Литература

Источник: М. И. СТЕБЛИН-КАМЕНСКИЙ. КУЛЬТУРА ИСЛАНДИИ

(1)

"Чем больше мы высвобождаемся из-под
власти нашего времени и решаемся рассматривать
его мудрость как относительную, а не как норму,
согласно которой следует судить обо всем,
тем легче нам уважать наивные мифы и тот
относительный и прогрессивный характер,
которым они часто обладают.
При внимательном рассмотрении они таят в себе
глубины знания и понимания".

Тот, кто летел на самолете в Исландию весенней ночью 1965 г., замечал издалека зловещее зарево над одним из островков у ее южного побережья и, когда самолет пролетал над этим островком и с потушенными огнями делал вокруг него круг, видел, как из пышащего огнем жерла вулкана раскаленная лава сползала потоками в океан и смешивалась с его волнами. "Остров Сурта" (Surtsey) – так был назван островок, возникший у южного побережья Исландии в ноябре 1963 г. в результате извержения подводного вулкана. "Старик Сурт работает, не покладая рук", – писали в исландских газетах, имея в виду продолжающееся извержение. А когда в июне 1965 г. рядом с "Островом Сурта" возник новый островок, то его сразу же стали называть "Суртёнок" (Syrtlingur) или "Сурташка" (Surtla), и в исландских газетах появились сообщения: "У Сурта родился сын", "Суртёнок крепнет" и т. п. Дело в том, что в "Старшей Эдде" и "Эдде" Снорри Стурлусона говорится, что, когда наступит конец мира, с юга появится огненный великан Сурт – это имя первоначально значило, по-видимому, "черный" – и будет сражаться с богами, и бог Фрейр погибнет от его руки, и Сурт сожжет весь мир. "Сурт едет с юга" – так начинается одна строфа в "Старшей Эдде", и недавно в Исландии был выпущен превосходный документальный фильм об "Острове Сурта" под названием "Сурт едет с юга". С именем Сурта связана также самая большая пещера в Исландии. Она издавна называется "Пещерой Сурта" (Surtshellir). В "Книге о заселении страны" рассказывается, что некто Торвальд Волчья Пасть однажды осенью отправился в эту пещеру, чтобы исполнить там хвалебную песнь, которую он сочинил в честь великана Сурта.

Миф о Сурте сохранился только в исландских источниках и, как видно из только что сказанного, до сих пор общеизвестен в Исландии. Невозможно установить, когда именно возникло представление о великане Сурте: может быть, в Исландии вскоре после ее заселения, а может быть, за много лет до него у каких-то предков исландских первопоселенцев. Но, во всяком случае, именно в Исландии представление об этом великане было ассоциировано с характерными для этой страны вулканическими явлениями. Нигде древние мифологические сказания не оказались такими живучими, как в Исландии. Мифологические имена встречаются всюду даже в современной Исландии. Самолеты исландской авиационной компании называются именами мифических коней – "Золотая Грива" (Gullfaxi), "Заиндевевшая Грива" (Hrímfaxi), "Сияющая Грива" (Skinfaxi) и т. д. В мастерской известного исландского скульптора Аусмунда Свейнссона, оригинальные и лаконичные конструкции которого кажутся почти абстрактными, находишь произведения под названиями "Фрейя", "Тор", "Совет Локи", "Вороны Одина" и т. п. (Фрейя, Тор, Локи, Один – это боги). В Рейкьявике есть улица Фрейи, улица Тора, кафе Тора, переулок Локи, площадь Одина, велосипедная мастерская "Бальдр" (Бальдр – это тоже бог), общество наездников "Тьяльви" (Тьяльви – это слуга Тора), курсы иностранных языков "Мимир" (Мимир – это мифический мудрец), кооперативная школа "Биврёст" (Биврёст – это мифический мост с земли на небо) и т. д. и т. п. Само собой разумеется, однако, что, хотя все мифы, сохранившиеся в Исландии, в сущности исландские, в них нет ничего об исландском народе или исландском государстве и вообще никакого интереса к вопросам национальным или государственным: мифы возникли в обществе, в котором ни народ, ни государство еще не сложились.

Познавательный смысл всякого путешествия в том, чтобы, увидев непохожее на привычное, лучше понять привычное. Чем более природа и быт, которые видишь в путешествии, не похожи на привычные природу и быт, тем интересней путешествие. Но по мере развития техники, все более совершенные воспроизведения любой природы можно увидеть, никуда не выезжая, и по мере распространения цивилизации быт все более унифицируется во всем мире. Поэтому с развитием техники и цивилизации познавательный смысл путешествий становится все меньшим. Тем актуальней становятся путешествия в мир мыслей, непохожий на мир современного человека, в частности – в мир мифа, мир древних традиционных сказаний. Все в этом мире не такое, как в современной литературе, даже представления о пространстве и времени. Впрочем, мифы – даже и не литература, так как назначение их, первоначальное по меньшей мере, гораздо шире назначения любой литературы. Для своего времени миф – это не только литература, но и космогония, космография, история и все науки вместе. Мифы не литература еще и потому, что они и есть только содержание, только существенное, только факты, смысл которых не зависит от того, как они изложены.

Древнеисландские мифы отражены прежде всего в "Старшей Эдде" – песнях, сложенных еще в дописьменное время и записанных кем-то в первой половине XIII в., а также в "Младшей Эдде" – учебнике поэтического искусства, составленном Снорри Стурлусоном в 1222-1225 гг. и содержащем прозаическое изложение мифов и цитаты из древних поэтических произведений. Отражения древних мифов есть также в древнеисландской поэтической фразеологии, в некоторых "сагах о древних временах" и еще кое-где в древнеисландской литературе. По своему содержанию древнеисландские мифы – это сказания о сотворении мира, его устройстве, его будущей гибели, о богах и легендарных героях.

В начале времен не существовало ничего, кроме пустой бездны, – так рассказывают древнеисландские мифы.

Не было в мире
Ни песка, ни моря,
Ни волн холодных,
Земли еще не было
И небосвода,
Бездна зияла,
Трава не росла (2).

Но миф стремится описать сущность явлений, а для того чтобы описать сущность явления, надо его назвать. Поэтому миф не может обойтись без множества собственных имен. Изначальная бездна Гиннунгагап лежала между холодным Нифльхеймом на севере и жарким Муспелльсхеймом на юге. В Нифльхейме был источник Хвергельмир. Из него текли на юг реки Эливагар, каждая со своим названием. Истолковывать все эти названия очень трудно. Смысл их ускользает. Лед или иней с севера и искры с юга смешались в изначальной бездне, и из капающей жидкости возник великан Имир, или Аургельмир. Насколько можно понять очень неясный рассказ Снорри, возникновение жизни было похоже на процесс таяния.

Когда Имир вспотел во сне, у него подмышкой левой руки выросли сын и дочь, и его ноги породили вместе сына. Отсюда пошел род "инеистых" великанов. Из тающего инея возникла также корова Аудумла. Четыре молочные реки текли из ее сосков. Аудумла лизала камни, покрытые соленым инеем, и вылизала из одного камня великана по имени Бури. Бор, сын Бури, с Бестлой, дочерью Больторна, породил богов Одина, Вили и Be. Боги убили Имира, и в его крови погибли все "инеистые" великаны, кроме Бергельмира. Боги притащили тело Имира в середину изначальной бездны и создали из него мир: из крови – море, из мяса – землю, из костей – горы, из зубов и осколков костей – камни, из черепа – небо, из мозгов – облака, а из ресниц – Мидгард, царство людей, буквально – "средний двор". Правда, в "Старшей Эдде" есть отзвук другого представления: боги подняли землю из моря и таким образом создали Мидгард. Такие противоречия и непоследовательности обычны в мифах. Например, карлики возникли не то из личинок, которые завелись в разлагающемся теле Имира, не то из крови некоего Бримира и костей некоего Блаина.

