Литература

Источник: А. А. СВАНИДЗЕ. СРЕДНЕВЕКОВЫЙ ГОРОД И РЫНОК В ШВЕЦИИ

Проблема взаимосвязи между городом и хозяйством феодалов в Швеции специально не исследовалась. Но тема торговли господ, как уже говорилось, занимает в шведской медиевистике, особенно в экономико-исторических исследованиях, одно из ведущих мест, о ней в разной связи упоминают многие крупные ученые страны, в том числе историки города Н. Анлунд, Ф. Линдберг. В рамки общей концепции шведского средневековья этот сюжет был включен Э. Хекшером, который использовал его как и факт торговли бондов для обоснования своей концепции неразвитости городов и обмена в стране до Густава Вазы. Современные исследователи, поставив в центр проблему государственной централизации и складывания ее экономической базы в довазовский период, начали специальное изучение проблем торговли представителей ведущих дворянских семей: здесь усматривается важный стимул экономических интересов, выработки политического курса Швеции рубежа XV и XVI вв. Наибольшее значение в этой связи имеет фундаментальное исследование И. Хаммарстрём, которое показывает большую и все возраставшую роль торговли для королевской власти и феодальной знати. Автор подчеркивает благотворную роль этой торговли для развития городов, ярмарок и внутреннего рынка вообще, указывая, однако, что главной целью внешней торговли верхушки феодального класса и самой короны было приобретение предметов роскоши¹. Как и Э. Лённрот, и И. Хаммарстрём говорит о связи увеличения налоговых поступлений и их экспорта.

Применительно к данной работе торговля господствующего класса интересна прежде всего в связи с развитием городов, товарного производства и рынка. Поэтому на первый план вышли вопросы о структуре господских хозяйств, об ассортименте их сбыта и спроса, механизме включения в товарное обращение и использования резервов товарообмена. И здесь одной из наиболее интересных является проблема элементов хозяйственной и социальной перестройки и их характера.

1. Консолидация и характер земельных владений феодалов

Постановления о "деревенской торговле" называют среди нарушителей городской торговой монополии пасторов, клириков, свенов, служащих (должностных лиц – ämbetsmän) и "урожденных фрельсисманов"². Это представители господствующего класса и министериалы, социально противостоящие крестьянству и горожанам, но отнюдь не однородные.

Система господского землевладения в рассматриваемый период характеризовалась тенденцией к перераспределению земельной собственности и связанных с ней прав в пользу верхушки класса феодалов. Отмеченная тенденция более всего коснулась двух сфер: отношений между коронными (государственными) и частносеньориальными владениями и отношений между сеньориальными владениями разного типа.

Согласно средневековому обычаю вся общинная земля в государстве принадлежала короне, являлась ее регальной собственностью. Возникновение земельной регалии (grundregalen) шведских королей принято относить примерно к последней трети XIII в.: историографическая традиция, опирающаяся на документы первой четверти XVI в., гласит, что в 1282 г. риксрод, собравшийся в Стокгольме, заслушав жалобы Магнуса Ладулоса на значительное оскудение королевских финансов, принял решение (Helgeandsholmensbeslutet) предоставить королю верховное право собственности на все имеющиеся в стране земли и их богатства: рудные залежи, самые крупные и обильные рыбой водные бассейны (шхеры, заливы, озера, проливы, протоки и т. п.), а также на самые большие лесные массивы. Все эти земли обязаны короне земельным налогом (skatt) и податью (avrad); последняя представляла собою долю промысловой добычи и обычно равнялась ⅓ ренты. Уже к концу прошлого века историки оспорили подлинность хельгеандсхольмского решения³. Однако первые следы права короны на общинные земли действительно восходят к еще более раннему времени – к XII в., когда "коронные альменнинги" занимали до ⅓ общинных земель в ряде территорий свеев⁴. Судя по грамоте от 1303 г., такими же правами – так называемой королевской долей (konungslut) – корона обладала на территории эстйётов⁵. В дипломе от 1317 г. упоминаются "коронные альменнинги" в Сёдерманланде, на берегах Брувикена⁶; С. Д. Ковалевский не исключает, что они принадлежали короне уже в XIII и даже XII в.⁷ Одновременно фиксируются права короны на территорию домена и в отношении отдельных видов угодий, в частности промысловых.

Формирование королевской земельной регалии продолжалось до середины XVI в. Не вдаваясь в подробности этого особого вопроса, отметим, что источники XIII-XV вв. обнаруживают в отношении королевских земель две противоборствующие тенденции. Известная шведская исследовательница Б. Фритц в фундаментальной монографии "Замок, ланд и лен. Администрация в Швеции в 1250-1434 гг.", показала, что к рассматриваемому периоду развилась тенденция раздачи коронных владений, особенно в лены, в результате чего происходило отчуждение верховных прав и функций короны, пусть и не вполне полное. Другая тенденция, сопутствовавшая процессу централизации, – "собирание" земель в казну путем возвращения розданных коронных владений, покупки и т. д. Такую редукцию произвела королева Маргарита в 1396 г., имея в виду возвращение земель, розданных короной отчасти в собственность, отчасти в лены при короле Альбректе Мекленбургском (т. е. после 1363 г.), когда эти раздачи приняли действительно катастрофический для казны характер. Постепенно, однако, коронные земли – в виде пожалований и ленов – стали снова расходиться между крупнейшими дворянскими семьями⁸.

Итак, система ленов получила всеобщее распространение со второй половины XIII в. Как и во всей Европе, шведские лены представляли собою не чистое "кормление"⁹, а скорее "кормление-управление" – специфический синтез административной и бенефициальной систем с длительным сохранением именно служебных функций. Кроме того, над их жителями сохранялась верховная судебная и политическая власть короны. Но Швеция не знала такой завершенной вассально-ленной системы, как континентальная Европа: шведские лены не передавались по наследству, ими становилась любая выданная в управление частному лицу территория. Ближе всего к континентальным образцам были "княжеские лены", жаловавшиеся в кормление младшим отпрыскам королевского дома: эта практика имела место в XIII в., при сыновьях ярла Биргера, и в начале XIV в., когда братья короля Биргера Магнуссона герцоги Эрик и Вальдемар получили в наследственное и полное владение половину королевства; этот договор был аннулирован после их смерти, и подобные случаи более не повторялись¹⁰.

В течение второй половины XIII в., когда страна покрылась сетью королевских замков, она была поделена на крупные "замковые лены", каждый во главе с управляющим-фогдом или комендантом, который должен был за счет податей с большой прилегающей к замку территории содержать гарнизон. Кроме того, существовали и небольшие лены, состоявшие из одной сотни, нескольких приходов и даже одного двора, не вошедших в состав замковых ленов¹¹. Эти лены предоставлялись от короны в управление отдельным феодалам на определенные (короткие) сроки и на определенных условиях. По условиям пожалования лены делились на несколько типов. "Казенные" или "подотчетные" давались на условии полной подотчетности королю и передачи в его казну всего дохода; ленник там был действительно управляющим короля. "Служебные лены" представляли противоположность "казенным" и были кормлениями, так как не обусловливались отчетом или платежом со стороны ленника; этот тип лена почти не распространился. Наиболее широко практиковался "податной лен": ленник – обычно крупный феодал – управлял территорией, следил за соблюдением порядка, законов, прав короля и собирал государственные подати, отчисляя себе часть казенных поступлений. На практике такой лен являлся срочным бенифицием: условной собственностью на известную территорию, с вещными правами на землю и отчуждением в пользу бенефицианта-ленника административных, судебных, полицейских, отчасти и фискальных прав короны; король сохранял на этих землях лишь право на фуражную повинность налогообязанных хозяйств и экстраординарные налоги. Как разновидность этих ленов существовали: "залоговые лены", которые раздавались короной в залог за денежные займы, вероятно, на условиях "служебного лена"; епископские лены – округи управления и кормления епископов, которые церковь стремилась удержать за собой на возможно более длительные сроки; должности областных и сотенных судей – лагманов и херадсхевдингов, которые к концу средневековья также стали жаловаться в виде ленов. Права ленников особенно расширились в период унии и сузились к концу XV в. благодаря централизаторской деятельности регентов дома Стуре; изменения этой системы добился лишь Густав I¹².

Имеются безусловные свидетельства, что ленники злоупотребляли властью: брали с крестьян произвольные поборы, присваивали королевские подати^12а. Так делал рыцарь, член Государственного совета Оке Йёнссон (род Сварте Сконунг), который в начале 60-х годов XV в. имел замковый лен Аксвалль в Вестерйётланде с городами Шёвде, Хьё и Лидчёпинг; поступления с этих территорий (натуральные) он сбывал через ганзейских купцов¹³.

Ленные пожалования имели краткосрочный характер даже в тех случаях, когда они передавались членам королевской семьи. Так, Магнус Эрикссон в 1357 г. передал сыну Эрику на два года свое право на Стокгольм и весь Упланд (за исключением области Нэрке и усадьбы Конунгснэс) со всеми землями тамошних арендаторов на условии, чтобы Эрик или его администратор рыцарь Нильс Турессон доставляли королю половину всех ежегодных повинностей и штрафов; Эрик не должен отменять и изменять действующие привилегии городов, ландов, церквей и монастырей, нарушать права собственности короля и допускать недобросовестность в делах; при леннике состояли два королевских уполномоченных¹⁴.

