Литература

Источник: К. Ф. ТИАНДЕР. ПОЕЗДКИ СКАНДИНАВОВ В БЕЛОЕ МОРЕ

Когда перед неустанно беспокойным умом человека раскрываются новые познания, то отжившие истины могут быть выброшены за борт, без особого для нас ущерба. Но, в поверьях менее подвижных слоев народной массы, заблуждения прежних времен продолжают свое существование в неясных, полупонятых намеках. Для ученого эти смутные переживания представляют собой несомненную важность: разбираясь в них, он восстанавливает те ступени, по которым поднимались предыдущие поколения в своих догадках и сомнениях. – Таким же путем попытаемся и мы выяснить себе, как германские племена знакомились с негостеприимными краями севера.

Уже древние мыслители предполагали, что все народы веруют в бессмертие души. Во всяком случае, нельзя не согласиться с тем, что даже самые отсталые дикие племена убеждены во временном продолжении жизни человека и после гибели его тела¹. Это убеждение поддерживалось в дикаре сновидениями, галлюцинациями и всеми явлениями природы, которым он придавал антропоморфическое толкование. Существование человеческой души после смерти тела у разных народов представлялось различно, в общем, правда, менее материально, чем земная жизнь, но все же эти представления о душах и тенях не выходят из круга понятий и признаков вещественного мира. Вначале мертвые находились в непосредственной близости к живым, то и дело принимая участие в самых разнообразных происшествиях; они давали советы своему потомству и оказывали ему помощь, живые же заботились о том, чтобы постоянно угождать своим предкам. Только не более развитой ступени культуры человек стал отводить душам своих предков особые местопребывания – так называемые царства мертвых. Края, обитаемые живыми людьми, понятно не годились для этих таинственных гостей. Естественно было думать, что мертвый живет там, куда еще не проник живой. Наиболее определенной границей земель, заселенных каким-нибудь племенем, могло служить море. Поэтому почти у всех народов мы застаем такое представление о царстве мертвых: оно находится на острове и отделено от остального мира морем или рекой. Это общее представление получилось из первоначальной веры в то, что известная река, определенное море действительно создавали грань между миром живых и царством мертвых.

В подтверждение последнего наблюдения можно было бы привести примеры из фольклора всех народов, начиная с трогательного рассказа Зенд-Авесты о том, как река мертвых наполняется слезами, пролитыми по дорогим умершим, и кончая нашей простой народной поговоркой, составляющей такой режущий контраст с приведенным только-что сказанием: "чтоб тебе на том свету – провалиться на мосту!" Между прочим, упомянем еще, что в Китае, в праздник спасения, ежегодно совершается ритуал прохождения духов по мосту: по особо заготовленному мосту проходят священники и переодетые люди, изображающие собой духов умерших². Но для нашей цели нам только необходимо показать наличность этих представлений в скандинавской мифологии.

В скандинавских языках образовывается ряд слов с приставкой "ut", где эта приставка еще сохранила свое первоначальное значение в смысле пространственной отдаленности. Так швед употребляет след. выражения:

utegor– владения, находящиеся вне связи с главным имением,

utkant– крайняя полоса,

utmark– крайние области имения,

utholme, utö – крайний остров,

utpost– передовой пост и т.д.

