|
Из рассказа о путешествии короля Горма исландскому преданию следует приписать следующие черты в описании царства мертвых:
1) Река, отделяющая царство мертвых от мира живых; золотой мост, ведущий через эту реку; перевозчик – Годмунд.
2) Опасные яства и плоды Годмунда; дочери его и их роковые ласки.
3) Город Герута, окруженный высокой стеной; у ворот – псы.
4) Чудовища, сперва неподвижные, потом оживающие.
5) Старик и три женщины.
6) Драгоценности.
Особый рассказ о Торкиле отчасти прибавляет новые черты к этому описанию, отчасти повторяет старые. Горм был заброшен бурей к неизвестному берегу; оттуда великаны даруют ему попутный ветер. Так же и Торкиль попадает сперва в неизвестный край и тут он расспрашивает двух великанов, которые указывают, куда ему ехать. Прибыв к месту назначения, Торкиль находит отверстие в скале, разводит огонь – opportunum contra dæmones tutamentum, и просит часть товарищей сторожить вход. Нагибаясь, он с остальными пробирается через узкий ход. В одном помещении они видят духов, сидящих на железных скамьях, – повторение черты из рассказа о Горме. Далее, река, текущая тихо и спокойно по чистому песочному руслу. Спустившись дальше в пещеру, они попадают в черный, грязный чертог. Здесь находился Локи; он был скован тяжелыми цепями по рукам и ногам. Общими силами они вырывают у него волос со щеки. Локи сам не обращает никакого внимания на это, но вокруг него все зашевелилось – это были змеи, ползающие везде. Змеи преследовали их до самого выхода, оплевывая их своим смертельным ядом. Только пять человек спаслось; остальные погибли. Теперь ясно, что и в рассказе о Горме змеи, ползающие по полу, не только должны служить признаком господствующей там нечистоты, но представляют собой остатки более существенной черты. Уже раньше1 нам приходилось ссылаться на Конрадсагу, которая построена на излюбленном легендарном мотиве о добывании драгоценностей из вавилонского царства. И тут весь город наполнен змеями; но они лежат совершенно тихо, пока никто не трогает драгоценностей. При первой же попытке присвоить себе какую-нибудь вещь, раздается страшный шум, распространяется невыносимое зловоние и змеи все набрасываются на грабителя.
Перед нами две версии: по одной путешественники хотят похитить драгоценности; по другой они вытаскивают волос из бороды Локи. Не только аналогия с Конрадсагой, Стурлаугсагой и Босасагой доказывает, что первая версия – первоначальная. Вторая версия кроме того указывает на тип сказок, в которых герой отправляется в ад за волоском черта. Но как раз в рассказе о Торкиле, Саксону было важно подчеркнуть аналогию Локи с чертом. Что касается Локи, то его положение у Саксона вполне отвечает исландским источникам. В песне Волуспо есть намек на то, что он где-то находится связанным:
Hapt sá hón liggia
undir Hueralundi
lægiarns líki
Loka áþekkian
(строфа 35).
Снорри2 рассказывает нам подробно о том, как асы ловили Локи и посадили его в пещеру между камнями; они связали его кишками его сына, кишки же вскоре превратились в железные. В исландском рассказе Саксон нашел и упоминание о змее, который сидел над самой головой Локи, так что яд из его пасти капал тому прямо в лицо. Вероятно этот миф является уже отголоском христианских учений о дьяволе и аде. Во всяком случае Саксон в данном месте смотрел на Локи как на антихриста и поэтому воспользовался вышеприведенным мифом. Но кроме того Локи несомненно был связан с отдаленнейшим севером. Здесь скандинав помещал царство мертвых – útgarđr; а властелином этого царства впоследствии стал Локи, получивший поэтому прозвище Утгардалоки. Когда я излагал эти взгляды в первой главе3, я упустил наиболее подходящую для нашего толкования этимологию от глагола lúka = "закрывать", по которой Локи был бы олицетворением смерти, закрывателем жизни. Но, понятно, Локи в Утгарде не мог быть связанным. Это – комбинация Саксона, которой противоречит свидетельство Волуспо; тут связанный Локи находится в лесу – Hueralundr. В Утгарде же Локи был царем, каким он и является в другом рассказе Снорри, к которому мы еще вернемся.
