| Личность Отера невольно затрагивает наше любопытство и хотелось бы узнать что-нибудь подробнее о ней. Так уж Раск1 пытался восстановить биографию Отера. По его мнению, Отеру было поручено собрать подать с финов, но когда Гаральд Прекрасноволосый покорил Норвегию, то он вынужден был выселиться и приехал гостить к королю Альфреду. Против такого предположения Раска, представляющего собой совершенно фантастические измышления, высказался уже Дальман2. По другой догадке, которая появилась вслед за гипотезой Раска, Отер никто иной, как Орвар-Одд. Эта гипотеза, насколько мне известно, принадлежит Шегрену3. Повторяя ее, Бур4, однако, выражает свою благодарность Сторму за то, что тот навел его на эту мысль.
Положим, что в именах действительно, есть некоторое созвучие. Но для этого надо предположить существование вокализации конечного r, так как Ohthere указывает по крайней мере на произношение OddR. Собственные имена изменены у Альфреда до неузнаваемости. Отчасти король сам хотел приспособить чужие названия к англосаксонской фонетике и поэтому позволял себе переделку имен на свой лад. Главной же причиной орфографической порчи имен является, вероятно, то обстоятельство, что король диктовал свое сочинение писцу, а тот неверно улавливал произношение имени, а часто, может быть, просто не знал, как передать услышанное им звуковое сочетание5. Тем не менее, различные вариации: Ohthere, Octher, Othere и Ottar скорее указывают на скандинавское Ottar, чем на Oddr. Но зачем нам все эти догадки, когда в англосаксонском языке, начиная уже с "Беовульфа", встречается имя Ohthere. И мы с своей стороны обязаны сохранить то имя первого мореплавателя, открывшего путь в Биармаланд, которое завещано нам королем Альфредом.
Затем Бур отмечает, что Одд и Отер оба были родом из Галогаланда. Но можно сразу предположить, что пунктом отправления экспедиций в Биармаланд непременно должен был быть север Норвегии, как наиболее близкое место. Далее, Галогаланд так велик, что последнее соображение Бура является аргументом почти общего характера. Наконец, наше исследование обнаружить, что место рождения Одда вовсе не Рафниста, а более южная местность; Одд вырос в области Ядаре, теперешнем Сокндале, где и находился Беруриод. Отер же дважды заявляет, что дальше его никто на севере не живет, а это делает отождествление его с Оддом совершенно невозможным. Бур считает невероятным, чтобы Отер оставался совершенно неизвестным исландским сагам, а имя Одда не было бы ничем запечатлено в истории. Раз исторически верно, что Отер ездил в Биармаланд, раз существует сага, рассказывающая о подобном же предприятии, то, заключает Бур, Одд и Отер должны быть одной и той же личностью. Мы прежде всего попытаемся доказать, что оба путешествия отделены друг от друга по крайней мере полувеком или промежутком времени еще большим, и принадлежат к эпохам совершенно различным. Затем заметим, что Бур не принял во внимание того факта, который наблюдается сплошь и рядом по отношению к народному творчеству: важные исторические события проходят бесследно, маловажные происшествия становятся содержанием больших поэм. Ронсевалськое побоище, о котором в хрониках едва упоминается, послужило толчком к созданию Песни о Роланде, а о многих несравненно более кровопролитных поражениях сарацинами французских войск в Пиренеях в старофранцузском эпосе не встречается ни одного стиха. Обратим еще внимание на то, что созвучие имен и общность родины являются единственным совпадениями, на которых зиждется предположение Бура. Мы не только убеждаемся в недоказательности гипотезы Бура, но мы можем привести целый ряд соображений, прямо его опровергающих.
Отер приезжал в Англию. Отер находился при дворе короля Альфреда некоторое время и даже считался у него на службе. Орвар-Оддсага об этом посещении ничего не говорит. Король прямо не высказывается, но из его записки явствует, что Отер первый открыл путь в Биармаланд. В Орвар-Оддсаге представляется известной не только цель поездки, но она упоминает о норвежце, живущем в Биармаланде, о виночерпии. Да и в самих условиях путешествия мы видим разногласие: Одд едет в товариществе с Сигурдом и Гудмундом, у него нет даже своего корабля; Отер ни о каких товарищах не упоминает. Впоследствии Отер еще раз отправился в Биармаланд; о вторичном путешествии Одда в саге нет и намека.
