| В своей книге мы не ставили задачи еще раз рассказать историю английской государственности с 1066-го по 1087 год. Но, говоря о Вильгельме Завоевателе, невозможно полностью отказаться от попыток выделить нормандскую составляющую в тех изменениях, которые произошли при нем в Англии, и оценить личный вклад короля в осуществление этих перемен. Но даже такая строго очерченная задача не имеет простого решения. Нововведения, привнесенные за эти годы в государственную систему, и их социальные последствия были результатом сложнейшего переплетения нормандских и английских факторов влияния, которое может поставить в тупик любого исследователя. Управляя своим объединенным королевством, Вильгельм оказался во власти различных, зачастую противоположных по своему вектору традиций. Он также столкнулся с мощными социальными и экономическими тенденциями, которые были порождены или ускорены нормандским завоеванием.
Однако это не означает, что воздействие самого короля на происходившие процессы можно свести к минимуму. Власть Вильгельма носила абсолютный характер, и его личное влияние в королевстве всегда было мощным, а иногда играло решающую роль. Он был верховным сюзереном, который имел право отдавать своим вассалам приказы, обязательные для исполнения. Он был помазанным на царство королем, который унаследовал престиж староанглийской монархии и созданную этой монархией систему управления. Он находился в самом центре структуры власти, и невозможно представить себе, что король, наделенный сильной волей и выдающимся политическим талантом, не захотел использовать возможности, которые ему предоставляло его положение. Поэтому любое рассуждение об администрации Вильгельма или о его личном влиянии на изменения в жизни общества должно начинаться с разговора о самом короле и о тех чиновниках, которые были главными исполнителями его воли.
Самых близких и доверенных людей король мог найти при своем дворе. Большое счастье, что до наших дней сохранился документ, созданный чуть позже эпохи Вильгельма, – "Распорядок королевского хозяйства". В нем описана структура дворцового хозяйства (должно быть, та, что существовала при Завоевателе) и изложены примитивные представления об управлении страной. Как и положено абсолютной монархии, управление страной от имени короля могло считаться обязанностью его личных слуг. В упомянутом документе важные должностные лица называются как домашние слуги: слово "стюард" могло означать "дворецкий", слово "бутикулариус", во времена Вильгельма означавшее дворецкого, первоначально имело значение "виночерпий", а слово, которым обозначался дворцовый управляющий, когда-то означало начальника комнатных слуг. Тем не менее, эти должности занимали первые люди страны. Многие (если не все) их обязанности по службе во дворце выполняли их представители, сами же они отвечали за широкий круг вопросов деятельности королевской администрации. Итак, развитие внутренней структуры королевского двора при Завоевателе имело существенное значение, поскольку оно в значительной степени обеспечивало эффективность его правления, а также потому, что позже оказало самое непосредственное воздействие на развитие государственной системы. Этот процесс станет еще одним примером того, как Завоеватель на практике применял свое политическое правило – осуществлять коренные перемены, как можно меньше нарушая привычный для англичан порядок.
Вильгельм обнаружил в Англии двор, который не слишком отличался от нормандского. Но придворные, окружавшие Исповедника, носили звания, неизвестные в латинской Европе. Широкое употребление датского термина "сталлер", который означал носителя любой должности, не позволяет даже приблизительно установить, какие обязанности выполнял тот или иной служитель из дворцового хозяйства английского короля. При дворе Исповедника были люди, которые, несмотря на свое высокое положение в обществе, с удовольствием носили звания его домашних слуг как знак почетного отличия. Вильгельм в первые годы правления сохранял при своем дворе нескольких светских чиновников, служивших еще при дворе Эдуарда Исповедника. Но очень скоро он начал заменять коренных англичан нормандскими аристократами, возвысившимися в годы, когда он был герцогом. К 1087 году подавляющее большинство должностей при королевском дворе занимали нормандцы.
Отпрыски новой нормандской знати при исполнении своих новых должностей следовали тем традициям, которые усвоили при нормандском дворе. К тому же многие из них ранее уже занимали должности при дворе герцогов. В пример можно привести Вильгельма фиц Осберна, который был стюардом до 1066 года и сохранил эту должность после того, как стал английским графом. Несмотря на свои исключительные полномочия, он все же оставался представителем группы аристократов, которые несли службу при дворе Завоевателя и до, и после завоевания Англии. Гуго Иврийский унаследовал должность дворецкого Вильгельма еще до его коронации и оставался им уже после завоевания Англии. Наконец, при дворе герцога Нормандии существовала должность коннетабля, которая представляет для нас особый интерес, поскольку основной обязанностью коннетабля было руководить рыцарями, состоявшими на службе его господина. Специфика военной организации Англии во времена Эдуарда Исповедника была такова, что не предусматривала такой должности при королевском дворе. В Нормандии ее занимал Гуго II из Монфор-сюр-Риля, который сражался при Гастингсе и за свои услуги был "возведен в достоинство коннетабля", то есть сохранил за собой это место. Более того, можно с уверенностью предположить, что при Вильгельме Завоевателе четкой границы между его домашним хозяйством в Англии и в Нормандии вообще не существовало. Хотя утверждать их полное тождество тоже нельзя. В этом отношении интересна должность дворцового управляющего – камерария. В Нормандии эту должность с 1034 года занимал некий Ральф. Затем должность перешла к его сыну Ральфу Танкарвилльскому, который был управляющим Вильгельма вплоть до своей кончины в 1079 году, после чего должность наследовали его потомки. Сведения о том, что Ральф Танкарвилльский хотя бы раз приезжал в Англию, отсутствуют. Следовательно, можно предположить, что определенное различие между двумя королевскими дворами все же существовало. Хотя не исключено, что обязанности Ральфа в Англии исполнял его представитель. В любом случае Ральф был исключением из общего правила, так как обычно должностные лица, состоявшие при дворе Завоевателя, сопровождали своего короля всюду, куда бы тот ни поехал. Трудно сказать, существовала ли уже в то время среди них строгая иерархия. Похоже, что стюард, дворецкий, управляющий и коннетабль сохранили то положение, которое имели до 1066 года, и различия между этими должностями были обусловлены нормандскими традициями. К концу правления Вильгельма его двор в Англии и по структуре, и по персональному составу, и по названиям главных должностей в значительной степени воспроизводил прежний герцогский двор.
Тем не менее, одна важная особенность имела английские корни. До вторжения в Англию при дворе герцога не было должности канцлера, а герцогские капелланы не входили в структуру строго упорядоченной канцелярии. В тот же период в Англии Эдуард Исповедник издавал единообразные по стилю указы, следовавшие один за другим через небольшие интервалы времени. Все они были скреплены королевской печатью. А это заставляет предположить, что при нем существовала служба королевских писцов, которые установили прочные традиции в административной практике. Скорее всего, время от времени один из этих капелланов получал должность начальника королевской канцелярии, которому доверялось хранение большой королевской печати. Но доказательства того, что кто-то из капелланов Эдуарда когда-либо носил звание канцлера, отсутствуют. Хотя некоего Регенбальда, который пережил Нормандское завоевание и получил пожалования от короля Вильгельма, позже называли канцлером. Вполне возможно, что ранее он выполнял часть тех обязанностей, которые при Завоевателе были связаны с должностью канцлера.
