| Вильгельм был воином по натуре. Ничто не указывает на то, что у него были интеллектуальные интересы или что он изучал искусство или методику управления как государством в целом, так и его административно-хозяйственной сферой. Управлять для него значило, помимо сохранения мира, проводить в жизнь свои права, добиваться верности своих подчиненных и обеспечивать выполнение своих приказов. Как и его старших сыновей – Роберта Коротконогого и Вильгельма Рыжего, – "чиновником" его назвать нельзя. Вильгельм понятия не имел, что значит уединение, и возможностей поразмышлять в одиночестве у него было мало. Несомненно, он мог интересоваться вопросами применения законов на практике, но даже в этой сфере, видимо, предпочитал пользоваться услугами юстициариев21. Если сравнивать Вильгельма, например, с его младшим сыном Генрихом I или правнуком Генрихом II, то мы прекрасно видим, насколько невелико было его рвение в управлении государством и насколько примитивными были его достижения в этой сфере. Безусловно, было бы несправедливо сравнивать его с будущими поколениями – людьми, выросшими в другом, быстро меняющемся мире. Однако, с другой стороны, с полным правом можно сказать, что Вильгельм никоим образом не опережал свой век и, пожалуй, даже несколько отстал от него под конец своей жизни. Тем не менее он обладал одним качеством, которое часто встречается у хорошего воина, – способностью отдавать четкие простые приказы и доверять их успешное выполнение подчиненным. У нас есть все основания считать, что Вильгельм всегда знал, чего он хочет, располагал верными людьми, готовыми исполнять его волю, и умел добиться реализации своих планов.
Итак, Вильгельму было свойственно достаточно простое отношение к управлению, но, помимо этого, ему, возможно, также не хватало и новых идей. Из наших скудных сведений об управлении Нормандией становится достаточно ясно, что он не был знаком с тем, каким образом следует распоряжаться верховной властью, и поэтому не мог воспользоваться подобными знаниями на королевском троне. При герцогском дворе и в населенных пунктах Нормандии не было ни искусных администраторов, ни соответствующих процедур и чиновничьих должностей – ничего такого, что могло бы послужить образцом для создания системы управления в Англии. Более того, Вильгельму не хватало времени, чтобы управлять королевством. Как только он навел в стране порядок, он стал бывать здесь лишь в том случае, когда его вынуждала к этому какая-нибудь угроза или народные волнения. В промежутках между войной и охотой ему приходилось принимать разные решения, но он, должно быть, обычно действовал сообразно тем сведениям, которые ему предоставляли другие. Неоспоримо, что Вильгельм пользовался величайшим авторитетом и не просто держал в своих руках бразды правления, а умел быть властным, но в такой же степени очевидно, что он, как правило, ставил себя выше забот административно-хозяйственного характера – он просто отдавал приказы, а уж его слуги должны были найти способ претворить их в жизнь.
Взойдя на трон, Вильгельм в первую очередь, вероятно, пожелал узнать, каковы его права и полномочия. Для этого у него были опытные наставники. Никто не был так хорошо осведомлен о секретах правления Эдуарда, как архиепископы Стиганд и Эльдред, а Годвин, Моркар и Вальтоф были эрлами уже не в первом поколении – этот титул носили и их отцы, и деды. Кроме того, при дворе находились люди, помнившие, какие королевские права установил еще Кнут, а также какими правами обладают епископы, аббаты, эрлы и тэны. Хватало и тех, кто мог указать Вильгельму на то, чего ему не следует делать. Эльдред, принимавший клятву короля во время коронации, был отважным человеком, и легенда гласит, что он не боялся противостоять государю. Несомненно, Вильгельм не преминул вступить во все права, которыми пользовались его предшественники, а так как по меркам того времени эти права были очень большими, то маловероятно, что он был не удовлетворен своим наследием или намеревался расширить королевские полномочия. Хотя между 1066 и 1071 гг. в королевстве царило смятение, а управление носило в сущности военный и деспотический характер, Вильгельм нуждался в поддержке со стороны английской церкви и поэтому действовал в рамках английских обычаев. Когда в 1070 г. произошла "чистка" епископата, преемственность власти была уже в основном достигнута, а так как король вскоре перестал бывать в своем королевстве, то сложившаяся система вряд ли подверглась коренным изменениям. Однако каждый король обладает индивидуальными чертами, и повышенный интерес при изучении каждого отдельного царствования вызывают именно особенности использования королевских прав.
Безусловно, Вильгельм правил не так, как Эдуард. В связи с рядом вполне понятных факторов после 1070 г. его власть в королевстве значительно превосходила власть его предшественников. "Он был очень суровым и несдержанным человеком, так что никто не осмеливался противостоять его воле… В его время люди сильно страдали от угнетения и весьма многочисленных случаев несправедливости". И дальше, уже скорее в поэтической форме, английский летописец добавляет: "Так свиреп был король, что бессильны были его враги. Все, кто хотел жить или сохранить свою землю, должны были полностью подчиниться его воле". Мы вполне можем допустить, что Вильгельм правил твердой рукой и иногда, при необходимости, прибегал к жестким мерам. Однако если более внимательно рассмотреть его деяния, особенно те, которые вызывали недовольство, то часто нельзя с уверенностью сказать, следовал ли он примеру предыдущих королей или же был действительно новатором.
