|
Первых полтораста лет норвежской истории обнимают борьбу королевской власти с независимыми герсами. У южных германцев короли были необходимы в качестве вождей и военачальников; они олицетворяли национальное единство; им на встречу шло римское понятие государственности. Выступая на арену истории, германские народности уже вполне примирились с монархической властью и видели в своем короле не столько своего владыку, сколько источник собственного благоденствия. В Швеции и Дании единовластие упрочилось при других условиях. Здесь его установление стало делом семейным. Внутреннее развитие подготовило единение. Закономерный земледельческий труд вызывал желание мира и притуплял страсть к племенной вражде. В Норвегии же вся общественная жизнь сводилась к непримиримому эгоизму герсов; между ними господствовало самое ожесточенное соревнование. Здесь единовластие явилось отнюдь не потребностью общественного развития, а стало наследственной грезой одной семьи, со времен созревшей в определенный план. Среди герсов эта идея не встречала никакого сочувствия. Поэтому ее представителям пришлось с ней вступить в борьбу, в борьбу ожесточенную и неумолимую.
До Гальфдана Черного, отца Гаральда Прекрасноволосого, усиление Инглингов происходило таким же путем, как и в семье любого норвежского герса. Первым конунгом этого рода был Гальфдан hvítbein, а отца его Олафа прозвали дровосеком = trételgja. Это прозвище указывает на то, что последний жил в такое время, когда только что стали рубить девственные леса и открывать таким образом новые местожительства. Прадед Гальфдана очистил местность около Sóleyjar. Тут же и вырос Гальфдан под надзором своего дяди. В это время сделали в Швеции грустное открытие, что не хватало земли для прокормления многочисленного населения. Тогда часть народа отправилась на запад и попала в область Soleyjar. Дядя, оказавший, вероятно, сопротивление, был убит; Гальфдану же предложили стать во главе народа, приняв звание конунга1. Увеличение этой первоначальной области совершается само собой через выгодные бракозаключения: Гальфдан женится на дочери конунга Гейдмарка; сын его Эйстейн на королевской дочери в Вестфольде; внук последнего Гудред (Gudrödr) таким же путем приобретает половину Вингульмарка. Обычное выражение таково: он получил за ней такую то область – ok hafđi međ henna… Упоминаются также отдельные походы, например, Гальфдана в Раумарики, Эйстейна в Варнар, Гудреда в Агдир; но они повели не к завоеванию данных областей, а служили единичными набегами, чтобы получить возможно бóльшую добычу. Никакой определенной политики мы у этих конунгов не видим. Они ничем не отличаются от своих собратьев.
Совершенно другое впечатление производят Гальфдан Черный и в особенности сын его Гаральд. Преобладающими чертами их характера следует признать – властолюбие и тщеславие. Они систематически завоевывают соседние области. Так Гальфдан прямо силой подчинил себе Раумарики, весь Вингульмарк и Рингарики.
Гальфдан уже не совершает разбойничьих набегов, он подчиняет и владеет. Присвоив себе через первую женитьбу область Согн, он назначает там ярла, чтобы судить и собирать подати2. Но покоренные области подчинялись только грубой силе. Когда умер Гальфдан, то во все области возвратились старые конунги. Поэтому царствование Гаральда началось с того, что ему пришлось вновь идти войною на все области, которые находились уже во власти отца. Затем Гаральд уже приступает к новым завоеваниям. Он проникает во внутрь страны (Upplönd) и обходит горы (Dofrafjall) с севера. Народ перед ним бежит, кто в лес, кто в соседние долины. Гаральд же продолжает преследовать. Идя победоносно вперед, Гаральд достиг Трондгейма. В последней области ему пришлось выдержать восемь сражений. Этот подход свидетельствует о стратегическом искусстве Гаральда: теперь вся южная часть Норвегии была отрезана от севера. Что Гаральд придавал особое значение последнему обстоятельству, доказывается уже тем, что он четыре года оставался в Трондгейме, желая, очевидно, укрепить там свою власть, как можно прочнее. Трондгейм послужил ему операционным базисом для покорения юга и вместе с тем должен был защитить его от нападения с севера.
Такая дальнозоркая политика, которая сверх того не останавливалась ни перед каким кровопролитием3, не могла не открыть глаза герсам. Правда, относительно каждой битвы мы узнаем, что пало столько то конунгов. Но единодушному их противодействию мешало их личное соперничанье между собой. С другой стороны не было у них главаря, который мог бы сравниться с Гаральдом авторитетом и властью. Такой появился в лице Сельви. Он увещал герсов восстать всем народом против Гаральда4; он предпочитал умереть самостоятельным господином, чем сделаться рабом Гаральда5. Но не все герсы последовали его увещаниям. Ему удалось собрать лишь немного союзников, и потому он естественно потерпел поражение. Когда Гаральд из Трондгейма стал двигаться на юг, то всем стало ясно его намерение. Все южные племена соединились вместе. В Гафрсфиорде состоялось решительное сражение. После упорной борьбы Гаральд одержал победу. Это случилось в 872 году. С этих пор Гаральд стал считаться единовластным королем Норвегии.
