|
Между рассказами о Торкиле и Торстейне и мифами о Торе мы нашли теснейшую связь. Это наблюдение приводит нас к заключению, что Торкиль = Торстейн = Тор одно и то же лицо, хотя и под разными, но похожими именами. Когда коренным образом изменился характер мифа, в данном случае, когда Тор был приурочен к Олафу resp. Горму и стал как бы представителем христианства, то естественно было назвать его как-нибудь иначе для отличия от тех мифов, в которых Тор все еще оставался языческим божеством. Так как этим последним мифам грозила другая опасность – переработка со стороны скальдов, то мы иногда в рассказах о Торкиле и Торстейне находили черты более древние, чем в мифах о Торе. Даже Гельги как будто выдает свое родство с Тором: его брат – Торстейн, а отец – Торир; последнее имя Норен1 производит от Þorgeirr.
Таким образом, мы приобрели право выделить ряд мифов о Торе, в которых бог этот совершает поездку в царство мертвых. Правда, основной смысл многих мифов затемнился, потому что духи мертвых были заменены другими жителями крайнего севера – великанами. Один из новейших исследователей, Сконинг2 прямо склонен отождествить тех и других, считая великанов первоначально демонами смерти, которые истребляют, съедают трупы. Так он объясняет происхождение названия jotunn от глагола eta – есть. Во всяком случае многие скандинавские мифы еще сохранили следы посещения царства мертвых. Кроме разнообразных выше мифов о Геруте = Geirröđr и Годмунде я укажу еще на некоторые подробности, которые при помощи нового могут быть истолкованы совсем иначе, чем это делалось до сих пор.
В эддической песне Hárbardsljóđ таинственный перевозчик, в котором одни ученые видят Локи, другие – Одина, сообщает Тору, что скончалась его мать – dauþ hygg ek at þín móþir sé. Комментаторы3 объясняют это место, как риторическую фразу в том смысле, что у Тора такой несчастный вид, как будто бы скончалась его мать. Правда, нигде в другом мифе не упоминается о смерти Фиоргины, но таких пробелов в наших мифологических источниках бесчисленное множество. Уланд4 видит здесь аллегорию: мать Тора = земля – скончалась, т. е. опустошена войной, олицетворением которой является Один = Hárbarđr. В конце песни перевозчик, отказавшись переправить Тора, советует ему идти пешком до самого uerland. Это определение для нас совершенно загадочно; ни одно из предложенных толкований не дает нам определения, ни verland = Männerland, ни Virland = Эстляндия. "Там, продолжает Гарбард, Фиоргина встретит своего сына и укажет ему дорогу в страну Одина"5. Из другого места нашей песни явствует, что нам следует понимать под "страной Одина". "Один, говорится там, владеет всеми ярлами, павшими на поле брани, Тор же рабами"6, которые не носят оружия, не участвуют в бою и вследствие этого умирают естественной смертью. Итак, страна Одина – царство мертвых. Тогда для нас ясна вся ситуация. Тор хочет пробраться в царство мертвых и доходит уже до реки, отделяющей эту область от обитаемой простыми смертными земли. Перевозчик отказывается перевести Тора на лодке и советует ему идти до известного места, где он встретит свою умершую мать, проживающую в царстве мертвых. Она же укажет ему дальнейший путь – в страну Одина. В другом мифе рассказывается, как Тор пытался перейти названную реку (или пролив) вброд. При этом он чуть не утонул и только с трудом выбрался на берег, схватившись за куст7. Наученный горьким опытом, Тор отказывается от перехождения реки вброд. На это намекает строфа 14 нашей песни8:
Harm liótan mér þikkir í þuí at uaþa
um uáginn til þín
ok uáeta ögur mínn.
