Литература

Источник: Т. Н. ДЖАКСОН. ИСЛАНДСКИЕ КОРОЛЕВСКИЕ САГИ О ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ

Введение

1. Древнескандинавская литература об Олаве Святом

"Сага об Олаве Святом" / "Сага об Олаве Харальдссоне" ("Óláfs saga ins helga" / "Óláfs saga Haraldssonar") – это жизнеописание норвежского конунга Олава Харальдссона, праправнука по мужской линии основателя династии норвежских конунгов Харальда Прекрасноволосого, троюродного племянника своего тезки Олава Трюггвасона (см. схему в Прилож. XVI).

Олав Харальдссон – норвежский конунг с 1014 по 1028 г.¹, объединитель и христианизатор Норвегии. Проводимые им более решительно и последовательно, чем его предшественниками (особенно Олавом Трюггвасоном), борьба с язычеством, сокращение традиционных "свобод" с целью усиления королевской власти, изменения в системе вейцл (кормлений и сбора податей) и пр. привели к разрыву между ним и большой частью старой знати, а также присоединившимися к знати бондами. Противники Олава внутри страны встали на сторону претендовавшего на власть в Норвегии короля Англии и Дании Кнута Могучего (ум. 1035 г.). Поражение в войне против Дании вынудило Олава покинуть Норвегию, бежать в Швецию и дальше на Русь. Попытка вернуть себе власть в Норвегии окончилась для Олава Харальдссона гибелью в битве при Стикластадире 29 июля 1030 г. Конунгом Норвегии стал Кнут Могучий, поставивший "наместником" своего сына от наложницы Альвивы Свейна².

Преимущества отечественной королевской власти стали очевидны сразу же после гибели Олава, с начавшимся датским засильем и угнетением норвежцев чужеземными правителями. По словам Снорри Стурлусона в "Круге земном", "вскоре все стали роптать на Свейна конунга, но больше всего на Альвиву, которой приписывали все, что было норвежцам не по душе. Многие тогда смогли говорить правду об Олаве конунге. В ту зиму многие в Трандхейме стали говорить, что Олав конунг был святым, и рассказывали о многочисленных свидетельствах его святости"³. Итак, уже Снорри улавливал связь между стихийно возникшим культом Олава и политической обстановкой в Норвегии⁴.

Понятно, что процесс превращения Олава Харальдссона из конунга в святого начался практически сразу после его гибели, но с источниками дело обстоит не лучшим образом. Как отмечает Хаки Антонссон, "источников, освещающих возникновение культа короля Олава Харальдссона (ум. 1030), явно недостаточно. По сути дела, мы можем опираться на два типа источников при реконструкции исторических предпосылок translatio, или местной канонизации, Олава в 1031 г. и развития его культа в XI в.: 1) на стихи его современников-скальдов, с одной стороны, и 2) на норвежские и исландские сочинения конца XII – начала XIII в., с другой"⁵.

Через год после смерти Олава, точнее – 3 августа 1031 г.⁶, епископ Гримкель "с согласия конунга [Свейна] и по решению всего народа объявил, что Олав конунг – святой"⁷, и перенес его останки в церковь св. Климента, основанную еще самим Олавом в Нидаросе (Тронхейме). Олав стал восприниматься как святой покровитель Норвегии⁸ и как perpetuus rex Norwegiæ⁹.

Насколько можно судить по сохранившимся письменным текстам, и литургический и историографический интерес к св. Олаву возникли первоначально за пределами Норвегии. Самые ранние следы культа Олава, связанные, как кажется, с епископом Гримкелем, обнаруживаются в Англии¹⁰.

Сын Олава Магнус, возведенный на престол в 1035 г., ввел празднование 29 июля дня св. Олава (Olsok), упрочив официальный статус культа как государственного. Так пишет Снорри: "Был принят закон для всей Норвегии праздновать день Олава конунга. И с тех пор этот день почитали как величайший праздник. Об этом говорит скальд Сигват:

Олавов – он силой
Божьей полн – нам должно
праздновать отныне
день, отринув злобу.
Свято чтить я стану
праздник князя – скорби
не смирить – он руки
унизал мне златом"¹¹.

Приводимая здесь Снорри строфа из "Поминальной драпы" ("Erfidrápa") – скальдической поэмы на смерть Олава Святого, сочиненной ок. 1040 г. исландским скальдом Сигватом Тордарсоном (ок. 995 – 1045 гг.), – указывает на празднование дня св. Олава по крайней мере не позднее этого времени.

Согласно Адаму Бременскому ("Деяния архиепископов Гамбургской церкви", ок. 1070 г.), культ Олава распространился по всей Скандинавии:

Празднование его [страстей] происходит в 4-е календы августа; вечное почитание его принято у всех народов северного океана – нортманнов, свеонов, готов, [сембов], данов и склавов¹².

Учреждение культа св. Олава повлекло за собой не только создание местных литургических текстов (от XI в. до нас не дошло никаких книг или отдельных текстов, однако исследователи склонны считать, что литургические книги производились в Норвегии, начиная с 1070-х гг.¹³), но и возникновение жития (vita) св. Олава, а также собрания его чудес (miracula)¹⁴.

Чудеса, совершенные Олавом, упоминаются уже в скальдических стихах, созданных вскоре после его смерти. Это – поэма Торарина Славослова "Песнь спокойного моря" ("Glælognskviða"), сочиненная им между 1031 и 1035 гг. в честь Свейна, сына Кнута Могучего¹⁵, а также созданные в начале 1040-х гг. "Драпа креста" ("Róðudrápa") Торда Сэрекссона и процитированная выше "Поминальная драпа" Сигвата Тордарсона, придворного скальда конунга Олава Харальдссона, а затем его сына Магнуса. Дж. Линдоу, вероятно, прав в том, что "чудо, описанное языком скальдического стиха, было для многих слушателей более впечатляющим, чем чудо, представленное в прозе, а тем более на языке церкви"¹⁶. И всё же чудеса, упомянутые скальдами, не были частью письменной культуры, а потому о возникновении собрания чудес (miracula) св. Олава можно говорить лишь через век после гибели конунга. Целый ряд чудес, совершенных Олавом, описывается в поэме "Солнечный луч" ("Geisli") исландского священника Эйнара Скуласона, которую тот декламировал в Церкви Христа зимой 1152/53 г. на церемонии учреждения архиепископской кафедры в Нидаросе¹⁷. Вместе с другим источниковым материалом эта поэма подтверждает, что к тому времени уже сложилась группа "базовых чудес" (kernemirakler, 1-10). Л. Б. Мортенсен склонен думать, что эти чудеса "были записаны в 1140-х гг. или даже несколько раньше"¹⁸. Л. Жирушкова датирует их немного осторожнее. Она утверждает следующее: "во-первых, серию чудес №№ 1-9 (с или без № 10) обычно связывают с сочиненной для празднований в честь учреждения архиепископии в 1153 г. древненорвежской поэмой "Geisli", в которой чудеса (кроме №№ 8 и 10) излагаются в поэтическом переложении. Во-вторых, именно эта группа чудес присутствует во всех рукописях ["Passio Olavi"], полностью или частично. Terminus ante quem этой группы чудес – год 1153"¹⁹.

В Норвегии XII в. имелось, как полагают исследователи, латиноязычное сочинение "*Translatio sancti Olavi" ("*Перенесение мощей святого Олава"), упоминаемое в позднейшей литературе – в поэме Эйнара Скуласона "Солнечный луч", а также в "Истории о древних норвежских королях" ("Historia de antiquitate regum Norwagiensium") Теодорика Монаха. Г. Тёрвиль-Питре считает, что частично "*Translatio" было написано церковниками Нидароса вскоре после смерти Олава²⁰. "*Translatio" не дошло до нас, но оно оставило свой след в более поздней литературе. А. Хайнрикс и Дж. Книрк предполагают²¹, что житие Олава и собрание его чудес, существовавшие в середине XII в., были, наряду с "*Translatio", во-первых, использованы Эйнаром Скуласоном, во-вторых, переведены с латинского языка и вошли в состав "Древненорвежской книги проповедей"²², а в-третьих, послужили источником архиепископу Эйстейну Эрлендссону (Eysteinn Erlendsson, 1161-1188), который в 1179-1182 гг. переработал их в латиноязычное житие святого ("Passio Olavi"²³). Есть, однако, и несколько иной взгляд на соотношение "Древненорвежской книги проповедей" и написанного Эйстейном жития. Так, А. Холтсмарк полагает, что Эйстейн и автор норвежского варианта использовали общий источник при описании жизни Олава, но разные источники – при описании его чудес²⁴.

В нашей историографии бытует мнение, что по мере формирования агиографической традиции "происходит постепенная "канонизация" чудес: Эйстейн отбирает 20 сюжетов"²⁵. Современные западные исследователи представляют этот процесс идущим в обратном направлении – не отбор "канонических сюжетов" из большого числа, а, напротив, постепенное нарастание числа чудес – от первых 10-ти до 50-ти. По их мнению, собрание "базовых чудес" претерпело серьезные изменения, и к тому моменту, когда архиепископ Эйстейн в конце 1170-х или в начале 1180-х гг. расширил и житие и собрание чудес Олава, число их достигло сорока девяти (пятидесяти). Многие из этих чудес содержатся также в "Древненорвежской книге проповедей" (включающей краткий вариант жития и двадцать одно чудо), в "Легендарной саге об Олаве Святом", у Снорри Стурлусона в "Отдельной саге об Олаве Святом" и в "Круге земном".

Одновременно с церковной, отчасти независимо, отчасти переплетаясь с ней, складывалась светская история Олава Харальдссона²⁶. Первыми в этом ряду следует назвать сочинения основоположников исландско-норвежской историографии Сэмунда Сигфуссона (1056-1133 гг.) и Ари Торгильссона (1067/68-1148 гг.), более известных как Сэмунд Мудрый и Ари Мудрый. Написанная в начале XII в., видимо, по-латыни "*Краткая история (перечень) норвежских конунгов" Сэмунда содержала краткие записи о правлении конунгов Норвегии. Книга не сохранилась. Также не дошла до нас написанная по-исландски ок. 1120 г. или раньше первая редакция "Книги об исландцах" Ари, включавшая в себя "*Жизнеописание конунгов" ("*konunga ævi"), послужившее общим источником для значительного числа произведений западноскандинавской историографии конца XII – начала XIII в.²⁷ В частности, к сочинениям Сэмунда и/или Ари восходят две латиноязычные хроники – анонимная "История Норвегии" ("Historia Norwegiæ")²⁸ и "История о древних норвежских королях" Теодорика²⁹, равно как и написанный по-исландски "Обзор саг о норвежских конунгах".

Ион Хельгасон отметил, что на основе скальдических стихов, устной традиции и работ Сэмунда и Ари в конце XII и начале XIII в. появилось два типа саг об Олаве Святом: первые представляли историю конунга Олава как одно из звеньев норвежской истории ("История о древних норвежских королях", "Обзор саг о норвежских конунгах", "Красивая кожа", "Круг земной"); вторые – как нечто совершенно независимое ("Древнейшая сага об Олаве Святом", "Легендарная сага", "*Жизнеописание Олава Святого" Стюрмира Карасона, "Отдельная сага об Олаве Святом"). Хотя у них много общего, они тем не менее столь различны, что являют собой две отдельные группы текстов³⁰.

В историографии до недавнего времени широкое признание имело мнение Сигурдура Нордаля³¹, что ок. 1160 г. в Исландии была записана "Древнейшая сага об Олаве Святом", и основанная на этом мнении схема соотношения отдельных редакций "Саги об Олаве Святом". Согласно Сигурдуру Нордалю, немногим позднее рубежа XII-XIII вв. на основе "Древнейшей саги" была создана так называемая "*Средняя сага", не дошедшая до нас, но послужившая промежуточным звеном между начальной и двумя последующими сагами об Олаве: "Легендарной сагой" (нач. XIII в.) и "*Жизнеописанием Олава Святого", составленным в 12101225 гг. исландским священником Стюрмиром Карасоном (Мудрым).

В исследованиях Й. Луис-Йенсен и Йонаса Кристьянссона³² схема Сигурдура Нордаля была подвергнута убедительной критике. Согласно единодушно принятому в настоящее время мнению³³, "Древнейшая сага об Олаве Святом"³⁴ была записана между 1190 и 1210 гг., но, всего вероятнее, – ок. 1200 г.³⁵ Автор ее неизвестен; предположительно, он был монахом Тингейрарского монастыря в Исландии³⁶. В своем труде он исходит из хронологии сочинения Сэмунда Мудрого и "*konunga ævi" Ари Мудрого. Так называемая "Легендарная сага об Олаве Святом"³⁷ была создана в самом начале XIII в. (но после 1210 г.). Она представляет собой сокращенную, хотя и несколько переработанную версию "Древнейшей саги", к которой добавлены обзор миссионерской деятельности Олава и собрание его чудес, помещенное в конце саги, почти в той же форме, что и в "Древненорвежской книге проповедей"³⁸, хотя и с некоторыми отличиями³⁹. "*Жизнеописание Олава Святого" Стюрмира Карасона, восходящее к "Древнейшей саге" и известное, в свою очередь, автору "Саги о побратимах", сохранилось лишь в виде нескольких фрагментов в составе "Книги с Плоского острова"⁴⁰.

Если среди источников "Древнейшей саги" (и это совершенно очевидно) был "Обзор саг о норвежских конунгах"⁴¹, то более поздние сочинения использовали, наряду с "Обзором", и практически не дошедшую до нас сагу Стюрмира. Под более поздними я имею в виду "Красивую кожу", свод саг о норвежских конунгах, записанный, вероятнее всего, ок. 1220 г.⁴², и историографические труды Снорри Стурлусона – его "Отдельную сагу об Олаве Святом" (12201230 гг.) и свод саг о норвежских конунгах "Круг земной" (ок. 1230 г.)⁴³.

Среди источников информации об Олаве Харальдссоне в "Красивой коже" исследователи называют "Обзор", более ранние саги об Олаве и, в частности, сагу Стюрмира, скальдические стихи; среди источников Снорри – те же, что и для "Красивой кожи", причем наряду с сагой Стюрмира выделяют и "Легендарную сагу", а также "*konunga ævi" Ари Мудрого и, с большой степенью вероятности, "Красивую кожу". Отдельные сведения об Олаве Святом содержит составленная около или вскоре после 1300 г. "Большая сага об Олаве Трюггвасоне"⁴⁴.

Приводимая ниже стемма отражает взаимозависимость сочинений исландско-норвежской историографии XII-XIII вв. (в той ее части, в которой содержится история Олава Харальдссона), их связь с житийной литературой об Олаве Святом, их хронологию (см. схему 7).

Схема 7. Древнескандинавская литература XII-XIII вв. об Олаве Святом*

В настоящей Главе публикуются фрагменты "Обзора саг о норвежских конунгах", ок. 1190 г. (§ 6.1); "Древнейшей саги об Олаве Святом", ок. 1200 г. (§ 6.2); "Легендарной саги", ок. 1210 г. (§ 6.3); свода королевских саг "Красивая кожа", ок. 1220 г. (§ 6.4); трудов Снорри Стурлусона – "Отдельной саги об Олаве Святом", 1220-1230 гг. и "Круга земного", ок. 1230 г. (§ 6.5); а также "Саги об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова" (§§ 6.6 и 6.7).

2. Хронология "Саги об Олаве Святом"

История Олава Харальдссона излагается мной здесь по "Кругу земному" Снорри Стурлусона, где она представлена наиболее полно⁴⁵, с учетом данных исландских анналов. Анналы начали записываться в Исландии с конца XIII в., однако практически все дошедшие до нас тексты не старше 1300 г. Тем не менее все они восходят к одной общей редакции, значительная часть информации которой так или иначе воспроизводится в каждом тексте⁴⁶. Они имеют единую хронологическую систему и общие источники. Основным источником сведений по ранней истории Норвегии послужил для анналов именно "Круг земной", так что датировки должны, как правило, совпадать, хотя ниже и будут указаны отдельные расхождения.

Олав родился в 995 г.⁴⁷, в тот год, когда его отец, Харальд Гренландец, конунг в Вестфолле, был сожжен (вместе с неким конунгом Висивальдом из Аустрвега) шведской королевой Сигрид Гордой⁴⁸. Мать Олава, Аста Гудбрандсдоттир, вскоре после гибели Харальда Гренландца вышла замуж за его троюродного брата, Сигурда Свинью, конунга в Рингерики, который и воспитал ее сына. По рассказу Снорри Стурлусона, Олав Трюггвасон "приехал в Хрингарики, чтобы насаждать там христианство". Тогда был крещен и Олав Харальдссон. Олав Трюггвасон был его крестным отцом. Младшему Олаву "было тогда три года", а старший "был тогда третий год конунгом Норвегии"⁴⁹, т. е. Олав Харальдссон был крещен, по хронологии "Круга земного", в 998 г.

"Олаву было двенадцать лет, когда он впервые отправился в поход"⁵⁰, т. е. в 1007 г., что отмечается и в исландских анналах⁵¹. Летом (1007 г.) Олав приплыл в Данию; когда наступила осень, он воевал в Швеции; весной отправился на восток на Эйсюслу⁵² (о. Сааремаа)⁵³, т. е. поход Олава в Восточную Прибалтику состоялся в 1008 г.

После серии сражений в землях финнов и на Ютландии, трех лет в Англии у "конунга Адальрада" (вплоть до его смерти)⁵⁴ и нескольких битв в Испании Олав проводит "в викингском походе в Валланде (во Франции. – Т. Д.) два лета и одну зиму. К тому времени прошло тринадцать лет после гибели конунга Олава сына Трюггви"⁵⁵, т. е. это был 1013 г. Олав и приплывшие к своим родичам во Францию сыновья Этельреда зимуют в Нормандии⁵⁶, а весной (1014 г.) "подошли к Англии"⁵⁷. Олав "поплыл на север вдоль берега Англии до самого Нортимбраланда", там он заменил свои боевые корабли на два торговых "и осенью вышел в море"⁵⁸. Итак, согласно Снорри, поздней осенью 1014 г. Олав в Норвегии⁵⁹. Анналы датируют возвращение Олава в Норвегию 1014 и 1015 гг.⁶⁰

Вернувшись, Олав изгоняет из страны ярла Хакона Эйрикссона. Той же осенью он сообщает Сигурду Свинье о желании отвоевать у иноземных правителей свою отчину. Мелкие конунги из рода Харальда Прекрасноволосого соглашаются признать его конунгом Норвегии и оказать ему помощь. Бонды на тинге провозглашают его конунгом⁶¹. Наделенный властью по законам Упплёнда, Олав едет по стране. Он ездит по пирам всю зиму, а весной отправляется в Вик, где у ярла Свейна собиралось огромное войско уже с самого йоля. Олав вошел в Вик "в конце великого поста". Противники увидели друг друга "в субботу перед Вербным воскресеньем" 1015 г.⁶² Битва у Несьяра анналами приурочивается к 1015 и 1016 гг. (в соответствии с приведенной выше датировкой возвращения Олава в Норвегию⁶³). Проиграв битву, ярл Свейн бежит в Швецию, а летом того же года – по Аустрвегу⁶⁴ (Восточному пути). Осенью (1015 г.) он умирает. В анналах дата его смерти совпадает с годом битвы у Несьяра. Олав к осени 1015 г. "приплыл в Трандхейм, против него никто не выступил, и он был провозглашен конунгом на тингах"⁶⁵. Таким образом, по хронологии Снорри Стурлусона, Олав с 1015 г. – единовластный правитель Норвегии.

Значительное место в государственной деятельности конунга Олава занимает борьба с Олавом Шётконунгом⁶⁶ за установление границы между Норвегией и Швецией⁶⁷. В контекст этой борьбы вплетена история Гудлейка Гардского, посланного Олавом Норвежским в Гардарики⁶⁸ (на Русь) за драгоценностями и убитого людьми шведского конуига, решившими отдать все ценности своему конунгу как часть той подати, которую он должен получать с Норвегии. Эйвинд Турий Рог возвращает ценности Олаву Харальдссону. "К тому времени Олав конунг уже три зимы был конунгом Норвегии"⁶⁹, т. е. поездка Гудлейка на Русь происходила летом 1017 г., по хронологии Снорри.

Осенью того же года Олав Норвежский посылает Бьёрна Окольничего на восток с поручением к конунгу Олаву Шведскому. Бьёрн останавливается на какое-то время у ёталандского ярла Рёгнвальда, а затем они вместе "сразу же после йоля" едут в Швецию. Они предлагают Ингигерд, дочери Олава Шведского, вступить в брак с Олавом Норвежским, в результате чего могли бы быть решены все пограничные конфликты. Ингигерд соглашается, а уговорить Олава Шведского берется старый лагман (законоговоритель) Торгнир, который собирается поехать вскоре на тинг в Упсалу⁷⁰. По свидетельству Снорри, после принятия христианства тинги в Швеции были перенесены с "месяца гои" (середина февраля – середина марта) "на сретенье" (15 февраля)⁷¹. Итак, тинг в Упсале, о котором рассказывает сага, состоялся 15 февраля 1018 г. На этом тинге "было решено, что Ингигерд, дочь конунга Олава, будет выдана замуж за Олава конунга сына Харальда"⁷². Анналы сообщают о том, что Ингигерд обещана Олаву Харальдссону, тоже под 1018 г.⁷³

"Свадьба должна была состояться осенью у границы на восточном берегу реки Эльв"⁷⁴. Когда Олав и сопровождающие его знатные норвежцы прибыли на условленное место, "от конунга шведов не было никаких вестей, и никто туда от него не приехал"⁷⁵. Олав Шведский не сдержал своего слова. "Ранней зимой" скальд Сигват отправился из Норвегии к ярлу Рёгнвальду, и там он узнал из письма Ингигерд к Рёгнвальду, что к Олаву Шведскому прибыли послы конунга Ярицлейва (Ярослава Мудрого) просить руки Ингигерд⁷⁶. Таким образом, послы русского князя появились в Швеции, согласно Снорри, не позднее конца осени 1018 г.

Одновременно со скальдом Сигватом к ярлу Рёгнвальду приехала вторая дочь Олава Шведского – Астрид. Было решено устроить ее свадьбу с Олавом Норвежским без ведома конунга Швеции. Астрид была согласна. "Сигват и его люди отправились обратно и приехали к Олаву в Борг незадолго до йоля"; Олав тоже согласился на этот брак. После йоля племянник Сигвата отправился в Ёталанд за невестой, и они вернулись в Норвегию "к сретенью". Тут и сыграли свадьбу⁷⁷, т. е. это произошло во второй половине февраля 1019 г.

А к Олаву Шведскому весной (1019 г.) приехали послы Ярицлейва, чтобы выяснить, собирается ли он "сдержать обещание, данное предыдущим летом", т. е. в 1018 г. Договор о браке был заключен. "Тем же летом" (1019 г.) Ингигерд, ярл Рёгнвальд и др. "отправились на восток в Гардарики. Ингигерд вышла замуж за Ярицлейва конунга"⁷⁸. Анналы сообщают об этих браках двух дочерей Олава Шведского тоже под 1019 г.⁷⁹

Снорри подробно рассказывает о проведении Олавом христианизации Норвегии, о подчинении Оркнейских островов, об отношениях с Исландией, Гренландией и Фарерскими островами. Он фиксирует перемещения конунга Олава по стране; время ("осенью", "в начале зимы", "весной") и место пиров, тингов и пр.; остановки на зиму. В ряде случаев Снорри сообщает, в какой год (или зиму) с начала правления Олава произошло то или иное событие. Тем самым, даже при отсутствии привычных современному читателю ссылок на летосчисление, история Олава Харальдссона очень строго выдержана с хронологической точки зрения, что можно видеть из дальнейшего краткого пересказа саги.

Осенью того же года (1019), когда он женился на Астрид, Олав заключил мир со своим тестем Олавом Шведским. Олав тогда был конунгом Норвегии пять лет. Зиму он провел в Нидаросе, а весной (1020 г.) отправился на север. Следующую зиму он снова провел в Нидаросе. На Пасху (1021 г.) он устроил большой пир. К тому времени Олав был конунгом семь лет. В ту зиму (1021/22 г.) умер Олав Шведский. Весной (1022 г.) Олав отправился в Тёнсберг. Конунг провел осень и начало зимы в Борге. Весной Олав отправился по пирам по Хордаланну, а осенью – в Вальдрес. Зиму (1023/24 г.) он провел в Нидаросе – это была десятая зима с тех пор, как он стал конунгом Норвегии. (Как можно видеть, хронологических сбоев нет: действительно, Олав вернулся в Норвегию осенью 1014 г., и зима 1023/24 г. для него – десятая.) Весной (1024 г.) у Олава родился сын, которого назвали Магнусом. Летом Олав поплыл на юг вдоль берега, осень провел в Вике, зиму – в Упплёнде. "Весной он отправился в Тунсберг и долго там пробыл"⁸⁰. Так Снорри подвел нас к весне 1025 г., когда Кнут Могучий, в то время конунг Англии и Дании, высказал свои претензии на Норвегию. "Посланцы везли с собой письмо с печатью Кнута конунга англов. Той же весной они приплыли в Тунсберг к конунгу Норвегии Олаву, сыну Харальда"⁸¹. Анналы, в свою очередь, датируют это событие 1025 г.⁸²

Олав провел лето в Вике, осенью он через гонцов сносился с Энундом, шведским конунгом, предлагая ему заключить союз против Кнута. Зиму (1025/26 г.) Олав провел в Сарпсборге. Зимой он вступил в товарищество с Карли Халогаландцем для поездки на север в Бьярмаланд, куда Карли и отплыл ранней весной (1026 г.). На обратном пути Карли был убит Ториром Собакой⁸³. Анналы сообщают об убийстве Карли под 1026 г.⁸⁴

После зимы, проведенной в Сарпсборге, конунг Олав отправился весной (1026 г.) в Конунгахеллу и встретился там с шведским конунгом Энундом. Зиму Олав провел в Нидаросе, и "это была тринадцатая зима с тех пор, как Олав конунг стал конунгом Норвегии" (1026/27 г.)⁸⁵. Весной (1027 г.) конунг Олав пустился из Нидароса собирать ополчение по стране. С большим отборным войском Олав двинулся в Данию. Там он встретился с Энундом, конунгом шведов. Узнав об этом, Кнут Могучий с огромным войском отправился из Англии на восток. Олав и Энунд повернули в Сканей. Битва шведского и норвежского конунгов с Кнутом Могучим произошла на реке Хельге⁸⁶. Анналами эта битва приурочена к 1027 г.⁸⁷

Кнут был с большим войском в Эйрарсунде, шведы отправились по домам, а конунг Олав пустился в путь в Норвегию по суше через Ёталанд и провел зиму (1027/28 г.) в Сарпсборге. Когда Олав приехал в Тёнсберг, он "потребовал, чтобы ему поставили людей и корабли", но делалось это не слишком охотно. "Становилось ясно, что народ в стране больше не был верен своему конунгу". Кнут Могучий, собрав войско (1028 г.), приплыл в Норвегию; он созывал тинги, и его провозглашали конунгом. Он давал земли в лен и деньги. "Кнут конунг подчинил себе всю Норвегию"⁸⁸. Анналы сообщают об этом под 1028 и 1029 гг.⁸⁹

Когда Олав узнал, что Кнут уплыл в Данию, он вернулся в Тёнсберг. Начиналась зима. Перед йолем он вышел в море и сразился с Эрлингом Скьяльгссоном, в результате чего Эрлинг был убит. Сыновья Эрлинга стали собирать войско; ярл Хакон с большим войском поджидал Олава в Тронхейме. Олав пристал к берегу в Валлдале, сошел на берег и двинулся по суше через каменный завал в Лесьяр⁹⁰. "К тому времени Олав пробыл конунгом Норвегии пятнадцать лет, считая тот год, когда он правил страной вместе со Свейном ярлом, и тот год, о котором только что рассказывалось и который кончился после йоля, когда конунг оставил свои корабли и сошел на берег, как уже было сказано. Об этих годах его правления первым написал священник Ари Мудрый, сын Торгильса"⁹¹. Итак, к концу 1028 г. Олав Харальдссон пробыл конунгом Норвегии пятнадцать лет (1014-1028), а единоличным правителем – четырнадцать лет (1015-1028).

Конунг Олав по суше пришел в Швецию, там провел весну, а "когда наступило лето, конунг стал собираться в дорогу". Он поплыл в Гардарики (на Русь) и был там, соответственно, летом или осенью 1029 г. Тем же летом в Англию за своей невестой отправился из Норвегии ярл Хакон, ставший после Олава правителем страны. В обратный путь Хакон собрался "только поздней осенью", и корабль его затонул. Узнав об этом, Бьёрн Окольничий отправился на Русь за конунгом Олавом и приехал туда "зимой на самый йоль" (декабрь 1029 г.). Конунг стал собираться в путь, зимой на лошадях добрался до моря, а весной (1030 г.) отплыл в Швецию⁹². Под 1029 г. анналы сообщают о том, что Олав прибыл на восток в Гарды, а ярл Хакон утонул⁹³.

Олав погиб в битве против войска лендрманнов и бондов при Стикластадире "в среду в четвертые календы августа месяца" (т. е. 29 июля.) 1030 г.⁹⁴ Известие о битве и гибели Олава есть и в анналах⁹⁵. Недовольные правлением конунга Свейна, сына Кнута Могучего, и его матери Альвивы "в ту зиму (1030/31 г. – Т. Д.) многие в Трандхейме стали говорить, что Олав конунг был святым". Летом (1031 г.) послали за епископом Гримкелем, который, приехав, получил разрешение Свейна выкопать тело Олава. "А когда со дня кончины Олава конунга прошло двенадцать месяцев и пять дней, гроб с его святыми останками открыли". "С согласия конунга и по решению всего народа" епископ Гримкель объявил, что конунг Олав – святой (1031 г.)⁹⁶. Анналы под 1031 г. сообщают о переносе тела Олава и о том, что "открылась святость" конунга Олава⁹⁷.

3. Сведения о Восточной Европе в "Саге об Олаве Святом"

Известия о Восточной Европе в "Саге об Олаве" тесно связаны с общим ходом повествования и органично вплетаются в узловые моменты истории конунга Олава: 1007-1014 гг. – военные подвиги юного Олава за пределами своей страны; 1015 г. – изгнание ярла Свейна; 1017-1019 гг. – борьба Олава Норвежского с Олавом Шведским за пограничные территории; 10291030 гг. – бегство Олава из Норвегии и возвращение на родину с целью вернуть себе власть; 1031 г. – провозглашение святости Олава Харальдссона. В содержательном плане "восточная" информация саги распадается на шестнадцать сюжетных мотивов⁹⁸ (см. табл. 11). Тексты в Главе 6 публикуются последовательно по редакциям, каждый фрагмент (как в оригинале, так и в переводе) обозначен при публикации вынесенным на поля номером сюжетного мотива, но комментарий при этом – единый: он строится по тематическому признаку в соответствии с этими шестнадцатью мотивами.

Таблица 11. Сюжетные мотивы в "Саге об Олаве Святом"*

Литература

Sigurður Nordal 1914; Brynildsen 1916; Johnsen 1916a; Paasche 1916; Johnsen 1917; Schreiner 1927; Schreiner 1929; Bull 1930; Metzler 1936; Jón Helgason 1942; Bjarni Aðalbjarnarson 1945; Dickins 1945; Bø 1955; Holtsmark 1967; Gjerlew 1967; Schier 1970; Louis-Jensen 1970a; Jónas Kristjánsson 1972; Andersen 1976; Jónas Kristjánsson 1976; Lönnroth 1976; Heinrichs 1976b; Hallberg 1978; Blom 1981; Friedland 1981; Hoffmann 1981; Lönnroth 1981; Svahnström 1981b; Fell 1981; Farmer 1982; Andersson 1985; Henriksen 1985; Simek, Hermann Pálsson 1987; Fidjestøl 1990; Джаксон 1991а; Sverrir Tómasson 1992; Astås 1993; Heinrichs 1993; Knirk 1993b; Widding 1993; Sverrir Tómasson 1994; Джаксон 1994a; Krötzl 1994; Sverrir Tómasson 1998; Джаксон 20006; Iversen 2000; Lönnroth 2000; Mortensen 2000c; Østrem 2001; Mortensen 2002; Mortensen, Mundal 2003; Krag 2003; Andersson 2004a; Andersson 2006; Mortensen 2006; Phelpstead 2007; Lindow 2008; Garipzanov 2010; Jackson 2010; Jirousková 2010; Mortensen 2010. Bagge 2010a. См. также во Введении литературу к разделам "Обзор саг о норвежских конунгах", "Красивая кожа", "Круг земной".

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Основанные на генеалогическом принципе, саги практически не содержат абсолютных хронологических вех. Изложение строится по годам правления конунгов, при этом сообщения источников нередко находятся в противоречии. В связи с этим между подсчетами исследователей тоже наблюдаются расхождения, однако за пределы 1013-1030 гг. датировка правления Олава Харальдссона не выходит (см.: Brynildsen 1916; Koht 1921; Gjerløw 1967).

2. См. подробнее: История Норвегии. С. 137-142.

3. КЗ. С. 371.

4. См.: Гуревич 1972. С. 142-143, 184.

5. Haki Antonsson 2003. P. 143.

6. Farmer 1982.

7. КЗ. С. 373.

8. Но в XI в. Олав не был официально канонизирован. До 1170 г., когда папы присвоили это право исключительно себе, епископы сами могли провозглашать святых. Вопрос же о канонизации Олава не стоял, ибо он принадлежал к святым более древнего периода церковной истории, которым не требовалось утвердительного письма от папы. Тем не менее, из папских посланий 2-й пол. XII в. очевидно, что в Риме прекрасно знали о почитании Олава на скандинавском Севере и что курия полностью признавала тот факт, что он был святым (DN. III: 1. 8-11; см.: Bø 1955; Bø 1981). Папская канонизация Олава состоялась лишь в 1888 г., при папе Льве XIII (см.: Krötzl 1994. S. 62, Anm. 44).

9. HN. P. 109; Symbolæ. P. 12.

10. Это, в частности: текст службы (officium) в день святого Олава (The Leofric Collectar: London, BL, Harley 2961), ок. 1050 г.; литургический текст праздника св. Олава и упоминание этого праздника в календаре (The Red Book of Derby/Darley: Cambridge, CCC 422), ок. 1160/61 г.; а также несколько литаний (The Leofric Psalter: London, BL, Harley 863, fol. 109^V; The Exeter Pontifical: London, BL, Add. 28188, fol. 3; London, BL, Cotton Vitelius A VII, fol. 18). Наиболее раннее упоминание Олава как святого (halig) в английских источниках встречается в рукописи C «Англо-Саксонской хроники» (ок. 1050 г.). См.: Dickins 1945. P. 56-57; Gjerløw 1967. Sp. 561; Iversen 2000; Østrem 2001. P. 28-33; Jiroušková 2010.

11. КЗ. С. 384.

12. «Agitur festivitas eius IIIIº kal. Augusti, omnibus septentrionalis occeani populis Nortmannorum, Sueonum, Gothorum, [Semborum,] Danorum atque Sclavorum aeterno cultu memorabilis» (Adam. Lib. II. Cap. LXI).

13. См.: Mortensen 2006. P. 252-254.

14. Holtsmark 1937.

15. Исследователи усматривают здесь попытку победившей датской партии выставить Свейна правомочным королем Норвегии посредством обращения к св. Олаву (Magerøy 1948; Hoffmann 1981). Поэма Торарина рассматривается как первое словесное оформление восприятия Олава как вечного правителя (Townend 2005. P. 259-260).

16. Lindow 2008. P. 120.

17. Эйнар был скальдом конунга Эйстейна Харальдссона (ок. 1142-1157). Поэма была написана Эйнаром по заказу конунга Эйстейна и прочитана у гробницы Олава в присутствии двора и Нидаросского архиепископа.

18. См.: Mortensen 2000с. P. 97; Mortensen 2006. P. 257; Mortensen, Mundal 2003. P. 363-368.

19. Jiroušková 2010. P. 233.

20. Turville-Petre 1953. P. 175-190.

21. Heinrichs 1993; Knirk 1993b.

22. См. Прилож. V.

23. См. Прилож. IV.

24. Holtsmark 1967.

25. Мельникова 1996. С. 94; ср.: Древняя Русь. 1999. С. 553.

26. Schreiner 1926; Bø 1955.

27. Ellehøj 1965. S. 15-84.

28. См. Прилож. I.

29. См. Прилож. II.

30. Jón Helgason 1942. P. 10. («Отдельная сага» по Holm perg 2 4º, в терминологии Йона Хельгасона, – "Большая сага об Олаве Святом").

31. Sigurður Nordal 1914. S. 89-96.

32. Louis-Jensen 1970a; Jónas Kristjánsson 1972; Jónas Kristjánsson 1976. См. также: Andersson 1985.

33. Heinrichs 1993; Knirk 1993b.

34. См. § 6.2 "Древнейшая сага об Олаве Святом".

35. Jónas Kristjánsson 1976. P. 281-285; Lönnroth 2000. P. 263; Andersson 2004a.

36. Sigurður Nordal 1914. S. 48-55.

37. См. § 6.3 "Легендарная сага об Олаве Святом".

38. См. Прилож. V.

39. Jónas Kristjánsson 1976. P. 292.

40. См.: Jónas Kristjánsson 1972; Sigurður Nordal 1914. S. 69-96.

41. Jónas Kristjánsson 1976. P. 290.

42. См. § 6.4 «Красивая кожа».

43. См. § 6.5 "Снорри Стурлусон. "Отдельная сага об Олаве Святом" и "Сага об Олаве Святом" по "Кругу земному"".

44. См. Прилож. XIII.

45. «Круг земной», однако, имеет известные хронологические расхождения с другими источниками (см.: Brynildsen 1916). О том, как Снорри создавал свою собственную хронологию, см.: Bagge 1991. P. 32-57; Bagge 2009.

46. При дальнейшем цитировании анналы обозначаются римскими цифрами: I – Annales Reseniani (AM 424 4º; кон. XIII в.); II – Annales vetustissimi (AM 415 4º; ок. 1310 г.); III – Henrik Heyers Annaler (AM 22 fol; потерянный оригинал оканчивался 1310 г.); IV – Annales regii (Holm perg 2087 4º; старший почерк – ок. 1306 г.); V – Skálholts-Annaler (AM 420 a 4º; ок. 1362 г., основаны на более ранних); VII – Lögmanns-annál (AM 420 b 4º и AM 420 С 4º; доведены до 1430 г.; первая тетрадь – 657-1299 гг., – очевидно, записана ок. 1362-1380 гг.); VIII – Gottskalks Annaler (Sth. 5 8o; конец XVI в., изложение доходит до 1578 г.; в известиях до 1394 г. – исследователи отмечают переработку старых анналов); IX – Flatø-annaler (GkS 1005 fol; 1387-1395 гг., но основаны на более ранних); X – Oddveria Annall (AM 417 4º; вторая половина XVI в.). Если при цитировании какие-то анналы мной не упомянуты, это означает, что в них данное событие не отражено.

47. Ср.: IA. 995 г. – I (S. 16), II (S. 48), IV (S. 105), V (S. 178), VII (S. 249), VIII (S. 315); ошибочно 996 г. (ибо предшествует ему 994 г., под которым говорится о гибели отца Олава – Харальда) – X (S. 464).

48. См. мотив 14 в Главе 5.

49. КЗ. С. 137.

50. КЗ. С. 168.

51. В анналах сообщается, что в 1007 г. Олав взошел на боевой корабль: IA. I (S. 16), III (S. 57), IV (S. 106), V (S. 179), VIII (S. 316).

52. О топониме Эйсюсла см. Этногеографический справочник.

53. КЗ. С. 168-170.

54. Смерть Адальрада – английского короля Этельреда II (978-1016 гг.), – в соответствии с хронологией "Круга земного", может быть приурочена к более раннему времени, нежели реальная дата – 1016 г., – зафиксированная в "Англо-Саксонской хронике" (ASC. P. 148) и у Адама Бременского (Adam. Lib. II. Cap. LIV). Вслед за Снорри и исландские анналы относят данное событие к 1010 (IA. X. – S. 468), 1011 (IV – S. 106; VIII – S. 316) и 1012 гг. (I – S. 16; III – S. 57; V – S. 179).

55. КЗ. С. 175.

56. Вероятно, в 1013 или 1014 г. Олав был крещен в Руане. Автор «Истории норманнов» («Gesta Normannorum ducum») Гийом (Вильгельм) Жюмьежский (начало 1070-х гг.) сообщает следующее: "Призванный архиепископом Робертом, святой Олав отвернулся от почитания старых богов, чтобы прийти к радости христианской веры. Многие из его людей сделали то же. Он принял веру Христову, был очищен крещением и миропомазан архиепископом. Исполненный радости о принятой благодати, он вернулся в свое государство" (Will. Jumiéges. Vol II: Books V-VIII. P. 26-28; перевод Д. H. Матрусова).

57. КЗ. С. 178.

58. Там же. С. 179.

59. Как отмечает А. В. Назаренко, более ранняя датировка высадки Олава на норвежском берегу – 1014 г. – покоится на свидетельстве «Круга земного», что к моменту своего изгнания из Норвегии (т. е. к концу 1028 г.) «Олав пробыл конунгом Норвегии пятнадцать лет, считая тот год, когда он правил страной вместе со Свейном ярлом» (КЗ. С. 334). Более поздняя датировка — 1015 г., — по мнению исследователя, связана с тем, что в другом месте в «Круге земном» Снорри, «со ссылкой на вису Сигвата скальда, утверждает, что Олав правил пятнадцать "полных зим", если считать от момента его гибели» (Назаренко 1991. С. 185, примеч. 86). Однако на указанной Назаренко странице (КЗ. С. 375) Снорри сообщает, что "Олав Святой был конунгом в Норвегии пятнадцать лет после того, как Свейн ярл уехал из страны. Но еще за год до этого жители Упплёнда провозгласили его конунгом". На основании этого известия датировка возвращения Олава на родину могла бы, напротив, быть смещена на 1013 г. Впрочем, собственно из висы Сигвата можно вывести 1015 г., ибо скальд говорит, что Олав правил страной пятнадцать полных лет, прежде чем (áðr) он пал на своей земле (ÍF. XXVII. 409).

60. IA. 1014 г. – IV (S. 106), VIII (S. 316), X (S. 468); 1015 г. – I (S. 16); III (S. 57), VII (S. 249). Е. А. Мельникова отдает предпочтение 1015 году: она обращает внимание на то, что рассказ о возвращении Олава Харальдссона в Норвегию (гл. 29) помещен после рассказа об отплытии из Норвегии ярла Эйрика Хаконарсона (гл. 24), "который, как известно по многочисленным английским и французским источникам, высадился в Сэндвиче в сентябре 1015 г." (Мельникова 20086. С. 93, примеч. 45). Исследовательница с сочувствием пересказывает предположение У. Муберга, что возвращение Олава в Норвегию было инициировано Кнутом Могучим (Там же. С. 96; см.: Moberg 1941. S. 66-87; ср.: Langslet 1995. S. 31). Пересмотр старого мнения и гипотезу, что Олав приплыл в Норвегию в 1015 г. как сторонник Этельреда, см.: Tveito 2008.

61. О процедуре "избрания конунга" (konungstekja) см.: Джаксон 2007б.

62. КЗ. С. 190.

63. IA. 1015 г. – IV (S. 106), VIII (S. 316); 1016 г. – I (S. 16); III (S. 57), VII (S. 249). Лишь в X (S. 468) возвращение Олава приурочено к 1014 г., а битва у Несьяра – к 1016 г.

64. О топониме Аустрвег см. Этногеографический справочник.

65. КЗ. С. 194.

66. Олав Шётконунг – шведский конунг Олав (ок. 995-1022), сын Эйрика Победоносного и Сигрид Гордой. Происхождение его прозвища объясняется в "Саге о Хервёр и конунге Хейдреке", гл. 15: "Олавом звали их сына, который был провозглашён конунгом в Свитьод после конунга Эйрика. Он был тогда ребенком, и шведы носили его за собой; потому они прозвали его Скаутконунгом / Шётконунгом / Конунгом-в-Подоле, а позднее – Олавом Свенским / Шведским" ("Óláfr hét sonr þeira, er til konungs var tekinn í Svíþjóð eptir Eirík konung. Hann var þá barn, ok báru Svíar hann eptir sér; því kölluðu þeir hann skautkonung, en síðan Óláf sænska"). Помещение новорожденного младенца в skaut "подол, край одежды" его родителей означало признание законности его рождения (IED. P. 541). В комментариях к текстам ниже в этой Главе два правителя-тёзки будут нередко именоваться Олавом Норвежским и Олавом Шведским.

67. В саговедении этот сюжет известен под названием "Сага об установлении мира" ("Friðgerðar-saga"); он неоднократно, с разных точек зрения, обсуждался в литературе (см.: Johnsen 1916b; Beckman 1918; Jón Jónsson 1918; von Friesen 1942; Bjarni Aðalbjarnarson 1945. Bls. xxviii-xl Lönnroth 1976; Schottmann 1994; Andersson 2008; Jóhanna Katrín Friðriksdóttir 2009). Подробнее о реальной исторической ситуации см.: Andersen 1977; Krag 2003.

68. О топониме Гардарики см. Этногеографический справочник.

69. КЗ. С. 194.

70. Там же. С. 203-218.

71. Там же. С. 216.

72. Там же. С. 220.

73. IA. IV (S. 106), VIII (S. 316).

74. КЗ. С. 220.

75. Там же. С. 227.

76. Там же. С. 230-233.

77. Там же. С. 233-234.

78. КЗ. С. 234-235.

79. IA. IV (S. 106), VIII (S. 316), X (S. 468). Прочие скандинавские источники брак Ярослава и Ингигерд не датируют (см.: Назаренко 1990. С. 186, примеч. 89: N.B. «История Норвегии» написана не в XIII, а в XII в.).

80. КЗ. С. 235-279.

81. Там же. С. 280.

82. IA. IV (S. 107), VIII (S. 317), X (S. 468).

83. КЗ. С. 283-287.

84. IA. IV (S. 107), VIII (S. 317).

85. КЗ. С. 287-291.

86. Там же. С. 303-313.

87. IA. I (S. 17), III (S. 57), IV (S. 107), VIII (S. 317), X (S. 468).

88. КЗ. С. 316-326. Согласно рукописи D «Англо-Саксонской хроники», в 1028 г. Кнут приплыл из Англии в Норвегию на пяти кораблях, выгнал Олава из страны и захватил власть (ASC. P. 156).

89. IA. 1028 г. – I (S. 17), III (S. 57), IV (S. 107), VIII (S. 317), X (S. 468); 1029 г. – VII (S. 250).

90. КЗ. С. 328-334.

91. Там же. С. 334.

92. КЗ. С. 335-343.

93. IA. I (S. 17), III (S. 57), IV (S. 107), VII (S. 250), VIII (S. 317), X (S. 468).

94. КЗ. С. 367. См. также С. 651, примеч. 151.

95. IA. 1030 г. – I (S. 17), III (S. 57), IV (S. 107), VII (S. 250), VIII (S. 317), X (S. 468-469).

96. КЗ. С. 370-373.

97. IA. I (S. 17), III (S. 57), IV (S. 107), VIII (S. 317).

98. Последнюю главу "Саги об Олаве Святом", тематически примыкающую к "Саге о Магнусе Добром", см. в Главе 7, § 7.4.1.

§ 6.1. "Обзор саг о норвежских конунгах"

История Олава Харальдссона изложена в "Обзоре" в гл. 22-31. В цитируемых ниже фрагментах упоминается бегство ярла Свейна на Русь после битвы у Несьяра (гл. 24), женитьба Ярослава Мудрого на невесте Олава Ингигерд (гл. 25) и бегство Олава с юным Магнусом на Русь (гл. 26). В качестве обозначений Руси здесь фигурируют Гарды и Аустрвег.

Рукописи, издания, переводы:

См. во Введении раздел "Обзор саг о норвежских конунгах".

Текст

Публикуется по изданию: Ágrip af Nóregskonunga sogum / Bjarni Einarsson (ÍF. B. XXIX). 1984. Bls. 1-54.

XXIV. kapítuli

[…] Einarr þambaskelmir kastaði akkeri í skip Sveins ok sigldi með hann nauðgan á braut til Danmarkar. Síðan fór Sveinn austr í Garða ok kom aldregi aptr. (Bls. 26)

XXV. kapítuli

Síðan bað Óláfr dóttur Óláfs sœnska, Ástríðar, systur Ingigerðar, er fyrr var heitin hónum, ok brá faðir hennar heitum þeim fyr reiði sakar ok gipti Jarizláfi Austrvegs konungi; ok gat Óláfr digri með henni bǫrn, en þeira ornefrn eða orferðir vitum vér eigi, nema um Gunnhildi dóttur þeira, er tók Ottó hertogi á Saxlandi. […]

(Bls. 26)

XXVI. kapítuli

[…] En þá varð hann varr af þeim mǫnnum, er þar tók hann, at allir stœrstu menn í landinu váru í svikum við hann. Ok snørisk hann þá norðr í fjǫrð þann, er heitir Sleygsarfjǫrðr inn frá Borgund, ok gekk þar af skipum ok upp at dal þeim, er heitir Valdalr, ok helt síðan ór landi á fjǫgrtánda vetri síz hann kom í land ok því næst í Austrvega ok hafði son sinn með sér, Magnús góða. (Bls. 27)

Перевод

Глава 24

[Говорится о битве у Несьяра, в которой ярл Свейн терпит поражение от Олава Харальдссона.] Эйнар Брюхотряс забросил якорь на корабль Свейна, и тот был вынужден плыть с ним прочь в Данмарк. Вскоре отправился Свейн на восток в Гарды и никогда больше не возвращался назад.

Глава 25

Вскоре посватался Олав к дочери Олава Свенского, Астридⁱ сестре Ингигерд, которая была раньше обещана ему, и нарушил ее отец те обещания по причине гнева и выдал ее за Ярицлава, конунга Аустрвега; и имел Олав Толстый от нее детей, но их имена или судьбы нам не известны, за исключением Гуннхильдⁱⁱ, их дочери, которую взял в жены Оттон, герцог в Саксландеⁱⁱⁱ. [Описание внешности Олава.]

Глава 26

[Борьба Олава с Эрлингом Скьяльгссоном. Аслак Фитьяскалли убивает Эрлинга. Знатные люди в Норвегии изменяют Олаву.] И повернул он тогда на север в тот фьорд, который зовется Слейгсарфьорд, вглубь [материка] против [острова] Боргунд, и там сошел с кораблей, и [отправился] от побережья в ту долину, которая зовется Валльдаль, и держал вскоре путь из страны, в четырнадцатую зиму с тех пор, как он пришел в страну, и затем – в Аустрвег, и взял с собой своего сына, Магнуса Доброго.

§ 6.2. "Древнейшая сага об Олаве Святом"

Так называемая "Древнейшая сага об Олаве Святом" сохранилась лишь в отдельных фрагментах: шесть фрагментов исландской рукописи ок. 1225 г. в Норвежском государственном архиве (NRA 52) и, как предположил их издатель Г. Сторм и как считалось долгое время, два фрагмента более поздней, тоже исландской, рукописи, ок. 1250 г., в Арнамагнеанском институте (AM 325 IV α 4º). Г. Сторм датировал "Древнейшую сагу" временем между 1155 и 1180 гг., но утверждал, что есть основания относить ее, скорее, к середине XII в., нежели к его концу. Финнур Иоунссон полагал, что сага была записана примерно в то же время, что и "Hryggjarstykki" Эйрика Оддссона, т. е. ок. 1150 г. Остальные исследователи сходились во мнении, что сага была написана до 1180 г. Предпринятое Й. Луис-Йенсен переиздание седьмого и восьмого фрагментов¹ привело ее – на основе тщательного палеографического анализа – к заключению, что фрагменты AM 325 IV α 4º не являются копией с рукописи NRA 52. Более того, исследовательница установила, что восьмой фрагмент не мог быть составной частью "Древнейшей саги", а принадлежал к собранию чудес св. Олава. Относительно седьмого фрагмента (на котором преимущественно и основывалась раньше датировка всей саги) она оставила вопрос открытым. Вывод Луис-Йенсен поддержал Йонас Кристьянссон², заключивший также, что и седьмой фрагмент не являлся частью "Древнейшей саги". По его мнению, сага была записана между 1190 и 1210 гг., но, всего вероятнее, – ок. 1200 г.³

Автор "Древнейшей саги" неизвестен. Есть предположение, что оригинал был записан в Тингейрарском монастыре в Исландии, видимо, монахом этого монастыря⁴. Автор исходит из хронологии сочинения Сэмунда Мудрого и "*Жизнеописания конунгов" ("*konunga ævi") Ари Мудрого. Совершенно очевидно, что среди источников "Древнейшей саги" был "Обзор саг о норвежских конунгах"⁵.

Шесть сохранившихся фрагментов саги описывают события, относящиеся ко времени правления Олава, включая его бегство на Русь. Но, вероятно, сага содержала также рассказы о его детстве, о битве при Стикластадире, о случаях, подтверждающих его святость⁶.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Louis-Jensen 1970.

2. Jónas Kristjánsson 1972. Bls. 156-163, 223.

3. Jónas Kristjánsson 1976. P. 281-285. См. Введение к настоящей Главе.

4. Sigurður Nordal 1914.

5. Jónas Kristjánsson 1976. P. 290.

6. Heinrichs 1993. P. 447.

Рукопись

NRA 52 (6 фрагментов) – ок. 1225 г.

Издания

Olafs saga hins helga. En kort saga om kong Olaf den hellige fra den anden halvdeel af det tolfte aarhundrede. Efter et gammelt pergaments-haandskrift i universitets-bibliotheket i Upsala, tilligemed et anhang, indeholdende brudstykker af et endnu ældre haandskrift af samme konges saga i det norske rigsarkiv, samt anmærkninger, ord- og navne-register / R. Keyser, C. R. Unger. Christiania, 1849.

Otte brudstykker af Den ældste saga om Olav den hellige. Med Facsimiler / G. Storm. Christiania, 1893.

Brot úr elztu sögu Óláfs helga / Guðni Jónsson // Konunga sögur. Reykjavík, 1957. B. I. Bls. 401-426.

Литература

Sigurður Nordal 1914. S. 48-132; Finnur Jónsson 1923. S. 612-618, 667-672; Seip 1929; Sigurður Nordal 1953. S. 200-202, 210; Turville-Petre 1953. P. 175-190; Paasche 1957. S. 379-380; Holtsmark 1961b; Olsen 1965. S. 45-47; de Vries 1967. S. 239-241, 277-279; Holtsmark 1967; Schier 1970. S. 12, 13, 17, 23, 24; Louis-Jensen 1970a; Jónas Kristjánsson 1972; Jónas Kristjánsson 1976; Andersson 1985. P. 212-213; Simek, Hermann Pálsson 1987. S. 268; Джаксон 1991a. C. 23-25; Heinrichs 1993; Andersson 2004a; Andersson 2009.

Текст

Публикуется по изданию: Otte brudstykker af Den ældste saga om Olav den hellige. Med Facsimiler / G. Storm. Christiania, 1893.

[Фрагмент 1]

[…] þórir hvn[dr var oc ríkr maþr. hann hafþi farit til Biarma la]ndz. oc drepit þar góþan [mann þann er Karli hét. konvngr sendi menn til þóri]s. oc fek hann náuþa sætt. fir [illvirki sitt. fór síþan ór landi oc margir a]þrir lendir menn. oc gørþosc [ótrvir konvngi af ráþom sínom oc íhuga.] […] (Bls. 2)

[Фрагмент 6]

[…] þessir vóro í ferþ meþ olafi konvngi. þeíra manna er vér cvnnom nǫfnom merkia. sem nv mvn ec telia. Astríþr drótning. Goðrøþr. Hálfdanr. Rognvaldr. Dagr. Hringr. Þorleífr tveggia hvárr. Aslácr. Helgi. Þórþr. Eínarr. Fiðr hærecs sonr. Þórðr. Fiðr arna sonr. Þorbergr. Arni. Kolbiorn. Þormoþr scáld. Tofi. Egill. þessir allir fóro ór landi meþ konvnginom. oc fara nú áustr of Eíþa scóg. oc i svia veldi. oc dvalþisc þar mioc lengi. meþ sigtryggvi fæþr ivars. fæþor sona. fæþor karls. þaþan fór hann of várit. áustr igarþa ríki. oc er hann annan vetr. ihólmgarþi. meþ iaritzleífi konvngi. oc ingigerþi dóttor olafs ens sønsca. systor astríþar. er olafr konvngr átti þá. En knvtr konvngr. er hann com […] (Bls. 11-12)

Перевод

[Фрагмент 1]

[Многие знатные люди в Норвегии были недовольны правлением Олава Харальдссона. Самым богатым человеком в Норвегии был Эрлинг Скьяльгссон.] Торир Собака был также богатым человеком. Он ездил [до этого] в Бьярмаланд и убил там того доброго человека, которого звали Карли. Конунг послал людей к Ториру. И попал Торир в беду по причине своего злодеяния. Уехал он вскоре из страны и [с ним] много других лендрманнов, и сделались они неверны конунгу по желанию своему и разумению. [Следует рассказ об Эрлинге Скьяльгссоне.]

[Фрагмент 6]

[Олав Харальдссон отправляется на Русь.] Эти были в поездке вместе с конунгом Олавом – те люди, которых мы можем назвать по именам, как я сейчас перечислю. Королева Астрид, Гудрёд, Хальвдан, Рёгнвальд, Даг, Хринг, оба Торлейва, Аслак, Хельги, Торд, Эйнар, Фид Харекссон, Торд, Фид Арнасон, Торберг, Арни, Кольбьёрн, Скальд Тормод, Тови, Эгиль. Все они отправились из страны с конунгом, и едут теперь на восток через Эйдаског и в Свиавельди. И пробыл [конунг] там долго у Сигтрюгга, отца Ивара, отца Сони, отца Карла. Оттуда отправился он весной на восток в Гардарики, и следующую зиму проводит он в Хольмгарде у конунга Яритцлейва и Ингигерд, дочери Олава Свенского, сестры Астрид, на которой тогда был женат конунг Олав. А конунг Кнут, когда он прибыл… [На этом фрагмент обрывается.]

§ 6.3. "Легендарная сага об Олаве Святом"

Так называемая "Легендарная сага об Олаве Святом" представлена единственной рукописью, которая хранится в Университетской библиотеке Упсалы – DG 8 II 4º. Рукопись – норвежская и была написана ок. 1250 г. в Трённелаге.

Первые издатели "Легендарной саги", Р. Кейсер и К. Р. Унгер, датировали ее 1160-1180 гг. Г. Сторм отнес ее к середине XIII в.¹ Но в дальнейшем исследователи обходили молчанием вопрос о времени возникновения этой саги². Лишь А. Холтсмарк – в предисловии к факсимильному изданию – попыталась доказать, что дошедшая до нас рукопись является копией норвежской рукописи, созданной ок. 1200 г.³ По мнению Сигурдура Нордаля, "Легендарная сага" основана на несохранившейся "*Средней саге об Олаве Святом", возникшей немногим позднее рубежа XII-XIII вв. и послужившей промежуточным звеном между ней и "Древнейшей сагой об Олаве Святом". Йонас Кристьянссон убедительно доказал, что "*Средняя сага" никогда не существовала⁴, а "Легендарная сага", созданная в самом начале XIII в. (но после 1210 г.), восходит непосредственно к "Древнейшей саге".

"Легендарная сага" сильно сокращена по сравнению с "Древнейшей сагой". В ней несколько изменен порядок эпизодов. Однако есть в ней и дополнения – рассказ о миссионерской деятельности Олава Харальдссона (так называемый "*Kristni þáttr") и собрание его чудес, помещенное в конце саги, почти в той же форме, что и в "Древненорвежской книге проповедей"⁵, хотя и с некоторыми отличиями.

Сигурдур Нордаль полагал, что, помимо "*Средней саги", автор "Легендарной саги" использовал четыре письменных источника: только что названные "*Kristni þáttr" и собрание чудес св. Олава, а также "Обзор саг о норвежских конунгах" и "Сагу о побратимах". Как доказал Йонас Кристьянссон, "Обзор" был не непосредственным источником "Легендарной саги", но опосредованным, ибо лежал в основе "Древнейшей саги"⁶. Что касается "Саги о побратимах", то, вопреки мнению К. Маурера и Сигурдура Нордаля, Йонас Кристьянссон установил ее позднее происхождение – конец XIII в.⁷ Итак, "Легендарная сага об Олаве Святом" – это сокращенная, хотя и несколько переработанная версия "Древнейшей саги", к которой добавлены обзор миссионерской деятельности Олава и собрание его чудес⁸.

В гл. 5 рассказывается о том, как Сигрид Гордая сжигает в числе своих женихов некоего конунга Висавальда из Аустрвегов (см. комментарий в Главе 5, мотив 14 "Саги об Олаве Трюггвасоне"). В гл. 9, 27, 45, 46, 48, 75, 78, 80 и 86 упоминаются восточноприбалтийские земли и Русь в связи с историей жизни и правления Олава Харальдссона; в гл. 79, 117 и 124 описываются "русские" чудеса св. Олава. В гл. 102 повествуется о поездке знатных норвежцев на Русь за юным Магнусом (см. комментарий в Главе 7; см. также Прилож. II, VIII и XIII).

Рукопись

DG 8 II 4º – ок. 1250 г.

Издания

1. Olafs saga hins helga. En kort saga om kong Olaf den hellige fra den anden halvdeel af det tolfte aarhundrede. Efter et gammelt pergaments-haandskrift i universitets-bibliotheket i Upsala, tilligemed et anhang, indeholdende brudstykker af et endnu ældre haandskrift af samme konges saga i det norske rigsarkiv, samt anmærkninger, ord- og navne-register / R. Keyser, C. R. Unger. Christiania, 1849.

2. Olafs saga hins helga. Efter pergamenthaandskrift i Uppsala Universitetsbibliotek, Delagardieske samling nr. 8^II / O. A. Johnsen. Kristiania, 1922.

3. Legendarisk Olavssaga. Etter Uppsala Universitetsbiblioteks Delagardieska samlingen Nr. 8n / D. A. Seip. Med en innledning av A. Holtsmark (CCN. Quarto serie. Vol. II). 1956.

4. Helgisaga Óláfs konungs Haraldssonar / Guðni Jónsson // Konunga sögur. Reykjavík, 1957. B. I. Bls. 201-400.

5. Olafs saga hins helga. Die "Legendarische Saga" uber Olaf den Heiligen (Hs. Delagard. saml. nr. 8n) / A. Heinrichs, D. Janshen, E. Radicke, H. Röhn. Heidelberg, 1982.

6. Фрагменты в: [C. C. Rafn, ed.] AR. 1850. T. 1. P. 472-477.

7. Фрагменты в: MGH. Script. 1892. T. XXIX. P. 394-395.

Переводы

Немецкий:

Olafs saga hins helga. Die "Legendarische Saga" uber Olaf den Heiligen (Hs. Delagard. saml. nr. 8^II) / A. Heinrichs, D. Janshen, E. Radicke, H. Röhn. Heidelberg, 1982.

Норвежский:

Den legendariske Olavssaga / Omsett av K. Flokenes. Stavanger, 2000.

Литература

Sigurður Nordal 1914. S. 48-132; Finnur Jónsson 1923. S. 612-618, 667-672; Seip 1929; Sigurður Nordal 1953. S. 200-202, 210; Turville-Petre 1953. P. 175-190; Holtsmark 1956b; Paasche 1957. S. 379-380; Holtsmark 1961b; Olsen 1965. S. 45-47; de Vries 1967. S. 239-241, 277-279; Holtsmark 1967; Schier 1970. S. 12, 13, 17, 23, 24; Jónas Kristjánsson 1972; Louis-Jensen 1970a; Jónas Kristjánsson 1976; Heinrichs 1976a; Heinrichs 1976b; Hallberg 1978; Andersson 1985. P. 212-213; Heinrichs 1985; Simek, Hermann Pálsson 1987. S. 268; Andersson 1988; Джаксон 1991a. C. 23-25; Heinrichs 1993; Knirk 1993a. S. 364; Джаксон 1994a. C. 38-45; Heinrichs 1999; Andersson 2004a; Andersson 2009.

Текст

Публикуется по изданию: Olafs saga hins helga. Efter pergamenthaandskrift i Uppsala Universitetsbibliotek, Delagardieske samling nr. 8^II / O. A. Johnsen. Kristiania, 1922.

