| Первые четыре года своего царствования (1067-71 гг.) Вильгельм провел в королевстве, подавляя мятежи. После Рождества 1071 г. он проводил в Англии меньше – даже, вероятно, гораздо меньше – половины своего времени, пребывая преимущественно на континенте (впрочем, из-за недостатка письменных свидетельств мы мало знаем о его перемещениях между 1082 и 1085 гг.). Он жил в Нормандии в течение трех или четырех долгих периодов: 1073-75 гг., 1076-80 гг., возможно, 1082-85 гг. и с 1086 г. вплоть до своей смерти. При этом практически не было такого года, чтобы он хотя бы раз не посетил свое герцогство. После Рождества 1071 г. Вильгельм не провел в Англии ни одного полного календарного года, затем пять, а возможно, и все семь лет он вообще не появлялся в своем королевстве. Нет оснований полагать, что Вильгельму очень нравилась Англия или англичане. Завоевание стоило ему немалых трудов, верных людей он встретил мало, языка не знал и, очевидно, сближаться с англичанами не имел желания. Считается, что он почитал Вульфстана, епископа Вустерского, и восхищался им, а также, возможно, симпатизировал некоторым аббатам и тэнам. Однако, в отличие от Кнута Великого, в Англии он оставался чужестранцем.
После 1072 г. неизбежное развитие событий привело к тому, что высокомерия у Вильгельма, по-видимому, поубавилось. К тому времени ему было только 45 лет – немногим больше, чем Эдуарду в начале его правления, – и, казалось, ему предстояло еще по крайней мере с десяток лет преуспевания, в течение которых опыт и самодержавная власть компенсировали бы недостатки пожилого возраста. Однако после стремительного восхождения наступил упадок; можно сказать, что прежняя удача покинула Вильгельма, хотя в некоторой степени это иллюзия. В панегирике Гильома де Пуатье молодые годы короля, так сказать, залиты радужным светом, поэтому сведения о его поражениях и неудачах нужно искать в других источниках. После завоевания Англии перед Вильгельмом встали более сложные задачи, и в описаниях его жизни начали явственнее звучать критические тона. В Англии былая сплоченность соратников Вильгельма, участвовавших в его кампаниях, дала трещину, а на континенте становились все сильнее его противники, закономерно появившиеся у такого правителя. Тем временем хронисты из числа коренных англичан, высказывая свое мнение о действиях короля, не могли скрыть некоторую радость от крушения его планов, а Ордерик Виталий, перерабатывая в XII в. записи Гильома де Пуатье, описывал жизнь короля довольно язвительным и саркастичным языком. На самом же деле Вильгельм преследовал свои цели так же упорно, как и прежде. Разница была только в том, что его уже не ждали впечатляющие победы, ничего такого выдающегося, что могло бы послужить противовесом унижениям, которые он терпел время от времени, а потом и совсем негероической смерти.
За последние пятнадцать лет пребывания Вильгельма на английском престоле произошло только три действительно важных события: восстание 1075 г., арест Одо из Байе по приказу короля в 1082 г. и паника среди населения, связанная с угрозой датского нашествия в 1085-86 гг. Английские хронисты оставили совершенно без внимания 1078 г. и крайне скудно описали многие другие года. В конце правления Вильгельма они были готовы признать, что король поддерживал в стране порядок, однако в их словах сквозит чувство угнетенности, которое они не смогли скрыть. Для недовольства, кстати, всегда имелись основания – будь то чума или голод, засуха или пожары, высокие налоги. Северная хроника (D)30, которую писали, вероятно, в Йорке, прервалась в 1079 г. Хронику, составлявшуюся в Кентербери (Е), продолжили и дальше, и она является единственным дошедшим до нас текстом на древнеанглийском языке, освещающим события после 1079 г. Что ж, для представителей прежней культуры настали печальные времена.
Восстание 1075 г. не представляло серьезной угрозы для власти Вильгельма, однако, судя по тому, сколько внимания уделяют ему летописцы, в свое время оно вызвало немало волнений. Кроме того, это событие можно, несомненно, считать последней стадией завоевания, так как оно привело к разрушению того немногого, что еще оставалось от старой политической системы. Поскольку заговоры хранятся в тайне, а записей об этом периоде в нашем распоряжении не так уж много, то нам совершенно не ясны ни мотивы сообщников, ни даже четкая последовательность событий. Возможно, меньше всего доверия заслуживает драматическое повествование Ордерика, поскольку он приписывает главным действующим лицам такие настроения, которые, видимо, выражали распространенное критическое отношение к правлению Вильгельма. Король покинул Англию в начале 1073 г. и его долгое отсутствие побудило недовольных к действию. В 1075 г. во главе заговора встали Рожер де Бретей, эрл Герефордский, и Ральф, сеньор Гаэля (в Бретани) и эрл Норфолкский. Рожер был вторым сыном старого друга короля Гильома Фиц-Осборна и унаследовал английские поместья своего отца после того, как тот погиб во Фландрии в 1071 г., а Ральф де Гаэль, наполовину англичанин и наполовину бретонец, жил в Англии еще со времен Эдуарда.
