|
Скрыты в могильных курганах могучий Беле и Торстен,
Как повелели они: на брегах обоих залива
Высились в небо холмы – разделенные смертью две груди.
Хельге и Хальвдан отцовской страной по решенью народа
5
Править стали совместно, а Фритьоф, единый наследник,
Занял, ни с кем не делясь, спокойно Фрамнес богатый.
На три мили вокруг простирались владенья усадьбы.
С трех сторон были горы и дол, с четвертой же – море.
Холмы венчал березовый лес, а на склонах покатых
10
Рос ячмень золотой и высокая рожь колыхалась.
Множество светлых озер отражало горы и рощи,
Где выступали легко королевскою поступью лоси,
Пили из сотен ручьев, рога склоняя крутые.
В долах зеленых кругом стада паслись беззаботно;
15
Лоснилась кожа коров и подойников жаждало вымя.
Здесь и там, несметны числом, белорунные овцы
Между ними бродили – гряды облаков беловатых
В небе рассеяны так, когда повеет весною.
Дважды двенадцать коней, необузданных вихрей в оковах,
20
Сено жевали в конюшнях, стуча по настилу ногами –
В гривах алые ленты, блестящая сталь на копытах.
Зал для пиршеств отдельно из лучших сосен был срублен.
С лишком пятьсот человек (по десять дюжин на сотню)
В нем помещались просторно, собравшись праздновать Зиму.
25
Стол из крепкого дуба по длинному залу тянулся,
Вылощен, светел, как будто стальной; у почетного места
Два столба возвышались – два бога резные из вяза:
Один со взором владыки и Фрей, увенчанный солнцем.
Там на шкуре медвежьей (была она черной, как уголь,
30
Ярко-красная пасть, в серебро оправлены когти),
Торстен недавно с друзьями сидел, как радушье с весельем.
Часто старик вспоминал, когда месяц плыл сквозь туманы,
Чуждых земель чудеса и плаванья викингов смелых
В Гандвике, в море Восточном и в дальних Западных водах.
35
Пир безмолвно внимал, к устам его взором приникнув,
Словно к розе пчела; а скальду казалось, что Браге,
Сребробородый бог, с языком, письменами покрытым,
Сидя под буком ветвистым, немолчным Мимера струям
Сагу вещает свою и – сам как сага живая.
40
Пол был соломою устлан; на нем в огнище из камня
Яркое пламя пылало, а через окно дымовое
В зал свободно глядели друзья небесные – звезды.
Шлемы кругом и брони на гвоздях из кованой стали
Друг возле друга висели, и между ними сверкали
45
Молнии светлых мечей, как ночью падучие звезды.
Ярче и шлемов, и лезвий шиты, однако, сияли,
Светлы, как солнечный круг иль месяца диск серебристый.
Дева, стол обходя и роги гостям наполняя,
Очи потупив, краснела: и лик, в щите отраженный,
50
Так же краснел, как она: то бойцов на пиру веселило.
Дом богат был: повсюду найдешь, посмотрев, ты не мало
Полных амбаров, ларей, кладовых с изобильным запасом.
Много хранилось в дому богатств, добытых победой,
Золота в рунах былых, серебра искусной чеканки.
55
Но из сокровищ обильных там три ценились всех выше:
Меч был первым из трех – наследье давнее рода, –
Ангурвадель он звался – и брат сверкающих молний.
В землях далеких Востока он выкован был – по преданью, –
Карлов огнем закален; сначала Бьёрн Синезубый
60
Долго владел им, доколе с мечом не утратил и жизни,
В Грёнингасунде, на юге, сраженный Вифелем мощным.
Сын был у Вифеля – Викинг. В то время, дряхлый и слабый,
В Уллерукере жил с цветущей дочерью конунг.
Вышел однажды из чащи лесов исполин безобразный,
65
Ростом выше породы людской, и косматый и лютый,
Требовал он поединка иль – девы юной и края.