В углах неба боги поставили четырех карликов – Аустри, Вестри, Нордри и Судри, что значит "восточный", "западный", "северный" и "южный", а из искр Муспелльсхейма создали солнце, луну и звезды. Наконец, боги – то ли Один, Вили и Be, то ли Один, Хёнир и Лодур – нашли два древесных ствола и создали из них первых людей – Аска и Эмблу, что значит "ясень" и "лоза". В завершение боги построили свое царство – Асгард, т. е. "двор асов". Таким образом, жизнь возникла в форме огромного человекоподобного существа, по-видимому, обоеполого, и потом развивалась в последовательности – великаны, боги, люди. Великаны соответствуют ископаемым чудовищам современной палеонтологии. Тело изначального великана, т. е. человекоподобное тело, в мифе не только прообраз материального мира, но и начало различных форм материи.

В древнеисландских мифах мир подобен человеческому жилью, окруженному пустынными и опасными землями. В середине мира находится Мидгард, царство людей. Но Мидгард – это весь населенный мир. О пределах этого населенного мира образно говорится в одной очень древней стихотворной юридической формуле, согласно которой нарушитель договора будет вне закона повсюду, где

Крещеный люд
В церкви ходит,
Языческий люд
Капища почитает,
Огонь горит,
Земля зеленеет,
Ребенок мать зовет,
А мать ребенка кормит,
Люди огонь зажигают,
Корабль скользит,
Щиты блестят,
Солнце светит,
Снег падает,
Финн на лыжах скользит,
Сосна растет,
Сокол летит
Весь весенний день,
И дует ему ветер попутный
Под оба крыла,
Небо круглится,
Мир заселен,
Ветер воет,
Воды в море текут,
Люди зерно сеют (3).

Рядом с Мидгардом расположен Асгард, царство богов. В нем есть великолепный луг Идавёлль и много чертогов богов и богинь, каждый – со своим названием и своими особенностями. Но в мифах одна и та же местность может быть по-разному расположена, так что невозможно составить карту мифологического мира. Асгард не только рядом с Мидгардом, но он также и на небе. Так, на небе находятся палаты Одина – Валгалла, буквально "палаты убитых в битве". На небо ведет мост, который называется Биврёст или Бильрёст. По "Младшей Эдде", мост этот – радуга. За пределами населенного мира лежит Утгард – "внешний двор", царство злых сил, постоянно угрожающих богам и людям. Там же находится Ётунхейм – "жилье великанов". Великаны – это изначальные существа, которые сильнее богов и, так как они древнее богов, они не только больше их знают, мудрее их, но и представляют собой силы изначального хаоса и поэтому враждебны населенному и устроенному миру.

Вместе с тем земля окружена океаном, в котором лежит кольцом мировой змей Ёрмунганд. В океане живет великан Эгир. У него происходил однажды знаменитый пир, на который собрались все боги. Жена Эгира, коварная Ран, ловит в свои сети тех, кто терпит кораблекрушение. Разные страны света связаны с разными мифологическими представлениями. С юга придет, когда настанет конец мира, великан Сурт, окруженный огнем. Там же расположен Мюрквид – "лес мрака". Царство злых сил лежит по преимуществу на ceвepe и востоке. На востоке находится царство великанов и Ярнвид – "железный лес", где живут великаны в обличье волков. Широкие реки отделяют царство великанов от Мидгарда. На севере живут "инеистые" великаны, и там сидит Хресвельг, что значит "пожиратель трупов", – орел, который взмахами своих крыльев нагоняет бурю. На севере же находится Нидавеллир – "поля мрака" – и царство мертвых. Но существовали и другие представления: мертвые живут в своих могилах или в подземном царстве Хель, а Хель – это и подземное царство мертвых, и великанша – повелительница этого царства, и сама смерть, и процесс разложения трупа, его сине-черная окраска. Мертвые попадают в Хель по мосту, который охраняет злой пес, а потом через ворота с поднимающейся решеткой. Надо быстро проходить через эти ворота, чтобы решетка не упала на пятки. Палаты Одина Валгалла – это тоже жилище мертвых: туда попадают убитые в битве. Но почему-то там оказываются не только убитые в битве, но и другие мертвые.

Существовало также представление о мире как жилище, расположенном вокруг большого дерева, или храме со священным столбом в середине. Ясень Иггдрасиль распростер свои ветви над миром и кладет ему предел в пространстве. Поэтому он – древо предела. Верхушка этого мирового древа упирается в небо, а корни уходят глубоко в землю, один корень – в Хель, другой – в царство "инеистых" великанов, а третий – не то в царство людей, не то в царство богов. У подножья древа находится источник не то богини судьбы Урд, не то мудрейшего великана Мимира. На древе сидит орел, а между глаз орла – ястреб, по древу бегает белка, олень грызет ветви древа, а корни древа грызут змеи. Мифологическое объяснение имело и многое другое. Например, движение солнца по небу объясняется в древнеисландских мифах тем, что два коня тащут солнце, а за ним мчится волк, а впереди него – другой волк; смена дня и ночи – тем, что день приводит конь Скинфакси – "сияющая грива", и т. д.

Конечно, всякое сказание, даже самое фантастическое, обобщает реальный опыт людей. В любом мифе можно обнаружить отражение быта того общества, в котором этот миф слагался. Но любопытно, что наиболее реалистические человеческие образы в мифах – ото боги. О них всего больше рассказывается в мифах. Они наиболее яркие и содержательные образы мифов. Боги, правда, могущественней людей, но они не бессмертны и наделены всеми человеческими слабостями и пороками. Они обманывают, ссорятся, влюбляются, изменяют, трусят, завидуют, хвастаются совершенно так же, как люди.

Наиболее многосторонний образ древнеисландской мифологии – это Один, глава и отец рода богов. В Одине демоническое начало сочетается с невротическим самоистязанием, злая воля – с вдохновением и мудростью, образуя сложный и противоречивый, но, тем не менее, цельный образ.

Один – бог войны и смерти. В начале битвы было принято метнуть копье во вражеское войско, тем самым посвящая его Одину. Ворон, птица, питающаяся трупами, была посвящена Одину. Два ворона всегда сопровождают Одина. По-видимому, воронам, как птицам Одина, приносили жертвы. В "Книге о заселении страны" рассказывается, что Флоки Вильгердарсон открыл Исландию, после того как принес жертвы трем воронам. Он пустил их лететь впереди своего корабля, и третий ворон нашел Исландию. Волки тоже были посвящены Одину. Его двух волков зовут Гери и Фреки, что значит "жадный" и "алчный". Воинственные девы валькирии, служанки Одина, приводят павших в битве в его палаты – Валгаллу, и эти так называемые эйнхерии, или воины Одина, сражаются там каждый день друг с другом и потом пируют. Повар Андхримнир варит им в котле Эльдхримнире кабана Сехримнира, который к вечеру каждого дня снова оказывается целым.

Один – покровитель героев. Он ведет их к победе, дает им свое копье Гунгнир, делает их неуязвимыми, учит их боевому порядку, дает им советы. Но он помогает своим любимцам добиваться победы скорее хитростью, чем силой, и он сам не принимает участия в битвах, он только вызывает их. Он сеятель распрей и раздоров. Его обвиняют в том, что он дает победу несправедливо, и нередко он сам убивает своих любимцев. Он также герой многих любовных историй, в которых он коварно соблазняет женщин. "Злодей" – одно из его имен, "ужасный" – другое. У него вообще множество имен. Он любит принимать разные имена и менять свой образ. Его представляли себе как старика с длинной седой бородой, в шляпе, низко надвинутой на лоб, в синем плаще. "Скрывающийся под маской", или "переодетый", – тоже его имя.