Эрл Рожер выражал недовольство тем, что король присылает в Герефордшир своих шерифов для слушания судебных дел, – возможно, он считал, что к его графскому титулу относятся без должного уважения. Когда начались волнения, архиепископ Ланфранк, возглавлявший, по-видимому, регентский совет, от имени короля приказал шерифам покинуть графство, пока жалобу Рожера не рассмотрит сам король, однако эта уступка не подействовала. У другого заговорщика, эрла Ральфа, вроде бы не было причин для недовольства, поэтому его участие в мятеже остается загадкой. Регенты посчитали это выступление бретонским заговором. Возможно, они придали делу столь тонкую политическую подоплеку просто для того, чтобы, устранив от разбирательства Рожера, разобщить его и Ральфа и подготовиться к устранению других бретонцев. Нет сомнений, что граф Бриан, хотя упоминание о нем среди имен заговорщиков нигде не встречается и никаких записей о его судьбе не осталось, вскоре после этих событий уехал из Англии, а его поместья были переданы сводному брату короля Роберту Мортенскому. Король же использовал это восстание как предлог, чтобы в 1076 г. вторгнуться в Бретань. Такой же непонятной для нас является и главная цель мятежа. По свидетельству Ордерика, ходили слухи о том, что одного из заговорщиков сделают королем, а королевство разделят на обширные графства, которыми станут управлять остальные участники восстания. Подобная идея вполне могла исходить от Ральфа.
Замысел заговора появился тогда, когда Ральф женился на сестре Рожера Эмме. Вильгельм, скорее всего, был против этого брака – во всяком случае, именно в то время, – хотя источники не дают однозначного ответа на этот вопрос. Эрлы повсюду искали союзников, в том числе и в Дании, и, вероятно, опять же по инициативе Ральфа. Среди влиятельных лиц, присутствовавших на свадебном пиру – епископов, аббатов и баронов, – был также Вальтоф, номинально носивший титул эрла Хантингдонского, Нортгемптонского и Нортумберлендского, могущественный феодал, сохранивший свое влияние со времен Эдуарда. Возможно, что именно его, человека знатного англо-датского рода, женатого на племяннице Вильгельма и когда-то участвовавшего в восстании нортумбрийцев, прочили на место короля. В этом случае заговор и то, что последовало за ним, действительно имеют смысл. Тем не менее все ранние источники сходятся на том, что граф с возмущением отказался принимать в этом всем участие, хотя Уильям Мальмсберийский, писавший в 1124-25 гг., считает это мнение предвзятым. Вальтофа все же убедили поклясться, что он не выдаст известной ему тайны. Формально он оказался виновен в сокрытии преступления. Однако даже этот грех он попытался искупить как можно скорее – сознался в нем Ланфранку и по совету архиепископа отправился в Нормандию, чтобы рассказать все королю.
После раскрытия заговора оба лидера набрали в своих графствах войска, и регентам пришлось поспешить, чтобы помешать им соединиться. Ланфранк направлял Рожеру послания, в которых все с большей настойчивостью просил его быть истинным сыном своего отца, но в конце концов мятежника отлучили от церкви. Западная армия под командованием епископа Вульфстана Вустерского, аббата Этельвига Ившемского, шерифа Вустера Урса д'Абито и местного барона Вальтера де Ласси не позволяла армии Рожера перейти реку Северн. В это же время прилагались все усилия, чтобы разбить эрла Ральфа, набравшего отряды в том числе и среди бретонцев. Королевские замки в Восточной Англии, по-видимому, хранили верность королю, и против эрла было задействовано несколько армий. Одна из них, под командованием Гильома де Варенна и Ричарда Фиц-Жильбера Клерского, разбила войско сторонников Ральфа у Фагадуны – в хронике, видимо, так передано название города Фейкенхема, причем более вероятно того, что в Суффолке, а не в Норфолке, – а другое англо-нормандское войско, под началом епископов Одо Байеского и Жоффруа Кутанского, оттеснило Ральфа от Кембриджа к Нориджу. Эрл оставил замок на свою супругу, на которой он недавно женился, а сам бежал за границу – очевидно, чтобы набрать новые силы. Норидж сдался после осады, длившейся, вероятно, примерно три месяца. Графине и ее приближенным предложили заключить соглашение и позволили покинуть страну, после чего королевская армия, состоявшая теперь из трехсот пехотинцев и арбалетчиков, под предводительством епископа Жоффруа, Гильома де Варенна и Роберта Мале, правителя онора с центром в городе Ай (в Суффолке), вступила в замок. Во время этой кампании Ланфранк отправил отсутствующему королю два послания: в первом из них он писал, что хотя и очень хотел бы увидеть своего господина, но Вильгельму совсем не обязательно лично разбираться с этими заговорщиками и разбойниками, потому что местные власти сами способны подавить мятеж, а во втором сообщалось, что Норидж пал, война закончилась и страна очищена от бретонской мерзости.
