмещены не были, так что в 1490 г. он подал на регента в суд. См.: Carlsson G. Op. cit., s. 43. Ср.: St. tb 2, s. 169 (служитель Лундского архиепископа взял с корабля родмана Педера Йёнссона лэст соли и 2 боченка эля, а заплатил лишь половину цены).

182. Это хорошо видно, например, из Памятных книг Йёнчёпинга, где есть списки арендаторов городской земли.

184. Соответствующий материал по Або собрал И. В. Руут. В 1458 г. Рига купила за 350 мк корабль из Або, которым на паях владели абоские и стокгольмские бюргеры. В 1461 г. Любеку продали другой корабль; через четыре года купец Редер Торгельссон продал свой корабль за 140 мк любекскому купцу Педеру Сварте и т. д. (Ruuth I. W. Op. cit., III, s. 90).

185. Sjödén С. С. Op. cit., s. 219-221.

187. В Йёнчёпинге, например, все "временные бюргеры", оформившие свои права в 1460 г., были немцами, торговцами (Jtb, s. 58).

188. Fritze K. Op. cit., s. 144; Schildhauer J., Fritze K., Stark W. Die Hanse, S. 169; Sab, s. 66.

189. Материал о внедрении немцев в шведские города путем приобретения недвижимости в городах еще не полностью отмобилизован и, на мой взгляд, недооценен. Между тем при чтении городских книг и дипломов бросается в глаза значительное число домов, участков земли в городе и пригородах, купленных бюргерами ганзейских городов, арендуемых ими, полученных по наследству от родичей в Швеции. См., например, Jtb, s. 50; Ktb, s. 8, 9, 40, 51, 59, 72, 74, 80, 97, 113-114, 123, 163, 166 и др. (купцы, бюргеры, лица духовного звания из Штральзунда, Любека, Шверина, Висмара и др., предъявляющие право на землю в Кальмаре).

190. О нем специально см.: Donner G. A. Striden om arvet efter köpmannen Jacob Frese. Наследство после Якоба Фрезе (только движимое имущество – товары, утварь, деньги и т. д.) составило более 9 тыс. марок (ibid., s. 24-29).

192. SD, IV, N 3478; Koppe W. Lübeck-Stockholmer Handelsgeschichte, S. 104; Nyköpings historia, s. 103.

194. О торговых бондах Приботнии см. особенно: Kerkkonen G. Bondesegel på Finska viken; Ahvenainen A. Op. cit.

196. Bohman L. Op. cit., s. 73 о. а. Памятником могущества торговых "крестьянских" хуторов средневекового Готланда остались около 100 церквей на его территории.