Одним неоспоримым нововведением было создание королевских лесных угодий. Эдуард, равно как и его предшественники, очень любил охоту, но, по-видимому, охотился лишь на своих собственных землях, а в чужих владениях – только по приглашению. Вильгельм в бытность свою герцогом Нормандским, должно быть, обладал более широкими охотничьими правами, поскольку в Англии заявил, что может охотиться там, где ему угодно, и издал законы, защищавшие его дичь – благородного оленя, лань, косулю, дикого вепря и, возможно, зайца – вместе с растительностью, среди которой она водилась. Он расширил свои угодья вокруг Винчестера, где предпочитал охотиться чаще всего, а для этого выселил часть населения Гемпшира и создал так называемый Новый Лес. Однако еще более важным является то, что он распространил королевское монопольное право и охотничьи законы на обширные пространства в сельской местности, независимо от того, чьи владения в них входили.
Множество людей, чьи хозяйства оказались на территории королевских лесных угодий, попали в неприятное положение. Убивать королевскую дичь, какой бы вред она ни приносила, было запрещено, и к тому же налагались ограничения на вырубку леса, расчистку зарослей и содержание собак. Более крупные феодалы, даже если они и привыкли к такой монополии в Нормандии, находили крайне неудобным то, что они могут охотиться на своих землях только с позволения короля. В связи с этим можно отметить, что каждый король, правивший после Вильгельма Завоевателя, при восхождении на престол давал согласие уменьшить эти угодья. Однако больше всех не одобряла такие охотничьи законы церковь – несомненно, отчасти потому, что они распространялись и на духовенство, которое в данном случае не могло сослаться на свою неприкосновенность. Хуже того, по каноническому праву священнослужителям запрещалось охотиться, и поэтому никаких тяжб по поводу столь одиозной королевской политики они вести не могли. Конечно, Вильгельм едва ли позволил бы увечить духовных лиц за нарушение охотничьего законодательства, однако опасность такая существовала. Помимо этого, церковь считала неподобающим, что король любит оленей так, "будто он их отец", и угрожает изуродовать руки и ноги тому, кто убьет какого-нибудь зверя. Поэтому, когда Вильгельм разрушил несколько поселений в Гемпшире, это посчитали еще более гнусным деянием, чем масштабные опустошения во время войны, а когда в Новом Лесу погибли двое его сыновей – Ричард и Вильгельм Рыжий, – церковь заявила, что их настигла небесная кара.
Подобно тому как Вильгельм ввел в Англии свои права и порядки, собственные законы привез с собой и каждый новый поселенец, в результате чего возникла ситуация, которая могла легко привести к конфликту правовых норм. Одно из постановлений Вильгельма, подлинность которого вызывает меньше сомнений, чем другие, регламентирует процедуру разрешения споров между людьми разных национальностей, главным образом касаясь введенного нормандцами способа доказательства своей правоты – испытания поединком. Однако считалось несправедливым, что англичан принуждают к чуждому им обычаю, поэтому особым указом было решено, что француз не может принудить англичанина к такому единоборству, тогда как англичанин, если это уместно, вправе потребовать его от француза или сам воспользоваться этим средством. Нужно также упомянуть о том, что после назначения иноземных прелатов на важные посты в английской церкви Вильгельм должен был определить их статус и особые права, поэтому он повелел внести соответствующие изменения в судопроизводство (о чем мы поговорим в следующей главе). Однако завоевателям всегда угрожают не только тяжбы, но и насильственная смерть, поэтому Вильгельм пытался защитить своих сторонников, налагая штрафы на феодального хозяина убийцы, а затем и на сотню22, в которой было найдено тело убитого, до тех пор пока преступника не предадут в руки властей. На поверку получилось так, что, кроме тех редких случаев, когда устанавливалась личность убийцы, этот штраф (murdrum) стал взиматься со всей округи.
Вильгельму приписывают и другие изменения в законодательстве, но здесь сомнений возникает еще больше. Например, бытовало мнение, что он полностью упразднил смертную казнь, заменив ее членовредительством. И хотя известно, что Вильгельм питал отвращение к убийствам, если они имели место не во время войны, он едва ли внес в закон столь существенное изменение. В 1076 г. по его приказу был обезглавлен эрл Вальтоф, и, несомненно, до правления Генриха I в стране в большом количестве вешали воров и грабителей. Более вероятно, что этот мнимый указ приписали Вильгельму позже. В своем отношении к политическим преступникам Вильгельм отличался от своих предшественников – возможно, потому, что в его правление восстания вспыхивали гораздо чаще, чем ранее, и ему приходилось иметь дело с бо́льшим количеством военнопленных. Казнь представителей аристократии по судебному приговору была очень редким явлением в донормандской Англии (в 1017 г. такая участь постигла Эдрика Стреону, что стало одним из немногих зафиксированных в документах случаев), и в нашем распоряжении нет ни одного упоминания о тюремном заключении. Что касается Эдуарда Исповедника, то всех, кто навлекал на себя его гнев, он объявлял вне закона или отправлял в изгнание. У английских королей не было замков, а следовательно, и тюрем. В отличие от них Вильгельм – в бытность свою и герцогом, и королем – располагал замками, которые часто были просто переполнены узниками. Однако содержать заключенных было дорого, и поэтому незначительных политических преступников обычно просто увечили. Ярким примером такой политики Вильгельма является его обращение с английскими мятежниками в 1075 г.
Наконец, считалось, что Вильгельм запретил продажу рабов в другие страны. По свидетельству Уильяма Мальмсберийского, короля с трудом убедил принять это решение или епископ Вульфстан, или архиепископ Ланфранк. Однако тут снова возникают сомнения, действительно ли Вильгельм ввел такой закон, тем более что Вульфстан, движимый соображениями нравственности, возглавил, по некоторым сведениям, в Бристоле борьбу против работорговли с Ирландией, но делал это посредством проповедей, а не с помощью судебных разбирательств.
