Литература

Источник: Е. В. ПЧЕЛОВ. РЮРИК

Итак, к началу 860-х годов племена, жившие на севере Руси, изгнали варягов за море. Летописец сообщает, что между племенами начались усобицы, после чего они вновь обратились "за море, к варягам, к руси", откуда и прибыли Рюрик и его братья. Мы видели, что само слово "русь" как название народа было известно уже в первой половине IX века. Откуда же оно происходит? Какова его этимология?

На этот счет (как и в отношении многих других вопросов ранней русской истории) существуют разные мнения, но одни из них более обоснованны, в том числе и с точки зрения языкознания, а другие базируются лишь на сомнительных созвучиях или поздних искусственных этимологиях. Прежде всего посмотрим на саму форму "русь" как названия народа, племени. Названия славянских племен формировались следующим образом. Во-первых, к основе могли добавляться суффиксы – ян / ан или – ен. Таким образом возникали названия "поляне", "древляне", "северяне", "словене", "полочане", из западнославянских племен "руяне", "хижане" и т. д. Среди восточнославянских племен такой тип названий наиболее распространен. По этому же типу образовывались в славянском языке и заимствованные, книжные названия – "римляне", "агняне" и др. Во-вторых, к основе мог добавляться суффикс – ич (с помощью которого, как известно, образовываются отчества). Таких примеров среди названий восточнославянских племен меньше, но они также есть: "кривичи", "вятичи", "радимичи", "уличи" и другие, у западных славян к тому же типу относятся "бодричи", "лютичи" и т. д. Среди названий неславянских народов выделяется модель, в которой название оканчивается на – я / а. Таковы "меря", "мурома", "мордва", "печера" и др. Это названия или финно-угорских (восточнофинских), или балтских народов. Другой тип – названия, оканчивающиеся на ь (отражающий финское конечное – i), такие как "чудь", "весь", "емь", "пермь", "сумь", "водь", "лопь". Это названия западнофинских или балтских племен. Ясно, что название "русь" по своей форме относится именно к этому типу, что заставляет видеть в нем заимствование из финских или, во всяком случае, неславянских языков³⁰².

Между тем происхождение названия народа и происхождение самого народа – явления отнюдь не всегда равнозначные. Многие названия народов и стран представляют собой как бы не исконные самоназвания, а названия других народов, растворившихся в местной среде, например, название "Франция", которое происходит от имени германского племени франков, или "Болгария" – от тюркского племени болгар. Другие же названия, напротив, сохраняются даже после изменения этнического состава населения, как, например, "Британия" – от кельтоязычных бриттов, завоеванных германцами³⁰³.

В недавнем прошлом распространенной версией происхождения названия "Русь", вошедшей даже в учебную литературу, было предположение о связи этого слова с названием реки Рось – одного из притоков Днепра, впадающего в него южнее Киева. Поскольку Рось течет как раз в том регионе, где сформировался центр Южной, полянской Руси, а само название реки совпадает с названием "руси" в византийских источниках, возникло предположение о том, что название реки и могло лежать в основе названия народа и страны³⁰⁴. Эту версию, в частности, пропагандировал такой крупный отечественный историк, как Б. А. Рыбаков, причем начало народа "росов-русов" он относил к VI веку (опираясь также на сирийскую хронику Псевдо-Захарии и даже связывая этих "росов-русов" с упоминаемым Иорданом племенем росомонов)³⁰⁵. Такая гипотеза подкреплялась и тем общим утверждением, что названия рек, как правило, очень древние и отражают ранние этапы в истории тех или иных территорий. Поэтому, несмотря на то что название реки Рось впервые зафиксировано в летописях под 980 годом, оно, конечно, значительно древнее и могло существовать за несколько столетий до этого. В XI веке, кстати, по Роси проходила граница между собственно Русью и степным миром. Важно, однако, что эта река в древнерусском языке называлась Ръсъ, то есть в корне этого слова был не гласный звук "о", а редуцированный или сверхкраткий гласный звук "ъ" ("ŏ"). Поэтому форма, например, родительного падежа этого слова была "Ръси" ("Рcи"). Людей же, живших по реке Рось, называли "поршане"³⁰⁶. Лишь с XII века вследствие фонетического процесса – так называемого "падения" редуцированных, звук "ъ" в корне названия реки Рось, поскольку он стоял в сильной позиции, развился в звук "о". Из редуцированного же звука "ъ" звук "у" произойти не мог, поэтому и название реки "Ръсь" никак не могло стать основой для возникновения названия "Русь". Итак, эта гипотеза оказывается неверной.

Конечно, географические названия, в которых имеется корень "рус", существуют, но относятся они не к югу Руси, а к северу. Еще в Воскресенской летописи слово "Русь" связывалось с названием реки "Русса", которая впадает в Ильмень-озеро (теперь эта река называется Порусья и впадает в Ильмень через Полисть и Ловать). На берегу Руссы возник город Старая Русса, впервые зафиксированный в летописи в 1167 году (хотя по данным археологов, поселение на его месте существовало и раньше). Гипотезу о связи названий "Русь" и "Русса (Руса)" поддерживал, в частности, Алексей Александрович Шахматов. Однако район реки Руссы и одноименного города не был тем центром, вокруг которого разворачивались события ранней русской истории (в противоположность Ладоге, Новгороду или Киеву). Поэтому происхождение названия "Русь" от Руссы требует очень серьезных доказательств – на одном созвучии такие выводы делать невозможно. Этимология же названия реки – вероятно, балтская, а не славянская³⁰⁷.

Помимо столь же искусственных гипотез о связи слова "Русь" с названиями древних народов – германских "ругов" (давших название и острову Рюген) и кельтских рутенов, – основанных только на слоге "ру" в начале этих наименований, было высказано еще несколько предположений. "Готская" версия связывала название "Русь" с реконструируемым по производным словам готским существительным hrŏps – "слава". С точки зрения лингвистики эта версия небезупречна прежде всего потому, что начальный звук h в сочетании с плавным согласным (в данном случае "р") в древнерусском языке не пропадал; это видно на примере происхождения русского слова "хлеб", вероятно, имеющего готские истоки (по-готски hlaib, отсюда современное немецкое laib, "каравай"). Кроме того, готы в период истории начальной Руси проживали в Крыму и Северном Причерноморье, и неясно, каким образом они смогли передать название жителям огромной, совершенно не затронутой их влиянием территории³⁰⁸.

"Иранская" этимология названия "Русь" пользуется значительно большей популярностью. Она связана с большим числом географических названий Средней Азии, Северного Кавказа и Северного Причерноморья, которые восходят к иранскому корню ruxs / roxs, отразившемуся в топонимах в многочисленных вариантах (роке-, раке-, руке-, рокш-, ракш-, рас-, -рош- и т. п.). Основа эта имеет значение "светлый", "белый". Она же отразилась и в наименованиях сарматских племен "аорсов" и "роксолан" ("рукс-аланы", то есть "белые, светлые аланы"). Сарматы, ираноязычные племена Северного Причерноморья, и были возможными "проводниками" этого слова на юг Восточной Европы. По мнению академика Олега Николаевича Трубачева (1930-2002), это даже еще более древний, индоарийский корень, родственный древнеиндийскому ruksa-. Исследователь связывает его историю с древней местной традицией именования Северного Причерноморья "Белой" или "Светлой" страной³⁰⁹. В случае "иранской" и "индоарийской" гипотез происхождение названия "Русь" сопрягается и с версией о существовании особой Причерноморской (или Азово-Черноморской) Руси. Одним из крупных ученых-историков XX века, разделявших версию о сарматско-иранском происхождении слова "Русь", был, как уже говорилось, Г. В. Вернадский. Однако бесспорных доказательств существования Причерноморской Руси в ранний период, до X века, источники не дают.

"Скандинавская" этимология названия "Русь" разрабатывалась еще в XVIII веке. В наиболее законченном виде она представлена в книге Вильгельма Томсена, наблюдения которого были развиты позднейшими исследователями. В основе названия лежит, по мнению сторонников этой версии, реконструированный древнескандинавский корень rōþ-, восходящий к древнегерманскому глаголу в значении "грести". Этот корень отразился в ряде форм, означавших "греблю", "весло", "плавание на весельных судах" и самих участников такого плавания (похода). Последние обозначались словами rōþsman или rōþskarlar; к этому же кругу принадлежит название прибрежной шведской области Рослаген, поставлявшей определенное число судов для военно-морского ополчения. В VI-VII веках, то есть еще в довикингскую эпоху, скандинавы проникают в Западную Финляндию и Северную Прибалтику. Там в языке местного финского населения на основе какого-то из древнескандинавских слов, производных от rōþ – и бывшего самоназванием военных групп скандинавов, возникает слово Ruotsi, ставшее обозначением скандинавов и закрепившееся в западнофинских языках (в финском языке Швеция называется Ruotsi, в эстонском – Rootsi). Вероятно, в этой же форме слово существовало и у финно-угорских народов северо-запада и севера Руси, в том числе у чуди. Затем через западнофинское посредничество слово перешло в древнерусский язык, где приняло форму "русь" (подобно переходу "суоми" в "сумь"), причем, возможно, согласный звук "с" мог возникнуть как упрощение ts (подобно тому, как в древнерусском слове "весь", означавшем финских вепсов, этот звук восходит к сочетанию ps).

С середины VIII века наименование скандинавских воинов-гребцов переходит в древнерусский язык, где становится впоследствии обозначением княжеской дружины, а затем распространяется на подвластные первым варяжским князьям земли и племена, превращаясь в название страны – "Русь". Таким образом "профессиональное" самоназвание скандинавов, приплывающих на финские земли; через этносоциальный термин у западных финнов становится обозначением скандинавских отрядов на Руси, затем княжеской дружины в целом и, наконец, названием государственного образования³¹⁰. Естественно, этот процесс не был строго линейным – еще в 839 году в известии "Бертинских анналов" мы сталкиваемся со скандинавским самоназванием, – но шел он достаточно быстро (как сравнительно быстро происходило и объединение восточнославянских и финно-угорских племен русскими князьями в середине IX – начале X века). Так что уже в договоре Олега с Византией 911 года всё население, подвластное киевскому князю, именуется русью. Одновременно сохранялось и понимание "руси" как княжеской дружины, о чем скажем далее. Некоторая сложность возникает при учете данных немецких латино-язычных источников середины IX века, о которых упоминалось выше. В южнонемецкие диалекты слово "русь" именно в такой форме (со звуком "у" в корне) проникло уже в начале IX века, следовательно, переход от "руотси" к "русь" должен был осуществиться довольно быстро.

Однако хорошо известно, что на западе скандинавов называли норманнами, то есть "северными людьми", а сами себя они именовали викингами. Почему же слово "викинги" не употреблялось теми скандинавами, которые отправлялись на восток? Предполагают, что дело в особенностях плаваний по морю и по рекам. На запад скандинавы плыли по морям и могли использовать "длинные" корабли, идущие под парусами, на востоке же они двигались в основном по рекам, часто против течения, что предполагало прежде всего весельную греблю. Следовательно, по территории Восточной Европы скандинавы плыли преимущественно на гребных судах – отсюда и другое самоназвание, производное от скандинавского корня в значении "грести". Такая особенность древнерусского "флота" хорошо заметна в связи с походом Олега на Константинополь в 907 году. Согласно летописи, Олег взял с византийцев дань по 12 гривен "на ключ", то есть на уключину, иными словами, на весло. Это подтверждает большое значение именно гребли в плавании на судах в начальный период русской истории³¹¹. Кстати, в описании этого похода "Повесть временных лет" различает "русь" и "словен" – Олег якобы приказывает сшить руси и словенам паруса из разной материи.