[5.] […] þar kœmr oc annar konongr af austrvegom sa het visavallðr. hann biðr oc Sigriðar. […] Oc brænna þæir nu þar inni. Sægizt hon skulu sva sma konongom læiða at biðia sin. (Bls. 5)

[9.] En æftir þat er Olafr hafðe barezt við sota viking. þa lagðe Olafr skipum sinum til æýstra sallz oc barðezc austr næst i æýsýslu. Oc atto þar bœnndr fotom fior at læýua. Oc var hann þar marga daga Oc vann þar morg stor værk. Oc fecc mikla sœmd. Þriðia sinni barðezt hann a finnlande austr oc hafðe bætr: þaðan hellt hann til basagauzsiðu a siolande oc hæriaðe þar. […] (Bls. 8)

[27.] […] Nu siglir Svæinn Jarl ivir folldena. Oc sva suðr með lande oc fær nu 3 með liði sínu til danmarkar. oc austr i giægnum eýra sund. oc sva til sviðþioðar afund sýia konongs. sægir hanum þæsse tiðændi. Nu býðr sýia konongr Jarlenom með ser at vera. En Jarlen kvazc hæria vilia um sumaret um austrvego. Nu gerer hann sva. Oc um haustet var hann komenn austr i kæriala land. for þar upp i garðariki með hærskilldi. Toc þar sott oc andaðezc þar um haustet. let þar svæinn Jarl lif sitt. En æinar for aftr til sviðþioðar. Oc var þar marga vætr i sýia konongs vælldi oc norðr i hælsinga land oc stundum i danmork. (Bls. 26)

[45.] […] Siðan foro sændiboð millum þæira garða konongs oc Sýia konongs oc lýkr sva með þæim at Olafr giptír hanum Jngigiærði dottor sina við miklu fe. Hann het Jarizlæifr. […] (Bls. 40)

[46.] […] En þau atto dottor Olafr konongr oc astrið en hon var kallað ulvilldr. Hon var geven. Hærtoga þæim i saxlande er otta het. þau atto sun þann er Magnus het. Hann var siðan hærtoge i saxlande. hann var allra manna vænstr. Har hans var aðrummægin ræikar blæict en aðrumægin rautt. Olafr konongr harallz son atte oc son þann er Magnus het. er kallaðr var magnus hinn goðe við kono þæiri er alvilldr het. Hon var þuatt kona astriðar. En varla var hon giævo laus. Olafr enn svænske atte oc kono þa er astrið het. hon var vindværsc. þæira sun var anundr er aðru namne het Jacob. Oc þæirra dotter var Jngigiærðr er Olave kononge var fæst oc iarizlæifr konongr fecc siðan i garðum austr. (Bls. 41-42)

[48.] […] þorer hundr var oc rikr maðr. hann hafðe faret til biarma lanz. Oc drepet þar goðan mann þann er karle het. Konongr sændi menn til. Oc fecc þorer nauðulega sætt firir illvirki sitt. For siðan or lande oc marger lænder menn aðrer oc gerðozc otruir kononge af raðom sinum oc ihuga. […] (Bls. 44)

[75.] […] Þesser menn foro með konongenom Aztrið drotneng. Guðroðr oc halfdan. Rognvalldr oc dagr. Ringr oc þorlæifr Aslacr oc hælgi þorðr oc Æínar fiðr Arna sun. þorbergr oc Arne þorbiorn oc þormoðr skalld. konongrenn fær nu austr um æiða skog oc allt i sviðþioð austr Oc dvalðezc þar miok længi með Sýktrýgg. þaðan for hann austr i garða riki. Oc var annan vætr i holmgarðe. með Iarizlæifi kononge. er fængit hafðe Ingigiærðar dottor Olafs konongs svænsca. Sýstur aztriðar er Olafr konongr atte. (Bls. 71)

[78.] Jarizlæifr konongr tok væl við Olave kononge oc sva við aztriði drotningu oc allum þæirra fararnautum Olafr konongr sagðe nu konongenom ifra oc Jngigærði drotning sifkono sinni hvesso mikil ohœgende er hann hafðe her við at skipta i landeno. En þau huggaðu hann bæðe. Oc baðo hann hava slict af sinu riki sem hann villdi. Olafr konongr let væl ivir þæirra boðe oc viðvære. Oc var þar annan vætr með þæim i goðo ivirlæte oc mikilli virðing sem vært var.

En er a læið a stundena þa sagðe Olafr konongr þæim at hann mindi hæim værða fara til noreks. Oc þæim lanzmanunum var a þui æinu hugr er i for varo með hanum oc sva sialuum hanum at vitia æigna sinna oc lannz. Oc ækci villdi konongrenn annat raunar en hværva aftr. þau Jarizlæifr oc Jngigiærðr baðo hann at hann skilldi æigi a braut fara. Nu varð hann varr við þat at hann mindi varla na braut at fara. Fýrr en hann sagðe þæim at su tilvising hævir firir hann komet at hann skilldi hæim fara til noreks. En er þau urðu þess vis af hanum þa urðu þau sva fægin konongr oc drotning at þau fælldu tar. (Bls. 73-74)

[79.] Ðetta var þar enn i garðum austr sem margtit er. At ækcia æin atte sun þann er hafðe kværkasull. Moðer svæinsens rœðer firir ingigiærðr drotning oc biðr hana hæilla raða. Gac þu kvað hon firir Olaf konong. Oc bið hann nokcora hialpræða. En hann man æigi læcner kallazc. En þu skallt þat sægia at þu hævir þat hæýrt Ef konongrenn lægði brauð i munn manne at þa man batna. En hon gerðe sva konongrenn brýtr af brauðinu oc læggr i munn svæininum. Oc kallaðe þegar i staðenom ia. (Bls. 74)

[80.] Nu er fra þui at sægia at hofðingia laust var um vætrenn i norege þui at hakon Jarl var ifra fallenn. þa sændu viniR Olafs konongs menn austr i garða at sægia hanum at landet var hafðingia laust.

Olafr konongr bio færð sina um vætrenn æftir iol. Oc sætr þar æftir sun sinn til fostrs með Jarizlæivi kononge. Olafr konongr for austan at fiarum til haffens. En um varet for hann ivir hafet. Oc sva til sviðþioðar oc samnaðez hanum þa nokot af liði. Oc for þaðan til hælsingia lannz. […] (Bls. 74)

[86] […] Dagr ringsson for með Olave kononge or garðum austan i sviðþioð þa var hann þar æftir er Olafr konongr for i braut oc samnaðe saman liði oc ætlaðe æftir Olave kononge. […] (Bls. 78)

[102.] […] Væliazt nu til eno bæztu menn oc fara or lande oc austr i garða Oc biðia iarizlæif konong at hann fenge þæim Magnus son hins hælga Olafs konongs. Vilia nu menn bœta a sœne hans þat er þæir gerðo við faður hans. konongrenn svarar at hann ræðest at þæir sviki hann firir þui at ver hauum æigi fýrr hæýrt þetta boð þæirra En þæir svaraðu at bæztir menn varo i þessom raðom. Æinar oc svæinn brýggiu fotr kalfr Arna sun. En þui næst kom hann i land a fiorom vætrum æftir fall faður sins. kœmr hann nu i land með miklum veg En Svæinn stock or. Ræðr nu Magnus æinn firir rikinu. (Bls. 91-92)

[117.] Sva bar at æitt sinni i garðum austr at ælldr kom i kaup bœ þann er holm garðr hæítir. Oc stoð æigi til minna gæigs en borgen oll mindi upp ganga. Nu urðu aller menn flæms fullir. Oc vændu til kænni mannz æins þess er Stephan var næmdr. En hann þionaðe þar kirkiu hins hælga Olafs konongs. En þegar prestrenn hæýrði þæirra bœnar orð þa gripr hann i fang ser licnæskiu þess hins agiæta hofðingia oc sætr i mote ælldinum. Siðan þokaðe ælldren alldrigin framar en aðr var. Oc varð þa sva borget hinum mesta lut af borgenne. (Bls. 103)

[124.] Væringr æinn i garðum austr kæýpti ser þræl æinn ungan. Oc var dumbi matte ækci mæla. Oc þo hýgginn oc nœfr um marga luti. Nu vissi ængi maðr hværrar ættar er hann var. firir þui at hann fecc ækci i fra sact þo at hann være at spurðr. þess gato þo marger menn at hann minndi norrœn vera. firir þui at hann gerðe vapn þau iamnan oc bio. er væringiar æinir nýta. Nu hafðe sa aumi maðr við sinni vanhæilsu margan drotten kannat. Oc iðulega með værði veret fælldr allt til þess er kaup maðr æinn læýsti hann til. Oc gaf hanum frælsi firir miscunnar saker. Siðan for hann i sialfræðe oc kom til borgar þæirrar er holm garðr hæítir. Oc væítti hanum hærbirgi kona æin goð. Oc dvaldezk hann þar miok marga daga. En kona su goða sotte iamnan tiðir allar til Olafs konongs Oc dyrkaðe hon þann mikla oc millda konong. Með mikilli ast oc trunaðe. Nu um nott æina er hon var i sœmn komen þa sýndizk hænni Olafr hínn hælgi oc mællte þat við hana. at sa hinn ungi svæinn skilldi fýlgia hænni til otto songs um morgonenn. Sva gerðe hon sem hann bauð. hafðe hann með ser til tiða i kirkiuna. En þegar er hann var i kirkiuna komenn þa tok hanum at þýngiazt oc lagðezt [niðr oc] somnaðe meðan kæni menn væittu tiðir. þui næst sa hann þann sama mann i sœmnenom oc geck til hans með slicum klæða bunaðe oc a litum i anlete sem kononne hafðe aðr sýnnzt um nottena. Oc gaf hanum mal oc hæilsu með sinni milldi oc miscunn allzvalldande guð með fulltingi hins hælga olafs konongs. (Bls. 107-108)

Перевод

[5.] [К Сигрид Гордой приезжает свататься Харальд Гренландец.] Туда приезжает и другой конунг из Аустрвегов, которого зовут Висавальд. Он тоже просит руки Сигрид. [Напоив своих гостей – Харальда и Висавальда, – Сигрид приказывает поджечь палаты, в которых они находятся.] И сгорают они внутри [тех палат]. Говорит она, что должно надоесть таким мелким конунгам просить ее руки.

[9.] И после того, как Олав сразился с викингами Соти, повернул Олав свои корабли в Эйстрасальт и сражался затем на востоке на Эйсюсле. И жизнью бонды были обязаны своим ногам. И провел он там много дней. И совершил он там много подвигов. И получил большой почет. Третий раз сражался он на востоке в Финнланде и победил: оттуда отправился он к Балагардссиде в Сьоланде и воевал там. [Рассказывается о дальнейших военных подвигах юного Олава.]

[27.] [Олав Харальдссон побеждает ярла Свейна в битве у Несьяра.] Теперь плывет ярл Свейн через Фольд. И так на юг вдоль земли, и приплывает теперь со своим войском на юг в Данмарк, и на восток через Эйрасунд, и так в Свитьод к конунгу свеев, рассказывает ему эти новости. Теперь предлагает конунг свеев ярлу остаться у него. А ярл говорит, что хочет воевать летом в Аустрвегах. Вот он так и поступает. И осенью он уже был на востоке в Кирьялаланде, отправился тогда вверх в Гардарики, опустошая страну. Заболел он там и умер там осенью. Лишился тогда ярл Свейн жизни. А Эйнар отправился назад в Свитьод. И много лет был он там в державе конунга свеев и на севере в Хельсингаланде, а иногда в Данмарке.

[45.] [Олав Шведский говорит своей дочери Ингигерд, что ей не бывать женой Олава Харальдссона.] Вскоре полетели послания между конунгом Гардов и конунгом свеев, и тем кончается у них, что Олав отдает ему в жены Ингигерд, свою дочь, с большим богатством. Его звали Ярицлейв. [Эти новости достигли Олава Харальдссона.]

[46.] [Конунг Олав Харальдссон женится на Астридⁱ, сестре Ингигерд.] И была у конунга Олава и Астрид дочь, и называли ее Ульвильдⁱⁱ. Она была выдана замуж за герцога в Саксланде, которого звали Оттонⁱⁱⁱ. У них был сын, которого звали Магнус. Он стал потом герцогом в Саксланде, он был красивее всех людей. Волосы его были с одной стороны от пробора светло-желтые, а с другой – рыжие. У конунга Олава Харальдссона также был сын, которого звали Магнус, которого называли Магнус Добрый, от женщины, которую звали Альвильд. Она была прачкой [королевы] Астрид, и едва ли она была свободной. Олав Свенский тоже был женат на женщине, которую звали Астрид, она была вендкой. Их сыном был Анунд, чье второе имя было Якоб. А их дочерью была Ингигерд, которая была обещана конунгу Олаву, но которую затем взял в жены конунг Ярицлейв на востоке в Гардах.

[48.] [Многие знатные люди в Норвегии были недовольны правлением Олава Харальдссона. Самым богатым человеком в Норвегии был Эрлинг Скьяльгссон.] Торир Собака тоже был богатым человеком. Он ездил [до этого] в Бьярмаланд и убил там доброго человека, которого звали Карли. Конунг послал людей к [Ториру]. И попал Торир в беду по причине своего злодеяния. Уехал он вскоре из страны и [с ним] много других лендрманнов, и сделались они неверны конунгу по желанию своему и разумению. [Следует рассказ об Эрлинге Скьяльгссоне.]

[75.] [Конунг Олав отправляется на Русь.] Эти люди поехали вместе с конунгом: королева Астрид, Гудрёд и Хальвдан, Рёгнвальд и Даг, Ринг и Торлейв, Аслак и Хельги, Торд и Эйнар, Фид Арнасон, Торберг и Арни, Торбьёрн и скальд Тормод. Конунг направляется теперь на восток через Эйдаског и дальше на восток в Свитьод. И пробыл там долго у Сигтрюгга, оттуда поплыл он на восток в Гардарики. И был следующей зимой в Хольмгарде, у конунга Ярицлейва, который был женат на Ингигерд, дочери конунга Олава Свенского, сестре Астрид, на которой был женат конунг Олав.

[78.] Конунг Ярицлейв хорошо принял конунга Олава, а также королеву Астрид и всех их попутчиков. Конунг Олав рассказал тому конунгу и княгине Ингигерд, своей свояченице, о тех больших неприятностях, которые случились в его стране. И они оба утешали его. И просили его взять такую часть их государства, какую он хочет. Конунг Олав хорошо отнесся к их предложению и к средствам к существованию. И был там с ними следующей зимой в доброй милости и большом почете, как и должно было быть.

А когда прошло некоторое время, сказал им конунг Олав, что он собирается отправиться домой в Норег. И у тех норвежцев, которые были в поездке вместе с ним, а также и у него самого, было при этом одно желание – посетить свои владения и земли. И не хотел конунг другой доли, кроме как вернуться назад. Ярицлейв и Ингигерд просили его, чтобы он не уезжал прочь. Теперь ему стало очевидно, что ему вряд ли позволят уехать прочь, пока он не сказал им, что ему было такое знамение, что он должен поехать домой в Норег. И когда они это от него услышали, они так возрадовались, конунг и княгиня, что у них выступили слезы.

[79.] Однажды на востоке в Гардах произошло то, что нередко случается. У одной вдовы был сын, у которого был нарыв в горле. Мать мальчика обращается к княгине Ингигерд и просит у нее доброго совета. "Иди ты, – сказала она, – к конунгу Олаву. И проси у него полезного совета. Но люди не зовут его лекарем. А ты должна сказать, что ты это слышала. Если бы конунг положил хлеб в рот человеку, то тому человеку стало бы лучше". И она сделала так. Конунг отламывает [кусочек] хлеба и кладет в рот мальчику. И назвали [его] тотчас в городе так.

[80.] Теперь нужно рассказать о том, что зимой в Нореге не было правителя, потому что ярл Хакон погиб. Тогда послали друзья конунга Олава людей на восток в Гарды сказать ему, что в стране нет правителя.

Конунг Олав пустился в путь зимой после йоля. И оставил там своего сына на воспитании у конунга Ярицлейва. Конунг Олав приехал с востока к самому берегу моря. А весной отправился он за море. И приплыл в Свитьод, и собралась к нему некоторая часть войска. И отправился он оттуда в Хельсингьяланд. [Шведский конунг Энунд помогает Олаву с войском.]

[86.] [Пришел к Олаву со своим отрядом и его родич Харальд Сигурдарсон.] Даг [Х]рингссон отправился вместе с конунгом Олавом с востока из Гардов в Свитьод; он остался там после того, как конунг Олав уехал прочь, и собрал войско, и решил последовать за конунгом Олавом. [Олав со своими людьми отправился в Норвегию по суше.]

[102.] Собираются теперь лучшие люди и едут из страны на восток в Гарды и просят конунга Ярицлейва, чтобы он отдал им Магнуса, сына святого конунга Олава. Хотят сейчас люди воздать его сыну за то, что они сделали с его отцом. Конунг отвечает, что он боится, что они предадут его, "потому что мы никогда раньше не слышали этого их предложения". Но они отвечали, что это спланировали лучшие люди: Эйнар и Свейн Бык, и Кальв Арнасон. И вот он пришел в свою страну на четвертую зиму после смерти своего отца. Приходит он в страну с большим триумфом. А Свейн бежал прочь. Правит теперь Магнус один государством.

[117.] Так случилось, что однажды на востоке в Гардах начался пожар в том торговом городе, который зовется Хольмгард. И не уменьшалась опасность, а город весь мог сгореть. И исполнились все люди страха. И понадеялись на одного проповедника, которого звали Стефан. А он служил там в церкви святого конунга Олава. И как только этот священник услышал слова их молитвы, хватает он тотчас образ того превосходного хёвдинга и ставит против огня. После этого огонь не пошел дальше [того места], где он к тому времени был. И так была спасена большая часть того города.

[124.] Один варяг на востоке в Гардах купил себе молодого раба. Был тот немой и не мог говорить, однако был он разумный и искусный во многих вещах. И не знал ни один человек, какого он рода, потому что он не мог сказать этого, даже если его об этом спрашивали. Все же многие люди предполагали, что он норвежец, потому что он изготовлял оружие, как они, и украшал его, как делали одни варяги. И вот этот несчастный человек со своим слабым здоровьем повидал многих господ. И как всегда может случиться, это привело к тому, что некий купец освободил его и дал ему свободу по причине мягкосердечия. Тогда отправился он по своей воле и прибыл в тот город, который зовется Хольмгард. И дала ему приют одна хорошая женщина. И прожил он там много дней. А эта хорошая женщина всегда посещала все богослужения, [обращенные] к конунгу Олаву. И почитала она этого великого и милосердного конунга с великой любовью и верой. И вот однажды ночью, когда она заснула, явился ей Олав Святой и так сказал ей, что тот юноша должен последовать за ней на следующий день к заутрене. Она сделала так, как он повелел, привела его с собой на службу в церковь. И как только он пришел в церковь, стал его клонить сон, и лег он и заснул, пока священники служили службу. Вслед за тем он увидел во сне того самого человека, и подошел тот к нему в той же самой одежде и в том же обличье, в котором являлся прошлой ночью той женщине. И дал ему речь и исцеление своей милостью и милосердием всемогущего Бога при помощи святого конунга Олава.

§ 6.4. "Красивая кожа"

История Олава Харальдссона изложена в "Красивой коже" в гл. 27-34. В гл. 27, в рассказе о юности Олава и его успешных военных походах, говорится о битве Олава на Эйсюсле (о. Сааремаа); в гл. 29, при описании борьбы конунга Олава с ярлом Свейном, упоминается "восточный" поход этого последнего; в гл. 30, повествующей о сватовстве Олава к Ингигерд и характере его отношений с ее отцом, Олавом Шведским, сообщается, что Ингигерд стала женой конунга Ярицлейва из Хольмгарда – князя Ярослава Мудрого; в гл. 31 упоминается поездка Торира Собаки в Бьярмаланд; в гл. 34 рассказывается о борьбе Олава с Кнутом Могучим, Эрлингом Скьяльгссоном и ярлом Хаконом, приведшей к бегству Олава в Швецию, а оттуда в Гардарики (на Русь); о возвращении Олава в Норвегию и о его гибели.

Рукописи, издания, переводы:

См. во Введении раздел "Красивая кожа".

Текст

Публикуется по изданию: Fagrskinna – Nóregs konunga tal / Bjarni Einarsson (ÍF. B. XXIX). 1984. Bls. 55-364.

XXVII. kapítuli

Sonr Haralds ens hárfagra var Bjǫrn faðir Guðrøðar, fǫður Haralds grenska, þess er átti Ástu, dóttur Guðbrands kúlu. Þeira sonr var Óláfr digri, er fór ór landi á œsku aldri ok með hónum Hrani, fóstrfaðir hans. Óláfr barðisk fyrsta sinni austr við Sótasker, en síðan fór hann í Eystrasalt ok barðisk austr í Eysýslu* ok hafði þar gagn. Þriðja sinni barðisk hann á Finnlandi austr ok hafði betr. Fjórða sinni barðisk hann í Suðrvík í Danmǫrk ok fekk gagn, fimmta sinni í Kinnlimafirði við riddaraher ok hafði þar sigr. Því næst fór hann vestr til Englands ok barðisk við Lundúnabryggjur við Dani, er þá herjuðu ok gorðusk víkingar, sem segir Sighvatr skald: […] (Bls. 167)

* B – i Œysilo; A – í Eysýslu

XXIX. kapítuli

[…] Sveinn jarl fór suðr til Danmarkar ok þaðan austr til Svíþjóðar á fund Óláfs Svíakonungs ok sagði hónum þessi tíðendi. Óláfr konungr tók vel við jarlinum ok bauð hónum at vera með sér í Svíþjóðu, en hann vildi heija um sumarit í Austrríki, ok svá gørði hann. Ok er hausta tók var hann kominn austr í Kiijálaland, fór þaðan upp í Garða* með herskildi, tók þar sótt ok andaðisk.

Einarr þambarskelfir fór aptr til Svíþjóðar ok var þar marga vetr í Svíakonungs ríki eða á Norðhelsingjalandi ok stundum í Danmǫrk.

Óláfr konungr enn digri lagði þá undir sik allan Nóreg austan frá Elfi ok norðr til Gandvíkr. […] (Bls. 177-178)

* B – Garðar; A – Garðaríki

XXX. kapítuli

[…] Með ráði vina sinna gørði Óláfr konungr sætt við Svíakonung, fékk Ástríðar dóttur hans, ok var þeira dóttir Úlfhildr, er gipt var Ótta (hertoga í Brúnsvík, þaðan var Ótta keisari kominn, sonr Heinreks hertoga). Óláfr svenski gipti síðan Ingigerði dóttur sína Jarizleifi* konungi, syni Valdamars** konungs í*** Hólmgarði, ok sendusk þau Óláfr konungr í Nóregi ok Ingigerðr margar gersimar sín á millum ok trúnaðarmenn.

Þá var Rǫgnvaldr jarl Úlfssonr í Garðaríki, frændi Ingigerðar dróttningar. Hann var enn mesti vinr Óláfs konungs, sem sagði Sighvatr, þá er hann var aptr kominn ór sendiferð, er Óláfr konungr hafði sent hann austr í Garðaríki****:

Fast skaltu, ríkr, við ríkan
Rǫgnvald, konungr, halda,
hann es þýðr at þinni
þǫrf ngtt ok dag, sǫttum.
En hverrs austr vill sinna
– jafnmælt es þat – stafni,
þengill, þinna drengja
þar á hald und Rǫgnvaldi. (Bls. 179-180)

* B – Jariz-; A – Uris-

** B-1, B-2 – Valda-; A, B – Valdi-

*** B – í; A – af

**** B – austr í Garðaríki; A – til Hólmgarðs

XXXI. kapítuli

[…] Þórir hundr var ok ríkr maðr, hann hafði farit til Bjarmalands ok drepit þar ríks manns son, er Karli hét, er farit hafði með hónum. Óláfr konungr sendi menn at taka Þóri, ok fekk hann nauðuliga grið fyrir illvirkit ok fór ór landi. Margir aðrir lendir menn gørðusk konungi ótrúir í ráðum sínum. […] (Bls. 182)

XXXIV. kapítuli

Þá er þrettán vetr váru liðnir frá Nesjaorrostu, fór Óláfr konungr ór landi. Hann 10.2 var austr í Neríki ok dvalðisk þar um hríð með Sigtryggi, fǫður Ívars, fǫður Sóna, fǫður Karls jarls, ok þá er vára tók ok ísa leysti, fór Óláfr konungr út í Svíþjóð á fund Ǫnundar konungs, mágs síns. Hann gaf Óláfi konungi skip, ok fór hann síðan austr í Garðaríki á fund Jarizleifs* konungs ok fekk þar góðar viðtgkur; var þar annan vetr ok hafði þar Magnús son sinn með sér. Hans móðir hét Álfhildr.

Á þeiri stundu, er Óláfr konungr dvalðisk í Garðaríki, [fóru margir vinir hans eptir hónum norðan ór Nóregi, ok spurði hann ǫll tíðendi, þau er gorðusk í landinu. Þat sumar, er Óláfr konungr fór í Austrríki,]** þá fór Hákon jarl vestr til Englands eptir festarmey sinni, en þá er hann fór vestan með langskipi, kom at hónum stormr veðrs, ok týndisk jarlinn ok ǫll skipsóknin, ok kómu þessi tíðendi um haustit til Nóregs, ok sama haust eptir kómu þau aptr til Englands. […]

Eptir þetta sendu vinir Óláfs konungs hónum orð, at þá var landit hǫfðingjalaust ok báðu hann aptr fara til ríkis síns. Óláfr konungr skipaðisk við orðsending þeira ok gørði ferð sína eptir jól, setti þar eptir Magnús son sinn til fóstrs með Jarizleifi konungi, en hann sjálfr ok lið hans fór austan at ísum um*** vetrinn allt til hafs, en þá er vára tók, fór hann yfir hafit ok svá til Svíþjóðar til Ǫnundar konungs, mágs síns, ok fekk hann hónum lið, ok þáðan fór hann til Helsingjalands. […] (Bls. 197-199)

* B – Jaruz-; A – Jariz-

** [fóru … Austríki] отсутствуетв B

*** B – um; A – meðan hest

Перевод

Глава 27

Сыном Харальда Прекрасноволосого был Бьёрн, отец Гудрёда, отца Харальда Гренландца, того, который был женат на Асте, дочери Гудбранда Шишки. Их сыном был Олав Толстый, который уехал из страны в юности, и вместе с ним – Храни, его воспитатель. Олав сражался первый раз на востоке у Шхеры Соти, а затем отправился он в Эйстрасальт и сражался на востоке на Эйсюсле, и одержал там победу. Третий раз сражался он на востоке в Финнланде и имел успех. Четвертый раз сражался он в Судрвике в Данмарке и одержал победу. Пятый раз – [на берегу] Киннлимафьорда с конным войском и победил. Затем он отправился на запад в Энгланд и сражался у мостов Лундуна с данами, которые грабили там и становились викингами, как говорит скальд Сигват: [следуют висы, не содержащие упоминания Эйсюслы.]

Глава 29

[Олав Харальдссон побеждает ярла Свейна в битве у Несьяра.] Ярл Свейн отправился на юг в Данмарк, а оттуда на восток в Свитьод к Олаву, конунгу свеев, и рассказал ему эти новости. Конунг Олав хорошо принял ярла и просил его остаться у него в Свитьод, но он хотел воевать летом в Аустррики, и так он и сделал. И когда наступила осень, он уже был на востоке в Кирьялаланде, отправился оттуда вверх в Гарды, опустошая страну, заболел там и умер.

Эйнар Брюхотряс отправился назад в Свитьод и был там много зим в государстве конунга свеев или в Нордхельсингьяланде, а иногда в Данмарке.

Конунг Олав Толстый подчинил тогда себе весь Норег с востока от Эльва и на север до Гандвика. [Рассказывается о том, как Олав насаждал христианство.]

Глава 30

[Олав Шведский говорит своей дочери Ингигерд, что ей не бывать женой Олава Харальдссона. Послам Олава Харальдссона он заявляет, что Олав мог бы жениться на его дочери от рабыни – Астрид.] По совету своих друзей конунг Олав заключил договор с конунгом свеев, взял в жены его дочь Астридⁱ, и была их дочерью Ульвхильдⁱⁱ, которая была выдана за Оттона, герцога в Брунсвике; из их рода происходит император Оттон, сын герцога Хейнрекаⁱⁱⁱ. Олав Свенский выдал вскоре свою дочь Ингигерд за конунга Ярицлейва, сына конунга Вальдамара в Хольмгарде. А конунг Олав в Нореге и Ингигерд посылали друг другу много драгоценностей и верных людей.

Тогда находился в Гардарики ярл Рёгнвальд Ульвссон, родственник княгини Ингигерд. Он был лучшим другом конунга Олава, как говорил Сигват, когда он вернулся из поездки на восток в Гардарикиⁱ, в которую его отправил конунг Олав: "Крепко должен ты, могущественный конунг, держаться вместе с могущественным Рёгнвальдом; он заботится о твоих интересах денно и нощно. И все твои люди, которые хотят поехать на восток, конунг, получат приют у Рёгнвальда, это очевидно".

Глава 31

[Многие знатные люди в Норвегии были недовольны правлением Олава Харальдссона. Самым богатым из лендрманнов был Эрлинг Скьяльгссон.] Торир Собака был тоже богатым человеком, он ездил [до этого] в Бьярмаланд и убил там сына богатого человека, которого звали Карли, который ездил туда вместе с ним. Конунг Олав послал людей схватить Торира, и попал он в беду по причине злодеяния, и бежал из страны. Многие другие лендрманны сделались неверны конунгу в своих планах. [Вскоре умер Олав Шведский. После него стал править его сын Энунд, который был большим другом Олава Харальдссона.]

Глава 34

Когда прошло тринадцать зим после битвы у Несьяра, конунг Олав уехал из страны. Он был на востоке в Нерики и оставался там некоторое время у Сигтрюгга, отца Ивара, отца Сони, отца ярла Карла, и когда настала весна и сошел лед, отправился конунг Олав дальше на восток в пределах Свитьод к Энунду, своему свояку. Тот дал конунгу Олаву корабль, и отправился он затем на восток в Гардарики к конунгу Ярицлейву, и имел там хороший прием; провел он там следующую зиму, и был там с ним Магнус, его сын. Его мать звалась Альвхильд.

В то время, когда конунг Олав жил в Гардарики, [поехали за ним многие его друзья с севера из Норега, и он узнал все новости о том, что произошло в той стране. Тем летом, когда конунг Олав отправился в Аустррики,]* ярл Хакон отправился на запад в Энгланд за своей невестой, и когда он плыл с запада на боевом корабле, попал он в большую бурю, и погибли ярл и все, кто был на корабле, и достигли эти новости осенью Норега, а позднее той же осенью пришли они назад в Энгланд. [Кнут посылает в Энгланд Кальва из Эгга.]

После этого друзья конунга Олава послали ему слово, что в стране нет правителя, и просили его вернуться назад в свое государство. Конунг Олав поддался их уговорам и собрался в путь после йоля, он оставил там Магнуса, своего сына, на воспитании у конунга Ярицлейва, а сам он и его войско пустились с востока той зимой до самого моря по льду, а когда настала весна, поплыл он через море и так в Свитьод к конунгу Энунду, своему свояку, и дал тот ему войско, и отправился он оттуда в Хельсингьяланд. [Олав, собрав войско в Свитьод, приходит в Стикластадир, где погибает в большой битве.]

* [поехали … Аустррики] отсутствует в рукописи B.

§ 6.5. Снорри Стурлусон. "Отдельная сага об Олаве Святом" и "Сага об Олаве Святом" по "Кругу земному"

"Сага об Олаве Святом" в "Круге земном" практически тождественна центральной части (гл. 18-251) "Отдельной саги" Снорри, в частности, по рукописи Holm perg 2 4º (или AM 61 fol). Начинается "Отдельная сага" с Пролога, как и "Круг земной", но эти два сочинения существенно отличаются друг от друга. Первые семнадцать глав "Отдельной саги" (1-17) кратко обрисовывают историю королей Норвегии от Харальда Прекрасноволосого до Олава Трюггвасона, а ее заключительные главы (252-278) – историю правителей после Олава Святого, вплоть до сыновей Харальда Гилли. Тот вариант саги, который интерполирован в рукопись "Flateyjarbók", – значительно шире. Мне представляется целесообразным привести в § 6.5.1 основной текст саги по "Кругу земному" (оговорив в комментариях наличие тех же мотивов в "Отдельной саге"), дать в § 6.5.2 фрагменты начальной части "Отдельной саги" по рукописи Holm perg 2 4º, а, кроме того, в особом параграфе (§ 6.6) собрать все дополнения, содержащиеся во "Flateyjarbók" и, что очевидно, не связанные с именем Снорри Стурлусона.

Подробнее о "Круге земном" и о соотношении его центральной части с "Отдельной сагой об Олаве Святом" см. во Введении.

"Отдельная сага" написана предположительно в 1220-1230 гг. Она сохранилась в нескольких редакциях – как в отдельных рукописях (Holm perg 2 4º; AM 75a fol; AM 325 VI 4º; Holm perg 4 4º; AM 235 fol и др.), так и в виде интерполяций в рукописях AM 61 fol, "Flateyjarbók" и др. Источниками "Отдельной саги" были "*Жизнеописание Олава Святого" Стюрмира Карасона, вероятно, "Сага о побратимах" и, вне сомнения, "Сага о фарерцах" и какая-то версия "Саги об оркнейцах", а кроме того, старшая "*Книга об исландцах" Ари Мудрого. Важным источником являлись и скальдические стихи, из которых Снорри почерпнул больше, чем кто-либо из его предшественников.

Рукописи, издания, переводы "Круга земного":

См. во Введении раздел "Круг земной".

Рукописи "Отдельной саги об Олаве Святом"

Holm perg 2 4º – в основном 1250-1300 гг., с более поздними дополнениями

AM 75a fol – ок. 1300 г.

Holm perg 4 4º – ок. 1320-1340 гг.

AM 325 VI 4º – ок. 1350-1400 гг.

AM 235 fol – ок. 1400 г.

AM 61 fol – 1350-1375 гг., последняя четверть рукописи – 1400-1450 гг.

GKS 1005 fol ("Flateyjarbók") – 1387-1394 гг.

Издания "Отдельной саги об Олаве Святом"

Holm perg 2 fol:

Saga Olafs Konungs ens Helga. Udförlígere Saga om Kong Olaf den Hellíge efter det ældste fuldstændíge pergaments haandskrift í det store kongelíge Bíblíothek í Stockholm / Udgívet efter foranstaltmng af det akademíske collegíum ved det kongehge norske Frederiks Uníversítet ved P. A. Munch, C. R. Unger. Chrístíanía, 1853.

Saga Óláfs konungs hins helga. Den store saga om Olav den Hellige. Efter pergamenthandskrift i kungliga biblioteket i Stockholm nr. 2 4to med varianter fra andre handskrifter. Utgitt for Kjeldeskriftfondet av O. A. Johnsen og Jón Helgason. Oslo, 1941. B. 1-2.

Óláfs saga ens helga. MS Perg. 4to No 2 ín the Royal Líbrary of Stockholm / Wíth an introductíon of Jón Helgason / E. Munksgaard (CCI. Vol. XV). 1942.

Ór Óláfs sögu íns helga ínní sérstöku eptír Snorra Sturluson / Bjarní Aðalbjarnarson (ÍF. B. XXVII). 1945. Bls. 419-451.

AM 61 fol:

Saga Ólafs konúngs hins helga. Eptir gömlum skinnbókum útgefin ad tilhlutun hins kognúngliga Norræna fornfræða felags / Þorgeir Guðmundsson, C. C. Rafn, Þorsteinn Helgason. D. I.-II. (Fms. B. IV-V). 1829-1830.

The Great Sagas of Olaf Tryggvason and Olaf the Saint. AM 61 fol / Ólafur Halldórsson (EIMF. Vol. XIV). 1982.

AM 235 fol:

Olafs saga hins helga (Cd. 235 folio) / C. R. Unger (Heilagra manna sögur. B. II). Christiania, 1877. S. 159-182.

Переводы "Отдельной саги об Олаве Святом"

Английский:

Saga of King Olaf the Saint // Snorri Sturluson. Heimskringla. The Olaf Sagas. London and Toronto, 1914 (S. Laing); reprint – 1930; 1964 (revised by J. Simpson); 1978.

Датские:

Kong Olav Helliges Saga (OS. B. IV-V). 1831 (N. M. Petersen – проза; Finnur Magnússon, C. C. Rafn – скальдические строфы).

Snorre Sturlasens Olav den helliges Saga. Kebenhavn, 1906 (G. Storm).

Немецкий:

Das Leben König Olafs des Heiligen. Nach Snorri Sturlusons Bericht. Graz, 1895 (F. Khull).

Литература

См. во Введении раздел "Круг земной".

§ 6.5.1. "Сага об Олаве Святом" по "Кругу земному"

Текст

Публикуется по изданию: Snorri Sturluson. Heimskringla. II / Bjarni Aðalbjarnarson (ÍF. B. XXVII). 1945.

VII. kapítuli

[…] Óláfr konungr sigldi um haustit til Gotlands ok bjósk þar at herja. En Gotar hǫfðu þar samnað ok gerðu menn til konungs ok buðu honum gjald af landinu. Þat þekkðisk konungr ok tekr gjald af landinu ok sat þar um vetrinn. Svá segir Óttar:

Gildir, komtu at gjaldi
gotneskum her, flotna.
Þorðut þér at varða,
þjóðlǫnd firar rǫndu.
Rann, en maðr of minna
margr býr of þrek, varga
hungr frák austr, an yngvi,
Eysýslu lið, þeyja. (Bls. 9)

VIII. kapítuli

Hér segir svá, at Óláfr konungr fór, er varaði, austr til Eysýslu ok herjaði, veitti þar landgǫngu, en Eysýslir kómu ofan ok heldu orrostu við hann. Þar hafði Óláfr konungr sigr, rak flótta, herjaði ok eyddi landit. Svá er sagt, at fyrst, er þeir Óláfr konungr kómu í Eysýslu, þá buðu bœndr honum gjald. En er gjaldit kom ofan, þá gekk hann í móti með liði alvápnuðu, ok varð þá annan veg en bœndr ætluðu, því at þeir fóru ofan með ekki gjald, heldr með hervápnum ok bǫrðusk við konung, sem fyrr var sagt. Svá segir Sigvatr skáld:

Þar vas enn, es gnnur
Ǫleifr, né svik fǫlusk,
odda þing í eyddri
Eysýslu gekk heyja.
Sitt ǫttu fjgr fótum,
fár beið ór stað sára,
enn, þeirs undan runnu,
allvaldr, búendr gjalda. (Bls. 9-10)

LIV. kapítuli

Sveinn jarl fór fyrst til Svíþjóðar á fund Óláfs Svíakonungs, mágs síns, ok segir honum allt frá viðrskiptum þeira Óláfs digra ok leitaði þá ráða af Svíakonungi, hvat hann skal upp taka. Konungr segir, at jarl skal vera með honum, ef hann vill þat, ok hafa þar ríki til forráða, þat er honum þykki sœmiligt – "ok at ǫðrum kosti," segir hann, "skal ek fá þér gnógan liðsafla at sœkja landit af Óláfi." Jarl kaus þat, því at þess fýstu allir hans menn, þeir er áttu eignir stórar í Nóregi margir, er þar váru með honum. En er þeir sátu yfir þessari ráðagørð, þá kom þat ásamt, at þeir skyldu eptir um vetrinn ráða til at fara landveg um Helsingjaland ok Jamtaland ok svá ofan í Þrándheim, því at jarl treystisk Innþrœndum bezt við sik um traustit ok liðveizlu, ef hann kvæmi þar. En þó gera þeir þat ráð at fara um sumarit fyrst í Austrveg í hernað ok fá sér fjár. (Bls. 71)

LV. kapítuli

Sveinn jarl fór með lið sitt austr í Garðaríki ok herjaði þar. Dvalðisk hann þar um sumarit, en er haustaði, snori hann aptr liði sínu til Svíþjóðar. Þá fekk hann sótt þá, er hann leiddi til bana. Eptir andlát jarls fór lið þat, er honum hafði fylgt, aptr til Svíþjóðar, en sumir snoru til Helsingjalands ok þaðan til Jamtalands ok þá austan um Kjǫl til Þrándheims, ok segja þeir þau tíðendi, er ggrzk hǫfðu í ferð þeira. Var þá sannspurt andlát Sveins jarls. (Bls. 71)

LXII. kapítuli

Maðr er nefndr Eyvindr úrarhorn, ætzkaðr af Austr-Ǫgðum. Hann var mikill maðr ok kynstórr, fór hvert sumar í hernað, stundum vestr um haf, stundum í Austrveg eða suðr til Fríslands. Hann hafði tvítøgsessu, snekkju ok vel skipaða. Hann hafði verit fyrir Nesjum ok veitt Óláfi konungi lið. Ok er þeir skilðusk þar, þá hét konungr honum vináttu sinni, en Eyvindr konungi liðsemð sinni, hvar sem hann vildi kraft hafa. […] (Bls. 82)

LXV. kapítuli

Um várit sendi Óláfr konungr orð, at Eyvindr skyldi koma til hans. Þeir tǫluðu lengi einmæli. Eptir þat brátt bjósk Eyvindr í víking. Hann sigldi suðr eptir Víkinni ok lagði at í Eikreyjum út frá Hísing. Þar spurði hann, at Hrói skjálgi hafði farit norðr í Orðost ok hafði þar saman dregit leiðangr ok landskyldir, ok var hans þá norðan ván. Þá røri Eyvindr inn til Haugasunda, en Hrói røri þá norðan, ok hittusk þar í sundinu ok bǫrðusk. Þar fell Hrói ok nær þrimr tigum manna, en Eyvindr tók allt fé, þat er Hrói hafði haft. Fór Eyvindr þá í Austrveg ok var þar í víking um sumarit. (Bls. 83)

LXVI. kapítuli

Maðr hét Guðleikr gerzki. Hann var ætzkaðr af Ǫgðum. Hann var farmaðr ok kaupmaðr mikill, auðigr ok rak kaupferðir til ýmissa landa. Hann fór austr í Garðaríki optliga, ok var hann fyrir þá sǫk kallaðr Guðleikr gerzki. Þat vár bjó Guðleikr skip sitt ok ætlaði at fara um sumarit til Garða austr. Óláfr konungr sendi honum orð, at hann vill hitta hann. En er Guðleikr kom til hans, segir konungr honum, at hann vill gera félag við hann, bað hann kaupa sér dýrgripi þá, er torugætir eru þar í landi. Guðleikr segir þat á konungs forráði vera skulu. Þá lætr konungr greiða í hendr honum fé, slíkt sem honum sýndisk. Fór Guðleikr um sumarit í Austrveg. Þeir lágu nǫkkura hríð við Gotland. Var þá sem opt kann verða, at eigi váru allir haldinorðir, ok urðu landsmenn varir við, at á því skipi var félagi Óláfs digra. Guðleikr fór um sumarit í Austrveg til Hólmgarðs ok keypti þar pell ágætlig, er hann ætlaði konungi til tígnarklæða sér, ok þar með skinn dýr ok enn borðbúnað forkunnligan. Um haustit, er Guðleikr fór austan, þá fekk hann andviðri, ok lágu þeir mjǫk lengi við Eyland. […] (Bls. 83-84)

LXXII. kapítuli

[…] Ingigerðr konungsdóttir var á tali við fǫður sinn einn hvern dag, en er hon fann, at konungi var skaplétt, þá mælti hon: "Hverja ætlan hefir þú á um deilu ykkra Óláfs digra? Margir menn kæra nú þat vendræði. Kallask sumir hafa látit fé, sumir frændr fyrir Norðmǫnnum ok engum yðrum manni kvæmt í Nóreg at svá búnu. Var þat mjǫk ósynju, er þér kǫlluðuð til ríkis í Nóregi. Er land þat fátœkt ok illt yfirfarar ok fólk ótryggt. Vilja menn þar í landi hvern annan heldr at konungi en þik. Nú ef ek skylda ráða, myndir þú láta vera kyrrt at kalla til Nóregs, en brjótask heldr í Austrveg til ríkis þess, er átt hǫfðu inir fyrri Svíakonungar ok nú fyrir skǫmmu lagði undir sik Styrbjǫrn, frændi várr, en láta Óláf digra hafa frændleifð sína ok gera sætt við hann." Konungr segir reiðuliga: "Þat er þitt ráð, Ingigerðr, at ek láta af ríki í Nóregi, en gipta þik Óláfi digra. Nei," segir hann, "annat skal fyrr. Heldr mun hitt, at í vetr á Uppsalaþingi skal ek gera bert fyrir ǫllum Svíum, at almenningr skal úti at liði, áðr en ísa taki af vǫtnum. Skal ek fara í Nóreg ok eyða þat land oddi ok eggju ok brenna allt ok gjalda þeim svá ótrúleik sinn." […] (Bls. 98-99)

LXXX. kapítuli

[…] Þá stóð upp Þorgnýr. En er hann stóð upp, þá stóðu upp allir bœndr, þeir er áðr hǫfðu setit, ok þustu at allir þeir, er í ǫðrum stǫðum hǫfðu verit, ok vildu hlýða til, hvat Þorgnýr mælti. Var þá fyrst gnýr mikill af fjǫlmenni ok vápnum. En er hljóð fekksk, þá mælti Þorgnýr: "Annan veg er nú skaplyndi Svíakonunga en fyrr hefir verit. Þorgnýr, fǫðurfaðir minn, munði Eirík Uppsalakonung Emundarson ok sagði þat frá honum, at meðan hann var á léttasta aldri, at hann hafði hvert sumar leiðangr úti ok fór til ýmissa landa ok lagði undir sik Finnland ok Kirjálaland, Eistland ok Kúrland ok víða um Austrlǫnd. Ok mun enn sjá þær jarðborgir ok ǫnnur stórvirki, þau er hann gerði, ok var hann ekki svá mikillátr, at eigi hlýddi hann mǫnnum, ef skylt áttu við hann at rœða. Þorgnýr, faðir minn, var með Birni konungi langa ævi. Var honum hans siðr kunnigr. Stóð um ævi Bjarnar hans ríki með styrk miklum, en engum þurrð. Var hann dæll sínum vinum. Ek má muna Eirík konung inn sigrsæla, ok var ek með honum í mǫrgum herfǫrum. Jók hann ríki Svía, en varði harðfengliga. Var oss gott við hann ráðum at koma. En konungr þessi, er nú er, lætr engi mann þora at mæla við sik nema þat einu, er hann vill vera láta, ok hefir hann þar við allt kapp, en lætr skattlǫnd sín undan sér ganga af eljanleysi ok þrekleysi. Hann girnisk þess at halda Nóregsveldi undir sik, er engi Svíakonungr hefir þat fyrr ágirnzk, ok gerir þat mgrgum manni óró. Nú er þat vili várr bóandanna, at þú gerir sætt við Óláf digra Nóregskonung ok giptir honum dóttur þína, Ingigerði. En ef þú vill vinna aptr undir þik ríki þau í Austrvegi, er frændr þínir ok forellri hafa þar átt, þá viljum vér allir fylgja þér þar til." […] (Bls. 115-116)

XCI. kapítuli

[…] Sigvatr skáld kom til Rǫgnvalds jarls ok var þar í góðum fagnaði langa hríð. Þá spurði hann þat af ritsendingum Ingigerðar konungsdóttur, at til Óláfs Svíakonungs hǫfðu komit sendimenn Jarizleifs konungs austan ór Hólmgarði at biðja Ingigerðar, dóttur Óláfs Svíakonungs, til handa Jarizleifi, ok þat með, at Óláfr konungr tók þessu allvænt. […] Óláfr konungr ok Sigvatr skáld tǫluðu opt um þetta mál. Konungr spurði Sigvat vandliga at, hvat hann kannaði af um Rǫgnvald jarl – "hverr vinr hann er várr," segir hann. Sigvatr segir svá, at jarl væri inn mesti vinr Óláfs konungs. Sigvatr kvað þá:

Fast skaltu, ríkr, við ríkan
Rǫgnvald, konungr, halda,
hann es þýðr at þinni
þǫrf ngtt ok dag, sǫttum.
Þann veitk, þinga kennir,
þik baztan vin miklu
á austrvega eiga
allt með grœnu salti. […] (Bls. 144-145)

XCIII. kapítuli

Eptir um várit kómu til Svíþjóðar sendimenn Jarizleifs konungs austan ór Hólmgarði ok fóru at vitja mála þeira, er Óláfr konungr hafði áðr um sumarit heitit at gipta Ingigerði, dóttur sína, Jarizleifi konungi. Óláfr konungr rœddi þetta mál við Ingigerði ok segir, at þetta var hans vili, at hon giptisk Jarizleifi konungi. Hon svarar: "Ef ek skal giptask Jarizleifi konungi, þá vil ek," segir hon, "í tilgjǫf mína Aldeigjuborg ok jarlsríki þat, er þar liggr til." En sendimenn inir gerzku játuðu þessu af hendi konungs síns. Þá mælti Ingigerðr: "Ef ek skal fara austr í Garðaríki, þá vil ek kjósa mann ór Svíaveldi, er mér þykkir bazt til fallinn, at fara með mér. Vil ek ok þat til skilja, at hann hafi austr þar eigi minni nafnbót en hér ok í engan stað verra rétt eða minna eða metorð en hann hefir hér." Þessu játaði konungr ok slíkt it sama sendimenn. Seldi konungr trú sína ok svá sendimenn til þessa máls. Þá spurði konungr Ingigerði, hverr sá maðr er í hans ríki, er hon vill kjósa til fylgðar við sik. Hon svarar: "Sá maðr er Rǫgnvaldr jarl Úlfsson, frændi minn." Konungr svarar: "Annan veg hefi ek hugat at launa Rǫgnvaldi jarli dróttinsvikin, þau er hann fór til Nóregs með dóttur mína ok seldi hana þar til frillu þeim inum digra manni ok þeim, er hann vissi várn óvin mestan, ok skal hann fyrir þá sǫk þetta sumar uppi hanga." Ingigerðr bað fǫður sinn þá at halda trú sína, er hann hafði selt henni, ok kom svá af bœn hennar, at konungr segir, at Rǫgnvaldr skyldi fara í gríðum á brot ór Svíaveldi ok koma eigi í augsýn konungi ok eigi til Svíþjóðar, meðan Óláfr væri konungr. Ingigerðr sendi þá menn á fund jarls ok lét segja honum þessi tíðendi ok gerði honum stefnulag, hvar þau skyldu hittask. En jarl bjósk þegar til ferðar ok reið upp í Eystra-Gautland ok fekk sér þar skip ok helt þá liði sínu til fundar við Ingigerði konungsdóttur. Fóru þau ǫll saman um sumarit austr í Garðaríki. Þá giptisk Ingigerðr Jarizleifi konungi. Váru þeira synir Valdamarr, Vissivaldr, Holti inn frœkni. Ingigerðr dróttning gaf Rǫgnvaldi jarli Aldeigjuborg ok þat jarlsríki, er þar fylgði. Var Rǫgnvaldr jarl þar lengi ok var ágætr maðr. Synir Rǫgnvalds jarls ok Ingibjargar váru þeir Úlfr jarl ok Eilífr jarl. (Bls. 147-148)

CXXXIII. kapítuli

Vetr þann sat Óláfr konungr í Sarpsborg ok hafði fjǫlmenni mikit. Þá sendi hann Karla inn háleyska norðr í land með ørendum sínum. Fór Karli fyrst til Upplanda, síðan norðr um fjall, kom fram í Niðarósi, tók þar fé konungs, svá mikit sem hann hafði orð til send, ok skip gott, þat er honum þótti vel til fallit ferðar þeirar, er konungr hafði fyrir ætlat, en þat var at fara til Bjarmalands norðr. Var svá ætlat, at Karli skyldi hafa félag konungs ok eiga hálft fé hvárr við annan. Karli helt skipinu norðr á Hálogaland snimma um várit. Rézk þá til ferðar með honum Gunnsteinn, bróðir hans, ok hafði hann sér kaupeyri. Þeir váru nær hálfum þriðja tigi manna á skipi því, fóru þegar um várit snimmendis norðr á Mǫrkina.

Þórir hundr spurði þetta. Þá gerði hann menn ok orðsending til þeira brœðra ok þat með, at hann ætlar at fara um sumarit til Bjarmalands, vill hann, at þeir hafi samflot ok hafi at jafnaði þat, er til fengjar verðr. Þeir Karli senda þau orð at móti, at Þórir skyli hafa hálfan þriðja tøg manna, svá sem þeir hǫfðu. Vilja þeir þá, at af fé því, er fæsk, sé skipt at jafnaði milli skipanna, fyrir útan kaupeyri þann, er menn hǫfðu. En er sendimenn Þóris kómu aptr, þá hafði hann fram látit setja langskipsbúzu mikla, er hann átti, ok látit búa. Hann hafði til skips þess húskarla sína, ok váru á skipinu nær átta tigum manna. Hafði Þórir einn forráð liðs þess ok svá aflan þá alla, er fengisk í ferðinni. En er Þórir var búinn, helt hann skipi sínu norðr með landi ok hitti þá Karla norðr í Sandveri. Síðan fóru þeir allir saman, ok byrjaði vel. […]

Fóru þeir um sumarit optast þannug sem skipin gengu til. Þá er byrlétt var, gekk meira skipit þeira Karla, sigldu þeir þá undan, en þá er hvassara var, sóttu þeir Þórir þá eptir. Váru þeir sjaldan allir saman, en vissusk þó til jafnan. En er þeir kómu til Bjarmalands, þá lǫgðu þeir til kaupstaðar. Tóksk þar kaupstefna. Fengu þeir menn allir fullræði fjár, er fé hǫfðu til at verja. Þórir fekk óf grávgru ok bjór ok safala. Karli hafði ok allmikit fé, þat er hann keypti skinnavǫru marga.

En er þar var lokit kaupstefnu, þá heldu þeir út eptir ánni Vínu. Var þá sundr sagt friði við landsmenn. En er þeir koma til hafs út, þá eigu þeir skiparastefnu. Spyrr Þórir, ef mǫnnum sé nǫkkurr hugr á at ganga upp á land ok fá sér fjár. Menn svǫruðu, at þess váru fúsir, ef féfgng lægi brýn við. Þórir segir, at fé myndi fásk, ef ferð sú tœkisk vel – "en eigi óvænt, at mannhætta gerisk í fǫrinni." Allir sǫgðu, at til vildu ráða, ef fjárván væri. Þórir segir, at þannug væri háttat, þá er auðgir menn ǫnduðusk, at lausafé skyldi skipta með inum dauða ok ǫrfum hans. Skyldi hann hafa hálft eða þriðjung, en stundum minna. Þat fé skyldi bera út í skóga, stundum í hauga, ok ausa við moldu. Stundum váru hús at gǫr. Hann segir, at þeir skyldi búask til ferðarinnar at kveldi dags. Svá var mælt, at engi skyldi renna frá ǫðrum, engi skyldi ok eptir vera, þá er stýrimenn segði, at í brot skyldi.

Þeir létu menn eptir at gæta skipa, en þeir gengu á land upp. Váru fyrst vellir sléttir, en þar næst mgrk mikil. Þórir gekk fyrr en þeir brœðr, Karli ok Gunnsteinn. Þórir bað menn fara hljóðsamliga – "ok hleypið af trjánum berki, svá at hvert tré sé frá ǫðru." Þeir kómu fram í rjóðr eitt mikit, en í rjóðrinu var skíðgarðr hár, hurð fyrir ok læst. Sex menn af landsmǫnnum skyldu vaka yfir skíðgarðinum hveija nótt, sinn þriðjung hverir tveir.

Þá er þeir Þórir kómu til skíðgarðsins, váru vgkumenn heim gengir, en þeir, er þar næst skyldu vaka, váru eigi komnir á vǫrðinn. Þórir gekk at skíðgarðinum ok krœkði upp á øxinni, las sik upp eptir, fór svá inn um garðinn gðrum megin hliðsins. Hafði Karli þá ok komizk yfir garðinn gðrum megin hliðsins. Kómu þeir jafnsnimma til hurðarinnar, tóku þá frá slagbranda ok luku upp hurðina. Gengu menn þá inn í garðinn. Mælti Þórir: "Í garði þessum er haugr, hrœrt allt saman gull ok silfr ok mold. Skulu menn þar til ráða. En í garðinum stendr goð Bjarma, er heitir Jómali. Verði engi svá djarfr, at hann ræni." Síðan ganga þeir á hauginn ok tóku fé, sem mest máttu þeir, ok báru í klæði sín. Fylgði þar mold mikil, sem ván var. Síðan mælti Þórir, at menn skyldi í brot fara. Segir hann svá: "Nú skuluð þit brœðr, Karli ok Gunnsteinn, fyrstir fara, en ek mun síðast." Snøru þeir þá allir út til hliðsins. Þórir veik aptr til Jómala ok tók silfrbolla, er stóð í knjám honum. Hann var fullr af silfrpenningum. Steypði hann silfrinu í kilting sína, en dró á hgnd sér hgddu, er yfir var bollanum, gekk þá út til hliðsins. Þeir fǫrunautar váru þá komnir allir út ór skíðgarðinum, urðu þá varir við, at Þórir hafði eptir dvalizk. Karli hvarf aptr at leita hans, ok hittusk þeir fyrir innan hliðit. Sá Karli, at Þórir hafði þar silfrbollann. Síðan rann Karli at Jómalanum. Hann sá, at digrt men var á hálsi honum. Karli reiddi til øxina ok hjó í sundr tygilinn aptan á hálsinum, er menit var fest við. Varð hǫgg þat svá mikit, at hǫfuðit hraut af Jómala. Varð þá brestr svá mikill, at ǫllum þeim þótti undr at. Tók Karli menit. Fóru þeir þá í brot. En jafnskjótt sem brestrinn hafði orðit, kómu fram í rjóðrit varðmenninir ok blésu þegar í horn sín. Því næst heyrðu þeir lúðragang alla vega frá sér. Sóttu þeir þá fram at skóginum ok í skóginn, en heyrðu til rjóðrsins aptr óp ok kall. Váru þar Bjarmar komnir.

Þórir hundr gekk síðast allra manna liðs síns. Tveir menn gengu fyrir honum ok báru fyrir honum sekk. Þar var í því líkast sem aska. Þar tók Þórir í hendi sinni ok søri því eptir í slóðina, stundum kastaði hann því fram yfir liðit, fóru svá fram ór skóginum á vǫlluna. Þeir heyrðu, at herr Bjarma fór eptir þeim með kalli ok gaulun illiligri. Þustu þeir þá fram ór skóginum eptir þeim ok svá á tvær hliðar þeim, en hvergi kómu Bjarmar svá nær þeim eða vápn þeira, at mein yrði at. En þat kǫnnuðu þeir af, at Bjarmar sæi þá eigi.

En er þeir kómu til skipanna, þá gengu þeir Karli fyrstir á skip, því at þeir váru fremstir áðr, en Þórir var lengst á landinu. Þegar er þeir Karli kómusk á skip sitt, kgstuðu þeir tjgldum af sér ok slógu festum. Síðan drógu þeir segl sitt upp. Gekk skipit brátt út á hafit. En þeim Þóri tóksk allt seinna. Var skip þeira óauðráðnara. En er þeir tóku til segls, þá váru þeir Karli komnir langt undan landi. Sigldu þá hvárirtveggju yfir Gandvík. Nótt var þá enn ljós. Sigldu þeir þá bæði nætr ok daga, allt til þess er þeir Karli lggðu aptan dags at eyjum nǫkkurum, lǫgðu þar segl ok kǫstuðu akkerum ok biðu þar straumfalls, því at rǫst mikil var fyrir þeim. Þá koma þeir Þórir eptir. Leggjask þeir ok um akkeri. […] Síðan draga þeir upp strengi sína. En er Þórir sá þat, fór hann ofan í bátinn. Røru þeir til skips síns. Þeir Karli hǫfðu þá dregit segl sitt ok váru langt komnir, áðr þeir Þórir hefði upp komit sínu segli. Fóru þeir þá svá, at þeir Karli sigldu ávallt fremri, ok hǫfðu við hvárirtveggju allt slíkt, er máttu. Þeir fóru svá til þess, er þeir kómu í Geirsver. Þar er bryggjulægi fyrst, er norðan ferr. […]

En þó drógu þeir Þórir eptir, svá at þá, er þeir Gunnsteinn kómu fyrir Lengjuvík, þá snúa þeir þar at landi ok hljópu af skipinu ok á land upp, en litlu síðar koma þeir Þórir þar ok hlaupa upp eptir þeim ok elta þá. Kona ein gat hólpit Gunnsteini ok fólgit hann, ok er svá sagt, at sú væri fjǫlkunnig mjǫk. Ok fóru þeir Þórir aptr til skips, tóku fé þat allt, er á var skipinu Gunnsteins, en báru grjót í staðinn, fluttu skipit út á fjǫrðinn, hjoggu á raufar ok søkkðu niðr. Síðan fóru þeir Þórir heim til Bjarkeyjar.

Þeir Gunnsteinn fóru fyrst mjǫk hulðu hǫfði, fluttusk á smábátum, fóru um nætr, en lágu um daga, fóru svá til þess, er þeir kómu fram um Bjarkey, ok allt til þess, er þeir kómu ór sýslu Þóris. Fór Gunnsteinn fyrst heim í Langey ok dvalðisk þar skamma hríð. Fór hann þá þegar suðr á leið. Létti hann eigi, fyrr en hann kom suðr í Þrándheim ok hitti þar Óláf konung, ok segir honum tíðendi slík sem orðin váru í Bjarmalandsferðinni. Konungr lét illa yfir þeira ferð, en bauð Gunnsteini með sér at vera ok segir þat, at hann skyldi leiðrétta mál Gunnsteins, þá er hann mætti við komask. Gunnsteinn þekkðisk þat boð, ok dvalðisk hann með Óláfi konungi. (Bls. 227-234)

CXXXIX. kapítuli

[…] Þat er at segja frá fgr Finns, at hann hafði skútu ok á nær þrimr tigum manna, en er hann var búinn, fór hann ferðar sinnar, til þess er hann kom á Hálogaland. Þá stefndi hann þing við bóendr, bar þá upp ørendi sitt ok krafði leiðangrs. Bœndr áttu í heraði skip stór leiðangrsfœr. Skipuðusk þeir við orðsending konungs ok bjoggu skip sín. En er Finnr sótti norðr á Hálogaland, þá átti hann þing, en sendi menn sína nǫkkura at krefja útboðsins, þar er honum sýndisk. Finnr sendi menn í Bjarkey til Þóris hunds, lét þar krefja leiðangrs sem annars staðar. En er Þóri kómu boð konungs, þá bjósk hann til ferðar ok skipaði af húskgrlum sínum skip þat, er hann hafði haft áðr um sumarit til Bjarmalands, bjó þat með sínum eins kostnaði.

Finnr stefndi saman Háleygjum í Vágum, ǫllum þeim er norðr váru þaðan. Kom þar saman um várit lið mikit, ok biðu allir til þess, er Finnr kom norðan. Var þar þá ok kominn Þórir hundr. En er Finnr kom, þá lét hann þegar blása til húsþings leiðangrsliði ǫllu. En á þingi því sýndu menn vápn sín, svá var þá ok rannsakat útboðit í hverri skipreiðu. En er þat var greitt, þá mælti Finnr: "Þik vil ek at þessu kveðja, Þórir hundr. Hver boð viltu bjóða Óláfi konungi fyrir aftgku Karla, hirðmanns hans, eða fyrir rán þat, er þú tókt fé konungs norðr í Lengjuvík? Nú hefi ek umboð konungs til þessa máls, en ek vil nú vita svgr þín." […]

Þá gekk Finnr til skips síns ok sigldi fram eptir liði sínu. Þórir verðr seint búinn ór hǫfninni. En er segl þeira kom upp, þá heldu þeir út um Vestfjǫrð ok síðan á haf út ok svá suðr með landi, at sær var í miðjum hlíðum eða stundum vatnaði land, lét svá ganga suðr, allt þar til er hann sigldi í Englandshaf, ok kom fram á Englandi, fór síðan á fund Knúts konungs, ok tók hann vel við honum. Kom þá þat upp, at Þórir hafði þar óf lausafjár, hafði þar þat fé allt, er þeir hǫfðu tekit á Bjarmalandi hvárirtveggju ok Karli. En í tunnum þeim inum miklum þá var botn skammt frá hinum botni, ok var þar í millum drykkr, en tunnan sjálf hvártveggi var full af grám skinnum ok bjór ok safala. Var Þórir þá með Knúti konungi. […] (Bls. 250-253)

CLXXXI. kapítuli

Þat er at segja frá ferð Óláfs konungs, at hann fór fyrst ór Nóregi austr um Eiðaskóg til Vermalands ok þá út í Vatsbú ok þaðan yfir skóg þann, sem leið liggr, ok kom fram á Næríki. Þar var fyrir ríkr maðr ok auðigr, er hét Sigtryggr. Ívarr hét sonr hans, er síðan varð gǫfugr maðr. Þar dvalðisk Óláfr konungr um várit með Sigtryggvi. En er sumraði, þá bjó konungr ferð sína ok fekk sér skip. Fór hann um sumarit ok létti eigi, fyrr en hann kom austr í Garðaríki á fund Jarizleifs konungs ok þeira Ingigerðar dróttningar. Ástríðr dróttning ok Úlfhildr konungsdóttir váru eptir í Svíþjóð, en konungr hafði austr með sér Magnús, son sinn.