В скандинавских мифах еще сохранилось воспоминание о какой-то местности U’tgardr, в которой царствует U’tgardaloki; по Саксону, – Ugarthilocus. Локи чуть ли не самое загадочное лицо скандинавского олимпа. Элард Мейер не считает его даже божеством, а лишь демоном высшего порядка³. Имя его ставили в связь и с Вулканом и Луцифером и со славянским корнем *wlk, но вероятнее всего, что Локи относится к кругу тех мифических представлений, в которых скандинавы первоначально олицетворяли разрушительное действие огня. При дальнейшем очеловечении Локи получил известный нравственный облик, рисующий его как enfantterrible, даже как предателя и врага остальных богов. Поэтому естественно было помещать его подальше от людей и от светлых богов. Но мифы об Утгардалоки кажутся такими поздними образованиями, что влияние христианских понятий становится более чем вероятным. Поэтому основное понятие Утгарда отчасти затемнено. Во всяком случае, Утгард расположен на краю света и переправляться туда приходится морем⁴. Здесь живут уже не люди, а великаны⁵. По Саксону, Торкиль отправляется в Утгард, чтобы разрешить сомнения престарелого короля Горма, что случится с его душой после смерти, куда попадет его душа, после того как он расстанется с телом, и какую награду он обретет за ревностное поклонение богам⁶. Мне кажется, что уже эта одна цель путешествия вполне нас может убедить в том, что Утгард – страна мертвых. Тогда для нас приобретает особое значение название "Утгард". Этим было бы доказано наше первое предположение о местопребывании мертвых на краю света, за пределами обитаемого мира. Скандинавская мифология в первоначальной своей простоте различала, может быть, именно только тир мира: midgardr – местожительство людского рода, asgardr – седалище богов и utgardr – царство мертвых.

Перейдем теперь ко второму нашему положению о том, что страна мертвых отделялась от обитаемой земли рекой или морем.

Сперва следует упомянуть об особом погребальном обычае скандинавов, который чередуется или сочетается с обычным у всех арийцев сожжением трупов. Мертвого клали в корабль в полном вооружении, вместе с убитым конем, с собаками, иногда и другими домашними животными; сюда же вносили разные необходимые мертвому вещи, драгоценности, может быть, и съестные припасы. Затем корабль выталкивали в море, предоставив его игре волн.

В англосаксонском эпосе "Беовульф" похороны Скильда, родоначальника датских королей, описываются следующим образом: "мужи положили любимого господина, дарователя колец, в трюм корабля возле самой мачты… Туда же было положено множество драгоценностей, которые, вместе с ним, должны были отправиться в далекое путешествие по морю… Высоко над его головой подняли золотое знамя и предоставили корабль течению, предали его морю. Все были озабочены, все были в грустном настроении: никто из живущих под небом людей ведь не мог бы с уверенностью сказать, кто примет груз этого корабля⁷".

Описанный только что обычай не исключал применения и более старинного сожжения. Иногда отталкивали корабль от берега только после того, как зажигали его. Пример таких похорон имеется в прозаической Эдде. Боги хотели положить труп Бальдера на самый большой корабль в мире, но не могли его сдвинуть с места; тогда они послали за великаншей Hyrrokin, которая, став у носовой части корабля, с первого же удара толкнула его вперед, так что огонь заискрился из-под роликов. После этого развели огонь в корабле и положили туда не только труп Бальдера, но и его жену, умершую тут же во время похорон, и коня его в полной сбруе. Один бросил в огонь чудесное кольцо, а Тор шнырявшего у него под ногами карлика – дверга⁸. Рядом с мифическим преданием приведу историческое воспоминание. После битвы при Fyrisvollr смертельно раненый король Гаки велел нести себя на большой корабль. Когда он скончался, то зажгли корабль, направили руль, подняли паруса и судно понеслось в море⁹. Для такого рода похорон даже имеется особое слово: balfor, составленное из bal = костер для сжигания трупа и for = поездка.

Наконец, похороны могли принять еще более сложный характер. Кроме отправления мертвого по морю на корабле и кроме сожжения трупа, издревле было принято зарывать умерших в землю. Этот последний обычай даже гораздо более распространен нежели сожжение; отправка на корабле же, понятно, могла возникнуть только у народа, живущего на берегу моря. Вот эти то три способа обращения с мертвыми могли быть соединены в таком виде: мертвого клали на корабль и сожигали его: затем останки и пепел покрывались курганом. Так победитель Ринг хоронит своего противника, знаменитого короля Гаральда Гильдетанд, убитого в Бровальском побоище. После того как развели огонь, Ринг приказывает датчанам ввести в него обитый золотом корабль короля. Пока горит костер, Ринг уговаривает своих воинов бросать в огонь оружие, золото и разные драгоценности, чтобы такими жертвами доказать свое уважение к покойному. Пепел же его после сожжения был собран в особую урну, и вместе с конем и вооружением короля, предан земле¹⁰.