Достигнута была цель, о которой давно мечтали. Уже мать Гаральда видела сон, что она вынула терний из своего платья; в ее руках этот терний стал расти, пустил корни в землю и сделался громадным деревом, затенившим всю Норвегию. Отцу приснилось, что все его тело покрылось локонами, но один из них был красивее и светлее других. Подобные рассказы понятно позднего происхождения, но они свидетельствуют о настроении в королевской среде: она стала сознательно поддерживать не только личность того или другого короля, но самую идею единовластия. Последняя создавалась не только алчными притязаниями самих королей, но могла быть также навеяна извне: Швеция и Дания давно находились под властью одного короля. На это указывает рассказ о сватовстве Гаральда. Гида (Gyđa) ему отвечает, что не хочет выйти за простого конунга, который владеет всего несколькими народностями, а согласится на брак лишь с единовластным королем, каков, например, Горм в Дании и Эйрик в Швеции. Получив такой ответ, Гаральд произносит клятву, не стричь своих волос, пока не овладеет всей Норвегией с податями, налогами и запасами6. Отсюда и прозвище его – прекрасноволосый.
Будучи не в состоянии мириться с новым порядком вещей, герсы быстро стали выселяться из Норвегии, при чем они не только открывали новые земли в Атлантическом океане, но также переходили через горы по направлению к востоку и проникали в Ямталанд и Гельсингиаланд7. Чтобы запугать герсов, оставшихся на островах, лежащих по пути в Исландию, и чтобы раз навсегда отнять у них охоту возвратиться в Норвегию. Гаральд предпринял против них особый подход, но, понятно, никогда не думал о полном их подчинении. Нам же более важно узнать о тех герсах, которые сочли возможным остаться в Норвегии. Из них, несомненно, многим показалось выгодным перейти на службу к королю и вообще содействовать его политике8. Король разными мерами старался переманить их на свою сторону. Так он увеличил налоги и подати (álög ok landskyldir) настолько, что его наместники стали получать больше доходу, чем раньше самостоятельные конунги9. Наместнику на содержание полагалась третья часть доходов. За ярлов король стал выдавать своих дочерей, и эти браки положили начало многим знатным родам10. Летопись сохранила нам ряд имен таких героев, которые из личной выгоды перешли на сторону короля. Чуть ли не самый известный из них Регнвальд, получивший прозвище "богатый" и "хитроумный" (hinn ríki eda hin ráđsvinni)11, очевидно, за ту сообразительность, которую он проявил, подчинившись во время воле короля, и за приобретенные им таким же путем богатства. Более же честные натуры, если по какой-нибудь причине оставались в Норвегии, покорялись королю нехотя, скрепя сердце. Они признавали власть короля как какой-то фатум, которому нельзя уже противиться. В Наумудале было два брата – Герлауг и Роллауг. Первый велел выкопать себе могилу и сошел в нее живым с 12 воинами; второй не нашел в себе мужества, обречь себя на такую же смерть, но тем не менее показал, что и он сознает весь тот несмываемый позор, который кроется в подчинении королевской власти. Усевшись на троне, который он занимал в качестве конунга, Роллауг всем своим телом ринулся на более низкое место ярла. Этим действием он сам разжаловал себя в ярлы12. Вообще, скоро установился презрительный взгляд на ярлов; герсы считали их ниже себя родом13.