Jarizleifr konungr fagnaði vel Óláfi konungi ok bauð honum með sér at vera ok hafa þar land til slíks kostnaðar sem hann þurfti at halda lið sitt með. Þat þekkðisk Óláfr konungr ok dvalðisk þar. […] (Bls. 328)

CLXXXIII. kapítuli

[…] En þegar er váraði, bjó Kálfr skip, er hann átti, ok þegar er hann var búinn, þá sigldi hann á haf ok helt skipi því vestr til Englands, því at hann spurði þat til Knúts konungs, at hann sigldi snimma um várit ór Danmǫrku vestr til Englands. Þá hafði Knútr konungr gefit jarldóm í Danmǫrku Haraldi, syni Þorkels háva. Kálfr Árnason fór á fund Knúts konungs, þegar er hann kom til Englands. Svá segir Bjarni Gullbrárskáld:

Austr réð allvaldr rísta
ótála haf stáli.
Varð at vitja Garða
vígmóðr Haralds bróðir.
En of íðnir manna
emkak tamr at samna
skrǫkvi: At skilnað ykkarn
skjótt léztu Knút of sóttan. […] (Bls. 333-334)

CLXXXVI. kapítuli

Bjǫrn stallari spurði tíðendi þau, er sagt var, at Hákon jarl væri týndr. Þá snori skaplyndi hans, iðraðisk hann þess, er hann hafði brugðit trú sinni við Óláf konung. Þóttisk hann þá lauss vera þeira einkamála, er hann hafði veitt til hlýðni Hákoni jarli. Þótti Birni þá gerask nǫkkur ván til uppreistar um ríki Óláfs konungs, ef hann kvæmi til Nóregs, at þá væri þar hǫfðingjalaust fyrir. Bjǫrn býr þá ferð sína skyndiliga ok hafði nǫkkura menn með sér, fór síðan dag og nótt ferðar sinnar, þat á hestum, er svá mátti, þat á skipum, er þat bar til, létti eigi ferð þeiri, fyrr en hann kom um vetrinn at jólum austr í Garðaríki ok á fund Óláfs konungs, ok varð konungr allfeginn, er Bjǫrn hitti hann. Spurði þá konungr margra tíðenda norðan ór Nóregi. Bjǫrn segir, at jarl var týndr ok land var þá hǫfðingjalaust. Þeim tíðendum urðu menn fegnir, þeir er Óláfi konungi hǫfðu fylgt ór Nóregi ok þar hǫfðu átt eigur ok frændr ok vini ok léku miklir landmunir til heimferðar. Mǫrg gnnur tíðendi sagði Bjǫrn konungi ór Nóregi, þau er honum var forvitni á at vita. […] (Bls. 338)

CLXXXVII. kapítuli

Síðan er Óláfr konungr var kominn í Garðaríki, hafði hann stórar áhyggjur ok hugsaði, hvert ráð hann skyldi upp taka. Jarizleifr konungr ok Ingigerðr dróttning buðu Óláfi konungi at dveljask með sér ok taka upp ríki þat, er heitir Vúlgáríá, ok er þat einn hlutr af Garðaríki, ok var þat fólk heiðit í því landi. Óláfr konungr hugsaði fyrir sér um þetta boð, en er hann bar þat fyrir menn sína, þá lǫttu allir at staðfestask þar ok eggjuðu konung at ráða norðr til Nóregs til ríkis síns. Konungr hafði þat enn í ráðagørð sinni at leggja niðr konungstígn ok fara út í heim til Jórsala eða í aðra helga staði ok ganga undir régúlu. Þat talðisk lengstum í huginn at hugsa, ef nǫkkur fǫng myndi til verða, at hann næði ríki sínu í Nóregi. […] (Bls. 339)

CLXXXIX. kapítuli

Svá er sagt, at sá atburðr varð í Garðaríki, þá er Óláfr konungr var þar, at sonr einnar gǫfugrar ekkju fekk kverkasull ok sótti svá mjǫk, at sveinninn mátti engum mat niðr koma, ok þótti hann banvænn. Móðir sveinsins gekk til Ingigerðar dróttningar, því at hon var kunnkona hennar, ok sýndi henni sveininn. Dróttning segir, at hon kunni engar lækningar til at leggja. "Gakk þú," segir hon, "til Óláfs konungs – hann er hér læknir beztr – ok bið hann fara hgndum um mein sveinsins ok ber til orð mín, ef hann vill eigi elligar." Hon gerði svá sem dróttning mælti. En er hon fann konung, þá segir hon, at sonr hennar var banvænn af kverkasulli, ok bað hann fara hgndum um sullinn. Konungr segir henni, at hann var engi læknir, bað hana þangat fara, sem læknar váru. Hon segir, at dróttning hafði henni þangat vísat – "ok hon bað mik sín orð til bera, at þér legðið lækning til, sem þér kynnið, ok sagði hon mér, at þú værir beztr læknir hér í staðinum." Þá tók konungr til ok fór hǫndum um kverkr sveininum ok þuklaði sullinum mjǫk lengi, til þess er sveinninn hrœrði munninn. Þá tók konungr brauð ok braut ok lagði í kross í lófa sér, síðan lagði hann þat í munn sveininum, en hann svalg niðr. En þaðan af tók verk allan ór kverkunum. Var hann á fám dggum alheill. Móðir hans varð fegin mjǫk ok aðrir frændr ok kunnmenn sveinsins. Var þá fyrst á þannug virt sem Óláfr konungr hefði svá miklar læknishendr sem mælt er um þá menn, sem mjǫk er sú íþrótt lǫgð, at þeir hafi hendr góðar, en síðan er jartegnagørð hans varð alkunnig, þá var þat tekit fyrir sanna jartegn. (Bls. 341-342)

CXCI. kapítuli

Síðan er Oláfr konungr hafði ráðit fyrir sér, at hann vildi snúask til heimferðar, þá bar hann þat upp fyrir Jarizleif konung ok Ingigerði dróttning. Þau lǫttu hann þeirar ferðar, segja þat, at hann skyldi hafa í þeira ríki þat veldi, er honum þœtti sér sœmiligt, en báðu hann eigi fara á vald fjándmanna sinna með svá lítinn liðskost sem hann hafði þar. Þá segir Oláfr konungr þeim drauma sína ok þat með, at hann kvazk hyggja, at þat væri guðs forsjá. En er þau fundu, at konungr hafði ráðit fyrir sér at fara aptr til Nóregs, þá bjóða þau honum allan þann fararbeina, er hann vildi af þeim þiggja. Konungr þakkar þeim fǫgrum orðum sinn góðvilja, segir, at hann vill fúsliga þiggja af þeim þat, er hann þarf til ferðar sinnar. (Bls. 343)

CXCII. kapítuli

Þegar á bak jólum helt Oláfr konungr á búnaði. Hann hafði þar nær tveimr hundruðum sinna manna. Fekk Jarizleifr konungr ǫllum þeim eyki ok þar reiða með, svá sem þurfti. En er hann var búinn, þá fór hann. Leiddi Jarizleifr konungr hann ok Ingigerðr dróttning vegsamliga af hendi. En Magnús, son sinn, lét hann þar eptir með konungi. Þá fór Oláfr konungr austan, fyrst at frørum allt til hafsins. En er váraði ok ísa leysti, þá bjoggu þeir skip sín, en er þeir váru búnir ok byrr kom, þá sigla þeir, ok greiddisk ferð sú vel. Kom Óláfr konungr skipum sínum við Gotland, spurði þar tíðendi bæði af Svíaveldi ok Danmǫrku ok allt ór Nóregi. Var þá spurt til sanns, at Hákon jarl var týndr, en land í Nóregi var hǫfðingjalaust. Þótti konungi og hans mǫnnum þá vænt um sína ferð, sigldu þaðan, þá er byr gaf, ok heldu til Svíþjóðar. […] (Bls. 343-344)

CXCV. kapítuli

Hǫfðingjar í Nóregi heldu njósnum austr til Svíþjóðar ok suðr til Danmerkr, ef Oláfr konungr kvæmi austan ór Garðaríki. Fengu þeir þegar spurt, svá sem menn fengu skjótast farit, er Oláfr konungr var kominn til Svíþjóðar. En þegar er þat var sannspurt, þá fór herboð um land allt. […] (Bls. 346)

CCXVI. kapítuli

Frá því er nú at segja, er áðr var frá horfit, at lendir menn ok bœndr hǫfðu saman 12 6 dregit her óvígjan, þegar er þeir spurðu, at konungr var austan farinn ór Garðaríki ok hann var kominn til Svíþjóðar. En er þeir spurðu, at konungr var austan kominn til Jamtalands ok hann ætlaði at fara austan um Kjǫl til Veradals, þá stefndu þeir herinum inn í Þrándheim ok sgmnuðu þá saman þar allri alþýðu, þegn ok þræl, ok fóru svá inn til Veradals ok hǫfðu þar svá mikit lið, at engi maðr var sá þar, er í Nóregi hefði sét jafnmikinn her saman koma. […] (Bls. 370)

CCXLIII. kapítuli

Eptir um sumarit gerðisk mikil rœða um helgi Oláfs konungs, ok snøri ǫllum orðróm um konunginn. […] Síðan gerðu Þrœndir menn ok orðsendingar til Upplanda, at Grímkell byskup skyldi koma norðr til Þrándheims. Oláfr konungr hafði sent Grímkel byskup aptr til Nóregs, þá er konungr fór austr í Garðaríki. Hafði Grímkell byskup síðan verit á Upplǫndum. En er þessi orðsending kom til byskups, þá bjósk hann þegar til þeirar farar. Bar þat ok mjǫk til, er hann fór, at byskup trúði, at þat myndi með sannendum, er sagt var frá jartegnagorð ok helgi Oláfs konungs. (Bls. 402-403)

CCXLV. kapítuli

[…] Byskup varðveitti helgan dóm Óláfs konungs, skar hár hans ok negl, því at hvárt tveggja óx svá sem þá, at hann væri lifandi maðr í þessum heimi. Svá segir Sigvatr skáld:

Lýgk, nema Ǫleifr eigi
ýs sem kykvir tívar,
gœðik helzt í hróðri,
hárvgxt, konungs ǫru.
Enn helzk, þeims sýn seldi,
svgrðr, þanns óx, í Gǫrðum
hann fekk læs, af ljósum,
lausn Valdamar, hausi. […] (Bls. 405-406)

Перевод

Глава 7

[В гл. 4 Снорри сообщает, что Олаву Харальдссону было двенадцать лет, когда он впервые отправился в поход. Далее следует рассказ о военных действиях Олава в Дании и в Швеции.] Конунг Олав поплыл осенью на Готланд и начал там воевать. А готы собрались там и послали людей к конунгу и предложили ему дань с той земли. Конунг согласился на это и берет дань с земли, и остался там на зиму. Так говорит Оттар: "Предводитель людей, ты вынудил готландцев платить тебе дань. Люди не хотели отстаивать свою землю в битве против тебя. Войско Эйсюслы бежало, и многие люди уступили силе конунга; как я слышал, волки утолили свой голод на востоке".

Глава 8

Здесь говорится так, что конунг Олав отправился, когда настала весна, на восток к Эйсюсле и воевал, высадился на берег, а жители Эйсюслы подошли к побережью и дали ему бой. Там победил конунг Олав, преследовал бегущих, грабил и опустошал ту страну. Так говорят, что сначала, когда конунг Олав со своими людьми пришел на Эйсюслу, бонды предложили ему выкуп. И когда выкуп доставили, пошел он навстречу [бондам] с войском в полном вооружении; и вышло иначе, чем задумали бонды, так как они пришли к побережью не с выкупом, а с боевым оружием, и бились с конунгом, как было сказано раньше. Так говорит скальд Сигват: "Случилось там далее, что у конунга Олава была вторая большая битва на опустошенной Эйсюсле; не был сокрыт обман. Бонды, те, которые бежали, жизнью обязаны были своим ногам, конунг; никто не ждал ран там, где он находился".

Глава 54

Ярл Свейн отправился сначала в Свитьод к Олаву, конунгу свеев, своему тестюⁱ и говорит ему всё об их отношениях с Олавом Толстым, и попросил затем совета у конунга свеев, что ему предпринять. Конунг говорит, что ярлу следует остаться с ним, если он того хочет, и взять там в управление то ярлство, которое ему кажется подобающим, – "а в противном случае, – говорит он, – я дам тебе достаточно войска, чтобы отвоевать страну у Олава". Это [и] выбрал ярл, поскольку того хотели все его люди, те, что имели большие владения в Нореге, а сейчас были с ним. И когда они стали держать совет, то пришли к такому решению, что им нужно отправиться следующей зимой по суше в Хельсингьяланд и Ямталанд, и так вниз в Трандхейм, так как ярл больше всего рассчитывал на верность и военную помощь жителей Внутреннего Трёндалёга, в случае если он придет туда. И все же решают они отправиться летом сначала в военный поход в Аустрвег и добыть себе добра.

Глава 55

Ярл Свейн отправился со своим войском на восток в Гардарики и воевал там. Оставался он там летом, а когда настала осень, повернул он свое войско назад в Свитьод. Тогда заболел он той болезнью, которая привела его к смерти. После смерти ярла отправилось то войско, что следовало за ним, назад в Свитьод, а некоторые повернули в Хельсингьяланд, а оттуда в Ямталанд и затем с востока через Кьёль в Трандхейм, и рассказывают они о том, что произошло во время их путешествия. Стало тогда достоверно известно о смерти ярла Свейна.

Глава 62

Одного человека зовут Эйвинд Турий Рог, родом из Восточного Агдира. Он был могущественным человеком и знатного рода. Каждое лето он отправлялся в военный поход, иногда на запад за море, иногда в Аустрвег или на юг во Фрисланд. У него был корабль на двадцать гребцов, быстроходный и с хорошей командой. Он был [в битве] у Несьяра и помогал конунгу Олаву. А когда они расставались там, то обещал конунг ему свою дружбу, а Эйвинд конунгу – свою помощь, где бы она конунгу ни понадобилась. [Рождество Эйвинд провел с конунгом Олавом.]

Глава 65

Весной конунг Олав послал сказать Эйвинду, что тот должен приехать к нему. Они долго разговаривали наедине. Вскоре после этого собрался Эйвинд в викингский поход. Он поплыл на юг по Вику и пристал к берегу на Эйкрэйяр, по другую сторону [острова] Хисинг. Там он узнал, что Хрои Кривой уехал на север в Ордост и собрал там подати и налоги, и его уже ждали с севера. Тогда Эйвинд поплыл на веслах в Хаугасунд, а Хрои плыл тогда с севера, и встретились они там в проливе, и сразились. Там пал Хрои и [еще] около трех десятков человек, а Эйвинд захватил все то добро, которое было у Хрои. Отправился тогда Эйвинд в Аустрвег и был там в викингском походе все лето.

Глава 66

Одного человека звали Гудлейк Гардский. Он был родом из Агдира. Он был великим мореходом и купцом, богатым человеком, и совершал торговые поездки в разные страны. Он часто плавал на восток в Гардарики, и был он по этой причине прозван Гудлейк Гардский. В ту весну Гудлейк снарядил свой корабль и собрался отправиться летом на восток в Гарды. Конунг Олав послал ему слово, что он хочет встретиться с ним. И когда Гудлейк приехал к нему, говорит ему конунг, что он хочет вступить с ним в товарищество, попросил его купить себе те ценные вещи, которые трудно достать там в стране. Гудлейк говорит, что все будет так, как прикажет конунг. Тогда велит конунг дать ему столько денег, сколько ему нужно. Отправился Гудлейк летом в Аустрвег. Они стояли некоторое время у Готланда. Случилось тогда то, что часто может случиться, что не все были скрытны, и стало местным жителям известно, что на том корабле был сотоварищ Олава Толстого. Гудлейк отправился летом по Аустрвегу в Хольмгард и купил там драгоценные ткани, которые, он думал, пойдут конунгу на торжественные одежды, а также дорогие меха и роскошную столовую утварь. Осенью, когда Гудлейк плыл с востока, был встречный ветер, и они очень долго стояли у Эйланда. [Посланец Олава, конунга свеев, Торгаут Заячья Губа, узнал о том, что вез Гудлейк, напал на его корабль и убил Гудлейка и многих его людей. Добыча была поделена между людьми Торгаута, но драгоценности, предназначенные для Олава Норвежского, Торгаут повез Олаву Шведскому. Торгаута догнал в Шведских Шхерах и убил Эйвинд Турий Рог, доставивший затем драгоценности из Гардарики Олаву Норвежскому.]

Глава 72

[Исландец Хьяльти Скеггьясонⁱ, приехавший в Швецию с Бьёрном Окольничим по поручению Олава Норвежского, предложил Олаву Шведскому мир и просил руки его дочери Ингигерд для норвежского конунга. Хьяльти получил решительный отказ.] Ингигерд, дочь конунгаⁱⁱ, однажды беседовала со своим отцом, и когда она обнаружила, что конунг был в хорошем настроении, то сказала она: "Какие у тебя мысли относительно вашей ссоры с Олавом Толстым? Многие люди жалуются сейчас на это бедствие. Одни говорят, что они потеряли имущество из-за норвежцев, другие – родичей, и никто из ваших людей при таких обстоятельствах не может свободно приехать в Норег. Это было вовсе неоправданно, когда ты заявил свои права на владение Норегом. Страна эта – бедная и труднопроходимая, и народ в ней ненадежный. Люди там в стране хотят в конунги кого угодно, только не тебя. Теперь, если бы я могла советовать, тебе следовало бы оставить свои претензии на Норег, но сражаться лучше в Аустрвеге за то государство, которым владели раньше конунги свеев и которое недавно подчинил себе Стюрбьёрнⁱⁱⁱ, наш родич, а Олаву Толстому позволить владеть своей отчиной и заключить с ним мир". Конунг гневно отвечает: "Таков твой совет, Ингигерд, чтобы я отказался от власти в Нореге, а тебя отдал в жены Олаву Толстому. Нет, – говорит он, – этому не бывать. Напротив, зимой на тинге в Уппсале я объявлю всем свеям, что народ должен собраться в войско, раньше чем вскроется лед. Я отправлюсь в Норег и предам эту землю огню и мечу, и так отплачу им за их неверность". [Разговор Ингигерд с конунгом на этом заканчивается. Хьяльти договаривается с Ингигерд, что по его совету Олав Харальдссон пришлет к ней сватов.]

Глава 80

[На тинге в Уппсале Бьёрн Окольничий, присланный Олавом Харальдссоном, предлагает Олаву, конунгу свеев, заключить мир и восстановить старую границу между Швецией и Норвегией. С теми же словами обращается к конунгу ярл Рёгнвальд; он также добавляет, что Олав Харальдссон хочет посвататься к дочери Олава, конунга свеев. На это следует гневный ответ конунга.] Тогда встал Торгнир. И когда он встал, встали все те бонды, что до этого сидели, и подались вперед все те, кто стояли в других местах, и хотели слышать, что скажет Торгнир. Сначала был большой шум от множества людей и [бряцания] оружия. А когда стало тихо, Торгнир сказал: "Другие помыслы теперь у конунгов свеев, нежели были раньше. Торгнир, мой дед по отцу, помнил Эйрика Эмундарсона, конунга Уппсалы, и говорил о нем, что пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд и Кирьялаланд, Эйстланд и Курланд и много [земель] в Аустрлёнд. И можно видеть те земляные укрепления и другие великие постройки, которые он возвел, и не был он настолько высокомерен, чтобы не слушать людей, если у них была необходимость с ним поговорить. Торгнир, мой отец, долгое время находился у конунга Бьёрна. Ему был известен его обычай. При жизни Бьёрна государство его было очень сильным и не уменьшалось. Он был терпим к своим друзьям. А я помню конунга Эйрика Победоносного, и был я с ним во многих походах. Увеличил он государство свеев и смело защищал его. Нам было хорошо с ним держать совет. А конунг, который сейчас правит, не позволяет ни одному человеку осмелиться говорить с собой, кроме как о том, что он хочет чтобы произошло, и к этому он прилагает все силы, а свои земли, обязанные данью, теряет из-за отсутствия энергии и мужества. Он желает удержать под своей властью Норегсвельди, к чему раньше не стремился ни один из конунгов свеев, и делает тем недоброе многим людям. Таково теперь желание наше, бондов, чтобы ты заключил мир с Олавом Толстым, конунгом Норега, и отдал ему в жены свою дочь Ингигерд. А если ты хочешь вернуть под свою власть те государства в Аустрвеге, которыми там владели твои родичи и предки, тогда все мы последуем в этом за тобой". [Речь Торгнира заканчивается угрозой убить конунга, если он не поступит так, как того хотят бонды. В результате конунг соглашается заключить мир с Норвегией на предложенных условиях и выдать дочь замуж за Олава Харальдссона.]

Глава 91

[Скальд Сигват предлагает Олаву Харальдссону, что он отправится в Ёталанд к ярлу Рёгнвальду Ульвссону и разузнает об Ингигерд, дочери Олава Шведского. Рассказывается о путешествии Сигвата. Цитируются его "Висы о путешествии на восток".] Скальд Сигват приехал к ярлу Рёгнвальду и, принятый с распростертыми объятиями, жил там долгое время. Там он узнал из письма Ингигерд, дочери конунга, что к Олаву, конунгу свеев, приезжали послы конунга Ярицлейва с востока из Хольмгарда просить руки Ингигерд, дочери Олава, конунга свеев, для Ярицлейва, а также, что конунг Олав принял это очень хорошо. [Олав Харальдссон, после того как ему было отказано в руке Ингигерд, решил взять в жены ее сестру Астрид без согласия конунга шведов. Способствовать ему в этом вызвался ярл Рёгнвальд. Сигват же вернулся в Норвегию.] Конунг Олав и скальд Сигват часто беседовали об этом деле. Конунг подробно расспрашивал Сигвата, что тот знал о ярле Рёгнвальде, – "какой он нам друг", – говорит он. Сигват отвечает, что ярл был самым большим другом конунга Олава. Сигват сказал тогда: "Крепко должен ты, могущественный конунг, держаться вместе с могущественным Рёгнвальдом; он заботится о твоих интересах денно и нощно. Я знаю, конунг, что здесь ты имеешь очень большого друга в Аустрвегах по всему зеленому морю". [После йоля посланцы Олава Харальдссона едут к ярлу Рёгнвальду и возвращаются в Норвегию вместе с ним и дочерью Олава Шведского Астрид.]

Глава 93

Следующей весной приехали в Свитьод послы конунга Ярицлейва с востока из Хольмгарда, и ехали они, чтобы проверить то обещание, которое конунг Олав дал предыдущим летом: отдать Ингигерд, свою дочь, за конунга Ярицлейва. Конунг Олав повел этот разговор с Ингигерд и говорит, что таково его желание, чтобы она вышла замуж за конунга Ярицлейва. Она отвечает: "Если я выйду замуж за конунга Ярицлейва, то хочу я, – говорит она, – в свадебный дар себе Альдейгьюборг и то ярлство, которое к нему относится". И гардские послы согласились на это от имени своего конунга. Тогда сказала Ингигерд: "Если я поеду на восток в Гардарики, тогда я хочу выбрать в Свиавельди того человека, который, как мне думается, всего больше подходит для того, чтобы поехать со мной. Я также хочу поставить условием, чтобы он там на востоке имел не ниже титул, чем здесь, и ничуть не меньше прав и почета, чем он имеет здесь". На это согласился конунг, и точно так же согласились послы. Конунг и послы скрепили этот договор клятвами. Тогда конунг спросил Ингигерд, кто тот человек в его государстве, которого она хочет выбрать, чтобы тот последовал за ней. Она отвечает: "Этот человек – ярл Рёгнвальд Ульвссон, мой родич^iv". Конунг отвечает: "Иначе я собирался отплатить ярлу Рёгнвальду за измену своему конунгу, за то, что он уехал в Норег с моей дочерью и отдал ее там в наложницы тому толстому человеку^v, о котором он знал, что это наш самый большой недруг; и за это нынешним летом он должен быть повешен". Ингигерд просила своего отца не нарушать слова, которое он ей дал, и к тому привели ее просьбы, что конунг говорит, что Рёгнвальд может свободно покинуть Свиавельди, но больше не попадаться конунгу на глаза и не возвращаться в Свитьод, пока Олав будет [там] конунгом. Ингигерд послала тогда людей к ярлу и велела рассказать ему эти новости, и назначила ему место, где они должны будут встретиться. А ярл тотчас собрался в путь и поскакал в Эйстра-Гаутланд, и добыл там себе корабли, и отправился со своим войском на встречу с Ингигерд, дочерью конунга. Поплыли они все вместе летом на восток в Гардарики. Тогда вышла Ингигерд замуж за конунга Ярицлейва. Их сыновьями были Вальдамар, Виссивальд, Хольти Смелый^vi. Княгиня Ингигерд дала ярлу Рёгнвальду Альдейгьюборг и то ярлство, которое к нему принадлежало. Рёгнвальд был там ярлом долго, и был он известным человеком. Сыновьями ярла Рёгнвальда и Ингибьёрг были ярл Ульв и ярл Эйлив^vii.

Глава 133

Той зимой конунг Олав сидел в Сарпсборге, и с ним было много людей. Тогда послал он Карли Халогаландца на север страны со своим поручением. Отправился Карли сначала в Упплёнд, затем на север через горы, добрался до Нидароса, взял там имущество конунга, столько, сколько ему было велено, и корабль хороший, который, как ему казалось, будет подходящим для той их поездки, которую задумал конунг, и была это поездка на север в Бьярмаланд. Было так задумано, что Карли вступит в товарищество с конунгом, и каждый будет владеть половиной имущества. Ранней весной Карли повел корабль на север в Халогаланд. Собрался тогда в поход вместе с ним Гуннстейн, его брат, и были у него свои товары. Их было около двух с половиной десятков человек на том корабле, отправились они тотчас той же весной на север в Финнмарк.

Об этом узнал Торир Собака. Тогда послал он людей к тем братьям с поручением передать, что он собирается отправиться летом в Бьярмаланд, что он хочет плыть вместе и разделить поровну то, что им удастся добыть. Карли и его люди просят передать Ториру в ответ, что у него должно быть два с половиной десятка людей, как и у них. Хотят они при этом, чтобы все то имущество, которое у них образуется, было поделено поровну между кораблями, за исключением тех товаров, которые были у людей. И когда посланцы Торира вернулись, он уже велел спустить на воду большой боевой корабль, которым он владел, и приказал снаряжать его. Он взял с собой на корабль своих работников, и было на корабле у него около восьми десятков человек. Торир один распоряжался этими людьми, а значит, и всей той добычей, которая могла быть захвачена в этом походе. И когда Торир собрался, повел он свой корабль на север вдоль берега и встретился тогда с Карли на севере у Сандвера. Затем поплыли они все вместе, и был им попутный ветер. [Братья спрашивают Торира, почему у него больше людей, чем было условлено, но тот отвечает, что в таком опасном походе никто не будет лишним.]

Плыли они летом чаще всего так, как позволяли их корабли. Когда был легкий ветер, быстрее шел корабль Карли и его людей, плыли они тогда впереди, а когда был сильный ветер, Торир и его люди догоняли их. Они редко были все вместе, но тем не менее постоянно знали друг о друге. И когда они приплыли в Бьярмаланд, то остановились они в торговом месте. Началась там торговля. Все те люди, у кого было чем платить, приобрели там огромное богатство. Торир приобрел много беличьего меха и бобрового, и собольего. И у Карли было огромное богатство, так что он купил много мехов.

А когда там закончилась торговля, поплыли они прочь по реке Вине. Было тогда объявлено, что мир с местными жителями закончился. И когда они вышли в море, стали они держать совет. Торир спросил, не хотят ли люди сойти на берег и добыть себе добра. Люди ответили, что это было бы желательно, если бы только добыча была легкой. Торир говорит, что добра можно будет добыть, если путешествие пройдет удачно, – "но вполне возможно, что поездка окажется опасной для жизни". Все сказали, что хотели бы присоединиться, если бы была надежда на богатую добычу. Торир говорит, что таков обычай, что, когда умирает богатый человек, [его] имущество должно быть поделено между умершим и его наследниками. Он должен получить половину или треть, а иногда – меньше. То имущество должно быть вынесено в лес, иногда – в курган, и присыпано землей. Иногда строятся домики. Он говорит, что к вечеру все должны быть готовы к этому путешествию. Так было условлено, что все должны держаться вместе, никто не должен оставаться, когда предводители скажут, что пора уходить.

Они оставили людей охранять корабли и сошли на берег. Сначала были ровные долины, а затем – большие леса. Торир шел впереди тех братьев, Карли и Гуннстейна. Торир попросил людей идти бесшумно – "и сдирая с деревьев кору, так, чтобы одно такое дерево было видно от другого". Они вышли на большую поляну, и на той поляне был высокий деревянный частокол, с воротами в нем, которые были заперты. Шесть человек местных жителей должны были охранять каждую ночь это огороженное место, по два человека каждую треть ночи.

Когда Торир и его люди подошли к забору, стражи уже ушли домой, а те, кто должны были бодрствовать вслед за ними, не пришли на свое дежурство. Торир подошел к забору и зацепился топором за его верх, подтянулся затем сам и так оказался внутри двора, перебравшись через забор. К тому времени и Карли перебрался через забор и попал во двор. Они одновременно подошли к воротам, вынули засов и открыли ворота. Люди тогда вошли во двор. Торир сказал: "В этом дворе есть курган, в нем перемешаны золото, серебро и земля. Надо нам туда отправиться. А еще внутри ограды стоит бог бьярмов, который зовется Йомали. Но пусть только кто-нибудь осмелится его ограбить!" Затем идут они на курган и набрали столько богатств, сколько сумели, и понесли, сложив в свои одежды. Много налипло земли, как можно было ожидать. Затем Торир сказал, что пора уходить. Он говорит так: "Теперь вам, братья, Карли и Гуннстейн, следует идти первыми, а я пойду последним". Пошли они тогда все к воротам. Торир вернулся к Йомали и взял серебряную чашу, что стояла у него на коленях. Она была полна серебряных монет. Он ссыпал серебро себе за пазуху, а чашу за ручку повесил себе на руку и пошел затем в сторону ворот. Его попутчики уже все вышли за ограду, когда обнаружилось, что Торир отстал. Карли бросился назад, чтобы разыскать его, и столкнулись они в воротах. Карли увидел у Торира серебряную чашу. Тогда побежал Карли к Йомали. Он увидел, что у того на шее было драгоценное ожерелье. Карли схватил топор и разрубил сзади на шее ремешок, на котором крепилось ожерелье. Удар тот был столь силен, что у Йомали слетела голова. Шум был такой сильный, что все они только подивились. Карли взял ожерелье. Отправились они тогда прочь. Но как только раздался этот шум, пришли на поляну стражи и тотчас затрубили в рога. Вслед за тем они услышали звуки труб со всех сторон от себя. Они бросились в направлении леса и углубились в лес, и услышали с поляны позади себя шум и крик. Это пришли бьярмы.

Торир Собака шел последним из всех людей своего отряда. Два человека шли впереди него и несли перед ним мешок. В нем было что-то похожее на пепел. Торир брал это руками и посыпал этим следы, иногда он бросал это на свой отряд. Так они вышли из леса в долину. Они слышали, что войско бьярмов преследует их с криками и злобным воем. Выбежали тогда бьярмы из леса с двух сторон от них, но нигде ни самим бьярмам, ни оружию бьярмов не удалось приблизиться к ним настолько, чтобы причинить им вред. И тогда они поняли, что бьярмы их не видят.

А когда они подошли к кораблям, Карли с людьми первыми взошли на корабль, потому что они шли впереди других, а Торир был далеко сзади на берегу. Как только Карли и его люди взошли на свой корабль, они сняли шатры и отбросили швартовы. Затем они подняли парус. Корабль быстро вышел в открытое море. А Торир и его люди сильно отстали. Их кораблем было труднее управлять. И когда они подняли парус, Карли и его люди были уже далеко от берега. Поплыли тогда и те, и другие по Гандвику. Ночи были тогда еще светлыми. Плыли они поэтому ночь и день, пока Карли и его люди не пристали однажды вечером к какому-то острову. Они спустили там парус, бросили якоря и стали ждать там отлива, поскольку впереди них в море было сильное течение. Тогда Торир и его люди нагнали их. Они тоже встали на якорь. [Торир подплывает на лодке к кораблю братьев и требует, чтобы Карли отдал ему ожерелье и все сокровища. Гуннстейн замечает, что начинается прилив и пора плыть дальше.] Тут они поднимают якоря. И когда Торир увидел это, спустился он в лодку. Они погребли к своему кораблю. Карли и его люди подняли парус и были уже далеко, когда Ториру и его людям удалось поставить парус. Поплыли они тогда так, что Карли и его люди были все время впереди, и каждый из них старался плыть как можно быстрее. Так они плыли, пока не достигли Гейрсвера. Это – первая стоянка для кораблей, плывущих с севера. [Здесь Торир Собака убивает Карли, а Гуннстейн, забрав тело брата, бежит со своими людьми на корабле от преследования Торира.]

И все же Ториру и его людям удалось приблизиться [к кораблю Гуннстейна], так что, когда Гуннстейн приплыл в Ленгьювик, причалили они к берегу и, покинув корабли, бросились на берег, а чуть позже Торир и его люди подплыли к берегу и бросаются за ними и преследуют их. Одна женщина оказала помощь Гуннстейну и спрятала его, и говорят, что она была очень сведуща в колдовстве. И отправились Торир и его люди назад к кораблю, и взяли все то богатство, которое было на корабле Гуннстейна, а вместо того нагрузили камней, вывели корабль во фьорд, прорубили в нем дыры и потопили его. Затем Торир и его люди уплыли домой на Бьяркэйар.

Гуннстейн и его люди сначала ехали с большими предосторожностями, плыли на маленьких лодках, передвигались ночью, а днем прятались, ехали так до тех пор, пока не миновали Бьяркей, и вплоть до того, как выбрались из владений Торира. Гуннстейн сначала отправился домой на Лангей, но оставался там недолго. Он тотчас пустился в путь на юг. Он не останавливался, пока не приплыл на юг в Трандхейм и не встретился там с конунгом Олавом, и рассказывает ему новости так, как случилось в поездке в Бьярмаланд. Конунг был очень недоволен их поездкой, но предложил Гуннстейну остаться у него и говорит, что займется делом Гуннстейна, когда ему представится такая возможность. Гуннстейн принял это предложение и остался у конунга Олава.

Глава 139

[Конунг Олав, собираясь весной выступить против Кнута Могучего, посылает Финна Арнасона на север страны собирать ополчение.] О поездке Финна надо сказать, что у него был быстроходный корабль и на нем около трех десятков человек, и когда он собрался, пустился он в путь и плыл, пока не добрался до Халогаланда. Тогда устроил он тинг с бондами, сообщил свои новости и стал собирать лейдунг. У бондов в этой части страны были большие корабли, годные для лейдунга. Они подчинились приказу конунга и снарядили свои корабли. А когда Финн добрался до северной части Халогаланда, он стал созывать тинги и посылать некоторых своих людей для сбора ополчения туда, куда ему казалось необходимым. Финн послал своих людей на Бьяркей к Ториру Собаке и велел собирать там ополчение, как и в других местах. И когда до Торира дошел приказ конунга, он собрался в путь на том корабле, который был у него предыдущим летом в Бьярмаланде, взял в качестве гребцов своих работников и снарядился за свой счет.

Финн велел собраться в Вагаре тем халогаландцам, что жили к северу оттуда. Там собралось весной большое войско, и все ждали, когда Финн вернется с севера. Там был тогда и Торир Собака. И когда Финн приплыл, он велел тотчас трубить, собирая все войско на тинг. А на том тинге показывали люди свое оружие, так тогда и проверялось представительство от каждого корабельного округа. И когда это было сделано, Финн сказал: "Вот о чем я хочу спросить тебя, Торир Собака. Какую виру собираешься ты заплатить конунгу Олаву за убийство Карли, его дружинника, или за то, что ты захватил добро конунга в Ленгьювике? Есть у меня поручение конунга по этому делу, и хочу я сейчас услышать твой ответ". [Торир обещает выполнить условия конунга. Финн назначает размер платежа, но Торир не торопится платить, ссылаясь на отсутствие денег. Он угощает людей Финна пивом из больших бочек. В итоге Торир выплачивает только треть, а остальное, согласно договору, он должен отдать самому конунгу.]

Тогда пошел Финн к своему кораблю и уплыл вслед за своим войском. Торир медленно собирается покинуть гавань. Но когда его парус был поднят, поплыли они прочь оттуда по Вестфьорду и затем в море, и так на юг вдоль берега [на таком расстоянии], что горы видны были только до середины, а иногда море скрывало землю; так они плыли на юг, до тех пор пока он не приплыл в Энгландсхав и не достиг Энгланда; отправился он затем к конунгу Кнуту, и тот принял его хорошо. Тогда стало известно, что у Торира было огромное богатство, было у него все то добро, которое они оба взяли в Бьярмаланде, он и Карлн. А в тех больших бочках было второе дно, и было там внутри пиво, а в основном обе бочки были заполнены беличьими, бобровыми и собольими шкурами. Торир тогда остался с конунгом Кнутом. [Финн приплыл к конунгу Олаву и сказал ему, что, вероятно, Торир отправился к Кнуту и что от него еще будет много зла.]

Глава 181

О поездке конунга Олава следует сказать, что сначала он отправился из Норега на восток через Эйдаског до Вермаланда и далее в Ватсбю, и оттуда через лес, лежащий на пути, и добрался до Нерики. Там жил богатый и могущественный человек, которого звали Сигтрюгг. Иваром звался его сын, который позднее стал достойным человеком. Там, у Сигтрюгга, конунг Олав провел весну. А когда настало лето, собрался конунг в дорогу и взял себе корабль. Отправился он летом в путь и не останавливался, пока не приплыл на восток в Гардарики к конунгу Ярицлейву и княгине Ингигерд. Королева Астрид и принцесса Ульвхильд остались в Свитьод, а с собой на восток конунг взял Магнуса, своего сына.

Конунг Ярицлейв хорошо встретил конунга Олава и предложил ему остаться у него и взять столько земли, сколько ему нужно, чтобы содержать свое войско. Конунг Олав охотно согласился на это и остался там. [Следует характеристика правления конунга Олава и объяснение причин недовольства жителей Норвегии своим конунгом.]

Глава 183

[Кальв Арнасон соглашается стать человеком правителя Норвегии ярла Хакона и получает от него в лен большие владения.] И как только наступила весна, стал Кальв снаряжать корабль, который у него был, и как только корабль был готов, он вышел в море и направил свой корабль на запад в Энгланд, так как он узнал о конунге Кнуте, что тот уплыл ранней весной из Данмарка на запад в Энгланд. Тогда Кнут сделал ярлом Данмарка Харальда, сына Торкеля Высокого. Кальв Арнасон отправился к конунгу Кнуту, как только приплыл в Энгланд. Так говорит Бьярни Скальд Золотых Ресниц: "Конунг направил без колебаний свой корабль на восток за море. Рьяному в битве брату Харальда пришлось посетить Гарды. И мне совсем непривычно собирать небылицы о поступках людей: по вашем расставании ты вскоре свиделся с Кнутом". [Кнут потребовал от Кальва, чтобы, в случае возвращения в Норвегию Олава Харальдссона, Кальв выступил против него, и пообещал Кальву звание ярла.]

Глава 186

Бьёрн Окольничий узнал те новости, о которых уже говорилось, что ярл Хакон утонул. Тогда он изменил свое мнение; он раскаялся в том, что нарушил верность конунгу Олаву. Он посчитал себя свободным от той клятвы верности, которую он дал ярлу Хакону. Бьёрну подумалось, что теперь появляется надежда, что к власти вновь придет конунг Олав, если тот вернется в Норег, поскольку там тогда не было правителя. Бьёрн быстро собрался в путь и взял с собой несколько человек; ехал он день и ночь, то на лошадях, когда это было возможно, то на корабле, если это было необходимо; [и] не останавливались они в своей поездке, пока не прибыли зимой на йоль в Гардарики к конунгу Олаву, и был конунг очень рад, когда они с Бьёрном встретились. Конунг тогда узнал многие новости с севера из Норега. Бьёрн говорит, что ярл утонул и в стране не было правителя. Эти новости обрадовали всех тех, кто последовал за конунгом Олавом из Норега и у кого там были владения, родичи и друзья, и кто, в тоске по дому, стремился вернуться домой. Бьёрн рассказал конунгу и многие другие новости из Норега, о которых тому любопытно было узнать. [Бьёрн рассказал конунгу о тех, кто ему изменил, а также признался в своей неверности.]

Глава 187

С тех пор как конунг Олав приехал в Гардарики, он был сильно озабочен и много размышлял о том, какое решение ему принять. Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд просили конунга Олава остаться у них и взять то государство, которое зовется Вулгариа, и это часть Гардарики, и был народ в той стране языческий. Конунг Олав раздумывал над этим предложением, и когда он рассказал о нем своим людям, все они стали отговаривать его оставаться там и убеждали его отправиться на север в Норег, в свое государство. У конунга также был план сложить с себя звание конунга и отправиться далеко в Иорсалир или в другие святые места и принять обет послушания. [Но] чаще всего он думал о том, нет ли какой возможности, чтобы вернуть свое государство в Нореге. [Он часто думал об этом и обращал свои мысли к Богу, чтобы Бог указал ему путь.]

Глава 189

Так говорится, что в Гардарики был такой случай, когда там был конунг Олав, что у сына одной знатной вдовы образовалась опухоль в горле и мучила она [его] так сильно, что мальчик не мог глотать пищу, и считали его смертельно больным. Мать мальчика пошла к княгине Ингигерд, поскольку она была с ней знакома, и показала ей мальчика. Княгиня говорит, что она не знает никакого лечения, чтобы помогло. "Пойди, – говорит она, – к конунгу Олаву – он здесь лучший лекарь – и попроси его провести руками по больному месту у мальчика, и сошлись на мои слова, если он не будет соглашаться".

Она сделала так, как сказала княгиня. И когда она пришла к конунгу, тогда говорит она, что сын ее смертельно болен, что у него опухоль в горле, и попросила она провести по опухоли руками. Конунг говорит ей, что он не лекарь, попросил ее пойти туда, где есть лекарь. Она говорит, что ее сюда прислала княгиня, – "и она просила меня передать ее слова, чтобы ты лечил так, как ты умеешь, и сказала она мне, что ты здесь, в этом месте, – лучший лекарь". Тогда конунг согласился и провел руками по горлу мальчика и долго ощупывал опухоль, до тех пор пока мальчик не открыл рот. Тогда конунг взял хлеб и отломил [немного], и положил крестом у себя на ладони, затем положил он это в рот мальчику, и тот проглотил. И с этого момента прошла вся боль в горле. Через несколько дней он был совсем здоров. Его мать была очень счастлива, а также другие родичи и знакомые мальчика. Тогда из-за этого стали поначалу думать, что у конунга Олава такие способные к лечению руки, как у тех людей, которые владеют этим искусством и о которых говорят, что у них хорошие руки, но позднее, когда всем стало известно о его чудесах, это было воспринято как настоящее чудо.

Глава 191

После того как конунг Олав решил для себя, что он хочет отправиться домой, он сообщил об этом конунгу Ярицлейву и княгине Ингигерд. Они отговаривали его от этой поездки, говоря, что в их государстве он может иметь такую власть, которая кажется ему наиболее подобающей, и просили его не ехать во владения своих врагов с таким малым войском, которое у него было. Тогда конунг Олав рассказывает им свой сон и говорит при этом, что, как он думает, это было знамение Божье. И когда они поняли, что конунг решил отправиться назад в Норег, они предложили ему всю ту помощь в подготовке к поездке, какую он хотел бы от них получить. Конунг благодарит их прекрасными словами за их участие, говорит, что он охотно примет от них то, что ему нужно для поездки.

Глава 192

Сразу после йоля конунг Олав стал собираться в дорогу. У него там было около двух сотен своих людей. Конунг Ярицлейв дал им всем вьючных животных и то снаряжение, в котором они нуждались. И когда Олав был готов, он отправился в путь. Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд проводили его с почестями. А Магнуса, своего сына, он оставил там у конунга. Тогда поехал конунг Олав с востока, сначала по льду вплоть до моря. А когда настала весна и сошел лед, стали они снаряжать свои корабли, а когда они собрались и подул попутный ветер, поплыли они, и плавание его прошло очень хорошо. Конунг Олав привел свои корабли на Готланд, узнал там новости и из Свиавельди, и из Данмарка, и со всего Норега. Тогда стало точно известно, что ярл Хакон утонул, а в Нореге не было правителя. Конунг и его люди тогда подумали, что их поездка будет удачной, поплыли они оттуда, когда подул попутный ветер, и держали путь в Свитьод. [Олав приплывает к шведскому конунгу Энунду, своему свояку.]

Глава 195

Правители в Нореге держали разведчиков на востоке в Свитьод и на юге в Данмарке, [на случай] если конунг Олав вернется с востока из Гардарики. Им тотчас стало известно, как только их люди смогли до них доехать, что конунг Олав приплыл в Свитьод. И как только это стало доподлинно известно, по всей стране начали собирать войско. [Было собрано ополчение. Перечисляются те, кто поклялся Кнуту убить конунга Олава.]

Глава 216

Теперь следует рассказать о том, с чего раньше рассказ отклонился в сторону, что лендрманны и бонды собрали огромное войско, как только они узнали, что конунг уехал с востока из Гардарики и что он приплыл в Свитьод. И когда они узнали, что конунг вернулся с востока в Ямталанд и что он собирается поехать с востока через Кьёль в Верадаль, они направили свое войско в Трандхейм и собрали там вместе весь народ, свободных и рабов, и так отправились в Верадаль, и было у них такое большое войско, что ни один человек не видел, чтобы когда-либо в Нореге собиралось войско, равное ему по величине. [Особенно были настроены против конунга Олава люди из Тронхейма.]

Глава 243

Следующим летом много стало говориться о святости конунга Олава, и все речи о конунге стали иными. [Даже бывшие противники конунга Олава поверили в его святость. Епископ Сигурд, обвиняемый в большой ненависти к Олаву, был вынужден уехать в Англию к Кнуту Могучему.] Затем отправили тренды людей в Упплёнд, чтобы передать, что епископа Гримкеля просят приехать на север в Трандхейм. Конунг Олав отослал епископа Гримкеля назад в Норег, когда сам он отправился [из Свитьод] на восток в Гардарики. С тех пор епископ Гримкель находился в Упплёнде. И когда это известие достигло епископа, он стал тотчас собираться в поездку. Тому, что он поехал, во многом способствовало то, что епископ верил в истинность того, что говорилось о чудесных деяниях и святости конунга Олава.

Глава 245

[После перенесения тела конунга Олава в церковь Клемента в Нидаросе и объявления Олава святым произошло много чудес.] Епископ оберегал святость конунга Олава, обрезал его волосы и ногти, так как они росли, как бывало и тогда, когда он жил в этом мире. Так говорит скальд Сигват: "Я не солгу, если скажу, что у Олава выросли волосы, как у живого человека; охотнее всего превозношу я людей конунга в моей песни; в Гардах избавил он (= конунг, т. е. Олав) от болезни Вальдамара; до сих пор сохраняются волосы, что росли из светлой головы у того, кто подарил зрение". [Далее следует несколько строф из "Песни спокойного моря" скальда Торарина Славослова, где говорится о чудесах св. Олава и, среди прочего, о росте его ногтей и волос и об исцелении им незрячих.]

§ 6.5.2. "Отдельная сага об Олаве святом" по Holm perg 2 4º

Текст

Публикуется по изданию: Saga Óláfs konungs hins helga. Den store saga om Olav den Hellige. Efter pergamenthandskrift i kungliga biblioteket i Stockholm nr. 2 4to med varianter fra andre handskrifter / Utgitt for Kjeldeskriftfondet av O. A. Johnsen og Jón Helgason. Oslo, 1941. B. 1.

Upphaf rikis Norðmanna

1. […] Enn með þvi at þeir þottuz hava litið rici til foraða þa foro þeir i hernað sva sem saugur ero til. at Halfdan hviti fell a Estlandi. Halfdan halegr fell i Orcneyiom. […] (Bls. 9)

Drap Biarnar

2. […] Eiricr bloðeyx com or Austrvegi með herscip oc lið mikit […] (Bls. 10)

Drap Sigurðar Hlaðaiarls

11. […] Hacon iarl for nockor sumor i Austrveg at heria. þa drap hann Griotgarð. oc .ii. aðra iarls sono oc marga aðra þa menn er verit hofðv at aftoco Sigurðar iarls foður hans. […] (Bls. 21)

Fra Haralldi grenska

13. […] Hacon iarl sat i Þrandheimi með trausti Þrønda. en stundum svðr i Danmorc með Haralldi Gorms syni. En stundum heriaði hann i Austrveg. Þar hittvz þeir Haralldr grensci. oc foro um haustit baðir til Danmarcar oc voro um vetrin með Danakonungi. […] (Bls. 24)

Fra Haralldi gręnsca

16. Eitt sumar þa er Haralldr grensci for i Austrveg i hernað at fa ser fiar. þa com hann i Sviþioð. […] For þa Haralldr konungr um haustið aptr til Noregs. oc var heima um vetrinn. oc var helldr vkatr. eptir um sumarit for hann í Austrveg með liði sino. oc helt þa til Sviðioðar. oc sendi orð Sigriði drotning þav at hann vill finna hana. […] En eigi at siðr for hann með micla sveit manna. oc com til þess byiar er drotning reð. et sama kvelld kom þar annaR konungr sa het Visivalldr austan or Garðarici. […] (Bls. 27-29)

Перевод

Начало норвежского государства

1. […] И поскольку им казалось, что у них мало владений для управления, то отправились они в военный поход, как говорится в сагах, что Хальвдан Белый пал в Эстланде¹, Хальвдан Высоконогий пал на Оркнейских островах. […]

Убийство Бьярни

2. […] Эйрик Кровавая Секира пришел с Аустрвега с боевыми кораблями и с большим войском². […]

Убийство Сигурда, хладирского ярла

11. […] Ярл Хакон отправился однажды летом в Аустрвег воевать. Тогда убил он Грьотгарда и двух других сыновей ярла, и много других людей [из числа] тех, кто участвовал в убийстве ярла Сигурда, его отца³. […].

О Харальде Гренландце

13. […] Ярл Хакон находился в Трандхейме под защитой трендов, а иногда на юге в Данмарке у Харальда Гормссона. А иногда он воевал в Аустрвеге⁴. Там они встретились с Харальдом Гренландцем и вместе отправились осенью в Данмарк, и провели зиму у конунга данов […].

О Харальде Гренландце

16. Однажды летом, когда Харальд Гренландец отправился в военный поход в Аустрвег с целью захватить добро, то пришел он в Свитьод. [Харальд встретился с королевой Сигрид, вдовой Эйрика Победоносного.] Отправился тогда конунг Харальд осенью назад в Норег и провел зиму дома, и все время был в плохом настроении. Затем летом отправился он в Аустрвег со своим войском и держал [путь] в Свитьод, и послал сказать королеве Сигрид, что он хочет с ней встретиться […] И вскоре отправился он со многими людьми и прибыл в то поместье, где правительницей была королева [Сигрид]. В тот же вечер прибыл туда другой конунг, которого звали Висивальд, с востока из Гардарики. [Сигрид сжигает ночью обоих конунгов в доме с целью отучить мелких конунгов приезжать из других стран свататься к ней]⁵.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. О гибели Хальвдана Белого в Эйстланде см. в гл. 32 и 33 "Саги о Харальде Прекрасноволосом" (Глава 2, § 2.2, комм. 13).

2. Тождественное известие об Эйрике Кровавая Секира см. в гл. 35 "Саги о Харальде Прекрасноволосом" (Глава 2, § 2.2).

3. В гл. 15 "Саги о Харальде Серая Шкура" по "Кругу земному" Хакон убивает Грьотгарда не в Аустрвеге, а в Мере, на юге Норвегии (КЗ. С. 96). О походах ярла Хакона по Аустрвегу см. в гл. 12 и 13 этой саги (Глава 4, § 4.2).

4. Ср. с гл. 13 "Саги о Харальде Серая Шкура" по "Кругу земному" (Глава 4, § 4.2).

5. Висивальд здесь назван конунгом "с востока из Гардарики" (austan or Garðarici). Подробнее см. комментарий в Главе 5, мотив 14 "Саги об Олаве Трюггвасоне".

§ 6.6. "Сага об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова"

"Сага об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова" содержит семь дополнительных (по сравнению с "Кругом земным") восточноевропейских мотивов (мотив 14 "Саги об Олаве Трюггвасоне" и мотивы 2, 6, 8, 10.5, 13, 15 "Саги об Олаве Святом"), из которых лишь один (10.5) встречается также и в других редакциях "Отдельной саги" Снорри Стурлусона. Мотив 8 – "Прядь об Эймунде Хрингссоне" – целесообразно выделить в самостоятельный раздел (§ 6.7). В настоящем параграфе приводятся остальные шесть добавлений к тексту "Круга земного".

Рукописи, издания, переводы:

См. во Введении раздел "Книга с Плоского острова".

Текст

Публикуется по изданию: Flateyjarbók / Guðbrandr Vigfusson, C. R. Unger. Christiania, 1862. B. II.

Þaattr Harallz grænska

3. Eitt sumar er Haralldr grenski fór í Austrveg j hernat at fa ser fiar þa kom hann j Suiþiod. […] Fór Haralldr konungr vm haustit aftr j Grenlandz fylki ok var heima vm uetrinn ok helldr vkatr. en vm sumarit eftir for hann j Austrueg med lide sinu ok hellt þa til Suiþiodar ok sende ord Sigride drotningu at hann uillde finna

hana. […] hann biozt at rida upp a land enn a fund Sigridar drotningar. margir menn lottu þess. en æigi at sidr for hann vid mykla suæit manna ok kom til þess bæiar er Sigridr drotning red fyrir. þat sama kuelld voru þar komnir sex konungar adrir er allir badu Sigridar drotningar. hon georir nu ueitzslu moti bidlum sinum ollum ok byr þeim eina holl. þar skillde vera .vij. daga uæitzsla. sinn dag skyllde huerr þeirra tala vid hana. skillde hon svo reyna malsnilld þeirra. hon let adra holl bua astuinum sinum. Visiualldr Gardakonungr uar j þessu lide. […] Þa natt let Sigridr ueita þeim atgaungu med ellde ok uopnum. brann þar stofan ok þeir seau konungar med sinum monnum er inne voru. en þeir voru drepnir er vt kuomuzst. Sigridr kuezst suo skylldu leida smakonungum ath fara til þess ór audrum londum at bidea sin. (Bls. 4-5)

25. […] Þadan for Olafr konungr til Einglandz ok átti hinn .xvj. bardaga j Audafurdu ok hafde sigr. Hina xvij. orrostu atti hann uestarliga a landinu j þeim stad er a Uallande heitir. þadann for Olafr konungr j Austerueg ok hafde markad vid hæidit land. þar var a þui lande spakona su er sagde firir orlog manna ok lif. […] (Bls. 28)

Her hefr vpp þaat Styrbiarnar Suiakappa er hann bardiz vid Eirek Suiakonung

60. […] for Beornn j Austrriki ok heriade þar ok skylldade menn vida til herfarar 6 med ser. A þriggja uetra fresti nade hann Jomsborg a Uinlande ok uard þar yfir hofdinge. […] hann for nu j uestruiking. j Danmork gerde hann ufrid mikinn. þa for hann til Uindlandz til Jomsborgar af þui at þar var kominn fiolde lids or austrlondum til motz vid hann ok namuzst forina ef hann kęmi æigi. en med lide þui öllu for hann aftr til Danmerkr ok hafde hann pa .x. hundrat herskipa. […] Sidan foru þeir Styrbeornn med oll þessi herskip til Suiþiodar. (Bls. 70-71)

272. Þad hafdi verit æitt sinn er Olafr konungr var j Gardariki at Jngigerdr drotning for or lande læidar sinnar. sa Olafr konungr a for hennar ok kuat visu.

Ok enn kuat hann.

Ma þat a þessum augsynazst at honum hefir vit Jngigerde verit betr en flestar konur adrar. er þat nu liost uordit, at henni hefir þat verit hin mesta hofutgæfa ok huerium ödrum er uit hann hafua j vinattu verit. (Bls. 341)

301. […] Sighuatr skalld hafde þegit hæimfarar leyfui þa er Olafr konungr fór austr j Gardariki en annat sumar for Sighuatr ór lande ok sudr til Roms ok med honum Besse Skalldtorfuson. […] (Bls. 371)

323. Sua bar at æitt sinn j Gördum austr at elldr kom j kaupbæ þann er Holmgardr hæitir ok stod æigi til minna voda en borgin ỏll munde brenna upp. nu flydu aller menn ok urdu felmsfuller ok kuomu til klerks eins ok kennimannz er Stephan het en hann þjonade þar hinne helgu Olafskirkiu ok uilldu freista j suo mikille naudsyn styrktar ok velldis hins helga Olafs konungs ok ræyna suo til sannz sögur annarra manna. en þegar er prestrinn heyrde þeirra vilea ok bænarord þa tekr hann j fang ser likneski þess hins goda lauardz ok setti a mot elldinum. sidan þokade elldrinn huergi um þat fram er hann var þa kominn ok uard suo borgit hinum mesta hlut borgarinnar. (Bls. 390)

Перевод

Прядь о Харальде Гренландце

3. Однажды летом, когда Харальд Гренландецⁱⁱ отправился в военный поход в Аустрвегⁱⁱⁱ с целью захватить добро, он пришел в Свитьод. [Харальд встретился с королевой Сигрид, вдовой Эйрика Победоносного.] Отправился конунг Харальд осенью назад в Гренландский фюльк и провел зиму дома, и все время был в плохом настроении. А следующим летом отправился он в Аустрвег со своим войском и держал путь в Свитьод, и послал сказать королеве Сигрид, что хочет с ней встретиться. […] Он собрался поехать вглубь страны, чтобы еще раз встретиться с королевой Сигрид. Многие люди отговаривали его от этого, но он тем не менее поехал со многими своими людьми и приехал в то поместье, где правительницей была королева Сигрид. В тот же вечер приехали туда шесть других конунгов, и все они просили руки королевы Сигрид^iv. Устраивает тут она пир всем просителям своей руки и помещает всех в одни палаты. Там должен был быть семидневный пир. Каждый день один из них должен был говорить с ней. Так она должна была испытать их красноречие. Велела она [и] другой дворец приготовить для искателей своей любви. Висивальд, конунг Гардов^v, был в их числе. [Начался пир.] Той ночью велела Сигрид напасть на них с огнем и мечом. Сгорел там дом и те семь конунгов со своими людьми – все кто находился внутри, а те, кому удалось выбраться, были убиты. Сигрид сказала, что так она отучит мелких конунгов от того, чтобы приезжать из других стран свататься к ней.

25. [Рассказывается о походах и битвах юного конунга Олава. Его пятнадцатая битва была в Пейтуланде, во Франции.] Оттуда конунг Олав отправился в Энгланд, и была у него шестнадцатая битва в Аударфьорде, и он победил. Семнадцатая битва была у него на западе, на суше, в том месте, которое зовется в Валланде. Оттуда отправился конунг Олав в Аустрвег и торговал в языческой стране. В этой стране была пророчица, которая предсказывала людям их судьбу и жизнь. [Попутчики конунга Олава узнают у пророчицы о судьбе своего конунга.]

Здесь начинается прядь о Стюрбьёрнеⁱⁱⁱ, шведском герое, о том, как он сражался против Эйрека, конунга свеев

60. [Шведский конунг Эйрек, сын Бьёрна Старого, дает своему племяннику Бьёрну, прозванному им Стюрбьёрном, шесть десятков хорошо оснащенных кораблей, чтобы тот на три года покинул страну.] Отправился Бьёрн в Аустррики и воевал там, и вменял людям повсюду в обязанность участвовать в его военных действиях. На третью зиму он нарушает мир в Йомсборге^iv в Винланде и становится хёвдингом над ним. […] Затем он отправился в викингский поход на запад. В Данмарке учинил он большое немирье. […] Затем он отправился в Виндланд, в Йомсборг, так как туда к нему пришло огромное войско из Аустрлёнд и отказывалось двигаться [дальше], если он не появится. И со всем тем войском он отправился назад в Данмарк, и было у него тогда десять сотен боевых кораблей^v. […] Вскоре отправились Стюрбьёрн и его люди со всеми этими кораблями в Свитьод.

272. Так случилось однажды, когда конунг Олав был в Гардарики, что княгиня Ингигерд отправилась из страны по своим делам. Посмотрел конунг Олав на ее отъезд и сказал вису: "Я, красивый, стоял на кургане и смотрел на женщину, как ее нес на себе конь; прекрасноокая женщина лишила меня моей радости; приветливая, проворная женщина вывела своего коня со двора, и всякий ярл поражен ошибкой".

И еще он сказал: "Прежде стояло дерево дорогое в вотчине ярла, в цвету совершенно зеленым (в роскоши) – как это знали в любое время года жители Хордаланда. Теперь вдруг все дерево скамьи (= женщина), украшенное листвой, поблекло от слез Фрейи (= золота). У липы головного убора (= женщины) есть земля в Гардах (= на Руси) (или: Властитель в Гардах связал липу льна [= женщину] золотым листом)"*.

Можно из этого заключить, что ему было с Ингигерд лучше, чем со многими другими женщинами. Теперь ясно сказано, что ей выпало огромное счастье и всем другим, кто находился с ним в дружбе.

* Перевод второй строфы – И. Г. Матюшиной (Цит. по: Гуревич, Матюшина 2000. С. 539).

301. [Рассказывается о том, что произошло с людьми конунга Олава.] Скальд Сигват был отпущен домой тогда, когда конунг Олав отправился на восток в Гардарики, а на следующее лето отправился Сигват из страны, и на юг в Ром, и вместе с ним Берси Скальд-Торвусон. [Только в Риме они узнают о гибели конунга Олава.]

323. Так случилось, что однажды на востоке в Гардах начался пожар в том торговом городе, который зовется Хольмгард, и не уменьшалась опасность, а город весь мог сгореть. Вот побежали все люди и преисполнились страха, и пришли к одному священнику и проповеднику, которого звали Стефан. А он был пастором там в церкви Святого Олава, и хотели они испробовать в такой большой нужде силу и могущество святого конунга Олава и так испытать правдивость рассказов других людей. И как только священник услышал их желание и слова их молитвы, тогда берет он в руки изображение того доброго господина и поставил против огня. После этого огонь не пошел никуда дальше [того места], до которого он тогда дошел, и так была спасена большая часть того города.

§ 6.7. "Прядь об Эймунде Хрингссоне" Введение

"Прядь об Эймунде", чаще называемая "Сагой об Эймунде", сохранилась в составе "Саги об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова". Исследователи относят "Прядь" к королевским сагам. "Прядь об Эймунде" уникальна тем, что практически всё ее действие происходит в Гардарики (на Руси), а не в Скандинавии. В ней подробно описывается деятельность скандинавских наемников на Руси во времена князя Ярослава Мудрого (конунга Ярицлейва). Рассказ "Пряди" совпадает в известных деталях с описанием в летописи событий после смерти Владимира Святославича в 1015 г., однако расхождения весьма значительны. Как справедливо замечает Р. Кук, "такого рода расхождений, естественно, следует ожидать, когда монастырская летопись XII века (сама по себе не во всем достоверная) и исландское светское сочинение XIV века отражают одни и те же события XI века. Одни лишь расстояния во времени и пространстве неминуемо должны были послужить причиной искажения фактов, но в придачу к ним на характере искажений сказывается и то обстоятельство, что исландское сочинение очень последовательно… подменяет историю повествованием определенного типа"¹.

В тексте "Пряди" говорится, что рассказ был составлен со слов участников похода Эймунда², состоявшегося в начале XI в. Столь детальное знакомство саги с событиями на Руси, естественно, возможно было только на основе устных рассказов непосредственных участников событий. История устного бытования этого повествования реконструирована Р. Куком³. Исходя из того, что рассказы об усобице между сыновьями Владимира Святославича, равно как и условия договора между русским князем и скандинавскими наемниками не были широко известны на скандинавском Севере и в массе своей не нашли отражения в других древнескандинавских памятниках, Г. В. Глазырина заключает, что ""Прядь об Эймунде" достигла Скандинавии в виде уже оформившегося рассказа", воспроизводившегося вновь и вновь "в среде скандинавских наемников при русском дворе"⁴. Время записи "Пряди" установить сложно. Целым рядом исследователей было принято предположение Я. де Фриса, что "Прядь" была написана в конце XIII в.⁵ Е. А. Мельникова готова принять датировку "Пряди" даже "третьей четвертью XIV в.", поскольку она "исходит из времени составления компиляции", но категорически отвергает отнесение ее к концу XIII в., ибо оно "сугубо произвольно"; при этом сама исследовательница утверждает, что рассказы об Эймунде передавались изустно на протяжении как минимум двух с половиной столетий, что отодвигает запись "Пряди" к последней трети (или даже четверти) XIII в.⁶ Основываясь на анализе внетекстовых данных, и в частности на общей картине развития интереса к историческим сюжетам, связанным с Русью, в определенных жанрах древнеисландской письменности, Г. В. Глазырина относит "Прядь" ко времени не позднее середины XIII в.⁷ Наиболее осторожен (и, вероятно, прав) был в 2005 г. С. М. Михеев, когда он писал: "Между тем необходимо отметить, что твердые основания для сколько-нибудь точных датировок создания этого памятника отсутствуют. Его первая письменная фиксация могла состояться и в XII, и в XIV в. При этом текст источника мог претерпеть значительные изменения уже в ходе переписывания и при помещении в контекст "Саги об Олаве Святом" "Книги с Плоского острова""⁸. Увы, со временем позиция автора несколько изменилась: "Сага о подвигах Эймунда долгое время передавалась изустно в Исландии и была записана лишь в XIII или даже XIV веке"⁹. Важные наблюдения сделаны в последние годы над структурой текста "Пряди", что позволило выделить в ней как минимум два слоя и показать поздний характер ее пролога и эпилога¹⁰. К сожалению, пока не был проведен сопоставительный анализ языка выделяемых слоев текста "Пряди", что дало бы возможность перейти от экстралингвистических предположений к основательно фундированным заключениям, строящимся на выявлении интертекстовых связей.

* * *

История знакомства русских исследователей с "Прядью об Эймунде" весьма примечательна. В 1833 г. "Королевское общество северных антиквариев" в Копенгагене издало "Прядь" тиражом в семьдесят экземпляров (в оригинале и латинском переводе) и разослало ее по научным центрам России. В кратчайший срок, а именно уже к 1834 г., в России вышло два перевода "Пряди". Один из них был выполнен с латинского текста студентом Словесного отделения Московского университета Д. Лавдовским и сопровождался статьей М. П. Погодина¹¹, отметившего, что история Эймунда "хронологически верна" и "доставляет немаловажное дополнение к Русской Истории"¹².

Второй перевод "Пряди об Эймунде", и уже непосредственно с исландского оригинала, был выполнен профессором Санкт-Петербургского университета, историком и филологом, издателем журнала "Библиотека для чтения" О. И. Сенковским. Предваряющая перевод статья Сенковского о сагах была написана (вопреки устоявшемуся к тому времени мнению) с позиции полного и безоговорочного доверия к скандинавскому источнику. Автор ставил свидетельства "Пряди об Эймунде" выше данных русских летописей, полагая, что летописец создал "значительную часть своей книги" из варяжских саг, приведя их в соответствие с хронологией византийских авторов, писавших о Руси¹³. Анализируя "Прядь об Эймунде", которая, по его словам, "непосредственно относится к Русской Истории"¹⁴, Сенковский объяснял расхождения этой саги с русской летописью либо сокращениями, которым якобы подверглась сага¹⁵, либо незнанием и ошибками Нестора.

Подобная трактовка летописи и саг, естественно, вызвала немедленную реакцию: статья подверглась язвительной критике С. В. Руссова¹⁶, защищавшего от нападок оппонента творение Нестора – "драгоценный памятник Русской письменности и основание нашей Истории"¹⁷, и С. М. Строева (псевдоним – С. Скромненко), который объяснял расхождение саг с летописью или отсутствие в летописи каких-либо фактов (например, имени Эймунда, главного действующего лица исландской саги) недостоверностью известий саг в целом¹⁸. М. П. Погодин, напротив, высоко оценил статью Сенковского¹⁹, а Строева обвинил в формальном подходе к саге. Он полагал, что, несмотря на недостоверность отдельных деталей ("Нечего искать в сагах подробностей, обстоятельности сообщаемых событий"), сохраненные в сагах общие черты русской действительности важны для истории.

"Прядь об Эймунде" неоднократно оказывалась в центре внимания исследователей в течение двух последних столетий, что будет видно из комментария к тексту (мотив 8). Из русских работ следует в первую очередь отметить статьи А. И. Лященко, Е. А. Рыдзевской, Е. А. Мельниковой, из западных – К. Сельнеса и Р. Кука, в которых "Прядь об Эймунде" рассматривается как источник по русской истории. Важно отметить, что филологически "Прядь" почти не изучена; более того, она даже не упоминается в таких справочниках, как Schier K. Sagaliteratur (Stuttgart, 1970) и Medieval Scandinavia: An Encyclopedia (N. Y., L., 1993).