В таком же роде и арабский летописец Ибн Фадлан описывает похороны в древней Руси. Правда Котляревский¹¹ полагает, что Ибн Фадлан познакомился с чисто славянским обычаем. Между тем, сам же Котляревский, рассмотрев всевозможные свидетельства о славянских похоронах, не нашел нигде, кроме как у Фадлана, упоминания о судне. Только одна Лаврентьевская летопись рассказывает о радимичах, вятичах и северянах: "творяху кладу велику и въжложахут и на кладу мертвеца сожьжаху, а посеем собравше кости, вложаху в судину малу и поставяху на столпе на путех, еже творят Вятичи и ныне"¹². Но дело в том, что тут далеко не говорится об обычаях, подобных тем, которые описывались в древнесеверной литературе. По летописному известию, судно заменяет гроб. Гроб, однако, в доисторические времена вовсе не имел такого вида, как ныне; он просто представлял собой выдолбленную колоду. На такие колоды я особенно обратил внимание в музее древностей в Копенгагене. Да и самое слово "гроб" связано с корнем, означающим – рыть; ср. немецкое graben и греческое γράφειν. Мое замечание сводится к тому, что доисторические гробы очень мало отличались от первоначального вида лодок, которые тоже выдалбливались из одного дерева. Таким образом, летописец или тот, который сообщил ему о погребальном обычае, легко мог принять настоящий гроб за "судину малу". Я уверен, что у славян таких погребальных обычаев, как отправление мертвого на корабле в море и как сжигание трупа вместе с кораблем, уже потому не могло быть, что они не были мореплавателями. Поэтому я и считаю более правильным то предположение, что Ибн Фадлан присутствовал на похоронах скандинава.

Интересующие нас подробности этих похорон следующие: Судно было вытащено на берег и для него сделали четыре подпоры, а вокруг поставили деревянные изображения, подобные великанам. Затем принесли скамью, поставили ее на судно и покрыли ее вышитыми коврами. На убранную таким образом скамью посадили мертвого. Принесли горячий напиток, плоды, благовонные растения, хлеб, мясо и лук. Затем рассекли собаку на две части и бросили в судно. Также поступили и с двумя лошадьми и двумя быками. Наконец, зарезали петуха и курицу. Следует подробный рассказ о том, как поступили с девушкой, которая должна была умереть со своим господином. После всех этих жертв "подошел ближайший родственник этого мертвеца, взял кусок дерева и зажег его, пошел задом вспять к судну, держа в одной руке кусок дерева, а другую руку на открытом заде, пока не зажег того дерева, которое они расположили под судном… После того подошли (остальные) люди с деревом и дровами, каждый имел зажженный кусок дерева, который он бросил в эти дрова, и огонь охватил дрова, затем судно, потом палатку с мужчиной (мертвецом), девушкой и всем в ней находящимся… Не прошло и часа, как судно, дрова, умерший мужчина и девушка совершенно превратились в пепел"¹³.

Мы рассмотрели самые разнообразные рассказы о древнескандинавских похоронах и повсюду встречались с применением корабля, на котором, очевидно, мертвый должен быть отправиться через те моря, которые отделяли обитаемые земли от царства мертвых. Этот корабль удержался в погребальных обычаях даже дольше, чем сожжение. Когда последнее вышло из моды, тогда стали зарывать в землю целый корабль или часть корабля, который, таким образом, служил гробом для умершего викинга. И вот в наши дни было найдено несколько таких зарытых в землю кораблей, как в Швеции так и в Норвегии. Подобные находки показывают, что вышеприведенные рассказы основаны на действительно применимых обычаях. Наконец, корабль стал как бы символом смерти; на могилах раскладывались камни в таком порядке, что они образовывали контуры корабля¹⁴.