Понятно, что герсы, которые подчинились только грубой силе короля, а сами считали свое подданство постыдным положением, должны были пользоваться каждым случаем, чтобы вновь избавиться от наложенной на них опеки. Эта вспыхивающая от времени до времени вражда между герсами и королевской властью получила еще особую окраску тогда, когда короли в христианском учении нашли себе как бы нравственную опору. В одной из предыдущих глав14 мы указывали на то, что преимущественное положение герсов тесно было связано с языческим богослужением. Христианство, разрушавшее основы древнего быта, вместе с тем подрывало в народе и доверие к герсу. Первый норвежский король, принявший христианство, – Гакон Добрый. Не политический расчет, а просто воспитание в Англии привели его к этому решению. В Норвегии же он сперва только тайно исповедует новую веру, побуждает к переходу только самых близких себе людей, и только постепенно расширяет круг своей пропаганды. Герсы сразу поняли, какая им грозит опасность, если утвердится новая вера. В противовес ее проповеди они всячески старались оживить языческий культ. Наиболее упорное сопротивление оказывал Гакону некий Сигурд. Он демонстративно устраивал чуть ли не в присутствии короля большие жертвоприношения и празднества. Последствия не заставили себя ждать. Когда король на народном собрании предложил бондам креститься, они ответили, что если он будет настаивать на этих новшествах, то они выберут себе нового короля. И народ стал внимательно следить за тем, чтобы Гакон соблюдал языческие обряды. Раз король чуть не имел неприятности за то, что над кубком сотворил крестное знамение15, но оправдался тем, что он сделал "знак молота" – hamarsmark. В другой раз его заставляют есть конину16. Также и ярл Гакон, решивший даже призвать в Норвегию чужих королей, особенно Гаральда из Дании, для борьбы с своим собственным, норвежским королем, приглашал народ поддержать и храмы, и жертвоприношения17. Но ничто уже не могло удержать наступление новой эры. Настало такое время, что все язычество и все язычники должны были погибнуть, а на их место водворилась новая вера и правовые обычаи18. Таким быстрым успехом христианство обязано было энергичной деятельности короля Олафа, сына Тригви. Он не останавливался ни перед какой жестокостью. "Когда он был зол, он мучил своих недругов, одних сжигал на костре, других отдавал на растерзание бешеным собакам, третьих калечил и бросал с высокой горы в пропасть"19. Когда народное собрание в Трондгейме заявило ему, что оно нисколько не ставит его выше Гакона Доброго и что оно и от него потребует языческого жертвоприношения, то Олаф согласился, но только с тем условием, что он принесет в жертву людей – представителей самых знатных родов20. Колдунов и знахарей он изгонял из страны, иногда же сжигал их21. Таким образом Олафу удалось крестить всю Норвегию, не исключая и Галогаланда.
Тем не менее власть Олафа, сына Тригви, не оказалась прочной. Наибольшая опасность заключалась в том, что датские короли издавна привыкли вмешиваться в норвежские распри. Так уже Гунгильда пользовалась поддержкой датчан из личной мести к Гакону Доброму. В особенности же датский король Гаральд распоряжался в Норвегии, как у себя дома. Он приехал туда с 600 кораблями и разделил всю страну между теми герсами, которые были враждебно настроены против норвежской династии. При этом львиная доля досталась упомянутому выше ярлу Гакону22. Но герсы и тут оставались верны своему стремлению к независимости. Получивши свои наделы из рук датского короля, они все же отказывались платить ему дань, подобно тому как они уклонялись от подчинения норвежскому королю23. Герсы нуждались в датчанах лишь постольку, поскольку те помогали им в борьбе против единовластия. В Данию в конце концов обратились и герсы северной Норвегии, когда до них дошла очередь стать лицом к лицу с королевской властью.
Когда Олаф святой продолжал огнем и мечом крестить Норвегию, то раньше, чем созвать народной собрание в Гулатинге, король посоветовался с главарями народа. Они предложили королю войти с ними в мирное соглашение: не нарушать их законов и подчинять их грубой силе; что касается каких-нибудь полезных нововведений, то они все готовы ему содействовать. В знак такого уговора король должен был выдать свою сестру за Эрлинга, сына Скиальга, который тогда считался самым видным из всех молодых людей Норвегии24. Король не только согласился на этот брак, но также предложил Эрлингу звание ярла. Но Эрлинг отказался, оставаясь верным преданиям старины: "мои родственники все были герсами; не хочу я иметь более высокого звания, чем они"25. Со временем Эрлинг стал главным врагом короля и его политики. Недаром он считался самым могущественным (göfgastr) герсом Норвегии. Снорри подробно описывает его богатство26. Когда король Олаф подчинил себе всю Норвегию, ярл Гакон вынужден был бежать, но раньше он заключил тайный договор с Эрлингом и его сыном. Затем Гакон направился к Кнуту, который одновременно был королем Дании и Англии, и оставался при его дворе, подстрекая его к вражескому нападению на Норвегию27. Уступая могуществу Эрлинга, Олаф счел необходимым вступить с ним в переговоры и заключить перемирие28. Тем не менее он не мог быть уверенным в его послушании. Открытое восстание разразилось вот по какому поводу.