Зловещий полумрак окружает Одина в мифах. Он – бог колдовства и мудрости. Он приобрел тайные знания, подвергнув самого себя истязанию, подобно шаману. Он повесился на мировом древе Иггдрасиль, пронзив себя копьем. Так висел он

В ветвях на ветру
Девять долгих ночей,
Пронзенный копьем,
Посвященный Одину,
В жертву себе же,
На дереве том,
Чьи корни сокрыты
В недрах неведомых (4).

Так приобрел он знание рун, заклинаний и колдовства. Поэтому Один – бог повешенных, т. е. казненных через повешение или принесенных так в жертву. Он их оживляет, и они сообщают ему потусторонние тайны. Двух воронов, которые всегда сопровождают Одина, зовут Хугин и Мунин, что значит "мысль" и "память". Одина представляли себе одноглазым, и его дефектное физическое зрение – это, конечно, символ его духовной зоркости. Само его имя происходит от слова, которое значит "дух", "исступление", "поэзия".

Дело в том, что Один – также бог поэзии, т. е. магии слов, и покровитель поэтов. В результате ряда убийств и обманов ему достался мед поэзии. Это произошло так. Асы и ваны – два враждовавших между собой рода богов – в знак мира собрали свою слюну в сосуд и сделали из нее Квасира, величайшего мудреца. Возможно, что это имя одного корня с русским словом "квас". Карлики Фьялар и Галар заманили Квасира к себе, убили его и смешали его кровь с медом. Так возник мед поэзии. Всякий, кто пьет этот напиток, становится поэтом. Карликам пришлось отдать мед поэзии великану Суттунгу, отца и мать которого они убили, и тот поручил своей дочери Гуннлёд хранить этот напиток в скале Хнитбьёрг. Один встретил на лугу девять косарей и подстроил так, что они все перерезали друг другу горла из-за точила, которое он им обещал. Затем, назвавшись Бёльверком, т. е. "злодеем", он взялся заменить великану Бауги, брату Суттунга, девятерых работников, но в награду потребовал дать ему напиться меда поэзии. Обернувшись в змею, Один пробрался сквозь скалу Хнитбьёрг, которую просверлил Бауги, соблазнил Гуннлёд, дочь Суттунга, и выпил весь мед. Затем Один обернулся в орла и полетел в Асгард. Суттунг тоже обернулся в орла и погнался за ним. Один еле успел выплюнуть мед в сосуд, подставленный асами, – часть меда ему пришлось выпустить через задний проход, так как Суттунг настигал его, и это та часть меда поэзии, которая досталась бездарным поэтам (5). Поэзия в этом сказании – нечто совершенно материальное: ее хранят в сосуде, пьют, выплевывают и т. д. Именно такое представление нередко проступает у древнеисландских скальдов. Например, в хвалебной песни Эйнара по прозвищу Звон Весов, исландского скальда X в., говорится, что "волна медового моря с шумом ударяется об утес песни", т. е. о зубы скальда.

Тор во многом противоположен Одину, и прежде всего он настолько же прост, насколько образ Одина сложен. Тор – это наиболее однозначный и ясный образ древнеисландской мифологии. Большой и очень сильный, вспыльчивый и простодушный, с рыжей бородой, косматыми бровями и громким голосом – таков Тор. Он может много съесть и много выпить, и он побеждает силой, а не умом. Сила его возрастает, когда он в гневе, и он может еще умножить ее, надев свой чудесный пояс. Его сыновья – Магни и Моди, что значит "сила" и "смелость", и это, конечно, олицетворение его качеств. Атрибут Тора – каменный молот Мьёлльнир – слово одного корня с русским словом "молния". Молот этот возвращается в руку бросившего его, как бумеранг. В колеснице, запряженной парой козлов, и в сопровождении своего слуги Тьяльви Тор совершает поездки на восток, в страну великанов, и там поражает их своим молотом. Если бы он не истреблял их, они бы стали так многочисленны, что мир был бы опять ввергнут в хаос и жизнь на земле стала бы невозможна. Обычно случается, что, когда Тор в походе против великанов, богам как раз и нужна его помощь. Его называли "ужасом великанов", "другом людей", "защитником Асгарда". Его считают богом грома и молнии. Но, в сущности, гроза и гром – это лишь символы его качеств. К тому же в Исландии гроза – редкое явление. Тор почитался также как бог плодородия (возможно потому, что гроза – это дождь) и как защитник от колдовства, болезней и всего злого. Его молот освящал брак и обеспечивал покой умершему. Тор считался также защитником воинов. Его имя входит в огромное множество исландских личных имен, таких, как Торстейн или Торвальд, а также названий местностей в Исландии, таких, как Торсмёрк или Торсейри. Его изображения украшали и столбы почетного сиденья, и носы кораблей. О популярности Тора в Исландии свидетельствует также обилие рассказов о нем, сохранившихся в древнеисландской литературе, а также то, что эти рассказы явно имели целью не столько сообщить мифологические сведения, сколько позабавить фантастическим и комическим, т. е. были своего рода сказками.

Вот вкратце один из рассказов Снорри о Торе. Однажды, когда Тор уехал на восток сражаться с великанами, Один на своем восьминогом коне Слейпнире заехал в Ётунхейм и поспорил с великаном Хрунгниром о том, чей конь лучше. На своем коне Золотая Грива Хрунгнир догнал Одина у ворот Асгарда, и асы были вынуждены пригласить великана выпить с ними. Опьянев, Хрунгнир стал хвастаться, что перенесет к себе Валгаллу, потопит Асгард, перебьет всех богов и уведет к себе Фрейю и Сив, жену Тора. Асам надоело его хвастовство, и они произнесли имя Тора. Как только они произнесли его имя, явился и сам Тор с молотом. Хрунгнир вызвал его на поединок, и Тор отправился в назначенное место. Между тем великаны приготовили из глины человека девяти миль в высоту и трех миль в ширину и вложили в него, за неимением другого, сердце кобылы. Глиняный великан так испугался, увидев Тора, что обмочился. У Хрунгнира сердце было из камня, с тремя остриями, голова и щит его тоже были из камня, а оружием его было точило. Тьяльви, слуга Тора, побежал вперед и сказал Хрунгниру, что Тор собирается напасть на него снизу, из-под земли. Хрунгнир поверил и положил щит себе под ноги. Тут появился Тор и бросил в Хрунгнира свой молот, а Хрунгнир бросил в Тора свое точило. Молот и точило встретились в воздухе, а точило сломалось. Одна половина его вонзилась в голову Тора, и тот повалился. А молот разбил голову Хрунгнира в куски, и Хрунгнир упал, но так, что одна нога его легла на шею Тора. Между тем Тьяльви легко справился с глиняным великаном. Но ногу Хрунгнира никто не мог снять с шеи Тора, кроме его сына Магни, которому было тогда три ночи. В награду он получил от Тора коня Золотая Грива. Прорицательница Гроа, жена Аурвандиля, начала было говорить заклинание, которое должно было освободить Тора от куска точила, который засел у него в голове. Но тут Тор рассказал ей о том, как он переправлялся через ледяные реки с Аурвандилем в корзине на спине и как палец на ноге у Аурвандиля торчал из корзины и замерз, так что Тор отломил его и бросил в небо, где тот превратился в звезду. Гроа тогда так обрадовалась, что Аурвандиль жив и скоро вернется, что забыла заклинание, и кусок точила так и остался в голове Тора. Поэтому точило нельзя бросать поперек пола, а то шевелится тот кусок в голове Тора.

