Литература

Источник: А. А. СВАНИДЗЕ. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И РЫНОК В ШВЕЦИИ

Рыночные связи шведского крестьянского хозяйства в XIII-XV вв. специально почти не изучались¹. Эта проблема очень широка, она требует значительного статистического материала и достаточно точного представления о типичном хозяйстве крестьянина, относящегося к тому или иному имущественному и правовому слою. Таких материалов нет. В настоящем исследовании мы ограничиваемся поэтому вопросами о номенклатуре крестьянского предложения и спроса, о характере рыночной продукции крестьян, об особенностях разделения труда в их среде и их рыночных связей. Общая проблема эволюции соотношения товарного производства и товарного обращения в крестьянском хозяйстве пока может быть только поставлена.

1. Крестьянское сельскохозяйственное производство и обмен

Из обзора товарного ассортимента шведского рынка ясно, что сельское хозяйство давало ряд главных, наиболее употребительных товаров для внутренней и экспортной торговли страны. Не случайно среди "безусловных" по неизменности спроса предметов, которые были включены в состав varpörar, преобладают продукты деревенского производства².

Зерно уже в XIII в. стало одним из важнейших предметов экспорта; порядок его вывоза нормируется Биркрэттом³. К середине XIV в. зерно, особенно ячмень, регулярно ввозилось крестьянами в города и на горные промыслы. Стадслаг включает особые статьи, запрещающие бондам оптовую продажу в городах "своих" ржи и ячменя, а гостям – розничную закупку ячменя, "будь то у горожан, или бондов"⁴. Зерно (в основном также ячмень) ввозилось и в Бергслаген, где входило в число средств оплаты труда рабочих разной квалификации⁵. О привозе бондами зерна, а также муки в города говорится в цеховых уставах и расценках труда⁶. Но зерно также скупали на местах городские торговцы, получавшие на это специальное разрешение властей; образец такого разрешения сохранился в хартии Йёнчёпинга (конец 1448 г.)⁷. Имеются данные о вывозе зерновых за границу, особенно ячменя и ржи, реже – муки. Сведения такого рода имеются от середины XIV в., а затем особенно от конца XV в.⁸ То, что Ландслаг Кристофера подтвердил право использовать зерно в качестве одного из основных платежных средств⁹, свидетельствует о сохранении его роли во внутреннем товарообмене. Но в экспортной торговле его значение упало. Из документов видно, что в течение второй половины XIV и большей части XV в. вывоз зерна имел нерегулярный характер и часто подвергался запретам, особенно в неурожайные годы; таких заповедных для вывоза зерновых лет (с 1437 по 1492) было до десятка¹⁰.

Из садовых, огородных культур, особенно технических, чаще всего в продажу поступал хмель (им торговали бонды, он шел также на экспорт)¹¹, а также пенька, лен, особенно вестерйётландский, и растительное масло (olja)¹².

Значительно более широкой была торговля скотом и другими продуктами животноводства, для чего имелись как общие причины (например, относительная простота транспортировки скота в условиях тогдашнего бездорожья), так и причины местные (большая продуктивность животноводства в Швеции) и ситуационные (разведение скота в связи с нехваткой рабочих рук в сельском хозяйстве). В животноводческих ётских областях перевод пашен в пастбища начался еще в конце XIII в. В середине XV в. крупный скот, свинина и коровье масло фиксировались в числе основных платежных средств¹³. В конце столетия свиное, говяжье, баранье и козлиное мясо, животное масло, жир и кожи регулярно ввозились бондами в города и на горные промыслы¹⁴. Государственное уложение нормирует торговлю скотом наряду с торговлей недвижимостью, судами, драгоценными металлами, оружием и сукном¹⁵. Крупный рогатый скот и свиней перегоняли своим ходом и по воде на значительные расстояния¹⁶. Его доставляли в города и Бергслаген¹⁷, прежде всего на традиционные осенние ярмарки (29 сентября и 11 ноября), специальные ярмарки скота в Стокгольме, Телье, Чёпинге, Вестеросе, Хедемуре и др. В 1493 г. большое специальное постановление в Телье санкционировало "старый порядок" о свободной внутренней торговле скотом¹⁸. Живой скот вывозился и за границу: крупный рогатый – преимущественно в Данию, причем этой пограничной торговлей занимались сами бонды¹⁹; на балтийские рынки вывозились лошади. Значительное число в городах забойщиков скота (slaktare) и мясников²⁰, чей труд специально регулируется Стадслагом, свидетельствует об оптовом вывозе мяса.

Часто появлялись на рынках коровье масло, жир и кожи. Кожа издавна была предметом шведской торговли, а со специальных зимних ярмарок в Стренгнесе, Упсале и других городах ганзейские купцы вывозили кожу мелкого домашнего скота и кошачьи шкурки²¹. На ярмарки и вообще в города кожа привозилась самими жителями деревни, но имеются сведения и о скупке ее на местах²². Кожа имела очень широкий сбыт, так как применялась для изготовления обуви, одежды, личной и конной амуниции, тары, канатов и т. п.²³ В города вывозили как сырую (raa), так и обработанную кожу (thör). Дубильным делом, как и шорным, кожевенным и скорняжным, бонды занимались в рамках своих хозяйств. Эти ремесла особенно развились в Вестерйётланде, Эстерйётланде и Далекарлии, о чем убедительно свидетельствуют, в частности, названия ряда поселений, сложившихся в XIII в.²⁴ Такие же полуспециализированные сапожное и скорняжное ремесла были распространены в областях Смоланд, Нэрке: в первой преимущественно на базе животноводства, в последней также на базе охоты. Этот домашний промысел имел уже товарный характер. Бонды названных областей, занимавшиеся сапожным делом в XV в., даже объединялись в своего рода профессиональные корпорации²⁵; возможно, они были уже более специализированы, чем это принято считать²⁶.

Широкий сбыт имело также коровье масло и животные жиры, которые ввозились в города, на промыслы и вывозились за границу в размерах, подчас превышавших по цене вывоз металла; вывозилась также щетина²⁷. Роль крестьянского привоза в формировании экспорта масла была, судя по материалам, значительно менее заметной, чем в формировании большого рынка скота, мяса и кож.

2. Втягивание в товарное обращение деревенских промыслов

Сохранение ремесленных и промысловых занятий, их значительное распространение в среде шведских крестьян, неоднократно отмечалось литературой. В свое время Э. Ф. Хекшер справедливо связал это с недостаточностью земледелия²⁸. Другая причина – обилие источников промысловой добычи. Специальные исследования по ряду районов собственно Швеции, а также финской Приботнии и Северо-Западной Руси позволяют считать, что компенсация недостаточного развития сельского хозяйства, особенно хлебопашества, ремеслами и промыслами была характерна в средние века почти для всего балтийского ареала²⁹.

По тем товарным связям, которые складывались у крестьянства на базе сбыта продукции сельского хозяйства, видно, что в течение XIII-XV вв., но особенно в XV в., происходило интенсивное втягивание в сферу товарного обращения той части натурального хозяйства крестьянина, которую мы называем домашней промышленностью. Это деревенские промыслы и кустарные ремесла, отличительная особенность которых – производство продукта из сырья, добытого в том же хозяйстве, тем же хозяином. Вероятно, от случая к случаю крестьяне приторговывали различными поделками и продуктами промыслов. Но некоторые виды этих предметов выносились ими на рынок столь регулярно, что можно говорить уже о товаризации тех или иных подсобных промыслов крестьян и специализации в этом направлении отдельных поселений или местностей.