В общем, Вильгельм внес совсем немного изменений в английское право, и, не считая охотничьих законов, они почти полностью ограничивались процессуальными нормами. Он никогда не изменял законы без необходимости. К примеру, несмотря на то, что в Нормандии Вильгельм был активным сторонником "Божьего перемирия" – церковной меры контроля над военными действиями, – он не видел причины для его введения в английском королевстве. Так же, как и Эдуард, но в отличие от Кнута, Вильгельм не был законодателем. Он оставил в силе английские законы и суды, в которых действовало английское право, в графствах и сотнях. Подобным же образом он принимал как должное то, что собственными обычаями будут пользоваться и французы. Однако поскольку нормандское право мало отличалось от английского, они могли существовать бок о бок до тех пор, пока не слились бы в единое целое или их не вытеснило бы что-то новое. Точно так же скандинавское право уживалось раньше с английскими законами и местными обычаями, и в определенном отношении они еще продолжали сосуществовать и при Вильгельме. "Каждый человек – сам себе закон" – такова была основная посылка того времени.
Так как Вильгельм присвоил права Эдуарда Исповедника, лишь немного их расширив, нам остается рассмотреть, изменил ли он саму концепцию королевского правления в Англии – своими действиями или общим подходом, – т. е. создал ли он новую монархию. Иногда считается, что благодаря Вильгельму английская монархия приобрела новую черту – власть феодального сеньора – и что после Нормандского завоевания слились воедино два разных типа отношений – между королем и его подданными и между сеньором и его вассалами, – о чем напоминают изображения на двух сторонах печати Вильгельма: на обратной стороне он величественно восседает на престоле как король Англии, а на лицевой – скачет галопом на коне как герцог Нормандский. Придерживаясь этого взгляда, можно впасть в различного рода крайности и сделать тем самым грубую ошибку. Дело в том, что тот же король Эдуард равным образом был и сеньором, а одной из основополагающих особенностей германской монархической формы правления были личные взаимоотношения между королем-сеньором и его спутниками и соратниками. Однако можно допустить, что подход нормандского герцога все же несколько изменил монархическую форму правления в Англии, и вполне вероятно, что в совокупности индивидуальные отношения между королем и его баронами, а также между баронами и их вассалами, в каждом случае подкрепленные клятвенным обязательством исполнять феодальные повинности и соблюдать верность, привели к появлению новой системы, основанной на взаимной договоренности и подготовившей почву для создания в будущем конституции. Каждый человек имел права и обязательства по отношению к другому; каждый вассал мог отказаться от присяги на верность своему сеньору и на законном основании оспаривать действия и приказы господина, если нарушались права вассала; каждый сеньор мог лишить своего вассала его владений, если тот не выполнял обязательств. Таким образом, Нормандское завоевание положило начало процессу, который впоследствии напрямую привел к коронационной Хартии привилегий Генриха I, а затем и к Великой хартии вольностей. Жизнь в королевстве стала более динамичной – ее сущность теперь составляли действие и противодействие, в конце концов приведшие к принятию конституции.
Такой взгляд на историю конституционной монархии имеет право на существование, однако это всего лишь абстракция, едва ли подходящая для объяснения описываемых нами событий. Ни сам Вильгельм, ни его преемники не давали своим баронам права противодействовать монарху. Если бароны поднимали восстание, то, какими бы причинами они ни руководствовались, их просто обвиняли в мятеже и карали как мятежников. Также нельзя утверждать, что принесение оммажа обязывало вассалов к большей преданности, чем староанглийские церемонии, официально подтверждавшие отношения господства и подчинения. Против Вильгельма и его сыновей бароны восставали даже чаще, чем против английских королей до 1066 г. Более того, у Вильгельма не было четко определенных требований к вассальным обязанностям. В 1086 г. в Солсбери он принял присягу у всех влиятельных землевладельцев, независимо от их феодального статуса. Вероятно, так было заведено в Англии, а, возможно, также и в Нормандии. Тем не менее все это как бы издевательство над теорией происхождения конституции, которая основывается на представлении об идеальном английском феодализме. Мы можем с уверенностью сказать только то, что каждое новое поколение баронов считало политику короля чересчур жесткой, потому что он слишком сильно настаивал на своих правах и ущемлял их собственные, и при любом ослаблении королевской власти – особенно при восхождении на престол нового короля – бароны требовали отменить неприемлемые порядки и признать их вольности. Эти протесты оказали существенное влияние на появление в будущем конституции. Однако возможно, что они были скорее реакцией на типично сильное королевское правление в Англии, чем следствием появления здесь новых отношений, основанных на взаимной договоренности.
В целом создается впечатление, что монархия Вильгельма немногим отличалась от монархии Эдуарда, разве что новый король стал пользоваться своей властью "на полную мощность". Действительно, изменения касались лишь некоторых частностей, несколько преобразился сам характер отношений, но придавать этому особое значение, преуменьшая общую преемственность государственной власти, значило бы искажать реальную картину.
Налогообложение и воинская служба – вот две сферы, в которых Вильгельм, несомненно, усилил давление. Англия была единственной страной в Западной Европе, где король мог взимать налоги почти со всех земель. Ради того чтобы система королевского налогообложения работала эффективно, было установлено, сколько гайд, карукат23 или сулунгов24 занимают владения в каждой области, графстве и сотне, после чего в соответствии с этими данными взимались пенсы и шиллинги. Гельд напоминает современные налоговые ставки, поскольку это был налог на собственность, выплачиваемый согласно определенной оценочной стоимости имущества. Традиционно гельд собирали для содержания королевских наемников в армии и флоте, необходимых для защиты от грабительских набегов викингов, но в 1051 г., когда Эдуард расформировал свои наемные военно-морские силы, его отменили. Вильгельм, широко использовавший наемные войска, заново ввел этот налог, при этом сильно повысив его и, вероятно, взыскивая его каждый год. Неудивительно, что английский хронист сетует на короля, ведь он "отнял у тех, кто ему подчинялся, множество марок золота и больше сотни фунтов серебра, силой и совершенно неправосудно, и мало что могло оправдать такие его деяния. Он стал алчным и превыше всего обожал богатство".