Первым канцлером в Англии был Херфаст, о котором мы говорили ранее. В 1069 году этот служитель церкви был упомянут как канцлер в грамоте, выданной Эксетеру. Его назначение практически не отразилось на внутреннем содержании работы канцелярии. С 1066-го по 1070 год указы в Англии по-прежнему издавались на английском языке и по форме ничем не отличались от указов Эдуарда Исповедника. Первые серьезные изменения в практике делопроизводства связаны с именем его преемника канцлера Осмунда. При нем указы стали составлять на латыни. Постепенно расширялся круг вопросов, о которых шла речь в этих указах. Изменился их тон. Если указы Эдуарда Исповедника в основном касались пожалования земель или прав, то указы Вильгельма Завоевателя все чаще содержали приказ или запрет. Они стали самым распространенным способом выражения королевской воли в делах управления страной. Должность канцлера заняла свое место в административной системе, и при Вильгельме она никогда не оставалась вакантной. Однако канцлеры оставались простыми слугами при дворе короля, которые после нескольких лет службы получали в награду за нее епископскую кафедру. Отделение канцелярии от двора государя и ее превращение в судебное учреждение произошли позже.
Самой важной точкой слияния нормандских и английских традиций стало управление страной на местах. При Вильгельме Завоевателе должностные лица, служившие при дворе, определяли основные направления деятельности системы управления страной, а также ее характер. Но воплощали теорию в практику совсем другие люди. Король имел в своем распоряжении не только знатные феодальные семьи, которые он сам поселил в Англии, но и административные единицы местного управления – округа, которые делились на сотни, полноценно функционировавшие еще до его появления на острове.
История английских графств (обозначавшихся словом "earldom") и английской должности шерифа наилучшим образом отражает характер изменений, произошедших с властью аристократов в Англии, и их влияния на английское местное управление. До 1066 года в Англии были графы и шерифы (дворяне, управлявшие округами внутри графства), в Нормандии – графы (титул которых произносился как "конт") и виконты. К концу правления Вильгельма все эти должности занимали представители одной и той же аристократии. А в документах того времени английские и нормандские должности по-латыни обозначались одинаково: и граф-эрл, и граф-конт именовался "comes", и шериф, и виконт – "vicecomes". Это заставляет нас обсудить вопрос о том, насколько английские графы-эрлы и шерифы после Нормандского завоевания приблизились по своему положению и функциям к нормандским графам и виконтам.
Во времена Эдуарда Исповедника почти вся Англия делилась на графства. И хотя король не позволял понятию о том, что граф – это чиновник короля, совершенно исчезнуть из сознания англичан, на деле господствовало соперничество между почти независимыми великими графскими семействами. Однако события 1066 года оказались для этих могущественных семей роковыми. После битвы при Гастингсе не осталось ни одного влиятельного члена семейства Годвин, и потому больше не было графов-эрлов Уэссекса. Эдвин и Моркар, которые в то время были графами-эрлами Мерсии и Нортумбрии, были лишены наследства. Через несколько лет один из них умер, другой был заключен в тюрьму, где оставался до конца своих дней. На дальнем севере Госпатрик очень недолго и лишь формально был графом уменьшенного графства Нортумбрия, а Вальтеоф, сын графа Сиварда, ненадолго пережил отца. Его казнь за предательство в 1076 году положила конец старинному делению Англии на графства.
Вильгельм не имел намерения возрождать эту старую традицию, совершенно не желая, чтобы его королевство было заново поделено на полунезависимые княжества. Поэтому в своих новых владениях он использовал ту же тактику, что и на родине. Напомним, что перед походом в Англию все графы в Нормандии были тесно связаны с герцогским семейством. Их владения были меньше, чем английские графства, и располагались в местах особенно важных для обороны герцогства. Перед Вильгельмом стояла задача воспроизвести эту систему на территории Англии. В 1067 году он сделал своего единоутробного брата Одо графом Кента, а Вильгельма фиц Осберна – графом Херефордшира. В целях защиты от нападения датчан было создано графство Норфолк. Графства Честер и Шрусбери, управление которыми король доверил Гуго Авраншскому и Роже II Монтгомери, были созданы для охраны границы с Уэльсом. Несмотря на свою стратегическую важность, новые административные единицы занимали лишь небольшую часть той территории, которой владели великие графы времен Исповедника, а вскоре их размеры были еще уменьшены. После того как в 1075 году Ральф Гаэль был лишен звания графа Норфолкского, графов в Норфолке при Вильгельме больше не было. А в 1082 году в немилость попал Одо, поэтому титул графа Кентского был оставлен без употребления и постепенно забыт. Таким образом, к концу правления Завоевателя графство как общепринятая единица территориально-административного деления отошло в прошлое. Исключение составили приграничные графства, созданные по нормандскому образцу для специальных целей обеспечения безопасности и обороны. Итак, унификация английской и нормандской практики государственного управления уменьшила значение графов в английской политической системе.
В отношении должности шерифа тот же процесс привел к совершенно противоположному результату. До нормандского завоевания ни один шериф не имел того положения в обществе или той власти, которыми обладали наследные виконты Нормандии, такие, как виконты Котантена, Авранша и Бессена. При Эдуарде Исповеднике шериф был землевладельцем второго ранга. Его место в обществе определялось тем, что он был представителем короля. После прихода нормандцев места шерифов заняли аристократы из числа самых могущественных (по примеру нормандских виконтов). Они входили в преобразованную политическую систему, в которой (в отличие от своих предшественников) не были подотчетны графам. Это новшество сближало их с виконтами, так же подчинявшимися не местным графам, а герцогу, который был графом Руана. Поэтому неудивительно, что возникло "большое сходство между английским шерифом и нормандским виконтом". Действительно, люди того времени без особого труда называли английские округа по-французски виконтствами. Предыдущая история этих должностей, конечно, была разной. Но функции и статус их обладателей в англо-нормандском государстве в определенной степени были одинаковыми. Поэтому при всех необходимых оговорках все же остается справедливым утверждение, что "шерифы в первые полвека после завоевания Англии нормандцами были похожи на своих французских современников гораздо больше, чем их английские преемники и чем шерифы англосаксонской эпохи".
Процесс уподобления этих должностей (который так и не привел к их полному тождеству) был постепенным. В первые годы царствования Вильгельм, естественно, использовал тех, кто уже занимал места шерифов как главных исполнителей королевской воли. Об этом свидетельствуют некоторые из его ранних указов на английском языке, которые были адресованы Эдрику, шерифу Уилтшира, Тофи, шерифу Сомерсета, исполнявшим свои обязанности еще при Эдуарде Исповеднике. Первые попытки последовательно проводить замену шерифов-англичан людьми из Нормандии были предприняты лишь после 1070 года. Затем этот процесс ускорился. Важнейшей частью внутренней политики Вильгельма стало назначение видных представителей новой аристократии на должность, которая была мощным инструментом проведения в жизнь королевской воли. О том, насколько возросло значение должности шерифа при Вильгельме, говорит тот факт, что потомки всех шерифов – либо сыновья, либо внуки – стали английскими графами.