Восстание потерпело крах еще до того, как на подмогу прибыли датчане. Ввиду этой опасности Ланфранк приказал баронам укрепить замки – требовалось доставить людей, оружие и провизию, – а осенью уже вернулся сам король. Он приказал арестовать эрлов Рожера и Вальтофа и содержать их под стражей под строгим надзором. Датская флотилия, которая, как утверждают, насчитывала двести кораблей под командованием Кнута, сына конунга Свейна, и ярла Хакона, достигла Йорка, после чего скандинавы ворвались в городской собор. Однако в этот раз датчане не нашли широкой поддержки среди населения и вернулись во Фландрию. Эта разница между позицией англичан в 1075 г. и тем, как они относились к завоевателям до 1072 г., весьма примечательна. Совершенно очевидно, что в 1075 г. коренные жители Йоркшира и Восточной Англии в полной мере содействовали нормандцам в наведении порядка и в подавлении восстания. Они понимали, что Вильгельм и его соотечественники пришли надолго, и теперь признавали своих новых господ.
Под Рождество в Вестминстере состоялся суд, на котором Вильгельм вынес мятежникам приговор. Бретонские пленники были изгнаны или изувечены. Обоих эрлов лишили всех привилегий, причем беглеца Ральфа – пожизненно, а Рожера еще и заключили в тюрьму. Вальтоф торжественно поклялся в своей невиновности, и решение по его делу пока отложили. Однако 31 мая 1076 г., как раз перед тем, как Вильгельм покинул королевство, чтобы вторгнуться в Бретань, последнего английского эрла вывезли из Винчестера и обезглавили. Последние месяцы жизни он посвятил себя религии, а при Генрихе I его гробница в Кроулендском аббатстве стала местом поклонения. Хотя по английским законам казнь Вальтофа, без сомнения, была справедливой участью для предателя-англичанина, она говорит не в пользу правосудия Вильгельма, которое так часто восхваляет Гильом де Пуатье. Вальтоф был виновен в преступлении лишь формально, тем более что он пытался всеми средствами загладить свою вину, а приговор с такой задержкой был бесчеловечным даже по меркам самого короля. Вместе с Ордериком мы можем только предположить, что Вальтоф восстановил против себя свою жену Юдифь и что некоторым завистливым нормандцам не терпелось завладеть его поместьями. Что касается Вильгельма, то его решение о смертной казни имело предположительно политические мотивы. Он снова собирался покинуть королевство, причем, возможно, надолго, и таким образом решил напомнить всем, какая участь ждет тех, кто станет плести заговоры в его отсутствие.
Устранение Одо, епископа Байе, в 1082 г. гораздо меньше взволновало англичан, но стало значимым событием в личной жизни короля. Нет никаких сомнений в том, что Одо был одним из самых надежных военачальников Вильгельма в Англии и что вплоть до 1080 г. он, безусловно, в полной мере оправдывал доверие своего сводного брата. Описывая обстоятельства, связанные с опалой Одо и смертью Вильгельма, Ордерик сообщает, что король терзался мучительными сомнениями. В сущности, мы можем допустить, что Одо стал помехой для Вильгельма. Король имел склонность доверять управление страной епископам и аббатам; большинство из них время от времени брали на себя командование войсками. Даже монах Ланфранк, в конце концов, возглавил походы 1075 и 1080 гг., а в 1075 г. одну из армий сопровождал монах Вульфстан. На поле брани еще ярче проявил себя Жоффруа Маубрейский, епископ Кутанский, хотя его главные обязанности были в основном административного и судебного характера. Решительно невозможно было получить от короля высокую руководящую должность и при этом не иметь хотя бы каких-нибудь воинских обязанностей. Однако Одо был солдатом в первую очередь. Из тех его современников, которые оставили о нем воспоминания, никто не считал его полностью никчемным епископом. Он украсил свой кафедральный собор в Байе. Он покровительствовал ученым и художникам и прекрасно управлял своей епархией. Когда в 1077 г. освящали его новый собор, он, вероятно, уже мог продемонстрировать королю с королевой, а также их сыновьям Роберту и Генриху вышитый по его заказу прекрасный ковер с изображением завоевания Англии. Таким образом, Вильгельм, возможно, посчитал, что Одо и его сторонники стали слишком уж заметно выделяться из общей массы. Однако более важно то, что Вильгельм – особенно находясь под влиянием Ланфранка, – должно быть, стал испытывать чувство вины в отношении Одо.