Когда Олаф святой объезжал берега Галогаланда с целью подчинить и эту часть Норвегии своей власти и обратить жителей в христианскую веру, многие герсы, боясь его мести, шли ему навстречу, устраивали в его честь пиршества и вступали даже к нему на службу – ređust til fylgdar. Среди них находился и один из богатейших жителей севера – Торир Собака с острова Биаркей29. Брат его Сигурд был женат на сестре Эрлинга и уже это одно обстоятельство объяснить нам, почему он не представился королю. В языческие времена он трижды в год приносил жертвы; по принятию христианства он все-таки продолжал пировать осенью, в рождество и в пасху. Когда он умер от болезни, то сын его Асбиерн стал придерживаться того же обычая. Но вот год за годом следуют неурожаи и голодухи. Не хватает солода и ячменя на напитки. Все с бóльшими трудностями сопряжено устройство обычных пиршеств. Король Олаф даже запретил перевоз хлеба с юга на север. Тогда Асбиерн с 20 мужами отправляется на юг за необходимыми товарами. Сперва он останавливается у острова Körmt, где находилось королевское поместье. Управляющий Торир Морж отказывает Асбиерну в просьбе продать ему ячмень и солод, ссылаясь на приказ короля. Тогда Асбиерн направляется к своему дяде в Рогаланд. Эрлинг советует ему купить нужное и подчиненных ему людей, так как они дескать не связаны никакими законами и положениями30. Нагрузив корабль купленным таким образом товаром, Асбиерн едет домой. Но Торир Морж узнал об его проделке и не всякий случай собрал около себя 60 человек. Когда Асбиерн пристал к Кермту, Торир Морж отнимает у него весь груз и даже паруса. Так что Асбиерн возвращается домой, ограбленный в пух и прах. В первый раз в его жизни он не мог справить обычный праздник иола. Всю зиму его не покидает мысль о мести.
В следующее лето Асбиерн едет к Кермту и незамеченным подходит к усадьбе. В это время там гостит сам Олаф. Асбиерн подслушивает, как Торир Морж рассказывает королю о прошлогодних событиях. "Когда мы отняли у него паруса, то он заплакал", говорит Торир. Тогда Асбиерн уже не владеет собой, врывается в зал и отрубает Ториру голову, так что голова падает на стол короля, а труп к его ногам, кровь же хлынула на скатерть. Олаф собирается немедленно казнить Асбиерна, но за него заступается его двоюродный брат Скиальг, сын Эрлинга. Прибывает и сам Эрлинг, сопровождаемый 1500 мужьями. Под этим давлением смягчается гнев короля. Проводя закон, что если кто убьет состоящего на королевской службе, то он обязан, по требованию короля, сам заместить его. Олаф назначает Асбиерна в приемники убитому Ториру. Асбиерн уезжает домой, очень довольный таким исходом дела. Но дядя его Торир Собака другого мнения. "Это позорит не только тебя, но всю твою родню, говорит он, если ты действительно сделаешься слугой короля и уподобишь себя самому последнему человеку, каким был Торир Морж. Теперь же поступай, как приличествует мужчина, оставайся пока в твоем имении, мы же поддержим тебя, так что ты уже больше не очутишься в таком затруднении". Асбиерн послушался его совета и больше уже не показывался королю на глаза31.
Наместником над Галогаландом Олаф поставил Асмунда, сына одного из герсов, которые добровольно и с корыстной целью перешли на сторону короля. На острове Лангей, лежащем также на севере Норвегии, жило два брата – Гунстейн и Карли. Последний хотел поступить на службу короля и с этим намерением обратился к Асмунду. Направляясь вдвоем к королю, они встретились с Асбиерном. "Вот он в синей куртке у руля!" говорит Асмунд. "Так я ему сделаю ее красной", отвечает Карли. Метнув копьем, он попал Асбиерну в грудь и убил его. Мать Асбиерна посылает за Ториром Собакой. Вручая ему копье, которым был убит ее сын, она упрекает Торира в том, что он виновник убиения сына, и требует, чтобы он отомстил за его смерть. Торир глубоко взволнован ее речью, так что, идя на корабль, он чуть не свалился в воду, если бы мужи не подхватили его. При дворе Карли хвастается своим поступком и подробно рассказывает, как он убил Асбиерна. Некоторые запомнили его слова и наконец слух об этом дошел и до Торира Собаки32.
Тем временем подстрекательство норвежских перебежчиков оказало свое действие на короля Кнута. Они убедили его, что легко будет захватить вновь Норвегию, которой владели его предки, в особенности же дед его Гаральд. Когда же сыновья Эрлинга приехали к нему в гости, то Кнут не устоял против искушения, тем более что завоевание Англии, которое до сих пор отвлекало его внимание, могло считаться оконченным. Когда послы, явившиеся к Олафу с требованием подчиниться Кнуту и принять из его рук Норвегию в качестве ленного владения, возвратились с отказом, Кнут стал готовиться к войне. И Олаф с своей стороны принял меры: во-первых, он заключил союз с шведским королем Önund’ом, во-вторых, он отправил Карли в Биармаланд – очевидно за деньгами33.