Крупнейшими ленными комплексами, затем разрушенными редукцией Маргариты, владели в последней четверти XIV в. семьи Аксельссонов (Тутт) и Грип. Грипы были одним из древнейших феодальных родов Швеции. Представители его заседали в государственном совете еще при короле Биргере (1315 г.), участвовали в редактировании областных законов Сёдерманланда, были губернаторами Стокгольма в середине XIV в., в разное время лагманами Сёдерманланда и Эстерйётланда и т. д. С 70-х годов и до редукции 1396 г. Грипы (Бу Йёнссон, его сын Кнут Буссон и его кузен Нильс Буссон) держали прямо от короля Альбректа громадные лены: большую часть Вестманланда, территории с городами Нючёпинг, Кальмар и крепостью Стэкехольм, доли в Медной горе и др., получая крупные доходы от шахт и плавилен и сбывая металл любекским купцам. Владея Стэкехольмским леном, будучи лагманом Эстерйётланда (с 1381 г.) Бу Ёнссон Грип присвоил себе власть над херадом Тьюст, приобрел там ряд усадеб и принудил линчёпингского епископа сдать ему на откуп сбор десятины в этом уезде. Он поставил под контроль своих фогдов торговлю жителей Вестервика, опутал город сетью долгов, за счет которых приобрел в городе и его округе ряд земельных участков, капустные огороды, прибыльные лавки, расположенные у побережья, и, наконец, единственную городскую мельницу. К концу своей жизни Бу Йёнссон держал в ленах разного типа финские земли, Норланд, Свеаланд (за исключением Эребру, фогдств Стокгольма и Кенингсхюс), ряд херадов Эстерйётланда, все замки Смоланда (кроме Треллеборга), ряд фогдств Вестерйётланда. Его владения составили большую часть редуцированных Маргаритой земель¹⁵.

Система ленных пожалований сыграла большую роль в консолидации крупной земельной собственности, которая особенно усилилась с "аграрным кризисом": укрупнение владельческих комплексов знати за счет разорения среднего и низшего дворянства. Со второй половины XV в., когда явления "кризиса" были в основном изжиты, процесс округления личных владений знати не прекратился, что обеспечивало феодальной верхушке ключевые позиции в политической сфере¹⁶. Так составились крупнейшие состояния второй половины столетия – Аксельссонов (Тутт) и Арвида Тролле. Архив Арвида Тролле, заботливо им подобранный и включающий дипломы, подтверждающие права на землю, опись всех владений и доходов с них, дает яркое представление о складывании и структуре крупного феодального земельного владения – владения стурмана ("большого человека").

Арвид Тролле принадлежал к семье датского происхождения, которой, как известно, было суждено сыграть заметную роль в шведской истории конца XV – начала XVI столетия. Сам Арвид (умер в 1505 г.), выменивая, покупая, отсуживая земли и трижды выгодно вступив в брак, собрал 977 земельных владений. В их числе была недвижимость в сельской местности (полные и частичные подворья, дома, земельные участки, пустоши), недвижимости в шести городах, 54 мельницы с "протоками", четыре кузни и плавильни, множество лугов, островков и т. д.¹⁷ Главные его владения сосредоточились в Смоланде, где Арвиду Тролле принадлежало до ¼ всей фрэльсовой недвижимости¹⁸. Затем он имел значительные владения в Уплапде, Эстерйётланде и на Эланде, а также в Сёдерманланде, Нэрке, Вестерйётланде, немного в Вестманланде. В городах Стокгольме, Нючёпинге, Сёдерчёпинге, Кальмаре и Векше он имел усадьбы, в которых жил во время наездов. В Кальмаре, кроме того, имел еще несколько участков. Стокгольмский дом сдавал за ренту в 22 мк, как и ряд лавок и других городских владений.

Разбросанность и разнообразие владений позволяли господину получать специализированную ренту, состав которой соответствовал хозяйственной направленности областей, их районов и отдельных дворов. С городских держаний он получал только деньги¹⁹; с мельниц (в том числе городских) – деньги и угрей, муку, масло²⁰; с угриных садков – угрей; с сельских дворов – деньги, мыло, муку, ячмень, угрей²¹; с кузен и плавилен – железо или деньги²². Некоторые держания давали только деньги (в уезде Aasede, например), другие, по соседству, – только масло и т. д.²³ В целом из Смоланда Арвид Тролле получал по преимуществу масло и деньги, из Эстерйётланда – ячмень и деньги, из Упланда – зерно, масло, птицу, яйца и деньги (в ряде случаев – как коммутированную барщину²⁴), из Сёдерманланда – зерно, деньги, масло и т. д.

В некоторых случаях держание имели ремесленники, с них брали обычно деньгами²⁵, хотя при переходе двора к ремесленнику от бонда могла сохраняться рента маслом и т. п.²⁶

Аналогичные ренты получал со своих земель Ивар Аксельссон (Тутт), член Государственного совета и самый крупный земельный собственник страны во второй половине XV в., владевший комплексами дворов преимущественно в йётских областях. В Вадстену, где была резиденция фогдов Ивара Аксельссона, поступали: масло, рыба и зерно, деньги – из Смоланда; масло и деньги – из Вэренда; масло, сыр – из Вестерйётланда; с владений в Упланде Аксельссоны брали ренту в основном деньгами²⁷.

Интересный материал о структуре крупного владельческого комплекса содержится в документах Скуклостер-цистерцианского монастыря, в XIII в. переехавшего из Смоланда в упландское поселение Sko. Сохранились латинские оригиналы земельных книг монастыря от 1302 и 1489 гг. (сравнительно недавно опубликованные): регистрация владений, приобретений, рент и расходов. Опись 1302 г., наименее точная, называет ряд комплексов, состоящих в ведении конвента, аббатиссы и т. д. и представляющих собою, помимо прочего, правовой округ (rectoria); всего там зарегистрировано 90 с лишним маркландов земли, расположенной главным образом в Сёдерманланде, Упланде, на Эланде и др. Она распределялась между примерно 100 отдельными дворами, минимум ⅔ которых определенно было в держаниях (sub colonis). Рента с них в 1302 г. составила более 200 мк и записывалась только в деньгах²⁸. Книга 1489 г. более детально²⁹ описывает повинности, но не указывает размеров держаний.

Таблица 10. Структура держаний и ренты Скуклостер в конце XV в. (согласно земельной описи 1489 г.)

1. Натуральная часть рент вносилась зерном, много реже — мукой. Исключение см. в прим. 8.

2. Все это дворы, характерные названия которых (Bagarboda, Piparaboda, Quernaslath и др.) показывают, что там жили ремесленники и промысловики (Skjb, s. 26-31). Платили преимущественно смешанную ренту" Лишь два двора из них фиксировались еще в 1302 г. (Skomakarebod, Pukaboda).

3. В том числе мельничное держание, рента шла зерном.

4. 7 держателей в одном поселении (Ekeby).

5. В одном из поселений не показаны ренты, само оно не идентифицируется,

7. Одно из держаний обозначено неопределенно (лишь как "имущество конвента"),

8. Два держателя платили железом (по одному фату), держатель мельницы платил мукой.

9. Это: лавка на рынке (gatubodh paa torgith, рента 3,6 мк) и земельный участок (рента 2 эре).

11. Три земельных участка (рента 3 мк, 4 мк и необозначенная). В этих городах монастырь имел еще три недвижимости, с общей рентой 1 мк 6 ape (Skjb, s. 61).

Таким образом, крупные земельные владения в Швеции были разбросаны по разным областям и районам страны. Это были оброчные хозяйства, вся или почти вся земля в которых находилась в держаниях и аренде. Оброк был смешанный, в ряде случаев альтернативный и почти всегда специализированный: его состав точно соответствовал местному хозяйственному профилю. Значительную роль в складывании доходов стурманов играло отчуждение регальной собственности и связанных с ней прав короны. Наконец, характернейшей чертой крупных хозяйств были их отношения с городом: господа имели в городах недвижимость, резиденции свои и своих управляющих, пункты сбора ренты. Именно в городе и через горожан стурманы были связаны с рынком сбыта и снабжения.

География земельных владений крупных дворян – того же Арвида Тролле, Туттов, Грипов и других – неоспоримо свидетельствует, что в течение второй половины XIV – первой половины XV в. их собственность не только расширилась, но и стала группироваться в меньшем, чем ранее, числе областей, тяготея к торгово-перевалочным пунктам побережий моря и больших озер³¹.

2. Дворянство и торговля

В большинстве случаев стурманы использовали свои резиденции и связи в городах для сношений с купцами-экспортерами, в том числе иноземцами. Так поступал, например, Нильс Йёнссон, из старого – с XIII в. – и очень заметного шведского рода Уксеншерна. Нильс Йёнссон в 30-е годы XV в. держал лен и замок Стэкехольм; через своих личных агентов он закупал в Данциге провиант и другие товары для своего замка и ввозил все это в страну³².

Губернатор стокгольмского замка в начале XV в. Бу Дьюре имел доли в одном или нескольких кораблях и экспортировал железо-осмунд, кожи, сало и другие товары из Стокгольма в Данциг³³. Нильс Классон Спарре, бывший в конце XV в. комендантом крепости Эльвсбург, а затем Стэкехольм, имел большие корабли для торговли с Англией, Шотландией, Голландией и др. В 1497 г. он послал в Амстердам специальный корабль с грузом древесины³⁴. Губернатор абоского замка и лена Эрик Аксельссон (Тутт) оборудовал корабль для вывоза меди³⁵. Крупный землевладелец Абрахам Бродерссон посылал в Любек большие партии масла³⁶. Рыцари Аксель Лейонхувуд и Магнус Браге имели свои торговые корабли³⁷.