Когда того требовала необходимость, Вильгельм без особого труда умел заглушить голос совести. Архиепископ Стиганд, например, пользовался благосклонностью короля до тех пор, пока не перестал быть полезным. Вероятно, то же самое произошло и с Одо. Его верность и храбрость были незаменимы в годы войны в Англии. Однако к 1082 г. Вильгельм, вероятно, стал вспоминать, что Одо часто не только жестоко обращался с местным населением, но и стремился непомерно расширить церковные владения Кентербери; его суровость иногда приводила к серьезным вспышкам негодования, а его безнравственный и распущенный образ жизни вряд ли подобал человеку в сане епископа. В то же время, поскольку в королевстве установился мир, вероятно, Одо выказывал все меньший интерес к английским делам. Королевская семья утрачивала свое единство. В 1077 г. его нарушил наследник Вильгельма Роберт Коротконогий, и впоследствии распри происходили все чаще. В 1083 г. умерла королева Матильда – возможно, кончину ускорили супружеские распри из-за Роберта. В 1082 г. Вильгельму исполнилось 55 лет – не такой уж и преклонный возраст, – однако есть признаки того, что он все больше терял вкус к жизни, удрученный своими неудачами.
По свидетельству Ордерика, Одо, воодушевленный римскими прорицателями, предсказавшими, что он станет преемником папы Григория VII, купил в Риме дворец, роскошно его обставил и с помощью даров приобрел сторонников в Святом городе. В 1082 г., пока король находился в Нормандии, Одо убедил Гуго Авраншского, эрла Честерского, и прочих рыцарей покинуть их английские владения и сопровождать его в Рим. Возможно, объяснение Ордерика несколько натянуто, но эта история не настолько неправдоподобна, как может показаться. Многие светские епископы, подобно Одо, неприязненно относились к папской власти. Кроме того, норманны в Апулии и Сицилии боролись с папой за власть над Италией, и, хотя конкретные цели Одо нам неизвестны, мы можем предположить, что он хотел вмешаться в итальянские дела. А так как все норманны знали о достижениях своих соплеменников в Средиземном и Адриатическом морях и гордились ими, он наверняка смог бы набрать и повести за собой целую армию солдат удачи.
Нет ничего удивительного в том, что Вильгельм не был в восторге от подобной перспективы. Ему приходилось нелегко в борьбе со своими врагами в Нормандии, а тут еще Одо, которого он оставил защищать Англию, вдруг решил покинуть свой пост, да еще и увести с собой воинов. Король не дал Одо продолжить путь: он встретил его на острове Уайт, а затем приказал арестовать и заточить в руанском замке. Рассказ Ордерика об этом аресте предстает в несколько ином свете в связи с возникшей позже полемикой о правах короля по отношению к его епископам. Вполне возможно, что Одо также ссылался на свою неприкосновенность как священнослужитель и заявлял, что его может судить только папа. Нужно сказать, что Григорий VII действительно активно вступился за него. Должно быть, велись какие-то споры о нормах и правилах, так как Ланфранк сослался на это дело позже, в 1088 г., когда Гильом из Сен-Кале, епископ Даремский, подал жалобу, подобную заявлению Одо, в суде Вильгельма Рыжего. Как бы то ни было, Вильгельм Завоеватель остался неумолим и даже на смертном одре не желал даровать своему брату прощение.
Та легкость, с которой Вильгельм расправился с Одо, доказывает, что королевской власти более ничего не угрожало. Однако в 1085-86 гг. снова возникла опасность скандинавского нашествия. Свейн Эстридсен, датский конунг и неудачливый претендент на английский престол, умер в 1076 г. Его преемниками по очереди стали пятеро сыновей, причем второй из них, Кнут II (1080-1086 гг.), унаследовал отцовское честолюбие. Он вторгался в Англию в 1069-70 гг. и в 1075 г., а став конунгом, организовал против Вильгельма военно-морскую коалицию, в которую вошли его тесть Роберт Фриз, граф Фландрский, и Олаф III Норвежский. Намерения Кнута встревожили Вильгельма, вероятно, уже в 1082 г., а в 1085 г. он получил точные сведения, что датский конунг собирает флот. Осенью Вильгельм прибыл в Англию вместе с армией, набранной во Франции и Бретани, и разместил отряды на землях вассалов. Кроме того, он опустошил некоторые прибрежные районы, чтобы воспрепятствовать восстанию в поддержку датчан и лишить нападавших источников продовольствия. Однако когда к зиме вражеский флот так и не появился, Вильгельм распустил часть своей армии, а на Рождественском приеме в Глостере распорядился провести поземельную перепись королевства, которая сохранилась в сокращенном виде и теперь представляет собой два тома, известных под названием "Книга Страшного суда".
