|
1
Недалеко от Вика жил некий Торир; у него было два сына – Гельги и Торстейн. Торир был в хороших отношениях с королем Олафом. Летом братья отправились к финнам продавать масло и сало. После прибыльной торговли они к концу лета возвращались домой из Финмарка. Однажды они остановились у мыса Vímund, который покрыт был весьма хорошим лесом. Все вышли на берег, но Гельги углубился дальше других в чащу леса; спустилась такая тьма, что он не находил дороги обратно к кораблям. Когда спустилась ночь, Гельги увидел 12 женщин, едущих верхом не красных конях и в красной одежде. Сбруя блистала золотом. Среди них одна выдавалась замечательной красотой, а другие, казалось, прислуживали ей. Они соскочили с коней и разложили богатый шатер. Затем они принялись пировать. Вдруг главная из них подозвала Гельги и пригласила его принять участие в их веселье. Она представила себе, как Ингибиоргу, дочь Годмунда из Glæsisvellir. Гельги проводит с ней три ночи. При расставании Ингибиорга дарит ему два ларца, один наполнен серебром, другой – золотом; при этом она просит его никому ничего не говорить. Затем женщины уезжают, а Гельги возвращается к кораблям. Радостно встреченный своими товарищами, Гельги счастливо приезжает домой к отцу, но относительно происхождения своих богатств хранит упорное молчание. Во время праздника иола разражается сильная буря. Оба брата отправляются к кораблю, но вдруг при сильном раскате грома подъезжают два всадника и увозят Гельги. Отец его отправился к королю Олафу и рассказав ему о случившемся, попросил его навести справки о пропавшем сыне. Через год опять во время иола во дворец Олафа входят три мужа; в одном из них узнают Гельги, двое остальных никому не известны. На вопрос короля они оба называют себя Гримом2. Они передают от имени Годмунда привет и два рога, оправленных в золото, в виде подарка. Король велел наполнить рога хорошим напитком и поднести обоим Гримам после того, как епископ благословил питье. Гримы же были обижены благословением. Они вылили питье на пол и потушили огонь. Король велел своим мужьям встать и восстановить порядок. Когда вновь осветили палату, то незнакомцев и Гельги уже больше не оказалось, на полу же лежало трое убитых и рога. Местность, по которой таинственные гости удалились на восток, была прозвана "Ущельем Гримов" – Grímaskarđ. Проходит год. Наступает обычный праздник иола. Король со своим двором молится в церкви. Тогда в дверях церкви показываются три мужа. Двое из них тотчас же скрываются, крикнув следующее: "Вот мы тебе привезли Gretti3, король! Никому неизвестно, когда тебе придется умереть". Третий муж, оставшийся на месте, оказался Гельги, но он был слепым на оба глаза. Тут только Гельги рассказывает о своем приключении в лесу. Всадники, увезшие его, были те же незнакомцы, с которыми он впоследствии являлся к Олафу. Молитвы Олафа тронули Годмунда так, что он решил отпустить Гельги4. При прощании Ингибиорга вырвала ему оба глаза.
Не одно имя Гомунда и местонахождение его царства по соседству с Финмарком связывает этот рассказ с сагой о Торстейне. Как во всех преданиях о крайнем севере, Гельги и здесь добывает несметные богатства. Уже Адам Бременский засвидетельствовал нам древность этой черты. Его фризские мореплаватели увидели на неизвестном им острове множество золотых сосудов и изделия из тех металлов, которые среди людей считаются весьма редкими и дорогими5. Они взяли с собой, сколько могли, но раньше, чем они достигли кораблей, их нагнали великаны и чудовищные собаки, которые растерзали одного моряка. Редко какой рассказ о северных краях забывает упомянуть об этих баснословных богатствах. Иногда сокровища добываются из пещеры великана; иногда, их находят в храме или у истукана Йомалы, как, например, в Босасаге. Когда скандинавы открыли курган, который описывается в Орвар-Оддсаге6, то традиционная черта была оправдана обстановкой. В связи с этими представлениями о сокровищах севера находится и описание тех роскошных условий жизни, в которых пребывает Годмунд и его ближние. Его и его дочь сопровождает многочисленная свита; все одеты замечательно богато, даже сбруя лошадей блистает золотом. При таких средствах и жизнь должна протекать беззаботно, весело. Когда спрашивают Гельги, как ему жилось у Годмунда, он отвечает, что никогда он не чувствовал себя так хорошо, как там7.
Нахождение красавицы на далеком севере также входило в план сказаний о Биармаланде. Правда, Лейда, сестра Годмунда, должна стать женой Боси и он дважды увозит ее в Норвегию. Также и Эдда и Eđny, дочери Гарека, короля Биармаланда, становятся добродетельными супругами. Но Ингибиорга, дочь Годмунда, держит Гельги, как бы в плену у себя, и когда он решил покинуть ее, она выкалывает ему оба глаза. Эти отношения напоминают нам рассказ Саксона о дочерях Годмунда, которых Торкиль советует остерегаться. Букки, который решился жениться на одной из дочерей Годмунда, тотчас же был охвачен каким-то недугом и потерял всякую память о прошлом; лишившись самообладания, он подпал под гнусное иго своей чувствительности8. Матросы, пустившиеся на ухаживание за прислужницами, тотчас же сошли с ума9.
