|
Он скитался кругом по пустынным морям, –
вольный сокол не знает застав, –
И бойцам на борту он законы писал –
хочешь викинга слышать устав?
Жить не должно в шатрах, спать не должно в дому:
за дверьми лишь врагов мы найдем.
Викинг спит на щите, и в руке его – меч,
небо синее служит шатром.
Молот Тора могуч – рукоять коротка,
и лишь в локоть у Фрея клинок;
Меч не нужен длинней; есть отвага в груди,
от врага ты не будешь далек.
Если шторм налетит, паруса поднимай,
веселись над кипящей волной;
Пусть играет гроза: парус спустит лишь трус, –
лучше гибель в пучине морской.
Дева радость дает, но на борт не веди;
даже Фрея обманет любя.
Ямки девичьих щек всех опаснее рвов;
локон вьющийся – сеть для тебя.
Пьет Вальфадер вино, сладок хмель и тебе –
но не будь безрассудно ты пьян:
Упадешь на земле, тотчас встанешь, а здесь –
упадешь к усыпляющей Ран.
Проплывет ли купец, охрани его путь,
взять со слабого дани не жаль.
Ты король на волнах, он же прибыли раб,
стоит золота верная сталь.
На настиле товар жеребьевкой дели,
не завидуй в судьбе никому.
Сам же конунг морской не бросает костей:
честь победы на долю ему.
Горячо под щитом, когда с викингом в бой
мы сцепляемся, к краю наш край.
Коль отступишь на шаг, уходи навсегда,
вот закон, а затем выбирай!
Кровь не лей победив: кто, утратя клинок,
молит мира, не враг он тебе.
Дочь Валхаллы мольба, и презренен боец,
не внимающий робкой мольбе.
Раны викингу честь, украшенье бойцу,
коль на гордом челе иль груди:
Пусть течет из них кровь, если хочешь быть наш –
через сутки повязку клади.
Так чертил он закон, и росла с каждым днем
его слава в далеком краю;
На волнах голубых ему равного нет,
и дружина ликует в бою.
Но он мрачно сидел одинок у руля
и смотрел на играющий вал:
"Мир, быть может, живет в голубой глубине,
на волнах я его не встречал.
Если Беле разгневан, пусть меч он возьмет
и, суровый, меня поразит.
Но он с неба мне думы тяжелые шлет,
неустанно мне душу томит".
Но орлом отдохнувшим взлетает могуч
его дух, когда близится бой.
С просветлевшим челом, как сверкающий Тор,
он дружину ведет за собой.
Так он плыл по могиле из пенистых волн
от победы к победам иным
И до южного моря, до греческих шхер –
он доплыл, среди волн невредим.
И когда он увидел кругом острова,
зелень рощ и разрушенный храм,
Что он думал, понятно, о вы, кто любил,
только Фрее, и скальду, и вам!
"Здесь мы жили бы с ней; по рассказам отца
южных рощ мне знакома страна.
К этим шхерам, сюда, я любимую звал,
не покинула Север она.
Память прошлого скрыта меж белых колонн,
мир и радость в долинах живут,
И как шепот влюбленных журчанье ручьев,
песню брачную птицы поют.
Где жестокая ныне? Забыла ль меня
для увядших седин короля?
Я забыть не могу. Чтоб увидеть ее,
жизнь ненужную отдал бы я.
Я три года не видел родимой страны,
королевского зала бойцов.
В небо высятся ль скалы по-прежнему там,
сеть ли зелень в долине отцов?
И жива ль еще липа, что я посадил
на холм, где отец мой лежит?
Дай ей соков, земля, дай ей, небо, росы!
Ныне нежную кто охранит?
Что же медлю я доле на чуждых волнах,
дань беру, убиваю людей?
Жалкий золота блеск презирает мой дух,
а славы нет равной моей.
Флаг на мачте на Север назад устремлен,
там любимую вижу страну;
Я по воле небесных ветров поплыву,
я на Север мой руль поверну".
|