Перепись проводилась поспешно и энергично. Когда уполномоченные короля требовали подробных сведений об онорах и поместьях и прилагали все усилия, чтобы добиться их получения, естественно, возникало недовольство, а иногда слышались даже и грубые критические замечания. Английский хронист говорит следующее: "Не было ни единого виргата31 и даже (об этом стыдно говорить, но ему [королю], видимо, стыдно не было) ни одного быка и ни одной свиньи, которую бы упустили из виду и не включили в его записи". Однако, скорее всего, к опросу привлекали только людей, ведавших хозяйством, т. е. экономов, управляющих и откупщиков – тех, кто мог представить конкретные цифры, – так что среди земледельцев, по-видимому, никаких волнений не было. Если какое-либо сословие и было обеспокоено, то это были землевладельцы, но в 1086 г. они, вероятно, гораздо больше боялись датского нашествия.
Чтобы подготовиться к следующему сезону военных действий, Вильгельму пришлось остаться в Англии. Кроме того, его присутствие, вероятно, требовалось, чтобы устранить подозрения и недовольство, вызванные действиями уполномоченных лиц. На Пасху король находился в Винчестере, где, возможно, располагалась штаб-квартира комиссии по проведению переписи, а на Троицын день в Вестминстере его сына Генриха посвятили в рыцари. В июле в церкви города Оденсе Кнут был убит, так что угроза со стороны датчан исчезла. В августе в Солсбери Вильгельм принял оммаж от всех влиятельных землевладельцев Англии. И если вспомнить, что именно здесь Вильгельм расплатился с наемниками в 1070 г., мы можем также предположить, что и в 1086 г. он устроил своим воинам смотр перед тем, как распустить их, и, таким образом, воспользовался случаем упрочить свою власть перед возвращением на континент. Хронисты вспоминают, что из-за плохой погоды и чумы это был несчастливый год, и, к счастью или к несчастью, Вильгельму уже не суждено было вернуться в Англию.
"Книга Страшного суда" не содержит записей о территориях севернее рек Рибл и Тис, и это говорит о том, что в 1086 г. территория королевства уменьшилась по сравнению с временами Эдуарда. Камбрия была за его пределами, а Дарем и Нортумбрия (с этого времени под этим названием стала подразумеваться лишь определенная часть древнего королевства) находились в состоянии, непригодном для переписи. Подавление восстаний в 1068-71 гг. создало видимость мира в северных областях примерно на семь лет. После того как в 1072 г. Вальтоф стал эрлом вместо Госпатрика и Вильгельм вторгся в Шотландию, Малькольм, король шотландцев, притих, а Вальтоф и Вальхерий, епископ Даремский с 1071 г., наладили отношения и активно содействовали друг другу. Когда в 1075 г. эрл был казнен, епископа назначили на его место. Однако это бремя оказалось непосильным даже для лотарингца, и в 1079 г., пока Вильгельм был за границей, Малькольм, разоряя окрестности, продвинулся к реке Тайн. Неспособность Вальхерия дать отпор захватчику, вероятно, снизила его авторитет, а в следующем году он был убит.
О судьбе епископа мы располагаем весьма подробным рассказом, хорошо освещающим проблемы, с которыми сталкивались королевские чиновники на севере страны. В Нортумбрии, где было сильно влияние кельтов, а затем и скандинавов, где образ жизни был суровым, а главным занятием населения было скотоводство, сохранились некоторые черты простейшей организации общества, такие как сплоченность семьи, священность уз между сеньором и его вассалами и небрежное отношение к букве закона, тогда как в более развитых южных областях эти устои потеряли силу. Род нортумбрийских эрлов восходил к Вальтофу I, который правил здесь примерно в конце X в., и хотя ныне проследить ветви генеалогического дерева очень сложно, в то время они были хорошо известны. Обычным явлением была родовая вражда, продолжавшаяся из поколения в поколение. Жители этих земель привыкли к беспорядкам, набегам, грабежам и смертям, но тем не менее сохраняли необычайную жизнерадостность. В сущности, по характеру нортумбрийцы, вероятно, больше напоминали норманнов, чем южных англичан. Однако "чужеземных" эрлов, таких как Тостиг и Вальхерий, здесь чтили мало, и им не удавалось избежать участия в местных междоусобицах. Вальхерий допустил роковую ошибку и сполна заплатил за нее.