Воинская повинность, видимо, также зависела от гайдажа, и нет сомнений в том, что в некоторых областях бароны должны были предоставлять одного солдата за каждые пять гайд. Благодаря тому что в правление Эдуарда в государстве царил мир, этот обычай почти вышел из употребления, но Вильгельм возродил его к немалой своей выгоде. Английские войска, находившиеся под командованием нормандцев с 1068 г., сражались даже в Мэне и Вексене. Ордерик Виталий несколько раз утверждает, что Вильгельм располагал 60 тысячами английских солдат – в основном благодаря переписи "Книги Страшного суда". Как бы то ни было, он изыскивал новые источники военной силы и приказывал своим баронам обучать и использовать воинов. В противном случае в королевской армии никогда не было бы достаточного контингента.
Хотя сейчас и принято рассматривать "Книгу Страшного суда" только как описательный документ – т. е. король, движимый любопытством, пожелал побольше узнать о королевстве, которое он завоевал, – многое говорит в пользу устаревшего взгляда, согласно которому главной целью переписи 1086 г. было установление и запись гайдажа всех поместий для выяснения обязательств их владельцев касательно гельда и воинской службы. Перепись также служила многим вспомогательным целям, но лиц, уполномоченных Вильгельмом ее проводить, прежде всего интересовали два вопроса – во-первых, выплата гельда и оценочная стоимость каждого поместья (а именно количество гайд) и, во-вторых, его бывшая, текущая и потенциальная рыночная стоимость. Именно последнее и делает эту перепись такой значительной и интересной, так как для определения рыночной стоимости было собрано и частично записано много статистических данных (посевная площадь, рабочая сила, поголовье скота, сельскохозяйственный инвентарь и используемые природные богатства). Факт исследования этих двух вопросов – оценочной и реальной стоимости – должно быть, означает, что цель Вильгельма состояла не только в стремлении соблюсти свои интересы – он хотел узнать, можно ли увеличить отчисления в казну, как-то упорядочить систему налогообложения или же повысить требования к вассалам в этой связи. Замысел переписи заключался в том, чтобы установить случаи уклонения от уплаты налогов в прошлом и предотвратить их в будущем, а также предоставить экономические сведения, на основании которых будут пересматриваться суммы взимаемых налогов.
Перепись обеспечила короля и другой полезной информацией. В ней часто перечислялись королевские права по отношению к графствам и городам. Вильгельм впервые получил полное представление о площади и ценности своих собственных владений, а также поместий своих главных держателей. Теперь он обладал кадастровым реестром, которым можно было воспользоваться при необходимости пожаловать новые фьефы. Кроме того, теперь король располагал исследованием землевладельческих отношений в королевстве – он узнал, кому и на каких условиях принадлежит тот или иной участок земли. По мере получения дальнейших сведений обнаружилось, что в королевстве множество спорных земель, и эти вопросы следовало решать посредством тяжб. Таким образом, "Книга Страшного суда" также является и перечнем прав на владение землей.
Перепись "Книги Страшного суда" является самым значительным достижением Вильгельма в административно-хозяйственной сфере. Ничего подобного не встречалось ранее ни в одной другой стране, и еще не скоро похожее мероприятие было проведено где-либо еще или повторено в Англии. Инициатива, несомненно, исходила от Вильгельма – осуществляли ее королевские чиновники, и выполнить подобное стало возможным из-за того, что само существование государства было под угрозой. Бытует мнение, что для проведения переписи в страну были привлечены королевские представители (missi dominici) из Франции, каждый из которых объезжал определенное количество округов, собирая, по французской практике, сведения у местных жителей, которые клялись правдиво отвечать на вопросы и сообщать все, что им было известно. Однако последние исследования – главным образом, работы профессора Гэлбрейта – показывают, что это весьма упрощенное представление, а на самом деле "бумажной работе" придавалось гораздо более важное значение, чем опросам населения для подтверждения полученных статистических данных. По-видимому, эту перепись лучше всего рассматривать как уникальное административное достижение, проведенное в жизнь благодаря совместным усилиям мудрых советников Вильгельма. Тут можно привести хорошо известные строки английского хрониста, описывающего прием при дворе Вильгельма в Глостере на Рождество 1085 г.: "…король много размышлял и весьма основательно обсуждал со своим советом положение дел в стране, а именно: как она заселена и какие люди в ней живут. Затем он разослал своих людей по всей Англии, во все графства, чтобы они узнали, сколько сотен гайд есть в каждом из этих графств…" Поскольку ранее никто не пытался проводить такое исследование ни в Англии, ни в Нормандии, то, по всей видимости, архиепископ Ланфранк вместе с епископами и баронами, получив приказ выполнить это задание, был вынужден приложить максимум усилий, используя весь свой опыт и знания, чтобы без подготовки изобрести новую административную методику. В основном они собирали сведения, записывая данные, полученные от главных держателей королевских земель, которые, в свою очередь, созывали свои собственные советы и опрашивали своих подчиненных – экономов, управляющих и откупщиков, – а затем сверяли все факты – особенно сомнительные или спорные вопросы, – устанавливая их соответствие друг другу и выбирая для определения истины нескольких местных жителей в качестве присяжных. Для сбора информации были задействованы все чиновники в государстве – и королевские, и баронские. Сначала статистические данные обрабатывались в главных городах областей ("Эксетерская книга Страшного суда" – один из примеров таких отчетов), а затем, за исключением переписи в Восточной Англии, в более сжатом виде окончательно оформлялись в Винчестере.