Степ Бенгтссон, из богатого и знатного шведского рода Бьельке³⁸, губернатор Нючёпинга в 90-е годы XIV в. и доверенное лицо королевы Маргариты (умер в 1408 г.), был тесно связан с цехом стокгольмских ювелиров и, поселившись на старости лет в Стокгольме, вел с ними дела. Его родич губернатор Стэкехольма Педер Турессон [Бьельке] в начале XVI в. имел корабли, на которых перевозил свои товары и товары вестервикских купцов. Два груженых корабля, принадлежащих Бьельке, были разграблены морскими разбойниками около Вестервика в 1514 г. Брат Педера Эрик Турессон Бьельке имел леи в Финляндии с Выборгом и также участвовал в торговле³⁹. Обладатель Стэгебургского лена и замка в 1487-1492 гг. Грегерш Маттсон регулярно отправлял в Данциг полученные в качестве рент ячмень, масло, мясо, рыбу, пиво, свинину и пр. и закупал в Стокгольме соль и хмель. Он купил также 9 шп хмеля у двух заехавших в Стэгебург кенигсбергских купцов, расплатившись с ними маслом, ячменем, лососем и железом⁴⁰.

Член Государственного совета Тённе Веркерссон Паршберг построил в Мальме лавку, в которой шла торговля импортным пивом и продуктами питания (конец XV в.). Магистрат Мальме жаловался королю Хансу, что это наносит большой ущерб городу и интересам короля, поскольку товары для лавки ввозились Паршбергом беспошлинно и бесконтрольно. 21 февраля 1489 г. король Ханс приказал разрушить эту лавку и относящиеся к ней строения, на что Паршберг был вынужден согласиться⁴¹.

Более всего известно о торговле в XV в. двух знатных семейств: Сварте Скопунг (Svarte Skånung, "Черный Скопец") и Тутт. Семья Сварте Сконунг имела лены, владения и связи в йётских вемлях⁴², она развернула крупную торговлю в Швеции и за ее пределами. Один из представителей семьи, губернатор стокгольмского замка в 1485-1487 гг. Филипп Йёнссон, вел широкую торговлю в Норланде и Финляндии. Его брат Нильс Йёнссон был постоянным поставщиком масла ганзейским купцам⁴³. О деятельности третьего брата – Уке Йёнссона, влиятельного члена Государственного совета и лагмана Сёдереманланда – свидетельствует его неопубликованный архив, в том числе бухгалтерские и торговые книги, прочитанные И. Хаммарстрём. Уке Йёнссон имел большие владения в Вестерйётланде (включая города Шёвде, Хьё и Лидчёпинг), Сёдерманланде и Вестманланде. Масло, полученное в качестве ренты из вестйётских областей, Уке отдавал в уплату за товары, которые регулярно закупал на городских рынках и ярмарках. Он был в контакте с тремя крупными купцами, через которых производил сделки в Вестеросе, Вадстене и Лидчёпинге: сбывал им зерно, быков, бычьи шкуры, лисий мех, получая взамен сукно, соль, хмель, пряности, вино и др. В обороте между ними были сотни марок – товарами и деньгами. Доминирующее место в закупках Уке Йёнссона занимало сукно, в 1461-1466 гг. он приобрел его на 480 мк; преобладали фландрское и голландское сукна, которые шли на оплату слуг и наемников и покупались им обычно полукусками. При расплате за сукно маслом существовало твердое меновое соотношение: например, за ½ куска лейденского сукна отдавалось 4 больших бочки масла. После 1465 г., когда Уке Йёнссон потерял лен Аксвалл в Вестерйётланде и центр тяжести его хозяйства переместился в Сёдерманланд и Вестманланд, поставки им масла уменьшились. Анализ ассортимента товаров, получаемых и продаваемых Уке Йёнссоном, показывает, что он продавал в основном недорогие сельскохозяйственные продукты, кожи, меха и железо; закупал он дорогие сукна, высшие сорта соли и хмель. Соль он приобретал в небольшом количестве, по-видимому, лишь для нужд своей семьи и ближайшего окружения. Остальные закупки, необходимые для хозяйства (главным образом той же соли) производились его фогдами, которые вели свои торговые книги⁴⁴.

Тутты – датский род, натурализовавшийся в Швеции. Аксель Педерссон (Тутт), основатель ветви Аксельссонов и отец будущего регента, продавал масло ганзейским купцам (первая половина XV в.)⁴⁵. Его другой сын, Ивар, был самым богатым в Швеции своего времени землевладельцем и вел крупные торговые операции. В конце XV в. ему принадлежали большие комплексы дворов в Вестерйётланде, Смоланде и Эстерйётланде. После смерти Ивара (1487 г.) его вдова Магдалена (дочь короля Карла Кнутссона Бунде) поселилась в своей усадьбе неподалеку от Сёдерчёпинга, где жила до 1495 г. Деловые операции Магдалена Карлсдоттер совершала через некоего Пера, который был фогдом всех владений Туттов и имел резиденцию в Вадстене. Основным поступлением из йётских земель было масло, которое ежегодно в конце июля свозилось в Вадстену. Там его подсаливали, упаковывали в бочки (соль и бочки фогд Пер регулярно покупал) и отправлялись в Сёдерчёпинг, откуда оно шло на вывоз через шведских купцов-экспортеров; в одной из таких партий было 33 тунны. Масло худшего качества, смоландскую рыбу и вестйётский сыр фогд отправлял своей госпоже. Если Магдалена Карлсдоттер посещала Вадстену, фогд закупал для нее продукты на местном рынке за наличные деньги. Их он выручал от продажи зерна, в основном ячменя.

В 1481 г. фогд в Свартшьё (Упланд) продал господского зерна на 308 мк и на 190 мк других товаров. Из них 80 мк он взял на нужды хозяйства и оплату наемных работников, а остальными деньгами Ивар Аксельссон распорядился сам. Зерно, вывезенное из усадьбы Свартшьё зимой 1480/81 г., было продано в Стокгольме за 308 мк 1 эре. Кроме того, упландский ячмень был отправлен в район Медной горы, где каждый лэст ячменя выменивался на шп 5 ли меди; полученная медь (около 13 шп), по-видимому, ушла на экспорт. У стокгольмских купцов фогд Свартшьё приобретал для господского стола лососину, финских щук, угрей и сало⁴⁶.

Агенты, слуги, доверенные люди феодалов постоянно предпринимали деловые путешествия по сельским поселениям с целью торговли. Против этого был направлен, в частности, особый пункт Законов о торговле Городского уложения⁴⁷. В 1423 г. король Эрик дал фогдам и муниципалитету Стокгольма право преследовать дворян, церковнослужителей, слуг господ и церкви за "незаконное" занятие торговлей⁴⁸. В 1444 г. король Кристофер издал новый указ о запрете ландсчёп, где в числе нарушителей снова названы "слуги господ" (hoffmanna drengie)⁴⁹.

Очевидно, что крупные феодалы Швеции действительно были тесно связаны с внутренним и внешним рынком страны. Нередко стурманы сбывали большую часть полученных натуральных рент. Они имели своих торговых агентов, особые корабли и расчетные торговые книги. Главными предметами сбыта феодалов были сельскохозяйственные продукты – масло, рыба, зерно и пр.⁵⁰, в меньшей мере – из-за регалии короны – продукты промыслов; все это сбывалось через местных или ганзейских купцов. Стурманы явно стремились к самостоятельному – при помощи личных агентов – ведению торговых операций. Их контрагентами стали быстро поднявшийся к концу XV в. Данциг, заинтересованный в шведском экспорте сельскохозяйственных, лесных и рыбных продуктов, и голландские города, нуждавшиеся в балтийском зерне. Закупки крупных феодалов состояли в основном из импортных товаров (предметов роскоши, сукна и соли), которые шли как на нужды семьи и окружения феодала, так и использовались в хозяйстве. В частности, закупки большого количества соли были необходимы для вывоза масла и рыбы. Таким образом, связи феодалов с внутренним и с внешним рынком определялись уже не только непосредственными нуждами господ, но и направленностью их хозяйственных интересов.

Поставщиком самих феодалов в конечном счете был Любек с его широкой торговлей дорогим оружием, винами, южными фруктами, дорогими тканями, драгоценностями и пр. Поставщиком товаров, необходимых феодалу для нужд хозяйства, был Данциг, ввозивший в Швецию французскую соль, голландское сукно и прусский хмель. Следовательно, связи с главой союза вендских городов Любеком были у феодалов слабее, чем у короны, сбывавшей через пего металл, главным образом медь⁵¹.

Через земельный обмен, предпринимательство в Бергслагене, но более всего через рынок, торговлю и кредит город имел с дворянами постоянные сношения. В городе сбывались их товары и производились нужные закупки. Там осуществлялись операции с иноземными купцами, регулярные контакты с местным купечеством и ремесленниками, в частности приобретение в долг товаров и наличных денег⁵². В городе располагались их склады, в портах – корабли, нанималась корабельная прислуга, снимались или покупались служебные помещения для фогдов и своза рент. Город стал для крупных феодалов центром хозяйственной и фискальной администрации и сплошь и рядом местом проживания. Наконец, в городах они получали доходы как традиционного поземельного типа, так и от "городского дела", которым там же, не брезгуя, занимались.

Привилегированное положение класса феодалов сказывалось и здесь. Документы свидетельствуют, что светские феодалы через своих служащих, проживающих в городских усадьбах, занимались торговлей, не неся городского тягла и не платя пошлины, что наносило большой ущерб горожанам. На такого рода нарушения со стороны "жителей Упсалы, населявших подворья дворян и фрэлсе", жаловались упсальцы королю еще в 1335 г. В ответной хартии короля Магнуса от 24 марта того же года подчеркивалось, что правом освобождения от городского тягла и пошлин может, согласно древним привилегиям пользоваться только упсальский собор, а дворяне и фрельсисманы освобождаются лишь от земельного налога⁵³.

