Литература

Источник: Н. В. БУДУР. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ВИКИНГОВ. IX-XI ВЕКА

Историки пишут, что в эпоху викингов каждый крестьянин был воином. Существовала, как мы говорили выше, даже всеобщая воинская повинность в случае возникновения необходимости защищать родную страну, а набранную в минуту опасности очень быстро большую дружину возглавлял конунг.

Помимо этой всеобщей повинности, у конунгов и хёвдингов имелись постоянные личные дружины. Кроме того, по сообщениям саг, у могущественных конунгов был такой обычай: половина дружины находилась у жены конунга, и она должна была содержать воинов на свои средства, и ей причитались налоги и подати, которые ей были необходимы для этого. Со временем появилась даже "Песнь об обычаях дружины", в которой было рассказано о рангах и правах дружинников и определены размеры их доходов, жалуемых за службу.

Викингские же дружины, отправлявшиеся на поиски добычи и приключений, создавались на добровольной основе. Во главе таких военных образований стояли короли – но не в современном смысле этого слова, а в значении "предводитель". Поэтому "главарей" северных разбойников часто называли "морскими королями".

Адам Бременский оставил следующее описание викингов в Южной Швеции: "Морских разбойников свеи называют викингами, мы же – аскеманами – ясеневыми людьми¹³². Они дают датскому конунгу дань, чтобы им можно было продолжать свои походы за добычей против варваров. Во множестве живут они по берегам моря. И случается, что они злоупотребляют предоставленной им свободой не только против врагов, но и против своих. Не знают они никакой верности по отношению друг к другу и без сострадания продают один другого, если тот ими захвачен, как несвободного слугу своему другу или варварам". Поэтому и в самой Скандинавии для защиты от викингов появлялись специальные береговые укрепления.

Итак, каждый северянин должен был уметь защитить не только себя, но и свою семью, и свой дом. Иногда опасность подстерегала его в доме даже во время отдыха. И только хорошая спортивная, как мы бы сейчас сказали, подготовка могла спасти ему жизнь. В "Саге о Магнусе сыне Эрлинга" рассказывается, что однажды на отдыхающего на скамье Орма Конунгова Брата напал дружинник врага его брата. Он хотел отрубить Орму обе ноги. Спасли Конунгова Брата лишь быстрота реакции и ловкость гимнаста: он "быстро подобрал ноги и перебросил их себе за голову, и секира вонзилась в доски скамьи и крепко застряла в них".

С самого юного возраста ребенок воспитывался воином. Такому воспитанию способствовала сама жизнь, окружающая его: мальчик постоянно видел вооруженных людей, брал в руки их оружие, отправлялся с родичами на охоту и убивал зверей и дичь в лесах. В свободное от морских походов время викинги упражнялись дома и охотно принимали в свои игры подрастающих сыновей.

Молодые люди и подростки состязались друг с другом в прыжках с высоких гор, в перепрыгивании не только рек и ручьев, но и лошадей и людей. Взрослея, они учились прыгать с различными тяжестями в руках или привязав груз на теле.

Только обретя большую ловкость в прыжках, викинг мог рассчитывать на сохранение собственной жизни в бою, когда требовалось быстро уклониться от пущенного копья или перескочить через "посланный" по скользкому льду щит. Иногда даже особо тренированному и смелому норманну удавалось перепрыгнуть через головы врагов, окруживших его.

В бою часто возникала ситуация, когда надо было сражаться сразу против нескольких противников, когда приходилось отскакивать в сторону и даже прыгать вверх, уклоняясь от выпадов копьями.

В морском бою, когда драккары сходились бортами, воины должны были уметь ловко перепрыгивать на корабль противника, причем делать это в полном боевом облачении.

В сагах часто рассказывается о необыкновенном военном искусстве древних скандинавов. Так, в одной саге читаем о невероятном прыжке викинга: он подпрыгнул, избегая удара копья, и, еще не успев приземлиться, ударом ноги сломал копье противника. А в "Саге о Ньяле" говорится о знатном исландце Гуннаре сыне Хамунда из Хлидаренди, "искусном в бою. Он рубил в битве мечом обеими руками и в то же время метал копья, если хотел. При этом он так быстро взмахивал мечами, что казалось, в воздухе летают не два, а три меча. Не было равных ему в стрельбе из лука, и никогда не знал он промаха. В полном вооружении мог он подпрыгнуть больше чем на высоту своего роста, и вперед он прыгал так же хорошо, как и назад. И еще он плавал, как тюлень". Сага прибавляет: "Не было такой игры, в какой кто-либо мог состязаться с ним". И нам становится понятно, как серьезно в обществе того времени относились к военным упражнениям и играм, ибо они показывали мощь и силу воина.

Саги упоминают также о таких людях, которые быстрым прыжком в сторону уклонялись от стрелы или брошенного копья, не успев отразить оружие щитом, или, окруженные врагами, перескакивали через них и таким образом спасались, или, наконец, избегали их смелым прыжком с крутизны.

Как известно, на Севере много гор и скалистых островков – шхер, на которых живут птицы. Поэтому умение взбираться на практически отвесную скалу ценилось викингами не меньше, чем умение владеть мечом: и смелость свою можно показать, и добыть редкий деликатес.

Надо сказать, что подобное искусство востребовано и в современной Скандинавии. Так, на Вестманнских островах весной исландцы собирают яйца тупиков и убивают самих этих птиц. Чтобы добыть яйца, смельчаки лазают по отвесным утесам и болтаются на тонком канате над морской пучиной. Но на подвиг людей толкает не только и не столько чувство голода и желание отведать деликатес. Среди островной молодежи лазанье по скалам сродни спорту. Молодые люди соревнуются друг с другом в ловкости и быстроте лазанья и устраивают настоящие представления. Взрослые тупики строят свои гнезда на самой вершине утесов и скал, и карабканье туда – весьма опасное предприятие. Вы можете подумать, что риск искупается вкусом мяса этих птиц, который, быть может, сравним со вкусом амброзии. Однако вас ждет разочарование. В каком бы виде вам ни подали мясо этой птицы – жареном, пареном или вареном, оно все равно всегда отдает прогорклым маслом.

Но вернемся во времена викингов, которым особенная ловкость и искусство в лазанье по скалам приносили великую славу. Вечно соревнующиеся друг с другом молодые северяне часто спорили, кто из них быстрее всех заберется на гору и кто достигнет большей высоты. Иногда смельчаков ждали не только разочарование, но и позор. По словам саг, многие достигали изумительной степени совершенства в этом искусстве.

Одним из самых знаменитых воинов своего времени был норвежский конунг Олав Трюггвасон. О нем в сагах рассказываются удивительные истории. Однажды конунг Олав влез на утес Смальсахорн и укрепил свой щит на вершине этой скалы. А еще рассказывают, что как-то двое его дружинников решили взобраться на вершину другой скалы, и один из них на середине скалы не смог ни спуститься вниз, ни подняться на вершину. Тогда король поднялся к нему и, обхватив его рукой, спустился с ним на землю.

Викинги прыгали, преодолевали высоту и, как и подобает истинным атлетам, прекрасно бегали – в том числе и на лыжах, часто опережая, как это ни звучит невероятно, лошадей. Мы знаем из саг многих королей, владевших этим искусством. Это и уже знакомый нам Олав сын Трюггви, и Харальд Синезубый, и Харальд Суровый. Викинги должны были уметь с помощью одной лишь лыжной палки пробегать на лыжах по полям и склонам гор, а в башмаках, к которым были привязаны железные "полозья", перелетать покрытые льдом воды.