Как ни заманчива гипотеза о тождестве Одда и Отера, все-таки от нее приходится отказаться, тем более, что она затемняет освещение более важных сторон нашего вопроса. В конце концов, не важно, был ли именно Отер тем лицом, о котором сложилась особая сага. Записка короля Альфреда – исторический документ, сообщающий нам строго проверенные сведения о странах и жителях севера. Сага – более или менее поэтическое произведение, сохранившее нам память о минувшей жизни, воспроизводящее ее со всеми подробностями бытовой обстановки. Записка короля устанавливает неоспоримый факт: сношение норманнов с Белым морем; сага описывает, какими приключениями и настроениями сопровождалась эта этническая встреча. Орвар-Оддсага иллюстрация к исторической справке короля Альфреда.
Обратим внимание на экономическое состояние страны, как рисует его нам Отер и как оно проглядывает из скудных данных саги. Главными доходами жителей Галогаланда были во времена Отера – ловля китов и скотоводство. Король пишет: "В стране его всего выгоднее ловля китов; киты попадаются там в 48 локтей в длину, а бывают большие и в 50; иногда он убивал сам шесть таких китов штук 60 в день". Такой обильный улов китов не мог долго продолжаться; он типичен для первого времени приезда китоловов. Уже в XIII веке замечалось у северного прибрежья Норвегии почти совершенное отсутствие китов. На Белом море уже давно не было такого обилия китов, а потому можно думать, что туземцы еще задолго до приезда Отера промышляли китоловством. В зависимости от этого промысла находился другой промысел – рыбный. Пока можно было бить китов, жители, вероятно, и не думали о мелкой рыбе. Быть может, такая рыба, запуганная стаями китов, и не подходила к берегу. То же самое мы можем сказать и о моржах. Отер, говоря о Норвегии, ни словом не упоминает ни о рыбной ловле, ни о моржах, ни о птицах, между тем как вся время своего пути про прибрежью Ледовитого океана он то и дело натыкается на хижины птицеловов, рыбаков и охотников. За то в Эгильсаге ловля трески и сельди, собирание яиц и охота за моржами считается уже главным занятием галогаландца. Эгильсага описывает условия жизни в Галогаланде, установившиеся спустя несколько столетий после Отера, когда киты уже перестали подплывать к норвежским берегам. Перемена эта объясняет нам и другое интересное обстоятельство. Отер довольствуется тем, что охотится в окрестностях Биармаланда. Когда в самой Норвегии началась охота на моржей, то ездить для этого в Биармаланд было уже незачем. Тогда-то естественно и должна была выдвинуться новая цель таких поездок: теперь в Биармаланд ездят уже не на охоту, а грабить. Такой характер носит уже поездка Одда. О том, чтобы Одд там охотился, нет и помину. Ни о каких насилиях над финами у Отера не сказано ни слова; он не вступает во враждебные отношения с биармийцами; он не подымается вверх по реке, потому что боится их нападения. Когда же мы обращаемся к Одду, мы видим, что спутники его немилосердно грабят в Финмарке, а в Биармаланде уже происходит настоящая битва. Теперь возьмем еще одну подробность из редакции M. саги. Когда биармийцы с виночерпием во главе нападают на Одда, он сперва соглашается вступить в торг с биармийцами и просит их дать им только дойти до кораблей, но узнав, что они имеют в виду приобрести оружие, решительно отказывается от всяких сношений. Очевидно, Одду не хотелось продавать биармийцам оружия только потому, чтобы они не стали оказывать сопротивления норманам, заходившим на берега Двины. Вместе с тем мы можем предположить, что в первое время норманны доставляли им и оружие, но что потом сказались неудобства этой торговли. Вскоре после своего открытия Отер опять едет в Биармаланд – "интересуясь природой этой страны, а также и из-за моржей" (toeacan pæs lands sceawunge for dæm horshwælum). Быть может это выражение говорит об интересе более реально; быть может Отер знакомился с природой страны как охотник.