Один тэн по имени Лигульф, которого нормандские захватчики лишили владений к северу от реки Хамбер, укрылся в своих землях в Дареме. Так как он приходился свойственником самым высокопоставленным представителям знати Нортумбрии, да еще и был известен своей преданностью св. Кутберту, его радушно принял епископ Вальхерий, который вверил ему ответственную должность в своем совете и в графстве. Подобная узурпация возмутила главных помощников епископа – его заместителя и родственника Жильбера и лотарингского священника Лиобвина, советника по церковным делам. Лиобвин всегда противостоял Лигульфу в епископском совете и в суде, а в 1080 г. после особенно ожесточенных споров обратился за поддержкой к Жильберу. Жильбер согласился и, собрав отряд, состоявший из его собственных и частично епископских солдат, убил Лигульфа и почти всех его домочадцев, когда они спали в своем имении. Более подлого преступления по меркам той эпохи невозможно даже представить. Узнав об этом, епископ Вальхерий разослал гонцов по всей Нортумбрии, чтобы заявить о своей непричастности к убийству Лигульфа и о том, что он изгнал преступника Жильбера и его сообщников и готов доказать свою невиновность, как подобает епископу, в суде Божьем, принеся клятву в своей непричастности к убийству. Однако в действительности он не изгнал Жильбера, а укрыл его, чем подписал свой собственный приговор.
В результате переговоров с родственниками убитого обе стороны договорились встретиться 14 мая в Гейтсхеде, городе на Тайне, чтобы выслушать заявление обвиняемого и прийти к мирному соглашению. Вальхерий и Лиобвин отправились в путь с военным эскортом, который им предоставил Жильбер. Епископ благоразумно отказался выступать с речью под открытым небом и со своими священниками и знатными рыцарями, т. е. своими советниками, удалился в церковь и попытался вести переговоры через послов. Родственники Лигульфа, обвинители Вальхерия, убежденные в его виновности, напали на тех из рыцарей, что находились снаружи церкви, и перебили почти всех. Тогда епископ приказал Жильберу выйти из церкви, вероятно надеясь, что тот усмирит толпу нападавших. Жильбер повиновался и со своими рыцарями приготовился оружием проложить себе путь, однако все они были убиты, кроме двух английских тэнов, которых спасло только их происхождение. Вероятно, к тому времени загорелась церковь, потому что епископским священнослужителям вскоре пришлось ее покинуть и их постигла та же участь. Вальхерий приказал выйти из церкви Лиобвину, но тот, в отличие от всех прочих, трусливо отказался. Тогда Вальхерий сам подошел к дверям церкви и попросил пощады. Когда же родственники убитого тэна отвергли его просьбу, он закутал голову в свою мантию и, выйдя из дверей, пал под ударами их мечей. В горящей церкви остался один Лиобвин, но когда его охватило пламя, он выскочил на улицу и также погиб. Мстители обычно соблюдали неприкосновенность церковных зданий и укрывшихся в них людей и старались не совершать преступлений прилюдно, но всегда были полны решимости воспользоваться своим личным правом на кровную месть убийце. Утверждалось, что епископа убили два человека. Одного звали Вальтоф, но его происхождение не установлено. Вторым был Эльдвульф Рус – племянник Лигульфа, сын Ухтреда, внук Госпатрика, правнук эрла Ухтреда и праправнук эрла Вальтофа I. Нам также известно, что впоследствии Эльдвульф погиб от руки женщины (такая участь считалась достойной презрения) и был похоронен в стенах церкви города Джедборо, однако затем даремский приор Тюрго приказал перенести могилу на неосвященную землю. Что ж, видимо, на этом вендетта закончилась.
В 1080 г. родственники Лигульфа мстили, главным образом, убийцам, но также и чужестранцам вообще. Из Гейтсхеда они выступили в поход на Даремский замок, построенный Вильгельмом по возвращении с севера в 1072 г., и попытались захватить его, чтобы уничтожить епископский гарнизон. Однако на четвертый день они прекратили осаду – нормандские замки были неприступны для неорганизованной толпы. Тем не менее, чтобы похоронить епископа, его тело требовалось перевезти по реке в Джарроу. Когда весть о случившемся несчастье достигла регентского совета на юге, подавлять беспорядки нортумбрийцев отправился епископ Одо со своей армией и, как обычно, опустошил окрестные земли. Вернувшись в Англию в конце лета или осенью, Вильгельм отправил своего старшего сына Роберта Коротконого довершить то, что начал Одо, а заодно покарать Малькольма Шотландского за набег, совершенный им в предыдущем году. По-видимому, Роберт не продвинулся дальше Берикшира и на обратном пути укрепил оборону, соорудив новую крепость на реке Тайн.