На льду же устраивали зимой игры в мяч – кнаррлейк. Один из играющих бросал мяч и бил по нему палкой, другой ловил мяч или отражал его также палкой. Эта на первый взгляд простая игра требовала особенной ловкости, потому что товарищи в игре всячески старались мешать ловившему: толкали его в сторону, роняли на землю или отбивали у него мяч. Если же ловивший уступал им в ловкости, то ему надо было отыскивать и приносить отлетевший в сторону или укатившийся по льду мяч. Кроме того, мячи были деревянные, а потому надо было стараться увернуться от удара, чтобы не получить серьезной травмы. Да и удары наносились массивными битами из дерева или бычьего рога.

Нередко на игры в мяч собирались зрители со всех окрестных усадеб, совсем как в наши дни собираются болельщики посмотреть футбол.

Вся Скандинавия окружена водой – морями и океаном, поэтому нет ничего удивительного в том, что скандинавы прекрасно плавали и постоянно устраивали различного рода состязания в воде. Хорошим пловцом считался лишь тот, кто в короткое время переплывал большое расстояние, и притом плавал не только раздетый, но и во всем платье, и дольше всех мог пробыть под водой.

Соперники во время игр сражались под водой. Иногда "притапливали", то есть утаскивали на глубину, друг друга, и кто был посильнее, тот держал противника под водой так долго, что почти лишал его сил. Однако никто и никогда не топил своего противника, и в сагах мы находим примеры помощи соперников друг другу: победитель помогает добраться до берега утомленному сопернику.

Плавали, как правило, не только в относительно теплой воде летом, но и осенью, и весной, если была в том необходимость. Некоторые рассказы в сагах об искусстве пловцов кажутся нам невероятными. Так, в "Саге о Греттире" говорится следующее: "От острова до земли было кратчайшее расстояние – одна морская миля. Греттир приготовился плыть, надел сермяжный плащ с капюшоном и подвязал штаны. Ему обвязали пальцы, так что между ними получилась перепонка. Погода стояла хорошая. Он отплыл от острова к концу дня. Иллуги совсем не надеялся, что Греттиру удастся доплыть. Греттир поплыл вглубь фьорда, течение ему помогало, и было совсем тихо. Он упорно плыл и добрался до Мыса Дымов после захода солнца. Он пошел к хутору у Дымов, залез в горячий источник, так как немного простыл, и долго в нем грелся"¹³³. Невероятно? Тем не менее подвиг этот был повторен в 1927 году, когда один исландец проплыл то же расстояние в 7,5 километра за 4 часа 25 минут.

Воинских упражнений насчитывалось великое множество. Так, существовала игра мечами, которая состояла в том, что играющий брал три меча и один из них бросал вверх, а другие два немного "придерживал", то есть не бросал, а выжидал, но потом бросал и их поочередно вверх, а затем, не давая упасть, ловил за рукоятку или за клинок. Непревзойденным мастером в этом деле саги называют все того же Олава Трюггвасона.

Сага говорит, что конунг Олав был самым сноровистым из всех людей, о которых рассказывают в Норвегии. Он был необыкновенно силен и ловок, и многие рассказы об этом записаны. Олав умел ходить по веслам за бортом корабля, в то время как его люди гребли на "Змее", и играл тремя мечами так, что два были все время в воздухе, а рукоять третьего – в его руке.

Из этого рассказа становится понятно, что у викингов существовало также особое упражнение для сохранения равновесия в бою. Оно состояло в том, что человек должен был пробежать по лопастям весел на корабле во время гребли. Пример такого "упражнения" можно увидеть в известном голливудском фильме "Викинги", снятом по роману Э. Маршалла "Викинг".

Но из всех видов викингского "спорта" самым распространенным была борьба. В одних видах борьбы все зависело от телесной силы, в других перевес доставляли искусство и ловкость. В борьбе строго соблюдали правила. Известны несколько видов такой борьбы. Так, были кулачный бой, простой бой и плечевая борьба.

В кулачном бою разрешались удары ногами. "Сага о Гуннлауге Змеином Языке" рассказывает об одном таком поединке: "Жил человек по имени Торд. Он любил затевать кулачные бои с торговыми людьми, и тем обычно доставалось от него. И вот он условился с Гуннлаугом, что тот будет биться с ним… Наутро, когда они стали биться, Гуннлауг подшиб Торду обе ноги, и тот свалился как подкошенный. Но при этом Гуннлауг свихнул ногу, на которую опирался"¹³⁴.

Пример простого боя находим в другой саге: "Греттир стоял спокойно. Торд как налетит на него, а Греттир даже с места не сдвинулся. Тут Греттир взял Торда в охапку, ухватил его за штаны, перевернул вверх ногами и перебросил через себя, так что тот грохнулся на обе лопатки"¹³⁵.

Плечевая борьба, как явствует из названия, состояла в том, что противника надо было победить, схватив его за плечи.

Подобные военные игры часто устраивались во время тингов и праздников. Для них отводились специальные площадки, на которых молодые люди мерились силой и ловкостью.

Частью таких игрищ были непосредственные военные состязания прежде всего в умении стрелять из лука. Для стрельбы также отводились особые места, обыкновенно у подошвы горы. Норманны вообще были хорошие стрелки. Олав Трюггвасон ставил ребенка с маленькой дощечкой на голове и сбивал стрелой дощечку без малейшего вреда для ребенка. Эйнар Брюхотряс, по свидетельству саг, также отличался в искусстве стрельбы из лука. Он был очень сильным и лучшим стрелком из лука в Норвегии. Он пробивал стрелой без наконечника подвешенную на шесте свежую воловью шкуру. Понятно, что пробить толстую сырую шкуру под силу только очень сильному человеку.

К числу упражнений, требовавших силы и особенно полезных в морских битвах, принадлежали также меткое бросание камней на дальние расстояния рукой или пращой и метание дротиков с такой силой и верностью, что они не только попадали в цель, но и пробивали ее.

Хорошему викингу было просто необходимо с одинаковой ловкостью бросать обеими руками два копья разом, на бегу ловить дротик врага и бросать его обратно, драться мечом и копьем одновременно. Причем обо всех этих умениях в сагах говорится как о выдающемся, но самом обычном мастерстве.

Скандинавы считали военное искусство первым из всех искусств, ибо полагали, что только в сражениях они могут стяжать себе славу и обеспечить процветание рода.

В древности смыть нанесенное оскорбление можно было только кровью, в том числе и вызвав противника на поединок. Существовал закон, что обиженный может вызвать обидчика на поединок – хольмганг – сражение один на один на маленьком острове или на огороженном месте, причем право первого удара принадлежало тому, кого вызвали.

Вот как в "Саге о Гуннлауге Змеином Языке" рассказывается о таком судебном поединке:

"Однажды на тинге, когда мужчины с множеством провожатых пошли на Скалу Закона и разбор тяжб был закончен, Гуннлауг попросил внимания и сказал:

– Здесь ли Хравн сын Анунда?

Тот сказал, что здесь. Тогда Гуннлауг продолжал:

– Тебе известно, что ты взял в жену девушку, которая была обещана мне, и тем самым стал моим врагом. Поэтому я вызываю тебя здесь, на тинге, через три ночи биться со мной на поединке на острове реки Эксары!

Хравн отвечал:

– Спасибо за вызов! Такого вызова и следовало ожидать от тебя. Я охотно готов биться с тобой на поединке, когда ты захочешь.

Родичам и того и другого это не понравилось, но в те времена был обычай, что тот, кто считал себя обиженным другим, вызывал его на поединок.

Когда прошли три ночи, противники снарядились к поединку. Иллуги Черный последовал за своим сыном с множеством провожатых, за Хравном – законоговоритель Скафти, отец Хравна и все его родичи.

Но прежде чем Гуннлауг вышел на остров, он сказал такую вису:

Меч свой обнажил я, К острову путь направил. О победе скальду Я молю вас, бога! Надвое разрублю я Череп мужу Хельга, Отсеку от тела Голову злого Хравна!