Перехожу к другому примеру. Когда Горм пожелал перейти по золотому мосту, ведущему через реку в царство мертвых, Годмунд останавливает его с объяснением, что до сих пор ни одна человеческая нога не была на этом мосту9. Когда после смерти Бальдера Гермод едет в царство мертвых, то сторожащая на мосту женщина замечает: "вчера тут проехало пять тысяч мертвецов, но мост тогда менее дрожал, чем теперь под тобою; очевидно, ты не умерший; что же ты стремишься в царство мертвых?"10 Думаю, что живым вообще запрещено было ездить по мосту; если же кто-нибудь решался на этот поступок, то сейчас же сторожа узнавали его по тому шуму, который поднимался от живого существа, в то время как мертвые шли по мосту неслышно. И вот эта черта отразилась странным образом в песне о Скирнире. Когда последний приехал в страну великанов, Герда спрашивает: "что это за шум, раздающийся по всему дому? Дрожит земля, и трясется весь двор Гимира"11. Мне кажется, что в этом шуме она видит характерный признак, по которому живых отличали от мертвых. В связи с этим ставится вопрос: hvárt ert þú feigr eþa ertu fram genginn12? Деттер и Гейнцель13 объясняют это место так: du hast wol kein Leben mehr zu verlieren? Йонсон переводит: er du dödsens eller mâske en genganger? Точнее всего толкование Сконинга14: er du bestæmt til döden eller er du (allerede) död? Итак, миф о сватовстве Скирнира попал в неподходящую для сюжета обстановку царства мертвых, и, может быть, сюда относятся еще и другие подробности, как, например, заколдованный огонь = vafrlogi и злые псы15.
По мере того, как христианские легендарные представления стали проникать на север, мифы о царстве мертвых подвергались коренному изменению. Уже выше мы отметили некоторую параллель между Герраудом и Утгардалоки, во-первых, у Саксона16, во-вторых, в саге о Торстейне и у Снорри17. Мне кажется, что Геррауда следует признать первоначальным героем этого сказания, главным эпизодом которого является бросание друг в друга (раскаленным) железом. Ведь на это указывает имя его Geirröđr = Geermann, как переводит Элард Мейер, словом – метатель, стрелок. Значение это нисколько не меняется, если принять даже этимологию Норена18 от *Geirfröđr. Далее, если Локи и имел известную связь с lúka = заканчивать, то эта связь ощущалась лишь смутно и во всяком случае образ его никогда не обличал в нем демона смерти. Под влиянием же христианских представлений создается тип Утгардалоки, который начинает вытеснять Геррауда. С другой стороны, ужасы царства мертвых бледнеют, отчасти же переносятся в страну великанов, как мы это заметили в песне о Скирнире. Загробный мир превращается все более в христианский рай, loca aprica, Glæsisvellir, где царствует Gođmundr, божественный – как гласит его имя, piissimus protector – как называет его Саксон. И теперь мы также поняли, почему рассказы о Годмунде приурочены ко времени введения христианства. Утгардалоки и Годмунд, а с ними и Торкиль, Торстейн и Гельги, сын Торира, представители более поздней мифогонии, образовавшейся под влиянием христианских представлений. В этом направлении можно было идти гораздо дальше, пока не терялась всякая связь со старинной мифологической традицией. Рассказ о Гельги еще вращался около мотивов, нам хорошо известных из других вполне языческих преданий. Но можно указать и на рассказы, в которых от древней традиции не осталось почти ни следа. Таков, например, þáttr þorsteins skelks19.
Исландец Торстейн, сын Торкиля, приезжает в гости к королю Олафу. Ночью после пиршества ему захотелось выйти и здесь он встретился с чертом – púki. Он спрашивает его, кто лучше всех и кто хуже всех переносит страдания в аду. Узнав, что Старкад громко вопит в аду, он просит черта закричать так, как кричит Старкад. Крики черта все усиливаются; наконец Торстейн падает без памяти. Но черт не причиняет ему никакого вреда. На другое утро король награждает Торстейна за его храбрость. Если бы не имена, обнаруживающие явную связь с Тором, если бы не приурочение ко двору Олафа и противопоставление Торстейна черту, напоминающее нам Торкиля и Утгардалоки и пр., этот рассказ совершенно висел бы в воздухе? Теперь мы обязаны видеть в нем весьма смутное отражение древней темы, встречи живого существа с представителем царства мертвых.
Годмунд упоминается еще в Герварарсаге (ред. H.). В вступлении определяется мифологическое его значение, как властителя рая, как божества, которому люди приносят жертвы. Но в дальнейшем эта роль совсем забыта. Мы узнаем только, что он играл в шахматы20. Нам уже приходилось говорить о том, что возможность без помехи отдаться этому невинному развлечению служит признаком блаженного состояния21. Но этим исчерпывается все, что составитель саги счел возможным вплести в свой рассказ из мифологии.