В летописях между тем присутствует еще одно наименование скандинавов – "варяги". Впервые оно встречается в произведении великого ученого мусульманского Востока Абу Райхана ал-Бируни (973–1048). Ал-Бируни был выдающимся энциклопедистом, оставившим труды по многим наукам, в том числе по астрономии. Одна из его астрономических работ – "Книга вразумления начаткам науки о звездах" (или "Обучение началам искусства астрологии") – была написана в 1029-1030 годах. Среди прочих сведений в ней приводятся описание различных земель и перечисление обитающих там народов. Говоря об "Окружающем море", "которое греки называли Океаном" и которое, по представлениям того времени, омывало всю землю, ал-Бируни отмечает, что "на севере страны славян от него (Окружающего моря. – Е. П.) отходит большой залив вблизи страны булгар-мусульман, этот залив известен под. названием Варяжского моря; варяги (варанки) – это народ, живущий на его берегу". В другом месте соседями варанков ал-Бируни называет народы "ису" (вису), то есть весь, и "йура", то есть югра³¹². Иными словами, это самые северные народы. Варяжское же море – по-видимому, Балтийское – так оно именуется и в "Повести временных лет".

В Византии слово "варяги" существовало в форме "варанги". Впервые оно упомянуто под 1034 годом в "Обозрении истории" византийского хрониста Георгия Кедрина, жившего на рубеже XI-XII веков. Варанги были наемниками в составе императорской гвардии в Византии. Причем существовал и отдельный корпус варангов в византийском войске. Последние упоминания о наемниках-варангах в Византии относятся к началу XIII века и связаны со взятием Константинополя крестоносцами в 1204 году. Само слово (в древнескандинавском варианте – voeringjar) восходит к скандинавскому корню var, что означает "обет", "клятва", то есть варяги – те, кто дал "клятву верности", принял на себя определенные обязательства при поступлении на службу³¹³. В "Повести временных лет" варяги отождествляются с русью, а впервые различаются в рассказе о походе на Византию князя Игоря в 941 году – тогда Игорь после неудачи похода послал за море к варягам, "вабя е на греки" ("приглашая их на греков"). Таким образом, варяги – это скандинавские наемники и в Византии, и на Руси. В этом качестве они отличались и от княжеской дружины, и от тех "варягов", которые были призваны на Русь в 862 году. Поскольку с XI века название "варяги" было хорошо известно на Руси (и в окружающем мире) как наименование наемников норманнов, летописец распространял его на всех пришедших из-за моря скандинавов³¹⁴. Следовательно, это была терминология XI – начала XII века, "опрокинутая" в IX век. Сами же пришедшие с Рюриком "варяги" так в то время не назывались.

Отождествление варягов с русью в древнерусских летописях четко прослеживается в "Повести временных лет". Правда, вероятно, в так называемом Начальном своде, предшествовавшем "Повести" и отразившемся, как мы помним, в Новгородской первой летописи младшего извода, оно было не столь явным. В рассказе Новгородской первой летописи племена севера Руси, которые решили искать себе князя, "идоша за море к варягом"; "Повесть" же добавляет "к руси" и поясняет, что эти варяги назывались русью, подобно тому, как другие называются шведами, иные норвежцами и т. д.; варяги – в данном случае общее название скандинавов. В Новгородской первой летописи Рюрик, Синеус и Трувор взяли с собой "дружину многу и предивну", а в "Повести" – "всю русь". После сообщения о начале княжения братьев в разных городах Новгородская первая летопись подытоживает: "И от тех Варяг, находник тех, прозвашася Русь, и от тех словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска". В "Повести" этому соответствует фраза: "И от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени", то есть новгородцы – люди от варяжского рода, а прежде были словене. Составитель "Повести" поместил русь и среди народов Северной Европы во вводной части летописи, так называемом этногеографическом введении, в Новгородской первой летописи отсутствовавшем. Различие текстов двух летописей позволило исследователям считать отождествление варягов и руси домыслом или ученой конструкцией летописца – составителя "Повести временных лет".

Так, недавно было высказано предположение, что летописец просто неправильно понял фразу Начального свода о том, что Русь "прозвалась" от варяг и новгородцы – "от рода варяжьска". В Начальном своде имелось в виду, что со времени тех варягов, то есть призванных варягов-князей, государство стало называться Русью. А составитель "Повести" решил, что Русская земля стала называться так от варяг, поскольку именно они именовались русью, в соответствии с чем и отождествил варягов и русь³¹⁵. Между тем это вовсе не означает, что составитель "Повести" не мог получить более точные сведения о соотношении этих двух названий, тем более что традиция сопряжения варягов и руси в славянской книжности явно существовала. Так, в славянском переводе "Хроники" Продолжателя Георгия Амартола (одна из редакций "Хроники" Симеона Логофета) в рассказе о походе Игоря на Византию в 941 году говорится о том, что русы происходят "от рода варяжьска", чему в греческом тексте соответствуют слова "от рода франков". Такое изменение связано с явно бытовавшим в те времена представлением о варяжском происхождении руси³¹⁶.

Фраза "Повести временных лет" о том, что Русская земля прозвалась "от варяг", соотносится с другим сообщением летописи – причем под тем же 898 годом, что рассказ о славянских "учителях". Летописец говорит об уграх (венграх), которые пришли в Европу и поселились на землях славян: "Посем же угри… наследиша землю ту, и седоша с словены, покоривше я под ся, и оттоле прозвася земля Угорьска", то есть "А после угры… унаследовали ту землю и поселились со славянами, покорив их себе; и с тех пор прозвалась земля Угорской". Ясно, что для составителя "Повести" название Угорской земли, как и Русской, происходит от пришлого народа: в первом случае – от угров, во втором – от варягов³¹⁷.

Еще один существенный момент – это упоминание "Повести временных лет" о том, что Рюрик с братьями "пояша по собе всю русь", чему в Новгородской первой летописи соответствуют слова "дружину многу и предивну". Именно так – "вся русь" – и именовалась княжеская дружина в тексте "Повести временных лет" и в других, вполне аутентичных источниках. От имени "всей руси" заключались договоры русских князей с Византией (тексты этих договоров были включены в "Повесть"). Именно "со всеми росами" идет в ежегодное полюдье для сбора дани с подвластных племен киевский князь, по сведениям византийского императора Константина Багрянородного в его трактате "Об управлении империей". Такое наименование дружины лишний раз свидетельствует в пользу скандинавской версии происхождения этого слова³¹⁸.

Под русью подразумевают скандинавов-варягов и иностранные источники. Как помним, послы народа "рос", прибывшие к императору Византии, а затем и к императору франков, были шведами ("Вертинские анналы"); норманнами названы нападавшие на Византию в 860 году в "Хрониконе венетов" Иоанна Диакона; народом "ар-рус" именует напавших на Севилью норманнов аль-Йа'куби; правителя "норманнов", то есть руси, не титулует "хаганом" император Людовик II в письме 871 года; различают русов и славян арабские авторы в рассказе об "острове русов", хотя Ибн Хордадбех и называет русов в своем рассказе о купцах "видом" славян, то есть людьми, пришедшими из их земли. Уже упоминавшийся Константин Багрянородный приводит в своем труде названия днепровских порогов "по-росски" и "по-славянски", причем "росские" названия, которые большей частью представляют собой кальку со славянских, легко объясняются из скандинавских языков. И подобного рода примеры можно умножать. Какая-то часть правящей верхушки начальной Руси представляла собой скандинавов. Красноречиво об этом говорят тексты договоров Руси с Византией 911 и 944 годов, которые дошли до нас в составе "Повести временных лет", а ведь это подлинные документы X века.

Договор 2 сентября 911 года, заключенный при князе Олеге, с русской стороны представляли его послы: Карлы, Инегелд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост и Стемид. По крайней мере 13 из 15 имен вполне определенно являются скандинавскими: Karli, Ingjaldr; Farulfr; Vermundr, Hróðleifr; Guði, Hróaldr, Friðleifr, Hróarr; Þróndr; Leiðulfr, Fasti, Steinviðr. Интересную картину представляет нам договор, заключенный при Игоре, в 944 году. Здесь послы представляют целый ряд русских князей, по крайней мере почти половина которых является родственниками семьи киевского князя. Но семья эта в антропонимическом, "именном" отношении оказывается весьма любопытной. Рассмотрим этот аспект подробнее, тем более что о "боковых" родственниках Рюрика и Игоря летописи сведений не сохранили.

Итак, послы представляют: самого князя Игоря, его сына Святослава, княгиню Ольгу (жену Игоря и мать Святослава), племянника Игоря, по-видимому, от сестры – тоже Игоря (для обозначения такого родства в древнерусском языке использовалось слово "нетии"), некоего Володислава, некоей Передславы, некоей Сфандры, жены Улеба, неких Турда, Фаста и Сфирька и, наконец, еще одного племянника Игоря – Акуна. Поскольку Акун назван племянником Игоря, то можно думать, что и названные перед ним лица – также родственники княжеской семьи. То, что этот список составлен в соответствии с неким старшинством (или иным порядком описания), очевидно. Далее в договоре перечислены послы еще тринадцати человек. Кто эти люди, неясно, но высказывались предположения, что это или тоже представители княжеского рода (поскольку если бы это были представители дружинной верхушки, то следовало бы ожидать послов и от Свенельда и Асмуда, двух самых приближенных к княжеской семье лиц, чего в договоре нет), или представители "всякого княжья" (подвластных Киеву правителей племен), от имени которых также заключался этот договор (хотя, возможно, это просто этикетная формула, которую не стоит воспринимать буквально)³¹⁹. Как бы то ни было, первые 11 человек, которых представляли послы, были родственниками Игоря и, соответственно, Рюрика.

Если принять, что в этом списке выдержана некая иерархия, то следует думать, что кроме трех первых человек собственно семья киевского князя никого больше не включала.

Иными словами, у Святослава не было ни братьев, ни жены, потому что четвертым упоминается племянник князя Игоря, то есть двоюродный брат Святослава, а это уже совсем иная "степень" родства. Все остальные, начиная с Игоря-племянника и заканчивая Акуном, – это родственники более отдаленные, семьи племянников киевского князя. Можно думать, что племянники эти происходили от сестер Игоря, а не от братьев, причем самих сестер к тому времени уже не было в живых (или они не были представлены послами). Поскольку "Повесть временных лет" сообщает о том, что Игорь после смерти Рюрика остался малолетним (о родственной связи Игоря и Рюрика речь впереди), то, вероятно, сестры Игоря были старше его. Во всяком случае, названный четвертым Игорь "младший" являлся старшим племянником киевского князя. Далее в договоре упомянуты славянские имена – Володислав и Передслава. Существенно, что славянское имя носит и сын Игоря и Ольги Святослав (имена его родителей производят от скандинавских имен Ingvarr и Helga). Уже неоднократно отмечалось, что этот факт ярко свидетельствует о довольно быстрой ассимиляции варяжской по происхождению династии в славянской среде. Появление этого имени было "поворотным пунктом" в истории именослова княжеской династии: "То обстоятельство, что сына Игоря – представителя третьего поколения варягов – нарекают славянским именем, определенно показывает, что отсчет истории рода начинается заново. Родовые перспективы окончательно связываются с новой родиной, хотя скандинавские связи не только не утрачиваются полностью, но время от времени могут обновляться посредством династических браков. Княжеский антропонимикон постепенно всё более славянизируется, однако ряд варяжских имен (таких как Игорь, Олег, Глеб, Роговолод) прочно входит в русский именослов, причем эти имена с каждым поколением все в большей степени воспринимаются как традиционные, родовые, а не инокультурные… Имена же предыдущего поколения, предков самого Рюрика, не обладавших здесь властными правами, в традиции не сохраняются и в летописи не фиксируются – род как бы на глазах утрачивает свою скандинавскую предысторию"³²⁰.

Столь же показательны славянские имена родственников Игоря. О родовом единстве лучше всего говорит схожесть их форм. Все они имеют одинаковую вторую часть – основу "-слав", ставшую столь популярной у Рюриковичей. В каком родстве находятся Володислав и Передслава с Игорем и Святославом? Судя по порядку перечисления членов семьи Игоря "старшего" – сначала отец, затем сын и потом мать, тот же порядок можно предположить и в отношении семьи Игоря "племянника". Если это так, то Володислав мог быть сыном этого Игоря³²¹, а Передслава, соответственно, женой Игоря и матерью Володислава. Иными словами, Володислав был двоюродным племянником Святослава и троюродным братом его будущего сына Владимира (Володимира). Совпадение начальных основ этих имен очень показательно. Если Передслава была женой младшего Игоря, то тогда, судя по имени, она была славянкой. Отсюда и славянское имя их предполагаемого сына Володислава. Так скандинавская династия "ославянивалась", в том числе, вероятно, и путем браков с местными женщинами. Также происходила ассимиляция варяжских дружинников и варяжской части правящего слоя на Руси.