Хравн сказал в ответ такую вису:

Скальд не знает, видно,
Чьей победа будет.
Ран серпы сверкают,
Кость крушить готовы.
И вдова на тинге
Будет знать о битве,
Если даже гибель
Суждена обоим.

Хермунд держал щит своему брату Гуннлаугу, а Свертинг, сын Бьярна Козы, – Хравну. Было условлено, что тремя марками серебра должен откупиться тот, кто будет ранен. Хравн должен был первым нанести удар, потому что он был вызван на поединок. Он ударил по щиту Гуннлауга сверху, и меч его тотчас сломался пополам пониже рукоятки, потому что удар был нанесен с большой силой. Однако острие меча отскочило от щита, попало в щеку Гуннлаугу и слегка ранило его. Тогда подбежали и встали между ними их родичи и многие другие люди.

Гуннлауг сказал:

– Я объявляю Хравна побежденным, потому что он лишился оружия.

– А я объявляю тебя побежденным, – возразил Хравн, – потому что ты ранен.

Тогда Гуннлауг пришел в ярость и в страшном гневе сказал, что поединок не кончен. Но его отец Иллуги заявил, что на этот раз они должны кончить поединок. Гуннлауг сказал:

– Я бы хотел так встретиться в другой раз с Хравном, чтобы ты, отец, не был при этом и не мог бы нас разнять.

На том они расстались, и все пошли назад в свои палатки"¹³⁶.

В древнем шведском законе говорится, что, "если кто-нибудь нанесет другому бесчестие бранным словом и скажет: "Ты не мужчина, и сердце у тебя в груди не мужеское", а другой ответит: "Я мужчина такой же, как и ты", – тогда они должны сражаться в таком месте, где сходятся три дороги. Если явится вызвавший на поединок, а вызванный не придет, тогда ругательное название, полученное им, будет ему вместо настоящего имени; ему не дозволяется ни в каких случаях принимать присягу, его свидетельство не имеет законной силы ни за мужчину, ни за женщину. Если же, напротив, явится на поединок вызванный, а не придет вызывавший, тогда пришедший должен кликнуть его три раза и назвать нидингом (вероломным, бесчестным, негодяем), вырезать на земле знак, в доказательство, что сам он готов был на бой. Вызвавший должен быть дурным человеком, тем более что не имел духа исполнить того, что сказал. Если же оба явятся на место в полном вооружении и вызванный падет, тогда платится за него половина виры, положенной за убийство мужчины. Если же падет другой, сказавший ругательное слово и своим языком причинивший убийство, то должен лежать неоплаченный, за смерть его не платится никакой виры".

Таким образом, становится понятно, что оскорбление словом, имевшим магическую силу, считалось одним из самых тяжких.

После вызова на поединок договаривались о времени и месте поединка, а также оружии. Поединок, как правило, назначался через три или семь дней. Сражались на островке или огороженном пространстве. Очень часто на поединок вызывали во время тинга. Тогда он проводился поблизости от народного собрания. Но противники могли договориться перенести свою встречу в любое другое место и "отодвинуть" его на любой другой срок.

Когда противники вызывали друг друга биться до смерти, то для такого поединка существовали особые правила. Прежде всего, под каждым из противников постилали плащ или кожу, с которых, при начале смертельного боя, они не могли сходить. Углы этих "подножников" должны были находиться один от другого на расстоянии трех с половиной метров. К углам плащей после произнесения специальных заклятий пришивались особые кольца, в которые вбивались столбы с головками – рубежные колья. От внешних трех краев плаща отмерялись три неширокие полосы, огражденные четырьмя вбитыми колами. Так устроенное место поединков называлось огороженным рубежом. Иногда оно либо целиком выкладывалось камнем, либо было просто обозначено выложенными по периметру валунами и тогда часто служило для таких сражений.

На место проведения поединка бойцов сопровождали родичи и друзья. Перед тем как вступить на огороженный рубеж, противники и их "свита" осматривали оружие друг друга, чтобы узнать, не заговоренное ли оно, соответствует ли установленным правилам. Так, если длина клинка была больше разрешенной, то такой меч не допускался для "участия" в поединке.

Скандинавы считали, что при таких поединках должен был быть законоговоритель, который мог бы напомнить участникам законы. Противники в присутствии свидетелей договаривались об условиях поединка и назначали виру, потому что по закону кто первый был ранен, тот считался проигравшим дело и обязывался платить победителю оговоренные заранее деньги. Это называли выкупать живот из поединка.

Часто битва не начиналась прежде, чем противники не раззадоривали друг друга обидными речами.

Кроме обнаженного меча, у каждого бойца был другой, привязанный за рукоятку к правой руке, чтобы иметь его наготове.

Каждый из соперников имел три щита, которые мог использовать один за другим для своей защиты. Пока не все щиты были изрублены, сражавшиеся не имели права покидать свой плащ и могли отходить от него не более чем на два шага. Когда же был изрублен последний щит, противники вообще не имели права сходить с плащей и отражали удары другим оружием. С этого мгновения они нападали друг на друга с мечами, а бой переходил в решающую стадию. Если один из них на этом этапе даже случайно касался одной ногой рубежного кола, о том говорили, что он отступает, если же обеими, то считали его бежавшим с боя.

Если в первый день никто из бойцов не был побежден, что иногда случалось, то бой откладывали до другого раза. Но, по принятому обычаю, считали поединок оконченным, если кто-то из бойцов был ранен и кровь его текла на покрытую плащом землю.

Как видно из вышеприведенного отрывка "Саги о Гуннлауге", особо недовольные друг другом противники не хотели прекращать боя даже после потери оружия и появления первой крови. В таких случаях дерущихся разнимали присутствовавшие на поединке свидетели. Было в обычае, чтобы один из спутников бойца держал его щит во время сражения, однако часто воин сам предпочитал защищать себя, удерживая щит собственноручно.

Иногда случалось, что пришедшие с участниками поединка сами принимали в нем участие и сражались один на один или двое надвое, но обязательно поровну с каждой стороны, иногда же главный боец принимал бой со многими или со всеми товарищами противника и сражался поочередно с каждым. В таких случаях назначали наперед, кому с кем сражаться, и развязка подобных сражений обыкновенно была кровопролитной.

На поединки вызывали не только в случае нанесения оскорбления, но и для решения различных хозяйственных споров. Так, средневековый шведский историк Олаус Петри говорит: "Сначала у норманнов существовал такой обычай: если кто имел тяжбу с другим и нельзя было дознаться, кто прав и кто виноват, то тяжущиеся должны сражаться: победитель выигрывал дело".

Различались простые поединки – энвиги – и поединки судебные – хольмганги. Энвиг – это бой один на один без соблюдения определенных правил и в любом месте. Хольмганг же – бой по строгим правилам на огороженном пространстве.

Однако, хотя и вызов на поединок был признанным правым делом, отомстить за убийство родича или друга можно было и убив врага неожиданно, тайком. Чаще всего норманны сначала показывались своему противнику, а затем уж убивали его, однако действуя, "яко тать в нощи", также демонстрировали примеры невероятной ловкости и изобретательности.

Гисли, решивший тайно покарать убийцу своего побратима, ночью проникает к нему в дом, который прекрасно охраняется, и по дороге в хлеву связывает попарно хвосты коровам. Делает это он не из желания похулиганить, а для защиты: он знает, что при отступлении сможет с легкостью преодолеть такие препятствия, а вот преследователи непременно упадут, споткнувшись об импровизированные канаты. Проникнув в дом, он скручивает из тростника своеобразные стрелы и двумя меткими бросками гасит светильники, причем все, кто еще не спит, думают, что светильники погасли сами, поскольку все происходит в полной тишине и мгновенно. Затем в абсолютной темноте Гисли, согрев на груди холодную с улицы руку, чтобы не задеть ненароком никого из домочадцев, подкрадывается к убийце побратима, убивает его и скрывается по заранее проверенному пути.