Наконец, отметим, что знатные господа занимались и ростовщичеством, давая деньги под залог недвижимости⁵⁴, брали откупа⁵⁵, скупали ренты⁵⁶ и т. д.

Основным рынком сбыта для продукции, полученной феодалами с их земель, в конечном счете был внешний рынок, и выгодная торговая конъюнктура на Балтике для шведского масла, рыбы, мяса и других предметов питания порождала заинтересованность землевладельцев в сохранении натуральной ренты. Но торговля феодалов способствовала и развитию внутреннего рынка. Они неизменно пользовались услугами городских ремесленников (это видно и из цеховых уставов), особенно ювелиров, строителей, металлоделей, портных и сапожников. Очень важную роль играли в их жизни города как торговые центры. Стурманы были тесно связаны с купечеством, сами занимались посреднической торговлей и, вероятно, ревниво относились к контролю за внешней торговлей страны со стороны Ганзы. Уже в XV в. вырученные от продажи натуральных поступлений средства частично вкладывались ими в хозяйство и использовались для приобретения или выменивания новых владений.

О рядовых фрельсисманах в отличие от "больших людей" и дворянства известно мало. Система хозяйства у рядовых фрельсисманов была, безусловно, иной: здесь собственник сам или с помощью семьи и личной челяди осуществлял и контроль за своим хозяйством, и связь с рынком. Из грамот о ландсчёп и законов явствует, что фрельсисманы также производили торговые операции в городах и на ярмарках и чуть ли не имели свои торговые корабли⁵⁷. Вероятно, характер рыночных связей фрельсисмана зависел от того, к знати или к бондам приближался он по своему положению. Вероятно, во многих случаях торговля фрельсисманов, как и части бондов, носила компенсаторный (полупрофессиональный) характер и могла подчас вести к изменению социального статуса торгующего землевладельца.

3. Рыночные связи монастырских и церковных хозяйств

Монастыри чаще всего размещались на территории городов или в пригородах⁵⁸. Там же располагались соборы с их капитулами, особенно многочисленными и богатыми в епископских и архиепископских резиденциях⁵⁹. Церковно-монастырские учреждения активно участвовали в формировании топографии, демографического состава и хозяйственной жизни городов. Соответственно города являлись центрами хозяйственной и административной жизни монастырей и соборов.

В первой половине XIV в., когда в Европе монашеские ордена стали приходить в упадок, в Швеции они достигли расцвета, что выразилось в основании и расширении ряда монастырей, соборов и т. д. К XV в. церкви, монастыри, священнослужители располагали до 1/5 освоенной шведской территории⁶⁰, т. е. обладали огромными материальными ресурсами.

Хозяйственная структура монастыря полнее всего отражена в документах смешанного монастыря в Вадстене (принадлежал к духовному ордену биргиттинцев – разновидность цистерцианского), наиболее многолюдного, богатого и привилегированного. Монастырь был основан в 1346 г., первых монахов и монахинь принял в 1384 г., а в XV в. их число достигало 60-80 чел.⁶¹

Путем покупки у обедневших владельцев⁶², обмена, конфискации за долги, а также пожалований и вкладов⁶³ монастырь собрал множество дворов, пашен, рудоносных участков, лугов, мельниц, пушных и рыбных ловель в Сёдерманланде, Упланде, Вестманланде, Эстер- и Вестерйётланде, Смоланде, Нэрке, Вермланде, на Эланде. Все эти владения, ежегодные поступления с них, все прочие доходы, равно как и расходы монастыря в XV в., зафиксированы в его земельных книгах, хозяйственных инструкциях и отчетах, дипломах и т. д.

Владения и доходы монастыря можно подразделить на несколько главных частей, или источников. Первый – недвижимость, розданная в держания, с которой монастырь получал деньги и продукты (ячмень, рожь, пшеница, коровье масло, сыр, мед, пиво, лен, пенька, железо, древесный уголь, домотканый холст, вадмаль, рыбу, мех, шкуры); ренту с рыбных промыслов брали обычно деньгами. В числе владений монастыря была недвижимость в Вадстене, Сёдерчёпинге и других городах: лавка, бани, земли, мельницы, а также пригородные луга, пашни, огороды, которые держали горожане; рента с этих владений была альтернативной⁶⁴. Собрав оброк, особые должностные лица свозили его в специальные сборные пункты и на склады в города Йёнчёпинг, Сёдерчёпинг, Эребру, Кальмер, Хьё, Стокгольм и поселение Хуннеберг около Линчёпинга. Чаще всего склады были профилированы по виду поступлений, преобладавшему в данной области⁶⁵.

Монастырь имел и собственное хозяйство, которое он стремился укрепить и расширить: резиденцию на территории Вадстены и пригорода, еще три меньших хозяйства неподалеку и одно – на западном берегу оз. Веттерн; каждое из них соответствовало 5-8 участкам держателей в-тех же районах⁶⁶. На домене сеяли зерновые, держали крупный молочный скот, лошадей, коз, овец, свиней, гусей, уток, выращивали лен и коноплю, варили мед, пиво, водку, делали масло и сыр, растили сады, держали пчел и т. д.⁶⁷ Судя по некоторым данным, там разводили (специально для вы-воза в Германию?) породистых лошадей⁶⁸. В доменах работали поденщики, а также наемная прислуга и ремесленники: плотник, сапожники, кузнец и их подмастерья, пекарь, пивовар, изготовитель (сладкого?) теста, рыбак, возчик, садовник и привратпик⁶⁹. Там применялся и барщинный труд держателей ближайших земель (18 дней в год). Третьим видом поступлений монастыря были сеньориальные доходы от Вадстены и ее области: земельная подать⁷⁰ и с начала XV в. – штрафы⁷¹.

Наконец, монастырь имел регулярные ежегодные доходы как специфическое церковное учреждение. Они поступали к нему со всей страны: вклады, завещания, дарения частных лиц – недвижимость, монеты, золото, серебро и изделия из них, скот, одежда, сукно, котлы и др., а также деньги с населения каждого епископства "в честь св. Марии". "Белое" духовенство имело также ежегодные поступления в виде отчислений 2/9 или 1/3 от папской десятины; полученные суммы должны были "поровну" делиться между епископом, приходской церковью и бедными; с XIV в. епископы стали забирать часть милостыни на содержание госпиталей⁷².

При несомненном сходстве с крупным светским хозяйством того же времени крупное монастырское хозяйство отличалось от него тремя главными моментами: наличием домена с применением отработок держателей; значительными поступлениями движимого имущества извне, со всей страны; сильными сеньориальными позициями в городах. Так, Вадстена к XV в. уже была чёпстадом; между тем монастырь имел там фискальные и отчасти судебные права, получал с горожан ренту и, судя по хартии 1400 г., даже взимал с них барщину в размере 12 дней с каждого полного надела ежегодно⁷³.

Хотя монастырь получал много разнообразных продуктов и дома же их обрабатывал, кое-что ему приходилось подкупать. Его агенты ездили по стране "для того, чтобы купить скот и прочее" для нужд монастыря. Кроме того, монастырь приобретал парчу и полотно для церковного облачения, мех и кожи, белое и красное вино, ладан⁷⁴. В списке годичных расходов на нужды монастыря также от середины XV в. значатся до 26 фунтов пряностей, корзина винных ягод, воск, ладан, стопа бумаги, 1½ бочки церковного вина⁷⁵. Возможно, покупными были 7 шп финских щук, 2 лэста сконской сельди, 0,5 лэста соленого североботнического лосося⁷⁶.

Интересно сравнить материал о расходах Вадстеновского монастыря с записью расходов Скуклостер в 1302 г., когда монастырь потратил: на приобретение рыбы (сельдь, салака и высшие сорта) – 40 мк, одежду из вадмаля и сукна – 20 мк, мех "для сестер" – 20 мк, хмель и благовония – 40 мк, и 60 мк – на оплату (mercenariis) кузнеца, портного, сапожника и служанок (ancillis)⁷⁷. Получается, что в течение XIV-XV вв. структура расходной статьи монастырских бюджетов почти не изменилась. В частности, монастыри по-прежнему не используют внутри хозяйства профессиональные качества своих держателей-ремесленников, предпочитая брать с них ренту, как с бондов, одновременно нанимая ремесленников со стороны либо покупая их готовые изделия⁷⁸. Но общая коммерческая активность монастырей возрастала. Расширяя свои владения, монастыри стремились приблизить их к городам и внедриться в городское землевладение⁷⁹, что, помимо прочего, объяснялось их интересом вопреки церковной прецепции⁸⁰ к торгово-предпринимательской деятельности. Эта тенденция была и в XIV в.⁸¹, но в течение XV в. стала особенно очевидной.

Так, Вадстеновский монастырь поставил в Вадстене, на своей земле, прилегающей к рыночной площади, множество лавок. Бюргеры горько сетовали, что монастырские лавки перекрыли проходы к их собственным мастерским и лавкам: ведь только на северной стороне Стурагатап, ведущей к торгу, не менее 40 лавок монастыря. Горожане вынуждены были арендовать у него эти помещения под лавки и мастерские, платя по 2-7 мк ежегодно. Монастырь имел своих агентов, поставщиков и покупателей также в эстйётских городах, в первую очередь Шеннинге и Линчёпинге. Он вступал и в непосредственные торговые связи с зарубежными странами. Во всяком случае в формуле ежегодного отчета аббатисы от 1444 г. говорится о тех продуктах, которые "в Германию были посланы или привезены сюда в течение года"⁸².