Король Фротон, великий законодатель земли датской, давал и точные предписания для похорон. Так труп сотника или наместника следовало сжигать на костре, сооруженном из его корабля. Для десяти рулевых достаточно было сжечь один корабль; вождя или короля следовало положить на его корабль и таким образом сжигать его¹⁵. Вероятно, уже до этих законов похороны совершались различно в зависимости от общественного положения умершего, потому что уже Ибн Фадлан замечает, что бедному человеку делают небольшое судно¹⁶.

В связи с предыдущими свидетельствами мне кажется безусловно правдоподобным толкование А.Н. Веселовским¹⁷ таинственного корабля Naglfar, который упоминается в Волуспо¹⁸ при описании светопредставления – как корабля мертвецов. На нем находятся все чудища ада, а Локи сам правит у кормы.

В Х главе саги о Вёльсунгах находится рассказ о том, как Сигмунд хочет хоронить труп своего сына Синфиотли. Он несет его в лес и приходит к какому-то фиорду. У берега стоит человек в небольшой лодке. Перевозчик предлагает Сигмунду переправиться через фиорд, но лодка оказывается столь малой, что может нести на себе только труп. Перевозчик отъехал с трупом, а Сигмунд хотел пойти вдоль берега, как вдруг и перевозчик и лодка исчезли. Полагают, что этот перевозчик был сам Один, принимавший столь деятельное участие в судьбе Вёльсунгов¹⁹. И тут, значит, самым наглядным образом описывается, что царство мертвых находится за морем.

В эддической мифологии, в которой однако мы никогда не гарантированы от влияния христианских представлений, "дорога в царство мертвых" – helvegr ведет через реку Gjoll²⁰; название это получилось от глагола gjalla = петь, шуметь. Через эту реку ведет мост Gjallarbru, вымощенный блестящим золотом²¹. В Волуспо²² вещунья видит "людей, бредущих в тяжелых волнах, клятвопреступников и убийц и того, кто совратил жену другого".

Мы ограничимся приведенными доказательствами; их число можно было бы умножить²³. Они в достаточной мере выяснили нам, как скандинавы представляли себе царство мертвых; они помещали его вдали от занимаемых ими земель и обязательно по ту сторону моря. Станем же теперь искать эту страну мертвых на карте.

Весьма вероятно, что главная река Германии, которая к тому же образовала границу заселенных германскими племенами областей, в народных поверьях слыла рекой мертвых. Трудно, однако, проверить, что собственно означало в разных песнях и восклицаниях выражение "über derRein", так как слово "Rein", теперешнее "Rain", в смысле "рубежа, межи", также укладывается в рамки этого выражения. В одних стихах просят Петра запереть небесные ворота и бросить ключь – über denRein, в других обращаются к солнцу с предложением: "flieg über den Rein"²⁴. Более убедителен уже рассказ Цесария Гейстербахского о том, как у них в монастыре являлся во сне разным братьям давно умерший погребщик и звал их к Рейну: "ibimus adRhenum". Один из них, наиболее старый, последовал за ним и на другой день заболел и вскоре умер²⁵. Характерно в этом рассказе как бы техническое выражение: iread Rhenum. Другие сказания, приведенные у Мангардта²⁶, с интересующей нас стороны страдают неясностью и неопределенностью. Зато у немецких поэтов вплоть до сего дня живет память о Рейне, как о реке мертвых. Что Вагнер²⁷ приписывает Рейну такое значение, в том мало удивительного. Вотан и Логе собираются в погоню за великанами, уведшими Фрейю. Речь идет о дороге в Nibelheim, что, как известно, условное название царства мертвых.

