Литература

Источник: Е. В. ПЧЕЛОВ. РЮРИК

Как мы помним, в период формирования Московского царства возникла легенда о "римско-прусском" происхождении Рюрика. В XVI веке она стала, по сути, официальной идеей государственной идеологии. В этом качестве "августианская" версия генеалогии русских князей и царей была зафиксирована не только в письменных памятниках, но и зримо. Речь идет о росписях Грановитой палаты Московского Кремля – самого древнего тронного зала Москвы, к счастью, сохранившегося до наших дней. Современные росписи были сделаны в 1882 году мастерами знаменитого села Палех, славившегося своими иконописцами. Однако в своей работе они руководствовались старой описью стенописи палаты, составленной еще в 1672 году знаменитым иконописцем Симоном Ушаковым. В этой описи были отмечены все сюжеты и тексты прежней стенописи, уничтоженной в конце XVII века. Сама же роспись стен и потолка палаты была сделана в конце XVI века, при царе Федоре Иоанновиче – последнем Рюриковиче на московском престоле.

Легенда об Августе и Прусе также нашла отражение в стенописи Грановитой палаты. Иллюстрирующие ее росписи помещены на восточной стене палаты, причем в правой (от зрителя), южной ее части. Это место вообще было чрезвычайно значимым. Дело в том, что у восточной стены, ближе к юго-восточному углу палаты, стоял царский трон. Такое угловое расположение трона было глубоко символичным. Юго-восточный угол имел особое, сакральное значение в пространственной топографии русского дома. Это был угол, где вешали иконы, и назывался он "красным". Вот в этом-то "красном углу" Грановитой палаты и находилось царское место. Царь, таким образом, являлся как бы "живой иконой", фигурой, обладавшей сакральным статусом. Сидя у восточной стены, спиной к востоку, он находился в том пространстве, которое было наиболее "почетным", значимым в топографической системе традиционной русской культуры. На восток ориентированы православные храмы, на востоке находятся алтари с церковными престолами, где пребывает Господь, на востоке же находился и царь на престоле царском. Трон стоял у стены между двумя окнами. В верхней части этой стены располагается еще одно окно, делящее эту часть как бы на две. Здесь, по обеим сторонам верхнего окна, изображены две композиции. Слева от зрителя – римский император Август с братьями, в числе которых Прус. Август раздает им владения. Справа от зрителя – Прус в окружении придворных. Так в верхнем пространстве этой части восточной стены изображено начало легенды – преемственность власти Пруса от цесаря Августа. Ниже, между двумя окнами, помещена роспись с изображением трех князей – Рюрика, Игоря и Святослава. Мы не знаем, как "выглядел" Рюрик в XVII веке, но художники конца XIX столетия изобразили его бородатым воином в кольчуге, шлеме и плаще, вооруженным луком и мечом, а также топором и ножом, заткнутыми за пояс. Подобным же вооружением, с некоторыми отличиями, наделены и Игорь со Святославом. Так легенда получает развитие – от Августа и Пруса власть переходит к Рюрику, на Русь.

В нижнем пространстве росписей восточной и южной стен история этой преемственности продолжается. Слева от композиции с первыми русскими князьями, на восточной стене помещен сюжет "Владимир с сыновьями". Здесь креститель Руси раздает княжения своим наследникам, среди которых особенно выделены, конечно, святые Борис и Глеб. Справа от Рюрика, Игоря и Святослава, но уже на южной стене – царь Федор Иоаннович на престоле с приближенными. Нетрудно заметить, что эти росписи сюжетно повторяют верхние композиции – Август, раздающий земли братьям, соответствует Владимиру, распределяющему княжения среди сыновей, а Прус на престоле в окружении придворных соответствует царю Федору Иоанновичу, в правление которого роспись и была выполнена. Вся династическая история России от императора Августа до царя Федора кратко была показана в этих пяти росписях. При этом роспись с Рюриком занимает центральное среди них положение.

Роспись эта была не видна, поскольку царский трон фактически закрывал ее. Рюрик, Игорь и Святослав находились за спиной царя, будучи его прямыми предками и далекими предшественниками, основателями правящей династии Руси. Над царем справа от него начиналась история царского рода – здесь император Август жаловал владения своим родичам. Слева над царем история продолжалась – здесь был изображен Прус, как и Август, сидящий на троне. Эти композиции как бы осеняли русского государя, демонстрируя древние истоки его царской власти. Затем история "спускалась вниз" – русские первопредки находились за спиной царя. Справа от царя сидел на престоле князь Владимир, креститель Руси. Слева от царя, но уже на южной стене, сидел на троне во всем великолепии царь Федор Иоаннович. Таким образом, русский государь был окружен визуальной историей царской власти на Руси, восходившей в конечном итоге к императору Августу. Итак, Рюрик занимал в этой композиционной структуре важное место – он являлся связующим звеном в цепи поколений и его изображение в стенописи Грановитой палаты несло существенный символический смысл. Но как именно он был изображен тогда, мы не знаем.

Первый официальный портрет Рюрика – разумеется, совершенно условный – помещен в "Титулярнике". Так сокращенно называется "Большая государева книга, или Корень российских государей", составленная в 1672 году в Посольском приказе. Создание этого памятника связано с дипломатическими контактами Московского царства. По сути, "Титулярник" представляет собой своего рода справочное пособие – он содержит точное воспроизведение титулов (отсюда и название) российского и иностранных монархов для правильного их написания в официальных документах. В книге приведены портреты российских государей от Рюрика до Алексея Михайловича, иностранных правителей, русских и восточных патриархов, изображения гербов тех земель, названия которых содержались в царском титуле, и гербов иностранных монархов. Над "Титулярником" работала целая группа художников Посольского приказа и Оружейной палаты под руководством старшего золотописца Посольского приказа Григория Антоновича Благушина. "Титулярник" сохранился в нескольких экземплярах, "главный" из которых хранится в Российском государственном архиве древних актов (недавно вышло его роскошное издание). Портрет "великого князя Рюрика" представлен здесь в следующем виде – мужчина с небольшой бородкой и длинными свисающими усами одет в доспехи и меховой кафтанчик, шлем украшен перьями, на поясе висит меч, за спиной фигурный щит, в левой руке небольшой топорик с острым концом, напоминающий чекан или клевец. Такие топорики были распространенным предметом вооружения в XV-XVII веках. Видно, что художник хотел подчеркнуть европейское происхождение Рюрика и его статус военачальника. Изображение из "Титулярника" стало основой для позднейших портретов Рюрика XVIII – начала XIX века. На них он предстает воином в доспехах и шлеме с плюмажем, а чекан является характерной чертой его вооружения.

Итак, в конце XVII века сложился определенный "портретный тип" Рюрика. В следующем столетии в литературе и изобразительном искусстве появились первые сюжеты из его истории. Интерес к древней русской истории в образованных кругах русского общества был сопряжен в том числе с появлением первых научных сочинений, связанных с обращением к истокам Руси. В 1730-1740-х годах над своей "Историей" работал В. Н. Татищев, к концу 1740-х годов относится начало полемики Миллера и Ломоносова, вначале 1750-х годов Ломоносов начинает писать свою "Древнюю Российскую историю". В Российском государстве, которое вышло победителем из Северной войны и обрело статус империи, возникает потребность в оформлении определенного взгляда на историческое прошлое, его осмысления на новом уровне развития, создании своего рода исторической доктрины государства. Интерес к древним истокам Руси проявился и в литературном творчестве. Первым писателем, обратившимся к этой теме, был выдающийся поэт и драматург Александр Петрович Сумароков (1717-1777). В 1747 году он написал свою первую трагедию, которая называлась "Хорев" (первая постановка состоялась в 1750 году). Как полагают исследователи, на Сумарокова повлияло изложение начала русской истории в так называемом "Киевском Синопсисе" ("Синопсис, или Краткое описание о начале словенского народа"), составленном во второй половине XVII века на Украине и являвшемся популярным пособием по русской истории, неоднократно переиздававшемся. Но сюжет трагедии Сумароков сочинил самостоятельно, следуя канонам классицизма.

Главные действующие лица пьесы – брат и наследник "князя Российского" Кия Хорев и Оснельда, дочь бывшего киевского князя Завлоха. В свое время Завлох был свергнут с престола Кием, захватившим город, а Оснельда стала пленницей. Теперь Завлох подошел к Киеву с войском, требуя отдать ему дочь. Оснельда и Хорев любят друг друга и надеются на примирение двух враждующих княжеских семей. Однако "первый боярин" Кия Сталверх оклеветал Оснельду, обвинив ее в стремлении вернуть престол своему отцу. Кий приказывает отравить Оснельду, а Завлох попадает к Кию в плен. Видя отчаяние Хорева, лишившегося надежды на счастье, Кий терзается угрызениями совести и осознает свою вину. Он призывает Хорева покарать его, но Хорев лишь просит Кия отпустить Завлоха, а себя убивает мечом. Разумеется, историзм этой трагедии чисто условный. В тексте упоминаются и скифы, исчезнувшие задолго до начала Руси, и Орда, возникшая много позже времен легендарного Кия. Такая условность – вообще характерная черта литературных произведений как бы на исторические темы, создававшихся в XVIII – первой половине XIX века. Конечно, древнерусский антураж трагедии Сумарокова – лишь обрамление трагической любви и игры человеческих страстей.