Упсальский собор во главе с архиепископом Йенсом (Геренссоном) в середине XV в. держал свои лавки "на четырех углах городского моста" в Упсале, соединяющего собор и рынок; перегородив мост таким образом, что городские лавки оказались отрезанными, соборные власти вынуждали горожан покупать только в лавках, принадлежащих собору⁸³. Предшественник Йенса архиепископом Хенрик вел значительную торговлю с ганзейскими купцами через одного немецкого родмана в Стокгольме в качестве комиссионера. В привилегиях Упсале от 26 января 1499 г., содержащих запрет разного рода "незаконной торговли", в числе нарушителей упоминаются и люди служителей церкви⁸⁴. В конце XV в. упсальский собор регулярно закупал в городах соль различных сортов, живой скот и другие товары, занимался продажей металла⁸⁵.

Монастырь в городке Нодендаль ("филиал" Вадстеновского) в 1448 г. добился королевского разрешения открыть в городе рынок, по-видимому, на условиях беспошлинной торговли там монастыря и епископа⁸⁶.

Вестеросский епископ, который владел большими долями в рудниках Далекарлии, в 1427, 1430 и 1440-х годах одалживал деньги под залог земли и плавилен, которые во многих случаях переходили в его собственность; он продолжал скупать рудоносные участки и наживался на плате за воду (которая была необходима для промывки и выплавки руды), поскольку был собственником ряда водных путей в области Даларна⁸⁷. Большую часть полученной меди вестеросский архиепископ продавал через ганзейских купцов или обменивал на недвижимость или рудники в Даларна⁸⁸. Другие церковные учреждения приобретали доли в рудниках и плавильнях, скупая их, беря в залог на разных условиях⁸⁹, получая пожалования⁹⁰ и т. д. Металл, получаемый церковью в рудниках в качестве ренты, земельного налога, штрафов, доходов от долей в шахтах и плавильнях и т. д., мало использовался в самих церковных хозяйствах⁹¹ и в основном шел на продажу.

Монастыри были, потребителями товаров городского ремесла: ювелирного, строительного, мебельного, стекольно-витражного, оловянного, портновского и т. д. Но многое они делали в своем хозяйстве силами братии либо наемных мастеров, достигнув большого искусства, в частности, в ткацком деле, вышивке, винокурении и др.⁹² Некоторые ремесла развивались преимущественно в монастырях: это изготовление пергамента⁹³ и книжное дело. Последним славился особенно Вадстеновский монастырь, где работал известный мастер Петрус Иоханнес Штекаре (умер в 1405 г.); известны и мастерские в Упсале и Стокгольме. Книжным делом, особенно иллюстрацией книг, чаще всего занимались монахи немецкого происхождения. Монастыри стали затем и первыми центрами шведского книгопечатания. Хотя большинство печатных книг поступало в Швецию из Германии, в Швеции были свои типографии, сосредоточенные по преимуществу в монастырях. Печатные прессы имелись в монастырях Вадстены и Мариефреда⁹⁴.

Несмотря на очевидную активизацию коммерческой деятельности церковно-монастырские хозяйства втягивались в товарно-денежные отношения медленнее и слабее, чем хозяйства светские; их торговля в большей мере имела потребительский характер, их торговые привилегии сильнее задевали бюргеров. Большая замкнутость церковно-монастырских хозяйств объяснялась, видимо, притоком к ним денег и потребительных стоимостей от всего населения страны (не говоря уже об освобождении от налогов и естнинга)⁹⁵. О размерах вкладов и пожертвований и о той роли, которую они играли для того же Вадстеновского монастыря, дает его финансовый отчет за 1539 г. (в это время, после редукции монастырских земель, доходы монастыря складывались в основном из этих вкладов и пожертвований), составленный еще по форме 1444 г.⁹⁶ В течение того года монастырь получил 322½ мк в качестве вкладов; свыше 258½ мк по завещаниям; свыше 204 мк на мессы, в подарок к праздникам и по разным иным поводам. Вместе с остатком прихода предыдущего года (29½ мк) это составило весьма значительную сумму в 842 мк 7½ эре. Кроме того, монастырь получил несколько драгоценных вещей, два золотых венгерских гульдена и 45½ лота весового серебра. На эти средства он купил продукты питания, оплатил труд постоянных прислужников и отдельные услуги, а 10 мк с лишним перевел в баланс следующего года.

Очевидно, до редукции 1527 г., когда монастыри и церкви еще владели всей своей огромной недвижимостью и получали церковную десятину, у них скапливались весьма значительные средства⁹⁷. Это позволяло монастырям и крупным служителям церкви выступать в роли ростовщиков, и дипломы от XIV и XV вв. свидетельствуют об этом. Среди должников монастырей – люди всех сословий и состояний, от бондов и горожан до ярлов, регентов, королей. Во всех дипломах речь идет о закладе недвижимости – земли, мельниц и т. п. – или доходов с них⁹⁸, и совершенно ясно, что таким путем церковь расширяла свои владения.

Но хотя церковные хозяйства были независимей от рынка, чем хозяйства светские, они обнаружили все те же общие тенденции: концентрация земельной собственности, использование для этого, в частности, резервов товарного обращения, расширение оброчной системы.

4. Коронное хозяйство и рынок

Характер хозяйства и рент и формы их вовлечения в товарное обращение в принципе рисуют коронное хозяйство и его рыночные связи как один из вариантов рыночных связей крупного светского хозяйства. Различие между ними происходило за счет публично-правовых позиций и возможностей короны, и именно на этом моменте мы сосредоточим свое внимание.

Хотя в принципе должно было существовать известное размежевание между частным и публичным началами – сеньориальными доходами правящей семьи, поступлениями от удельных коронных владений и государственными поборами, на практике это различие не соблюдалось. Вся земля мыслилась как территория короны и личные доходы короля или регента в документах не вычленены. "Смешанное" хозяйство, составлявшее материальную базу шведской государственной власти и положения правящей семьи, состояло из нескольких основных частей. Прежде всего – комплекс казенных имений, управлявшихся фогдами и находившихся в держаниях под комбинированную ренту. Вероятно, основой комплекса стали древние владения упсальского языческого храма, с которого свейский конунг как первосвященник получал доходы; отсюда произошло и название коронного домена – Упсальский удел⁹⁹. В XIII в., судя по областным законам, домен включал уже деревни и дворы во всех областях страны¹⁰⁰, и Ландслаг Магнуса Эрикссона зафиксировал принадлежность королю не только Упсальского удела, но и других коронных имений, "издавна" являвшихся собственностью короны¹⁰¹. В каждой области страны находились резиденции короля (husaby) – всего до 70, из них 25 – в Упланде; туда свозились ренты, там мог останавливаться король во время наездов в область¹⁰².

Во-вторых, корона обладала рядом верховных прав собственности в отношении всех неиммунитетных земель государства, а именно: на сбор ежегодного поземельного налога-скатта, который в промысловых районах обычно назывался податью-аврадом; сбор экстраординарных податей по согласованию с тингами ландов и в оговоренных законом случаях (нашествие иноземцев, восстание "против короны", коронование и ритуальный объезд страны, возведение стратегических построек, женитьба сына или замужество дочери короля); право на владение замками (и их постройку), жалование их в лены и возвращение этих пожалований обратно в свою руку; право постоя¹⁰³. В-третьих, король обладал нравом высшей юрисдикции¹⁰⁴ и соответственно имел долю в судебных штрафах, право на выморочное имущество, на оплату "суда короля" и т. д. В-четвертых, король имел все более расширяющиеся права верховной собственности на ряд альменнингов (общинных земель). Наконец, король имел и собственные наследственные или благоприобретенные владения как частное лицо и получал с них ренту.

Па практике, однако, состояние государственных финансов было далеко не столь благополучным. В течение XIV и XV вв. раздачи ленов, отчуждение фискальных и судебных прав короны путем иммунитетных привилегий, залогов, откупов и др. кардинально сузили размеры реальных коронных владений и прав, особенно в период регентов. Судя по данным И. Хаммарстрём, правящая семья могла рассчитывать почти исключительно на доходы от личных владений. До середины XV в. земельные ресурсы короны были в плачевном состоянии, соотношение ее владений с территориями, розданными в различные лены и фактически изъятыми из казенного фиска – самым невыгодным¹⁰⁵. Постоянная нехватка казенных ресурсов побуждала королей и регентов использовать все пути для округления своих личных владений и максимального извлечения прибыли из них и казенных имений. Последнее достигалось, в частности, путем эксплуатации товарного обращения.

Как в большинство частных феодальных хозяйств, большая доля натуральных поступлений в королевскую казну потреблялась непосредственно. Масло и рыба из финских земель, рыба из Вэрмланда и других областей южной и восточной Швеции, где король имел рыбные промыслы, зерно и скот из центральной Швеции, кожи из Норланда и Далекарлии, а также жир и шкуры, полученные в результате забоя привезенного скота, яйца, куры, солод, мед, дерево и изделия из него – посуда, тара, плавсредства, деготь и т. д. шли на прокормление, одежду, убранство и вооружение обитателей королевского замка в Стокгольме, других замков и армии. Но поступлений не хватало, короли и регенты постоянно нуждались в наличных деньгах как для ведения войн, так и для дополнительных закупок предметов питания, одежды, быта. Королевский фогд в вестеросском замке регулярно покупал хмель, соль, рыбу и пр., фогд в Эстерботтене – рыбу, Ёталанде – быков (на ежегодных осенних ярмарках их приобретали по 700-800 голов лишь для стокгольмского замка).