Изменение статуса шерифов могло быть полезно королю лишь в том случае, если они сами были у него под контролем. То есть представителей могущественных аристократических родов надо было сделать такими же послушными исполнителями королевской воли, какими были их более скромные предшественники-саксы. Достичь этой цели было нелегко, так как должность шерифа открывала широкий простор для личного обогащения. Многие из нормандских шерифов этого периода прославились своими грабежами. Особенно часто по этому поводу жаловались церкви и монастыри: Урс из Абето ограбил церкви в Вустере, Пешоре и Эвешеме: аббатство Или потерпело большой ущерб от Пикота, шерифа Кембриджшира. Однако протестовать таким образом могли лишь те, кто был силен и влиятелен. Поэтому было важно, чтобы король сам старался остановить своих шерифов, когда те злоупотребляли своими полномочиями. В 1076-м или 1077 году король создал комиссию, в которую входили Ланфранк, Роберт, граф О, и Ричард фиц Гилберт. Он поручил им расследовать поведение шерифов по всей Англии и приказал вернуть церкви все отнятые у нее земли. Сохранились указы, в которых отражены попытки реализовать эти решения. На многих крупных судебных процессах того времени шерифы представали в качестве обвиняемых. Невзирая на все обвинения в совершенных злоупотреблениях, шерифы оставались верны своему королю. В этом заключалась их главная заслуга в процессе нормандской "колонизации" Англии. Переход английской должности шерифа в руки нормандской аристократии тоже стал значительным вкладом в осуществление политики Завоевателя, которую можно сформулировать так: изменять содержание, стараясь как можно меньше повредить форму.
К англо-нормандским шерифам перешли все обязанности их англосаксонских предшественников. Они отвечали за сбор налогов для короля, вершили королевское правосудие, управляли местными судами в округах-ширах и входивших в их состав сотен. К тому же шерифы выполняли некоторые функции, перекликавшиеся с обязанностями виконтов, например поддерживали в хорошем состоянии замки. Как и нормандские виконты, многие из шерифов установили особо прочные связи с королевским двором. Занимая свои английские должности, они пользовались уважением как крупные феодалы-землевладельцы, и этот почет, соединяясь с авторитетом короля, чьими представителями они были, давал шерифам силу, которая позволяла им исполнять приказы короля, даже когда от этого мог пострадать самый знатный и богатый человек в данной местности. Именно посредством этих шерифов король-нормандец вдохнул новую жизнь в старинную английскую должность и обратил силы, скрытые в англосаксонской системе местного управления, на службу феодальному государству, которое он создал.
Важнее всего это оказалось для первостепенной по своему значению области – для финансов. В финансовой политике Вильгельм придерживался того же правила – брать лучшее из традиций и герцогства, и королевства. Выше уже говорилось о том, как разрабатывалась налоговая система Нормандии. Она, как мы видели, была устроена так, что накануне 1066 года герцог получал доход больший, чем почти все его соседи по Галлии. Ее характерной особенностью было взимание налогов с административных образований, а не с отдельных поместий и то, что сбор налогов в виконтствах был отдан на откуп виконтам. В это же время за использование герцогских доходов стала отвечать герцогская "camera" – канцелярия, которая возникла еще при герцоге Ричарде II, а при Вильгельме находилась под управлением канцлера. Многие подробности финансовых мероприятий, осуществленных в Нормандии перед завоеванием Англии, остались неизвестны, но нет сомнения, что накануне 1066 года они обеспечили герцогу Вильгельму те необыкновенно высокие доходы, без которых он не смог бы осуществить свой великий и рискованный поход. Вполне естественно было бы ожидать, что проведение аналогичных мер обеспечит Завоевателю необходимую финансовую поддержку для осуществления тех задач, которые встали перед ним как перед королем.
В Англии Вильгельм унаследовал во многом уникальную систему финансов. Английский король, так же как нормандский герцог, получал доходы из многих источников: от налогов и сборов, которые выплачивались ему по обычаю, от чеканки денег, от выполнения судейских функций, от своих собственных поместий, которыми во многих случаях управляли шерифы. Но, кроме всего этого, английский король уже давно имел право взимать особый налог со всего населения на всей территории страны, который назывался "гельд". Размер гельда устанавливался на основе оценки имущества. Оценка всюду проводилась по одним и тем же основным правилам, хотя в разных частях страны детали этой процедуры могли отличаться. Каждый округ-шир, согласно оценке, делился на круглое число облагаемых гельдом единичных участков земли, которые в Уэссексе и Южном Мидленде назывались "наделами". Затем это число налоговых единиц делилось внутри округа между сотнями. То число единиц, которое выпадало на долю сотни, распределялось между деревнями, обычно по пять или десять наделов. Эта система была громоздкой, но она позволяла королю взимать примерно одинаковый налог со всего королевства и была охарактеризована как "первая известная в Западной Европе общегосударственная система налогообложения".
Вильгельм быстро научился пользоваться ее преимуществами. Написанный на английском языке "Реестр гельда графства Нортгемптон", составленный между 1072-м и 1078 годами, позволяет увидеть, что Завоеватель уже использовал староанглийский налог гельд в своих целях. До наших дней дошло несколько английских записей, известных под общим названием "Inquisitio Geldi" ("Исследование гельда"), в которых описано, каким образом этот налог взимался с пяти западных округов. На протяжении всего своего правления Вильгельм Завоеватель взимал гельд примерно через одинаковые промежутки времени. То, что конец его правления был отмечен этим большим обзорным исследованием, хорошо показывает, как важны были для короля такого рода налоги. "Книга Судного Дня" – не только реестр гельда. Одной из ее главных задач было зафиксировать на бумаге для всех налогоплательщиков в Англии, какие суммы гельда они должны были выплачивать. Именно из этого обзора, составленного первым королем-нормандцем, мы получили большую часть информации о системе взимания гельда в англосаксонской Англии.