Перевод "Пряди об Эймунде", который публикуется здесь, выполнен Е. А. Рыдзевской²⁰. Мною сделаны лишь незначительные изменения, преимущественно связанные с русской передачей древнеисландских имен собственных. Прядь выделена мною в качестве отдельного сюжетного мотива (мотив 8). Комментарий строится по пунктам, нумерация которых дана в тексте перевода.

Рукопись

GKS 1005 fol (Flateyjarbók) – 1387-1394 гг.

Издания

1. Eymundar saga. Eymundi et Ragnaris, Norvegicorum principum, tandem Polteskæ vel Polociæin Russia dynastarum, vitæ et gesta. In originali Islandico e membrana Bibliothecæ Daniæ Regis unacum Latina versione et brevi introductione edidit Societas regia antiquariorum Septentrionalium. Hafniae, 1833.

2. Þátt (sic! – Т. Д.) Eymundar ok Olafs konúngs / C. C. Rafn, Þorgeir Guðmundsson, Þorsteinn Helgason (Fms. B. V). 1830. Bls. 267-298.

3. Eymundarsaga / C. C. Rafn // AR. 1852. T. 2. P. 170-211.

4. См. издания Flateyjarbók во Введении, в разделе "Книга с Плоского острова".

Переводы

Английский:

Eymund's Saga // Vikings in Russia. Yngvar's Saga and Eymund's Saga / Translated and Introduced by Hermann Pálsson and P. Edwards. Edinburgh, 1989. P. 69-89.

Датский:

Fortælling om Emund og Kong Olaf (OS. B. V). 1831. S. 239-269 (N. M. Petersen).

Латинские:

В издании 1833 г. (Sveinbjörn Egilsson).

De Eymundo et rege Olavo (ShI. T. V). 1833. P. 257-282 (Sveinbjörn Egilsson). Eymundarsaga // AR. 1852. T. 2. P. 170-211 (Sveinbjörn Egilsson).

Русские:

Эймундова сага / Пер. с лат. Д. Лавдовского // Учен. зап. имп. Московск. ун-та. 1834. Ч. III. № 8. C. 386-401; № 9. C. 576-596.

Eymundar Saga. Эймундова сага / [О. И. Сенковский] // Библиотека для чтения. СПб., 1834. Т. 2, отд. III. С. 1-46 (перевод и исландский текст в нижней части страниц). С. 47-71 (примечания).

Eymundar Saga. Эймундова сага. Сказание об Эймунде Ринговиче и Рагнаре Агнаровиче, скандинавских витязях, поселившихся в России в начале XI века / Перевел с исландского и критически объяснил О. Сенковский. СПб., 1834.

Эймундова сага. Сказание об Эймунде Ринговиче и Рагнаре Агнаровиче, скандинавских витязях, поселившихся в России в начале XI века. // [О. И. Сенковский] (Барон Брамбеус). Собрание сочинений. СПб., 1858. Т. V. С. 511-573 (перевод с комментариями).

Эймундова сага. Жизнь и деяния Эймунда и Рагнара, норвежских конунгов, потом полоцких в России владельцев / Пер. О. И. Сенковского // Русская классная библиотека, издаваемая под редакцией А. Н. Чудинова. Сер. 2. СПб., 1903. Вып. XXV: Древне-северные саги и песни скальдов в переводах русских писателей. С. 31-61 (перевод и подстрочные примечания).

Повесть об Эймунде и Рагнаре, норвежских конунгах, о их жизни и приключениях на службе у русского князя Ярослава, об убийстве князя Святополка, записанная со слов пяти воинов из дружины Эймунда: Из скандинавских саг / Изложил Ник. Асеев. М., 1915.

Сага об Эймунде // Рыдзевская 1978. С. 89-104.

Прядь об Эймунде / Пер. Е. А. Рыдзевской // Джаксон 1994а. С. 104-119.

Фрагменты в: Мельникова 1978б.

Фрагменты в: Древнерусские города 1987. С. 106-119.

Фрагменты в: Древняя Русь 2009. С. 121-138.

Украинские:

Грушевський М. С. Виïмки з джерел до iсторiï Украïни-Pyci до половини XI вiка. Львiв, 1895. С. 109-122.

Прiцак О. Походження Pyci. Стародавнi скандинавськi саги i Стара Cкaндинaвiя. Киïв, 2003. Т. II. С. 166-188.

Французский:

Eymundarsaga // AR. 1852. T. 2. P. 170-211.

Литература

Сенковский 1834; Скромненко 1834; Руссов 1834; Погодин 1834; Погодин 1846; Finnur Jónsson 1923.; Лященко 1926; Belaiew 1934; Рыдзевская 1940; Seines 1965; de Vries 1967. S. 303-304; Мельникова 19786; Cook 1986; Simek, Hermann Pálsson 1987. S. 78; Hermann Pálsson, Edwards 1989; Джаксон 1988в; Джаксон 1994a; Джаксон 1994г; Глазырина 2001; Глазырина 2002. С. 62-68; Гуревич 2004; Rowe, Harris 2005; Мельникова 2008в; Михеев 2009.

Текст

Публикуется по изданию: Flateyjarbók / Guðbrandr Vigfusson, C. R. Unger. Christiania, 1862. B. II. S. 118-134.

HER HEFR VPP ÞAATT EYMUNDAR OK OLAFS KONUNGS

capitulum

Hringr hefir konungr hæitit er red firir Upplondum j Noregi. þat fylki uar kallat Hringariki er hann uar konungr yfir. hann uar uitr ok vinsæll godgiarnn ok uellaudigr. hann uar Dagsson Hringssonar Haralldzsonar hins harfagra ok þotti su ætt bezst ok gofguzst j Noregi at æiga til hans at telia. Hringr atti .iij. sonu ok voru allir konungar. æinn het Hrærekr hann uar þæirra elzstr annar het Eymundr þride Dagr. þæir voru allir hardfæingir menn ok voru j vtgerdum firir fódur sinum ok j uikingu ok ofludu ser suo metorda. Þetta uar j þann tima er Sigurdr konungr syrr red firir Upplondum. hann atti Astu Gudbrannzdottur modur Olafs konungs hins helga. Þorny het systir hennar modir Halluardz hins helga en Ỏnnur Jsridr modur-modir Stæigar-Þoris. Þæir voru fostbrædr er þæir oxu upp Olafr Haralldzson ok Eymundr Hringsson. þæir voru ok miog iafnnalldra. þæir vonduzst vid iþrottir allar þær er kallmann bætti ok voru ymizst med Sigurde konungi edr med Hringi konungi fỏdur Eymundar. En þa er Olafr konungr for til Æinglandz þa for Eymundr med honum. þar var ok med þæim Ragnnarr Agnnarsson Ragnnarssonar ryckils Haralldzsonar harfagra ok mart annarra rikra manna. voru þæir þui agætare ok vijdfrægre sem þæir foru vidara. sem nu hefir raun a uordit vm Olaf konung hinn helga at hans nafn er kunnikt uordit um alla Nordrhalfuna. ok þa er hann fekk ualld yfir Noregi lagde hann undir sig allt land ok eyddi ollum fylkiskonungum sem segir j sỏgu hans med ymsum atburdum sem frodir menn hafua ritat. þuiat þat er iafnan sagt at hann tok riki af fim konungum a æinum mornne en allz tæki hann af .xi. konungum þar innanlandz eftir sỏgn Styrmis hins froda. let hann drepa suma en suma mæida suma rak hann ór lande. J þessu flode urdu þeir Hringr ok Hrærekr ok Dagr. en Eymundr ok Ragnarr jarll Agnnarsson voru þa j vikingu er þessi tidendi gerduzst. foru þeir ór lande Hringr ok Dagr ok voru lengi j hernade. sidan foru þeir austr j Gautland ok redu þeir þar lenge sidan. en Hrærekr konungr uar blindadr ok uar med Olafi konungi þar til er hann suæik hann ok rægde saman hirdmenn hans suo at þeir drapuzst. en hann uæitti Olafi konungi tilræde uppstigningardag j kórnum j Kristkirkiu ok skaruzst pellzklædin er konungrinn uar j. en gud barg er konungrinn uard ecki sarr. en sidan uard Olafr konungr honum ræidr ok sende hann til [119] Grænlandz ef byri gæfui med Þorarnne Nefulfssyne en þeir komu til Jslandz ok uar hann med Gudmunde rika a Mỏdruuỏllum j Eyiafirde ok do hann a Kalfskinne.

Fra Eymunde ok Ragnari

Nv er þat fyrst at segia at þeir Eymundr ok Ragnnarr komu til Noregs litlu sidar med morgum skipum. þa var Olafr konungr huerge nærr. þeir spyria nu þessi tidende er fyrr uar fra sagt. Eymundr stefnir þing vid landzmenn ok talar a þessa lund. her hafa ordit mikil tidende j lande sidan. uer forum j brott hỏfum mist frændr vora en sumir ór lande reknir med harmkuælum. hofum uer bæde skom ok skada eftir uora gỏfga frændr ok ættstora. er nu æinn konungr yfir Noregi þar er adr uoru margir. ætla ek þat riki uel komit er Olafr konungr fostbrodir minn styrir þoat þat þiki nu nockut med ofsa ganga um hans riki. uænti ek mer af honum godrar sæmdar vtan konungs nafn. Nu lỏgdu til vinir huorratueggju at hann skylde hitta Olaf konung ok reyna ef hann villde gefua honum konungsnafnn. Eymundr suarar. æigi mun ek bera herskiolld j moti Olafi konungi ok æigi uera j andskota flocki j moti honum en æigi nenni ek af þessum sokum hinum myklum er nu ero uordnar uor j medal at ganga nu a hans miskunn ok leggia nidr mitt tignarnafnn. en huat ætli þer þa firir liggia ef ver uilium æigi til sætta leggia nema koma ecki a hans fund. uæit ek at hann mun mer mykla sæmd væita ef vit finnumzst þuiat æigi mun ek ganga a riki hans. en hitt þiki mer osynna at þer standizst iafnnuel er minir menn erut ef þer siait frændr ydra suiuirda miog. en ef þer eggith mig fram þa þiki mer þat skapraun þuiat ver mundum adr verda eida at sueria ok hæfir oss þa uel at halda. Þa mælltu lidsmenn Eymundar. huat hyggr þu ef æigi skal til sætta ganga nema koma ecki a konungs fund ok fara vtlægr af æignum sinum enda koma ecki j andskota flok konungs. Ragnnarr mællti. miog hefir Eymundr talat eftir þui sem mer er j skapi ok æigi treysti ek uorri hamingiu j moti giftu Olafs konungs. en suo þiki mer ver verda firir at sea ef ver skulum flyia iardir uorar at ver þikim þa vera mæiri en adrir kaupmenn. Eymundr mællti. ef þer uilit þat rad upp taka sem mer er j skapi ok mun ek segia ydr mina ætlan ef þer uilit þat. ek hefui frett andlat Ualldamars konungs austan ór Gardariki ok hafa nu þat riki synir hans þrir hinir agætazstu menn. en hann skipti med þeim rikinu ualla at iafnnade þuiat nu hefir æinn mæira riki en hinir .ij. ok hæitir æinn Burizlafr er mest hefir af fỏdurleifdinne ok er [120] hann þeirra ellzstr. annarr hæitir Jarizleifr. hinn þride Uartilaf. Burizlafr hefir Kænugard ok er hann bezst riki j ỏllu Gardariki. Jarizleifr hefir Holmgard en hinn þride Pallteskiu ok þat riki allt er þar liggr til. en þeir verda nu æigi asattir vm rikin sin a mille ok unir sa nu sizst sinum hlut er mest hefir ok bezst haft ór skiptum ok þikir honum þat minka sitt riki er hann hefir minna en fadir hans ok þikizst hann af þui minne sinum forelldrum. nu kemr mer þat j hug ef ydr synizst suo at sækia þangat ok vitia þessa konunga ok vera med odrumhuorum ok helldr med þeim er sinu riki vilea hallda ok una þui er fadir þeirra hefir skipt medal þeirra. man oss þat verda gott bæde til fiar ok virdingar. nu skal ek festa þetta rad med oss. Ok er þetta allra þeirra uile. uoru þar margir þeir menn er ser uilldu fiar afla en attu at reka harma sinna j Noregi. uilldu þeir helldr ryma land en eftir sitia ok sæta afarkostum af konungi ok vvinum sinum. radazst nu a brott med Eymunde ok Ragnari ok sigla a brott med myklu lide ok uỏldu at hreysti ok hardfæingi ok helldu j Austrueg. ok þetta fretti Olafr konungr æigi fyrri en þeir voru j brottu ok hann kuat þat illa vera er þeir Eymundr hofdu eigi fundizst þuiat (vit) skilldum betri vinir skilizst hafa ok er þat sem uon er at hann hafui grimdarhug a oss. en þar er sa madr farinn ór lande er uer mundum mestar sęmdir uæitt hafa j Noregi uta(n) konungs nafn. Sagt hafde verit Olafi konungi huat Eymundr hafde sagt a þinginu ok sagde konungr at hann var likligr til þess at taka gott órræde. ok er nu ecki fleira her fra at segia. vikr nu sỏgunne aftr til Eymundar ok Ragnars ialls.

Eymundr kom j Gardariki

Þeir Eymundr letta nu æigi fyrr sinne ferd en þeir koma austr j Holmgard til Jarizleifs konungs. sækia þeir nu fyst a fund Jarizleifs konungs eftir þui sem Ragnarr beidde Jarizleifr konungr uar mægdr vid Olaf Suiakonung. hann atti dottur hans Jngigerde. ok er konungr spyrr kuomu þeirra þangat j land sendir hann menn (til) þeirra þess eyrendis at bioda þeim fridland ok a konungs fund til fridrar uæitzslu. ok þat þeckiazst þeir uel. Ok er þeir sitia at uæitzslunne spyria þau konungr ok drotning uandliga tidenda ór Noregi fra Olafi konungi Haralldzsyne. en Eymundr quat þar mart gott fra honum at segia ok hans hattum sagde þa lenge hafua verit fostbrædr ok felaga en Eymundr uillde ecki tala þat er honum mislikade vm þau tilfelli er fyrr var getit. Nu uirdizst þeim Eymunde ok Ragnari uel allt til konungs en æigi uerr til drotningar þuiat hon uar hinn mesti skorungr [121] ok milld af fe en Jarizleifr konungr uar ecki kalladr milldr af fe sinu en uar stiornnsamr konungr ok riklundadr.

Skildagi Eymundar vid JarizLeif konung

Nv spyrr konungr huert þeir ætla sina ferd edr farleingd at stofna. en þeir segia svo. uer hofum þat spurt herra at þer uerdit at minka nockut yduart riki firir brædrum ydrum. en uer erum flæmdir ór landi ok hofum sott austr hingat j Gardariki a yduarnn fund þriggia brædra. ætlum uer þann yduarn at at hyllazst er mestan gerir uornn soma at ueg ok uirdingu þuiat uer uilium afla oss fiar ok frægdar ok þiggia sæmd ok soma af ydr. kom oss þat j hug at þer mundit uilea hafa med ydr uaska menn ef um sęmd ydra er setit af frændum ydrum þeim hinum sỏmum er nu gerazst ydr at fiandmonnum. nu biodumzst uer til at gerazst uarnarmenn rikis þessa ok ganga her a mala ok taka af ydr gull ok silfr ok god klæde. en ef ydr synizst æigi þetta rad med skiotu atkuæde þa tỏkum uer þenna sama hlut med ỏdrum konungi ef þer uisit oss fra. Jarizleifr konungr suarar. miog þurfum uer yduars lidsinnis ok radagerda þuiat þer erut uitrir menn ok hardfæingir Nordmenn. en mer er ukunnikt huers þer beidizst af voru fe j ydra þjonustu. Eymundr suarar. þat er fyst at þu skallt fa oss æina hỏll ok lide uoru ỏllu ok lata oss ỏngan hlut skorta af hinum beztum tilfóngum ydrum þann er ver þurfum at hafa. Þann kost uil ek segir konungr. Eymundr mællti. þa er hæimillt þetta lid til forystu þer ok framgongu firir lide þinu ok riki. her med skalltu græida huerium lidsmanni uorum eyre ueginn silfrs en skipstiornarmanni huerium ofan a halfan eyre. Konungr suarar. þat megum uer æigi. Eymundr mællti. þat megi þer herra þuiat uer skulum taka j þetta fe bior ok safala ok þa hluti adra er her eru audfæingir j ydru landi ok skulu uer þat meta en æigi lidsmenn uorir. ok ef herfang uerdr nockut þa mattu oss upp græida fét en ef uer sitium kyrrir þa skal minka uornn hlut. Ok nu jattar konungr þessu ok skal þessi mali standa .xij. manade.

Eymundr feck sigr j Gardariki

Nu setia þeir Eymundr upp skip sin ok bua uel um. en Jarizleifr konungr lætr þeim bua æina stæinhỏll ok let hana uel tiallda med guduefiarpelli. en þeim uar fæingit þat er þeir þurftu at hafa med hinum bezstum fóngum. voru þeir nu huernn dag j mikille glede ok skemtan med konungi ok drotningu. En er þeir hofdu þar æigi lenge verit j godu yfirlæti komu bref fra Burizlafi konungi til Jarizleifs [122] konungs ok segia suo. at hann bæiddizst nockurra herada ok kauptuna af konungi er næst liggia riki hans ok quat ser þat uel falla til aftekta. Jarizleifr konungr sagde nu Eymundi konungi huers brodir hans beidde hann. Hann suarar. fátt kann ek til þess at leggia en hæimol er ydr uor fylgd ef þer uilit þat upp taka. en naudsyn bentil at uægia uit brodur þinn ef uit godu gengr. en ef hitt er sem mig grunar at hann mun bæida meira er þetta er til latit þa attu uid þig kiorit huort þu uill af leggia edr eigi riki þitt edr uilltu halda þui med dreingskap ok lata suerfa til stals med yckr brædrum ef þu serr at þu getr halldit þig sidan. er þat ohaskasamara at lata iafnan uppi er hann bæidir en morgum mun þat þikia litilmannligt ok okonungligt þo at þu takir þann upp. uæit ek ok æigi til huors þu helldr her utlendan her ef þu skallt ecki a oss treysta. skalltu nu æiga vid þig kiorin. Jarizleifr konungr kuetzst æigi nenna at vreyndu upp at gefa riki sitt. Eymundr mællti þa. skalltu suo segia sendimonnum brodur þins ath þu uill ueria riki þitt. gef honum ok ecki langa tomstund at safnna lide moti þer þuiat þat hafa uitrir mællt at hamingiusamligra væri at beriazst a sinne iordu en a annara. Foru nu sendimenn aftr ok sogdu konungi sinum allt sem farit hafde at Jarizleifr konungr uillde ỏngan hlut midla af rikinu uid brodur sinn en uera buinn at beriazst ef hann uill a riki hans ganga. Konungr mællti. lids ok traustz mun hann þikiazst uonir æiga ef hann ætlar ser at keppa vid oss. edr komu nỏkkurir utlendir menn til hans þeir er honum gæfui rad at styrkia riki hans. Sendimenn sỏgdu at þeir hefde heyrt þat at þar uæri Nordmanna konungr vit .vj. hundrat Nordmanna. Burizlafr konungr mællti. þeir munu honum þetta radit hafa. Hann stefnir nu lide at ser.

Jarizleifr konungr lætr fara herỏr um allt riki sitt ok boda nu konungar ut lide sinu. for þat nu sem Eymundr ætlade at Burizlafr konungr fór or riki sinu moti brodur sinum. ok er þeir hittuzst uar þar skogr mikill vid modu æina ok settu sinar tialldbudir huorir suo at áin uar j mille ok var ok æigi mikill lidsmunr þeirra. Eymundr konungr ok aller Nordmenn hofdu æinir ser tiolld ok satu suo fiorar nætr kyrrir at huorigir redu til bardaga vid adra. Þa mællti Ragnarr. huers bidum uer edr huat merkir seta sea. Eymundr konungr suarar. konungi uorum þikir oflitill flockr vvina sinna ok eru litils verd rad hans. Eftir þat hitta þeir Jarizleif konung ok spyria huort hann ætlar ecki til bardaga at rada. Konungr suarar. mer synizst sem uer hafim godan lidskost ok æigim uer mikinn lidskost ok traust. Eymundr konungr suarar. annan ueg lizst mer þat herra. j fystu er [123] ver komum hingat þotti mer sem vera munde litit herlid j hueriu tiallde ok mæir geruar herbudir til fioganar en þar munde mart lid j vera. en nu mun annat vera at þeir verda at auka tialldbudir sinar edr byggia utan buda ella. en mikill herr hefir fra ydr hlaupit heim j berat ok mun þer otraustr vera herrinn. Konungr spurde. huat er nu til rada. Eymundr suarar. allt er nu ohægra en fyrr var ok hofum uær setit ór hende oss sigrinn þenna. en at hỏfu uær nockut hafzst Nordmenn. skip uor oll hofum ver flutt upp eftir modunne ok a herklęde. munu uær þangat fara med uoru lide ok koma a bak a þeim en tiolldin skulu standa aud eftir. en þer skiotit a fylking sem huatligazst med ydru lide. Nu uar suo gort ok uar blasinn herblastr ok merki uppsett ok skiputhu huorirtueggiu til orrostu. gengu nu saman fylkingar ok tekzst þar hin snarpazsta soknn ok var bratt mikit mannfall. Þeir Eymundr konungr ok Ragnarr uæittu þeim Burizlafi konungi hart ahlaup ok komu honum j opna skioldu. uard þar hin snarpazsta orrosta ok mikit manntion ok eptir þat raufzst fylking Burizlafs konungs ok tok lid hans at flyia. en Eymundr konungr gek j gegnum lid hans ok fellde suo margan mann at langt er at skra nofn þeirra allra. ok nu brestr flotti j lidenu suo at ecki uard vitnam ok flyia a merkr ok skoga þeir er undan komuzst ok þagu suo lifit. en j þessi suipan var þat sagt at Burizlafr konungr væri fallinn. Tok Jarizleifr konungr nu mikit herfang eftir þenna bardaga. æigna flestir Eymunde konungi sigrinn ok Nordmonnum. hofdu (þeir) her af mikinn metnat ok gek þat eftir malaefnum þuiat gud drottinn Jesus Kristr uar rettdęmr um þetta sem um allt annat. foru þeir nu heim j riki sitt ok hafde Jarizleifr konungr nu bæde riki sitt ok herfang þat er hann fek j þessi orrostu.

Rad Eymundar

Eftir um sumarit ok um uetrinn uar kyrt ok tidendalaust ok styrde Jarizleifr konungr badum rikiunum med radum ok umsia Eymundar konungs. voru Nordmenn nu j myklum soma ok virding ok eru nu hlifskiolldr firir konungi at radum ok herfangi. en firirforuzst malagioldin af konungi ok ætlar hann ser nu minne lidsþỏrf er konungrinn uar fallinn ok þikir nu friduænligt um allt sitt riki. Ok er æindagi kom malagialldzsins þa gek Eymundr konungr a fund Jarizleifs konungs ok mællti suo. her hofum uer verit herra j ydru riki um hrid. kiosit nu huort kaup uort skal standa leingr edr uilltu nu at skili med oss uort felag. ok læitum ver annars hỏfdingia þuiat tregt hefir fet ut græitzst. Konungr suarar. ek ætla nu æigi iafnmykla naudsyn til [124] bera sem fyrr til yduars lidsinnis. verdr oss þat mikil fiaraudn at gefa ydr suo mikinn mala sem þer kuedit a. Suo er herra segir Eymundr konungr þuiat nu skal græida eyri gullz huerium manni en halfa mork gullz huerium skipstiornnarmanni. Konungr mællti. þa kys ek laust kaup uort. Þat skal a þinu uallde segir Eymundr konungr en viti þer vist at Burizlafr er daudr. Þat hygg ek satt uera segir konungr. Eymundr spurde. uegliga mun leide hans buit edr huar er grỏftr hans. Konungr suarar. æigi uitum uer þat glỏgt. Eymundr mællti. þat byriar herra yduarre tign at uita um iafngofgan brodur yduarn huar leg hans er. en hitt grunar mig at lidsmenn ydrir mune uilhallt sagt hafa ok eigi uæri enn sannyndi uitoth þessa mals. (Konungr mællti.) huat uiti þer sannara af at segia þat at uer megim þui helldr trua. Eymundr suarar. suo er mer sagt at Burizlafr konungr lifui j Biarmalandi j uetr ok þat hofum uer spurt med sannyndum at hann eflir her a hendr þer med myklu fiolmenni ok mun þetta uera sannara. Konungr mællti. nærr mun hann her koma j uort riki. Eymundr suarar. suo er mer sagt at hann muni her koma a þriggia uiknna fresti. Ok nu uill Jarizleifr konungr æigi missa þeirra lidsinnis. kaupa þeir nu enn saman um .xij. manudr. Þa spurde konungr. huat liggr nu firir huort skulu ver lide safnna ok beriazst vid þa. Eymundr suarar. þat er mitt rad ef þer uilit hallda Gardariki firir Burizlafi konungi. Jarizleifr spurde. huort skal hingat stefnna lidinu edr j moti þeim. Eymundr suarar. hingat skal ollu stefnna þui sem maa komazst til borgarinnar. ok er lidit kemr þa munu ver enn leggia til nockur rad þau er oss þikia uænst at dugi.

Bardagi þeirra brædra. capituLum

Þessu næst lætr Jarizleifr konungr senda herbod um allt sitt riki ok kemr nu til hans mikill bonda herr. Eftir þetta sendir Eymundr konungr menn sina a mỏrkina ok lętr fella vidu ok færa heim at borginne ok setia upp a borgararmana. hann lætr snua liminu huers tres vt af borginne at æigi mætti skiota upp j borgina. mikit diki let hann ok grafa firir vtan borgina ok færa brott molldina ok væita uatni j eftir. sidan let hann leggia ofan yfir vidu ok bua suo vm at ecki mætti a sia ok sem hæil uæri iordin. En er þessi syslu uar lokit þa spurdu þeir til Burizlafs konungs at hann uar kominn j Gardariki ok stefnnde þangat til borgarinnar sem þeir uoru firir konungarnir. Þeir Eymundr konungr hofdu ok bua latit sterkliga vm .ij. borgarhlid ok ætludu þar at veria ok suo til brottgongu ef þyrfti. Ok um kuelldit [125] þa er hersins uar uon um morgininn eftir bad Eymundr konungr konur ganga vt a borgararmana med alla dyrgripe sina ok buazst vm sem bezst kynne þær ok festa digra gullhringa upp a stangir ath þeim mætti sem mest um finnazst. uæntir ek segir hann at þeir Biarmar mune gearnir til gersimanna. munu þeir rida huatt ok uuarliga at borginne er solin skinn a gullit ok a guduefuina hina gullofnnu. Nu uar suo gert sem hann sagde firir. Burizlafr kemr nu at borginne med her sin ór morkinne fram ok sea þeir nu fegurd til borgarinna(r) ok hyggia nu gott til at eingi niosn mune firir þeim hafa farit. rida nu at hart ok hermannliga ok fa æigi til gætt. fellr fiolde mannz j dikit ok farazst þar. en Burizlafr konungr var sidar j fylkingu ok uerdr hann nu uarr vid þessar ofarar. Hann mællti suo. vera ma at æigi verde her iafnnaudsott sem ver hugdum til ok eru þessir radagerdamenn myklir Nordmennirnir. Hyggr hann nu at huar bezst mun at at sækia ok var nu j brottu oll fegurdin su er synd uar. ser hann nu at oll borgarhlid eru aftr lokin nema tuỏ æin ok er þar ecki auduelligt inn ath komazst þuiat skortir æigi storan vidbuning ok fiolmenni.

Þui næst uar slegit upp heropi ok eru borgarmenn bunir til bardaga. vid sitt borgarhlid var huorr þeirra konunganna Jarizleifr ok Eymundr. tokzst nu hardr bardagi ok fell mart folk af huorumtueggium. Þar uar nu suo mikil atsoknn er firir uar Jarizleifr konungr at þar var uppganga væitt j þui borgarhlide er hann uarde en konungr vard særdr a fæti miog. uard þar mikit mannspell adr en sott uar borgarhlidit. Þa mællti Eymundr konungr. nu ferr j ouænt efni er konungr uorr er sarr uordinn. en þeir hafa drepit marga menn firir oss ok komazst nu upp j borgina. geor nu huort er þu uill Ragnarr segir hann. uer þetta borgarhlid edr far til med konungi uorum ok uæit honum lid. Ragnarr suarar. her mun ek vid hafazst en þu far til konungs þuiat þar mun rada vid þurfa. For Eymundr nu þangat med mikit lid ok sa at Biarmar voru nu komnir inn j borgina. hann uæitti þeim þegar mikit slag ok illt. drapu þeir þegar mikit lid af Burizlafi konungi. sękir Eymundr konungr at fast med myklu kappe ok eggiar miog sina menn ok eigi hefir verit hardari sokn iafnlỏng en þessi. ok nu flyia Biarmar or borginne allir þeir er upp stodu ok nu flyr Burizlafr konungr med mikilli manntion. en Eymundr konungr ok hans menn reka flottann til skogar ok drapu merkismann konungs ok er nu enn þat sagt at konungrinn mune fallinn vera ok er nu myklum sigri at hrosa. hefir Eymundr konungr nu framit sig miog j þessi orrostu ok [126] er nu kyrt at sinne. sitia þeir nu j myklum soma med konungi ok uirdazst þeir huerium manni uel innanlandz en malagioldin verda enn sein af konungi ok torsott suo at þau greidduzst ecki eftir skildỏgum.

Fra Eymunde

Sua bar til enn æinhuern tima at Eymundr konungr talar til konungs at hann skuli greida af hendi mala þeirra suo sem rikum konungi somde. kuezst ok hyggia at þeir hafui honum meira fe j hendr unnit en malinn atti at vera. ok kollum ver þetta yduart missyne. ok æigi munu þer nu þurfa uors gengis edr lidsinnis. Konungr mællti. vera kann nu þo at uel hlyde þo at þer gefit æigi yduart fullting til ok hafui þer þo oss mikit lid væitt. en þat er mer sagt at lid yduart se uant at ỏllum hlutum. Eymundr suarar. huat er nu undir þui herra er þer skulit æinir vm allt dęma. þikiazst nu ok margir minir menn mikils mist hafua sumir fota edr handa edr nockurra lima edr fæingit skada a heruopnum sinum ok uerdr mikill kostnadr uorr. ok enn mattu þat bæta ok kios oss nu annathuort til edr fra. Konungr mællti. æigi kys ek ydr j brott en ecki gefum ver ydr iafnnmikit fe þegar uer uitum æigi uon ofridarins. Eymundr suarar. fe þurfum uær ok æigi uil(i)a minir menn vinna til matar æins. ok helldr munu ver fara j annarra konunga riki ok læita þar eftir uorri sæmd. en likligt er þat at æigi muni nu gerazst vfridr her j lande edr uæizstu nu uist at konungrinn er drepinn. Þat hyggium ver satt segir konungr firir þui at ver hofum merki hans. Eymundr spyrr. ueitzstu nu þa grỏft hans. Næi segir konungr. Eymundr mællti. þat er ovitrligt at uita þat æigi. Konungr suarar. huat uæitzstu þat georr en adrir menn þeir er sannan visdom bera a þetta. Eymundr suarar. minna þotti honum at lata merkit en lifit ok hygg ek hann undan komizst hafua ok verit j Tyrklande j uetr ok ætlar en at heria a hendr ydr ok hefir hann med ser oflyianda her ok eru þat Tyrkir ok Blỏkumenn ok mỏrg ỏnnur ill þiod. ok þat hefui ek heyrt at þat se likligra at hann gangi af kristninne ok hann ætlar at skipa þessi hinne illu þiod rikin ef hann færr unnit Gardariki undan ydr. en ef suo verdr sem hann ætlar þa er þat vænst at alla ydra frændr reki hann ór lande med suiuirdingu. Konungr spyrr. huersu skiott man hann her koma med þat hit illa lid. Eymundr suarar. a halfs manadar fresti. Huat er nu til rads sagde konungr þuiat nu megum uer æigi missa yduarrar forsio. Ragnarr sagde at hann uillde at þeir færi þa j brott ok bad konung hafa sin rad. Eymundr mællti. amælis aflar þat ef ver skilium suo vid konung [127] j þuilikum haska þuiat konungr var þa j fride er ver komum til hans. nu uil ek æigi suo vid hann skilia at hann siti æigi j fride eftir ok munum ver enn helldr kaupa vid hann þessa .xij. manudr ok bæti hann mala uornn sem skilt var med oss. er nu at hyggia at radagerdum huort lide skal safnna edr vili þer herra at ver uerim æinir landit Nordmenn en þu sitir kyrr hea vorum vidskiptum ok takir þa (til) lids þins er ver erum yfirkomnir. Þat uil ek segir konungr. Eymundr mællti. ger æigi suo bradlitit a þetta herra. hinn er til annarr at hallda saman herlidinu ok þat litzst mer somasamligra ok æigi skulum uær fyrstir renna Nordmenn. en uæit ek at margr mun nu þess albuinn verda þeir sem firir spiotzoddum eru hafdir. en hitt uæit ek æigi huersu þeir munu j rauninne gefazst sem nu eggia þessa mest. en huersu skal þat vera herra ef ver komumzst j færi uit konunginn huort skulum ver drepa konunginn edr æigi. þuiat alldri verdr endir a þessum vfride medan þit lifit badir. Konungr suarar. æigi man ek huorttueggia gera at eggia menn til bardaga vit Burizlaf konung enda gefa sok a ef hann er drepinn. Nu fara huorir heim til hallar sinnar ok letu ecki safnna lide ok ỏngan vidrbuning væittu þeir. ok þetta þikir ollum monnum undarligt er nu er sizst vid buizst er mest ogn ferr at hende. Ok litlu sidarr fretta þeir til Burizlafs konungs at hann uar kominn j Gardariki med mikinn her ok marga illa þiod. Suo let Eymundr konungr sem hann visse æigi huat vm var ok hann hefde ecki spurt. Margir menn mælltu þat at hann munde æigi þora at beriazst vid Burizlaf.

Eymundr drap Burizlaf konung

Einn morgin arla kuedr Eymundr med ser Ragnar frænda sinn ok .x. menn adra. hann let sodla þeim hesta rida nu .xij. saman vt af borginne en æigi fleire. en allt lid annat uar eftir. Biornn het islenzskr madr er for med þeim ok Gardaketill ok Astkell het madr ok Þordar .ij. Þeir Eymundr hofdu med ser lausan hest ok voru þar a herklæde þeirra ok vist. nu rida þeir allir j brott j kaupmannz gerui ok vissu menn æigi huat er undir bio þessi ferd edr huat þeir mundu firirætlazst j brogdum. Þeir rida nu j skog einn ok fara allan þann dag þar til er kom at nott. þa koma þeir or skoginum fram ok at æinne mikille æik þar uar hea uollr fagr ok vida slettr. Þa mællti Eymundr konungr. her munum ver stad nema. þat hefui ek spurt at Burizlafr konungr mun her nattstad hafa ok tialldstad j natt. Þeir ganga nu umhuerfis tred ok med riodrinu ok hugdu at huar beztr [128] munde uera tialldstadrinn. Þa mællti Eymundr konungr. her mun Burizlafr konungr lata setia herbuder sinar. mer er sagt at hann tiallde iafnan nærr skogi ef þui ma uit koma ok æiga þar þa undanbragd ef hann þarf til at taka. Eymundr konungr tok þa æinn stræing edr kadal ok bad þa ganga j riodrit her at þessu trenu. hann mællti at æinnhuerr madr skillde fara upp j limarnar ok bera þar aa stræinginn ok suo uar gert. sidan suæigdu þeir tréed allt til þess er limarnarr voru komnar allt at jordu nidr ok undu suo tred allt ath rotinne. Þa mællti Eymundr konungr. þetta likar mer nu uel ok ma oss þetta koma at godu gagnni. Eftir þat bera þeir streinginn ok festa endana. ok er lokit var þessu starfui þa uar midr aftan.

Nu heyra þeir til lids konungsins huar þat fór. ganga þeir nu j skoginn til hesta sinna. þeir sea nu lid mikit ok æinn dyrligann vagnn ok fylgia þar margir menn ok þar var merki firir borit. þeir snua at skoginum ok j riodrit ok at þangat er bezstr var tialldstadrinn sem Eymundr konungr gat til. ræisa þeir þar landtialldit ok suo allt herlidit vt j fra med skoginum. gek þui allt til myrkrs. Konungstialdit uar hardla dyrligt ok uel gert. þar voru fiorar stukur af ok staung mikil upp ór ok knappr a ór gulle ok uedruite med. þeir sa ỏll tidende ór skoginum til herlidsins ok letu hliott yfir ser. ok er myrkt uar ordit þa uoru log kueigt j tiolldunum ok vita þeir at nu mun til matar buizst j tiolldunum. Þa mællti Eymundr konungr. uer hofum litlar uistir ok hæfir oss þat æigi ok mun ek rada til budaruardar ok fara til herbuda þeirra. Eymundr tekr nu stafkarlls buning bindr ser gæitarskegg ok gengr vid .ij. stafui. hann ferr j konungstialldit ok bidr ser matar ok gengr firir huernn mann. hann fór ok j hinu næstu tiolld ok uard gott til fæingiar ok þackade uel godann bæina. ferr hann nu j brott fra tiolldunum ok skortir nu æigi uistir. en er menn hofdu druckit ok etit sem menn uilldu þa uar hliott eftir þat.

Eymundr konungr skiftir nu lidinu sinu j tuo stade. let uera eftir .vj. menn j mỏrkinne at gæta hesta sinna ok lata buna vera ef skiott skal til taka. Nu ganga þeir Eymundr j riodrit .vj. saman til herbudanna ok lata sem ecki se at uandrædum. Þa mællti Eymundr. Rỏgnnualldr ok Beornn ok þeir hinir islenzsku menn skulu ganga til tressins þar sem uer hofum þat nidr suæigt. Hann selr sina bolỏxi j hendr huerium þeirra. þer erut menn storhỏggir ok neytit nu uel þess j þorf. Þeir ganga þa þar til sem limarnar voru nidr suæigdar. ok enn mællti Eymundr konungr. her skal hinn þridi madr standa a læidinne til riodrsins. sa skal ecki gera nema hafa streinginn j [129] hende ser ok lata ganga sem ver hæimtum er ver hỏfum annan enda. ok er uær hỏfum um buizst sem ver uilium þa skal sa drepa ỏxarskapti a snærit er ek hefir til ætlat. en sa skal uita er a stræingnum helldr huort hann skelfr af þui er ver hrærum hann edr af hogginu. ok þa er uær hofum gert þessa bending er fram skal koma ok oss liggr vid ef hamingian uæitir oss þa skal sa segia er stræinginn hefir ok skal þa hoggua limar tressins ok mun þat þa hart ok skiott upp spretta. Nu gera þeir sem þeim uar firir sagt. Biornn ferr med þeim Eymundi konungi ok Ragnari ok ganga nu at tialldinu ok gera rumsnỏru a streinginn ok hafua vid spiotskoftin ok færa a uedruitann er upp uar af stỏnginne a landtialldi konungsins ok rann hon upp at knappinum ok var kyrrt at farit. en menn suofu fast j ollum tiolldum er þeir voru farmodir ok miỏg drucknir. En er þetta var gert þa hæimta þeir endana ok stytta suo stræinginn ok gera rad sin. gengr Eymundr konungr nu nær tiallde konungsins ok uill vera æigi fiarri er kift er tialldinu. er nu drepit a snærit ok kennir þa þess sa er a hellt at skalf stræingrinn. segir sa þeim er hoggua skulu. nu hoggua þeir tred ok sprettr þat hart ok hatt upp ok kippir upp ollu landtialldi konungsins ok langt a skog a burt. login slocknudu oll j þessu.

Eymundr konungr hafde glogt midat a um kuelldit huar konungrinn huilde j tialldinu. snyrr hann nu þangat ok uæitir konunginum bradann bana ok suo morgum odrum. hann hefir nu med ser hỏfud Burizlafs konungs. hleypr hann nu j skoginn ok menn hans ok verda æigi fundnir. Þeir uerda nu ottafullir er eftir eru af monnum Burizlafs konungs af þessum tidendum hinum myklum. en þeir Eymundr konungr rida nu j brott þar til er þeir koma nu heim snemma mỏrgins. ok ferr nu a fund Jarizleifs konungs ok segir honum sannliga fall Burizlafs konungs. ok lit nu a herra a hofudit ef þer megit kenna. Konungr rodnar er hann sa hỏfudit. Eymundr mællti. þessu uolldu uær Nordmenn hinu mykla þrekuirke herra ok buit nu til graftrar likama brodur yduars uel ok sæmiliga. Jarizleifr konungr suarar. bradradin tidendi hafui þer gert ok oss nalæg en þer skulut groftr hans bua edr huert rad munu þeir taka nu er honum hafa fylgt. Eymundr suarar. þess get ek at þeir æigi þing ok mun huerr þeirra annan gruna um þetta verk þuiat þeir urdu ecki vit oss uarir ok munu þeir skiliazst med sundrþycki ok mun æinge odrum trua ok fara saman suæitum ok þess uæntir mig at fatt af þeirra monnum uæiti umbuning konungi sinum. Nu fara Nordmenn ór borginne ok rida hinn sama ueg um mỏrkina ok þar til er þeir koma til herbudanna. ok gek eftir þui [130] sem Eymundr konungr gat til at lid Burizlafs konungs uar allt j brottu ok skildizst med sundrþycke. ferr Eymundr konungr nu j riodrit ok la þar lik konungsins ok ỏngir menn hia. bua þeir nu um lik hans ok setia þeir nu hofudit vid bolinn ok foru hæim med. uar hans groftr þa a margra manna uitorde. Gek nu allt landzfolk a hỏnd Jarizleifi konungi med suordum æidum ok er hann nu konungr yfir þui riki sem þeir hỏfdu adr badir haft.

Eymundr konungr for fra JarizLafuo ok til brodur hans

Nu lidr sumarit ok uetrinn ok uerdr ecki til tidenda ok verdr enn ecki greiddr malinn. þat var ok firir konunginum tiad af sumum monnum at mikils uar at minnazst um brodurdrapit ok sogdu suo at þeir þættizst nu konungi ædri uera Nordmennirnir. Ok nu kemr sa dagr er malinn skylde greidazst þa ganga þeir til konungs herbergia. hann fagnar þeim uel ok spyrr huat þeir vilia suo snemma morgins. Eymundr konungr suarar. þat kann vera herra at þer þurfit ecki uors lids lengr ok greide þer nu uel af hende þann mala er uær æigum at hafa. Konungr mællti. mikit hefir af gerst yduarre hegatkuomu. Satt er þat herra segir Eymundr þui at firir longu uerir þu af riki rekinn ef æigi nytir þu uor vid. en vm frafall brodur þins er nu sem þa er þu gaft þat kuijtt. Konungr mællti. huert rad taki þer nu upp. Eymundr suarar. huert mundir þu sizst uilea. Æigi uæit ek þat segir konungr. Eymundr suarar. ek uæit þo gerlla. sizst uilldir þu at ver færim til Uartilavi konungs brodur þins en uer munum nu þo þangat fara ok væita honum allt þat er uer megum ok sit nu hæill herra. Ganga þeir nu vt skiott ok til skipa sinna er þa voru albuin. Jarizleifr konungr mællti. skiott foru þeir nu j brott ok æigi ath uorum uilia. Drotning suarar. suo mun fara ef þit Eymundr konungr æigit radum at skifta at hann mun uerda ydr þungr j skaute. Konungr mællti. þat væri gott rad ef þeir yrde afradnir. Drotning suarar. fyr mun hitt at hendi koma at þer munut fa af þeim nockura sneypu.

Sidan for hon til skipa ok Rỏgnnualdr jarll Ulfsson vid nockura menn þar er þeir Eymundr lagu vid land ok var þeim sagt at drotning uill finna Eymund konung. (Hann) mællti. truum henni ecki þuiat hon er konungi vitrari en æigi uil ok uarna henni uittals. Þa uil ek fylgia þer segir Ragnarr. Næi segir Eymundr ecki er þetta vfridarfỏr enda er ecki ofrefli lids til komit. Eymundr hafde tuglamottul ok suerd j hende. þau settuzst nidr a backa æinum þar sem leira uar undir nidri. þau settuzst nærr [131] honum drotning ok Rỏgnualldr iarl ok naliga a klæde hans. Drotting mællti. þat er illa er þit konungar skulut suo skilia. uillda ek giarnna hlut j æiga at betr færi med yckr en uerr. Þa hafde huorki þeirra hendr sinar kyrrar. hann leysti mottulbond sin en hon dro af ser glofann ok bra upp yfir hỏfut ser. hann ser nu at æigi er suikalaust ok þat uar raunar at hon hafde sett menn til at drepa hann ok hafua þat at marki er hon brygde upp glofanum. ok þegar hlaupa þeir menn fram. Eymundr sa þa fyrre en þeir komu at honum. sprettr hann þa upp skiott ok fyrr en þeir hugdu uard mottullinn eftir. attu þeir hans þa ecki kosti. Ragnarr sa þetta ok hliop a land af skipunum ok suo huerr at ỏdrum ok uilldu drepa menn drotningar. en Eymundr quat æigi skylldu suo uera. hrundu þeir þeim ofan firir læirbackann ok hofdu a þeim hendr. Ragnarr mællti. nu munu ver æigi meta vid þig Eymundr radin. skulu uær nu flytia þau j burt med oss. Eymundr suarar. æigi byriar oss þat ok skulu þau heim fara j fride þuiat æigi uil ek suo slita vinattu vid drotningu.

Ferr hon nu heim ok æigi eyrende fegin. en þeir sigla j burt ok letta æigi fyrr en þeir koma j riki Uartilaui konungs ok sækia a hans fund. en hann tekr uit þeim uel ok spurde þa tidenda. en Eymundr sagde allt sem gengit hafde bæde upphaf ok skilnat þeirra Jarizleifs konungs. Huat ætlizst þer nu firir segir konungr. Eymundr suarar. þui het ek Jarizleifi konungi at ver mundim hingat leita til yduar þuiat mig grunar at hann mune minka vilea riki þitt sem brodir hans gerde vid hann. ok siai þer nu rad yduart herra huort þer kiosit oss til yduar edr fra edr huort þu þikizst nockut þurfua uors gengis. Ja segir konungr fusir værim uer til yduars fylgis edr til huers mæli þer. Eymundr suarar. hinn sama kost uilium ver hafa sem ver hofdum med brodur þinum. Konungr mællti. gef mer stund til at radazst um vid mina menn þuiat þeir leggia fet fram þo at ek greida af hende. Þessu iatar Eymundr konungr. Vartilafr konungr stefnir þing vit menn sina ok segir þeim huer frett komin uar af Jarizleifi konungi brodur hans at hann sitr um riki hans ok segir at Eymundr konungr er þar kominn ok bydr þeim sitt traust ok forstỏdu. Þeir fysa konung miog at taka vid þeim. ok vid þetta kaupa þeir saman ok skilr konungr ser radagerdir hans. þuiat ek er minne radagerdamadr en Jarizleifr konungr brodir minn ok uard yduar þo j mille gengit. uilium ver oft æiga rædur vid ydur en giallda ydr allt eftir skildỏgum. Nu eru þeir þar j myklum soma ok godu yfirlæti af konungi. [132]

Sætt þeirra brædra JarizLeifs ok Vartilafs

Sa atburdr vard at sendimenn komu fra Jarizleifi konungi at bæida þorpa ok borga er lagu vid riki hans af Vartilaf konungi. hann berr nu upp þetta firir Eymundi konungi en hann suarar suo. þer æigit þessa rad herra. Konungr mællti. nu er til þess at taka er skilit var at þer leggit radin til med oss. Eymundr suarar. suo litz mer herra sem vera mune fangs uon at frekum ulfi. heimt mun bratt hit mæira ef þetta er til latit. ok fari sendimenn aftr j fride segir hann sea munu þau þickiaszt uór rad edr huersu lengi þarftu lide at safnna. Halfan manut segir konungr. Eymundr mællti. kued nu a herra huar þer skulut finnazst til orrostu ok seg sendimonnum at þeir megi segia konungi sinum. Ok uar nu suo gert ok fara sendimenn hæim. Byzst nu huorrtueggi herrinn til orrostu ok koma saman j akuednum stad at landamæri. setia þeir nu herbudir sinar ok eru þar nockurar nætr. Vartilafr konungr mællti. huat skulum ver her sitia til æinskis. hofum æigi sigrinn ór hendi oss. Eymundr mællti. lat mig firir rada þuiat frest eru illz bezst ok er æigi enn komin Ingigerdr drotning er rad hefir firir þeim ỏll þo at konungr se foringe lids þeirra ok skal ek nu vord hallda herra. Konungr suarar. suo sem þer vilit.

Þeir sitea nu þar .vij. nætr med herinn. ok æina nott var uedr illt ok myrkt miog þa huarf Eymundr konungr fra lide sinu ok Ragnarr. þeir foru j skog ok a bak herbudum Jarizleifs konungs ok setiazst nidr hea gỏtu æinne. þa mællti Eymundr konungr. þessi gata mun vera ridin af monnum Jarizleifs konungs ok ef ek uillda leynazst þa munda ek nu fara ok verum nu her fyrst. Ok er þeir hỏfdu setit um stund þa mællti Eymundr konungr. ouitrliga sitium ver. Þui næst heyra þeir at ridit var ok suo þat at kona var j ferdinne. urdu þeir þess uarir at madr ræid firir konunne en annar for sidar. Þa mællti Eymundr konungr. þar mun drotning fara ok skipumzst uer nu tuæim megin gotunnar ok er þeir koma at oss þa særi þer hestinn undir henni en þu Ragnarr tak vid henni. Ok er þessir rida fram hea finna þeir æigi fyrr en hestrinn fell nidr daudr en drotning oll j brottu. annar segir at hann sa suipinn mannzsins er stỏck yfir gỏtuna ok þordu æigi at hitta konunginn þuiat þeir vissu æigi huort þessu olli menn edr trỏll. leynduzst nu heim at fara ok gera æigi vart vid sig. Drotning mællte vid þa fostbrædr. sæint letti þer Nordmenn suiuirding vid mig. Eymundr mællti. vel skulum uær vid ydr gera drotning. en æigi uæit ek huort þu kyssir nu fyst konunginn at sinne.

Fara þeir nu til herbuda Vartilafs konungs ok segia honum at drotning er þar komin. hann fagnar þui ok uakir [133] sealfr yfir henni. En um morguninn bidr hon Eymund konung koma til sin. ok er þau hittuzst þa mællti drotning. Þat er bezst rad at ver sættimzst ok uil ek biodazst til at gera a mille yduar. uil ek þui lysa adr at ek mun Jarizleif konung mest meta. Eymundr konungr suarar. konungr a her ualld yfir. Drotning suarar. þin rad munu þo mest hỏfd. Eftir þat hitti Eymundr Vartilauum konung ok spyrr ef hann uill at drotning geri þeirra a mille. Konungr suarar. æigi kalla ek þat radligt er hon hefir þo þui hæitit at minka vornn hlut. Eymundr mællti. muntu vna þui at hafa þat er þu hefir adr. Ja segir konungr. Eymundr mællti. ecki kalla ek þat gerd ef æigi er aukinn þinn hlutr þuiat iafnnt attu at taka arf eftir brodur þinn sem hann. Konungr suarar. þess ertu fusari at ek kiosa hennar gerd a ok se þat þa. Eymundr konungr segir nu drotningu at þui er jattat at hon skal gera sætt mille konunganna. Þat mun þa þin rad segir hon ok muntu sea a huerium minnzst mæin eru edr huer gerd uera skal. Eymundr konungr mællti. ecki latta ek at yduarr somi uæri gerr.

Þa uar blasit til motz ok sagt at Jngigerdr drotning uill tala vid konunga ok lidsmenn þeirra. ok er lidit kom saman þa sia menn at Jngigerdr drotning er j flocki þeirra Eymundar konungs ok Nordmanna. er nu bodit af hende Uartilafs konungs at drotning skule gera. Hon segir Jarizleifi konungi at hann skal hafua hinn æzsta hlut Gardarikis en þat er Holmgard. en Uartilafr skal hafa Kænugard þat er annat bezst riki med skottum ok skylldum þat er halfu mæira riki en hann hefir adr haft. en Pallteskiu ok þat riki er þar liggr til skal hafua Eymundr konungr ok vera þar konungr yfir ok hafua allar landskylldir vskerdar þær er þar liggia til þuiat ver uilium hann æigi j brott ór Gardariki. ef Eymundr konungr a erfingea eftir sig þa se þeir erfingiar eftir hann at þui riki. en ef hann a ongan son eftir sig þa skal huerfa aftr til þeirra brædra. Eymundr konungr skal ok hafua landuornn firir þeim brædrum ok ollu Gardariki en þeir skulu efla hann at lide ok sinum styrk. Jarizleifr konungr skal vera yfir Gardariki. Rognnualdr jarll skal hafa Aldæigiuborg eftir þui sem hann hefir adr haft.

Uar þessi sætt ok rikia skifti samþykt ok stadfest af ollum landzlyd. skylldu þau Eymundr konungr ok Jngigerdr drotning gera um oll uandamal. For nu huerr hæim til sins rikis. Vartilafr konungr lifde æigi lengr en .iij. uetr. tok hann þa sott ok andadizst ok uar hinn uinsælazsti konungr. Eftir hann tok riki Jarizleifr konungr ok styrde nu æinn badum rikiunum en Eymundr konungr red firir sinu riki ok uard æigi gamall. hann andadizst erfingialaus ok [134] uard sottdaudr ok þotti þat hinn mesti mannskade ollu landzfolki þuiat æigi hefir verit mæire spekingr utlendr j Gardariki en Eymundr konungr ok æigi uard herskatt j Gardariki medan hann hafde landuornn firir Jarizleifi konungi. En j sott Eymundar konungs þa gaf hann riki sitt Ragnari fostbrodur sinum þuiat hann unne honum bezst at niota. uar þat j leyfui Jarizleifs konungs ok Jngigerdar drottningar. Rognualldr Ulfsson uar jarll yfir Aldæigiuborg þau uoru systrabornn ok Jngigerdr drotning. hann uar hofdinge mikill ok uar skattgilldr undir Jarizleif konung ok uard gamall. ok þa er hinn hæilagi Olafr Haralldzson uar j Gardariki þa uar hann med Rỏgnualldi Ulfssyni ok uar þeirra vinatta hin mesta. þuiat allir gofgir menn uirdu Olaf konung mikils medan hann uar þar en þo ỏngir mæira en þau Rognualldr jarll ok Jngigerdr drotning þuiat huort þeirra unne ỏdru med leyndri ast. (Bls. 118-134)

Перевод*

* Перевод Е. А. Рыдзевской (Рыдзевская 1978. С. 89-104).

ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ПОВЕСТЬ ОБ ЭЙМУНДЕ И ОЛАВЕ КОНУНГЕ

Глава

Хринг звался конунг, который правил в Упплёнде в Нореге. Хрингарики называлась та область, над которой он был конунгом. Был он мудр и любим, добр и богат. Он был сыном Дага, сына Хринга, сына Харальда Прекрасноволосого; вести свой род от него считалось в Нореге самым лучшим и почетным. У Хринга было три сына, и все они были конунгами. Старшего звали Хрёрек, второго – Эймунд¹, третьего – Даг. Все они были храбры, защищали владения отца, бывали в морских походах и так добывали себе почет и уважение. Это было в то время, когда конунг Сигурд Свинья правил в Упплёнде; он был женат на Асте Гудбрандсдоттир, матери Олава конунга Святого. Торни звалась сестра ее, мать Халльварда Святого, а другая – Исрид, бабушка Стейгар-Торира. Они были побратимами, когда росли, Олав Харальдссон и Эймунд Хрингссон; они были к тому же почти одних лет. Они занимались всеми физическими упражнениями, какие подобают мужественному человеку, и жили то у Сигурда конунга, то у Хринга конунга, отца Эймунда. Когда Олав конунг поехал в Энгланд², поехал с ним и Эймунд; еще был с ними Рагнар, сын Агнара, сына Рагнара Рюкиль, сына Харальда Прекрасноволосого³, и много других знатных мужей. Чем дальше они ехали, тем больше становилась их слава и известность. О конунге Олаве Святом теперь уже известно, что имя его знает вся северная половина [мира]⁴. И когда он овладел Норегом, он покорил себе всю страну и истребил в ней всех областных конунгов, как говорится в саге о нем⁵, наряду с различными событиями, описанными мудрыми людьми⁶; всюду говорится, что он в одно утро отнял власть у пяти конунгов, а всего – у одиннадцати внутри страны, как о том говорит Стюрмир Мудрый⁷. Одних он велел убить или искалечить, а других изгнал из страны. В эту беду попали Хринг, Хрёрек и Даг, а Эймунд и ярл Рагнар Агнарссон были в морских походах, когда все это случилось. Ушли они из страны, Хринг и Даг, и долго были в походах, а после отправились на восток в Ёталанд, и долго правили там. А Хрёрек был ослеплен и жил у Олава конунга, пока не стал умышлять против него и перессорил его гридей между собой так, что они стали убивать друг друга. И напал он на Олава конунга в день вознесения на клиросе в церкви Христа, и порезал парчовую одежду на конунге, но Бог сохранил конунга, и он не был ранен. И Олав конунг тогда разгневался на него и послал его в Гренланд, если будет попутный ветер, с Торарином Невьольвссоном, но они прибыли в Исланд, и жил он у Гудмунда Богатого в Мёдрувеллир, в Эйяфьорде, и умер он в Кальвскинн.

Об Эймунде и Рагнаре

Прежде всего надо сказать, что Эймунд и Рагнар пришли в Норег немного спустя⁸ со многими кораблями. Олава конунга тогда нигде поблизости не было. Тут они узнали о тех событиях, о которых уже было сказано. Эймунд собирает тинг с местными людьми и говорит так: "С тех пор, как мы уехали, в стране были великие события; мы потеряли наших родичей, а некоторые из них изгнаны и претерпели много мучений. Нам жаль наших славных и знатных родичей и обидно за них⁹. Теперь один конунг в Нореге, где раньше их было много. Думаю, что хорошо будет стране, которой правит Олав конунг, мой побратим, хоть и нелегка его власть. Для себя я от него жду доброго почета, но не имени конунга". Друзья их обоих стали настаивать, чтобы он повидался с Олавом конунгом и попытал, не даст ли он ему имя конунга. Эймунд ответил: "Не подниму я боевого щита против Олава конунга и не буду во враждебной ему рати, но при тех великих обидах, что случились между нами, не хочу и отдаваться на его милость, и сложить с себя свое высокое достоинство. Раз мы не хотим идти на мир с ним, не думаете ли вы, что нам остается лишь не встречаться с ним? Если бы мы встретились, знаю, он воздал бы мне великую честь, потому что я не пойду на него, но не думаю, чтобы вы все, мои люди, также стерпели, видя великое унижение своих родичей. Вы теперь побуждаете меня [мириться с ним], а по мне это тяжело, потому что нам пришлось бы сначала дать клятву, которую нам подобало бы сдержать". Тогда сказали воины Эймунда: "Если не идти на мир с конунгом, но и не быть во враждебной ему рати, то, значит, остается, по-твоему, не встречаться с конунгом и уйти изгнанником из своих владений?". Рагнар сказал: "Эймунд говорил много такого, что я и сам думаю; не верю я в нашу удачу против счастья Олава конунга, но думается мне, что если мы покинем в бегстве наши земли, то надо нам позаботиться о том, чтобы в нас видели больших людей, чем другие купцы". Эймунд сказал: "Если вы хотите поступить по-моему, то я скажу вам, если хотите, что я задумал. Я слышал о смерти Вальдамара конунга¹⁰ с востока из Гардарики¹¹, и эти владения держат теперь трое сыновей его¹², славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну – одному теперь досталось больше, чем тем двум. И зовется Бурицлав¹³ тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он – старший из них. Другого зовут Ярицлейв¹⁴, а третьего Вартилав¹⁵. Бурицлав держит Кэнугард¹⁶, а это – лучшее княжество¹⁷ во всем Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард¹⁸, а третий – Палтескью¹⁹ и всю область, что сюда принадлежит²⁰. Теперь у них разлад из-за владений, и всех более недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских, и считает, что он потому ниже своих предков. И пришло мне теперь на мысль, если вы согласны, отправиться туда и побывать у каждого из этих конунгов, а больше у тех, которые хотят держать свои владения и довольствоваться тем, чем наделил их отец. Для нас это будет хорошо – добудем и богатство, и почесть. Я на этом решу с вами". Все они согласны. Было там много людей, которым хотелось добыть богатства и отомстить за свои обиды в Нореге. Они были готовы покинуть страну, только бы не оставаться и не терпеть притеснений от конунга и своих недругов. Собираются они в путь с Эймундом и Рагнаром и отплывают с большой дружиной, избранной по храбрости и мужеству, и стали держать путь в Аустрвег²¹. И узнал об этом Олав конунг, когда их уже не было, и сказал он, что это худо, что он не встретился с Эймундом, "потому что мы должны были бы расстаться лучшими [чем до того] друзьями; так и можно было ожидать, что у него гнев на нас, но теперь уехал из страны муж, которому мы оказали бы величайшие почести в Нореге, кроме имени конунга". Олаву конунгу было сказано, что говорил Эймунд на тинге, и сказал конунг, что это на него похоже – найти хороший исход. И больше об этом нечего сказать, и сага возвращается к Эймунду и ярлу Рагнару.

Эймунд прибыл в Гардарики

Эймунд и его спутники не останавливаются в пути, пока не прибыли на восток в Хольмгард к Ярицлейву конунгу. Идут они сначала к конунгу Ярицлейву, как того попросил Рагнар. Ярицлейв конунг был в свойствé с Олавом, конунгом свеев. Он был женат на дочери его, Ингигерд²². И когда конунг узнаёт об их прибытии в страну, он посылает мужей к ним с поручением дать им мир в стране²³ и позвать их к конунгу на хороший пир²⁴. Они охотно соглашаются. И когда они сидят на пиру, конунг и княгиня много расспрашивают их об известиях из Норега²⁵, о конунге Олаве Харальдссоне. И Эймунд говорил, что может сказать много хорошего о нем и о его обычае; он сказал, что они долго были побратимами и товарищами, но Эймунд не хотел говорить о том, что ему было не по душе, – о тех событиях, о которых было уже сказано. Эймунда и Рагнара очень уважал конунг, и княгиня не меньше, потому что она была как нельзя более великодушна и щедра на деньги, а Ярицлейв конунг не слыл щедрым, но был хорошим правителем и властным²⁶.

Договор Эймунда с Ярицлейвом конунгом

Спрашивает конунг, куда они думают держать путь, и они говорят так: "Мы узнали, господин, что у вас могут уменьшиться владения из-за ваших братьев, а мы позорно изгнаны из [нашей] страны и пришли сюда на восток в Гардарики к вам, трем братьям. Собираемся мы служить тому из вас, кто окажет нам больше почета и уважения, потому что мы хотим добыть себе богатства и славы и получить честь от вас. Пришло нам на мысль, что вы, может быть, захотите иметь у себя храбрых мужей, если чести вашей угрожают ваши родичи, те самые, что стали теперь вашими врагами. Мы теперь предлагаем стать защитниками этого княжества и пойти к вам на службу, и получать от вас золото и серебро и хорошую одежду²⁷. Если вам это не нравится и вы не решите это дело скоро, то мы пойдем на то же с другими конунгами, если вы отошлете нас от себя". Ярицлейв конунг отвечает: "Нам очень нужна от вас помощь и совет, потому что вы, норманны, – мудрые мужи и храбрые. Но я не знаю, сколько вы просите наших денег за вашу службу". Эймунд отвечает: "Прежде всего ты должен дать нам дом и всей нашей дружине, и сделать так, чтобы у нас не было недостатка ни в каких ваших лучших припасах, какие нам нужны". "На это условие я согласен", – говорит конунг. Эймунд сказал: "Тогда ты будешь иметь право на эту дружину, чтобы быть вождем ее и чтобы она была впереди в твоем войске и княжестве. С этим ты должен платить каждому нашему воину²⁸ эйрир серебра, а каждому рулевому на корабле – еще, кроме того, половину эйрира²⁹". Конунг отвечает: "Этого мы не можем". Эймунд сказал: "Можете, господин, потому что мы будем брать это бобрами и соболями³⁰ и другими вещами, которые легко добыть в вашей стране, и будем мерить это мы, а не наши воины. И если будет какая-нибудь военная добыча, вы нам выплатите эти деньги, а если мы будем сидеть спокойно, то наша доля станет меньше". И тогда соглашается конунг на это, и такой договор должен стоять двенадцать месяцев³¹.

Эймунд победил в Гардарики

Эймунд и его товарищи вытаскивают тогда свои корабли на сушу и хорошо устраивают их. А Ярицлейв конунг велел выстроить им каменный дом и хорошо убрать драгоценной тканью³². И было им дано все, что надо, из самых лучших припасов. Были они тогда каждый день в великой радости и веселы с конунгом и княгиней. После того как они там пробыли недолго в доброй чести, пришли письма от Бурицлава конунга к Ярицлейву конунгу³³, и говорится в них, что он просит несколько волостей и торговых городов у конунга, которые ближе всего к его княжеству, и говорил он, что они ему пригодятся для поборов³⁴. Ярицлейв конунг сказал тогда Эймунду конунгу, чего просит у него брат. Он отвечает: "Немного могу я сказать на это, но у вас есть право на нашу помощь, если вы хотите за это взяться. Но надо уступить твоему брату, если он поступает по-хорошему. Но если, как я подозреваю, он попросит больше, то, когда это ему уступят, тебе придется выбирать – хочешь ли отказаться от своего княжества или нет, и держать его мужественно и чтобы между вами, братьями, была борьба до конца, если ты увидишь, что можешь держаться. Всегда уступать ему все, чего он просит, не так опасно, но многим может показаться малодушным и недостойным конунга, если ты будешь так поступать. Не знаю также, зачем ты держишь здесь иноземное войско, если ты не полагаешься на нас³⁵. Теперь ты должен сам выбирать". Ярицлейв конунг говорит, что ему не хочется уступать свое княжество безо всякой попытки [борьбы]. Тогда сказал Эймунд: "Скажи послам твоего брата, что ты будешь защищать свои владения. Не давай им только долгого срока, чтобы собрать войско против тебя, потому-то мудрые сказали, что лучше воевать на своей земле, чем на чужой". Поехали послы обратно и сказали своему конунгу, как все было и что Ярицлейв конунг не хочет отдавать своему брату нисколько от своих владений и готов воевать, если он нападет на них. Конунг сказал: "Он, верно, надеется на помощь и защиту, если думает бороться с нами. Или к нему пришли какие-нибудь иноземцы и посоветовали ему держать крепко свое княжество?". Послы сказали, что слышали, что там норманнский конунг и шестьсот норманнов. Бурицлав конунг сказал: "Они, верно, и посоветовали ему так". Он стал тогда собирать к себе войско.