Королевские фогты и поверенные ежегодно закупали для обмундирования и оплаты обслуживающего персонала и гарнизона замков сотни локтей вадмаля и холста на рынках Стокгольма, на ежегодных ярмарках в Упсале и у заезжих торговцев; закупали оружие, суда – боты, торговые и военные корабли и т. д., приобретали большие партии дорогих мехов и т. д. Осенью, после большого забоя скота и отлова рыбы, закупали по 5-7 т байе соли для засолки мяса и рыбы и некоторое количество более дорогой люнебургской – для засола особо качественных продуктов¹⁰⁶. Кроме того, король закупал много импортного сукна. В 1505 г. Сванте Нильсон Стуре уступил группе стокгольмских купцов право на годовую ренту с ленов Хельсингланда, Медной горы и Корсхольма в уплату за купленное у них сукно¹⁰⁷. Правители страны приобретали ввозимые ганзейцами вино, немецкое пиво, дорогое оружие и предметы роскоши; как уже говорилось, против этого "расточительства" и нарушения "старых обычаев" страны протестовал в конце XV в. епископ, публицист и поэт Хенрик Тидеманссон.

Денег, получаемых короной в виде рент, налогов, штрафов и пр., на ее расходы не хватало, и необходимые дополнительные средства изыскивались, в частности, путем отчуждения (через торговлю или прямой обмен) предметов, полученных в качестве натуральных платежей. Так, ячмень – главное поступление из ленов Упланда, Вестманланда и Абоского лена – продавался в этих же областях с целью закупки солода, ржи, гороха, молока и сена (или обменивался на эти продукты), а также вывозился в район Медной горы, где его обменивали на медь и железо, или сбывался бондам и горожанам, особенно стокгольмским купцам, которые доставляли взамен хмель, соль и т. д. Смоландский ячмень продавался на рынках, обменивался на рыбу, привезенную из прибрежных районов той же области, ощущавших постоянную нехватку зерна¹⁰⁸, или заменялся денежными платежами.

Таким образом, продукты, полученные в качестве ренты и (или) налога, частично становились предметом простого натурального обмена на внутренних рынках страны с целью прежде всего обеспечения потребностей короны в продуктах питания. В других случаях фогды продавали поступившие продукты для того, чтобы выплатить королю стоимость натуральной ренты в деньгах. Последнее требует некоторых объяснений.

Одним из непосредственных результатов сокращения пашенных земель, начавшегося в Швеции с конца XIII в. и достигшего через столетие своего апогея, было уменьшение числа налогообязанных крестьянских хозяйств. Проведенная в 90-е годы XIV в. редукция выправила положение ненадолго и не вполне. В 1413 г. администрация короля Эрика Померанского составила общую налоговую опись – так называемую "земельную книгу"; ее назначение до сих пор неясно, скорее всего она регистрировала не реально собранные подати, но лишь фискальные возможности короны. Во всяком случае, в том же году был издан "денежный указ" (penning stadga), согласно которому государственные налоги отныне должны были взиматься в фиксированном размере и только в денежной форме. Практически это выглядело иначе: рента могла вноситься и продуктами, но в пересчете на деньги; баланс фогдов также подводился в деньгах, королю же сдавались либо продукты, либо деньги¹⁰⁹. Эта практика была распространена и на ренты.

О практических результатах этой реформы свидетельствуют документы, относящиеся к лену Бургхольм в период, следующий за переводом натуральных рент на денежное исчисление. В 1422 г. расходы и доходы этого лена были уравновешены, а баланс равен нулю. В 1423 г. изъятия короны из поступлений Бургхольма превысили его доходы на 48 мк с лишним. Тогда фогд возместил недостачу, приняв у бондов солод и мед, внесенные ими в качестве ренты по заниженной цене, и выгодно продав их. Опыт, вынесенный из этой операции, был продолжен, и в 1424 г. лен дал короне 694 мк прибыли¹¹⁰.

Чрезвычайно низкая оценка рентных поступлений в приемных пунктах практиковалась и до "денежной реформы": оценка производилась управляющими, которые использовали различия в ценах на продукты между областями, колебания денежного курса и попросту злоупотребляли властью¹¹¹. Тем более выгодным для господствующего класса и невыгодным для бондов было официальное введение денежного исчисления натуральных рент. Не случайно Карлскроникан рассказывает о разорении бондов, вымирании бедняков в результате "денежного указа" и запустении, некогда цветущих селений. Указ 1413 г. стал одной из причин крестьянских волнений, а затем и восстания 1434-1436 гг.

С другой стороны, эта своеобразная частичная "коммутация сверху" рент и налогов должна была стимулировать их реализацию на рынке, так как в этом случае выгода получалась двойная: и от заниженной оценки полученной ренты, и от продажи продуктов по более высокой цене. И нельзя не согласиться с Э. Лённротом, что торговля короны осуществлялась за счет фактического усиления налогового бремени¹¹². Очевидно и другое: торговля короны имела тесную связь с эволюцией ренты, так как тормозила, коммутацию платежей.

Продаваемые фогдами продукты приобретались купцами для вывоза. Использование короной для реализации своих поступлений сферы именно внешнего рынка особенно ярко проявилось в торговле металлом. Если регальные поступления металла частично шли на изготовление монеты и оружия, то поступления из рудников лично королю, как и часть регальных поступлений, почти полностью уходили на рынок, главным образом на экспорт. Прибыль от сбыта столь ценимого ганзейцами шведского металла была для королевской казны огромным подспорьем, и правители страны постоянно требовали от промыслов дополнительных партий товара. В середине XIV в. экстраординарные поборы, в частности, с Медной горы, взимались неоднократно и достигали больших размеров¹¹³.

Примечательно, что среди казенных расходов мы не встречаем какие-либо траты на горное дело – его усовершенствование, расширение, "технику безопасности" и т. д. В конце столетия корона неоднократно выплачивала металлом долги ганзейским городам. В 1396 г. прусские ганзейские города предложили шведскому королю выплатить им долг медью, железом или любекскими марками, в 1398 г. такие же условия были предложены ими для выплаты долга в 3000 любекских мк и т. д.¹¹⁴ В меньшем количестве шли на экспорт Другие продукты, получаемые королем в качестве ренты: масло, рыба, меха и кожи¹¹⁵.

Для своих торговых операций шведские короли во второй половине XV и начале XVI в. держали комиссионеров в шведских и ганзейских городах и собственные торговые корабли.

Итак, торговая активность короны была велика и все более возрастала к началу XVI в. При этом характер торговых операций короны был неодинаковым на внешнем и внутреннем рынке: на внутреннем рынке она выступала главным образом как потребитель; на внешнем – как поставщик и потребитель. Торговые интересы короны лежали преимущественно в области внешнего рынка, они связывали ее более всего с иноземными торговыми кругами, которые поставляли шведским правителям и "королевских купцов", и кредиторов. Более тесная связь шведских королей с купцами из немецких городов, откуда поступал в королевский дом основной поток предметов роскоши и куда уходили из Швеции металл, масло, лососина, жир и т. д., во многом предопределяла в рассматриваемый период (как и позднее)¹¹⁶ политику короны в отношении ганзейцев и ее отношение с немецким патрициатом шведских городов.

Связи короны с рынком интересны и в других отношениях. Так, нет сомнений, что именно они стимулировали развитие и укрепление регальных прав и регальной собственности короны. Из регальных прав прежде всего отметим монетную регалию, которая давала аврад с добытой руды, "вексель" с выплавки серебра, единоличное распоряжение ввозными пошлинами, получение части серебра и меди монетными дворами по твердой цене и т. д. Что касается регальной земельной собственности, то позиции короны в рассматриваемый период очень усилились прежде всего на промыслах. Согласно Уложению 1442 г., под надзор королевских фогдов была поставлена вся охота на общинных землях¹¹⁷. На рыбных промыслах, как уже говорилось, в XV в. корона завладела крупнейшими ловлями. Не удовлетворяясь уже сложившейся регальной практикой, правительство издает специальные указы и предписания относительно отлова рыбы, управления и налогообложения на наиболее важных ловлях (например, указ Карла Кнутссона от июня 1450 г., или так называемый "Устав гавани").

Такая же картина наблюдалась на горнодобывающих промыслах. В Бергслагене короли, а затем регенты в XV в. распоряжались уже большей частью владений и доходов¹¹⁸: еще в конце XIV или в начале XV в. рудные области, в том числе Медная гора, Вестеросский лен и волость Окербу, серебряные, железные и свинцовые рудники около городов Эребру, Арбуга и Вестерос были полностью взяты в руки короны и оставались в ее владении до середины XVI в. Во второй половине XV в. области Даларна и Естрикланд были в личном владении Нильса Буссона Стуре, а его сын Сванте Нильссон владел леном Эребру с рудниками Нораскуга. К 90-м годам XV в. корона монополизировала почти весь вывоз в Любек меди (до 2-3 тыс. шп ежегодно, против 500 шп в середине XIV в.), 1/10 экспорта железа (до 600 лэстов, т. е. около 3 тыс. т ежегодно)¹¹⁹.

Складывание фактической земельной регалии шведской короны прежде всего в отношении промысловых территорий, с соответствующей постановкой под финансовое и административное-управление центральной власти наиболее заметных охотничьих угодий, рыбных ловель и горных разработок вполне закономерно: корона боролась прежде всего за те территории, поступления с которых имели наиболее емкий рынок и благодаря этому приносили стабильные доходы. Усиление регалии короны на промыслах имело важное значение для складывания хозяйственной базы государственной централизации страны. Особенно это относилось к Бергслагену. Даруя наиболее крупным рудникам отдельные привилегии, заступаясь за местных торговцев металлом, ведя демагогическую игру в отношении горных людей и одновременно усиливая там горную администрацию, шведские правители, начиная со второй половины XV в. использовали Бергслаген как свою сильнейшую финансовую и политическую опору.