Нормандцы не ограничивались походами в северные области. Их поселения в этой дикой местности были малочисленными, но они стремились подчинить эти земли своему контролю. В ноябре в Дарем был назначен новый епископ Гильом, который начал свое служение в церкви Байе, затем постригся в монахи в Сен-Кале, монастыре к юго-востоку от Ле-Мана, став впоследствии приором этого монастыря, и наконец возглавил аббатство Сен-Венсан-де-Пре в той же епархии. Жизнь Гильома из Сен-Кале в сане епископа едва ли была безмятежной, но, несмотря на его политические неудачи, ему удалось навести порядок в своей охваченной волнениями епархии. В установлении мира ему умело помогал новый эрл – Роберт Маубрейский, племянник епископа Кутанского.
Проникновению нормандцев на север препятствовали не только воинственность и относительная бедность нортумбрийцев, но также и существование англо-шотландского королевства Малькольма. Малькольм и особенно его жена и сыновья были готовы перенимать опыт нормандской монархии. Королевство скоттов было настоящим пограничным княжеством, так как с севера и запада его обрамляли гэльские и норвежско-гэльские земли, так что шотландцам иногда приходилось искать поддержку на юге. В то же время нормандская экспансия прекратилась с завоеванием Нортумбрии, поэтому Малькольму и его сыновьям с этой стороны ничего не грозило, кроме периодических набегов и репрессалий32. Безусловно, к 1087 г. отношения между двумя этими державами окончательно не определились. Если Малькольм не мог сдержать давление гэлов, время от времени англо-нормандские отряды совершали марш-бросок на север и завоевывали Лотиан. Однако если ослабевала нормандская монархия, шотландские короли без труда распространяли свою власть на юг, т. е. на Нортумбрию.
В Уэльсе ситуация была совсем другой, но проблемы, связанные с этой областью, были знакомы нормандцам, так как напоминали отношения между Нормандией и Бретанью. Англичане уже в значительной степени оттеснили валлийцев в высокогорные районы, которые им самим были не нужны. Так как пограничные земли Англии были одними из самых плодородных в королевстве, валлийские княжества проигрывали в сравнении с густонаселенной областью, привлекательной для нормандцев. И все же в Уэльсе были некоторые территории, особенно прибрежные, заняв которые англичане и нормандцы могли извлечь для себя выгоду. Однако в целом проблема состояла в том, чтобы удержать валлийцев в пределах их земель и помешать им проникнуть на более богатые английские территории. Для этого англичане и нормандцы использовали традиционные приемы, принуждая приносить оммаж отдельных кельтских правителей, всеми силами препятствуя установлению политического единства союзу и отвечая набегом на набег.
Нормандцам досталась в наследство ситуация, возникшая в результате деяний эрлов Гарольда и Тостига, которые в 1063 г. разбили Гриффидда ап Ллевелина, правителя всего Уэльса, вернули ранее утраченные территории и основали три зависимых княжества – Дехьюбарт (на юге Уэльса), Поуис (в центре) и Гвинедд (на севере). Беспорядки после 1066 г. существенно не изменили границы, а после того как с каждым из валлийских княжеств стали соответственно граничить графства Герефорд, Шрусбери и Честер, а также появилось множество новых оноров, пожалованных в субаренду, пограничная полоса вновь обрела стабильность. Однако вплоть до смерти Вильгельма не предпринималось ни одного значительного наступления в глубь Уэльса. В основном успехи нормандцев ограничивались северным направлением: Роберт Ридланский, родственник и вассал графа Гуго Авраншского, совершил бросок от реки Клуйд (в Ридлане), за которую ранее англичане не проникали, – вдоль побережья к городу Деганви, где воздвиг крепость. Воспользовавшись гражданской войной в Уэльсе, Роберт стремился завоевать Гвинедд, так как из "Книги Страшного суда" нам известно, что в 1086 г. он платил королю ежегодную ренту в сумме 40 фунтов за Северный Уэльс. В центральном княжестве Рожер, эрл Шрусбери, продвинулся в юго-западном направлении и основал Монтгомери, но, видимо, верховий Северна не пересекал. Не было больших достижений и на юге. Гильом Фиц-Осборн почти ничего не сделал до своего отъезда в 1070 г. из Герефорда во Фландрию, где и погиб годом позже, а в 1075 г. его второй сын и наследник английских земель Рожер де Бретей поднял мятеж и потерпел поражение. Территория, захваченная нормандцами, простиралась, по-видимому, до реки Уск в Гвенте – далеко за пределы современной англо-уэльской границы. Король Вильгельм оставил место эрла Герефордского незанятым и в 1081 г. сам отправился в Южный Уэльс, дойдя до Сент-Дейвидса. Однако, видимо, его цели были в сущности мирными. Он добился освобождения многих английских пленников и, вероятно, в это же время заключил с правителем Дехьюбарта Рисом ап Тьюдуром зафиксированный в "Книге Страшного суда" договор, согласно которому валлиец должен был платить за Южный Уэльс ренту в 40 фунтов.