Невозможно представить, чтобы такая работа была приведена в исполнение герцогской администрацией. Это был результат труда английского королевского правительства, опиравшегося на административное деление, принятое в Англии, и, возможно, использовавшего английскую методику. Однако основные идеи могли исходить от кого угодно – от прелатов, которые постоянно вели записи и благодаря изучению книг обладали лучшей памятью и были осведомлены больше о других странах, от светских баронов с их практической смекалкой и знаниями о том, какую работу можно осуществить в графствах. Некоторые идеи могла подсказать и норманнская Сицилия, в которой сохранились остатки системы имперского управления и следы арабского влияния. Однако точно установить, какому примеру следовали при использовании каждого конкретного метода, пока не удалось, и, возможно, никогда не удастся. Трудно также определить значение этой переписи в качестве прецедента для подобных мероприятий, так как подобные исследования, и к тому же гораздо меньшего масштаба, возобновились только ближе к концу XII в. В любом случае, очевидно, что перепись "Книги Страшного суда" является доказательством наличия некоторых выдающихся качеств как у самого Вильгельма, правителя Англии, – его впечатляющей решительности и дальновидности, – так и у его администрации, а именно: их компетентности и изобретательности. Перепись сама по себе была, видимо, осуществлена в период между январем и августом 1086 г., но какие-то сведения Вильгельму предоставили еще до того, как он в последний раз покинул королевство. Действительно ли этот замечательный описательный документ пригодился королевской администрации и в какой мере его использовали, это уже другой вопрос. Прекрасная сохранность рукописи говорит, возможно, о том, что к ней чаще обращались ученые, чем чиновники.
Из-за своеобразных черт, свойственных правлению Вильгельма, особый интерес вызывают его заместители. Когда король покидал Нормандию, герцогством, по-видимому, обычно управлял неофициальный регентский совет из нескольких преданных баронов, номинально возглавляемый королевой Матильдой или Робертом Коротконогим, наследником короля. В Англии дело обстояло несколько иначе. В 1067 г. для управления королевством Вильгельм назначил двух военачальников – Гильома Фиц-Осборна и Одо Байеского. Однако после 1071 г. страной обычно управлял небольшой баронский совет, возглавляемый епископом. Председателем его, как правило, признавали или же назначали Ланфранка. В его отсутствие обязанности председателя брали на себя Одо Байеский, Валкелин Винчестерский или какой-нибудь другой прелат. Важную роль в управлении Англией играл также Жоффруа Кутанский. Эта политическая система, вероятно, была вызвана к жизни несколькими причинами. У Вильгельма не было желания создавать апанажи25 для своих сыновей, и хотя после 1077 г. он, должно быть, решил завещать Англию своему второму сыну Вильгельму Рыжему, он все же предпочитал видеть его при себе. Равным образом королю было необходимо, чтобы в Нормандии военную службу несли самые влиятельные английские бароны, поэтому он часто брал их с собой. Однако в королевстве Вильгельм в основном больше доверял прелатам, чем баронам. Так, он незамедлительно передал широкие местные полномочия Этельвигу, аббату Ившемскому, и Эльдреду, архиепископу Йоркскому, а в 1076 г. назначил Вальхерия, епископа Даремского, эрлом Нортумбрийским. И всякий раз, когда Англию охватывал кризис, Вильгельм рассчитывал именно на епископов. Он сделал Ланфранка "примасом всей Британии" и всегда настаивал на том, чтобы архиепископ Йоркский подчинялся архиепископу Кентерберийскому. Можно сделать естественный вывод, что Вильгельм хотел пожаловать Ланфранку титул, который бы подчеркнул его явное превосходство и тем самым подтвердил его статус главного наместника короля. Кроме того, Ланфранк обычно жил в Англии, и король с большой неохотой позволил ему посетить Рим, когда в этом возникла неотложная необходимость. В общем, когда армией командовал брат короля Одо, а политические вопросы решал верный слуга Вильгельма Ланфранк (Одо и Ланфранк, кстати, не сильно жаловали друг друга), лучшей защиты от заговоров и мятежей в королевстве нельзя было и представить. Как раз это и стало одной из причин, почему Вильгельм так рассердился, когда в 1082 г. Одо обманул его доверие.
С 1072 по 1087 г. управление Англией в целом находилось в руках церкви – правда, Вильгельм давал руководящие указания и в любой момент мог вмешаться в ход событий. Вопрос о том, как отразилось такое влиятельное положение духовенства на самой английской церкви, мы рассмотрим позже, а что касается светской власти, то она не испытала ни положительного, ни отрицательного воздействия. Хотя прелаты и были достаточно умны и дальновидны, чтобы стремиться к новшествам, они также щепетильно берегли традиции и почти всегда были послушны королю. Трудно указать на какое-либо из светских мероприятий Вильгельма в Англии, за которые бы отвечала церковь, зато легко привести некоторые примеры, когда духовенство могло быть ими недовольно. В основном же английские епископы, видимо, поддерживали главное направление политики Вильгельма, заключавшееся в его стремлении самовластно управлять мирной и покорной Англией.