Из Сарпсборга, где зимовали Олаф, Карли поехал в Упланд, потом пошел через горы и прибыл в Нидарос. Там он взял согласно приказу короля казенные деньги и хороший, удобный корабль. Решено было так, что Карли будет находиться в товариществе с королем и каждый из них будет иметь поровну денег34. Вместе с Карли поехал и брат его Гунстейн, только на свои собственные деньги. Всего их было 25 человек на корабле. Рано весною они направились к северу вдоль Галогаланда. Об их поездке узнал и Торир Собака и послал спросить, не желают ли они ездить вместе с ним и делить пополам добычу. Карли соглашается с условием, чтобы у него было не более 25 человек с собой и чтобы добыча делилась поровну между кораблями, исключая того, что будет приобретено куплей35. Торир снаряжает военный корабль с 80 мужами и настигает Карли около Сандвери. С этого места они поплыли вместе. Гунстейн обращает внимание Карли на то, что у Торира уже больно много народу. "Не возвратиться ли нам обратно? Не стоит ехать, раз мы в руках у Торира! Я ему не доверяю". Карли отказывается воротиться обратно, но спрашивает Торира, отчего у него больше людей, чем было условлено. Торир извиняется тем, что корабль у него велик и требует многочисленную прислугу. "Для такой опасной поездки я взял, кажется, не слишком много молодцев". Они плыли так скоро, как только могли. Когда дул слабый ветер, корабль Карли шел впереди; когда же дуло сильнее, то Карли отставал.
Прибывши в Биармаланд, они выбрали себе место для торговли. Тотчас же начались торговые сношения. Они выручили весьма крупные суммы денег, получая деньгами36. Торир же кроме того брал беличьи, бобровые и собольи меха. У Карли также было много денег, и он также купил большое количество мехов. Но когда прекратилось торговля, то они поплыли вниз по реке Двине. Мир с туземцами прекратился. Но когда они снова очутились в море, они стали совещаться, и Торир спросил, не намерен ли кто выйти на берег искать добычи. Все были готовы идти за ним, как только являлась надежда на добычу. Торир сообщает им о странном обычае туземцев: когда у них умирает богатый человек, то деньги его делятся так, что наследникам достается только часть, а мертвому приходится половина или третья часть, иногда, правда, и меньше; доля мертвого выносится в лес, иногда она прячется в кургане или засыпается землей; иногда же устраиваются и особые хранилища37. Вечером они съезжают на берег, оставив стражу на кораблях. Сперва они идут по пустой равнине, а затем вступают в густой лес38. Впереди идет Торир; последними Карли и Гунстейн. Торир просил их идти как можно тише и по дороге сдирал кору с деревьев, для того чтобы можно было отличить одно дерево от другого39. Потом они вышли на вычищенное место, где были высокий забор; ворота же были заперты. Шесть человек должно было сторожить у забора каждую ночь, по два в каждую треть. Норманы пришли как раз во время смены, когда отслужившие свои часы сторожа ушли, а новые еще не явились. При помощи топора Торир и Карли перелезают через забор и отпирают ворота. Тогда Торир отдает приказание: посреди двора стоит курган, где вместе с землей смешано золото и серебро, к нему пусть подойдут мужи; но чтобы никто не смел трогать идола Йомалы. Воины подходят к кургану и набирают себе в платье, сколько могут денег, хотя и вместе с землей, как и следовало ожидать. Затем Торир приказывает всем уйти и распоряжается, чтобы Карли и Гунстейн теперь шил впереди, а сам он идет сзади. Все поспешили вон из ограды. Только Торир остался, подошел к истукану и взял серебряную чашу, лежащую и идола на коленях; она вся была полна серебряными монетами. Серебро он высыпает себе в платье, а ушки чаши он надел себе на руки40. Сделав это, он пошел к выходу. Товарищи тем временем уже вышли из-за ограды и заметили, что Торир замешкался. Карли пошел за ним обратно и увидел у него в руках серебряную чашу. Тогда Карли в свою очередь подбежал к идолу и заметив у него на шее драгоценное монисто, топором прорубил цепь, на которой держалось украшение. Но удар оказался таким сильным, что у идола слетела голова. Раздался треск, – все только диву дались. Карли однако прибрал монисто, и они пошли. В это время как раз пришли сторожа и тотчас же затрубили в рог. Сейчас же по всем дорогам ответили рога. Норманы поспешили в лес, биармийцы же собрались около храма. Торир шел сзади. Перед ним два человека несло мешок, в котором было нечто вроде золы. Торир сыпал эту золу то на дорогу, то на шедших впереди людей. Когда норманы из лесу выступили на равнину, то они услышали, как биармийцы гнались за ними с яростным воем, окружая их с двух сторон. Но так как биармийцы их не видели41, то не произошло никакого столкновения. Карли и его воины первые взошли на корабль, сняли палатки, подняли паруса и быстро вышли в море. Торир, будучи последним, значительно запоздал. Так они отдельно поехали через Гандвик.