Особые правила существовали для викингов не только в мирной жизни, но и на поле битвы. Если перед судебным поединком противники подстрекали друг друга к началу сечи, то перед сражением конунг или хёвдинг произносили речь, призванную вдохновить дружину на победу и одновременно устрашить врага.

Викинги слыли смелыми и отважными воинами, и морские сражения были поединком "один на один". Если число кораблей враждующих сторон было не равно, то норманны "равняли" силу и удаляли "лишние" суда, запрещая им принимать участие в бою.

Боевое искусство норманнов было рассчитано на смелого и хорошо обученного, ловкого и умеющего контролировать себя воина, который мог сражаться в одиночку, в малом отряде и в рядах большой дружины. Особую ценность имели навыки владения мечом обеими руками и одновременного бросания копья. Иногда викингам приходилось на лету хватать копье противника и метать его обратно.

Обычно сражение начиналось с того, что викинги забрасывали врагов камнями и стрелами. Затем драккары (военные корабли) подходили вплотную к вражеским судам и сцеплялись абордажными крючьями, после чего начиналось сражение на палубах. Очень часто во время битвы корабли связывались канатами друг с другом. Захваченный корабль надо было освободить от пут.

Стоявшие у бортов принимали на себя первые удары, а за ними располагались лучники. Именно лучники и были преимуществом викингов, поскольку лук и тактика его применения в бою еще не были известны западным европейцам в то время.

Битва подходила к концу, только когда большая часть команды была убита, и корабль переходил в руки врагов. Другими словами, любое викингское сражение было испытанием на выживание. Сами норманны называли такие бои "чисткой корабля".

Сражающиеся старались вести морской бой поблизости от побережья, и сражение нередко заканчивалось схваткой на суше. Для высадки на берегу викингов была разработана специальная тактика, чтобы воины не мешали друг другу, спрыгивая на берег.

В начале сражения викинги закрывались щитами и выстраивали своеобразную "стену". Поднятые же вверх щиты были знаком мира. В обычное время щиты носились на спине.

На каждом драккаре был свой собственный флаг, который чаще всего вышивался женой или сестрой хёвдинга, предводителя викингов. Знаменосец во время боя находился рядом с королем. Знамя оберегали не меньше, чем конунга.

В "Саге о Ньяле" рассказывается о том, как сражались викинги, чтобы не отдать противнику свое знамя:

"И вот войска сошлись. …Кертьяльвад наступал с таким жаром, что косил всех, кто стоял на его пути. Он пробился сквозь войско ярла Сигурда до знамени и убил знаменосца. Тогда ярл поставил к знамени другого человека. Снова разгорелся жестокий бой. Кертьяльвад тотчас сразил нового знаменосца, а также одного за другим и всех тех, кто стоял поблизости. Тогда ярл Сигурд сказал Торстейну сыну Халля, чтобы тот взял знамя. Торстейн только собрался взять знамя, как Амунди Белый сказал:

– Не бери знамя, Торстейн! Ведь всех, кто его держит, убивают.

– Хравн Рыжий! – сказал ярл. – Возьми ты знамя! Но Хравн отвечал:

– Возьми сам своего черта! Ярл сказал:

– Что ж, куда нищий, туда и его сума.

И он снял с древка и спрятал его на себе, в своей одежде. Вскоре после этого Амунди Белый был убит. Вскоре и ярл был пронзен копьем"¹³⁷.

Часто с собой на корабли брали кузнечные инструменты и наковальни для того, чтобы во время походов и даже во время боя чинить оружие.

Но помимо металлического оружия в ход шли и древки копий, и дубины, и даже камни. "Сага о Сверрире" рассказывает об одном бое: "У Халльварда на корабле еще оставался один человек в стальном шлеме и в панцире – и то и другое было гаутской работы. Еще в начале сражения он получил удар древком, так что у него был раздроблен и изуродован нос, а когда корабль был наполовину очищен от людей, он забежал в укрытие рядом с мачтой.

Туда направился дружинник по имени Аскель. Это был сильный человек. На нем был доспех из металлических пластинок.

Тот человек выскочил прямо на него, и между ними завязался бой. У того не было при себе ни оружия, ни щита, только камень в руке, а у Аскеля были и меч, и щит. Случилось так, что, когда они сошлись, между ними оказался шатер. Аскель нанес удар со всего размаха, но меч попал в столб, на котором держался шатер, и крепко засел в нем, а тот воспользовался этим и ударил его камнем с такой силой, что Аскель свалился с помоста".

Масштабами своих битв норманны могут поражать воображение даже современного человека. Так, в битве в Хьёрунгавоге в Норвегии принимало участие 400 кораблей.

Северяне умело использовали рельеф местности, могли прорыть рвы и возвести на предполагаемом месте сражения оборонительные сооружения.

Захватив местность и укрепившись на ней, они немедленно строили там свои лагеря. Обозначив место, отводимое для военного стана, обычно в форме круга, они по окружности его вбивали в землю три или четыре ряда столбов на некотором отдалении друг от друга, а пространство между ними наполняли камнями и землей. На возникшем валу они укладывали слой камней и несколько слоев земли, которую хорошо утаптывали. А вокруг получившихся стен викинги прорывали ров, землю из которого и брали для строительства вала.

В сознании современного человека викинги ассоциируются с берсерками, однако это не одно и то же.

Традиционно берсерков определяют как воинов, которые во время битвы приходили в состояние неистовства, кусали свой щит, сбрасывали одежду и разили врагов направо и налево, а сами при этом оставались невредимы – как говорили скальды, "их не кусала сталь".

Вместо плаща берсерки носили медвежьи шкуры, за что и получили свое прозвище (слово Бег в древнесеверном языке означало "медведь"), а сами викинги верили, что берсерки во время сражения превращаются в медведей.

Берсерк долго готовился к получению "почетного звания". Он должен был пройти разные этапы подготовки. Так, в "Саге о Хрольве Жердинке" говорится, что в числе прочих испытаний будущий берсерк должен был поразить стоящее в капище изображение медведя, а потом выпить его кровь, и тогда к воину переходила сила зверя.

Воинское испытание – это почти всегда личный бой, который ведется таким образом, чтобы вызвать у неофита – посвящаемого в воинское общество – "буйство берсерка". Одной храбрости здесь мало. Берсерком становятся не только благодаря храбрости, физической силе или упорству, для этого надо выдержать ритуальное испытание, которое радикально меняет поведение воина. Он должен преобразовать свою человеческую сущность, продемонстрировав агрессивное и устрашающее исступление, которое отождествляет его с разъяренными дикими животными. Он "разогревается" до наивысшей степени, его захватывает таинственная сила, нечеловеческая и неодолимая, так что боевой порыв исходит из самой глубины его существа. Эта сила – своего рода демоническое безумие, которое повергает в ужас и парализует противника.

В древнем обществе медведь считался человеком в ином облике (вспомним хотя бы построенные на древних сюжетах сказки братьев Гримм "Медвежья шкура" и "Беляночка и Розочка"), обросшим или одетым в звериную шкуру. В восточнославянском фольклоре существует большое количество рассказов о превращении медведя в человека и наоборот. Широко распространены истории о сожительстве женщины с медведем и рождении у такой пары потомства. Некоторые части медвежьего тела считались священными, пользовались особым почитанием, ибо играли особую роль в обрядах. По медвежьей лапе, например, гадали. С культом лапы связана, вероятно, и русская народная сказка о медведе на липовой ноге: старик отрубает у медведя лапу, приносит ее домой, старуха варит ее и поет "порочащие" медведя стихи, но медведь приходит к старикам на липовой ноге и убивает старуху.