Так, в районах Бергслагена многие бонды занимались "незаконной" добычей руды³⁰. Учитывая концентрацию металлопродуктов в экспортных партиях, в руках купцов, эта мелкая и мельчайшая добыча руды могла иметь значение для местного потребления и для обмена с приезжими бондами.

Развитие горно-металлургического промысла стимулировало не только городскую металлообработку, но и дальнейшее выделение металлистов в сельской местности, прежде всего в том же Бергслагене. С одной стороны, там развивалось кузнечное ремесло: бонды горняцких областей, особенно в Далекарлии и Вестерйётланде, платили годовой земельный налог (skatt) лопатами, топорами и стрелами; там было много специалистов – кузнецов, оружейников, пушкарей, слесарей и др., которых в документах называют бондами³¹. В далекарлийских документах упоминается "королевский бонд" Магнус, который держал от короны половину железоплавильни в Норберге, сам же проживал в деревушке Нючёпингского лена, в Сёдерманланде³². Многие далекарлийские бонды-землевладельцы имели доли в шахтах³³.

В том же Бергслагене бонды регулярно поставляли плавильням древесный уголь, а шахтам – крепежный материал³⁴; дрова и лесоматериалы, в частности бочарная древесина, поступали от бондов в города³⁵. Известно, что из Швеции регулярно вывозили неразделанное дерево, доски, бересту, смолу и другие продукты лесного промысла³⁶; вероятно, их поставляли бонды. Судя по номенклатуре изделий городских бочаров и столяров, мелкая деревянная утварь и бытовая посуда вообще или почти не изготовлялась в городе³⁷; видимо эти предметы также привозили бонды. Известно, в частности, что обработкой дерева особенно славились деревни Вестерйётланда, а также финские поселения на побережье Балтики, откуда всевозможная деревянная посуда вывозилась сотнями штук³⁸.

Важнейшим промыслом в ряде прибрежных поселений было плотничество, особенно судостроение. В эпоху викингов постройка и снаряжение кораблей были, как известно, повинностью бондов (ledung, snäkkiolag), и эта повинность в виде денежного побора просуществовала в Швеции до конца XV в., особенно в приморских и приозерных областях. В XIV в. каждая сотня обязывалась выставить (или оплатить) 4 корабля, причем бонды должны были сами позаботиться о починке этих судов³⁹. В XIV и XV вв. древние и сильные в приморской Швеции традиции крупного судостроения ослабели. Судя по отдельным находкам, шведы до XVI в. строили преимущественно небольшие каботажные и речные суда – шняки (snäka), шхуны (ладья, skuta), карвы (karva), но строили в большом числе. Лодки же (bååt) были составной частью имущества крестьян побережья и многих горожан⁴⁰, не говоря о рыбаках. Лодки и корабли находились под охраной королевского мира, торговля ими особо нормировалась в Государственном законодательстве XV в.⁴¹ Выше говорилось, что кораблестроение стало отраслью городского ремесла лишь к концу рассматриваемого периода, да и тогда в городах – точнее, в пригородах – строили преимущественно крупные суда, сооружением более мелких плавучих средств занимались бонды. Специальное исследование этого вопроса, проведенное на финском материале, показало: в 11 поселениях Юго-Западной Финляндии (округ Närpes) 32 бонда занимались изготовлением ботов и ладей; в 1539 г. Олаус Магнус в своей Carta Marina обозначил это место: "Hic fabricatur naves", а в 1550 г. из этого района в Стокгольм доставили на продажу 1030 ботов⁴².

Важнейшей чертой хозяйственной истории средневековой Швеции было, как уже говорилось, сохранение на уровне кустарного промысла прядения и ткачества. Грубое домотканое сукно – вадмаль входило в число основных платежных средств. Будучи намного (в 4,5-30 раз) дешевле ввозных сукон⁴³, вадмаль нескольких сортов являлся "главной одежной тканью" Швеции, его носили бонды и ландбу, горняки и горожане, слуги и служанки⁴⁴. Его не зазорно было носить и королю. "Носить вадмаль – вот обычай нашей страны", – читаем мы в политической поэме Хенрика Тидеманссона (1465-1500) "Конунг"⁴⁵. Полотно, которое носили шведы, также было деревенского происхождения. В источниках первой половины XV в. упоминается "шведское или смоландское полотно", "льняное полотно двойной ширины" (repaelaeript), вермландское (с Эланда)⁴⁶. В Биркрэтте полотно фигурирует в числе главных товаров, причем особо говорится о вестйётском полотне⁴⁷. В этой области (как и на Эланде) некоторые слои населения и целые деревни специализировались и на производстве домашних сукон, а в конце XVI в. ткачество стало основой развития нового города Буроса⁴⁸. Тысячи локтей вадмаля и полотна продавались на ярмарках, особенно старинной Упсальской⁴⁹. Сбывали вадмаль и полотно в первую очередь сами бонды⁵⁰; вероятно, скупкой этого товара на местах занимались и профессиональные торговцы или их посредники: ведь шведские домашние ткани широко вывозились за границу, в том числе на Русь (через Готланд) и в другие страны⁵¹.

Распространенным домашним ремеслом было изготовление канатов. Даже в Мальме, где существовал один из немногих в Швеции канатных цехов, "бонды из деревни" торговали канатами, увязанными в бухты по 20 и 10 метров⁵².

Сохранение, распространение и дальнейшее развитие домашних ремесел стимулировались рядом причин: традициями "сторонних заработков" в условиях недостаточности (по природным, а затем и социальным причинам) пашенного земледелия; краткостью сельскохозяйственного сезона на балтийском севере, оставлявшего крестьянину значительный избыток времени⁵³; дроблением наделов; личной свободой крестьян, избавлявшей их от необходимости полной перестройки жизни и ухода в города; возможно, слабым развитием городов в некоторых районах тогдашней территории страны⁵⁴. Но главную причину распространения и товаризации домашних промыслов и ремесла следует видеть в преобладании оброчной ренты, которая позволяла гибко использовать, мобилизовывать в условиях развития товарно-денежных отношений все ресурсы мелкого крестьянского хозяйства, защищающего себя от нажима феодальных господ и феодального государства.

В подавляющем большинстве случаев сбыт ремесленных поделок имел компенсаторный характер: он играл роль подспорья к основному сельскому производству и не только не менял натуральную природу крестьянского хозяйства, но, напротив, закреплял ее, помогая крестьянину сохранять целостность, стабильность хозяйства. С ухудшением экономического положения крестьян (рост налогов, дробление наделов и т. д.) и по мере развития рынка компенсаторная роль домашних промыслов видоизменялась и в XV в. за фактами о крестьянском ремесле во многих случаях скрывается уже ремесленный профессионализм.

В принципе наличие в деревне ремесленников двух-четырех специальностей диктовалось повседневными нуждами самой сельской жизни. Это были прежде всего мельники, кузнецы-ковали и коновалы, часто сапожники, портные. Такие ремесленники жили в каждом приходе⁵⁵. Существовала известная закономерность в численном соотношении крестьянских дворов и обслуживающих их ремесленников, которое, конечно, несколько варьировалось в зависимости от местных условий: например, в животноводческих и промысловых йётских областях, в самых густонаселенных районах на 1000 чел. приходилось примерно по двое кузнецов, сапожников и портных⁵⁶. Такие ремесленники были как бы приданы натуральному крестьянскому хозяйству (конечно, в масштабах не индивидуального двора, а деревни или группы поселений), продукт их труда и не появлялся на рынке⁵⁷.