Самую позднюю формацию сказания о царстве мертвых мы видим в саге о путешественнике Эйрике – saga Ereks vídförla22. Здесь и не только сильнее подчеркивается христианское влияние, но и само царство мертвых переносится на юг. К уже известным нам областям присоединяется новое понятие, обнаруживающее самым наглядным образом свое христианское происхождение, а именно, "поле бессмертия" – O'dáinsakur. Оно упоминается и в Герварарсаге и доказывает, сколь позднего происхождения эпизод о Годмунде в этой саге. "Кто туда попадет, объясняет составитель саги, тот избавится от болезни и старости, и смерти"23. Греческий король думает, что поле бессмертия безусловно то же самое, что христианский рай24, но ангел потом объясняет Эйрику, что в рай могут попасть только духи и что поле бессмертия в сравнении с раем настоящая пустыня25. Тем не менее, рай и поле бессмертия соседят друг с другом. Поле бессмертия еще называется jörđ lifandi manna, или, как читает Рюдберг, jörđ lifanda manna, т. е. область живущих, бессмертных людей. В то время, как в северное царство мертвых попадали язычники, Эйрик перед своей поездкой посвящается в учение христианской веры и принимает крещение. Потом оказывается, что ангел-хранитель побуждал его к этому26. Любопытно также то, что Эйрик крестится в Константинополе.
Сага об Эйрике вместе с тем является отголоском сношений скандинавов с Грецией. Недаром говорится, что Эйрик сперва прибыл в Гардарики27; значит, он следовал по великому водному пути, по которому и Рюриковичи добрались до Царьграда. Эйрик едет не один; с ним датский королевич; всего их 24 человека. Очень важной подробностью кажется мне то обстоятельство, что Эйрик набирает своих людей именно в Дании, а не в Норвегии. В последней стране ему трудно было найти людей, владеющих русской речью. Текст саги прямо указывает на то, что его спутники должны были служить и толмачами: valid sér únga men ok væna til farar ok tolka. Эйрик приезжает в Константинополь как раз в то время, когда греческий король собирался в поход28. Скандинавы, понятно, участвуют в войне и обнаруживают редкую храбрость и преданность. По силе один из них равнялся двум и трем греческим воинам29. Видя такое их превосходство, греческий король дает им наибольшее жалованье. Вообще они стали любимейшими его воинами30. Итак, в этой саге на первый взгляд поражают нас следующие черты: христианский легендарный элемент и исторические воспоминания о службе скандинавов в Константинополе.
При более внимательном разборе мы кроме этих черт встретимся еще с обычными мотивами входящими в северные мифы о царстве мертвых. Правда, поле бессмертия находится на востоке недалеко от Индии31. Но это какое-нибудь отражение средневековых легенд, может быть, тех фантастических рассказов, которые приурочивались к описанию похода Александра в Индию. Далее, следуют знакомые нам подробности. Поле бессмертия отделено от остального мира огненной стеной, простирающейся от земли до самых небес. Огонь, это – vafrlogi; о стене нам уже приходилось говорить32. Оставив Индию, Эйрик попадает в темную страну; звезды светят там целый день33. Никто не станет отрицать того, что здесь перед нами природа крайнего севера. Не забыты также густые леса и крутые горы34, которые встречаются почти во всех рассказах о Биармаланде. Наконец, Эйрик подходит к реке, через которую ведет мост. Река мертвых здесь отождествилась с райской рекой Phison. На мосту сторожит дракон; обыкновенно дорога в царство мертвых охраняется псами, которые упоминаются уже Адамом Бременским35. Эйрик, пытавшийся пронзить дракона мечом, исчезает в его пасти, где он был некоторое время окружен густым облаком36. Облако, туман, пар – встречались также раньше37. По другую сторону реки Эйрик увидел поля, покрытые чудной, как пурпур, травой и всевозможными цветами, поля, орошенные медовыми ручейками38. Но ведь эти поля – Glæsisvellir, loca aprica Саксона. Наконец, Эйрик входит во дворец и находит здесь традиционные драгоценности: стол, блюда и чаши из золота и серебра и роскошно убранные постели39. Таким образом, все характерные подробности в описании арктического царства мертвых повторяются и в этой саге. Отметим и то, что Эйрик получил то же прозвище, что Орвар-Одд40.