Биться никто не дерзал: не нашлось бы и стали, способной
Череп его расколоть; был он прозван – Железное Темя.
Только Викинг решился (пятнадцать зим ему было),
70
Ангурваделю веря – и силе. Ударом единым
Спас прекрасную он, разрубив ревущего тролля.
Торстен, Викинга сын, наследовал меч, и оставил
Фритьофу ныне его; озарялся зал его взмахом,
Молния блещет, казалось, иль Севера светит сиянье.
75
Златом горела меча рукоять, на клинке были руны;
Северу смысл их неведом – у солнечных врат он понятен:
Жили отцы там, доколе сюда их не вывели асы.
Тускло руны светились в годину мира, когда же
Хильдур игру начинала, их лента пылала на стали,
80
Рдея, как гребень петуший в бою: обречен был на гибель
Тот, кто в битве клинок с горящими рунами встретил.
Славен повсюду был меч, из мечей на Севере первый.
Вслед за ним из сокровищ ценнейшим было запястье;
Северной Саги Вулкан, хромой его выковал Волунд.
85
Три оно весило марки – из чистого золота было.
Небо сияло на нем и двенадцать замков Бессмертных
Образ месяцев года – для скальдов – обители солнца.
Фрея замок был виден: то солнце, когда, возродившись,
Вновь к середине зимы начинает ввысь подниматься.
90
Был там и Сёквабек, сидел в нем Один у Саги
С чашей вина золотой; та чаша – море земное
В золоте пламенном утра, а Сага – весна молодая,
Руны ее – цветы, вплетенные в свежую зелень,
Бальдер на троне сверкал, беззакатное летнее солнце,
95
Льющее с тверди небесной на землю свое изобилье,
Образ добра, ибо зло и добро – то мрак и сиянье.
Тягостно солнцу взбираться на круть, у добра же не мене
Кружится там голова, и оба, вдохнувши глубоко,
К мрачной спускаются Хель; на костре то Бальдер пылает.
100
В Глитнере – мирном чертоге – с весами в руке восседал там,
Споры решая, Форсете – судья на тинге осеннем.
Образы эти, и много других, означающих битвы
Света на своде небес и в душе людской, на запястье
Вырезал мастер искусно. Рубином дивным увенчан
105
Был его выгнутый круг, как солнцем увенчано небо.
Издавна было запястье наследьем в роду: ибо Волунд,
Хоть и по линии женской, считался отцом поколений.
В северных водах кружась, однажды сокровище выкрал
Соте-разбойник; надолго оно утрачено было.
110
Слух прошел наконец, что в курган замурованный Соте
Скрылся на бреге британском, живым, с кораблем и с богатством;
Там не нашел он покоя, – и призрак в кургане метался.
Торстен молву услыхал, на дракона он с Беле поднялся,
Пенный вал рассекая, поплыл в британское море.
115
Словно храмовый свод или двор королевский, покрытый
Щебнем и дерном зеленым, курган возвышался на бреге.
Свет сиял изнутри: бойцы сквозь щель заглянули –
Викинга там просмоленный корабль стоял – с якорями,
Вытянув реи и мачты подняв; над кормой же высоко
120
Страшный призрак сидел; он в огненный плащ облачен был.
Мрачный сидел он, клинок вытирал, запятнанный кровью,
Вытереть пятен не мог; и сокровищ награбленных груды
Сложены были вокруг; на руке же сверкало запястье.
Беле шепнул: "Войдем – и с огненным духом сразимся,
125
Против тролля нас двое…" Но Торстен ответил сердито:
"Предков обычай – один на один; я так же сражаюсь".
Долго спорили оба, кто первый судьбу испытает
В страшном деле, и шлем, наконец, свой Беле приподнял,
Два в нем жребья потряс, и при звездном мерцании Торстен
130
Снова свой жребий узрел, От удара копья отскочили
Разом замки и засовы… Коль спрашивал кто-либо после,
Что испытал он во тьме – безмолвствовал он содрогаясь.