Вместе с тем наряду с этими "обязательными" сельскими ремесленниками в деревне сложилась более широкая ремесленная среда: в ряде постановлений XIV и XV вв., где специально говорится о деревенских ремесленниках, называют сапожников, скорняков, портных, кузнецов, слесарей, котельщиков, ювелиров, кожевников⁵⁸. В этом перечне бросается в глаза превалирование специалистов по металлу и коже (меху). Выше уже говорилось о развитии деревенского ремесленного профессионализма именно в этих сферах. Из приведенных фактов также следовало, что профилирование по этим специальностям развивалось в деревне вовсе не повсеместно и не равномерно, а в определенных районах и поселениях, зачастую отличавшихся довольно универсальным ремесленным уклоном. Так, Дальсланд исстари славился искусством различных ремесел, но тамошние жители свои поделки не сбывали⁵⁹. Другое дело – ётские земли и прибрежные финские поселения. Вестйёты особенно были известны своими товарными промыслами. Тамошние приходы – местечки Марк и Кинд – специализировались на кузнечных (оружейных, слесарных и др.) работах, 29 деревень тамошней сотни Мэрк занимались изготовлением сукон⁶⁰; местечко Нэрпес, в финской Ботнии, как свидетельствует Олай Магнус, поставляло мелкие суда (боты) и бомбарды. О концентрации ремесленников, особенно сходных специальностей, в определенных местах свидетельствуют и данные об их профессиональных объединениях в деревне; любопытно, что эти союзы, как и сама концентрация сельских ремесленников, обнаруживаются в непосредственной близости от городов⁶¹.

В государственных и городских постановлениях говорится о деревенских ремесленниках, что они "ездят между поселениями и делают, что им положено"⁶²; что немалое число бродячих мастеров ездит "по городу и деревням", предлагая свои изделия либо работая на заказ⁶³; что сельские ремесленники часто предлагают свои изделия именно в городах, конкурируя с городскими мастерами^64-65. Эти материалы становятся все обильнее. В первой половине XIV в., особенно в период подготовки и сразу после издания Стадслага, правительство предписывало сельским ремесленникам либо переехать в города, либо прекратить занятия товарным ремеслом⁶⁶. В середине XV в. второе Земское уложение уже нормирует условия их жизни и труда как особой прослойки именно деревенского населения, представителям которой дозволяется свободно докупать сырье и прочее, что относится к их ремеслу (gerning), и свободно, без штрафов и без пошлин сбывать свои изделия, где они пожелают⁶⁷. К концу столетия нажим городов в этой области несколько усилился, но не повсеместно⁶⁸. Характерно, что речь при этом не шла об обычных приходских ремесленниках, искони приданных деревенскому хозяйству⁶⁹.

Очевидно, что в XIII-XV вв. в Швеции не просто "сохранялись" традиционные для деревни ремесла, но и происходило, особенно со второй половины XIV в., их вторичное – и усиленное – развитие. Оно базировалось уже на новой основе, приобрело товарный характер – под прямым воздействием городов и городского рынка. В ходе этого нового этапа эволюции деревенских ремесел происходила их аккумуляция по ряду направлений: по линии складывания профессионально-социального слоя внутри деревни и по линии трансформации самих сельских поселений – превращения некоторых из них в ремесленные слободы, даже с профессиональными союзами.

При отсутствии крепостного права деревенским ремесленникам во многих случаях было выгоднее жить в деревне, избавляясь от засилья городского патрициата, тяжелого городского тягла, конкуренции бойких иноземцев и обязательного досмотра цехов или магистратов. Поэтому многочисленные жалобы горожан и неоднократно повторявшиеся указы короны о насильственном переселении сельских ремесленников в города нередко оставались безрезультатными. В XIV в. обязательному переселению в города подвергались преимущественно ювелиры: их ремесло было связано с драгоценным металлом, который служил также сырьем для монетного дела, подлежавшего королевской регалии и особенно жесткому досмотру. В XV в. в города и пригороды стало выгодно переходить корабелам и оружейникам, получавшим крупные королевские заказы. Но многие ремесленники вплоть до начала XVII в. оставались все же в деревне.

В уже цитированных "Законах о торговле" Уложения XV в. о деревенских ремесленниках сказано, что "они должны платить налог или подать там, где живут, и иметь такое же право во всем, как другие люди". Иначе говоря, по своему статусу деревенские ремесленники относились к крестьянству. Характерно, что в ряде документов заведомых ремесленников и даже мелких сельских предпринимателей называют "бондами", "мужиками"⁷⁰. Интересна в этой связи грамота Векшё от 1342 г., где всем деревенским ремесленникам, видимо, проживавшим в округе города, – ювелирам, котельщикам, и пр. – было велено в течение ближайшего полугодия переселиться в город; предписание не распространялось на тех ремесленников, которые имели в деревне землю; такие люди имели право по-прежнему "строиться и жить в деревне, свои изделия производить дома и затем везти в города"⁷¹.

Свидетельства о деревенских ремесленниках, имеющих свою землю, и о "крестьянах", занятых уже преимущественно ремеслом, содержат и дипломы⁷². С другой стороны, как видно из той же хартии Векшё, существовали безземельные деревенские ремесленники. Держания таких ремесленников мы встречаем во владениях монастыря в Ску⁷³.

Очевидно, что процесс складывания деревенской профессиональной промышленности происходил двумя путями. Во-первых, ремеслом стали заниматься разорившиеся, лишившиеся земли крестьяне, не захотевшие или не сумевшие устроиться в городах. Вероятнее всего, в XV в. города таких бедных людей не хотели принимать; их стало слишком много, а после разгрома восстания Энгельбректа (1434-1436 гг.) городской патрициат особенно настороженно относился к мятежным слоям крестьянства⁷⁴. Кроме того, как видно из ремесленных уставов, бюргеры охотнее принимали в свои ряды уже сложившихся ремесленников, обладавших материальной базой и мастерством⁷⁵.

Во-вторых, ремесленный профессионализм в деревне развивался за счет трансформации "побочного заработка" крестьянина в его основное средство существования. При всех условиях это означало отслоение от крестьянства определенных групп людей (размер которых в XV в., впрочем, не следует переоценивать).

Хотя деревенские профессиональные ремесленники и торговали в городах, они отличались от городских по ряду качественных показателей; были сильнее привязаны к земле, менее концентрированы, более универсальны (т. е. не профилированы внутри отраслей) и, наконец, давали более дешевую, простую продукцию. Не случайно, например, так часто упоминавшиеся деревенские ювелиры работали сплошь и рядом не с благородными металлами, а с железом⁷⁶; не случайно также, что появление высококачественных тканей, способных выдерживать конкуренцию с импортными (например, полотна marbolärft в XVI в.) было связано уже с развитием городского ткачества⁷⁷.

Однако сохранение в деревне до конца исследуемого периода – в силу специфики общественного разделения труда и ряда общих особенностей экономического и социального строя – прослойки профессиональных ремесленников, равно как и сохранение ряда важнейших отраслей ремесла в рамках домашнего деревенского хозяйства, не могло не сказываться отрицательно на темпах роста и развитии торгово-ремесленной прослойки городов, характере их промышленного профиля. С этим обстоятельством, вероятно, связана и узость цехового строя, и сравнительная общая слабость ремесла в городах, позволявшая не считаться с ним ни городской олигархии, ни центральной власти. Эти особенности можно, с определенными оговорками, считать общескандинавскими⁷⁸.