Вторая трагедия Сумарокова на сюжет из ранней русской истории, "Синав и Трувор", была написана в 1750 году. По времени действия она уже близка к эпохе Рюрика. Главными действующими лицами пьесы являются братья Синав (то есть Синеус) и Трувор, а сам Рюрик даже не упомянут (возможно, Сумароков не включил Рюрика в число героев из осторожности, поскольку тот считался родоначальником русских монархов). Синав именуется "князем Российским". Именно он во главе трех братьев пришел на помощь "знатнейшему боярину Новгородскому" Гостомыслу во время усобиц и беспорядков. Силой оружия он утвердил мир, "настала тишина, и в воздаянье сил, / Которыми сей князь напасти прекратил, / Единогласно все на трон его желали / И, умолив его, венцом его венчали". Синав решает жениться на дочери Гостомысла Ильмене (имя образовано, конечно, от названия новгородского озера), но Ильмена любит брата Синава Трувора. Гостомысл принуждает Ильмену выйти замуж за Синава, который любит ее. Ильмена вынуждена подчиниться, но решает умертвить себя сразу же после брачных торжеств. Синав же узнает о любви Ильмены к Трувору и отправляет брата в изгнание. Ильмена становится женой Синава. Отъехав от Новгорода, разлученный с Ильменой Трувор "близ устья Волхова в себя сей меч вонзил". Получив эту весть, Ильмена также покончила с собой. Потеряв и брата и возлюбленную, Синав винит себя в их гибели, призывая кару небес:

На этом пьеса заканчивается. Сумароков написал еще несколько трагедий на темы древнерусской истории, из которых "Семира" (1751) относится ко времени Олега (действующие лица – "правитель Российского престола" Олег, его сын Ростислав, князь Киевский Оскольд, сестра Оскольда – Семира, "любовница Ростиславова", и др.). При этом в "древнерусских" пьесах Сумарокова герои могут носить и искусственные славянские, и экзотические восточные имена (Семира, Димиза и т. п.).

Особую актуальность древняя русская история получила в правление Екатерины II. Императрица была искренне увлечена историей России и даже сама занималась ею. Именно по распоряжению Екатерины Г. Ф. Миллер подготовил первое издание "Истории" Татищева. Князь М. М. Щербатов по заказу императрицы писал русскую историю, будучи официальным историографом. Екатерина составляла собственные труды по истории России, опираясь преимущественно на "Историю" Татищева. К эпохе Екатерины относится несколько серий изображений портретов русских правителей и событий из русской истории. Свое воплощение они нашли прежде всего в медальерном искусстве⁴²⁷. Так называемая "портретная серия" медалей охватывала всю историю русской монархии, начиная с Рюрика. На лицевой стороне каждой медали помещался портрет правителя, на оборотной – сведения о времени его правления и главных событиях. "Портретная серия" опиралась на "Краткий Российский летописец", составленный М. В. Ломоносовым и А. И. Богдановым в 1759 году. По сути, эти медали служили как бы иллюстрацией к "летописцу", где в хронологическом порядке были перечислены русские князья и цари с указанием времени правления и важнейших событий за этот период. Серию медалей начали изготавливать по инициативе сына петровского сподвижника Андрея Андреевича Нартова в 1768 году. Над созданием медалей работали мастера Иоганн Георг Вехтер и Иоганн Гасс. Прототипом для этой серии послужили овальные печати из зеленой яшмы с портретами русских государей, выполненные немецким мастером Иоганном Доршем в 1740-х годах. Изображения правителей на них, в свою очередь, основывались на портретах из "Титулярника".

Первая медаль "портретной серии", естественно, посвящена Рюрику. На ее лицевой стороне помещен портрет князя, практически повторяющий рисунок "Титулярника" – те же маленькая бородка и усы, тот же рыцарский шлем с плюмажем, те же доспехи и предметы вооружения, включая чекан. Портрет сопровождает легенда – "Великий князь Рюрик". Титул Рюрика обозначен так же, как и в "Титулярнике", хотя в реальности, как известно, такого титула у Рюрика не было. На оборотной стороне медали надпись: "Призван из Варяг, начал княжить в Новегороде с 862 года. Владел 17 лет".

На основе "портретной серии" медалей великий скульптор Федот Иванович Шубин (1740-1805) в 1774-1775 годах создал мраморные медальоны с портретами русских монархов, которые первоначально предназначались для украшения интерьеров Чесменского дворца под Петербургом, построенного в 1774-1777 годах (ныне в черте города). Эти медальоны впоследствии были перенесены в московскую Оружейную палату и украсили стены одного из залов нового здания палаты, возведенного К. А. Тоном в 1851 году. Медальоны Шубина находятся там и сейчас. Изображение Рюрика в точности повторяет изображение на медали "портретной серии", восходящее в конечном итоге к миниатюре из "Титулярника".

"Портретная серия" медалей послужила основой и для пятидесяти восьми изображений русских государей от Рюрика до Екатерины II, которыми украшена сделанная из мамонтовой кости уникальная кружка с крышкой, созданная замечательным мастером-косторезом Осипом Христофоровичем Дудиным (1714-1785). Кружка Осипа Дудина датируется 1774-1775 годами и хранится в собрании Государственного Эрмитажа. Так, портреты с медалей екатерининской эпохи "вошли" в контекст русского изобразительного искусства.

В начале 1780-х годов начали издаваться "Записки касательно российской истории", составленные самой императрицей. В основном она опиралась на исторический труд Татищева, дополняя его собственными соображениями. Взгляды Екатерины на русскую историю были весьма патриотичны и отличались совершенно фантастическими утверждениями. Так, императрица полагала, что славяне существовали испокон веков, еще до Рождества Христова, могли иметь свою письменность и оставили следы своего пребывания не только в Европе, Азии и Африке, но даже и в Америке (правда, наиболее крайние суждения в окончательный вариант "Записок" не вошли). Варягов Екатерина считала морской охраной берегов Балтики, а Рюрика хотя и признавала возможным потомком "родоначальника шведов" Одина, но в конечном итоге также считала славянином, поскольку Один, по скандинавским преданиям, пришел в Швецию с Дона и, следовательно, произошел от скифов (как мы помним, в поздней скандинавской традиции действительно возникла легенда об Азии как прародине скандинавских богов-асов во главе с Одином, основанная на простом созвучии "асы – Азия"). Под именем же скифов, по мнению Екатерины, могли подразумевать и славян. Это название, по тогдашней моде, императрица производила от слова "скитаться". В то же время в вопросе о происхождении Рюрика Екатерина полностью следовала за Татищевым, признавая реальными лицами Гостомысла и Умилу. В своих "Записках" императрица представила проекты 235 медалей на темы событий русской истории от смерти Гостомысла (860) до конца правления Мстислава Великого (1132). По признанию самой Екатерины, этот текст был сочинен ею за один день. В основе описания предполагавшихся медалей лежала "История" Татищева. По этим проектам с конца 1780-х годов началось создание медалей. Полностью весь замысел осуществить не удалось – было отчеканено только 94 номера. Однако и то, что сделано, поражает своим масштабом.

События русской истории представлены в "исторической серии" медалей с чрезвычайной подробностью. Так, периоду от смерти Гостомысла до конца правления Рюрика посвящено 22 медали. На аверсе медалей помещались портреты того князя, во время правления которого произошли те или иные события. Изображение Рюрика на медалях близко к "портретной серии", однако голова князя повернута в профиль. Черты лица князя слегка изменились, усы уменьшились, а борода стала более окладистой – Рюрик приобрел более благообразный и "приглаженный" вид. Портрет сопровождает надпись – "Великий князь Новгородский и варяг Рюрик".