Но не только с образом медведя были связаны скандинавские боевые искусства. Помимо "медведей" находились в их войске и "волки", и даже "кабаны".

Воины в волчьих шкурах назывались ульфхеттары. Вместо кольчуг они действительно носили волчий мех.

Воины-кабаны сражались в боевом построении, получившем название "свинфилкинг" – "голова кабана", напоминавшем формой клин, во главе которого находились два воина ("свиное рыло"). Воины-кабаны слыли очень хитроумными и коварными.

Историки боевых искусств высказывают предположение, что берсерки, ульфхеттары и свинфилкинги подражали движениям "своих" животных в бою. Вспомним, что подобные звериные стили известны в различных видах восточной борьбы – например, один из самых мощных стилей "звериного" ушу – стиль медведя.

На сегодняшний день существует несколько теорий, объясняющих поведение берсерков, одна из которых гласит, что викинги превращались в берсерков потому, что перед сражением пили специальный отвар из ядовитых грибов.

Другие исследователи считают, что берсерки – это люди с подвижной психикой или невротики и психопаты, которые во время сражений приходили в крайнее возбуждение. Современная медицина знает, что нервная система человека способна дать сигнал к выработке организмом веществ, которые сродни наркотикам. Вполне возможно, что берсерки могли сами "создавать" свою ярость в нужный момент.

Однако большинство ученых придерживаются версии о том, что берсерки – это наиболее преданные почитатели бога Одина, которые просто впадали в боевой экстаз. В "Саге об Эгиле" читаем о таком разъяренном воине: "Торольв так разъярился, что забросил щит себе за спину и взял копье обеими руками. Он бросился вперед и рубил и колол врагов направо и налево. Люди разбегались от него в разные стороны, но многих он успевал убить".

Тем не менее не стоит и отрицать возможность употребления викингами различных возбуждающих снадобий. Из ядовитых растений и грибов на Севере, как и в других странах средневековой Европы, готовили не только яды, но и лекарства. Кроме того, изначально такие снадобья использовали во время ритуальных жертвоприношений и сакральных действ.

"В основе действия этих снадобий – химические соединения, сегодня именуемые галлюциногенными, которые вызывают в организме различные изменения психических функций от простого обострения всех органов чувств и аффективных состояний до искажения восприятия реальности, времени, пространства и самоидентификации, а также зрительные, слуховые, тактильные галлюцинации, – пишет Ю. Арнаутова. – Для достижения состояния шаманского транса, во время которого, как верили, можно общаться с духами, древние скандинавы использовали мухомор. Содержащийся в нем мускарин – алкалоид нейротоксического действия – приводит шамана в невероятное возбуждение. С горящими глазами, весь охваченный дрожью, он совершает ритуал камлания. Пение его становится все громче, движения все хаотичнее, примерно через полчаса наступает наркотический сон – шаман "отправляется в путешествие" по царству мертвых. Употребление мухоморов вызывало токсический экстаз и "мистический опыт" и у участников греческих мистерий. Симптоматическая картина состояния "бешенства" у берсерков также заставляет предполагать наличие мухоморов в числе их ритуальных снадобий, состав которых хранился в глубокой тайне… Экстатическое состояние начинается у берсерков с ощущения холода и озноба, зубы стучат, лицо отекает и краснеет (в других источниках – бледнеет), быстро нарастает психомоторное возбуждение, они впадают в ярость и набрасываются на окружающих, часто не разбирая, кто друг, а кто враг, "но как только буйство проходило, сообщает "Сага об Эгиле", – они становились слабее, чем бывали обычно". Действительно, вызванное мускарином возбуждение длится не более чем один день, затем наступает упадок сил и длительная апатия… Мази наносились на наиболее чувствительные, в особенности эрогенные, зоны тела".

Как бы то ни было, но берсерки принимали активное участие во многих сражениях и часто именно они одерживали победы. У многих королей берсерки служили в дружинах. Так, у конунга Харальда Прекрасноволосого был целый такой отряд, в котором состояло двенадцать берсерков. Одна из битв с их участием описывается следующим образом: "Двенадцать берсерков конунга находились на носу корабля. Корабль конунга шел вперед, и там была жесточайшая схватка. Когда же проверили войско, много оказалось убитых, и у многих были опасные раны. На корабле конунга не было никого, кто бы стоял перед передней мачтой и не был ранен, кроме тех, кого железо не брало, а это были берсерки".

В сагах встречаются и примеры поистине гениального ведения скандинавами "тайной войны". Так, в "Саге об Эймунде" описывается борьба Ярослава Мудрого (Ярицлейва саги) с Буриславом за власть, в которой ему активно помогают наемные дружинники – варяги. Не обсуждая личности конунга Ярицлейва и методов его борьбы, посмотрим лишь на искусство выполнения его заказа дружиной Эймунда.

Итак, Ярицлейв вызывает Эймунда и "заказывает" ему Бурислава, своего основного противника и главного претендента на великокняжеский престол.

Прикинувшись купцами, викинги Эймунда едут впереди дружины врага, постоянно отслеживая места ее ночевок. Наконец, будучи опытным воином, Эймунд понимает, что следующая ночевка противника должна быть в идеально подходящем для задуманного нападения месте, и приказывает своим дружинникам неподалеку от этого места присмотреть высокое дерево, залезть на его вершину и прикрепить к ней веревку. Так и было сделано. Затем Эймунд приказал нагнуть дерево так, что ветви его опустились до самой земли. Воины натянули веревку и закрепили концы. Эймунд оказался прав: шатер князя разбивают на лесной поляне неподалеку от согнутого дерева.

Эймунд настолько был уверен в своем мастерстве воина и удаче, что решается перед "операцией" раздобыть в стане врага еду, поскольку своих припасов у норманнов почти не осталось. Он переодевается нищим, привязывает себе козлиную бороду "и идет с двумя посохами к шатру конунга Бурислава, и просит пищи, и подходит к каждому человеку". Так Эймунд обходит весь вражеский лагерь. Он получил много еды и благодарил за хороший прием, а затем вернулся к своим дружинникам и накормил их.

Поздним вечером, когда русские воины легли спать, Эймунд прокрадывается в их стан и накидывает петлю, завязанную на конце веревки с согнутого дерева, на навершие княжьего шатра. И затем несильно бьет по веревке, а сам занимает необходимую позицию у стены шатра, за которой, как он знает, находится ложе жертвы. Тем временем норманны, почувствовавшие дрожь веревки, перерубают ее. Дерево, резко распрямившись, буквально срывает шатер, открывая доступ к спящим людям. Эймунд бросается вперед и убивает Бурислава, не забыв прихватить после содеянного его отрубленную голову.

Воспользовавшись суматохой в лагере, викинги успевают вскочить на коней и бесследно исчезнуть в ночи.

Интуиция и умение предвидеть действия противника часто оказывали викингам неоценимую помощь, а иногда и спасали жизнь.

Эймунд после убийства Бурислава захотел столько власти, что стал мешать Ярицлейву, и тот задумал от него избавиться. У Ярицлейва была очень умная жена Ингигерд, которая сказала, что поможет в этом деле мужу. Она пригласила Эймунда на переговоры. Когда норманн пришел, она и ярл Рагнвальд сели на его плащ, практически лишив его возможности встать. Но Эймунд почувствовал, что дело нечисто, и развязал завязки плаща. В этот момент княгиня взмахнула перчаткой, и по ее знаку на викинга напали дружинники князя. Однако Эймунд успел вскочить, сбросив с плеч плащ, и отбиться от нападавших.

В результате Ингигерд пришлось все-таки устроить мир Эймунда с Ярицлейвом и его родичами и даже даровать викингу одно из мелких княжеств.