3. Торговые занятия сельского населения. Развитие скупки

Процесс мобилизации городом товарных элементов деревенского хозяйства проявился также в сфере собственно товарного обращения. Ряд материалов прямо свидетельствует о занятии крестьян торговлей. Все они или прямо исходят от городов или инспирированы городами, боровшимися за свою торговую монополию, и поэтому, конечно, тенденциозны. Это материалы о ландсчёп, что буквально означает "деревенская торговля", а в сущности – торговля в деревне "городскими" (экспортно-импортными) товарами⁷⁹.

Возникновение понятия "лапдсчёп" обычно связывают с указом от 1332 г., когда король Магнус Эрикссон будто бы запретил кому-либо заниматься landzköp⁸⁰. В Стадслаге говорилось только о запрете бондам продавать в городе товары, купленные на городском рынке⁸¹, но в 1349 г. в хартии Йёнчёпингу повторялся запрет ландсчёп⁸². В конце столетия этот запрет был повторен применительно к далекарлийской торговли (1380), в уже более детализированной форме: бондам разрешалось ввозить на горные промыслы ячмень, свинину, животное масло, хмель, всякие другие продукты питания, вадмаль, полотно и обменивать их там на железо и сталь; но бондам запрещалось ввозить туда шелк, сукно и соль – "законные купеческие товары"⁸³. В 1414 и 1444 гг. запреты ландсчёп повторялись в хартиях вестйётским городам, Упсале, Стренгнесу, Йёнчёпингу и др.⁸⁴

Наконец, в Уложении Кристофера вопрос о торговле бондов был разъяснен и решен окончательно. Бонды (речь идет, судя по контексту, в первую очередь об Упланде и свейских землях) могли свободно выменивать зерно (ячмень, рожь, пшеницу) на бересту, пеньку, рыбу, масло либо железо, сталь, медь. Вообще все, "что произрастает в поселении бонда либо попадает туда", будь то продукты сельского хозяйства, промыслов или ремесел, бонды могут обменивать "для своих нужд" на такие же "привозные товары", которые ввозятся (в Упланд) из Норланда и Эстерйётланда, с Готланда и Эланда. Бондам запрещается лишь заниматься ландсчёп, т. е. "барышничать", "менять товары бондов на купеческие товары и наоборот", привозить из города такие купеческие товары, как "шелк, соль, сукно, пряности, специи и тому подобное", и развозить их по деревням, разъезжая "из селения в селение"⁸⁵. В 1462 г. запрет всех ландсчёп, особенно в связи с торговлей скотом, был снова повторен⁸⁶.

С середины XV в. в постановлениях о ландсчёп усиливается, однако, мотив, впервые прозвучавший в конце XIII в. – в хартии Йёнчёпингу от 1284 г. Тогда горожане жаловались правительству, что бонды Смоланда взяли за правило устраивать в деревне, "у себя дома", ярмарки и торговать там друг с другом, так что совершить сделку с бондом, купить у него или продать ему что-либо горожанин мог лишь на таких ярмарках⁸⁷. Этот обычай смоландских бондов не был изжит, так как жалобы Йёнчёпинга продолжались и в XIV в. (1315 и 1332 гг.)⁸⁸, и функционирование "незаконных ярмарок" в Смоланде продолжалось⁸⁹. Во второй половине XV в. начинание смоландцев распространилось по всей стране.

В Упланде в Норланде появились "незаконные гавани" (olaga hampnar), которые конкурировали со стокгольмским рынком⁹⁰.

Начиная с 80-х годов XIV в. жалобы на "незаконные" гавани и ярмарки поступают уже от всех главных городов Вестерйётлан-да, Смоланда, Упланда и других областей, но еще в 1546 г. Густаву Вазе пришлось издать специальный "Указ о купеческой торговле", согласно которому запрещались все виды ландсчёп и "незаконных" мест торговли, купцы обязывались жить и торговать только в городах, бондам воспрещалось продавать то, что не выходило из их собственного хозяйства⁹¹.

Документация о ландсчёп при всей ее неизбежной односторонности и тенденциозности несет чрезвычайно выразительную информацию о структуре торговли деревенского населения: кто, что, где, как, кому, для чего продавал и покупал.

Действительно, в формулировке понятия "ландсчёп" Государственного уложения XV в. среди тех, кто занимается торговлей в деревне, переезжая из селения в селение, "беспрерывно продавая и покупая", названы: "купцы, клирики, свены, должностные лица, бонды, арендары или другие мужчины и женщины из деревни"⁹². В частном постановлении о занятии ландсчёп в пригороде Упсалы (1488) перечислены "свободнорожденные фрельсисманы, бонды, ландбу, общинники, а также купцы"⁹³. Наконец, в постановлении Государственного совета по тому же поводу, помимо бондов, названы "бедные мужики и слуги" (löse karla ос drengie)⁹⁴.

В целом перед нами картина участия в "деревенской" торговле почти всех социальных слоев: здесь профессиональные купцы, дворяне и их уполномоченные, должностные лица короля, служители церкви, разные слои крестьян – бонды, арендаторы и прочие общинники, а также неимущие жители деревни – лёскеры и работники. Сельская социальная среда представлена здесь полностью.

В подавляющем большинстве материалов о ландсчёп и вообще торговле деревни речь идет о том, что часть сельского населения не столько продавала продукты собственного хозяйства, сколько, барышничала, занимаясь перекупкой, т. е. посреднической, профессиональной торговлей. Последнее обстоятельство, нарушавшее монополию городов, их по преимуществу и беспокоило. Судя по жалобам городов, посредническая деятельность крестьян в области торговли выглядела следующим образом. Курсируя между городом и деревней, они закупали городские товары, затем развозили их по деревням либо сбывали на местных ярмарках, скупали деревенские товары и везли их в город и т. д. Из города везли – вопреки правительственным указам – "законные купеческие товары": шелк, сукно, соль, пряности, специи и "тому подобное"; из деревни – зерно, разные сорта мяса, коровье масло, хмель, рыбу, прочие продукты питания, деревенские ткани и кожу; из горнопромысловых районов – железо, сталь, медь. Они же развозили различные продукты (хмель, масло, солод, дерево, свежую, копченую и вяленую рыбу) в те районы, где в таких продуктах имелась нужда⁹⁵. При этом сельские жители балтийского побережья, Готланда, юго-западных шхер, Эланда не только вступали в сделки с иноземными купцами в "незаконных гаванях", но подчас сами отвозили разные товары – меха, рыбу, продукты сельского хозяйства – на другие берега Балтики⁹⁶.

Уже сам характер этих продуктов (либо дорогих, либо тяжелого веса), равно как характер торговых маршрутов, указывают на профессиональный характер торговли данными товарами: очевидна необходимость затрат, специального оборудования и времени. Известно также, что в ряде сельских местностей создавались гильдии, объединявшие местных торговцев. Еще в XIII в. на юго-восточном берегу полуострова, прежде всего в Сконе, вне городов, возникли братства лиц, торгующих по морю, позднее (в XV в.) – скупщиков, занимавшихся перепродажей скота в городе⁹⁷.