Далее в тексте договора стоит имя некоей Сфандры, жены Улеба. Улеб – это Óleifr, а имя Сфандра, как уже говорилось, также имеет скандинавское происхождение. Причем Улеб отдельным послом не представлен – это заставляет думать, что к 944 году его уже не было в живых. Поскольку имя Сфандры стоит после имен семьи одного из племянников Игоря, можно думать, что Улеб также был племянником киевского князя, а Сфандра – вдовой Улеба. Кто такие следующие затем Турд (Þyrdr), Фаст (Fasti) и Сфирьк (Sverkir), сказать сложно. Высказывалось предположение, что это могли быть дети Улеба и Сфандры. Завершает список очевидных родственников киевской княжеской династии еще один племянник Игоря "старшего", по-видимому, от другой его сестры – Акун (Hákon). Таков круг родственников князя Игоря, представленный в договоре 944 года. Возможно, и другие имена лиц, представленных послами, имели родственное отношение (только еще более отдаленное) к династии Рюриковичей. Обращает внимание присутствие среди них некиих Алдана и Клека. Алдан – это Halfdanr (Хальвдан), имя, как мы помним, родовое для предков Рорика Ютландского. Клек – возможно, Klakki или Klakkr, подобное прозвищу Харальда Клака, дяди Рорика³²².

Показательно, однако, наличие славянских имен среди представителей княжеского дома. "Ославянивание" варяжской элиты, как видим, происходило достаточно быстро. Уже в третьем поколении князей, если верить летописной генеалогии, появляется славянское имя, а затем их количество только увеличивается. Вероятно, такое же положение было характерно и для части древнерусской знати варяжского происхождения. Во всяком случае, подавляющее большинство скандинавских имен, известных по договорам 911 и 944 годов, а также по летописным известиям за IX-X века, не сохранилось в древнерусском именослове. Нет упоминаний о вторых Аскольде, Дире, Свенельде или Асмуде. Только в роду князей Рюриковичей продолжали существовать имена Рюрик, Рогволод, Рогнеда. Четыре скандинавских имени сохранились в русском именослове до сегодня, поскольку их носители – опять-таки князья Рюриковичи – были канонизированы православной церковью – это Олег, Ольга, Игорь и Глеб.

Таким образом, варяжское наследие в русском именослове крайне невелико. В то же время исконные скандинавские формы некоторых княжеских имен сохранялись на протяжении X века. Об этом свидетельствуют иностранные источники³²³. Так, епископ Кремонский Лиутпранд в своем труде "Антоподосис" ("Возмездие", "Воздаяние"), написанном на рубеже 950–960-х годов, упоминая о походе князя Игоря на греков в 941 году, называет его "Ингер". "Ингорем" именует этого киевского князя в своей "Истории" византийский автор второй половины X века Лев Диакон (рассказавший в своем труде о походах сына Игоря, Святослава). Такое же написание мы видим и в произведении Константина Багрянородного "Об управлении империей" ("Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии"). Тот же Константин Багрянородный, упоминая о приезде княгини Ольги в Константинополь, называет ее "Эльга". В так называемом "Кембриджском документе", хазарском источнике 960-х годов, написанном на древнееврейском языке, "царь (melek) Русии" именуется "Х-л-гу", то есть Хельгу. Эти примеры показывают, что имена Олег, Игорь и Ольга звучали в X веке как "Хельги", "Ингвар" и "Хельга", а не так, как они представлены в "Повести временных лет", когда уже произошла их "русификация". Кроме того, на периферии Древней Руси отдельные варяжские анклавы, давно утратившие связь с родиной, но сохранявшие при этом свой язык и письменность, существовали даже в начале XII века. Об этом свидетельствует находка шиферного пряслица – грузика на веретено – с руническими надписями, причем в традиции IX века. Среди них – женское имя "Сигрид"³²⁴.

Взаимное влияние оказали друг на друга языки Древней Скандинавии и Древней Руси. Однако и здесь объем заимствований очень небольшой. В древнешведский язык из древнерусского перешли такие слова, как "торг", "толк", "лава" (скамья), "лука" (хомут), "граница", "ладья", "кош" (короб, корзина), "седло", "соболь", "хмель", "шелк", а также тюркское по происхождению слово "безмен". В основном, как видим, это слова, связанные с военным и отчасти морским делом и торговлей³²⁵. Также и в древнерусском языке появился целый ряд слов скандинавского происхождения. Это "аск" (яск, отсюда – ящик), "гридь" (младший дружинник), "кнут", "ларь", "скот" (как обозначение денег, имущества), "стул", "стяг", "тиун" (управляющий у князя), "берковец" (мера веса, слово происходит от названия шведского города Бирка, крупного торгового центра эпохи викингов), "ябедник" (должностное лицо, судья, отсюда – ябеда), "якорь" и некоторые другие³²⁶. Как видим, здесь представлена та же торговая и дружинная, отчасти морская терминология. Языковые заимствования четко свидетельствуют о двух областях русско-скандинавского взаимодействия – это торговля и военное дело. Именно торговцами и воинами и были приходившие на Русь варяги, осваивавшие новые пути.

Древнейшим из них был Балтийско-Волжский путь. Этот путь начинался от Балтийского моря, шел через Финский залив в Неву, затем в Ладожское озеро, затем спускался по Волхову в Ильмень, а потом через несколько небольших рек переходил в верховья Волги. На начальном участке этого пути по территории будущей Руси особую роль играли Ладога (ныне Старая Ладога), древнейшие археологические слои которой относятся к середине VIII века, и так называемое Рюриково Городище – торгово-ремесленный центр, находившийся южнее современного Новгорода у истока реки Волхов, вытекающей из озера Ильмень. Освоение начального этапа Волжского пути происходит, по-видимому, с VII века. О широких торговых связях красноречиво свидетельствует Петергофский клад, найденный в 1941 году и хранящийся ныне в Государственном историческом музее в Москве. Арабские серебряные монеты – дирхемы, которые в то время выполняли в Восточной Европе, по сути, функции международной валюты, были сокрыты в Петергофском кладе в самом начале IX века. На этих монетах обнаружены граффити, выполненные четырьмя разными системами письма – греческими буквами (имя "Захариас"), скандинавскими рунами, арабской графикой и тюркскими рунами, употреблявшимися на землях Хазарского каганата³²⁷. Таким образом, уже в тот период территория Северной Руси была вовлечена в зону международной торговли, в которой помимо славян и финно-угров участвовали и скандинавы, и византийцы, и хазары, и арабы.

В середине IX века крупным торгово-ремесленным центром было Рюриково Городище, контролировавшее выход из Волхова в Ильмень. В верховьях Волги большую роль играли Сарское городище близ Ростовского озера – племенной центр мери, и Тимерёвское поселение под Ярославлем, на берегу реки Которосль. Однако далее по Волжскому пути, в Среднем и Нижнем Поволжье, ни кладов арабских дирхемов, ни скандинавских древностей не обнаружено: "Это можно объяснить тем, что на этом отрезке пути, проходящего по территории Хазарского каганата, видимо, отсутствовала необходимость прятать денежные капиталы, их везли, так сказать, в другие места. Здесь в рассматриваемый период, за исключением Итиля, прибрежных поселений или действительно не было, или они были до крайности редки. Следует также учесть, что стремление прятать сокровища уменьшалось там, где находились постоянные центры стабильной торговли, где местные власти тем или иным способом заботились о ее безопасности, где не опасались завязывать долговременные коммерческие связи, а сделки по купле-продаже могли вместо денег удостоверяться деловыми документами (в исламских городах это практиковалось уже в раннем Средневековье)"³²⁸. В Итиле с купцов взимали десятину, и затем они отправлялись в плавание по Каспию. Крупным торговым центром на южном побережье Каспия был Абескун, недаром с конца IX века он был объектом грабительских нападений русов. Оттуда торговый путь шел в персидский Рей и далее в Багдад. Волжский путь связывал Северную Европу с арабским Востоком, проходя по территории Руси, Волжской Булгарии и Хазарского каганата. Большая его часть шла по воде, хотя на обратном пути приходилось плыть по Волге против течения. Движение кораблей от шведской Бирки до каспийского Дербента, по подсчетам исследователей, занимало примерно два месяца. Путь назад был дольше по времени. "Иными словами, парусно-весельные суда одной флотилии могли осуществить полную поездку в лучшем случае раз в год"³²⁹.

Путь "из варяг в греки", описанный в "Повести временных лет", в начальной своей части совпадал с Волжским путем. Он также шел через Ладожское озеро, Волхов и Ильмень, но далее по Ловати, впадающей в Ильмень, поворачивал на юг и через волоки достигал Днепра. В верховьях Днепра на его правом берегу находилось Гнездовское городище, расположенное к западу от современного Смоленска (вероятно, это и был древнейший Смоленск). Ранние археологические слои Гнездова относятся к концу IX – началу X века. Это был важный торговый пункт на пути "из варяг в греки". Далее путь шел вниз по Днепру, до Киева и далее в Черное море. Отсюда открывалась прямая морская дорога в Византию. Путь "из варяг в греки" начал функционировать позже Волжского. Вероятно, поход 860 года, связываемый летописью с именами Аскольда и Дира, а может быть, и посольство русов 839 года были одними из первых крупных движений по этому пути. Главной целью здесь, конечно, была Византия, куда и устремлялись "интернациональные" отряды под руководством варягов. Торгового значения это продвижение на юг еще не имело. Можно согласиться с современной исследовательницей, что "целью было быстрое обогащение, а не установление регулярной торговли". Поэтому варяжские отряды "не задерживались на своем пути и соответственно почти не оставляли отчетливых следов в материальной культуре"³³⁰. Следует также иметь в виду, что появление торгово-ремесленных центров на торговых путях свидетельствует не о начале их освоения, а уже об активном их функционировании. Такие поселения возникают спустя несколько десятилетий после начала движения воинов и торговцев по тому или иному пути³³¹.

Большое значение путь "из варяг в греки" приобрел после киевской "экспедиции" Олега. В 882 году этот князь отправился с севера Руси в Киев, подчиняя по пути местные племена своей власти и освободив несколько племен от дани хазарам. О реакции каганата свидетельствует нумизматика – поток арабского серебра в Восточную Европу и Скандинавию прекратился на несколько десятилетий – вплоть до 910-х годов. Вероятно, Хазария установила торговую блокаду русских земель³³². В этих условиях торговое значение пути "из варяг в греки" могло только возрасти. И действительно, на рубеже IX-X веков возникают постоянные торговые фактории на Днепре, ярким примером которой является Гнездово. Договор Руси с Византией 911 года регламентировал торговлю русов с Византией, которая шла в основном по этому пути. В X веке и торговое, и военно-политическое значение пути "из варяг в греки" было чрезвычайно велико³³³. О варяжском присутствии на этом пути красноречиво свидетельствует мемориальный камень с острова Березань в устье Днепра, найденный в 1905 году. На нем помещена надпись: "Грани сделал этот холм в память Карла, своего сотоварища". Камень датируется XI веком, когда сама практика установки мемориальных камней с руническими надписями была особенно популярна в Скандинавии³³⁴.

Но вернемся на север Руси и посмотрим, каковы реальные данные о существовании тех "городов", которые упомянуты в рассказе о призвании варяжских князей. Согласно Ипатьевской летописи, придя на Русь, Рюрик "срубиша город Ладогу", где и стал княжить. Древняя Ладога находилась в низовьях Волхова, недалеко от его впадения в Ладожское озеро, и таким образом служила как бы внешними "воротами" для обоих торговых путей. Сейчас это город Старая Ладога, который стал так называться с 1704 года, после основания Новой Ладоги (ныне Новоладожск), расположенной в 12 километрах вниз по Волхову. Древнейшие археологические слои Ладоги датируются серединой VIII века, что дало основание даже именовать город "первой столицей России". Действительно, к середине IX века Ладога существовала как крупный населенный пункт, поддерживавший широкие торговые связи и с Балтикой, в том числе Скандинавией, и с Востоком. Скандинавские древности обнаружены в археологических слоях Ладоги уже с середины VIII века; причем они свидетельствуют не просто о пребывании скандинавов, а об их проживании здесь. Среди многочисленных находок есть и рунические надписи. Так, в слоях первой половины IX века в 1950 году был обнаружен деревянный стержень с рунической надписью, представляющей собой стихотворную строфу из четырех строк³³⁵.