Вильгельм привез в Англию основную массу своих придворных слуг, однако те немногие, кто сопровождал его в военных походах, и даже те, кто, возможно, присоединился к нему после первых успехов на британском острове, едва ли могли помочь ему управлять королевством. В связи с этим между 1067 и 1071 гг. Вильгельму приходилось действовать по ситуации. Подобно тому как Вильгельм просто присвоил права Эдуарда, он также принял к себе на службу тех слуг Гарольда, которые были ему полезны. Однако у нормандских, а затем и анжуйских королей был только один двор, сколько бы областей ни находилось под их властью. Для нескольких административных единиц могли быть созданы отдельные органы управления, но король, путешествуя из одного района в другой, в основном не менял своих личных слуг. По этой причине воины и придворные слуги Эдуарда и Гарольда в скором времени стали не нужны. Вильгельм не желал, чтобы в его окружении были англичане, поэтому он оставил и при необходимости нанимал экономов, дворецких, управляющих, комендантов и конюших из числа нормандцев. В то же время во многих усадьбах и замках в некоторой мере сохранился штат местных слуг. К церковникам Эдуарда Вильгельму пришлось относиться иначе. У герцога были когда-то свои священники и церковнослужители, но не было ни своей печати, ни постоянного штата секретарей, ни архивов. Вероятно, архиепископ Стиганд предложил Вильгельму услуги священников Эдуарда, и так как король с самого начала намеревался принять существовавшую систему управления, ничего не меняя, то он не стал отказываться от такого предложения. Вскоре после этого Вильгельм вознаградил земельными владениями одного из самых влиятельных священнослужителей Эдуарда – Регенбальда Сисетерского. При англосаксонском королевском дворе священники издавна принимали участие в государственных делах. Духовные лица знали секреты королевского правления, а также права короля и способы их претворения в жизнь. Они могли составлять и скреплять печатью "предписания" – уведомления о пожаловании земли и привилегий. Вероятно, они могли также содействовать составлению "земельной книги" – более официального документа, закреплявшего права на землю, гарантированные церковью и уитенагемотом. Они умели оформлять хирографы – рукописные документы, необходимые для заключения частных, особенно арендных, договоров. Кроме того, они разбирались в вопросах сбора гельда и соблюдения воинской повинности, в английском законодательстве и судопроизводстве. В этот переходный период новый король просто не мог обойтись без английских священников (правда, не все из них были по происхождению англичанами).
После 1071 г. Вильгельм обычно находился в Нормандии, и английское духовенство несколько утратило свою значимость. Представители других наций в клире уже приобрели необходимые знания и умения, и присутствие англичан при выездном дворе Вильгельма требовалось уже не в такой степени. В некоторых из них не было необходимости, другие же, возможно, состояли в регентском совете. Во всяком случае, сохранялся один двор и постоянный штат путешествующих с королем секретарей. К этому времени явно уже произошли некоторые перемены. Приученный к порядкам французской монархии, Вильгельм рассматривал своих церковников как капелланов, служителей при герцогской или королевской капелле, и вскоре после восхождения на престол ввел должность канцлера (нововведение из Франции, а не из Нормандии) – лица, ведавшего при капелле делопроизводством. Канцлер или его заместитель не только был хранителем королевской печати, но и был старшим над капелланами, поэтому на эту должность Вильгельм назначал своих доверенных людей: Герфаста (получившего более высокий сан епископа Эльмхемского в 1070 г.), Осмунда (епископа Солсберийского с 1078 г.), Мориса, архидиакона Ле-Манского (епископа Лондонского с 1085 г.), и, наконец, Жерара, регента церковного хора из Руана (также сделавшего успешную карьеру, поскольку он был назначен Вильгельмом Рыжим епископом в Герефорд, а затем Генрихом I в Йорк). Эта реформа стала важным шагом, так как она обусловила дальнейшее развитие в данной сфере. Однако вначале это были всего лишь изменения в названиях. В первую очередь Вильгельм взял к себе на службу английский секретариат, так как он был гораздо более опытным, чем его собственный, и просто придал ему французский облик. Едва ли в правление Вильгельма в секретарском деле появились какие-то нововведения. Также ничто не говорит о том, что новые слуги придерживались каких-либо передовых идей или же вносили те или иные усовершенствования. Издавались традиционные предписания (хотя на латыни гораздо реже, чем на английском языке), а в епархиях продолжали составлять уже устаревшие земельные книги. Печать и монеты Вильгельма также были сделаны по английскому образцу. К тому времени, когда Вильгельму удалось освободиться от некоторых забот, связанных с Англией, на острове почти без особых изменений закрепились старые традиции, так что заместители Вильгельма были уже не в состоянии их. нарушить.
Помимо придворного окружения, у короля был еще совет – непостоянная коллегия должностных лиц, которые сопровождали его, консультировали по различным вопросам и помогали разбирать тяжбы. Суд был таковым, что исполнительные лица в нем менялись в зависимости от обстоятельств. Где был король, там был его суд и его совет. Ничто не говорит о том, что суды Вильгельма существенно отличались от судов Эдуарда, за исключением их состава. До 1071 г. в королевском суде еще были представители английской знати, но Вильгельм больше всего доверял своим епископам и нескольким наиболее приближенным баронам. Возможно, под влиянием Ланфранка иногда светские и церковные дела разделялись более четко. Например, после приема при дворе на Рождество 1085 г., когда было принято решение провести перепись, данные которой вошли потом в "Книгу Страшного суда", прелаты еще три дня проводили закрытое заседание. Однако так, вероятно, им было просто удобнее, ведь они обсуждали вопросы, вряд ли представлявшие интерес для баронов, так что никаких принципиальных выводов из этого делать не следует.