Ярицлейв конунг послал боевую стрелу³⁶ по всему своему княжеству, и созывают конунги всю рать. Дело пошло так, как думал Эймунд, – Бурицлав выступил из своих владений против своего брата³⁷, и сошлись они там, где большой лес у реки, и поставили шатры, так что река была посередине; разница по силам была между ними невелика. У Эймунда и всех норманнов были свои шатры; четыре ночи они сидели спокойно – ни те, ни другие не готовились к бою. Тогда сказал Рагнар: "Чего мы ждем и что это значит, что мы сидим спокойно?". Эймунд конунг отвечает: "Нашему конунгу рать наших недругов кажется слишком мала; его замыслы мало чего стоят". После этого идут они к Ярицлейву конунгу и спрашивают, не собирается ли он начать бой. Конунг отвечает: "Мне кажется, войско у нас подобрано хорошее и большая сила и защита". Эймунд конунг отвечает: "А мне кажется иначе, господин: когда мы пришли сюда, мне сначала казалось, что мало воинов в каждом шатре и стан только для виду устроен большой, а теперь уже не то – им приходится ставить еще шатры или жить снаружи, а у вас много войска разошлось домой по волостям, и ненадежно оно, господин". Конунг спросил: "Что же теперь делать?". Эймунд отвечает: "Теперь все гораздо хуже, чем раньше было; сидя здесь, мы упустили победу из рук, но мы, норманны, дело делали: мы отвели вверх по реке все наши корабли с боевым снаряжением. Мы пойдем отсюда с нашей дружиной и зайдем им в тыл, а шатры пусть стоят пустыми, вы же с вашей дружиной как можно скорее готовьтесь к бою". Так и было сделано; затрубили к бою, подняли знамена, и обе стороны стали готовиться к битве. Полки сошлись, и начался самый жестокий бой, и вскоре пало много людей. Эймунд и Рагнар предприняли сильный натиск на Бурицлава и напали на него в открытый щит. Был тогда жесточайший бой, и много людей погибло, и после этого был прорван строй Бурицлава, и люди его побежали. А Эймунд конунг прошел сквозь его рать и убил так много людей, что было бы долго писать все их имена. И бросилось войско бежать, так что не было сопротивления, и те, кто спаслись, бежали в леса и так остались в живых. Говорили, что Бурицлав погиб в том бою. Взял Ярицлейв конунг тогда большую добычу после этой битвы. Большинство приписывает победу Эймунду и норманнам. Получили они за это большую честь, и все было по договору, потому что господь Бог, Иисус Христос, был в этом справедлив, как и во всем другом. Отправились они домой в свое княжество, и достались Ярицлейву конунгу и его владения, и боевая добыча, которую он взял в этом бою³⁸.

Совет Эймунда

После этого летом и зимой было мирно, и ничего не случилось, и правил Ярицлейв обоими княжествами по советам и разуму Эймунда конунга. Норманны были в большой чести и уважении, и были конунгу защитой в том, что касалось советов и боевой добычи. Но не стало жалованья от конунга, и думает он, что ему теперь дружина не так нужна, раз тот конунг пал и во всей его земле казалось мирно. И когда настал срок уплаты жалованья, пошел Эймунд конунг к Ярицлейву конунгу и сказал так: "Вот мы пробыли некоторое время в вашем княжестве, господин, а теперь выбирайте – оставаться ли нашему договору или ты хочешь, чтобы наше с тобой товарищество кончилось и мы стали искать другого вождя, потому что деньги выплачивались плохо"³⁹. Конунг отвечает: "Я думаю, что ваша помощь теперь не так нужна, как раньше, а для нас – большое разорение давать вам такое большое жалованье, какое вы назначили". "Так оно и есть, господин, – говорит Эймунд, – потому что теперь надо будет платить эйрир золота каждому мужу и половину марки золота каждому рулевому на корабле". Конунг сказал: "По мне лучше тогда порвать наш договор". "Это в твоей власти, – говорит Эймунд конунг, – но знаете ли вы, наверное, что Бурицлав умер?". "Думаю, что это правда", – говорит конунг. Эймунд спросил: "Его, верно, похоронили с пышностью, но где его могила?". Конунг отвечал: "Этого мы наверное не знаем". Эймунд сказал: "Подобает, господин, вашему высокому достоинству знать о вашем брате, таком же знатном, как вы, – где он положен. Но я подозреваю, что ваши воины неверно сказали, и нет еще верных вестей об этом деле". Конунг сказал: "Что же такое вы знаете, что было бы вернее и чему мы могли бы больше поверить?". Эймунд отвечает: "Мне говорили, что Бурицлав конунг жил в Бьярмаланде⁴⁰ зимой, и узнали мы наверное, что он собирает против тебя великое множество людей, и это вернее". Конунг сказал: "Когда же он придет в наше княжество?". Эймунд отвечает: "Мне говорили, что он придет сюда через три недели". Тогда Ярицлейв конунг не захотел лишаться их помощи. Заключают они договор еще на двенадцать месяцев. И спросил конунг: "Что же теперь делать – собирать ли нам войско и бороться с ними?". Эймунд отвечает: "Это мой совет, если вы хотите держать Гардарики против Бурицлава конунга". Ярицлейв спросил: "Сюда ли собирать войско, или против них?". Эймунд отвечает: "Сюда надо собрать все, что только может войти в город, а когда рать соберется, мы еще будем решать, что лучше всего сделать".

Бой между братьями

Сразу же после этого Ярицлейв послал зов на войну по всей своей земле, и приходит к нему большая рать бондов. После этого Эймунд конунг посылает своих людей в лес и велит рубить деревья и везти в город, и поставить по стенам его. Он велел повернуть ветви каждого дерева от города так, чтобы нельзя было стрелять вверх в город. Еще велел он выкопать большой ров возле города и ввести в него воду, а после того – наложить сверху деревья и устроить так, чтобы не было видно и будто земля цела. А когда эта работа была кончена, узнали они о Бурицлаве конунге, что он пришел в Гардарики и направляется туда, к городу, где стояли конунги. Эймунд конунг и его товарищи также сильно укрепили двое городских ворот и собирались там защищать [город], а также и уйти, если бы пришлось. И вечером, когда наутро ждали рать [Бурицлава], велел Эймунд конунг женщинам выйти на городские стены со всеми своими драгоценностями и насадить на шесты толстые золотые кольца, чтобы их как нельзя лучше было видно. "Думаю я, – говорит он, – что бьярмы жадны до драгоценностей и поедут быстро и смело к городу, когда солнце будет светить на золото и на парчу, тканую золотом". Сделали так, как он велел⁴¹. Бурицлав выступил из лесу со своей ратью и подошел к городу, и видят они всю красоту в нем, и думают, что хорошо, что не шло перед ними никаких слухов. Подъезжают они быстро и храбро и не замечают [рва]. Много людей упало в ров и погибло там. А Бурицлав конунг был дальше в войске, и увидел он тогда эту беду. Он сказал так: "Может быть, нам здесь так же трудно нападать, как мы и думали; это норманны такие ловкие и находчивые". Стал он думать – где лучше нападать, и уже исчезла вся красота, что была показана. Увидел он тогда, что все городские ворота заперты, кроме двух, но и в них войти нелегко, потому что они хорошо укреплены и там много людей.

Сразу же раздался боевой клич, и городские люди были готовы к бою. Каждый из конунгов, Ярицлейв и Эймунд, был у своих городских ворот. Начался жестокий бой, и с обеих сторон пало много народу. Там, где стоял Ярицлейв конунг, был такой сильный натиск, что [враги] вошли в те ворота, которые он защищал, и конунг был тяжело ранен в ногу⁴². Много там погибло людей, раньше чем были захвачены городские ворота. Тогда сказал Эймунд конунг: "Плохо наше дело, раз конунг наш ранен. Они убили у нас много людей и вошли в город. Делай теперь, как хочешь, Рагнар, – сказал он, – защищай эти ворота или иди вместе с нашим конунгом и помоги ему". Рагнар отвечает: "Я останусь здесь, а ты иди к конунгу, потому что там нужен совет". Пошел Эймунд тогда с большим отрядом и увидел, что бьярмы уже вошли в город. Он сразу же сильно ударил на них, и им пришлось плохо. Убили они тут много людей у Бурицлава конунга. Эймунд храбро бросается на них и ободряет своих людей, и никогда еще такой жестокий бой не длился так долго. И побежали из города все бьярмы, которые еще уцелели, и бежит теперь Бурицлав конунг с большой потерей людей. А Эймунд и его люди гнались за беглецами до леса и убили знаменщика конунга, и снова был слух, что конунг пал, и можно теперь было хвалиться великой победой. Эймунд конунг очень прославился в этом бою, и стало теперь мирно. Были они в великой чести у конунга, и ценил их всякий в той стране, но жалование шло плохо, и трудно было его получить, так что оно не уплачивалось по договору.

Об Эймунде

Случилось однажды, что Эймунд конунг говорит конунгу, что он должен выплатить им жалование, как подобает великому конунгу. Говорит он также, что думает, что они добыли ему в руки больше денег, чем он им должен был жалованья. "И мы говорим, что это у вас неправильно, и не нужна вам теперь наша помощь и поддержка". Конунг сказал: "Может быть, теперь будет хорошо, даже если вы не будете нам помогать; все-таки вы нам очень помогли. Мне говорили, что ваша помощь нужна во всех делах". Эймунд отвечает: "Что же это значит, господин, что вы хотите один судить обо всем? Мне кажется, многие мои люди немало потеряли, иные – ноги или руки, или какие-нибудь члены, или у них попорчено боевое оружие; многое мы потратили, но ты можешь нам это возместить: ты выбирай – или да, или нет". Конунг сказал: "Не хочу я выбирать, чтобы вы ушли, но не дадим мы вам такого же большого жалованья, раз мы не ждем войны". Эймунд отвечает: "Нам денег надо, и не хотят мои люди трудиться за одну только пищу. Лучше мы уйдем во владения других конунгов и будем там искать себе чести. Похоже на то, что не будет теперь войны в этой стране, но знаешь ли ты наверное, что конунг убит?". "Думаю, что это правда, – говорит конунг, – потому что его знамя у нас". Эймунд спрашивает: "Знаешь ли ты его могилу?". "Нет", – говорит конунг. Эймунд сказал: "Неразумно не знать этого". Конунг отвечает: "Или ты это знаешь вернее, чем другие люди, у которых есть об этом верные вести?". Эймунд отвечает: "Не так жаль ему было оставить знамя, как жизнь, и думаю я, что он опасен и был в Тюркланде зимой, и намерен еще идти войной на вас, и у него с собой несметная рать⁴³, и это – тюрки и блёкумен⁴⁴, и многие другие злые народы. И слышал я, что похоже на то, что он отступится от христианства, и собирается он поделить страну между этими злыми народами, если ему удастся отнять у вас Гардарики. А если будет так, как он задумал, то, скорее всего, можно ждать, что он с позором выгонит из страны всех ваших родичей". Конунг спрашивает: "Скоро ли он придет сюда с этой злой ратью?". Эймунд отвечает: "Через полмесяца". "Что же теперь делать? – сказал конунг. – Мы ведь теперь не можем обойтись без вашего разумения". Рагнар сказал, что он хотел бы, чтобы они уехали, а конунгу предложил решать самому. Эймунд сказал: "Худая нам будет слава, если мы расстанемся с конунгом [когда он] в такой опасности, потому что у него был мир, когда мы пришли к нему. Не хочу я теперь так расставаться с ним, чтобы он остался, когда у него немирно; лучше мы договоримся с ним на эти двенадцать месяцев, и пусть он выплатит нам наше жалованье, как у нас было условлено. Теперь надо подумать и решить – собирать ли войско, или вы хотите, господин, чтобы мы, норманны, одни защищали страну, а ты будешь сидеть спокойно, пока мы будем иметь дело с ними, и обратишься к своему войску, когда мы ослабеем?". "Так и я хочу", – говорит конунг. Эймунд сказал: "Не спеши с этим, господин. Можно еще сделать по-иному и держать войско вместе; по-моему, это нам больше подобает, и мы, норманны, не побежим первыми, но знаю я, что многие на это готовы из тех, кто побывал перед остриями копий. Не знаю, каковы окажутся на деле те, которые теперь больше всего к этому побуждают. Но как же быть, господин, если мы доберемся до конунга, – убить его или нет? Ведь никогда не будет конца раздорам, пока вы оба живы". Конунг отвечает: "Не стану я ни побуждать людей к бою с Бурицлавом конунгом, ни винить, если он будет убит". Разошлись они все по своим домам, и не собирали войска, и не готовили снаряжения. И всем людям казалось странным, что меньше всего готовятся, когда надвигается такая опасность. А немного спустя узнают они о Бурицлаве, что он пришел в Гардарики с большой ратью и многими злыми народами. Эймунд делал вид, будто не знает, как обстоит дело, и не узнавал. Многие говорили, что он не решится бороться с Бурицлавом.

Эймунд убил Бурицлава конунга

Однажды рано утром Эймунд позвал к себе Рагнара, родича своего, десять других мужей, велел оседлать коней, и выехали они из города двенадцать вместе, и больше ничего с ними не было. Все другие остались. Бьёрн звался исландец, который поехал с ними⁴⁵, и Гарда-Кетиль⁴⁶, и муж, который звался Аскель, и двое Тордов. Эймунд и его товарищи взяли с собой еще одного коня и на нем везли свое боевое снаряжение и припасы. Выехали они, снарядившись, как купцы, и не знали люди, что значит эта поездка и какую они задумали хитрость. Они въехали в лес и ехали весь тот день, пока не стала близка ночь. Тогда они выехали из лесу и подъехали к большому дубу; кругом было прекрасное поле и широкое открытое место. Тогда сказал Эймунд конунг: "Здесь мы остановимся. Я узнал, что здесь будет ночлег у Бурицлава конунга и будут поставлены на ночь шатры". Они обошли вокруг дерева и пошли по просеке и обдумывали – где лучшее место для шатра. Тогда сказал Эймунд конунг: "Здесь Бурицлав конунг поставит свой стан. Мне говорили, что он всегда становится поближе к лесу, когда можно, чтобы там скрыться, если понадобится". Эймунд конунг взял веревку или канат и велел им выйти на просеку возле того дерева, и сказал, чтобы кто-нибудь влез на ветки и прикрепил к ним веревку, и так было сделано. После этого они нагнули дерево так, что ветви опустились до земли, и так согнули дерево до самого корня. Тогда сказал Эймунд конунг: "Теперь, по-моему, хорошо, и нам это будет очень кстати". После того они натянули веревку и закрепили концы. А когда эта работа была кончена, была уже середина вечера.

Тут слышат они, что идет войско конунга, и уходят в лес к своим коням. Видят они большое войско и прекрасную повозку; за нею идет много людей, а впереди несут знамя. Они повернули к лесу и [пошли] по просеке туда, где было лучшее место для шатра, как догадался Эймунд конунг. Там они ставят шатер, и вея рать также, возле леса. Уже совсем стемнело. Шатер у конунга был роскошный и хорошо устроен: было в нем четыре части и высокий шест сверху, а на нем – золотой шар с флюгером. Они видели из лесу все, что делалось в стане, и держались тихо. Когда стемнело, в шатрах зажглись огни, и они поняли, что там теперь готовят пищу. Тогда сказал Эймунд конунг: "У нас мало припасов – это не годится; я добуду пищу и пойду в их стан". Эймунд оделся нищим, привязал себе козлиную бороду и идет с двумя посохами к шатру конунга⁴⁷, и просит пищи, и подходит к каждому человеку. Пошел он и в соседний шатер и много получил там, и хорошо благодарил за добрый прием. Пошел он от шатров обратно, и припасов было довольно. Они пили и ели, сколько хотели; после этого было тихо.

Эймунд конунг разделил своих мужей; шесть человек оставил в лесу, чтобы они стерегли коней и были готовы, если скоро понадобится выступить. Пошел тогда Эймунд с товарищами, всего шесть человек, по просеке к шатрам, и казалось им, что трудностей нет. Тогда сказал Эймунд: "Рёгнвальд и Бьёрн, и исландцы пусть идут к дереву, которое мы согнули". Он дает каждому в руки боевой топор. "Вы – мужи, которые умеют наносить тяжелые удары, хорошо пользуйтесь этим теперь, когда это нужно". Они идут туда, где ветви были согнуты вниз, и еще сказал Эймунд конунг: "Здесь пусть стоит третий, на пути к просеке, и делает только одно – держит веревку в руке и отпустит ее, когда мы потянем ее за другой конец. И когда мы устроим все так, как хотим, пусть он ударит топорищем по веревке, как я назначил. А тот, кто держит веревку, узнает, дрогнула ли она от того, что мы ее двинули, или от удара. Мы подадим тот знак, какой надо, – от него все зависит, если счастье нам поможет, и тогда пусть тот скажет, кто держит веревку, и рубит ветви дерева, и оно быстро и сильно выпрямится". Сделали они так, как им было сказано. Бьёрн идет с Эймундом конунгом и Рагнаром, и подходят они к шатру, и завязывают петлю на веревке, и надевают на древко копья, и накидывают на флюгер, который был наверху на шесте в шатре конунга, и поднялась она до шара, и было все сделано тихо. А люди крепко спали во всех шатрах, потому что они устали от похода и были сильно пьяны. И когда это было сделано, они тянут за концы и укорачивают тем самым веревку, и стали советоваться. Эймунд конунг подходит поближе к шатру конунга и не хочет быть вдали, когда шатер будет сорван. По веревке был дан удар, и замечает тот, кто ее держит, что она дрогнула. Говорит об этом тем, кто должен был рубить, и стали они рубить [веревку, держащую] дерево, и оно быстро выпрямляется и срывает весь шатер конунга далеко в лес. Все огни сразу погасли⁴⁸.

Эймунд конунг хорошо заметил вечером, где лежит в шатре конунг, идет он сразу туда и сразу же убивает конунга и многих других⁴⁹. Он взял с собой голову Бурицлава конунга. Бежит он в лес и его мужи, и их не нашли. Стало страшно тем, кто остался из мужей Бурицлава конунга при этом великом событии, а Эймунд конунг и его товарищи уехали, и вернулись они домой рано утром⁵⁰. И идет Эймунд к Ярицлейву конунгу и рассказывает ему всю правду о гибели Бурицлава. "Теперь посмотрите на голову, господин, – узнаёте ли ее?" Конунг краснеет, увидев голову⁵¹. Эймунд сказал: "Это мы, норманны, сделали это смелое дело, господин; позаботьтесь теперь о том, чтобы тело вашего брата было хорошо, с почетом, похоронено". Ярицлейв конунг отвечает: "Вы поспешно решили и сделали это дело, близкое нам: вы должны позаботиться о его погребении. А что будут делать те, кто шли с ним?". Эймунд отвечает: "Думаю, что они соберут тинг и будут подозревать друг друга в этом деле, потому что они не видели нас, и разойдутся они в несогласии, и ни один не станет верить другому и не пойдет с ним вместе, и думаю я, что не многие из этих людей станут обряжать своего конунга". Выехали норманны из города и ехали тем же путем по лесу, пока не прибыли к стану. И было так, как думал Эймунд конунг, – все войско Бурицлава конунга ушло и разошлось в несогласии. И едет Эймунд конунг на просеку, а там лежало тело конунга, и никого возле него не было. Они обрядили его и приложили голову к телу, и повезли домой. О погребении его знали многие. Весь народ в стране пошел под руку Ярицлейва конунга и поклялся клятвами, и стал он конунгом над тем княжеством, которое они раньше держали вдвоем⁵².

Эймунд конунг ушел от Ярицлейва к его брату

Прошли лето и зима, ничего не случилось⁵³, и опять не выплачивалось жалованье. Некоторые открыто говорили конунгу, что много можно вспомнить о братоубийстве, и говорили, что норманны теперь кажутся выше конунга. И настал день, когда должно было выплатить жалованье, и идут они в дом конунга. Он хорошо приветствует их и спрашивает, чего они хотят так рано утром. Эймунд конунг отвечает: "Может быть, вам, господин, больше не нужна наша помощь, уплатите теперь сполна то жалованье, которое нам полагается". Конунг сказал: "Многое сделалось от того, что вы сюда пришли". "Это правда, господин, – говорит Эймунд, – потому что ты давно был бы изгнан и лишился власти, если бы не воспользовался нами. А что до гибели брата твоего, то дело обстоит теперь так же, как тогда, когда ты согласился на это". Конунг сказал: "На чем же вы теперь порешите?". Эймунд отвечает: "На том, чего тебе менее всего хочется". "Этого я не знаю", – говорит конунг. Эймунд отвечает: "А я знаю наверное – менее всего тебе хочется, чтобы мы ушли к Вартилаву конунгу, брату твоему, но мы все же поедем туда и сделаем для него все, что можем, а теперь будь здоров, господин". Они быстро уходят к своим кораблям, которые были уже совсем готовы. Ярицлейв конунг сказал: "Быстро они ушли и не по нашей воле". Княгиня отвечает: "Если вы с Эймундом конунгом будете делить все дела, то это пойдет к тому, что вам с ним будет тяжело". Конунг сказал: "Хорошее было бы дело, если бы их убрать". Княгиня отвечает: "До того еще будет вам от них какое-нибудь бесчестие".

После того отправилась она к кораблям, и ярл Рёгнвальд Ульвссон с несколькими мужами, туда, где стояли у берега Эймунд и его товарищи, и было им сказано, что она хочет повидать Эймунда конунга. Он сказал: "Не будем ей верить, потому что она умнее конунга, но не хочу я ей отказывать в разговоре". "Тогда я пойду с тобой", – сказал Рагнар. "Нет, – сказал Эймунд, – это не военный поход и не пришла неравная нам сила". На Эймунде был плащ с ремешком, а в руках – меч. Они сели на холме, а внизу была глина. Княгиня и Рёгнвальд сели близко к нему, почти на его одежду. Княгиня сказала: "Нехорошо, что вы с конунгом так расстаетесь. Я бы очень хотела сделать что-нибудь для того, чтобы между вами было лучше, а не хуже". Ни у того, ни у другого из них руки не оставались в покое. Он расстегнул ремешок плаща, а она сняла с себя перчатку и взмахнула ею над головой. Он видит тогда, что тут дело не без обмана и что она поставила людей, чтобы убить его по знаку, когда она взмахнет перчаткой. И сразу же выбегают люди [из засады]. Эймунд увидал их раньше, чем они добежали до него, быстро вскакивает, и раньше, чем они опомнились, остался [только] плащ, а [сам] он им не достался⁵⁴. Рагнар увидел это и прибежал с корабля на берег, и так один за другим, и хотели они убить людей княгини. Но Эймунд сказал, что не должно этого быть. Они столкнули их с глинистого холма и схватили. Рагнар сказал: "Теперь мы не дадим тебе решать, Эймунд, и увезем их с собой". Эймунд отвечает: "Это нам не годится, пусть они вернутся домой с миром, потому что я не хочу так порвать дружбу с княгиней".

Поехала она домой и не радовалась затеянному ею делу. А они отплывают и не останавливаются, пока не прибыли в княжество Вартилава конунга, и идут к нему⁵⁵, а он принимает их хорошо и спросил – что нового. И Эймунд рассказал все, что случилось, – как началось у них с Ярицлейвом конунгом и как они расстались. "Что же вы теперь думаете делать?" – говорит конунг. Эймунд отвечает: "Сказал я Ярицлейву конунгу, что мы сюда, к вам, поедем, потому что я подозреваю, что он хочет уменьшить твои владения, как брат его сделал с ним, и решайте теперь сами, господин, – хотите ли вы, чтобы мы были с вами или ушли, и думаете ли вы, что вам нужна наша помощь". "Да, – говорит конунг, – хотелось бы нам вашей помощи, но чего вы хотите за это?" Эймунд отвечает: "Того же самого, что было у нас у брата твоего". Конунг сказал: "Дайте мне срок посоветоваться с моими мужами, потому что они дают деньги, хотя выплачиваю их я"⁵⁶. Эймунд конунг соглашается на это. Вартилав конунг собирает тинг со своими мужами⁵⁷ и говорит им, какой слух прошел о Ярицлейве конунге, брате его, – что он замышляет отнять его владения, и говорит, что пришел сюда Эймунд конунг и предлагает им свою помощь и поддержку. Они очень уговаривают конунга принять их. И тут заключают они договор, и оставляет конунг для себя его советы, "потому что я не так находчив, как Ярицлейв конунг, брат мой, и все-таки между нами понадобилось посредничество. Мы будем часто беседовать с вами и платить вам все по условию". И вот они в великом почете и уважении у конунга.

Мир между братьями Ярицлейвом и Вартилавом

Случилось, что пришли послы от Ярицлейва конунга просить деревень и городов, которые лежат возле его владений, у Вартилава конунга⁵⁸. Он говорит об этом Эймунду конунгу, а тот отвечает так: "Это вы должны решать, господин". Конунг сказал: "Теперь надо сделать так, как было условлено, – что вы будете давать нам советы". Эймунд отвечает: "По мне, господин, похоже на то, что надо ждать схватки с жадным волком. Будет взято еще больше, если это уступить. Пусть послы едут обратно с миром, – говорит он, – они узнáют о нашем решении". "А сколько времени тебе надо, чтобы собрать войско?" "Полмесяца", – говорит конунг. Эймунд сказал: "Назначь, господин, где встретиться для боя, и скажи послам, чтобы они сказали своему конунгу". И было так сделано, и поехали послы домой. С обеих сторон войско стало готовиться к бою, и сошлись они в назначенном месте на границе, поставили стан и пробыли там несколько ночей. Вартилав конунг сказал: "Что же мы будем здесь сидеть без дела? Не станем упускать победу из рук". Эймунд сказал: "Дай мне распорядиться самому, потому что отсрочка – лучше всего, когда дело плохо, и еще нет Ингигерд княгини, которая решает за них всех, хотя конунг – вождь этой рати; я буду держать стражу, господин". Конунг отвечает: "Как вы хотите".

Сидят они так семь ночей с войском. И однажды ночью было ненастно и очень темно. Тогда Эймунд ушел от своей дружины и Рагнар. Они пошли в лес и позади стана Ярицлейва сели у дороги. Тогда сказал Эймунд конунг: "Этой дорогой поедут мужи Ярицлейва конунга, и, если я хочу скрыться, мне надо было бы уйти, но побудем сначала здесь". После того как они посидели немного, сказал Эймунд конунг: "Неразумно мы сидим". И тут же слышат они, что едут и что там женщина. Увидели они, что перед нею едет один человек, а за нею другой. Тогда сказал Эймунд конунг: "Это, верно, едет княгиня; станем по обе стороны дороги, а когда они подъедут к нам, раньте ее коня, а ты, Рагнар, схвати ее". И когда те проезжали мимо, они ничего не успели увидеть, как конь уже пал мертвым, а княгиня вовсе исчезла. Один говорит, что видел, как мелькнул человек, бежавший по дороге, и не смели они встретиться с конунгом, потому что не знали, кто это сделал – люди или тролли. Поехали они тайком домой и [больше] не показывались. Княгиня сказала побратимам: "Вы, норманны, не спешите перестать оскорблять меня". Эймунд сказал: "Мы с вами хорошо поступим, княгиня, но не знаю, придется ли тебе сразу же целовать конунга".

Вернулись они в стан Вартилава конунга и говорят ему, что княгиня здесь. Он обрадовался, и сам стал сторожить ее. Наутро она позвала к себе Эймунда конунга, и когда он пришел к ней, сказала княгиня: "Лучше всего было бы нам помириться, и я предлагаю сделать это между вами. Хочу сначала объявить, что выше всего буду ставить Ярицлейва конунга". Эймунд конунг отвечает: "Это во власти конунга". Княгиня отвечает: "Но твои советы ведь больше всего значат". После этого идет Эймунд к Вартилаву конунгу и спрашивает его, хочет ли он, чтобы княгиня устроила мир между ними. Конунг отвечает: "Не скажу, чтобы это можно было посоветовать, – ведь она уже хотела уменьшить нашу долю". Эймунд сказал: "Ты будешь доволен тем, что у тебя было до сих пор?". "Да", – говорит конунг. Эймунд сказал: "Не скажу, чтобы это было [правильное] решение, – чтобы твоя доля не увеличилась, потому что ты должен получить наследство после брата твоего наравне с ним". Конунг отвечает: "Тебе больше хочется, чтобы я выбрал ее решение, – пусть так и будет". Эймунд конунг говорит княгине, что есть согласие на то, чтобы она устроила мир между конунгами. "Это, верно, твой совет, – говорит она, – и ты увидишь, в чем меньше зла и какому быть решению". Эймунд конунг сказал: "Я не мешал тому, чтобы вам была оказана честь".

Затрубили тогда, сзывая на собрание, и было сказано, что Ингигерд княгиня хочет говорить с конунгами и их дружинниками. И когда собрались, увидели все, что Ингигерд княгиня – в дружине Эймунда конунга и норманнов. Было объявлено от имени Вартилава конунга, что княгиня будет устраивать мир. Она сказала Ярицлейву конунгу, что он будет держать лучшую часть Гардарики – это Хольмгард, а Вартилав – Кэнугард, другое лучшее княжество с данями и поборами⁵⁹; это – наполовину больше, чем у него было до сих пор. А Палтескью и область, которая сюда принадлежит, получит Эймунд конунг и будет над нею конунгом⁶⁰, и получит все земские поборы целиком, которые сюда принадлежат, "потому что мы не хотим, чтобы он ушел из Гардарики". Если Эймунд конунг оставит после себя наследников, то будут они после него в том княжестве. Если же он не оставит после себя сына, то [оно] вернется к тем братьям. Эймунд конунг будет также держать у них оборону страны и во всем Гардарики⁶¹, а они должны помогать ему военной силой и поддерживать его. Ярицлейв конунг будет над Гардарики⁶². Рёгнвальд ярл будет держать Альдейгьюборг⁶³ так, как держал до сих пор⁶⁴.

На такой договор и раздел княжеств согласился весь народ в стране и подтвердил его⁶⁵. Эймунд конунг и Ингигерд должны были решать все трудные дела⁶⁶. И все поехали домой по своим княжествам. Вартилав конунг прожил не дольше трех зим, заболел и умер⁶⁷; это был конунг, которого любили как нельзя больше. После него принял власть Ярицлейв и правил с тех пор один обоими княжествами⁶⁸. А Эймунд конунг правил своими и не дожил до старости. Он умер без наследников и умер от болезни, и это была большая потеря для всего народа в стране, потому что не бывало в Гардарики иноземца более мудрого, чем Эймунд конунг, и пока он держал оборону страны у Ярицлейва конунга, не было нападений на Гардарики. Когда Эймунд конунг заболел, он отдал свое княжество Рагнару, побратиму своему, потому что ему больше всего хотелось, чтобы он им пользовался. Это было по разрешению Ярицлейва конунга и Ингигерд. Рёгнвальд Ульвссон был ярлом над Альдейгьюборгом; они с Ингигерд княгиней были детьми сестер. Он был великий вождь и обязан данью Ярицлейву конунгу, и дожил до старости. И когда Олав Святой Харальдссон был в Гардарики⁶⁹, был он у Рёгнвальда Ульвссона и между ними была самая большая дружба, потому что все знатные и славные люди очень ценили Олава конунга, когда он был там, но всех больше Рёгнвальд ярл и Ингигерд княгиня, потому что они любили друг друга тайной любовью⁷⁰.

Комментарий

Мотив 1. Нападение Олава Харальдссона на Эйсюслу (о. Сааремаа)

Источники:

"Викингские висы" Сигвата Тордарсона (ÍF. XXVII. 9-10)

"Выкуп головы" Оттара Черного (ÍF. XXVII. 9)

HN (c. XVIII. 1-7)

ÓHLeg. (k. 9)

Fask (k. 27)

ÓHHkr (k. 7-8)

ÓHperg2 (k. 22)

ÓH61 (k. 27)

ÓHFlat (k. 17)

Мотив, известный по "Истории Норвегии", "Легендарной саге", "Красивой коже" и нескольким редакциям "Саги об Олаве Святом" Снорри Стурлусона, восходит к поэмам скальдов Сигвата Тордарсона и Оттара Черного.

Сигват Тордарсон – исландский скальд первой половины XI в. (годы его жизни: приблизительно 995-1045) – был сначала скальдом норвежского конунга Олава Харальдссона, а затем его сына Магнуса Доброго (см. о Сигвате: Hollander 1940; Fidjestøl 1982. S. 117-123; Poole 1993; Clunies Ross 1999. P. 55-72). Стихотворное наследие Сигвата велико (ср. комм. к мотивам 7.1, 10.5 и 14). "Викингские висы", рассказывающие о юношеских годах Олава, датируются 1014-1015 гг.; 2-я строфа этих вис (Skj AI. 223) сообщает о битве конунга Олава на Эйсюсле – о. Сааремаа (см. Этногеографический справочник).

Оттар Черный – исландский скальд XI в. Песнь "Выкуп головы" была сочинена им ок. 1023 г. Ее 6-я строфа (Skj AI. 291) также содержит упоминание Эйсюслы.

Совершенно очевидно, что строфа скальда Сигвата послужила источником для всех исландских вариантов этого мотива. Так, в "Легендарной саге" скальд не упоминается, но содержащаяся в тексте формулировка "и жизнью бонды были обязаны своим ногам" практически дословно (при помощи синонимов, которые в русском переводе передаются одинаково) воспроизводит текст висы: "бонды, те, которые бежали, жизнью обязаны были своим ногам, конунг". В "Красивой коже" перечисление подвигов Олава у Шхеры Соти, на Эйсюсле, в Финнланде, в Судрвике в Дании, на берегу Киннлимафьорда, в Англии у Лондонского моста завершается ссылкой на скальда ("как говорит скальд Сигват"), но приводится лишь одна строфа его поэмы о битве у Лондонского моста. Снорри, вообще более обильно, чем его предшественники, цитирующий скальдов, приводит вису Сигвата, равно как и строфу из поэмы Оттара Черного. Именно информации Оттара Снорри обязан более подробным рассказом о битве на Эйсюсле. Во всех редакциях "Отдельной саги об Олаве Святом" Снорри текст тождествен приведенному выше тексту по "Кругу земному". Латиноязычная "История Норвегии" восходит в этой части, по мнению Г. Сторма (см. издание 1880 г.), к песни скальда Оттара.

Степень достоверности известий, основанных на показаниях скальдов, принимается исследователями как достаточно высокая (подробнее см.: Джаксон 1991а. С. 79-108). Поскольку речь об интересующих нас событиях идет в скальдических стихах, источнике, более надежном, нежели саги, и максимально приближенном по времени к описываемым событиям, сам факт нападения скандинавских дружин на о. Сааремаа в начале XI в. не вызывает сомнения; более того, вполне вероятным представляется и участие Олава Харальдссона в этих военных действиях. Однако необходимо оговориться, что "Викингские висы" Сигвата посвящены тому отрезку жизни Олава, когда скальд не находился при нем и даже не был с ним знаком. Нередко в своих стихах скальду Сигвату приходилось отображать те события, при которых он не присутствовал (ср. в комментарии к мотиву 14). В "Викингских висах" скальд не только не скрывает того, что использует сведения с чужих слов, но педантично это подчеркивает на протяжении поэмы (см.: Jesch 2010. P. 107-108). И хотя его источник – "воспоминания людей" (стр. 1) и даже еще более неопределенное "они" (стр. 4), тем не менее рисуемые им картины получились весьма яркими и образными (см.: не просто "Эйсюсла", а "опустошенная Эйсюсла", и проч.), что заставляет исследователей предполагать наличие у него особого источника. Дж. Джеш высказывает весьма правдоподобное предположение, что информацию о юности Олава Сигват мог получить от своего отца, Торда по прозвищу Скальд Сигвальди, который был очевидцем этих событий (см. в "Lausavísur", 18 Сигвата: "…faðir minn vas þar þenna / Þorraðr…" – "…был с ним и Торрёд, мой отец", или в "Саге о Магнусе Добром" у Снорри: "Он встретился с Олавом конунгом, когда тот ходил в викингский поход на запад" – КЗ. С. 382, 188), хотя и не видит возможности доказать его со всей строгостью (Jesch 2010. P. 108).

Очевидно, что рассказанная источниками история военных подвигов юного (от 12-ти до 19-ти лет) Олава Харальдссона грешит преувеличениями. На основании саг и стихов скальдов создается впечатление, что Олав был вождем большого войска викингов и предводительствовал в немалом числе выигранных сражений. Но, как справедливо замечает Г. Тёрвиль-Питре, будучи сыном мелкого норвежского конунга, Олав мог лишь служить младшим военачальником (minor officer) в огромной армии датчан (Turville-Petre 1953. P. 184-189).

Равно искажена висами и сагами хронология событий: согласно английским источникам, английский король Этельред II бежал во Францию в 1013 г.; если Олав и помогал ему, то это могло произойти лишь в 1014 г., а не в 1009 г., как следует из хронологии саг. Соответственно, рассказ о нападении Олава на Эйсюслу (о. Сааремаа) в 1008 г. (см. Введение к настоящей Главе) нельзя воспринимать как буквальное свидетельство о реальном, конкретном и в указанное время имевшем место событии.

Археологические материалы подтверждают факт частого нападения скандинавов в начале второго тысячелетия н. э. на побережье и острова Эстонии, в частности, Сааремаа и Муху (Кустин 1968. С. 169-172). Среди находок скандинавского происхождения в сааремааских древностях IX-XI вв. весьма велик процент предметов вооружения: это наконечники копий разных типов, мечи, поясные пряжки, бляшки и кольца, ножны мечей (Труммал 1979. С. 176-179).

Описанный в приводимых Снорри висах и в тексте саги обычай откупа от ограбления не являлся в средние века чем-то исключительным, а был, напротив, весьма распространен в эпоху викингов. Оттар говорит об откупе готландцев, не хотевших "отстаивать свою землю в битве против" Олава. А рассказ Снорри о предложенном (но не выплаченном и вылившемся в сражение) откупе жителей Эйсюслы, видимо, является расшифровкой слов скальда Сигвата: "не был сокрыт обман". Нападение Олава на эйстов, с которыми он договорился, по саге, о выкупе, можно объяснить тем, что он либо ждал обмана с их стороны, либо надеялся захватить в плен местных жителей. Последнее предположение подтверждается и словами саги, где о походе Олава и его людей в Финнланд (вслед за битвой на Эйсюсле) говорится, что они "взяли там мало добра и совсем не взяли людей" (ÍF. XXVII. 10).

Употребляемый Снорри применительно к эйстам термин bœndir (мн. ч. от bóndi "бонд, свободный общинник, крестьянин, хуторянин") не позволяет определить, кто перед нами, поскольку этим термином саги называют, помимо эйстов, и свободных исландских бондов, и русских крестьян XI в. Сагам в целом свойственна неразвитость социальной терминологии, особенно применительно к другим народам; ер: "конунг бьярмов" (Fms. IX. 319), "конунг финнов" (Fask. 106), "Вальдамар, конунг из Хольмгарда" (ÍF. XXVI. 230).

Сообщение "Истории Норвегии" разительно отличается от исландских текстов. Прежде всего, известие о том, что Олав зимовал "в том городе, который мы называем Хольмгардией" (т. е. в Новгороде), "вместе со своим многочисленным флотом", не соответствует реальному местоположению Новгорода, лежащего в верховьях Волхова, изобиловавшего труднопроходимыми порогами, требовавшими перегрузки с морских судов на речные плоскодонные суда (см.: Кирпичников 1979. С. 95). Саги нередко говорят о том, что, возвращаясь из Новгорода в Скандинавию, путешественники останавливаются в Ладоге, садятся на корабли. На основании этих известий Е. А. Рыдзевская заключила, что суда, ходившие по Балтийскому морю и по Волхову от Ладоги до Новгорода, были разных типов и смена их происходила в Ладоге (Рыдзевская 1945. С. 63; ср.: Джаксон 1999а). Анализ письменных и археологических источников подтвердил, что с середины VIII до середины XI в. Ладога служила портом для больших морских судов (Сорокин 1993). Сомнительно, чтобы Олав мог находиться в Новгороде со своим боевым флотом. Вероятнее всего, в этом известии отразилось народно-этимологическое осмысление топонима Hólmgarðr (возникшего из славянского *Хълмъ-городъ – см. Этногеографический справочник) как "города на острове". (Явление того же порядка – рассказ "Саги о фарерцах" о военных действиях "на островах и мысах" Хольмгарда – см. Прилож. VII.) Однако возможность зимовок Олава на Руси в начале его пиратской деятельности не отрицается исследователями. X. Кут полагает, что как раз в этом известии "Истории Норвегии" и заключено объяснение того, почему в конце своей жизни, в критической ситуации, сложившейся у него на родине, Олав отправился именно на Русь (Koht 1921. S. 125).

В "Истории Норвегии" содержится нигде более в скандинавских источниках не встречающаяся характеристика острова Эйсюсла (Сааремаа) как "весьма обширного и густо населенного"; вновь говорится о данях, выплачиваемых Олаву жителями Готланда, но также и Эланда; кроме того, сообщается (чего опять же в древнеисландских источниках нет) о "немалых поражениях", нанесенных Олавом куршам. (О топониме Курланд см. Этногеографический справочник.)

См. стихотворные переводы скальдических строф, выполненные О. А. Смирницкой для издания "Круга Земного":

(КЗ. С. 169)

(КЗ. С. 170)

Мотив 2. Пророчица в Аустрвеге (на Восточном пути)

Источник:

ÓHFlat (k. 25)

Рассказ "Саги об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова" о вторичном за годы юношеских странствий пребывании Олава в Аустрвеге (о топониме см.: Этногеографический справочник) совершенно очевидно является поздней вставкой. Он не встречается ни в одном другом источнике, а кроме того, явно нарушает стройную логику перемещений Олава: из Франции, как сообщают другие источники, он плывет в Англию, далее – на север вдоль берегов Англии до Нортумбрии, а оттуда – в Норвегию. Более того, вся ранняя история Олава, с того момента как в 12 лет он ступил на боевой корабль, – это цепь сражений, перемежающихся сбором дани, когда те или иные местные жители не хотят вступать с ним в бой и предлагают выкуп. Здесь же речь идет о торговле в языческой стране. Чтобы "вернуть" Олава в Англию, составителю этой саги приходится рассказать о восемнадцатой битве – в Швеции.

Приверженность жителей Аустрвега язычеству подчеркивается в сагах неоднократно. Так, в "Саге о Сверрире" конунг Эйрик Магнуссон отправляется в Аустрвег с целью "грабить в языческих землях" (см. Главу 10), а Вальдемар Датский в "Саге о Магнусе Эрлингссоне" по "Красивой коже" свой неудачный поход на Норвегию объясняет тем, что "не хочет грабить в крещеной стране и что в Аустрвеге достаточно земель, чтобы грабить и добывать себе богатства" (см. Главу 9, § 9.2).

Мотив пророчества – в снах, видениях, предсказаниях провидцев – нередко встречается в сагах. Женщину-пророчицу знают три редакции "Саги об Олаве Трюггвасоне": это мать конунга Вальдамара (князя Владимира Святославича) из Гардарики (см. мотив 1 в Главе 5).

Мотив 3. Поход ярла Свейна в Аустрвег

Источники:

Theodoricus (c. XV)

Ágrip (k. 24)

ÓHLeg (k. 27)

Fask (k. 29)

ÓHHkr (k. 54, 55)

ÓHperg2 (k. 42)

ÓH61 (k. 57)

ÓHFlat (k. 42)

ÓTM (k. 270)

Мотив о походе ярла Свейна в Аустрвег, представленный в "Истории" Теодорика, "Обзоре саг о норвежских конунгах", "Легендарной саге", "Красивой коже", нескольких редакциях "Саги об Олаве Святом" Снорри и в "Большой саге об Олаве Трюггвасоне", связан с общей историей борьбы Олава Харальдссона за власть в Норвегии.

Когда конунг Олав Трюггвасон пал в битве при Свёльде (1000 г.) против объединенных шведско-датско-норвежских сил, победители поделили его владения. Правителями Норвегии стали ярлы Эйрик и Свейн, сыновья ярла Хакона Могучего. Ярл Эйрик правил двенадцать лет, когда его вызвал с войском на помощь себе в Англию Кнут Могучий. Эйрик оставил вместо себя в Норвегии своего сына ярла Хакона. Ярл Эйрик умер в Англии, так что к возвращению в Норвегию Олава Харальдссона (1014 г.) соправителями Норвегии были ярл Свейн Хаконарсон и его племянник ярл Хакон Эйрикссон. Этого последнего Олав изгнал из страны сразу же по возвращении и начал готовиться к сражению с ярлом Свейном.

Битва между ними состоялась у Несьяра в Вербное воскресенье (2 апреля) 1015 г., согласно хронологии, изложенной во Введении к настоящей Главе. В "Annales regii" эта битва приурочена к 1015 г., но в ряде анналов ("Annales vetustissimi", "Henrik Heyers Annaler") – к 1016 г. (когда Вербное воскресенье пришлось на 24 марта). Соответственно, на год расходятся и датировки возвращения Олава в Норвегию. Некоторые исследователи тоже принимают 1016 г. (Koht 1921. S. 130; Рыдзевская 1945. С. 56; однако в подготовленной Е. А. Рыдзевской, но опубликованной лишь после ее смерти "Россике" исландских саг это известие "Красивой кожи" помечено иначе – "ок. 1015 г." – Рыдзевская 1978. С. 51). В свете приводимой Снорри Стурлусоном (КЗ. С. 334) хронологической ремарки со ссылкой на свидетельство Ари Мудрого ранняя датировка (1015 г.) кажется более точной.

Ярл Свейн проиграл битву и покинул Норвегию. В "Истории" Теодорика говорится лишь о бегстве Свейна "в Русцию, где тот и скончался". В "Обзоре" сообщается, что он отправился "на восток в Гарды и никогда больше не возвращался назад", но в качестве промежуточного пункта появляется Дания, что вполне логично, поскольку от Несьяра (мыса между Лангесуннс-фьордом и Осло-фьордом) попасть в Балтийское море, минуя Данию, невозможно. "Легендарная сага", а вслед за ней и все остальные источники "отправляют" Свейна к Олаву Шведскому, отцу его жены Хольмфрид. По "Легендарной саге", он приплывает "на юг в Данмарк, и на восток через Эйрарсунд, и так в Свитьод к конунгу свеев".

С "прибытием" Свейна в Швецию сюжет получает дальнейшее развитие. Олав Шведский предлагает Свейну остаться у него, а тот хочет воевать летом дальше на востоке. "Вот он так [и] поступает", по "Легендарной саге" и "Красивой коже". Снорри же находит объяснение этому летнему походу изгнанного из своих владений ярла: он рассказывает о договоренности между Свейном и Олавом Шведским о том, что они зимой с шведским войском отправятся "по суше в Хельсингьяланд и Ямталанд, и так вниз в Трандхейм". Чтобы время в ожидании помощи не пропадало даром, да и чтобы было на что содержать прибывших с ним людей, Свейн решает отправиться в военный поход "и добыть себе добра". Та же мотивировка похода и в различных вариантах "Отдельной саги" Снорри.

Поход ярла Свейна направлен на восток: по "Легендарной саге" – в Аустрвеги, по "Красивой коже" – в Аустррики, по "Кругу земному", "Отдельной саге" Снорри и "Большой саге об Олаве Трюггвасоне" – в Аустрвег. Два источника – "Легендарная сага" и "Красивая кожа" – уточняют, что осенью Свейн был на востоке в Кирьялаланде. (О топонимах см. Этногеографический справочник.)

Присутствие скандинавов на территории расселения древних карел достоверно зафиксировано археологическими памятниками Северо-Западного Приладожья конца I – начала II тысячелетия н. э.: в материальной культуре местного населения отчетливо прослеживается североевропейское влияние; кроме того, известны и захоронения скандинавов в этом районе (см.: Кочкуркина 1982. С. 14-25). При оценке характера и интенсивности скандинавско-карельских контактов в IX-XI вв. необходимо учитывать, что территория расселения древних карел у северовосточной оконечности Финского залива находилась у "входа" в разветвленную систему водных коммуникаций Восточной Европы. Помимо реки Невы, использовался и путь из Финского залива в Ладожское озеро по реке Вуоксе, которая до XVI в. являла собой сквозную артерию, шедшую через древнекарельскую племенную территорию (от современного Выборга до Приозерска). Картографирование археологических памятников и кладов позволило А. М. Спиридонову сделать вывод об активном функционировании Вуоксинского пути в Ладогу во второй половине VIII-XI в. (Спиридонов 1988).

На основании сообщения "Красивой кожи" Е. А. Рыдзевская заключила, что "в связи с упоминанием о Карелии здесь можно думать о Ладожском озере и впадающих в него реках, прежде всего о Волхове и, конечно, о расположенной на нем Ладоге. Очень вероятно, таким образом, что и в этом известии (как и в рассказе о нападении на Ладогу ярла Эйрика) перед нами еще одна страничка из истории Ладоги и Приладожья" (Рыдзевская 1945. С. 56).

Однако Карелия названа только в "Легендарной саге" и "Красивой коже". Согласно "Кругу земному", "Отдельной саге" Снорри и "Большой саге об Олаве Трюггвасоне", поход в Аустрвег приводит Свейна в Гардарики (на Русь). Что заставило Снорри Стурлусона исключить Кирьялаланд из маршрута Свейна: желание "скорее переправить" Свейна на Русь (по его рассказу, "он оставался там летом") или представление о неразделенности Кирьялаланда и Гардарики? С одной стороны, эта неразделенность прослеживается и в "Легендарной саге", и в "Красивой коже", где движение в пределах Аустрвегов/Аустррики из Кирьялаланда в Гардарики описывается при помощи наречия upp "вверх", т. е. от побережья вглубь материка, – обозначающего, как правило, перемещения в пределах одной страны (ср.: "нанимают они себе лошадей в Альдейгьюборге [Ладоге] и едут вверх в Хольмгард [Новгород]" – см. Прилож. VIII "Сага об оркнейцах"). С другой стороны, объективной основой для объединения Кирьялаланда и Гардарики могло послужить включение земель карелы (наряду с землями других племен Восточной Прибалтики) в состав государственной территории Руси, которое исследователи уверенно относят ко времени не позднее начала XI в. (подробнее см.: Джаксон, Спиридонов 1990. С. 103-105).

Вероятно, составитель "Большой саги об Олаве Трюггвасоне" неверно понял текст Снорри, и в результате Свейн у него умирает по возвращении в Свитьод. На мой взгляд, однако, текст "Круга земного" не дает возможности такого прочтения: ведь Свейн заболел и умер не когда он пришел в Швецию, а когда "повернул он свое войско назад в Свитьод", т. е. собрался отправиться из Гардарики за море.

М. Б. Свердлов ошибочно относит поход Свейна к серии викингских походов X в. Более того, он видит в нем "акт политической мести": "Свейн, потерпев поражение в столкновении с конунгом Олафом Святым, нашедшим приют на Руси", нападает на русские владения. Но здесь вновь хронологическая ошибка – Свейн напал на Русь в 1015 г., а Олав нашел там приют в 1028 г. Если же Свердлов принимает версию X. Куга (см. комм. к мотиву 1), что небезосновательно известие "Истории Норвегии" о зимовках Олава в Хольмгарде во времена его юношеских странствий (1007-1014 гг.), то это, безусловно, следовало оговорить (Свердлов 1974. С. 58-59).

{i} Ярл Свейн отправился сначала в Свитьод к Олаву, конунгу свеев, своему тестю. – Mágr "родственник по крови" здесь обозначает тестя (отца жены), поскольку в последней главе "Саги об Олаве Трюггвасоне", где Снорри говорит о разделе Норвегии после гибели Олава, сообщается, что "Свейн, сын Хакона ярла, обручился тогда с Хольмфрид, дочерью Олава конунга шведов" (КЗ. С. 166), что и послужило основанием для того, чтобы шведский правитель передал доставшиеся ему четыре норвежских фюлька в управление ярлу Свейну.

Мотив 4. Походы Эйвинда Турьего Рога в Аустрвег

Источники:

ÓHHkr (k. 62, 65)

ÓHperg2 (k. 48)

ÓH61 (k. 64)

ÓHFlat (k. 48)

Мотив встречается в "Круге земном" и в трех редакциях "Отдельной саги" Снорри Стурлусона. Источники его неясны. В изложении Снорри рассказ о знатном норвежце по имени Эйвинд Турий Рог логично вплетен в историю взаимоотношений двух Олавов – Олава Норвежского и Олава Шведского – и их борьбы за пограничные территории (так наз. "Friðgerðarsaga" – см. Введение к настоящей Главе, примеч. 7 на с. 238).

Олав Харальдссон, вернувшись в 1014 г. в Норвегию, изгнал из страны ярлов Хакона и Свейна (см. мотив 3) и стал единовластным правителем этой страны, но тем самым он аннулировал раздел Норвегии между Швецией и Данией, произведенный после победы коалиционного войска над Олавом Трюггвасоном в 1000 г. в битве при Свёльде. Шведский и датский конунги перестали получать от своих норвежских ярлов подати с принадлежавших им по разделу земель. Отсюда и проистекали пограничные конфликты Швеции и Норвегии во время правления Олава Харальдссона (см. мотивы 5, 6.1, 6.2, 7.1).

Согласно Снорри, по просьбе конунга Олава Норвежского его "дружинник, сотоварищ и верный друг" Эйвинд (КЗ. С. 249) нападает на Хрои Кривого, сборщика податей шведского конунга, возвращающегося по проливу Хёгасунд, и убивает его.

Дважды в тексте упоминается Аустрвег (см. Этногеографический справочник). Первый раз – в характеристике Эйвинда как воинственного человека, способного оказать услугу конунгу: он был с конунгом в битве у Несьяра и помог ему там, он каждое лето ходил в викингские походы во все стороны света – "иногда на запад за море, иногда в Аустрвег, или на юг в Фрисланд". В этой ремарке саги находят отражение специфически норвежские ориентационные представления, когда весь обитаемый мир как бы состоит из четырех четвертей, одну из которых – северную – занимает Норвегия, а дальние плавания направлены на запад, юг и восток (подробнее см.: Джаксон 1994б).

Второй раз Аустрвег возникает в рассказе, когда Эйвинд после убийства Хрои уходит в викингский поход на восток. Вполне очевидно, что он плывет за добычей: у него находится имущество, которое он потом передает конунгу, а сейчас он явно отправляется добыть чего-нибудь для себя.

Вообще, Восточная Прибалтика IX-XI вв. предстает в сагах как объект широкой экспансии выходцев из всех скандинавских земель. На IX-XI вв. приходится значительное число сообщений саг о грабительских поездках викингов в Восточную Прибалтику (а Аустрвег в понимании Снорри Стурлусона – именно восточноприбалтийские земли – см.: Джаксон 1988а). Лето скандинав обычно проводит в викингском походе, а по осени, если все проходит благополучно, возвращается домой (см.: ÍF. XXVI. 134, 213-214, 228, 230-231, 287-288, 338; XXVII. 9, 71, 82-84 и др.). Так и Эйвинд, по сообщению саги, был "в викингском походе все лето".

Мотив 5. Плавание Гудлейка Гардского в Гардарики (на Русь)

Источники:

ÓHHkr (k. 66)

ÓHperg2 (k. 49)

ÓH61 (k. 65)

ÓHFlat (k. 49)

Мотив встречается только в сочинениях Снорри Стурлусона – "Круге земном" и трех редакциях его "Отдельной саги". Рассказ о плавании Гудлейка в Гардарики органично вплетается в общее повествование: он составляет частицу истории пограничных конфликтов Олава Норвежского и Олава Шведского (так наз. "Friðgerðarsaga" – см. Введение к настоящей Главе, примеч. 7 на с. 238; см. также мотивы 4, 6.1, 6.2, 7.1). Узнав, какое добро везет из Гардарики Гудлейк, его убивает швед Торгаут Заячья Губа, чтобы передать богатства Олаву Шведскому ("И это будет частью той подати, которую он должен получать с Норвегии" – КЗ. С. 203). В Шведских шхерах Эйвинд Турий Рог (см. о нем мотив 4) убивает Торгаута и осенью вручает конунгу Олаву "его драгоценности".

Более ранние источники этого известия не прослеживаются, однако косвенная информация, здесь содержащаяся, заслуживает самого пристального внимания.

В настоящем фрагменте (как и в "Пряди о Хауке Длинные Чулки" – см. Прилож. XIV) речь идет о русско-норвежской торговле, что очень существенно, поскольку в русских письменных источниках отсутствуют какие-либо сведения об отношениях с Норвегией вплоть до XIV в. (см.: Шаскольский 1970. С. 42, примеч. 169). Как верно отметил А. Р. Льюис, саговую традицию хорошо подкрепляют лишь нумизматические данные. Исследователь дает основанную на многочисленных публикациях сводку находок в Норвегии саманидского серебра, византийских монет X-XI вв. и куфических дирхемов XI в., которые могли поступать сюда благодаря русско-норвежским торговым контактам (Lewis 1958. P. 358, 434-435; см. также: Потин 1968. С. 38). Льюис, однако, отрицает наличие подобных контактов в XII-XIII вв., полагая, что в это время в норвежско-новгородской торговле появились посредники в лице датских и немецких купцов (Lewis 1958. P. 484). Я все же склонна в данном вопросе разделять точку зрения И. П. Шаскольского, пришедшего на основании анализа источников к выводу, что "поездки норвежцев по Балтийскому морю в русские земли преимущественно с торговыми целями продолжались и после "эпохи викингов", в XII и XIII вв." (Шаскольский 1970. С. 44). Дополнительным подтверждением этого вывода может служить гл. 8 "Саги о Магнусе Добром" по "Кругу земному" (см. Главу 7, § 7.4.2), где рассказывается о скальде Сигвате, расспрашивавшем норвежских купцов, ездивших в Хольмгард, о конунге Магнусе. Дело в том, что этот фрагмент основан на висе (строфе из поэмы) скальда Сигвата, но в самой висе никаких купцов Хольмгардсфари нет. Они являются плодом творчества Снорри, а значит, как, вероятно, и многие другие известия, отражением реальности первой трети XIII в.

Прозвище Гардский (gerzkr), образованное от наименования Руси Garðar (Гарды), носят в сагах купцы, плавающие на Русь (см. Главу 5, мотив 12). Настоящий текст позволяет уточнить предметы русско-норвежской торговли, а именно те товары, которые скандинавы могли приобретать в Новгороде: это драгоценные ткани, дорогие меха, роскошная столовая утварь.

Совершенно справедливо мнение М. Б. Свердлова, что одной из целей торговых поездок скандинавов на Русь можно считать приобретение для конунгов и знати тканей византийского производства (Свердлов 1974. С. 60), поступление которых из Византии на Русь засвидетельствовано как археологическими (Ржига 1932), так и лингвистическими данными (Йордаль 1968. С. 235). Вывоз тканей из Византии русскими купцами регламентируется в договоре Руси с Византией 944 г. В. Т. Пашуто подчеркнул, что, "подтверждая прежние права русских купцов, договор ограничивал объем торговых операций относительно драгоценных тканей", ограждая тем самым "интересы византийских купцов – экспортеров этого товара" (Новосельцев, Пашуто 1967. С. 83). "Прядь о Хауке" отмечает присутствие на новгородском торгу грека, торгующего изделиями из драгоценных тканей. Проникновение тканей византийского производства в Скандинавию фиксируется и археологически (Jahnkuhn 1963. S. 193). Кроме византийских тканей, на Русь поступали восточные ткани, привозимые купцами с юга и юго-востока из Булгара (Новосельцев, Пашуто 1967. С. 105). Их находки также отмечены на Скандинавском полуострове (Gejer 1938. S. 65-67, 70-71). Поэтому трудно сказать со всей определенностью, какие ткани имел в виду автор "Саги об Олаве Святом". Обратим внимание на то, что "дорогие ткани" названы также среди прочих ценных вещей, вывозимых с Руси на шести кораблях Олавом Трюггвасоном, в гл. 19 саги монаха Одда (см. Главу 5, § 5.2.1).

Весьма характерным предметом новгородского экспорта были меха. Как показывает анализ письменных памятников IX-XIII вв., русские меха были хорошо известны в Византии, Германии, Франции, Англии, а также в Хорезме (Новосельцев, Пашуто 1967. С. 84, 92, 93, 97, 105; Матузова 1979. С. 48). Свидетельством масштабности меховой торговли Древней Руси может служить наличие в ряде европейских языков заимствованного из древнерусского языка слова "соболь" (Мельникова 1984а. С. 72). Яркий пример дает "Книга о занятии земли". В рукописи "Þórðarbók" о некоем Бьёрне сообщается, что "он был великим путешественником (Хольмгардсфари) и купцом. Он часто плавал по Восточному пути и привозил лучшую пушнину, чем многие другие купцы". В двух других рукописях ("Sturlubók" и "Hauksbók") содержится предельно краткая, но очень информативная формулировка: "…Бьёрн, который прозывался Меховой Бьёрн (Skinna-Björn), так как он был Хольмгардсфари" (Landn. 212, 213), – тем самым поездки в Новгород и меховая торговля поставлены в прямую связь. В ряде саг об исландцах упоминается gerzkr höttr ("Сага о Гисли", гл. 28; "Сага о Ньяле", гл. 31, и т. д.), традиционно переводимая как "гардская (или: русская) шляпа". Думается, что гораздо точнее передано значение этого словосочетания в русском переводе саг под редакцией М. И. Стеблин-Каменского – "русская меховая шапка" (Исландские саги 1973. С. 65, 207).

Указание на то, что следует понимать под "роскошной столовой утварью", содержат, как мне кажется, материалы из раскопок в Новгороде. Проведенный А. Ф. Медведевым анализ находок ближневосточной керамики иранского производства (из центров Рея, Кашана и др.) позволил ему заключить, что эта поливная керамика стоила очень дорого и была доступна лишь самым богатым новгородцам (Медведев 1963. С. 271, 273). Данные выводы были подтверждены и раскопками последующих лет (Рыбина 1978а. С. 51). Вполне вероятно, что именно о такой "столовой утвари" и идет речь в саге, однако, возможно, что это были местная новгородская посуда, восточные изделия из металла (Даркевич 1976. С. 158) или произведения византийского художественного ремесла.

Приведенный текст содержит и еще одно важное свидетельство: в нем говорится, что по пути на Русь норвежские купцы "стояли некоторое время у Готланда". Ценность этой ремарки велика в свете той роли (определяемой по другим источникам), какую Готланд играл на торговых путях Балтики. В раннем и позднем средневековье этот остров являлся средоточием балтийской и международной торговли, как бы промежуточным пунктом на торговых путях, пересекавших Балтийское море (см., например: Svahnström 1981a. S. 441). Многочисленные находки на Готланде исламских монет, попавших туда через Русь, и в частности через Новгород (к концу 1970-х гг. число находок дошло до 60 тыс. монет – Svahnström 1981a. S. 441), могут служить доказательством ранних торговых связей Новгорода с Готландом (Рыбина 1978а. С. 54). В русских источниках самое раннее свидетельство торговых контактов Новгорода и Готланда содержится в Новгородской I летописи, где под 1130 г. сообщается, что "въ се же лѣто, идуце и-замория съ Готъ, потопи лодии 7, и сами истопоша и товаръ, а друзии вылезоша, нъ нази" (НПЛ. С. 22). Исследователи склонны считать, что нашедшая отражение в источниках система взаимоотношений Новгорода с Готландом возникла еще в XI в. (Рыбина 1978а. С. 55). Анализ "Договорной грамоты Новгорода с Готским берегом и немецкими городами о мире, о посольских и торговых отношениях и о суде" (1189-1199 гг., по ГВНП. № 28; 1191-1192 гг., по Янин 1991. № 1. С. 81, Рыбина 2001. С. 105) позволил В. Т. Пашуто заключить, что в ней "отражена вековая давность, частично восходящая ко временам русско-византийских договоров X в." (Итоги и задачи. С. 31). Тем самым рассказ саги о торговой поездке, датируемой 1017 г., из Скандинавии на Русь (в Новгород) с промежуточной остановкой на Готланде вполне отвечает историческим реалиям начала XI в.

Мотив 6. О владениях шведских конунгов в Аустрвеге

Источники:

ÓHHkr (k. 72, 80)

ÓHperg2 (k. 55, 65)

ÓH61 (k. 72, 79)

ÓHFlat. (k. 60, 67-69)

6.1. Разговор Ингигерд с Олавом Шётконунгом

В рамках борьбы Олава Шведского и Олава Норвежского за пограничные территории (о так наз. "Friðgerðarsaga" см. Введение к настоящей Главе, примеч. 7 на с. 238; см. также мотивы 4, 5, 6.2, 7.1) находится и рассказ по "Отдельной саге" (ÓHperg2, k. 55; ÓH61, k. 72; ÓHFlat, k. 60) и по "Кругу земному" (ÓHHkr, k. 72) о разговоре между Ингигерд, дочерью Олава Шведского, и ее отцом. Этот разговор происходит в связи с тем, что на восток в Швецию приезжает послом от норвежского конунга Бьёрн Окольничий с предложением восстановить границу между Швецией и Норвегией такой, какой она была при Олаве Трюггвасоне, и не нарушать ее впредь. Слова Ингигерд о том, что землями в Аустрвеге "владели раньше конунги свеев", перекликаются со словами лагмана (законоговорителя) Торгнира на тинге в Упсале (см. мотив 6.2), а утверждение, что те же земли "недавно подчинил себе" их родич Стюрбьёрн (двоюродный брат Олава Шведского), находит развитие в "Пряди о Стюрбьёрне, шведском герое" по "Книге с Плоского острова" (см. § 6.6).