В Ладоге была зона активных контактов славян, финно-угров и скандинавов. Население этого торгово-ремесленного центра было могонациональным. По своему типу Ладога представляла собой торгово-ремесленное поселение, близкое к подобным у западных славян (Волин) и скандинавов (Хедебю, Бирка)³³⁶. Существенно, что в середине IX века Ладога пострадала от большого пожара. Одновременно примерно на десятилетие прекращается поступление серебра в Швецию и на Готланд – эти события связывают с межплеменными усобицами, возникшими незадолго до призвания Рюрика³³⁷. По всей видимости, Ладога действительно являлась первоначальным местом пребывания Рюрика.

Новгорода на современном месте в IX веке еще не существовало – самые ранние археологические слои там датируются второй третью X века. Древним центром новгородской округи, как уже говорилось, было Рюриково Городище; оно находилось в двух километрах к югу от Новгорода и "прикрывало" путь из Волхова в Ильмень. В более позднее время на городище располагалась резиденция новгородских князей, хотя свое название "Рюриково" оно получило лишь в XIX веке. Ипатьевская летопись сообщает, что после смерти Синеуса и Трувора Рюрик, "пришед к Ильмерю, и сруби город над Волховом, и прозваша и (его. – Е. П.) Новгород, и седе ту княжа". Полагают, что городище и было первоначальным Новгородом – новым городом по отношению к Ладоге (хотя, как уже говорилось, само название "Новый город" не обязательно предполагает, что был какой-то конкретный "Старый").

Поселение на Рюриковом Городище существовало по крайней мере с середины IX века. Причем это был не только торгово-ремесленный, но и военно-административный центр округи. Очевидно и присутствие на городище в это время выходцев из Скандинавии, представленных бронзовыми украшениями, предметами вооружения, культа. Как отмечает один из ведущих археологов Е. Н. Носов, "как только поток серебряной монеты хлынул в Восточную Европу, скандинавы, стремясь овладеть им, стали проникать вглубь территории по основным водным магистралям. Эта активность на торговых путях, желание поставить их и связанные с ними рынки сбыта серебра и пушнины под свой контроль явились основным побудительным мотивом скандинавской деятельности на Востоке на начальной стадии их появления здесь. Не скандинавы стояли у истоков восточной торговли, импульс которой был дан экономическими потребностями населения Восточной Европы и мусульманского мира на закате VIII в., но они активно подключились к ней, как только серебряная монета стала появляться на северных территориях. Основным районом Скандинавии, откуда викинги отправлялись на Восток, были области Центральной Швеции, прежде всего примыкающие к озеру Меларен". Ученый подчеркивает, что "скандинавские устремления на Западе и на Востоке Европы значительно различались. На Востоке среди лесов и болот грабить было почти нечего; для того, чтобы разбогатеть, надо было принимать участие в посреднической, торговой и контрольной деятельности, а для того чтобы это увенчалось успехом, следовало интегрироваться в состав местного общества и его социальные верхи"³³⁸. Инкорпорированность в местное общество способствовала мирным взаимоотношениям пришлых скандинавов со славянами и финно-уграми.

Рюриково Городище располагалось на землях ильменских словен, игравших центральную роль в событиях IX века на севере Руси. Археологические слои городища прослеживаются с середины этого столетия, однако поселение на его месте, по-видимому, существовало еще в конце VIII века. В отличие от Ладоги материальная культура городища носит более выраженный воинский характер³³⁹. Здесь был сосредоточен значительный военный контингент. Военно-административные функции в жизни городища постепенно выходили на первый план, поэтому можно думать, что именно Рюрик и его преемники сделали этот пункт административным центром своих владений. Вероятно, через некоторое время после закрепления в Ладоге Рюрик обосновался в городище (тогдашнем Новгороде) и поставил под контроль весь начальный участок торговых путей. Княжеская дружина обеспечивала подчиненность Рюрику нескольких племен севера Руси. А сам князь находился в центре земель словен, игравших главную роль в событиях 862 года. Постепенно, однако, с 930-х годов на берегу Волхова сложился новый населенный пункт, и оба поселения некоторое время существовали параллельно, пока, наконец, к концу X века городище окончательно не уступило место новому административному центру – Новгороду.

Летописи сообщают, что один из братьев Рюрика, Синеус, сидел "на Белеозере". В древности Белоозеро располагалось на правом берегу реки Шексны примерно в двух километрах от ее истока из озера Белого. В середине XIV века в Белоозере разразилась эпидемия "моровой язвы", которая погубила большую часть жителей. Через некоторое время на южном берегу Белого озера в 17 километрах к западу от старого города был основан новый – нынешний Белозерск. Некоторое время оба города существовали одновременно, но к началу XV века старое Белоозеро ушло в небытие. Белоозеро было племенным центром веси; наиболее ранние археологические слои там датируются серединой X века. Таким образом, в IX веке этот город еще не существовал, хотя поселения в белозерской округе имелись. Среди них небольшое торгово-ремесленное поселение Крутик (нынешнее местное название), находившееся в бассейне реки Шексны. Культурный слой Крутика датируется второй половиной IX – третьей четвертью X века. Местные жители занимались в основном пушным промыслом, о чем свидетельствуют многочисленные кости диких животных – прежде всего бобров, а также белок и куниц. Существовало здесь и бронзолитейное ремесло. Поселение на Крутике было вовлечено и в торговлю – археологами обнаружены весы и гирьки, арабские дирхемы. Однако немногочисленные предметы скандинавского происхождения относятся к слоям середины – второй половины X века, то есть на столетие позже времени Синеуса. На Крутике, безусловно, была стоянка скандинавских воинов-торговцев, но следы присутствия варягов в IX веке не обнаружены³⁴⁰. Между тем поселение на Крутике, вероятно, можно связать с первоначальным летописным Белоозером. Хотя возможно, что центр веси, где княжил Синеус, находился и в другом месте в округе Белого озера. Как бы то ни было, окрестности Белого озера играли важную роль в добыче пушнины, и попытка поставить их под свой контроль со стороны Рюрика кажется вполне естественной.

Третий брат, Трувор, стал княжить в Изборске. Изборск был племенным славянским центром псковских кривичей – одного из племен, участвовавших в призвании Рюрика с братьями. Как уже говорилось, с кривичами связывается археологическая культура псковских длинных курганов. Древний Изборск находился в 30 километрах к западу от Пскова в районе современного села Изборск (Старый Изборск). В начале XIV века город был перенесен на новое место – на Жеравью гору неподалеку от Пскова, где была возведена каменная крепость. Ныне этот Изборск считается "пригородом" Пскова. Изборское городище – очень древнее, культурный слой здесь прослеживается до рубежа VII-VIII веков. В IX веке Изборск был достаточно крупным центром, имевшим торговое, ремесленное и военно-административное значение. На городище найдены отдельные предметы скандинавского происхождения, однако с надежностью говорить о проживании здесь скандинавов пока нельзя³⁴¹. Между тем варяги, безусловно, посещали Изборск, который уже в начале IX века был вовлечен в международную торговлю (об этом говорят находки арабских дирхемов, попавших в культурный слой в этот период)³⁴². Племенной центр кривичей, участвовавших в призвании варяжских князей, безусловно, должен был иметь "князя"-наместника, обеспечивавшего контроль Рюрика над этими землями.

Славянский Изборск и финно-угорское Белоозеро являлись крайними западным и восточным пределами того начального "круга" земель, которые находились под властью призванных варягов – возможно, поэтому предание и связало их с братьями Рюрика³⁴³. Помимо Белоозера и Изборска власть Рюрика, согласно летописям, распространялась и на еще большую территорию, включавшую Полоцк, Ростов и Муром. В реальности подчинения земель этого, "второго круга" власти Рюрика в науке существуют сомнения. Однако в IX веке эти территории были вовлечены в торговые, а возможно, и политические процессы на севере Руси. О Сарском городище под Ростовом, существовавшем в середине IX века, уже упоминалось. Помимо находок, связанных с ремеслом и торговлей, на городище обнаружено большое количество предметов вооружения, что свидетельствует о военно-административном значении этого поселения. Сарское городище – племенной центр мери, упоминаемой в связи с легендой о призвании. Расположенное близ Волжского торгового пути городище позволяло контролировать его североволжскую часть. Скандинавские древности на городище прослеживаются с начала IX века.

Полоцк также находился в земле кривичей, на реке Полоте, правом притоке Западной Двины. По Двине проходил один из участков торгового пути, связывавшего Балтику с Днепром, так что Полоцк также имел важное экономическое значение. Поселение здесь существовало уже в VIII-IX веках. Правда, к 980 году в Полоцке сидел независимый от Киева князь Рогволод, но это, конечно, не может противоречить данным летописного известия 862 года. Ведь за сто с лишним лет Полоцк мог выйти из подчинения потомкам Рюрика и стать центром княжения какой-то самостоятельной династии³⁴⁴.

Муром, стоящий на Оке, являлся центром финно-угорского племени мурома и был также связан с Волжским путем. Таким образом, Волго-Окское междуречье представляло собой юго-восточную границу "владений" Рюрика. Как бы то ни было, ареал этот очень велик. Показательно, что среди не очень большого числа русских городов, упоминающихся в древнескандинавских источниках, правда, довольно позднего времени, помимо Ладоги, Новгорода, Смоленска, Киева есть и Полоцк (Pallteskia), Ростов (Rostofa), Суздаль (Súrdalar) и Муром (Móramar). Это, конечно, свидетельствует об особом значении этих городов для варягов в IX-X веках³⁴⁵.

Итак, археология в целом подтверждает историческую основу рассказа о призвании варяжских князей. Уже в VIII-IX веках на территориях северных славян и финно-угров возникают укрепленные поселения торгово-ремесленного типа. Значительная их часть была связана с Балтийско-Волжским торговым путем, а позднее и с путем "из варяг в греки". Крупными племенными центрами были Изборск в земле кривичей, Рюриково Городище у ильменских словен, Сарское городище (Ростов) у мери. В середине VIII века начинается история Ладоги, важного торгово-ремесленного центра с многонациональным составом населения, значительную часть которого составляли скандинавы. Согласно более раннему варианту летописного рассказа, Рюрик после прихода на Русь обосновался в Новгороде. Однако впоследствии был зафиксирован другой вариант – Рюрик сначала сел в Ладоге и только потом перешел на княжение в Новгород. Это, разумеется, не означает, что такая интерпретация была результатом намеренного искажения первоначальных сведений: "Зачем отказывать древнему историку в способности уточнить на основе открывшихся ему новых источников картину прошлого, написанную его предшественниками?"³⁴⁶ Возможно, познакомившись с местными ладожскими преданиями, летописец, который, безусловно, проводил определенную исследовательскую работу, отдал предпочтение "ладожскому" варианту сказания.

Сложно сказать, насколько Ладогу можно считать первой "столицей" Руси на севере. Академик В. Л. Янин полагает, что "вполне вероятна продолжительная остановка Рюрика в Ладоге, поскольку быстрому продвижению к Ильменю как узлу торговых путей препятствовали волховские пороги. К их преодолению следовало обстоятельно подготовиться, в частности, решить вопрос о замене морских кораблей на плоскодонные, оценить уровень весеннего подъема воды на порогах или предпочесть сухопутную дорогу в обход. Такая вынужденная остановка отнюдь не превращает ее место в столицу"³⁴⁷. Однако маловероятно, что путь по Волхову в Ильмень был неизвестен до Рюрика. Рюрик был, конечно, заинтересован в том, чтобы поставить его под свой контроль. По-видимому, закрепившись в Ладоге, Рюрик затем перебрался на городище под современным Новгородом, где, как мы помним, с середины IX века датируются археологические находки, в том числе и скандинавского происхождения. Городище было не только торгово-ремесленным, но и военно-административным центром. Здесь стоял определенный воинский контингент – дружина Рюрика. Именно Городище (древний Новгород) было центром владений варяжского князя.