По сути дела, Вильгельм объединил под своей властью две страны, в каждой из которых уже существовала своя достаточно развитая налоговая система. В этой связи интересно проанализировать, насколько его правление заставило эти две системы влиять друг на друга. Нет никаких свидетельств, что английский метод взимания налогов – сбор гельда – хотя бы единожды был применен в Нормандии при Вильгельме. С другой стороны, центральное управление всеми королевскими и герцогскими доходами продолжала осуществлять канцелярия, которую и после завоевания Англии возглавлял главный канцлер из семейства Танкарвилль. Однако нельзя установить точно, начался ли в царствование Завоевателя процесс выделения из канцелярии казначейства как отдельной службы под началом главного казначея, и если начался, то насколько явно были заметны предвестники этого процесса до 1066 года в Нормандии или Англии. В "Книге Судного Дня" (то есть в 1086 году) некий Генрих, держатель земель в Гемпшире, упомянут как "казначей", и он же (правда, без этой должности) отдельно записан как прежний держатель земельного владения в Винчестере, где со времени Кнута хранилась королевская казна или ее часть. Семья Модюи, представители которой в более позднее время занимали должность одного из канцлеров казначейства, тоже отмечена как жившая в Винчестере в 1086 году. Но было бы излишней смелостью делать из этого свидетельства далекоидущие выводы. Ведь между казначейством как простым хранилищем казны и казначейством как службой, которая, помимо хранения ценностей, ведет дела с кредиторами короля и решает споры по финансовым вопросам, есть существенная разница. Самое смелое предположение будет сводиться к тому, что меньше чем через четверть века после смерти Завоевателя произошли подвижки в сторону развития второго представления о казначействе. "Книга Судного Дня" хранилась в казначействе уже вскоре после своего создания, а между 1108-м и 1113 годами важный судебный процесс был проведен "в казначействе, в Винчестере".
Получается, что в подобных обстоятельствах будет неуместной любая попытка дать точный ответ на спорный вопрос о том, насколько рано в царствование Завоевателя могло зародиться позднейшее казначейство (если оно вообще зародилось тогда). Хорошо известно, что в XII веке казначейство состояло из двух связанных между собой учреждений: верхнего казначейства, которое было судебным органом и управляло финансовой политикой, и нижнего казначейства, которое занималось сбором и выплатой денег. Именно нижнее казначейство развилось из казнохранилища, которое во времена Завоевателя, а возможно, уже и при Исповеднике в той или иной форме существовало отдельно от канцелярии. Некоторые приемы работы казначейства, например, такие, как чистка монет до блеска и постановка на них пробы, вероятно, использовались при Эдуарде Исповеднике и стали применяться шире при Завоевателе. При нем возросло значение казначейств как хранилищ королевских ценностей. Прежде всего это относится к хранилищам в Винчестере и Руане. Вполне возможно, что нормандская казначейская практика и те чиновники, которых привез в Англию Вильгельм, сыграли определенную роль во внедрении таких методов ведения учета, как абака (счеты) и реестры, куда аккуратно записывались все расчеты.
Какие бы предположения ни строились относительно происхождения нормандского и английского казначейств – учреждений XII века, общий характер налоговой политики Вильгельма ясен. Понятен и способ, которым он пользовался, адаптируя одну систему к другой. Относительно Англии результат напрямую зависел от того, что должность шерифа полностью перешла в руки нормандских аристократов, ведь шерифы были основными финансовыми чиновниками короля. В их обязанности входил сбор налогов, которые население должно было платить королю. На них лежала ответственность за сбор доходов, которые государю приносило королевское право вершить суд. Возможно, шерифы отвечали за обеспечение того, чтобы арендаторы короля должным образом исполняли свои феодальные обязанности. Они управляли работами в королевских поместьях на территории своего округа и брали под свою охрану имения, перешедшие к королю в результате конфискации. Более того, при Вильгельме именно шерифы были ответственными за сбор гельда. Трудно сказать, до какой степени развилась при Вильгельме существовавшая позже практика, согласно которой шериф брал свой округ на откуп. До 1066 года был, по крайней мере, один подобный случай. Но было бы слишком смело утверждать, что в Англии это было всеобщим правилом, или даже сделать вывод, что эта система полностью сформировалась к 1087 году. Хотя перед смертью Вильгельма эта практика, без сомнения, была широко распространена. Возможно, что тут сказывалось влияние Нормандии, где виконты брали на откуп свои виконтства.
Эффективность финансовой политики Вильгельма не вызывает никаких сомнений. Доходы, которые он получал со своего герцогства, были необыкновенно велики для одной из провинций Галлии. А после 1066 года они значительно выросли. Вместе со сводными братьями он владел почти половиной земли в Англии и получал с этих владений очень большой доход. Новый сан давал ему не только очень "прибыльные" права, связанные с феодальными привилегиями в Англии, но и силы, чтобы требовать от своих вассалов более аккуратной уплаты этих же налогов в связи с их нормандскими званиями. Доходы от правосудия, которые тоже всегда обогащали герцога, теперь взимались со всей Англии. Но важнее всего был английский гельд. Этот налог Вильгельм, должно быть, считал самым ценным наследством из того, что досталось ему от его предшественников – англосаксонских королей. Он по меньшей мере четырежды собирал этот налог со всей Англии, причем в таком размере, что гельд был очень тяжелым для плательщиков. Судя по практике, принятой в более поздние времена, гельд взимался в размере двух шиллингов с каждого хайда земли, но в редких случаях ставка налога была еще выше, а знаменитый гельд 1083 года составил шесть шиллингов с хайда. Конечно, многие поместья, и прежде всего те, что принадлежали церкви, были освобождены от него, но и при этих условиях собранная сумма должна была быть огромной. И это были еще не все источники, из которых король черпал свои доходы.
До завоевания Англии Вильгельм получал весьма приличные доходы от налогообложения торговли. После похода через Ла-Манш эта часть налоговых поступлений значительно возросла, так как развитие торговли в Англии находилось на высоком уровне. В особенности это относилось к такому важнейшему торговому центру, каким был Лондон. Во времена Исповедника туда съезжались купцы из Нидерландов, Рейнского края, Нормандии и с севера Франции. Со Швецией торговали через Йорк, Линкольн и Винчестер и в меньшей степени через Стэмфорд, Тетфорд, Лестер и Норвич. Честер был центром торговли мехами. Английский сыр вывозили во Фландрию. Дроитвич и Норвич были центрами соляной торговли. Когда эта развитая торговая система перешла под контроль короля-нормандца, он с выгодой для себя обложил ее налогами. Даже если принять во внимание, что военные действия в какой-то степени нарушили движение товаров между Англией и странами, расположенными по другую сторону моря, то все равно этот источник приносил Вильгельму ощутимый доход.
Не меньший доход приносили и сами города, в которых была сосредоточена торговля. Разнообразие английских городов было столь велико, что трудно делать какие-либо обобщения, к ним относящиеся. Как правило, если город был достаточно крупным, он принадлежал королю, который брал себе две трети получаемой городом прибыли. Получаемые суммы (их источником служили чеканка монет, аренда королевской собственности или рыночные пошлины) могли быть очень крупными. Несомненно, деньги городов обеспечивали королю значительную часть его богатства и власти.