Ночи тогда были совсем светлые42, так что они плыли днем и ночью, пока Карли не остановился у какого-то острова. Тут его настигает Торир и бросив якорь, на лодке отправился к Карли просит его продать ему монисто, указывая ему на то, что ему они обязаны тем, что не потеряли ни одного человека. Карли же говорит, что так как королю Олафу принадлежит половина добычи, то ему он передаст и монисто. "Поезжай к королю, быть может он тебе и уступит монисто, если оно ему не понравится". Тогда Торир предлагает выйти на берег и приняться за дележ добычи. Но Гунстейн отвечает, что пора ехать. Они немедленно снимаются с якоря. Торир спешит к своему кораблю, но пока он поднимал паруса, Карли был уже далеко. Догнал он его только при Гейрсвер – первой пристани, когда едешь с севера43. Торир въехал в самую гавань, Карли остановился снаружи. Потом Торир вышел на берег и стал звать вождей другого корабля. Оба брата явились. Торир повторяет свое требование, но получая уклончивые ответы, подзывает Карли и пронизывает его копьем со словами: "Узнай теперь, Карли, жителя острова Биаркей! Надеюсь, что ты не забыл копья!"44 Карли умер на месте. Гунстейн и его мужи взяли труп и уехали как можно скорее. Торир хотел их преследовать, но его задержало маленькое несчастье: когда стали поднимать паруса оборвался канат, и пока они вторично прикрепили парус, ушло уже много времени. Тогда Торир пошел под парусом и под веслами: Гунстейн тоже. Плыли день и ночь. Наконец при Lengjuvík Гунстейну пришлось пристать к берегу и бежать во внутрь страны. Очевидно, он больше не мог надеяться на скорость своего корабля. Гунстейн спрятался у какой-то женщины. Торир тщетно разыскивает его, грабит корабль, вместо драгоценностей нагружает его камнями, выводит в середину фиорда и топит его. После этого Торир возвращается домой в Биаркей. Гунстейн же со своими людьми едет дальше на маленьких лодках, и при том они плывут только ночью; днем же они прячутся и соблюдают такие предосторожности, пока не проехали Биаркей. Тогда Гунстейн уже без дальнейших приключений приезжает в Трондгейм, где и находится король Олаф.
Олаф уже серьезно приготовлялся к войне. Финн Арнасон был отправлен в Галогаланде сзывать мужей в поход. Между прочим приезжает и Торир Собака на том корабле на котором ездил в Биармаланд. На тинге Финн спрашивает Торира, какую виру он намерен платить королю за убийство Карли и за грабеж королевского имущества. Так как Торир видел вокруг себя рослых мужей в полном вооружении и среди них Гунстейна и других родственников Карли, то он отдался на милость короля, обещая покориться его воле. Финн приговаривает его к уплате 10 марок45 золота – королю, столько же – Гунстейну и другим родственникам, и такая же сумма взимается за грабеж имущества. Торир возражает, что это крупная сумма, но Финн отказывается мириться с ним иначе. Кроме того Финн еще требует от него монисто. Напрасно Торир отрицает, что взял у мертвого Карли монисто, напрасно он уверяет, что все деньги и драгоценности дома в Биаркей и просит отсрочки. Финн прикладывает копье к его груди. Тогда только Торир снимает с шеи монисто. Все отправляются на корабль Торира, вероятно, с целью произвести обыск. Тут они удивляются двум большим бочкам. Что в них может быть? Торир уверяет, что в них только питье, и угощает присутствующих. Финн настаивает на том, чтобы Торир выложил деньги. Тогда Торир начинает считать деньги мелкой монетой, чтоб затянуть дело. Он вынул много узлов; в одних было по марке серебра, в других по пол марки, в третьих лишь несколько эре (eyrir). Проходит день. Мужи собираются домой. Торир, отсчитывая все серебром, уплатил едва третью часть виры. Тогда Финн из-за позднего времени разрешает ему доплатить оставшиеся деньги в другой раз. "Я вижу, что тебе очень нравиться считать деньги", говорит он и отправляется в путь с остальными. Торир же очень поздно вышел и направился на юг в Английское море46. Когда Олаф узнал, что Торир убежал к Кнуту, он сказал только: "пусть Торир лучше будет подальше от меня, чем поближе". Вместе с тем Торир увез и все добро, которое он отнял у биармийцев и у своих спутников. Но в бочонках было двойное дно, и главное их содержание состояло из заячьих, бобровых и собольих мехов47.