Уильям Мальмсберийский, истолковывая записи Колмана, дает нам описание королевского суда на реке Паррет в Сомерсете, который проходил, вероятно, в Северном или Южном Петертоне, одном из поместий короля, в 1070 или 1071 г. Слушалось дело Вульфстана, старого епископа Вустерского, выступившего против нормандца Фомы, нового архиепископа Йоркского. Вульфстан требовал возвращения двенадцати деревень, которые предшественник Фомы, архиепископ Эльдред, сохранил за собой после того, как его перевели из Вустера в Йорк. Нам известно, что на этом большом собрании вельмож Фому поддержали Одо Байеский и все бароны, а Вульфстану благоволил только Ланфранк. Стороны заняли свои места, и началось разбирательство дела. Сначала истец Вульфстан, вероятно, изложил свои доводы, а Фома удалился со своими советниками, чтобы сформулировать ответ. Во время этого перерыва Вульфстан заснул, так что его советникам пришлось будить своего патрона по возвращении Фомы, но он не стал внимать резкой и продолжительной речи оппонента, которую тот произнес в свою защиту, а просто читал вслух псалмы. Затем наступила очередь Вульфстана удалиться со своими советниками, чтобы подготовить свою речь (т. е. формально истец Вульфстан должен был возразить ответчику Фоме), но, покидая зал суда, он принялся читать литургию девятого часа службы26, а когда помощники поторопили его, сказав, что их ждут более неотложные дела, вверил справедливое решение Богу и святым из числа бывших епископов Вустерских. Таким образом, когда он вернулся в суд и король спросил, к какому решению пришли его советники, Вульфстан ответил: "За меня решать тебе". Тогда Вильгельм, под влиянием Ланфранка, сразу же вынес приговор в пользу истца. Отрешенность св. Вульфстана и его уверенность в справедливом вердикте, бесспорно, преувеличены для того, чтобы ярче подчеркнуть характерные черты его натуры, однако можно не сомневаться, что симпатии суда были на стороне нормандца. Тем не менее Вильгельм поддержал Вульфстана. Судьей был король, и никакого голосования проводить не стали.
Вильгельм ввел обычай отмечать три величайших церковных праздника – Пасху, Троицын день и Рождество, – устраивая торжественный прием, который для совершения необходимых религиозных обрядов проводился обычно в каком-нибудь монастыре. Это была французская традиция, которую соблюдали как английские короли, так и нормандские герцоги. Король величественно сидел на престоле в короне и со всеми регалиями, архиепископ служил торжественную мессу, а церковный хор пел хвалебные гимны (laudes) королю: "Вильгельму наисветлейшему, Божьему помазаннику, могущественному и миролюбивому королю, [желаем долгой] жизни и победы!" (Willelmo serenissimo, a Deo cotisecrato, magno et pacifico regi, vita et victoria!). Эти приемы служили сразу нескольким целям: придворные выказывали почтение миропомазанному королю, Божьему наместнику на земле, устраивался пир в честь собравшихся вельмож (архиепископов и епископов, аббатов и эрлов, тэнов и рыцарей – по свидетельству английского хрониста, писавшего не позднее 1087 г.) и, наконец, здесь же решались важные дела. Хронист, коренной англичанин, рассказывает нам, что, когда король бывал в Англии, он праздновал Пасху в Винчестере, Троицын день – в Вестминстере, а Рождество – в Глостере (везде в монастырях). Нет сомнений в том, что на Пасху Вильгельм стремился побывать в Винчестере – предположительно для того, чтобы выслушать отчет главного королевского казначейства о доходах со всех земель, – и что в последние месяцы пребывания в Англии – с Рождества 1085 г. до Троицына дня 1086 г. – он в точности следовал по этому маршруту, однако его визиты в Вестминстер и Глостер в целом были далеко не регулярными.
Во время отсутствия Вильгельма в Англии там не было ни королевского двора, ни, вероятно, королевской печати. Но так как текущие вопросы решались на местах, никаких осложнений не возникало – множество людей, стоявших у власти, продолжали выполнять свои обязанности, которые у них зачастую пересекались и накладывались друг на друга. Существовал регентский совет, который, возможно, получал приказы от короля и передавал их соответствующим местным чиновникам, а в случае крайней необходимости действовал по собственной инициативе. Были епископы, которые исполняли распоряжения Ланфранка. Пограничные территории находились под контролем эрлов, а власть в центральных графствах была сосредоточена в руках шерифов, смотрителей королевских замков и иногда местных юстициаров. Помимо этих должностных лиц были бароны, каждый из которых управлял своим онором и обладал некоторой долей королевской власти, судебными полномочиями в сотне и другими юридическими правами, которые официально признавались за феодалами и были делегированы или уступлены им королем. Не считая введения должностей кастелянов и, вероятно, юстициаров на местах, ситуация в значительной степени оставалась такой же, как при Эдуарде. По-видимому, Вильгельм не вводил никаких значительных изменений. Он назначал на различные должности своих людей, время от времени действовал по обстановке и благодаря своему опыту и осторожности создал, вероятно, сам того не ведая, систему разделенной власти, приведшую к равновесию сил в государстве.