Экономические потери, которые принесло Англии военное вторжение, оборачивались выгодой для Нормандии и в конечном итоге для самого Вильгельма. Сокровища, привезенные из Англии в 1067 году, привлекали к себе внимание, и в последующие несколько десятилетий развитие Нормандии во многом происходило за счет богатства, добытого в Англии. Было много прямого разграбления Англии победителями ради герцогства, но все же благосостояние Нормандии после 1066 года увеличивалось не таким путем. Нормандские аббатства и крупные нормандские феодалы стали владельцами английских земель, и обработка этой земли обеспечивала финансовую основу для расширения коммерческой деятельности нормандцев. Имеются достоверные свидетельства материального преуспевания аббатства в Фекане под мудрым управлением аббата Иоанна. В других источниках есть указания на то, что нормандцы значительно расширили территорию своих торговых операций. Сумма пошлин, которые взимал епископ Котанса Жофрей с 1049-го по 1093 год, выросла в четырнадцать раз, и можно предположить, что примерно на столько же увеличилась сумма пошлин в Кане и, возможно, в Байе. В Руане расцвет коммерческой деятельности поражал еще больше. Торговля, которая и прежде активно велась в этом портовом городе, стала столь масштабной, что привела к началу формирования торговой аристократии. К 1091 году некий Конан из могущественной семьи Пилатен, принадлежавшей к сословию горожан, славился своим состоянием. Его богатство дало ему возможность на собственные деньги нанять значительное количество воинов-наемников для поддержки Вильгельма Рыжего.
Вся эта активность по обе стороны пролива была на руку королю, в особенности тем, что способствовала увеличению денежного потока. В бытность герцогом Вильгельм потребовал для себя монополию на чеканку денег и собирался сохранить ее как король. В герцогстве существовало всего два монетных двора – в Байе и в Руане. После похода их значение, разумеется, сильно возросло. Оказавшись в Англии, Вильгельм обнаружил, что в этой стране чеканка – гораздо более мощный источник доходов. Характерная особенность Англии заключалась в том, что каждый ее город имел свой монетный двор. Известно, что за короткое правление короля Гарольда деньги для него чеканились по меньшей мере в сорока четырех местах. Поэтому монопольное право Вильгельма на чеканку денег приобрело после завоевания Англии первостепенную важность. Выше уже упоминалась деятельность нормандского чеканщика Раннульфа перед завоеванием Англии. Его сыновья унаследовали и умножили богатства своего отца. Один из них, Валеран, который сам был денежником (банкиром), столь успешно распространил свою деятельность на Англию, что приобрел земли в Кембридже, Суффолке, Эссексе и Хартфорде, а также дом в Лондоне на Деревянной улице.
К сожалению, дать сколько-нибудь точную оценку размера дохода, который Вильгельм ежегодно получал с Нормандии и Англии, невозможно. Во-первых, трудно найти соответствующую информацию, а во-вторых, слишком рискованно называть его эквивалент в современных деньгах. Но по меркам нашего времени общая сумма была огромна. Вильгельм был известен как богатый государь, и в час его смерти его финансовое положение было прочнее, чем у любого другого правителя в Европе. Он оставил своим преемникам огромное наследство, хотя никогда не имел необходимости быть скупым. Великолепие его двора и щедрость при раздаче милостыни были известны всем. Зять Вильгельма называл своего тестя вторым по щедрости человеком после византийского императора. Установленный им церемониал, по словам Вильгельма из Малмсбери, стоил так дорого, что, перестав следовать ему, Генрих I сэкономил приличную сумму денег. Ну и конечно же постоянные войны, которые Вильгельм вел в целях обороны своего королевства, могли быть оплачены лишь из большого дохода. Имея в обеих частях своего королевства весьма эффективные финансовые структуры, Вильгельм развивал их для того, чтобы объединенные ресурсы позволяли удовлетворять политические нужды англо-нормандского королевства. Действительно, своим существованием оно в значительной степени обязано тому богатству, которым Вильгельм получил возможность распоряжаться.
Но окончательную оценку правлению любого средневекового короля всегда нужно давать на основе того, как он вершил правосудие. В этом отношении виртуозное мастерство Вильгельма как государственного деятеля было особенно заметно. Как мы уже видели, и курия короля Вильгельма, и курия герцога Вильгельма в своей основе были феодальным судом, подтверждавшим правильность феодальных законов и обычаев. О некоторых разбирательствах этого суда в период с 1066-го по 1087 год уже было сказано. В качестве территориальных единиц судебной власти на местах в Нормандии Вильгельм использовал виконтства. В Англии для этой же цели он использовал местные суды древнего происхождения, существовавшие в ширах и сотнях. По сути дела, смешение нормандских феодальных идей с дофеодальными английскими традициями ни в чем не проявлялось так явно, как в использовании Вильгельмом местных судов для дополнения юрисдикции королевской курии.
Центральной фигурой этого процесса был шериф. В правление Вильгельма шерифами стали крупные феодальные владетели, которые получили право лично вершить суд. Кроме того, они по своей должности находились в особых отношениях с судами округа и сотен, и было естественно, что, как и их саксонские предшественники, рассматривали в этих судах дела, имевшие касательство к королю или королевству. Правда, шериф мог разделять эти обязанности с другими чиновниками. Должность местного юстициария была создана в Англии при Вильгельме Рыжем. Вполне возможно, что время от времени нечто подобное возникало и функционировало и при Завоевателе. Совершенно ясно, что аббат Этельвиг, настоятель монастыря в Эвешеме, занимал в 1072 году какую-то официальную судебную должность в западных округах. Позже в других округах такие должности занимали и другие люди, хотя они редко именовались юстициариями своего округа. Но какими бы дополнительными средствами ни пользовался Вильгельм, чтобы представлять королевское правосудие в английских окружных судах, именно шериф оставался непосредственным исполнителем воли короля, и, как правило, именно шерифу были адресованы указы короля, повелевающие рассмотреть какое-либо дело. Вильгельм имел возможность непосредственным образом вмешиваться в дела местных судов, направляя членов своего собственного суда для ведения особо важных судебных процессов. Как мы увидим дальше, многие виднейшие представители нормандской аристократии, и светской и церковной, исполняли роль таких путешествующих судей, и самым деятельным среди них был Жофрей, епископ Котанса. Одним из величайших достижений Вильгельма Завоевателя можно смело считать тот успех, с которым древние английские суды были поставлены на службу первому королю-нормандцу, а также то, что они были использованы для поддержания традиций во времена перемен. В этом деле его государственная мудрость повлияла на его английских потомков больше, чем в любом другом. Поэтому данный вопрос заслуживает пояснения примерами.