Нужно думать, что Торир не преминул уговорить всех своих родственников перейти на сторону Кнута. Так в одно лето к нему приезжают Эрлинг и его сыновья48. Тут то и решается самый поход против Норвегии и составляется план дальнейших действий. Вместе с Эрлингом приезжают в Норвегию и послы короля Кнута с целью вербовать приверженцев. При этом они прямо прибегали к подкупу. Намерение их увенчалось полным успехом: весьма много норвежцев предложило Кнуту свои услуги. Понятно, король Олаф не мог равнодушно смотреть на эту дерзкую пропаганду. Началось жестокое преследование родственников Торира. Однажды, когда Олаф увидел на руке у племянника Торира тяжелый золотой браслет, который как сообщили королю, тот получил в подарок от Кнута, он немедленно велит казнить его49. Но такая жестокость вызывает только недовольство всей страны50 и только ускоряет надвигавшуюся катастрофу.
Когда Кнут в сопровождении перебежчиков, в их числе и Торира, напал на Норвегию, Олафу ничего не оставалось, как бежать. Кнут же направился прямо к северу и остановился в Эйкасунде. Здесь к нему пристал Эрлинг с большим отрядом. Тогда без всяких затруднений Кнут был выбран королем всей Норвегии. Повсюду он назначал своих наместников, снабжал их деньгами, раздавал подарки и угощал всех щедро. Ториру он поручил собирание дани с финов51. Две зимы под ряд Торир исполнял эту обязанность. Он долго оставался в горах и раздобыл много денег. Кроме того он входил во всевозможные торговые сделки с финами. Между прочим он заказал себе 12 оленьих шуб, которые были заколдованы, так что ни одно оружие не могло пробить их. Узнав, что Олаф возвращается, он снарядил военный корабль, пригласив с севера всех воинов в поход, и направился к югу на встречу Олафу52. Но расчеты его оказались не совсем верными. Олаф возвращается в Норвегию не морем, но через Ямталанд, Киель и Верадаль. Тогда наместники Кнута собираются у Трондгейма. На военном совете Торир отказывается от главного начальства, говоря, что у него личные счеты с королем Олафом, которых нельзя оставить53. Битва происходит в Стикластаде. Тут Ториру представляется случай убить короля Олафа; его самого защищает заколдованная куртка. Некий Торстейн ранил короля в левую ногу. Король свалился на камень, отбросил от себя меч и стал молиться. Тогда Торир проколол его копьем в живот под самой броней54. Впоследствии мы узнаем о Торире, что он отправился в Иерусалим и из этого путешествия уже не возвращался55. Вероятно, он счел нужным скрыться бесследно, когда после смерти Кнута Норвегия перешла во владение Магнуса, сына Олафа.
Убийство Торира Моржа Вигфуссон относит к 1023 году; поэтому следует отнести поездку Торира в Биармаланд к 1026 году. В 1028 году Кнут напал на Норвегию, а в 1030 году произошло роковое сражение под Стикластадом.
Вот как закончилось это последнее восстание герсов против единовластия короля в Норвегии. И впоследствии были случаи неповиновения и возмущения, но только отдельных личностей, не целого сословия воодушевленного вековыми традициями. Только среда, нравственные понятия которой коренились в глубоком язычестве, могла выдвинуть рельефную личность Торира Собаки. Это – типичный викинг. Его алчность не знает предела; для добывания денег он прилагает смекалку купца и храбрость воина, хитрость вора и дерзость разбойника. Столь же ненасытной кажется и его мстительность; даже лестное предложение взять на себя начальство над всем войском не могло заглушить в нем память о личных счетах. Но в преследовании своих целей Торир выказывает такую силу воли, такую находчивость и, прибавим, такую жестокость, что читая захватывающий рассказ Снорри, мы невольно начинаем ощущать в нем героя. Основные черты его характера встречаются и у Орвар-Одда, но Торир стал более мощным представителем своей среды, будучи выдвинут на более ответственный пост. В то время как Орвар-Одд живет вольной жизнью викинга, без высшей цели, без общего интереса, Торир участвует в важном историческом событии: ему приходится отстаивать старый общественный строй против притязаний представителей новой власти, новой веры и новой морали. Но со старой культурой неразрывно были связаны и такие смелые предприятия, как поездки в Биармаланд. Поэтому гибель той среды, из которой выходили Отер, Орвар-Одд и Торир Собака, должна была вызывать и приостановку таких путешествий.