Рассказывалось также о том, как Тор ловил на удочку мирового змея, и приманкой у него была бычья голова, но великан Хюмир, который был вместе с Тором в лодке, испугался мирового змея и перерезал лесу. Комических деталей много в песни о том, как великан Трюм похитил у Тора молот и Тору пришлось ехать к Трюму, переодевшись Фрейей, которая якобы согласилась стать женой Трюма. Сказочного элемента много в рассказе о том, как Тор в гостях у Удгардалоки подвергался трем испытаниям силы. Сначала он пытался опорожнить рог, но ему удалось тремя глотками лишь немного уменьшить его содержимое. Затем он пытался поднять кошку, взяв ее рукой под живот, но ему удалось заставить ее поднять от земли только одну лапу. Наконец, он боролся со старухой, но не мог с ней справиться, и она поставила его на колени. Потом оказалось, впрочем, что рог сообщался узким концом с морем, кошка была мировой змей, а старуха была старость, так что во всех трех случаях, когда Тор как будто оплошал, он на самом деле, сам того не подозревая, проявил необычайную силу.

Один и Тор принадлежат к асам – роду, к которому относится большинство богов. Но есть еще другой род – ваны, с которыми асы первоначально воевали. К ванам относятся Фрейр и Фрейя, дети Ньёрда от брака с родной сестрой. Такой брак был принят у ванов, и это, вероятно, отражение каких-то архаичных форм брака.

Фрейр – бог плодородия. Он дарует мир и богатство. В его власти дождь и солнце. Его призывают на свадьбах, он дарует счастье девушкам и женщинам, освобождает пленников. Но он также храбрый воин, и один из его атрибутов – меч. Другие его атрибуты – чудесный корабль Скидбладнир – ему всегда дует попутный ветер, и он складывается так, что его можно положить в карман, – и золотой кабан Гуллинбурсти, щетина которого светится так ярко, что ночь становится светлой. Из саг видно, что в Исландии существовали жрецы Фрейра, а также лошади, посвященные Фрейру. Большим распространением пользовался, по-видимому, миф о том, как Фрейр сватался к Герд, дочери великана Гюмира, через своего слугу Скирнира.

Фрейя, сестра Фрейра, – тоже богиня плодородия и деторождения. Но она имеет отношение не только к рождению, но и к смерти. Один берет себе половину павших воинов, она – другую половину. Фрейя имеет отношение и к колдовству. Один учился у нее сеиду – самому изощренному виду колдовства. В мифах она неверна своему мужу Оду, и великаны зарятся на нее. Она даже была возлюбленной своего брата. В одной мифологической песни говорится, что она распутна, как коза.

О Ньёрде, отце Фрейра и Фрейи, в древнеисландских памятниках сохранились только отрывочные сведения. Его жилище называется Ноатун, что значит "корабельный двор". Упоминается его неудачный брак со Скади, дочерью великана Тьяци. Скади вступила в этот брак по недоразумению: она думала, что выбирает в мужья Бальдра, а не Ньёрда. Скади не понравились море и крик морских птиц в Ноатуне, а Ньёрду не понравились горы и вой волков на родине Скади, где она ходит на лыжах и стреляет из лука. О Тюре – самом храбром из асов – рассказывается только, как он потерял правую руку, положив ее в пасть волку Фенриру в залог того, что боги не обманут волка. О Хеймдалде сохранились только очень отрывочные сведения: он родился от девяти матерей, которые были сестрами; он нуждается в сне меньше, чем птица, и слышит, как трава растет; он светлейший из асов, и люди – его дети. Еще менее ясны образы Удля, Видара и Вали, Форсети, Хёнира, Лодура и многочисленных богинь, имена которых упоминаются в древнеисландских памятниках. В ряде случаев трудно сказать, идет ли речь о разных божествах или об ипостасях одного божества, его свойствах или именах, получивших самостоятельное существование. Так, Скульд, что значит "должное", – имя одной из норн, богинь судьбы, и одной из валькирий, богинь битвы, и, по-видимому, норны и валькирии – это разные аспекты тех же божеств женского пола, которые в своем менее определенном аспекте назывались также дисами. Но слово "дис" встречается также в стершемся значении "женщина" или "знатная женщина".

Наиболее странный и противоречивый образ древнеисландской мифологии – это Локи. С одной стороны, он зачинщик всякого обмана и зла. Его коварство не имеет границ. Он причина смерти светлого бога Бальдра, и это его самое страшное преступление, за которое он потерпел жестокое наказание. Но, с другой стороны, поступки Локи – это как будто неожиданные для него самого и безответственные причуды. Он похож на шутника, который сам не понимает, какие последствия может иметь его шутка. И он строит козни не только против богов, но и против великанов, т. е. злых сил, а подчас и самого себя ставит в трудное положение, из которого ему, впрочем, благодаря его хитроумию, обычно удается выйти. Хотя Локи не останавливается перед тем, чтобы предать Тора, в других мифах он сопровождает его как его помощник и слуга. Хитрость Локи в этом случае оттеняет простодушие Тора. Нередко Локи оказывается советником богов и помогает им выбраться из трудного положения. При случае Локи поносит последними словами всех богов и богинь без исключения. Но его поношения – это в основном правда. Локи вообще похож на злого и умного шута богов.

Вот один из мифов, в котором Локи играет двойственную и отчасти комическую роль. Некто предложил богам построить для них крепость, неприступную для великанов, и в награду просил отдать ему Фрейю, солнце и луну. Помогать ему должен был только его конь Свадильфари. По коварному совету Локи боги согласились на предложение. Но когда они увидели, что, благодаря помощи Свадильфари, который перевозил целые горы, строителю удастся построить крепость в срок, они испугались, стали грозить Локи и потребовали, чтобы он как-нибудь помешал постройке крепости. Локи пришлось согласиться. Он обернулся в кобылу, своим ржаньем ночью привлек к себе Свадильфари и таким образом помешал достроить крепость в срок. Строитель пришел в ярость, и боги поняли, что он – великан. Они позвали Тора, и тот разбил череп великана своим молотом. А Локи родил от Свадильфари восьминогого серого жеребенка Слейпнира, который потом стал конем Одина (6).

Единственный бог, о котором рассказывалось только хорошее, – это Бальдр, сын Одина и Фригг. Он и необычайно красив, и светел, и мудр, и красноречив, и добр. Правда, рассказывалось в основном не о нем самом, а о его смерти. Бальдру снились злые сны, которые предвещали ему смерть. Тогда Фригг, его мать, взяла клятву со всего на свете – с огня и воды, железа и всякого металла, камней, земли, деревьев, болезней, зверей, птиц, яда и змей, – что они будут щадить Бальдра. После этого боги стали забавляться тем, что на поле тинга, где нельзя убивать, они бросали копьями и камнями в Бальдра или рубили его, а он оставался невредимым. Это не понравилось Локи. Он отправился в обличье женщины к Фригг и узнал у нее, что она не взяла клятвы с одного побега омелы – он показался ей слишком молодым, чтобы требовать с него клятвы. Локи срезал этот побег, сделал из него стрелу и посоветовал слепому богу Хёду, брату Бальдра, бросить ее в Бальдра. Локи направил руку Хёда, и стрела пронзила Бальдра, и тот упал пораженный насмерть. Это было самое большое несчастье, которое когда-либо случалось с богами и людьми. Но мстить Локи было нельзя, так как поле тинга священно. Все боги плакали и не могли сказать ни слова, но всего тяжелей была потеря Одину, так как он всего лучше понимал, насколько она велика. Хермод, другой сын Одина, по просьбе Фригг отправился на Слейпнире к Хель, чтобы попытаться выкупить у нее Бальдра.

Асы принесли труп Бальдра на берег моря. Они хотели сделать погребальный костер на корабле Бальдра. Но никто не мог сдвинуть этот корабль с места. Пришлось послать за великаншей Хюрроккин. Она приехала верхом на волке, и змея была на нем уздечкой. Хюррокин сразу же сдвинула корабль, так что из-под него полыхнул огонь и земля затряслась. Увидев великаншу, Тор в гневе схватился за молот, но боги убедили его пощадить ее. Когда труп Бальдра положили на корабль, у жены его Нанны сердце разорвалось от горя, и она умерла. Тор освятил погребальный костер своим молотом и – всё еще в гневе – пихнул в огонь карлика, который пробегал у него под ногами. Многие собрались на похороны Бальдра: Один со своими валькириями и воронами, Фрейр в повозке, запряженной кабаном Золотая Щетина, Хеймдалль на коне Золотая Чёлка, Фрейя в повозке, запряженной кошками, многие великаны. Один положил на погребальный костер свое чудесное кольцо Драупнир, из которого каждую девятую ночь возникают восемь колец такого же веса. Конь Бальдра был взведен на погребальный костер во всей сбруе.