Невозможно найти лучшей иллюстрации, чем некоторые из больших судебных заседаний, что были так характерны для правления короля Вильгельма в Англии. Например, несколько судебных дел касались поместий, незаконно отнятых у аббатства Или. Между 1071-м и 1074 годами епископы Котанса и Линкольна, граф Вальтеоф и шерифы Пикот и Ильберт на объединенном заседании судов соседних с аббатством округов провели по этому поводу большое расследование. Решение было вынесено в пользу аббатства, позже был проведен по меньшей мере еще один (а возможно, и два) суд по поводу земель Или. Между 1080-м и 1084 годами Жофрей, епископ Котанса, провел в Кентфорде большой судебный процесс. Это произошло на объединенном заседании судов трех граничивших с аббатством округов и в присутствии многих крупных землевладельцев. Решение снова было вынесено в пользу монастыря. Суды по делам аббатства Или были примечательными событиями. Но более ярким зрелищем был суд, который прошел между 1072-м и 1076 годами в Кенте. Его целью было разрешение спора между архиепископом Ланфранком и епископом Одо по поводу земель, которые якобы епископ отнял у Кентерберийской кафедры. Председательствовал на суде епископ Котанса Жофрей. Ланфранк добился решения в свою пользу, но, судя по тому, что в 1086 году многие из спорных поместий все еще находились во владении Одо, выполнение судебного решения было отсрочено. Наконец, можно упомянуть о деле епископа Вустера Вулфстана и аббата Эвешема Вальтера по поводу прав на имения Бенджворт и Грейт-Хемптон. Как и прежде, председателем суда был Жофрей Котанский, а дело слушалось на заседании судов соседних округов. Здесь перечислены лишь те судебные процессы, которые наиболее полно описаны в источниках, но нет сомнения, что по ним можно реконструировать и другие слушания. Эти судебные прецеденты можно считать прекрасным примером того, каковы были основные принципы Завоевателя в осуществлении правосудия. Непосредственная заинтересованность Вильгельма в этих судебных процессах очевидна: все они были начаты по королевскому указу, и в каждом случае председательствующий был представителем короля. Присутствие королевских эмиссаров (по-латыни называвшихся "missi") демонстрировало, что дела рассматривались королевским судом, поэтому в силу вассальных обязанностей на нем были обязаны присутствовать крупные землевладельцы, иногда вызывавшиеся даже из тех округов, к которым спор не имел никакого отношения.
Но и во время этих судов использовались специфически английские правовые институты. Дела рассматривали в полном составе окружные суды, и на их заседания являлись не только жившие в округе уроженцы Нормандии, но и англичане. Окружные суды играли важнейшую роль в слушании дела. В вустерском деле судьями были бароны, а свидетелями – жители всего графства. В Кентфорде формально приговор был записан как решение округов. Касательно дела аббатства Или король отдал приказ: рассмотреть "судам нескольких округов в присутствии моих баронов", то же он повелел сделать в отношении фрекен-хемского дела: слушать "на объединенном заседании судов четырех округов в присутствии епископа Байе и других моих баронов". Верша свой феодальный суд на собраниях английских округов, Вильгельм прививал королевские права монарха-нормандца к древним институтам завоеванной им страны, как черенок к дереву. И дело заключалось не только в прагматичной целесообразности такой прививки. Эти суды отчетливо демонстрировали желание нового короля сохранить традиционные английские судебные обычаи. Чтобы доказать истинность закрепленных за ним прав, епископу Вустерскому было позволено вызвать на суд свидетелей – англичан по происхождению. В Кентфорде англичане играли важную роль в расследовании дела. В Пинненден-Хит были собраны "не только французы, жившие в округе, но также, и в первую очередь, те англичане, которые были хорошо знакомы с законами и обычаями своей страны". В их числе на этот суд прибыл Этельрик, бывший епископ Селси, "человек весьма преклонного возраста и очень мудрый в том, что касалось законодательства его страны; его по приказу короля привезли на этот суд в повозке, чтобы он делал заявления о том, как применялись законы в древности, и истолковывал эту древнюю практику". В таких поступках заметно нечто большее, чем простой интерес к старине. Ланфранк, архиепископ Кентерберийский, был ближайшим советником короля, а Одо, епископ Байе, его единоутробным братом и одним из самых могущественных феодалов. Спор между ними вполне мог разрушить всю структуру только что созданного англо-нормандского государства. Вот почему особенно примечательно, что такой спор в те времена по приказу короля мог быть решен в суде с помощью ссылки на старинные английские обычаи. И в Средние века, и в современную эпоху мало таких завоевателей, которые проявляли бы больше подобающего государственному деятелю уважения к традициям страны, которую они только что захватили силой оружия.
Процедура рассмотрения дел на этих судах требует комментария. Метод "суда Божьего" к тому времени уже долгие годы был в употреблении по обе стороны пролива; то же самое относится к расследованию дел с использованием свидетелей и предъявлением грамот. Но примененное Завоевателем направление собственных представителей для ведения судебных дел на местах было новой практикой для Англии. При преемниках Вильгельма оно стало мощным средством расширения власти короля. Эти представители короля не только приносили с собой власть короля в английские окружные суды, но и делали контроль этой власти над ними более прямым, чем когда-либо ранее. Председательствуя на процессах по порученным делам, они применяли метод доказательства, который позже имел огромнейшее влияние на практику английского судопроизводства. Ведь именно эти суды были первыми случаями последовательного применения в судебном процессе присяжных – "группы людей, которых назначал суд, чтобы они коллективно вынесли приговор, и которые принимали для этого присягу". О происхождении института присяжных было много споров. Были обнаружены некоторые следы его существования в датских областях Англии до завоевания ее нормандцами; но, по мнению многих ученых, он был привнесен в Англию нормандцами, которые развили его из "расследований под клятвой", применявшихся монархами из династии Каролингов. Поэтому мы оставим этот вопрос открытым. Нет сомнения в том, что Вильгельм применял такие суды присяжных более последовательно и более эффективно, чем они применялись до него в Англии. С 1066-го по 1087 год их применение стало характерной чертой его судебной практики. Например, на судебном заседании в Кентфорде присяжные были, а при слушании фрекенхемского дела епископ Байе использовал две группы присяжных, когда пытался удостовериться в подлинности тех фактов, которые были предметом спора. Подобным же образом в Нормандии между 1072-м и 1079 годами на судебном процессе, который проходил в присутствии короля, права небольшого монастыря, существовавшего в Беллеме, были восстановлены решением, которое было вынесено коллективно группой присяжных, состоявшей из почтенных стариков. С течением времени эта практика становилась все более распространенной, и вскоре область ее применения стала на удивление широкой. В 1086 году составление "Книги Судного Дня" осуществлялось в значительной степени с помощью приговоров, вынесенных давшими клятву присяжными по всей стране. Таким образом, вся Англия была ознакомлена с институтом присяжных, которых Завоеватель сделал составляющей частью своей управленческой системы. Это был его заметный вклад в последующее развитие английского правосудия.