О существенных политических изменениях на севере Руси свидетельствуют и монетные клады. В 860-х годах их число резко возрастает, что, вероятно, связано с активизацией местной торговли. 850-ми годами датируется спад поступления восточного серебра в Скандинавию, а в 860–870-х годах этот приток вновь усиливается. Такие изменения могли быть связаны с конфликтами между племенами севера Руси после изгнания варягов и с последующим призванием Рюрика³⁴⁸. Археология снова подтверждает реальность описанных в летописи событий и даже примерную их датировку. Разумеется, приурочивание в летописи всех событий, связанных с изгнанием варягов, междоусобными конфликтами местных племен и призванием Рюрика к одному 862 году, нельзя понимать буквально. Соответствующий текст первоначального сказания, очевидно, датирован по центральному событию всего повествования – а именно призванию Рюрика с братьями. Изгнание варягов и межплеменные усобицы происходили в течение нескольких лет, возможно, десятилетия. В то же время вряд ли промежуток между изгнанием варягов и приглашением Рюрика был очень большим.

Как уже говорилось, исследователи считают возможным говорить о некоем военно-политическом объединении племен, призвавших Рюрика, называя это объединение "северной конфедерацией племен" – такое условное наименование было предложено В. Т. Пашуто и получило поддержку в исторической науке³⁴⁹. Считается даже, что слова Новгородской первой летописи младшего извода о том, что словене, кривичи и меря (а также чудь) "кождо своим родом владяше", свидетельствуют об отсутствии этого объединения. Оно "было достигнуто в процессе восстания против притеснителей-варягов, обложивших всё местное население подушной данью. Победа над варягами вернула власть местному населению, которое стало "городы ставити". Вряд ли под последним действием нужно понимать сооружение неких значительных племенных центров. Речь здесь идет о создании укреплений в наиболее уязвимых для нападения врагов пунктах – предприятие более чем естественное после пережитых от варягов притеснений"³⁵⁰. Изгнание варягов, вероятно, имело место в 850-х годах. Насколько можно говорить о некой племенной "конфедерации", неясно, но какое-то политическое объединение племен, безусловно, существовало. Ясно, что Рюрик должен был закрепиться в главных центрах этих племен, с чем связано известие о его братьях, севших в Изборске (племенной центр псковских кривичей) и Белоозере (племенной центр веси). Считать эти сообщения искусственными конструкциями летописца невозможно, поскольку эти центры не вполне соответствуют составу условной "конфедерации" племен. Кроме того, под контролем Рюрика оказались кривичский Полоцк, мерянский Ростов и даже Муром. Земли племени мурома в бассейне Оки, вероятно, были "пограничными" – здесь проходил как бы раздел сфер влияния. Мурома находилась во владениях Рюрика, а жившие южнее вятичи платили дань хазарам: "Характерно, что именно этот окский участок торгового пути, где сидели подвластные хазарам вятичи, аккумулирует значительную часть монетного серебра, поступавшего через Хазарию на север, в Верхнее Поволжье, Новгородскую землю и Скандинавию. Очевидно, что купцы русы должны были делиться частью своей прибыли с местным населением – вятичами, контролировавшими волоки, которые вели с верховьев Дона на Оку"³⁵¹.

При перечислении городов, подвластных Рюрику, летописец мог исходить из современных ему реалий, но сами эти города весьма точно соответствуют упоминаемым в рассказе о призвании князей племенам. Вероятно, они продолжали иметь существенное политическое значение и в дальнейшем: показательно, что Владимир, при раздаче княжений своим сыновьям, старших из них направляет именно в эти центры: "И посади Вышеслава в Новегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава Ростове. Умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, посадиша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме…" Среди названных городов только Туров не относится к владениям Рюрика. Выдвижение же младших сыновей Бориса и Глеба на более "престижные" столы соответствует отмеченному в летописи особому отношению к ним Владимира. Так, Владимир предстает в летописном повествовании как новый Рюрик – устроитель Русской земли, родоначальник нового, христианского периода ее истории.

Итак, под властью Рюрика находились как славянские племена – ильменские словене и кривичи, так и финно-угорские – меря, весь, мурома и, по-видимому, чудь. Уже говорилось о том, что упоминание чуди в составе племен, призвавших Рюрика, обычно считается позднейшей вставкой. И действительно, в рассказе Новгородской первой летописи чудь среди этих племен не названа. Казалось бы, отсутствие чуди в составе племенного объединения, обратившегося к варягам, подтверждается самой структурой летописного повествования: три племени призывают трех братьев, садящихся на княжение в трех городах³⁵². Однако эта стройность лишь кажущаяся. В самом деле, если старший из братьев, Рюрик, становится князем в словенском Новгороде, а словене названы в перечне племен первыми, то ко вторым в этом перечислении кривичам отправляется не второй, а третий брат – Трувор. Меря же вообще не получает себе князя, поскольку второй брат, Синеус, "садится" на Белоозере, в земле веси. Поэтому реальная картина племенного объединения была, очевидно, более сложной. Считать упоминание чуди искусственной вставкой можно лишь тогда, когда удастся определить, почему летописцу понадобилось так выделить это племя и даже поставить его на первое место, как это сделано в "Повести временных лет". Возможно, и здесь мы имеем дело с уточнением летописцем первоначальной информации. Следует иметь также в виду и "расширительный" смысл имени "чудь" как общего названия финно-угорских народов, хотя в летописном рассказе, скорее всего, этот этноним в перечислении племен употреблен в более конкретном значении.

С Рюриком связывается порой и конкретный археологический памятник – курганный могильник в ладожском урочище Плакун, погребение в котором имеет скандинавские аналогии. Прежде могильник датировался IX веком, однако сейчас датировка уточнена и появление могильника относят к началу X века³⁵³, что, конечно, не позволяет сопоставить его со временем смерти князя.

Обратимся к братьям Рюрика, княжившим в Белоозере и Изборске. Известно, впрочем, о них только то, что оба они умерли через два года после призвания варягов, то есть в 864 году. В науке уже давно установилось мнение, что и Синеус, и Трувор – личности абсолютно мифические, искусственно связанные в летописи родством с Рюриком лишь благодаря легендарному и фольклорному мотиву о трех братьях-основателях. Соответственно имена братьев пытались интерпретировать или как эпитеты самого Рюрика, или как неправильно понятые летописцем фразы. Последняя точка зрения стала столь популярной, что вошла во все учебники по русской истории. Но так ли это на самом деле?

Имя "Рюрик" никаких сомнений в своей реальности не вызывает. Но если братья мифические, то каким образом возникли их имена, которые тоже должны быть, по идее, искусственно созданными? Еще академик А. А. Куник в 1840-х годах перевел эти имена следующим образом: Синеус – signjotr, то есть "победоносный", Трувор – thruwar, то есть "верный". То есть на самом деле это и не личные имена вовсе, а эпитеты "победоносного" и "верного" Рюрика, неправильно понятые летописцем (или источником его сведений). Были и другие объяснения, из которых самое известное: Синеус – sinehus, "свой род", а Трувор – thru varing, "верная дружина". Итак, Рюрик пришел на Русь со "своим родом" и "верной дружиной". Летописец же (или его информатор) не понял скандинавских словосочетаний и принял их за имена. Разрекламировал эту гипотезу академик Б. А. Рыбаков, после чего она стала общим местом во многих изданиях. "В летопись попал пересказ какого-то скандинавского сказания о деятельности Рюрика, а новгородец, плохо знавший шведский, принял традиционное окружение конунга за имена его братьев", – резюмировал ученый³⁵⁴. Возникло даже предположение, что летописец мог использовать некий скандинавский текст, написанный руническим алфавитом³⁵⁵. Последнее допущение маловероятно, так как даже в самой Скандинавии нет относительно больших повествовательных текстов, написанных старшеруническим письмом – тем более не записывались рунами саги.

Почему-то никто из исследователей, безапелляционно писавших о "своем роде" и "верной дружине", не озаботился лингвистической стороной вопроса. Но как раз лингвистика полностью опровергает эту версию. Возведение имен братьев к упомянутым фразам ни грамматически, ни фонетически невозможно³⁵⁶. Фраза "со своим родом и верной дружиной" должна была бы, вероятно, звучать как með húsi sitt ok trúm liði³⁵⁷. He говоря о лингвистике, версия о "роде" и "дружине" сталкивается и с чисто текстологическими трудностями. Дело в том, что в самом рассказе о призвании (в более древнем варианте Новгородской первой летописи) сходная фраза уже встречается. Братья приходят "с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну". В "Повести временных лет" – "с роды своими, пояша по собе всю русь". Следовательно, в одном случае летописец правильно "понял" и "перевел" эти словосочетания, а в другом – нет³⁵⁸. Можно, конечно, предположить, что это результат работы двух летописцев, использовавших один и тот же источник на разных стадиях формирования летописного текста³⁵⁹, но такое предположение из самого текста отнюдь не следует и исходит из априорного утверждения об искусственном характере имен. Если же считать имена братьев неправильным переводом слов, то и весь последующий текст летописи лишается смысла. Получается, что Рюрик отправил своих родичей в Белоозеро, а дружину в Изборск, причем через два года и те и другие при неизвестных обстоятельствах закончили свое существование… Это, конечно, шутка, но она показывает, как далеко может завести игра в интерпретации.

Что же на самом деле означают эти имена? Имя Трувор легко объясняется из древнескандинавского языка. Это Þórvarr (Þórvarðr), что буквально означает "страж Тора", то есть скандинавского бога грома. В имени Синеус слишком заметна славянская форма. Существует, впрочем, скандинавская этимология и для него – Signjótr (известно также в латинизированной форме Signiatus). Буквально оно означает "победу использующий". Оба имени хорошо представлены в скандинавском именослове – Signjótr известно в рунической письменности, а Porvarr встречается и в рунических надписях, и в исландских сагах³⁶⁰. Поэтому Синеуса и Трувора, так же как и Рюрика, следует считать скорее реальными личностями, нежели мифическими. Другое дело, что они могли быть не "братьями" Рюрика и даже не его родственниками, а независимо действовавшими князьями Белоозера и Изборска, "соединенными" с Рюриком лишь легендарной традицией. На это вроде бы указывает и отсутствие сведений о них, кроме того, что оба брата умерли через два года, не оставив наследников (после их смерти Рюрик один "принял власть" и стал раздавать своим мужам "грады", в том числе и Белоозеро). Мотив быстрой и бездетной смерти братьев характерен для сказаний подобного рода³⁶¹. Возможно, впрочем, что Синеус и Трувор являлись какими-то родичами Рюрика. Если принять гипотезу о тождестве Рюрика Новгородского и Рорика Ютландского, то нельзя не обратить внимание на распространенность среди родственников Рорика имени "Сигифрид" (Сигфрид). Так, в частности, звали племянника Рорика, который упомянут во франкских анналах под 884 годом. Начальная часть этого имени Sig-, которая восходит к древнескандинавскому sigr – "победа", совпадает с начальной частью имени Синеуса в его скандинавской интерпретации. Традиция употребления в роду имен с совпадающими основами характерна для многих раннесредневековых обществ, в том числе скандинавского.

Существуют ли какие-либо местные предания о братьях Рюрика? Белозерское предание о Синеусе относится к XVI веку, причем Синеус, согласно ему, сидел на Кистеме, где и умер. О Труворе подобных преданий нет вообще. Именно поэтому вряд ли можно думать, что сказание о призвании варяжских князей – результат соединения местных преданий о князьях Новгорода, Белоозера и Изборска. Скорее наоборот, летописный рассказ повлиял на формирование местной народной традиции³⁶². Так же как и на возникновение местных достопримечательностей – кургана Синеуса в Белоозере, который был разрушен в конце XIX века, и Труворова креста в Изборске. К летописному Трувору этот каменный крест, конечно, отношения не имеет, хотя бы потому, что Трувор был язычником. Находится он на кладбище при Никольской церкви и датируется XIV-XV веками. Такое название, по-видимому, появилось из-за его древности. Любопытно, что форма Труворова креста нашла продолжение в культуре русской эмиграции: двойник креста стоит на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем, осеняя собой могилу Ивана Алексеевича Бунина.