Аустрвег, в терминологии Снорри Стурлусона, – это восточноприбалтийские земли (см. Этногеографический справочник). Ни о каком постоянном и долговременном покорении скандинавами этих земель говорить не приходится. Сопоставление сообщений письменных источников позволяет увидеть в известиях такого рода "литературный стереотип при описании подвигов конунга" (Петрухин 1985. С. 266).

{i} Хьяльти Скеггьясон – исландец, приплывший из Исландии по вызову норвежского конунга. Хьяльти был личностью знаменитой. Он принял крещение в Норвегии от священника Тангбранда в числе первых исландцев. Вместе с Гицуром Белым, священником по имени Тормод и еще несколькими людьми, посвященными в духовный сан, Хьяльти был отправлен в июне 1000 года Олавом Трюггвасоном в Исландию, чтобы возвестить там христианство. На Альтинге, в котором Хьяльти принимал участие, христианство в Исландии было принято в качестве официальной религии.

{ii} Ингигерд (Ingigerðr) – дочь шведского короля Олава Шётконунга (ок. 995 – ок. 1022) и, вероятно, вендки Астрид, о чем говорит и Адам Бременский (Adam. Lib. II. Cap. XXXIX: "Король свеонов Олаф был христианнейшим, и он взял в жены дочь [кого-то] из склавов-ободритов по имени Эстред. От нее родились сын Якоб и дочь Инград, на которой женился святой король Герцлеф из Руссии (Gerzlef de Ruzzia)"), и саги (ÓHLeg, k. 46: "Олав Свенский… был женат на женщине, которую звали Астрид, она была вендкой. Их сыном был Анунд, чье второе имя было Якоб. А их дочерью была Ингигерд, которая была обещана конунгу Олаву, но которую затем взял в жены конунг Ярицлейв на востоке в Гардах"). Жена русского князя Ярослава Владимировича Мудрого (см. ниже мотив 7) – вторая жена, по мнению А. В. Назаренко (2001. С. 489-504; ср.: Мельникова 2008б. С. 98); первая – по мнению А. В. Поппэ (Poppe 1995. S. 79. Anm. 12; Поппэ 1997. С. 114-115). Дата ее рождения неизвестна (по предположению А. В. Поппэ, она родилась не ранее 1000 г. – Там же), зато известна дата ее смерти. В "Повести временных лет" под 1050/1051 годом сообщается: "Преставися жена Ярославля княгыни" (ПСРЛ. Т. 1. Л., 1927. Стлб. 155; Т. 2. СПб., 1908. Стлб. 143). А. В. Поппэ также полагает, что она была крещена не позднее 1008 г., когда, по свидетельству Адама Бременского (Adam. Lib. II. Cap. LVIII), "христианнейший король Олав" ввел христианство в Швеции, и что ее крестильное имя было "Ирина". В литературе высказывалось мнение, что Ингигерд носила два имени – родовое "Ингигерд" и крестильное "Маргарета" (Beckman 1922. S. 166), – основанное на ошибочных сведениях "Истории Норвегии" (см. Прилож. I; разбор см. в: Успенский 2002. С. 60, примеч. 25). "Она была мудрее всех женщин и хороша собой", – говорится об Ингигерд в "Гнилой коже" (Глава 7, § 7.2); а в "Пряди об Эймунде" сообщается, что "она была как нельзя более великодушна и щедра на деньги" (§ 6.6). См. об Ингигерд подробнее: Джаксон 1994г; Джаксон 2001б).

{iii} Стюрбьёрн (или Бьёрн) – сын Олава Бьёрнасона (или: Бьярнарсона – в "Саге о Кнютлингах"), племянник шведского конунга Эйрика Победоносного и двоюродный брат Олава Шведского.

{iv} Йомсборг (Jómsborg) – г. Волин, крепость викингов в Польском Поморье. По мнению X. Ловмяньского, основывавшегося на работах Л. Кочи, Г. Лябуды, Я. де Фриса, сделанный на основании известий саг вывод, что "якобы Волин был захвачен в X в. викингами под предводительством Стюрбьёрна", строился на вымысле: "он опровергнут после тщательной проверки источников" (Ловмяньский 1985. С. 54). Однако, как отмечает в комментарии к изданию работы Ловмяньского на русском языке В. Я. Петрухин, сообщение "о нападении отряда викингов под предводительством отряда Стюрбьёрна на г. Волин (980-е гг.) в настоящее время считается достоверным. Волин (и другие приморские города) как порт международной торговли при безусловном преобладании славянского населения, несомненно, привлекал иноземцев" (Петрухин 1985. С. 251).

{v} Рассказ о действиях Стюрбьёрна в Восточных землях выглядит некоторым преувеличением его подвигов – взять хотя бы роет численности его войска с шести десятков кораблей, которые ему дал Эйрик Победоносный, до десяти сотен боевых кораблей. В целом источники рисуют иную картину военных набегов скандинавских конунгов на восточноприбалтийские земли.

6.2. Тинг в Упсале

Тинг в Упсале, о котором идет речь в "Отдельной саге" (ÓHperg2, k. 65; ÓH61, k. 79; ÓHFlat, k. 67-69) и в "Круге земном" (ÓHHkr, k. 80), сюжетно связан с борьбой Олава Норвежского и Олава Шведского за пограничные территории (так наз. "Friðgerðarsaga" – см. Введение к настоящей Главе, примеч. 7 на с. 238; см. также мотивы 4, 5, 6.1, 7.1). Одним из предложений сторонников Олава Норвежского на этом тинге было выдать Ингигерд, дочь Олава Шведского, за правителя Норвегии и тем положить конец распрям. Такое обещание и дал в конце тинга Олав Шведский после речи лагмана Торгнира и угрожающего поведения вооруженных бондов.

Торгнир, сын Торгнира, сына Торгнира, – лагман (законоговоритель) в Тиундаланде. "Его называли самым мудрым человеком в Свиавельди. Он был родичем ярла Рёгнвальда и его воспитателем" (ÓHHkr, k. 78 – ÍF. XXVII. 111).

С одной стороны, О. фон Фрисен и Т. М. Андерссон приводят данные, подтверждающие, что эпизод с лагманом Торгниром строится у Снорри Стурлусона с использованием устных источников (von Friesen 1942, Andersson 2008. P. 12-17), с другой стороны, трудно не согласиться с X. Шотгманом, что тщательно выстроенное повествование Снорри, скорее, имеет литературный характер (Schottmann 1994).

По хронологии Б. Нермана, шведский конунг Эйрик умер в 882 г. в преклонном возрасте (Nerman 1914. S. 19), и время, когда он был "в расцвете сил", приходится на начало его правления (850-880 гг.), т. е., по мнению Нермана, Аустрвеги Эйрик покорил в 850-860 гг. (Nerman 1929. S. 51). Годы правления Олава Шведского – ок. 995 – ок. 1022, а тинг в Упсале, где Олаву пришлось выслушать упрек в недостаточно внимательном отношении к захваченным его предшественниками землям, состоялся 15 февраля 1018 г. (Однако есть и иные датировки: 1016 г. – Б. Нерман, 1019 г. – Е. А. Рыдзевская.) При рассмотрении этого сообщения вне общего контекста саг можно прийти к выводу, что восточноприбалтийские земли были захвачены шведами в середине IX в., и вплоть до начала XI в. финны, карелы, эсты и курши были данниками шведских конунгов. Совокупный анализ источников такое заключение опровергает.

В "Житии Святого Ансгария" Римберта, написанном ок. 870 г., говорится, что в середине IX в. племя куршей, находившееся под властью шведов, восстало и освободилось от их господства. Около 853 г. датчане предприняли попытку завоевать куршей, но потерпели поражение; тогда в землю куршей отправился с войском шведский король Олав, сидевший в Бирке; он осадил крепости Сэборг и Апуоле, первую из них сжег и вновь подчинил себе куршей, наложив на них большую дань (Rimbert. S. 96). Нерман датирует этот поход Олава 855 годом (Nerman. 1929. S. 51). Под Сэборгом понимают открытое шведскими археологами городище около г. Гробиня в земле куршей (недалеко от соврем. Лиепаи), а Апуоле, по общему мнению, находилось около пос. Шкуде (соврем. Скуодас) на границе Литвы (см.: Ловмяньский 1985. С. 117 и примеч. 3 на с. 117).

Из сообщений "Саги об Олаве" и "Жития Святого Ансгария" следует, что примерно в одно и то же время (50-е гг. IX в.) конунги различных шведских династий (Олав – конунг Бирки, Эйрик – Упсалы) покорили куршей. "Покорение", естественно, нельзя рассматривать как включение этих земель в состав древнешведского государства, ибо его и не существовало как такового в середине IX в. (см.: Sawer 1991). "Видимо, зависимость куршей от шведов выражалась лишь в периодической уплате дани (кто знает, может быть, это случилось всего один раз)" (Ловмяньский 1985. С. 118). Археологические материалы прекрасно характеризуют это "покорение". С середины VII по IX в. в земле куршей существовал ряд поселений: некоторые из них были основаны выходцами из Свеаланда и с Готланда. Эти последние располагались на месте и вокруг Гробини (Nerman 1958; Jansson 1994; Bogucki 2006). В этом районе скандинавы не были изолированы от местного населения, но, вероятно, постоянно вливались в его состав, что привело к возникновению гибридной культуры. Свей и готландцы выступали здесь не как покорители, а как соседи куршей, которые охотно вступали в контакты с выходцами с севера. Если все же имело место военное правление свеев, выражавшееся в присутствии их военной элиты, то археология до сих пор этого не выявила (Duczko 2009. P. 68). Исследователи сходятся на том, что "к концу IX в. южное и восточное побережье Балтики усеяно крупными и мелкими поселениями, обслуживающими торговый путь и принимающими участие в торговле" (Мельникова 2010. С. 53).

Еще один существенный момент. На конец VIII – начало IX в. приходится большое число сообщений саг о поездках викингов по Аустрвегу, при этом четкой грани между различными родами их деятельности на востоке нет, сплошь и рядом один вид экспансии переходит в другой (см.: Гуревич 1966. С. 78-79). Тем не менее нигде более в сагах не говорится о долговременном сборе скандинавами дани с восточноприбалтийских земель. И хотя вполне очевидно, что "восточные" известия в сагах отрывочны и случайны, молчание саг по этому вопросу для отрезка времени в полтора столетия весьма красноречиво: оно позволяет поставить под сомнение рассматриваемое здесь известие "Саги об Олаве Святом", согласно которому прибалтийские народы являлись постоянными данниками шведов с середины IX до начала XI в. Саги в целом достаточных оснований для подобного утверждения не дают.

"Покорение" в данном случае представляло собой разовый сбор дани, а также грабежи при нападениях и откупы местного населения от грабежей. Такое "покорение" действительно имело место, о чем свидетельствуют, кроме "Саги об Олаве Святом", и "Житие Святого Ансгария", и русская летопись, сообщающая под 859 г. о том, что "имаху дань варязи изъ заморья на чюди и на словѣнех, на мере и на веѣхъ, кривичѣхъ" (ПВЛ. С. 12).

Лагман Торгнир обвиняет Олава Шведского в том, что ко времени его правления, т. е. к началу XI в., походы шведских конунгов в Восточную Прибалтику закончились. Прекращение "государственной" внешней экспансии, как и походов викингов, было вызвано глубокими внутренними изменениями в скандинавском обществе конца X – начала XI в. Однако был и другой фактор, сыгравший свою роль в том, что в начале XI в. шведский конунг теряет "земли, обязанные данью": к этому времени население Восточной Прибалтики стало данниками древнерусских князей. Уже в 862 г., согласно летописи, чудь вместе с русскими "изгнаша варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собѣ володѣти" (ПВЛ. С. 13). Подробнее см.: Ловмяньский 1985. С. 113-118; Джаксон 1981. С. 32-35; Петрухин 1985. С. 264-266.

Мотив 7. Сватовство и женитьба Ярицлейва (Ярослава Мудрого) на Ингигерд, дочери Олава Шётконунга

Источники:

HN (c. XVIII. 29-32)

Theodoricus (c. XVI)

Ágrip (k. 25)

ÓHLeg (k. 45, 46)

Fask (k. 30)

ÓHHkr (k. 91, 93)

ÓHperg2 (k. 75, 77)

ÓH61 (k. 86, 88)

ÓHFlat (k. 93, 94)

IA (s. 106, 316, 468)

7.1. Сигват послан в Гаутланд (Ёталанд) к ярлу Рёгнвальду

В 1017 г. Олавом Харальдссоном была предпринята попытка решить норвежско-шведский пограничный конфликт (см. мотивы 4, 5, 6.1, 6.2), и одним из способов его урегулирования могла стать женитьба Олава Норвежского на дочери Олава Шведского Ингигерд. Согласно тому, как изложена "Friðgerðarsaga" ("Сага об установлении мира", см. Введение к настоящей Главе, примеч. 7 на с. 238) в "Легендарной саге об Олаве Святом", Олав Харальдссон отправил корабль в Исландию, чтобы попросить Хьяльти Скеггьясона, исландского вождя, известного своей мудростью, приехать и помочь ему ("откровенно абсурдная история", по определению Л. Лённрота: Lönnroth 1976. P. 18); Хьяльти, приплыв в Норвегию, посетил Бьёрна Окольничего и уговорил того вдвоем отправиться к шведскому конунгу; а далее им удалось достичь договоренности о браке и назначить мирную встречу двух Олавов на реке Гёта-Эльв, на границе между двумя государствами; и лишь гнев Олава Шведского на свою дочь Ингигерд, высмеявшую его охотничьи трофеи и противопоставившую отцу своего жениха, не дал успешно завершиться этой миротворческой миссии. Еще лаконичнее рассказ "Красивой кожи": даже не названные поименно "могущественные люди" (ríkir menn) принимают решение достичь соглашения между двумя Олавами и добиваются того, что Олав Шведский дает обещание выдать Ингигерд за Олава Норвежского, после чего гнев Олава Шведского на Ингигерд, объявившую, что пойманные им пять птиц не могут сравниться с девятью конунгами, захваченными за одно утро Олавом Харальдссоном, привел к отказу отдать ее в жены норвежскому правителю. У Снорри данная незамысловатая история разрослась из шести (в "Легендарной саге") до тридцати восьми глав, наполнилась новыми персонажами, яркими сценами и дополнительными деталями. Среди добавлений Снорри был рассказ о тинге в Упсале, на котором присутствовавшие там бонды принудили Олава Шведского дать согласие на брак Ингигерд и Олава Норвежского (см. мотив 6.2), но, как мы понимаем из текста Снорри, Олав Шведский вовсе не собирался выполнять свое обещание (X. Шоттману такое объяснение кажется психологически более верным, чем то, которое присутствует в "Обзоре", "Красивой коже" и "Легендарной саге": Schottmann 1994. S. 543), а также рассказ о дипломатической миссии скальда Сигвата Тордарсона (см. о нем в комм. к мотиву 1).

Ранней зимой 1018/19 г. скальд Сигват отправился в Ёталанд к ярлу Рёгнвальду Ульвссону, женатому на Ингибьёрг Трюггвадоттир, сестре Олава Трюггвасона, чтобы разузнать о планах Олава Шведского. Рассказ о поездке скальда Сигвата к ярлу Рёгнвальду написан Снорри на основании "Вис о поездке на восток" ("Austrfararvísur"), созданных Сигватом в 1019 г. (Skj AI. 233; см.: Toll 1924; Finnur Jónsson 1932b; Moberg 1941; von Friesen 1942; Казанский 2010; Кучерова 2010). У Снорри (ÓHHkr, k. 91) приводится их 21-я строфа; в "Красивой коже" (Fask, k. 30) соединены первая половина 21-й и вторая половина 18-й строфы (Skj AI. 239-240), цитируемой Снорри выше в той же главе.

Говоря в своих стихах о ёталандском ярле Рёгнвальде, Сигват называет его самым большим другом конунга Олава "в Аустрвегах по всему зеленому морю". "Зеленое море" не является сложившимся гидронимом, постоянно обозначающим Балтийское море (ср.: grœna salt и eystra salt; о гидрониме Эйстрасальт см. Этногеографический справочник), но тем не менее исследователи без колебаний отождествляют их (например, Бьярни Адальбьярнарсон в: ÍF. XXVII. 145). Что же касается "Восточных путей" (о топониме Аустрвег см. Этногеографический справочник), то они редко включают в себя Швецию – территорию, восточную по отношению не к Скандинавии в целом, а лишь к Норвегии (к немногим исключениям относится самая ранняя фиксация топонима – в "Перечне Инглингов" скальда Тьодольва из Хвинира – вторая половина IX в.). Несколько раз топоним зафиксирован – причем в наиболее ранних случаях – в форме множественного числа (как в висе Тьодольва или в данной висе Сигвата), что, видимо, отражает процесс формирования топонима из обозначений отдельных многочисленных восточных (направленных на восток) путей (маршрутов).

Фрагмент о пребывании Сигвата в Ёталанде начинает собой рассказ в "Отдельной саге" (ÓHperg2, k. 75; ÓH61, k. 86; ÓHFlat, k. 93) и в "Круге земном" (ÓHHkr, k. 91) о женитьбе конунга Ярицлейва (Ярослава Мудрого) на Ингигерд (ср. мотив 7.2).

Как удается узнать Сигвату из письма, адресованного Ингигерд ярлу Рёгнвальду, "к Олаву, конунгу свеев, приезжали послы конунга Ярицлейва с востока из Хольмгарда просить руки Ингигерд". Сватовство Ярослава, в соответствии с хронологией саги, было начато летом или осенью 1018 г.

По поводу сватовства Ярицлейва Е. А. Рыдзевская высказывает предположение, что "одной из причин, побудивших Ярослава заключить союз с Олафом", был набег ярла Свейна (см. мотив 3). По мнению исследовательницы, Ярослав шел на этот брак "для предотвращения возможных в дальнейшем агрессивных действий, которые, как и раньше, в 997 г. (нападение на Ладогу ярла Эйрика – см. мотив 17 в Главе 5. – Т. Д.), предпринимались если не самим Олафом, то покровительствуемыми им его друзьями и гостями" (Рыдзевская 1945. С. 56). Отмечая нестабильную обстановку в Южном Приладожье на рубеже X-XI вв., отрицательно сказывавшуюся как на состоянии международной торговли, так и на безопасности Новгорода, О. И. Богуславский характеризует брак между Ярославом Мудрым и Ингигерд как попытку устранения нестабильности. По его мнению, "Ладожское ярлство превратилось в своеобразную буферную зону между Скандинавией и Русью". Став владением шведки Ингигерд, эта область оказалась защищенной от нападений шведов, а, будучи передана ярлу Рёгнвальду, другу Олава Норвежского, – и от нападений норвежцев (Богуславский 1993. С. 152).

Причина здесь, однако, гораздо глубже. По мнению А. В. Назаренко (Назаренко 1984), разделяемому Е. А. Мельниковой (Мельникова 19886. С. 47; ср.: Мельникова 2008б. С. 91-108), период с 1018 г. по середину 1020-х гг. в целом отмечен усилением русско-шведских (равно как и русско-датских) связей, вызванным желанием Ярослава создать антипольскую коалицию в процессе борьбы за киевский стол. Именно как следствие этой политики и стоит рассматривать сватовство Ярослава к дочери Олава Шётконунга и последующую женитьбу на ней (см. также: Назаренко 1991). О политическом смысле этого брака – стремлении Ярослава найти в Швеции поддержку после поражения от польского князя Болеслава I летом 1018 г. – см.: Назаренко 1999. С. 336. Направление русских посольств в Швецию в связи со сватовством Ярослава, скорее всего, знаменует начало установления с 10-х гг. XI в. межгосударственных отношений Руси с раннефеодальными государствами Скандинавии, в отличие от "личностных" отношений более раннего этапа, когда (в 994 или 995 г.) свататься к Сигрид Гордой "конунг Виссавальд с востока из Гардарики" приезжал сам (Мельникова 1988в. С. 46-47; известия саг о Сигрид см. мотив 14 в Главе 5). Новые взаимоотношения Руси со Скандинавскими странами выстраиваются "дифференцированно с каждой из них, а не совокупно со всем скандинавским Севером", и начинают становиться приоритетными (Мельникова 2008б. С. 87-91). А. В. Назаренко приводит убедительные доказательства того, что "в ходе борьбы за киевский стол в 1016-1019 гг., шедшей с переменным успехом, Ярослав Владимирович создал осенью 1018-1019 гг. антипольскую коалицию с Данией и Швецией" (Назаренко 2001. С. 498; см. также С. 451-504). Е. А. Мельникова подчеркивает, что для рекрутирования необходимых Ярославу воинов (в условиях прекращения найма воинских отрядов на "личной" основе) русскому князю необходимо было укрепление отношений с правителем Свеаланда, и решалась эта задача традиционным для средневековья способом – путем династического брака. Исследовательница полагает, что посольство, отправленное в 1018 г. от имени Ярослава "за море", на которое намекает "Повесть временных лет" ("и приведоша Варягы, и вдаша имъ скотъ, и совокупи Ярославъ воя многы". – ПСРЛ. Т. I. Стлб. 143; Т. II. Стлб. 130), могло иметь двоякую задачу – "привести в Новгород значительный воинский контингент для продолжения борьбы со Святополком и выяснить возможность брака Ярослава с Ингигерд" (Мельникова 2008б. С. 98). Получается, что посольство, упомянутое (согласно Снорри) в письме принцессы Ингигерд к своему родичу ярлу Рёгнвальду, и посольство, подразумеваемое в "Повести временных лет", могли быть одним и тем же предприятием, лишь по-разному (с точки зрения его целей) описанным в древнескандинавском и древнерусском источниках (Там же).

В дополнение к своему прозаическому переводу строф Сигвата привожу здесь стихотворный перевод О. А. Смирницкой:

(КЗ. С. 234)

Тож твои обрящут
Кров мужи, вожатый
Листов, на востоке
В чертогах Рёгнвальда.

(КЗ. С. 232)

{i} как говорил Сигват, когда он вернулся из поездки на восток в Гардарики (Fask, k. 30). – Здесь у "Красивой кожи" расхождение с "Кругом земным", хотя оба текста и основываются на "Висах о путешествии на восток" скальда Сигвата: если, согласно Снорри, Сигват приезжает к ярлу Рёгнвальду в Вестеръётланд (Гаутланд, Скарар в гл. 71), в то время как у самого скальда речь идет только о Свеаланде (Свитьод), то из "Красивой кожи" следует, что тот побывал на Руси (в Гардарики). Как пишет В. О. Казанский, "упоминание Сигватом "Аустрвегов" (восточных путей) и "зеленого моря", наряду с другими деталями в "Висах", послужило основой для различных толкований информации источника и привело к появлению нескольких гипотез исследователей о месте пребывания Рёгнвальда и его статусе. Например, в "Висах" различают две поездки Сигвата, из которых вторая состоялась в Гардарики (на Русь), где к тому времени и находился Рёгнвальд (Schreiner 1927/29: 32 ff.)" (Казанский 2010. С. 302). Видимо, и авторы двух сводов королевских саг по-разному оценили либо в разной степени использовали информацию скальда.

7.2. Заключение брака

О браке Ярослава Мудрого и Ингигерд, дочери Олава Шведского, говорится у Адама Бременского (Adam. Lib. II. Cap. XXXIX), в "Истории о древних норвежских королях" Теодорика (Theodoricus, c. XVI), в "Обзоре саг о норвежских конунгах" (Ágrip, k. 25), в "Легендарной саге об Олаве Святом" (ÓHLeg, k. 45, 46), в "Гнилой коже" (Msk. Bls. 169), в "Красивой коже" (Fask, k. 30), "Отдельной саге об Олаве Святом" Снорри Стурлусона (ÓHperg2, k. 77; ÓH61, k. 88; ÓHFlat, k. 94) и в "Круге земном" (ÓHHkr, k. 93), в исландских анналах (IA. S. 106, 316, 468).

Исландские анналы содержат запись о браке Ярослава и Ингигерд под 1019 г. Та же дата восстанавливается по хронологии "Круга земного" (см. Введение к настоящей Главе). Датировки этого брака в литературе различны и достаточно произвольны. Так, основываясь на "Пряди об Эймунде" (см. мотив 8), А. И. Лященко восстанавливает 1016 г. (Лященко 1926б. С. 1069-1070); ссылаясь на Лященко, М. Б. Свердлов называет 1015 г. (Свердлов 1970. С. 84), что за ним повторяет А. Б. Головко (Головко 1988. С. 22); П. П. Толочко без какой-либо аргументации говорит о 1014 г. (Толочко 1987. С. 55) и т. д. В работах Е. А. Рыдзевской принят 1020 г. (Рыдзевская 1940. С. 67, 70; Рыдзевская 1945. С. 58; Рыдзевская 1978. С. 66-67; ср.: Богуславский 1993. С. 152). А. В. Назаренко находит основания в тексте Снорри Стурлусона для такой датировки (Назаренко 1990. С. 185, 186, примеч. 86, 89, 90), хотя сам он придерживается 1019 г. (Там же), каковой год принят и мною (Джаксон 1994 и в целом ряде других моих работ; ср.: Braun 1924. S. 182; Selnes 1965. S. 149; измененное мнение М. Б. Свердлова – Свердлов 1989. С. 150, комм. 29; Мельникова 2008б).

К сожалению, несмотря на известную стройность внутренней хронологии саг вообще, и "Саги об Олаве Святом" Снорри Стурлусона в частности, полагаться на материал саг при выяснении датировки того или иного события не совсем надежно. См., например Введение к настоящей Главе, примеч. 7 на с. 237, где отмечается расхождение в несколько лет между данными "Англо-Саксонской хроники" и относительной хронологией "Саги об Олаве Святом"; ср. ремарку по этому поводу А. В. Назаренко и его справедливое утверждение, что "прямые хронологические указания, конечно же, более весомы, нежели косвенные" (Назаренко 2001. С. 495, примеч. 2). В данном историческом контексте гораздо значимее оказывается аутентичная информация Титмара Мерзебургского, а также сведения русских летописей. Ведь если принять датировку саг, что брак был заключен в 1019 г., а сватовство состоялось в 1018 г., да к тому же явно не в конце года, а – с учетом условий плаваний по Балтийскому морю, по которому русские послы должны были прибыть в Швецию и вернуться назад на Русь, – где-то летом (ср. в ÓHHkr, k. 93: "обещание, которое конунг Олав дал предыдущим летом"), то получается, что Ярослав отправил сватов в Швецию в то время, когда (согласно Титмару) 22 июля 1018 г. он был разбит на реке Буг, бежал (по ПВЛ) в Новгород, а Болеслав Храбрый и Святополк захватили 14 августа 1018 г. Киев, где в плен попали жена (sic!), мачеха (или теща, по трактовке А. В. Поппэ – Poppe 1995. S. 79, Anm. 12; Поппэ 1997. С. 114-115) и девять сестер Ярослава (Thietm, VIII, 31-32; ПСРЛ. Т. I. Стлб. 143; Т. II. Стлб. 130; см.: Назаренко 1993а. С. 131-189). В сентябре 1018 г. (опять же согласно Титмару) Ярослав принимал в Новгороде киевского "архиепископа", который привез ему предложение Болеслава вернуть его жену, мачеху (тещу) и сестер в обмен на свою дочь – жену Святополка, находившуюся в руках Ярослава (Thietm, 33; Назаренко 1993а. С. 143, 189-205), а сам при этом вынашивал планы нового брака. Выход из этой сложной во всех отношениях (этическом, церковном, юридическом) ситуации найден весьма простой: поскольку сочинение Титмара обрывается на событиях сентября 1018 г., исследователи получают возможность реконструировать историческую реальность по своему усмотрению, а самым очевидным выходом из хронологического тупика является смерть первой жены Ярослава (предположительно – Анны; см. об этом ниже) "в результате пережитых бедствий, тягот дальнего пути или по какой-либо иной причине" (Назаренко 2001. С. 494; см. также: Карпов 2001. С. 167; Мельникова 2008б. С. 98). Как вариант А. Ю. Карпов предлагает еще одно решение: "Ярослав посчитал, что с пленением его супруги брак попросту утрачивает силу" (Карпов 2001. С. 167). Особое внимание следует обратить на мнение А. В. Поппэ, который полагает, что свадьба Ярослава и Ингигерд состоялась в первой половине 1018 г., точнее – весной, после праздника Воскресения Христова (21 апреля). "Это время, когда Ярослав, продолжая держать Новгород, утвердился на киевском столе. […] Поражение на Буге в июле 1018 г., бегство и утрата Ярославом Киева в августе четко указывают на время, до которого состоялась свадьба. В занятом Святополком и Болеславом Киеве в заложницы попали жена и теща Ярослава". А. В. Поппэ думает также, что Ярослав родился не в 978 (или 979) г., как принято считать, и прожил, соответственно, не 76 лет, а лет на 10 меньше, и, значит, Ингигерд была не второй его женой, а первой. Как отмечает сам исследователь, "эта гипотеза покоится на более обоснованных данных, [но] ее проверка требует детальных изысканий" (Благодарю А. В. Поппэ за любезно присланные мне неопубликованные материалы, каковые я здесь и цитирую по его разрешению).

Согласно поздней (XVII в.) новгородской традиции, жена Ярослава и мать его старшего сына Владимира Ярославича звалась Анной. В. Л. Янин считает, что имя должно было фигурировать в этом предании по крайней мере в момент канонизации Анны в 1439 г., но сомневается в достоверности самого предания (Янин 1988. С. 138-139). А. В. Назаренко, напротив, не склонен отвергать новгородское предание, полагая, что захоронение Анны в Софийском соборе Новгорода – это "захоронение не Ингигерд, а первой жены Ярослава" (Назаренко 2001. С. 490-491). Ингигерд на Руси получила православное имя Ирина (ср.: Литвина, Успенский 2006. С. 355-357). Прежде всего, это имя зафиксировано в "Слове о законе и благодати" митрополита Илариона (1040-е годы), где будущий митрополит обращается к покойному князю Владимиру со словами: "Виждь и благоверную сноху твою Ерину" (Цит. по: Молдован 1984. С. 98). Еще одним подтверждением служит летописное сообщение 1037 года об основании Ярославом Мудрым монастырей св. Георгия и св. Ирины, ибо, как известно, Георгием назывался в крещении сам Ярослав, а Ириной могла стать в православном крещении скандинавская принцесса (Янин 1988. С. 138-139). Более того, имеется масса аналогичных случаев переименования невест при средневековых династических браках, приводящих к смене этнокультурной среды (см.: Thoma 1985. S. 169-200). Как полагают А. Ф. Литвина и Ф. Б. Успенский, "не исключено, что при выборе христианского имени для шведской невесты русского князя, наряду с прочим, учитывали и эвфоническую близость имен Ирина и Ингигерд" (Литвина, Успенский 2006. С. 38). И все же отметим, что в историографии бытует восходящее еще к Н. М. Карамзину (1842. Примеч. 34 к т. II, гл. II) мнение, что Ингигерд-Ирина незадолго до смерти постриглась в монахини под именем Анны (см.: Edberg 1997, 2001, 2005; курьезное именование Ингигерд одновременно и Ириной, и св. Анной см.: Arentzen 2003. S. 165-171). Известие о смерти жены князя Ярослава содержится в ПВЛ под 6558 (1050/1051) г. (ПСРЛ. Т. I. Стлб. 155; Т. II. Стлб. 143).

Русский князь Ярослав Владимирович Мудрый – князь новгородский в 1010-1016 гг., великий князь киевский в 1016-1018, 1018/1019 – 20 февр. 1054 г. – лучше других русских правителей известен древнескандинавским источникам (см.: Cross 1929; Рыдзевская 1940; Birnbaum 1978; Глазырина 2008). Его имя передается источниками с некоторыми вариациями: Jarizleifr, Jaruzleifr, Jarizlæifr, Jarizlæivr, Jarizláfr, Jarisleifr, Urisleifr, Ierzlavr, Jarzellavus, Iarezlafus, Jaritzlavus, Wirtzlavus, из которых наиболее распространена первая форма. Совершенно справедливо Г. В. Глазырина полагает, что все эти орфографические варианты транслитерации имени отражают происходивший в исландском языке процесс "выработки принципов адекватного отображения звуков на письме" (Глазырина 2008. С. 104, примеч. 3). По сагам, стол верховного правителя Гардарики (Руси) находится в Хольмгарде (Новгороде). Как правило, источники так и называют его: "Ярицлейв, конунг Хольмгарда", – но более ранние источники именуют его иначе: в "Обзоре" он назван "Ярицлав, конунг Аустрвега", а в "Легендарной саге" – "конунг Гардов". Суть этих обозначений одна – "русский князь". Интересно в этом плане обозначение конунга в "Обзоре", поскольку оно указывает на определенный этап в развитии топонима Аустрвег (ср. Этногеографический справочник). Л. М. Сухотин полагал, что среди иностранных браков "норманские браки – наименее иностранные для русской династии норманского корня", поскольку Ярослава он воспринимал как "норманского по крови государя славянской земли" (Сухотин 1938. С. 179).

От источника к источнику мотив обрастает новыми подробностями. Если Теодорик Монах сообщает лишь, что Ярицлав "женился на Ингигерте, к которой… сам [Олав] сватался, но не смог взять в жены", не раскрывая причин, по которым брак не состоялся, то автор "Обзора" уже достаточно лаконично формулирует ту версию, которая будет позднее пространно изложена Снорри Стурлусоном: Ингигерд "была раньше обещана" Олаву Харальдссону, но "нарушил ее отец те обещания по причине гнева"; вопреки заключенному ранее договору, Олав Шведский выдал Ингигерд "за Ярицлава, конунга Аустрвега". Здесь интересен акцент на браке Олава и Астрид, которому в более поздних текстах будет уделено значительно меньше внимания, чем несостоявшемуся сватовству Олава к Ингигерд. Но вместе с тем важен и (отмечаемый Г. В. Глазыриной) "явный расчет автора на хорошее знание аудиторией обстоятельств" этих браков, "на фоновые знания аудитории", а также "неполное изложение сюжета, недосказанность", выступающие маркерами "устной передачи данного рассказа" (Глазырина 2008. С. 126).

В "Легендарной саге" возникает еще одна тема, которая получит развитие у Снорри, – предварительные переговоры между русским князем и шведским конунгом. Правда, если здесь речь идет о том, что "полетели послания между ними", то в "Круге земном" говорится о двух посольствах, направленных Ярославом в Швецию (см. комм. к мотиву 7.1). В "Легендарной саге" также сообщается, что Олав отдает свою дочь в жены Ярицлейву "с большим богатством". Казалось бы, эта ремарка саги нигде более не находит развития. Но когда Снорри Стурлусон рассказывает о том, что Ингигерд получает в качестве свадебного дара Альдейгьюборг (Ладогу) и то "ярлство", которое к ней относится, он обозначает свадебный дар Ярицлейва термином tilgjǫf, известным по древнейшему норвежскому областному судебнику второй половины XII в. – "Законам Гулатинга", – нормы которого распространялись на юго-западную часть Норвегии (Глазырина 1994), а также – в форме tilgäf – по старшей редакции одного из древнейших шведских областных законов "Вестеръёталаг" (Казанский 2002а). Условия, на которых невесте передавался "вступительный дар", были вполне традиционны: "в данном случае величина приданого, положенного шведской стороной за Ингигерд, должна была равняться стоимости Ладоги с прилегающими к ней землями (если таковая могла быть определена) или, что вероятнее, стоимости доходов, получаемых с данной территории" (Глазырина 1994. С. 242). Таким образом, "большое богатство", принесенное с собой на Русь принцессой Ингигерд, в рассказе Снорри подразумевается.

В "Красивой коже" содержатся не восходящие к более ранним источникам (и не использованные Снорри) сведения о том, что Олав Харальдссон женился на Астрид, предварительно заключив договор с ее отцом Олавом Шведским. Сообщение о браке Ярослава и Ингигерд сопровождается замечанием, что одновременно с Ингигерд "находился в Гардарики ярл Рёгнвальд Ульвссон", ее родственник. Р. К. Брюнильдсен полагает, что Рёгнвальд действительно был в Гардарики, как об этом говорится в "Красивой коже", и расценивает как достоверный источник сведений о путешествии ярла в Хольмгард вису скальда Сигвата (Brynildsen 1916. S. 93), не упоминающую ничего кроме "Восточных путей" и "зеленого моря" (см. комм. к мотиву 7.1). О пребывании ярла Рёгнвальда на Руси, кроме "Красивой кожи" и трудов Снорри, знает "Прядь об Эймунде", где он, правда, появляется весьма неожиданно в самом конце, при разделе русских земель княгиней Ингигерд (см. мотив 8), и, может быть, своим появлением обязан тому, что "Прядь об Эймунде" была "вплетена" составителем "Книги с Плоского острова" в "Сагу об Олаве Святом" непосредственно после рассказа о женитьбе Ярицлейва на Ингигерд и о свадебном даре, полученном шведской принцессой, ставшей русской княгиней.

Передача Ладоги знатному скандинаву в начале XI в. не фиксируется никакими другими источниками, кроме "Саги об Олаве Святом" Снорри Стурлусона (во всех ее вариантах) и "Пряди об Эймунде". Тем не менее большинство исследователей признает достоверность присутствия в Ладоге в означенное время скандинавского правителя (Брим 1931. С. 201-247; Рыдзевская 1945. С. 58-61; Насонов 1951. С. 69, 70, 79, 80; Свердлов 1974. С. 64-65; Куза 1975. С. 175; Кирпичников 1979. С. 92-106; Назаренко 1979. С. 106-114; Глазырина, Джаксон 1985; Лебедев 1985. С. 215; Толочко 1989. С. 57-58; Джаксон 2002; Толочко 2008; Мельникова 2008б. С. 99-100; и др.). Вероятно, причина такого единодушия в том, что, как справедливо отметила Е. А. Рыдзевская, "сведения саг о Ладоге сходятся с нашей летописью в том, что в этом городе с примыкающей к нему территорией нет своего князя, в противоположность Новгороду, Полоцку и другим" (Рыдзевская 1945. С. 59). Однако характер княжеского владения в Ладоге (или Ладожской волости) оценивается весьма неоднозначно.

Опираясь на работу Рыдзевской, А. Н. Насонов пришел к выводу, что в первой половине XI в. киевские князья держали в Ладоге "наемного варяга-воина". На том основании, что "Ладога в скандинавских сагах и хрониках считалась принадлежащей к земле Вальдемара Старого, т. е. Владимира Киевского (997 г.)", Насонов сделал вывод о "киевском господстве на севере" вплоть до середины XI в. (Насонов 1951. С. 70). Этот вывод без дальнейшего обсуждения приняли последующие исследователи (см.: Носов 1984а. С. 103). Но, по сагам, конунги Вальдамар и Ярицлейв сидят в Хольмгарде (Новгороде). Поэтому прав, думаю, был А. В. Куза, отметивший, что указания саг не дают "права связывать Ладогу непосредственно с Киевом, минуя Новгород" (Куза 1975. С. 175).

Итак, по Насонову, в Ладоге находился "наемный варяг-воин", которого "приходилось содержать", давая ему и его мужам жалование по договору (Насонов 1951. С. 70; см. также: Толочко 1989. С. 58; Толочко 2008. С. 45-46). Правда, по саге, Рёгнвальд получает звание ярла, а условие договора Ингигерд таково, что Рёгнвальд должен иметь "не ниже звание и не меньше прав", чем у себя дома. Аналогично и Эйлив, "взявший ярлство" после смерти Рёгнвальда (по "Красивой коже" – см. Главу 8, § 8.3), сам содержит свою дружину, будучи, вероятно, как и его отец, "обязан данью конунгу Ярицлейву" (о чем говорится в "Пряди об Эймунде" – см. § 6.6). Тем самым и Рёгнвальд, и Эйлив, в глазах авторов саг, облечены правом сбора дани в своем ярлстве и лишь какую-то определенную ее часть отдают конунгу. Более верным поэтому выглядит прочтение приведенного текста М. Б. Свердловым, который заключил, что "Ярослав не только использовал скандинавов в качестве наемников, но и поручал им управление значительными областями русского государства" (Свердлов 1974. С. 64-65; см. также: Свердлов 2003. С. 259, 350-351).

Г. С. Лебедев видит в Рёгнвальде "великокняжеского наместника" (Лебедев 1985. С. 215); аналогично, как "наместника великой княгини", оценивает его А. Н. Кирпичников, замечая при этом, что "Ладожские правители-шведы напоминали служилых князей" (Кирпичников 1988. С. 57). В нашей совместной статье с Г. В. Глазыриной мы определили Ладожское "ярлство" как "условное держание" (Глазырина, Джаксон 1985). Мы пытались показать, что, вероятно, в саге нашло отражение древнерусское кормление, фигурирующее в русских источниках лишь с XV в., но ведущее свое начало, по заключению ряда исследователей (С. В. Юшков, В. Т. Пашуто, М. Б. Свердлов), с более раннего времени, а здесь описанное в терминах норвежской вейцлы. Позднее, ссылаясь на вывод Н. Л. Пушкаревой, что женщина на Руси получила право владеть и распоряжаться недвижимостью, в том числе и землей, приблизительно с конца XII в. (Пушкарева 1989. С. 104-139), Глазырина заключила, что рассказ саги о свадебном даре конунга Ярицлейва "вряд ли является достоверным, поскольку противоречит данным об имущественно-правовом состоянии общества Скандинавии и Руси в начале XI в." (Glazyrina 1991, Глазырина 1994; ср.: Толочко 2008. С. 44-45: "имущественно-правовая практика того времени не знала прецедента владения и распоряжения женщиной земельным наделом"). Это мнение, однако, исследователями принято не было (Кирпичников, Сарабьянов 1996. С. 94-95). С опровержением точки зрения Г. В. Глазыриной выступили независимо один от другого В. О. Казанский и М. Б. Свердлов. Основываясь на фиксированных нормах шведского права, первый исследователь продемонстрировал, что "сообщение источников о получении Альдейгьюборга (Ладоги) как свадебного дара Ингигерд не противоречит данным об имущественно-правовом состоянии общества Скандинавии и Руси, и, следовательно, может быть признано достоверным". По его мнению, "Альдейгьюборг (Ладога) – как "вступительный дар" – приблизительно с 1019 по 1051 г. мог представлять собой русско-шведское владение" (Казанский 2002а). Второй исследователь привел аргументы, опровергающие указанное выше суждение Н. Л. Пушкаревой, и это позволило ему утверждать, что "свадебный дар Ярославом Ладоги и Ладожской волости своей невесте Ингигерд представлял собой обычное для общественных отношений и отношений собственности на Руси XXII вв. княжеское пожалование жене". В свою очередь, передача Ладоги и Ладожской волости ярлу Рёгнвальду оценивается им как "продолжение хорошо известных на Руси посажений княжих мужей в городах с волостями", "как одно из проявлений феодальных, ленных отношений, которые существовали в этот период в странах Европы" (Свердлов 2003. С. 351-353).

В рамках этой дискуссии имеет смысл обратить внимание на одну скальдическую строфу, авторство которой приписывается конунгу Олаву Харальдссону. В "Отдельной саге об Олаве Святом" Снорри Стурлусона по рукописи "Книга с Плоского острова" рассказывается, что Олав, находясь на Руси у князя Ярослава Мудрого, сочинил две скальдические строфы, обращенные к жене Ярослава Ингигерд (ÓHFlat, k. 272; подробнее см.: мотив 13). Интересующая нас строфа обладает настолько трудным метафорическим языком и сложным порядком слов, что самые выдающиеся исследователи скальдических стихов, в результате различных эмендаций, переводили ее по-разному. В § 6.6 я цитирую перевод Р. Пула (Poole 1985. P. 118) в русском переложении И. Г. Матюшиной (Гуревич, Матюшина 2000. С. 539). При таком ее прочтении ("У липы головного убора (= женщины) есть земля в Гардах (= на Руси)") в этой строфе содержится явное указание на то, что на Руси Ингигерд владела землей. Вполне возможно, что речь идет именно о Ладоге как о "вступительном даре" (tilgjǫf), полученном шведской принцессой (см.: Джаксон 2003в). И. И. Милютенко подчеркивает, что "выделение лично Ингигерд волости (которая, как и Вышгород [владение княгини Ольги. – Т. Д.] не была княжеством), возможно, и было беспрецедентным, но этим были гарантированы ее права как княгини" (Милютенко 2006. С. 118).

Небезынтересно суждение А. Ю. Карпова, что, хотя "саги изображают дело так, что все эти условия исходили исключительно от Ингигерд", "однако кажется несомненным, что оба условия, выдвинутые Ингигерд, носят чисто политический характер, а значит, могут рассматриваться прежде всего как условия политического соглашения, заключенного между правителями Новгорода и Швеции" (Карпов 2001. С. 168-169).

{i} Астрид – дочь Олава Шётконунга. См. в "Круге земном": "хоть она и дочь конунга, но мать ее рабыня и к тому же вендка" (КЗ. С. 238). В "Обзоре" Олав Харальдссон посватался к дочери Олава Шётконунга, Астрид, сестре Ингигерд, которую ему раньше обещали, но не отдали. В "Легендарной саге", как и в "Круге земном", Олав Харальдссон берет Астрид в жены без ведома ее отца. "Красивая кожа" предлагает оригинальную трактовку сложившейся ситуации: видимо, с целью унизить Олава Харальдссона, Олав Шётконунг предлагает ему в жены Астрид, свою дочь от наложницы, тот же – по совету своих друзей – заключает договор с конунгом свеев и соглашается на этот брак.

{ii} Гуннхильд (Ágrip, k. 26); Ульвильд (ÓHLeg, k. 46); Ульвхильд (Fask., k. 30). Мужем Ульвхильд был в действительности Ордульф, герцог саксонский (1020-1072) (см.: Adam. Lib. II. Cap. LXXIX).

{iii} Оттон, сын герцога Хейнрека – Оттон IV (с 1209 г. император Священной Римской империи), сын Генриха V Льва, герцога Саксонии и Баварии.

{iv} Этот человек – ярл Рёгнвальд Ульвссон, мой родич (ÓHHkr, k. XCIII). – Уточнение того, в каком родстве находились шведская принцесса Ингигерд и вестеръётландский ярл Рёгнвальд, представляет известные трудности, поскольку по "Пряди об Эймунде" "они с Ингигерд княгиней были детьми сестер" (см. § 6.6), а по "Большой саге об Олаве Трюггвасоне" в редакции "Книги с Плоского острова" Рёгнвальд был ее двоюродным дядей ("Ульв, отец Рёгнвальда, был братом Сигрид Гордой, и были они двоюродными братьями конунг Олав Шведский и ярл Рёгнвальд" – Flat. I. 415).

{v} Иначе я собирался отплатить ярлу Рёгнвальду за измену своему конунгу, за то, что он уехал в Норег с моей дочерью и отдал ее там в наложницы тому толстому человеку (ÓHHkr, k. XCIII). – Впрочем, далее в "Круге земном" (как до него – в "Древнейшей саге" и "Легендарной саге") Астрид называется "королевой" (Astríðr dróttning).

{vi} Их сыновьями были Вальдамар, Виссивальд, Хольти Смелый (ÓHHkr, k. XCIII). – Вальдамар, сын Ярицлейва, и Виссивальд, сын Ярицлейва, могут быть отождествлены с сыновьями Ярослава Мудрого – Владимиром (1020-1052 гг., князь новгородский 1036 – 4 окт. 1052 г.) и Всеволодом (1030-1093 гг., великий князь киевский в 1077, 1078-1093 гг.). Впрочем, информация о конунге Вальдамаре в сагах противоречива: с одной стороны, он – сын Ярицлейва, т. е. Владимир Ярославич, но с другой стороны, он – отец Харальда/Мстнслава, т. е. Владимир Всеволодович Мономах (р. в 1053 г., великий князь киевский в 1113-1125 гг.). В большинстве своем саги считают Владимира Мономаха сыном Ярослава Мудрого. "Глухое" упоминание в сагах имени Хольти Смелого, сына Ярицлейва, ведет к множественности толкований его у историков. Так, Н. М. Карамзин полагал, что "сим именем" скандинавы означали "Илию" (Карамзин 1842. Примеч. 33 к т. II, гл. II); К. Равн видел в нем Изяслава (AR. 1. 486); С. X. Кросс – Святослава, так как эпитет "смелый" скорее подходит к нему, чем к Изяславу (Cross 1929. P. 184185). Е. А. Рыдзевская утверждала, что Хольти, "судя по некоторым данным, тот же Всеволод" (Рыдзевская 1940. С. 67). Действительно, такие данные есть: в списке S "Саги об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда (см. Главу 5: § 5.2.2 и комм. {x} к мотиву 1) о конунге Вальдамаре (Владимире Святославиче) говорится, что "этот Вальдамар был отцом Ярицлейва, отца Хольти, отца Вальдамара, отца Харальда, отца Ингибьёрг, матери Вальдамара, конунга данов". В этом известии одной из самых ранних саг открывается русское имя Хольти: им может быть только Всеволод Ярославич, отец Владимира Мономаха. И только здесь Владимир Ярославич и Владимир Всеволодович не слились в одно лицо, как во всех прочих сагах. Принимая эту трактовку имени Хольти как "наиболее правдоподобную", Ф. Б. Успенский так формулирует все же возникающие у него сомнения: "Не вполне понятно, зачем один и тот же человек мог быть назван одновременно (и без всяких комментариев) двумя разными именами – собственно скандинавским, Хольти, и хорошо известным скандинавам именем Виссивальд" (Успенский 2002. С. 32).

{vii} Рёгнвальд был там ярлом долго, и был он известным человеком. Сыновьями ярла Рёгнвальда и Ингибьёрг были ярл Улье и ярл Эйлив (ÓHHkr, k. XCIII). – Согласно очень убедительной гипотезе А. А. Молчанова, несколько родов ладожско-новгородских посадников восходят к Рёгнвальду (Молчанов 1997а; Молчанов 19976; см. также: Гиппиус 2001; Мусин 2002; Гиппиус 2006; Молчанов 2011).

Мотив 8. Прядь об Эймунде Хрингссоне

Источник:

ÓHFlat (II. 118-134)

¹ Эймунд, сын Хринга, сына Дага, сына Хринга, сына Харальда Прекрасноволосого, – Eymundr Hringsson – четвероюродный брат Олава Харальдссона. Таким предстает Эймунд в одноименной пряди. Е. А. Мельникова указывает на несовпадение ряда генеалогических деталей в "Пряди об Эймунде" и в "Круге земном" Снорри Стурлусона и высказывает предположение, что Эймунд в пряди "снабжен" "королевским" происхождением, "чтобы придать ему высокий социальный статуе"; при этом исследовательница не сомневается в историчности Эймунда и факте его пребывания на Руси (Мельникова 2008в. С. 147). Р. Кук полагает, что какой-то скандинавский (вероятнее – шведский) отряд принимал участие в событиях, описанных в "Пряди", а их предводитель мог и не носить имени Эймунд, приписанного ему в процессе устной передачи этих рассказов (Cook 1986. P. 67; ср. комм. 22). С. М. Михеев за счет нагромождения допущений приходит к выводу, что "главный герой "Эймундовой пряди" был старшим сыном шведского короля Олава Шётконунга" (Михеев 2009. С. 193). Херманн Палссон и П. Эдварде, напротив, полагают, что титульный персонаж "Пряди об Эймунде" создан фантазией автора этого сочинения (Hermann Pálsson, P. Edwards 1989. P. 8). Как видим, Эймунд крайне противоречиво оценивается в историографии. Лично меня убеждает предельно взвешенная, осторожная и источниковедчески строгая позиция Р. Кука.

² Когда Олав конунг поехал в Энгланд… – Вероятно, имеются в виду военные походы юного Олава, которые, правда, по другим источникам, начались не с поездки в Англию, а с военных действий по Аустрвегу – в Шхере Соти, на Эйсюсле (о. Сааремаа) и др. (см. Введение к настоящей Главе и мотив 1). Участие Эймунда в этих походах нигде более не отмечается.

³ Рагнар, сын Агнара, сына Рагнара Рюкиля, сына Харальда Прекрасноволосого (Ragnarr Agnarsson), – троюродный дядя Эймунда Хрингссона и Олава Харальдссона.

⁴ О конунге Олаве Святом теперь уже известно, что имя его знает вся северная половина [мира] (um alla Nordrhalfuna). – Ср. у Адама Бременского ("Деяния архиепископов Гамбургской церкви", ок. 1070 г.) о распространении культа св. Олава по всей Скандинавии: "Празднование его [страстей] происходит в 4-е календы августа; вечное почитание его принято у всех народов северного океана – нортманнов, свеонов, готов, [сембов], данов и склавов" (Adam. Lib. II. Cap. LXI).

⁵ …как говорится в саге о нем. – Имеется в виду некая сага об Олаве Святом. Самая ранняя письменная сага об этом конунге, "Древнейшая сага", была, по мнению исследователей, создана ок. 1200 г.; к 1230 г. уже существовало значительное число саг об Олаве, конунге и святом, – "Обзор саг о норвежских конунгах", "Легендарная сага", "*Жизнеописание Олава Святого" Стюрмира Карасона, "Красивая кожа", "Отдельная сага об Олаве Святом" и "Круг земной" Снорри Стурлусона (см. Введение к настоящей Главе). О какой именно саге говорится в прологе "Пряди", сказать трудно.

⁶ … наряду с различными событиями, описанными мудрыми людьми. – Вероятно, эти слова следует воспринимать как отсылку к сочинениям Сэмунда Мудрого и Ари Мудрого (см. Введение к настоящей Главе).

⁷ …как о том говорит Стюрмир Мудрый. – Составленное в 1210-1225 гг. исландским священником Стюрмиром Карасоном (Мудрым) "*Жизнеописание Олава Святого" послужило общим источником "Отдельной саги" Снорри и пролога "Пряди об Эймунде" (см.: Hermann Pálsson, Edwards 1989. P. 9; Мельникова 2008в. С. 149). Для П. Э. Мюллера ссылка на Стюрмира, а не на Снорри, послужила основой для датировки "Пряди" (Muller 1820. S. 186). В целом очевидно, что присутствующие здесь указания на то, как говорится в саге об Олаве Святом, как писали мудрые люди и как говорит Стюрмир Мудрый, недвусмысленно выдают поздний характер либо "Пряди об Эймунде", либо, что более вероятно, ее ""пролога"-экспозиции" (термин Е. А. Мельниковой – 2008в. С. 149).

⁸ …Эймунд и Рагнар пришли в Норег немного спустя. – Если слова "немного спустя" относятся к рассказу о том, как ослепленный конунг Хрёрек напал в день Вознесения на конунга Олава, после чего был отправлен с Торарином Невьольвссоном в Гренландию, а именно так их и можно понимать, то речь идет о времени после лета 1018 г., по хронологии "Круга земного" и "Отдельной саги" Снорри. Так что на Русь Эймунд мог попасть не раньше поздней осени (до прекращения на зимний сезон судоходства) 1018 г. Согласно "Пряди", норманны, оказавшись у конунга Ярицлейва (Ярослава Мудрого), застают его женатым на Ингигерд, а брак этот был заключен после лета 1019 г. (см. комм. к мотиву 7.2), так что, казалось бы, возвращение Эймунда в Норвегию и путешествие на Русь приходятся на осень 1019 г. Однако в данном случае мы не можем полагаться на "относительную хронологию саги" (как это делает А. В. Назаренко – 1993. С. 184), ибо "Книга с Плоского острова" не является единой сагой и ее составитель не пытался упорядочить хронологию включенных в нее саг, а потому соединение различных текстов в этой рукописи порой весьма условно с хронологической точки зрения. Более того, и сами эти тексты, в силу специфики жанра саги, не во всех отношениях надежны. Е. А. Рыдзевская охарактеризовала "Прядь" так: "Последовательность событий в ее изложении довольно близка к тому, что дает наша "Повесть временных лет", […] хотя во многом она сбивчива, неточна, противоречива и местами носит явные следы путаницы и вымысла – результат того, что она прошла через много рук на своем пути от устного предания до того вида, в каком мы ее теперь знаем" (Рыдзевская 1940. С. 69). С этим мнением трудно не согласиться, равно как и с замечанием В. Д. Королюка, что "скандинавские саги – это очень сложный источник, и поэтому опираться на их сведения при реконструкции событий политической истории слишком рискованно" (Королюк 1964. С. 239). Добавим к этому, что изучение структуры текста "Пряди" (Михеев 2006; Мельникова 2008в; Михеев 2009. С. 159-174; Мельникова 2011) позволяет говорить о разновременности ее слоев и выделять пролог и эпилог "Пряди" как значительно более поздние части. "Поэтому представляется, что попытка извлечь из Пролога какие-либо "исторические" факты совершенно неоправданна" (Мельникова 2008а. С. 151).

Исследователи нередко весьма вольно трактуют и датируют события, описанные в "Пряди об Эймунде". Так, А. И. Лященко в ответ на самому себе заданный вопрос: "В котором году собрался Эймунд с дружиной на Русь?" – пишет: "С уверенностью можно сказать, что летом 1016 года", а, подводя итоги, отмечает, что "хронология саги, идущая по годам договоров Эймунда с Ярославом, соответствует хронологии летописи, начиная с 1016 года" (Лященко 1926б. С. 1067, 1086). Но ведь 1016 год саге "навязал" сам Лященко, высчитав (С. 1067), что слухи о положении на Руси после смерти Владимира могли достичь Норвегии только в конце 1015 г., что о "трех русских князьях" можно говорить после убиения Бориса, Глеба и Святослава и после прочного утверждения Святополка в Киеве, но до выступления Ярослава поздней осенью 1016 г. у Любеча. Так исследователь и нашел в саге то, что приписал ей сам: ее хронологическое совпадение с русской летописью. С. X. Кросс вообще без объяснений заявляет, что Эймунд вернулся в Норвегию в 1015 г. (Cross 1929. P. 186).

⁹ "…Нам жаль наших славных и знатных родичей и обидно за них…" – Е. А. Мельникова обращает внимание на тот факт, что у Эймунда "известие об убийстве ближайших родственников вызывает не яростное желание отомстить за них, а лишь "сожаление" и "обиду" за них, потому что он сознает необходимость этой тяжелой жертвы ради благополучия страны". Исследовательница совершенно справедливо отмечает, что здесь, в прологе "Пряди", использован "мотив, абсолютно немыслимый для культуры эпохи викингов и в корне противоречащий обычаям, этическим нормам, поведенческим установкам как викинга начала XI в., так и составителей саг, королевских и родовых, XIII в.". Это наблюдение позволяет исследовательнице отнести возникновение пролога ко времени близкому (если не совпадающему) с включением пряди в "Книгу с Плоского острова", т. е. к концу XIV в. (Мельникова 2008в. С. 150).

¹⁰ Вальдамар (Valdamarr, Ualldamarr) – великий князь киевский Владимир Святославич (978-1015 гг.).

¹¹ Гардарики (Garðaríki, Gardariki) – древнескандинавское обозначение Древней Руси (см. Этногеографический справочник).

¹² … эти владения держат теперь трое сыновей его. – О трех сыновьях Владимира говорится и в "Хронике" (lib. VII, cap. 72, 73) мерзебургского епископа Титмара (1010-е гг.), однако прямое их отождествление с "тремя сыновьями", названными в "Пряди об Эймунде", затруднено, по мнению А. В. Назаренко, рядом обстоятельств (Назаренко 1993. С. 166-167). О парадоксальном "историческом" развитии на Руси легендарного сюжета о трех братьях-правителях см.: Петрухин 1994. С. 10. Следует также принять во внимание замечание М. Б. Свердлова, что ""три брата" – обычный средневековый фольклорный и литературный мотив" (Свердлов 2003. С. 249).

¹³ Бурицлав (Burizlafr). – Конунга Бурицлава исследователи традиционно отождествляют со Святополком Владимировичем (Окаянным), князем туровским, с 1015 по 1019 г. великим князем киевским. Несходство имен объясняется тем, что в борьбе Ярослава со Святополком значительную роль играл польский князь Болеслав I Храбрый (992-1025), его тесть. А. И. Лященко подчеркивает, что "русская летопись при описании этих столкновений имя Болеслава ставит первым", и "в лагере Ярослава, по словам летописца, говорится прежде всего о борьбе с Болеславом" (Лященко 1926б. С. 1072). Замена поэтому понятна, тем более что имя Бурицлав встречается в древнескандинавской литературе (Там же; см. также: Cook 1986. P. 69; см., например: "Сагу о Йомсвикингах", "Сагу о Кнютлингах"). Ср. Мельникова 2008в. С. 146: ".отождествление Бурицлава со Святополком и описанных в Пряди сражений с событиями 1016-1019 гг. вряд ли может быть оспорено". Об ином, весьма искусственном, толковании этого имени см. комм. 52 к настоящему тексту.

¹⁴ Ярицлейв (Jarizleifr) – Ярослав Мудрый (см. комм. к мотиву 7.2).

¹⁵ Вартилав (Uartilafr, Vartilafr). – Вартилава исследователи традиционно отождествляют с полоцким князем Брячиславом Изяславичем (ум. в 1044 г.), племянником (а не братом, как в "Пряди") Ярослава Мудрого (обо всех трех именах – Бурицлав = Святополк, Ярицлейв = Ярослав, Вартилав = Брячислав – см., например: Карамзин 1842. Кн. I, т. II, гл. II; Рыдзевская 1940. С. 69). А. И. Лященко объясняет превращение племянника Ярослава в его брата тем, что "русские князья разных степеней родства называли себя и официально, и в частной беседе братьями" (Лященко 1926б. С. 1086; о термине "брат" в среде древнерусских князей см.: Колесов 1986. С. 55-57). Р. Кук небезосновательно полагает, что фигура Вартилава являет собой соединение двух образов – Брячислава, от чьего имени образовано имя "Вартилав" и чья резиденция (Палтескья – Полоцк) названа в тексте, и Мстислава Владимировича, князя тмутараканского, который, как и Вартилав в "Пряди", заключил с Ярославом мирный договор, а после смерти оставил свой удел Ярославу (Cook 1986. P. 69; ср.: Джаксон 1988г).

¹⁶ Кэнугард (Kænugarðr, Kænugardr) – древнескандинавское обозначение Киева (см. Этногеографический справочник; ср. комм. 17, 20 и 59 к настоящему тексту). Топоним в "Пряди" упоминается дважды.

¹⁷ Здесь термин ríki "государство" (в русском контексте "княжество") соединен с названием города Киева. Как правило, для обозначения княжеств в памятниках древнескандинавской письменности использовались формы множественного числа от названий городов – их столиц (см.: Джаксон 1985. С. 216-217, примеч. 31).

¹⁸ Хольмгард (Hólmgarðr, Holmgardr) – древнескандинавское обозначение Новгорода (см. Этногеографический справочник). Топоним в "Пряди" встречается трижды.

¹⁹ Палтескья (Palteskja, Pallteskia) – древнескандинавское обозначение Полоцка (см. Этногеографический справочник). Топоним в "Пряди" упоминается дважды.

²⁰ Стереотипное выражение "и вея область, что сюда принадлежит", показывает, что топоним Palteskja – обозначение города, а не области. Автор явно непоследователен: Kænugarðr он называет княжеством, про Hólmgarðr ничего не говорит, Palteskja у него – город.

²¹ Собираются они в путь с Эймундом и Рагнаром и отплывают с большой дружиной, избранной по храбрости и мужеству, и стали держать путь в Аустрвег (helldu j Austrueg). – По мысли Е. А. Мельниковой (2008в. С. 149), поздний ""пролог"-экспозиция" "Пряди об Эймунде" сменяется "рассказом о службе Эймунда у Ярослава". Соответственно, приведенные здесь слова относятся еще к прологу, тем более что в двух следующих предложениях, завершающих эту главу, возникает Олав Харальдссон, о котором речи в основной части "Пряди" нет (ср. Михеев 2009. С. 159: "В заголовке "Эймундовой пряди" упоминаются именно Эймунд и Олав. Между тем после пролога о взаимоотношениях этих конунгов речь не заходит"). В противоречие с этим выводом вступает текст "Пряди", в котором плавание на Русь обозначено выражением halda í Austrveg "держать путь в Аустрвег". Движение по Аустрвегу на Русь характерно для ранних королевских саг (см.: Джаксон 1988а), а вот для текстов XIII, а тем более конца XIV в. (как датируют означенные исследователи пролог) оно нехарактерно, если только эти тексты не базируются на более ранних, так что, возможно, уже эта часть повествования восходит к неким устным рассказам, на основе которых сложилась сага. Итак, о четкой границе между прологом и первой частью собственно "Пряди" говорить пока затруднительно.

²² Ярицлейв конунг был в свойстве с Олавом, конунгом свеев. Он был женат на дочери его, Ингигерд. – Эти слова разрывают собою связный рассказ о приезде Эймунда на Русь и о его первой встрече с конунгом Ярицлейвом. Называние супруги нередко выступает частью вводной характеристики персонажа, но строится оно обычно так: "Он был женат на …, дочери …" ("Hann átti Bergljótu dóttur Hákonar jarls…"; "Hann átti þá Sigríði dóttur Ketils kálfs og Gunnhildar systurdóttur Haralds konungs."; "Hann átti Sigríði dóttur Sveins jarls Hákonarsonar…" – примеры взяты из гл. 40 и 41 "Саги о Харальде Суровом Правителе" по "Кругу земному"). Неуместным в данном контексте выглядит указание на свойствó Ярослава Мудрого и шведского конунга и, соответственно, на шведское происхождение Ингигерд, каковое имело бы смысл, если бы приехавший на Русь Эймунд был шведом (а не норвежцем) и родичем Ингигерд. Именно так Эймунд и представлен в "Саге об Ингваре Путешественнике" – как сын шведского хёвдинга Аки и неназванной по имени дочери шведского конунга Эйрика Победоносного, отца Олава Шётконунга. Соответственно, по этой саге о древних временах, Эймунд и Ингигерд – двоюродные брат и сестра. Эймунд Акасон – отец Ингвара, предводителя восточного похода, зафиксированного почти на трех десятках рунических камней из Средней Швеции (см.: Мельникова 2001. С. 48-62).