Если у Вагнера такое понимание Рейна подготовлено его интересом к древнегерманской мифологии, то у других поэтов оно объясняется уже живучестью старинного поверья. Даже у Буша²⁸ мы находим следующее наглядное описание:

Гораздо больше свидетельств мы можем привести в пользу местонахождения царства мертвых в Британии. Латинский поэт Claudius Claudianus, родившийся, вероятно, около 375 года в Александрии и умерший уже в 404 году, в своем обличительном стихотворении "InRufinum" – против Руфина, который был политическим врагом Стилихона, покровителя поэта, допустил следующее отступление от темы: "Есть край, лежащий у отдаленнейших границ Галлии, край, омываемый волнами океана, где, как говорят, Одиссей жертвенной кровью оживил молчащую толпу. Там слышны плачевные жалобы летучих теней, их пронзительные крики; пред туземцами же появляются бледные видения и странствующие образы умерших". Из дальнейшего описания явствует, что этот таинственный край расположен недалеко от Рейна и Британии²⁹. Клавдиан намекает на поездку Одиссея в царство мертвых. И у Гомера говорится, что Одиссей прибыл на самый край океана. Вся страна была окутана туманом и мраком; никогда там не светил солнце, и вечная ночь давила несчастных людей³⁰. Что бы мы ни думали о загадочных киммерийцах³¹, ясно одно, что картина царства мертвых позаимствована из природы севера. Таким образом, и в гомеровских стихах просвечивает стремление отодвинуть непривлекательное царство мертвых подальше к северу, к пределам обитаемой земли. Но Клавдиан передавал не личную догадку, не поверье римлян, а местное представление; у него ведь прямая ссылка на туземцев – coloni. Если бы свидетельство Клавдиана не подтверждалось другими источниками, то можно было бы считать его поэтическим вымыслом. но у византийского летописца Прокопия, жившего в VI веке, мы находим подробный рассказ о тех же самых явлениях.

"Вдоль берега океана против британского острова расположено много деревень. Жители занимаются рыболовством, земледелием и торговлей с островом. Во всем они подчинены Франции, но только не платят ей пошлины, от которой они освобождены за следующую услугу, как они говорят. Они утверждают, что на них возложена обязанность перевозить души умерших³². Это их занятие описывается таким образом: Ночью они слышат стук в двери и голоса, зовущие их на работу. Тотчас же они вскакивают с постелей и идут к берегу… Там они находят готовые лодки по виду пустые, не свои собственные, а чужие, входят в них и садятся на весла. Они чувствуют, что лодки отягчены бесчисленным множеством людей, постепенно их наполняющих, отчего лодки погружаются в воду до самых краев настолько, что они поднимаются над поверхностью воды лишь на палец. Гребцы же никого не видят. Уже через час они достигают противоположного берега Британии, в то время как они на своих собственных лодках на веслах, но без паруса, совершают этот путь в течение одного дня и одной ночи. Когда они достигают острова, то они стразу же чувствуют, что лодки пустеют…³³ Прокопий, равно как и Клавдиан, ссылается на рассказы туземцев, хотя сам не уверен в действительности описываемых происшествий и склонен приписать подобные поверья галлюцинациям³⁴.

Так как в предыдущих свидетельствах передаются местные поверья, то мы в праве ожидать, что хотя бы осколки этих сказаний сохранились и в более поздних известиях. Действительно, Ваккернагель отыскал в Гейдельберге рукопись XIII века, содержащую рассказ о том, как рыцарь узнает свою давно умершую мать в женщине, которая предназначается ему по приговору императора. Он, понятно, выражает свое удивление тому, как могла она ожить после многолетнего пребывания в царстве мертвых, и просить ее рассказать ему о состоянии того света.

Как мы видим, царство мертвых определяется просто: hin en Priten.