Раз поездка Торкиля была направлена в царство мертвых, то и другие подробности приобретают для нас особый интерес. Когда Горм спрашивает Торкиля, кто этот старик и три женщины, то исландец объясняет ему, что Тор, раздраженный грубостью великана, запустил в грудь Герута раскаленным железным клином. Пройдя через тело, этот клин рассек вместе с тем и стену горы, которая вся задрожала. Женщины же пытавшиеся нанести Тору вред, были поражены сверкающей молнией и тело их изувечено переломом спинного хребта4. Саксон тут передает миф о Геруте = Geirröđr с теми же подробностями, как и Снорри. Нисколько не противореча Мейеру5, который придает этому мифу метеорологическое значение, мы тем не менее считаем нужным отметить факт приурочения его к царству мертвых. У Саксона в плену два мифических существа: Локи и Герут; из них только последний находился в оригинальном исландском рассказе.
В то время как описание города Герута и той обстановки, в которой находят Локи, а равно и рассказы о великанах вполне подходят к общим понятиям скандинава о севере, характеристика Годмунда и его владений представляет собой резкий контраст ко всей арктической природе. Неоднократно Саксон указывает на отсутствие здесь всякой растительности, между тем у Годмунда раскошный сад с вкусными плодами. Ни Саксон, ни саги не щадят красок при описании безобразного вида туземцев, дочери Годмунда – писанные красавицы. Наконец, Годмунд сам отличается приветливостью и предупредительностью. Его владение называется Glæsisvellir; это выражение я сопоставляю с "стеклянной" горой – Glasberg немецких сказок. Несомненно, "стеклянный" здесь означает блестящий, как стекло, красивый, очаровательный. Я позволю себе следующее сравнение: в немецких сказках чередуются понятия Glasberg и Rosenberg; да не будет рискованно связать Glæsisvellir с Rosengarten’ом средненемецкого эпоса!
Особое место занимает рассказ Саксона о посещении Гаддингом царства мертвых в том отношении, что он спускается вниз под землю. Рюдберг6 пытается даже доказать, что о стране великанов вообще существовало два мнения: по одному она помещалась на севере, по другому под землею. Но выше7 мы высказали мысль, что рассказ этот у Саксона перепутан: посещение царства мертвых несомненно связано с походом Гаддинга в Биармаланд. Мысль же о том, что Гаддинг спускается вниз под землю, могла зародиться под влиянием мотива о женщине, появляющейся неожиданно из земли. В остальном же рассказ о Гаддинге вполне подтверждает все представления о царстве мертвых. Сперва им пришлось проникнуть через облако густого пара8. Город Герута также сравнивается с облаком дыма – vaporanti maxime nubi simile. Отсюда название – Niflhel и Niflheimr, образованное из nifl = туман. Далее они спускаются по ступеням, разрушенным от постоянной по ним ходьбы. В помещении, в которое они входят, сидят почтенные люди в пурпуровых мантиях. Это вероятно вариант к чудовищам, прикованным к железным скамьям. Затем они выходят на поле, согреваемое солнцем, где старуха посреди зимы собрала омег9. Эти солнечные поля – loca aprica вполне соответствуют "стеклянным" полям Годмунда; здесь продолжается беспрерывное лето; здесь цветет ядовитый омег, дарующий людям забвение и смерть. Ведь и спутники Торкиля не должны есть ничего у Годмунда, иначе они могут потерять рассудок. Далее следует река, быстро катящая свои свинцово-грязные воды; в ней неслись по течению оружия различного рода: через самую реку же вел мост10. На оружия имеется указание в 36-ой строфе Волуспо:
A' fell austan
um eitrdala
söxom ok suerþom,
Slíþr heitir su.
Комментаторы Эдды11 думают, что "ядовитые" долины – eitrdala – следует понимать как "холодные" долины, так как мороз может причинить боль не хуже яда. Но это объяснение кажется мне натянутым, тем более что я мог предложить более простое толкование: в долинах царства мертвых растет омег и вообще растения и плоды, причиняющие людям вред, и поэтому эти долины могли называться ядовитыми. Вместе с тем устраняется и та догадка, что мечи, плавающие в реке, указывают на "режущий" холод ее вод12. Но даже для Волуспо такая образность явилась бы слишком смелой аллегорией. Оружия я понимаю в буквальном смысле и думаю, что они должны были мешать переходу реки вброд.
Перешедши через мост, они увидели, как два войска сражались друг с другом. На вопрос Гаддинга женщина пояснила ему, что воины суть павшие в бою герои, которые и после своей смерти продолжают то дело, из-за которого лишились жизни на земле13. И эта подробность заимствована Саксоном из Исландии. Только в исландской мифологии павшие в бою – einherjar становятся под особое покровительство Одина и попадают в Валгаллу14. В одной эддической песне15 описывается также, как они каждый день выходят на бой, ищут повод к сражению, а затем уезжают с поля брани и примиренные сидят весело вместе.