Между тем Хермод ехал девять ночей по темным и глубоким долинам и наконец подъехал к мосту через Гьёлль. Привратница, охраняющая мост, сказала ему, что пять полчищ мертвецов проехали через этот мост накануне, но шуму было меньше, чем от него одного. Хермод встретился с Бальдром (т. е., очевидно, с его тенью?) и заночевал у него. На утро Хермод обратился к Хель с просьбой отпустить с ним Бальдра. Но та поставила условием возвращения Бальдра – чтобы все живое и мертвое оплакивало его. И боги разослали по всему свету гонцов, прося плакать по Бальдру, и все на свете плакали – люди и звери, земля и камни, деревья и металлы. Но в одной пещере сидела великанша – она назвалась Тёкк, – которая не захотела плакать, и говорят, что это был Локи (7).

Смерть Бальдра была первым предвестием того, что приближается "рагнарёк" – буквально "судьба богов", т. е. конец мира. Впрочем, в сказании о рагнарёке время как-то странно ориентировано. Конец мира, по-видимому, будет в будущем, но он вместе с тем как будто уже был в прошлом. Во всяком случае, в "Прорицании вёльвы" граница между прошлым и будущим неясна. Более четок рассказ "Младшей Эдды", который здесь и приводится в сокращении. Концу мира будет предшествовать страшная зима фимбульветр. Снег повалит со всех сторон, настанут суровые морозы, задуют резкие ветры, и три года подряд не будет лета. Начнутся жестокие войны. Братья поднимут руки друг на друга, и никто не пощадит ни родного отца, ни родного сына. Волк проглотит солнце, а другой волк – луну, и звезды исчезнут с неба. Земля так затрясется, что деревья вывалятся из нее, горы обрушатся, все оковы сломаются, и на свободе окажется волк Фенрир. Море нахлынет на сушу, потому что мировой змей повернется в нем и полезет на берег. Поплывет корабль Нагльфар, построенный из неподстриженных ногтей мертвецов. Волк Фенрир так разинет пасть, что его нижняя челюсть коснется земли, а верхняя – неба. Яд, изрыгаемый мировым змеем, отравит весь воздух и все воды. Небо расколется, и прискачут сыны Муспелля (кто он такой, неясно). Под их тяжестью мост Биврёст, который ведет на небо, провалится. Впереди них будет Сурт, окруженный огнем. На поле Вигрид, где произойдет последняя битва, прибудут также волк Фенрир, мировой змей, Локи и с ним все воины Хель, великан Хрюм и с ним все "инеистые" великаны. Тогда Хеймдалль затрубит в свой рог, и боги соберутся на тинг, а Один будет советоваться с черепом мудреца Мимира. Мировое древо Иггдрасиль затрясется, и всё на земле и на небе будет объято ужасом. Начнется последняя битва. Один сразится с волком Фенриром, и Фенрир проглотит его, но Видар, сын Одина, разорвет Фенриру пасть, и тот подохнет. Тор схватится с мировым змеем и умертвит его, но умрет от его яда. Фрейр будет храбро бороться с Суртом, но падет, так как при нем не будет его меча. Противником Тюра будет вырвавшийся на волю свирепый пес Гарм, и оба погибнут. Хеймдалль будет биться с Локи, и оба погибнут. Тогда Сурт зальет землю огнем и сожжет весь мир.

Солнце померкнет,
Земля тонет в море,
Срываются с неба
Светлые звезды,
Пламя бушует
Питателя жизни,
Жар нестерпимый
До неба доходит,

– говорится в "Прорицании вёльвы".

Итак, весь мир сгорел, и погибли все боги и все люди. Но конец мира – это вместе с тем его новое начало. Земля снова подымется из моря, зеленая и прекрасная:

Вздымается снова
Из моря земля,
Зеленея, как прежде:
Падают воды,
Орел пролетает,
Рыбу из волн
Хочет он выловить (8).

На земле заколосятся несеянные хлеба, вернутся Бальдр и Хёд и другие боги младшего поколения – Видар и Вали, Моди и Магни о молотом Тора. Они будут жить на чудесном лугу Идавёлль и вспоминать события прошлого. А от Лив и Ливтрасира (что значит "жизнь" и "пышащий жизнью"), человеческой пары, пережившей пожар мира, пойдет новый человеческий род, который снова заселит весь мир. Так будущее окажется в то же время прошлым, а время – подобным вращающемуся веретену.

Мифами обычно называют только сказания о богах. Но, в сущности, сказания о легендарных героях – тоже мифы, в том смысле, что они тоже традиционны и тоже были шире по своему назначению, чем литература, а именно – они были также историей. Даже и после введения христианства между богами и героями в сказаниях не образовалось пропасти, так как языческие боги после введения христианства стали считаться колдунами, т. е. людьми, которые при помощи колдовства выдавали себя за богов. По-видимому, именно так понимал языческих богов Снорри. Но и легендарные герои, в сущности, не так уже далеки от богов: они происходят в конечном счете от богов, а в ряде случаев они, подобно богам, наделены разными чудесными свойствами. Правда, с точки зрения современной науки между сказаниями о богах и сказаниями о героях есть существенное различие в происхождении. Можно предполагать, что у всякого героя существовал конкретный исторический прообраз (который, впрочем, только в редких случаях удается обнаружить), тогда как у бога такого прообраза, вероятно, не было, образ бога был результатом обобщения многих конкретных прообразов. Но в свое время, до того как развилась история как наука, это различие не было, конечно, заметно.

Все же в трактовке богов и героев в сказаниях есть одно очевидное и, в сущности, парадоксальное различие: герои – это, как правило, более идеализированные, менее реалистические человеческие образы, чем боги. Возможно, это связано с тем, что образы героев – результат идеализации, тогда как образы богов – результат обобщения. Различие в трактовке богов и героев в сказаниях проявляется прежде всего в том, что боги не только сами не предъявляют людям никаких моральных требований, но и не ставятся в пример людям, тогда как герои ставятся в пример людям. В сказаниях о богах говорится, в сущности, о том, каковы люди в действительности, а не о том, какими они должны быть. Не случайно Одину приписывается собрание правил житейской мудрости, в которых говорится, что надо платить обманом за обман, обольщать женщин лестью и подарками, никому не доверять и т. д. Люди изображаются в этих правилах такими посредственными, какими они в действительности бывают. Между тем в сказаниях о героях основное – это всегда героический подвиг, выполнение героического долга.

Герой в сказаниях – это, как правило, воин, и притом наделенный силой и храбростью в самой высокой мере, т. е. идеальный воин. Но проявления силы и храбрости, многочисленные победы над врагами – всего лишь внешние атрибуты героизма и необязательны в сказании о герое. Поэтому героем сказания может быть и женщина, и в героических сказаниях, которые пользовались наибольшей популярностью, это именно так и было (9). Сущность героизма – в безграничной силе духа, в победе человека над самим собой, в совершении им чего-то трагического для него самого, часто такого, что ведет его к гибели. Поэтому героическое сказание – это не панегирик, а трагедия, его сущность – не радость и слава, а горе и гибель. Герой или героиня одерживают победу над собой во имя того, что представлялось высшим долгом. Правда, с современной точки зрения такая победа часто кажется варварской и бессмысленной жестокостью: у современного человека совсем другое представление о долге. Но как бы ни изменялись представления о долге, этическая сущность его осталась та же, и, чтобы понять эту сущность, нужно понять меняющиеся со временем представления о долге. Для людей того общества, в котором пользовались популярностью героические сказания, высшим долгом было поддержание чести рода или героической чести вообще. А поддержание чести заключалось прежде всего в мести. Убийство из мести было делом не зазорным, а наиболее славным. Ради мести человек шел на все. Потребность в мести была не личным чувством, которое следует в себе подавить, но напротив – она была высшим долгом, ради которого надо было подавить в себе все самые сильные эмоции: и страх смерти, и любовь, и материнское чувство. Тот, кто подавлял в себе эти чувства ради осуществления мести, был героем, достойным подражания и восхищения.