Интересны сюжеты оборотных сторон медалей. Так, на самой первой медали "Кончина Гостомысла 860 года" изображен умирающий новгородский старейшина в окружении приближенных. Надпись гласит – "Неустройствы упреди советом". Подобные изречения характерны и для других медалей. Медаль "Приход послов новогородских к варягам 860 года" сопровождает надпись "Приидите владети нами" (видоизмененные слова летописи). Медаль "Приход Рюрика со братиею к рубежам руским в 861 году" (дата ошибочна) показывает трех воинов с дружиной, стоящих на берегу Волхова, на другой стороне которого виднеется город Ладога. Надпись – "Разумом и храбростию славны". Две медали посвящены смертям Синеуса и Трувора. На реверсе обеих изображено по "великому насыпанному кургану". Медаль "Синеус скончался на Беле озере в 864 году" имеет надпись "Без наследия памятен", а медаль "Трувор скончался в Изборске в 864 году" – "До днесь памятен". Отдельные медали посвящены укреплению Старой Ладоги (с надписью "Тако нача"), встрече новгородцами Рюрика с братьями ("Надежда причина радости"), присоединению Белоозера и Изборска к Новгороду ("Паки соедини"), переселению Рюрика из Ладоги в Новгород Великий ("Предвидя доброе"), прилежанию Рюрика о расправе и правосудии ("Расправою и правосудием"), назначению градских начальников (так интерпретирована раздача Рюриком городов своим "мужам") ("Напальниками началие устрой"), принятию Рюриком великокняжеского титула (чего в реальности не было) ("Имянем и делами"), просьбе полян о назначении князя и назначению пасынка Рюрика, Оскольда, князем Полянским и Горянским ("Дела раждают упование" и "Упование не тщетное"), дозволению Оскольду идти походом на Царьград ("Над землею и морями"), войнам Оскольда с поляками и древлянами ("Защищал и оборонял"), походу Оскольда на Царьград ("Шел ко Царю граду"), усмирению "новгородских беспокойств" ("И зависть победи"), браку Рюрика с княжною Урманскою Ефандою ("Добродетель и любовь"), вручению Рюриком сына и княжения князю Урманскому Олегу ("Великодушен до конца") и даже владению Рюриком обеими "сторонами" Варяжского моря ("Властвовал обоюдными странами"). На медали на кончину Рюрика в Новгороде в 879 году изображен опустевший трон с регалиями и оружием, лежащим на столах. Надпись гласит – "Рановремянно".

Итак, перед нами достойная жизнь достойного правителя. Рюрик совершает все то, что должен был сделать мудрый и справедливый монарх за время своего правления. Он укрепляет города, чинит правый суд, назначает городских начальников, внимает просьбам подданных, усмиряет мятежи, расширяет свои владения, то есть делает всё, что следовало делать хорошему государю и что делала сама Екатерина, которая гордилась и основанием новых городов, и своими губернской и городской реформами, и военными победами, приведшими к присоединению новых земель, и справедливым правосудием (как тут не вспомнить знаменитый портрет Левицкого "Екатерина II в образе законодательницы в храме богини Правосудия"). Во благо государства она усмирила и бунт – пугачевщину. По сути, деяния Рюрика – первого в череде российских государей – это своего рода программа для государей будущих. Программа, которую выполняют государи достойные и которой пренебрегают государи дурные. Деяния Рюрика – это деяния самой Екатерины, достойной государыни, идущей по стопам своего далекого предшественника. Ясно, что Екатерина всячески подчеркивала единодержавную власть Рюрика, назначавшего князей как своих наместников и "дозволявшего" им идти в походы. Разумеется, к реальной истории все эти сюжеты мало имели отношения. Это был образ древней русской истории, сконструированный в Екатерининский век просвещенного абсолютизма. Так исторические начала Руси буквально шаг за шагом, детально воплощались в такой важной презентационной форме, как памятные медали.

Увлеченность императрицы историей России не могла не отразиться и на ее литературном творчестве. Екатерине принадлежит несколько пьес на исторические сюжеты, одна из которых непосредственно связана с эпохой Рюрика – "Историческое представление из жизни Рюрика". Она была написана в 1786 году для Эрмитажного театра. В этой пьесе Екатерина, пытавшаяся в своем драматургическом творчестве подражать, ни много ни мало, историческим хроникам Шекспира, впервые обратилась к теме, ставшей позднее скандально известной – мятежу Вадима Новгородского.

Как мы помним, о самом Вадиме Храбром сохранились лишь весьма неопределенные сведения в летописании XVI века, однако В. Н. Татищев, занимаясь логическим домысливанием русской истории, счел этого персонажа, убитого Рюриком, возглавителем мятежа против княжеской власти. Екатерина решила использовать этот сюжет, но представила его в ином, нужном ей ключе.

В пьесе действуют новгородский князь Гостомысл, новгородские посадники Добрынин, Триян и Рулав (нетрудно заметить, что в основе этих имен – имена реального новгородского наместника, дяди князя Владимира, Добрыни, и двух русских послов, упомянутых в договоре Олега с греками, – в пьесе Триян и Рулав выполняют роль послов к варягам), новгородский воевода Рагуил, славянский князь Вадим – "сын меньшой дочери Гостомысла" (согласно домыслу Татищева), дочь Гостомысла Умила и ее супруг, финский король Людбрат, их сыновья Рюрик, Синеус и Трувор, жена Рюрика Едвинда, "княжна урманская", и ее брат Олег, пасынок Рюрика (сын Едвинды) от первого брака Оскольд и др. Вслед за Татищевым все персонажи ранней русской истории оказываются связанными между собой родством. Мятеж Вадима предстает как династическая коллизия – умирающий Гостомысл отдает власть своим варяжским внукам в обход Вадима, внука от младшей дочери. Послы "Славян, Руси, Чуди, Веси, Мери, Кривич и Дрягович", выполняя волю Гостомысла, призывают Рюрика с братьями. Вадим остается местным славянским князем, вынужденным подчиниться "великому князю новгородскому и варягорусскому" Рюрику, своему старшему двоюродному брату. Пылкий патриотизм Екатерины и здесь берет свое – Рюрик и варяги показаны как храбрые мужи, воюющие в разных странах Европы, вплоть до Португалии и Испании, сам же Рюрик доходил до Парижа. Славяне тоже оказываются не лыком шиты: "Славянская одна пехота на востоке, юге, западе и севере овладала толикими областьми, что в Европе едва осталась землица, до которой не дошли".

Прибыв на Русь, Рюрик активно принимается за дело. Он намеревается укрепить Ладогу, посылает "начальников" в подвластные города, отправляет Оскольда в Киев, своего "вельможу" Рохволда – в Полоцк (здесь опять смешение времен – Рогволод был современником Владимира) и принимает титул "великого князя", поскольку имеет под своей властью местных князей. Иными словами, совершает все то, о чем Екатерина писала в своих исторических "Записках". Вадим же в Новгороде поднимает мятеж против варягов, однако при приближении варяжского войска волнение прекращается, а сам Вадим оказывается в плену. На суде перед Рюриком Вадим признается в организации мятежа, но Рюрик прощает его. Показательны слова Едвинды, обращенные к мужу: "Вадим молод, с младенчества при деде вашем воспитан, окружен был ласкателями, кои бодрость духа его поощряли к блистательным предприятиям; род князей славянских храбр… кровь их течет в вас, государь… Вадим брат ваш двоюродный… подданные обожают милосердие… Прости мне государь, что я так смело изъясняюсь; ты не токмо любишь слышать правду, ты поощряешь всех своим снисходительным обхождением говорить истину, дерзость одна тебе противна, ее ты прекращаешь по должности". Рюрик проявляет великодушие: "Бодрость духа его, предприимчивость, неустрашимость и прочия из того истекающия качества могут быть полезны государству вперед. Он с тобою, князь Оскольд, пусть поедет; Славяне же пошли к Киеву, он там их соберет и будет тебе верно помощником. Освободите его из-под стражи…" Тронутый милосердием Рюрика, Вадим падает на колени и говорит: "О, государь, ты к победам рожден, ты милосердием врагов всех победишь, ты дерзость ею же обуздаешь… Я верный твой подданный вечно". Интересно, что инициатива прощения Вадима исходит от Едвинды – Екатерина как бы показывает особую склонность женщины-княгини к добросердечию и мягкости, намекая тем самым на собственный пример.

Как видим, мятеж усмиряется даже не силой оружия, а лишь демонстрацией этой силы, а сам мятежник, потрясенный великодушием государя, становится его верным подданным. Такой сглаженный, "беззубый" вариант истории Вадима предлагает императрица в своем произведении, показывающем справедливого и мудрого монарха, милосердием обращающего к себе сердца людей. Нечто подобное представлено и в трагедии драматурга Петра Алексеевича Плавильщикова (1760-1812) "Рюрик", написанной в начале 1790-х годов (при первой постановке пьеса называлась "Всеслав"). Новгородский вельможа Вадим, в дочь которого Пламиру влюблен князь Рюрик, изображен мятежником, желающим вернуть себе власть, которой когда-то обладал. Однако в финале побежденный Вадим смиряется перед благородством и великодушием Рюрика.