Как бы то ни было, хотя ко времени смерти Вильгельма нормандцы и добились в Уэльсе не больше, чем эрлы Гарольд и Тостиг, ситуация значительно изменилась. В сущности, валлийцы и жители английских королевств и графств веками жили в согласии. Конечно, имели место свойственные данной местности трения по поводу границ, а иногда и серьезные конфликты, как при Эдуарде, однако английскую Мерсию нельзя считать пограничной маркой, созданной специально для войны с Уэльсом, как это было с пограничными графствами и онорами в Нормандии, организованными именно для давления на соседей. Даже если многие новые замки и гарнизоны изначально предназначались для обороны, их непременно использовали как опорные пункты для нападения. Вполне возможно, что Вильгельм, не желая распылять силы, не поощрял военные действия на пограничных землях. И если, в конце концов, Уэльс потерял свой полунезависимый статус, то это произошло не столько вследствие явного завоевания, а скорее потому, что сами валлийские князья, породнившись с англичанами и переняв их культуру, уже мало чем отличались от баронов пограничных территорий. Тем не менее нормандцы в большом количестве расселились вдоль границы с Уэльсом, и после 1071 г. он остался единственной областью в королевстве, которая сулила выгоду от военных авантюр.
С 1071 г. вплоть до гибели Вильгельма в ноябре 1087 г. – в период, составивший около 16 лет, – в Англии сохранялся мир. При этом, как обычно, не было порядка на пограничных землях, а в сельской местности, без сомнения, нередким явлением были преступления и насилие, однако в целом в королевстве было так же спокойно, как при Эдуарде Исповеднике, и в течение почти такого же времени. Не слишком изменилась и жизнь обыкновенных крестьян или жителей небольших городов. Сельские священники, главные судьи и зачастую местные помещики были англичанами, а в городах по-прежнему действовали олдермены. Было также много англичан и среди монахов. Однако все те, кто занимал более высокое положение, были иноземцами, жившими своей жизнью и имевшими собственный двор. Тот факт, что король и наиболее влиятельные бароны часто находились за пределами страны, мало волновал и сельское, и городское население, а смена епископов не отражалась на большей части людей, так как они нуждались в услугах этого священнослужителя только один раз – для конфирмации33.
Тем не менее большинство людей, вероятно, жаловались на то, что времена изменились. Вряд ли они забыли опустошения 1066-71 гг. Замки и их гарнизоны, а также периодические появления отрядов иноземных солдат напоминали о том, что теперь общественное спокойствие и порядок охранял нормандский герцог и его соратники. Прежние поборы ужесточились, появились новые. Гельд сильно вырос. Нести воинскую службу теперь, возможно, требовалось более регулярно, причем иногда за границей. Когда обнаруживали тело убитого иноземца, а самого убийцу не находили, на местных жителей налагался особый штраф (murdrum). Кроме того, новые сеньоры более строго следили за сохранением лесной дичи. В общем, причин для недовольства было много. Однако вместе с этим говорили – и это записано в английских хрониках, – что "любой честный человек мог путешествовать по королевству с золотом за пазухой, не рискуя подвергнуться нападению, и ни один человек не смел убить другого, сколько бы зла тот ему ни причинил. А если мужчина изнасиловал женщину, его тотчас оскопляли". В XI в. преступность и беспорядки можно было подавить только силой, и Вильгельм применял силу именно для того, чтобы установить порядок в стране. Люди помнили это, но при этом не забывали, что у медали всегда есть обратная сторона.
ПРИМЕЧАНИЯ
30. Буквы показывают номер хроники: D = 4, Е = 5.
31. Виргат – мера земли, равная 1/4 гайды или 1/4 акра.
32. Репрессалии – принудительные меры, применяемые одним государством в ответ на неправомерные действия другого государства.
33. Конфирмация – таинство миропомазания, совершающееся над детьми различного возраста, обыкновенно 13-16 лет. |
|