Итак, три брата варяжской легенды переселяются на Русь "с роды своими" по призыву местных племен. Какова же легендарная оболочка исторически реального зерна? Прежде всего это, конечно, мотив троичности, тернарности братьев-правителей. Уже говорилось о том, что этот мотив пронизывает все раннее летописное повествование, характерен он и для иностранных источников о Руси. Эта структура задана уже в самом начале летописи, в рассказе о разделении земли между сыновьями Ноя. Трое братьев основывают Киев – столицу Руси, ее политический и сакральный центр. Трое братьев приходят на Русь и основывают княжескую династию. Они впервые распределяют между собой княжения. Начало русской истории связано с триадой и на юге, и на севере, так же как с триадой связано начало истории мировой. Не забудем, что тем самым летописец отвечает на три поставленных в начале текста "Повести временных лет" вопроса. "Откуду есть пошла Руская земля?" – от разделения земли на три части, а Русь относится к части Афетовой. "Кто в Киеве нача первее княжити?" – три брата Кий, Щек и Хорив. "И откуду Руская земля стала есть?" (то есть как она возникла, как создалась?) – когда пришли на Русь три брата Рюрик, Синеус и Трувор, основатели княжеского рода, создавшего Русское государство. Конечно, фольклорный мотив трех братьев универсален, и буквальное понимание братства Рюрика, Синеуса и Трувора вряд ли имеет под собой основание.

Другой легендарный мотив – это обретение правителя после периода беспорядка, неурядиц, конфликтов. Он также универсален. Такие легенды известны в совершенно разных культурных традициях – от мордовского фольклора до корейских раннеисторических хроник. "Архаичный мотив "недостачи" – отсутствия порядка, правды – и восполнения этой недостачи – один из универсальных этиологических мотивов фольклора, перешедших в раннеисторические тексты"³⁶³. Совершенно очевидно, что сказание о призвании варяжских князей использует оба этих фольклорных мотива – и троичность братьев, и установление порядка после его отсутствия.

Помимо этих общих, универсальных фольклорных моментов в летописном рассказе присутствуют и более "частные", легендарные мотивы. Во-первых, это переселение вождя, правителя с частью народа на новое место; во-вторых, мотив призвания, приглашения воинов из другого народа во главе с их предводителями для защиты местного населения от врагов. Подобного рода сюжеты, названные "переселенческими сказаниями", распространены на севере Европы и были проанализированы в связи с варяжской легендой³⁶⁴.

Самое известное из них – приход древнегерманских племен саксов, ютов и англов в Британию по приглашению местных бриттов. Сведения об этом сохранились в средневековой английской историографии. Это событие описывает в своей "Церковной истории народа англов" монах Беда Достопочтенный (его труд был завершен в 731 году). Бритты, страдавшие от набегов своих соседей, пиктов и скоттов, "совещались о том, что делать и как прекратить свирепые и весьма частые набеги северных народов, и все, включая их короля Вортигерна (буквально "верховный правитель"), согласились с тем, что следует призвать на помощь саксов из-за моря. Как показали дальнейшие события, это зло было послано им Божьим промыслом в наказание за все их нечестивые дела. В год от воплощения Господа 449-й Маркиан, сорок шестой от Августа, стал императором после Валентиниана и правил семь лет (на самом деле восточноримский император Маркиан правил в 450-457 годах. – Е. П.). В это время народ англов или саксов, приглашенный Вортигерном, приплыл в Британию на трех кораблях и получил место для поселения в восточной части острова, будто бы собираясь защищать страну, хотя их истинным намерением было завоевать ее… Они вышли из трех сильнейших германских племен – саксов, англов и ютов… Говорят, что первыми их предводителями были два брата, Хенгист и Хорза. Хорза позднее был убит в сражении с бриттами, и в восточной части Кента до сих пор стоит монумент с его именем"³⁶⁵. В основе рассказа Беды лежит сочинение бриттского автора VI века Гильдаса Мудрого "О разорении Британии", где, однако, предводители саксов не названы по именам.

В "Англосаксонских хрониках", доведенных до 1154 года и опиравшихся в том числе на "Историю" Беды, помимо известия о прибытии Хенгиста и Хорзы, содержится еще несколько свидетельств о последующих приходах новых предводителей саксов в Британию: в 477 году "в Британию прибыли Элла и его сыновья Кимен, Вленкинг и Цисса на трех кораблях и высадились в месте под названием Кименесора (на побережье Сассекса). Там они убили многих валлийцев, а прочие бежали в леса"; в 495 году "в Британию явились два элдормена (правитель графства), Кердик и его сын Кинрик, на пяти кораблях.

Они высадились в месте под названием Кердикесора (буквально "пристань Кердика") и в тот же день сразились с валлийцами"; в 501 году "в Британию прибыл Порта с сыновьями Бидой и Мэглой на двух кораблях. Они высадились в месте под названием Портесмута (Портсмут) и убили там юного бритта из очень знатного рода". Наконец, в 514 году "западные саксы высадились в Британии на трех кораблях в месте под названием Кердикесора. Стуф и Виктгар воевали с бриттами и обратили их в бегство"³⁶⁶. Как видим, во многих случаях имена предводителей объясняют местные названия.

Более подробно историю саксонского завоевания рассказывает Гальфрид Монмутский в своей "Истории бриттов", написанной в 1130-х годах. Здесь братья Хоре и Хенгист приплывают в Британию по собственной инициативе, покинув Саксонию из-за ее перенаселения. Победив пиктов, они получают от короля Бортегирна позволение построить себе замок и призвать подкрепление из Германии. Вместе с воинами приехала и дочь Хенгиста, на которой женился Вортегирн. Хенгист, таким образом, стал королевским тестем. После этого он "понемногу вызывал из Германии всё новые корабли и с каждым днем увеличивал численность своих сотоварищей"³⁶⁷; впоследствии саксы восстали и подчинили себе значительную часть Британии. Итак, в поздней английской историографии приглашение сменилось переселением и появился мотив родства предводителя переселенцев с местным правителем.

Основные сведения всё же сохранялись неизменными – два брата, прибывшие с войском на трех кораблях для защиты местных жителей от нападений врагов и затем подчинившие их себе. Мотивы призвания, "братства" князей и сама троичность (три корабля в британской легенде и три брата в русской) совпадают. Примечательно, что Хорса, подобно Синеусу и Трувору, не оставляет потомков и его владения переходят к Хенгисту. Однако есть и существенное отличие. Оно заключается в самой паре братьев и их именах. Дело в том, что имя Хорса близко современному английскому слову horse – то есть "конь", "лошадь". А имя другого брата, Хенгиста, близко к немецкому слову Hengst – "кобыла". Таким образом, имена обоих братьев аналогичны друг другу и несут "конскую" семантику. Это сближает Хенгиста и Хорсу с божественными близнецами – мифологическими образами, характерными для различных культур. Причем атрибутами этих близнецов в разных культурах являются именно кони. Так, "в Древней Индии божественных близнецов называли Ашвины, от санскритского ásva, что значит "конь". В Древней Греции божественные близнецы назывались Диоскурами, и их изображали в виде двух коней"³⁶⁸. Так что в английской легенде тоже нашли отражение древние, мифологические мотивы.

Еще более поразительные совпадения обнаруживаются в исторической хронике "Деяния саксов", написанной в 957-958 годах и впоследствии дополнявшейся Видукиндом Корвейским – монахом бенедектинского монастыря, находившегося на левом берегу реки Везер в Саксонии, на территории Восточно-Франкского королевства. Эта хроника представляет взгляд на "призвание саксов" с германской стороны. В ней послы бриттов, прибывшие к саксам, заявляют: "Благородные саксы, несчастные бритты, изнуренные постоянными вторжениями врагов и поэтому очень стесненные, прослышав о славных победах, которые одержаны вами, послали нас к вам с просьбой не оставить [бриттов] без помощи. Обширную, бескрайнюю свою страну, изобилующую разными благами (terram latam etspatiosam et omnium rerum copia refertam), [бритты] готовы вручить вашей власти". Затем в Британию "было послано обещанное войско [саксов] и, принятое бриттами с ликованием, вскоре освободило страну от разбойников, возвратив жителям отечество". Далее говорится: "Когда предводители войска увидели, что земля [эта] обширна и плодородна, а жители ленивы в деле ведения войны и что сами жители, [да] и большая часть саксов не имеют прочных мест для поселения, тогда они послали [гонцов], чтобы отозвать большую часть войска, заключили мир со скоттами и пиктами и, сообща с последними выступив против бриттов, изгнали их из страны, а самую страну подчинили своей власти"³⁶⁹.

Здесь особенно интересны выражения "обширная, бескрайняя страна, изобилующая разными благами", "земля обширная и плодородная", что почти точно соответствует летописному "земля наша велика и обильна" – до такой степени, что высказывалось предположение о влиянии сочинения Видукинда на древнерусского летописца. Этому, впрочем, противоречит тот факт, что Видукинд, в отличие от Беды, не называет ни имен предводителей саксов, не упоминает о том, что это были два брата, и не указывает числа кораблей, на которых саксы приплыли в Британию. По сути, в тексте Видукинда только два прямых совпадения с летописным рассказом – это характеристика земли, куда прибывают саксы, и сам мотив призвания. Если говорить о влиянии, то летописец должен был быть знаком не только с текстом Видукинда (или преданием, стоящим за ним), но и с легендой, отразившейся в "Истории" Беды.

В то же время между англосаксонской и древнерусской легендами есть и существенные различия. Это число братьев, которые к тому же в англосаксонской легенде носят мифологические имена, мотивы внутренних раздоров (в древнерусской) и внешней угрозы, хотя и от соседних племен (в англосаксонской)³⁷⁰. В англосаксонской легенде саксы получают землю по соседству с бриттами и их предводители не сразу становятся местными правителями. "Вместе с тем эпическая формула призвания в "великую и обильную землю" указывает, возможно, на общий мифопоэтический источник, восходящий к династическим преданиям Северной Европы: династические связи объединяли формирующиеся государства Скандинавии, Англии и Руси – неслучайно и в космографическом введении "Повести временных лет" англы, варяги и русь объединены в одну "филиацию" потомков Иафета"³⁷¹. Очень вероятно, что схожие устные предания пользовались одними и теми же устойчивыми формулами. Возможно даже, что в них отразились определенные стандартные обороты заключаемых с пришельцами соглашений.

Но было ли само призвание варягов? Не был ли это прием на службу наемных дружин с последующим захватом ими власти, замененным летописцем мирным призванием ради обоснования законности варяжской правящей династии на Руси, как полагал еще В. О. Ключевский? Ведь, возможно, западные легенды о призвании, аналогичные древнерусской, "объясняющей появление Рюриковичей на Руси и пытающейся исторически оправдать их княжескую власть, имели целью благовидное разъяснение и обоснование владычества завоевателей"³⁷². Анализ самого летописного текста позволяет отрицательно ответить на этот вопрос. Дело в том, что в летописном рассказе сохранились следы древнего славянского права, представленные в соответствующих терминах. Князья приглашались "княжить" и "владеть", что выражалось, вероятно, в урегулировании межплеменных отношений и обеспечении безопасности международной торговли на севере Руси. Другая функция приглашенных князей заключалась в том, чтобы они "рядили по праву", "судили по праву", то есть творили суд в соответствии с местными обычаями и правовыми нормами. Выражение летописи "рядить по праву" раскрывает смысл выражения "а наряда у нас нету", то есть нет управления, управителя. В "Повести временных лет" эта связь понятий "рядить" и "наряд" оказалась менее очевидной – глагол "рядил" (по праву) заменен на "судил", а понятие "наряд" отнесено не к совокупности племен, а к их земле.