Роль, участие короны в развитии товарной экономики и соответственно городов были, таким образом, неоднозначными. Она вливала в рыночное обращение, особенно внешнее, значительную массу продукта, этим усиливая его. В определенной мере торговля правительствующих семей, как и попытки перевести ренты на денежный пересчет, способствовали расширению внутреннего рынка, хотя роль здесь и того и другого фактора вовсе не следует преувеличивать¹²⁰.

На мой взгляд, большее значение имел для экономики факт по преимуществу внешнеторговой ориентации короны. С одной стороны, это стимулировало производство ряда продуктов, в частности добычу такого важнейшего для развития производительных сил продукта, как металл. Вместе с тем выгодные условия для экспорта металла целиком использовались только короной. Отсюда – упорное нежелание ее переводить обширные области Швеции, поставляющие металл, на денежную форму рент и налогов. Монополия короны на добычу и вывоз металла способствовала тому, что "союз" короны и городов нередко выглядел как союз шведской короны и ганзейского купечества. В немалой мере из-за этого ограничения торговли и привилегий ганзейцев в стране проводились медленно и непоследовательно, от чего также страдали города и бюргерство.

В сельскохозяйственных владениях короны производство было рассчитано в основном не на рынок, а на ее собственное потребление¹²¹ независимо от того, в какой форме взимались рента и другие поборы.

Влияние торговли короны в перестройке феодального хозяйства не играло заметной роли. Но процесс развития рынка и товарного производства имел самые ощутимые последствия для господского землевладения в целом, его отношений с городом, воздействия и развития последнего. С середины XIV в. в Швеции усиливается крупное землевладение. Его структура сохраняла ряд традиционных черт: территориальную разбросанность, абсолютное преобладание держаний над доменом; распространение специализированной и эгализированной ренты, выплачиваемой натурой и деньгами. Экономической основой барского хозяйства было, таким образом, индивидуальное, мелкое крестьянское производство. Это означает, что хозяйство феодалов было втянуто по преимуществу в товарное обращение; участие в товарном производстве имели только некоторые хозяйства, преимущественно промысловые.

Вместе с тем широкое участие господствующего класса в товарном обращении, товаризация определенной части дохода оказали на феодальное хозяйство значительное воздействие. Оно выявляется в ряде факторов: 1. Закрепление продуктового оброка. 2. Усиление специализации оброка. 3. Появление и расширение сеньориальных доходов нового типа в виде а) арендной платы за землю, мельницы, промысловые угодья, лавки (и прочую недвижимость в городах), мосты и дороги; б) откупов и ростовщичества. 4. Развитие сеньориальной собственности нового типа – регально-корпоративной или регально-монопольной, т. е. значительное расширение поглощающей способности феодальной собственности¹²². 5. Увеличение роли институальных доходов – налогов, штрафов, банов, десятины и т. п. 6. Включение рыночных связей в структуру хозяйственной деятельности землевладельца и его администрации.

Эксплуатация товарного обращения господствующим классом происходила как через собственное участие в нем, так и через участие в нем зависимого крестьянства, обязанного оброком. При этом произошло "разделение рынка" таким образом, что внутренний рынок, с его розничной формой торговли и широкой товарной номенклатурой, нивелирующей хозяйственную специализацию, обслуживался преимущественно самими крестьянами, а внешний рынок, с его оптовым масштабом и избранной товарной номенклатурой, обслуживался в основном через систему оброка, т. е. соответственно барскую администрацию. Это "Разделение рынка" не только давало феодалу наибольшую возможность использовать разницу в цене товара между местом его производства и сбыта (и вообще использовать систему товарного обращения с разных сторон и с наименьшим риском), но и тормозило коммутацию продуктовых рент. Сбыт феодалами рентных поступлений на внешнем рынке путем непосредственных связей с ганзейским купечеством вообще тормозили развитие денежных отношений, так как консервировали немонетные платежи, практику оплаты товаров товаром либо весовым драгоценным металлом¹²³.

Эксплуатация товарного обращения господствующим классом происходила и через систему сословных привилегий, пошлин, коммерческого кредита, в конечном счете и через систему ссудных отношений (где нередко использовались наличные средства, сформировавшиеся в сфере товарного обращения). И здесь город, его рынок являлись побудителями втягивания господствующего класса в систему коммерческих связей и денежных отношений.

Общим итогом деятельности феодалов в области рыночных отношений было, с одной стороны, укрепление господствующего класса, в первую очередь его правящей элиты¹²⁴; с другой – рост его социальных коммуникаций, сцементированных интересами по рынку. Оба эти результата в течение второй половины XIV и особенно в XV в. являлись факторами государственной консолидации. Нельзя не подчеркнуть здесь принципиальное значение развития города и товарно-денежных отношений как важнейшего элемента развития политической роли правящей верхушки феодалов.

1. Hammarström I. Finansforvaltning, s. 118, 138. Хотя в центре книги – регентство Сванте Нильссона (1504-1511), автор обильно цитирует архивные документы по более раннему времени.

3. Скорее всего документ был сработан в канцелярии Густава I для придания законности и "древности" указу 1542 г., официально закрепляющему все незанятые земли, леса, воды и недра Швеции за короной (Carlson A. W. Grundskatterna, deras uppkomst och ratta natur, s. 21 f.)

4. Вэренд, Финнведен и Ньюдунг в лагсаге Десяти херадов. Ковалевский С. Д. Образование классового общества, с. 183-184.

9. län, ср. – верхнем, len – "плата".

12а. Запреты таких поборов ленников см. в областных законах (SdL, KmB. 13 и коронных декретах того же времени (DS, N 799).

15. DD, IV, Suppl.; Lindberg F. Västerviks historia, s. 12, 13 f.; Fritz B. Op. cit., 1, s. 68, 114-115, 120, 122, 125-127-128; 2, s. 21, 26, 33. Ср.: ленные владения в конце XV в. Ивара Аксельссона (Тутта); Боргхольмский с Эландом; Стегебургский и Стокгольмский, Разеборгский, Выборгский, Сэльвесборгский, Тавастский, Олофсборгский. Все это были замковые лены с крепостями и городами, на больших торговых магистралях (Yrwing H. IvarAxelssonsfall, s. 121 f.; Idem. Sten Sture, Ivar Axelsson och unionsfrågan, s. 100 f.).

17. В опись Арвида Тролле не вошли 11 дворов, выменянных им в 1490 г. (ATjb, bil., s. 170).

18. Во введении к "Земельной книге" Арвида Тролле ее издатель Ю. А. Альмквист указывает, что в 1562 г. бывшие земли Тролле в Смоланде делились по меньшей мере между 226 лицами. Ср.: Larsson L.-O. Op. cit., s. 263.

20. ATjb, s. 42, 46, 48, 50, 53, 58, 93. При мельничных запрудах часто устраивали угриные садки. Бывало и так: рента с мельницы шла мукой, а с относящегося к ней лужка или двора – маслом (ATjb, s. 42, 46).

21. Из 18 владений в Смоландском уезде Хэмбо 6 платили только угрями, от 1,5 до 19 чугов. – ATjb, s. 44, 54.

30. Примечательно, что сельские ремесленники-держатели нередко платили ренту монастырю не изделиями своего ремесла, а либо деньгами, либо в смешанной форме, принятой в данной местности: и для землевладельца они подчас оставались "крестьянами" прежде всего.

31. Ср.: расположение земель Арвида Тролле (смоландский куст), Бу Пенссона Грипа (Лeckscher Е. F. Svenskt arbele, s. 35).

33. Ahnlund N. Stockholms historia, s. 235. Djure – датский род, натурализовавшийся в Швеции при королеве Маргарите (конец XIV в.).

38. Bjelke, известны со второй половины XIII в. (DD, IV, Suppl.).

39. Hammarström I. Finansforvaltning, s. 160; Ahnlund N. Op. cit., s. 241; Lindberg F. Op. cit., s. 46.

42. Ahnlund N. Op. cit., s. 362. В конце XIV в. Нильс Йёнссон держал фогдство Марк (с крепостью Эрестен), его отец Йёнс – фогдство Кинд (с крепостью Опенстен), известные своими промыслами. См.: Fritz В. Op. cit., 1, s. 141.

43. Lönnroth Е. Statsmakt, s. 186; Koppe W. Lübeck-Stockholmer Handelsgeschichte, S. 232.

44. Архивные материалы о торговле Уке Йёнссона и его фогтов см.: Hammarström I. Finansforvaltning, s. 152-155.

45. Lönnroth E. Statsmakt, s. 186. Эрик Аксельссон был регентом после изгнания короля Карла и до провозглашения королем Кристиана I.

46. Архивные материалы о торговых сделках Аксельссонов см.: Hammarström I. Finansforvaltning, s. 143, 155-158.

49. USP, N 13, PRF, N 99.

50. Г. В. Сюльвандер в числе главных предметов экспорта дворян через кальмарский рынок назвал масло, сушеную треску и деготь (op. cit., s. 374, 375).

51. Данциг был заинтересован только в шведском осмунде, а медь он вывозил из Венгрии.

52. О взятии феодалами денежных ссуд и товаров в кредит у бюргеров см.: DS, N 5587, 6149-6151, 7717; SMR, N 55 о. f. а.

54. DS, № 6157, 7380, 7381, 7387, 7551; RPB, № 661, 707, 735, 823, 879, 928, 957. Специально см. в наших статьях о кредитно-долговых отношениях.

55. DD, N 53; Söderberg Т. Storå Kopparberget, s. 87.

58. В Стокгольме и Висбю находилось по три монастыря, еще в четырех городах – по два, в 18 – по одному. Лишь 10 монастырей размещались в сельской местности, но близ городов.

59. В Упсале, например, был дом и три участка земли архиепископа, дома соборного капитула (пасторов, декана, архидьякона и др.), церковная школа, библиотека, госпиталь с капеллой, книжная мастерская (позднее типография) и т. д.