Главным богатством Отера был домашний скот: у него было 600 оленей, из них 6 служили приманкой для диких и очень высоко ценились у финов; кроме того 20 штук рогатого скота, 20 овец и 20 свиней. Чем дальше подвигалась вперед норвежская колонизация, тем дальше на север отступали и оленьи стада. Они были как бы признаком лапландской культуры. Недаром Отер заявляет, что он был самым северным норманом из живших на севере. Поэтому его хозяйство и носило лапландский характер. Мы понимаем также. почему в сагах нет ни слова об оленях у норманов. Что касается земледелия в Норвегии, то оно всюду, но в особенности в Галогаланде не может за отсутствием удобной земли процветать теперь. "Та земля, пишет король, которая годится для пастбища и обработки, лежит у моря и все-таки она вся в скалах". И Отер поэтому пахал немного, сколько понадобится, для обихода. Весьма значительный доход Отеру давали подати, которые платили ему лапландцы. Состояли они из мехов, из пуха, рыбьей кости и канатов, сделанных из китовой и моржевой кожи. Все это на Орвар-Оддсаге не оставило ни следа. Мне кажется, что труднее всего было бы забыть сбор дани, если только вообще Одд (= Оттер) этим занимался. Отер мог подметить, что фины и биармийцы говорят почти на одном и том же языке; но Одд не понимает ни звука из разговора биармийцев. Объясняется это, вероятно, тем, что Отер вполне владел "финским" т.е. лапландским языком, так как получая от "финов" подати, он должен был, конечно, быть с ними в общении. Одд, выросший в Беруриоде, почти на юге Норвегии, не имел случая познакомиться с "финским" языком, а поэтому не мог понять и речи биармийцев.
Кроме того, некоторые подробности показывают, что сага имеет в виду время, когда земледелие получило уже перевес над скотоводством. Ингиальд расспрашивает вещунью прежде всего о погоде, о годовом урожае6; это могло интересовать, конечно, только землепашца. Колдунья предсказывает ему, что он до старости будет жить в Беруриоде, пользуясь общим уважением и в большем почете, и не только он сам, но и его друзья7. Это желание управлять имением до глубокой старости, это стремление установить за собой путем признания патриархальных отношений известный авторитет, могло быть идеалом только земледельческого общества, оно не могло сложиться у китоловов или скотоводов. Мы читаем, что Лоптгена получила в наследство от отца несметные богатства землями и чистыми деньгами8, и далее мы читаем, что Одд перед смертью распоряжаясь своим имуществом, говорит: "хотя остров (Рафниста) и мал, но все же я хочу установить, кто чем должен владеть"9. Отсюда видно, что оставляемое Оддом наследство заключалось в земельных участках. Как ни скудны эти указания, тем не менее, они свидетельствуют о том, что условия жизни, которую изображал составитель Орвар-Оддсаги, расходятся с той обстановкой, в которой жил Отер10.
Итак, записку короля и историческую основу саги приходится отнести к различным эпохам сношений норманнов с Биармаландом. Отер – предприимчивый мореплаватель; открывая новые пути, он охотится в окрестностях Биармаланда; он посещает этот край и вторично, но тоже с мирными намерениями. Одд же едет с целью грабежа; его экспедиция подготовлена с большим вниманием; у него уже несколько кораблей. Возможно, что Отер привозил биармийцам и оружие, чего ни в каком случае не стал бы делать Одд. Стало быть во времена Одда между норманами и биармийцами уже происходили враждебные столкновения, а потому нам нечего удивляться, что Одд нашел у биармийцев пленного норвежца. Одд стал героем последующего предания, но уже не в образе мирного мореплавателя, а в виде настоящего викинга. Об Отере же устных традиций мы не нашли.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Skandinavska Litteratursällskapets Skrifter, т. XI; также Saml. Afhanl.
2. Dahlmann, Forschungen I, стр. 403-56.
3. Sjögren, Gesamm. Schriften I.
4. Afnf. VIII, стр. 139.
5. Schilling, König Ælfreds angelsächsische Bearbeitung der Weltgeschichte des Orosius, стр. 56 сл.
6. Ingjaldr búandi spurdi þá fyrst um veðráttu ok vetr. L, стр. 135.
7. þú skalt búa a Berurjóðri með mikilli virðingu til elli. Má þér þat vera mikill vegr ok öllum þinum vinum. L, стр. 138.
8. úgrynni fjar i jörðum ok lausum penningum. L, стр. 39.
9. eyin er litils verð þó vil ek ráða hverr hafa skal. L, стр. 1919.
10. В связи с этим я позволю себе устранить недоразумение, вкравшееся в перевод Балобановой: в нем fé и fjár переводятся словом "скот". Даже такие выражения, как gripir и lausir penningar, переданы словами: много драгоценностей и скота (стр. 118). Но это неверно; в сагах fé означает только богатство в общем смысле этого слова, а связь с первоначальным значением здесь уже утрачена (сл. перебой значения того же корня в латинском языке: pecus > pecunia). Если составитель саги желал указать, из чего слагалось богатство, то он прибавлял, как мы уже видели, i jörðum = землями, или же говорил о ganganda fé = об идущем на ногах богатстве, то есть о скоте. Но характерно то, что в Орвар-Оддсаге не встречается ни разу упоминания о домашних животных, исключая коня Факси. |
|