Во многих героических сказаниях действуют также и боги, всего чаще Один, а также валькирии. В сказания о Хельги есть валькирия, покровительствующая герою, и она же – его возлюбленная. В сказании о Сигмунде и Синфьётли важную роль играет Один. Он приходит в дом Вёльсунга, в то время как празднуется свадьба Сигню, дочери Вёльсунга, и Сигара, вонзает меч в ствол дерева, вокруг которого расположен дом, как мир расположен вокруг ясеня Иггдрасиля, и исчезает. Только Сигмунду, младшему сыну Вёльсунга, удается вытащить меч. Сигар, озлобленный против шуринов, приглашает их на пир, связывает и бросает в лесу на съедение диким зверям. Только Сигмунду удается спастись. Сигню приходит к нему в лес и родит потом от него Синфьётли, который, таким образом, принадлежит к роду Вёльсунга и по отцу, и по матери, и поэтому особенно пригоден для осуществления родовой мести. Сигню посылает мальчика к отцу в лес, и они там живут в волчьих шкурах. Когда Синфьётли становится взрослым, отец с сыном осуществляют месть. Они снова овладевают мечом Вёльсунга и сжигают Сигара в его доме, и Сигню добровольно идет в огонь, чтобы умереть вместе с мужем, гибель которого она сама подготовила. Таким образом, наибольший героический подвиг совершает в этом сказании именно она.

Впоследствии Синфьётли умер от яда, который он выпил, не желая подвергаться насмешкам своей мачехи. Сигмунд долго нес труп сына на руках, пока не встретил какого-то человека – по-видимому, Одина, который взял труп к себе на ладью и исчез вместе с ней. Сигмунд погиб, встретившись в битве с самим Одином: его меч сломался о копье бога.

Но самым знаменитым из героев был несомненно Сигурд, другой сын Сигмунда. В своей молодости он совершил славный подвиг – убил дракона Фафнира, который лежал на заклятом сокровище. В рассказе об этом подвиге действуют боги Один, Локи и Хёнир, карлик Андвари в обличье рыбы, великан Хрейдмар, один сын которого плавает в водопаде, обернувшись выдрой, а другой превращается в дракона. Была у Сигурда в молодости и встреча с валькирией. Он разбудил ее ото сна, в который ее погрузил "шипом сна" Один за то, что она его ослушалась. Но основное в сказании о Сигурде – это тоже месть и гибель, и наибольший героический подвиг в этом сказании совершает тоже женщина. Сказание это было настолько популярно, что сохранилось во многих вариантах. Вот его основные черты. Сигурд женится на Гудрун и становится побратимом ее братьев – Гуннара и Хёгни. Гуннар сватается к Брюнхильд. Но она дала обет выйти замуж только за того, кто отважится проскакать через огненный вал, окружающий ее дом, а Гуннар не может проскакать через этот вал ни на своем коне, ни на коне Сигурда. Тогда Гуннар и Сигурд меняются обличьями, и Сигурд проезжает через огненный вал, справляет свадьбу с Брюнхильд и проводит у нее три ночи, но так, что между ним и ею на брачном ложе лежит его обнаженный меч. Они возвращаются к Гуннару, и Сигурд снова меняется с ним обличьями. Таким образом Брюнхильд становится женой Гуннара. Однажды, когда Брюнхильд и Гудрун моют в реке волосы, у них возникает спор о том, кто из них имеет право на место выше по течению, чей муж отважнее. Тут Гудрун открывает Брюнхильд, что ее, Гудрун, муж Сигурд проехал через огненный вал, окружающий дом Брюнхильд, а не Гуннар, муж Брюнхильд, и в доказательство своих слов показывает обручальное кольцо, которое Сигурд получил от Брюнхильд и передал ей, Гудрун. Тогда Брюнхильд подстрекает Гуннара убить Сигурда и утверждает, что в те три ночи, которые Сигурд провел у нее, он злоупотребил доверием Гуннара. Тот поручает убийство своему сводному брату Готторму. После убийства Сигурда Брюнхильд закалывается мечом, и ее кладут на погребальный костер рядом с Сигурдом.

Что побудило Брюнхильд к мести? Чувство героического долга, оскорбленная гордость, ненависть к тому, кто заставил ее нарушить данный ею обет, обманутая любовь, отчаянная надежда соединиться с любимым хотя бы после смерти или сочетание этих чувств? В разных трактовках этого сказания проглядывают разные ответы на этот вопрос, в связи с чем и само сказание осложняется разными деталями. Так, валькирия, разбуженная Сигурдом в молодости, отождествляется с Брюнхильд: он, оказывается, еще тогда обручился с ней, но потом забыл ее, выпив напиток забвения, который ему дала Гримхильд, мать Гудрун. Возможно, что сказание это именно потому и было так популярно, что оно допускало различные толкования, имело как бы особую глубину перспективы.

Героический подвиг женщины есть и в сказании о гибели Гуннара и Хёгни, которое тоже пользовалось большой популярностью. Атли, брат Брюнхильд, женится на Гудрун, вдове Сигурда. Атли приглашает к себе Гуннара и Хёгни с тайным умыслом отнять у них заклятое сокровище, которое досталось им от Сигурда, а Сигурду от дракона Фафнира. Братья принимают приглашение, несмотря на предостережения и недобрые предвестия. После героического сопротивления они попадают в плен к Атли, но не выдают, где спрятано сокровище. Хёгни смеется, в то время как у него вырезают из груди сердце, а Гуннар, брошенный в змеиную яму, играет на арфе пальцами ног – руки у него связаны, пока одна змея не впивается в него. После этого Гудрун осуществляет месть за братьев. Она убивает обоих своих сыновей от Атли и на пиру подносит ему кушанье, приготовленное из них. Затем она убивает Атли и поджигает его палаты.

В этом сказании ярко проявляется не только концепция долга кровной мести, характерная для героических сказаний, но также и характерная для них концепция судьбы. Гуннар и Хёгни отправляются к Атли, хотя, в сущности, знают, что идут на смерть. Побеждая страх смерти, они совершают героический подвиг и ликуют. Судьба навязана человеку извне. Нить судьбы прядут норны в час рожденья человека. Избегнуть того, что они судили, нельзя. Но можно знать свою судьбу. Когда герой знает, что настала его гибель, и тем не менее бесстрашно идет ей навстречу, он торжествует, что выполнил свой долг героя. Смерть – высшее испытание героя. Умирая, т. е. будучи побежденным смертью, но умирая бесстрашно, герой побеждает своего победителя.

Эта концепция судьбы еще отчетливей в сказании о Хамдире и Сёрли. Поверив клевете своего советника, Ёрмунрекк велит, чтобы его жена Сванхильд, дочь Гудрун и Сигурда, была затоптана насмерть копытами коней, а его сын Ландвер повешен. Когда Гудрун узнает о гибели своей дочери, она побуждает своих сыновей Хамдира и Сёрли отомстить за сестру. В доспехах, заколдованных против железа, Хамдир и Сёрли отправляются в поход, хотя знают, что обречены на гибель. Напав на Ёрмунрекка в его палатах, они отрубают ему руки и ноги, но головы его не могут отрубить, так как это было суждено сделать Эрпу, их сводному брату, которого они убили по дороге. Тогда Ёрмунрекк, который знает, что их доспехи заколдованы против железа, но не против камней, велит побить их камнями, Хамдир и Сёрли торжествуют, что выполнили до предела свой героический долг:

Мы стойко бились, –
На трупах врагов
Мы – как орлы
На сучьях древесных!
Со славой умрем
Сегодня иль завтра –
Никто не избегнет
Норн приговора! (10)

И они погибают.