Такая "конфетная" трактовка противостояния двух героев оказывается совершенно уничтоженной другой пьесой – трагедией, сыгравшей большую роль и в истории русской литературы, и в истории русского общества. Это "Вадим Новгородский" замечательного поэта и драматурга Якова Борисовича Княжнина (1740-1791). В 1760-1780-х годах Княжнин (который, кстати, был зятем Сумарокова) пользовался известностью как талантливый литератор – автор од, элегий, басен и других стихотворных сочинений, особенно же – драматических произведений, причем как трагического, так и комического характера. Трагедия "Вадим Новгородский" была написана Княжниным в конце 1788-го или начале 1789 года. Главные действующие лица пьесы – князь Новгородский Рурик, посадник и полководец Вадим и дочь Вадима Рамида (само это имя, вероятно, искусственно сконструировано из имени Вадим). Рамида и Рурик любят друг друга. Рурик предстает как идеальный правитель, он полон добродетели и всяческих достоинств. Прекратив беспорядки и нестроения в Новгороде, он стал князем по просьбе самих жителей, причем сначала отказывался от короны. Рурик жалуется на тягость своего монаршего долга, на "иго скипетра", подчеркивает, что не по собственной воле, а по необходимости стал князем, но как князь правит в высшей степени справедливо и достойно. Вадим – противник монархической власти, его идеал – древние вольности Новгорода, народовластие, по сути, республиканский строй. Один из соратников Вадима так говорит об этом:

Вадим, возглавляющий войско, хочет вернуть свободу новгородцам и готовит мятеж. Однако, узнав о заговоре, Рурик благородно решает в открытом бою сразиться с Вадимом и его сторонниками. В сражении победа достается Рурику, и Вадим попадает в плен. Рурик же предлагает Вадиму примирение. Обращаясь к гражданам, он так говорит о прежней "свободе" новгородцев:

Призывая народ в судьи, Рурик вопрошает: "Вещай, народ, моей державою храним, / Гневил ли я богов правлением моим?" Рурик вновь отказывается от власти, снимая с головы венец:

Народ в безмолвии опускается перед Руриком на колени "для упрощения его владеть над ними". Это вызывает отвращение Вадима:

В ответ Вадим просит отдать ему меч. Рурик выполняет его просьбу и просит Вадима согласиться на его брак с Рамидой и стать ему отцом. Но Вадим остается непреклонным:

Рамида, понимая, что сейчас сделает отец, хочет оказаться достойной его и закалывается. Вслед за ней кончает с собой и Вадим со словами, обращенными к Рурику: "В средине твоего победоносна войска, / В венце, могущий все у ног твоих ты зреть, – / Что ты против того, кто смеет умереть?" Вадим выбирает свободу, когда все вокруг становятся рабами, и эта свобода может быть только в смерти. Такой антимонархический пафос пьесы Княжнина, направленный не просто против тирании, а против единодержавия вообще (Рурик, напомню, показан справедливым и добродетельным правителем, но это не меняет сущности власти), не мог, конечно, не вызвать реакции и в обществе, и в верхах.

Княжнин предполагал поставить пьесу на сцене, но после революции во Франции ему пришлось забрать ее из театра, поскольку сами артисты не хотели ее играть. Сложно сказать, известна ли была пьеса при жизни автора – скорее всего, нет. Однако смерть Княжнина в январе 1791 года оказалась столь внезапной, что поползли слухи о ее насильственном характере. Якобы Княжнин был подвергнут допросу "с пристрастием" в Секретной экспедиции, после чего и скончался. Причину разбирательства современники видели как раз в "Вадиме Новгородском", что заведомо неверно, исходя из дальнейшей истории пьесы. Возможно, допрос вызвала рукопись статьи Княжнина "Горе моему отечеству", которая так и не была найдена. Что-либо определенное по этому поводу сказать сложно (семья утверждала, что поэт скончался от "простудной горячки").

Через два года после смерти писателя рукопись "Вадима Новгородского" обнаружил в бумагах покойного его зять. Вместе с рукописями других неопубликованных сочинений Княжнина "Вадим Новгородский" был продан книгопродавцу И. П. Глазунову. Он, в свою очередь, передал пьесу в Академическую типографию. Академией наук в то время руководила княгиня Екатерина Романовна Дашкова. Не прочтя текста и понадеявшись на мнение советника академической канцелярии Осипа Петровича Козодавлева, она дала разрешение на публикацию. В 1793 году "Вадим Новгородский" был напечатан в Академической типографии отдельным изданием, а затем увидел свет и в журнале "Российский феатр". "Вадим Новгородский" обратил на себя внимание Екатерины, которая отреагировала на публикацию трагедии Княжнина крайне негативно. Она восприняла это как второй удар после публикации в 1790 году "Путешествия из Петербурга в Москву" А. Н. Радищева. Приведу отрывок из "Записок" Дашковой:

"На следующий день, вечером, я, по обыкновению, поехала к императрице провести вечер с ней в интимном кружке. Когда императрица вошла, ее лицо выражало сильное неудовольствие. Подходя к ней, я спросила ее, как она себя чувствует.

– Очень хорошо, – ответила она, – но что я вам сделала, что вы распространяете произведения, опасные для меня и моей власти?

– Знаете ли, – возразила императрица, – что это произведение будет сожжено палачом.

Я ясно прочла на ее лице, что эта последняя фраза была ей внушена кем-то и что эта идея была чужда ее уму и сердцу.

– Мне это безразлично, Ваше величество, так как мне не придется краснеть по этому случаю. Но, ради бога, прежде чем совершить поступок, столь мало гармонирующий со всем тем, что вы делаете и говорите, прочтите пьесу и вы увидите, что ее развязка удовлетворит вас и всех приверженцев монархического образа правления; но главным образом примите во внимание, Ваше величество, что, хотя я и защищаю это произведение, я не являюсь ни его автором, ни лицом, заинтересованным в его распространении.

Я сказала эти последние слова достаточно выразительно, чтобы этот разговор окончился; императрица села играть; я сделала то же самое".

Несмотря на смелость Дашковой, приговор трагедии был вынесен. "Оную книгу, яко наполненную дерзкими и зловредными против законной самодержавной власти выражениями, а потому в обществе Российской империи нетерпимую, сжечь". В декабре 1793 года экземпляры отдельного издания "Вадима Новгородского" были сожжены на площади близ Александро-Невской лавры в Петербурге. Следующее издание этого произведения состоялось лишь в 1871 году. Однако трагедия Княжнина разошлась в списках и стала знакома читающей публике. Образ Вадима Новгородского вошел в русскую литературу уже в начале XIX века.

С верноподданнических позиций в последний год XVIII века историю Вадима и Рюрика изложил в своей эпической поэме "Царь, или Спасенный Новгород" (1800) известный поэт Михаил Матвееевич Херасков (1733-1807). В этом произведении, правда, Вадим именуется Ратмиром, но предстает как порочный и злой юноша-мятежник, от которого отступается народ. Имя Ратмир, по всей видимости, восходит к "Житию Александра Невского", в котором среди героев Невской битвы упоминается княжеский слуга Ратмир, храбро сражавшийся и павший на поле брани. Впоследствии это имя использовал А. С. Пушкин для одного из персонажей "Руслана и Людмилы" – некий восточный колорит этого имени позволил Пушкину сделать своего Ратмира "хазарским ханом". Кстати, совпадение имен героя Невской битвы Ратмира и предка Пушкиных Ратши позволило Александру Сергеевичу утверждать, что "мой предок Рача мышцей бранной Святому Невскому служил", хотя на самом деле в Невской битве участвовал другой прародитель Пушкина – Гаврила Алексич, правнук Ратши. Но вернемся к Рюрику и Вадиму.

Популярности образа Вадима в литературе начала XIX века способствовали два аспекта. Во-первых, Вадим представал как одинокий романтический герой, который гибнет не в силах противостоять окружающему миру; во-вторых, играл роль революционный пафос истории Вадима, героя-бунтаря, борца против тирании за народную "вольность". Обе линии заметны в русской словесности 1810–1820-х годов.

Первым среди писателей "нового поколения" к образу Вадима обратился Василий Андреевич Жуковский (1783-1852). В 1803 году в журнале Н. М. Карамзина "Вестник Европы" было напечатано начало его повести "Вадим Новгородский", так и оставшейся незавершенной. В ней живописно изображена лачуга на скале у берега волнующегося Ладожского озера, в которой живет отверженный славянский вождь Гостомысл. Осенним вечером он играет на арфе и поет песнь. "Солнце среди разорванных туч катилось в шумящее озеро Ладоги. На древней вершине черного бора сиял последний луч его. Ветер выл; озеро вздымалось; мрачные облака летели; седые туманы дымились. На скате скалы, заросшей кустарником и глубоко вдавшейся в пространное озеро, стояла хижина; дым вылетал из трубы и разносился бурным ветром. На пороге уединенной хижины сидел старец. Потусклый взор его неподвижно устремился на волны; задумчиво склонял он голову, как лунь седую, на правую руку, опирающуюся на колено; в левой держал арфу; борода его и длинные волосы, всклокоченные ветром, развевались". На вечерней заре к Гостомыслу пришел уставший юноша-охотник, попросивший о ночлеге. Утром оказалось, что это Вадим, сын давнего соратника-Гостомысла – Радегаста (для его имени Жуковский использовал мифологию западных славян). Несколько лет назад Радегаст с сыном были вынуждены отправиться в изгнание, где Радегаст скончался. Судя по тексту повести, и Гостомысл, и Радегаст с Вадимом стали изгнанниками из-за варягов, захвативших славянские земли. К сожалению, дальнейший замысел повести Жуковского остался неизвестен.