Беле сначала услышал, как песнь заклятья звучала,
Звон раздался затем: клинки, казалось, скрестились,
135
Дикий крик наконец. Все стихло – и выбежал Торстен,
Бледен, растерян, смятен: со смертью он бился в кургане.
Все же запястье он нес. "Дорогая цена! – говорил он. –
Раз я в жизни дрожал – когда его добывал я".
Славилось всюду запястье и было на Севере первым.
140
Третьим сокровищем рода корабль Эллида считался.
Викинг (преданье гласит), из похода домой возвращаясь,
Плыл у родных берегов – и видит, на малом обломке,
Словно играя с волной, качается кто-то беспечно.
Ростом пловец был высок, благороден осанкой, и лик был
145
Светел, открыт, но изменчив, как море в солнечном блеске.
Плащ его был голубым, золотым с кораллами – пояс,
Пены белей борода и, как море, зеленые кудри.
Викинг ладью повернул, и бедного спас, и в усадьбу
Взял незнакомца с собой, и, иззябшего, там угостил он;
150
Вечером гостю постель предложил, но тот засмеялся:
"Веет ветер попутный, корабль мой не плох, как ты видел,
Сотни миль, я уверен, на нем проплыву до рассвета.
Был ты радушен со мной, благодарствуй! Хотел я о госте
Память оставить тебе, но мои сокровища в море;
155
Может быть, все же на бреге найдешь ты завтра подарок".
Утром Викинг у моря стоял, – и вот по заливу,
Словно орел за добычей, дракон несется крылатый.
Нет пловцов на борту, не виден и кормчий, однако
Руль извилистый путь находит средь шхер и утесов:
160
Дух в нем, казалось, живет. Корабль приблизился к брегу,
Сами свились паруса, и, ничьей не тронут рукою,
Якорь, в глубь опустившись, во дно залива вонзился.
Викинг безмолвно глядел, а волны пели играя:
"Эгира ты приютил – тебе он дарит дракона".
165
Был королевским подарок: дубовые гнутые доски
Не были сомкнуты лишь, но срослись неразрывно друг с другом.
Выше дракона морского казался корабль; поднимал он
Голову к небу, и золотом пасть пламенела червонным.
Синим и желтым пестрело широкое чрево, могучий
170
Хвост свивался кольцом, серебром чешуи отливая,
Черные были крыла с каймою алой; раскрыв их,
Вровень он с бурей летел орел – позади оставался.
Если с оружьем бойцы наполняли корабль, казалось,
Конунга замок морской иль крепость плавучая мчится.
175
Славился всюду корабль, и был он на Севере первым.
Эти и много иных унаследовал Фритьоф сокровищ.
В Северном крае едва ль нашелся б наследник богаче,
Если не конунга сын, ибо мощь королей несравненна.
Не был он конунга сыном, но духом был конунгу равен,
180
Кроток, приветлив, открыт – и быстро росла его слава.
Верных двенадцать бойцов имел он, князей по отваге,
С грудью стальною, в рубцах, отца товарищей давних.
Самым последним сидел, как роза средь листьев увядших,
Юноша, Фритьофа сверстник, и звали воина Бьёрном:
185
Весел, как отрок, надежен, как муж, и как старец, разумен.
С Фритьофом юноша вырос и был его названным братом.
Кровь смешав, поклялись делить они радость и горе,
Смертью за смерть отомстить: таков обычай норманнов.
Средь бойцов и гостей, к погребальному пиву пришедших,
190
Фритьоф, печальный хозяин, в слезах сидел молчаливо,
Чтил он память отца по обычаю предков и слушал
Скальдов хвалебную песнь, гремящую драпу; затем же
Занял отца он скамью, а ныне свою – между Фреем
Светлым и Одином мудрым: то место Тора в Валхалле.
|