Деятельность королевской администрации, направляемая Вильгельмом, вызвала к жизни такие последствия, которые проявились лишь через много лет после его смерти. Но определить, как она влияла на повседневную жизнь людей, которыми он правил, довольно трудно. Возникновение англо-нормандского королевства не внесло в жизнь крестьян изменений, подобных тем, которые произошли в более высоких социальных слоях общества. Не заметно, чтобы условия жизни, преобладавшие в нормандских деревнях, сильно изменились в третьей четверти XI века. Хотя Нормандское завоевание и последовавшие за ним беспорядки разорили или уничтожили много английских деревень, земельная структура Англии в конце правления Завоевателя не имела коренных отличий в сравнении с 1066 годом. Похоже, что новые правители Англии не желали или не могли изменить те различия в общественной организации крестьянской жизни, которые существовали внутри Англии до ее завоевания. Нет ничего удивительнее, чем сохранение различий в традициях разных провинций в течение этих десятилетий. Например, деревенские обычаи в Кенте отличались от того, что было в Нортумбрии. Существует много свидетельств, что в Восточной Англии и на севере Мерсии крестьяне и после двадцати лет нормандского правления имели необыкновенно большую степень личной свободы.
Структура общественной жизни английских деревень XI века была исчерпывающим образом описана множеством ученых, а в нашей работе об этой структуре нужно упомянуть лишь в той степени, в которой король Вильгельм лично влиял на нее своими действиями как правитель страны. В связи с этим важно, что большую часть своих знаний о жизни английских крестьян во времена Эдуарда Исповедника мы приобрели из огромной книги-обозрения, составителем которой был его преемник-нормандец. Важно и то, что люди, составившие это обозрение, применяли к Англии термины, которыми они привыкли описывать крестьянство Нормандии. Нет сомнения, что латинским терминам, которые применяются в "Книге Судного Дня", не хватает точности. Тем не менее, они описывают сельское общество, по существу не отличающееся от того, что описано в текстах, составленных на английском языке до Нормандского завоевания, например в трактате об управлении поместьем "Права и разряды людей". Категории крестьян, упомянутые в "Книге Судного Дня", имеют не строгие и не взаимоисключающие определения. Как и в более раннем реестре, они образуют ряд, на одном конце которого находятся люди, чьи обязанности были многочисленны, но совместимы с личной свободой, а на другом – жители хижин, загруженные тяжелыми работами, и рабы, которых можно считать одушевленными вещами господ. Посередине находился виллан – центральная фигура английской деревни. Этим словом обозначался крепостной крестьянин, который имел долю на полях деревенской общины. Виллан в некоторой степени был лично свободным, но он нес тяжелые повинности: несколько дней в неделю отрабатывал барщину на землях своего господина и был обязан выплачивать оброк деньгами и натурой. Когда виллан умирал, по закону господин забирал его имущество в свою собственность.
Тот факт, что во второй половине XI века основы порядка английской сельской жизни оставались неизменными, признан уже давно. Все, что написано о том, как Вильгельм управлял Англией, приводит к заключению, что он использовал свое влияние для поддержания незыблемости порядка. Произошедшие при нем изменения можно объединить в две группы. В первую группу вошли действия, вызвавшие быстрое сокращение количества рабов в 1066–1086 годах. Во времена Эдуарда Исповедника рабство было характерной чертой деревенской жизни в Англии, и проведенный подсчет (правда, не очень точный) показывает, что накануне Нормандского завоевания примерно каждый одиннадцатый в Англии был рабом. К 1086 году это соотношение (независимо от точности цифры) уменьшилось настолько, что один наш современник в своих комментариях назвал это сокращение "самой заметной переменой из всех, отраженных в "Книге Судного Дня". Однако эту перемену непросто объяснить. Нет сомнения, что экономические факторы сыграли тут свою роль, поскольку новые владельцы поместий, люди жадные и корыстолюбивые, могли обнаружить, что им выгоднее возделывать свои земли руками принудительно работающих зависимых крестьян, а не трудом рабов, которых господин, возможно, должен был кормить. Нельзя забывать и о влиянии церкви, которая энергично реформировалась. Но при всем этом часть заслуг можно приписать самому Вильгельму. Очень прочно укоренилось мнение, что до похода через Ла-Манш в Нормандии было мало такого, что можно сравнить с рабством и работорговлей, широко распространенными в Англии того же периода. Это различие могло повлиять на Вильгельма. Например, известно, что он старался – правда, без большого успеха – уничтожить торговлю рабами в Бристоле, и один из законов, который ему приписывают, специально запрещал продажу человека человеком за пределы Англии. В любом случае достойно упоминания то, что в правление Вильгельма Завоевателя рабство в Англии быстро шло на убыль, и меньше чем через полвека после его смерти оно почти перестало существовать в сельской Англии. Другая группа объединяет перемены противоположного направления. Наиболее свободные крестьяне, которые в "Книге Судного Дня" называются "вольные люди" или "подсудные люди", быстро опускались вниз по социальной лестнице. Легко можно представить себе последствия того разорения, которому был подвергнут север Англии в 1069-м и 1070 годах. Но и в тех частях страны, которые не пострадали, не были редкостью деревни, в которых экономические условия жизни всех семей ухудшились за время с 1066-го по 1086 год. Без сомнения, было бы слишком смело делать поспешные обобщения на основе отдельных примеров, поскольку каждая деревня по воле случая то поднималась вверх, то опускалась вниз на волнах жизни. Но изменения, которые за эти годы произошли среди английских землевладельцев, должны были приводить в отчаяние крестьян. Новые аристократы, которые владели большими поместьями, расположенными далеко одно от другого, и вели в них хозяйство ради получения дохода, были жестокими хозяевами. Их управляющие, переезжая из одной местности в другую, старались ввести повсюду одинаковый порядок подчинения, а это было невыгодно наиболее удачливым сельским жителям. Новые помещики не только наследовали права своих саксонских предшественников, но имели еще и феодальные привилегии, полученные от короля-нормандца. Вдобавок нормандская юридическая теория, согласно которой положение крестьянина определялось не унаследованными политическими правами, а выполняемыми обязанностями, подрывала основу претензий тех наиболее независимых крестьян, которые с риском для себя продолжали заявлять, что, согласно старинным обычаям, они лично свободны. По этим причинам при нормандской власти из Англии стало исчезать рабство, зато шире распространилось крепостное право.
Правление Вильгельма Завоевателя, несомненно, было временем великих бед для английского крестьянства, которое составляло примерно девять десятых населения Англии. Даже в самых оптимальных условиях жизнь крестьян была нестабильной, поскольку у них было мало продовольственных запасов. В результате одного неурожая сразу же возникала нехватка пищи, а два плохих урожая подряд могли привести к ужасному голоду, который был так характерен для тех лет. Но эти бедственные условия, в которых жизнь и здоровье можно было сохранить с большим трудом, не являлись последствием Нормандского завоевания. Вообще, в том, что оно преумножило бедствия, есть определенные сомнения. Если учитывать, что во времена политических перемен на долю наименее удачливых людей всегда выпадают лишения, утверждение, что при Вильгельме Завоевателе не было ломки коренных основ жизни английского крестьянства, остается верным.