Позднее "романтический" Вадим, лишенный, впрочем, каких бы то ни было бунтарских порывов, стал героем одной из баллад Жуковского. Как известно, эти баллады сыграли значительную роль в истории русской культуры. Сам жанр, возникший еще в эпоху Средневековья, приобрел чрезвычайную популярность у западноевропейских поэтов-романтиков, став своего рода "визитной карточкой" романтизма. Жуковский использовал целый ряд сюжетов из баллад зарубежных, прежде всего немецких, поэтов, но стремился порой придать этим произведениям русский колорит. Сочинил он и несколько оригинальных баллад, самой известной из которых стала "Светлана". Баллады Жуковского были своеобразным знаменем русских романтиков, борцов с архаическими литературными традициями, сторонников нового, "карамзинистского" направления в литературе, группировавшихся вокруг неформального кружка "Арзамас". Участники "Арзамаса" даже приняли для себя шуточные прозвища, взятые из баллад Жуковского. В 1810 году Василий Андреевич сочинил балладу "Громобой", сюжет которой восходит к прозаическому роману немецкого писателя Христиана Генриха Шписа (1755-1799), но творчески переработан Жуковским. Действие перенесено во времена Древней Руси, имя главного героя – Громобой – заимствовано из одноименного рассказа литератора Гавриила Петровича Каменева (1772-1803). Начинается баллада картиной думы главного героя, сидящего на берегу Днепра:

Нетрудно заметить, что такой зачин – одинокий герой на фоне бушующей стихии – повторяет начало повести Жуковского "Вадим Новгородский". Сюжет баллады повествует о грешнике, который продал свою душу дьяволу Асмодею, а в час расплаты отдал ему и души своих невинных двенадцати дочерей. Но искреннее раскаяние Громобоя, его горячие молитвы и благочестивая жизнь принесли надежду на искупление греха. По воле Творца дочери Громобоя должны спать непробудным сном до тех пор, пока не явится чистый душою юноша, движимый любовью к одной из них, и не снимет заклятие с сестер. Душа же почившего Громобоя будет томиться в отверженной могиле, ожидая искупления и пробуждения своих дочерей. Стены, поросшие лесом, закрывают обитель Громобоя от людей, и его владения превращаются в сказочное "спящее царство".

В 1814-1817 годах Жуковский продолжил эту историю новой балладой – "Вадим", которая вместе с "Громобоем" составила "старинную повесть" под названием "Двенадцать спящих дев". Для образа юного героя поэт и воспользовался романтическим именем Вадима. Этот Вадим, впрочем, не имеет ни малейшего отношения к "историческому" Вадиму Новгородскому – общее у них только имя и новгородское происхождение. Вадим – прекрасный юноша-новгородец, который, полюбив одну из дочерей Громобоя, увиденную им во сне, сумел избавить ее и всех ее сестер от векового заклятия. Мистическое, религиозно-романтическое содержание этой баллады не оставляло места для прежних, тираноборческих, свободолюбивых мотивов в образе главного героя. Вадим баллады Жуковского – кристально чистое создание русского романтизма. Это совершенно другой герой, и, соответственно, само имя Вадим "зазвучало" по-новому. Возможно, именно популярность баллады Жуковского, как и в случае с именами "Людмила" (впоследствии еще больше прославленным Пушкиным) и "Светлана", стала основой для дальнейшего вхождения имени "Вадим" в живую ткань русской культуры и способствовала его распространению в русском именослове.

Но революционное содержание истории Вадима не исчезло из русской литературы. Конечно, сам образ бунтаря-республиканца оказался созвучен идеям декабристов. Один из наиболее ярких деятелей декабристского движения, Кондратий Федорович Рылеев (1795-1826), в начале 1820-х годов создал поэтический цикл "Думы" на сюжеты из русского прошлого. К сочинению этого цикла Рылеева подтолкнули "Исторические песни" польского писателя Юлиана Урсына Немцевича (1758-1841), бывшего адъютанта Т. Костюшко, которые увидели свет в 1816 году. Среди "Дум" Рылеева есть и наброски неоконченной думы "Вадим", датированные примерно 1821-1823 годами. К сожалению, от замысла Рылеева сохранилось только несколько вариантов начала думы и небольшой фрагмент монолога героя.

Начинается дума тривиально. Герой в ночную грозу сидит на берегу бушующей реки и погружен в думы:

Такое начало вообще характерно для "Дум" Рылеева. Точно так же сидит на "диком бреге Иртыша" "объятый думой" Ермак. Недаром Пушкин считал, что "Думы" Рылеева "составлены из общих мест". Прототип этого начала очевиден – это, конечно, "Громобой" Жуковского. Возможно, Рылеев сознательно скопировал этот зачин, чтобы затем дать совершенно иную трактовку образу Вадима.

"Пламенный" витязь, "хладный в грозных битвах за народ", с тяжелым сердцем думает о судьбе родины:

Под "грозным" самовластцем здесь подразумевается, конечно, Рюрик. Подобно наступлению будущей ночной грозы – рокового часа восстания для граждан Новгорода, на берег Волхова спускается ночь:

Саван мертвеца – предчувствие будущей судьбы героя. Сам Вадим грезит свободой:

Образ мятежного Вадима был близок и другому поэту-декабристу, Владимиру Федосеевичу Раевскому (1795-1872).

В стихотворении 1822 года "Певец в темнице" Раевский упоминает Вадима как одного из символов новгородской вольности, павшей под гнетом самовластия. Но рано или поздно порабощенный народ вновь восстанет "с ударом силы". Верность этим идеалам Раевский сохранил до конца. В 1848 году он назвал Вадимом своего младшего сына, родившегося, когда его отец находился в ссылке.

В те же годы, что и Рылеев, образ Вадима нашел отражение и в творчестве Пушкина. "Романтический" Вадим баллады Жуковского упомянут уже в четвертой песни "Руслана и Людмилы". Но в начале 1820-х годов Пушкин обращается к образу Вадима как символу вольности и борьбы с самовластием. В 1821-1822 годах поэт начал писать трагедию о Вадиме и заговоре новгородцев против Рюрика. Сохранились ее план и небольшой отрывок. По замыслу Пушкина, изгнанник Вадим встречается у могилы Гостомысла близ Новгорода с Рогдаем, своим соратником, который рассказывает Вадиму о настроениях горожан. Затем появляется дочь Гостомысла Рогнеда, возлюбленная Вадима, которая стала невестой новгородца Громвала, перешедшего на службу к Рюрику. Вадим призывает Рогнеду убить Громвала, как изменника, но Рогнеда любит своего жениха. В следующей сцене в княжеском дворце происходит разговор Рюрика с Громвалом. Рюрик, как князь, с презрением относится к народу. Громвал же защищает новгородцев. Затем следует сцена веча, на котором появляется Рюрик. Когда заговорщики уже готовы осуществить свой план, Рогнеда из любви к Громвалу выдает их замыслы. Происходят восстание и бой, в результате которого Вадим попадает в плен к Рюрику. В последней сцене в пушкинском плане трагедии Вадим, вероятно в заточении, встречается с Громвалом, который оказывается его другом детства. По всей видимости, трагедия должна была заканчиваться гибелью Вадима, но полностью замысел Пушкина для нас остался неизвестным.

В том же 1822 году Пушкин сочинил другое произведение на тему древнерусской истории – знаменитую "Песнь о Вещем Олеге". Но и "Вадим" не был им забыт. Поэт решил создать на этот сюжет поэму, но и ее не закончил. Была написана лишь первая из песней, опубликованная без указания в тексте и в заглавии, что ее герой – Вадим. В этой песне рассказывается, как в ночи к берегу причаливает челн, в котором плывут двое – старик-рыбак и юный славянин, вернувшийся с чужбины, где он покрыл себя бранной славой, в родные края, в Новгород – там остался его отчий дом и возлюбленная. Следующая песнь должна была повторять начало трагедии – разговор Вадима с Рогдаем у могилы Гостомысла. Далее Пушкин намеревался описать свадебный пир у Рюрика и неожиданное появление на нем Вадима. Но все эти планы не были осуществлены. Вадим так и остался для Пушкина лишь "наброском" в его творческой биографии.