В средневековых легендах и сагах сохранились рассказы о йомсвикингах – викингах из Йомсбурга. Йомсбург, по этим легендам, был основан датчанами и находился где-то в устье Одера на побережье Балтийского моря. При крепости была большая гавань, где могли одновременно разместиться 360 кораблей. Из Йомсбурга викинги совершали набеги на берега Норвегии, Дании, Швеции и Англии. Лишь в 1040-х годах норвежский конунг Магнус Добрый смог уничтожить йомсвикингов, разбив их в сражении у Хьёрунгавога в Норвегии.

Викинги из Йомсбурга были идеальными воинами в возрасте от 18 до 50 лет, живущими в большой и неприступной крепости, куда был заказан вход женщинам.

Самым большим позором для йомсвикинга было проявление трусости или утаивание от военной общины части добычи. Все викинги в Йомсбурге были обязаны отдавать свою часть захваченного в походах богатства в общественную собственность.

Напомним, что проявление трусости было позором не только для викинга из Йомсбурга, но и для любого скандинава того времени. Так, в "Саге об Эйрике Рыжем" рассказывается о гибели Бьярни сына Гримульва, который плавал к берегам Америки. Когда в море случилась буря, его корабль стал тонуть, и Бьярни приказал своим дружинникам тянуть жребий, кому остаться на корабле, а кому перейти в лодку. Все поступили так, как предложил Бьярни, лишь один дружинник, вытянувший несчастливый жребий, не захотел принять гибель и стал подстрекать Бьярни занять его место. Бьярни согласился перейти на корабль, а дружинник занял его место в лодке. Сага говорит о мужестве и достоинстве, с которыми Бьярни принял смерть, а имени малодушного дружинника даже не называет, поскольку он недостоин памяти поколений. Йомсвикинги повели бы себя в рассказанной истории подобно смелому Бьярни.

Нарушившего закон общины викинги из Йомсбурга изгоняли.

Легенда о йомсвикингах не нашла пока подтверждения, что, по мнению историков, вовсе не говорит о ее неправдоподобии.

Зато в результате археологических раскопок и аэрофотосъемки были получены новые данные о системе военных лагерей викингов в Дании. Стало ясно, что, когда в IX–XI веках в Скандинавии начали образовываться самостоятельные государства, одновременно стала создаваться система крепостей с постоянными дружинами.

Прежде всего это имеет отношение к Дании, где за последние десятилетия были раскопаны некоторые из военных укреплений – Треллеборг, Фюркат и Аггерсборг. Происхождение их строгого и единообразного архитектонического построения до сих пор не получило удовлетворительного объяснения. Предполагают, что они были выстроены по приказу короля Свейна Вилобородого. Известно также, что у датского конунга Кнута была отборная "королевская гвардия" – тинглид. Вполне возможно, что тинглид тренировалась и базировалась именно в таких военных лагерях.

Все крепости объединяет единство планировки: круглые в плане валы, охватывающие сгруппированные в правильные четырехугольники длинные дома.

Изумление ученых вызвал высокий уровень инженерного искусства, с которым были построены эти лагеря. Концентрические валы, окружающие крепости, очень толстые (до 18 метров толщиной), представляют собой совершенно правильную окружность, выверенную с точностью до нескольких сантиметров. Отклонение от геометрического круга составляет не более 0,5 %!

Внутри крепость поделена крест-накрест строго с севера на юг и с востока на запад мощенными деревом дорожками, в конце которых располагаются в стенах вала ворота, обращенные на четыре стороны света.

В Треллеборге был не один вал, а два, оба со рвами. Расстояние между валами было точно равно радиусу окружности внутреннего вала! Название Треллеборг означает "крепость рабов". Ученые предполагают, что именно рабы и соорудили такую мощную крепость, на строительство которой нужно было потратить не только большие деньги, но и привлечь невероятное количество рабочих рук

Высказывалось также предположение, что крепости построены не датскими инженерами, ибо у историков нет оснований считать, что в Дании эпохи викингов было столь развито строительное дело. Вероятно, датчане доставили в страну иноземных специалистов.

В Треллеборге и Фюркате лагерь поделен дорожками на четыре равных сектора, в каждом из которых были построены четыре длинных дома. Дома располагались под прямым углом друг к другу – каре, а в центре был внутренний двор.

В Аггерсборге таких каре уже не 4, а 12, соответственно, домов в нем уже не 16, а 48. И дорожек там тоже было больше – параллельно каждой из двух главных дорог шли еще две более короткие, образовавшие квадрат.

В центре лагеря, вероятно, стояла сторожевая вышка.

Дома в каждом лагере были абсолютно одинаковы – имели одну и ту же длину и ширину.

Приведем сравнительную таблицу размеров крепостей (все цифры даны в метрах):

Известны и другие оборонительные сооружения датчан, например, Даневирке, "Стена данов", или "Датский вал", представлявшая собой насыпной вал несколько десятков метров высотой, над которым пришлось потрудиться, по всей вероятности, не одной сотне рабов.

"Анналы франкских королей" (808 год) рассказывают о строительстве вала вдоль границы южных владений конунга Годфреда, который хотел таким образом защитить своих подданных от армии Карла Великого. Вал был возведен от Балтийского моря до Северного. Перед "Датской стеной" находился ров. В валу для проезда во времена викингов были всего лишь одни ворота. Остатки их сохранились до наших дней. В 1160-х годах вал частично заменили кирпичной стеной. Интересно, что это укрепление времен викингов использовалось во времена войны Дании против Пруссии и Австрии в 1864 году и весной 1945 года, когда немецко-фашистские оккупанты пытались при помощи этого вала остановить английские танки.

Тем не менее самое большое военное сооружение времен викингов находится не в Дании, а в Швеции на острове Готланд. Эта военная крепость Торсбург, основная часть каменной стены которой была построена в позднеримский период железного века, а затем достроена и укреплена в эпоху викингов. Постоянного населения в Торсбурге не было. Вероятно, в крепость, или укрепленный участок скалистого плато, во время нападений уходили спасаться жители Готланда вместе с домашним скотом. На острове есть и другая большая крепость времен викингов – Бульверкет. Это четырехугольное деревянное сооружение без крыши (площадью 170 на 170 метров) на сваях посреди большого озера Тингстеде.

Невероятно, но викингами были и женщины. Примеры тому ученые находят в древнеисландской литературе.

Так, в одной из саг описывается, как в битве при Бравалле в Ютландии в 700 году между двумя дружинами датских конунгов принимала участие некая Вебьёрг: "Вебьёрг, Дева со Щитом, яростно сражалась со свеями и готами. Билась она и с воином по имени Сокнарскоти. Она так искусно владела мечом, что была одной из лучших среди принимавших участие в той сече. Она наносила Сокнарскоти сильные удары, и долго длилась их битва. Вебьёрг разрубила ему челюсть и подбородок, и тогда Сокнарскоти засунул бороду в рот и прикусил ее зубами, и так держал подбородок. Она совершила множество других славных подвигов в той битве. Потом с ней сразился Торкель Упрямый, воин конунга Сигурда Кольцо, и они долго бились. Пала она в той битве вся израненная".

Еще раз взглянем на довольно простой боевой наряд скандинавов. Панцирем, как мы уже говорили, служила жесткая войлочная куртка, обшивавшаяся (по всей вероятности, в позднейшее уже время) металлическими кольцами и пластинками.

Шлемами пользовались сначала, как и у всех германских племен, только предводители.

Одно из самых распространенных заблуждений о шлемах викингов – это "добавление" им рогов. Но ни викинги, ни их потомки никогда не носили подобных рогатых шлемов. Такие "головные уборы" были бы просто опасны в бою, ибо именно за "рога" первым делом бы и ухватился противник в рукопашной схватке. Подобные украшения встречаются на шлемах лишь в бронзовом веке, то есть в 1500-500 годах до нашей эры, и являются непременным атрибутом ритуальных шлемов жрецов, возносивших молитвы богам плодородия.