Все это свидетельствует о складывании в деревне прослойки профессиональных торговцев. Как и в промысловых районах, торговцы в деревне были прежде всего скупщиками. Отрывочные сведения об этом касались более деревенских ремесел: скупщики кустарных изделий иногда фигурируют в городских книгах⁹⁸. Но скупка успешно развивалась и за счет сельскохозяйственных продуктов. В шведской литературе этих сельских торговцев называют "деревенскими купцами" (landsköpman), а чаще – "торговыми мужиками", "торговыми бондами" (handelsbönder)⁹⁹; последний термин более удачен, поскольку отражает двойственность общественного положения таких сельских торговцев: будучи по основному профессиональному профилю купцами, они все еще принадлежат к крестьянскому сословию, соответственно имеют в деревне землю и хозяйство, входят в общину.

Складывание слоя профессиональных торговцев в деревне с точки зрения производства и разделения труда представляло собой ту же трансформацию побочного занятия в основное (под воздействием городов и товарно-денежных отношений), что и складывание в деревне слоя профессиональных ремесленников. Сведения об этом восходят к первой половине XIII в., когда законы фиксируют факт постоянного занятия торговлей одного из братьев в неразделенной семье; этот казус вписан в областной закон скотоводчески-промыслового Вестерйётланда¹⁰⁰, что, как мы уже могли убедиться, вовсе не случайно. Подобную трансформацию претерпевала иногда и вся семья бонда, и чаще это все же случалось в малопашенных районах Средней и Северной Швеции, особенно там, где были редки города¹⁰¹.

С течением времени, однако, и здесь наряду с особыми условиями среды все большую роль играла социальная дифференциация. Действительно, с середины XV в. наряду с бондами перекупщичеством все чаще занимаются бедные и зависимые люди деревни. Еще в указе против ландсчёп от 1380 г. речь шла особенно о "бедных" (fattige) бондах и держателях фрэльсовой земли (fraelselandbo). В Стренгнесском указе 1347 г. и Уложении Кристофера наряду с бондами снова названы держатели. Согласно хартии 1491 г., именно "бедняки и слуги" покупали в деревне с целью перепродажи шкуры и другие товары. В решении городского магистрата Вадстены от 22 ноября 1491 г. говорилось о многочисленных временных ("за 5 эре") бюргерах и "бездомных мужчинах и женщинах", забредающих в города, испытывающих там величайшую нищету и лишения, но привозящих туда товары и увозящих затем "большие деньги". Указом 1499 г. запрещалось заниматься ландсчёп бондам, их работникам и прочему "бедному люду"¹⁰².

То, что в XV в. усилилось разорение шведского крестьянства, уже отмечалось историками¹⁰³. Социальная неоднородность деревни фиксировалась и раньше, поскольку уже областные законы, а затем Уложение середины XIV в. выделяли такую категорию населения деревни, как "жильцы или хусманы (husman, innis man), которые либо работали на господина за содержание, либо должны были заниматься ремеслом или торговлей, так как не имели средств производства. С XIV в. фиксируется прослойка неимущих – лёскеров [lösamaen, löskermaen, "лишенные" (собственного жилья и имущества) люди], чье имущество стоило не более трех марок и которых обязывали работать по найму там, "где их обнаруживали". Именно из этих людей формировалась категория наемных работников (legadrenge ök legekonor, laghohion) в деревне, городе и на рудниках¹⁰⁴.

Нуждаться в приработке могли и держатели, особенно в XV в., после ликвидации последствий чумы, когда временные льготы для держателей снова уменьшились. Да и бонды к этому времени уже были далеко не однородными.

Известно, что скандинавский термин "бонд" (bonde, bondh, мужик") имел в средние века два значения. В широком смысле это крестьянин, общинник; в узком смысле – домохозяин, владелец собственного хозяйства (угодий¹⁰⁵, земли, значительного стада), которое чаще всего ведется с помощью работников¹⁰⁶, когда-то рабов или вольноотпущенников, теперь – наемных лиц. В XIII в. бонд – человек, способный нести все государственные подати¹⁰⁷. Бонд в шведских документах XIV и XV вв. – это всегда самостоятельный хозяин, владелец своего двора, обладатель полной суммы правообязанностей в рамках низшего податного сословия. В пределах этой категории в свою очередь различается несколько слоев. Средний составляли собственно бонды – владельцы полнонадельного хозяйства; их было, возможно, большинство¹⁰⁸. Выше стояла узкая прослойка привилегированных крестьян, которые по своему имущественному положению были способны нести рыцарскую службу и могли в соответствии с законом перейти в неподатное сословие¹⁰⁹. Низший разряд составляли бонды, обладавшие частичным (половиной, даже третью) наделом¹¹⁰ либо лишь опекаемым имуществом (несовершеннолетних родичей-сирот)^111-112. Уменьшение размеров бондового хозяйства задевало фискальные интересы короны, и участившиеся к XV в. предписания о сохранении и создании заново полнотяглых и полутяглых крестьянских хозяйств также свидетельствует о дроблении крестьянских дворов и наделов, об имущественном расслоении в среде бондов.

Прямые указания документации о ландсчёп по поводу социального и имущественного состава лиц, занимавшихся в деревне профессиональной или полупрофессиональной торговлей, подтверждают выводы, сделанные применительно к деревенскому ремеслу, по которому таких прямых данных не было: о трансформации компенсаторного занятия крестьян в основное под влиянием товарно-денежных отношений и в условиях имущественной дифференциации. Соответственно мы видим в деревне и два типа местных торговцев: состоятельных, ворочавших большими делами, и мелких, мельчайших торговцев, коробейников, занятых грошовыми операциями, возможно, в качестве подсобного занятия.

Совершенно очевидно, что профессиональная внутренняя торговля, в первую очередь между городом и деревней и внутри деревни, осуществлялась во многом, если не по преимуществу, этими деревенскими торговцами – основными национальными кадрами купечества страны. Весьма вероятно, что их сохранению в рамках деревни способствовало господство в городах иноземного купеческого капитала, ориентированного по преимуществу на внешний рынок. По мере отступления иноземцев с этих ведущих позиций, особенно со второй половины XV в., деревенские торговцы стали вливаться в городское купечество.

4. О доминантах и особенностях товаризации крестьянского хозяйства

Материалы о ландсчёп, исходящие от городов, рисуют деревенскую торговлю необъективно, они выносят на поверхность лишь профессиональные формы, ущемляющие торговлю городских купцов. Поэтому может создаться впечатление о превалировании в деревне торговли профессиональной над рядовым, повседневным сбытом крестьянскими хозяйствами разного типа собственной продукции.

В рамках настоящей работы нет возможности не только решать, но и ставить такой большой и малоизученный вопрос, как проблема товаризации шведского сельского хозяйства, в частности крестьянского хозяйства, в XIV-XV вв. Пока можно отметить лишь некоторые обстоятельства. Так, очевидно, что крестьяне постоянно участвовали в товарном обращении за счет сбыта продукции сельского хозяйства, а также некоторых домашних ремесел. Поскольку в Швеции господствовали оброчные формы ренты, там именно крестьянское хозяйство давало рынку практически всю поступавшую туда сельскохозяйственную продукцию. При этом хотя общий натуральный характер крестьянского хозяйства продолжал господствовать, определенные сферы или доли этого хозяйства уже товаризовались: ведь какую-то часть продукции крестьянин производил специально для рынка.

Обязательность присутствия товарной доли в крестьянском производстве диктовалась по меньшей мере двумя факторами. Первый – общественное разделение труда, в результате которого некоторые необходимые предметы крестьянин не производил силами своей семьи, а покупал или выменивал. Второй – трансформация феодальной ренты.