Последним из поэтов-романтиков, кто обратился к образу мятежного Вадима, был М. Ю. Лермонтов. Его поэтическая повесть "Последний сын вольности", написанная в 1830-1831 годах, так и осталась при жизни автора в рукописи и впервые увидела свет только в 1910 году. Это произведение Лермонтов посвятил своему другу Николаю Семеновичу Шеншину (1813-1835) (к роду Шеншиных, как известно, принадлежал поэт А. А. Фет). Эпиграфом стали слова из поэмы Байрона "Гяур": "Когда такой герой родится снова?" Лермонтов рисует поэтическую картину осени на берегу Ильменя. Страна славян порабощена иноземцами:

Эти герои – удалившиеся в изгнание шесть славянских юношей, среди которых Вадим и один старик, которого зовут Ингелот. Это имя через "Историю" Карамзина восходит к договору Олега с греками, где среди русских послов назван некий Инегелд. Ингелот у Лермонтова – не славянин, но сочувствует своим молодым друзьям. Славянские воины собираются вокруг костра, и Ингелот поет песнь о былом. Он рассказывает, как перед смертью Гостомысл обратился к новгородцам с такими словами:

Кривичи, славяне, весь и чудь отправили послов "за море синее" к князьям "варяжских стран" со словами: "Край наш славен – но порядка нет!"

Под покровом ночи 30 юношей пробрались в стан врагов и поразили множество спящих варягов. Но в неравной битве в живых осталось только шестеро славянских воинов, которые вынуждены скрываться в лесах. После песни Ингелота Вадим призывает своих товарищей не смиряться с властью Рурика. Семеро отважных уплывают в чужие края, Вадим оставляет в Новгороде любовь – "младую Леду". Имя Леда взято Лермонтовым по аналогии со славянской Ладой – вымышленной богини любви у славян. Зимой Рурик ходит войной на врагов. Весной в роще Лады молодые славяне собираются на свой языческий праздник, во время которого Рурик увидел Леду и "вырвал у нее любовь". Обесчещенная Леда уходит из дома. Между тем Вадим с Ингелотом, единственные оставшиеся в живых из изганников (остальные погибли, сражаясь на чужбине), возвращаются в родные края. На холме они видят труп Леды. Безутешный Вадим решает мстить. Он появляется на пиру перед Руриком.

В поединке Рурик побеждает Вадима. "Последний вольный славянин" гибнет. Ингелот хоронит Вадима на холме рядом с Ледой. Под могильными камнями "спит последним сном, / С своим мечом, с своим щитом, / Забыт славянскою страной, / Свободы витязь молодой". Поэма Лермонтова заканчивается цитатой из "Поэм Оссиана" – фальсификации шотландского писателя XVIII века Джеймса Макферсона, приписывавшего эти произведения легендарному кельтскому барду III века н. э.

"Поэмы Оссиана" пользовались огромной популярностью в Европе в конце XVIII – начале XIX века. Оказали они влияние и на Пушкина. Знаменитые слова из поэмы "Руслан и Людмила" – "Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…" – представляют собой вольный перевод строк Оссиана-Макферсона "А tale of the times of old!.. The deeds of days of other years!.." Эти же строки в английском оригинале Лермонтов поместил в заключение своей поэмы "Последний сын вольности".

Вадимом Лермонтов назвал главного героя и другого своего произведения – неоконченной повести, над которой он работал, по-видимому, в 1833-1834 годах. Здесь Вадим – безобразный внешне, нищий и отверженный наследник своего отца-помещика, которого в свое время разорил его богатый сосед. Сюжет этот частично напоминает сюжет повести Пушкина "Дубровский". Как отмечают литературоведы, оба произведения имели прототипом одну и ту же реальную историю. Вадим нанимается на службу к притеснителю своей семьи. Он охвачен жаждой мщения и становится одним из активных участников пугачевского бунта. Мотивы отверженного героя, мести и бунта роднят этого лермонтовского Вадима с его литературными предшественниками – само его имя становится знаком судьбы. К сожалению, повесть осталась незавершенной, и что ожидало Вадима в будущем – неясно, хотя можно думать, что и здесь конец предсказуем. Вадим должен погибнуть, даже если ему удастся осуществить свою месть.

Мы видим, как имя легендарного исторического персонажа, тесно связанного с Рюриком, вошло в текст русской культуры второй половины XVIII – первой половины XIX века, "оторвалось" от своего исторического прототипа и зажило самостоятельной жизнью, сохраняя некоторые свои "родовые" черты. Имя Вадим стало одним из популярных имен русского именослова.

Пришло оно и на сцену русского музыкального театра. В 1832 году состоялась премьера волшебной оперы в трех действиях с прологом "Вадим, или Пробуждение двенадцати спящих дев", написанной выдающимся композитором Алексеем Николаевичем Верстовским (1799-1862) на либретто поэта и публициста, будущего профессора истории словесности Московского университета, Степана Петровича Шевырева (1806-1864). Верстовский впоследствии развивал в своем творчестве "древнерусскую" тему. В 1835 году в московском Большом театре была поставлена его новая опера – "Аскольдова могила", имевшая громадный успех. Она продержалась в репертуаре русских театров вплоть до Первой мировой войны. "Аскольдова могила" была создана на сюжет одноименной исторической повести Михаила Николаевича Загоскина (1789-1852), действие которой разворачивается в эпоху "Владимира Первого". Действие же оперы относится ко временам Святослава Игоревича. Аскольдова могила здесь – одно из мест, где разворачиваются события, и служит символом старины – "счастливого" времени киевского князя Аскольда, к которому безуспешно призывает вернуться киевлян один из коварных персонажей оперы.

Романтическая эпоха в восприятии Древней Руси проявилась даже в таком явлении, как имена кораблей русского флота. Период царствования Александра I был временем Великих географических открытий для России. На открытие далеких земель отправлялись корабли с романтическими и патриотическими названиями – "Надежда", "Нева", "Восток", "Мирный". Среди них был и бриг "Рюрик". Это небольшое судно построили в 1814 году в Финляндии (входившей тогда в состав Российской империи) по чертежам корабельного мастера С. С. Разумова специально для задуманной кругосветной экспедиции. Средства на строительство дал уже упоминавшийся граф Николай Петрович Румянцев, инициатор первой русской кругосветной экспедиции И. Ф. Крузенштерна и Ю. Ф. Лисянского. Крузенштерн, кстати, лично сделал заказ на строительство корабля, командиром которого и руководителем кругосветной экспедиции стал молодой офицер, участвовавший в кругосветном плавании Крузенштерна – Лисянского, лейтенант Отто Евстафьевич Коцебу (1788-1846) (сын немецкого писателя и драматурга Августа Коцебу и племянник Крузенштерна по мачехе). 11 мая 1815 года двухмачтовый бриг был спущен на воду. Название "Рюрик" было дано ему, вероятно, на волне патриотического порыва после окончания войны с Наполеоном. Главная задача экспедиции Коцебу состояла в поиске Северо-Восточного морского прохода из Тихого океана в Атлантический (то есть через Берингов пролив вдоль северного побережья Канады). Во время экспедиции, продолжавшейся с лета 1815-го по лето 1818 года, Коцебу на "Рюрике" открыл и исследовал многие острова Океании и часть побережья североамериканского континента. 23 апреля 1816 года в северной части архипелага Туамоту экспедиция открыла цепь атоллов, названных "Рюрик" в честь корабля. Кроме того, в честь "Рюрика" были названы также гавань в заливе Аляска и пролив в Беринговом море. Так имя Рюрика, правда, опосредованно, через название брига, появилось на географической карте мира. К сожалению, русские мореплаватели не смогли закрепить за новооткрытыми землями данные ими названия, которые впоследствии были заменены местными или иными, что произошло и с полинезийским "Рюриком" – ныне он носит название Арутуа. Но все же слава русского флота вынесла это имя далеко за пределы России.

В 1862 году Россия праздновала свой 1000-летний юбилей. После неудачной Крымской войны, в начале правления Александра II и эпохи Великих реформ, это событие воспринималось как символ возрождения России, ее открытости к новой жизни, своеобразного подведения "итогов" с надеждой на хорошее будущее. Общество в целом с воодушевлением встретило юбилей. Еще в 1857 году Александр II утвердил предложение министра внутренних дел С. С. Ланского об установке памятника в честь 1000-летия России. Тогда же начался и сбор средств на его создание. На конкурсе, проведенном в 1859 году, победил проект молодого художника Михаила Осиповича Микешина (1835-1896), выполненный им в содружестве со скульптором Иваном Николаевичем Шредером (1835-1908). 8 сентября 1862 года, в день Рождества Пресвятой Богородицы, в Новгородском кремле в присутствии императорской семьи произошло торжественное открытие монумента⁴²⁸. К его открытию композитор Милий Алексеевич Балакирев (1836-1910), организатор знаменитой "Могучей кучки", написал музыкальную картину "1000 лет" (во второй редакции 1887 года – симфоническая поэма "Русь").