Терминология летописи показывает, что между местным населением и пришлыми варяжскими предводителями было заключено устное соглашение, "ряд", который определял права и обязанности князя и положение призванных варягов на Руси. Князь должен был защищать местные племена от нападений других скандинавов, обеспечивать нормальное функционирование торговли в регионе, вероятно, регулировать взаимоотношения между разными племенами, отстаивая их общие интересы. В обмен он получал право сбора определенной части доходов, дани с населения, и право суда, но в соответствии с местными правовыми установками. Таким образом, приглашаемые князья были поставлены в зависимость от местного общества³⁷³. Всё это показывает, что летописный рассказ донес до нас реальные сведения о таком соглашении – причем соглашении, делавшем варяжских князей не полноправными хозяевами на новой земле, а зависимыми от местных порядков управителями. Возможно, с условиями "ряда" были связаны и раздачи Рюриком городов "своим мужам" – полагают, что это была раздача кормлений, ленов, то есть права на сбор дани на этих территориях³⁷⁴. Но все они, конечно, подчинялись "центральной власти" – власти Рюрика. Между тем и эта власть не была "абсолютной".

Именно "ряд", заключенный местными племенами с варягами, как уже отмечалось историками, и послужил, по всей видимости, основой для дальнейшей новгородской традиции приглашения князя на престол и заключения с ним определенного соглашения, договора. Становится понятным в этом случае и уход преемника Рюрика Олега вместе с Игорем и дружиной из Новгорода на юг Руси. Ограничения княжеской власти, установленные "рядом", не позволяли князьям самостоятельно распоряжаться "государственными доходами", собранной данью, чувствовать себя полноправными правителями. Власть же Олега в Киеве оказывается основанной не на договоре, а на праве завоевателя³⁷⁵. Князь как бы вырывается из-под контроля местной верхушки, становится более самостоятельным в своих решениях. Хотя, конечно, учитывать определенные традиции и установленные порядки он был должен. Иначе с ним могло произойти то, что случилось с Игорем, убитым древлянами, с которых он попытался собрать тройную (!!!) дань.

Подобные договоры с норманнами известны и в Западной Европе. Такого рода соглашения были заключены, например, в 878 году между королем Уэссекса Альфредом Великим и датским конунгом Гутрумом, в 911 году между западнофранкским королем Карлом Простоватым и предводителем викингов Хрольвом (Роллоном) (этот договор положил начало образованию герцогства Нормандия). С помощью таких договоров местные государи стремились урегулировать отношения со скандинавами, уже оседавшими на их землях. Скандинавам выделялась определенная территория для проживания, то есть их расселение ограничивалось. Они должны были защищать пределы этих стран от нападений других отрядов викингов. Вожди норманнов со своими дружинами принимали крещение и присягу на верность местным правителям. Тем самым, с одной стороны, обеспечивалась безопасность от новых норманских вторжений, с другой – убыстрялось вхождение, включенность пришлых воинов в местное общество³⁷⁶.

"Ряд", заключенный с Рюриком, имеет некоторые схожие черты с этими договорами. Между тем одно различие принципиально. В Европе норманны сталкивались с уже сложившимися государственными структурами. Поэтому упомянутые договоры были соглашениями между давно сформировавшимися, достаточно сильными государствами и предводителями скандинавских отрядов, то есть представителями народов, находившихся лишь на самой начальной стадии развития государственности, политические образования которых были близки скорее к "вождеству", нежели к более или менее сложившейся государственной структуре. Иными словами, это были договоры между более "цивилизованными" и "примитивными" системами (эпитеты эти, конечно, чисто условны и характеризуют некий общий уровень состояния). На севере же Руси все было иначе. Говорить о каком-то достаточно сложившемся государственном образовании, даже называя его "конфедерацией племен", здесь не приходится. И тем более невозможно сравнивать это племенное объединение с западноевропейскими королевствами той поры. Таким образом, соглашение с Рюриком было соглашением между "равными", то есть между системами и народами, находившимися на примерно одинаковом уровне цивилизационного развития. Такое соглашение, опиравшееся на традиционное, "обычное" право, не могло носить того четко структурированного, документально оформленного характера, который был присущ западноевропейским договорам. По-видимому, это устное соглашение касалось лишь самых общих, немногочисленных вопросов, договоренность по которым могла скрепляться, например, взаимной клятвой. Однако считать древнерусскую "дипломатию" того времени хотя бы приближающейся по своему уровню к западноевропейской или византийской вряд ли возможно. В любом случае речь идет об условиях и нормах, преломленных через правовые положения XI-XII веков – времени работы летописцев.

Итак, местное население, состоящее из разных племен, как славянских, так и финно-угорских, между которыми начались раздоры, призывает "третью силу" в качестве князя (князей?) с дружиной. Силу, которая, находясь вне межплеменных противоречий, может урегулировать отношения между племенами и обеспечить пресловутый "порядок", то есть, по-видимому, безопасность торговых путей и защиту от нападений варягов. Могла ли такая "третья сила" быть иноэтничной – принадлежать к другому племени, другому народу – не славянскому и не финно-угорскому? Вполне возможно. Здесь следует вспомнить и о таком примечательном факте, как избрание западными славянами в VII веке в качестве князя некоего Само, франка по происхождению. Вот как описаны эти события во франкской хронике VII века – так называемой "Хронике Фредегара" (в рукописях самой хроники имени автора нет, а предположение об авторстве было высказано только в XVI веке).

"В год 40-й царствования Хлотаря (то есть 623 / 624 год, время правления франкского короля Лотаря II. – Е. П.) человек по имени Само, по рождению франк, из округа Сансского (к юго-востоку от Парижа. – Е. П.), увлек с собой многих купцов [и] отправился торговать к славянам, прозываемым винидами. Славяне уже начали восставать против аваров, прозываемых гуннами, и царя их хагана. (Далее описываются притеснения аварами славян, память о которых отразилась и в древнерусских летописях, где авары именуются обрами. – Е. П.)… Когда виниды пошли походом против гуннов, купец Само… отправился с ними в поход; и там столь большая доблесть проявилась в нем против гуннов, что было удивительно, и огромное множество их было уничтожено мечом винидов. Узнав доблесть Само, виниды избрали его над собой королем; там он и царствовал благополучно 30 и 5 лет. Во многие битвы вступали против гуннов виниды в его царствование; благодаря его совету и доблести виниды всегда одерживали над гуннами верх. Было у Само 12 жен из рода славян; от них он имел 22 сына и 15 дочерей"³⁷⁷.

Итак, "королем" славян стал иноземец – франк Само, причем имя Само – вероятно, кельтского происхождения. По всей видимости, Само был торговцем оружием, как-то знакомым с военным делом. Славянская "держава Само", хотя и была временным союзом (в исторической науке ее тоже называют "конфедерацией") славянских племен, охватывала значительную территорию – Чехию, Южную Моравию, Юго-Западную Словакию и другие земли. Основой этого объединения была борьба с внешним врагом – аварами. Именно в процессе этой борьбы славяне и избрали Само своим правителем. Разумеется, сложно видеть в истории Само прямые аналогии с летописным рассказом о призвании варягов. Однако некоторые факты схожи – это борьба против притеснителей (восстание западных славян против аваров и изгнание племенами Северной Руси варягов "за море") и иноземное происхождение правителя. Это сопоставление, уже отмечавшееся в науке, привело даже к мысли о том, что на Руси на самом деле произошло не призвание варяжских князей (и тем более не варяжское завоевание), а именно их избрание. При этом этническая принадлежность "избранного" значения не имела³⁷⁸.

В то же время племена Северной Руси обратились не просто к каким-то иноземцам, а к самим же варягам. Призываемые варяги должны были защитить земли славян и финно-угров от нападений других варяжских отрядов. Что, по всей видимости, и произошло – во всяком случае, до конца X века в источниках не имеется никаких упоминаний о скандинавских нападениях на север Руси³⁷⁹. Более чем вероятно, что эти варяги, а вернее, их предводители, принадлежали к другой "категории" норманнов, нежели те, кто собирал дань на севере Руси ранее. Изгнанными "за море" варягами были, вероятно, шведы. Призвание же князя из Ютландии, дана по происхождению, каким был Рорик Ютландский, выглядит в этом отношении вполне логичным³⁸⁰. Это действительно была третья или даже четвертая (если считать славян, финно-угров и варягов из Швеции) нейтральная сила, которая могла выглядеть независимой от предшествующих событий, развернувшихся на севере Руси. Еще раз хочется подчеркнуть, что происхождение правящей династии никоим образом нельзя напрямую связывать с происхождением самого государства. Как писал академик Д. С. Лихачев, "Русское государство могло возникнуть под влиянием внутренних потребностей в нем, а династия Рюриковичей, тем не менее, явиться извне. Династии большинства западноевропейских государств имели иноземное происхождение, но это не побуждало историков сомневаться в том, что государственные образования Западной Европы имели автохтонное происхождение"³⁸¹.

Иноземное происхождение правящего рода могло иметь и определенный символический смысл. Сам факт появления династии да и правящей элиты (братья-варяги пришли "с роды своими") извне уже являлся существенным фактором легитимации. Князья и их приближенные происходят, таким образом, не из местной, "своей" среды; они – принципиально "иные", как бы из другой системы, другого мира – и уже этим оправдывается их высокое положение. Иностранное происхождение отнюдь не лишало династию и элиту их прав, а, напротив, оправдывало их власть и ведущее положение в обществе. Происхождение правителя извне, из другой культурной или этнической традиции могло способствовать укреплению прав его потомков на власть, а добровольное призвание такого правителя только подтверждало законность этой династии. Полагаю, что именно в этом контексте можно рассматривать и генеалогические легенды русской аристократии. Это тоже своего рода "переселенческие" сказания, хотя и появившиеся значительно позднее, но по сути обнаруживающие сходство с легендой о Рюрике. Как основатель главной, первой династии правителей Руси оказался иноземцем, так и другие роды в позднее Средневековье стали фиксировать тот же мотив иноземного прародителя. Вероятно, именно по этому типу и возникали впоследствии многочисленные дворянские легенды (к XVIII веку выродившиеся в откровенные басни) "о выездах" родоначальников из других земель. Своеобразное этническое дистанцирование элиты ставило ее как бы над остальным обществом и тем самым оправдывало ее руководящее социальное положение.

Между тем история рода на новом месте действительно как бы "начиналась заново". Сведения о предках Рюрика, о его деятельности до прихода на Русь, если и могли каким-то образом сохраняться в варяжской дружинной среде, для представителей местного общества оказывались совершенно несущественными – именно поэтому их нет на страницах летописей. Варяжские князья приходят "из-за моря" в другую, "нашу" страну и становятся тем самым уже "своими". Начинается история собственно русского княжеского рода.

В начале XII века благодаря "исследовательской" работе летописцев сказание о Рюрике обретает и временные вехи. Историки, как правило, подчеркивают искусственность ранней летописной хронологии. Для этого, конечно, есть основания. Летописцы знали преемственность "высшей власти" на Руси: Рюрик – Олег – Игорь. С именем князя Олега был связан точно датированный русско-византийский договор 911 года, имевшийся в распоряжении составителя "Повести временных лет". С именем Игоря был связан другой договор – 944 года, дата которого в тексте, доступном летописцу, впрочем, отсутствовала. Тексты обоих договоров вошли в летопись. Договор 911 года с византийской стороны был заключен от имени византийских императоров Льва VI Философа (Мудрого), правившего с 886 года, и его соправителей, брата Александра и сына Константина VII (Багрянородного), который был венчан на царство еще младенцем 9 июня 911 года, при жизни отца. Лев VI умер 11 мая 912 (6420) года. К этому же году летописец приурочил и смерть Олега, сопоставив эти два события. Та же ситуация сложилась и с хронологией княжения Игоря. Договор 944 года был заключен при "царях" Романе, Константине и Стефане, то есть при византийских императорах Романе I Лакапине, правившем с 920 года, и его соправителях – зяте Романа Константине VII Багрянородном и сыне Романа Стефане. 16 декабря 944 (6453) года Роман Лакапин был свергнут с престола. К концу его правления летописец приурочил и смерть Игоря, которую он пометил тем же 6453 годом.