Прямые сведения о потреблении крестьянами предметов, производимых вне их собственных хозяйств, очень отрывочны. Имеются материалы о крестьянском инвентаре и бытовых вещах, полученные из документов и в результате археологических раскопок и свидетельствующие, что деревня была уже достаточно емким рынком сбыта для профессионального ремесла, промыслов и импортной торговли¹¹³. Известно, что крестьяне пользовались услугами местных ремесленников: кузнецов, сапожников, мельников, ювелиров. По деревням, сбывая свои изделия либо работая в домах на заказ, разъезжали и городские ремесленники, даже цеховые мастера; им разрешалось это официально, при условии возвращения в город через определенный срок и сохранения того профессионального статуса, который они имели в городе¹¹⁴. Специально для крестьян, как уже говорилось выше, были предназначены некоторые виды изделий городских мастеров – портных, сапожников, кузнецов и др. Крестьяне покупали в Бергслагене и в городах металл, они приобретали на ярмарках и городских рынках некоторые продукты питания, кожу, пеньку, бересту и другие крестьянские товары, а также рыбу, то, чего недоставало в их местности или в их доме. Наконец, часть крестьян покупала соль, возможно сукно, пряности или другие предметы зарубежного ввоза¹¹⁵. Какую-то часть этих товаров крестьяне, конечно, выменивали, о чем в источниках говорится неоднократно. Какую-то часть они покупали; но очевидно, что стоимость покупаемого за деньги должна была быть меньше стоимости продаваемого за деньги: ведь часть вырученных сумм уходила феодалам.

Необходимые крестьянской семье и хозяйству товары приобретались несколькими путями. О некоторых уже говорилось; покупал сам крестьянин в городе, на местных ярмарках, у себя дома – у бродячих торговцев. Покупал у таких же крестьян, но и у купцов – деревенских и городских, которые имели привилегию на торговлю в деревне.

Материал о деревне как рынке сбыта, необходимо дополняющий материал о деревне как рынке технического сырья, продовольствия и т. п., чрезвычайно интересен и потому, что показывает роль городского рынка как средоточия товарообмена не только между городом и деревней, деревней и промыслами, но и между разными зонами самой деревни. К XV в. ведущая роль города стала заметной даже в сделках на недвижимость, дома и землю в самой деревне.

Этот вывод как будто опровергается многочисленными данными о местных, деревенских торжищах, "незаконных" гаванях и ярмарках, которые устраивали и сами крестьяне, и вообще жители деревни¹¹⁶. Названия, местоположение, правила и время функционирования этих местных торжищ нам почти неизвестны. Возможно, так именовались некоторые торговые местечки – чёпинги, т. е. поселения городского типа, не получившие статуса города¹¹⁷. Такие местечки, вроде Trädet (около Фальчёпинга, Вестерйётланд, где регулярно собиралась ярмарка скота)¹¹⁸, зафиксированы в ряде документов¹¹⁹, и далеко не все они, конечно, имели право на постоянный рынок. "Незаконная ярмарка" или "гавань" устраивалась и в незаселенных местах.

Бонды пользовались "незаконными" торжищами по вполне понятной причине: из-за ограничений, принятых на городском рынке, особенно для негорожан. Эти ограничения были двоякого рода: требование пошлины и регламентация места, времени, номенклатуры, масштабов и т. п. самой торговли¹²⁰. В течение XIV-XV вв., как мы видели, эти ограничения все более возрастали, чем и объяснялось распространение мелких и случайных торжищ, этого, по выражению горожан и властей, "нового обычая" бондов. Складывание местных торжищ – еще одно свидетельство развития товарного обращения в деревне.

Когда в литературе в той или иной связи говорится о ландсчёп, то обычно делается не только общее недифференцированное заключение о торговой активности крестьян, но проводится мысль, что их товарные связи шли по преимуществу "мимо городов" и горожан. Между тем деревенские торжища, равно как профессиональные деревенские ремесленники и торговцы, не были изолированной частью только сельской жизни, а включались в общее развитие товарного обращения страны, центрами которого являлись города. Действительно, ведь торговые операции сельских жителей строились, в частности, на том, что жители деревни приезжали в города, скупали там товары дальнего привоза и, вероятно, какие-то изделия городских ремесленников; затем, отбыв в деревню или на промыслы, посещая отдельные поселения, местные ярмарки, гавани и прочие эпизодические места торговли, они выменивали привезенные из города товары на местную продукцию, которую в свою очередь сбывали на тех же ярмарках или в городах. О том, что это была не узко внутридеревенская торговля, а обмен между городом и деревней, а также через город – между разными деревнями и районами страны, свидетельствуют все относящиеся к данному сюжету материалы (ценность которых тем более велика, что они родились в борьбе городов против этой "незаконной" торговли). При их сопоставлении ландсчёп предстает как важнейшая составная часть всей внутренней торговли страны.

Так, во-первых, имеются прямые данные, что бонды приезжали в города с целью торговли. Это главы Стадслага, нормирующие торговлю бондов в городах и запрещающие им перепродавать купленные там товары¹²¹; жалоба горожан Ульвсби от 1348 г. на то, что жители деревни, торгуя в городе, отбывают из него, не уплатив податей и пошлин¹²²; хартия 7 июня 1491 г., где говорится, что бонды приезжают на ярмарки Упсалы, Скары, Стренгнеса, Вестероса, Векшё, Або и других городов, где скупают дерево, масло, солод, хмель, копченую или вяленую рыбу и везут эти товары в деревню на продажу¹²³; указ 1499 г., где опять говорится о торговле в городах бондов, их работников и "прочего бедного люда"¹²⁴.

Во-вторых, из документов явствует, что в этой торговле значительную роль играл обмен между жителями отдельных районов. Это указ 1380 г., где речь идет о ввозе товаров в Далекарлию из других областей и свободном обмене крестьянско-промысловой продукцией между Норландом, ётскими землями, Далекарлией, Готландом и Эландом¹²⁵; повторение этого разрешения в Ландслаге середины XV в. (с включением Упланда)¹²⁶; разрешение Стадслага на торговлю в Стокгольме между собой – при соблюдении известных правил – "бондов и прочих", приехавших из финских и шведских городов¹²⁷; наконец, отрывок из уже цитировавшегося решения от 7 июня 1491 г., где говорится о покупке бондами масла, хмеля, дерева; конечно, названные предметы покупали для тех районов, где они не производились, и этот текст особенно подчеркивает роль города в обмене сельскохозяйственными и промысловыми продуктами.

В-третьих, именно в городах функционировали наиболее крупные ярмарки сельскохозяйственных продуктов и продукции домашнего ткачества. Независимо от того, привозили эту продукцию сами крестьяне или скупщики, ее превращение в меновую стоимость происходило главным образом в городах.

В-четвертых, крестьяне и все жители деревни через спрос, предложение, ренту были связаны не только с внутренним рынком, но и с внешним. А ведь именно в городе, с его монополией внешней торговли, портами, оптовыми купцами и универсальным рынком, происходило совмещение сфер внутреннего и внешнего рынка.