Когда говорят о мифологических или героических сказаниях, то всегда допускают, что их можно рассматривать независимо от произведений – песен или прозаических повествований, в которых они представлены, другими словами, что они не произведения, не сочетание содержания и формы, а только сюжет, только содержание. Но оказания – это содержание особого рода, а именно содержание традиционное, т. е. такое, которое не придумывают, а переносят из одного произведения в другое, в то же время видоизменяя его в большей или меньшей мере в результате, так сказать, неосознанного авторства. Такое содержание потому можно рассматривать независимо от произведения, в котором оно представлено, что оно, как уже было сказано, особенно содержательно. Вместе с тем такое содержание, поскольку его видоизменяют, перенося из произведения в произведение, содержит наслоения, многих эпох, имеет сложную и длинную историю.

Сравнение с героической поэзией других германских народов позволяет установить, что все героические сказания, представленные в древнеисландской литературе, в своих основных чертах древнее заселения Исландии. Большинство их южногерманского происхождения. Это, однако, не значит, конечно, что героические сказания, представленные в древнеисландской литературе, тождественны соответствующим южногерманским. Со времени своего возникновения они должны были измениться очень сильно, подчас до неузнаваемости. В отношении некоторых героических сказаний удается установить те исторические факты, которые послужили их основой. Установлено, например, что основой сказания о гибели Гуннара и Хёгни были разрушение гуннами бургундского государства на среднем Рейне в 437 г., когда погиб король Гундикарий (т. е. Гуннар) "вместе со своим народом и родичами", и смерть вождя гуннов Аттилы (т. е. Атли) на ложе его жены Ильдико, а основой сказания о Хамдире и Сёрли – смерть остготского короля Эрманариха (т. е. Ёрмунрекка) в 375 г. Эти исторические факты преобразованы в сказании до полной неузнаваемости. Историческая основа сказания о Сигурде до сих пор неясна, но зато, благодаря многочисленным отражениям этого сказания у других германских народов, многое известно о том, насколько сильно оно изменилось на протяжении своей истории. Скандинавское (датское) происхождение предполагается в отношении сказания о Хельги, причем некоторые считают, что прообразом этого героя было не историческое лицо, а божество. В таком случае и это сказание изменилось до неузнаваемости.

Значительно менее известна история древнеисландских мифологических сказаний. Дело в том, что ни у одного из германских народов, кроме исландского, нет литературы языческого содержания и от язычества не сохранилось ничего, кроме отдельных имен или названий. Исландская литература языческого содержания совершенно единственна в своем роде. По всей вероятности, древнеисландские сказания о богах, так же как сказания о героях, в своих основных чертах возникли до заселения Исландии и, может быть, за сотни лет до ее заселения. Некоторые факты заставляют полагать, что в этих сказаниях есть элементы, которые восходят не только к праскандинавской или прагерманской, но, может быть, даже к праиндоевропейской эпохе. Но мифологические сказания должны были изменяться с течением времени и по мере изменения условии жизни и общественного строя. Едва ли когда-нибудь удастся снять наслоения одно за другим и восстановить весь путь развития этих сказаний. Относительно того, что в них общескандинавское, что общегерманское, что общеиндоевропейское, можно высказывать только догадки. Фиксированы эти сказания были в той форме, в которой они существовали в Исландии. Следовательно, как отбор, так и трактовка их исландские. Другими словами, в той форме, в которой они сохранились, они исландские.

Правда, исландские мифы часто называют, особенно в Германии, "германскими". В основе такой фальсификации лежит, конечно, наивное националистическое самообольщение: лестно считать исландские мифы в какой-то мере своими. Между тем мифы других германских народов, конечно, не могли быть тождествены исландским. О том, насколько сильно мифы других германских народов должны были отличаться от исландских, дают представление пересказы некоторых скандинавских мифов в "Деяниях датчан" – произведении, написанном по-латыни в начале XIII в. датским историком Саксоном Грамматиком. Так, в рассказе Саксона о Бальдре только то общее с рассказом Снорри об этом боге, что Хёд (у Саксона он – Hotherus) убил Бальдра (у Саксона он – Balderus). Ни одного из других мотивов, представленных у Снорри, – злых снов, клятв со всего на свете, побега омелы, совета Локи, всеобщего плача, попытки вернуть умершего с того света и т. д. – у Саксона нет и в помине, но есть ряд других мотивов, которых нет у Снорри: Бальдр (который у Саксона отнюдь не пассивный страдалец) из ревности замышляет убить Хёда (который у Саксона вовсе не слепой и не брат Бальдра, а сын шведского короля и муж Наины), но Хёду удается сразить Бальдра волшебным мечом и благодаря помощи лесных дев и т. д. Между тем Саксон несомненно в основном следовал датской или, во всяком случае, какой-то скандинавской традиции. То, что рассказывалось о Бальдре вне Скандинавии, у других германских народов (если у них вообще что-либо рассказывалось о нем!), должно было еще больше отличаться от исландского мифа. Неизвестно, существовал ли вообще культ Бальдра у других германских народов. Имя "Бальдр", правда, встречается в одном древневерхненемецком заговоре, но неясно даже, собственное ли это имя в данном случае.

Очень трудно или невозможно установить и те изменения, которые произошли в мифологических сказаниях уже в Исландии. Многие предполагали, что в исландских мифах отразились христианские представления. Кое-где, особенно в "Младшей Эдде", такие отражения несомненны. Миф о смерти Бальдра некоторые связывали с легендой о смерти Христа. Другие, однако, отрицали такую связь и связывали миф о Бальдре с различными эллинистическими или восточными сказаниями, с обрядами культа плодородия, с засвидетельствованным в Скандинавии ритуальным умерщвлением короля для предотвращения несчастья, с обрядами инициации и т. д. Христианизация Исландии в 1000 г. была компромиссом между христианством и язычеством, и возможно, что отражения этого компромисса есть кое-где в мифологических сказаниях. Но христианские элементы могли проникнуть в языческие сказания как до христианизации Исландии, поскольку христиане были в Исландии с самого ее заселения, так и до заселения Исландии, поскольку германские племена сталкивались с христианством с первых веков его существования. Наконец, сходство между языческими и христианскими произведениями отнюдь не всегда должно быть результатом заимствования: в языческой и христианской религии могли существовать сходные элементы.

Произведения, которые возникли в эпоху, когда в литературе господствовала традиция (а о том, что она господствовала, свидетельствует их содержание – сказания о богах и героях), должны были быть традиционны и по форме, т. е. создаваться на основе уже существующих прообразов в результате неосознанного авторства. В таких бытующих в устной традиции произведениях обычно происходит подновление старого, отбрасывание изжитого, добавление нового. Поэтому попытки определить, кто, когда и где "сочинил" одно из таких произведений, неизбежно обречены на неудачу.