Сбор денег в казну с королевских владений, небольших городов, а также со многих должников и данников короля по-прежнему входил в обязанности шерифов и их помощников, при этом в королевских казначействах продолжали использовать традиционные методы счетоводства. Можно считать, что перепись "Книги Страшного суда" в некотором роде заключала скрытую критику принципов ведения финансовых дел и, вероятно, служила первым шагом на пути к крупной реформе. Однако Вильгельм умер, не успев что-либо сделать в этом направлении. Вначале более насущной задачей представлялось обеспечение в королевстве надлежащего отправления правосудия. В результате нормандского завоевания система судов в графствах была нарушена. Многие истцы, знавшие законы, были лишены своего имущества и вытеснены чужестранцами. А радикальные перемены в сфере землевладения только увеличили количество тяжб. Повсеместный беспорядок, наступивший с приходом нормандцев, разногласия по поводу границ, земельной собственности и различных прав легко могли привести к своевольным действиям, если суды были не в состоянии безотлагательно разбирать дела. Кроме того, возросла преступность. Все хронисты того времени подчеркивают стремление Вильгельма утвердить в стране порядок и правосудие. Он живо откликался на эту проблему, создавая суды и назначая судей, а также проявил немалую изобретательность в вопросах осуществления судебной власти. Однако его целью было не реформирование старой судебной системы, т. е. судов в графствах и сотнях, а обеспечение ее работы в исключительно сложных условиях. В основном он приноравливался к текущему моменту, поэтому особые меры, предпринятые Вильгельмом Завоевателем, в большинстве случаев не послужили примерами для его преемников.
Если мы взглянем на общую ситуацию, то заметим характерное для эпохи значительное рассредоточение власти, а также отсутствие у множества чиновников четкой специализации. Новые шерифы иногда являлись и юстициарами, а часто еще и кастелянами. Назначенные королем, эти представители низших слоев баронства обладали обширными полномочиями в своих графствах. Однако Вильгельм часто замещал их – "Книга Страшного суда" нередко отмечает смену одного шерифа другим, – и, кроме того, за их деятельностью осуществлялся строгий надзор. Например, Урс д'Абито, шериф Вустершира, был отлучен от церкви архиепископом Эльдредом и иногда вызывал негодование епископа Вульфстана. Слишком большой властью шерифа в графстве возмущались и местные бароны. Рожер, эрл Герефордский, взбунтовался, когда Вильгельм послал королевских шерифов для слушания судебных дел в его графстве. Многие предписания Вильгельма, касавшиеся землевладения, повинностей и вольностей, были обращены одновременно и к шерифу, и к какому-нибудь высокопоставленному барону в графстве. Что касается кастелянов, то они, по-видимому, не выполняли административных функций, но вместе с шерифами контролировали военную власть баронов. Это равновесие между различными органами власти было типичным для Старой Англии, и тот факт, что оно сохранилось в несколько видоизмененном виде и при Вильгельме, не является случайным. Благодаря этому разграничению полномочий последнее слово всегда оставалось за королем.
Подчеркивание тех или иных достоинств и достижений Вильгельма во многом зависит от личных симпатий исследователя. Если придерживаться мнения, что англосаксонское королевство находилось в упадке, то, естественно, на передний план выходят изменения, внесенные Вильгельмом. Если же, напротив, считать Вильгельма варваром, завоевавшим вполне цивилизованное королевство, то тогда значение его реформ недооценивается, и он удостаивается лишь скупой похвалы за свой консерватизм. Разумнее всего определить, насколько Вильгельму удалось достичь своих целей. Если допустить, что он не имел особого желания преобразовывать систему государственной власти в Англии, что он не был в состоянии предложить более подходящие для королевства методы управления и что его доверенные лица, обладая определенным талантом, в качестве управленцев все же не были гениями, то мы, вероятно, должны признать его неоспоримый успех в том, что он сохранил действующую форму правления, обеспечил приток доходов в королевскую казну, надлежащим образом отправлял правосудие и утвердил вполне приемлемый правопорядок, несмотря на общественные волнения, пошатнувшие страну в 1066-71 гг. Хотя временами Вильгельм и допускал ошибки и подчас проявлял нетерпение и даже раздражение, он в основном стремился приобрести, а не разрушить. В обстоятельствах, при которых было завоевано королевство, многие нововведения были неизбежны. Поначалу страну захлестнула огромная волна перемен, которая вполне могла привести к полному ее преобразованию. Однако когда эта буря утихла и удалось во многом восстановить разрушенное, стало очевидно, что старая система не подверглась коренной перестройке, и хотя сферы, пострадавшие в результате завоевания, восстанавливали чужестранцы, новые обычаи не были абсолютно чуждыми. Чтобы сберечь королевство в целости и сохранности и обеспечить себе доход, Вильгельму приходилось импровизировать на каждом шагу. Одни меры он принимал, исходя из своего опыта на герцогском престоле во Франкском королевстве или следуя советам своих помощников-нормандцев; другие, видимо, были просто следствием находчивости при решении отдельных проблем. Сумев предотвратить крах своего замысла завоевать Англию, Вильгельм проявил все свои умения. Военачальник незаметно стал королем, причем в короле по-прежнему жил – правда, несколько обузданный – военачальник. Средневековое общество обладало огромными ресурсами для своего восстановления – в основном благодаря простоте экономики и незрелости социальной структуры. А для такого общества военное управление было типичным и, как правило, необходимым.
ПРИМЕЧАНИЯ
21. Юстициарий – главный политический и судебный чиновник при англо-норманнских королях и первых королях из династии Плантагенетов.
22. Сотня – единица административно-территориального деления графства; первоначально территория, на которой проживало сто семей.
23. Каруката или запашка – (от carruca – плуг) мера земли, равная примерно 120 акрам = 48 га; участок земли, который можно обработать за год одним плугом и упряжкой из 8 волов.
24. Сулунг – мера земли, обычно равная примерно 160 акрам.
25. Апанаж (от франц. apanage) – часть королевского домена, предоставлявшаяся во Франции (до 1832 г.) и некоторых других европейских монархиях суверенами своим младшим сыновьям, братьям (обычно пожизненно).
26. Проводится в три часа дня. |
|