В "Саге об Ингваре" Эймунду уделено не слишком много внимания, но о том, как он провел некоторое время на Руси у Ярослава Мудрого, сага упоминает: "Несколько зим спустя посватался к Ингигерд тот конунг, который звался Ярицлейв и правил Гард[арики]. Она была ему отдана, и уехала она с ним на восток. Когда Эймунд узнал эту новость, то отправляется туда, на восток, и конунг Ярицлейв принимает его хорошо, а также Ингигерд и ее люди, так как в то время большое немирье было в Гардарики из-за того, что Бурицлейв, брат конунга Ярицлейва, напал на государство. Эймунд провел с ним 5 битв, но в последней был Бурицлейв пленен и ослеплен и привезен к конунгу. Там получил он огромное богатство серебром и золотом, и различными драгоценностями, и дорогими предметами. Тогда Ингигерд послала людей к конунгу Олаву, своему отцу, и просила, чтобы он отказался от тех земель, которые принадлежали Эймунду, и лучше им помириться, чем ожидать, что тот выступит с войском против него; и можно сказать, что на том и порешили. В то время, о котором рассказывается, Эймунд был в Хольмгарде, и провел много битв и во всех побеждал, и отвоевал и вернул конунгу много земель, плативших дань. Затем захотел Эймунд посетить свои владения, и берет большое и хорошо снаряженное войско, потому что не было у него недостатка ни в деньгах, ни в оружии. Вот идет Эймунд из Гардарики с большим почетом и всенародным уважением, и приходит теперь в Свитьод, и утверждается там в своем государстве и владениях, и тотчас задумал он жениться, и берет в жены дочь могущественного человека, и родился у него с ней сын, которого зовут Ингвар" (Глазырина 2002. С. 252).

По весьма правдоподобной гипотезе Р. Кука (Cook 1986. P. 67-68), поддержанной Г. В. Глазыриной (2001; 2002. С. 62-68) и Е. А. Мельниковой (2008в. С. 144, 147-148), реальным участником междоусобной борьбы Ярослава с братьями был отряд шведских (а не норвежских) воинов, предводителя которого звали Эймунд (либо он это имя при последующей устной передаче "позаимствовал" у отца Ингвара); рассказ сохранился в двух версиях – "шведской" (Эймунд Акасон "Саги об Ингваре" – швед, внук Эйрика Победоносного) и более точной в деталях "норвежской" (Эймунд Хрингссон одноименной пряди – норвежец, правнук Харальда Прекрасноволосого). Отголоском исходной "шведской" версии этого рассказа Р. Кук считает упоминание Эймунда Акасона в "Отдельной саге об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова" в, так сказать, "норвежском" контексте: юный Олав, только что достигший возраста двенадцати лет, просит у своего отчима Сигурда Свиньи корабль: "и хочу я отправиться прочь из страны, и со мной вместе Эймунд Акасон, мой побратим" ("ok uil ek fara firir land fram ok Eymundr Akason fostbrodir minn" – Flat. II. 14). Ср.: во вписанной в ту же сагу "Пряди об Эймунде" Эймунд тоже назван и побратимом Олава, и его попутчиком в первом плавании, но это уже герой пряди – Эймунд Хрингссон. Слова "Пряди об Эймунде", вызвавшие к жизни этот комментарий, выглядят вставкой в данный абзац и, как кажется, являются следом "шведской" (в соответствии с гипотезой Р. Кука) версии искомого повествования.

²³ И когда конунг узнаёт об их прибытии в страну, он посылает мужей к ним с поручением дать им мир (friðland) в стране. – Здесь в тексте содержится явное противоречие. Начинается рассказ со стереотипной формулы: "þeir lettu eigi fyrr ferð sinni en þeir komu…" – "они не останавливались в своей поездке (они не прерывали своей поездки), пока не приехали…" (IED. P. 385). Но через три фразы выясняется, что остановиться им, скорее всего, пришлось, – ведь только после того как Ярослав узнал об их приезде, он послал им "мир", т. е. право на проезд по его земле. Здесь, впрочем, вместо термина friðr "мир, личная безопасность" употреблен термин friðland "мирная земля" (IED. P. 173; в переводе Е. А. Рыдзевской – "мир в стране"; анализ понятий friðr и úfriðr см: Lund 1987), использовавшийся традиционно викингами, когда они давали обязательство не грабить ту или иную территорию при условии, что им будут гарантированы приют и свободная торговля.

Похоже, что, вопреки стереотипному рассказу, в тексте отразились реальные черты – невозможность для знатных скандинавов беспрепятственно добраться до Новгорода и вероятная их остановка в Ладоге (подробнее см.: Джаксон 1999). Вопрос в том, какого времени события перед нами – начала XI в., когда Эймунд и его попутчики отправились на Русь к князю Ярославу Мудрому, или конца XIV в., когда в состав "Книги с Плоского острова" вошла "Прядь об Эймунде"? Приведенная выше стереотипная формула относительно безостановочного пути применялась в сагах в тех случаях, когда автор не располагал сведениями о каких-либо событиях во время пути (ср. комм. 25). Делалось это регулярно и почти автоматически. Если бы автор дошедшей до нас в составе "Книги с Плоского острова" редакции "Пряди об Эймунде" сознательно вносил в сагу информацию о "мире", данном путешественникам Ярославом, он должен был бы, как мне кажется, опустить "путевую формулу". Скорее, он просто не придал значения рассказу о "мире", который присутствовал в более раннем тексте, и потому описал маршрут Эймунда еще и традиционным образом.

²⁴ Возражая С. М. Строеву, высказавшему сомнение в том, что норвежцев могли сразу пригласить на пир к князю, А. И. Лященко отметил, что "нужные Ярославу норманны, в то тревожное для него время – накануне столкновения со Святополком, конечно, были приняты так, как и часто на Руси, т. е. по пиру. Пиры князя с дружинниками отмечены в летописи и при Владимире и позднее" (Лященко 1926б. С. 1068).

²⁵ Особый интерес представляет характеристика того "локуса", в который прибывает саговый персонаж после "бессобытийного" пути (ер. комм. 23). Путешествие, описанное в саге, приводит не к месту, а к человеку, к встрече, к обмену новостями, к разговору, которые, с одной стороны, воспринимаются как событие, достойное упоминания, а с другой – оказываются в конечном итоге стимулом/поводом к дальнейшим действиям и новым событиям. К. Цильмер говорит о том, что в изображении саг путешествия и передача информации – это две стороны одной монеты: первое как бы приравнивается ко второму (Zilmer 2003. P. 551).

²⁶ Исследователи считают, что Ярослав, "осторожный и не отличавшийся щедростью", изображен сагой верно; его психологию "можно здесь уловить из сопоставления с тем, как мыслит и действует Эймунд". По мнению А. И. Лященко, из последнего абзаца текста видно, "что Ингигерда играла значительную роль в политической жизни княжества мужа" (Лященко 1926б. С. 1068; Рыдзевская 1940. С. 69, 70). На мой взгляд, роль Ингигерд и Эймунда значительно преувеличена "Прядью" (см. комм. 54 к настоящему тексту) и тем самым искажен и облик Ярослава, дабы он мог быть противопоставлен скандинавам: своей жене-шведке и норвежцу Эймунду.

²⁷ Вопрос о формах и размерах оплаты скандинавских наемников на Руси рассмотрен Е. А. Мельниковой. Исследовательница показывает, что договор с норманнским отрядом заключался на срок в 12 месяцев; условия оплаты предварительно оговаривались, хотя и были вполне традиционны, а именно – по числу воинов в дружине; оплата зависела от положения воинов в дружине и от успешности службы наемников; расчет производился в денежной форме или исчислялся на деньги; годовая оплата дружинника исчислялась в эйрир (ок. 27 г) серебра (Мельникова 19786).

²⁸ А. И. Лященко посчитал, что "здесь, как и в договоре Олега, идет расчет по кораблям (ладьям)" (Лященко 1926б. С. 1071). Точнее, на мой взгляд, указание Е. А. Мельниковой, что "договор отражает традиционный порядок оплаты – по числу воинов в дружине" (Мельникова 19786. С. 292).

²⁹ Исследователи не единодушны в оценке оплаты скандинавских наемников по "Пряди". Так, если, по мнению А. И. Лященко, "самая сумма вознаграждения норвежцев за службу может быть и преувеличенной рассказчиками саги" (Лященко 1926б. С. 1071), то Е. А. Мельниковой, отметившей, что "эйрир серебра в XI в. в Скандинавии равен около 27 г", "размер денежного вознаграждения, указанный в первом договоре, представляется вполне реальным" (Мельникова 19786. С. 293).

³⁰ О новгородских мехах и их широкой известности в средневековой Европе см. комм. к мотиву 5.

³¹ Заключение договора сроком на год, вероятно, связано с сезонностью плаваний по Балтийскому морю (см.: Лященко 1926б. С. 1067; Мельникова 19786. С. 292).

³² Известие "Пряди" о том, что Ярослав "велел выстроить" варягам "каменный дом и хорошо убрать драгоценной тканью", неоднократно сопоставлялось исследователями с рассказом Новгородской I летописи младшего извода под 1016 г. об избиении варягов новгородцами "в Поромонѣ дворѣ" (НПЛ. С. 174). Так, Б. Клейбер, отказавшись от многочисленных трактовок этого выражения "как двора какого-то новгородца по имени Поромон" и от предложенного И. Микколой, а позднее им самим же и отвергнутого толкования микротопонима от древнескандинавского farmaðr "лицо, занимающееся мореплаванием и торговлей", связал его со словом "паром" (ср. с Поромянью в Псковской III летописи, Парамо-Успенской церковью, церковью Успения с Пароменья, Пароменской церковью, Паромской церковью) и предложил реконструкцию события 1016 г. с учетом сведений "Пряди". "Некоторое число варягов из отряда Эймунда, "гуляя" на торговой стороне, "начаша насилие деяти на мужатых женах". Это привело к столкновению между варягами и новгородцами… Спасаясь от толпы, варяги обратились в бегство. Защиту они могли найти только в своей казарме и, если она находилась на Софийской стороне, то чтобы попасть туда, им нужно было переправиться на пароме через Волхов… На дворе парома (во Поромони дворе), при посадке или вернее сходе с парома, что всегда связано с некоторыми затруднениями, и было убито несколько десятков варягов" (Клейбер 1959. С. 132-142). Е. А. Мельникова вернулась к толкованию И. Микколы (Mikkola 1907b) и заключила, что "есть все основания связать оба сообщения (летописи и "Пряди". – Т. Д.) и предполагать, что во время правления Ярослава в Новгороде существовал "двор", отведенный для жительства останавливающимся там скандинавам". Правда, если поначалу исследовательница затруднялась сказать, "как долго он функционировал и каково его соотношение с "готским двором"" (Мельникова 19846. С. 130), то в следующей по времени статье она говорит о появлении "в эпоху Ярослава "варяжского" подворья, где позднее была построена церковь, освященная в честь св. Олава, а уже к концу XI в. сложилась территория Готского торгового двора" (Мельникова 2008б. С. 12). Преобразование ""варяжского подворья" в Новгороде в торговый двор" исследовательница относит к рубежу XI-XII вв. или к самому началу XII в., о чем, по ее мнению, "свидетельствуют не только археологические материалы, но и принцип взаимности правовых норм в договорах, прямо оговоренный в заключительной статье немецко-готландского проекта 1268 г.: "Записанные выше права и свободы, которые определили [для себя] иностранные купцы во владениях короля и новгородцев, те же свободы и права благожелательно и добровольно исполняются во всем [относительно] самих новгородцев, когда [они] приезжают на Готланд"" (Мельникова 2009. С. 97-98; ПИВН. С. 68). О юридическом статусе Готского двора см.: Мельникова 2009.

³³ …пришли письма от Бурицлава конунга к Ярицлейву конунгу. – Как видим из текста, инициатором разногласий между братьями был Бурицлав, а не Ярицлейв. По мнению А. И. Лященко, "такое свидетельство саги не противоречит характеру Ярослава, человека осторожного и склонного к выжидательной политике" (Лященко 1926б. С. 1072).

³⁴ Совершенно справедливо замечание А. И. Лященко, что "требование уступки нескольких местностей является как бы общим местом в сагах" (Лященко 1926б. С. 1072).

³⁵ "Не знаю также, зачем ты держишь здесь иноземное войско, если ты не полагаешься на нас". – Из этих слов А. И. Лященко почему-то заключает, что "отряд Эймунда был не единственным иноземным отрядом в распоряжении и на службе у Ярослава" (Лященко 1926б. С. 1073). Текст оснований для данного утверждения не содержит, но вывод сам по себе, бесспорно, верен.

³⁶ Ярицлейв конунг послал боевую стрелу. – Обычай пересылать по округу стрелу как знак призыва на войну – обычай не славянский, а скандинавский (Рыдзевская 1978. С. 93, примеч. 8).

³⁷ Должна согласиться с моим рецензентом (Korpela 1997. P. 177), что при обсуждении борьбы Ярослава со Святополком отсутствие ссылки на работу А. Поппэ 1995 года является "неоспоримым недосмотром". В свое оправдание, впрочем, могу заметить, что рецензируемый им выпуск свода увидел свет в 1994 г. – за год до выхода статьи А. Поппэ. Более того, борьбе Ярослава со Святополком в моем выпуске свода уделено еще меньше места (она в нем просто не анализируется по причине неадекватности обсуждаемого источника), чем "Пряди об Эймунде" в любезно присланной мне Анджеем Витольдовичем Поппэ его статье, где лишь в одном примечании говорится, что Н. Н. Ильин "слишком большое значение придавал саге об Эймунде. Содержащийся в ней рассказ предстает перед нами в столь сильно переработанной литературной форме, что его следует рассматривать не как самостоятельный достоверный источник, но как "a confused reminiscence of the course of events"" (Poppe 1995. S. 281, Anm. 18; английская цитата здесь из: Cross 1929. P. 187-190).

³⁸ Первое сражение, в котором участвует Эймунд (битва на реке между Ярицлейвом и Бурицлавом) отождествляется исследователями с битвой между Святополком и Ярославом у Любеча, описываемой древнерусскими летописями под 6524 (1016) г. (Сенковский 1834а. С. 62-64; Лященко 1926б. С. 1074; Древняя Русь 1999. С. 519; Карпов 2005. С. 123; Мельникова 2008в. С. 151; Михеев 2009. С. 169). По А. И. Лященко, "общими чертами описания в летописи и в саге является расположение войск по обоим берегам реки (в летописи – Днепра)" (Лященко 1926б. С. 1074). По мнению Р. Кука, "Прядь" имеет определенную литературную форму. Требования литературы, которая предпочитает регулярность, повтор, штамп, исказили естественную историческую картину, которая неизбежно иррегулярна и асимметрична. Яркий пример этого – три атаки Бурицлава, три совета Эймунда, три отказа Ярицлейва платить своим варягам, два ложных слуха о смерти Бурицлава (см. ниже в тексте "Пряди"; ср.: Selnes 1965. S. 147-148). Из трех столкновений Ярослава-Ярицлейва со Святополком-Бурицлавом лишь первое, по мнению Кука, параллельно в летописи и "Пряди": и там, и здесь брат-мятежник выступает против Ярослава, который в ответ выводит свое войско (включая варягов), чтобы оказать ему сопротивление; они сходятся на противоположных берегах реки и располагаются там на некоторое время (на четыре дня по "Пряди", на три месяца по ПВЛ), пока атака Ярослава не сметает противника, и он отправляется искать новых союзников (Cook 1986. P. 69, 71).

³⁹ Дж. Шепард подчеркивает, что даже если повторяющиеся с интервалом в год (см. ниже по тексту "Пряди") переговоры Эймунда и Ярицлейва о возобновлении договора представляют собой литературный прием автора, тем не менее картина, которую он рисует, а именно готовность варягов покинуть того, кому они служат, и двинуться дальше, вполне вероятно, отвечает реальности; элементом реальности может быть и сам факт заключения договора сроком на двенадцать месяцев (Shepard 1982-85. P. 228). Ср. комм. 27, 31.

⁴⁰ Бьярмаланд – Беломорье (см. Этногеографический справочник). А. И. Лященко из сопоставления текстов саги, русских летописей и "Хроники" Титмара заключил, что "биармийцы – это печенеги. В баснословных рассказах о Биармии, – пишет он, – следует отметить неопределенность указаний на то, что именно следует разуметь под Биармией". В некоторых сагах, по его мнению, Бьярмаланд – "вообще далекая страна на востоке", а потому "мало известная, отдаленная от Скандинавии страна печенегов могла получить название "Биармии"". "Наконец, биармийцы Эймундовой саги являются конным войском, что вполне понятно для кочевников печенегов" (Лященко 1926б. С. 1077-1078). С этим трудно согласиться, поскольку как бы ни была расплывчата и неопределима Бьярмия, в любом случае это территория не просто "на востоке", а непременно на северо-востоке, точнее – в самой северной части восточной "половины мира". Соответственно, мы не можем говорить, что бьярмийцы – это печенеги, а можем лишь утверждать, что до составителей "Пряди" дошли сведения о бегстве Святополка в отдаленные земли, а для северных авторов территориями, окраинными по отношению к Гардарики, и выступал как раз Бьярмаланд. Как отмечает Е. А. Рыдзевская, "Прядь" "превращает печенегов, союзников Святополка в его борьбе с Ярославом, в бьярмов, более известных на скандинавском севере" (Рыдзевская 1945. С. 61). В архивных материалах исследовательницы содержится такая запись: "Бьярмы в Eym. (т. е. в "Пряди об Эймунде". – Т. Д.) – вымысел автора, более знакомого с ними, чем с печенегами, или признак новгородского влияния на сагу (до Flat., конечно)" (Архив ИИМК РАН. 39. № 43. Л. 4). Ср. замечание Н. И. Милютенко: "В процессе устного существования саги непонятные слушателям восточные кочевники превратились в хорошо известных северных финно-угров, хотя и сохранили характерные черты печенегов – они сражаются конными" (Милютенко 2006. С. 129).

⁴¹ Р. Кук полагает, что определение, данное А. Стендер-Петерсеном "Саге о Харальде Суровом Правителе" – "собрание военных хитростей" (Stender-Petersen 1934. S. 98), – с еще большим правом может быть применено к "Пряди об Эймунде", поскольку центральным моментом этой последней является рассказ о трех военных хитростях, при посредстве которых Эймунд помогает Ярицлейву победить Бурицлава. Если первое столкновение с Бурицлавом, как оно описано в "Пряди", имеет, по его мнению, сходство с историческим известием, зафиксированным в ПВЛ, то второе и третье, напротив, представляют собой остроумные военные хитрости, составляющие, по Стендер-Петерсену, "варяжский" корпус повествовательного материала.

В подготовке ко второму столкновению Кук усмотрел нигде в литературе не встречающееся соединение мотивов, при том что взятые изолированно эти две военные хитрости довольно известны. Так, рытье защитниками города рва для лошадей осаждающих рекомендует Кекавмен; в русской былине об Илье Муромце татары роют три рва, чтобы поймать Илью и его коня. В этих случаях не предполагается маскировка рва, как в "Пряди", но о ней говорит греческий историк Эней Тактик (IV в. до н. э.). Выставление напоказ драгоценностей упоминается несколькими скандинаскими сагами, но там это делается с другим намерением: в "Саге о Хрольве Гаутрекссоне", в "Саге о Рагнаре Кожаные Штаны" и в "Саге о сыновьях Магнуса" жители осажденного города, устав от осады, выставляют драгоценности, чтобы заманить противника в город, но затем не могут удержать оборону города, и их город оказывается взятым. Южный вариант того же рассказа встречается в сообщении Джеффри Малатерры об осаде города Бари Робером Гвискаром, происходившей в 1067-1071 гг. Кук полагает, что при осаде Бари подобное событие, действительно, могло иметь место, а затем рассказ о нем был заимствован составителями северных саг (Cook 1986. P. 78-81).

Я. де Фрис считал, что этот "анекдот", как и многие другие, принадлежит к "норманнским заимствованиям в исландских королевских сагах", т. е. эти материалы были перенесены на север норманнскими писателями и рассказчиками (de Vries 1931. S. 72). Стендер-Петерсен оспорил аргументы де Фриса, пытаясь доказать, что военные хитрости, вроде тех, которые использовал Харальд Суровый Правитель при захвате четырех сицилийских городов, были заимствованы не скандинавами у норманнов, а и скандинавами и норманнами – из византийских источников. Стендер-Петерсен не анализировал мотива выставления напоказ драгоценностей со стен осажденного города, но нет причин, заключает Кук, по которым и этот рассказ не мог бы быть причислен к рассказам, прошедшим по "варяжскому" пути. Варяги активно участвовали в столкновениях в районе Бари в 1041 и 1071 гг. и, естественно, полагает Кук, могли принести рассказ с собой в Византию, а оттуда – на Север. Подобных историй нет на Руси, однако вероятность ее прохождения через Русь, утверждает Кук, весьма велика (Cook 1986. P. 81).

⁴² "Ко второму, если можно так выразиться, акту борьбы Ярослава с братом, соответствующему известиям "Повести временных лет" под 1018 г., относится сообщение саги о том, что Ярослав был в бою тяжело ранен в ногу. Но по "Повести временных лет" он оказывается "хромцом" еще в 1016 г., независимо от какого бы то ни было ранения, а Тверская летопись, как известно, упоминает о его хромоте от рождения. Интересно, что, по мнению Д. Г. Рохлина, образовавшийся у Ярослава в детстве вывих правой бедренной кости (не травматического происхождения) мог давать лишь незначительную хромоту, в молодые годы мало заметную для окружающих; следовательно, то лицо, которое, по летописи, называет его хромым в 1016 г., когда он еще не был стар, вероятно, знало об этом недостатке. Если известие саги о ранении в ногу и является позднейшим домыслом, объясняющим хромоту (как это понимает Ф. А. Браун [Braun 1924. S. 161. – Т. Д.]), то сведение о самом этом явлении идет во всяком случае из ближайшей к Ярославу среды и восходит к устному преданию. Второе, травматическое повреждение правой ноги у Ярослава произошло, по исследованиям Д. Г. Рохлина, позже того времени, о котором повествуют летопись и сага" (Рыдзевская 1940. С. 69). См. работы по изучению костных останков Ярослава Мудрого: Рохлин 1940, Гинзбург 1940.

⁴³ Несметная рать. – Р. Кук указывает, что наряду с эпическими утроениями и повторами (см. комм. 38) автор "Пряди" использует "прием эскалации, нагнетания" (pattern of escalation): так, если при первом столкновении состав войска Бурицлава не уточняется, при втором это жители отдаленной, но все же знакомой скандинавам области на северо-востоке – Бьярмаланда, в третьем же случае войско состоит из различных "злых народов", да к тому же оно "несметно" (Cook 1986. P. 72).

⁴⁴ Тюрки и блёкумен. – По поводу войска, приведенного Бурицлавом из Тюркланда и состоящего из тюрков и блёкумен, А. И. Лященко пишет, что "турки – это, по-видимому, торки, куманы" ("бело-куманы"), "т. е. половцы – более поздняя замена имени печенегов" (Лященко 1926б. С. 1079), и все это "не противоречит летописи". Тюрки – "общее название кочевых народов Юго-Восточной Европы" (Мельникова 1986. С. 218); blǫkumenn – скорее всего, валахи (Рыдзевская 1978. С. 97, примеч. 13; Мельникова 19776. С. 199). Как пишет Е. А. Мельникова, "значение этнонима не вполне ясно, несмотря на то, что он несколько раз встречается в сагах. Лишь одно упоминание – в "Саге об Эймунде" – более или менее определенно указывает на его отнесение к какому-то народу, населявшему южные районы Восточной Европы за пределами Руси… Этимология этнонима также не очевидна. Наиболее распространено его отождествление со славянским "валах", "влах"". По мнению исследовательницы, это толкование предпочтительнее (Мельникова 19776. С. 199-200). Ср. мнение К. Сихара, что слово blǫkumenn – это соединение влахов и куман (Ciggaar 1981). Р. Кук полагает, что термин всегда обозначал влахов, которых Кекавмен описывает как распущенных и диких людей, не верующих в Бога и нелояльных (Cook 1986. P. 72, note 34; см.: Кекавмен. С. 255, 257, 265, 271, 283; ср. ниже в тексте о Бурицлаве, сопровождаемом блёкумен: "похоже на то, что он отступится от христианства").

⁴⁵ Бьёрн звался исландец, который поехал с ними, и Гарда-Кетиль, и муж, который звался Аскель, и двое Тордов. – Вполне вероятно, что в этой фразе перечислены те скандинавы (а среди них есть как минимум два исландца – ср. комм. 46; впрочем Р. Кук [Cook 1986. P. 71] полагает, что все пятеро были исландцами), которым удалось донести до Исландии рассказ о событиях на Руси. Что касается исландца Бьёрна, то Финнур Иоунссон высказал мнение, что это Bjorn Hitdœlakappi (Бьёрн Богатырь с Хит-реки, 989-1024 гг.) – герой "Саги о Бьёрне" (родовой саги, где говорится о его распре с Тордом Кольбейнссоном). В саге рассказывается, что в юности он был на Руси у "Вальдамара конунга" (см.: Finnur Jónsson 1923. S. 780).

⁴⁶ Гарда-Кетиль. – Весьма вероятно, что вторым исландцем в числе спутников Эймунда (ср. комм. 45) был Гарда-Кетиль. Этот персонаж фигурирует в "Саге об Ингваре Путешественнике", опять же при перечислении попутчиков, где и присутствует указание на то, что он был исландцем: "Тогда снарядился Ингвар в путь из Гардарики… Четыре человека [из тех, кто] отправились с Ингваром, названы по имени: Хьяльмвиги и Соти, Кетиль, которого прозвали Гардакетиль, – он был исландцем – и Вальдимар" (Глазырина 2002. С. 255-256; курсив мой. – Т. Д.). Е. А. Рыдзевская так трактует его имя: "Кетиль из Гардов, Гардский, получивший это прозвище, очевидно, в связи с поездкой на Русь" (Рыдзевская 1978. С. 98, примеч. 15; о прозвище Гардский см. в комм. к мотиву 5). Действительно, Гарда-Кетиль "Пряди" находился вместе с Эймундом на Руси, а Гардакетиль "Саги об Ингваре" был там сначала с Ингваром, а затем с его сыном Свейном. С кем бы из путешественников Кетиль ни побывал в Гардах / Гардарики, у него были все основания получить по возвращении на родину это прозвище. Важны три ремарки саги. Во-первых, перед смертью Ингвар оставляет Кетиля так сказать за старшего по причине его исключительной памяти: "А если вы станете пререкаться, кто из вас будет распоряжаться, то пусть это будет Гардакетиль, потому что из вас у него самая хорошая память" (Глазырина 2002. С. 263). Во-вторых, вернувшись из Гардарики, Кетиль "рассказал там о тех событиях, которые произошли в их поездке" (Там же. С. 264). И наконец, когда Свейн пустился во второй раз в путь на восток, "Кетиль отправился в Исландию к своим родичам, и осел там, и первым рассказал об этом" (Там же. С. 270). Как пишет в комментарии к этому месту Г. В. Глазырина, "сообщение саги о том, что один из главных персонажей – Кетиль – поведал дома, в Исландии, историю походов Ингвара и его сына, является одним из оснований, позволяющих заключить, что сага существовала и распространялась в устной традиции" (Там же. С. 372). Ср. замечание Р. Кука: "Не важно, доверяем ли мы этим двум повествованиям и принимаем ли идентичность двух Гарда-Кетилей, мы можем с уверенностью утверждать, что историческое содержание "Пряди об Эймунде" передавалось изустно" (Cook 1986. P. 71). Большинство исследователей склонялось к тому, что образ Гарда-Кетиля был позаимствован автором "Саги об Ингваре" из "Пряди об Эймунде" (Muller 1820. S. 185; Olson 1912. S. lxxx; Braun 1924. S. 186; Глазырина 2002. С. 148-149, 318). Напротив, Д. Хофман посчитал более вероятным заимствование в обратном направлении (Hofmann 1981. S. 193). Поскольку "Сага об Ингваре" и "Прядь об Эймунде" связаны общим происхождением (о "шведской" и "норвежской" версиях рассказа об участии скандинавского отряда в междоусобной борьбе Ярослава см. в комм. 22), можно думать, что фигурирующий и там и здесь исландец Гарда-Кетиль – одновременно участник событий и их рассказчик – действительно непосредственно причастен к устной передаче информации о событиях на Руси. Ведь нередко имя очевидца событий, первым рассказавшего о них, передавалось в традиции вместе с этим рассказом (см. примеры в: Глазырина 2010. С. 69; кстати, сама Г. В. Глазырина иначе относится к этому персонажу: "Это, без сомнения, вымышленный персонаж, который был почерпнут автором саги из другого произведения – "Пряди об Эймунде"" – Глазырина 2002. С. 149; ср. С. 318).

⁴⁷ Рассказ о переодевании Эймунда (нищенская одежда и козлиная борода) имеет две параллели: в "Пряди о Торлейве Скальде Ярлов" и в "Саге о Хромунде Грипссоне". Р. Кук, однако, усматривает здесь заимствование не из литературного текста, а из исландской устной традиции (Cook 1986. P. 74).

⁴⁸ При третьем столкновении с Бурицлавом Эймунд использовал сложную и весьма остроумную военную хитрость: безошибочно угадав место, на котором должен был быть поставлен шатер Бурицлава, Эймунд со своими людьми наклонил к земле большое дерево и, привязав к его вершине канат, закрепил конец внизу; ночью, после того как шатер уже был установлен, Эймунд привязал вымпел шатра к верхушке дерева; по сигналу Эймунда люди перерубили веревку, державшую дерево, и шатер был заброшен распрямившимся деревом в лес; тут Эймунд убил конунга Бурицлава.

Убийство при помощи согнутого дерева (деревьев) – мотив, восходящий к античности: оно упоминается в "Метаморфозах" Овидия (VII. 440-442), рассказ о нем содержится у Аполлодора ("Библиотека" III. 16. 2). О таком убийстве (также приуроченном к Руси) говорит и датский хронист Саксон Грамматик ("Деяния данов", кн. VII). Византийский историк X в. Лев Диакон (6.10) сообщает об убийстве Игоря при помощи деревьев ("он был… привязан к стволам деревьев и разорван надвое". – Лев Диакон. С. 57). Д. С. Лихачев полагает, что в словах древлян, адресованных сбросившей их в яму Ольге, также содержится "намек на какую-то мучительную смерть Игоря" (ПВЛ. С. 27, 434). Анализ этого сюжета см.: Cook 1986. P. 82-84. По мнению этого исследователя, история убийства Бурицлава в "Пряди" – полноценный "варяжский рассказ", в терминологии А. Стендер-Петерсена. Как и мотив выставления напоказ драгоценностей, использованный автором "Пряди" в нестандартной форме (см. комм. 41), так и мотив согнутого дерева имеет здесь особую модификацию, поскольку описанные действия не ведут к убийству уникальной жестокости. Оба мотива трансформированы в "Пряди" так, чтобы показать Эймунда мудрым стратегом. В обоих случаях речь идет не о реальной истории, отразившейся в "Пряди", а о литературном вымысле. И в том и в другом описании бродячий, южный по происхождению, мотив видоизменяется и превращается в Kriegslistanekdote. Для древнескандинавской литературы в целом победа обманом совершенно не типична, да и вообще северные саги редко выказывают интерес к военным хитростям. Поэтому Р. Кук усматривает здесь безусловное византийское влияние, хотя и отдает себе отчет в том, что не только византийцам были известны военные хитрости. При этом он подчеркивает, что контакты Скандинавии и Византии, осуществлявшиеся через Русь, были многочисленны, что действие "Пряди" происходит на Руси и материал должен был быть принесен в Скандинавию в этом направлении, что, наконец, рассказ отражает чисто византийское отношение к искусству войны (Cook 1986. P. 85-86).

⁴⁹ По "Саге об Ингваре" (в отличие от "Пряди об Эймунде"), между Эймундом и Бурицлейвом было пять битв, в последней из которых Бурицлейв был пленен и ослеплен (но не убит и обезглавлен), после чего привезен к конунгу Ярицлейву (см. текст выше в комм. 22).

⁵⁰ Е. А. Рыдзевская отмечает, что гибель Бурицлава от рук варягов Ярицлейва описана не так, как гибель Святополка в "Повести временных лет" под 1019 г. "Интересно, что по саге выходит, что гибель Бурислафа от руки дружинников бросает тень на него самого, как на братоубийцу, и является к тому же фактом, показательным для чрезмерного усиления норманнов в окружении Ярослава" (Рыдзевская 1940. С. 70). Версия "Пряди" об убийстве Бурицлава-Святополка варягами Ярослава принимается многими исследователями, причем ей даже отдается предпочтение перед летописным рассказом (в статье 6527 г.) о смерти Святополка, где говорится о неудачной для Святополка битве на р. Альте, последовавшем за ней бегством и смертью его в пустынном месте между Польшей и Чехией (ПВЛ. С. 63-64; см.: Лященко 1926б. С. 1081, 1086; Cook 1986. P. 70; Милютенко 2006. С. 124-133; о критике последней работы см. в комм. 51).

⁵¹ Вероятное заимствование из литературного текста Р. Кук видит в сцене, где Эймунд возвращается к Ярицлейву с отрубленной головой Бурицлава, а Ярицлейв краснеет при виде головы брата. Одной из параллелей является рассказ в "Саге о Харальде Суровом Правителе" Снорри Стурлусона (гл. 49) о том, как Хакон Иварссон убивает Асмунда, племянника и воспитанника датского конунга Свейна, и приносит Свейну отрубленную голову Асмунда: "Хакон подошел к столу, положил голову Асмунда перед конунгом и спросил, узнаёт ли он ее. Конунг не отвечал, но густо покраснел" (КЗ. С. 430; см.: Cook 1986. P. 74). Н. И. Милютенко на основе русских, немецких, польских и скандинавских свидетельств, а преимущественно "Пряди об Эймунде", пришла к выводу, что Святополк был убит варягами Эймунда по распоряжению Ярослава (ср. комм. 50). Соответственно, по ее мнению, в летопись было добавлено упоминание о болезни Святополка, предположительно, автором Начального свода, который посчитал, что "намеки на это событие, подразумевавшие участие в деле Ярослава, нежелательны" (Милютенко 2006. С. 131; ср. С. 238-239). Как справедливо указывает Ю. А. Артамонов, "автор излишне доверчиво относится к рассказу скандинавского источника об убийстве Бурицлава. Дело в том, что сюжет убийства с отрубанием головы и ее демонстрацией брату, содержащийся в "Пряди об Эймунде", вероятнее всего, имеет литературное происхождение. Сюжетно и текстуально он совпадает с рассказом "Саги о Харальде Суровом", в котором викинг Хакон убивает Асмунда, бывшего воспитанника и приближенного конунга Свена. Поэтому есть основания полагать, что рассказ об убийстве Бурицлава "Пряди об Эймунде" представляет собой набор "традиционных мотивов, а его кульминация является переложением фрагментов более ранней и известной саги"" (Артамонов 2008; последняя цитата – из кн: Древняя Русь 1999. С. 522).

⁵² В историографии существует и такая точка зрения, что Ярослав был причастен к убийству – но не Святополка, а Бориса. Основывается она на анализе летописи, "Хроники" Титмара и "Пряди об Эймунде". Автором этой гипотезы традиционно считается Н. Н. Ильин (1957). Одним из основных его аргументов выступает утверждение, что "описание в саге этого события в ряде существенных подробностей совпадает с убиением Бориса, как о нем повествует "Сказание [страсти и похвала святых Бориса и Глеба]", а за ним и летопись" (Ильин 1957. С. 160-161). С. М. Михеев, однако, обнаружил, что первым, кто указал на сходство рассказов об убийстве Бориса и Бурицлава, был С. В. Руссов, написавший, что "сказочники, не заботившиеся об истине, употребили имя Бурицлава вместо Бориса убиенного самим Святополком и погребенного довольно похоже на то, что в сказках (т. е. в "Пряди". – Т. Д.) говорится о Святополке" (Руссов 1834. С. 92; см.: Михеев 2009. С. 198). "Столь кардинальное переосмысление событий, связанных с гибелью первых русских святых, прежде всего Бориса, стало в последние десятилетия весьма распространенным, можно сказать модным, получив отражение как в специальных исторических исследованиях, так и в популярных работах", – пишет в достаточно популярной, но глубоко источниковедчески фундированной работе А. Ю. Карпов (1995. С. 101). Число сторонников этой гипотезы велико (Grabski 1966; Členov 1971; Алешковский 1971, 1972; Головко 1981, 1988; Хорошев 1986; Котляр 1989 (с некоторыми вариациями); Юрганов 1998. С. 9; Данилевский 2001; Прiцак 2003; Михеев 2008), но также имеются и решительные ее противники (Джаксон 1994; Древняя Русь 1999; Назаренко 2001; Карпов 2005; Милютенко 2006; Мельникова 2008в).

Для доказательства того, что, говоря об убийстве Эймундом Бурицлава, "Прядь" повествует об убиении Бориса варягами, подосланными Ярославом, исследователям приходится проделывать весьма сложные манипуляции с именем Бурицлав, утверждая, что это – "какое-то собирательное имя" (Ильин 1957. С. 95), поглощающее "всех тогдашних врагов Ярислейфа" (Там же. С. 141), настаивая на путанице в "Пряди" "с именами князей" (Алешковский 1972. С. 110), либо заявляя, что "введение дополнительного персонажа, имя которого (Борис) в скандинавской транскрипции весьма близко к собирательному имени Бурислейф, могло внести путаницу, и Бориса включили в тот же собирательный образ (Бурислейф)" (Хорошев 1986. С. 29; ср. Назаренко 1993. С. 167: "скорее всего, это – контаминированный образ, в котором слиты черты исторических Святополка, Болеслава Польского. и, возможно, Бориса."). Дальше прочих в "имятворчестве" пошел О. Прицак, чей "коллективный Бурiцлав" складывается из двух персонажей, действующих в различных частях "Пряди": "Бурiцлав = Болеслав + Святополк" (два человека, скрытых под одним именем) и "Бурюлав = Борис + Tni6" (два имени, соединенных в третьем, поскольку якобы Leif(r) = Глiб) (Прiцак 2003. С. 192). А. Ф. Литвина и Ф. Б. Успенский пишут, что, "если допустить вслед за целым рядом исследователей, что под именем Бурицлав (Búrizlafr) скрывается Борис Владимирович, то оказывается, что скандинавы снабжают элементом -слав даже те княжеские антропонимы, которые на русской почве изначально его не содержат" (2003. С. 157, примеч. 20; 2006. С. 52, примеч. 39; выделение полужирным мое. – Т. Д.). Однако если не делать этого допущения, то элемент -слав при передаче средствами чужого языка тех славянских имен, в которые он входит изначально (таких, как Ярослав, Болеслав и проч.), можно воспринимать всего лишь как их составляющую. Для С. М. Михеева (2009), к сожалению, гипотеза Литвиной-Успенского уже не "допущение", а "точка зрения", отталкиваясь от которой, он нагромождает новые многочисленные допущения, приводящие еще к одному предположению ("возможно, Борис в скандинавской среде еще при жизни звался Буриславом" – С. 211), позволяющему ему прочно встать в ряд сторонников Н. Н. Ильина.

Не углубляясь в полемику с названными авторами, отмечу лишь, что сценам, где Эймунд убивает Бурицлава и где он приносит Ярицлейву отрубленную голову брата, найдены аналогии и в древнескандинавской, и в античной литературе (Cook 1986. P. 74, 82-84; см. комм. 48 и 51 к настоящему тексту).

⁵³ Как и рассмотренная выше "путевая формула" (см. комм. 23), присутствующая здесь "временнáя формула" используется автором, поскольку ему не о чем рассказывать – как на отдельном отрезке пути, так и на определенном отрезке времени: просто на этом пути или в это время "ничего не произошло", т. е. не случилось ничего, достойного описания или даже упоминания (см.: Джаксон 20106).

⁵⁴ Р. Кук указывает на две аналогии той сцене, где Ингигерд с Рёгнвальдом садятся на плащ Эймунда. Так поступают Торкель с Торбьёрном в "Саге о Курином Торире" (гл. 10: "Они так и делают, садятся по обе руки от него, и так близко, что они сидят на плаще Гуннара"), так ведут себя и Торкель с Торстейном в "Саге о людях из Лососьей Долины" (гл. 75: "Халльдор присел на землю, а справа и слева от него оба его родича, и они сели на его плащ, и прижались к нему как можно ближе"). Р. Кук считает неверным видеть здесь прямое литературное влияние; по его мнению, сцена с плащом заимствована "Прядью" из той же устной традиции, на которой сформировалась аналогичная сцена в "Саге о людях из Лососьей Долины" (Cook 1986. P. 73-74). В таком случае это – вымышленная сцена в контексте взаимоотношений Ярослава с варягами, и участие в ней Ингигерд – плод авторской фантазии.

В целом участие Ингигерд в описанных событиях представляется позднейшей вставкой. Она пытается убить Эймунда, когда он решает покинуть Ярицлейва; ее крадут варяги во главе с Эймундом, уже перешедшие на сторону Вартилава; она (а не конунг) производит раздел русских земель, в результате которого принимается решение, что "Эймунд конунг и Ингигерд должны были решать все трудные дела". Если исследователи подчеркивали, что рассказ наполнен вымыслом, направленным на прославление Эймунда (de Vries 1967. S. 303), то следует также подчеркнуть и намеренное преувеличение роли скандинавки Ингигерд – жены князя Ярослава (см.: Джаксон 1994г; ср. Михеев 2009. С. 173: "пролог и эпилог "Эймундовой пряди", а также гипертрофированность в повествовании роли Ингигерд следует признать поздними чертами"). Уже из первой ее характеристики "видно, что Ингигерда играла значительную роль в политической жизни княжества мужа", – так пишет А. И. Лященко, подчеркивая, что "это мы знаем и из других саг (напр., из саги об Олафе св., из саги о Магнусе)" (Лященко 1926б. С. 1068). Я бы сказала иначе: из первой же характеристики Ингигерд и противопоставления ее Ярицлейву ("она была как нельзя более великодушна и щедра на деньги, а Ярицлейв конунг не слыл щедрым…") видно, какую роль отводят ей составители "Пряди".

На мой взгляд, введение Ингигерд в текст имеет под собой две причины: а) постоянное соединение в памятниках скандинавской письменности образов Ярицлейва и Ингигерд (см. мотивы 10.1, 10.2, 12.2, 12.4, см. также Главу 7 "Сага о Магнусе Добром"); б) включение "Пряди об Эймунде" составителями "Книги с Плоского острова" в состав "Саги об Олаве Святом" вслед за рассказом о сватовстве и женитьбе Ярицлейва. Соглашаясь со мной, что участие Ингигерд в разделе земель отсутствовало в изначальном варианте сказания, Е. А. Мельникова тем не менее воспринимает включение Ингигерд в число действующих лиц пряди не как "позднейшую вставку", а как "органичное развитие сюжета, связанного с Ярославом, в скандинавской традиции, произошедшее, вероятно, еще в период устной передачи рассказов, задолго до их записи в дошедшей до нас форме" (Мельникова 2008в. С. 155).

⁵⁵ А. И. Лященко отмечает, что, по свидетельству Длугоша, в войске Брячислава Полоцкого, действительно, были варяги (Лященко 1926б. С. 1084).

⁵⁶ В 1904 г. на заседании Отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества Ф. А. Брауном был сделан доклад на тему "Русские князья в исландских сагах". Как зафиксировано в протоколе заседания, "в последовавшей по поводу сообщения оживленной беседе между докладчиком, С. Ф. Платоновым, Я. И. Гурляндом, А. А. Спицыным, С. А. Андриановым, А. Е. Пресняковым и др. обращено было особенное внимание на следующее место Эймундовой саги: "Конунг (полоцкий князь Вартилаф) сказал: "Дай мне время посоветоваться с моими мужами, потому что они дают деньги, хотя я их трачу"". Одни из упомянутых лиц принимали, что данное сведение говорит прямо о финансовой зависимости князя от веча, по крайней мере в Полоцке, другие совершенно отрицали такое толкование текста или же указывали на необходимость осторожного отношения ко всем вообще сведениям саг" (ЗРАО. СПб., 1905. Т. VII, вып. I. С. 179).

⁵⁷ Упрекая Г. В. Штыхова в том, что он "почерпнул отсюда сведения о боярском совете в Полоцке" (см.: Штыхов 1975. С. 15), И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко предлагают рассматривать это известие "Пряди" "как свидетельство о вече, ибо тинг в системе социально-политических отношений скандинавов той поры – не совет знати, а народное собрание, во многом подобное древнерусскому вечу. Значит, городская община Полоцка к тому времени настолько окрепла, что без нее князь не мог принимать какое-либо важное решение" (Становление и развитие. С. 254). Однако столь серьезный вывод, сделанный на основании единичного утверждения саги – источника, для которого характерна неразвитость социальной терминологии (особенно применительно к землям, лежащим за пределами Скандинавии) и перенос на чужую почву скандинавских общественных институтов, – не выглядит убедительным. Тем более что "на основании известий о вече в древнерусских источниках и сравнительно-исторических материалов можно сделать вывод о прекращении практики вечевых собраний в X-XI вв. при решении государственных политических и судебных вопросов, а также об отсутствии областных органов народного самоуправления в условиях создания княжеского административно-судебного аппарата" (Свердлов 1983. С. 56).

⁵⁸ Ср. комм. 34 к настоящему тексту. Подлинный смысл событий 1021 г. вскрыт А. Н. Насоновым, увидевшим здесь притязания растущего экономически Полоцка на ключевые позиции (Усвят и Витебск) на одном из ответвлений пути "из варяг в греки" (Насонов 1951. С. 151; Алексеев 1966. С. 241; Алексеев 2006. С. 6).

⁵⁹ Здесь Kænugarðr и Hólmgarðr – обозначения княжеств; в их характеристиках "составитель саги, несомненно, противоречит своим словам" в начале текста, "где Кенугард (Киев) называется самой важною частью Руси; теперь такой эпитет прилагается к Хольмгарду (Новгороду)" (Лященко 1926б. С. 1083). Пытаясь стереть расхождение между летописью и "Прядью", О. И. Сенковский объяснил слова скандинавского источника "с данями и поборами" тем, что "Киев был уступлен Брячиславу не в полное и безусловное его владение… а только в управление от имени Ярослава с присвоением управителю известных выгод" (Сенковский 1834. С. 66, примеч. 43).

⁶⁰ Исследователи считают явно фантастическим сообщение "Пряди" об утверждении в Полоцке Эймунда, а затем и его побратима Рагнара, поскольку из летописей известно, что Брячислав был полоцким князем до своей смерти в 1044 г., а после него полоцкий стол занимал его сын Всеслав (Лященко 1926б. С. 1083; Штыхов 1982. С. 52). О. И. Сенковский, настаивавший на абсолютной достоверности скандинавского источника, предположил здесь ошибку писца, неверно расставившего знаки препинания, и прочитал это место следующим образом: "а Вартилафу владеть Кенугардом, который есть другая самая лучшая область с податями и сборами, т. е. вдвое более области, нежели как он имел прежде, нежели Полоцк; а ту область, которая там лежит подле, иметь конунгу Эймунду". Он также высказал предположение, что этой областью, "кажется, была Ливония" (Сенковский 1834. С. 67, примеч. 44). А. П. Сапунов, согласившись с синтаксическими вольностями Сенковского, заключил, что, возможно, "это было удельное полоцкое княжество – Герсик" (Сапунов 1916. С. 20, примеч. 2). Отвлекшись от реальной исторической ситуации и лишь сконцентрировав свое внимание на исторической типологии, М. Б. Свердлов дал следующий комментарий: "Согласно саге об Эймунде, этому конунгу было поручено управление Полоцком, причем это управление могло стать наследственным. Не следует видеть в подобных отношениях великого князя и ярла что-то необычное, появившееся на Руси вместе с Ингигерд и Рогнвальдом или Эймундом. Согласно преданиям о Свенельде, записанным в Новгородской I-ой летописи, Игорь "примуче Углече, възложи на ня дань, и власть Свеньлду", "… и дасть же дань деревьскую Свенелду, и имаша по черне куне от дыма" (НПЛ. С. 109). Видимо, определенную долю дани Свенельд выплачивал великому князю" (Свердлов 1974. С. 65). Со ссылкой на комментарий к изданию Начальной летописи К. В. Смита (Копенгаген, 1869), Р. Кук утверждает, что передача земли Эймунду в управление в качестве платы за его службу (хотя, конечно, и не всей Полоцкой земли) вполне вероятна (Cook 1986. P. 71). См. также: Джаксон 19916. Е. А. Мельникова полагает, что вторая часть "Пряди" основана на рассказах, независимых от сказания об Эймунде и посвященных какому-то еще викингу, участвовавшему в нападении на Брячислава Полоцкого; инкорпорирование этого сюжета в традицию об Эймунде позволяло "достойно завершить его "карьеру"" (Мельникова 2011).

⁶¹ А. И. Лященко справедливо подчеркивает, что это – "место, давно ставшее в сагах "общим"", да и не мог один человек "успешно вести защиту и на севере, и на юге, и на западе такой обширной страны, какой уже тогда была Русь" (Лященко 1926б. С. 1085).

⁶² Слова "Пряди", что "Ярицлейв конунг будет над Гардарики", по мнению О. И. Сенковского, означают, что "Ярослав остается при своем звании Великого князя Киевского, и следовательно Киев принадлежит ему, а Брячислав получает только часть Киевского Удела, условно, с правом пользования податями и сборами" (Сенковский 1834. С. 71, примеч. 45; ср. комм. 59 к настоящему тексту).

⁶³ Альдейгьюборг (Aldeigjuborg) – древнескандинавское обозначение Ладоги (см. Этногеографический справочник). Топоним в "Пряди" упоминается дважды.

⁶⁴ Появление ярла Рёгнвальда в этом месте ничем не оправдано, кроме как желанием составителей "Книги с Плоского острова" ввести "Прядь" в контекст "Саги об Олаве Святом", где непосредственно перед "Прядью" шла речь о том, как ярл Рёгнвальд получил от Ингигерд в управление переданный ей Ярославом в качестве свадебного дара Альдейгьюборг (см. мотив 7.2; ср. комм. 54 к настоящему тексту).

⁶⁵ Остроумно и выразительно прокомментировал условия этого договора А. И. Лященко: "Не отмеченное нашими летописями коренное перераспределение русских земель, о котором узнаём из саги, явилось результатом передачи составителем саги Полоцка Эймунду; за потерю Полоцка он вынужден был вознаградить Брячислава Киевом. Но тогда Ярослав не мог оставаться конунгом всего Гардарика (т. е. Руси), если у него был отнят Киев. Итак, с этим мы не можем согласиться" (Лященко 1926б. С. 1085).

⁶⁶ Характерная для саг тенденция на возвеличение скандинавов за пределами своей страны (см.: Джаксон 19786. С. 282-288) получает словесное выражение, когда "Прядь" сообщает, что "все трудные дела" в русском государстве должны были решать норвежец Эймунд и жена Ярослава Ингигерд – дочь шведского конунга Олава (ср. комм. 54 к настоящему тексту).

⁶⁷ О. И. Сенковский, объясняющий отсутствие в "Пряди" описания ряда известных по летописи событий 1015-1021 гг. "пропусками" переписчика, "искажающими подлинник", видит и в данном случае "пропуск в несколько строк или смешение обстоятельств", в результате чего получается, что Брячислав умер на двадцать лет раньше, чем в действительности (Сенковский 1834. С. 71, примеч. 46).

⁶⁸ По летописи, Ярослав стал великим князем киевским в 1036 г., после смерти своего брата Мстислава, и оставался им до 1054 г.

⁶⁹ О пребывании Олава на Руси см. мотивы 10-12. Здесь, однако, появление Олава в самом конце истории Эймунда выглядит искусственной вставкой, так сказать мостиком между "Прядью" и основным текстом "Саги об Олаве Святом", в который "Прядь" "вплетена" (ср. комм. 54).

⁷⁰ …потому что они любили друг друга тайной любовью. – Это не вполне ясное утверждение (ибо во фразе упоминаются трое: Олав Харальдссон, Рёгнвальд Ульвссон и княгиня Ингигерд) с уверенностью прочитывается Ф. А. Брауном (Braun 1924. S. 182-185) как указание на вполне определенные взаимоотношения Ингигерд и Олава Норвежского, поскольку о том же говорят и более ранние источники: "История о древних норвежских королях" Теодорика (см. в Прилож. II: "Королева Ингигерта стала отказывать им [норвежским лендрманнам, приехавшим на Русь за Магнусом. – Т. Д.], утверждая, что вовсе не отпустит мальчика, если они клятвенно не пообещают, что он будет провозглашен королем; ведь она очень любила блаженного Олава и потому весьма ревностно следила за воспитанием его сына" [курсив мой здесь и ниже. – Т. Д.]) и свод королевских саг "Гнилая кожа" (см. в § 7.2 Главы 7: "Княгиня отвечает: "Господин, – говорит она, – эта палата хорошо устроена. Но все-таки лучше устроена та палата, в которой сидит конунг Олав Харальдссон, хотя она всего лишь стоит на столбах". Конунг рассердился на нее и сказал: "Унижение [звучит] в таких словах, – сказал он, – и вновь ты показываешь свою любовь к конунгу Олаву""). Число примеров несложно увеличить. См., например, в той же "Гнилой коже" слова, произнесенные Олавом, когда он отправлял юного Магнуса на Русь: "…думается мне, что нигде моему сыну не будет лучше, чем у конунга Ярицлейва и княгини, которую я знаю как самую выдающуюся из женщин и более чем дружелюбно расположенную ко мне" (Там же). Ср. в "Красивой коже" и в "Круге земном" отказ Олава Шётконунга выдать Ингигерд за Олава Харальдссона, сопровождаемый такими словами: "Слишком быстро ты влюбилась в Олава Толстого. Ты никогда не видела его, и все же ты ставишь его выше меня. Вот именно поэтому ты никогда не выйдешь замуж за Олава Толстого" (Fask, k. 30); "Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем" (ÓHHkr, k. 88). В литературе высказывалось мнение, что "хорошо известный в Скандинавии брак Ярослава Мудрого и Ингигерд… породил возникновение и широкое распространение "романтической" традиции о любви Ингигерд и Олава" (Мельникова 1997, 151153). Вероятно все же, мы здесь имеем дело не с "беллетризацией исторического факта", а с отражением некоей конкретной ситуации, и основание для такого утверждения дает одна из двух скальдических строф, сочиненных конунгом Олавом Харальдссоном и адресованных (согласно ÓHFlat, k. 272) Ингигерд (текст см. в § 6.6; анализ – мотив 13).

Мотив 9. Поездка Карли, Гуннстейна и Торира Собаки в Бьярмаланд

Источники:

ÓHÆldste (bls. 2)

ÓHLeg (k. 48)

Fask (k. 31)

ÓHHkr (k. 133, 139)

ÓHperg2 (k. 122, 129)

ÓH61 (k. 129, 135)

ÓHFlat (k. 193-195, 202)

Мотив органично входит в общее повествование. В источниках идет речь о подготовке Олава Харальдссона к войне с Кнутом Могучим, заявившим свои претензии на Норвегию. Осенью 1025 г., по хронологии "Круга земного" и анналов, Олав заключил союз с шведским конунгом Энундом, зимой 1025/26 г. вступил в товарищество (félag – см.: Мельникова 1982) с жителем Холугаланна Карли, который весной 1026 г. пустился в путь в Бьярмаланд, а весной 1027 г. Олав отправился собирать ополчение по стране.

Подробное описание поездки Карли в Бьярмаланд (9.1) встречается только в "Отдельной саге" (ÓHperg2, k. 122; ÓH61, k. 129; ÓHFlat, k. 193-195) и "Круге земном" (ÓHHkr, k. 133) Снорри Стурлусона, в то время как в более ранних источниках (в "Древнейшей саге" – ÓHÆldste. Bls. 2; в "Легендарной саге" – ÓHLeg, k. 48; в "Красивой коже" – Fask, k. 31) содержится лишь упоминание об этой поездке (9.2) в связи с рассказом о сборе ополчения (о чем, впрочем, говорит и Снорри: ÓHperg2, k. 129; ÓHHkr, k. 139; ÓH61, k. 135; ÓHFlat, k. 202).

9.1. Поездка в Бьярмаланд

Рассказ Снорри представляет собой единственное в королевских сагах развернутое описание плавания скандинавов в Бьярмаланд. Путешествие началось ранней весной, когда братья Карли и Гуннстейн, отправляясь "на север в Бьярмаланд", повели свой корабль сначала "на север в Халогаланд" (из Сарпсборга), а оттуда "на север в Финнмарк". Они встретились со своим попутчиком Ториром Собакой у Сандвера, лежащего на острове Рингвассёй у побережья Финнмарка. Все лето они плыли, как позволял ветер, и приплыли в Бьярмаланд. Там они остановились в некоем торговом месте, а по окончании торга поплыли прочь по реке Вине и вышли в море; задумав ограбить капище местного божества, они сошли на берег, шли сначала равниной, а затем большими лесами; спасаясь бегством от охранявших капище бьярмов, они поставили парус, корабль их быстро вышел в море, и они поплыли по Гандвику. Ночи были светлые; на пути были какие-то острова; наконец они пристали у Гейрсвера (юго-западнее Нордкапа) – "это первое место, где корабли, плывущие с севера, могут причалить"; оттуда плыли дни и ночи, попали в проливы между островами, подошли к Ленгьювику; оттуда Торир поплыл к себе домой в Бьяркей, а Гуннстейн, минуя Бьяркей, проплыл к себе домой на остров Лангей. Описание маршрута не оставляет впечатления, будто Снорри точно знал, что такое Бьярмаланд и где он расположен. Единственное, что очевидно из его текста, – это то, что Бьярмаланд находится на севере, что плыть к нему надо через Финнмарк, что он лежит на берегу Гандвика, что по Бьярмаланду протекает (видимо, впадая в Гандвик) река Вина (см. обо всех поименованных топонимах и гидронимах Этногеографический справочник).

Ранние источники не сообщают никаких подробностей данного путешествия. Можно было бы на этом основании весь мотив 9.1 приписать фантазии Снорри, но, как справедливо замечает Ф. Поске, известия о плавании Торира Собаки в Бьярмаланд не могли дойти до Исландии "в такой неприкрашенной форме", как в мотиве 9.2. Естественно, они были включены в более широкий контекст, и, вероятнее всего, рассказ Снорри составлен на основании существовавшей в Норвегии устной традиции (Paasche 1957. S. 372-373).

Мотив получает дальнейшее развитие в сагах о древних временах (см.: Джаксон 19886; Глазырина 1993а; Glazyrina 1994; подробнее см.: Глазырина 1996). Здесь детализируется локализация Бьярмаланда, который граничит уже не только с Финнмарком, но и со сказочными Hundíngjaland "Землей хундингов (= песьеголовых)" ("Сага о Стурлауге" – Fas. B. III. Bls. 623) и Glæsisvellir "Сверкающими долинами" ("Сага о Боси" – Fas. B. III. Bls. 210). Трансформируются топографические приметы: в "Саге о Хальви" появляется Vínumynni "устье Вины" (Fas. B. II. Bls. 28); "Сага о Боси" дает название лесу – Vínuskógr "Винский лес" (Fas. B. III. Bls. 208); в "Саге о Стурлауге" возникает при плавании "вверх по реке Вине" равнина, расположенная "к западу от реки" (Fas. B. III. Bls. 626); наконец, в "Саге об Одде Стреле" говорится о том, что "в реке (Вине. – Т. Д.) лежит много островов" и что приплывшие в нее скандинавы "встали на якорь у того мыса, который выдавался из суши [в реку]" (Fas. B. II. Bls. 174). Не сомневаясь, что под Виной подразумевалась река Северная Двина, К. Ф. Тиандер отметил, что "такой мыс имеется на том месте, где теперь г. Архангельск, именно Пур-Наволок" (Тиандер 1906. С. 117, примеч. 2).

Достаточно скромное капище бьярмийекого божества Йомали (jumala – наименование божества, сверхъестественного существа в прибалтийско-финских языках – см.: Ross 1938. S. 170-173), описанное Снорри Стурлусоном, превращается в "Саге о Боси" в посвященный Йомали большой храм, полный золота и драгоценных камней (Fas. B. III. Bls. 210), а в "Саге о Стурлауге" – в блестящий храм из золота и камней, озаряющий светом всю долину и посвященный уже не местному, а скандинавским богам – Одину, Тору и Фрейру (Fas. B. III. Bls. 626). Если в королевской саге скандинавы выкапывают из кургана столько сокровищ, сколько они могут унести "в своих одеждах", то в "Саге о Боси" награбленные ими золото и драгоценности приходится везти к кораблям "на многих лошадях" (Fas. B. III. Bls. 215). См.: Glazyrina 1994.

Скорее всего, основой для создания нашедшего отражение в сагах (в трансформированном виде) мифа о сказочном богатстве Бьярмаланда послужили пушные богатства этого края. Не случайно Снорри называет главным предметом бьярмийской торговли – ради которого, как можно понять из саги, была предпринята торговая поездка по инициативе норвежского конунга – беличий, бобровый и соболий мех. Аналогично в полулегендарной "Пряди о Хауке Длинные Чулки" говорится о конунге Харальде Прекрасноволосом, который посылает своего дружинника Хаука "на север в Бьярмаланд, чтобы добыть меха" (см. Прилож. XIV). О бьярмийских мехах идет речь и в ряде саг о древних временах (например, в "Саге об Одде Стреле"). Русский Север в целом (а не только Бьярмаланд) предстает в сагах как источник пушных богатств. Интересен в этом плане состав "богатства", добытого, согласно "Саге об Эгиле" (одной из ранних саг об исландцах), Торольвом Квельдульвссоном на Севере в результате сбора дани, торговли и грабежей. "Пушные товары", которые он грузит на корабль, включают шкурки горностая и белок, бобров и соболей (гл. 17). В гл. 14 названы "бобровые и собольи шкуры и другие ценные меха". Слово askraka, переведенное как "другие ценные меха", наиболее близко соотносится с русским скора (Anthoni 1948. S. 12, not. 1). "Повесть временных лет" последовательно употребляет термин скора для обозначения ценного меха вообще; тождественным ему было слово бель. Возможно, и в данном случае "другие ценные меха" – шкурки белок, которые упоминаются сагой ниже (см.: Джаксон, Спиридонов 1990. С. 112). Вряд ли в этих и подобных им известиях стоит видеть лишь следование стереотипной формуле: ведь пушная торговля была широко распространена в раннее средневековье в северных районах Восточной Европы (см.: Львова 1977. С. 106-109). Есть все основания полагать, что как основным стимулом для хозяйственного освоения славянами Восточного Прионежья в X-XIII вв. была пушная охота (Макаров 1984. С. 10), так и для поездок скандинавов в Бьярмаланд главной целью было приобретение пушных богатств.

9.2. Упоминание о поездке

Источники сообщают, что к тому времени, когда Олав Харальдссон начал собирать ополчение против Кнута Могучего, на стороне Кнута уже были многие знатные люди Норвегии, и самым богатым из них был Эрлинг Скьяльгссон. "Древнейшая сага", а за ней (дословно) "Легендарная сага" и "Красивая кожа" говорят, что Торир Собака тоже был богатым человеком, и объясняют происхождение его богатства: "он ездил [до этого] в Бьярмаланд и убил там того доброго человека (а по "Красивой коже" – "сына богатого человека"), которого звали Карли".

"Древнейшая сага" и "Легендарная сага" объясняют отъезд Торира из Норвегии тем, что он "попал в беду по причине своего злодеяния", но не уточняют, что это за злодеяние (убийство Карли?) и что это за беда. "Красивая кожа" добавляет одну пояснительную фразу: "конунг Олав послал людей схватить Торира". Снорри Стурлусон в "Отдельной саге" и в "Круге земном" не говорит о предполагаемом задержании Торира: Финн Арнасон, посланный конунгом, требует с Торира виру за убитого им дружинника конунга Олава – Карли. Не выплатив и трети денег, Торир бежит на своем корабле в Англию к Кнуту Могучему.

Снорри рассказывает, в чем заключалось богатство Торира, и вновь называет меха: огромные бочки с двойным дном, которые были на его корабле, "были наполнены беличьим, бобровым и собольим мехом" (см. комментарий к мотиву 9.1).

Мотив 10. Бегство Олава Харальдссона в Гардарики

Источники:

Theodoricus (c. XVI)

Passio (p. 71-72)

Homil. (s. 110)

Ágrip (k. 26)

ÓHÆldste (bls. 11-12)

ÓHLeg (k. 75, 78)

Fask (k. 34)

ÓHHkr (k. 181, 183, 243)

ÓHperg2 (k. 177, 179, 243, 254)

ÓH235 (k. 3)

ÓH61 (k. 172, 174, 227, 237)

ÓHFlat (k. 245, 247, 301, 303)

ÓTM (bls. 332)

Knýtl (k. 17)

Guta (S. 10)

Практически все древнескандинавские источники, излагающие историю жизни Олава, сообщают о его бегстве от своих политических противников в Норвегии на Русь (по хронологии "Круга земного" и анналов, в 1029 г.). Более того, о пребывании Олава на Руси сообщают скальды, что, в силу специфики скальдического стиха (см.: Джаксон 1991а. С. 79-108), не позволяет сомневаться в достоверности по меньшей мере самого этого факта (ср.: Braun 1924. S. 183), который древнерусским источникам не известен.

10.1. Бегство Олава в Гардарики

Причина бегства Олава на Русь, пространно изложенная Снорри Стурлусоном, обозначается уже в ранних источниках: Теодорик Монах сообщает, что "король Канут пришел с неисчислимым войском", а в житии Олава говорится, что, "будучи не в состоянии противостоять множеству [врагов], он ушел в Русцию, считая разумным уступить на время".

В комментарии к мотиву 1 я привела мнение X. Куга, который на основании очень нехарактерного сообщения "Истории Норвегии" о зимовках Олава во время его юношеских походов в Хольмгардии (Новгороде) заключил, что именно по этой причине Олав в конце своей жизни тоже отправился на Русь. Однако следует подчеркнуть, что "История Норвегии" – единственный из источников, содержащих сведения об Олаве Святом, который не говорит о его бегстве на Русь в 1029 г. Так что, вероятнее всего, в том раннем сообщении была контаминирована информация о грабежах Олава в юности в Аустрвеге и о его спасении от войска Кнута и внутринорвежских сил на Руси. Причина выбора Олавом места временного укрытия с легкостью вычленяется из известий "Древнейшей саги", "Легендарной саги", "Круга земного": это родственные связи посредством браков между Ярославом и Олавом, ибо женаты они были на сестрах – Ингигерд и Астрид, соответственно. Думаю, что М. Б. Свердлов справедливо объясняет бегство на Русь норвежских вождей, потерпевших поражение в борьбе за власть у себя на родине, "активным участием Руси в политической жизни Скандинавии" (Свердлов 1974. С. 62).