В немецких народных детских стихах часто упоминается страна Engelland. Мангардт³⁶ замечает, что под этой страной вероятнее всего следует понимать страну ангелов, светлых духов, вообще небо, а отнюдь не Англию. Но не произошло ли впоследствии такое же слияние двусмысленного Engelland, как в вышеприведенном выражении о Рейне? Познакомившись с сказаниями, не допускающими никакого сомнения, мы можем думать, что переход значения от "rein = рубежа" к Рейну и от "Engelland = страны ангелов" к Англии был подготовлен народными поверьями в том смысле, что Рейн был рекой мертвых, а Британия – страной мертвых. В некоторых стихах Engelland даже упоминается в связи с другими обозначениями, которые не оставляют сомнения в том, что Engelland – Англия. Например:

На острове Walchern, лежащем у южного берега Северного моря, найдено много жертвенников, посвященных богине Nehalennia. Гольцман³⁸ производит это название от основы nehal = nifl и думает, что Nehalennia была царицей в царстве мертвых. Но, во-первых, Nehalennia может быть и кельтским божеством, во-вторых, ее атрибуты – колосья и корзины с плодами, скорее указывающие на богиню плодородия, так что толкование Гольцмана вряд ли заслуживает внимание, равно как и некоторые другие его догадки.Такой же загадочной страной, как Британия, одно время должна была казаться и Норвегия, раньше чем германские племена окончательно переселились туда. Таким образом, средненемецкий эпос еще приурочивает к Норвегии царство нибелунгов:

За той областью Норвегии, которая лежала ближе всего к Дании, за областью около реки Гётаэльфа так и упрочилось название Alfheimar = страны альфов, духов. Еще у Снорри находим определение: Alfheimar varu pakalladir millumRaumelfar uGautelfar⁴⁰. Это поверье живет еще поныне в народных сказках⁴¹.

Наконец, как Британия, так и Норвегия были заселены германскими племенами, и страну мертвых пришлось отодвинуть еще дальше на север, ближе к краю света. Подобно тому, как детям в темном помещении становится жутко, и где их воображение созидает небывалые страхи так и первое знакомство с крайним севером не могло обойтись без преувеличенных представлений об особенностях арктической природы. Вечный мрак, казалось, мог служить только для пребывания теней и привидений; леденящий мороз стал признаком застоя и смерти. Исландская поговорка гласит, что дорога в ад ведет вниз под землю и к северу: nidr oknordr liggrhelvegr. Желая отправить кого-нибудь к чёрту, швед отсылает его на север в горы: önskar honom langtnordan tillfjälls.

Когда складывалась скандинавская мифология, то Скандинавский полуостров уже хорошо был известен и нельзя было в этих общеизвестных местах помещать пресловутое царство мертвых. И вот оно очутилось где-то на севере у Ледовитого океана, около Белого моря. Белое море представляло собой ту крайнюю цель на северо-востоке, куда скандинавские мореплаватели направляли свои корабли. Об этих мифах, приуроченных к беломорскому краю и связанных с представлениями о царстве мертвых, будет речь впереди.

1. Для всех общих соображений о народных представлениях о человеческой душе, которые будут высказаны в этой главе, можно подыскать бесчисленные доказательства в любой антропологии или этнографии. В частности же, этот вопрос всесторонне освещен в следующих трудах Бастиана: Der Menschin der Geschichte, II т. 1860 г.; Die Vorstellungen von der Seele, 1875 г.; Allerlei aus Volks-und Menschenkunde, 1888 г.; Die Verbleibsorte der abgeschiedenen Seele, 1893 г.

4. byrjadi ferdina austr i Jotunheima ok allt til bafsins ok pa for hann ut yfir hafit pat it djupa… Sn. Edda, стр. 58.

6. quasnam sedes esset exuto membris spiritu petiturus aut quid præmii propensa numinum veneration mereretur, cogitatione secum varia disquirebat. – Saxo, стр. 429.

9. let pa flytja ut til hafs ok leggja styri i lag ok draga upp segl, en leggja eld i tyrvid ok gera bal a skipinu… Sigldi skipit sidan loganda ut i hat… Hkr. стр. 21.