Примечания
1. Hkr., стр. 37-8.
2. At dœma þar landslög ok heimta saman skatta. Hkr., стр. 44.
3. Er hann Kom ofan i bygdina, þá lét hann đrepa men alla ok brenna bygđina. Hkr., стр. 51.
4. At vér rísim allir up pi móti Haraldi Konungi. Hkr., стр. 55.
5. Sá Kostr betri at falla í bardaga í Konungdómi sínum en gerast undirmađr Haralds Konungs. Hkr., стр. 55.
6. Allan Noreg međ sköttum ok skyldum ok forradi. Hkr., стр. 51.
7. Hkr., стр. 62-3.
8. Hkr., стр. 63.
9. Hkr., стр. 52.
10. Hkr., стр. 81.
11. Hkr., стр. 55.
12. Hkr., стр. 52-3.
13. Þótti þeim jarlar vera smábornari en þeir váru. Стр. 70.
14. См. выше стр. 269 сл.
15. См. выше стр. 371.
16. Hkr., стр. 92-6.
17. Þá bauđ hann þat um ríki sitt alt, at men skyldu halda upp hofum ok blótum. Hkr., стр. 136.
18. Þá var sú tíđ komin, at firirdœmast skyldi blótskaprinn ok blótmenninir en í stađ kom heilög trúa ok réttir siđir. Hkr., стр. 170.
19. Hkr., стр. 196.
20. Hkr., стр. 181-3.
21. Hkr., стр. 178-9.
22. Hkr., стр. 135.
23. Hkr., стр. 142.
24. Hkr., стр. 175.
25. Hersar hafa verit frændr minir, vil ek ekki hafa nafh hæra en þeir… Hkr., стр. 176.
26. Hkr., стр. 231.
27. Hkr., стр. 236.
28. Hkr., стр. 263 и 350.
29. Hkr., стр. 337.
30. Þeir eru ekki i lögum eda landsrétt međ ödrum mönnum. Hkr., стр. 354.
31. Hkr., стр. 351-362.
32. Hkr., стр. 366-8.
33. Hkr., стр. 374-9.
34. Var svá ætlat, at Karli skyldi hafa félag Konúngs ok eiga hálft fe hvárr viđ annan. Hkr., стр. 380.
35. Vilja þeir þá, at af fé því er fæst, sé skipt at jafnađi milli skipanna fyrir utan Kaupeyri þann, er menn höfdu. Hkr., стр. 380.
36. Fengu þeir men allir fullrædi fjár, er fé höfdu til at verja. Hkr., стр. 381.
37. Þórir sagđi, at þannug væri þat háttat, þá er audgir men öndudust, at lausafé skyldi skipta međ hinum dauđa ok örfum hans; skyldi hann hafa hálft eđa þriđjung, en stundum minna; þat fé skyldi bera út í skóga, stundum í hauga, ok ausa víđ moldu; stundum váru hus at ger. Hkr., стр. 381.
38. Váru first vellir sléttir, en þar næst mörk míkil. Hkr., стр. 381.
39. Hleypit af trjánum berki svá at hvert tré sé frá öđru. Hkr., стр. 381.
40. Þórir veik aptr til Jómala ok tók silfrbolla, er stóđ í Knjám honum; hann var fullr af silfrpenningum; steypti hann silfrinu í Kilting sína, en dró a hönd ser höddu, er yfir var bollanum. Hkr., стр. 382.
41. Потому, что Торир колдовал, как описано выше.
42. Вероятно от полнолуния или звезд, потому что норманы возвращались уже во вторую половину лета.
43. Это, очевидно, была первая пристань в Норвегии; в Финмарке, они уже раньше останавливались. Но название Geirser образовано ad hoc. Ver = место на берегу моря (ср. eggver, fiskiver, selver); geirr = копье. Geirsver = место, на котором было пущено в ход копье.
44. Это то же копье, которым Карли убил Асбиерна.
45. Марко здесь означает определенный вес.
46. Englandshaf = Северное море.
47. Hkr., стр. 398-401.
48. Hkr., стр. 430.
49. Hkr., стр. 435.
50. En verk þat varđ at hinni mestu öfund…
51. Hkr., стр. 438-9.
52. Hkr., стр. 464.
53. Hkr., стр. 485.
54. Hkr., стр. 492-3.
55. Hkr., стр. 523.
|
|