Поскольку Игорь, таким образом, правил 33 года, то такой же срок летописец отмерил и правлению Олега. Получалось, что Олег должен был начать править в 879 (6387) году. Так была определена дата смерти его предшественника – Рюрика³⁸². Число 33, кроме того, имело и сакральный, библейский подтекст. Именно столько царствовал в Иерусалиме библейский Давид, таков был срок земной жизни Христа, столько должен был править последний перед концом света царь Михаил, согласно византийскому "Откровению Мефодия Патарского" (напомню, что с именем византийского императора Михаила летопись связывает начало "Русской земли", а поход Аскольда и Дира на Константинополь приурочен к 866 году, концу правления этого императора, убитого в сентябре 867 года). А по апокрифической "Книге Юбилеев" (так называемое "Малое Бытие") в начале тридцать третьего "юбилея" (под юбилеем подразумевается период в семь седмин, то есть в 49 лет) Сим, Хам и Иафет разделили землю на три части. Числа 3 и 33 оказывались, таким образом, для начальной части летописного повествования особенно значимыми. Периоды этого 33-летнего ритма оканчивались походами языческой Руси на Византию³⁸³.

Периоды правления князей в "Повести временных лет" зафиксированы и при общем счете лет мировой истории. Сведения об этом даются в летописной статье под 6360 (852) годом, к которому в летописи отнесено начало царствования императора Михаила III. "А от перваго лета Михайлова до перваго лета Олгова, рускаго князя лет 29; а от перваго лета Олгова, понелиже седе в Киеве, до перваго лета Игорева лет 31; а от перваго лета Игорева до перваго лета Святьславля лет 33; а от перваго лета Святославля до перваго лета Ярополча лет 28; а Ярополк княжи лет 8" – и далее счет лет приобретает иной характер: говорится, не сколько прошло лет от начала одного княжения до другого, а сколько правил тот или иной князь. Сын Святослава Ярополк погиб в 6488-м, то есть 980 году, а начал княжить в 6481-м, то есть 973 году, что подчеркнуто в летописи. Таким образом, срок его правления составляет восемь лет – с 6481 по 6488 год. Начало княжения Святослава в летописи отнесено к 6454-му, то есть 946 году. Между 946 и 973 годами прошло 28 лет, если считать и 946-й, первый год княжения Святослава, и 973-й, первый год княжения Ярополка. Такой счет лет условно называется "включающим", то есть учитывающим и первый, и последний годы какого-либо периода. Начало княжения Игоря в летописи отнесено к 6421-му, то есть 913 году. Период в 33 года охватывает года начиная с 913-го по 945-й включительно. Олег захватил Киев в 6390-м, то есть 882 году, а умер в 6420-м, то есть 912 году. Период его киевского правления охватывает, таким образом, 31 год, включая и 882-й, и 912 годы. Начало правления императора Михаила датировано 6360-м, то есть 852 годом. Считая от этого года 29 лет, получаем 6388-й, то есть 880 год – первый год княжения Олега после смерти Рюрика в 6387-м, то есть 879 году. Рюрик же в этом перечне не упоминается, потому что речь здесь идет только о тех русских князьях, которые сидели в Киеве. Но тем не менее, как видим, Рюрик подразумевается в этом перечислении, поскольку первый год нового княжения, княжения Олега, датируется от его смерти.

Хронология начальной части летописи во многом искусственна, но дата 6370-й, то есть 862 год – приход Рюрика на Русь, никак из каких-либо умозрительных конструкций не выводится. Правление Рюрика при включающем счете охватывает 18 лет. Это больше чем простая половина 33-летнего периода. Как летописец вычислил эту дату, неизвестно. Остается полагать, что некоторая часть ранних летописных датировок могла иметь вполне реальный характер.

Итак, при всей кажущейся легендарности сказания о призвании варягов во главе с Рюриком за этой историей стоит реальность середины IX века. Рюрик – бесспорно, реальное историческое лицо. Это первый известный нам князь на севере Руси. Сохранившиеся в летописях немногочисленные сведения о нем, отголоски реальных событий – драгоценны. Именно с этих событий пошла непрерывная цепочка исторической преемственности верховной княжеской власти на Руси от князя к князю, от одного поколения рода к другому. Но был ли Рюрик реальным предком "Рюриковичей"?

ПРИМЕЧАНИЯ

302. Типологию этнонимов см.: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Комментарии // Константин Багрянородный. Об управлении Империей. Текст, перевод, комментарий. М., 1989. С. 304-305.

304. Общий обзор различных версий о происхождении названия "русь": Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Комментарии // Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 297-304.

305. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества… С. 78-90.

306. Петрухин В. Я. "Русский каганат", скандинавы и Южная Русь… С. 128.

307. Он же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 81.

308. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Комментарии // Константин Багрянородный. Указ. соч. С. 302.

309. См. подробнее: Трубачев О. И. В поисках единства… С. 150-182.

310. См. подробнее: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Комментарии // Константин Багрянородный. Указ. соч. С. 297-300, 305-307; Они же. Название "Русь" в этнокультурной истории Древнерусского государства (IX-X вв.) // Вопросы истории. 1989. № 8. С. 24-38.

311. Cм. об этих особенностях: Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 100.

312. Калинина Т. М. Арабские энциклопедисты X-XI вв. // Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. Т. III. С. 121, 123.

313. Подробнее см.: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X-XI вв. К истории названия варяг // Славяноведение. 1994. № 2. С. 56-68.

314. См.: Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 79

318. См.: Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. С. 54-55.

320. Успенский Ф. Б. Скандинавы. Варяги. Русь: Историко-филологические очерки. М., 2002. С. 31.

321. Иное мнение, основанное на более поздних летописных вариантах текста договора с необъясненной инверсией ("Улебов Володислав" вместо "Улеб Володиславль"), возникшей во многом благодаря стремлению B. Н. Татищева объяснить отсутствие Улеба, мужа Сфандры, в перечне князей и искусственно связать эти имена родством с Игорем, см.: Белецкий С. В. Кто такой Володислав договора 944 г.? // Норна у источника Судьбы. Сборник статей в честь Е. А. Мельниковой. М., 2001. С. 16-23.

322. Список соответствий именам договоров см.: Томсен В. Указ. соч. C. 219-226.

323. Мельникова Е. А. Тени забытых предков // Родина. 1997. № 10. С. 17-19. О скандинавских именах на Руси см.: Она же. Источниковедческий аспект изучения скандинавских личных имен в древнерусских летописных текстах // У источника. Вып. 1. Сборник статей в честь чл.-корр. РАН С. М. Каштанова. М., 1997. С. 82-92.

325. Подробнее см.: Мельникова Е. А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // Древнейшие государства на территории СССР. 1982 г. М., 1984. С. 62-75.

327. Лебедев Г. С. Славянский царь Дир // Родина. 2002. № 11-12. С. 25-26.

328. Кирпичников А. Н. Великий Волжский путь // Там же. С. 63.

330. Мельникова Е. А. Варяжская доля. Скандинавы в Восточной Европе: хронологические и региональные особенности // Родина. 2002. № 11-12. С. 31.

331. Мельникова Е. А. Балтийская система коммуникаций в I тысячелетии н. э. // Древнейшие государства Восточной Европы. 2009 г. М., 2010. С. 54-56.

332. Петрухин В. Я. Путь из Варяг в Греки: становой хребет Древнерусской державы // Родина. 2002. № 11-12. С. 54.

333. Подробнее см.: Петрухин В. Я. Путь из Варяг в Греки. С. 52-58.

334. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. С. 200-202.

335. Раскопки В. И. Равдоникаса. Возможное прочтение: "Умер (=попал после смерти) в выси одетый в [могильный] камень владетель трупов (=воин), сияющий, губитель мужей, в могучей дороге плуга (=земле)". См.: Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. С. 202-206.

336. Носов Е. Н. Новгородское городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья // Носов Е. Я, Горюнова В. М., Плохов А. В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья (новые материалы и исследования) / Труды Института истории материальной культуры РАН. Т. XVIII. СПб., 2005. С. 26-27.

337. Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 193.

338. Носов Е. Я. Новгородское городище в свете проблемы становления городских центров Поволховья. С. 25.

339. Там же. С. 30-32; Носов Е. Я. Славяне на Ильмене // Родина. 2002. № 11-12. С. 50-51. См. также: Он же. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990.

340. Захаров С. Д. Древнерусский город Белоозеро. М., 2004. С. 109-128.

341. Седов В. В. Изборск в раннем Средневековье. М., 2007. С. 114-117.

342. Седов В. В. Становление Изборска. Как возник древнейший город на Псковской земле // Родина. 2002. № 11-12. С. 45.

345. См.: Древнерусские города в древнескандинавской письменности. Тексты, перевод, комментарий / Сост. Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон. М., 1987. С. 119-122; Мельникова А. Древнескандинавские географические сочинения. Тексты, перевод, комментарий. М., 1986. С. 36-37, 62, 65.

346. Гиппиус А. А. Новгород и Ладога в Повести временных лет // У истоков русской государственности. Историко-археологический сборник. B. Новгород; СПб., 2007. С. 217. В этой работе прослежено соотношение двух вариантов известия о княжении Рюрика и обоснована первичность "новгородского".

348. Петрухин В. Я. Призвание варягов: историко-археологический контекст // Древнейшие государства Восточной Европы. 2005 г. М., 2008. С. 37, со ссылкой на работу В. М. Потина.

349. См.: Мельникова Е. А. Предпосылки возникновения и характер "северной конфедерации племен" // Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1993. С. 53-55; Седов В. В. Конфедерация северно-русских племен в середине IX в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000. С. 240-249.

352. См.: Шахматов А. А. Сказание о призвании варягов. СПб., 1904. C. 34-36.

353. Михайлов К. А. Скандинавский могильник в урочище Плакун (заметки о хронологии и топографии) // Ладога и ее соседи в эпоху Средневековья. СПб., 2002. С. 63-68. См. также: Петрухин В. Я. Легенда о призвании варягов и Балтийский регион // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2008. № 2 (32). С. 44.

354. Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. С. 298. Вероятно, эта идея идет от Н. К. Рериха.

355. См.: Гринев Н. Я. Легенда о призвании варяжских князей (об источниках и редакциях в Новгородской первой летописи) // История и культура древнерусского города. М., 1989. С. 31-43.

356. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Легенда о "призвании варягов" и становление древнерусской историографии // Вопросы истории. 1995. № 2. С. 54; Мельникова Е. А. Рюрик, Синеус и Трувор в древнерусской историографической традиции // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000. С. 157.

357. Любезная консультация Е. А. Мельниковой, за что автор приносит ей глубокую благодарность.

363. Он же. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 109-112; Он же. Начало этнокультурной истории Руси… С. 119-121.

364. См.: Гиандер К. Ф. Датско-русские исследования. Вып. III. Пг., 1915.

365. Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. СПб., 2001. С. 21, 247-248 (пер. и коммент. В. В. Эрлихмана).

366. Там же. С. 223-224, 316-317 (пер. и коммент. В. В. Эрлихмана).

367. Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М., 1984. С. 66-69.

368. Иванов Вяч. Вс. Дуальные структуры в антропологии. М., 2008. С. 31.

369. Видукинд Корвейский. Деяния саксов. М., 1975. С. 128-129 (пер. Г. Э. Санчука).

370. Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 109.

372. Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. С. 165-166.

373. Подробно см.: Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. "Ряд" легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой дипломатии // Древнейшие государства на территории СССР. 1990 г. М., 1991. С. 219-229; Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 104-115.

374. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. "Ряд" легенды… С. 223; Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 119. На возможность такого понимания летописных сведений обратил внимание еще В. Т. Пашуто.

375. Янин В. Л. О начале Новгорода. 2008. № 2(32). Июнь. С. 209-210.

376. Подробнее см.: Мельникова Е. А. Укрощение неукротимых: договоры с норманнами как способ их интегрирования в инокультурных обществах // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 2(32). Июнь. С. 12-26.

377. Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II (VII-IX вв.). М., 1995. С. 367, см. также с. 374-388 (пер. и коммент. В. К. Ронина).

381. Цит. по: Кирпичников А. Н. Сказание о призвании варягов: Легенды и действительность // Викинги и славяне. СПб., 1998. С. 36.

383. Петрухин В. Я. Древняя Русь: Народ. Князья. Религия. С. 130, 143.