Памятник "Тысячелетию Государства Российского" (именно таково его официальное название) представляет собой как бы коллективный скульптурный портрет выдающихся деятелей России за десять веков ее истории. Он решен в виде колокола, верхняя часть которого символизирует увенчанную крестом державу. В нижней части памятник опоясывает скульптурный пояс с барельефами героев русской истории и культуры от равноапостольных Кирилла и Мефодия до Михаила Ивановича Глинки. На верху державы расположена скульптурная группа "Россия, преклоненная перед Православной верой". Вокруг державы помещено еще несколько скульптурных групп, демонстрирующих узловые моменты русской истории и наиболее выдающихся правителей. Таким образом, в целом памятник отвечает небезызвестной доктрине "Православие – Самодержавие – Народность".

Передняя сторона монумента, можно сказать, его "фасад" украшен большой скульптурой Петра Великого, который является как бы завершением исторической панорамы верхнего скульптурного пояса памятника. Начало же русской истории символизирует фигура Рюрика, расположенная по другую сторону монумента, прямо напротив Петра. Бронзовая скульптура первого русского князя была выполнена академиком Академии художеств Павлом Степановичем Михайловым. Рюрик предстает в образе сурового воина в кольчуге и остроконечном шлеме, с накинутой на плечи в виде плаща звериной шкурой. В левой руке князь держит меч, а правой опирается на щит, на котором написано "лета sto", то есть "лета 6370" – указание на 862 год. Единственное, что объединяет этого Рюрика с прежними, традиционными "портретами" русского князя, – длинные усы, достигающие небольшой бороды. В целом вся фигура князя и его лицо выполнены очень реалистично. Рюрик стоит, обращенный к зданию присутственных мест. По правую руку от него находится скульптурная группа, показывающая крещение Руси при князе Владимире, по левую – группа, символизирующая победу в Куликовской битве, центральное место в которой занимает Дмитрий Донской.

Памятник "Тысячелетию Государства Российского" был и остается первым и единственным памятником Рюрику в России, на котором представлена сама фигура первого русского князя. Попытки установления нового памятника Рюрику в Новгороде уже в наши дни так и не дали результатов. Правда, в 1960-е годы памятник Рюрику, Олегу и Игорю появился в Швеции. Он установлен в портовом городе Норчёпинге (на юго-восточном побережье Швеции), откуда, по местному преданию, отправился на Русь Рюрик. Этот памятник представляет собой гранитную стелу с условными портретными изображениями Рюрика, Игоря и Олега и датой "862", увенчанную красивой бронзовой скульптурой корабля викингов.

1860-1870-е годы были временем подъема либерально-демократических настроений в русском обществе. Одновременно возникало и ироническое отношение к русской истории, становившейся предметом сатиры. Наиболее яркими произведениями этого плана были "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева" графа Алексея Константиновича Толстого (1868) и "История одного города" Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (1869-1870). В "Истории" Толстого рефреном звучат слова летописи, вынесенные в эпиграф, – "Вся земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет". Слово "наряд" Толстой понимает как "порядок" и показывает, что порядка на Руси как не было во времена Рюрика, так нет и теперь. При всех правителях и всех событиях порядок установить так и не удалось. Начало "Истории" связано с призванием варягов, первыми попытавшихся навести порядок в нашей стране:

Fortgeh'n war' ungeburlich,

Vielleicht ist's nicht so schlimm

("Уйти было бы неприлично, может быть, это не так уж плохо").

Wir bringen's schon zustande,

Versuchen wir einmal"

М. Е. Салтыков-Щедрин в истории города Глупова пародирует не только начало летописи, но и "Слово о полку Игореве":

""Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло".

Так начинает свой рассказ летописец и затем, сказав несколько слов в похвалу своей скромности, продолжает.

Был, говорит он, в древности народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря. Головотяпами же прозывались эти люди оттого, что имели привычку "тяпать" головами обо все, что бы ни встретилось на пути… По соседству с головотяпами жило множество независимых племен… Ни вероисповедания, ни образа правления эти племена не имели, заменяя все сие тем, что постоянно враждовали между собою".

Поскольку между племенами шли рознь и вражда, а среди взявших верх головотяпов порядка не было, то по совету старца Добромысла (явная аллюзия на образ Гостомысла) головотяпы отправились искать себе князя, с появлением которого и основанием города Глупова начались "исторические времена"…

Период царствования Александра III был эпохой мощного подъема России. Официальной идеологией этого времени стал консервативный патриотизм, когда обращение к национальным истокам ярко проявилось и в символическом оформлении государственной власти, и в так называемом "русском стиле", занимавшем все большее место в культуре, особенно в изобразительном искусстве. При Александре III активно шло строительство русского флота, причем мощных судов нового типа. Первый океанский броненосный крейсер нового класса получил название "Рюрик"⁴²⁹. Как мы помним, это название не было для русского флота новым. После брига, на котором совершил свое кругосветное плавание О. Е. Коцебу, в 1851 году был спущен на воду паровой фрегат Балтийского флота с таким же названием. Он принимал участие в Крымской войне, а в 1866 году встречал праздничным салютованием прибытие по морю невесты наследника русского престола – датской принцессы Дагмары, будущей императрицы Марии Федоровны. Теперь же имя "Рюрик" присваивалось уже третьему кораблю.

Крейсер 1-го ранга "Рюрик" был спущен на воду 22 октября 1892 года. Этот мощный боевой корабль водоизмещением более десяти тысяч тонн считался "первым, вполне удавшимся… и наиболее сильным из ныне существующих судов этого типа". "Рюрик" вместе с крейсером "Дмитрий Донской" вошел в состав Тихоокеанской эскадры русского флота. В должности помощника вахтенного начальника на "Рюрике" одно время проходил службу будущий адмирал А. В. Колчак. Во время Русско-японской войны 1 (14) августа 1904 года три корабля Владивостокского отряда крейсеров, в том числе и "Рюрик" (командир – капитан 1-го ранга Е. А. Трусов), шедшие на помощь русской эскадре, пытавшейся прорваться из осажденного Порт-Артура во Владивосток, приняли бой в Корейском проливе с шестью японскими крейсерами. Это сражение вошло в героическую летопись истории отечественного флота. Уже в самом начале боя "Рюрик" получил серьезные повреждения и потерял управляемость. Два других крейсера – "Россия" и "Громобой" по приказу начальника отряда контр-адмирала К. П. Иессена пытались прикрыть крейсер "Рюрик", но сами попали под ожесточенный огонь противника, принесший им тяжелые повреждения, и отступили на север, к Владивостоку. В ходе пятичасового боя на русском крейсере были убиты все старшие офицеры и осталось только одно действующее орудие. Принявший командование кораблем младший артиллерийский офицер, лейтенант Константин Петрович Иванов (1872-1933), который сам был трижды ранен и дважды контужен, отдал приказ затопить крейсер. В 10 часов 42 минуты под непрекращавшимся огнем противника "Рюрик" с поднятым Андреевским флагом и сигналом "Погибаю, но не сдаюсь!" ушел под воду. Оставшиеся в живых члены команды спаслись с помощью подручных средств. За проявленную доблесть лейтенант Иванов был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени и получил почетное добавление к фамилии "Иванов-Тринадцатый". Скончался он в эмиграции, во Франции, в чине контр-адмирала; его потомки живут в Лионе до сих пор. В честь крейсера "Рюрик" была названа улица во Владивостоке (ныне переименована).

Новый броненосный крейсер "Рюрик" начал строиться по заказу России на верфях Англии в 1905 году⁴³⁰. Он был спущен на воду 4 / 17 ноября 1906 года и по техническим параметрам превосходил своего предшественника, являясь самым большим кораблем из судов этого класса на русском флоте. Второй "Рюрик" был флагманом Балтийского флота и принимал участие в военных действиях на Балтике во время Первой мировой войны. В феврале 1915 года он потерпел аварию у острова Готланд, но после нескольких месяцев ремонта и довооружения вновь встал в строй. В ноябре 1916 года крейсер подорвался на германской мине у острова Гогланд, был отремонтирован и в 1918 году участвовал в так называемом "Ледовом походе" Балтийского флота из Гельсингфорса в Кронштадт. Последний корабль русского флота с именем "Рюрик" пошел на слом в 1923 году.

В составе русского флота были и другие корабли с названиями из древнерусской истории – легендарный крейсер "Варяг" (вступил в строй в 1901 году, впервые же имя "Варяг" в качестве названия русского корабля, винтового корвета, появилось еще в 1862 году), крейсер "Аскольд" (вступил в строй в 1902 году и тоже имел соименного "предшественника"), линейный корабль "Редедя – князь касожский" и др.