Для нападения в Скандинавии с давних пор использовалась прежде всего секира, которую держали обеими руками, и обоюдоострый меч. Копье и лук употреблялись лишь от случая к случаю.

Превосходство западного оружия было общепризнанным. Во времена эпохи викингов особо удачливые норманны привозили домой франкские мечи мастеров Ульфберта и Ингерли, живших, судя по имеющимся историческим данным, в районе Рейна.

Одноручные боевые мечи достигали в длину до 90сантиметров. Клинки у них были массивные, в среднем 70 сантиметров. По центру клинка такого меча часто делали желобок для уменьшения тяжести и увеличения гибкости оружия.

Викинги сражались и пешими, и конными. Они использовали стремена, что давало им несомненное преимущество в конных поединках, ибо западным европейцам они (стремена) известны в ту эпоху еще не были. Однако в период военных действий лошади у викингов являлись в основном тягловой силой.

Щиты, как правило, изготовлялись из дерева и служили защитой от стрел и ударов копья и меча. Обычно они красились в яркие цвета и часто расписывались различными узорами и рисунками. Красный цвет был наиболее употребляем и символизировал власть.

Многие вещи и предметы люди в ту далекую эпоху, когда весь мир был населен враждебными существами, наделяли особой силой. Естественно, что защититься от врага можно было прежде всего оружием. Именно ему и приписывали чудесные свойства.

В скандинавской мифологии волшебное оружие – непременный атрибут богов. Это и молот Тора, и волшебное копье Одина Гунгнир, и чудесный меч Фрейра. Исследователи подчеркивают, что оружие в эпосе несет "многоуровневую" смысловую нагрузку – и на уровне магии, и на уровне космологии, и на уровне архетипов. Почти во всех индоевропейских традициях копье верховного бога (у древних скандинавов – Одина) олицетворяло и Мировое древо, земную ось, которая проходит через три мира. Мировое древо делит мировое пространство на три яруса – наверху живут боги, на "среднем" уровне – люди, а внизу находится царство мертвых (у скандинавов – Хель).

Каждый вид боевого оружия посвящался определенному богу: копье и меч – Одину, боевая секира, палица и боевой топор – Тору, меч мог посвящаться и Фрейру.

Меч и другое холодное оружие из железа и стали издавна считаются сильными оберегами. Именно мечом проводится при обрядах круг, который является защитным для человека, стоящего внутри него.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что работа с оружием, работа по его изготовлению, была признана магической, ибо сам меч был всегда предметом культа.

На протяжении всего XIX века в болотах и озерах Скандинавии на территории от Шлезвига на юге до Шёнена находили оружие, время изготовления которого датируется III-IV веками нашей эры.

Видный рунолог Вольфганг Краузе полагает, что оно не случайно попало туда, а было намеренно затоплено. На протяжении нескольких столетий воины как подношение богам предавали воде древки стрел и дротиков, многочисленные мечи и железные наконечники копий, которые оказывались поврежденными в ходе сражений или были приведены в негодность в процессе ритуала.

Тем не менее существует и другая точка зрения на причины "попадания" оружия в болота.

Все дело в том, что золото, серебро, драгоценности, украшения, красивые и дорогие одежды и оружие были для древних скандинавов воплощенным выражением богатства и славы.

Особую ценность эти вещи получали, если были получены в дар от хёвдинга. Считалось, что удача, счастье и слава, которыми наделен человек и которых особенно много у конунга, могут быть переданы другому человеку. Поэтому дар от хёвдинга считался материальным выражением всех этих качеств.

Полученные дары и захваченная добыча означали для древних скандинавов не только увеличение богатства, но – что гораздо важнее – увеличение славы и могущества рода.

"Приумножение славы и почета, – пишет А. Я. Гуревич, – которыми пользовались человек и его род, означало, по тогдашним представлениям, рост их удачи, "души рода", воплощавшейся в его главе и переходившей из поколения в поколение. Подвиги и добыча питали "душу рода", увеличивали его счастье и внутреннее благополучие; род удачливого викинга был богат счастьем. Для того чтобы обеспечить счастье рода и сохранить его в материализованном виде – в форме добытых драгоценностей, – их подчас зарывали в землю".

Археологи, обнаруживающие все новые клады, дают самые разные объяснения их большого количества. Например, шведский ученый С. Булин высказывал предположение о том, что скандинавы прятали серебро и монеты в периоды внутренний: неурядиц, нападений врага (сопоставление датировки монет, найденных в кладах, с сообщениями хронистов и саг, по-видимому, свидетельствует о росте кладов во время смут и войн). Другие ученые, указывая на то, что клады так и не были вырыты ни их владельцами, ни потомками, склонны объяснять это особой целью их сокрытия. Как гласила легенда, верховный бог скандинавов Один повелел, чтобы каждый воин, павший в битве, являлся к нему с богатством, которое было при нем на погребальном костре или спрятано им в земле.

Вероятно, в действительности имелись разные причины, по которым скандинавы зарывали свои богатства в землю".

Для многих было важно просто не выпускать из рук материальное воплощение личного благополучия и благополучия рода.

Пример такой, как мы сейчас сказали, "жадности", а на самом деле, заботы о семье и ее "душе", находим в "Саге об Эгиле":

"В первые дни правления Хакона Могучего Эгилю пошел девятый десяток. Во всем, кроме зрения, он был еще крепок. Однажды летом, когда люди собирались на тинг, Эгиль попросил Грима, чтоб он взял его с собой. Гриму не понравилась эта просьба. И когда Грим и Тордис разговаривали друг с другом, Грим сказал ей, о чем просил Эгиль.

– Я хотел бы, – добавил он, – чтобы ты выведала, что кроется за этой просьбой.

Тордис пошла к Эгилю, своему родичу. Самой большой радостью для него было разговаривать с ней. Придя к нему, Тордис спросила:

– Это правда, дядя, что ты хочешь поехать на тинг? Я хочу, чтобы ты мне сказал, что ты там думаешь делать.

– Я скажу тебе, – отвечал он, – что я задумал. Я хочу взять с собой на тинг оба сундука, которые мне подарил когда-то конунг Адальстейн. Оба они полны английским серебром. Я хочу, чтобы сундуки втащили на Скалу Закона, где всего больше народу. Потом я раскидаю серебро, и было бы удивительно, если бы люди мирно поделили его между собой. Я думаю, тут будет довольно и пинков, и пощечин, и возможно, что в конце концов все на тинге передерутся.

Тордис ответила:

– Это была бы великолепная шутка, она бы осталась в памяти, пока страна обитаема.

Потом она пошла к Гриму и сообщила ему намерения Эгиля.

– Нельзя позволить, чтобы он осуществил такой чудовищный замысел, – сказал Грим.

И когда Эгиль опять заговорил с ним о поездке на тинг, он отсоветовал ему ехать. Так Эгиль остался дома. Ему не нравилось это, и он был очень не в духе. Летом из Мосфелля перегоняли скот на горные луга, и Тордис была в горах во время тинга. Как-то вечером, когда люди в Мосфелле уже ложились спать, Эгиль позвал двух рабов Грима. Он велел привести ему лошадь.

– Я поеду помыться на горячий источник, – сказал он. Собравшись, он вышел, взяв с собой свои сундуки с серебром. Он сел на лошадь, выехал за ограду и поехал по лугу за пригорок, пока не скрылся из виду. А утром, когда люди встали, они увидели, как по холму к востоку от двора бредет Эгиль и тянет за собой коня. Они пошли и привели его домой. Но рабов и сундуков больше не видели, и о том, куда Эгиль спрятал свое серебро, было много догадок.