10. Deinde rogum extruit, Danis inauratam regis sui puppim in flammæ fomentum conjicere jussis. Cumque superjectum ignis cadaver absumeret, mœrentes circuire procures impensiusque cunctos hortari cœpit, uti arma, aurum, et quodcunqne opimum esset, liberaliter in nutrimentum rogi sub tanti taliterque apud omnes meriti regis veneration transmitterent. Cineres quoque perusti corporis urnæ contraditos Lethram perferri ibique cum equo et armis region more funerary præcepit. Saxo, стр. 391.

11. О погребальных обычаях языческих славян. 1868 г.

13. Гаркави, Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. 1870 г., стр. 97-101.

15. Centurionis vero vel satrapæ corpus rogo propria nave constructo funerandum constituit. Denf autem gubermatorum corpora unius puppies igne consume præcepit; ducem quempiam aut regem interfectum proprio injectum navigio concremari. Saxo, стр. 235.

16. Гаркави, Op. cit., стр. 96.

17. Разыскания в области русского духовного стиха, XVIII, стр. 61.

19. Sn. Edda. стр. 167.

20. Grimnismal, строфа 28.

21. Sn. Edda, стр. 16-17.

24. Mannhardt, Germ. Mythen. стр. 390-4.

25. 33 гл. XI книги; по изданию Strange стр.296.

26. Germ. Mythen, стр. 361 сл.

31. Вопросом об отождествлении киммерийцев с позднейшими кимврами занимается Мюлленгоф во II томе DA

32. παράτήν άхτήν τού хατά τήνΒριττίαν νήσονώхεανόύ хώμας παμπληθείς ξυμβαίνει είναι. οίхούσι δέαύτάς άνθρωποι σαγηνεύοντές τε хαί γήν γεωργούντες хαί έπ’ έμπορίαν ναυτιλλόμενοι ές τήνδε τήννήσον, τά μέν άλλαΦράγγων хατήхοοι όντες, φόρου μέντοιάπαγωγήν ούδεπώποτε παρασχόμενοι… λέγουσιν οίταύτη άνθρωποι έх περιτροπής έπιхείσθαι τάςτών ψυχώνπαραπομπάς σφίσιν. (Font per la storia d’Italia – Comparetti, La Guerra gotica di Procopio di Cesarea т. III, стр. 157)

33. άωρί δέ νύхτωρ τών μέν θυρών σφίσιν άρασσομένων αίσθάνονται, φωνής δέ τινος άφανούς έπαίουσιν έπί τό έργον αύτοους ξυγхαλούσης… ένταύθα δέ άхάτους παρεσхευασμένας όρώσιν έρήμους τό παραπαν άνθρώπων, ού τάς σφετέρας μέντοι, άλλ’ έτέρας τινάς, ές άς δή έσβάντες τών хωπών άπτονται. хαί τών βάρεων άισθάνονται άχθομένων μέν έπιβατών πλήθει, άχρι δέ ές σανίδος τε άхρας хαί τών хωπών την χώραν τώ ροθίφ βεβαπτισμένων, άποδεουσών τε τού ύδατος όσον ούδέ δάхτυλον ένα, αύτοί μέντοι ούδένα θεώνται, άλλά хαι μίαν έρέσσοντες ώραν ές τήν Βριττίαν хαταίρουσι, хαίτοι ταίς άхάτοις ήνίхα ταίς αίτών ίδίαις ναυτλλονται, ούχ ίστίοις χρώμενοι άλλ, έρέσσσοντες ές νύхτα τε хαί ήμέραν, μόλις ένταύθα διαπορθμεύονται… (Там же, стр. 158-9).

34. σπουδαιότατα μέν άπαγγελλόντων άхηхοώς πολλάхις τών τήδε άνθρώπων, ές όνείρων δή τινα δύναμιν άποхεхρίσθαι νενομιхώς τά θρολούμενα (Там же, стр. 156-7).

36. Germ. Mythen, стр. 347.

39. Bartsch, Der Nibelung Not I т., стр. 120, строфа 739; в варианте А, вместо Norwaege, написано Hornwege, в других оно вовсе отсутствует.