61. Об истории Вадстеновского монастыря, его основательнице, известной в Европе шведской церковной деятельнице Биргитте (дочери лагмана Биргера Перссона), монастырской братии и хозяйстве писали многие крупные шведские историки: К. Сильверстольпе, Т. Хэйер, Э. Нурейн, С. Бергман и др. Новейшее фундаментальное исследование было предпринято Л.-А. Нурборгом. Подробнее см.: Сванидзе А. А. Хозяйство Вадстеновского монастыря в XV веке. – СС, 1966, XI, с. 111-123.

63. Дарение недвижимости на помин души, содержание постригавшихся родичей, во исполнение обета и т. д. было как безусловным, так и с условием содержать дарителей до их кончины. В 1395 г. монастырь получил в дар не менее 9 разных земельных участков; о дарении ему земель в Далекарлии, рыбных ловель и др. см.: DS, № 4069, 6574: DD, № 906 и др. Ср.: дарение Линчёпипгскому собору в 1369 г. земли с обветшалой мельницей под Сёдерчёпингом, от бюргерши, сын которой похоронен в соборе, с условием выплаты ей пожизненной ренты (RPB, № 865). Иоаннитский монастырь в Эскильстуне в 1496 г. принял в дар имение с угодьями, рудничной долей и плавильней на условии выплаты супругам-дарителям ежегодно и пожизненно 4 мк или 2 бочек железа (DD, № 911).

64. "tomta öre eller tomta giäldh" – букв.: "земельные эре или земельные платы" (Instruction..., s. 290-293).

66. VjB, s. 10-14; Norborg L.-A. Storföreteget, s. 142-143; Dovring F. Attungen och marklandet, s. 124.

67. Instruction, s. 291, 292; Vjb, N 75, 155; Cnattingius B. Östgötsk trädgardskonst, s. 153-168.

69. Instruction, s. 292.

70. Instruction, s. 290. Скат равнялся ½ мк с полного надела.

72. Первые следы церковной десятины обнаруживаются в XI в. (DS, N 25), затем в конце XII в. (DS, № 98; SRS III, 2, s. ИЗ). Десятина шла от посева и живности; есть следы и поголовной десятины. Пункты о содержании, размерах и распределении десятины в законах, начиная с областных, вызывают споры (см.: Larsson L.-O. Kyrkans tionde, s. 27, 269 f.; Höjer Т. Studier s. 10 f.). Для нас важно лишь отметить, что в рассматриваемый период десятина церкви св. Петра шла в деньгах. Ср.: MU, № 12: выдержка из таксы Упсальской епархии, согласно которой в течение 1315-1319 гг. с этой епархии поступило 639 мк 6 эре. Ср.: MU, № 11, а. 1316: подать архиепископу в деньгах. Общее представление о размере десятины с городов дает письмо Липчёпингскому собору папского нунция, ответственного за сбор десятины: легат направил в собор на сохранение 1441 мк 2 эре 2 солида и 6 денариев шведскими пеннингами, каковая сумма составляет папскую подать с приходов Сёдерчёпинга, Векше и Скары (SRP, N 24, 24.IV 1351).

75. SFS, 1913, s. 272-273.

76. SFS, 1914, s. 293-294. Правда, в 1380 г. Бу Йёнссон подарил монастырю землю на границе Нюланда и Карелии, с богатым ловищем лосося (Styffe С. G. Skandinavien, s. 341), но в списке рентных поступлений монастыря лосося как будто нет.

78. Примеры такого рода можно умножить (см., например, DS, № 2002, а. 1316), причем исключение чаще всего составляли кузнецы (вспомним и ренту в виде бочки железа в Скуклостер). Известный факт – приглашение Упсальским собором строительной артели во главе с архитектором из Парижа см.: DS, № 945, а. 1287.

79. Это было общим правилом, заметным не только по монастырям в Вадстене и Ску. Ср.: Stensland Р. G. Julita kloster, s. 25-49.

81. Так, в 1313 г. упсальский архидьякон Улоф продал (видимо, на вывоз в Висбю и Стокгольме) около 80 лэстов зерна, доставленного в счет церковной десятины. В 1369 г. упсальский архиепископ Биргер продал через Нильса Ван Камена и Иоганна де Бринке 31 шп меди. Известно, что Нильс ван Камеи принадлежал к фамилии крупных любекских купцов, имевших доли в медных рудниках Далекарлии и исполнявших там в различные годы обязанности фогтов. За проданную архиепископом Биргером медь с ним в том же году расплатился другой любекский купец – Бернхард Остервельт (DS, N 1667; RPB, N 901). Упсальский собор издавна пользовался иммунитетом, и. по-видимому, собирал в свою пользу земельный налог в округе Упсалы (PRF, N 28, s. 29-30, а. 1339).

83. PRF, N 128, s. 125; USP, N 14, s. 12-13 (письмо от 22.11.1454 г.).

86. PRF, № 95. Ср. № 84, 87. Архиепископы и епископы часто добивались права и на беспошлинный вывоз, в частности, зерна и других сельскохозяйственных продуктов (см., например: Smith W. Äldre swenskt tullväsen, s. 38).

89. DD, N 261.

90. DD, N 870.

91. В Вадстеновском монастыре, например, был лишь одни кузнец с подручным (SFS, 1914, s. 292).

92. SFS, 1913, s. 263-275; Karlson W. Forna tiders Svenska konsthantverk, s. 154.

93. Например, в Шёвде (1471). – Beckman N. Vägar, s. 39.

94. Karlson W. Op. cit., s. 148; Colijn I. I Svensk boktryckeries historia, s. 12 f.; Wrangel E. Lunds domkyrkars konsthistoria, s. 67 f.

98. В 1338 г. Линчёпингский собор получил от ярла Оркнейских островов Эренгисла Сюнессона ряд имений в расплату за долг отца ярла в размере 200 марок серебра (DS, N 3275; DN, V, I, N 338). В 1360 г. собор взял в залог лужок бюргера Линчёпинга за долг в 11 мк 2 эре (RPB, № 456). В 1359 г. член Государственного совета Нильс Турессон занял у женского монастыря 200 мк "в хорошей монете" для короля Эрика под письменное обязательство (RPB, № 407. Ср.: RPB, № ИЗ; DS, № 2942). 15 августа 1361 г. Магнус Эрикссон сдал архиепископу и епископам Даларна свои доходы от Медной горы в возмещение полученного от них большого займа в 4400 мк (из собранного "денария св. Петра". – DD, № 250).

100. VgL, II, Kg3; UL, Kg3; SdmL, Kg3; ÖgL D14, 1; HL, Kg, 11, 1.

106. Hammarström I. Finansforvaltning, s. 103, 111, 112, 137, 174; Lönnroth E. Statsmakt, s. 183-184; Kerkkonen G. Bondebefolkningens binäringar, s. 280-300; Ekman S. Norrlands jakt, s. 208 о. a.

107. Осенью того же 1505 г. фогт Корсхольма купил для стокгольмского замка привезенную рыбаками ботническую рыбу, заплатив за нее 81 мк из зимней ренты с лена, поступившей в наличных деньгах. Рента с Медной горы шла медью, с Хельсингланда – смешанная.

108. Räkenskaper av Svartsjö län år 1481; Räkenskaper av Stegeborgs slott, år 1490. Hammarström I. Finansforvaltning, s. 103, 114, 118.

109. Tunberg S. Erik af Pommerns jordebok, s. 117, Lönnroth E. Statsmakt, s. 38, 185.

111. Ср.: материалы Упсальского собора: в 1313 г. рыночная цена на зерно была 8-7 мк за лэст, у бондов же – в счет церковной десятины – его брали по цене 8-2 мк. – DS, N 1667.

113. В 1357 г. король потребовал от Медной горы 32 шп меди в год "ас subsidium..." С 1361 г. король взимал дополнительно 88 шп меди, с 1367 г. – 100 шп меди в год. В целом в 50-60-е годы XIV в. только дополнительные (кроме ренты, десятины и штрафов) поборы короля с одной Медной горы исчислялись в солидную сумму от 110 до 340 мк серебра в год (Söderberg Т. Storå Kopparbergert, s. 87-89).

115. Ahnhind N. Op. cit., s. 229; Hammarström I. Finansforvaltning, s. 183-187

119. Bergsbruk (KHL, 1), s. 486; Hildebrand K.-G. Public Finance, p. 100.

120. И. Хаммарстрём полагает даже, что сделки короны на внутренних рынках и ее политика были основной поддержкой местных и центральных ярмарок (Finansvörvaltning, s. 107 f.). Однако приводимые ею же факты показывают, что эта политика не была последовательной, а в ряде случаев наносила прямой ущерб интересам внутренней торговли страны (ibid., s. 108 f.)

122. Ср. тезис Я. Д. Серовайского о решающей роли городов и рынка в формировании регальной собственности как новой и более результативной формы феодальной собственности (ВИ, 1978, № 3, с. 118-122. Материалы Саратовского симпозиума 1977 г.).

123. См. паши статьи о денежном обращении в средневековой Швеции.

124. Сохранение роли земельной аристократии наряду с растущей рентабельностью крупного феодального хозяйства оказались в Швеции очень стойкими и имели далеко идущие социальные последствия. С конца XVI и в XVII в. в стране развились домены и барщинно-крепостнические отношения, незнакомые классическому шведскому средневековью (ср.: Кан А. А. Две тенденции в дворянском хозяйстве Швеции XVII в., с. 131-144). Одновременно происходило обуржуазивание помещиков, что сыграло, видимо, существенную роль в безреволюционном – путем реформ – переходе Швеции к капитализму.