Отдал дань культурной актуализации ранней истории Руси и такой выдающийся деятель, как Иван Владимирович Мичурин (1855-1935). Великий селекционер, впоследствии поднятый на щит советской пропагандой, до революции придерживался весьма правых политических взглядов (о чем позднее старались не упоминать). Так, он состоял членом Союза Михаила Архангела, монархической организации, возглавлявшейся В. М. Пуришкевичем. Патриотизм Мичурина проявился и в некоторых названиях выведенных им сортов. Мало кто знает, что помимо многочисленных сортов плодово-ягодных культур Иван Владимирович занимался также созданием новых сортов декоративных растений, в том числе роз. Он внес большой вклад в выведение морозостойких роз. В общей сложности результатом его работы стали около тридцати новых сортов. Среди них выделялись так называемые "синие розы", имевшие темную красновато-черную окраску цветов с синим отливом. От скрещивания двух уже известных сортов в 1892 году Мичурин получил новый сорт розы, который назвал "Князь варягов". От его самоопыления в 1896 году селекционер вывел еще один сорт – "Князь Рюрик". Последним в этой цепочке был сорт, представлявший собой гибрид двух предыдущих сортов и названный Мичуриным "Нептун". Как видим, первые два названия входили в контекст общекультурной ориентации на национально-исторические истоки, характерной для эпохи Александра III и первых лет царствования Николая II.

Интерес к древнейшей истории Руси ярко проявился и в художественной жизни рубежа XIX-XX веков. Возрождение "русского стиля" в изобразительном искусстве того времени неразрывно связано с творчеством Виктора Михайловича Васнецова (1848-1926). Среди богатого наследия этого великого мастера выделяется целый ряд работ на темы из древнерусской истории. Одна из них – картина "Призвание варяжских князей" (1909). Это наиболее яркое из довольно редких изображений данного сюжета в русской живописи и графике. "Призвание" входило в замечательный цикл "Картин по русской истории" – художественно-образовательного проекта московского книгоиздателя Иосифа Николаевича Кнебеля (1854-1926). Кнебель задумал осуществить издание серии исторических картин для школьного преподавания. Он привлек к работе известного историка Сергея Александровича Князькова (1873-1920), который составил общий план серии и написал сопроводительный текст к каждой из картин, а сами картины были заказаны самым лучшим русским художникам того времени.

"Картины по русской истории", изданные в 1908-1913 годах, – это общий труд Виктора Михайловича и Аполлинария Михайловича Васнецовых, Сергея Васильевича Иванова, Валентина Александровича Серова, Александра Николаевича Бенуа, Бориса Михайловича Кустодиева, Мстислава Валерьяновича Добужинского, Евгения Евгеньевича Лансере, Ивана Яковлевича Билибина, Дмитрия Николаевича Кардовского и других замечательных художников. Оригиналы многих картин стали известными шедеврами русской живописи и зажили своей самостоятельной, отдельной от цели их создания жизнью. Таковы, например, "Петр Великий" В. А. Серова, "Флот Петра Великого" Е. Е. Лансере, "Вахтпарад при императоре Павле I" А. Н. Бенуа… "Призвание варягов" было третьей картиной этого уникального художественно-исторического цикла. Картина изображает встречу старейшинами племен севера Руси трех варяжских князей с дружиной. Рюрика сопровождают братья Синеус, имеющий, кстати, длинные усы, и Трувор. Васнецов старался быть точным в изображении конкретных историко-этнографических деталей. Одна из таких деталей поистине поразительна. Левой рукой Рюрик поддерживает меч (вспомним Рюрика на памятнике 1000-летию России), а в правой держит тот самый чекан, который стал непременным атрибутом всех "портретов" первого русского князя, начиная с "Титулярника". Совершенно очевидно, что в поисках максимально возможной исторической "достоверности" художник обратился к наиболее раннему портретному изображению Рюрика 1672 года, продолжив тем самым ту традицию, которая была характерна для русского искусства второй половины XVIII – начала XIX века.

В конце XIX века древнерусская тема оригинально и очень ярко зазвучала в творчестве другого титана русской живописи – Николая Константиновича Рериха (1874-1947), чья скандинавская фамилия имела, кстати, ту же этимологию, что и имя Рюрик. Еще в годы учебы на юридическом факультете Петербургского университета и в Высшем художественном училище при Академии художеств Рерих живо заинтересовался древнерусской историей. Он проводил археологические раскопки древних курганов, серьезно изучал материальную и художественную культуру Древней Руси, а позднее читал курс "первобытной археологии" в Петербургском археологическом институте. Особенно привлекали Рериха языческий период русской истории, древние племена Восточной Европы, славяне и варяги в их взаимоотношениях (этому как бы соответствовали собственные смешанные "варяго-славянские" родовые корни). В художественном смысле Рерих многое воспринял от своего учителя Архипа Ивановича Куинджи, и в ранних работах Рериха очень заметно влияние этого мастера. Характерно оно и для первой картины Рериха, вызвавшей большой резонанс у русской публики. Полотно было представлено на конкурсной выставке Академии художеств в 1897 году. За эту работу Николай Константинович получил звание "художника", то есть оно как бы ознаменовало начало его профессиональной деятельности на этом поприще.

Картина называется "Гонец. Восста род на род". В самом названии – цитата из "Повести временных лет", из рассказа о призвании варяжских князей: "И въста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся". Иными словами, Рерих "иллюстрирует" слова летописи об усобицах племен. Картина передает тревожное настроение. Ночью, к притихшему на холме у берега реки городищу, плывет челнок, лодка-однодеревка (именно такие лодки, по сообщению Константина Багрянородного, были основным средством передвижения по рекам восточных славян). В лодке двое: стоящий молодой мужчина гребет веслом, старик, вероятно, старейшина одного из родов, сидит на дне лодки, устало положив руки на вытянутые ноги. Из-за холма выглядывает серп луны, чуть освещая темноту вокруг. Колорит картины, решенной в темных синих, зеленых, приглушенных белых тонах, заставляет вспомнить ночные пейзажи Куинджи. Здесь также удивительно передан свет и ярким рожком на ночном синем небе виднеется месяц. Судя по замыслу, Рерих стремился передать "диссонанс спокойствия природы с целью поездки выборных". Вся картина мыслилась как пролог к большому циклу работ о начале Руси. Общая идея цикла становится ясной из записных книжек художника. Вот как он формулирует ее:

"Начало Руси совпадает с установлением в ней общего государственного устройства взамен господствовавшего до той поры исключительно родового быта. Устройство это возникло на русской почве, но при содействии не русского иноземного рода, по летописи Нестора, а варяжского. Так представляется знаменательный исходный пункт русской истории". Рерих "задался целью воспроизвести вышеуказанную мысль в серии картин, изображающих наиболее характерные моменты начала Российского государства". За "Гонцом" следовали такие сюжеты, как ночная сходка в городке, разорение славянского поселка соседями, варяжские ладьи в северном море, набег славянского рода, призвавшего варяжскую дружину, на соседних родичей, битва славян, вече славянских родов у священного дуба поутру, княжеское полюдье, курганы. Были у Рериха и другие сюжеты, в частности языческое гадание, побежденные на невольничьем рынке в Константинополе и т. д.⁴³¹ К сожалению, полностью осуществить этот замысел художнику не удалось. Однако некоторые из его последующих картин тематически непосредственно примыкают к этому циклу. Таковы, например, знаменитые "Заморские гости" (1901-1902). Существует несколько вариантов этой картины, изображающей варяжские ладьи, плывущие по просторам Северной Руси. "Гонец" же вызвал восторженный прием публики, картину хвалили и Стасов, и Репин, и Л. Толстой, а П. М. Третьяков приобрел ее для своей галереи, где она находится и сейчас.

Романтизация начальной русской истории в эпоху Серебряного века "оживила" даже само имя Рюрика. Оно, конечно, воспринималось как некая экзотическая архаика, став, например, частью псевдонима поэта Михаила Александровича Ковалева (1891-1981) – Рюрик Ивнев. Хотя существовали и вполне "официальные" Рюрики, такие как Рюрик Юрьевич Геринг (1898-1932?), поэт, писавший под псевдонимом Рюрик Рок, активный участник литературной группы начала 1920-х годов "Ничевоки", или внук знаменитого ювелира Рюрик Агафонович Фаберже (1908-1978). Вероятно, под влиянием этой традиции появлялись и "Рюрики" в ранний постреволюционный период, например, этнограф Рюрик Леонидович Садоков (1929-1984).

Так, в начале XX века образ Рюрика обрел "новое дыхание" в русской культуре. Затем наступил долгий, "нигилистический" перерыв.

427. Подробнее см.: Гаврилова Л. М. Русская историческая мысль и медальерное искусство в эпоху Екатерины И. СПб., 2000.

428. О памятнике см.: Сокол К. Г. Монументальные памятники Российской империи. Каталог. М., 2006. С. 17-21.

429. Подробнее см.: Мельников Р. М. "Рюрик" был первым. Л., 1989; Он же. Крейсер I ранга "Рюрик" (1889-1904). Самара, 2005.

430. Подробнее см.: Виноградов С. Е., Федечкин А. Д. "Рюрик" – флагман Балтийского флота. М., 2003.

431. См.: Полякова Е. И. Николай Рерих. М., 1985. С. 47-48.