Наконец они дошли до забора, который преграждал им дальнейший путь. Женщина попробовала перепрыгнуть через него, но несмотря на легкость и сухость ее тела, эта попытка ей не удалась16. Тогда она взяла петуха, свернула ему голову и бросила ее через ограду. Вскоре оттуда послышалось пение петуха в знак того, что оторванная голова ожила. Забор, окружавший царство мертвых, попадается и в рассказе о Горме, где моряки при помощи лестниц перелезают через него. В позднейших средневековых, немецких и других рассказах рай отделен от остального мира высокой горой и стеной17. Но это представление о "райской" стене могло восходить к глубокой древности. Она упоминается уже у Прокопия, который, как мы уже указывали18, приурочивал царство мертвых к Британии. Там будто бы уже издревле выстроена стена, которая отделяет большую часть острова. По ту сторону стены так и кишит змеями. Если бы человек перелез эту стену, то он не мог бы жить там и получаса; он вскоре умер бы от смрадного воздуха; то же самое случилось бы с животными19. Правда, тут за стеной помещается отнюдь не рай, а какой-то ад, но разве эта картина не вполне схожа с описанием Саксона?
Таким образом мы доказали, как рассказ Саксона и в подробностях зависит от исландской традиции. Внимание заслуживает также прозвище Торкиля – ađalfari, которое сохранилось даже в средневековой норвежской балладе, в которой выступает Torkild Adelfar. В производных словах ađal усиливает значение главной части, так adalskali = главная комната, а ađalfari = знаменитейший путешественник. Невольно при этом припоминается прозвище Одда – vidfórli.
Примечания
1. См. выше, стр. 306.
2. Стр. 79-80.
3. См. выше, стр. 3-4.
4. Thorkillus qui probe rerum causas noverat docet Thor divum gigantean quondam insolentia lacessitum per obluctantis Geruthi præcordia torridam egisse chalybem eademque ulterius lapsa convulsi montis latera pertudisse fœminas vero vi fulminum tactas infracti corporis damno eiusdem niminis attentati pœnas pependisse firmabat. Стр. 426.
5. Myth. d. Germ., стр. 232.
6. Undersökningar, т. I, стр. 249.
7. Стр.
8. Primum igitur vapidæ cuiusdam caliginis nubilum penetrantes… Saxo, стр. 51.
9. Loca demum aprica subeunt quæ delata a fœmina gramina protulerunt.
10. Progessique præcipitis lapsus ac iiventis aquæ fluvium diversi generis tela rapido volumine detorquentem eundemque ponte meabilem factum offendunt.
11. Edda, т. II, стр. 49.
12. Там же, стр. 50.
13. Quo pertransito binas acies mutuis viribus concurrere contemplantur; quarum conditionem a fœmina percentænte Hadingo, ii sunt, inquit, qui ferro in necem acti, cladis suæ speciem continuo protestantur exemplo præsentique spectaculo præteritæ vitæ facinus æmulantur.
14. Hann (т. е. Odinn) heitir ok Valföđr, því at hans óskasynir eru allir, þeir er í val falla; þeim skipar hann Valhöll ok Vingólf ok heita þeir þá einherjar. – Snorre, стр. 28 и 86. Сл. также Grímnismál, строфу 24.
15. Vafþrúþnismál, строфа 41:
Allir einheriar
Oþins túnom í
högguaz huerian dag.
ual þeir Kiósa
ok ríþa uégi frá,
sitia meirr um sáttir saman.
16. Prodeuntibus murus aditu transcensuque difficilis obsistebat; quem fœmina nequicquam transilire conata, cum ne corrugati quidem corporis exilitate profueret.
17. Сл. Веселовский, Разыскания, выпуск VI, стр. 95.
18. Стр. 13.
19. Έν ταύτη δη τη Βριττα νηαω τείχος έδειμαντο μαxρόν οί πάλαι άνθρωποι, δίχα τέμνον αύτης πολλην τινα μοίραν, ότι η γη xαί τάλλα πάντα ούχ όμοιως έφ έxατερά έστι… προς δύοντα δέ πάν τούναντιον ώστε άμέλει άνθρώπω μέν ούδέ ήμιώριον δυνατόν έστιν ένταύθα βιώναι, έχις δέ xαι όφεις άναριθμητοι xαι άλλων θηριων παντο όαπά γένη διαxεxλήρωτι τόν χώρον έxείνύ. Και τό δή παραλογώτατον οι έπιχώριοι λέγουσιν ώς εί τις άνθρωπος τό τείχος άμειψας έπι θάτερα ίοι, εύθυωρόν θνήαxει, το λοιμώδες τών έxειντ άέρων ώς ήxιστα φέρων, τοις ε θηριοις ένθάδε ιοώσιν ό θάρατος εύθύς ύπααντιάςων έxδέχεται. Издание Компаретти, т. III, стр. 155-6.
|
|