На жителей английских городов его правление повлияло примерно так же: заметных различий в последствиях не было. О том, что король был заинтересован в процветании английской торговли и городов, в которых она была сосредоточена, уже было сказано: но для людей, которые жили в этих городах, это было время большого риска. Иногда случались поистине огромные несчастья. Например, Йорк был разграблен несколько раз подряд. Постройка замков в главных городах Англии часто приводила к печальным последствиям. В Линкольне для того, чтобы освободить место под новую крепость, было уничтожено самое меньшее сто шестьдесят домов. Такие действия способствовали обеднению многих людей и вели к увеличению численности городской бедноты. Тем не менее, основы роста английских городов не были подорваны. В годы царствования Завоевателя города продолжали страдать от последствий Нормандского завоевания, которое нанесло по ним удар. К 1086 году они еще не залечили свои раны. Но меньше чем через шестьдесят лет после смерти Завоевателя города Англии процветали больше, чем когда-либо до этого, и это развитие, вероятно, в какой-то степени произошло благодаря нормандским правителям и консервативной политике Вильгельма. Многие элементы городского самоуправления, характерные для Англии XII века, в зародыше существовали при Эдуарде Исповеднике, а Вильгельм сохранил и развил их. Достойно внимания большое количество англо-нормандских грамот, адресованных английским городам и касающихся их прошлого.
Структура городского населения не претерпела значительных изменений в результате Нормандского завоевания. Но возможно, один процесс, который позже имел большие последствия, начался с указов Завоевателя. Сомнительно, чтобы до Нормандского завоевания в Англии были постоянные еврейские поселения, но можно с уверенностью сказать, что в Руане в середине XI века существовала еврейская община. И почти несомненно, что группа этих руанских евреев прибыла в Англию вслед за Завоевателем и по его указу основала там колонию. Значение этой колонии стало быстро возрастать. К 1130 году еврейская община прочно обосновалась на новом месте и процветала. Но было бы ошибкой заявить, что в Англии XI века существовало что-то похожее на тот широкий размах, который приобрела деятельность евреев в Англии при Анжуйской династии. Таким образом, последствия деятельности Вильгельма в этом отношении стали заметны лишь значительно позже. Завоеватель облегчил приезд евреев в Англию, и на протяжении всего XII века еврейская община Англии не только оставалась по преимуществу французской, но и сохраняла тесные связи с англо-нормандской монархией. Несмотря на то что этот процесс начался по инициативе Вильгельма, он мало продвинулся вперед при его жизни. Сомнительно, чтобы в его время прочно обосновавшаяся еврейская колония существовала где-нибудь еще, кроме Лондона.
В XI веке повседневная жизнь английского народа самым непосредственным образом зависела от обычаев и традиций, а Вильгельм постоянно заботился об их сохранении. По этой причине его должностные лица, какими бы суровыми и грубыми они ни были, вероятно, предпринимали какие-то меры для ослабления бедствий, выпавших на долю его беднейших подданных во время смены власти. У английских крестьян были причины быть благодарными новой аристократии за то, что она поселилась в их стране, не перевернув все вверх дном. Среди занесенных в "Книгу Судного Дня" судебных процессов можно встретить много случаев, когда арендаторам-англичанам возвращали часть имущества, отнятого у них новыми землевладельцами или алчными шерифами. В долгосрочной перспективе крестьянство получило выгоду от того, что король строго следил за охраной общественного порядка на местах. В этом случае он тоже следовал своему обычному правилу приспосабливать местные институты для своих целей. Например, своим известным указом он сделал население сотни коллективным ответчиком за убийство любого из его сторонников. В указе говорилось, что если в течение пяти дней убийцу не обнаружит его господин, то население сотни, где было совершено это преступление, должно внести ту часть штрафа за убийство, которую не в состоянии выплатить господин. Этот штраф, называвшийся "murdum", был очень большим – сорок шесть марок серебром. По правде говоря, порядок, который поддерживался таким путем, покупался очень высокой ценой, но пользу от него почувствовали современники Вильгельма по обе стороны пролива. Англичанин с благодарностью написал о том, что Вильгельм установил хороший порядок, а нормандские летописцы все как один жалуются на то, что после смерти Завоевателя общественная безопасность в его герцогстве уменьшилась.
Метод правления, который Вильгельм Завоеватель использовал в своем составленном из двух частей королевстве, был замечателен во всех отношениях. Его власть была суровой и грубой, но она никогда не была слепой тиранией. Часто отвратительная в своих наиболее жестоких проявлениях, она была приспособлена к условиям Нормандии и Англии и имела долговременные последствия, особенно в области правосудия и финансов. Не следует забывать и о том, что эта власть действовала по одному и тому же образцу на всей территории королевских владений. Двор Вильгельма повсюду следовал за своим королем в его поездках, и потому королевское правосудие развивалось примерно по одному и тому же пути в Нормандии и в Англии. Канцлеры Вильгельма тоже вели дела по обе стороны пролива. Херфаст имел отношение к грамотам, касавшимся как Нормандии, так и Англии. Осмунд часто исполнял свои должностные обязанности в герцогстве, и то же можно сказать о Морисе. Таким образом, с 1066-го по 1087 год все области английской государственно-административной системы испытали на себе нормандское влияние, но и английская управленческая практика часто переносилась на другую сторону пролива. Те беспорядки, которые начались в Нормандии сразу после смерти Вильгельма, служат несомненным доказательством того, что стабильность, которая преобладала в герцогстве в 1066-1087 годах, в значительной степени обеспечивалась эффективностью его правления.
Появление в Англии короля-нормандца должно было неизбежно изменить систему управления в стране, которую он завоевал, сильнее, чем в герцогстве, откуда он прибыл. Но в этих изменениях внимания заслуживает не количественная, а качественная составляющая. Ведь в Англии Завоеватель в одинаковой мере проявил свой гений и в приспособлении старого, и во введении нового. То, что во время хаоса, которым сопровождалось завоевание, Вильгельм не повредил несущий каркас системы управления королевства, является личной заслугой этого короля.
С 1066-го по 1087 год во Франции Вильгельм проводил больше времени, чем в Англии. Тот факт, что король мог доверить другим людям реализацию политики, им избранной и носившей на себе глубокий отпечаток его неповторимой личности, показывает, насколько велик был его авторитет. Как уже было сказано, в 1066 году он спокойно доверил управление Нормандией жене Матильде, Роже Монтгомери и Роже Бомону, а в 1067 году при отъезде из Англии поручил следить за порядком епископу Байе Одо, Вильгельму фиц Осберну и Гуго II, владетелю Монфор-сюр-Риля. Позже доверенным лицом короля в Англии оставался архиепископ Ланфранк, но Одо и многие знатные миряне из виднейших семейств Нормандии, например Вильгельм Вареннский и Ричард фиц Гильберт, тоже с честью несли возложенные на них обязательства.
Когда после смерти Вильгельма Англия и Нормандия были отделены друг от друга, это привело к печальным для системы управления последствиям в них обеих. А когда после 1106 года они вновь были объединены, потенциал, заложенный Вильгельмом Завоевателем, дал знать о себе тем, что царствование Генриха I стало временем интенсивного развития в области правосудия и финансов по обе стороны Ла-Манша. |
|