В саге об Эйрике Годмунд не встречается; за то в Герварарсаге41 прямо говорится, что поле бессмертия находится в его царстве. Я считал бы эту комбинацию выдумкой составителя, если бы не ссылка на какое-то народное предание, которое мотивировало свое предположение тем, что Годмунд и его люди жили дольше обыкновенных людей. Но вообще это место Герварарсаги не может считаться надежным мифологическим источником. Так составитель придумал следующие тонкости: Jötunheimar = государство Годмунда, Grund = это город (bœr), Glæsisvellir – страна (herađit) в противоположность к городу. Но мы выяснили, что это обозначения получились независимо друг от друга.
Примечания
1. Altisl. Gramm, стр. 75, § 122.
2. Schoning, Dödsriger i nordisk Hedentro, стр. 11 сл.
3. Edd, Anmerkungen, стр. 213.
4. Schriften VI, стр. 52-3.
5. Строфа 57, стр. 50:
þar mun Fiörgyn
hitta þórr, son sínn,
ok mun hón kenna hánom áttunga brautir
til O'þins landa.
6. Строфа 25, стр. 46:
O'þin á iarla,
þá er í ual falla,
enn þórr a þræla kyn.
7. Sn. Edda, стр. 107.
8. Стр. 44.
9. Cuius transeundi cupidos a proposito revocavit, docens, eo alveo humana a monstrosis rerum secrevisse naturam, nec mortalibus ultra fas esse vestigiis. Saxo, стр. 423.
10. Sagđi, at inn fyrra dag riđu um brúna fimm fylki dauđra manna; en eigi dynr brúin minnr undir einum þér ok eigi hefir þú lit dauđra manna; hví ríđr þú hér á Helveg? – Sn. Edda. стр. 76.
11. Edda, стр. 39, строфа 14:
Huat er þat hlym hlymia,
er ek hlymia heyri nu til
ossom rönnom í?
iörþ bifaz
enn allir fyr
skiálfa garþar Gymis.
12. Строфа 12.
13. Edda, Anmerkungen, стр. 196.
14. Стр. 23.
15. См. Сконинг, стр. 22-24.
16. См. выше стр.
17. См. выше стр.
18. Altisl. Gramm, стр. 137, § 245.
19. Fms. т. III, стр. 199-203.
20. Herv. стр. 222.
21. См. выше стр. 308, примеч. 3.
22. Fas. т. III, стр. 661-674.
23. Hverr er þar kemr hverfr af sott ok elli ok ma eigi deyia. Herv. стр. 208.
24. Er vér köllum Paradís, Fas. III, стр. 666.
25. Fas. III, стр. 671.
26. Međ minni forsjá tóktu skírn ok trú rétta… Стр. 671.
27. Sigla til Garđaríkis ok þvínæst til Miklagarđs… Стр. 661.
28. Ok í þann tíma hafđi Girkjakonúngr bođit út her sínum í moti óvinum… Стр. 661.
29. Styrkri var einn af þeim enn tveir eđaþ rír Girkir í orrostu… Стр. 662.
30. Gerđi hann þá sína þjónustumenn kærasta ok gaf þeim mestan mæla allra sinna manna. Стр. 662.
31. Austr eigi lángt fra Indialandi. Стр. 666.
32. Выше стр.
33. Þar sá þeir stjörnur of alla daga. Стр. 667.
34. Þeir höfdu marga daga villzt á skógum ok undarliga háfum fjöllum. Стр. 668.
35. Canes magnitudinem solitam excedentes. Стр. 188.
36. Þá þóttust þeir fara ígegnum myrkva mikinn. Стр. 669.
37. Выше стр.
38. Grösin voru svá fögur sem purpuri ok gróin međ öllum blóma ok flutu hunángs lækir um alla teigu. 669.
39. Стр. 670.
40. Торкиль прозван ađalfari. Выше стр.
41. Herv. стр. 203.
|
|