В-пятых, в ряде документов о ландсчёп нападкам со стороны городов подвергаются жители не каких-то дальних мест, а городской округи, точнее – ближайших пригородов. В привилегиях Ульвсби от 1365 г. говорится о карелах, которые живут в окрестностях города и с недавнего времени стали плавать со своими товарами дальше, чем это было в обычае древних времен, а именно в Ревель и другие города, что наносит большой ущерб шведскому государству и самим жителям. Отныне поездки дальше Стокгольма в соответствии с древним обычаем должны быть прекращены под угрозой лишения виновного и того, кто ему помогает, жизни и имущества¹²⁸. (Это были, видимо, те самые люди, которые за 20 лет до издания данной хартии торговали в самом Ульвсби, не платя подати, на что горожане жаловались в 1348 г.)¹²⁹. Запрет всем, кто строит и живет около Упсалы, "заниматься ландсчёп" был опубликован в 1488 г., и в качестве нарушителей там названы фрельсисманы, бонды, арендаторы, общинники и купцы¹³⁰. Видимо, мобилизация товарного производства и обращения городом наиболее непосредственно касалась пригородов.

Собственно крестьянская торговля и ее локальные центры не выходили за пределы ближайших, местных отношений. В этом было коренное отличие крестьянской торговли и от профессиональной торговли и от профессионального ремесла, прежде всего городского, рассчитанных на более широкие круги и не только ближние рынки. Но, будучи органической частью общего товарного обращения, деревня активно участвовала в формировании и профилировании рынка и в свою очередь испытывала воздействие товарного обращения на местное производство. Здесь, как и в области городского ремесла, наиболее противоречивым было воздействие внешней торговли, которая закрепляла роль страны как источника прежде всего сырьевых ресурсов определенного профиля.

Что касается второй доминанты эволюции крестьянского хозяйства – трансформации феодальной ренты, то о ней речь пойдет ниже (гл. 2). Однако, суммируя то, что известно по этому сюжету, можно заключить, что формы рент и государственных налогов стимулировали торговые связи крестьян, выделение профессиональных ремесленных и торговых элементов в деревне и в то же время сами в значительной мере определялись городом и товарными отношениями.

Таким образом, развитие товарно-денежных отношений в деревне, усилившееся со второй половины XIV в., выражалось в нескольких параллельных процессах: 1) втягивание в товарное об-ращение мелкого, индивидуального крестьянского хозяйства; 2) расширение компенсаторных разделов крестьянского хозяйства, что приводило к изменениям в его структуре; 3) товаризация части крестьянского производства, нередко – именно компенсаторной; 4) кристаллизация в деревне ремесленно-торговых элементов; 5) разложение средней, отслоение части низшей и высшей прослоек крестьянства.

В качестве собственно товара производилась, судя по совокупности наших данных, сравнительно небольшая доля крестьянского продукта. Безусловно, что в связи с распространением продуктового оброка участие крестьянского хозяйства (его продукции) в товарном обращении абсолютно превалировало над его собственным товарным производством.

Поскольку большая часть крестьянской продукции превращалась в товар уже в процессе товарного обращения, а не производилась в виде меновой стоимости, товарные связи крестьян не меняли в рассматриваемый период самый характер крестьянского хозяйства: в этот период оно не было товарным, чем качественно отличалось от мелкого городского, прежде всего ремесленного, хозяйства, в меньшей мере – от хозяйства сельского профессионального ремесленника.

Характерной чертой развития деревни в условиях убыстрившихся товарно-денежных отношений, особенно с XIV в., была постепенная аккумуляция там ремесленно-торговых элементов¹³¹. Этот процесс проходил одновременно по нескольким связанным между собою каналам: через трансформацию побочного (компенсаторного) занятия крестьянина либо в главную линию его товарных связей, либо в главное занятие вообще; складывание в рамках деревни заметной прослойки профессиональных ремесленников, выходящей за пределы чисто местных нужд и обмена; развитие в деревне торгового профессионализма, прежде всего в виде скупщичества, на базе отделения от крестьянского хозяйства функции обмена¹³², складывание сети специализированных ремесленных и промысловых поселений; формирование мелких торжищ, центров местного обмена – сельских рынков, постоянных и эпизодических ярмарок, торговых местечек, большинство которых так и не трансформировалось в города; активизацию коммерческой жизни пригородов.

В Швеции деревенские ремесла, промыслы, торговля – подсобные и специализированные – были органичной частью феодальной экономики страны на протяжении всего средневековья. Многоотраслевое хозяйство деревни порождало не только относительную независимость ее жителей, тормозило распад крестьянства и складывание форм его личной зависимости. Оно формировало предприимчивую психологию северного крестьянина – динамичного, готового к смене занятия и максимально использующего резервы своей сложной природной среды.

1. См.: Сванидзе А. А. Особенности хозяйственной деятельности шведских бондов... – СВ, 1965, 27.

8. Ср.: MESt, KmB, XXXIV (об оптовых закупках ячменя гостями); St. tb 1, s. 328, 365; So, s. 188; Soderberg T. Ur östgötaspannmålens marknadshistoria, s. 53; Бережков M. О торговле Руси с Ганзой, с. 165. В 1491 г. в порту Або возник конфликт между данцигскими купцами, транспортировавшими рожь, и местными носильщиками (Ruuth I. W. Birdrag, III, s. 123).

10. PRF, N 80, St. tb 1, s. 310, 311; St. tb 2, s. 140, 580; St. tb 3, s. 20.

11. DD, № 16, 99, s. 100. В XIII в. бонды иногда ввозили в города самодельное "шведское" пиво, (Bjr, b. 38), но по XIV-XV вв. таких сведений уже нет.

12. St. tb 1, s. 109, 223, 280, 285, 253; ChL, s. 224; Nilson A. Studier i svenskt repslageri, s. 25 f, 80.

20. MESt, KmB. XVIII, XIX; So, s. 49, 50-52, 54, 323-325; St. tb 1, s. 3. 382.

21. Bnkskin, geelskin, farskin, lambskin, kadlinga skin, kalskin; ср. также: klippinga – "перчаточная кожа", возможно также, козлиная.

24. См. топонимы на barka-, skinn-, skinnara-, bältare- dikar- в Даларна. – Stähl II. Op. cit., s. 11, 31, 32, 65; cp. Forsell N. Borås stads historia, s. 11.

26. На базе деревенского сапожного промысла в этих районах в повое время сложилась сильная сапожная промышленность. (Jäfvert Е. Skomod och skotillwerkning, s. 97).

27. DD, N 16, St. tb 1, s. 24, 311, 336 o. f.; Sartorius G. Op. cit., s. 626.

29. Kerkkonen G. Bondebefolknirigens binäringar, s. 273; Svensson M. I. Hantverk och hantverkare på Dal, s. 90. Хорошкевич А. Л. Торговля..., с. 54. О деревенских ремеслах на Руси см. также в специальных работах Н. Аристова и Б. А. Рыбакова.

30. Ср.: Состав земельной ренты в лене Эребру и др. (Boёthius В. Dalarnas bränsleskatter, s. 33 f.; Lönnroth E. Statsmakt, s. 185).

32. DD, N 870.

33. Т. Сёдерберг называет их "бонды-горняки" (op. cit., s. 200, 427).

35. DD, N 170; So, s. 219, 220; Boethius B. Dalarnas bränsleskatter, s. 11, 12.

36. Ved, bräder, näfver, tjära (St. tb 1, s. 453); Lind I. Göteborgs handel, s. 16; Liljegren A. Stockholms handel, s. 29; m. m.

39. Hafström G. Op. cit., s. 17 f., 22, 23, 30; Tunberg S. Till Svearikes äldsta historia, s. 146-166; Dovring F. De stående skatterna, s. 17 f; Ahnlund N. Op. cit., s. 69.