Осенью Эгиль заболел, и болезнь свела его в могилу. Когда он умер, Грим велел одеть его в лучшие одежды. Потом он велел отнести его на мыс Тьяльдаснес и насыпать там могильный холм. В этом холме Эгиля похоронили вместе с его оружием и одеянием"¹³⁸.

Военному снаряжению и оружию всех видов было принято давать имена. Эти имена имели магическое значение и потому непременно вырезались рунами. Самыми ранними из них являются рунические надписи на наконечниках копий.

В своей книге "Теория собственных имен" А. Гардинер пишет о двух видах собственных имен: "воплощенных (embodied)" и "развоплощенных (disembodied)". К первому разряду относятся слова, "прикрепленные" к отдельным лицам, местностям и так далее, ко второму – слова, рассматриваемые сами по себе, не "привязанные" к местности, лицам и так далее.

В Скандинавии Средних веков "развоплощенных" имен быть не могло. Имя и его носитель так тесно сливались, что становились неразделимым целым. В древнеисландском языке все "говорящие имена", даже если они состоят из двух и более частей (слов), пишутся слитно.

Магическое назначение имен состояло в том, чтобы наделить оружие или другой предмет тем желанным воину свойством, которое обозначает" имя.

Древнейшим из них следует, пожалуй, считать наконечник копья, найденный в Эвре-Стабу (Дания), который датируется 175 годом нашей эры. На плоскости наконечника ясно различимы руны имени RaunijaR – "Пронзающее, разящее".

На копье из Дамсдорфа (Германия, III век) начертаны другие руны – Ranja – "Нападающее".

В уже не раз упоминавшейся нами "Саге о Ньяле" рассказывается о заколдованном копье:

"У Халльгрима есть одно копье с широким наконечником, которое ему заколдовали: никакое оружие, кроме этого копья, не может его убить. Есть у этого копья еще одно свойство: если ему предстоит нанести смертельный удар, оно издает тонкий звон. Такая в нем чудодейственная сила"¹³⁹.

Есть свои имена и у секир, и у мечей. Например, все в той же "Саге о Ньяле" упоминается секира по имени "Великанша битв".

Заметим, что в древнегерманском эпосе описание оружия героя является очень распространенным приемом героической характеристики. Так, особенно важную роль в поэме играет волшебный меч, который Беовульф находит в подводной пещере Гренделя и которым и убивает мать чудища:

Тогда он увидел среди сокровищ орудие славное, меч победный, во многих битвах он был испытан, клинок – наследие древних гигантов; несоразмерный, он был для смертного излишне тяжек в игре сражений…

У таких мечей с "воплощенными" именами, как правило, есть своя родословная, свидетельствующая о наличии у оружия выдающихся качеств, присущих ему от "рождения".

Так, на рукоятке меча из Вимосе (250 год) читаем руны: mariha iala makja. Это означает "всем принадлежит этот знаменитый меч".

О заколдованном мече Скавнунг рассказывается и в "Саге о людях из Лаксдаля": "Но такова природа этого меча, что солнце не должно освещать его рукоять и его нельзя обнажать в присутствии женщин. Если кто-нибудь будет ранен этим мечом, то рана не может зажить, если ее не коснуться чудодейственным камнем, который есть при мече".

О подобном же мече, носившем имя Скефнунг, который был извлечен из могильника знаменитого Хрольфа Краки, рассказывает "Сага о Кормаке", в которой также приводится и предупреждение, что именно может случиться с обладателем клинка в том случае, если он не выполнит необходимых условий.

"Далла (мать Кормака) посоветовала ему разыскать Скегги со Среднего Фьорда и попросить у него Скефнунг. Кормак отправился в Рейкьяр и рассказал Скегги о своей просьбе. Скегги же ответил, что не хочется давать ему, Кормаку, меч, они (Кормак и Скефнунг), де, слишком уж несхожи характером: "Скефнунг медлителен, ты же нетерпелив и упрям". Кормак уехал в гневе, вернулся в Мель и рассказал матери, что Скегги отказался дать ему на время меч. Скегги в то время был советчиком Даллы, и была меж ними большая приязнь. Далла сказала: "Скегги одолжит тебе меч, хоть и сделает он это без желания". Кормак почел нечестным, что Скегги согласится дать меч женщине, но не ему. […] Несколько дней спустя она сказала, чтобы Кормак отправился в Рейкьяр и что на сей раз Скегги даст ему меч. Появившись у Скегги, Кормак вновь завел речь о Скефнунге, на что Скегги сказал: "Обращение с ним может показаться тебе непростым. Ножны прилагаются к мечу, твое же дело дать ему покой; солнце не должно касаться его рукояти и не должно обнажать его, если не готов ты к бою; но если придешь на место схватки, то сядь и в одиночестве обнажи его. Подними клинок к небу и дунь на него; когда из рукояти выползет малая змея, наклони тогда клинок, чтобы было ей легче заползти вновь под рукоять". Сказал тогда Кормак: "Неужто много так условий у вас, колдунов?" Скегги же ответил: "Эти помогут тебе в полной мере". После этого Кормак вернулся домой и рассказал матери обо всем, что случилось, и сказал, что Скегги весьма подвластен ее воле; и, показав ей меч, попытался обнажить его, но клинок отказался покинуть ножны. "Слишком самонадеян ты, родич", – сказала на это Далла. Кормак же уперся ногой в рукоять и кожу, взвыл при том Скефнунг, но невозможно его было вытянуть из ножен.

Подошло время хольмганга, и Кормак выехал из дома с пятнадцатью мужами. С такой же дружиной приехал на место и Берси (противник Кормака). Кормак приехал первым и сказал Торгильс, что желает остаться один. Кормак сел, отвязал меч и не позаботился о том, чтобы солнце не светило на рукоять; он опоясался им поверх платья и попытался обнажить меч; но не мог этого сделать, пока не наступил на перекрестье; выскользнула из-под рукояти малая змея, но и тут Кормак не сделал того, что положено, и удача меча переменилась, и с воем вышел он из ножен".

Мечи и другие предметы вооружения могут жить своей "собственной" жизнью, постепенно меняя владельцев. За ними спускаются в могильный курган, хотя знают, что могильный житель наверняка проклянет посмевшего нарушить его покой.

"Меч, – пишет Е. А Мельникова, – осуществляет непрерывную преемственность поколений, оставаясь неизменным воплощением героического поведения, передаваемым из отдаленного прошлого в будущее.

Предметы далеко не всегда пассивные символы связи поколений. Не раз именно они определяют развитие героического действия, выявляя конфликт и приводя к критической развязке".

Среди названий мечей саги упоминают следующие имена: Пламя Одина, Ехидна, Кусающий ногу, Лед битвы, Огонь щита, Огонь Гаутрека, Факел битвы, Змея раны, Змея кольчуги, Страх кольчуги, Язык ножен. Приведем в качестве примера вису из "Речей Хакона", написанных исландским скальдом Эйвиндом Погубителем Скальдов:

Ран огни горели
В волнах крови,
Бердыши вершили
Жизнь и смерть шибко.
Мыло море ран
Мыс булатный,
Стрел поток струился
На острове Сторде¹⁴⁰.

Все приведенные выше имена мечей являются кеннингами (метафорическими оборотами речи), и многие из них или отражают мистическую суть самого клинка, или призваны наделить его некими мистическими свойствами.

ПРИМЕЧАНИЯ

132. По одной из версий ясеневыми людьми викингов называли потому, что приплывали они в чужие страны на кораблях, сделанных из древесины ясеня.

133. Пер. О. А. Смирницкой.

134. Пер. M. И. Стеблин-Каменского.

135. Пер. О. А. Смирницкой.

136. Пер. M. И. Стеблин-Каменского.

137. Пер. M. И. Стеблин-Каменского.

138. Пер. В. В. Кошкина.

139. Пер. С Д. Кацнельсона.

140. Пер. С. В. Петрова.