Согласно общему мнению, песни, собранные в "Старшей Эдде", тоже бытовали в устной традиции. Эти традиционные по содержанию произведения должны были поэтому тоже быть продуктом неосознанного авторства. Не может быть случайностью то, что нигде в древнеисландской литературе никто не называется автором этих произведений, хотя вообще в этой литературе называется огромное множество имен. Снорри цитирует эти песни в своей "Младшей Эдде" явно не для того, чтобы показать, как тот или иной автор трактовал то или иное сказание, но только для того, чтобы сообщить данное сказание. Те кто сочиняли, пересочиняли или досочиняли эти песни (если неосознанное авторство вообще можно назвать "сочинением"), не подозревали, конечно, что они "авторы". Даже Снорри, который в своих прозаических пересказах сказаний, или "новеллах", как их часто называют, вероятно тоже внес кое-что свое в трактовку этих сказаний, не подозревал, конечно, что он "автор", да притом еще и "новелл". Пересказ сказаний с целью показать свое искусство, т. е. осознанное авторство, встречается только в скальдической поэзии. Например, оно есть в "Хвалебной песни Тору" Эйлива Годрунарсона и тому подобных произведениях. Но такие произведения Снорри цитирует не для того, чтобы сообщить сказание, а только для того, чтобы проиллюстрировать скальдическое искусство, и авторы таких произведений всегда называются. Впрочем, даже и в скальдической поэзии, как будет подробнее рассказано в следующей главе, авторство не распространялось на содержание произведения.

Между тем вся огромнейшая литература, посвященная исследованию эддических песен, имеет своей предпосылкой молчаливое допущение, что они возникали совершенно так же, как возникают современные литературные произведения. Сочинение и хранение этих песен протекало якобы в условиях вполне осознанного авторства и развитого авторского права, характерных для нашего времени. Каждая из этих песен была сознательно и целиком придумана определенным автором, сознательно стилизована в соответствии с определенными эстетическими принципами, сознательно использована для выражения тех или иных чувств, идей и концепций. Последовательная и систематическая модернизация эддических песен повлекла за собой бесчисленные попытки определить, когда, где и как была сочинена та или иная из них. История этих попыток, поражающих как размахом, изобретательностью и количеством затраченного труда, так и абсолютной неубедительностью и бесплодностью, могла бы составить содержание объемистого и очень поучительного исследования. Невозможно вкратце рассказать эту историю, которая должна была бы охватывать сотни работ, написанных за последние сто лет.

Аберрация, в силу которой возникновение древних произведений кажется тождественным возникновению современных произведений, в отношении исландских ученых объясняется, по-видимому, одной особенностью современной исландской культуры. Как уже говорилось в предыдущей главе, современные исландцы во многих случаях называют одним и тем же словом древнее и современное явление – сказителя и радиодиктора, вече и парламент и т. д. Им свойственно поэтому не замечать различия между древними и современными явлениями и таким образом модернизировать древние явления. Труднее понять, чем объясняется аберрация, о которой идет речь, в отношении ученых других стран, в частности – немецких ученых, которые больше всего и усерднее всего занимались древнеисландской литературой. Но, по-видимому, эта аберрация результат той склонности науки к последовательности и систематичности, в силу которой абсурдность допущения, как бы велика она ни была, не замечается, если это допущение последовательно и систематично проводится.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Литература по древнеисландской мифологии огромна. Последние обобщающие работы: Е. О. G. Turville-Petre. Myth and religion of the North. London, 1964. (Обстоятельное изложение всех основных фактов); F. Ström. Nordisk hedendom. Göteborg, 1961 (очень компетентный популярный очерк); J. de Vries. Altgermanische Religionsgeschichte, 1-2. Berlin, 1956-1957 (2-е изд., наиболее обстоятельная работа, с подробной библиографией); Ó. Briem. Heiðinn siður á Íslandi. Reykjavík, 1945. Есть еще целый ряд более старых обобщающих работ, как правило – немецких, в которых древнеисландская мифология называется "древнегерманской". Наиболее оригинальная обобщающая работа: V. Grønbech. Vor Folkeæt i Oldtiden, 1-4, København, 1909-1912 (английский перевод: The culture of the Teutons, 1-3. Copenhagen, 1931; немецкий перевод: Kultur und Religion der Germanen. Hamburg, 1937). Общегерманские элементы в древнеисландской мифологии освещаются подробно в работе Фриса и во всех более старых работах по "древнегерманской религии", общеиндоевропейские элементы – особенно в книге: G. Dumézil. Les dieux des germains. Paris, 1959 (2-е изд.). Литература по частным вопросам древноисландской мифологии необозрима. Но ее невозможно отграничить от литературы по "Эддам", а литература по "Старшей Эдде" тоже необозрима. Наиболее полные библиографии по "Эддам" Johan Hannesson. Bibliography of the Eddas, a supplement to bibliography of the Eddas by Halldór Hermansson. Ithaca, New York, 1955 ("Islandica", 37); Halldór Hermansson. Bibliography of the Eddas. Ithaca, New York, 1920. ("Islandica", 13). Важнейшие обобщающие работы по древнеисландской литературе, рассматривающие и "Эдды": J. de Vries. Altnordische Literatyrgeschichte. 1. Berlin, 1964 (2-е изд.); то же, 2, 1942; Einar Ól. Sveinsson, Íslenzkar bókmenntir í fornöld, 1. Reykjavík, 1962 (только "Старшая Эдда", продолжения пока нет); F. Paasche. Norges og Islands litteratur inntil utgangen av middelalderen. Oslo, 1957 (второе издание, его дополняла А. Холтсмарк); Jón Helgason. Norges og Islands digtning. В кн.: Nordisk kultur, 8 B, Stockholm, Oslo, København, 1952, стр. 1-179; A. Heusler. Die altnordische Literatur. Leipzig, 1923 (популярный очерк); Finnur Jónson. Den oldnorske og oldislandske Litteraturs Historie. 1-3, København, 1920-1924 (второе изд., "Старшая Эдда" – в первом томе); E. Mogk. Geschichte der norwegisch-isländischen Literatur. Strassburg, 1904 (2-е изд.). На русском языке см.: М. И. Стеблин-Каменский. "Старшая Эдда". В кн.: "Старшая Эдда". Л., 1963 (это единственный полный перевод "Старшей Эдды" на русский язык), стр. 214-257. Есть множество изданий оригинала "Старшей Эдды". Наиболее современное: Edda, die Lieder des Codex Regius nebst verwandten Denkmälern herausgegeben von G. Neckel, 1, Text, vierte umgearbeitete Auflage von H. Kuhn, Heidelberg, 1962. Изданий "Младшей Эдды" много. Принято цитировать по изданию: Edaa Snorra Sturlusonar udgivet efter håndskrifterne af Kommissionen for det Arnamagnæaeske Legat ved Finnur Jónsson, København, 1931. "Младшей Эдды" до сих пор нет в русском переводе (если не считать нескольких выдержек из нее).

2. Стихи – из "Прорицания вёльвы", первой песни "Старшей Эдды". Перевод А. И. Корсуна.

3. Стихотворная юридическая формула (Tryggðamál), которая здесь приводится, сохранилась в двух сагах ("Heiðarvíga saga" и "Grettis saga"). Судя по тому, что в этой формуле упоминается финн и сосна, возможно, что она возникла еще в Норвегии, до колонизации Исландии (финнов в Исландии не было и сосен, по-видимому, тоже).

4. Стихи – из "Речей Высокого", второй песни "Старшей Эдды". Перевод А. И. Корсуна.

5. Миф о меде поэзии – из "Младшей Эдды".

6. Миф о постройке крепости для богов – из "Младшей Эдды".

7. Миф о Бальдре – из "Младшей Эдды".

8. Стихи – из "Прорицания вёльвы".

9. Героические сказания представлены в песнях "Старшей Эдды", в прозаических пересказах "Младшей Эдды" и в некоторых "сагах о древних временах" (особенно в "Саге о Вольсунгах", перевод вышел в издании "Academia" в 1934 г.). Поэтому об этих сказаниях см. работы по древнеисландской литературе в примечании к стр. 60. На русском языке см. также: А. Хойслер. Германский героический эпос и сказание о Нибелунгах. М., 1960 (перевод с немецкого со вступительной статьей В. И. Жирмундского).

10. Стихи из "Песни о Хамдире". Перевод А. И. Корсуна.