40. Erikskrösnikan, s. 7, 8, 175, 204, 217, 242; So. s. 296, 394; Lönnroth E. Från svensk medeltid, s. 55 m. m.

43. Ср. расценки на ткани середины XIV, середины XV и начала XVI в. (DD, № 16; St, sb 1, s. 565-566; So, s. 312-313).

44. So, s. 312-313, 315; DD, N 16, 22, Itb, s. 71; St. sb 1, s. 565; Kerkkonen G. Op. cit., s. 283, 287.

48. Forsell N. Op. cit., s. VII. Об эстйётском вадмале известно еще из областных заколов (ögL, BgB, IX).

51. Donner G. A. Striden om arvet, s. 25; Ruuth I. W. Op. cit., I, s. 73, 79; Ср.: Хорошкевич A. Л. Торговля..., с. 193-194.

52. Nilson A. Studior, s. 30, 39, 41, 42, 69, 80, 84, 143; Olofsson О. Rep av trä och näver, s. 117-151; Moder I. Ölänskt lallrepslageri, s. 27 f.

53. Роль в складывании побочных заработков такого фактора, как наличие свободного времени, справедливо акцентировал К. Маркс (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 6, с. 589). Напротив, при длительном или круглосуточном сельскохозяйственном цикле развитие крестьянских ремесел затруднено. Ср. Павлов В. И. Социально-экономическая структура..., с. 52).

55. Ср., например, UL, b. XIII, § 5. В отдельных случаях в деревне фиксируются плотники (ATjb, s. 41, Вэренд).

57. Ср.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 3, с. 331.

61. Ср. союзы сапожников в Kumla (около Эребру) и вокруг Хальмстада. (Hansson S. Op. cit., s. 40).

63. So, s. 22 (§ 24); ср.: s. 20, 62-63, 66, 159.

64-65. См. особенно: PRF, N 30 (a. 1342).

68. Особенно это относится к городам Сконе, но известны соответствующие хартии Хедемуре и др. (PRF, N 333, 357, 362, 363).

69. Ср. замечание Б. Хеллнера, что приказ о сгоне всех ремесленников в города не распространялся на сельских "черных" кузнецов (Hellner В. Jämsmidet, s. 31).

70. Forsell N. Op. cit., s. 7. 7. Ср. текст о "бонде Магнусе", который был совладельцем плавильни в Нурборге (прим. 32). Бондами называли, вероятно, и жителей поселения городского типа, не получившего прав города.

72. Например, в грамоте от 11.VIII 1358 г. (Sv. or. perg. DRA, RA), скрепляющей сделку на недвижимость, указано, что рента с этого и другого, расположенного неподалеку владения – по 20 марок вадмаля (т. е. сукна на 20 мк) ежегодно. Цена локтя вадмаля по расценкам середины XIV в. – 1-2 эртуга (DD, № 16); соответственно в 20 мк содержалось 480-240 локтей вадмаля. Держатели в данных владениях, видимо, специализировались на сукноделии.

74. Ср.: Karlskrönikan, s. 23: о массовом разорении крестьян в результате налоговой реформы 1413 г. Стренгнесский указ 1437 г. предписывал всем бондам и ландбу вернуться в деревню, å не попрошайничать в городах. В 1491 г. магистрат Вадстены принял решение выгнать из города всех бездомных людей, которые туда беспрерывно прибывают (PRF, № 203). Об увеличении числа разорившихся людей в дереве XV в. см.: Norborg L.-A. Storföretaget, s. 200.

77. Forsell N. Op. cit., s. 9. В этой связи несомненный интерес представляют работы, где на материале отдельных отраслей ремесла рассматривается в одном ряду история городского и деревенского ремесла – направление, открытое работой А. Сандклефа.

78. Ср.: Berg R. Det Danske Haandværks Historia, s. 14; Ljung S., Rosen J. Hantverkare, s. 216-221.

79. См.: Сванидзе А. А. Особенности хозяйственной деятельности шведских бондов, с. 107-108.

80. Об этом постановлении говорится в письме магистрату Упсалы от 1572 г. (PRF, N 19; USP N 3, s. 3).

86. PRF, N 156.

87. DS, № 3020; PRF, № 4. Судя по этой грамоте, эти ярмарки бондов усиленно посещались купцами-чёпманами.

91. PRF, N 176; MSUB, s. 23; St. tb 2, s. 281; USP, N 17, 18, 20, 21; Steckzen В. Umeå stads historia, s. 11.

97. So, S. 50; Hildebrand H. Medeltidsgillena, s. 35 f. О капелле покровительницы моряков си. Анны в Вестерйётланде (середина XV в.) см.: Schück A. Studier, s. 382.

98. Ср.: St, tb 2, s. 505.

99. Yngström E. Gävletrakten, s. 15; Kerkkonen G. Bondosegel, s. 39, 50 (cp. о них: ч. II, гл. 1).

104. UL, KB, b. 7.; MEL, BgB, XIV; DrVi, XL; ChL, BgB, XV, XXIII; TgB, XXVI; DD, N 23, 28, 29, 35; PRF N 69, 176, 181; Winroth A. O. Om tjenstehjonsförhållandet, s. 47, 59, 87; Montgomery A. Tjästehjonsstadgan, s. 249, 250. В уставе железных рудников (1354 г.) наемные работники прямо приравнивались к лёскерам (DD, № 22).

106. Ср.: MU № 56 (15.111 1451): два брата служат у бонда, они рубят для него деревья и ставят силки на белок, а бонд отказывается оплатить их труд.

108. Ср. грамоту 1360 г.: бонд – тот, кто хорошо устроен и может полностью платить свой налог согласно законам королевства (MUK, с. 41).

110. ATjb, s. 5i; три бонда платят общую ренту; s. 52; два бонда платят общую ренту и т. д.

113. В Государственных законах перечислены лишь наиболее ценные из них: седла, оружие, лодки, телега, сани, сети и невод, плуг, борона, кирпич и др. (MEL, SVd, b. IX, ChL, Add. D. 2, s. 404; DD, N 16).

116. DS, N 3020, 2027, 2922, 3624; Bjärköa Ratten, bil., s. 30 f. ChL, KmB, VI; USP, N 13, 17-21; PRF, N 97, 99, 100, 153, 156; MESt, KpB XV.

120. Ср. жалобу горожан Ульвсби на то, что бонды, торгуя в городе, уезжают, "не сделав ничего, что законно" (хартия 1348 г.), и положение Стадслага о том, что бонды должны продавать в городе зерно только оптом (PRF, N 34; MESt, KmB, XVI).

131. Надо заметить, что в период развитого феодализма эта черта не являлась особенностью только Швеции или Скандинавии вообще. В частности, Е. А. Косминский рассматривал английских малоземельных крестьян – бордариев и коттариев – как среду, к которой принадлежали также ремесленники, рыбаки и т. п. (Косминский Е. А. Исследование по аграрной истории Англии XIII века. М.; Л., 1947, с. 382). Эта мысль была подтверждена М. А. Баргом, который также показал, что наряду с малоземельными коттерами средой для складывания и действия торгово-ремесленных элементов в деревне были крупные фригольдерские хозяйства. М. А. Барг совершенно определенно связывал эти очаги "городских" элементов в манорах с нераспространенностью вотчинной системы, сохранением мелкого (аллодиального) крестьянского землевладения и относительной свободой личности крестьянина (Барг М. А. Исследование по истории английского феодализма, с. 222).

132. Пока нет оснований полагать, что уже в тот период скупка распространялась именно в сфере домашних промыслов и ремесел.