Торкиль, возвратившись в Данию, становится верующим христианином и полным презрения к языческим богам. Это приурочение к моменту введения христианства является характерной чертой разбираемого типа сказаний о крайнем севере. Так и Торстейн, и Гельги состоят на службе у короля Олафа, с воцарением которого христианство становится государственной религией в Норвегии. Когда Торстейн переселяется окончательно на север, король неоднократно увещевает его, остаться преданным своей вере10. Очевидно, страны севера считались чисто языческими, почему трудно было сохранить в них чистоту своей веры. Вспомним также, как Торстейн избавился от Агди, защищаясь крестным знаменем. Эта разница религий подчеркивается и в рассказе о Гельги, особенно в том месте, где посланники Годмунда отказываются пить из освященного рога11. Несмотря на хороший отзыв, который Гельги дает о житье-бытье Годмунда, все-таки все рады, что он освободился из рук чудовищ12.
Итак, рассказ о Гельги, сыне Торира, не случайная выдумка, а принадлежит к совершенно определенному кругу сказаний, наравне с рассказами о Торкиле и Торстейне. Благодаря этому внутреннему родству, вероятно, и состоялось вторжение одного мотива в сагу о Торстейне. Уже выше мы отметили параллелизм между "белыми" кубками и "добрым Гримом" в саге. Этот "добрый Грим" то служит кубком, то обладает человеческими способностями. Но эту непонятную двойственность мотива мы еще ярче наблюдаем в рассказе о Гельги. Тут не только посланники Годмунда, но и сами кубки, которые они приносят в подарок Олафу, называются Гримами. Когда король спросил, как их зовут, они назвались Гримами13. Когда они выпивают, то прямо говорится – þá taka Grímar viđ hornunum14. Наряду с этими выражениями, которые не оставляют никакого сомнения в том, что посланники назывались Гримами, это же самое наименование приписывается рогам-кубкам: Ср. konúngr lætr fylla hornin Gríma af góđum drykk; þar liggja hornin Grímar á gólfina…; konúngr lét varđveita hornin Gríma ok af drekka ok dugir þat vel15. Тем не менее, рога в рассказе о Гельги всегда остаются рогами, а посланники – посланниками. Правильность нашего наблюдения подтверждается еще следующим местом из рассказа о Норнагесте: Svá segja menn? at Gestr þessi kæmi á þriđja ári ríkis O'lafs konúngs; á því ári komu ok til hans tveir menn er Grímar hétu, ok voru sendir af Gođmundi af Glæsisvöllum; þeir færđu konúngi horn tvö, er Gođmundr gaf honum; þau kölludu þeir ok Gríma16. Таким образом, приезд обоих Гримов к королю Олафу относился бы к 998 году, но понятно, это приурочение лишено всякого значения. В саге о Торстейне оба понятия – рог Грим и посланник Грим – уже спутались и получился прямо непонятный образ. В саге этому кубку оказывают религиозные почести и падают пред ним на колени17. Я думаю, что кубки, которые окружаются каким-то культом, понимаются как символы христианской веры и присущи поэтому рассказам об Олафе. Кроме уже известных нам рогов, Олаф обладал еще другими18. В предания о крайнем севере они, может быть, и попали только благодаря приурочению этих рассказов к королю Олафу.
Примечания
1. Fms. т. III, стр. 135-141.
2. Hvortveggi Kveđst Grímr heita…
3. При чем тут это название, осталось для меня загадкой.
4. Fyrir bœnir yđrar lét hann mik lausan…
5. Pro quorum foribus infinita iacebat copia vasorum aureorum et eiusmodi matallorum, quae rara mortalibus et preciosa putantur. Кн. IV, гл. 40, стр. 188.
6. См. выше, стр. 119 сл.
7. Allgott ok hvergi hefir mér betra þott. Fms. т. III, 140.
8. Unam e filiabus ejus irrevocabili amore complexus, exitii sui connubium impetravit, moxque repentio verticis circuitu actus pristinum memoriæ habitum perdidit. Saxo, стр. 428.
9. Quippe post id factum parum animo constitisse traduntur. Saxo, стр. 424.
10. Konúngr bađ hann halda trú sína vel. Fms. III, стр. 196 и 198.
11. Þeir Grímar höfdu eigi náttúru til at drekka þann drykk, er þér létut signa. Fms. III, стр. 138 и 140.
12. Þakkađi hann honum vel, er sonr hans var aptr Kominn or trölla höndum. Fms. III, стр. 141.
13. Konúngr spurđi þá at nafni, en hvortveggi Kveđst Grímr heita. Стр. 138.
14. Стр. 138.
15. Стр. 138 и 139.
16. Fas. т. I, стр. 315.
17. Allir stóđu upp ok féllu á kné fyrir honum. Стр. 191.
18. Например – Hýrníngar, Fas. III, стр. 138.
|
|