Обозначения Руси в рассказах о бегстве Олава разнообразны: Ruscia в латиноязычных источниках, Austrvegr в "Обзоре" и Garðaríki во всех остальных исландских текстах (см. об этих топонимах Этногеографический справочник).

Рассказывается о попутчиках Олава (наиболее полный перечень их дает "Древнейшая сага"), о маршруте (через Швецию) и сроках его путешествия (в Швеции он был зимой, весной/летом он отправился на восток в Гардарики, где и провел следующую зиму). Резко в этой части отличается информация "Саги о гутах", единственной дошедшей до нас шведской саги. В ней говорится, что Олав бежал из Норвегии "на кораблях" (по всем прочим источникам, он перебрался в Швецию по суше и только там раздобыл себе корабль), приплыл на Готланд (чего тоже нет в исландских сагах) и после долгой стоянки на острове уплыл в Хольмгард. Существует вполне логичное мнение, что составитель "Саги о гутах" контаминировал информацию о двух или более посещениях Олавом Готланда (von Pernler 1981. S. 102-103).

10.2. Пребывание Олава в Гардарики

Жизнь Олава на Руси описывается во всех источниках предельно лаконично, одной-двумя общими фразами. Совершенно очевиден недостаток конкретной информации. Теодорик Монах сообщает, что Олав прожил на Руси один год и был "с почетом и весьма любезно принят королем Ярицлавом"; житие Олава говорит, что он прожил там "долго", отмечает, что Олав был принят с почетом и что он оставил местным жителям "образец достойной жизни"; в "Красивой коже" тоже говорится о "хорошем приеме", но, вслед за "Древнейшей сагой", здесь речь идет только о "следующей зиме", проведенной Олавом на Руси. В "Легендарной саге" мотив получает дальнейшее развитие: Ярослав и Ингигерд просят Олава "взять такую часть их государства, какую он хочет", и Олав принимает их предложение. Снорри, следуя за автором "Легендарной саги", все же уточняет, что Ярослав предложил Олаву взять "столько земли, сколько ему нужно, чтобы содержать свое войско", но автор "Большой саги об Олаве Трюггвасоне" вновь говорит о предложении взять "большое государство в управление". Проступающая здесь тенденция авторов саг на преувеличение роли знатного скандинава на Руси еще более очевидна в рассказе Снорри Стурлусона об отъезде Олава с Руси и сделанном ему Ярославом предложении остаться и взять часть его государства (ср. мотивы 12.2 и 12.3 и комментарии к ним).

По мнению К. Фелпстеда, превращение Олава из конунга в святого происходит (согласно Снорри) за время его жизни на Руси при дворе конунга Ярицлейва и принцессы Ингигерд. Именно в главу, описывающую эту жизнь (ÓHHkr, k. 181),

Снорри вставляет следующий текст: "Говорят, что Олав конунг был набожен и благочестив всю свою жизнь. Но когда он увидел, что теряет власть, а враги его становятся все могущественнее, он все свои помыслы устремил к богу. Теперь его не отвлекали труды и заботы, занимавшие его раньше. Когда он правил страной, он тратил много сил на то, что считал самым необходимым: сначала освободить страну от гнета иноземных правителей, а затем обратить народ в правую веру и установить законы и порядок. Во имя справедливости он наказывал тех, кто ему противодействовал. […] Он одинаково наказывал и могущественных и не могущественных, но люди считали такие наказания слишком жестокими, и многие, теряя родичей, становились врагами конунга, даже если те были виноваты и приговор конунга был справедлив. Народ в стране потому выступил против Олава конунга, что не хотел подчиняться его справедливым приговорам, а он был скорее готов потерять звание конунга, чем поступиться справедливостью" (КЗ. С. 335-336). Любопытно, что в представлении Снорри Стурлусона управление страной и благочестие находятся в противоречии (см.: Phelpstead 2007. P. 139, 149).

10.3. Виса Бьярни Скальда Золотых Ресниц, упоминающая о пребывании Олава в Гардах (на Руси)

Реальным подтверждением пребывания Олава Харальдссона на Руси считаются сообщающие об этом скальдические строфы. Одна из них, цитируемая Снорри Стурлусоном, принадлежит Бьярни Халльбьярнарсону. Бьярни, по прозвищу Скальд Золотых Ресниц, – исландский скальд середины XI в. Его поэма "Флокк о Кальве" сочинена ок. 1050 г. В "Отдельной саге об Олаве Святом" (ÓHperg2, k. 179; ÓH61, k. 174; ÓHFlat, k. 247) и в "Круге земном" (ÓHHkr, k. 183) сохранилась 3-я строфа этой поэмы (Skj AI. 394).

Снорри рассказывает о том, как после отъезда Олава Харальдссона на Русь лендрманны в Норвегии продолжали переходить на сторону Кнута Могучего. Ярл Хакон, сторонник Кнута, предложил Кальву Арнасону стать его человеком, и Кальв согласился, получив "от него большие владения в лен". А весной (1029 г.) он отправился к Кнуту Могучему. В подтверждение своих слов Снорри приводит строфу из "Флокка о Кальве". Но содержание висы шире, и в ней говорится, помимо прочего, что "рьяному брату Харальда", т. е. сводному брату Харальда Сигурдарсона Олаву Харальдссону, "пришлось посетить Гарды". Виса тем самым указывает на вынужденное бегство Олава на Русь. Как можно думать, речь в ней идет о последних годах жизни Олава, а не о его юности (см. комментарий к мотиву 1), поскольку лишь к концу его правления начался переход лендрманнов (и в частности Кальва, которому посвящена эта поэма) на сторону Кнута Могучего.

10.4. Упоминание пребывания Олава в Гардарики в связи с епископом Гримкелем

В "Отдельной саге об Олаве Святом" (ÓHperg2, k. 243; ÓH61, k. 227; ÓHFlat, k. 303) и в "Круге земном" (Hkr, k. 243) еще раз говорится о пребывании Олава на Руси, когда речь заходит о епископе Гримкеле, приглашенном из Упплёнда трендами (1031 г.), дабы подтвердить святость Олава. Снорри мимоходом замечает, что "конунг Олав отослал епископа Гримкеля назад в Норег, когда сам он отправился [из Свитьод] на восток в Гардарики". Можно думать, что дальше Швеции епископ Олава не сопровождал, хотя никаких данных на этот счет в источниках нет.

10.5. Упоминание бегства Олава в Гардарики в связи со скальдом Сигватом Тордарсоном

Дополнительное упоминание о бегстве Олава на Русь содержится в нескольких редакциях "Отдельной саги об Олаве Святом" (ÓHperg2, k. 254; ÓH61, k. 237; ÓHFlat, k. 301). Снорри, сообщая о судьбе бывших сторонников Олава, рассказывает, что скальда Сигвата (см. о нем комментарий к мотиву 1) Олав отпустил домой, когда сам "отправился на восток в Гардарики". В "Круге земном", как ни странно, этой информации нет – там говорится, что Олав отпустил Бьёрна Окольничего "и многих других своих друзей" (КЗ. С. 335).

Мотив 11. Чудо Олава в Гардарики (исцеление мальчика с нарывом в горле)

Источники:

ÓHLeg (k. 79)

ÓHHkr (k. 189)

ÓHperg2 (k. 185)

ÓH235 (k. 5)

ÓH61 (k. 179)

ÓHFlat (k. 252)

Мотив исцеления Олавом мальчика принадлежит к числу рассказов о чудесах св. Олава. Эти рассказы начали возникать вскоре после его смерти. Чудеса упоминаются в скальдических стихах, созданных в 1030-1040-х гг.; о них рассказывается в скальдической поэме Эйнара Скуласона "Солнечный луч", в житии св. Олава ("Passio Olavi"), написанном архиепископом Эйстейном (см. Прилож. IV), в "Древненорвежской книге проповедей" (см. Прилож. V), в "Легендарной саге об Олаве Святом"; о некоторых чудесах говорит и Снорри Стурлусон (подробнее см. во Введении к настоящей Главе). В "Отдельной саге" Снорри посмертные чудеса Олава образуют нечто вроде приложения. Однако при включении "Саги об Олаве Святом" в состав "Круга земного" Снорри распределил их также по сагам, относящимся к более позднему времени (см.: Whaley 1985), и, как подчеркивает К. Фелпстед, сделал это, чтобы обозначить присутствие Олава в норвежской истории (Phelpstead 2000).

В цитированных в этой Главе текстах описаны четыре "русских" чуда Олава: два (мотивы 11 и 14) прижизненных и два (мотивы 15 и 16) посмертных (см.: Jackson 2010). Отметим небезынтересное наблюдение Сверрира Томассона, что прижизненные чудеса св. Олава относятся ко времени его бегства на Русь и жизни на Руси (Sverrir Tómasson 1994).

Исцеление Олавом мальчика в Гардарики относится к одному из немногих прижизненных чудес Олава. Как отмечает К. Фелпстед (со ссылкой на компаративное исследование европейских святых-королей, проведенное Р. Фольцем), приписывание святому-королю некоторого количества чудес, совершенных им еще в его земной жизни, весьма типично (Phelpstead 2001. P. xliv). Более того, большинство чудес, совершенных святыми-королями, оказываются исцелениями, что характерно и для собрания чудес св. Олава. Е. А. Мельникова отмечает, что этот сюжет принадлежит к самой распространенной в светской литературе категории чудес (Мельникова 1996).

С одной стороны, данное чудо не входит в собрание чудес в "Passio Olavi", но с другой, это – единственное "русское" чудо, о котором говорит Снорри Стурлусон. Е. А. Мельникова ошибочно утверждает, что сюжет представлен только в "Легендарной саге" (Мельникова 1996. С. 96; Melnikova 1997. P. 456; Мельникова 2008б. С. 127), но на самом деле мы его встречаем как в "Круге земном", так и в различных вариантах "Отдельной саги": ÓHHolmPerg2, k. 185; ÓHHkr, k. 189; ÓHAM235, k. 5; ÓHAM61, k. 179; ÓHFlat, k. 252. А. Холтсмарк полагает (Holtsmark 1937. S. 122, anm. 2), что именно об этом исцелении идет речь в висе скальда Сигвата Тордарсона, что, однако, вызывает известные сомнения (см. мотив 14 и комментарий к нему).

Сопоставление текстов "Легендарной саги" и "Круга земного" демонстрирует развитие сюжета. В "Легендарной саге" Ингигерд, отправляя мать больного мальчика к Олаву, говорит, что люди не зовут его лекарем, а после исцеления следует ремарка: "И назвали [его] тотчас в городе так". В "Круге земном" Ингигерд говорит: "Пойди… к конунгу Олаву – он здесь лучший лекарь". Чтобы попытаться ответить на вопрос, почему Снорри Стурлусон оставил только это "русское" чудо из тех трех, которые имеются в его источнике ("Легендарной саге"), следует, как кажется, обратить внимание на вывод, к которому приходит в своем исследовании рассказов о чудесах св. Олава в саге Снорри Стурлусона К. Фелпстед (Phelpstead 2000), а именно, что Снорри излагает только те чудеса, которые очевидно служат прославлению святого. И действительно, этот рассказ уникален в том смысле, что он описывает момент, когда проявилась чудодейственная сила святого, когда людям впервые была явлена способность Олава исцелять страждущих.

Обозначение Руси Гарды "Легендарной саги" заменено у Снорри на более позднее образование – Гардарики (см. Этногеографический справочник).

Мотив 12. Отъезд Олава Харальдссона из Гардарики

Источники:

Theodoricus (c. XVI)

Passio (p. 71-72)

Homil. (s. 110)

ÓHLeg (k. 78, 80, 86)

Fask (k. 34)

ÓHHkr (k. 186, 187, 191, 192, 195, 216)

ÓHperg2 (k. 182, 183, 187, 188, 191, 213)

ÓH235 (k. 3, 7)

ÓH61 (k. 177, 178, 180, 181, 183, 202)

ÓHFlat. (k. 250-256, 279)

ÓTM (k. 279, 281)

О возвращении Олава Харальдссона из Гардарики, равно как и о его поездке туда (см. мотив 10), упоминается, за исключением "Истории Норвегии" и "Обзора", во всех источниках данного круга. Однако объем информации в них далеко не одинаков.

12.1. После гибели ярла Хакона друзья Олава едут за ним в Гардарики

В "Легендарной саге" (ÓHLeg, k. 80), в "Красивой коже" (Fask, k. 34) и в различных редакциях саги Снорри Стурлусона (ÓHperg2, k. 182; ÓHHkr, k. 186; ÓH61, k. 177; ÓHFlat, k. 250) рассказывается о том, что заставило Олава вернуться в Норвегию, а именно – известие о гибели правителя Норвегии ярла Хакона.

Согласно "Красивой коже", за Олавом, живущим в Гардарики, едут "многие его друзья с севера из Норега". В рукописи A логика изложения явно нарушена: сначала говорится, что к Олаву поехали друзья и он узнал новости; тут же передаются и сами новости: утонул ярл Хакон, и осенью об этом стало известно в Норвегии; несколько дальше повторно сообщается (почти дословно по тексту "Легендарной саги"): "После этого друзья конунга Олава послали ему слово, что в стране нет правителя". Более того, топоним Аустррики используется здесь не в том значении, которое характерно для "Красивой кожи" (см. Этногеографический справочник). Создается впечатление, что в рукописи A сведены воедино данные разных источников, тем более что в рукописи B этого повтора нет.

Логично построенный рассказ Снорри о том, как Бьёрн Окольничий собрался в дорогу после того, как стало известно о гибели ярла Хакона, а это случилось осенью 1029 г., – интересен описанием пути (то на лошадях, то на корабле) из Норвегии на Русь и временем, на него затраченным ("зимой на йоль", т. е. к двадцатым числам декабря, Бьёрн прибыл на Русь к конунгу Олаву).

12.2. Ярицлейв предлагает Олаву остаться и взять землю в управление

Снорри Стурлусон рассказывает о предложении, сделанном Олаву Ярицлейвом и Ингигерд в тот момент, когда Олав собрался отправиться назад в Норвегию, – остаться у них и взять в управление некое языческое государство. Этот стереотипный рассказ ориентирован на возвеличение знатного скандинава за пределами Скандинавии (о подобной литературной формуле см.: Джаксон 19786; ср. мотивы 10.2 и 12.3).

Ниже я привожу перевод фрагмента по различным редакциям "Отдельной саги" и "Круга земного" (ÓHperg2, k. 183; ÓHHkr, k. 187; ÓH235, k. 3; ÓH61, k. 178; ÓHFlat, k. 251), ибо здесь есть известные расхождения:

"Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд просили конунга Олава остаться у них и взять то государство, которое зовется Вулгариа (Vvlgaria), и это – часть Гардарики, и было много народа в той стране языческого" (ÓHperg2).

"Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд просили конунга Олава остаться у них и взять то государство, которое зовется Вулгариа (Vúlgáríá), и это – часть Гардарики, и был народ в той стране языческий" (ÓHHkr).

"…они просили его там остаться и взять то государство, которое зовется Влга- риа (Wlgar/i/a), и был весь тот народ в той стране языческий" (ÓH235).

"Конунг Ярицлейв и княгиня Ингигерд просили конунга Олава остаться у них и взять там государство в Валгарии (j Ualgaria), и это – часть Гардарики, и был весь народ в той стране языческий" (ÓHFlat.).

Во всех этих текстах идет речь о земле под названием Вулгариа. Чередуется гласная в первом слоге данного топонима (Vvlgaria, Vúlgáríá, Wlgar/i/a, Valgaria), но в целом очевидно, что перед нами несколько родственных вариантов передачи одного и того же слова. В трех текстах из четырех говорится: "и это – часть Гардарики" (Гардарики – древнескандинавское обозначение Руси). Только в одном (по рукописи AM 235, ок. 1400 г., содержащей более краткую редакцию саги) – это уточнение отсутствует. Впрочем, и из этой версии следует тот же вывод о принадлежности Вулгарии Древней Руси: ведь Ярослав просит Олава остаться и "взять" государство – как бы, по мнению автора этой версии, Ярослав мог распоряжаться государством, если бы оно ему не принадлежало? Все четыре текста утверждают, что был весь народ в той стране "языческий". К этому мы вернемся, когда решим для себя, о какой стране и каком народе идет речь.

Итак, если прочитать известие саги о подвластной русскому князю языческой стране Вулгариа буквально, т. е., полагая, что можно в данном случае рассчитывать на прямую информацию, то результат оказывается плачевным. Некоторые переводчики саг, совершенно очевидно, лишь на основании звукового сходства и смутного представления о существовании некогда некоей Волжской Булгарии, отождествляют Вулгарию саги с этим государством. Так, в указателе ко всем томам весьма квалифицированного издания исландских саг, увидевшего свет в первой половине XIX в., на слово Vúlgáríá читаем: "Область или район в Гардарики, теперь – в России, на востоке в бассейне реки Волги, там где она, сделав изгиб в районе Казани, поворачивает на юг. Страна эта простиралась на юг дальше Саратова, столицей ее был Булгар, а жители назывались булгарами" (Fms. 1837. B. XII. Bls. 372). Издатель древнеисландского текста "Круга земного" Бьярни Адальбьярнарсон в указателе написал, что это – "Великая Булгария в бассейнах Волги и Камы" (ÍF. 1945. B. XXVII. Bls. 478); переводчик "Круга земного" на английский язык Л. М. Холландер отметил в подстрочном примечании, что "это – Великая Булгария, область в среднем течении Волги" (Hollander 1964. P. 483, ch. 187, note 1); издатель русского перевода "Круга земного" М. И. Стеблин-Каменский в указателе расшифровал топоним как "Волжская Булгария" (КЗ. С. 665). При этом не принимаются в расчет те два обстоятельства, что Волжская Булгария никогда не была "частью Гардарики (Руси)", да и "народ в той стране" не "языческий" (об этом – ниже).

Исследователи, специалисты по истории Древней Руси, опять же основываясь на звуковом сходстве (или родстве?) Вулгарии и Булгарии, но при этом принимая в расчет и историческую ситуацию в Волго-Камском регионе на рубеже первого и второго тысячелетий, стремились найти рациональное объяснение известию Снорри Стурлусона. Так, еще Н. М. Карамзин высказал предположение, что Снорри имел в виду "область соседственную с Казанскою Болгариею: ибо народ Болгарский не зависел от России" (Карамзин 1842. Кн. I. Примеч. 58 к т. II, гл. III). В литературе принято сейчас мнение датского слависта А. Стендер-Петерсена, что упоминание этой страны, ни в коей мере не подвластной русскому правителю, достаточно фантастично (Stender-Petersen 1953. S. 134). Сочувственно излагая точку зрения Стендер-Петерсена, американский славист X. Бирнбаум утверждает, не без основания, что единственное, что мог предпринять в данной связи Ярослав, – это всего лишь позволить Олаву отправиться в Волжскую Булгарию, важный центр торговли с Ближним и Средним Востоком (Birnbaum 1978. P. 135). Я уверена (см.: Джаксон 19996), что любые попытки извлечения из данного фрагмента прямой информации заведомо обречены на неудачу. Если же мы примем, что здесь, как и в большинстве известий саг, информация – косвенная (на что, в первую очередь, указывает стереотипность данного известия), то результат может быть иным. Не привязывая сообщение саги к конкретному времени и к конкретной исторической ситуации, мы можем утверждать, что в ней, в своеобразной форме, отразилось знание скандинавами Балтийско-Волжского пути и роли Волжско-Камской Булгарии на этом пути. Знакомство это – настолько близкое, что пишущий сагу исландец имеет представление даже о конфессиональной принадлежности народов Булгарии. Утверждая, что "народ в той стране языческий", Снорри Стурлусон вовсе не ошибается, как может показаться на первый взгляд. Дело в том, что для авторов саг любой нехристианин, в том числе и мусульманин, был "язычником". Ср. рассказ Снорри о путешествии норвежского конунга Сигурда Крестоносца: "После этого Сигурд конунг поплыл со своим войском к Лицибону. Это большой город в Испании, наполовину христианский, наполовину языческий. Там как раз граница христианской и языческой Испании" (КЗ. С. 482). Думаю, дальнейшие комментарии излишни.

Последнее, что требует комментария, это утверждение Снорри, будто Вулгариа – "часть Гардарики". Однако объяснение здесь лежит на поверхности. Стоит только вспомнить, как шел в IX-XIII вв. Волжский путь (см.: Дубов 1989) и каков его начальный северный отрезок; представить, что скандинавы не имели возможности попасть в Волжскую Булгарию, минуя Ладогу и Новгород. Но именно этот регион, именно эта транспортная артерия от Ладоги до Новгорода, где приплывающие в Восточную Европу скандинавы встречали цепочку укрепленных поселений, градов, и дали основание заморским гостям назвать в IX в. эту страну Garðar (Города-укрепления). Впоследствии обозначение Северной Руси Garðar уступает место двусоставному имени Garðaríki. Поселения вдоль Волхова не только служили убежищем для населения близлежащей округи, но, кроме того, были опорными и контрольными пунктами на водных дорогах. Вероятнее всего, они выполняли и торгово-пропускные функции (см.: Джаксон 1999а). В сознании проходящих этим путем скандинавов Гардарики и Вулгариа тем самым оказались неразрывно связанными.

Тот факт, что в интерпретации Снорри Стурлусона, всеми силами стремящегося возвеличить норвежского конунга – да не простого конунга, а самого Олава Харальдссона, святого покровителя Норвегии и perpetuus rex Norwegiæ, – русский князь Ярослав предлагает Олаву в управление (в качестве части Гардарики), скажем, не Полоцкую землю (Palteskia ok þat ríki allt, er þar liggr till) и не Суздальскую землю (Suðrdalaríki), а именно Вулгарию, говорит сам за себя. Он отражает то место, которое Волжская Булгария занимала на "ментальной карте" средневековых скандинавов, и то значение, которое придавалось в Скандинавии торговым поездкам по Великому Волжскому пути.

Как справедливо отметил К. Фелпстед, Снорри Стурлусон вторгается здесь (ÓHHkr, k. 187) на территорию, весьма не характерную для саг, – он передает "раздумья и размышления" конунга. Предложив Олаву некое языческое государство, Ярицлейв и Ингигерд как бы дают ему возможность продолжить его миссионерскую деятельность. "У конунга была также мысль сложить с себя звание конунга и поехать в Иорсалир или другие святые места и принять обет послушания. Но чаще всего он думал о том, нельзя ли как-нибудь вернуть свои владения в Норвегии" (КЗ. С. 340-341). Снорри прекрасно передает нерешительность Олава, но становится понятно, что больше всего ему хочется вернуть назад свое королевство. Появившийся в его сновидении Олав Трюггвасон (ÓHHkr, k. 188) обращается к обеим сторонам сложной души своего тезки: Олаву-святому он напоминает, что звание конунга дано ему от Бога, а Олаву-воину – что славная смерть для конунга – это пасть в битве вместе со своими воинами. Тем самым Божественная воля совпадает с устремлениями самого Олава Харальдссона (см.: Phelpstead 2007. P. 151).

12.3. После знамения Божьего Олав решает уехать из Гардарики

Небольшой рассказ "Отдельной саги" (ÓHperg2, k. 187; ÓH61, k. 180; ÓHFlat, k. 254) и "Круга земного" (ÓHHkr, k. 187) о том, как Олав Харальдссон сообщает Ярицлейву и Ингигерд о своем желании отправиться на родину (после знамения, данного ему во сне), весьма показателен в плане стереотипности используемой Снорри лексики. Предлагая Олаву не уезжать и остаться на Руси, Ярицлейв и Ингигерд, согласно Снорри, говорят, "что в их государстве он может иметь такую власть, которая кажется ему наиболее подобающей" ("at hann skyldi hafa í þeira ríki þat veldi, er honum þœtti sér sœmiligt"). В мотиве 3 Олав Шведский предлагает приехавшему к нему норвежскому ярлу Свейну остаться у него "и взять там в управление то ярлство (ríki – "государство", но может быть и "ярлство" – от jarlsríki), которое ему кажется подобающим" ("ok hafa þat ríki til forráða, þat er honum þykki sœmiligt"). Для сравнения приведу фрагмент из "Младшей Эдды" Снорри Стурлусона: Гюльви, конунг в Свитьод, узнав, что из Азии идут асы, поехал им навстречу и просил, "чтобы ÓflHH имел в его государстве такую власть, какую он сам хотел бы" ("at Óðinn skyldi slikt vald hafa í hans ríki, sem hann vildi sialfr" – Snorra Edda. S. 8). Число примеров легко можно увеличить. Стереотипность формулировок заставляет сомневаться в достоверности сообщаемого Снорри, тем более, что его информация разительно отличается от той, что содержится в более раннем источнике, а именно в "Легендарной саге" (ÓHLeg, k. 78). Это – с одной стороны. С другой, – рассказ о приеме, оказанном Олаву Ярицлейвом, построен в соответствии с вполне определенной литературной формулой, ориентированной на возвеличение знатного скандинава за пределами Скандинавии (см.: Джаксон 19786), что еще несколько снижает в данном случае достоверность саговой информации (ср. мотивы 10.2 и 12.2).

12.4. Отъезд. Олав оставляет в Гардарики своего сына Магнуса

Говоря об отъезде Олава с Руси, Теодорик (Theodoricus, c. XVI) сообщает только о том, что Олав оставил на попечении у Ярицлава своего сына от наложницы; в житии Олава (Passio. P. 71-72; Homil. S. 110) читаем о том, что, "вдохновляемый Божественным внушением" (ср. мотив 12.3), Олав двинулся в собственные пределы через земли Швеции. Авторы "Легендарной саги" (ÓHLeg, k. 80), "Красивой кожи" (Fask, k. 34), равно как и Снорри Стурлусон (ÓHperg2, k. 183; ÓH235, k. 7; ÓH61, k. 181; ÓHFlat, k. 255; ÓHHkr, k. 192), пишут об оставленном на Руси сыне Олава Магнусе.

Рассказ об отъезде Олава выстроен с учетом сезонности передвижений: Олав пускается в путь после йоля, т. е. в конце декабря, "до самого моря по льду", как говорит "Красивая кожа", а Снорри добавляет такую подробность: "конунг Ярицлейв дал им всем вьючных животных". Весной 1030 г. (по уточнению Снорри, "когда наступила весна и сошел лед") снаряжает Олав корабли и плывет в Швецию. У Снорри – дополнительная деталь: на пути домой Олав останавливается у Готланда (см. мотив 10.1: Олав, по "Саге о гутах", плывет на Русь через Готланд; ср. также: остановка на Готланде в мотиве 5).

Совершенно очевидно, что путь из Новгорода к морю шел через Ладогу. Однако Ладога (Альдейгьюборг) чрезвычайно редко упоминается в описании подобных путешествий (исключения: дважды в "Круге земном", в "Саге о Магнусе Добром" и в "Саге о Харальде Сигурдарсоне", а также один раз в "Саге об оркнейцах" – см. Прилож. VIII). Маршрут этот тем не менее совершенно естествен, и, видимо, потому он крайне редко фиксируется в сагах, отличающихся "необычайной скудостью и часто неточностью" в описании всего пути "из варяг в греки" (Брим 1931. С. 201). Здесь, как и в "Саге о Харальде Сигурдарсоне" по "Кругу земному", идет речь о передвижении в зимнее время, когда навигация по Волхову невозможна. Но и в летнее время путешественникам, отправляющимся за море в Швецию, пришлось бы в Ладоге оснащать корабли, поскольку волховские пороги исключали возможность движения по Волхову на морских судах. Соответственно, в Ладоге, как предположила Е. А. Рыдзевская, должна была существовать "дифференциация ремесленного труда по их снаряжению и ремонту". Исследовательница выразила надежду, что "дальнейшие археологические исследования в Старой Ладоге вскроют какие-нибудь следы местного ремесла, остатки мастерских и т. п." (Рыдзевская 1945. С. 63). И действительно, в горизонте E₁ (70-90-е гг. IX в.) "в 1958 г. был раскрыт комплекс, связанный с обработкой железа и бронзы, получивший название кузницы". Работавший здесь мастер среди прочего изготовлял "заклепки, очевидно, для ремонта прибывших сюда северных кораблей" (Давидан 1986. С. 100). Более того, детали кораблей встречаются при раскопках в Старой Ладоге, начиная с самого нижнего горизонта, равно как и железные лодейные заклепки, известные по скандинавским памятникам (Там же. С. 101). Как справедливо подчеркнула П. Уйно, на местное кораблестроение и ремонт грузовых судов указывают находки корабельных досок, вторично использовавшихся в качестве лицевых частей мостовых (Uino 1989. P. 217), – находка 1970-х гг. на уровне III строительного горизонта Варяжской улицы (Петренко 1985. С. 112). С кораблестроением или ремонтом кораблей был связан и скандинавский производственный комплекс середины VIII в., открытый в 1973-1975 гг. (Рябинин 1980. С. 174).

12.5. Подготовка хёвдингов в Норвегии к возвращению Олава из Гардарики

В рассказе Снорри о подготовке хёвдингов в Норвегии к возвращению с Руси Олава Харальдссона (ÓHperg2, k. 191; ÓHHkr, k. 195; ÓH61, k. 183; ÓHFlat, k. 256) содержится дополнительное упоминание Руси – Гардарики. Любопытно сообщение об отправке "разведчиков" в разные страны, "[на случай] если конунг Олав вернется с востока из Гардарики": эти разведчики посланы в Данию и Швецию, но не непосредственно на Русь.

В "Большой саге об Олаве Трюггвасоне" (ÓTM, k. 281) Гардарики упоминается тоже в рассказе о норвежских хёвдингах, но не в том контексте, что у Снорри, а в повествовании о поездке на запад в Англию Эйнара Брюхотряса (ср.: ÓHHkr, k. 194), когда, как сообщает сага, соотнося по времени разные события, "Олав Святой плыл с востока из Гардов". Здесь использовано более раннее обозначение Руси Гарды – первичное по отношению к более позднему Гардарики, – но вряд ли в этом можно видеть свидетельство большей древности текста, поскольку текстуальная связь с сагой Снорри, послужившей источником "Большой саги", не вызывает сомнения.

12.6. Лендрманны и бонды в Норвегии собирают рать к возвращению Олава из Гардарики

Рассказ Снорри о том, как лендрманны и бонды в Норвегии собирают несметную рать, узнав, что конунг Олав уехал с востока из Гардарики (ÓHperg2, k. 213; ÓHHkr, k. 216; ÓH61, k. 202; ÓHFlat, k. 279), содержит еще одно упоминание Руси – Гардарики.

12.7. Даг Хрингссон, вернувшись с Олавом из Гардарики, начинает собирать для него войско

По сообщению "Пряди об Эймунде" (см. в настоящей Главе), Даг и Хринг, его отец, сын Дага, сына Хринга, сына Харальда Прекрасноволосого, бежали из Норвегии от притеснений Олава Харальдссона и обосновались затем в Ёталанде. По свидетельству "Круга земного", вернувшись с востока в Швецию, Олав обратился к своему родичу Дагу с просьбой собрать для него войско (КЗ. С. 345). "Легендарная сага" (ÓHLeg, k. 86) содержит известие, находящееся в противоречии с данными этих источников, а потому ими не использованное: Даг начинает собирать войско для Олава, после того как он вернулся "вместе с конунгом Олавом с востока из Гардов". Никакими другими источниками пребывание Дага Хрингссона на Руси вместе с Олавом не подтверждается.

Мотив 13. Висы Олава к Ингигерд

Источник:

ÓHFlat (k. 272)

Мотив представлен только в "Отдельной саге" по "Книге с Плоского острова". Согласно прозаическому тексту, Олав Харальдссон, находясь на Руси у князя Ярослава Мудрого, сочинил две висы, обращенные к жене Ярослава Ингигерд – своей бывшей невесте (см. мотив 7). Включение искомого фрагмента в сагу весьма искусственно, поскольку он помещен после рассказа об отъезде Олава с Руси.

"Лаусависур" ("Lausavísur") конунга Олава Харальдссона датируются 1029 г. В тексте приводятся строфы 10-я и 11-я этого сочинения (Skj AI. 222-223). Имени Ингигерд в цитируемых строфах нет, но составитель саги (во всяком случае тот, под чьим пером версия "Отдельной саги" Снорри приобрела в "Книге с Плоского острова" отличия от других редакций той же саги) связал обе висы с Ингигерд и, кроме того, дважды увидел здесь топоним Garðar – обозначение Древней Руси. Вероятно, такое прочтение скальдических строф и позволило составителю рассказать об отъезде Ингигерд с Руси, о чем нигде более в сагах информации не содержится.

В первом случае скальд, однако, даже и не упоминает Garðar, а говорит о том, что "женщина вывела своего коня со двора (ór garði)" (Skj BI. 212). Более того, эта же строфа приводится в "Отдельной саге об Олаве Святом" по рукописи "Tómasskinna" (GKS 1008 fol, ок. 1400 г.), где повествуется о несостоявшейся женитьбе Олава на Ингигерд, о его намерении объявить войну Швеции, о просьбах Астрид (сестры Ингигерд по отцу) не начинать войны, а взять в жены ее, и об ее последующем отъезде. Строфа Олава здесь, естественно, обращена к Астрид (ср. аналогично адресованную ту же строфу в "Отдельной саге" по рукописи AM 61 fol, ок. 1400 г.). Поскольку строфа в "Книге с Плоского острова" приведена в рамках фрагмента, восходящего к Стюрмиру, Сигурдур Нордаль высказал предположение, что она была и у Стюрмира, но включение ее в русский контекст, вероятно, все же принадлежит составителю "Книги с Плоского острова" (Sigurður Nordal 1914. S. 105-106). Сейчас считается, что "первая строфа Олава может быть отнесена к "мигрирующим висам", сочиненным точно известным автором, но сопровождаемым различным прозаическим комментарием". Вопреки мнению Сигурдура Нордаля и Р. Пула (Poole 1985. P. 120-123), что эта виса сочинена Олавом об Ингигерд, И. Г. Матюшина справедливо подчеркивает "лучшую мотивированность стихов Олава" в рукописи "Tómasskinna" (Гуревич, Матюшина 2000. С. 539).

Содержание второй висы вписывается в контекст сватовства Олава к Ингигерд и ее последующего (по настоянию отца, Олава Шётконунга) брака с Ярославом Мудрым (см. мотив 7.2). Весь мотив в целом (включая прозаический контекст) как бы развивает присутствующую в древнескандинавской литературе (в "Истории" Теодорика, в "Обзоре", в "Красивой коже", в "Пряди об Эймунде") тему взаимоотношений Олава Харальдссона и Ингигерд (см. комм. 70 к мотиву 8). Виса же, сочиненная Олавом, представляет собой образец скальдического мансёнга (mansǫngr) – любовной лирики, запрещенной, наряду с нидом (хулительной поэзией), исландскими законами (см. И. Г. Матюшина в: Гуревич, Матюшина 2000. С. 498-568). Вполне можно поэтому предположить, что основой для возникновения в древнескандинавской прозаической литературе XII-XIII вв. темы "тайной любви" Олава Харальдссона и принцессы Ингигерд послужило их действительное отношение друг к другу, получившее исходное вербальное оформление в скальдической строфе ("мансёнг"), сочиненной самим норвежским конунгом (Джаксон 2001). Но, кроме того, в скальдической строфе, сочиненной Олавом Харальдссоном в 1029 г., содержится очень важное для нас указание на то, что на Руси Ингигерд владела землей. Не о Ладоге ли и "Ладожской волости" говорит здесь Олав?

Мотив 14. Виса скальда Сигвата Тордарсона о святости Олава и о его чуде в Гардах

Источники:

ÓHHkr (k. 245)

ÓHperg2 (k. 245)

ÓH61 (k. 229)

ÓHFlat (k. 306)

Мотив встречается только у Снорри Стурлусона, который приводит строфу скальда Сигвата для подтверждения рассказа о том, что у Олава после смерти волосы и ногти продолжали расти, как у живого (о чудесах Олава см: мотивы 11, 15, 16 и комм. к мотиву 11; см. также: Джаксон 2009а, Jackson 2010). О скальде Сигвате Тордарсоне (ок. 995-1045) см. комментарий к мотиву 1. В цитируемом здесь фрагменте приводится 23-я строфа "Поминальной драпы об Олаве Святом", созданной ок. 1040 г. (см.: Skj AI. 263).

В строфе Сигвата – наряду с утверждением, что у Олава после смерти волосы росли, как у живого человека, – идет речь о прижизненном (если так переводить вису) чуде св. Олава. Таково чтение Финнура Иоунссона (Skj BI. 244), таковы переводы Э. Монсена и А. X. Смита (1932. P. 469), А. Холтсмарк и Д. А. Сейпа (1934. S. 447), таков перевод Л. М. Холландера (1964. P. 530), который принимает О. Прицак (Pritsak 1981. P. 277), так прочитывает эту строфу Дж. Линдоу (Lindow 2008. P. 126). Так понимаю текст и я, хотя от перевода, опубликованного мною ранее, считаю целесообразным отказаться по причине его неточности: "Я не лгу, если у Олава выросли волосы, как у живого человека; охотнее всего превозношу я людей конунга в моей песни. Но особенно того человека, который узрел видение: волосы, которые выросли из светлого черепа; в Гардах избавил он (= Олав) от страданий Вальдамара") (Джаксон 1994а. С. 83). Из моего текста следовало, что скальд превозносит "того человека, который узрел видение: волосы, которые выросли из светлого черепа", т. е., словно бы, не Олава, а, допустим, епископа Гримкеля, обнаружившего роет волос Олава и объявившего, что конунг Олав – святой. Дословный перевод на английский язык с моего перевода 1994 г. (с сохранением неточности) опубликован Е. А. Мельниковой в 1997 г.: "I extol gladly the konung's men in my song. But especially the man who had the vision: the hair that grew out of the bright scalp" (Melnikova 1997. P. 455).

Перевод О. А. Смирницкой в русском издании "Круга Земного" – "Солгу ль? У Олава / власы, как у вяза / стрел (= мужа) живого – славлю / росли – княжье войско. / Досель не истлела / прядь, что в Гардах – светел / был челом он – болесть / сняла с Вальдамара" (КЗ. С. 374) – упоминает "прядь" волос, "что в Гардах болесть сняла с Вальдамара", т. е. создается впечатление, что скальд говорит о посмертных реликвиях св. Олава. Однако в комментарии к этому же изданию читаем: "Речь идет о каком-то человеке по имени Вальдемар, которого Олав исцелил на Руси" (Там же. С. 652, примеч. 174). Наблюдается явное противоречие между переводом и комментарием. Любопытно, насколько двойственное впечатление на исследователей производит эта виса: Дж. Джеш, например, пишет: "Не ясно, идет ли речь об одном чуде или о двух, и свершилось ли это чудо, или эти чудеса, посмертно" (Jesch 2010. P. 111).

Два перевода Е. А. Мельниковой на русский язык (хотя они и расходятся в деталях) представляют это чудо как посмертное: "Еще сохраняются те волосы, которые росли на его (Олава. – Е. М.) голове и вернули зрение Вальдемару в Гардах" (Мельникова 1996. С. 95); ".еще сохраняются те волосы, которые выросли на его (Олава. – Е. М.) светлой голове и которые вернули зрение Вальдемару в Гардах (на Руси. – Е. М.); он освободился от своего порока" (Мельникова 2008б. С. 127. Удивительным образом этот последний перевод приписан мне). Речь в переводах, вне сомнения, идет о "пряди волос" святого, чему, собственно говоря, и посвящено сопутствующее рассуждение Е. А. Мельниковой в статье 1996 г.: "Этот сюжет, не известный по другим памятникам, тем не менее ясен: прядь волос Олава, либо срезанная им самим во время пребывания на Руси, либо хранящаяся как реликвия, вероятно, у какого-то скандинава (тот же Сигват рассказывает, что епископ Гримкель срезал отросшие волосы Олава при переносе останков святого), излечила от слепоты некоего Вальдамара, русского, судя по имени" (Мельникова 1996. С. 95).

Как посмертное чудо оценивает исцеление Вальдамара также Ф. Б. Успенский, утверждая, что "не исключено", что "на Руси были представлены и реликвии святого" ("Так, скальд Сигват Тордарсон … сообщает в своей поминальной песни о сохранившейся (неистлевшей) пряди волос св. Олава" – Успенский 2001а. С. 268 и примеч. 11).

Неоднозначно оценивается исследователями и характер чудесного исцеления. Если Финнур Иоунссон (Skj BI. 244) считает, что речь идет о возвращении Вальдамару зрения (то же: Hollander 1964. P. 530, Pritsak 1981. P. 277; Мельникова 1996. С. 95; Jesch 2010. P. 111), то А. Холтсмарк усматривает здесь избавление Вальдамара от боли, страдания (Holtsmark 1937. S. 122, anm. 2: "Я читаю эту строфу иначе, чем Финнур Иоунссон, и соединяю вместе í Görðum hann fekk læs lausn Valdamar, "он избавил Вальдамара от боли""). То же в процитированном выше переводе О. А. Смирницкой и в моем прежнем переводе (Джаксон 1994а. С. 83). По мнению Дж. Линдоу, Олав вернул зрение Вальдамару, а также, возможно, исцелил его и от других болезней (Lindow 2008. P. 119, 126). Отказавшись от своего старого прочтения, я принимаю перевод, любезно выполненный по моей просьбе И. В. Свердловым, и, соответственно, присоединяюсь в этом вопросе к Финнуру Иоунссону и его сторонникам.

Однако самым трудноразрешимым остается вопрос о том, кто такой Вальдамар, упомянутый скальдом. Содержание строфы, неясное само по себе, не проясняется и при анализе более широкого контекста: нигде в сагах не говорится о "слепоте" или "страданиях" Вальдамара, от которых бы его избавил конунг Олав Харальдссон. Рассуждение на эту тему находим у А. Холтсмарк, которая допускает, что сообщение скальда Сигвата могло относиться к рассказу "Саги об Олаве Святом" о том, как Олав вылечил в Хольмгарде (Новгороде) мальчика от нарыва в горле, хотя имя мальчика в саге и не названо (Holtsmark 1937. S. 122, anm. 2; см. выше мотив 11). А. Ю. Карпов высказывает предположение, что "исцеленным оказался не кто иной, как девятилетний сын князя Ярослава и княгини Ирины-Ингигерд, княжич Владимир", поскольку "другого Вальдамара в Новгороде в это время источники не знают" (Карпов 2001. С. 248). Если посмотреть именные указатели к изданиям и переводам "Круга земного", то картина окажется следующей: исследователи оставляют имя "Вальдамар" без комментария (Bjarni Aðalbjarnarson – ÍF. XXVII. 477), отмечают, что это – "какой-то человек на Руси" (М. И. Стеблин-Каменский – КЗ. С. 652, примеч. 174; ср.: Мельникова 1996. С. 95: "некий Вальдемар, русский, судя по имени"; Lindow 2008. P. 119: "one Valdamar of Russia"), отождествляют его с сыном Ярослава Мудрого Владимиром (E. Monsen – 1932. P. 469; ср.: Pritsak 1981. P. 277) либо с его дедом – киевским князем Владимиром Святославичем (Hollander 1964. P. 853).

Картину возникновения рассказа об исцелении Вальдамара рисует Е. А. Мельникова. Она полагает, что, хотя рассказ и "не поддается исторической интерпретации", "показателен сам факт того, что уже в первое десятилетие после смерти Олава в Норвегии становится известен рассказ об оказании помощи русскому с локализацией действия на Руси", и что "вряд ли такой рассказ мог возникнуть в иной среде, нежели скандинавские поселенцы и путешественники на Руси". По мнению исследовательницы, эти скандинавы должны были иметь тесные и постоянные контакты с Норвегией для того, чтобы за девять лет между объявлением Олава святым и сочинением Сигватом "Поминальной драпы" об Олаве Святом "известие о канонизации Олава (1031 г.) дошло до них и отзвук его в виде рассказа о чуде Олава вернулся на родину к 1040 г." (Мельникова 1996. С. 95-96). В более поздней статье Мельникова подчеркивает также, что данный рассказ принадлежит к ""народному" пласту преданий о св. Олаве, формировавшемуся в значительной степени спонтанно" (Мельникова 2008б. С. 127). Боюсь, что это изящное построение разбивается о присутствующее в скальдической строфе имя Вальдамар.

В рассказах о чудесах исцеления (и в частности – обретения зрения) фигурируют, как правило, безымянные персонажи: "некий мальчик", "некая женщина", "некий священник". В первую очередь это характерно для собрания чудес в "Passio Olavi", но и в сагах нередки ситуации, когда "прозрел один слепец", "обрел речь один человек, который до этого был немым" и т. п. Рассказы такого рода вполне стереотипны, и если для них и важны какие-то имена собственные, то это топонимы и этнонимы, демонстрирующие географическую ширь, протяженность чудодейственного воздействия святого. Если же объект чуда назван по имени, то это непременно нестандартное чудо, а персонаж – кто-то хорошо известный, вроде норвежского магната Торира Собаки, чьи раны зажили от крови св. Олава, конунга Магнуса Доброго, поддержанного в битве против вендов своим святым отцом, или конунга Харальда Сурового Правителя, вызволенного из темницы в Константинополе не без участия св. Олава (КЗ. С. 364, 393-394, 409-410).

Рассказ о мальчике с нарывом в горле не выпадает из общей стилистики типовых рассказов о чудесах. Поэтому маловероятно, чтобы, в отличие от своих "собратьев", исцеленных св. Олавом, этот саговый персонаж имел имя, к тому же сохраненное для нас в скальдической строфе. На этом основании трудно принять трактовку А. Холтсмарк. Но и не связанный с рассказом о мальчике из Хольмгарда Вальдамар, упомянутый Сигватом, слишком нетипичен и нарочит для того контекста, в котором он присутствует. Его упоминание было бы оправдано в случае известности персонажа, носящего это имя.

Все русские имена, которые мы знаем из саг, это имена русских князей, их жен и детей. Этих имен немного, и Вальдамар среди них – имя заметное, поскольку его носят три известных сагам русских князя: Владимир Святославич (киевский князь, 978-1015), Владимир Ярославич (новгородский князь, 1034/6-1052) и Владимир Всеволодович Мономах (киевский князь, 1113-1125); оно же переходит в династию датских правителей – к правнуку Владимира Мономаха датскому королю Вальдемару I (1157-1182). Из трех русских "конунгов Вальдамаров" много лучше известен Владимир Святославич – родоначальник династии русских князей, в представлении авторов саг (см. Введение), воспитатель норвежского конунга Олава Трюггвасона, единственный русский правитель, упомянутый в скальдических стихах (см. мотив 17 в Главе 5). Можно утверждать, что ко времени Сигвата Тордарсона единственным "популярным" в Скандинавии русским с именем Вальдамар был русский князь, креститель Руси, Владимир Святославич.

В истории этого князя, как ее излагает русская летопись, присутствует мотив слепоты, предшествующей крещению ("разболелся Володимер очима и не видяше ничтоже"), и последующего, вследствие крещения, обретения зрения (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 111; Т. 2. Стб. 96). А. В. Назаренко полагает, что "мотив слепоты в связи с крещением Владимира, очевидно, не был органической частью "Корсунской легенды", а попал в нее из другой, более древней, житийной традиции о св. Владимире". Исследователь убедительно демонстрирует наличие следов этой древнейшей русской агиографической традиции о св. Владимире в латинских памятниках первой трети XI в., в частности в "Хронике" Титмара Мерзебургского (до 1018 г.) и в "Житии блаженного Ромуальда из Камальдоли" Петра Дамиани (между 1026 и 1030 гг.). Существовавшее в устной традиции предание об обращении князя Владимира оказалось к концу XI в. "вытеснено из собственно агиографической сферы в сферу общеисторической традиции" (Назаренко 2001. С. 450), однако популярность его на Руси и за ее пределами на протяжении нескольких десятилетий после кончины князя в 1015 г. бесспорна.

Вряд ли скальду Сигвату были досконально известны даты жизни русских правителей, вряд ли он знал больше, чем то, что Олав отправился на Русь к "Ярицлейву, сыну Вальдамара", вряд ли в своих стихотворных трудах он заботился о хронологической точности. Не ясно, был ли Сигват на Руси (см. комм. {i} к мотиву 7.1). Вероятнее всего, Сигвата не было и в Норвегии в последний год жизни Олава Харальдссона и во время его последней битвы: согласно "Отдельной саге об Олаве Святом", собравшись на Русь, Олав отпустил Сигвата домой, а как следует из его собственных стихов, в 1029-1030 гг. скальд совершал паломничество в Рим (Poole 1993). Свою скорбь по убитому конунгу Сигват выразил в нескольких отдельных висах, а ок. 1040 г. создал "Поминальную драпу" об Олаве Святом. При этом, как показал Р. Пул, еще при жизни Олава Сигват сочинял стихи (имеются в виду его "Висы о битве у Несьяра"), в которых он проводил сознательное отождествление Олава с Иисусом Христом (Poole 2004). Почему бы Олаву, богоподобному и светоносному, не "вернуть зрение" "Вальдамару в Гардах", тем более что устное предание о крещении хорошо известного в Скандинавии русского князя, популярное именно в эти годы, могло быть принесено из Руси в Норвегию "скандинавскими поселенцами и путешественниками"? Данный пример блестяще иллюстрирует механизм "работы" устной традиции – история "творится" из имеющихся в наличии устных рассказов, причем с неизбежными при этом хронологическими ошибками. Скальд Сигват, как можно думать, не только соединил в своей "Поминальной драпе" (15-я строфа) поражение Олава в битве при Стикластадире с солнечным затмением, случившимся в действительности, по подсчетам астрономов, 31 августа 1030 г., т. е. на месяц позднее гибели конунга (см.: Lindow 2008. P. 118), но и, основываясь на известной ему рано проявившейся способности св. Олава возвращать слепым зрение (о чем скальд говорит в 24-й строфе той же поэмы), приписал св. Олаву избавление от слепоты знаменитого русского князя Владимира Святославича – "Вальдамара в Гардах". Подобная "хронологическая контаминация" вполне очевидна для современного историка, но вряд ли ощущалась исландским скальдом и его аудиторией.

Мотив 15. Чудо иконы св. Олава при пожаре в Хольмгарде (Новгороде)

Источники:

Passio (p. 89)

Homil. (s. 124)

ÓHLeg (k. 117)

ÓHFlat (k. 323)

Мотив встречается в житии св. Олава архиепископа Эйстейна (см. Прилож. IV: "Страдание и чудеса Святого Олава", чудо № 15, по классификации Л. Жирушковой – Jiroušková 2010), в "Древненорвежской книге проповедей" (см. Прилож. V), в "Легендарной саге" и в версии "Отдельной саги" Снорри Стурлусона по "Книге с Плоского острова". Чудо иконы Олава принадлежит к посмертным чудесам святого (о чудесах Олава см: мотивы 11, 14, 16 и комм. к мотиву 11; см. также: Jackson 2010).

Латинский и три древнескандинавских текста практически тождественны. Несколько сокращен по сравнению с остальными вариантами текст "Легендарной саги" (в ней отсутствует мотивировка обращения людей к священнику церкви св. Олава). Отдельные мелкие расхождения: в житии Стефан – sacerdos latinus "латинский священник", в гомилиарии – klerkr "клерик", в сагах – kenni-maðr "проповедник"; "город Русции, который называется Хольмгардер", в исландских текстах назван "торговым городом".

В сагах синонимически используются четыре термина (kaupbær, kauptún, kaupangr, kaupstaðr) для обозначения "торговых городов" (IED. P. 333-334). Здесь мы встречаем первый из них. Далеко не все города получают подобное наименование. Из известных скандинавским памятникам двенадцати древнерусских городов (см.: Древнерусские города 1987) определение "торговый город" применяется только к Новгороду. (О торговле Новгорода со Скандинавией см.: Джаксон 1989а.)

Спасение горящего города при помощи иконы патрона находящейся в городе церкви является общим местом в рассказах о чудесах святых. Аналогично в "Отдельной саге об Олаве Святом" по "Книге с Плоского острова" содержится рассказ о пожаре в торговом городе (в том городе, где был похоронен конунг Олав) во времена конунга Магнуса Голоногого: огонь разошелся широко, и тогда из церкви была вынесена рака с останками конунга Олава и противопоставлена огню, и огонь не пошел дальше (ÓHFlat, k. 315).

Рассматриваемый мотив (равно как и мотив 16) содержит указание на существование в Новгороде церкви св. Олава. В средние века церкви св. Олава были воздвигнуты во многих странах: в Норвегии, Швеции, Финляндии, Дании, Исландии, на Оркнейских и Фарерских островах, в Англии, северной Франции, Испании, Эстонии и даже в Византии и на Руси. Две последние страны считаются "наиболее экзотическими местами в этом длинном списке" (Langslet 1995. P. 131). Е. А. Мельникова не без основания полагает, что выдвижение церкви в качестве посредника при совершении чуда указывает на "храмовый" характер данного рассказа и того, о котором идет речь в мотиве 16, и дает возможность предположить, что они возникли в кругу клира или прихожан церкви св. Олава в Новгороде (Мельникова 1996. С. 97; Melnikova 1997. P. 457). Однако исследовательница вряд ли права, утверждая, что эти два чуда входят в ""канонический" свод чудес св. Олава". По ее мнению, архиепископ Эйстейн написал "Страсти и чудеса блаженного Олава" ("Passio et miracula beati Olavi") ок. 1170 г., а вскоре после 1170 г. "Страсти" "были переработаны под названием" "Деяния святого Олава, короля и мученика" ("Acta sancti Olavi regis et martyris"); именно в этом последнем сочинении и "происходит "канонизация" состава чудес: Эйстейн отбирает 20 сюжетов", в число которых входят два сюжета с церковью св. Олава на Руси; и наконец, на рубеже XII-XIII вв. этот "канонический" свод чудес "переводится на норвежский язык в составе" "Норвежской книги проповедей" (Мельникова 1996. С. 94; Melnikova 1997. P. 454; Мельникова 2008б. С. 128). Эта гипотеза базируется на предисловиях к изданиям конца XIX в. (Storm 1880; Metcalfe 1881). Недавние исследования показали, что процесс шел в обратном направлении и что количество чудес от одной редакции "Passio Olavi" до другой последовательно возрастало (см. Введение к настоящей Главе). Что касается двух чудес с церковью св. Олава, то они принадлежат к числу очень ранних: по мнению К. Фелпстеда, они входили в первую редакцию "Passio Olavi" (Phelpstead 2001. P. xxxvii); по мнению Л. Жирушковой, данное чудо принадлежит к "отдельной ветви" самой ранней коллекции чудес, а чудо исцеления немого раба в церкви св. Олава в Хольмгарде (мотив 16) – ко второй фазе существования коллекции чудес, после их целенаправленной редакторской доработки; что касается их датировки, то можно указать лишь terminus post quem для обоих чудес – 1153 г. (Jirousková 2010. P. 233).

Летописи отмечают наличие варяжской церкви (или церквей) в Новгороде, но без имени патрона (на это обстоятельство обратил внимание С. Аннинский – 1940. С. 157, примеч. 3), и первое из сохранившихся упоминаний оказывается несколько более ранним, чем возможное включение двух чудес, связанных с церковью св. Олава в Хольмгарде, в "Passio Olavi". Под 1152 г. Новгородская I летопись сообщает о пожаре "въ сред Търгу", в котором "церквии съгоре 8, а 9-я Варязьская" (НПЛ. С. 29). Еще трижды упоминается варяжская церковь на протяжении следующих двух веков: под 1181 г. – что "зажьжена бысть церкы от грома Варязьская на Търговищи" (Там же. С. 37), под 1217 г. – что "въ Варязьскои божници изгорѣ товаръ вьсь варязьскыи бещисла" (Там же. С. 57), а под 1311 г. – что церквей "каменных 6 огорк, 7-я Варяжьская" (Там же. С. 93). Так что вероятно, исходная деревянная церковь была перестроена в камне после пожара 1181 г. К сожалению, следов деревянной церкви св. Олава в Новгороде нет, и все же археологический материал из раскопок в Новгороде демонстрирует скандинавское влияние на церковное строительство (см.: Конецкий, Самойлов 1996).

В конце XI или в самом начале XII в., т. е. за полвека до того, как варяжская церковь была упомянута в Новгородской летописи, резчик рун Эпир (ØpiR) вырезал руническую надпись на камне в Шюсте в центральной Швеции (U 687), где фигурирует некий "Спьяльбуд", который "умер в Хольмгарде в церкви Олава" (ʻan uar . tauþr . i hulmkarþi . i olafs krikiʼ) (см.: Zilmer 2005. P. 161-162). Данная интерпретация была предложена О. фон Фрисеном и поддержана другими шведскими рунологами, такими как Э. Весен и С. Б. Ф. Янссон. Это чтение принимают также Е. А. Мельникова, К. Цильмер и многие другие (обзор литературы и библиографию см. в: Мельникова 2001. С. 338-339; Zilmer 2005. P. 161-162). Что касается точной датировки надписи, то она остается неясной. Однако на основании некоторой сохранившейся информации о резчике рун Эпире ряд ученых заключил, что период его творческой активности приходится на вторую половину XI – начало XII в. (см.: Áhlén 1997. P. 25-27).

Анализ более поздних источников (древней скры новгородского двора, латинской и немецкой редакций договора 1270 г. и летописей) приводит исследователей к выводу о существовании в Новгороде с конца XII в. двух торговых иноземных дворов: Немецкого с церковью св. Петра и Готского с церковью св. Олава (Андреевский 1855. С. 30, примеч. 93; Бережков 1879. С. 58-61; Svahnström 1960; Рыбина 1986). Эти же два двора упоминаются в позднесредневековых ганзейских документах, и можно думать, что в это время они находились на тех же местах, на которых и были основаны (подробнее см.: Рыбина 2001. С. 175-176). Согласно письменным источникам, Немецкий двор располагался к востоку от Ярославова дворища, напротив Никольского собора. Поскольку в источниках речь идет о конфликтах обитателей Готского двора с жителями Михайловской улицы (на Торговой стороне Новгорода, к югу от Ярославова дворища, недалеко от Волхова), было выдвинуто предположение, что Готский двор находился на Михайловской улице. Археологические раскопки, проведенные в этой части средневекового Новгорода в 1968-1970 гг., подтвердили это предположение (Там же. С. 175). Более того, О. М. Иоаннисян впоследствии высказал предположение, что фрагменты каменной постройки, обнаруженные на этом месте во время раскопок 1969 г., могли представлять собой остатки каменной церкви св. Олава, возведенной взамен прежней деревянной церкви. Каменная церковь, скорее всего, была ротондой – типичной конструкцией купеческих церквей (Kaufmannskirchen) Скандинавии и Северной Германии на протяжении XII-XIII вв. (см.: Иоаннисян 2007. С. 107-113; примеч. 6-11; илл. 3-16). Трудно, однако, принять предложенную Иоаннисяном датировку этой постройки концом XIII – началом XIV в., поскольку в ее основе лежит некритическое прочтение статьи НПЛ под 1275 г. (Там же. С. 112). Данное известие НПЛ никак не может прочитываться в том смысле, что деревянная варяжская церковь была сожжена именно в этом году.

Е. А. Рыбина на основании совокупного рассмотрения повести о новгородском посаднике Добрыне и целого комплекса разнообразных письменных сообщений заключает, что Готский двор с церковью св. Олава на нем был основан в Новгороде при жизни посадника Добрыни (умершего в 1117 г.), т. е. в конце XI либо не позднее первого десятилетия XII в. (Рыбина 19786. С. 79-85). Таким образом, древнерусские и древнескандинавские источники указывают на рубеж XI-XII вв. как на возможную раннюю дату возникновения церкви св. Олава в Новгороде. Предположение, "что "варяжская" церковь, посвященная св. Олаву, была основана в Новгороде… в период пребывания на Руси Харальда Сурового Правителя", т. е. во второй четверти XI в. (Мельникова 2008б. С. 131), является не более чем логическим построением и не подтверждается никаким источниковым материалом. Даже то, что новгородский правовой документ XIII в. – "Устав о мостех" – отмечает на Торговой стороне Новгорода Гарольдов вымол (см.: Тихомиров 1956. С. 381; Семенов 2003. С. 68), еще не доказывает участия Харальда в строительстве церкви. Итак, на основании материала источников можно утверждать, что церковь св. Олава существовала в Новгороде в конце XI – начале XII в., но никакие источники не подтверждают заманчивую гипотезу, что церковь была возведена во времена Ярослава Мудрого его шведской женой Ингигерд и их норвежским гостем Харальдом Суровым Правителем (подробнее см.: Jackson 2010). Факт наличия "варяжской" церкви в Новгороде XII в. подтверждается и еще одним аутентичным источником – так называемым "Вопрошанием Кирика". Три священника, Кирик, Савва и Илия, задают новгородскому архиепископу Нифонту вопросы с просьбой растолковать, какие наказания (епитимьи) следует налагать на провинившегося или нарушившего то или иное церковное правило. Эти вопросы являются, по сути, попыткой адаптировать канонические нормы к повседневной жизни новгородской христианской общины. Два вопроса и ответа представляют для нас несомненный интерес: "10. Оже боудеть кыи человѣкь и крещенъ въ латиньскую вѣроу и въсхощеть приступити къ намъ? – Ать ходить въ церковь по 7 днии, а ты первѣе нарекъ емоу имя, та же 4 молитвы стваря и емоу на день; … 16. А оже се носили къ варяжьскомоу попу дѣти на молитвоу? 6 недѣль опитемье, рече, занеже акы двовѣрци соуть" (Вопрошание Кирика. Стб. 22, 31). Таким образом, "Вопрошание Кирика" демонстрирует, что к 1130-м гг. в Новгороде были как "варяжские попы", так и люди, "крещенные в латинскую веру" либо носящие "к варяжскому попу детей на молитву". Соответственно, кажется вполне очевидным, что церковь св. Олава не была чужеродной или враждебной местным жителям и что некоторые новгородцы, напротив, могли посещать ее время от времени.

Существование скандинавского купеческого двора в Новгороде указывает на то, что к XII в. торговые связи Руси и Скандинавии носили в известной мере постоянный, регламентированный характер. Исследователи внешней торговли Древней Руси отмечают, что, "как ни скудны источники, они позволяют заключить, что уже в ту далекую пору складывались относительно устойчивые системы межгосударственных торговых союзов" (Новосельцев, Пашуто 1967. С. 108).

Мотив 16. Чудесное исцеление немого раба в церкви св. Олава в Хольмгарде

Источники:

Passio (p. 93-94)

Homil. (s. 128)

ÓHLeg (k. 124)

Мотив встречается в тех же источниках, что и мотив 15, за исключением версии "Отдельной саги" по "Книге с Плоского острова". Совершенно очевидно, что тексты жития Олава (см. Прилож. IV: "Страдание и чудеса Святого Олава", чудо № 20, по классификации Л. Жирушковой – Jiroušková 2010) и "Легендарной саги" взаимосвязаны. Чудесное исцеление раба принадлежит к посмертным чудесам св. Олава (см. о них: мотивы 11, 14, 15 и комм. к мотиву 11; см. также: Jackson 2010). Как и в мотиве 15, здесь содержится указание на существование в Новгороде церкви св. Олава.

Сделанные на основании текста жития (к тому же неверно переведенного) широкие выводы о характере рабства в Древней Руси в XI-XII вв. (Пьянков 1940) подверглись справедливой критике C. A. Аннинского, подчеркнувшего, что этот "единичный случай, при любом понимании, ни о чем не может "свидетельствовать", когда речь идет о целой эпохе" (Аннинский 1940. С. 157). Мотив о чуде Олава действительно не содержит данных для рассмотрения вопроса о зависимом населении на Руси (обзор дискуссии по проблеме см.: Свердлов 1983).

Существует мнение, что термин варяг (Væringi) выступал в древнескандинавских источниках только в качестве обозначения скандинавов, служивших в Византии, а к "русским" варягам не применялся (IED. P. 720; Мельникова 1994. С. 342). В мотиве 16, однако, так назван хозяин немого юноши, живущий "в Гардах" / "в Русции". Вероятнее всего, как и варяг древнерусских источников, слово выступает здесь обозначением скандинава. (Ср. комментарий Е. А. Мельниковой в более поздней по времени статье: "слово varingus, отражающее скорее древнерусское варяг, нежели древнескандинавское væringi, использовано здесь, вероятно, в том значении, которое оно имело на русской почве" – Мельникова 1998. С. 162.) Собственно говоря, и в двух исландских текстах содержится отождествление варягов (Væringi) и норвежцев (Norrænn). Вопрос о происхождении термина Væringi остается дискуссионным (см.: Jacobsson 1954; Schramm 1983; Петрухин 1985). Наиболее распространена точка зрения, что он связан с дисл. várar "обет, клятва" (см.: Мельникова 1994. С. 341).

Согласно "Passio Olavi", юноша-ремесленник изготовлял на Руси оружие, употребляемое варягами, а по "Древненорвежской книге проповедей" и "Легендарной саге", – он делал оружие, как норвежцы, и украшал его, как умели только одни варяги. Это известие древнескандинавских источников полностью соответствует данным археологии, поскольку материалы, обнаруженные в Ладоге, на Городище под Новгородом и в Гнездове, включают в себя, среди прочего, "находки вещей, которые могли быть изготовлены на нашей территории, но скандинавскими ремесленниками или местными мастерами, находившимися под сильным влиянием скандинавского ремесла" (Клейн, Лебедев, Назаренко 1970. С. 238). Исследователи склонны считать, что в Восточной Европе работали некоторые скандинавские ремесленники (Там же. С. 239; Давидан 1982; Носов 1990. С. 163). Обнаружение меча с подписным клеймом "Людота" позволяет говорить о производстве на территории Древней Руси мечей из дамасской стали, по преимуществу изготовлявшихся в среднем течении Рейна и на Готланде (Розанова 1991. С. 217). Как результат северного влияния рассматриваются найденные на Руси кузнечные изделия (в том числе оружие), выполненные в технологии трехслойного пакета (Розанова, Пушкина 1986). Раскопанные в Северной Руси ремесленные изделия свидетельствуют о присутствии там "немалого числа людей, для которых был близок стиль северных украшений" (Носов 1990. С. 155-163).